Хозяйка логова

Хозяйка логова

1.

Дом спал погруженный в темноту, в камине столовой завывал ветер, и в такт его гневному гласу дружно вздрагивали ставни, лестница, и я. Побег из родного детища под стройный храп чужеземных воинов, быть может, до глупого безнадежен, но я верю в удачу и тихо крадусь. Вначале в столовую, чтобы оттуда через маленькую кладовочку сбежать на внутренний двор, перемахнуть через заборчик и, если судьбе будет угодно, без промедления оседлать лошадь и ускакать. К заросшему оврагу, туда, где меня ждет еще двое беглецов, беженцев.

Так уж повелось: сторона, проигравшая в войне, отдает свое добро победившей, и хоть были мы сбоку припеку и никому даром не сдались, нашей заставой как добром распорядились. И мое 'Логово' — постоялый двор вместе с харчевней отошло чужаку. Вот только ни я, ни люди мои к нему как ранее не прилагались, так и теперь не будут. Потому и бежим от родных стен под покровом ночи. Ну, кто бежит, а кто попутно инспектирует работу помощниц, и ладно бы специально старалась, так нет же исподволь! Мой взгляд по привычке ловит все недочеты: не заштопанные со вчерашнего вечера ковры, не заделанный скол на второй ступеньке, толстый слой пыли под лавкой, паучок расставивший сеть между столбиками перил...

Он-то тут откуда? Ведь еще три дня назад приказала его вынести!

Сама чуть не начала искать банку, чтобы снять поселенца и на улицу спровадить, да вовремя остановилась. Что мне делать нечего? Я же отсюда бегу, пока действие снотворного владычествует над воинами! Эх, надо бы забыть о том, что еще час назад была здесь хозяйкой. Но что, как не личные правила, делает нас людьми? Смахнув восьмилапого умельца на... на не чищенные плиты столовой, я юркнула под защиту занавеси в нишу кладовочки, попутно головой сорвав клок паутины с потолка и наступив на кучку наметенного мусора. Руки со злобы сжались в кулаки.

Ладно, я тетеря, перепуганная резни боявшаяся в эти дни ни есть, ни спать не могла и мало что замечала, но Тороп то бывший вояка с холодным сердцем и тяжелой рукой, куда смотрел? Неужели не видел, что вокруг твориться?

Сорвав, оставшиеся клочки паутины с притолоки, помянула помощницу недобрым словом.

Ох, ты ж Гайна ленивая бестолочь! Мало того, что хозяйку с потрохами захватчикам сдать вздумала, так еще и расчет взяла на неделю вперед за 'проделанную' работу. Дура пустоголовая! Ну, погоди мерзавка, судьба за меня тебе еще воздаст.

Подумав так, я открыла потайную дверку, подняла поклажу, спущенную сюда с вечера, и по коридору задних проходов вышла во двор. Заборчик перемахнуть труда не составило, как и в конюшню войти незамеченной. Но стоило оседлать мою пегую Мартину и укрепить на ней сумку, как близ стойла появилась тень.

— Куда собралась хозяйка?

Тихий голос старого Сато Суо резанул по ушам не хуже стали по стеклу.

— На прогулку, — постаралась выговорить так, чтобы голос дрожал меньше, чем руки. Калека подошел ближе, сгорбленный и сухой как ветка, прищурил глаз и посмотрел на меня с улыбкой, напоминающей волчий оскал.

— С поклажей? — Слуга 'доблестного' Инваго Дори, коему отдали в управу 'Логово', внимательно осмотрел меня с ног до головы, подмечая мужской охотничий костюм и плащ, подбитый барсучьей шкурой, сапоги на толстой подошве, ремень с иглами и нож, который я накрыла рукой.

Уверенность в том, что он попытается заступить мне дорогу или вырвать поводья с каждой секундой росла, но Суо лишь повторил, требуя ответа:

— С поклажей? — и голос его был тих и спокоен, а взгляд единственного глаза настолько чист, что я не посмела ни огрызнуться на него, ни прогнать.

— Так холодно. И в лес я надолго. Птицы набить. — Один предлог был хуже другого, но меня уже было не остановить. — Они как раз токуют. За ельником на поляне.

— Тетерева? Ночью? В декабре? — брови слуги медленно поползли вверх.

— Самое то! — быстро впрыгнула в седло и, сдавив пятками бока лошади, сдвинула Мартину с места, направляя ее к выходу. — К утру ворочусь, глазом моргнуть не успеете.

Глупая шутка, но слов обратно не вернешь, а сердце заходится в бешенном темпе, от предчувствия беды. Уеду, уеду, уеду! Я уеду и меня ему не остановить. Шаг, еще шаг...

— Не дури, — полетело мне в спину.

— Не буду, — пообещала я, не оборачиваясь. Капюшон на голову накинула, морозный воздух вдохнула и закашлялась, услышав:

— Старик твой не ушел мальчишка тоже. Неужели оставишь на расправу их?

Тороп и Тимка все еще здесь?

— Ты врешь, — я обернулась. Суо не ответил, и поглаживая грубо обтесанные доски стойла как бы между прочим продолжил гнуть свое:

— Сама посуди. Отряд моего господина только что вернулся с войны, грязи насмотрелись, крови напились и по нежной любви соскучились ...

— Их здесь нет, — прошептала уже для себя, но в голову уже закралась душераздирающая мысль. Остались... и не ушли.

— Дед может и стар, а вот мальчишка...

Я зажмурилась, сглотнула, а старый калека напутствовал:

— Ты езжай-езжай, а я пойду...

Не дослушала, пришпорила Мартину, и та сорвалась с места, словно бы только этой команды и ждала.

Ветер, завывая, пригоршнями бросал в лицо ледяную крошку, трепал волосы и капюшон, рвал на части душу, и лес, словно бы останавливая, ветками цеплял мой плащ, тянул назад и выстраивал на пути снежные барханы.

'Тора! — звучало в ушах жалобно и обвинительно, — Тора... вернись!'

Задыхающаяся со слезами на глазах я остановила лошадь, оказавшись в поле, белое полотно тут и там прорывали сгорбленные стебли колосьев, погибших в раннем морозе и оттого не убранных. Я летела вечность, а оказалась всего-то в семи милях от Логова. Захотелось броситься в снег и разрыдаться. Снедают сомнения и в сердце пробирается ужас. А вдруг они не успели уйти? Вдруг их кровати пусты, потому что Торопа и Тимку в подвале закрыли? Вдруг уздечек и седел не хватает, потому что лошади оседланными снаружи стоят. Видела ли я, убегая, их следы? Нет, не видела. И в то же время я и лошадиного ржания не слышала, а значит права. Они ушли.

Но вдруг Суо не врал, что тогда? Тогда... Я сделаю все, чтобы их отпустили, и посулить смогу все, но вряд ли послушают истосковавшиеся по нежной женской любви. Оставят бесправной заложницей долга вот только не у одного... муженька, а у двенадцати. К горлу подступила тошнота, но стоило на мое место поставить Тимку, меня от отвращения вывернуло. Ни за что никогда не оставлю и даже мысли себе не позволю такой! И уж лучше я время потеряю, но вернусь и проверю слова старика, чем буду мучиться неизвестностью до самого оврага.

Я круто развернула Мартину и пришпорила ее в попытке успеть до того, как действие пойла развеется. И разом изменилось все, ветер подул в спину, плащом укутывая, лес смилостивился и расступился, пряча колючие ветки.

'Тора! — зазвучало в голове удивленно и радостно, а затем с отчаянием горько. — Тора?'

Эх, будь я менее напугана и разгневана, поняла бы, что зовет меня реальный человек, а не выдуманный голос.

Казалось, на возвращение я потратила от силы минуты три. Влетела во двор и, спрыгнув с лошади, помчалась проверять конюшню. Стойла все так же были пусты, крючки для седел и упряжи так же, но знакомое ржание раздалось за стеной и сердце мое остановилось. На негнущихся ногах я покинула теплые стены денника, завернула за угол и с немой оторопью посмотрела в сторону харчевни. Там под окнами столовой переминались стреноженные скакуны: один с белым пятном на боку, второй с заплетенной в косу гривой. Конь Тимки тревожно похрапывает и бьет копытом, а верный спутник Торопа стоит, понурив голову. Они оседланы, нагружены сумками и без седоков...

Суо не врал.

Я упала на колени, минуту, а может и две сидела неподвижно и старалась сглотнуть подступивший к горлу ком, вернуть дыхание и успокоить сердце. Не получилось. Зачерпнула снега в ладони, окунула в него лицо. Вдох, медленный выдох со всхлипом, встаю. В голове бьется мысль, если Тороп с концентрацией дурмана в вине не напутал, то у меня еще есть на их спасение десять, а то и целых пятнадцать минут. Но видимо не судьба нам бежать сегодня, стоило мне сунуться в заднюю дверь харчевни, как она закрылась на засов, отрезая мне путь, и тяжелые руки опустились на вмиг напрягшиеся плечи.

— Вернулась...

Я узнала его и вздрогнула, с трудом соображая, с какого бока на поясе висит нож, а где разместились иглы. Хотя к чему оружие, если от этого умельца мне не вырваться. Силы не равны, и будь я хоть трижды отчаянной, но не пойду против тарийца. Так уж повезло мне со слухом, запоминаю все и вся по характерным тональностям голоса. И сейчас ощущая, как руки потомственного убийцы медленно ползут с моих плеч, на талию и разоружают боевой комплект, я негодовала. Ну почему? Почему, меня не встретил Асд или Гилт бывший телохранитель горного князя? Почему мне навстречу вышел сам Инваго Дори? Чтоб его...!

Оставшись без плаща и пояса, я попыталась вырваться из 'объятий' гостеприимного хозяина, но он не дал мне отойти, встряхнул как куклу, пригрозил:

— Не делай глупостей, Тора. Погуляла и хватит. Теперь иди...

— Куда?

— Завтрак готовить, — с усмешкой ответили мне и подтолкнули в сторону кухни. — И что-нибудь сытное. А то из-за твоего вина мало что остается в желудках, — послышалось уже из столовой.

Из-за нахального тона тарийца, да и странности его действий, я на кухню вошла, зажгла огонь по привычке и, лишь взявшись за сковороду, остановилась. Что я делаю?! Он может, не убил меня и не избил, под одежду не полез, и удовлетворять себя не заставил, но и моих людей не отпустил. Так какого... я буду сейчас готовить?

Схватив несколько малых ножей и самый большой тесак, я вошла в столовую вслед за Инваго.

— Дори! — позвала, не разжимая зубов.

— Что, уже готово? Или уже и съедено? Что-то не чувствую запаха, — устало усмехнулся, раскинувшийся в кресле, 'весельчак' и его поддержали кривыми улыбками все те, кто должен был спать. Бледные с осунувшимися лицами они смотрели на меня мутными злыми глазами, но не спешили трогать. Насколько человек сидели на полу, несколько на скамье, и только двое лежали на столах и возле них крутился Сато Суо. Старый бесчестный урод!

Я зло прищурилась и удобнее перехватила тесак. Если нового хозяина 'Логова' я убить не смогу, то этому подонку точно отрублю голову. Гусям рубила и ему отрублю.

— Тора, иди готовь. Не трать время ни мое, ни свое. — Дори скосил глаза на мои руки, хмыкнул и с намеком произнес: — А если мясо нужно нарубить, попроси Асда. Он тебе не откажет.

Названный в мгновение ока оказался за моей спиной, протянул руку за инструментом.

— Отставить! — рыкнула так, что вымуштрованный командиром воин стал по струнке и только через три секунды опомнился. Но ничего сделать не успел, я уже метнула нож, и он плавно вошел в сидение кресла промеж ног главного вояки.

— А ты... — второй нож вошел в подлокотник, — немедленно отпусти, — третий выбил бутылку из руки тарийца, вонзился в стену, — Торопа и Тимку!

— Иначе что? — Он дал знак, и моя шея, а также правая рука оказались крепко сжаты.

Не знаю, откуда силы взялись, но я сделала шаг в сторону, соединила руки и двинула локтем назад. Удар получился, как о стену, болезненный, зато удачный. Меня угораздило задеть незажившую рану Асда, он ослабил хватку и согнулся, а я, получив свободу, занесла над ним тесак.

— Иначе вот что!

Я не успела досказать угрозу, тесак не успел пересечь и четверти пути, как волна плотного серого тумана прокатилась через пространство столовой и ударившись о стену, уплотнилась. Все замерло, время, воины, сердце... Мое сердце сжалось от ужаса, потому что я знала, что это за туман, знала кто способен его призвать и холодела от мысли, что под крышей моей харчевни оказался маг. Проклятый искусник мрака, способный щелчком пальцев умертвить деревню, наслать мор на крупный город и выжечь лес. Бесчеловечный, беспринципный...и обессилевший, лежит сейчас где-то на полу, еле-еле ворочает сухим языком, просит воды, и никто не подаст. Ведь все те воины, что были здесь, пусть и темные личности, но вряд ли смогут противостоять туману забвения, застыли, как и я. Ничего не видят, ничего не слышат и с места сдвинуться не в силах.

— Дура! — рявкнули у самого моего уха и выдрали из одеревеневших пальцев тесак. Увесистый шлепок пониже спины и очередное оскорбление от командира отряда последовали незамедлительно: — Чуть не разорвал на куски, идиотку... Мозгов хватило на раненного оборотня напасть! Дура, как есть дура...

Дори? Да как так? Он же человек!

Я не поверила своим ушам, но это действительно был он. Говорил легко, двигался свободно и не чурался моей неподвижности, немоты и слепоты. Подарил еще один шлепок и пару тройку нелестных определений, а уже затем уставшим голосом похвалил расторопность старика Суо и спросил у Гилта, как себя чувствует Асд. Его вопроса я толком не расслышала потому что в голове звенело: 'Маг и оборотень! Сильный маг и раненный оборотень в моей харчевне'. Провалиться мне на этом самом месте, в 'Логово' забрели нелюди. Маг, оборотень и...

— Живой, — ответил бывший телохранитель горного князя и посетовал: — Вязать не сстал. Ему и бесс того доссталось. — Не держи меня туман, я бы с воплем осела на пол. Вампир! — Ссато, сспассибо, что прикрыл, я бы не усспел... — поблагодарил кровопийца старика и тот закашлялся, как и полагается магу.

— Сам не ожидал... и от себя, и от нее.

От меня?

— Да, с виду тихая зар-р-раза. — это уже двуликий голос подал.

— В тихом омуте... — Дори наконец-то от меня отступил, с сыновней заботой предложил воды обессилевшему старику.

— Воды я и сам возьму, — ответил Сато Суо. — А ты лучше хозяйке тесак верни и уступи Асду место. Сил на долгое заклинание не было, туман вот-вот опадет.

Картина мира не просто пошатнулась, она тотчас поменялась! Старый хрыч — маг проклятый. Асд — волчара облезлый, Гилт — клыкастый кровосос. А Дори... Кто в таком случае он? Что за тварь?

— Держи прелестница, — в мои пальцы вернулся тесак, теплое дыхание коснулось щеки. — И больше не глупи.

А дальше щелчок пальцев мага, тихий рык, вернувшегося на место оборотня и звонкое 'Бум-дзынь!' от тесака, упавшего вместе с туманом. Не знаю, что хотел разыграть этот квартет, участия в их действе я не приняла. Как ошалелая начала отступать к двери подальше от людей с вытянувшимися лицами, от мага и нелюдей с округлившимися глазами и от холодного прищура Дори, что не отпускал меня.

— Так ты хотела, чтобы я освободил Торопа и Тимку? — спросил новый хозяин 'Логова', возвращаясь к прерванному диалогу со мной.

— А разве мы их закрывали? — потирая ушибленную грудь, спросил Асд и его слова поддержал вампир:

— Еще вечером пинком под зад и спровадили на вольные хлеба.

Я скосила взгляд на Суо, и он, не отрываясь от кувшина с водой, ответил:

— Не сердись. Мне надлежало вернуть тебя, потому как с господином ты не говорила.

С господином, ага, как же! Маг в услужении, где это видано? Мысленно пожелала ему подавиться и быстро преодолела оставшееся расстояние до двери, нащупала и схватилась за ручку.

— Так, что там с завтраком? — напомнил Дори о насущном и по одному выдернул ножи из кресла и стены. — Скоро будет подан?

— Как только приготовите, — выдохнула я, едва скрывая радость. Моих мужиков здесь нет, можно бежать без оглядки к оврагу. Вряд ли они далеко ушли, быть может, только до неубранного поля, где мне послышался голос Тимки. — Харчевня ваша, постоялый двор тоже ваш, все ваше. Вещи, кухонная утварь и запасы, конюшня, все... Лошадь, оставлю, плащ не возьму, оружие вы уже сняли... — открыв дверь, медленно протиснулась в коридор, продолжая лепетать. — Золото на кухне в стенном шкафу и за бутылями в подполе, серебро в конюшне, правый столбик первого стойла. Медь не хранила, тратила. Сама в услужение не пойду и людей своих не пущу...

— Тора, — угрожающе произнес командир отряда и поднялся с кресла, а я уже захлопнула дверь, задвинула засов и побежала. Шаг, второй, третий... туман.

— Что за напасть с этой бабой?!

Это еще разобраться надо у кого и с кем напасть! Мысленно возмутилась я и уже приготовилась к очередному увесистому шлепку, однако, дождалась иного. Дори взял меня за подбородок и приподнял голову. Создавалось ощущение, что он внимательно осмотрел мои уши, затем глаза, а после с тихими проклятиями полез проверять зубы.

— Мракобесье! Неужели ведающая... — Спасибо, пальцами в рот не полез, посмотрел на клыки и мрачно вопросил: — Гилт, Асд, я вроде бы просил найти человека. Слепую, как все, но вменяемую. А вы... Что за дрянь вы мне подсунули?

— Человека, — ответили те в голос, ничуть не покривив душой.

— Я останавливался в 'Логове' несколько р-р-раз, будь она ведающей или хотя бы видящей, не пустила бы на постой, — припомнил Асд, приблизился ко мне, потянул воздух носом. — Не готовила бы мясную запеканку лично для меня.

— А меня она штопала, — словно бы хвастаясь, поведал вампир.— И то, что я воссстановился бысстро не заметила.

Как же! Заметила. Но Тороп сказал: 'Значения не придавай. У нас на дальней заставе, выражение — меньше знаешь, лучше спишь, не просто поговорка, а пилюля от душевного расстройства'. Вот я и не заострила внимания, о чем сейчас очень и очень сожалею. Глядишь и не стала бы человеком, подходящим для их нужд.

— И как вы объясните ее побег?

— Пр-р-редсвадебным испу... — оборотень не договорил, охнул и выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Да шутил я. Чего ср-р-разу кулаками?

— Это мой просчет... — кашляя и медленно продвигаясь в коридор признался Суо. — Туман забвения вышел из непрочного плетения, она вас слышала. А сейчас еще и увидит.

И действительно увидела, будь моя воля еще бы и заорала, но смогла лишь тихо мыкнуть и отступить.

— Плетение распадается. Держи ее, иначе убежит, — предупредил старый хрыч слабым голосом. И как по команде жуткий черный кровопийца крыльями перекрыл проход к задней двери, огромный серый оборотень, закрыл проем на кухню, а Дори протянул ко мне руки. Простые человеческие руки с мозолями, обветрившейся кожей и трещинками, что появляются от холода, но они меня напугали больше всего. Потому что если Гилт и Асд в тумане приняли вторые свои обличья, а маг засветился рунами, этот не менялся совсем. Выглядел как человек, говорил, как человек, улыбался и двигался, как человек... но вряд ли был таковым. И мысль 'что он за тварь такая?' вновь стала главной.

— У-убе... ру... — получилось промычать у меня и, увильнув от лап его загребущих, кинуться на грудь оборотня и опять задеть его рану.

— Р-р-р! — раздалось от него.

Не отрывая взгляда от Дори, я шарахнулась в сторону, и отдавила ногу вампира. Тот, понятное дело, зашипел. Я дернулась. Наступило самое время для того, чтобы нанести вред Суо и дать магу по хребту, но меня перехватили.

— Нам надо поговорить, — произнес самый жуткий из людей. Притиснул меня к себе одной рукой, второй перехватив мои кисти, и преспокойно понес наверх в выделенную ему на ночь комнату. Шел в кромешной тьме и ни разу не споткнулся. Отсчитал нужное количество дверей, уверенно открыл ключом свою и, распахнув ее пинком, стал как вкопанный. Я не могла видеть то, что видит он, света от тлеющих в камине угольков было недостаточно, зато прекрасно расслышала сонный голосок Гайны, томно вопрошающей: 'Ты уже вернулся?'

О! А ленивая бестолочь все еще тут и очень даже неплохо устроилась. Хотелось сказать: 'Урод тарийский', но промычать удалось лишь:

— Ур-р... тари... — и этот звук вывел Дори из остолбенения.

— Забыл, — произнес он чуток покаянно и вышел вон, и меня соответственно вынес, затем дверь закрыл на ключ. Интересно, зачем. Боится что мерзавка сбежит? Однако зря, она о такой 'работе' мечтала, вцепится не отпустит.

— Где твоя комната, Тора? — вывел меня из раздумий новый владелец харчевни и постоялого двора. Услышал мое мычание и передумал спрашивать: — Побереги силы, не говори. Сам найду.

И нашел, безошибочно. Дверь отворил аккуратно, внес и опустил меня на кровать бережно, разогнулся, улыбнулся и неожиданно мягко произнес:

— Торика ЭлЛорвил, выходи за меня.

Он в своем уме? Я несколько раз моргнула. А Дори выждал минуту, внимательно наблюдая за выражением моего лица, и только после этого продолжил уже совсем другим тоном:

— Да, особо удивляться не стоит, — отмахнулся он от моего ошарашенного взгляда, — но именно это я хотел сказать, после того, как тайно приехал сюда, показал дарственную на харчевню и двор, разместил своих людей на ночлег, заказал ужин, помылся и вышел к тебе, дабы поговорить. Только это и ничего больше.

Верилось слабо. Мне было хорошо известно, что творят новые хозяева на отданных им в откуп землях и как расходятся их слова с последующими действиями. Кое-что видела, кое-что пережила, и уже давно не была наивной, особенно в отношении тарийцев.

— Я хотел тихо-мирно уладить вопрос и законно оформить твое дальнейшее полноправное хозяйствование в 'Логове', хотел нормально отдохнуть и отбыть следующим же утром, а что получил взамен? Бессонную ночь, невменяемый отряд и задержку на несколько дней. — Произнося это, даже руки на груди сложил, качнулся на пятках. — Я просил подать мясо, ты приготовила рыбу, которую мы не то что есть, видеть не можем после двух месяцев плавания. Просил дать воды, ты разлила всем вина... — тут он явно хотел сказать, что напиток был с примесью, но промолчал, зато приступил к главному, — просил подать ужин в спальню и подождать меня, тихо-мирно, сидя на кровати. Но к моменту моего возвращения там уже вольготно разлеглась твоя помощница.

— Бе...ня...жечка, хотел отдох... а тут пришло... окучи... вать, — вырвалось у меня.

— Что? — Он щелкнул пальцами, и я чувствую, что говорить свободно уже можно, но не знаю, надо ли. Дори не просто тариец, он явно хуже!

— Повтори, — потребовал воин, склонившись надо мной и медленно потянув носом. Хотелось сравнить его с Асдом, но подметив странное мерцание в светлых глазах, я зареклась хамить, а тем более над ним подтрунивать.

— Инваго Дори, предложите вы это тогда или сейчас мой ответ был и остается неизменным — нет. — И по возможности отсела подальше, настороженно глядя на него.

— Я это уже понял. — Он подался вперед, сократив меж нами расстояние, и опять чуть ли не дышал в мое лицо. — Интересно другое, зачем средь ночи тебе потребовалось отвлекать меня девкой, травить моих людей вином, распускать прислугу и убегать? Жить надоело?

— Наоборот.

Хотелось сдвинуться на середину кровати, а затем еще чуть дальше и еще. Но его рука накрыла мои колени и придавила к матрасу, а сам он вкрадчиво произнес:

— Я слушаю.

— В смысле, жить как раз таки хотелось, — ответила коротко и абсолютно честно. — Людей твоих я не травила, а всего лишь одурманила... малой концентрацией, — в последнем уверена не была, ибо Тороп смешивал. — А помощников распустила, чтобы были свободными от дарственной нашего правителя. Захотят к тебе на работу податься — придут и на новых условиях заключат договор, не захотят, будут вольными. А что до Гайны, — тут я помедлила, прежде чем ехидно заверить: — она к тебе пришла по собственной воле, и ты сам на нее отвлекся.

— Я думал это... — начал Дори, но замолк прожигая меня хмурым взглядом.

— Ты думал, что это я пришла за полюбовным решением вопроса. — Кривая усмешка коснулась моих губ. — Но учитывая, что в темноте ты видишь прекрасно, появляется вопрос, что же ты не посмотрел на ее лицо. Некогда было? Сильно... устал.

Сказала и окаменела, потому что глаза его сузились, ничего хорошего не обещая. И я в который раз мысленно стукнула себя по лбу. Из-за тактичного поведения тарийца все время забываю, что он не простой мужик, с которым можно пререкаться. Да и вообще не мужик, а нелюдь, правда, некровожадный какой-то. Медленно выдохнула, моргнула пару раз и замерла.

Моя реакция на мою же смелость Дори несколько позабавила, холод из глаз ушел, остался расчет.

— С этим разобрались, — подвел он черту всему вышесказанному. — Теперь скажи, что делать будем с 'Логовом'?

— Что хотите, то и делайте. — Пожала плечами и посмотрела на руку, что до сих пор пригвождала меня к матрасу. — А теперь отпусти. У меня в поле люди замерзают, мне пора идти.

— Не могу. Ты слишком много слышала и видела. Так что утром проведем быстрое бракосочетание и законно закрепим... — договорить я ему не дала:

— Во-первых, ничего я не слышала, во-вторых, я против брака, в-третьих, мне плевать на 'Логово'!

— И именно поэтому ты последней из него убегала?

— Я искала Гайну! Увидела ее плащ, подумала, что девчонка попала в беду...

— Обошла все спальни и нашла ее у меня, — понятливо кивнул воин, — много услышала?

— Достаточно... — я брезгливо скривилась. Видение того, как мерзавка, стоя на четвереньках, сдает меня с потрохами, пока 'уставший' воин без устали вколачивался в нее сзади вызывало острый приступ злости. Зря я эту дуру искала и хотела спасти.

— Я тоже услышал достаточно, — уверенно произнес Дори, убрал руку с моих колен и разогнулся. — Поэтому хозяйкой остаешься ты, и женой будешь тоже ты.

— Нет! — говоря это, я вскочила на кровати и посмотрела на воина снизу вверх, и пусть выигрыш был всего лишь в пять сантиметров, следующие мои слова прозвучали твердо. — За тебя никогда.

— А причины? — Кажется, я его развеселила или не я, а моя тщетные попытки спрыгнуть с кровати и отправиться за Торопом и Тимкой. Тариец легко пресекал все мои увертки и попутно забавлялся. — Неужели настолько плох? Не хорош собой? Не достаточно богат? Или тебя расстраивает, что во все время супружества я буду далеко-далеко от вашей заставы?

— Если будешь далеко-далеко, — фыркнула я в который раз оторванная от пола и воздвигнутая на кровать, — то твоя внешность, характер и достаток ничего не значат. И ответ мой все тот же — нет. Уж, лучше за Асда подамся, — буркнула я, чем ввела воина в смятенье и выиграла бесценные доли секунд. Мне их хватило на то, чтобы спрыгнуть с кровати и рвануть к двери и бросить ехидное через плечо: — А хочешь, чтоб я была хозяйкой, ты ему 'Логово' передари!

Довольная я уже выскочила в коридор, где неожиданно меня поймали и вернули назад. В спальню на кровать, видимо ему понравились мои попытки к бегству.

— Асд тебя не возьмет, — серьезно заявил командир отряда и холодно пояснил: — Побоится прибить во время очередной твоей вспышки.

— А он разве не будет далеко-далеко?

В ответ получила отрицательный мах головой и сообщение, опередившее мою новую идею:

— А Гилту ты наступила на мозоль, так что тоже нет.

Припомнила все наши диалоги с бывшим телохранителем горного князя и хмуро заметила:

— Я не ссорилась с ним. И никогда гадостей не говорила.

— В прямом смысле на мозоль наступила. Вампир, как и оборотень, ради спокойствия остальных членов отряда, не позволяют ранам быстро зажить.

— И травятся как все? — ехидно напомнила я про подмешанный в вино дурман.

— Нет, тут ты не угадала. Они его не почуяли, сработал артефакт и то не сразу. — На несколько мгновений он задумался, а затем с прищуром вопросил: — Не расскажешь, кто и что подмешал? Мне бы очень хотелось поговорить с этим мастером по душам. И напомнить ему, что нападение на отряд верноподданных воинов... — Он перечислял меры наказания для провинившихся, внимательно вглядываясь в мое лицо. Ясно давал понять, что меня не отпустят. Не для того вернули назад, не для того оставили в живых после брошенных в командира ножей, занесенного над Асдом тесака, а тем более отравления всего отряда.

Выставив руку вперед, я оборвала поток его слов и попыталась не представлять себе все те пытки, о которых он так самозабвенно говорил.

— Я поняла. Я остаюсь. — И переходя на тихий сип, сказала: — Но женой не стану.

— Лед тронулся, — кивнул тариец и, оторвав меня от двери, усадил на кровать, а сам вышел и отдал вампиру приказ.

— Гилт, слетай к неубранному полю, что на пути к оврагу раскинулось. Там должны быть ее холо... помощники, — тактично исправился он. — Назад верни обоих, не таясь.

— Зачем? — не понял кровопийца. Видимо не часто ему позволяется летать в настоящем обличье.

— Чтобы не смели хозяйку на побег подталкивать. Сдается мне, они знали, кого пустили на постой...

Я слышала его слова словно сквозь воду, принятое решение ножом резало сердце и переворачивало душу. Слезы набежали на глаза, но я с остервенением смахнула их и сжала руки. Не время плакать о судьбе, это ранее я бесправной была, сейчас же все права себе выбью.

— Они не холопы. А названные брат и отец, — сообщила вернувшемуся воину, которого ничуть не удивила моя осведомленность.

— Тем лучше. Значит, будешь под двойным присмотром и побоишься ослушаться.

— Что тебе надо?

— Для начала? — поинтересовался он и сел рядом. — Не расторгаемый договор между нами, лучше всего брачный, чтобы узы были если не кровными, то близкими к ним.

— Я сказала — нет.

— Суди сама. Удочерить тебя я не могу, ты не в том возрасте. Стать твоим пасынком тоже не получится, отец мой давно похоронен, к тому же, как на мать, я на тебя смотреть не смогу. В сестры ты не годишься по той же причине, вот и остается...

— Уж лучше в заложницы долга, — после недолгого раздумья вынесла тихо свое предложение и ответом мне была тишина. Я не смотрела на него, поэтому и не заметила, когда он успел лечь, закинуть руки за голову и засопеть с довольной полуулыбкой на губах.

Придушить бы его сейчас подушкой и все проблемы с концом, у 'Логова' новый хозяин у меня вольная жизнь, подумала я зло и вздрогнула, услышав от двери:

— Твоих помощников я досставил. — Гилт обернулся за три минуты и теперь стоял в дверном проеме, прожигая меня взглядом удлиненных желтых глаз и стряхивая снег с кожистых крыльев. — Разберешьсся сс ними и завтрак приготовь.

Двухметровый монстр не был обнаженным гибким хлюпиком, какими кровопийц принято изображать на фресках храмов. Каким в человеческом облике был таким и остался, за одним исключением: мощную шею, широкую грудь и плечи, бугрящиеся мускулами руки и ноги, пресс и все что ниже покрывала мелкая черная чешуя, более напоминающая тонкий костюм, а не кожу. Помимо глаз в его лице ничего не изменилась, а темные чуть вьющиеся волосы стали длинней. Красивый даже в обличье вампира, жаль что нелюдь.

— Эх, думала нормальные мужики, — с этими мыслями вслух я поднялась с кровати и пошла искать своих, тихо сетуя, — а оказались... Один крылатый, второй хвостатый, а третий, вообще, невесть что. Не то проклятый, не то заклятый, а может полукровка... Недодемон.

Наверху что-то с грохотом упало на пол и со звоном разлетелось. Я развернулась на середине лестницы, чтобы проверить нанесенный харчевне урон, но тихо крадущийся следом Гилт меня остановил. Получилось у него это ненароком, и нос о его грудь я чуть было не разбила.

— Сспусскайсся дальше, я ссам поссморю.

— Но...

— Иди.

Эх, и не узнаю теперь, что это было. То ли Дори с кровати упал, то ли Гайна полезла в его сундук и получила по рукам.

