Хозяйка логова

Я подняла с подоконника письмо и продолжила читать прыгающие строчки, выведенные явно дрожащей рукой.

'Ты дрянь осчастливила меня... МЕНЯ клятвой 'ожидания', — хм, интересное название для добрачного соития, считающегося у тарийцев греху подобным. Горько скривилась. Да уж... это они со своими трепетные лани, с чужеземками же особо не заморачиваются, раздают клятвы 'ожидания' направо и налево, не обращая внимания на согласие партнерш. Последующие претензии старшего Дори к бывшей возлюбленной я просмотрела вскользь, отметив, что бедный Талл, даже злясь и негодуя, умудряется ее жалеть.

'А теперь ты заключила брак не угодный Адо... — здесь было другое слово, но потеряшка его зачеркнул, а потом прямо таки заштриховал, — по сути второй. Непогрешимая простота, ты опять забыла законы?' — Усмешка, горькая и язвительная в своей мягкости, такая знакомая. Я даже голос услышала Инваго, словно бы это его слова, правда без горечи, но с издевкой.

' Идиотка. Безголовая моя... нет, — еще одно перечеркнутое слово и размытое не то дождем, не то слезой, — не моя. Уже... не моя. И не невеста. Я вычеркиваю тебя из своего будущего и себя из твоей жизни. Больше мы не встретимся. Предательство не искупить слезами, не загладить. Ни кровью, ни золотом, ни обещанием помнить о прошлой любви. Его вырывают вместе с сердцем не способным более биться...' А вместо имени короткое 'Прощай'.

— Странное послание. Словно бы он обещал не вернуться. Самоубийца? — спросила сама у себя и сложила листок. — Да ну... нет, не может быть. Нормальный же парень был, вменяемый. Или... Неужели смерть лучшего друга, вынужденное убийство командира Гаррата и предательство возлюбленной и стало тем толчком к отчаянному шагу? — подумала еще немного и помотала головой. — Нет. Не может этого быть! К тому же письмо было отправлено с заставы, а значит...

Раскрыла сложенный на несколько секунд листок и обомлела.

'Нежная моя Торика, — гласило оно, — каждое твое письмо, словно луч света озаряет мои дни на горных склонах проклятой Вдовии'

— Ух, так я ему писала? Какая потрясающая новость... интересно, а мои письма целы?

'С трудом, но мы прошли сквозь лес усыпанный костьми и уцелели. Я вспомнил это место. С ним связано много тайн и одна легенда. Предание, передающееся от одного наследника рода другому, детская сказка на миг ставшая реальностью. Не поверишь, но выше него всего в каких-то двух километрах находится валун с цепями, огромные звенья порваны и давно проржавели. Были ли это оковы или старый подвесной мост уже и не разберешь'. Далее шло размеренное повествование о горах и том, как резво мужики по ним поднимаются.

Смерть отступила.

— Ага, как же! — тихо усмехнулась и покачала головой. Талл к этому моменту либо потерялся, либо окончательно помешался под воздействием предательства Софьи. Одно из двух. И оба варианта никудышные.

А письмо все-таки оказалось последним и в той и в этой подменной переписке. В нем наследник рода Дори убедительно просил меня не грустить, не отчаиваться, заняться каким-нибудь прибыльным и общественно полезным делом и ждать его, Таллика, сидя у камина в гостинице, о которой я долгие годы мечтала. Незамедлительно конверт потяжелел, в нем появилась дарственная на участок земли в пределах нашей заставы с пометкой 'Последнее строение' по улице Клин. Тонкий намек на мое 'Логово' с адресом ул. Клин д. 140-11 почти над обрывом, зато ближе всего к тропе из Заснеженного. Вот гад! Присвоил мою идею и повторно права рода на имущество узаконил. Тариец, одним словом, и то ругательным.

'Командование связалось с нами и отдало приказ, завершить переписку с родными. Воины уцелевшие в горах Вдовии отныне считаются без вести пропавшими или погибшими в бою. Детали не раскрываются. Не верь похоронкам. Я жив. Я вернусь. Люблю'. И подпись 'Твой Талл'.