Ну и ладно. Меня сейчас куда больше волновало, что сказать Торопу и Тимке, однако зря беспокоилась на этот счет. Окоченевшие оба, они не то, что говорить, сипеть не могли. Едва завидели меня, выдохнули с облегчением и продолжили трястись, прильнув к кухонной печи. Я заставила Гилта и Асда поставить лохань посредине кухни, наполнить ее горячей водой и окунуть моих мужиков с головой, растирала настойками уже сама и сама напоила горячим вином с перцем и травами. Крепкого питья сварила побольше, чтобы утром повторно напоить, но уложив их спать и вернувшись на кухню, поняла, что утром мои мужики пить будут чай, ибо расправиться с вином им нелюди помогли, за что и поплатились. Гилт чистил картошку, Асд рубил мясо. Остальные воины под присмотром Суо все это время мирно храпели в столовой на полу. Обессилившие после дурмана они там же и поели через два часа, один лишь командир отряда явился на кухню, чтобы сесть напротив моей сонной персоны и, сверля взглядом, ждать, что же скажу.

— Гайна, все еще не спустилась вниз, — заметила как бы между делом, наливая ему в кружку отвар. Занимаясь готовкой, я многое обдумала и теперь хотела знать, насколько расширились полномочия бывшей помощницы.

— И не спустится, — ответил Дори, на корню зарубив мой следующий вопрос.

— Опять отвлекся с нею. Ты хоть бы покормил, прежде чем...

— Она не спустится, потому что уже сидит дома. И не скоро высунется. — Зло произнес он.

Я скосила взгляд на прихожую, где сиротливо висела одежка Гайны, заметила тихо:

— Что, без плаща ушла?

— Без плаща, волос, платья и белья, — хмыкнул воин. — Дура полезла в сундук с ревизией и, выбирая самые дорогие изделия, повесила на шею два враждующих амулета. Отсюда взрыв. От спальни осталась черная дыра, от моих вещей лишь пепел, а девка жива из-за оберега, который она спрятала в лиф. Везучая дрянь.

Он потянулся к тарелке и взялся за вилку, намереваясь есть. И это после того, как сообщил мне о разрушении в моем... в его 'Логове'. Бестолочь! Я ринулась к двери, намереваясь оценить ущерб и внести его в счет хозяина, как вдруг услышала:

— Сядь, я не все сказал. — Приказ был отдан таким тоном, что я покорно вернулась за стол. — В следующие полгода открывать дверь туда не советую как, иначе действительно станешь заложницей долга. — Жестко произнес он, так чтобы поняла, это не совет, а закон и сразу по двум пунктам: дверь не открывать, на статусе заложницы не настаивать. Помолчал немного и тем же тоном сообщил: — Бракосочетание проведем в белом храме на скале.

То есть брак будет признан и у нас, и у них. Ох, не хорошо. Я опять окажусь всецело подвластной мужу. Сглотнула вязкую слюну, спросила чуть сипло:

— Иначе никак? — потомственный убийца качнул головой, продолжая есть. — А может у тебя брат есть какой-нибудь, сводный? Так чтобы не тариец, но человек и кровный родственник.

Косвенный намек на свою нечеловечность Дори пропустил мимо ушей, поинтересовался только:

— Зачем тебе?

— Хочу стать твоей невесткой, хотя лучше бы вдовой. — Воин поперхнулся травяным настоем, который только что глотнул, а я поспешила объяснить: — Безутешной вдовой твоего сводного брата или безутешной женой невесть где пропавшего брата. В этом случае по закону харчевня твоя, и смотреть на меня ты сможешь, как вздумается.

— Но вряд ли трогать, — хмыкнул он. — Спасибо за понимание.

Не обратила внимания на издевку:

— Так есть такой?

— Нет.

— Есть! — объявившийся в дверях, Суо прошел на кухню и поставил на стол пустой кувшин. — Есть, главный наследник рода Таллик Дори... вернее был. Пропал лет пять назад во время первой военной компании в ваши горы. Сорвался со скалы, упал в расщелину и не выбрался.

— Таллик, — повторила я задумчиво. — Родной брат и тариец, но пропавший.

— Не надо... — начал воин, но старик его мягко прервал и опустил на плечо руку.

— Я понимаю, господин, вам больно о нем вспоминать. Но если бы у Таллика осталась в этих краях супруга, было бы куда проще все решить сейчас, — произнес он многозначительно, и я начала что-то понимать в их многозначительных недомолвках.

— У вас сложности с наследованием. Я права?

— Отчасти, — ответил Суо.

— Что-то значимое?

— Бесценное, — подтвердил старик и, сокрушаясь, проговорил: — Реликвия передается от первенца к первенцу, но Таллик сгинул в небытие, и теперь к родовому артефакту потянулись чуждые ему руки.

Дори заскрипел зубами и вскочил, желая высказать свое мнение, но лишь беззвучно прокричал его. Жилы на шее вздуваются, ноздри расширены, на лице самый настоящий оскал, а сказать ничего не в силах. И по его гневно сверкающим глазам видно, маг за временную немоту поплатится.

— Инваго, очень возмущен наглостью этих лиц, — объяснил старик, указав на медленно звереющего воина и его многозначительные жесты. — Как видишь, он всех хочет нарезать на куски и затолкать им в глотку их же... — И уже укоризненно ему: — Вам не стоит опускаться до подобных угроз в присутствии невестки.

Это было последней каплей.

Дори схватил калеку за грудки и вынес на вытянутых руках, вначале в коридор, а уже оттуда через двор в конюшню. И ничто его не остановило, ни усталая и в тоже время лукавая улыбка мага, ни запертая с ночи дверь, ни разбушевавшаяся с новой силой метель.

— Хоть бы не помер, — покачала я головой, невольно записав мага в покойники.

— Что случилось? Кто собр-р-рался умир-р-рать? — в кухню из кладовой ворвался встревоженный оборотень, напугал своим рыком меня, и чуть не получил кувшином по волчьей морде. Правда, вряд ли бы этот снаряд его остановил. Хвостатый нелюдь по размерам не уступал вампиру, а может и превосходил. По виду он был тяжелее и шире, что в груди, что в бедрах, шея так вообще бычья, голова как три мои. Словом, огромный и массивный или это только кажется из-за шкуры. В книгах говорилось, что ни ходить как люди, ни говорить, двуликие не могут, шкура на несчастных сморчках нарастает клочьями, взгляд безумен, пена капает со рта. Эх, видели бы они экземпляр, что стоит передо мной, постыдились бы писать клевету на красавца с наглой мордой и возмущенным взглядом умных карих глаз.

— Тора! — сердито отфыркиваясь от пролившегося на него настоя, Асд уже человеком преодолел оставшиеся метры до стола. Со стуком поставил пустой кувшин и навис надо мной. — Прежде чем тарой кидаться, ты хоть опустошай ее.

— Некогда было! — прижимая руку к колотящемуся сердцу, прошипела я. — Дурень, хоть бы знак какой подал, прежде чем так врываться, да еще в таком виде.

— В каком виде? — переспросил он, а затем смекнул. — А в этом виде. Так привыкай, в нем я теперь часто буду здесь бегать. Защищать тебя, присматривать за 'Логовом'.

— А смысл? Если я выйду замуж за пропавшего брата Дори, то защищать меня, как вдову, защищать будет род.

— Какого брата? — не понял Асд и тоже сел. — Нет у него брата.

— Сейчас нет, а раньше был, но сгинул. И звали пропавшего Таллик.

Оборотень мотнул головой, хотел сказать что-то важное, но тут дверь отворилось, и к нам влетел Гилт.

— Чего ссидишь? Я дал клич к ссбору еще минуту назад! — Этот своего истинного вида так же не стеснялся, но кувшин поймал аккуратнее, ни капли не пролил. Водрузил его на стол, заметив коротко: — Не стоит хозяйсской утварью кидатьсся. Дори не оценит.

— Инваго нет, а Таллик вполне, — хмыкнула я, уже мысленно представляя, многочисленные плюсы этого брака. Ведь чем знатнее род, тем больше возможностей открывается для носителей его имени. А значит, все товары из Тарии я теперь могу заказывать по сниженной цене. Последнюю мысль явно произнесла вслух, и вампир фыркнул:

— Это меньшее из всего, что станет для тебя доступным. Но я понять не могу, — он, как и оборотень, обернулся человеком и сел к столу. — Ты сказала Таллик, а не Инваго. Почему?

— Он мертв, — сообщила я, вызвав у нелюдей кривые ухмылки, — ну или пропал, потерялся. Да какая разница! Главное другое.

Что другое они уже не слушали, переглянулись и поднялись, а я и не собиралась рассказывать, услышала Тимкин кашель и, прихватив растирку и питье, ринулась на помощь. Пока, возилась с хрипящим мальцом, то и дело бросала взгляд на Торопа, смирно лежащего здесь же в комнате Тима на второй койке. Он давно проснулся и, как и в былые времена, первым делом начал разрабатывать кисть правой руки. То ли раздроблена она у него была, то ли сломана, и каждое утро, дабы вернуть чувствительность пальцам, он ее разминал. Ранее он попутно обдумывал и проговаривал план действий на день, а сейчас решил по полочкам разложить провалившийся средь ночи план побега.

— Нас они выставили то того как уснули, но я был уверен, что ты успеешь сбежать.

— Я тоже, — шепнула тихо.

— Так почему задержалась? — говорил он тихо, почти скрывая скрип голоса. — Неужели из-за Гайны.

— Из-за нее, — я всегда удивлялась проницательности старого вояки, и мало что могла укрыть от него. Потому и говорила всегда прямо, без утайки: — Плащ ее увидела и добрых двадцать минут искала глупую по всей харчевне. И нашла в гостевых покоях, четвертая дверь справа.

— Лазила по сундукам? — нахмурился одиннадцатилетний Тим, предположив самый большой, по его мнению, грех помощницы.

— Действительно лазила, — кивнула я. — А в сундуке была... защита очень сильная, так что 'Логово' лишилось гостевых покоев, а Гайна всех своих волос.

— Так ей и надо, — подвел итог малец и широко зевнул. — А с комнатой что?

— Закрыта. И в ближайшие полгода дверь туда открывать не стоит.

— Почему?

— Потом расскажу, — пообещала, уже точно зная, что наплету ему страшную сказку о злом черном лорде и долге, который живому отдать не под силу. Уж лучше испуг в шесть месяцев длинной, чем мальчишеский интерес и последующая смерть, если повезет, быстрая. Я уложила зевающего, но все еще прислушивающегося к разговору Тимку, укрыла его одеялом и, потрепав по макушке, посоветовала: — Поспи еще немного, а потом я завтрак принесу.

Дождалась тихого сопения мальчишки и пересела с растиранием к бывшему вояке, попросила оголить спину и грудь, а он с места не сдвинулся, продолжил допрос:

— Вернулась почему?

— Сато обманул, сказал, что вы остались в 'Логове'.

— И что с того? — не понял он. — Остались бы ненадолго, потом бы выбрались. Я же тебе не раз говорил, нам с Тимкой уйти легче легкого, где бы ни держали, а ты... — укоризненный взгляд в мою сторону, и я потупилась. И что сказать в свое оправдание, что меня как дуру развели, сыграли на чувстве страха за почти родных мне мужиков.

— Я ... он...

— Ну! — рыкнул грозно. И я, прикусив губу, глазами указала на спящего в другом углу ребенка. — Ясно. Он пригрозил расправой над мальчишкой, а ты и повелась.

— Но я...

— Все еще в мужиках не разбираешься, — закончил за меня Тороп и укоризненно произнес: — Ничего бы они ему не сделали. Сама вспомни, в прошлую зиму Асд пацана от медведя спас, а ближе к весне Гилт собственноручно набил его дядьке морду, за то, что он на племянника руку поднял. Такие люди служить верой и правдой бесчестному командиру не будут.

— Они не совсем люди, — с запинкой заметила я. Неужели вампира никто из них не увидел?

— Ты уж не стесняйся, говори прямо, — поддержал он меня.

— Я хотела сказать, что они совсем не люди, в смысле, настоящие нелюди. Один вампир, второй оборотень, а еще с ними маг и...

— Значит мне не показалось, — прохрипел Тороп и с прищуром посмотрел на меня. — А ты тем более могла бы смекнуть, что нелюди вряд ли будут служить скоту. А раз Дори не скот, то и отряд его отнюдь не свора вшивых псов.

Сообщать о том, что их принадлежность к хвостатым и клыкастым обнаружилась много после, я не спешила. Да и нужны ли эти уточнения, если Дори сам непонятно что или кто, и замуж я выйду за его брата. Последнее соображение произнесла вслух.

— Какого брата? — насупился вояка.

— Старшего. Таллика. Пять лет назад он затерялся у нас в горах во время первой военной компании тарийцев.

— Что-то я об этом слышал, а сейчас и не припомню толком. — Поначалу брови его сошлись е переносице, а затем резко взлетели вверх. — Так ты что же, пойдешь за покойника?

— За потеряшку, задним числом, — в дверях нарисовался мой будущий деверь. Мокрый в давешней рубашке и штанах, единственной одежде оставшейся от гардероба.

— Ты же против был, — с недоумением воззрилась на его шальную улыбку.

— Передумал. — Кивком головы он поприветствовал Торопа и подскочившего на кровати Тимку, а мне сообщил: — Одень что-нибудь светлое, мы выдвигаемся в храм.

Светлое...

Светлого у меня не было. Ну, разве что, ночные рубашки и исподнее, и это вполне объяснимо. Когда я открыла харчевню 'У Торы', прачечных на заставе не было, гладильных и подавно, чего не скажешь о повышенной конкуренции моему делу. Вот почему для привлечения клиентов, я застилала все кровати белым бельем, а чтобы оно дольше радовало глаз, мне приходилось его вымачивать, выпаривать, отбеливать, отглаживать, а после этого еще защищать от любителей грязи. Четырнадцать скандалов, девять обещаний отравить, одна попытка поджечь, в конечном счете, привели к тому, что даже очень уставшие постояльцы, вначале принимали ванну, а затем уж лезли в кровать. Прививание новых привычек местному населению и приезжим было делом нудным, зато прибыльным. Те, кто побывал в моей харчевне, на темном и грязном спать уже не хотели и все чаще останавливались у меня. В итоге на тренировку постояльцев ушло три года, за которые на заставе наконец-то появились прачечные и гладильные, а я прикупила землю, отстроила постоялый двор и приобрела невнятное прозвище. Упоминая мою харчевню в разговорах мужики говорили не иначе как: 'У Волчицы остался на постой'. Долго злилась на мерзавцев и не могла отучить их от этой привычки, пока Тороп не предложил сменить название, да так чтоб оно увязало и чистоплотную волчицу и мой двор. Отсюда и возникло 'Логово' знатное по округе белой постелью, вкусной едой и доброй хозяйкой, крепко невзлюбившей стирать что-либо светлое и, как следствие, носить. Помимо светлого я уж года три как не носила платьев, только рубашки, жилеты и штаны, плотные со сложными поясами и застежками. Тариец моему выбору будет не рад, но что поделаешь, не все коту масленица.

Стянув с себя охотничий костюм и, тщательно помывшись, я долго выбирала между 'тепло, но не красиво' и 'холодно, но красиво'. И отдала предпочтение первому, логично рассудив, что ради брака с потеряшкой мерзнуть не обязательно, тем более прихорашиваться. Именно поэтому, когда двери храма закрылись, и хранитель брачных уз попросил всех присутствующих снять плащи, я оказалась одета, как Дори, в темно-серые плотные штаны и подбитую мехом куртку на запах. Единственное различие: мои пуговицы были латунными, его медными очень грубой работы, даже дешевой.

— А кто-то говорил о хорошем достатке, — хмыкнула я.

— Он же просил надеть светлое, — ничуть не обиделся воин, внимательно осматривая мой наряд. — Если ты сейчас скажешь, что не взяла с собой подходящее к случаю платье, будешь стоять в белье.

Его угроза меня позабавила, захотелось невинно над ним подшутить. Совсем чуточку.

— Зачем? — распахнула я глаза, удивленно взирая на тарийца.

— Чтобы по правилам провести обряд ты должна быть в светлом, — терпеливо объяснили мне.

— В этом случае мое белье тебе не поможет.

— То есть ты в темном, — скрипнул он зубами.

Чтобы не выдать себя веселыми нотками в голосе, простодушно кивнула.

— Значит, постоишь в моем, — заявил Дори и, отступив к ближайшей скамье, начал разоблачаться.

Проделывал он это быстро и без стыда, явно сказывалась практика, потому что он не обратил внимания ни на стремительно увеличивающиеся глаза служителя храма, ни на тихие смешки нелюдей, ни на кривую улыбку Сато. То, что я стояла, закусив губу и сжав кулаки, он явно принял за смущение или нетерпение, но никак не за попутку удержать рвущийся смех.

— Что вы делаете? — вопросил хранитель, когда мой будущий деверь уже сбросил куртку и шерстяной свитер и принялся расстегивать ремень, чтобы выпростав из штанов рубашку, снять ее и всучить мне.

— Желаю провести обряд по правилам.

— Но мы уже лет двести не следуем старинным обрядам, не раздеваем дев и юношей, не требуем доказательств, — полетело укоризненное в ответ. — Вашим богам не обязательно видеть акт любви между супругами.

— Да нет же! — тариец в раздражении дернул пряжку и произнес, указав на меня: — Я просто хочу надеть на нее светлое ...

— Не стоит. Белое при деве есть, — остановил его смущенный служитель храма.

— Где?

— Вот, — я повернула к нему той стороной, где в простой наспех сделанной прическе сиял белый скальник, цветок чистоты и света, бережно высушенный мной еще в девичестве.

— И это все? — В отблесках свечей уже сбросивший с себя рубашку Дори выглядел невероятно воинственно и грозно: напряженная поза, натянутые жилы шеи, бугрящиеся мышцы рук и плеч... и только лицо портило всею картину. Правда, удивленное неверие, отразившееся в нем, быстро сменилось обещанием расправы, едва он услышал:

— Этого достаточно.

— Достаточно? — прорычал воин, и хранитель утвердительно кивнул.

— Дева знает законы Тарии, достойная половина, — сдал он мою осведомленность и отошел, дабы зажечь ритуальные свечи, а затем истаявшим воском написать на камне судьбы наши руны брачной связи.

— Позабавилась? — Горячее дыхание обожгло ухо. Вздрогнула, хотя и ожидала чего-то подобного.

— Скорее полюбовалась, — мягко решилась его умаслить. Получилось или нет, не понятно, голову я к нему не поворачивала, а голос тарийца все так же был полон гнева.

— И когда же ты успела выучить наши брачные обряды?

— Было дело.

— Давно?

— Не так чтобы... — о муженьке своем бывшем вспоминать не хотелось, наверное, именно поэтому я и ляпнула. — Точно помню, на алтаре мы любви не придавались, значит меньше двухсот лет назад.

Воин шумно выдохнул, вопросил сквозь зубы:

— Развелись?

— Поговаривали, что он сам брак аннулировал. Но узнавать так это или нет, мне было недосуг. Сам понимаешь: харчевня, двор, вы. Так что... сейчас и узнаем.

— То есть ты можешь быть замужней, — вкрадчиво поинтересовался Дори, и нелюди, стоящие в отдалении, навострили уши.

— Могу. Но не думаю, что это обидит потеряшку, женившегося задним числом. — И немного поразмыслив, я задумчиво заметила: — А если число будет очень задним, не исключено, что мой первый брак станет незаконным.

— И это должно меня радовать?

— Не должно, но если ты порадуешься, будет не плохо, — подумала я ехидно и, как оказалось, вслух.

— Тора... — прорычал будущий деверь и опустил руку на мое плечо.

— Да? — На этом мне не стоило поворачивать к нему голову, тем более ловить леденящий душу взгляд и улыбаться, спрашивая: — Хочешь еще что-то спросить?

Воин отрицательно покачал головой и тихо, чуть ли не по слогам произнес:

— Скорее ответить и полюбоваться по ходу дела. — Не прошло и трех секунд, как я уже стояла с голыми ногами, толком не понимая, каким образом он оставил меня в сапогах, но без штанов.

— Все-таки белое, — изрек тариец, взирая на выглядывающую из-под моей куртки сорочку, и вопросил: — На счет замужества тоже соврала?

— Н-нет, — простучала я зубами, не столько от холода, сколько от... испуга. Его внимание к моим ногам, недвусмысленно отразилось в потемневших глазах и ничего хорошего не предвещало.

— Жаль.

И в это самое мгновение к нам обернулся служитель храма, поставил свечи на алтарь, оглядел всех собравшихся и, отметив уже и мой полуголый вид, возмущенно воскликнул:

— Зачем вы раздели невесту?!

— Жду не дождусь, когда смогу использовать ее по назначению. — Тариец многообещающе улыбнулся мне.

— Что значит, использовать? — в один голос вопросили я и хранитель, а в ответ получили неожиданное заверение:

— О, поверьте, я не сделаю ничего нового. Кое-что ей даже понравится... Правда, Тора?

— Нет!

— Да. — Дернулась сбежать, но меня схватили и спиной прижали к голой груди потомственного убийцы, который с довольными нотками в голосе заметил: — Благочестивый, Ясмин, вижу у вас уже все готово для обряда. Это хорошо. Сато приступай.

Суо — вот и ответ на не заданный мною вопрос о законности брака оформленного задним числом. Этим нелюдям даже не потребуется доверенность, якобы подписанная потеряшкой, все будет сделано в самом чистом виде: и запись на стене судеб, и свежая кровь Таллика, и мое аннулированное замужество.

Маг взмахнул рукой и хранитель застыл, а свечи, что он так бережно поставил по краям от камня судьбы, вспыхнули рунами клятв и, кружась, поднялись под самый потолок белого храма. Засияли, вырезая на стене костяного алтаря два имени: мое и второго Дори. Вниз сыплется пыль и крошка, окрашивая растаявший воск в цвет желтого золота. Еще несколько мгновений и вот уже тонкие золотые струйки текут к камню судьбы, чтобы написать руны брачной связи. Красиво, ужасающе, волнующе. Если воск застынет, моя жизнь свободна от прошлого, если нет — мое прошлое узнает: где я, с кем я и то, что я жива. Якобы такова воля богов. Вот почему добрых три года подряд я уповала на слухи об аннулировании брака и не стремилась в храм с новым 'избранником', чтобы проверить их правдивость.

И теперь даже не знаю, кого бояться больше: муженька, или сопящего над ухом Дори. Тариец держал меня крепко, одной рукой под грудью, второй почему-то за бедро, выписывая большим пальцем на коже узор. Это, а еще напряжение, исходящее от него, тревожило и раздражало не меньше, чем улыбки двух нелюдей и внимательный взгляд мага. Золотые ручейки уже заполнили желобки брачных рун и соприкоснулись друг с другом, но застывать не спешили.

— Сколько лет дадим, господин? — спросил Суо о давности нашего с Талликом брака и воин неожиданно ответил:

— Вначале покажи, кем был ее первый, — я протестующее замычала, потому что слова от ужаса застряли в горле. Маг бросил взгляд на меня.

— Она против.

— Имя, — потребовал тариец, сжав руку на моем бедре, и я затихла. Что спорить, он все равно сильней, а захочет, так выбьет признание одной левой.

Суо щелкнул пальцами и сияние, что уже полировало наши имена на стене, спустилось ниже, чтобы на вырезанном алфавите алтаря, высветить буквы ненавистного мне имени.

— Даруш Темный, — прочитал Дори, и два его преданных нелюдя тихо присвистнули. — Лорд Урос был твоим мужем? — Не поверил тариец, развернул меня к себе лицом и требовательно вопросил: — Какой женой по счету ты у него была?

— П... п... — от холода и от ужаса, выдавить из себя получилось только это. Он до сих пор меня ищет! До сих пор...

— Пятой? — предположил Асд. — Говорят, из семи его избранниц именно пятая пропала без вести. Сгинула, как и Таллик.

— Вряд ли, он бы до сих пор продолжал искать пятую, — Гилт смотрел не на стремительно бледнеющую меня, а на камень судьбы и не застывшие струйки золота. — Скорее всего она была первой, любимой женой.

— Та, что пыталась его убить? — не поверил оборотень.

— Та, что убила, но не до конца — качнул головой вампир и поведал невероятное: — Лорд Урос не совсем человек, с примесью.

На самом деле, он никогда человеком и не был. Грязный мерзкий тариец! Будь моя воля, я бы выкрикнула это, а удалось лишь шумно выдохнуть.

— И сколько длился брак? — Полюбопытствовал потомственный убийца у меня, но услышал лишь очередное ' П... п...'. — Гилт, Асд, Сколько?

— Пол-года. Затем случился пожар, унесший жизнь первой супруги.

— И основательно поджаривший лорда.

Минута, в течение которой Дори в раздумье смотрел на меня, а я на пуговицы его куртки, казалось, растянулась в вечность. Вечность страха перед будущим и понимания, будущего у меня больше нет. Если Даруш не поверил в мою смерть и ищет до сих пор, значит, его обязательно оповестят о попытке связать мое имя с другим тарийцем в белом храме на дальней заставе поверженной Вдовии. А еще это значит, что Дори бывший жених несостоявшийся муж и верный гражданин своей страны должен в сжатые сроки вернуть меня 'скорбящему'.

— Чтоб тебя... — простучала я зубами, зажмурилась и горящим лбом ткнулась в грудь воина. — Чтоб тебя...!

— Не проклинай понапрасну, — усмехнулся он и сцепил руки на моей спине.

— Господин, время, — запинаясь, напомнил маг. — Сколько лет дадим?

И голос, что еще минуту назад изменил мне, невероятным образом вернулся, как и желание сбежать:

— Каких лет? Вы в своем уме? Я замужем. Меня до сих пор разыскивают. Я собственность такого же мерзавца, как и ваш командир! Я... — мое трепыхание и возмущение вместе с ним оборвалось из-за рук Дори, сжавших меня в тиски, а затем и слов прозвучавших набатом:

— Пять лет. — И для всех пояснил: — Мне понравилась идея с очень задним числом. Сдается мне, что Темный замуж взял Торику силой, и она ему тогда наплела не меньше чем мне сейчас. Вполне могла заявить о страшной болезни, беременности, долге заложницы, о муже, воюющем на границе и об обязательствах перед ним...

Было. Все так и было. С одним отличием.

— Я не врала, говоря об избраннике. Правда, на тот момент он был лишь женихом, вдовийцем, к тому же не знатного рода...

— Это все и решило, — сказал Дори и уверенно повторил: — Пять лет.

— Прекрасный ход, — согласился маг с воином и взмахом руки совершил невозможное, опустил наши имена по алтарной стене судеб до отметки нужного года. Где они замерли, получив не только свободное место, но и печать времени: мелкие трещинки и костяную пыль. Прошло не более трех секунд, и золотой воск застыл на поверхности камня судьбы, соединив меня и потеряшку узами брака.

Этого не может быть!

Я удивленно моргнула и, отстранившись от воина, потянулась к рунам. Пальцы коснулись отнюдь не воска, а холодного металла, и золотое плетение доверчиво скользнуло в руку, в то время, как маг произнес завершающие обряд слова:

— На веки вечные соединяю вас Торика ЭлЛорвил и Таллик Дори в нерушимую пару имени двоих. ЭлЛорвил Дори.

— До конца дней твоих, до конца дней моих, — неожиданно произнес Инваго и требовательно посмотрел на меня.

— Повторить? — Кивнул. — Зачем? Для такого завершения обряда здесь должен стоять жених собственной персоной и...

— Хочешь вернуться к лорду? — просто спросил он, и я без запинки выпалила клятву. — Молодчина. А теперь поцелуй. — С этими словами он наклонился к самому моему лицу, будучи полностью уверенным в том, что я и сейчас послушаюсь беспрекословно.

— С чего вдруг? Ты мне деверь, — прошипела я чуть ли не по слогам и услышала невероятное в ответ:

— У вас с Талликом сегодня годовщина. Пять лет.

— Это еще не значит, что я должна с поцелуями набрасываться на всех его родственников.

— Ты права, — сокрушенно согласился он. И лукаво добавил: — А поздравить я тебя могу?

— Да. Верни мои штаны. Холодно.

— Лучше я тебя так согрею, — хмыкнул он, преодолевая последние сантиметры ко мне.

— Чтоб те...

Волна нежности от прикосновения горячих мужских губ, прошлось по телу вначале мелкой дрожью, а затем и колючей болью, словно бы тысячью игл пробивающей кожу. Вцепившись в плечи тарийца, сквозь зубы застонала, а этот безумец усилил напор, сильнее прижимая к себе и вызывая новую боль, судорогой скрутившей мышцы, а за ней еще одну, выкручивающую кости из суставов. Это длилось недолго, но мне хватило, чтобы тряпичной куклой обмякнуть в его руках и не реагировать, ни на шлепки по щекам, ни на свое имя.

— Тора? Приди в себя, мы еще не закончили, — прорычал тариец у самого моего уха, но ответа не добился. Я погрузилась во тьму, сквозь которую змеями текли золотые струйки, вычерчивая руны брачной связи, переплетаясь друг с другом и заворачивая меня в плотный кокон. А где-то за пределами этого танца раздосадованный Дори принимал поздравления от Асда, Гилта и как ни странно служителя храма, который непрестанно восхищался тем, что наша нерушимая пара ЭлЛорвил Дори пережила войну двух государств и отметила годовщину повторным произнесением клятв. О том, что мы оба были не совсем одеты, он не вспомнил, о том, что менее получаса назад мы были чужими людьми так же не сказал ни слова.

Да, Суо сильный маг.

Проснулась в предрассветной серости и в смятении. В голове билась мысль о том, что сегодня я, Тороп и Тимка покидаем 'Логово'. Оставляем за спиной не только родные стены, но так же всю одежду, утварь и сбережения. Последние я особо не прятала и даже оставлю... нет уже оставила записку об их местоположении. Вон она, лежит.

Взгляд привычно скользнул на столик у двери, но натолкнулся отнюдь не за белый лист бумаги, а на массивную фигуру, легко читающую этот листок в темноте.

— Даже так?! Неожиданно, хотя теперь и понятно, — насмешливо прокомментировал неизвестный одну из строк моего послания, и я, узнав его голос, все вспомнила. Как мы бежали, как меня вернули, припугнули и заставили дать клятву Таллику Дори. Обряд, как и перелет к храму в объятиях Гилта, помнился смутно, поцелуй отчетливо, благодаря боли разрывающей меня на куски. И едва вспомнила о трех волнах, окативших меня с ног до головы, в теле проснулись их отголоски.

— Чтоб тебя!

— Вернулась... — Воин в мгновение ока оказался рядом, приподнял меня над подушками, помог сесть, вызывая новый приступ судорог.

— Больно! — Я скривилась, попыталась оттолкнуть его, но даже руки поднять не смогла.

— Тихо-тихо, не шевелись. Сейчас пройдет. Пей. — Он поднес к моим губам чашу с водой и настоятельно посоветовал: — До дна.

Пить не хотелось, но мысль о том, что с тарийцами спорить опасно пришла вовремя. Я безропотно открыла рот. Первый глоток, позволил свободнее вздохнуть, второй, расслабил мышцы шеи и плеч, третий принес свободу рукам, я шевельнула пальцами и потянулась перехватить чашу.

— Нет, — пресек Дори мою инициативу. — Пей.

Выпила до дна, как и просил. И ощутив, как спокойствие и легкость наполняет меня, уже куда более миролюбиво заметила:

— Тебе стоило меня предупредить.

— Я не знал, — повинился он тихо. Поставил чашу на пол и присел на кровать.

— И что это было?

— Привязка к хранителю рода. Как сказал Сато, будь контакт более глубоким и с девственницей, боли было бы в разы меньше, а через поцелуй и при помощи мага...

— Жива, и на том спасибо. — Небрежно отмахнулась я, заметила со смешком: — Теперь понятно, почему у тарийцев вторые браки так редки. Они не хотят становиться вдовцами у алтаря. Или вдовами тоже? — лукаво покосилась на воина.

— Напрямую с хранителем связаны только мужчины. И да, второй брак не лучшая идея... — произнеся это, Дори помрачнел. Минуту молчал, буравя взглядом свои руки, затем качнул головой и уже деловым тоном продолжил. — Теперь о хорошем. Защиту я на тебя накинул, владение харчевней узаконил, деньги оставил. О лорде Уросе можешь не вспоминать, любая попытка предъявить на тебя права закончится для него плачевно.

— Почему? — За три года волнений о своей судьбе, я искала все о законах Тарии, прямо или косвенно касавшихся брака, и не нашла там даже лазейки для спасения. А тут вдруг, защита.

— Потому что ты жена Таллика Дори наследника рода Дори и его бесценной реликвии. И до тех пор, пока он жив, ты вне опасности.

— И с чего вдруг такая уверенность, что он жив? Пять лет прошло, а твой брат не вернулся и никак о себе не сообщил.

— Хранитель, это не просто звук.

— Но... но... как же тогда брак?! — я подскочила на подушках, одарив деверя гневным взглядом. — Получается, хранитель знает истинную дату, знает о вашей авантюре и он...

— Дал согласие на все и провел привязку через поцелуй, так как понимает как это важно для рода и Талла. К слову, ты ему понравилась, он пожелал вам счастья и попросил передать это.

На мой безымянный пальчик скользнуло тяжелое кольцо с красным прозрачным камнем.

— Ваш хранитель разумен... Он что, живой! Так это он меня?.. — закрыв рот рукой, оторопело посмотрела на воина.

Моя реакция немало его насмешила, но он сдержал улыбку, чтобы серьезным тоном произнести:

— Целовал тебя я. И на будущее, не все тарийцы скоты, мой отец был человеком достойным уважения. — С этими словами, он поднялся, взял лежащий на моей кровати плащ, пояс с ножнами для кинжалов и направился к двери. Прикоснулся к ручке и замер, что-то обдумывая. — Совсем забыл...

— Что?

— В погоревшие покои не входи. Защита защитой, но все-таки убереги себя от соблазна. Асда я забираю, Гилт останется на несколько ночей. — И улыбнулся вопрошая: — Поцелуешь на прощание?

Вздрогнула всем телом и поежилась.

— Лучше я просто тебя проведу, до двери. Входной. Чтобы точно быть уверенной в том, что ты уехал.

— Одевайся. — Милостиво предложил воин и ухмыльнулся, когда я заметила, что на мне кроме кольца и золотой руны брачной связи больше ничего и нет.

— Дори!

— Подожду за дверью.

Он ждал не за дверью моей комнаты, и даже не за входной дверью харчевни, догадливый мерзавец вскочил на коня и уехал достаточно далеко, когда я выбежала его 'проводить'. Оружие жгло руку, а с языка рвались не самые хорошие слова.

— Тарийская свинья! — прошипела я и с досадой пнула снежный ком, и он разлетелся на тысячи снежинок, налипая толстым слоем на мои сапоги. Странное поведение для снега, вчера же только насыпало. Я нахмурилась.

— Кто-то проснулся не в духе, — послышался рядом голос Асда.

— И это после трех дней беспробудного сна, — вторил ему Гилт.

И уже оба в один голос поприветствовали меня:

— Доброе утро, Тора. Прекрасно выглядишь в этой охотничьей куртке поверх сорочки...

— Со взведенным арбалетом в одной руке и иглами в другой...

— И вам не хворать, — я обернулась к улыбчивым нелюдям, успевшим неслышно ко мне подобраться. Оглядела их с ног до головы, сделала в памяти зарубку: оба одеты для дальних поездок и оба без лошадей. — Где остальные?

— Отряд отбыл еще двое суток назад вместе с Сато, — улыбнулся вампир. — Дори отправился минуту назад...

— И очень спешил, — поддакнул оборотень.

— Мои где? — уточнила хмуро и разрядила арбалет в ближайший столб. Провалялась бесчувственной трое суток, чтоб этого Дори...!

— Тороп и Тимка на кухне. В 'Логово' ночью прибыли новые постояльцы, попросили что-нибудь легкое приготовить, — ответили они мне, опять-таки в один голос. Переглянулись заговорщически и сообщили: — И чтобы путаницы не было, прими как данность — мы теперь тоже твои...

— В смысле? — вопросила севшим голосом. Кажется, зря я разрядила арбалет.

— В смысле холить нас нужно и лелеять. Эх, темнота! — Асд шагнул ближе, поцеловал в лоб и отступил. — До встречи, Тора.

— А... — Я не успела ничего сказать, на месте, освободившемся от оборотня, оказался вампир, поцеловал в обе щеки и отстранился со словами:

— До вечера. Кстати, сегодня четверг и на ужин будет шашлык из барашка, да? — я кивнула, и кровопийца обнажил клыки в улыбке: — Вот, слышал? Обзавидуйся хвостатый! Это тебе не какая-то там мясная запеканка...

2.

Как ни странно, но после того как на нашей заставе все прибыльные местечки были распределены меж новыми хозяевами, резня не началась. Никто из чужеземных захватчиков не пытался заселиться в самые богатые дома, не лез к женщинам и детям, не унижал мужчин, не устраивал расправ над провинившимися, если таковые были. Тишина и покой вернулись к нам спустя две недели, которые и запомнились лишь тем, что в белом храме на скале прошла серия бракосочетаний меж прошлыми хозяевами и нынешними для, так сказать, законного оформления собственности. Удивительно, но тарийцы не особо верили в дарственные, волей которых им от щедрот правителя Вдовии отошли харчевни, постоялые дворы, прачечные, гладильные, кузницы, торговые ряды, лавки кожевников, мастерские древесных и каменных дел, небольшой участок леса с родником и заброшенная угольная шахта, что была на взгорье.

Создавалось ощущение, что вояки, потом и кровью послужившие своему государству, совсем не верили гербовым бумагам, ожидали изменения в настроении властей, а потому и не особо у нас оседали. Договор подписали, брак оформили, деньгами расплачиваться обязали и отбыли кто куда. В сущности все происходило точь-в-точь, как с Дори, правда, тот сам оставил мне приличную сумму золотом да еще Гилта в помощь подрядил.

Знать не знаю, чем кровопийца средь бела дня занимался, но был как штык на каждом ужине. Садился за самый дальний стол, с наслаждением съедал всю порцию, иногда заказывал вторую, а затем с ехидной усмешкой писал что-то на листке и прятал его в черном конверте. Конверт исчезал с белой вспышкой и через минуту возвращался с красной, и чаще всего свое открытие сопровождал тихим пробирающим до костей рыком. Ответ писал Асд. Я узнавала его по свойственной оборотню эхообразной вибрации, голоса и всякий раз улыбалась их мальчишескому соперничеству. Делать нелюдям нечего, хвастаются ужинами...

Именно так я и считала, пока в один из вечеров кровопийца не подозвал меня к себе. Он указал на соседний стул и, свернув только что полученный листок, сказал:

— Садись, Тора.

— Что-то случилось?

— Ничего страшного. Сюда идет посылка из Тарии, — обронил он. Взглядом указал на кувшин, и я понятливо обслужила вампира. Налила чашу темного терпкого чая, подала.

— Посылка... неужели мой заказ прибыл? Наконец-то. А то, я уже умаялась без скребков сковородки драить и казаны начищать. К тому же горючее для каминов вот-вот закончится, а там новый запас, — прошептала обрадовано. Все же топить в наши холода дровами или тем же углем слишком муторно и дорого. То ли дело тарийский ангедон или как его в простонародье зовут — горелка, налил на красные угольки десять капель и сэкономил целую вязанку дров. Двенадцать часов держит тепло, ворошить не нужно, раздувать не нужно. Красота! Но самым важным в заказе были ткани. Белые на постельное белье, темно-синие на окна и светло-голубые на столы, чтобы вновь блеснуть новинкой перед посетителями. Ведь как сказал мне один из постоянных постояльцев 'Логова', нашу заставу ждут золотые времена. Здесь будет проходить дорога, соединяющая две столицы ранее враждебных государств и как на зло все захапали тарийцы.

— Нет. Посылка не твоя, — разрушил Гилт все мои надежды. — Но ее тебе придется переправить в Тарию.

Теперь понятно, зачем Дори золото оставил, не понятно другое:

— Куда переправлять? — переспросила, не веря собственным ушам. — И как? А главное с кем? Сейчас начнутся бури посильнее прошлой.

— С... — он долго подбирал подходящее слово, а в итоге выдал: — с обозами. Придут со стороны моря.

— С какими обозами, с какого моря? В ближайшие месяц, или даже полтора никто в своем уме и доброй памяти не рискнет сунуться через льды залива в Заснеженный нижний город.

— Ради хорошего вина, пройтись по льду километр другой... — начал он, но я перебила.

— Двадцать километров! К тому же город будет в пятиметровых сугробах. Там народ выживает, только потому что, они всем скопом каждую зиму роют в сугробах тоннели от дома к дому.

— Теперь ясно, почему Заснеженный не удалось обнаружить во время войны.

Я только фыркнула, краем глаза отслеживая работу прибирающих со столов помощниц.

— Его не обнаружили, потому что сюда соваться смысла, как нет, так и не было. Да и чего ради? Наша застава побольше будет, но до нее еще требуется добраться по тропе, продуваемой всеми ветрами.

— Ради твоей постели... — многозначительно протянул вампир

— Хорошо, — отмахнулась и подхватила его тон, — ради моей на такие жертвы пойти и впрямь не грех, но дальше-то куда?

— Через перевал, — милостиво пояснили мне.

— Гилт, обоз, если таковой и будет, застрянет на перевале под каменными обвалами, так и не добравшись до тропы, ведущей в Тарию. Людей поляжет... А, все там и останутся.

— А кто сказал, что обоз будут сопровождать люди. — И улыбнулся, обнажив клыки. Одна из моих помощниц подметив этот оскал, осенила себя священным знаком.

— Свят! Свят! — послышалось от нее. Увалень, уже не впервой делает, так чтобы симпатичная пышка уверовала в его нечеловечность. Вот же... вампир недоделанный! Я пнула Гилта ногой под столом, и послала Асю в кухню.

— Да что ты дерешься постоянно? — прошипел он, потирая голень. — Им нужно привыкать уже к стороннему вниманию. Как ни как все обозы останавливаться будут у тебя. А там от десяти до двадцати вампиров, быть может, парочка собак, и все до ба... женских ласк голодные.

В глазах потемнело, сердце сжалось, и сама не заметила, как начала кричать:

— То есть я, назад вернулась и обряд бракосочетания прошла, чтобы вы мне здесь дом терпимости развернули?!

— Тора... я пошутил. Прости, я забыл... — зашипел кровопийца, запоздало сообразив, что сболтнул, но меня уже было не унять.

— Подлец! Свинья! Козел... — Я не мелочилась понапрасну, не хваталась за ножи и вилки, не била тарелку о его голову, а сразу же взялась за деревянный поднос. Удар наотмашь, справа, слева, опять справа... первые два вампир получил, на третьем растворился в воздухе. И я рухнула на скамью, стуча зубами от ужаса перед содеянным и кашляя из-за сорванного голоса. — Если хоть один, хоть раз... Я сожгу 'Логово' и подамся в бега! И плевать мне на ваши законы и условия, я здесь главная и я не позволю... — А у самой мороз по коже, что же я наделала.

— А вот и хозяйка! — огласил всю харчевню радостный голос. — Как и обещали, истинная волчица, — ко мне подлетел маленький пухленький мужичок в белом тулупе до пола, очень похожий на подвижного снеговика. Склонившись надо мной, с ужасом оглядывающей пустую столовую харчевни, он приник к дрожащей руке поцелуем и торопливо представился: — Эванас Тюри, директор театра Тюри, преданный поклонник красоты и таланта незабвенной Алиссии Тюри, моей супруги и звезды...

— Театра? — спросила сипло, все еще не веря в то, что вампир за покушение на свою клыкастую персону не растерзал меня.

— Всей Вдовии, — хмуро поправил меня Тюри и отступил. — Разве вы не слышали о ней... в этой глуши? — Я помотала головой, он посмотрел в потолок со вздохом: 'Алиссия мне этого не простит'. А затем, словно бы вспомнив о чем-то важном, опять затараторил витиеватыми фразами то, что уложилось бы в два слова: — Прошу простить, я не надеялся дозвониться до вас от ворот, тем более докричаться в этой метели, потому пересек ваши владения, чтобы лично зарекомендовать себя и заказать номера в самой гостеприимной харчевне.

— Комнаты, — поправила я, все еще не веря своему счастью. Жива и невредима, а Гилта рядом нет. — Я сдаю комнаты.

— Как? — директор театра и поклонник кого-то там даже попятился, услышав мои слова. — Разве у вас нет номеров с отдельными ванными комнатами и кабинетами, где моя дорогая супруга смогла бы свой дивный голос тренировать? — И столько недоверчивого возмущения в голосе, словно бы я обманом заманила его на свой постоялый двор и деньги на неделю за постой вперед взяла.

— Нет. — Подходящих покоев с ванными комнатами и гардеробными, которые вполне могли сойти за кабинет в 'Логове' была лишь пара: мои и те, что выгорели при косвенном участии Дори и непосредственном Гайны.

— Но мне сказали... — он весь как-то разом сник.

— Кто? Где? Когда? — поднялась, нависнув над 'снеговиком'.

— Да все! Куда бы мы ни обратились на этой заставе и в нижнем городке, все хозяева харчевен и дворов направляли нас к вам. И неустанно нахваливали номера с кабинетами, ванными и...

Не знаю, что там было за и, но в следующее мгновение 'Логово' огласил громкий и весьма продолжительный звон колокола, коим в надежде достучаться явно били о ворота.

— Кого там демоны принесли?! — Тороп пересек столовую и вылетел в заднюю дверь, а директор театра несчастным голосом ответил:

— Алиссию... — Он дрожащей рукой стянул шапку и шарф, явив миру еще вполне молодое лицо мужчины, не перешагнувшего сороковку, внушительную плешь в русых кудрях и большие серые глаза, бездонные озера отчаяния. Кажется, театру со звездой, повезло больше, чем господину Тюри с женой. Мне хватило одного взгляда на человека, только что спасшего меня от расправы клыкастого 'шутника', чтобы решиться ему помочь.

— Вы к нам... на заставу надолго?

— На три дня, — произнес он и поежился, от очередного и, пожалуй, еще более громкого удара колоколом о ворота. — Хотим пересечь перевал до того, как здесь выпадут снега. Хотя поначалу желали обогнуть мыс на корабле, но нас уверили, что путь через горы совсем не долог. И в Заснеженном подтвердили, всего-то пару тройку километров вверх...

Я подняла брови, не зная, что сказать? Пара-тройка через горы? Да только до нашей заставы не меньше семи по чистому склону, а дальше-то все сорок.

— Так, и что за умник вам такое сказал? Один из пьяных постояльцев какой-нибудь харчевни?

— Нет-нет, хозяин клялся из этого... 'Пятака', — заверил меня директор театра и, прижав шапку к груди, пробормотал: — И осенив святым знаком, он нас послал...

— Куда?

— К вам. Но мы не сразу решились, поначалу явились на постоялый двор Серого, а от него в маленькую гостиницу 'Шкура', затем 'Шалашок', 'Бельгийские огни', 'Бравый Кутя'...

— 'Бравый Кузя', — поправила я, даже не представляя, почему конкуренты из Заснеженного, да и капитан корабля, обманули несчастных Тюри.

— Что? Ах, да-да, простите. Но к тому времени на долину уже опустились сумерки, я не разглядел, — проговорил он, задумчиво поглаживая свою шапку.

— Погодите, — оторопело посмотрела на него, — вы что же, только с корабля?

— Нет, не только. Уж семь часов как... — И так тоскливо произнес, что я сама чуть слезу не пустила, ощутив все тяготы его долгого дня, а может и жизни.

— Останетесь у меня. Я предоставлю самые лучшие комнаты из возможных, а если не понравится уже утром вы сможете... — во дворе послышалась возня, и ругань Торопа, а затем истошный вопль отнюдь не дивного голоска:

— Эванас?! — громкий окрик перепугал помощниц, вернувшихся в столовую, чтобы завершить уборку столов. Они скрылись за спасительной дверь кухни и, кажется, даже задвинули щеколду.

А вот и мадам Тюри, подумала я, потирая засвербевшие уши. Однако звучная особа, вон и директор, явно привыкший, как-то странно покачнулся.

— Тюри! — судя по растущей громкости злобного зова, мадам приближалась, а вместе с ней и порок сердца ее муженька. Тюри хирел не глазах, бледнел, покрывался испариной, но не подавал ей голоса и не спешил встретить разъяренную ненаглядную у порога харчевни. И я постаралась его заверить, что волноваться не о чем. Их устрою с комфортом, а сама посплю пару ночей у Тимки на полу, чтобы сэкономить на горелке, раз уж свою посылку получу не скоро.

— В общем, если вам не понравятся комнаты, я легко подберу подходящую под ваши запросы... — И тут истеричное восклицание мадам: 'Где ты, радость моя?!' — перебило не только мои слова, но и первоначальные требования ее супруга.

— Нет! Прошу вас не гоните! — неожиданно взмолился Тюри и едва удержал себя от того, чтобы не плюхнуться на колени. Вернее он плюхнулся, но, оглянувшись на двери, вскочил и затараторил, нещадно комкая шапку в руках: — Хотя бы две ночи или жалкие двенадцать часов отдыха. Нас семь человек. Супруге отдайте все самое лучшее, остальным какие придется. Я сам готов спать на сеновале...

— Зачем же такие крайности?

— Чтоб сспать подальше от ссупруги, она его досстала, — раздалось вампирское шипение надо мной, и я, как подкошенная, упала мимо стула. Отбила седалище, ударила локоть и попутно напугала Тюри, своим ощупывающим стены ошарашенным взглядом. Гилт здесь, но я его не вижу!

— Что случилось? — будущий постоялец поспешил мне на помощь и в этот самый момент от двери раздалось:

— Вот, значит, как ты ищешь нам ночлег?!

Мы так и застыли, я на полусогнутых, и он натужно сопящий, но крепко удерживающий меня со спины обеими руками под грудью.

— Атасс! Вот это подсстава! — раздалось веселое и шипящее сверху, а затем уже сдавленное и печальное позади меня: — Алиссия мне этого не простит.

Надо отдать должное Тюри, он меня не бросил, помог добраться до стула и, разогнувшись с кряхтеньем, сообщил ворвавшемуся в столовую снеговику, то бишь супруге:

— Звезда моя, я с трудом выбил для тебя лучшие комнаты в 'Логове'! Поэтому не обижай женщину, гостеприимно принявшую нас под крышей этой харчевни. — И ревнивый огонь в глазах гостьи немедля сменился оценивающим взглядом, который медленно заскользил по обстановке столовой. Она прошлась по кругу, стараясь ни к чему не прикасаться, а затем остановилась напротив нас и вздернула носик

— Надеюсь, наше размещение будет бесплатным, Эванас. Я не собираюсь платно спать в этой ночлежке, не смотря на все их гостеприимство...

— Конечно да! — заявил директор театра и тут же одними губами прошептал мне: — Двойная плата за постой, только не гоните.

— Вы что же, и за сеновал заплатите? — тихо удивилась я, краем уха отслеживая монолог мадам Тюри, брезгающей всем, что не соответствует королевскому дворцу.

— За сеновал втрое, только сразу укажите, куда идти! — прошептал директор театра, удерживая на лице маску всепоглощающего внимания к супруге, которая продолжила осмотр столовой, но в этот раз с прощупыванием подушек на стульях и простукиванием деревянной обивки стен.

— Выходите через заднюю дверь, возле кухни. Первое здание слева, — провела я краткий инструктаж.

— Благодарю, — едва заметно кивнул невероятно сговорчивый постоялец и переступил с ноги на ногу, явно выжидая подходящий момент, чтобы скрыться.

— Вы мой дорогой видели ворота этой лачуги, а колокол? Я не говорю о дворе, загаженном лошадьми! А здесь, фи, какая мерзость, эти стены и полы, непокрытые скатертями деревянные столы и эти скамейки...

— Здесь есть стулья, — заметил Тюри, обрадовано, — но для тебя, душа моя, я обязательно найду кресло!

— С красным сидением и круглой спинкой... — послышалось капризное от снеговика.

— Да-да, именно такое! — заверил Тюри и исчез не хуже вампира, ни одна половица под ним не скрипнула, не хлопнула задняя дверь.

Мы с мадам остались тет-а-тет и она, встретившись со мной взглядами, благоразумно умолкла и протяжно вздохнула.

— Поднимитесь в комнату? — понятливо вопросила я.

— Было бы не плохо... еще и бокал вина, обязательно смородинового, печенье с грецким орехом и фрукты, — она в очередной раз осмотрела столовую и напыщенно уточнила: — фрукты свежие.

После семи часов метаний по местным харчевням? Да еще свежие фрукты? Губа у Алиссии не дура, но мало чем ей поможет. Я позвала помощниц из кухни, дала указания разместить госпожу Тюри в своих комнатах, их я, по примеру Эванаса, назвала самыми лучшими из имеющихся и просто дала свои ключи. Двое девушек умчались наверх, еще двое спросили, нужна ли помощь с вещами.

— Нужна, — Алиссия не дождавшись кресла с красным сидением и круглой спинкой, все-таки решилась сесть на простой стул и скинуть с себя, как оказалось, шубу. — Вещи остались на полпути сюда.

— В какой харчевне? — спросила я, уже прикидывая, когда и как попрошу Торопа принести поклажу наших новых постояльцев. К слову, его что-то долго нет.

— В 'Пятаке', — брезгливо фыркнула певица.

— В Заснеженном? — я не поверила своим ушам. — Вы оставили сумки там?

— Сумки, сундуки и десяток картонок со шляпками. Старый чурбан, был уверен, что мы вернемся и разместимся у него! На травяных тюфяках с клопами, под соломенной крышей, где подаются моченые яблоки вместо свежих... Фи! — Элегантным движением мадам сбросила капюшон, попутно скинув большую часть снега с шубы на пол, стол и ближайший стул. Затем медленно развязала тесемки, изящно расстегнула пуговицы и спустив меховое изделие с плеч, посмотрела на меня с недовольством.

Я ответила ей взглядом невинным и вопросительным.

— Вы не хотите взять мою шубу?

— Хочу! Но вряд ли ваш муж обрадуется, если вы сделаете мне столь щедрый подарок, — весело поддела ее я и добилась того, что мадам с сопением сама разоблачилась, затем развязала шаль и, сняв ее с головы, накинула на плечи.

— Крассивая... сстерва, — раздалось шипящее надо мной, и я согласилась с вампиром.

— Бедный Тюри.

На меня с чувством собственного превосходства взирала брюнетка лет двадцати двух, а может и двадцати пяти. Фигуристая и подтянутая, молочная кожа, сапфировые глаза, курносый носик и капризно поджатые губы-бантиком, явно пунцовые от природы. Поправив шаль на плечах, она передала одной из моих помощниц шубу с наказом высушить и немедля, а от второй потребовала бокал вина со смородиной обязательно свежей. А затем грациозно приземлилась на мокрый от снега стул, не придав значения моему: 'Постойте!'

— Буду я еще пред тобой сто... — ощутив мокроту даже сквозь шерстяное платье богатого бордового цвета и, вполне возможно, не одну пару подштанников, она подскочила как ужаленная и почему-то позвала мужа: — Эванас!

— Ушел искать для вас кресло, — милостиво напомнила я. Ощупав нанесенный урон и оглядев 'место преступления' мадам поняла, что виновата сама, покраснела.

— Комнаты, где мои комнаты? Немедленно говорите, мне нужно высушить платье!

— Наверху, правый поворот от лестницы первая дверь справа, — отрапортовала я и заметила: — Ваши апартаменты могут быть еще не готовы...

— Черт знает что! — фыркнула она и, прикрывая тыл, решительно направилась к лестнице.

— Так с этой разобрались, следующие полчаса ее слышно не будет. Гилт? — я тихо позвала вампира. — Прости меня, пожалуйста, я не хотела...

— Хотела, — хмыкнул он через несколько долгих секунд, — но я знаю, что заслужил. Такое больше не повторится.

— Что именно не повторится? — настороженно переспросила я. Кто знает, что у этих нелюдей на уме, вдруг он имел в виду мое нападение, а никак не превращение 'Логова' в дом для забав.

— Все, — вздохнул он тоскливо и с едва уловимой ехидцей добавил: — Я так и быть остальных предупрежу.

Ясное дело захотел поддеть и вменяемость мою перепроверить, но я уже ученная.

— Спасибо. И раз уж мы пришли к миру и согласию, найди мне Торопа. — С этими словами я отправилась на кухню, чтобы собрать поздний ужин для новоприбывших и добавить сушеную смородину в вино мадам, предварительно размочив ее в воде.

Тороп вернулся через пять минут, когда мы с помощницами успели не только приготовить ванну и подать вино бурчащей Тюри, но также ужин разогреть, и приготовить комнаты для оставшихся шестерых постояльцев. Я искренне полагала, что пробыв на сеновале чуть менее часа, господин Тюри передумает там спать и согласится изменить место ночлега. Однако ошиблась.

— Ненормальные люди, бесы их задери! — бывалый вояка, сплошь покрытый снегом упал, на скамью.

— Да, я такого тоже давно не видел. — Рядом с ним примостился улыбающийся во все зубы вампир. — Тора, они все отказались разместиться в харчевне! Увидали, как хозяин прячется, и давай за ним. Сколько не уговаривал пойти в тепло, в ответ одно и то же: 'Госпожа Алиссия сюда не явится, побоится испачкать сапоги!'

— А еще они через раз приговаривают, что вот-вот начнется распевка. Не тренировка голоса, а именно распевка, — обрадовал Тороп.

— Средь ночи? — удивилась я, прекрасно представляя, как на это отреагируют остальные клиенты 'Логова'. — Пусть только попробует варежку открыть. Вылетит отсюда прямиком в Заснеженный, я ей устрою спуск со скалы, пинком.

— Было бы не плохо, — хмыкнул вояка. — И если не Тюри, то остальные поблагодарят от души. Только представь, труппа была человек пятьдесят. Первые десять отсеялись еще в Тихом заливе. Вплавь вернулись в столицу. Еще пятеро исчезли, едва корабль остановился в небольшом портовом городке через неделю плавания.

— А спустя еще десять дней, когда при одном лишь упоминании Алиссии глаз начал дергаться не только у всей команды, но и у капитана, супругов Тюри вместе с самыми преданными ввели в заблуждение... — вампир опять улыбался, не скрывая клыков.

— Попросту выставили, — Тороп несильно двинул его локтем, чтобы перестал, а затем как ни в чем не бывало начал отряхивать свитер от подтаявшего снега.

— Остальные члены трупы без проблем поплыли дальше, хмыкнул Гилт.

— Страшно представить, что за женщина эта Тюри?!

— Змея. Она безостановочно хает все, что видит. Еду, мебель, обстановку, расположение... — ответила я, усердно начищая казан.

— А еще прислугу, то есть... ее внешний вид и руки в цыпках и с заусеницами, — сипло пожаловалась Ася, всыпая муку в миску.

— Ты не прислуга, а помощница, и руки у тебя ухоженные, — поправила ее с улыбкой и пояснила полыхнувшему глазами кровопийце. — Ася вызвалась помочь Алиссии с купанием, но вместо благодарности получила лишь упрек... кучу упреков. — Посмотрела на красные глаза нашей пышечки, покачала головой: — Так что решено, впредь с этой медам разбираться буду я.

— Почему через ме? — не понял вампир.

— Потому что коза драная! — в один голос объяснили мою позицию девочки и тихо рассмеялись.

— Так может мне подняться и спинку ей потереть? Если муженек рожки ей еще не обломал, так я сделаю это с радостью...

— Не стоит! Госпожа Тюри не любит когда прерывают ее подготовку к пению. — Ася, перестала вымешивать тесто и в испуге обернулась к нему. — Она запустила в Рисю пудреницей!

— Что?! — вот тут уж не оборотень, а я возмутилась первая: — Когда дело было? Почему мне не сказала?

— Ну... так гостья... важная персона... и певица лучшего столичного театра Вдовии... — Рися втянула голову в плечи и тихо шмыгнула носиком. Тоненькая, как тростиночка, хрупкая как скальник, и взяла то я ее не для уборки, а в преддверии больших снегов, чтобы за полтора месяца затишья нашить постельного белья с вышивкой, которая получается у девчушки на удивление тонкой, невесомой.

— Так это когда было? — спросила мягко, чтобы еще больше не напугать.

— Я вино принесла, а она...

Окончания фразы я не услышала, потому что наверху грянул романс в исполнении незабвенной Алиссии:

'В лунном сиянье снег серебрится,

Вдоль по дороге троечка мчится.

'Динь-дон, динь-дон, динь-дон, дон!' —

Колокольчика звон'.

Тороп зажмурился, девчата схватились за уши, вампир исчез, а я лишь поморщилась, уже четко представляя, как ликвидирую напыщенную идиотку, если она сейчас же не заткнется. Теперь понятно, почему оставшиеся здесь члены труппы отказались заселиться в харчевню, берегли свое здоровье. Звенело все. Стаканы в шкафу, тарелки на полках, казаны и чугунки, стекла в окнах, а еще неприятно звенели натянутые струны в моей душе.

'Этот звон, этот звук,

Словно сердца стук,

Уносит счастье мое-е-е-е-е!'

Вот на этом протяжном и явно издевательском 'е', мое терпение кончилось. Коза допрыгалась! Шкваркнув скребком о пол, я направилась вначале в кладовую, а оттуда, сжимая в руках бесценную маленькую баночку, прямиком в комнаты, временно сданные певичке. Но ни достучаться, ни докричаться, ни попросту вломиться в дверь, открытую запасным ключом я не смогла.

— Чтоб ее...! — выругалась в голос и чуть не завизжала, когда из воздуха рядом со мной соткался вампир. Пригрозила ему кулаком и покачала головой, когда он начал что-то на пальцах показывать. — Не понимаю!

Гилт сообразил, начал громко объяснять в перерывах между словами романса:

— Она забаррикадировалась. Дверь подперла креслом... окно закрыла... ставнями... и в ванной стоит. — Другими словами Алиссия к выступлению подготовилась основательно и до нее не добраться, пока сама медам выйти не соизволит.

— Вот тварь! — в бессилье я двинула по двери ногой. Подсказал бы кто, что мне придется ломиться в свою спальню, ни за что бы ни поставила себе такую прочную дверь и обязательно продумала бы секретный проход в свои покои. А сейчас... что же делать?

Я с сожалением посмотрела на бутылочку в руке, вздохнула.

— Не кипятись... я могу ее придушить... дай только разрешение и... — прокричал кровопийца в перерывах.

— Так нельзя, — отмахнулась небрежно, и дослушав очередное пронзительное: 'Уносит счастье мое-е-е-е-е!', неожиданно сообразила: — Так ты можешь туда пройти? — он кивнул и коварно улыбнулся, получив в руки дурман и указание: — Четверть капли во все, что она может выпить для увлажнения горла.

Еще один кивок и он исчез, а я спустилась в кухню. Стерла сегодняшнее меню с доски и размашисто написала: 'Готовим кофе для проснувшихся постояльцев', подумала и дописала: 'с коньяком'. Сочетание двух дорогих напитков должно было умаслить всех потерпевших. В это самое мгновение в кухню ворвался всклокоченный, красноглазый Эванас, потрясая руками, он что-то кричал, о чем-то молил и умолк удивленно, когда наверху стало тихо. Я была уверена, что он возмутиться перерыву в песне и побежит спасать жену, но он поступил иначе.

— Сейчас будет ария, — простонал бедный Тюри, лег на пол и накрыл голову руками, не забыв при этом сообщить: — Спасайтесь...

— Кофе, — напомнила я помощницам и даже не вздрогнула, когда вампир-невидимка прошептал у самого уха: — Звуковая помеха ликвидирована.

— Она хоть на кровати?

— Не доползла, — ехидно усмехнулся кровопийца и задумчиво заметил: — А что это ее муж на полу делает.

— Ждет арию, — ответила тихо. — Кстати, баньши существуют?

— Только в легендах.

— Вампиры тоже оттуда, и ничего, — заметила тихо и обратилась к господину Тюри: — Эванас, продолжения не будет. Вставайте, вы сейчас лично будете чашками раздавать извинения. Тороп, — я перехватила взгляд вояки посланный Тюри, попросила: — не надо его бить, лучше приведи с сеновала остальных беглецов. И не забудь сказать постояльцам, столпившимся в коридоре, что медам Тюри только что спасла нас от баньши, вернее от ее появления в будущем.

— Чего?! — вопросили все, в том числе и директор театра.

В общем, она провела сеанс пения для профилактики и совершенно бесплатно.

— Баньши не существует. Это сказки! — возразил Эванас, поднимаясь с пола.

— Жить хотите? — обратилась я к нему. — Слушайтесь и помалкивайте.

Не сразу, но нам удалось угомонить беснующихся 'ранней' побудкой людей, с самыми агрессивными легко справился Гилт, одним взглядом. Он же отправил спать Тимку, который не унимался, выспрашивая детали произошедшего. Потом кровопийца, поцеловав меня в обе щеки, вернул баночку с дурманом, попрощался и отбыл в неизвестном направлении на весьма значительный срок. И уже Тороп, переняв его грозный вид, распределил по комнатам измученных актеров, в том числе и непрестанно извиняющегося Тюри. Бедолага уверял, что его супруга подобные концерты устраивает редко и только в случае крайнего расстройства.

Я не могла с ним не согласиться. Ведь медам Тюри звезде сияющей на сцене лучшего столичного театра Вдовии было с чего расстраиваться, и именно об этом она безостановочно вещала с момента появления в харчевне и до последней секунды концерта. Бедная певулька попала в жуткое захолустье с дремучими представлениями о гостеприимстве, с неповоротливой прислугой, с ужасными постоялыми дворами и отвратительными владельцами и владелицами харчевен, подающими с вином сушеные ягоды. Алиссия, хоть и была гадостью столичной с огородом малознакомой, но ничуть не поверила в исключительный сорт высокогорной морщинистой смородины. А может последняя капля в чаше ее терпения пришлась на пудреницу. Все-таки резное изделие из кости с задачей не справилось — не попало в Рисю, раскололось надвое и усыпало содержимым пол. В любом случае, я решила с истеричной и стервозной медам разобраться завтра, а сейчас просто поспать.

Поспать не получилось, я два часа ворочалась на койке в комнате Тимки, прежде чем поняла, что же меня раздражает. Звук, скрипящее хождение из угла в угол, раздающееся над головой. Подумав, что кому-то в кофе не хватило коньяка или что-то иное нужно, я мышкой метнулась на кухню, достала бутыль, налила от щедрот своих полную чарку и пошла на скрип. Будь я менее уставшая и сонная, наверняка бы вспомнила завет Инваго и не открыла на втором этаже четвертые покои справа, но так как день был тяжелым, а скрип в покоях отчетливым, я нащупала запасной ключ, укромно хранящийся на притолоке, и без стука, а тем более без позволения войти распахнула дверь. Несколько мгновений я стояла, не совсем понимая, куда пришла и зачем, а потом, присмотревшись к комнате и созданию, расхаживающему в нем, дернулась всем телом. Там у окна стоял огромный черный житель нижних чертогов, и судя по конституции тела, отнюдь не бес из книжных картинок, а...