Я осмотрела дарственную и письмо, в очередной раз убеждаясь, что хранитель рода работает чисто. Ни капли крови, ни нервного загиба, ни кривой строки. Красивый ровный почерк, ясные мысли простыми словами и море нежности в обращении к адресату, то бишь ко мне, бережно хранившей письмо. Приятно чуть-чуть, но по большему счету тоскливо. Что же на самом деле произошло? Старший Дори к перевалу дошел или все-таки потерялся. В задумчивости посмотрела на конверт, вновь зацепилась взглядом за печать и улыбнулась, только сейчас заметив под ней маленький крестик. С грустью провела по нему пальчиком, вздохнула и с удивлением проследила за тем, как он стерся!

— Что за?.. — провела по печати еще раз, а крестик не вернулся. Но ведь был!

— Тора, — послышалось снизу в то же мгновение. — Спускайся ужинать!

Девчата и Тим болтали без умолка, тихо перешучивались меж собой и выразительно смотрели на хмурого начальника почтового отделения. Господин Тикелл был тих, Тороп грозен. Знать не знаю, чего бывший вояка надумать успел, но на его тяжелый взгляд ответила улыбкой и похвалой:

— Мясо с дымком пальчики оближешь! Мастерство твоего копчения выше всех похвал.

— Спасибо.

— Да-да... — рассеяно поддержал меня Орвис и чуть не подавился от улыбки, которую ему Тороп послал.

— Я рад. Знаешь ли, в войну практики у меня было мыслимо немыслимо... на тарийцах.

Девчата так и замерли, услышав его, один лишь Тимка развеселился:

— Что, правда?

— Правда-правда, — подтвердил вояка, не отвлекаясь от начальника почтового отделения. — Чтобы защитить дорогих тебе людей и не на такое пойдешь... — это была угроза неприкрытая и явно из-за меня. Отец мой названный все еще помнит, как меня приняли на заставе, оттого и защищает так рьяно.

— Через войну многие прошли. Не ты один в жерновах ее побывал. Не только тебя тарийцы в плен забрали...

Тороп прищурился, подался вперед, а я уже зная, что последует за этой мнимой тишиной, скоро отдала приказ помощницам и Тиму выйти вон.

— Вы вроде как поели, ступайте за сладким и нам потом принесите. — А когда они скрылись за дверьми кухни, глухо спросила: — В чем дело?

— Ни в чем, — пожал плечами Тикелл, — сам не пойму, отчего он взвился.

— Не понимаешь?! — вояка вскочил, и я за ним, за руку ухватила. — Тороп?

— Тора, сядь и не вмешивайся! — я вцепилась сильнее, помотала головой.

— Не надо.

— Чего не надо? Надо! На тебя облава началась, ищут, а мы ни сном, ни духом... Этот вот, в курсе был, — кивок на Орвиса, — слал в ответ голубок. Но тебе сказать не пожелал!

— Зима, — ответил невпопад начальник почтового отделения. Отодвинул пустую тарелку, чтобы сцепив руки перед собой, произнести: — Во Вдовии зима снежная, лютая. В такую никто на заставу не придет. Сам знаешь.

— А письма?! — сжимая в руке нож, полюбопытствовал мой защитник.

— Письма шлют, — согласился Тикелл, тихо и размеренно проговаривая каждое слово, — но не мне, а нашему главному, его помощнику и стражам правопорядка, если те, у нас, конечно, есть. — Хмыкнул он, намекая, что хоть застава и отдана на откуп, тарийцам здесь претит селиться. — Предлагают задержать сбежавшую жену лорда Уроса, но...

— Что? — я повисла на руке Торопа, отчаянно надеясь, что ослышалась и это не меня ищут, не меня просят в камеру посадить.

— Но... — загадочная пауза и чуть более живая речь, — во-первых, жадные они больно, вперед не платят, зато требуют ЭлЛорвил содержать в хороших условиях. — Чтоб шкурку не попортила, припомнила я слова бывшего муженька и вздрогнула. — А во-вторых, — продолжил Тикелл, на этот раз выделяя каждое слово: — какая из тебя супруга этому Уросу? Ты ж за Дори пятый год подряд!

— Чтоб тебя! — не сдержалась я от возгласа и закрыла рот рукой.