— Чтоб тебя! — прошептала я, и ужас обернулся на голос, радостно оскалился во все свои зубы. И мне казалось, что у Гилта большие клыки? Как же я ошибалась.

— О, хозяйка!

— Демон... — пролепетала, срываясь от страха на шепот и уже с трудом удерживая чарку в дрожащих руках. — Черный. — Он неспешно направился ко мне, вернее поплыл или полетел; звук шагов есть, ног нет. — Безногий.

— Коньяк! — сверкнул глазами ополовиненный ужас и очутился в метре от меня. Старый, — он облизнулся, показав раздвоенный багровый язык. — Крепкий!

Будь моя воля, заверещала бы не хуже Алиссии, но что-то удерживало от крика, а вот от повторения нет.

— Демон...

— Коньяк, — возвестил он, принюхавшись к чарке и, не убирая сплющенного носа от напитка и от моих пальцев, вопросил: — Позволь испить?

А-а-а, что угодно, только отойди, сгинь! Но вслух лишь истово заверила:

— Это те... вам! — и отдав 'успокоительное' демону, соскользнула на пол. Я не стала ждать пустую чарку назад, закрывать двери, прощаться, а тем более желать приятного сна, а выползла на четвереньках в коридор, оттуда на полусогнутых добралась до лестницы и уже через секунду полезла спать к Тимке. С ним спокойнее! Уснула без сновидений, едва головой коснулась подушки.

Утром проснулась бодрой, хорошо отдохнувшей и в своей кровати. Обнюхав и осмотрев руки и ноги, на коих не осталось следов от ползания по обугленному полу, а тем более запаха коньяка, я уверила себя в том, что все произошедшее после полуночи было сном. Но как бы ни была крепка моя вера, я осмотрела и чарку и бутыль коньяка, а затем, чуть дрожа, в волнении закусив губу, направилась к сгоревшим покоям, обследовала притолоку на наличие ключа.

Есть, на месте! И даже дверь заперта!

Счастливая я поцеловала ключик и не обратила внимания на Алиссию строго вопросившую: 'Что было вчера?'

— Ничего, — я попыталась ее обойти, но медам мне этого не позволила. Растрепанная с помятым лицом и чуть хрипящим голосом, она повторно заступила мне дорогу.

— Что было вчера?

— Вы устроили концерт, исполнив прекрасный романс 'Колокольчика звон'... — говоря это, я постаралась не скривиться, и не поднять руки, чтобы потереть уши, засвербевшие лишь от одного упоминания песни.

— Это понятно, — оборвала она меня, — а дальше что?

— Ничего, вы замолчали, — совершенно невинно представила я ее вчерашний бунт.

— И все?

— А да... — Алиссия настороженно посмотрела на меня и была готова услышать худшее, но я все так же размеренно произнесла: — Ваш супруг желал узнать, почему после романса не по следовала ария и рвался в ваши покои. Но так как двери были заперты...

— Не это! — она явно не понимала, почему после ее распевки, я реагирую так спокойно. Потому, схватив меня под локоток, буквально поволокла вниз. А именно в столовую, где, несмотря на ранний час, уже присутствовали люди: пять постояльцев и две мои помощницы мирно пили чай и поедали сдобу, приготовленную с вечера. При виде меня все без исключения улыбнулись, и, переведя взгляд на певицу, неожиданно захлопали. Не громко, но слаженно.

— Браво! — прогремел басом самый крупный из мужчин торговец Сятлов. — Это было великолепно. Я прослезился! — говоря об этом, он пальцами завил рыжий ус и подмигнул скривившейся медам.

— Надо сказать, меня так же ваше пение повергло в шок, — подхватил его восторженный тон лекарь Томис житель Заснеженного, задержавшийся в 'Логове', чтобы переночевать. — Я давно не слышал ничего подобного. Благодарю.

Он даже не постеснялся отвесить поклон, сидя на стуле.

— И я!

— Я тоже, — подхватили остальные постояльцы, высоко оценившие ночное кофе с коньяком. И Алиссия потащила меня в коридор, поставила у стены, видимо, чтобы я сбежать не могла и прошипела не хуже вампира:

— Вот! И что это было?

— Благодарность, — я старалась не улыбаться.

— За что благодарность? — кажется, она начинала закипать. Того гляди, опять устроит 'изгнание баньши'.

— За пение.

— Как они могут благодарить за пение?! Ведь я... я... — ее возмущение прервали тактичным покашливанием. Наше уединение несмело прервала мадам Ивир, как выяснилось вчера большая поклонница театра. Я была уверена, она, как и прочие, выскажет Алиссии свое восхищение, но хрупкая старушка превзошла даже Сятлова.

— Вы сфальшивили в двух местах.

— Что?! — просипела певунья, потерявшая голос от подобной оценки. Она даже отшатнулась от меня, но не отпустила.

— Да-да, я понимаю, о таком артистам не говорят, хранят бесценную хрупкость душевного настроя. — Старушка медленно и очень плавно поправил пенсне на тонком носу, крепче перехватила толстый журнал, с коим не расставалась даже во сне, и уверенно произнесла: — Но увидев сегодня ваши сомнения, я уверилась, что молчать бессмысленно.

— О том что я...

— Сфальшивили! — с толикой радости заверила Ивир. — Пусть с виду вы заносчивы и высокомерны, но в глубине туши понимаете, что талант необходимо тренировать.

— Да я... — она всем телом подалась к нарушительнице хрупкого душевного настроя, явно желая ее растерзать.

— Нет-нет, не спешите благодарить, я еще не закончила, — мягко прервала поток ругани беззаботная и ничего не замечающая мадам Ивир. Прикрыв глаза на мгновение, она вновь уловила ускользнувшую мысль и продолжила экзекуцию Тюри, которая до боли сжимала руки, а вместе с ними и мой локоток. — Вашему пению не хватает души и чистого звона.

— Слушайте вы!.. — прошипела Алиссия и отпустила меня, вернее освободила руки для новой жертвы.

— Не стоит мне ничего доказывать, — старушка вновь оборвала ее и будто бы обороняясь прижала журнал к груди, — я достаточно услышала. И могу сказать, если первое не исцелить, то второго вы можете добиться, посетив хрустальные пещеры в Тарии...

И в тот самый момент, когда медам решилась напасть на старушку и без слов втолковать, что талант Тюри неоспорим, в коридоре объявился торговец.

— Мадам Ивир, нам пора, Торика спасибо за гостеприимство, мадам Тюри, — краткая заминка и очередная благодарность, — искренне рад, что заселился в "Логово" в один день с вами, — говоря это, он погладил себя по выпуклому животу, намекая на извинения в чашках, и улыбнулся. — Всего доброго.

Они ушли собираться, а разгневанная звезда театра ринулась на поиски супруга.

— Эванас! Эван... — заглянула в опустевшую столовую, затем на кухню и негодуя спросила у меня: — Где он? Где мой муж?!

— На сеновале, — ответила с заминкой, поэтому окончание фразы 'был вчера' медам не услышала. Потребовала у Риси свою шубу и вопреки всем заверениям артистов, побежала искать мерзавца, оставившего ее одну в самый неподходящий момент.

— Чтоб ее! Сейчас простынет, заболеет и останется здесь более чем на три дня. — С этими словами направилась будить Тюри. Эванас долго не отзывался, но стоило упомянуть Алиссию, и дверь распахнулась.

— Что с ней? — помятый мужчина в одном исподнем смотрел на меня с тревожным ожиданием.

— Побежала вас искать на сеновал.

— Правда?

— Да, медам изумило добродушное поведение людей, и она страстно желает узнать подробности вчерашнего вечера. — По мере моих пояснений выражение лица Эванаса из озабоченного стало беззаботным.

— Что ж, в таком случае я вполне могу рассчитывать еще на час сна. Побегает, поищет, — порет, добавила я про себя, — и успокоится на время. — Завершил свою мысль Тюри и шагнул назад, желая закрыть дверь. — Не говорите ей о нашем местоположении, а дальше я все решу.

— В этом я не сомневаюсь. Но разве вы не боитесь, что она простудится и... потеряет голос?

— Шуба на ней? — деловито вопросил он.

— Да.

— Тогда все в порядке. Меховое изделие заговорено от недугов, как и у остальных членов моей труппы, а может и посильнее прочих. — И с усталой усмешкой: — В противном случае, я бы не рисковал, согласившись на авантюру с переходом через горы...

— Вы молодец, — охотно похвалила предусмотрительного Тюри. — К слову, о вашем переходе. Видите ли, вас ввели в заблуждение и до перевала отнюдь не пара-тройка километров, а значительно больше...

— Тора! — Эванас, желая привлечь мое внимание, даже подпрыгнул на месте. — Умоляю еще хотя бы час, а потом я весь ваш!

— Поняла. — Я отступила и он, рассыпаясь в благодарностях, отправился спать.

Эванас Тюри оказался не только продуманным человеком, но ко всему прочему еще и счастливым. Он и его люди проспали без малого еще четыре часа, потому что медам Тюри, вдоволь набегавшись и наоравшись, притихла. Вошла в харчевню, скинула шубу на руки одной из помощниц и почти по-человечески попросила горячего чая и немного сдобы — без надменного взгляда свысока и ханжеских интонаций. Она устроилась за столиком Гилта полуоборотом к окну, спиной к столовой, чтобы одновременно отслеживать двор и лишний раз не попадаться постояльцам на глаза. Оказывается ей претило выслушивать хвалебные благодарности за вчерашние выступление, быть может из-за разгромной критики мадам Ивир или же потому что большую часть выступления Алиссия не помнила. Хотя волноваться ей не стоило, гостей в 'Логове' осталось меньше десяти и все они были намерены покинуть нашу заставу до снегов, поэтому спешно забирали свои заказы из мастерских, готовили лошадей, собирали вещи и не обращали внимания на застывшую у окна медам. Разве что дети милой четы Люпиевых: семилетняя Дороти и пятилетний Себастьян решились к ней подойти, чтобы подарить картину под названием 'Изгнание баньши'.

— Кого? — переспросила Тюри, вглядываясь в детские каракули.

— Баньши! — в один голос повторили малыши и водрузили 'полотно' на стол певуньи. — Вы ведь изгнали ее. — И на правах старшей Дороти поочередно указала пальчиком на двух героинь картины и разъяснила:

— Вот это вы, а вот это она... Видите вы в белом и с нимбом, как спасительница наша Присветлая, а она черная и круглая, потому что... — девочка замолчала, не найдя слов, и тут подал голос Себастьян:

— Воет, — по-мужски, коротко ответил он и с невероятной точностью передал вчерашнее заунывное: — 'Уносит счастье мое-е-е-е...'

Протяжное 'е' подхватила его сестренка, и посрамленная звезда лучшего столичного театра Вдовии вылетела из столовой, как пробка и бутылки.

— Эй, куда вы?..

— А картина? — понеслось озадаченное ей в спину.

— Я передам, — став свидетельницей этой сцены, я похвалила малышей за идею и исполнение, наградила их булочками и отправила к родителям. — Они вас искали, пора собираться.

К сожалению, через минуту мне сообщили о том, что на заставу для меня прибыла посылка, которую нужно срочно забрать и лично мне. Данное условие было трижды подчеркнуто, поэтому на почту я отправилась немедля и не увидела, как уезжали Люпиевы, как дети, чуть ли не свесившись под брюхо лошадей, махали моим помощницам, громко заверяя, что они не забудут 'Логово' и обязательно его летом навестят. Так же я пропустила момент воссоединения Алисии и преданных ее мужу членов труппы, а еще не стала свидетельницей пришествия первого 'обоза', о котором Гилт говорил. И все это потому, что Дори не сказал мне об эксклюзивности его посылочек и их габаритах.

Когда пожилой господин Тикелл вывел меня на задний двор почтового отделения к огромному черному ящику, вручил сопроводительное письмо и сказал: 'Забирай', я долгие пять минут открывала и закрывала рот, не зная как выразить глубину моего 'признания' в словах.

— Да как вообще... откуда он здесь появился? — Обернулась я к директору отделения, а его уже и след простыл, лишь задняя дверь хлопнула. — Чтоб тебя, Инваго Дори! — в сердцах бросила я и открыла конверт. Что примечательно адреса отправки на нем не значилось, лишь место прибытия, адрес и моя новая фамилия ЭлЛорвил Дори.

'Здравствуй, родная, — гласили первые строки письма, не обремененного ни именем роднюли, ни датой отправки. — Знаю, ты сердишься на меня за долгое молчание...'

Сержусь — неподходящее выражение, я скорее зла и не за молчание, а за умалчивание. Создается впечатление, что ему было невероятно сложно предупредить меня о болезненности поцелуев, о посылках, об обозах, о том, что оставленные деньги придется потратить на пересылку, ибо даже один день постоя десяти или двадцати вампиров, выльется в копеечку... а я уже губу на них раскатала, явственно представив, что приобрету для "Логова". Но больше всего меня раздражало незнание истинных причин, которые двигали тарийцем, однако письмо не могло их обозначить. Исполненное нежности и сожаления за разлуку оно было адресовано возлюбленной, а никак не невестке. Я не смогла дочитать, всхлипнув, сложила тонкие листы и только сейчас увидела на обратной стороне имя отправителя и адрес в пылу войны сокращенный до номера округа 1.24.56 Данирш. Последний тарийский городок перед границей с Вдовией время первой военной компании в наши горы, когда Таллик сорвался со скалы и сгинул в пропасти... Это было письмо потеряшки, вполне возможно последнее, так и не достигшее адресата.

— Ну и тварь же ты, Дори! — я развернула листы, желая убедиться в своей догадке, и обомлела, письмо теперь начиналось со строк: "Здравствуй, Торика...", более того оно состарилось, на бумаге появились пятна, на краях трещины, на сгибах просветы, словно бы я в ожидании супруга сотни тысяч раз перечитывала эти строки. И я бы перечитывала. Это послание невозможно было отложить в сторону и забыть, разорвать, сжечь, оно грело душу и не столько словами: 'милая моя, нежная Торика', сколько фактами: 'Не могу уснуть... Брежу твоими поцелуями... Слышу твой голос... Неоднократно пытался свернуть на зов, даже не замечая, что впереди скала или пропасть... Каждый раз поднимая взор к небу, вспоминаю твои глаза... Прости меня. И заклинаю, дождись. Я не смогу без тебя...'

Красиво, жаль не мне, пусть и адресовано Торике ЭлЛорвил Дори. Так с этим разобрались, очередная качественная подделка. Я вытерла глаза, немного постояла, вглядываясь в снежную даль за пределами заставы, а затем с новыми силами тщательно осмотрела конверт и листы письма. Иных посланий поверх бумаги больше не было, даже марка никакой новой информации не несла.

— Просто прекрасно... А с посылкой что делать? — я обошла черный ящик по кругу, мысленно прикидывая, с какой стороны его открывать и в раздумьях прикоснулась к дереву и в который раз за час оторопела. Оно было теплым, мало того оно еще и дрожало. Помянула добрым словом мага Сато Суо, стянула перчатку с правой руки и прикоснулась к посылке. В следующее мгновение прозрачный камень в кольце — подарке от хранителя рода Дори, потемнел, а ящик с хлопком сжался до размеров небольшого сундучка и завис на уровне моей груди. Я давно так не пугалась, до икоты, до мороза прокатывающегося по телу от затылка до самых пят, до черных точек перед глазами... Хотя нет, если сравнивать, то ночной кошмар был пострашнее. Правда и теплые дрожащие посылки радости тоже не вызывали.

Вот и спрашивается, тяжело было предупредить? Записку оставить? Передать сообщение через Гилта! Увалень!.. Чтоб его!.. Заморозило, к полу припечатало, изжарило! Я подхватила ящичек, не превосходящий по весу и трех килограмм, и пошла к своей кобыле. Мартина мне обрадовалась, а вот посылке — нет, и стоило мне ее отвязать, как наглая кобыла сбежала от меня с громким ржанием.

— Стой! Стой... Мартина! — топнула ногой с досады и позвала ее повторно: — Ко мне, ко мне сказала!

А в ответ довольное ржание и легкая трусца по направлению к 'Логову'. Эта зараза доберется до него за пять минут, а я два часа потрачу.

— Скотина! — я пнула ближайший сугроб, глухо ругая строптивое животное не вовремя вспомнившее о своем норове. — Овсом не накормлю, сушеное яблоко не предложу, соли пожалею. Гадина гривастая!

— Волчица?! — я обернулась к окликнувшему и постаралась не скривиться. Тасор Галжский бывший мой... помощник. Когда-то давно мечтала, чтобы он моим мужем стал, пусть и не законным, но родным, а он лишь в любовники метил. Обидно, досадно, ну и бес с ним. Улыбки флирт и поцелуи сроком в неделю, закончились едва я узнала о его несовершеннолетней невесте из Заснеженного. Видите ли, пока она там приданое готовит, он тут форму поддерживать не забывает. Козел, как есть козел, два года прошло, и все равно обидно. Не дура, не уродина, и не привлекла. И что прицепился-то теперь? Глаза горят, улыбка так и светит, неужели супруга на сносях, а форма пропадает зря.

— Как поживаешь? — Я молча сверлю его взглядом. Раздобрел, порыжел пуще прежнего, бороду отрастил, чтобы скрыть второй подбородок. На щеке шрам появился, на клин похожий с одного края тонкий, с другого толстый, словно бы ножом порезали в драке. Во всяком случае, Тасор так всем говорил, однако я от постояльцев знаю, что это жена на него отцу пожаловалась, и тот зятька напоил и отбил всякое желание супругу унижать.

— Тебе что, жить негде, в 'Логове' решил заночевать?

— Нет... — ответил он с заминкой.

— Есть нечего?

— Да как бы... — усмехнулся моему предположению, бороденку свою поскреб, сверкнув на зимнем скудном солнце тремя перстнями, унизывающими пальцы. — Я жизнью доволен.

— Тогда чего ко мне прицепился? — А он взглядом начал косить по сторонам, не услышал ли кто, как его внимание отвергают.

— Да просто давно тебя не видел.

— Еще бы столько же, а лучше вдвое больше. — Перехватив свою ношу крепче, решила обогнуть его сани и двойку впряженных в них лошадей. Он не дал, прицыкнул, и холенные черные жеребцы преградили мне дорогу. Правда, затем, словно беду почуяв, отшатнулись, чуть не свалив Галжского с саней. Я тихо хмыкнула, от подарков Дори один лишь только прок, жаль, людей они не отпугивают. Бывший помощник менее чем через минуту меня догнал, приноровился к шагу и пошел рядом.

— Что ж ты сразу огрызаешься, я ж всего-то спросить хотел...

— Что? Спрашивай, ну... — поторопила умника, при этом чуть ли не срываясь на бег. Как ни странно, но мне нахамить хотелось не меньше, чем убежать. И, наверное, проделать все это разом, все же стоило, подумала я, едва услышав:

— Говорят, ты замуж вышла. — Я остановилась в легком недоумении, что это за тональность проскользнула в голосе Галжского. Не то жажда наживы, не то похоть, не то зависть к чужому счастью.

— Вышла. И что?

— За тарийца... — Вот это было сказано уже с презрением.

— Ну и?

— Знатного рода...

— Так и есть, — я криво улыбнулась, ожидая, когда он перестанет ходить вокруг да около и меня задерживать. Посылка неприятно оттягивала руку, напоминая о том, что малый вес со временем 'становится' все тяжелее и тяжелее.

— Фамилию его со своей соединила... — прошипел.

— Ага.

— Пять лет назад! — выдохнул он со злостью, словно бы я ему кровный враг. Бровью не повела, улыбнулась ехидно, ведь чувствуется мозоль у мужика не хилая, но наступила на нее не я.

— Кажется, кому-то во время волны бракосочетаний, на обряде делать было нечего, в храме в уголке сидел, надписи на алтаре читал, года высчитывал. — С удовольствием проследила за тем, как он изменился в лице и невинно вопросила: — Кстати, а кого ты 'замуж' выдавал?

— Не твое дело! — и рявкнул так, что сразу стало ясно — их гостиницу в Заснеженном тоже какому-то тарийцу отдали. А так как управленцев там три мужика и лишь одна женщина, значит...

— То есть жена у тебя нынче двоемужница, а нахамить ты решился мне.

— Ее вынудили, а ты... по собственной воле вышла за врага!

Вынудили — не подходящее слово. Я точно знала, что тарийцы прагматично предлагали владельцам имущества несколько вариантов дележа и уже те решали, как поступить. И то, что он называет принуждением, вряд ли было худшим из решений. Но сказать это я не успела, неожиданно оказалась схваченной за шею и прижатой к шершавой стене в ближайшей подворотне. Здесь было темно, неприятно пахло, видимо кто-то не успевал по нужде добежать до дома, и еще здесь было чуточку страшно. Потому что невменяемый Галжский одной рукой меня держал, а второй расстегивал мою одежду, попутно шаря по телу и грубо сжимая все подвернувшееся.

И вот стою я и понимаю, что расслабилась. Действительно, непозволительно расслабилась, выйдя замуж за потеряшку. Уверовала в хранителя рода, в честность Дори, в силу его нелюдей и всеобщее подчинение им. Ведь пока Гилт здесь был, никто, ни одна сплетница, ни один зубоскал меня не полоскал и помоями не поливал. И вот на тебе, потеряла бдительность и волчью хватку, из 'Логова' уехала без оружия, а возвращаюсь без... коня. Одним словом — потеря, под стать неведомому супругу. Подумав об этом, посмотрела на идиота рыжего покачала головой. И чего он своими поползновениями добиться хочет? Напугать? Глупость! Все ж знают, что у него с недавних пор не стоит, а у его жены чешется, кстати, именно от нее все и знают.

— Тасор, убери руки. — Не внял, грудь мою сжал сильнее. — Тасор, не доводи до греха. Хранитель рода Дори тебе все конечности оторвет, но жить оставит. — Ослабил хватку, засопел. А глаз не поднимает, взирает на кружева нижней сорочки, и меня вниманием своим морозит. — И чего ты взъярился, что у нее теперь тариец в супругах?

Не ответил, что ж продолжим.

— Подумаешь, воин, подумаешь, сильный... он будет далеко, а ты всегда рядом. — Со вздохом самолично убрала от себя его руки, начала застегиваться. — И вот что, хватит стесняться, сходи к лекарю, возьми от своего недуга лекарство...

— Он еще не приехал. — Оборвал меня увалень рыжий и отошел на шаг.

— Приехал. Лекарь Томис как раз в моем 'Логове', вполне возможно сидит сейчас в харчевне и наслаждается арией, — вспомнила о медам Тюри, потерла уши и уже совсем другим тоном обратилась к бывшему... помощнику. — Кстати, за глупость твою, я конфискую сани, а ты пройдись, проветрись. Прогулка от тяжелых дум хорошо помогает.

До 'Логова' Галжский не дошел. Пока я наслаждалась быстрой ездой на санях, вдыхала морозный воздух и радовалась кротким солнечным лучам, смущенно проглядывающим сквозь серую дымку неба, мой бывший помощник калечился. Вернее, как гласила записка, отправленная к лекарю, Тасор скользил на льду, падал и... ломал руки, ноги. В процессе возможно задел и голову. Иначе не объяснить, где он лед нашел и почему отказался ехать к лекарю в 'Логово', когда местные хранители правопорядка вытащили его из сугроба. Вернее даже, идиот рыжий зарекся переступать через порог моей гостеприимной обители и когда-либо подходить к ней ближе, чем на километр. Наверное, узнав об этом, мне следовало расстроиться, но я лишь рукой махнула и отдала сани спешившему на помощь Томису.

Подхватив посылку, я легкой походкой направилась к крыльцу и, уже занеся ногу над ступенькой, остановилась. Мартины в конюшне не было, седло и уздечка есть, строптивицы нет.

— Что за напасть... — только решила проверить стойло, как на меня из-за поворота выбежала взмыленная беглянка. Глаза как блюдца, грива дыбом, хвост дугой, я думала, она меня сейчас затопчет и не заметит, но кобыла заметила и, более того, обрадовалась. С диким ржанием затормозила, плюхнувшись на круп и выпрямив передние ноги. Знать не знаю, как ей удалось завернуть, но упертая скотина с наглым норовом оказалась позади, лбом прижалась к моим лопаткам, захрипела.

Причина ее страха и забега вокруг харчевни оказалась здесь же через секунду, злой оборотень в порванной куртке, со снежной 'шапкой' на голове, которую как перья украшали древесные шепки. Ох, чует мое сердце, кто-то влетел в сугроб возле дровяницы и основательно ушибся.

— Асд! Какая радость, как добрался?

— Замечательно, — по слогам процедил он, стряхнул шапку, повел плечами и медленно пошел на меня. — А ты как добралась на своих двоих? Она же тебя сбросила и сбежала, я правильно понял.

— Не сбросила, но оставила, — я покосилась на Мартину и чуть не подавилась словами. Кобыла взирала на меня как на предательницу, не забывая при этом косить взглядом на оборотня. Невольно забеспокоилась: — А что такое? Ты хочешь ее проучить?

— Да, — перехватил мой взгляд и быстро исправился. — Нет, что ты... только и хотел, угостить вот этим, чтобы она тебя из-за посылок больше не бросала. — В ладони оборотня появилось яблоко, маленькое красное, с виду сладкое.

Взяла яблоко протянула кобыле, она им, не брезгуя, тут же захрумкала и на ноги поднялась.

— Ну и чего ты ей яблоко не дал, напугал, заставил вокруг харчевни побегать?

— В глотку затолкать хотел, как первые два для понимания, — как на духу выпалил Асд, и кобыла закашлялась. — Видишь, она теперь больше понимать начала, а сейчас еще поумнеет, и будет у тебя...

— Говорящая лошадь! — выпалил вышедший на крыльцо Тимка.

Минута молчания. Мальчуган в немом восхищение взирал на Мартину, я на нее же с ужасом, а вот Асд на мальчишку с неодобрением.

— Какой, говорить! То же мне, выдумал. Да, чтоб эта дурында заговорила, нужно демону душу заложить или даже две! И то не факт, что кобыла хоть слово скажет, при ее-то интеллекте. — Оборотень забрал у меня посылку, хлопнул беглянку по возмущенной морде и послал ее в стойло. — Иди с глаз долой, пока не получила. А ты, — перст указующий и взгляд грозящий он обратил на Тимку, — марш в зал и на улицу ни шагу без шапки.

Я с удивлением проследила за тем, как лошадь и сорванец удалились от места встречи, а до того хмурый Асд, вдруг расплылся в улыбке:

— Покормишь?

— А, так там только разогреть... — вспомнила я о наличии блюд и услышала невероятное:

— Нас двадцать семь и все очень голодные.

3.

Двадцать семь!

Я убью Дори. Нет, я линчую Гилта! Уж этот гад явно знал, когда прибудет обоз, или догадывался. Хотя, чего далеко ходить, вон Асд сидит в столовой, уж его-то я стукнуть могу, за то, что он не предупредил о скором явлении!

С этими добрыми мыслями вышла в зал и села напротив оборотня. Его сотоварищи по переходу через горы уже поели и наслаждались сладкими булочками с компотом, благосклонно улыбались мне и подмигивали моим помощницам. Девчата на них внимания не обращали, слаженно убирали со столов, не поднимая взгляда на новых постояльцев. Устали, это было видно невооруженным взглядом, я и сама начинала клевать носом, а на дворе еще не вечер. Сейчас им всем ванну приготовь, комнаты протопи, кровати расстели, вещи разнеси, разложи... чтоб их! Когда постояльцы прибывают по двое-трое каждые два часа, справиться легче, но когда вот так — гурьбой и нам приходится бегать, как белкам, сложно. Тороп и Тимка уже растопили камины в шести комнатах, где новоприбывшие будут спать по двое, осталось еще пять, где гости разместятся по трое. И пойдем мы с девчатами набирать для них ванны, таская воду в ведрах от кранов, что стоят в каждом коридоре. Я могла бы радоваться, своей прошлой прозорливости и тому, что каждую комнату оснастила натопителем от камина и канализационным сливом, но как представлю восемь ведер на постояльца так дурно и становится. Ведь в преддверии снегов мною наняты четыре хрупкие помощницы, а не толпа здоровых мужиков.

Это называется, система не справляется. А что будет весной, когда через нашу заставу протянется дорога, соединяющая две столицы ранее враждебных государств, и поток постояльцев увеличится вдвое, если не впятеро? Ответ прост. Ужас будет. 'Логову' нужен капитальный ремонт, но он выльется для меня в неподъемную копеечку. От бессилия и предстоящего забега с ведрами глухо застонала.

— Тора, ты чего? — забеспокоился оборотень. — Что-то случилось?

— Да. Хочу центральное отопление с котлом и водопровод под напором!

— А он у тебя разве не такого? — удивился Асд с усмешкой. — Ты же только после ванны постояльцев пускаешь в кровать.

— Ага, пускаю. И нет, не такой.

— Как же вы тогда?..

— Ручками, — пожаловалась я и встала с тяжелым вздохом.

— Постой, — оборотень ногой двинул мой стул к столу, и я как подкошенная плюхнулась на сидение, — то есть, до сих пор вы ванные вручную набирали?

— Да.

— А смыв в отхожем месте? — вопросил он тихо.

— А это как раз от ванн с верхнего этажа, которая идет в баки... — увидев взгляд оборотня, постаралась объяснить доходчивее. — То есть все на первом этаже смывается водой из ванных со второго, а вот все что на втором из бочек на чердаке. Мы их раз в месяц наполняем.

— Мудрено, — задумчиво протянул он, и не понять то ли похвалил, то ли посетовал на сложность.

— Так расход воды меньше и экономия... — попыталась встать, но он опять не дал.

— Да сиди ты! — махнул рукой и отдал приказ пятерым из спутников. — Северный, Тагро, Упы и вы братья Кио, подняться наверх, найти Торопа с мальчишкой, помочь в растопке и с наполнением ванн. — Затем посмотрел на меня и спросил сурово: — К накопителям сама подключишь или доверишь моим?

— А спра...— я не договорила, на лице оборотня, появилась лукавая улыбка. — Доверю!

Радостная опустилась на стул, позвала к себе Асю попросила принести булочку и крепкий чай, а еще сказала, что девчата до вечера могут отдохнуть. Получила заказ, и мое настроение начало подниматься в гору, и даже пение, доносимое ветром, не портило его. Как оказалось, вместе с четой Тюри увязались отнюдь не вольные актеры, а неподвластные служащие семьи: два охранника Эванаса, две горничные Алисии и личный учитель пения, так называемый куратор голоса. Эту должность занимала пожилая дама с осанкой королевы, седыми локонами в буйной рыжей шевелюре и несгибаемой волей. После ночного романса 'Колокольчика звон', она, как и мадам Ивир, поймала звезду театра на фальши и вот уже без малого два часа третировала певунью... то есть тренировала в закрытом помещении на периферии 'Логова'. Иными словами, на сеновале.

Грела мысль о том, что после вынужденного пения по указке Алиссия лишний раз рта не отроет, и будет нам тишина: без одергиваний, понуканий, капризов, неприятных или же унизительных сравнений. А впрочем, я уже знаю, как с ней поступить в случае очередного бунта, четверть капли дурмана на бокал и прощай проблема.

Столовая вскоре опустела, остались только двое старых постояльцев, Асд и я. Появилась возможность оборотня обо всем расспросить.

— Так, та пятерка твои сородичи. — Он кивнул с гордым видом. — А остальные получается...

— Кровососинки, — расплылся в широкой улыбке оборотень и хлопнул себя по лбу: — Совсем забыл, что обязался отчитаться их мамуле.

— Оба хороши, — тихо усмехнулась, наблюдая за тем, как он выудил из-за пазухи знакомый мне черный конверт, листок и перо, и со шкодливым выражением лица отправил записку вампиру. Конверт вернулся через минуту и зашипел при открытии.

— Так-так... — взгляд оборотня вначале полыхнул интересом, а затем помрачнел.

— Что там? — я встрепенулась. Мне редко доводилось видеть двуликого таким озабоченным.

— Ничего хорошего, — вздохнул он и протянул тоскливо, чуть ли не скуля. — Завтра ночью отбываем и даже не попробуем твоих пышек-пирожков. — И взгляд такой, что сложно не понять, он просит снизойти до бедных и несчастных собачек и кровососинок.

— Ладно-ладно. Так и быть, с собой вам наготовлю, — и чтобы не сильно радовался, добавила, — но у меня условие. — Он весь подобрался, подался вперед, готовый внимать, и я его огорошила просьбой: — Где-то в Тарии застряла моя посылка с горелкой, тканью и мелочами для 'Логова', и она мне очень нужна, до снегов.

— Тьфу ты! — фыркнул Асд беззлобно. — Я-то думал, чего посущественнее попросишь, а ты... Хозяйка.

— Какая есть.

— Хоть бы что-то для себя попросила, например: мужика на ночь, шерстяную грелку в постель или волка под седло. Вначале ты на нем, затем он на тебе... — не договорил, получил пустой чашкой по лбу. — Ай! — Увидел, как я берусь за тарелку, вскинул руки. — Да шучу я, шучу.

Кивнула, но хмурого взгляда от него не отвела. Он ответил таким же.

— Спасибо, конечно, что чашка не полной была, но что ж так сразу? Ты бы хоть для начала словесное предупреждение выдвинула, а затем уж...

Насторожилась я, вспоминая о своих помощницах, и том, как на них гости смотрели. Спросила:

— А что, Гилт об излишнем идиотизме не предупредил? —

— Он что-то нашипел нашим о неуместных шуточках, их последствиях и о твоей тяжелой руке. Но я занят был и не вслушивался, да и толку, в подробности клыкастый не вдавался.

Так значит, предупредил, одной проблемой меньше. Я даже улыбнулась и свободно выдохнула.

— О том, что по шее получил особо распространяться не охота. Но я надеюсь, ты теперь сам все уяснил. — Посмотрела так, чтобы оборотень понял — хочешь пирожков в дорогу, воздержись от шуток. Однако, его не проняло.

— По шее?! За что?

— За то, что скалился одной из девушек. — Забрала из его рук свою чашку, водрузила на опустевшую тарелку и уже думала уйти, когда оборотень неожиданно заинтересовался.

— Какой девушке он скалился? Не томи, говори скорее, а лучше покажи. — И таким тоном это произнес, проникновенным, что я слукавила и указала на Алиссию Тюри, гордо шествующую через двор к харчевне. Волосы развеваются на ветру, глаза горят, губы пунцовые, кожа алебастровая с робким морозным румянцем. Я сама бы восхищенно засмотрелась на медам, если бы не знала, какая она гадина. — Гм, красивая стерва, но... — послышалось от оборотня. — А ладно, если рот заткнуть вполне так ничего.

Посуда выскользнула из моих рук и со звоном попадала на стол.

— Ты решил за ней приударить? Но она замужем, к тому же звезда театра и самая настоящая капризная дрянь, — вспылила я. А в ответ усмешка.

— Почему бы и нет? Гилт на совсем уж плохое заглядываться бы не стал. — Ухмыльнулся он и поднялся с завораживающей грацией матерого волка.

— А ну сел! — по возможности грозно потребовала и за локоть дернула его на себя. Успеха не добилась, обратно не посадила, но хоть от вошедшей Алиссии отвлекла. — У вас с Гилтом что, соревнования, кто больше девок под себя подомнет?

— Нет. Вообще-то, раньше только на тебя и твою готовку спорили. Но теперь, когда ты безвозвратно утеряна в замужестве, приходится искать альтернативы.

— Какие альтер... — начала была я, и осознала невероятное, он серьезен как никогда: — Что значит безвозвратно?

— Так ты же замужем, — развел он руками и хотел улыбнулся певице, но я опять его дернула на себя.

— Но муж потеряшка, а значит... — посмотрела на хмыкнувшего оборотня и, не скрывая ужаса, спросила: — Он что, вернется?!

Руки опустились, сердце замерло.

— Кто знает, — ответил и вышел из-за стола.

— Асд! — позвала я громко, но гад хвостатый даже не обернулся. Сбежал.

И я бы в два счета его догнала, за барки схватила и правду вытряхнула, но мне дорогу заступила звезда с требованием.

— Чай мне и сахарный рогалик.

— Сегодня только булочки, — ответила, не зная, как от нее избавиться на ближайшие пять минут, но она неожиданно всхлипнула: 'Дайте сладкое хоть что-нибудь!' и я оставила свою идею о преследовании. С Асдом чуть позже разберусь, а сейчас уж лучше предотвращу голодную истерику. — Одну минуту.

Влетела на кухню, в считанные мгновения разогрела порцию обеда на одного, украсила мясо зеленью, добавила к картошке соус, который медам пусть и охаяла, но съела, не оставив даже капли. К обеду чай с травами и булочку с изюмом и сушенной вишней. Подумала и добавила еще одну с яблоком. Вот это все я споро выложила на стол перед хмурой Алиссией, подозрительно закусившей губу, но вместо спасибо услышала:

— Вы не уложились в минуту. И мясо я не заказывала.

— От заведения, бесплатно, — выдала я коронную фразу, коей меня научил господин Тюри с лихвой оплативший трехдневный 'сеновал' для всех семерых.

— В таком случае, подайте еще кофе, — буркнула она и замолчала, так, словно бы еще что-то хотела сказать.

— В него чего-нибудь плеснуть? — догадалась я по ее вороватому взгляду на дверь в столовую.

— Две порции, — шепнула она.

Что ж исполним. Приготовила кофе и две порции коньяка плеснула. Когда я вернулась в зал, за столом Тюри уже сидела куратор голоса, отщипывала кусочки от булочки с изюмом и царственно направляла их в рот, я даже засмотрелась на церемонность ее движений, пока до меня долетел довольный голос медам:

— А вот и ваш кофе! — и смиренно с извинением. — Надеюсь, вы не посчитаете, что я позволила себе лишнего, добавив туда немного горячительного. — Она подалась мне навстречу, захватила с подноса чашку и самолично водрузила ее на стол перед смущенной дамой. — Не переживайте, мужу ни слова не скажу, все только между нами, — прошептала Алиссиия и посмотрела на меня так, что я вспомнила о погоне за оборотнем.

— Мне пора, в дальнейшем вас обслужат мои помощницы, — и с улыбкой отошла. А змея может быть очаровательной, когда преследует собственные цели. Теперь ясно, почему на ней женился Тюри, оценил не только голос, но и актерские данные.

Оборотня я не нашла, ни наверху, ни во дворе, ни на сеновале, куда вели его тяжелые следы. Зато успела полюбоваться на то, как споро его сородичи разносят воду по комнатам. Они не воспользовались ведрами, а взяли у Торопа большие бадьи, объемом в четыре ведра, поэтому к моменту моего явления, с заданием уже заканчивали. Довольные и счастливые, они обменивались едкими подколками и подмигивали Тимке, который давил на кран и накачивал воду, радостный, что может послужить общему делу. Но лишь стоило попросить, найти мне Асда, все хвостатые скисли и поголовно отказались куда-либо идти по причине усталости, и мальчишка их поддержал, сказав, что у командующего обозом важная встреча.

— С кем? Где? Когда? — спросила строго, но ответа не получила.

— Не знаю, — ответил Тим и со смехом унесся догонять оборотней.

— Диверсия, — улыбнулся Тороп, он сложил бадьи в кладовке и похлопал меня по плечу. — Не расстраивайся, парень растет.

— Да я ни слова на эту тему. Хотя, обидно, конечно, но... — протяжно выдохнула и задала волнующий меня вопрос: — Ты знаешь, где Асд?

— Не знаю. Но слышал, как он сказал, что у него тут новая забота и надо бы ее уладить в ближайшие два дня.

Посылка, он определенно взвалил на себя заботы о посылке и сейчас с ней разбирается.

— Да. Они уезжают завтра в ночь. Попросил приготовить пирожков.

— Хороший знак, наготовьте с девочками побольше, — одобрил Тороп и пояснил удивленной мне: — Они распространят слух о 'Логове' в Тарии за многие километры от нас.

— Они их съедят, это, во-первых, а во-вторых, с чего ты взял что они так далеко пустят слухи о нас.

Бывший вояка покачал головой.

— Твою выпечку приберегут на закуску и сославшись на нее, откажутся в других харчевнях что— либо брать, — и копируя мое высказывание добавил: — это, во-первых, а во-вторых, слух о харчевне и постоялом дворе достигнет столицы. Не думаешь же ты, что они идут в Данирш.

Данирш. Письмо. Муж-потеряшка. Сбежавший от ответа Асд. Я скрипнула зубами и сжала кулаки. Ну почему мне кажется, что в этой мирной неосведомленности я упускаю что-то важное! Что-то существенное, касающееся меня! И это что-то гады-нелюди таят по просьбе Дори, а тот, тарийская свинья, все скрывает в угоду личной прихоти.

— Мне нужно уехать.

— Куда?— забеспокоился Тороп.

— К храму, хочу узнать, что упустила.

Сглупила. Ой, как же я сглупила.

Не поевшая толком, не отдохнувшая, покинула 'Логово' на ночь глядя, и пусть в этот раз вооружилась не на шутку, но о погоде здешней и ее каверзах забыла. А вот она нет, и как и подобает эксцентричной дамочке, затихла. Другой бы этой поре обрадовался, но я-то уже ученая знала — еще немного и на всем склоне развернется снежный ад. Назад возвратиться не успею, а до храма добраться еще оставался ничтожный шанс. И я использовала его к своей радости и немалому удивлению, пришпорила Мартину, пригнулась к ее шее и невесть каким образом успела к белым воротам обители божьей за несколько секунд до страшной непогоды. Бушующий мрак опустился на наше предгорье, завыл, застонал, затрещал, ломая деревья, сдирая сугробы со скалы, кроша камень и раздирая дерн.

— Успели! — я спрыгнула с лошади, и под уздцы завела ее в закрытый двор храма, где было сухо, тихо, тепло и светло. Не поверила собственным глазам. А где снег, где грязь, лед, лужи в конце-то концов? Тут же по моим воспоминаниям должны быть огромные сугробы, сосульки, коими славился храм, а еще обязательна для него наледь на протоптанных дорожках! Заозиралась по сторонам, подмечая и новые кадки с зелеными растениями и тяжелые деревянные скамейки, над которыми по металлическим прутьям вогнанным в стену забора ползет белый скальник, и только потом сообразила посмотреть наверх. В черноте неба над двором храма дрожал и переливался магический купол, тонкая вязь его плетений перемежалась со знакомыми мне рунами, сияла белым светом, озаряя все вокруг. И нет сомнений, я сейчас воочию видела откуп за наш с Дори брак.

— Сато Суо, чтоб тебя! — шепнула в сердцах, и кобыла поддержала меня громким ржанием. Боковая дверь храма хлопнула и нам навстречу выбежал полуобнаженный и босой служитель храма в светло-зеленом переднике повязанном поверх подкатанных штанов, с ножницами в одной руке и лейкой в другой.

— Доброго дня вам, Ясмин, — сказала учтиво, стараясь не смотреть на впалую грудь мужчины, покрытую седым курчавым волосом, на татуировку хранителя брачных уз, что опоясывает его и ползет по бокам до шеи. — Извините, что отрываю...

— Торика ЭлЛорвил Дори! — радостно перебил он меня и, бросив садовый инвентарь на ближайшую скамью, пошел мне навстречу. — Света и радости вам и вашему супругу! — он выудил из передника яблоко, протянул его Мартине и обернувшись ко мне вопросил: — Вы пришли за благословением на рождение сына?

— А... — абсурд, хотелось сказать мне, но слова закончились, ибо хранитель брачных уз решил пояснить свое предположение. — Ваш муж был так счастлив вернуться к вам после войны и повторить клятвы, что обещался в этом же году построить дом, посадить дерево и зачать первенца. Росток дерева я ему уже подарил, разрешение на строительство подписал, дело осталось только за...

И с каждым его словом мне становилось все хуже и хуже. Брак настоящий, никакой фикции, его благословили не только боги, хранитель рода, но и служитель храма. И если Таллик вернется, я вновь стану бесправной супругой...

— Вы побледнели, — заметил благочестивый Ясмин и обрадовался, — так вас уже можно поздравить? Простите мою невнимательность. А я держу вас во дворе... — затем сказал, что мне не стоит ездить верхом и пора приобрести сани. Он снял с меня плащ, усадил на скамью в храме и подал чашку воды, а сам отправился устроить лошадь, ибо метель разыгралась нешуточная, успокоится не скоро, и назад он меня одну не отпустит, к тому же в моем положении...

Сглупила. Ой, как же я сглупила с побегом, с браком, со всем. Нужно было соглашаться, когда меня замуж Инваго звал, нужно было принять его с хлебом солью, бутылью вина. Но кто ж знал, что все так тихо-мирно обойдется, не будет казней, не будет грабежа, насилия, издевательств, как в тот раз, когда Даруш Темный лорд Урос въехал в наш далекий городок в сопровождении сотни воинов. Он говорил о мире и временном расположении гарнизона за стенами города, но не прошло и недели...

Я вздрогнула от воспоминаний, а затем еще раз, когда переодевшийся и приведший себя в порядок служитель храма прикоснулся к моему плечу.

— Вы плачете. Что случилось?

— Это от счастья, — всхлипнула я и стерла предательские слезы. А ведь обещала себе не вспоминать, не бередить еще не зажившие раны. — Извините, благочестивый Ясмин, но я здесь не за благословением на рождение сына...

— Жаль, а я вам его уже дал, — улыбнулся он. Присел со мной рядом, взял за руку. — Итак, что вы хотели?

Подумав минуту другую и приведя дыхание в норму, я попросила родовую книгу. Раньше мне бы ее не дали, но сейчас вполне, стоит лишь намекнуть на магический купол, что раскрыт над двором и почти летнее тепло внутри храма. Но намекать не пришлось, хранитель брачных уз обрадовался моим словам вдвое больше чем возможной беременности и скрылся за алтарем. И уже оттуда из глубины храма ко мне долетал его счастливый голос.

— Торика, вы первая и единственная, кто изъявил желание узнать о своем иноземном муже больше и его истоках! Какая удача. Теперь можно не беспокоиться о счастье вашей пары... вы действительно найдете путь друг к другу. — С этими словами он вернулся, и передал мне всего лишь один тонкий свиток, пыль от которого прям таки кусками посыпалась на пол.

— И это все? — я чихнула.

— Все, — заверил он и предложил: — Чаю?

— Не откажусь.

Зря я думала, что информации о роде Дори в свитке мало. Обычный с виду предмет оказался магическим и хранил в себе не один туго свернутый лист, а сорок с лишним. Вначале шла история рода, которая обновлялась по ходу времени, затем права и обязанности супругов, хранителя рода и невероятно краткие сведения о бесценной реликвии, ради которой Таллик Дори на мне женился. Вернее, ради сохранения которой на мне женили потеряшку.

Сидя в небольшой комнатушке, более похожей на келью с узкой бойницей под потолком, я начала изучение свитка с реликвии, а все потому, что в истории рода именно она являлась причиной большинства скоропостижных смертей. Преемственность шла по линии первенцев мужского пола достигших тридцати одного года. Если наследник до этого времени не доживал, реликвия переходила к следующему первенцу рода достигшему возраста сорока одного года, если и этот не выживал, ее в свои руки получал уже более дальний кузен — троюродный, в возрасте пятидесяти одного года. И бывали в этом роду периоды, когда реликвия десятилетиями 'вырезала' мужское поголовье, а в конечном счете попадала в руки чистокровного наследника успевшего за это время подрасти. Вспомнив о том, что мне рассказал Дори, я пришла к выводу, что сейчас настал приблизительно такой же период, или вот-вот настанет. Его отца в живых уже нет, Таллик потерялся, Инваго не наследник... И зачем им понадобилась фиктивная жена со стажем семейной жизни? Или это одно из условия получения реликвии на хранение?

— Проверим.

Я вернулась к родовому дереву и продолжила анализ наследников. Прадед Дори при получении реликвии был женат, дед женат, отец женат, Таллик женат...

— Чтоб тебя! — громкое восклицание вырвалось против воли и потревожило благочестивого Ясмина, в соседней комнате. Выждав, когда он затихнет, вновь взялась за свиток, негодуя и сердясь. Я же пять минут назад смотрела на этот лист, и Талла там не было, как и Инваго. А теперь оба имени стоят рядышком, впритык. Мгновение раздумывала о происходящей здесь и сейчас чертовщине, а затем посмотрела на список наследников и точно. Вот последнее имя Алигран Дори и больше никаких...

Свиток выпал из моих рук, потому что на бумаге появилось имя следующего наследника, моего мужа — потеряшки и портрет оного в профиль. Он жив. И вполне возможно вернется.

— Я убью Дори!

В дверь постучали, а затем чуть ее отворив, вопросили:

— Торика, у вас все в порядке?

— Да-да, простите. Просто... — не зная, что соврать припомнила слова вампира о новых возможностях даруемых мне этим браком. — Я в невероятном удивлении от... приобретенных мною прав.

— Понимаю, — служитель храма издал смешок и поделился своим мнением на этот счет, — мне они тоже понравились. Внимательно прочитайте пункты об управлении хозяйством, детях и супружеских долгах.

— А что там по третьему вопросу? — Я достала свиток из-под кровати, развернула нужные листы с правами и обязанностями.

— За неисполнение оных муж платит золотом, — порадовал меня Ясмин и дверь закрыл.

— Хм, что же это получается, у моего супруга пять лет неустойки.

Некоторое время я взвешивала все за и против, а затем пришла к выводу, раз уж Инваго сделал мой брак с Талликом настоящим, почему бы и мне не войти в права супруги по-настоящему. С этой мыслью я вернулась в храм, нашла чистый лист металлическое перо с чернилами и вернулась в комнату, подбивать, так сказать, все причитающееся. Кажется, центральное отопление с котлом и водопровод под напором обойдутся мне гораздо дешевле.

К сожалению я не успела подсчитать все, в третьем часу ночи, двери храма сотряслись от десятка мощных ударов.

— Кто там? — я отстегнула от пояса пару кинжалов и вышла в зал, в то время как из кельи благочестивого Ясмина доносилось: 'Великий Адо, прошу, не губи понапрасну...' Удивительное дело, он же сам вдовиец, а поклоняется иноземному богу, покровителю воинов, создателю войны. Хотя чего я удивляюсь, наше божество в отличие от тарийского слизняк слизняком, может только пить, есть и сотрясать воздух сказаниями о прошлых своих подвигах. Его так и зовут Кудесник прошлого, слагатель легенд Кудес.

В двери храма постучали решительнее, служитель храма залепетал настойчивее, я крикнула громче:

— Кто там?

Вначале послышался мат, а затем знакомый рык и все успокоилось. В наступившей тишине я услышала вопросительное от хвостато:

— Тор-р-ра, это ты?! — рычащий Асд был бескрайне рад меня услышать. — То-р-р-рика, р-р-радость наша. Выходи, ты мне нужна. Нет, ты нам нужна... очень.

— Я, — ответила, отодвигая засов и снимая щеколду. Двери я открыть не успела, они распахнулись и огромные мохнатые объятия прижали меня к твердой и не менее мохнатой груди.

— Какое счастье... — и так это вдохновенно произнес, что я разом насторожилась.

— Что случилось?

— Ничего такого, — он чмокнул меня в лоб и по распущенным волосам потрепал.

— Асд?

— Стыдно рассказывать. — Оборотень коротко отдал приказ собрать мои вещи из комнаты, успокоить служителя храма и привести Мартину из стойла. Затем посмотрел на меня и отвернулся.

— Настолько стыдно, что всей толпой явились сюда? — вопросила тихо.

— Нет. Да и не все мы здесь, половина осталась в 'Логове', — и взгляд такой виноватый, что я предположила самое страшное.

— Убили кого-то?

— Напугали, — подсказал кто-то из оставшихся рядом оборотней и бывший охранник горного князя, вначале оскалился на предателя:

— Северный, заткнись', — но затем сник, подтверждая. — Напугали.

— Тимку, Торопа, моих помощниц?

— Если бы... — поморщился оборотень и не спешит объяснять. Я вопросительно посмотрела на ранее высказавшегося и тот их предводителя повторно сдал:

— Алиссию певунью.

— Как? Когда успели?

— Нечаянно, — послышалось от Асда, но я на него внимания уже не обращала. Повторила вопрос Северному и услышала невероятное:

— После обеда вы на нее указали, как на пассию Гилта, помните? Так наш Асд решил ее впечатлить, не взирая, на ваш косвенный запрет.

О как выразился! Значит, мой вопль о том, что медам Тюри змея, стерва да еще замужняя, не прошел даром, но хвостатый все верно решил юлить.

— И во что его непослушание вылилось? Алиссия от страха второй час подряд вопит?

— Пищит и не второй, а четвертый, — ответил Северный.

Я хмуро посмотрела на Асда, взяла его под локоток и со словами 'Можно тебя на секундочку?' отвела в сторону. Понимаю, оборотни и за пятьдесят шагов легко меня услышат, но все равно хвостатого героя-любовника подальше отвела. Уперла руки в боки и как... Высказаться на его счет я не смогла, потому что слово взял насупившийся оборотень:

— Не смотри с укором. Да я сглупил, она пищит и не первый час, но в этом есть свои плюсы. — Мазнула рукой, предлагая ему продолжить, и он с раздражением выдал: — Этот раздражающий уши звук слышим только мы, нелюди, остальные преспокойно спят.

— Я рада. Одно смущает, она свой голос может потерять.

— Потеряет — я буду тоже рад. Она без малого три часа гоняла своих горничных, твоих помощниц и меня. — Последнее вырвалось зло и на выдохе, учитывая, что он тут же потянулся рот закрыть, кое-кому хвостатому опять стало стыдно.

— А отсюда подробнее, пожалуйста.

— Ну я...

— Хотел произвести впечатление, это и так понятно. Не понятно, как ты ее до писка довел? На глаза что ли, в своем втором обличье показался?

— Да, — прохрипел он, — а как ты догадалась?

С трудом не наорала на него, прикусила язык, чтобы узнать детали произошедшего. И он не заставил ждать, но и нормально все рассказать не спешил.

— Ей вид из окна не нравился, я решил его подправить. — Замолк, смотрит. И я смотрю, прикусив губу изнутри, чтобы с вопросами на него не накинуться.

— Так вот... — он с досадой потер макушку, а затем, сметая все подробности, выдал: — Пока я за триптихом бегах, в храм врывался, снимал его и до 'Логова' тащил, к Алиссии приперся какой-то мужик.

Еще одна пауза, еще один тяжелый вздох и оборотень нехотя продолжает:

— Я, сказать по правде, сразу ничего не понял. Сидел за окном и тихо ржал, пока красавица гнала идиота из спальни, а он умолял ее больше не петь.

— То есть тварь такая, даже после муштры на сеновале решила устроить концерт! — не сдержалась я.

— Да, — хмыкнул Асд. — И надо сказать, Эванас Тюри святой человек. Она его в хвост и в гриву ругает, а он только ласково: 'Ласточка моя ненаглядная, не напрягай связки, побереги горло'. — И снова пауза, тут уж я не выдержала тишины, спросила:

— Напрягла?

— Еще как! В ванную зашла, дверь закрыла и громко так с надрывом затянула 'А-а-а-а!' Я думал, умирает, думал, ее там за капризы убивают, я был в этом уверен... — Кулаком стукнул себя в груд и тряхнул головой, отгоняя хмурые мысли. — В общем, нет у тебя в комнате теперь ни окна, ни двери. — И чтоб я не сильно расстраивалась, с улыбкой сообщил: — Зато над кроватью триптих стоит, красивый из храма Илларии.

Тут уж мне плащ принесли, лошадь привели и свиток с информацией о роде Дори вручили.

— В путь, — скомандовал Асд, открывая ворота. И пока сопровождавшие его воины разлетались и разбегались, я спросила:

— А... э... что с медам Тюри? Ты когда в волчьем обличье в ванную вломился что сделал... сказал?

— Снял с нее дверь, сказал, что за такой концерт не грех и убить, но раз она своим существование радует мужа, то пусть живет. Пока говорил, она молчала, а когда вышел, начался писк.

— И что, зайти уже в человечьем обличье и успокоить несчастную не додумался никто?

— Додумался, — буркнул хвостатый, — но в 'Логово' войти не смог. Звук до костей пробирает так, что пришлось на сотню шагов отступить.

— Другими словами, сидит тихо пищащая Алиссия, все там же в ванной, обдаваемая холодным дыханием зимы, что вольготно струится из выбитого окна, — подвела я итог, и оборотень вначале нахмурился, а затем согласно кивнул:

— Да, все верно. И камин я тоже нечаянно потушил.

— Удружил. — Буркнула я. Что ж, если у звезды театра мозгов хватило до шубы дотянуться — хорошо, а если нет — чета Тюри задержится у меня надолго. Я вышла из храма и вывела Мартину, но едва попыталась сесть в седло меня остановили.

— Тора, в низине все еще метель, поэтому ты едешь на мне. А кобылу твою Упы под уздцы доведет.

Посмотрела на Мартину, она на меня и так жалко скотину стало, что я предложила:

— Так может, здесь оставим?

— Чтобы завтра утром по всей заставе пошел шепоток? — хмыкнул оборотень. — Нет, уж.

Ворота закрыл, Мартину отдал своему сородичу, а меня как куклу закинул себе за спину и, коротко бросив: 'Держись!', побежал.

— Эй, я так долго не выдержу!

— А долго и не придется, — перекрикивая все еще бушующий ветер, отозвался оборотень и перекинулся в волка, в полете, сиганув со скалы вместе со мной.

В эти мгновения я поняла, почему Алиссия пищит. Потому что высказаться хочется, не просто руганью, а матом, но страх зажал горло и выходит только писк.

— Что за бесовщина! — рыкнул оборотень, аккуратно скидывая меня на сугроб и отскакивая подальше. — Тор-р-ра, хватит. — Он потер уши и клацнул зубами, мотая головой. — Ты, смер-р-рти моей хочешь? Ну хватит же...

И я заткнулась, и, не потому что попросил, а потому что мне под руги попалась увесистая сучковатая дубина, которую я хоть и с кряхтением, но из снега выудила и в идиота мохнатого запустила.

— Ай!

— Б-б-больно? — вопросила чуть заикаясь.

— Нет, — ответил Асд, потирая ушибленную коленку.

— Н-на еще! — особо я его не зашибла. Вначале палками кидалась с переменным успехом, затем снежками, не забывая при этом гадости выкрикивать, чтобы сладить с перенесенным страхом. Била издалека, но так чтоб неповадно было — по морде и по лапам.

— Тор-р-ра, — отплевываясь от очередного снежка взревел оборотень, — да что ж ты взвилась! С Гилтом летала и ничего, а со мной так сразу... — Я не ответила, метко запустила очередным снежком. — Да хватит кидаться, накажешь иначе! Пр-р-риготовишь р-р-рыбу вместо мяса...

— Конечно, приготовлю. — Рявкнула я, очередным метким попаданием вернув себе способность выражаться связно. — И с радостью слабительно травки добавлю!

— Не на... тьфу! — Асд сплюнул едва не проглоченный снежок, выставил когтистые руки вперед, призывая меня к миру. — Лучше вообще ничего не готовь, я понял, так и быть потерплю... Успокоилась?

— Свинья, — выдала я и выдохнула, — мохнатая.

— А еще везучая, — нисколько не обиделся оборотень и подошел ко мне, опустился на четвереньки, подставляя спину. — Про оружие ты в пылу истерики забыла.

— Я про него постаралась не вспоминать, — медленно и очень аккуратно взгромоздилась на него, руками вцепилась в холку. — Дори предупредил, что произойдет в случае твоего ранения. И меня совсем не прельщает судьба стать загрызенным барашком.

Он понятливо кивнул и только дернулся с места, как я сжала бока двуликого и добавила веско:

— Но если ты еще раз забудешь, что у тебя за спиной я, хрупкая и ранимая... я вспомню об оружии вопреки здравому смыслу и желанию жить.

Кивнул повторно, вдел в уши невесть откуда взявшиеся беруши и побежал в сторону 'Логова'. Расстояние было не близкое, скорость не малая, а комфортабельность передвижения нулевая. Уже через пятьдесят метров я пожалела о том, что села на оборотня и не взяла у Мартины седло или хотя бы плед. И в то же время, предложи я Асду нечто подобное наверняка услышала бы много хорошего о себе, о пледе и о седле. Все же чувствуя себя виноватым за провинность, он средь ночи ринулся меня искать в пургу, нашел, сознался в содеянном, а теперь еще и везет на своем хребте, чтобы скорее меня доставить к перепуганной Алиссии. Потому и молчала, выжидая, когда закончится пытка, и я смогу идти на своих двоих.

Правда, когда я смогла, то чуть не упала. Причины для дрожи в коленях было две: первая усталость, а вторая — дыра в стене на уровне моих покоев. Асд не смог вышибить окно, сделанное под заказ, а потому снес его вместе с куском стены. Итого, лучшие покои в моем 'Логове' закончились'. Я бы высказала ему все, что думаю, но он до сих пор был с берушами, к тому же кривился так, словно бы они не особо помогали.

— Свин мохнатый, — буркнула с досадой и поплелась в харчевню. Дом спал, погруженный в темноту, в камине столовой, а так же в моей спальне завывал ветер, и в такт его гневному гласу дружно вздрагивали ставни, лестница, и я. А все потому что мне опять почудился скрип в выгоревшей комнате наверху. Я даже подумала пойти и проверить реальность своих галлюцинаций, но затем вспомнила о двадцати семи нелюдях четвертый час мерзнущих на улице, об Алиссии и своей миссии. Первым делом заглянула к певунье, нашла ее все там же в ванной, бледную, дрожащую и чуток невменяемую. Забившись под каменную раковину, она сидела на полу, обхватив колени руками, и медленно раскачивалась, к счастью не вперед назад, что было бы хуже, а справа налево. О шубе медам не вспомнила и потому сейчас более всего походила на утопленницу и цветом кожи и температурой тела.

Меня она признала не сразу, а узнав, мертвой хваткой вцепилась в руку, рванула к себе в угол. Я воспротивилась, и обезумевшая Тюри издала приглушенное 'М-м-м!' и указала в спальню.

— Метель была страшная, стена упала, — пожаловалась я и сама потянула певунью на себя.

— М-м-м!

— Ветер снес окно и двери в ванную... — продолжила нагло врать, глядя в перепуганные глаза звезды, и стараясь оторвать ее от пола. — Мне очень жаль, что это произошло в мое отсутствие и я не сразу, пришла к вам на помощь...

— М-м-м! — не поддалась она, и вновь начала меня тащить к себе.

— Но...

— М-м-м! — кажется, кто-то надолго потерял голос.

— Алиссия, хватит упираться. Вставай давай! — прошипела я, лихо перейдя на ты. — Молодая еще, детей рожать. А если застудишь себе все по самые уши, кто потом с тобой возиться будет?

— М-м-м-му-у! — вырвалось у нее хриплое, и утонченная с виду певичка, не способная к тяжелому труду с невероятной силой сдвинула меня с места и начала тянуть вниз.

Я поняла, что если не хочу, просидеть остаток ночи здесь же на полу, с объяснениями пора завязывать и переходить к решительным действиям.

— Мужа позвать? Эванаса? — спросила с надеждой в голосе, отчаянно надеясь, что до ее затуманенного ужасом сознания вопрос все-таки дойдет. — Если он придет, ты с пола встанешь?

Минуту она мучилась, не зная на что решиться. С одной стороны я — первый человек, прервавший ее одиночество и страх за четыре последних часа, превратившиеся для нее в вечность. С другой Тюри — муж, чье расположение и любовь неожиданно стали спасением от монстра. Минуту я ждала, ни на что не надеясь, но уже просчитывая что оборотню скажу и как уши ему надеру, и чуть не пропустила момент, когда полуживая красавицы кивнула и медленна разжала руки.

— Эванас! — я не стала стучать в двери, не стала ждать, когда мужчина проснется. Открывала дверь запасным ключом и растолкала сладко спящего директора. — Эванас, у нас несчастный случай. Алиссия замерзла, сидя на полу.

Поначалу я думала, что он как и все знакомые мне мужики еще три минуты, будет спрашивать, что случилось, и зачем я пришла, но волшебное имя его супруги, подняло Тюри на ноги почти мгновенно.

— Где она? Что случилось?!

— Она в своих покоях, в ванной. Упала стена... — я не договорила, Тюри умчался спасать звезду театра, а когда вернулся, вновь меня удивил. Он нес ее на руках, вырвал-таки! Более того, он безостановочно шептал 'моя маленькая, моя славненькая', а еще целовал в макушку, легко перенося то, что супруга в приступе паники вцепилась в него руками и ногами.

— Вино горячее, а еще воду... — попросил Эванас, посмотрел на пустую ванную, что стояла углу, затем на меня и ответил. — Не беспокойтесь о воде, я сам натаскаю. А вы с Алей посидите.

Супруга, которую он бережно поддерживал под попу, замотала головой и захлебываясь слезами, попыталась что-то сказать. Из горла красавицы вырвался писк и Тюри сдался.

— Да, малыш, хорошо, родная. — Сел вместе с нею на кровать и серьезным, даже деловым тоном спросил несчастную. — Тогда я тебя просто разотру, договорились. Ты позволишь? — Дождался ее кивка и отдал мне новые указания:

— Вино, спирт или любую другую настойку, смородину в любом виде, — улыбнулся уголком губ, произнося: — хоть вашу высокогорную морщинистую. Еще мне понадобится жир, по возможности без резкого запаха... — Алиссия, попыталась что-то пискнуть, но он ее доводы пресек, коротким: — Ты согласилась, теперь помолчи.

— Простыни, две три, пустую грелку и ночнушку лучше всего потеплее. — Услышав эти слова, медам Тюри отстранилась от супруга и посмотрела на него новыми глазами. — Что? — он вновь улыбнулся ей, как-то тепло и до щемящего нежно. — Не думала, что я и дальше буду придерживаться нашего уговора? А вот фигушки, тот скандал я еще не скоро про...