— Вот-вот, я тоже так поначалу подумал, еще у Ясмина допытывался: правда или нет, — усмехнулся Орвис, блестя глазами, — затем смекнул, скажи ты раньше, что замужем за Дори мы б всей заставой линчевали тебя.

— Не дотянулись бы, — прошипел Тороп.

— Тихо, не стоит ворошить, — попросила я нашего вояку и забрала у него нож. Отложила холодное оружие куда подальше и спросила то, что лишь сейчас открылось: — А ныне, неужели обойдемся без гонений? Как ни как пять лет я за тарийцем.

— И сейчас не дотянутся! — голос отца моего названного все еще звенел в столовой, а начальник почтового отделения уже вовсю ухмылялся.

— Конечно, нет! Вся застава под патронажем рода Дори. И все требования на счет Вол... Торы, наш главный мне отдает, а я уже отсылаю туда... — и мах рукой за спину, — в столицу Тарии.

— И что же, никто не ослушался?

— Никто, — уверенно заявил Тикелл. — А кому охота худой мир на бойню менять? Мы, как сторона проигравшая, еще легко отделались, откуп золотом, не головой. Да и род защищает от мародеров и бунтарей по мере своих возможностей, а откуда такая благость я теперь знаю. — Взгляд на меня и задумчивое: — Осталось выведать, как о письмах стало известно... — он не договорил, а Тороп уже огрызнулся.

— Не твое дело!

— Стоп! — я едва успела забрать и вилку от нашего вояки, посмотрела с укоризной. — Все нерешенные меж вами вопросы обговаривайте за пределами 'Логова' хоть на кулаках, хоть на ножах, хоть снежками... А сейчас у меня есть пара вопросов к вам, Орвис. — Тороп раздраженно отошел к окну, там и замер, сложив руки на груди и взглядом буравя нежданного гостя. А я подала знак, выглянувшей из кухни Асе, попросила принести чай и сдобу и, только получив заказ, произнесла: — Письма вы вряд ли читали...

— Не читал, но открывал и метил. Кое-что на глаза попадалось.

— Метили? — Кивнул. — Как метили?

— Раньше снаружи, а теперь внутри...

— Под печатью?

— Да, — он перестал греть ладони о чашку, настороженно поднял на меня глаза. — Почему интересуешься?

Не ответила, спросила:

— Что значит крестик? Маленький крестик под печатью.

— А... — начал он вопрос, но осекся под тяжелым взглядом моего защитника. — Это значит, что отсылал его не сам владелец письма.

— И как вы об этом узнавали?

— Задаешь какой-нибудь насущный вопрос об адресате, письме или отправителе и в глаза смотришь, определяешь.

— Но зачем такое метить?

— Чтобы путаницы не было, — неожиданно холодным тоном ответил Тикелл. — Чуб никакая мразь, получив письма погибшего, не пыталась из его семьи все деньги вытрясти. — И как-то сразу вспомнились его ругань на снегу: 'Да чтоб я еще раз... хоть за кого-то поручился!'

Стало холодно и зябко, а начальник почтового отделения, словно бы груз с себя сняв, допил чай, доел сдобу и поднялся.

— Спасибо, Тора, — посмотрел на Торопа, замялся.

— Подвезу, — холодно ответил вояка.

Через пять минут мужчины уехали, а с ними и неугомонный Тимка. Девчата ушли в мастерскую вышивать, а я осталась тет-а-тет со своими мыслями и горьким осадком на душе. Предчувствие неприятностей оказалось вполне обоснованным и оттого еще более устрашающим. Нужно было ранее на него внимание обратить, прислушаться... Сердце кольнуло, а руки сжались в кулаки. Урод Урос меня найдет, уж если прознал, что жива, и в храм с избранником подалась, из-под земли выудит и душу вытрясет. От воспоминаний передернуло всю, замутило. И успокаивает лишь одна мысль до весны гостей ожидать не стоит, а после. После я узнаю, какова цена слова Дори и сколь сильна защита его рода.