Не успевшая выйти я стала свидетельницей того, как капризная красавица с исступлением начала целовать замершего от ее напора супруга. Одной рукой вцепилась в волосы, второй скользнула вниз по его груди и... Не прошло и секунды, звезда театра, оказалась под директором театра, который умело и уверенно зажигал ее, заставляя гореть без помощи вина и спирта. Закрыв глаза и следом дверь, сглотнула вязкую слюну, в который раз отмечая, что до сих пор ошибаюсь в людях. Эта пара была создана друг для друга, и то, что в их отношениях выглядело беспросветной рутиной, оказалось затишьем перед бурей.

Я даже позавидовала и пошла собирать все запрошенное Тюри. Вино, настойку, смородину, жир гусиный, грелку, пару простыней и... ночнушку я все же взяла, хоть и прекрасно понимала, что она медам больше не понадобится.

— О, пищать пер-р-рестала! — раздалось рычащее из дыры, созданной для нового окна. — Мы можем уже вер-р-рнуться?

— Можете.

Оборотень пронзительно свистнул и незамедлительно оказался рядом, уже будучи в человеческом обличье. Посмотрел на поднос с заказом Тюри, затем наклонив голову, прислушался и хмыкнул:

— Да, с Алиссией ты хорошо меня подставила. А главное, умышленно.

— Сам повелся. Я сказала, что Гилт скалился одной из девушек, и ни словом больше.

— И тут же указала на эту долба... на звезду Тюри, — возмущенно напомнил Асд. — Характеристику, конечно, дала не лучшую, но...

— Но ты решил преуспеть, даже не подумав, что такую медам мне вряд ли пришлось бы защищать, — не осталась я в долгу. — А если и пришлось бы...защищать, то твой азарт вообще не обоснован. — И хотела уже выйти из продуваемой всеми ветрами спальни, когда хвостатый герой-любовник меня остановил.

— Я действительно азартен. — Дождался мгновения, когда я обернусь и с едва скрываемой улыбкой проговорил: — Прости. Захотелось отвлечься от дел и я не нашел способа лучше.

Я молчу. Он же затаив дыхание, ждет прощения. Через две минуты, безмолвного взора глаза в глаза Асд тихо усмехнулся, переступил с ноги на ногу, потер шею.

— Ну... Так ты будешь меня прощать или нет?

— Буду, — ответила с заминкой. — Но при одном условии.

— Дыру наскоро заделать? Триптих вернуть?

— Это ты и так сделаешь, по доброте душевной. А условие следующее: если нам всем крайне повезет, и Алиссия не заболеет, ты посадишь чету Тюри и их людей на последний корабль, что завтра после обеда отбудет из Заснеженного.

— Хорошо, — безропотно согласился он и, не смотря на собственную провинность, решился поторговаться: — Если хочешь, чтобы их здесь не было до десяти утра, приготовь помимо пирожков шашлык.

Другими словами, битва за мою готовку продолжается.

— Асд, в твоих интересах сделать так, чтобы они отбыли на корабле, иначе я воспользуюсь родственными связями Дори и обязую вас, доставить Тюри в столицу Тарии. — Удобнее перехватила поднос и улыбнулась: — А хочешь шашлык, объясни мне две вещи. Первая — почему из-за замужества с потеряшкой я считаюсь занятой, вторая — что хранит в себе черный ящик.

Несколько мгновений он смотрел на меня широко открытыми глазами, затем моргнул и задумчиво произнес:

— Так, что я там должен был сделать по доброте душевной?

— Все ясно.

Не расскажет. Молча вышла в коридор и чуть не столкнулась с Эванасом. Улыбчивый и полураздетый, в одних пижамных штанах, он забрал у меня поднос и умчался к себе. Ни 'спасибо', ни 'пожалуйста', ни 'как это произошло, почему моя жена просидела без малого четыре часа на полу в ванной комнате?!' Просто взял и ушел, предположительно врачевать.

В смятении я проводила взглядом его спину, затем столкнулась с оборотнями и вампирами поспешившими бесшумно вернуться в комнаты. В большинстве своем они не были одеты, видимо, писк Алисии выдворил их прямиком из кроватей или даже из ванных. Замерзшие и уставшие, прикрываясь кто чем, они промаршировали мимо меня, не забыв пожелать крепкого сна и хороших сновидений. И как ни странно, среди них оказался Тороп.

— А ты почему здесь... то есть не спишь? — вырвалось у меня удивленное, а затем и недоверчивое. — Тоже писк слышал?

— Нет. Всего-то решил проверить, почему постояльцы чуть ли не голиком и бегом покинули 'Логово'. — Он зашел последним и сейчас закрывал дверь. — Думал, мятеж бегут разгонять, а они всего лишь испугались звука. Низшие, что с них взять. — И зевая, пошел к себе.

— Какие?

— Низшие, — повторил он и жестом оборвал поток моих вопросов: — Оставь эту тему до завтра, иди спать. — Хотела сказать, что не устала, но тут наш вояка опять зевнул, попросив: — И мне отдохнуть дай. Завтра будет непростой денек.

С этим я охотно согласилась, правда, уснуть так и не смогла.

Вначале долго и нудно прислушивалась к скрипу в выгоревшей комнате, казалось, что там кто-то неспешно прохаживается, медленно перекатываясь с носка на пятку. Затем обдумывала, как объяснить Эванасу несчастье, произошедшее с его женой, после получасовых разглагольствований на тему 'Это вышло случайно', вспомнила о долговых обязательствах потеряшки перед супругой и продолжила чтение родовой книги Дори, то бишь свитка. Записи в нем новых изменений не претерпели, из списка наследников реликвии имя Таллика Дори не исчезло, как и его профиль. Надо заметить с Инваго у них были одинаково высокие лбы и тяжелые подбородки, которые визуально уравновешивали друг друга. В остальном сравнить братьев было невозможно, потому что в тарийце мне запомнились лишь холодный прищур глаз, руки с мозолями и обветрившейся кожей и темные чуть вьющиеся волосы до плеч... или ниже.

Попыталась восстановить, когда видела его со спины, и на ум пришел только голый тыл Дори, так сказать 'в процессе общения' с Гайной, которая страстно желала стать в 'Логове' хозяйкой. А он, судя по активности телодвижений, весьма хотел ее в этом вопросе поддержать. И старался ведь за зря, силы потратил впустую. Расстроился... А тут еще я своим отказом до ручки его довела. Вот он гадость такая и отомстил узаконенным браком.

О том, что этим он меня от посягательств бывшего муженька защитил окончательно, думать не хотелось, как и о том, что 'Логово' воин за мной оставил и в плату не затребовал ни золота, ни тела. Куда проще было обвинить его в расчетливой скрытности, заклеймить тарийским подлецом и кровожадным негодяем, мерзавцем взвалившим на меня труд пересылки. И в то же время, разве я вправе требовать у него отчета? Не тронул, за дурман не отомстил, в невестки взял без споров... В который раз подумала, как же мне повезло. Я замужем за потеряшкой. Даст бог, еще десять лет с ним не свижусь, а там уж на меня тридцати восьмилетнюю никто не позарится, даже Даруш, чтоб его!

А утром мне принесли записку о том, что на мое имя прибыла еще одна посылка. 'Заберите немедля!', — гласили последние строчки, и я, так и не коснувшись подушки головой, поехала. Морозное утро было по-весеннему солнечно и по-зимнему морозно, ветрено, а еще ослепительно. Щурясь и так и этак, я едва не пропустила момент, когда ко мне навстречу из-за угла выскочил господин Тикелл. Невысокий и плотный, в сбитой на бок шапке, распахнутом тулупе и только одном сапоге, он бесстрашно ринулся по копыта Мартины с громким возгласом 'Наконец-то!' Кобыла шарахнулась в сторону, я слетела в сугроб, а начальник почтового отделения уже через секунду высился надо мной бледным перепуганным привидением.

— Что же вы лежите и время теряете?! Быстрее, быстрее! — дернул меня за ворот мехового плаща, но в виду разницы роста поднять не сумел, зато из сугроба выволок. — Вставайте. — поторопил он отступив и отпустив меня. — Иначе она нам сейчас весь двор разнесет!

После такого сообщения желания спешить куда-либо сменилось стойким ощущением опасности и желанием сбежать.

— Кто, она?

— Да ваша посылка... Посылка! — Медленно поднялась, стараясь определить, а не заболел ли уважаемый человек заставы. Глаза блестят, щеки судорожно подергиваются, на лбу испарина...Вдалеке послышался грохот и господин Тикелл, на месте подпрыгнул, повторно напугав Мартину и меня. — Быстро в седло и за мной! Я покажу короткую дорогу.

И с боевым кличем 'За мной!' он скрылся в повороте из которого совсем недавно вынырнул.

4.

Посылка — черный сундук, не уступающий в размерах своему собрату, двигалась. Дергалась, скрипела и рвалась за пределы двора почтового отделения. Налетала на каменный забор, падала, отскакивала на семь шагов и оттуда, вновь дергаясь и скрипя, налетала на преграду в расчете ее протаранить. И расчет был верным, в каменной кладке уже появилась внушительная дыра.

Я уже представила, как буду подсчитывать принесенный ущерб и торговаться с хоть и уважаемым, но самым скупым жителем заставы, но он меня ошеломил ни словом об этом не обмолвившись.

— Вот ваша посылка! — подталкивая меня во двор, проговорил господин Тикелл, вот сопроводительное письмо, впихнул в мои руки конверт. — Все! Пост принял, пост сдал... — развернулся и сбежал.

Никогда ранее, взирая на начальника почтового отделения, я не предполагала, что у его может быть столько прыти, а теперь вот убедилась, может. И видимо это удивило не только меня, но и сундук до того отчаянно рвущийся на волю. Я выждала целую минуту, боясь что вот сейчас он вернется к прерванному действию, но все равно к нему не подошла. Открыла письмо, адресованное в этот раз исключительно мне Торике ЭлЛорвил Дори от самого супруга Таллика, адрес отправителя все еще был без изменений 1.24.56 Данирш, дата отправления с разницей в сутки.

'Здравствуй, нежная моя. Как видишь, я стараюсь исполнить данное тебе обещание и писать каждый день. Вчера на переправе я увидел скальник. Твой любимый, белый. Он сиял в лучах солнца над отвесным куском скалы, недостижимый и прекрасный, вновь напоминая мне о той, что желанна и так далека... сейчас. Простишь ли, я срезал его не по правилам, торопились, поэтому стебель сломан болтом, а нижний лепесток немного раздавлен. Но я поймал его, до соприкосновения с землей, как тебя когда-то...' Цветок, по поверьям тарийцев варварски сбитый со скалы, но бережно засушенный оказался на дне конверта, и это был не просто подарок Таллика своей зазнобе, это был мой скальник! Тот самый, что я, рискуя жизнью, срезала со скалы три года назад и засушила, как символ моей свободы от лорда Уроса, тот самый, коим я украсила прическу на 'фальшивой' брачной церемонии.

— Дори, чтоб тебя! — метнула злой взгляд на дрогнувший сундук, и тот вновь застыл изваянием. Читать строки нежных признаний и извинений я была уже не в силах, просмотрела по диагонали и вдруг взглядом зацепилась за знакомое имя.

'С каждым часом подниматься все труднее, туманы, трещины, обвалы. Мы умираем по одному и очень глупо. Нам бы вернуться, но приказывают идти и верить в защиту бога или рода... но будь проклят Адо, это не всегда получается. Волею судьбы я похоронил сегодня своего лучшего друга. Гилта. Помнишь его? Конечно, помнишь, ведь он нас и познакомил...'

— Что? — В следующий миг письмо состарилось в моих дрогнувших руках. А в голове скопилась тысяча вопросов и стойкое предчувствие — Асд на них не ответит. Может быть, Гилт из письма и Гилт кровопийца это не одно и то же лицо, а простое совпадение. А если нет, то...

— Только попадись мне! — прошипела, думая о Дори и, стянув перчатку с руки, подошла к жуткой и вполне возможно живой посылке. Меня уже не волновало, что сундук тихо скрипит и мелко дрожит, явно решаясь в очередной раз налететь на забор. Куда больше меня сейчас занимало иное. Прикоснулась, дождалась пока уменьшится и, подобрав его, решительно пошла к Мартине.

Что же это за послания ко мне приходят? Весточки из прошлого, или скорее расчетливые весточки из будущего, наскоро созданные проклятым магом Сато Суо? Может, это попытка объяснить все мне, ввести в курс дел давно минувших?

Я не села, впрыгнула в седло и пришпорила кобылу, которая даже глаз не скосила на черный груз.

Нет! Если бы Инваго пожелал меня предостеречь, объяснить, сделал бы это лично или подробным письмом, как это принято у военных. В любом случае то, что происходит сейчас, скорее набор доказательств, подтверждающих законность нашего с потеряшкой брака и, как следствие, жизнь самого Талла в прошедшие пять лет. А если так, то роль моя в этом фарсе более или менее понятна и легка: носи фамилию рода, принимай письма, забирай посылки, встречай обозы, корми нелюдей. Ничего сложного, ничего страшного, пока. Живи и радуйся!

Постаралась вновь улыбнуться солнечному дню, насладиться морозной свежестью и скоростью прогулки верхом. Позабыла о Тюри и предстоящем разговоре, Асде и его скрытности. Но уже на подъезде к 'Логову', задалась вопросом: 'А что если Таллик Дори все-таки не потерялся, а погиб на горном склоне, как его друг Гилт и половина их отряда до того? Что если Инваго и хранитель состоят в сговоре, чтобы желание заполучить реликвию опять не начало вырезать мужское поголовье рода? Что тогда получается? Я ни в чем неповинная вдова или еще одна пешка на шахматной доске рода?'

— Надо бы проверить свиток.

Но я не успела к нему добраться ни днем, ни вечером. Потому что едва въехала во двор, оказалась в кутерьме сборов. Тюри уезжали, а вместе с ними и последние постояльцы. Несколько пар саней с впряженными в них лошадьми уже ожидали пассажиров. Асд и двое его сородичей стояли в стороне, придерживая по уздцы коней Тимки, Торопа. Кажется, кое-кто хвостатый сейчас заберет мою Мартину.

Я спешилась и подошла к оборотню.

— А... куда все так торопятся?

— Братья Кио были в заливе с утра. Корабль отправляется раньше двенадцати. Так что сейчас мы сопроводим звезду и остатки их труппы в Заснеженный, а уже вечером отбудем вместе с твоими пирожками. И это... начинку с мясом.

— И с грибами, — попросил Северный, за что получил осуждающий взгляд от оборотня и короткий кивок от меня.

— Сделаю. — И обратилась к скрытному хвостатому. — Вторую посылку заберете?

— Гилт возьмет, — коротко ответил он. А я смотрю на на Асда и думаю, спросить, не спросить. Ответит, не ответит. Он что-то прочел в моем взгляде, нахмурился. — Тора, что случилось?

Вот тут я поняла, что мне страшно до дрожи. Страшно было узнать, что они нелюди, и еще ужаснее предполагать, что когда-то они были людьми. Нет, с этой правдой я пока сталкиваться не хочу, если она, конечно, правда.

— Ничего. — Уж лучше у Торопа спрошу, он, что Гилта, что Асда дольше моего знает.

А затем произошло явление звезды народу. Алиссия чинно выплыла из харчевни под руку с мужем. Здоровая и румяная, она смотрела на Эванаса Тюри счастливым светящимся взглядом и улыбка то и дело расползалась на искусанных с ночи губах. Директор столичного театра Вдовии ступал гордо и красиво. Казалось за плечами мужчины, распустились крылья и немного хвост. Но стоило ему меня заметить, как я убрала из списка хвост и добавила гребень, Тюри не просто выпрямился, он словно бы вытянулся вверх и стал одного роста с супругой. Он поцеловал цветущую жену, посадил ее в сани и, пока остальные рассаживались по местам, направился ко мне.

Оборотни до сих пор вольно стоящие рядом, слаженно отступили. Асд прежде чем забрать мою лошадь, попросил снять с Мартины сундучок, я повиновалась. И теперь прижимала к груди черную посылку, не зная, с какой оговорки начать извинение. Но мне не удалось и слова сказать, когда Эванас подошел вплотную.

— Спасибо! — он забрал из моих рук посылку, даже не заметив, как та вновь заскрипела и дрогнула, отложил ее в сугроб, снял с меня перчатки и поочередно поцеловал обе кисти. — Спасибо вам огромное. Вы вернули мне жену!

— Я? — слов нет. Но там же окно выбито и дверь, и... Видимо мои мысленные метания он прочел по лицу, улыбнулся.

— Вы. Представить не могу, какого мужика вы обрядили в костюм звероподобной баньши, но Алиссия прониклась.

Очень постаралась не выдать своего удивления. Баньши? Звероподобная? Асду этого лучше не знать.

— Спасибо.

— Вам спасибо! Моя звездочка наконец-то согласилась стать мамой. Полгода отказывалась, а вот теперь!..

— А... э... даже так? — Он кивнул. И я невольно усмехнулась. Это что же получается, Алиссия отказалась рожать, Эванас отказался с ней спать, отсюда ее необоснованные претензии, капризы, расстройства и бесплатные концерты. А им весело живется.

— Поздравляю. — Тюри уже хотел вернуться к хмуро посматривающей на нас Алиссии, но я остановила: — И вас нисколько не смутили разрушения в ее комнате?

Эванас покачал головой.

— На Але не только шуба зачарована. Случись что-то опасное для ее жизни, я был бы на месте в мгновение ока. Но ваши разрушения меня заинтриговали! — неожиданно ответил Тюри, вновь подчеркивая, что все произошедшее это страшный, но действенный розыгрыш. — Как вам удалось снести окно и дверь господина Туччи? — Откуда?.. Я удивленно вскинула брови, и он пояснил: — На откосах изделий ведь была эмблема именно его мастерских!

Чтоб тебя, тарийский древолом! Ведь просила же не ставь 'клейма'. Теперь ясно, почему Алиссия столь нагло себя повела, она была уверена, что никто не сможет прервать ее концерт. И если бы не Гилт с Асдом... мы бы долгие часы наслаждались арией.

Я криво улыбнулась.

— Секрет взлома не мой, он принадлежит... баньши.

— Понимаю, — Эванас на мгновение сник, а затем вновь улыбнулся. — И все равно благодарю. Берегите себя и 'Логово'. В следующем году мы обязательно к вам вернемся.

Постаралась удержать лицо на месте и не позволить его выражению скиснуть, от такой перспективы. Понимаю, директор театра надеется на профилактику капризов жены, но... мне проще будет попросить Асда их навестить, а не принимать в харчевне.

— Будем ждать.

Я проводила сани до ворот, помахала отбывающим и их сопровождающим, с упоением ощущая, как вокруг наступает долгожданная тишина. Снежные каникулы. Обоз, отягощенный тремя сотнями пирожков с мясной и грибной начинкой, ушел в ночь. И под звуки каменных работ в моей комнате, а так же пение помощниц в 'Логове' потянулись вольные солнечные деньки. Или почти вольные... Я не добилась от Торопа ответа ни по одному из тревожащих меня вопросов: были ли Асд и Гилт людьми, и что значит низшие вампиры. Он как всегда отмахнулся, ссылаясь на пресловутое лекарство от душевного расстройства — меньше знаешь, лучше спишь. И видимо этому же правилу решил следовать магический свиток с книгой рода Дори. Проклятая бумажка более не развернулась в моих руках, ножу не поддавалась, в воде не размокала. В расстройстве закинула свиток в сундук и взялась за инспекцию своих владений. С тетрадью и пером прошлась по всем комнатам, тщательно записывая, что и где нужно подлатать, подновить, отремонтировать и заменить. Долго стояла перед выгоревшими покоями с обуглившейся дверью, но войти не решилась, просто добавила к сумме расходов еще два десятка золотых с пометкой — 'погорелец'.

Затем составила план к воплощению, но в последующие пять дней так за него и не взялась. От Таллика как из рога изобилия посыпались письма, посылки, и слезные весточки от господина Тикелла 'Заберите срочно!' всякий раз срывали меня с места. Коллекцию посылок в кладовой пополнили еще четыре черных ящика, два сундука и одна деревянная бочка. В среднем я дважды в день моталась в почтовое отделение, но получила всего три письма. Тяжелые, они выворачивали душу, заставляя сопереживать. Во время подъема по отвесной скале произошло обрушение, командующего взводом придавило камнями, но он еще оставался жив... Честь отправить несчастного к богу выпала на лучшего стрелка — Дори. И Таллик со свойственной воинам прямотой написал: 'Я впервые убил человека вот так... Убил ради спасения, и не могу себе этого простить. Командир Асд Гаррат хотел жить, и он верил в бога, отвернувшегося в этот час. Я не промазал, но руки вот уже несколько часов дрожат, а перед взором все еще стоят его медленно стекленеющие глаза'. На следующий день, хотя правильнее сказать в следующем письме умер заместитель командира, свернув шею на переправе через горную реку Ибрис. Затем еще несколько, и вот теперь он, Талик, ведет их значительно поредевший взвод к границе с Вдовией. 'Из сорока воинов в живых лишь девять, вестников от командования приходит все меньше, и я понять не могу, за каким демоном мы лезем в эти горы. Приносим кровавую дань Адо?'. Еще одно письмо и еще одно открытие: 'Торика, я все чаще ловлю себя на мысли, что вокруг происходит какая-то бесовщина. Мерещатся звуки, огоньки, смех и скрежет когтей. Сегодня мы поднялись на плато, каменное горное плато. Оно белое. И на нем есть лес... полный костей'.

Я не поверила, перечитала строчки и начала опасаться за голову потеряшки. Он пересказывал легенду. Чтобы удостовериться в своей правоте, я нашла в кладовой книгу 'Легенды Тарии', которую постояльцы забыли в одной из комнат. Помнится, мне тогда после стирки белого постельного белья выть хотелось, а тут книга, и в ней героям куда хуже, чем мне, и особенно одному предприимчивому духу. Коротко история выглядела так: жил-был дух, призванный присматривать за одной семейкой воинов: за шалостями детишек, за верностью супругов, за семейным добром и родовым артефактом. И все было мирно и спокойно, пока не началась война и молодого еще не ставшего наследником рода паренька, отправили на бойню. А духу хоть разорвись, сложно и за домашними смотреть и на новоявленного вояку поглядывать. Думал он, думал и заприметил в горах демона сильного, смелого в кандалы бога Адо закованного. Расспросил о прегрешениях страдальца и посчитав их никчемными сделал дельное предложение. Пообещал на предстоящем суде за демона заступиться, если тот за наследником проследит. Демон согласился и на радостях не хуже бога Кудеса напился, а парень бесстрашный, спасая оставшийся на его попечении отряд, в тот же вечер умер.

И главное, где умер — в лесу на горном плато, сплошь покрытом костяной мукой... и собственно костьми.

Как дух демону мозги вправлял и долго ли старался в легенде не сказано ни слова, зато черным по белому написано, просчитавшийся свой промах вознамерился вернуть сполна, да переборщил. Малость. Такую 'малость', что в мальце мало человеческого осталось. Хранитель рода опять осерчал, а демон поколоченный признался, что силу забрать уже не может, разве что передать двоим, да так что на третьего не хватит, а паре той и без того перебор. Подумали и решили растратить излишки силы, подняв из мертвых самых близких для наследника людей. Вот и получилось, что ожили его друзья новоявленные оборотень и вампир — существа темного демонического мира. После окончания войны, счастливый наследник рода вместе с друзьями вернулся домой, а расстроенный демон в кандалы. До суда. Когда пришел час расплаты и заключенного призвали к Адо, дух, как и обещал, за демона заступился и за прегрешения его предложил страшное возмездие — стать ему, духу, сменным хранителем с режимом столетие через два.

И зачем Инваго меня сказаниями и легендами кормит? Или все же это письма Таллика, подготавливающие меня к неприятному открытию? Например, к тому, что потеряшка жив, но немного двинулся. Или история Таллика схожа с легендой, или что бесстрашный наследник рода и есть Талл. Посмотрела на время издания рукописи, подсчитала времена, создания этих легенд и приуныла. У старшего Дори получается тысяча лет за плечами, а это хуже, чем потеряшка, мертвец или живой тариец. Это даже хуже чем Даруш Темный, благодаря магам живущий вторую сотню лет.

Не думать, не вспоминать!

Задвинула книгу на полку в кладовой, сложила письмо и вернулась к своим прямым обязанностям, твердо решив, пока от меня не требуют ничего сверх меры, я не буду пустыми размышлениями портить себе жизнь. И я себя не мучила, ровно до тех пор, пока в 'Логове' не появился Гилт в сопровождении еще двоих клыкастых. Они вышли из вечерней дымки, казалось, прямо к порогу харчевни, стряхнули с плащей налипший снег и, громко стуча сапогами, прямо-таки ворвались в двери.

— Тора! — кровопийца налетел на меня как коршун, оторвал от развешивания занавесей, поцеловал в обе щеки. — Времени мало, поэтому говори быстро и без запинки сегодня четверг?

— Да... — Мысленно взмолилась: Кудес, Адо, кто-нибудь... только не говорите мне, что по четвергам вампиры кровь человеческую смакуют!

— И на ужин будет шашлык из барашка? — с надеждой в голосе вопросил он, повторно вгоняя меня в смятение. А если не барашек, он нас с помощницами жить не оставит?

— Нет, утка фаршированная райским яблоком и рисом. — При упоминании яблока, брови Гилт выразительно устремились вверх. Сбивчиво пояснила: — Оранжевое такое... фрукт заморский, кожура в пупырышку, сердцевина в дольку.

Все время забываю, как его называют.

— Утка с апельсинами! — возликовал негодник и заулыбался во все клыки. — Ради нее не грех и задержаться. Стукнула его, чтоб помощниц не пугал, а он вдруг изменившимся голосом зашипел: — Тшссса-а... Не трогай!

Я в сторону шарахнулась в испуге, а он за локоть удержал:

— Тихо-тихо. — Девушкам приказал на ужин накрыть, своим спутникам — руки мыть, а мне: — Пошли.

И потянул наверх. Довел до моих покоев, потом будто бы вспомнив, что-то, сказал 'нет, обойдусь' повернул обратно, а я не пустила. Заметила его сверх меры бледный вид, открыла покои и втолкнула в спальню вампира.

— Ранен, да. — Не вопрос, утверждение, а потому он только кивнул. — Показывай, давай и не шипи. Почему-то я была уверена, что там у него как и ранее всего-то вспоротый бок, может ребро сломано или ключица перебита, но когда я раздела Гилта, замерла, борясь с тошнотой. Я забыла, что ранее он за помощью обращался, чтобы не пугать людей быстрой регенерацией и не предположила, что будь рана маленькой, он бы сейчас о ней не заикнулся.

— А у тебя все уже отремонтировано, — заметил кровопийца, давая мне время прийти в себя и медленно выдохнуть. — Даже двери поставили, окно, еще и застеклили... — И с усмешкой: — Асд говорил, что ты покои до весны закроешь, а ты уже здесь спишь.

— Сплю, — произнесла сквозь зубы, не зная с чего начать латание этого умника. Со сбора раскрошившихся ребер или со стягивания распоротого брюха. — Чтоб тебя...!

— Тора, — укоризненно начал кровопийца, явно определив степень моего испуга, — меня всего-то и надо тряпками обернуть...

— Ага, чтоб кишки и кости не посыпались! — вспылила громко.

— Но если тебе тяжело, — продолжил он и даже встал с кровати, потянулся за вещами — порванным в клочья жилетом и остатками рубашки, что от крови стала бардовой. Вот тут я разозлилась не на шутку, скрипнула зубами.

— Сел на место! И ни слова больше, иначе... клыки выбью.

— Ты не сможешь, — с кривой улыбкой пожурил вампир.

— Попрошу Асда, он мне должен. — Спустилась вниз, нашла все необходимое для перевязки и шитья, взяла коньяк. Если Гилт не захочет себя обезболить, выпью я. Правда, он не отказался, ополовинил мои запасы и с усмешкой заметил, что вот теперь он точно может идти и ничего ему больше не нужно.

— Клыки! — напомнила я об угрозе и, стараясь, глубоко и спокойно дышать, продолжила кровавое 'рукоделие'. А этот увалень вместо того, чтобы молча сидеть, начал мою работу инспектировать.

— У-у-у какие стежки маленькие. Какое сосредоточенное лицо. А пальчики тоненькие... иголочка острая.

— Тебе больно?

— Нет. Но чувствую себя той самой... с апельсином.

— С коньяком, — фыркнула беззлобно и сдула с лица прядь.

— Тора-а-а-а, — позвал кровопийца через пару мгновений, — То-о-о-рика... посмотри на меня. — Посмотрела и, ничего нового в его лице не увидев, вернулась к шитью. — Нет, не так, посмотри внимательнее, — настаивал он.

— Ну что тебе? — чуть ли не с шипением вопросила, и разогнулась, взирая на лежащего вампира сверху вниз. Он выждал немного, затем мягко улыбнулся и чуть ли не с капризными нотками в голосе:

— Кто лучше Асд или я? — И это меня мужик спрашивает? Тьфу ты, не мужик, а кровопийца в опьянении? В легком опьянении — поправила саму себя. Затем вспомнила слова оборотня об их соревновании и выдохнула.

Идиоты!

— Так что? — вампир подмигнул и полувопросительно. — Бесспорно я? — ответа не дождался и уже самоувереннее выдал: — Конечно, я.

В другое время я бы спустилась в кухню, набрала выпечки, чтобы заткнуть нелюдю рот, но тут как на грех непростой участок зашивать предстоит, и отлучаться не стоит. А потому подумав, я задала вопрос с подковыркой на основе полученных писем:

— Да, наверное, может быть... если ты помнишь как познакомил Таллика с его зазнобой. — Переход не самый мягкий, но действенный. Кровопийца замолк, а я принялась за шитье и почти прошла сложный этап, когда услышала:

— Соня хотела, чтобы это произошло на берегу... я настаивал на том, чтобы столкнуть их лодки на середине озера. — Мои руки дрогнули, так имя из письма отнюдь не совпадение! А Гилт, не замечая моего смятения, с улыбкой в голосе продолжил: — Как по мне, он бы ее там же спас, вынес из воды беспомощную и продрогшую... посмотрел как платье ее облепило и чем природа наградила. Оценил и вызвался согреть... растереть, в общем домой привести... к себе. Потому что рядом, а там...

— Что там? — я сглотнула подступивший к горлу ком, и заставила себя продолжить работу.

— А ничего! Не согласилась она на мой прекрасный план. Сказала, что не желает перед Таллом выглядеть мокрой курицей с потекшей косметикой. — И так сердито вопросил: — Вот ты скажи... Ты бы согласилась ради любви искупаться в озере?

Я улыбнулась, позабыв о потрясении.

— А это точно была любовь?

— Жгучая! — искренне заверил он.

— А озеро чистым?

— Кристальная слеза.

— Что ж если все было именно так, как ты говоришь... — вампир кивнул, — я бы смогла, конечно, но моя практичная натура требует еще одно маленькое уточнение. — Дождалась от него вопросительного взгляда и улыбнулась: — А погода какая была?

— Морозная осень.

Я старалась, очень старалась не рассмеяться, но он с таким воодушевление ждал моего ответа, что я не выдержала и расхохоталась. А он обиделся и замолчал. Поэтому все дальнейшие работы по шитью и перевязке я завершила в рекордные сроки под его возмущенное сопение.

— Все, вставай, сводник! — шлепнула красавца по бедру. — Пошли закусывать.

Не прошло и часа, они отбыли из 'Логова' прихватив с собой всю сладкую сдобу и только один лишь черный сундук. К сожалению, после их визита и откровений не думать о связи писем с реальностью получалось все реже. И в результате, дабы спасти себя от многочисленных размышлений я согласилась с тем, что Гилт из письма и Гилт из жизни отнюдь не совпадение, а одно и то же лицо. И так как лицо это вампирское, то из сотни вариантов логичными осталось два: первый — кровопийцы по природе своей нелюди живучие, где Таллик друга закопал, там он и восстал; второй — невзначай увидев улыбку друга или его регенерацию, оборот, жуткую расправу с врагами, Дори старший перестал дружить с головой. Представил, что Гилта убили, мысленно его похоронил и, так сказать, простился с кровопийцей. И возникает вопрос, с Асдом тоже самое произошло.

А стоило о нем вспомнить, как оборотень явился с утра пораньше следующего дня в сопровождении своей пятерки. Северный, Тагро, Упы и братья Кио выглядели не в пример лучше своего предводителя, Асд же на ногах с трудом стоял, правда, это не помещало ему ворваться в харчевню, подняться на второй этаж и с глухим: 'Тор-р-ра', колотить в дверь. Надо отдать ему должное напугал до икоты, так что я уже решила спасаться бегством через окно, но он неведомым образом почуял мое передвижение и пресек его.

— Тор-р-ра, куда ты лезешь! Р-р-разобьешься. Это я... Асд, не пугайся, откр-р-рывай.

— Асд? — Я с трудом узнала его голос в этом сдавленном хрипе.

— А кто еще? — раздалось из коридора. — Или ты кого-то особенного ждала?...

— Да уж точно не тебя, свин мохнатый! — я распахнула двери и зло посмотрела на нарушителя спокойствия. В черном плаще с низко надвинутым капюшоном на голову, раскачивающийся из стороны в сторону, он менее всего напоминал того полного сил мужчину, на которого я временами заглядывалась. — Ты мне все 'Логово' переполошил!

— Не все... тут только ты, Тор-р-роп и Тим. И я тебе тоже очень р-р-рад, — из-под капюшена на меня посмотрели желтые мерцающие глаза оборотня, застывшего на грани между человеком и двуногим волком. — А теперь скажи где бочонок.

— Внизу.

— Неси и р-р-распакуй, — приказал этот командир и, протиснувшись мимо меня в комнату, лег на ковер. Пятерка его помощников осталась стоять в коридоре, взирая на предводителя с едва проскальзывающей в глазах тревогой.

— Что значит... — хотела уточнить незнакомое слово, но Асд как-то страшно закашлялся, и я опрометью помчалась к кладовой.

— Какой бочонок?! — это уже Тороп с Тимкой в пижамах встретили меня в пяти шагах от двери. У одного в руке арбалет и связка болтов, у другого мои метательные иглы.

— Маленький черный, — ответила на бегу и бросила через плечо, — я сейчас.

Где? Ну, где же он...

Я перерывала полки кладовой, хотя точно помнила, что необычную посылку с графитовыми досками и чугунной ковкой на крышках поставила на полу у двери. И там его нет.

Куда ж ты запропастился, чтоб тебя!..

Мешки, подушки, веники сушеных трав, сундучки с мелочевкой для рукоделия... все это я ворочала уж минуты три и никак не находила искомое. А там наверху уже слышится чуток напряженное и совсем капельку настороженное:

— Тора, поторопись! — и грозное: — Тим, вернись в спальню и дверь закрой.

— Но... — попытался спорить мальчишка.

— Живо, — прошипел Тороп, и кто-то из оборотней сопроводил упирающегося храбреца в его покои.

— Что ищем? — голос вопрошающего был знаком, звучал какой-то особенной хрипотцой и я, как ни странно, внутренне напряглась, услышав эти переливы, но все же ответила:

— Бочонок черный с ковкой...

— Этот? — прямо передо мной появился искомый предмет.

— Да! — я прижала к груди посылку и уже готовая произнести слова благодарности, глянула на руку помощника и замолкла. Она была черная и каменная с лавовыми жилами в трещинах, как на фресках изображающих извержение вулкана. — А-а-а... — писк ужаса получился не хуже чем у Алиссии, я моргнула и рука исчезла, на ее месте оказался Северный с тревогой рассматривающий меня.

— Нашла?

— Д-д-да-а.

— Давай скорее!

— Держи, — предложила я, предположив, что уж он точно быстро к Асду вернется.

— Мне нельзя, — неожиданно выдал оборотень и, схватив меня в охапку, стремглав отнес наверх.

Асда трясло, а вместе с ним и всю комнату под страшный нарастающий кашель. Паника подкралась незаметно, а в этом состоянии я могла лишь действовать, но не соображать, что значит странное слово 'распакуй'. Я не смогла сдвинуть ковку с крышки бочонка, в прочем, как и графитовую пробку выбить, видела как оборотень задыхается из-за непрекращающегося кашля и не могла помочь.

— Перстень поверни, — раздался рядом наводящий ужас голос, — камнем вниз.

И меня захлестнуло новой волной страха, на этот раз перед владельцем привидевшейся в кладовой руки. Это был его голос, и я ранее уже слышала его... во сне.

— Камнем вниз поверни и прикоснись, — пояснил мой ночной кошмар и затих.

— Чтоб тебя... — охнула, когда бочонок с треском вернул себе первоначальные размеры и задел люстру под потолком.

— Всегда к вашим услугам, — отозвался голос, но я на него уже внимания не обращала, — легко выдернула пробку размером с мою голову и залила оборотня черной вязкой жижей с тяжелым запахом гари.

Кашель прекратился, и через мгновение раздался рев:

— Тор-р-ра, мне нужен был лишь глоток! — монстр, а Асд сейчас походил на огромного вымазанного в смоле монстра, гибко поднялся на ноги, вырвал из моих рук пробку и одним ударом закупорил бочонок.

— А ты на будущее загодя налакайся, чтоб больше не пугать меня! — рявкнула в тон ему и вылетела вон. Уже на лестнице скорректировала свое движение и отправилась на кухню.

Завтрак на восьмерых, нужно приготовить завтрак, нужно сытный, вкусный завтрак... Разогревая плиту, доставая продукты из погреба, я не могла успокоиться, руки дрожали, на глаза то и дело наворачивались слезы. Подумать только разбудил ни свет, ни заря, напугал, заставил пометаться в поисках бочонка, а под конец еще и вякнул, мол много разлила. Да я, я чуть... Всхлип не удержала, закусила губу, чтоб не разреветься, а в следующее мгновение оказалась прижата к широкой груди оборотня, уже переодевшегося в старые вещи Торопа.

— Прости... — прозвучало тихо, но мне хватило и этого шепота на выдохе. Разревелась. Менее минуты он терпел, потом решительно оторвал меня от себя, встряхнул. — Тора, хватит. Ты мне сердце рвешь, своими слезами, — посмотрел на меня, понял, что ничего не добился своим замечанием, пригрозил: — Сейчас опять начну хрипеть и кашлять...

Подняла к нему зареванное лицо и расхохоталась сквозь слезы. Он удивленно отступил, а я, воспользовавшись свободой, отскочила за стол и почти что выплюнула:

— Паршивый рычаг для давления! Я за Дарушем Темным замужем была!

Он как-то весь подобрался, глянул из-под бровей.

— Тора, я не это имел в виду.

— То! — всхлип и меня рвет на части от ярости. — Знаешь, сколько смертей видела... не сосчитать! Сложно было не рехнуться! И только одна мысль спасала... — это был вал, казалось остывших эмоций и меня им накрыло, душу перевернуло, заставляя с желчью и болью выталкивать из горла слова.

— Успокойся. — Оборотень жестом спровадил, заглянувшего к нам Торопа и теперь смотрел строго и хмуро. Схватить меня уже не пытался, просто отслеживал каждое движение.

— Нет! Думаешь, я всего один раз удачно муженька подожгла, думаешь, повезло неимоверно...

Захотелось наорать, выплеснуть, все что терзало и жгло, но он не дал.

— Не думаю. И вообще, удивлен, как ты столько продержалась. Остальных он ломан за месяц, в крайнем случае два. А ты сильная... — Посмотрел на меня, прищурившись, и неожиданно выдал. — А раз сильная, значит, слезы-сопли сейчас утрешь, сковородки возьмешь и молча завтрак нам приготовишь.

— Да пошел ты вместе с завтраком!

— Куда? — и вздернутая бровь.

— Куда подальше...

Вылетела как пробка из бутылки, добежала до лестницы и остановилась. Дошло, что он меня только что как маленькую развел. Из одной истерики вывел, в другую завел и заткнуться заставил приказом о завтраке.

— Вот дура...

— Умная, — не согласился крикнувший из кухни Асд и уже спокойнее, почти попросил: — Иди, Тора, умойся и переоденься, обязательно во что-нибудь теплое и плотное, а то засмущала уже.

— За... что? — взгляд опустился на мое одеяние, руки в очередной раз сжались в кулаки. Это ж надо было вымазаться! Два темных пятна ареолами на груди и чья-то пятерня в паховой области. Посмотрела на размерчик ладони — не мой. Спрашивается: кто и когда успел. Хотя, чего тут думать.

— Асд, паршивец! — ответом стала громко хлопнувшая дверь.

Спальня моя в очередной раз превратилась в руины, ковер оборотни вытащили на улицу и сожгли, моим белым постельным бельем остатки вымазали и тоже выбросили в огонь, той же участи удостоился стул парой капель окропленный и мое трюмо. И в комнате сразу же стало пусто и гулко, а еще тесно, потому что бочку гигантских размеров никто не убрал. Повернув перстень камнем верх, коснулась графитовой поверхности. Думала бочонок в кладовую спустить, но, услышав голос Тимки, не пошла. Еще не хватало, чтоб он меня в испачканной сорочке рассмотрел. Сняла ее, а сзади, пониже спины, дополнительные два пятна в этот раз в виде волчьих лап.

— Да чтоб тебя доморощенный художник! — повернулась к зеркалу спиной, скрипнула зубами. — Просто прекрасно еще и белье задел...

Очередную тираду на голову увальня, прервал тактичный стук в дверь и голос Северного:

— Тора, испачканную одежду дай мне. Ее спалить нужно.

— И самую мою любимую ночнушку? — Посмотрела на дорогие сердцу кружева, затем на черные отпечатки, вздохнула. — Ай, ладно, она и так уже безвозвратно вымазана.

— Ага, — раздалось из-за двери, — на то вожак и уповал. Это, чтоб потом не объяснять, почему на заставе мертвецы из могил повылазили. — после его слов я без жалости сняла с себя все тканные покровы, осмотрела комнату на наличие потеков и капель и на всякий случай решила выдать так же пуф, матрас, подушку, занавеси и домашние туфли, любимые хорошо растоптанные. И все это под тихий говор оборотня: — К слову, мы вам там воды натаскали и к натопителю подключили. Если понадобится еще, только скажите, мы мигом. За ваши пирожки с грибами мы не то, что здесь воды наберем, к источнику сбегаем и сосновых веток наломаем.

— Зачем? — от удивления остановила процесс сборки поврежденного имущества.

— Чтоб вода была с запахом. На ваши баночки с маслами и солью тоже упала пара-тройка капель.

Посмотрела на пустое место от трюмо закусила губу, там были не только любимые моему сердцу предметы, но и письма Таллика.

— А что... вы все в огонь отнесли, ничего из ящиков не вытащили?

— Нет, конечно, в ванной ваши драгоценности. — Ринулась туда, а он уже дверь чуток приоткрыл, интересуется: — Так я заберу все, что вы здесь сложили?

— Да.

Помимо баночек с солью и маслами прочие мои мелочи и письма Дори остались целы. Я приняла ванную и, дважды оттерев себя от возможных брызг смолы, с тоской заметила, что вода взбодрила тело, но не дух. Ранняя побудка, сцена с почти умирающим Асдом, истерика внизу и горькие воспоминания, уничтожили мой утренний благодушный настрой на корню. Захотелось укрыться одеялом с головой и свернувшись калачиком пролежать оставшиеся сутки. Но кто даст? Во-первых, кто даст новую постель с матрасом и белье, во-вторых, кто позволит остаться без завтрака. Вот и Асд не позволил, самолично выдернул из комнаты, спасибо, что не ванной, и спустил в кухню.

— Ешь, остынет. — Передо мной была поставлена плошка с супом, в которой плавала яичница.

— Это что?

— Похлебка, — коротко бросил оборотень, водрузил на стол возле меня плошку со сметаной, затем поднос с запеченным мясом. — Сам приготовил. Тебе понравится.

— Даже не сомневаюсь, — а если не понравится самой придется готовить. Я зачерпнула ложку супа и обомлела. Петрушка, под яичницей была мелкорубленая свежая... — подняла потрясенный взгляд на оборотня.

— Откуда петрушка? В моей кладовой ее вот уж месяц как нет, даже в сушенном виде. А тут зелень!

— Благочестивый Ясмин передал. У него под куполом, теперь много чего зеленеет.

— Вы бегали в храм? — Мое удивление медленно переросло в оторопь. — Ради зелени по такой погоде?

— Да, то есть нет. Братья Кио за твоей посылкой. Почтовая карета как раз рядом застрял в снегах. — Оборотень улыбнулся. — Так что зря ты девчат по домам развела, прибыли твои ткани.

— С горелкой? С приправами?— спросила, уточняя, прежде чем броситься ему на шею со счастливым воплем. — А я их уже и не ждала до весны!

— С ними. — Я все-таки подалась порыву, обняла свина мохнатого и вогнала его в краску. По плечу похлопал и приказал: — А теперь ешь.

— Да командир! — усмехнулась я, и оборотень словно бы по привычке поправил:

— Асд Гаррат, командир Гаррат.

Я подавилась похлебкой. Безудержно кашляла еще две минуты, а затем попросила воды. И вот пью, а пальцы дрожат, и чаша по зубам стучит, а дыхание все никак не успокоится. Еще одно совпадение с письмом от потеряшки. Еще одна иллюзия больного Дори или реальное прошлое? Желание удостовериться в своих предположениях возникло неожиданно, и я решила его не подавлять. Когда еще мне удастся узнать правду, как не в момент полной расслабленности оборотня, ощущающего толику вины. К тому же в кухне помимо нас уж больше никого, остальные до этого поели и разошлись.

— Ты возглавлял отряд?

— Да.

— В эту войну?

Кривая усмешка, коснулась его губ.

— Я не настолько стар, чтобы застать прошлую.

— Это точно. — Соглашаюсь быстро и немногословно, задаю следующий вопрос: — И как?

— Что как? — тема ему не нравилась, но он еще не смел меня заткнуть, только брови нахмурил.

— Дошел отряд до цели?

— Да, — значительная пауза и ответ, — почти...

— А ты нет? — Он замыкается и замолкает, но руки — крепко сжатые кулаки, говорят о многом. И я делаю последний вопрос-бросок, желая его как рыбку поймать в сачок. — Что, глупо умер?

— Свалился со скалы, а сверху камни, — раздраженно выплюнул оборотень, хотел еще что-то добавить, но остановился из-за меня. Вернее из-за моей ложки со звоном упавшей на пол.

— Я поменяю. — Асд поднялся, вскользь глянул на меня, моргнул и присмотрелся внимательнее и хмуро заметил: — Ты не могла знать.

А я ни глаз не могу отвести, ни улыбнуться. Сдавленно выдохнула под его гневным взором:

— Предполагала.

— Твою мать, Тора! Откуда ты предполагать могла? — Он был зол, и не столько на меня, сколько на себя, за то, что проговорился. — Во всех легендах о двуликих говорится...

— Из писем. От Таллика его возлюбленной... — лицо оборотня перекосило на моем последнем слове, и я тут же поспешила пояснить: — То есть мне, Торике ЭлЛорвил Дори. Но в самом первом письме моего имени не было, а затем появилось.

— Суо? Нет, он не мог! Хр-р-ранитель... — неожиданно прорычал Гаррат и кулаком вмазал в стену. Мгновение и от его удара по каменной кладке пошли трещины, а он их и не заметил. Пробормотал, прежде чем вылететь за двери: — Инваго это не понравится, ох как он будет против...

— Против чего? Асд!

— Ешь, я сейчас.

Он вернулся через пять минут, и отнюдь не для того, чтобы хоть что-то объяснить, а чтобы поцеловать в лоб и, прихватив бочонок, отбыть в неизвестном направлении.

5.

После одной недели насыщенной поездками в почтовое отделение и одной ночи полной событий в 'Логове' стало невероятно тихо, а на заставе снежно. Сугробы стали не меньше, чем в Заснеженном, а может и больше. Сквозь такие не то, что нелюди, даже страшные черные посылки не проходили. А потому погруженная в работу по закройке и сшиванию новых наборов белого постельного белья, а так же скатертей и занавесей я все реже думала о знакомых мне оборотне, вампире и двойном совпадении писем Таллика с реальностью. Даже о голосе из сна забыла, ну или ради собственного спокойствия постаралась не вспоминать. Куда больше меня занимал вопрос о хранителе, по собственной инициативе отправлявший мне письма потеряшки. Радовало, что это не понравится Инваго, и в то же время пугало, ведь отсылал-то не просто так. А значит, будут последствия, которые вполне возможно заденут и меня. Но, памятуя о том, что зима у нас лютая и застава ныне местность непроходимая, я радовалась затишью, как дитя. Строила с Тимкой снежные городки, лепила снеговиков и играла в снежки. Помощницы в развлечениях этих участия не принимали, ждали, когда Тороп предложит лошадей размять, запряжет их в сани и погонит по плато меж склонов, где меньше снега намело.

Я с ними не каталась. Предчувствие неприятностей довлело надо мной в эти две недели и заставляло дожидаться их в харчевне. И только благодаря этому я стала свидетельницей 'чуда' — появления огромной посылки во дворе.

Просто снежный городок любовно слепленный вчера, вдруг растаял в огромной черной дыре откуда выплыл внушительных размеров ящик, а затем прям таки выпихнут господин Тикелл красный не то от злости, не то от смущения — почтенный и уважаемый человек был в одном лишь полотенце, с парой дубовых листиков на груди. Не веря глазам своим, принюхалась к чаю, что пила, с одной лишь мыслью. Неужели вместо заварки я себе дурман запарила? От дотошного осмотра чаинок меня отвлек громкий вопль.

— Тора! — начальник почтового отделения притоптывая на месте, явно чертыхался, за что и получил огромныйм снежком невесть откуда прилетевшим. Опрокинутый на спину, он резво вскочил и заголосил уже почтительнее: — Торика Эл Лорвил Дори!

— Не кажется... Дори, чтоб тебя... вместе с хранителем! — прихватив в прихожей, старый тулуп Торопа я не вышла во двор, а выскочила. — Господин Тикелл, бегу!

— Ну, наконец-то, — при виде меня он усмехнулся и едко возвестил, — не прошло и...

В этот раз я увидела, откуда на беду уважаемого жителя заставы прилетел снежный ком. От Тимошкиного снеговика. До того была голова, а теперь вот грудина, сбила несчастного с ног и головой о мощение приложила. И в голове у него явно помутилось , потому что добежав до бедолаги я услышала:

— Да чтоб я еще раз... хоть за кого-то поручился! — Вот так новость! Что же это получается, уважаемый человек — заложник долга? Остолбенела, тулуп выпал из рук, а Тикелл, на четвереньки аккуратно поднимаясь, все бухтит: — Еще раз пришел на помощь, а в конце душу свою демоняке задолжал... Да ни за что боле!

Выпрямился, полотенце на себе, сильнее запахнул и, протянув мне конверт, который до сих пор в руке удерживал, раздраженно бросил:

— Держи, волчица. — Вдохнул-выдохнул и, покосившись на посылку, решил, что его теперь уж точно никто посторонний или потусторонний не слышит. — И на будущее... Да скажи ты хахалю своему, чтоб до конца зимы ничего не присылал!

В отличие от начальника почтового отделения, я увидела, как в воздух поднялась последняя часть снеговика, тихо выдохнула:

— Не надо.

— Что, не надо?! Ты, вообще, меня слышала? — Тикел гневно замахал руками. — Попроси, говорю, мужика своего, чтоб с посылками не докучал. Скажи — не вмоготу за ними по заставе мотаться, чтоб он ме... тебя не гонял!

Не успела ни возмущение его прервать, ни наказание остановить. Сдвинулся снежный ком стремительно и, если бы не я, прилип бы к начальнику почтового отделения внушительным снежным пузом. А так лишь на снежинки красивые осыпался передо мной и растаял вместе с моим возгласом: 'Хватит!'.

— О защитник мой Адо! — промямлил начальник почтового отделения за моей спиной. — Спасибо, Торика. В век не забуду... — и мгновенно нарушил свое слово грозным: — Но тарийцу своему...

— Что? — я обернулась. А Тикелл тут же схлопотал небольшим снежком в лицо, да так, что кровь с носа. — В харчевню живо, и ни слова больше!

— Но... — разжалованный до роли простого посыльного попытался что-то сказать, а я пресекла его потуги ради его же блага.

— Жить хотите? — Ответом мне стал стремительно удаляющийся тыл в заледенелом полотенце. Я дождалась, когда он скроется за дверью и повернулась к посылке. — Так я посылку забрать могу или как?

И тишина.

— Ау? Есть кто-нибудь?

Молчание.

— Что ж нет, так нет. Спасибо за доставку.

Посчитаем, что у нас прошла обычная процедура пересылки, осталось лишь занести ящик в кладовую.

Зажав конверт подмышкой, подошла к посылке и прикосновением уменьшила его до состояния небольшой деревянной коробки. Подняла ее, тулуп Торопа и направилась в харчевню. Список вопросов полнился с каждым моим шагом, а ответы на них откладывались на неопределенный срок. Господина Тикелла забившегося в нишу возле крохотной кладовочки я заметила не сразу и только благодаря писку, исходящему от него. Он был растерян, потрясен и напуган, как ни странно моей персоной.

— Что стряслось? — Помотал головой. — Орвис, что с вами? — мягко позвала несчастного по имени и предложила выйти из укрытия. — Вам плохо? Мне послать за лекарем? — как раз услышала веселый гомон помощниц вернувшихся с прогулки, голос Торопа и заливистый смех Тимки.

— Кивните, и через час он будет здесь.

— Не-не...

— А как насчет весточки домой? Вас ведь из бани выдернули. — Вернула тулуп на вешалку, а затем отодвинув Тикелла, открыла дверь в кладовочку и определила коробку на полку.

— Н-н-не-е-е надо! — просипел он, дрожа всем телом. Что ж, когда человек в таком состоянии настаивать бесполезно, и я решила дать ему успокоиться.

— В таком случае, пройдите на кухню, там печка натоплена и есть чай со сдобой. А я вам пока одежду подберу и ванну наполню. Вы как? Попаритесь повторно?

— Да... да... нет! Не стоит утруждаться! — рвано ответил на все мои вопросы. И только я решила сказать ему, что еще ни один гость так отчаянно не отказывался от гостеприимства моего 'Логова', как господин Тикелл сбивчиво зашептал: — Он послушался... послушался он... те-те-тебя волчица... — мотнул головой и исправился, — вас!

— Кто?

Дверь открылась и в столовую с довольным ворвались мои почти что домочадцы. Начальника почтового отделения Тороп увидел первым, застыл с грозным:

— Орвис, что ты тут делаешь?

— Попариться пришел, — быстро нашлась я с ответом и легко перенесла тяготы о госте на бывшего вояку. — Займешься им? А то мне тут письмо пришло, — и, помахав конвертом, отправилась к себе.

После последнего погрома здесь мало что осталось от мебели, да и я не спешила возвращаться, опасалась из-за слов Северного. Но вот сейчас, когда в руках очередная тайна или скорее уж загадка меня потянуло в родные хоромы. Завернувшись в плед, устроилась на подоконнике и со вздохом открыла конверт:

'Здравствуй, чуждая мне... — почерк рваный, на бумаге несколько пятен очень похожих на кровь, нижние уголки смяты, сгиб посередине косой. Кажется он приступал к этому письму несколько раз, вполне возможно сминал его желая выбросить, но не решался. — Не смею называть тебя моей, а тем более родной...'

Я удивленно вскинула брови. А где же тот романтик, чьи откровения вызывал поток жгучих слез? Где привычное обращение? Что случилось? В поисках ответа взглянула на письмо. По времени прошло не более семи дней с его последнего письма, за это время отряд поднялся от первого округа ко второму 1.24.57 и в этот раз расположился в... Застава?! Наша дальняя застава. То есть Таллик прошел через горы, преодолел плато к костяной мукой и высоченными синими соснами.

— Что за?... Но ведь он должен бы умереть в горах, свалиться со скалы. И потеряться!

Я вновь посмотрела на номер округа и просчитала про себя 1.24.57 это город Данирш, а под кодом 57-1 в тарийских военных документациях проходил Заснеженный, так что все верно. Письмо было отправлено с нашей заставы через почтовое отделение господина Тикелла. Вот и печать его на конверте появилась, кривая и неказистая, зато выполненная по чертежам самого Орвиса, чем он до сих пор гордится...

Отбросив все предположения, вернулась к письму и обомлела.

'Я ненавижу тебя, — писал Талл явно торопясь, — лживая, себялюбивая мразь, алчная тварь, дура... Я презираю твой выбор и трусость перед родом. Нежелание подождать облечет тебя на долгие скитания во мраке, а может даже смерть'.

Листок выпал из рук. Немыслимо! Если я правильно поняла, то его пассия потеряшки, та самая, что не хотела купаться в озере в морозную осень, бросила его. Нет, вернее не так — сошлась с другим, подвергнув себя смертельной опасности. Вспомнив каково мне было после поцелуя с Инваго, вздрогнула и поежилась от колких иголочек, что прошлись по телу. Да уж, если она через такое прошла и без поддержки мага, ей не позавидуешь. Жива ли осталась эта Софья?

Я подняла с подоконника письмо и продолжила читать прыгающие строчки, выведенные явно дрожащей рукой.

'Ты дрянь осчастливила меня... МЕНЯ клятвой 'ожидания', — хм, интересное название для добрачного соития, считающегося у тарийцев греху подобным. Горько скривилась. Да уж... это они со своими трепетные лани, с чужеземками же особо не заморачиваются, раздают клятвы 'ожидания' направо и налево, не обращая внимания на согласие партнерш. Последующие претензии старшего Дори к бывшей возлюбленной я просмотрела вскользь, отметив, что бедный Талл, даже злясь и негодуя, умудряется ее жалеть.

'А теперь ты заключила брак не угодный Адо... — здесь было другое слово, но потеряшка его зачеркнул, а потом прямо таки заштриховал, — по сути второй. Непогрешимая простота, ты опять забыла законы?' — Усмешка, горькая и язвительная в своей мягкости, такая знакомая. Я даже голос услышала Инваго, словно бы это его слова, правда без горечи, но с издевкой.

' Идиотка. Безголовая моя... нет, — еще одно перечеркнутое слово и размытое не то дождем, не то слезой, — не моя. Уже... не моя. И не невеста. Я вычеркиваю тебя из своего будущего и себя из твоей жизни. Больше мы не встретимся. Предательство не искупить слезами, не загладить. Ни кровью, ни золотом, ни обещанием помнить о прошлой любви. Его вырывают вместе с сердцем не способным более биться...' А вместо имени короткое 'Прощай'.

— Странное послание. Словно бы он обещал не вернуться. Самоубийца? — спросила сама у себя и сложила листок. — Да ну... нет, не может быть. Нормальный же парень был, вменяемый. Или... Неужели смерть лучшего друга, вынужденное убийство командира Гаррата и предательство возлюбленной и стало тем толчком к отчаянному шагу? — подумала еще немного и помотала головой. — Нет. Не может этого быть! К тому же письмо было отправлено с заставы, а значит...

Раскрыла сложенный на несколько секунд листок и обомлела.

'Нежная моя Торика, — гласило оно, — каждое твое письмо, словно луч света озаряет мои дни на горных склонах проклятой Вдовии'

— Ух, так я ему писала? Какая потрясающая новость... интересно, а мои письма целы?

'С трудом, но мы прошли сквозь лес усыпанный костьми и уцелели. Я вспомнил это место. С ним связано много тайн и одна легенда. Предание, передающееся от одного наследника рода другому, детская сказка на миг ставшая реальностью. Не поверишь, но выше него всего в каких-то двух километрах находится валун с цепями, огромные звенья порваны и давно проржавели. Были ли это оковы или старый подвесной мост уже и не разберешь'. Далее шло размеренное повествование о горах и том, как резво мужики по ним поднимаются.

Смерть отступила.

— Ага, как же! — тихо усмехнулась и покачала головой. Талл к этому моменту либо потерялся, либо окончательно помешался под воздействием предательства Софьи. Одно из двух. И оба варианта никудышные.

А письмо все-таки оказалось последним и в той и в этой подменной переписке. В нем наследник рода Дори убедительно просил меня не грустить, не отчаиваться, заняться каким-нибудь прибыльным и общественно полезным делом и ждать его, Таллика, сидя у камина в гостинице, о которой я долгие годы мечтала. Незамедлительно конверт потяжелел, в нем появилась дарственная на участок земли в пределах нашей заставы с пометкой 'Последнее строение' по улице Клин. Тонкий намек на мое 'Логово' с адресом ул. Клин д. 140-11 почти над обрывом, зато ближе всего к тропе из Заснеженного. Вот гад! Присвоил мою идею и повторно права рода на имущество узаконил. Тариец, одним словом, и то ругательным.

'Командование связалось с нами и отдало приказ, завершить переписку с родными. Воины уцелевшие в горах Вдовии отныне считаются без вести пропавшими или погибшими в бою. Детали не раскрываются. Не верь похоронкам. Я жив. Я вернусь. Люблю'. И подпись 'Твой Талл'.

Я осмотрела дарственную и письмо, в очередной раз убеждаясь, что хранитель рода работает чисто. Ни капли крови, ни нервного загиба, ни кривой строки. Красивый ровный почерк, ясные мысли простыми словами и море нежности в обращении к адресату, то бишь ко мне, бережно хранившей письмо. Приятно чуть-чуть, но по большему счету тоскливо. Что же на самом деле произошло? Старший Дори к перевалу дошел или все-таки потерялся. В задумчивости посмотрела на конверт, вновь зацепилась взглядом за печать и улыбнулась, только сейчас заметив под ней маленький крестик. С грустью провела по нему пальчиком, вздохнула и с удивлением проследила за тем, как он стерся!

— Что за?.. — провела по печати еще раз, а крестик не вернулся. Но ведь был!

— Тора, — послышалось снизу в то же мгновение. — Спускайся ужинать!

Девчата и Тим болтали без умолка, тихо перешучивались меж собой и выразительно смотрели на хмурого начальника почтового отделения. Господин Тикелл был тих, Тороп грозен. Знать не знаю, чего бывший вояка надумать успел, но на его тяжелый взгляд ответила улыбкой и похвалой:

— Мясо с дымком пальчики оближешь! Мастерство твоего копчения выше всех похвал.

— Спасибо.

— Да-да... — рассеяно поддержал меня Орвис и чуть не подавился от улыбки, которую ему Тороп послал.

— Я рад. Знаешь ли, в войну практики у меня было мыслимо немыслимо... на тарийцах.

Девчата так и замерли, услышав его, один лишь Тимка развеселился:

— Что, правда?

— Правда-правда, — подтвердил вояка, не отвлекаясь от начальника почтового отделения. — Чтобы защитить дорогих тебе людей и не на такое пойдешь... — это была угроза неприкрытая и явно из-за меня. Отец мой названный все еще помнит, как меня приняли на заставе, оттого и защищает так рьяно.

— Через войну многие прошли. Не ты один в жерновах ее побывал. Не только тебя тарийцы в плен забрали...

Тороп прищурился, подался вперед, а я уже зная, что последует за этой мнимой тишиной, скоро отдала приказ помощницам и Тиму выйти вон.

— Вы вроде как поели, ступайте за сладким и нам потом принесите. — А когда они скрылись за дверьми кухни, глухо спросила: — В чем дело?

— Ни в чем, — пожал плечами Тикелл, — сам не пойму, отчего он взвился.

— Не понимаешь?! — вояка вскочил, и я за ним, за руку ухватила. — Тороп?

— Тора, сядь и не вмешивайся! — я вцепилась сильнее, помотала головой.

— Не надо.

— Чего не надо? Надо! На тебя облава началась, ищут, а мы ни сном, ни духом... Этот вот, в курсе был, — кивок на Орвиса, — слал в ответ голубок. Но тебе сказать не пожелал!

— Зима, — ответил невпопад начальник почтового отделения. Отодвинул пустую тарелку, чтобы сцепив руки перед собой, произнести: — Во Вдовии зима снежная, лютая. В такую никто на заставу не придет. Сам знаешь.

— А письма?! — сжимая в руке нож, полюбопытствовал мой защитник.

— Письма шлют, — согласился Тикелл, тихо и размеренно проговаривая каждое слово, — но не мне, а нашему главному, его помощнику и стражам правопорядка, если те, у нас, конечно, есть. — Хмыкнул он, намекая, что хоть застава и отдана на откуп, тарийцам здесь претит селиться. — Предлагают задержать сбежавшую жену лорда Уроса, но...

— Что? — я повисла на руке Торопа, отчаянно надеясь, что ослышалась и это не меня ищут, не меня просят в камеру посадить.

— Но... — загадочная пауза и чуть более живая речь, — во-первых, жадные они больно, вперед не платят, зато требуют ЭлЛорвил содержать в хороших условиях. — Чтоб шкурку не попортила, припомнила я слова бывшего муженька и вздрогнула. — А во-вторых, — продолжил Тикелл, на этот раз выделяя каждое слово: — какая из тебя супруга этому Уросу? Ты ж за Дори пятый год подряд!

— Чтоб тебя! — не сдержалась я от возгласа и закрыла рот рукой.

— Вот-вот, я тоже так поначалу подумал, еще у Ясмина допытывался: правда или нет, — усмехнулся Орвис, блестя глазами, — затем смекнул, скажи ты раньше, что замужем за Дори мы б всей заставой линчевали тебя.

— Не дотянулись бы, — прошипел Тороп.

— Тихо, не стоит ворошить, — попросила я нашего вояку и забрала у него нож. Отложила холодное оружие куда подальше и спросила то, что лишь сейчас открылось: — А ныне, неужели обойдемся без гонений? Как ни как пять лет я за тарийцем.

— И сейчас не дотянутся! — голос отца моего названного все еще звенел в столовой, а начальник почтового отделения уже вовсю ухмылялся.

— Конечно, нет! Вся застава под патронажем рода Дори. И все требования на счет Вол... Торы, наш главный мне отдает, а я уже отсылаю туда... — и мах рукой за спину, — в столицу Тарии.

— И что же, никто не ослушался?

— Никто, — уверенно заявил Тикелл. — А кому охота худой мир на бойню менять? Мы, как сторона проигравшая, еще легко отделались, откуп золотом, не головой. Да и род защищает от мародеров и бунтарей по мере своих возможностей, а откуда такая благость я теперь знаю. — Взгляд на меня и задумчивое: — Осталось выведать, как о письмах стало известно... — он не договорил, а Тороп уже огрызнулся.