Надо же всей заставой управляют, а я ни сном ни духом. Зато теперь понятно, где пропадали Асд и Гилт, пока гостили в 'Логове', порядки наводили и кого надо предупреждали о возможных поползновениях на мою персону. И не прогадали. Я поднялась к себе достала письмо от Таллика и вдумчиво перечитала его, восстанавливая прошлые строчки перед внутренним взглядом. В той настоящей реальности, без меня и пятилетнего брака, он все-таки пропал, письмо отправил кто-то из друзей... Нет, единственный друг погиб раньше, а так как хоронил его только старший Дори, других товарищей в отряде не было или к тому моменту уже не осталось. Значит, командир их отряда отправил. Хотя, тоже не верно, Асд Гаррат к этому моменту тоже был мертв. Выходит, кто-то из отряда посчитал необходимым отправить весточку неверной... И возникает вопрос, я получаю те письма, что к девушке дошли, или же те, что малодушно были не вскрытыми переданы семье Таллика, доверенному лицу или хранителю, кто знает, на кого он похож. Но почему-то я была уверена, что первой увидела письма и настоящей реальности, первой и последней. Теперь он стали своеобразным доказательством того, что Таллик Дори был со мною знаком, писал нежные письма и называл своей. И жаль спросить не у кого о потеряшке. Асд и Гилт промолчат, Суо здесь не появляется, остается Инваго, а его я видеть не хочу, но кто сказал, что не буду.

Наглый тариец явился ночью, без стука и прямиком в мою ванную.

— Тора?! — только что выбравшаяся из воды и потянувшаяся за полотенцем, я чуть не поскользнулась на мокром полу, помянув всех святых разом.

— Чтоб тебя!

Дверь ванную открылась, послышались шаги. А я все еще скольжу, мне не до ответа. Устоять бы, да вряд ли получится.

— То...

— Что?! — я таки успела прикрыться полотенцем, когда тариец отодвинул шторку и воззрился на ванную с пенной водой. Посмотрел на нее, затем на окно, дверь сзади себя и только после этого увидел меня в углу под раковиной. Знатное место, раньше тут Алиссия сидела, а теперь вот я соскользнула, больно ударив локоть и бедро.

— Вот ты где... Тебе там не холодно? — От страха я все же икнула раз, а затем еще раз. А этот идиот стоит, любуется на творение рук своих, то бишь, меня в одном лишь полотенце, мокрую и вздрагивающую. И улыбается. — Все-таки холодно, — заключил он.

— Йик! Сволочь... — придерживая полотенце, потянулась за чем-нибудь тяжелым. Жаль под руку попадалась только мелочевка, ничего существенного. И деверь "ненаглядный" легко увернулся от мочалки и от мыла, на подлете перехватил баночку с солью и даже глазом не моргнул, когда над его одним его ухом пролетели ножницы, а над другим щипцы для завивки. Легко увернулся, тварь такая.

— Нет, так нет. — Собрал все разбросанное, водрузил на полку с полотенцами и удалился со словами: — Вытирайся и выходи, нужно переговорить.

И только я решилась встать, так он вернулся застыл у двери:

— Я вот что хотел спросить, тебе помощь ну...

— Чтоб тебя! — только что отнятое от груди полотенце мокрой тряпкой полетело в наглеца и закрыло его морду, потушив игривый блеск в глазах и заглушив последнее слово. — Марш из моей... Йик! Комнаты и не... Йик! Возвращайся!

— Да я просто... — Нелюдь тарийский оправдания не договорил, но от полетевшего в него куска пемзы увернулся, прошипел сердито: — Ладно. — И уже, выходя, глухо пробубнил: — Все равно все самое интересное видел.

Урод!

Аккуратно закрыл дверь в ванную, а затем и в мои покои и тихо пошел к лестнице, начал спускаться. И все это медленно, размеренно. Дождалась, пока скрипнет предпоследняя ступенька и, прихрамывая на правую ногу и потирая ушибленный локоть, вышла из ванной. Дверь закрыла сразу, привычка от первого брака, выудила метательные иглы из-под одеяла и, только успокоившись, оделась. Охотничьи штаны, рубашка, жилет, пояс с ножнами и иглами в потайном кармашке. Волосы скрутила в тугой жгут, обулась в тонкие ботинки на шнуровке. Пока собиралась, руки все еще дрожали, но с пуговицами справиться могли, а вот икота не проходила, но стоило открыть двери и...