— Не твое дело!

— Стоп! — я едва успела забрать и вилку от нашего вояки, посмотрела с укоризной. — Все нерешенные меж вами вопросы обговаривайте за пределами 'Логова' хоть на кулаках, хоть на ножах, хоть снежками... А сейчас у меня есть пара вопросов к вам, Орвис. — Тороп раздраженно отошел к окну, там и замер, сложив руки на груди и взглядом буравя нежданного гостя. А я подала знак, выглянувшей из кухни Асе, попросила принести чай и сдобу и, только получив заказ, произнесла: — Письма вы вряд ли читали...

— Не читал, но открывал и метил. Кое-что на глаза попадалось.

— Метили? — Кивнул. — Как метили?

— Раньше снаружи, а теперь внутри...

— Под печатью?

— Да, — он перестал греть ладони о чашку, настороженно поднял на меня глаза. — Почему интересуешься?

Не ответила, спросила:

— Что значит крестик? Маленький крестик под печатью.

— А... — начал он вопрос, но осекся под тяжелым взглядом моего защитника. — Это значит, что отсылал его не сам владелец письма.

— И как вы об этом узнавали?

— Задаешь какой-нибудь насущный вопрос об адресате, письме или отправителе и в глаза смотришь, определяешь.

— Но зачем такое метить?

— Чтобы путаницы не было, — неожиданно холодным тоном ответил Тикелл. — Чуб никакая мразь, получив письма погибшего, не пыталась из его семьи все деньги вытрясти. — И как-то сразу вспомнились его ругань на снегу: 'Да чтоб я еще раз... хоть за кого-то поручился!'

Стало холодно и зябко, а начальник почтового отделения, словно бы груз с себя сняв, допил чай, доел сдобу и поднялся.

— Спасибо, Тора, — посмотрел на Торопа, замялся.

— Подвезу, — холодно ответил вояка.

Через пять минут мужчины уехали, а с ними и неугомонный Тимка. Девчата ушли в мастерскую вышивать, а я осталась тет-а-тет со своими мыслями и горьким осадком на душе. Предчувствие неприятностей оказалось вполне обоснованным и оттого еще более устрашающим. Нужно было ранее на него внимание обратить, прислушаться... Сердце кольнуло, а руки сжались в кулаки. Урод Урос меня найдет, уж если прознал, что жива, и в храм с избранником подалась, из-под земли выудит и душу вытрясет. От воспоминаний передернуло всю, замутило. И успокаивает лишь одна мысль до весны гостей ожидать не стоит, а после. После я узнаю, какова цена слова Дори и сколь сильна защита его рода.

Надо же всей заставой управляют, а я ни сном ни духом. Зато теперь понятно, где пропадали Асд и Гилт, пока гостили в 'Логове', порядки наводили и кого надо предупреждали о возможных поползновениях на мою персону. И не прогадали. Я поднялась к себе достала письмо от Таллика и вдумчиво перечитала его, восстанавливая прошлые строчки перед внутренним взглядом. В той настоящей реальности, без меня и пятилетнего брака, он все-таки пропал, письмо отправил кто-то из друзей... Нет, единственный друг погиб раньше, а так как хоронил его только старший Дори, других товарищей в отряде не было или к тому моменту уже не осталось. Значит, командир их отряда отправил. Хотя, тоже не верно, Асд Гаррат к этому моменту тоже был мертв. Выходит, кто-то из отряда посчитал необходимым отправить весточку неверной... И возникает вопрос, я получаю те письма, что к девушке дошли, или же те, что малодушно были не вскрытыми переданы семье Таллика, доверенному лицу или хранителю, кто знает, на кого он похож. Но почему-то я была уверена, что первой увидела письма и настоящей реальности, первой и последней. Теперь он стали своеобразным доказательством того, что Таллик Дори был со мною знаком, писал нежные письма и называл своей. И жаль спросить не у кого о потеряшке. Асд и Гилт промолчат, Суо здесь не появляется, остается Инваго, а его я видеть не хочу, но кто сказал, что не буду.

Наглый тариец явился ночью, без стука и прямиком в мою ванную.

— Тора?! — только что выбравшаяся из воды и потянувшаяся за полотенцем, я чуть не поскользнулась на мокром полу, помянув всех святых разом.

— Чтоб тебя!

Дверь ванную открылась, послышались шаги. А я все еще скольжу, мне не до ответа. Устоять бы, да вряд ли получится.

— То...

— Что?! — я таки успела прикрыться полотенцем, когда тариец отодвинул шторку и воззрился на ванную с пенной водой. Посмотрел на нее, затем на окно, дверь сзади себя и только после этого увидел меня в углу под раковиной. Знатное место, раньше тут Алиссия сидела, а теперь вот я соскользнула, больно ударив локоть и бедро.

— Вот ты где... Тебе там не холодно? — От страха я все же икнула раз, а затем еще раз. А этот идиот стоит, любуется на творение рук своих, то бишь, меня в одном лишь полотенце, мокрую и вздрагивающую. И улыбается. — Все-таки холодно, — заключил он.

— Йик! Сволочь... — придерживая полотенце, потянулась за чем-нибудь тяжелым. Жаль под руку попадалась только мелочевка, ничего существенного. И деверь "ненаглядный" легко увернулся от мочалки и от мыла, на подлете перехватил баночку с солью и даже глазом не моргнул, когда над его одним его ухом пролетели ножницы, а над другим щипцы для завивки. Легко увернулся, тварь такая.

— Нет, так нет. — Собрал все разбросанное, водрузил на полку с полотенцами и удалился со словами: — Вытирайся и выходи, нужно переговорить.

И только я решилась встать, так он вернулся застыл у двери:

— Я вот что хотел спросить, тебе помощь ну...

— Чтоб тебя! — только что отнятое от груди полотенце мокрой тряпкой полетело в наглеца и закрыло его морду, потушив игривый блеск в глазах и заглушив последнее слово. — Марш из моей... Йик! Комнаты и не... Йик! Возвращайся!

— Да я просто... — Нелюдь тарийский оправдания не договорил, но от полетевшего в него куска пемзы увернулся, прошипел сердито: — Ладно. — И уже, выходя, глухо пробубнил: — Все равно все самое интересное видел.

Урод!

Аккуратно закрыл дверь в ванную, а затем и в мои покои и тихо пошел к лестнице, начал спускаться. И все это медленно, размеренно. Дождалась, пока скрипнет предпоследняя ступенька и, прихрамывая на правую ногу и потирая ушибленный локоть, вышла из ванной. Дверь закрыла сразу, привычка от первого брака, выудила метательные иглы из-под одеяла и, только успокоившись, оделась. Охотничьи штаны, рубашка, жилет, пояс с ножнами и иглами в потайном кармашке. Волосы скрутила в тугой жгут, обулась в тонкие ботинки на шнуровке. Пока собиралась, руки все еще дрожали, но с пуговицами справиться могли, а вот икота не проходила, но стоило открыть двери и...

— Долго ты. Я и проголодаться успел и на стол собрать, — сообщил деловитый тариец, с полным подносом протискиваясь мимо меня. Прошел в комнату, покрутился, поискал взглядом столик или стул и, заметив полное их отсутствие со вздохом сел на кровать и водрузил поднос на мое белое постельное белье.

— Ты! Йик...

— Проголодался, — завершил он за меня, получив краткую паузу.

— Совсем обнаглел! — с хлопком закрыла двери и двинулась на него.

— Тора, — укоризненный взгляд и совестливое: — ночь на дворе, все спят, а ты дверьми хлопаешь...

И это он заявляет, громко перемешивая в супнице гарнир из гречки, соус и мясо с дымком. А рядом тарелка с салатом, буханка хлеба и малосольные огурчики, сок с которых капает на мой пододеяльник. Все! Вот теперь у меня слова закончились, зато возник ли сплошь кровожадные желания. Руки потянулись к поясу с иглами.

— Я тебя сама сейчас так хлопну!

— Вот и вся благодарность за избавление от икоты, — с сожалением проговорил Дори и приступил к поеданию намешанного.

Я оторопела.

— То есть это ты меня ради старался? И на поднос еды наложил и пододеяльник испачкал? — А на лице тарийца крупными буквами написано: 'Когда я ем, я глух и нем'. Так захотелось дать ему по шее, чтоб носом в супницу улетел, да так там и остался. Одно останавливало — он потомственный убийца, от моего подзатыльника не подавится, но увесистой оплеухой ответит, а может и не только ею.

— Ну, спасибо!

Ринулась к огручикам, подложить салфетку, выуженную из стенного шкафа. И вдруг слышу:

— Всегда пожалуйста. А салат, кстати, для тебя был, — и на мой недоуменный взгляд Инваго ответил: — вдруг проголодаешься. — И полную ложку себе в рот засунул, жует, а глаза блестят.

Руки зачесались этот самый салат ему на голову плюхнуть, но опять-таки сдержалась. Выдохнула:

— Да чтоб тебя о стену припечатало и потолком приложило! — и в отместку забрала соленья.

— Меня не надо, — тариец нагло и почти незаметно выхватил из-под руки один огурчик, захрустел им, зажмурившись. — Мама расстроится. А ей грустить нельзя, она у меня... у нас дама тонкой душевной организации. И да что рассказывать, сама скоро все узнаешь, она уже летит сюда, чтобы с невесткой познакомиться.

— Что?!

Тарелка выпала из рук, но не разбилась. Дори умудрился спасти соленья от падения и меня от необходимости их убирать. Еще и отругал по ходу дела.

— А чему ты удивляешься? Все же не за сироту выходила.

— Я?

— Ты. — Присмотрелся ко мне, со вздохом сожаления отложил огурчики и супницу иже с ними. — Тора, без паники. Все просто. Она приедет, посмотрит на тебя и уедет. И тут самое главное ничего ей не говорить, чтоб подозрения не вызвать и... — он замолк, уставившись куда-то в пол, а я наоборот очнулась.

— Что и? Что значит не говорить? Притвориться немой или уехать? Дори! — окликнула его, и он раздраженно поморщился.

— Было бы неплохо, но хранитель тебя найдет. Так что встреча неминуема. — Очередное ошеломленное 'Что?!' еле удержала, когда деверь ненаглядный задумчиво продолжил: — представить не могу, чем она его уломала, но, идиот, прогнулся.

Вот тут в коридоре раздался какой-то треск

— Кто? — услышала я знакомый голос с хрипотцой и покрылась мурашками с ног до головы. — Что значит прогнулся? Я?!

Ополовиненный демон из моего сна прошел сквозь стену и навис над развеселившимся Инваго.

— О, — хмыкнул тариец, — ты смотри, кого нелегкая принесла... — он хотел еще что-то сказать, хранитель явно хотел ответить, но мое едва различимое 'Вижу. Я пошла' остановило обоих на полуслове, потому что уйти я не смогла, осела на пол. От страха ноги не держали, да и язык уже плохо повиновался, проговорить удалось лишь: 'Вижу я по...'

— Не понял, — Дори поднялся с кровати и коснулся пальцами моего лба. Отнял руку, затем еще раз приложил и нахмурился, обернувшись к демону. — Она что, видит тебя?

И огромный черный монстр, чье будто бы каменное тело лавовые потоки пересекали по изломам и обдавали красным огнем, смутился. Затем частично потух и, скребя затылок, нехотя признался:

— Так это нечаянно вышло.

— Что вышло? — с нажимом уточнил тариец.

— Окончательная привязка к роду. Она коньяк принесла, пролила несколько капель, и я не удержался, пригубил, — пробухтел ужас, и Дори тоже сел, но не со мною радом, а на кровать. В спальне повисло тяжелое молчание, долгое и напряженное.

— Твою мать... — выдал Инваго, бледнея на глазах, а демон тут же оживился.

— К слову о матери, завтра она уже будет тут. К половине одиннадцатого.

— А-а-а-а! — застонал воин, схватившись за голову. — Только не это...

— Встретишься с ней? — полюбопытствовал демон.

— Нет!

— Но она ждет...

— Нет. Не готов я! И она не готова, никто не готов! — Дори вскочил, чуть не отдавив мне ногу, ураганом заметался по комнате. Хорошо, что в спальне кроме кровати ничего и не было, иначе бы в щепки разнес, даже не заметив. — Да и какого черта, ты ее сюда принес. Не мог отбрехаться?! Наврать с три короба, сослаться на непогоду...

— В настоящий момент она в Заснеженном, — тактично ответил демон. — А принес по двум причинам. Первая: ты в мать такой упертый, а она в два раза упрямее тебя, второй: как отбрехаться, если носитель перстня полез в родовую книгу? Конечно, я вовремя ее закрыл, но Эванжелина увидела, сделала выводы. — На этом ужас подземный подмигнул мне и улыбнулся, обнажая клыки. — Так что кое— кто любознательный в срочном порядке познакомится со свекровью!

Вот на этом моменте, я поняла, что Таллик вполне мог покончить с жизнью после нескольких потрясений подряд, и поползла к двери, в надежде спасти свою собственную голову. Ужас из сна разговаривает с Дори, Дори ему хамит, и оба они давно знакомы. Хорошо знакомы, раз тариец позволяет себе орать на... демона.

— Как полез?.. Через что? — вопрошает Инваго с нажимом. — Книга дома под семью печатями.

— Книга дома, — согласились с ним, — а свиток копии здесь.

— С чего вдруг?!

— По законам Вдовии копия книги должна быть у хранителя брака. Поэтому Суо разместил свиток в шкафу благочестивого Ясмина и хорошенько его припылил...

Дверь открылась со второй попытки, и чувство призрачной свободы, едва распустившее крылья за моей спиной, сменилась желанием бежать и куда подальше, потому что сзади неожиданно весело раздалось:

— Н-да, ваши женщины так от свекрови еще не убегали, — как так — уточнять не стала, поползла быстрее. — Инваго, держи!

— Что? — не понял воин.

— Не что, а кого. Ее держи, сбежит, глупостей наделает, потом и не исправишь, — сдал мои планы монстр, и мужские руки почти мгновенно оторвали меня от пола, вернули в комнату, поставили на ноги и развернули.

— Тора, давай без глупостей и необдуманных действий. — Хотелось поспорить, ведь я все обдумала и взвесила, но тариец вдруг крепко сжал мои плечи и прошептал: — Пожалуйста, не сейчас, мне хватило мамы.

— Кхм, тебе хватило? — развеселился демон за его спиной. — Тебя дома не было целых...

Щелчок пальцев, и я оглохла, а раздраженный Инваго обернулся к демону и что-то грубое ему ответил. Грубое и жесткое, потому что лицо мирно настроенного человека не может так исказиться от гнева. Я вздрогнула, продумывая как из спальни убраться, а воин посчитал, что от холода, крепко прижал к своему боку, погладил по плечу. Вздрогнула повторно, а этот у-у-умник, продолжая выговаривать демону, щелкнул пальцами и поднял поднос в воздух... В воздух! А затем сорвал одеяло с кровати и закутал в него меня. Я не заметила что угол, намоченный огуречным рассолом, ткнулся мне в нос, что 'подол' скользнул по полу, а вернувшийся на кровать поднос расшвырял по простыне салат. А все потому, что не смогла оторвать взгляда от руки Дори, пальцы которой только что почернели и покрылись знакомым узором трещин с проблесками лавы, текущей по ним.

Чтоб тебя! Он недодемон...

И с тихим вздохом начала оседать, только на этот раз не просто на пол, а еще и в спасительную тьму без сознания. Продлилось оно не долго, меня нагло тормошили и, кажется, били по щекам. В голове к тихому шуму прибавился неприятный звон, а сквозь него стали проступать голоса Инваго и черного ужаса из сна.

— Если она не очнется, сам будешь маму встречать!

— И приведу, и встречу, и обязательно кое-что разъясню.

— Ни слова, — пригрозил воин, — ни единого звука.

— Что, даже объяснить не позволишь, почему вместо хозяйки встречаю ее я? — хмыкнули в ответ, и Дори, судя по едва различимому скрежету зубов, напрягся. С тарийцем до такого состояния доведенным, лично я бы не связывалась, убьет и не заметит, но воин меня ошеломил.

— Уберись с глаз моих, — произнес он спокойно и даже попросил, — пожалуйста.

— Как пожелаешь, — съехидничал страшный голос, — И, кстати, она уже возвращается, так что сильно по щекам не бей. — Тяжелые шаги, скрежет и тишина. Только дыхание слышно, не мое, громкое и немного тяжелое.

— Тора? — позвал Инваго, немного отдышавшись, и прикоснулся к чуть пекущей щеке. — Тора, очнись. Мне нужно уходить, а мы еще не договорили...

— Договорили? — просипела удивленно, не открывая глаз. Ты поставил меня перед фактом, приезжает мама, затем испачкал мой пододеяльник, простынь и поскандалил с демоном! — В этот миг я вспомнила о руке тарийца, распахнула глаза и попыталась подальше от него отсесть. Отсесть не получилось, я лежала у недодемона на руках.

— Куда? — вопросил он, пресекая все попытки к бегству.

— Подальше, — ответила и сглотнула под тяжелым взглядом этого... деверя. Казалось бы простые серые глаза с отливом стали, а смотрит, словно режет.

-Торика, — мягко позвал он меня и даже улыбнулся, — не говори глупостей. И не дергайся, — попросил, едва решилась сползти с его колен. — Лежи тихо. И слушай. Все просто. Она приедет, посмотрит на тебя и уедет.

— Но... — и перебивая, меня сжали сильнее, почти до хруста.

— Ты встретишь ее...

— Дори... — хотела сказать, чтоб ослабил хватку, но кто даст! Тариец завелся не на шутку.

— Это не обсуждается. Ты ее встретишь.

— Конечно. А ты... — выдохнула сдавленно. Еще чуть-чуть и повторно потеряю сознание или вырвусь и тресну идиота подносом по голове. Осталось только до посудины дотянуться...

— И ничего ей обо мне не сообщишь! — Продолжил инструктаж буйный деверь. Его руки соскользнули с моих ребер на плечи и явно пристукнутый Дори сурово вопросил: — Поняла?

— Я... Я...

— Что? — он всмотрелся в мое лицо, совершенно не понимая, с чего вдруг мне воздуха не хватает. — Неужели так сложно?

— Да раз плюнуть! — просипела я, едва перестала задыхаться. — Сделаю вид, что ты свернул себе шею на лошади, издох в канаве или задохнулся под толстухой из дома терпимости!

— Тора...

— Хорошо, даже этого не скажу. Ведь я, вообще, с тобой не знакома. Не видела, не слышала, цветочки на могилку не носила!

— Хорошее решение, идентичное моему, — хмуро похвалил воин, и я наконец-то сбросила его руки с ноющих плеч. Чтоб его!

— Ты лучше расскажи, что мне отвечать на вопросы о Таллике! Кто я ему, когда мы встретились, как... Кстати, что он матери писал? Он, вообще, ей писал?

Дори опустил глаза и медленно помотал головой.

— Прекрасно, тогда почему этот увалень ей даже весточки не отослал? Что это за сын такой?.. Что с ним стряслось! И почему он ни с того ни с сего появился здесь, а затем исчез?

— В смысле?

— В прямом. По-твоему я при благочестивом Ясмине праздновала пятилетие брака и клятвы повторяла за двоих? А потом сама своими силами воздвигла над храмом магический купол, так?

— Стоп, стоп... я понял, о чем ты. Нужна легенда.

— Да было бы не плохо, — съязвила от всей души и вспомнила важное: — К слову, о легенде! Почему воспоминания Таллика переплетаются со сказаниями, коим более тысячи лет?

— Что?

— То, что слышал. У меня есть письма и...

Асд Гаррат был прав, данная информация Дори не понравилась. Он в лице потемнел, весь подобрался. И по мере моих слов с лицом тарийца происходило нечто невообразимое. Первоначальная гримаса непонимания, сменилась удивлением, затем оторопью и наконец необузданной злостью. Черты лица заострились, глаза приобрели стальной оттенок.

Самое время замолчать и исчезнуть, но он уже задал вопрос:

— Какие письма?

— От Талла к его возлюбленной, — прошептала я, и воин дернулся всем телом, — то есть... первоначально они были к Софье, а затем, после открытия переадресовались ко мне.

— Как? — с утробным рыком вопросил тариец сам у себя, но я уже ответила:

— Со значительными изменениями в тексте.

Несколько секунд он прожигал пол пристальным взглядом и все тем же жутким голосом произнес:

— Нет... Как он?.. Какие письма он мог приспособить? — взгляд потомственного убийцы сосредоточился на мне, челюсть потяжелела. — Покажи!

Я и показала, коротко пересказав суть первых писем и метки, если таковые были:

— Это письмо было в крови, это со сгибом. А вот здесь на конверте последнего стояла метка нашего начальника почтового отделения. Письмо отправлял не Таллик, а кто-то за него. Господин Тикелл подобное метил, чтобы не было путаницы, и никто не смел под чужим именем вымогать у семьи золото...

— Мракобесье! — прошипел тариец и, сжимая руки в кулаки, закрыл глаза. Долгую минуту он молча стоял и не шевелился, кажется, даже дышать перестал, чем напугал и без того струхнувшую меня.

Считая, что он и без меня спокойно приступ злости пересидит, уже подошла к двери, взялась за ручку и потянула на себя, как вдруг в комнате хмуро прозвучало:

— Проклятье... — а затем почти восклицательно: — А к черту! Решаем вопросы по мере поступления, — а дальше знакомый щелчок пальцев, перемещение на колени воина и шепотом наводящее ужас: — То-о-о-ра, мы не договорили, а времени уже в обрез. Слушай внимательно, чтоб не пришлось повторять.

А дальше как в сказке...

Встретились мы с Таллом на поляне полной цветов под городом Данирш, он раненный, а я с невесть откуда взявшимся перевязочным материалом. Потом оказалось, что я там сушила белье, чье именно, не пояснил, в общем... сушила! Увидела несчастного, по доброте душевной пришла на выручку и он, придурок недальновидный романтично настроенный, потащил меня в храм и перстнем наградил. Почему недальновидный, потому, что для признательности своей избрал вдовийку, а придурок потому, что полноценно обряд не завершил. И тут я его мнение всецело разделяла, все же на супружеском ложе стонать нужно от страсти, а не от ранения. Впрочем, в дальнейшем пересказе благоразумия меня лишили. Ибо, исходя из слов Дори, я тоже не особо умная была, раз получив кольцо, клятву верности и роспись в храме, решила в родной город вернуться, а не к новоявленной родне переехать. Но суть не в том...

Пока Талл по горам 'лазил', скучал, но письма отправлять не смел из-за приказа, я, дурында редкостная, полтора года, жутко робея, пыталась родню благами Тарии соблазнить. И так ее восхваляла, что речами своими Даруша Темного привлекла.

— Нет! — Я слетела с его колен, вырвалась из рук и в мгновение ока оказалась у противоположной стены. — Ни слова... Не было его! Не было меня... ничего не было!

— Понимаю, ты не хочешь вспоминать... — начал воин, медленно поднимаясь с кровати.

— Нечего вспоминать! Ничего не было, ни смертей, ни разрушенного города, ни крови... — выкрикнула я, уже совершенно не контролируя поднимающуюся в душе панику. — Ты сказал, что убережешь меня! Что я буду под защитой рода! Ты...

— Сдержу свое слово, — он неожиданно оказался рядом, сжал кисти моих рук почти до боли, помолчал немного и вкрадчивым тоном произнес: — но если Урос заикнется о том, что ты была в его власти...

— Нет, — помотала головой, борясь с подступившими слезами.

— А он заикнется, — жестко продолжил воин, и я задрожала, словно бы опять возвращаясь назад, в беспросветное безвольное прошлое, и застыла расслышав: — Твой супруг должен будет явиться и защитить тебя, даже если... если он заложник долга перед Адо.

Первоначальные чувства перебила оторопь:

— Талл на службе бога, вашего бога? — не поверила я. Правда, тут же оборвала себя потому, что вспомнила, сколько невероятностей вокруг происходит. Проклятый маг, нелюди, огромные посылки, недодемон, демон и старая легенда, в которую хранитель решил меня посвятить... — Ты что же, хочешь сказать, что это будет не просто защита, но еще и гарант его возвращения?!

— Может быть. Как вариант. Хотя, мы его не рассматривали, — ответил Дори и покачал головой, пресекая все мои возражения. — Со всеми вопросами разберемся по мере поступления. А сейчас вернемся к сказке.

— Не... — попыталась возмутиться, но он закрыл мне рот рукой и продолжил инструкцию.

— Ты пыталась втолковать Темному, что не свободна, но так как он тупой осел, а Таллик придурок недальновидный, тебе не вняли. Дальше. Шесть месяцев, поджог, побег и ты использовала дарственную мужа на участок земли в пределах заставы с пометкой 'Последнее строение' по улице Клин, где твой супруг обещал тебя найти.

Его хватка ослабла, а затем рука и вовсе соскользнула на мое плечо.

— А... — хотела возразить, заметив некоторые нестыковки, но Инваго не позволил, оговаривая историю уже с нашей с ним встречи.

— Где наследник Дори и нашел тебя по прошествии еще трех с половиной лет. Приехал в ночь с немногочисленным отрядом, одним магом и двумя своими друзьями. Проговорил с тобой до рассвета, а поутру повел обновить клятвы, — пауза, а затем насмешливое: — и три дня подряд без устали завершал обряд.

— Те самые три дня, во время которых я без чувств провалялась?

— Три самых восхитительных дня в вашей жизни, после которых он абсолютно счастливый умчался в абсолютно неизвестном направлении. А ты невероятно счастливая осталась с невероятно ценным... даром.

— Ты о посылках?

— Нет. — И красноречивый взгляд на мой живот.

— Я что, еще и беременна?!

— Может быть. Как вариант. И хотя мы его рассматривали, я до сих пор сомневаюсь в необходимости его осуществления.

— Да, чтоб тебя! — посмотрела на деверя со злостью. Как он может так спокойно обо всем говорить? Как может, так распоряжаться моей судьбой? — Дори, я на это не подписывалась! Ты вначале говорил одно, а теперь совершенно другое, я не хочу врать твоей матери! Я не...

Движение, и он вжимает меня всем корпусом в стену и безотрывно смотрит в глаза. Горячий, твердый, будто каменный он навис надо мной, вгоняя в морозную мелку дрожь. Я опять забыла, с кем беседую, и вот результат.

— Торика, дорогая моя... наша, — быстро исправляется и со сталью в голосе продолжил: — Не я активировал родовую книгу через свиток копии, не я напоил хранителя коньяком, не я привязал тебя к нашему древу! Но расхлебывать вынужден я. И если ты мне не поможешь, я не знаю, что с тобой сделаю!

Он может и не знает, а глаза выдают... знакомый блеск и кровожадный оскал. Сердце забилось с удвоенно силой, пальцы заледенели. Только бы отпустил, только бы отступил... Пусть немедленно уходит!

— Хорошо, — просипела я, едва дыша, — все вопросы по мере поступления. Я встречу свекровь и сделаю все, как ты сказал.

Шумный вдох, выдох, и скала сдвинулась в сторону, освобождая меня от давления. Отодвинулась от него по стеночке, внимательно отслеживая каждое его движение и выражение лица. Вот горечь перетекла в едва заметное раскаяние, а затем в решимость и с губ воина слетело:

— Маму. Ты встретишь ее как родную, и сделаешь все, чтобы ей понравилось в 'Логове'. И она задержалась хотя бы на два дня, а лучше на две недели. — он нахмурился и пошел рябью, как озерная гладь во время дождя. Вначале мелкой едва различимой, а затем все крупнее, крупнее...

— Дори!

Проследив за моим взглядом, поднял расплывающиеся руки к лицу, вздохнул повторно и исчез со словами:

— Ты слышала меня. Без глупостей.

Я слышала, а вместе со мной должны были услышать еще и домочадцы потому, что исчез Дори не бесшумно, как вампир, а как демон — с треском. Но никто не явился.

Живы ли?

Воспоминания из прошлого подстегнули немедля проверить Торопа и Тимку, а затем девчат. Все спали, беспробудно, а потому и беззащитно. И я неспособная заснуть после всех потрясений просидела в столовой, терзая себя тяжелыми мыслями и прислушиваясь к ветру за стеной, скрипу ставен и треску угольков в камине.

6.

Матушка Талла прибыла отнюдь не в одиннадцатом часу, а в восьмом в компании хрупкой девицы и женщина преклонных лет, с ног до головы укутанные в меха. Ожидая рогатого хранителя и свекровь, я предположила, что это чьи-то заблудившиеся на заставе гости, попросила Асю подать горячее вино и поспешила навстречу со словами приветствия, но была остановлена ехидным замечанием:

— В жизни не поверю, что мой красавец взглянул на одну из них!

Статная гостья скинула капюшон, явив миру и мне крупный нос, цепкий взгляд глубоко посаженных серых глаз, тонкие искривленные скепсисом губы и нездоровый румянец на пухлых щеках. Смуглая и темноволосая она мало походила на чистокровных тарийцев, но имела легкое сходство с Инваго и не только во внешности...

— Эта тощая, — указующим перстом она ткнула в сторону Риси, — эта толстая, — теперь в Асю, застывшую в дверях кухни, — этим двум нет и двадцати к тому же страшные, — удостоились тыка, пренебрежительного взгляда и низкой оценки Уна и Марро, споро менявшие чехлы на стульях, — а эта... — наконец-то и я удостоилась неприязненного взгляда, — стара как...

— Как и подобает, — отрезала я, подойдя вплотную. Гостья фыркнула, но пальцем тыкать не стала. И правильно сделала, иначе бы я его ей сломала. После бессонной ночи и открытого оскорбления моих помощниц, предупреждение Инваго стерлось из моей памяти, как надпись на песке. Не позволю оскорблять моих людей, ни за что и никогда!

— Кого имею честь приветствовать в моем 'Логове'?

— В твоем?! — возмущенно переспросила, теряя всю свою импозантность и надменность. — Правильнее говорить в нашем! Эта харчевня, как и постоялый двор принадлежат роду Дори, а ты...

— Полноправная хозяйка.

Медам задохнулась и умолкла на мгновение, чтобы с новыми силами, как старая торговка, вскричать, обращаясь к своей пожилой спутнице:

— Ты смотри! Мало того, что стара и страшна, так еще и хамка!

— А вот отойди и посмотрю, — раздалось из-за ее спины, и возмущенно сопящая тарийка нехотя сдвинулась в сторону, говоря при этом: ' Он бы не позарился на это убожество, только не Талл'.

— Твой может и не позарился бы, а мой вполне, — ответили ей, и на меня посмотрели с невероятной теплотой. — Здравствуй, родная.

В это время сзади раздалось вредное бухтение:

— Какая она тебе родная?

— Самая настоящая, — меня потрепали по дрожащей руке, а затем ее же с нанизанным на пальчик перстнем явили задохнувшейся словами медам: — и наш артефакт достоверно свидетельствует об этом.

— Это же... это.

— Просто замечательно! — завершила за нее, по-видимому, настоящая мама Таллика.

И я утонула от ощущения горечи и невероятной радости, на меня так смотрела только мама и тетя, а теперь вот она, истинная чистокровная тарийка, мать воина, женщина, которая должна всем сердцем ненавидеть меня. Меня — вражеское отродье, покусившееся на ее сына, невесть каким образом вписавшее себя в древо и заглянувшее в родовую книгу через свиток копии.

— Я... я...

— Удивлена, понимаю. — Маленькая светлая и добрая, она подошла ко мне вплотную, обняла за шею рукой, заставила наклониться и мягко поцеловала в лоб. — Рада приветствовать тебя, Торика ЭлЛорвил Дори. Я Эванжелина Лим Дори, а это моя золовка и крестная мать Таллика... — она хотела произнести имя 'доброй' тетушки потеряшки, но осеклась из-за шипящего окрика.

— Ты шутишь?! — вновь возмутилась медам. — Она не может быть той самой Волчицей, о которой тут наперебой все говорят. Не может. Это все фикция, это... идиотская шутка!

— Я бы так не сказала, — ответила моя свекровь.

— Хран, — взбеленилась тарийка с возмущением, накинувшись на девушку, что до сих пор тихо стояла в стороне. — Это ты, несносный дух! Ты навела морок с кольцом и стараешься нас уверить, что вот это... — пренебрежительный и брезгливый кивок в мою сторону, — и есть нежная зеленоглазая брюнетка двадцати трех лет, бойкая пышка и строгая хранительница порядка, уюта и чистоты?

— Гамми, прекрати, — попыталась вразумить ее моя свекровь, но не преуспела.

— Что прекращать?! Где доказательства, где неоспоримые факты, подтверждающие, что она и есть та самая...

— Хватит! — мой окрик, оборвал истеричку на полуслове, и заставил всех замереть. Я редко позволяю себе крик, особенно такой, с надломом. Кашлянула, прочищая горло, и уже абсолютно умиротворенно произнесла: — Предлагаю отложить разговоры, пока вы не отдохнете с дороги. Рися, приготовь три комнаты с видом на пропасть, Тим, и передай Торопу, пусть разожжет там камины и натаскает воды. — И уже обращаясь к гостьям: — предположу, что вы не откажетесь от возможности попариться...

— Да! — кивнула матушка Талла. Она уже сняла с рук перчатки и споро разоблачалась при помощи, так называемой, Хран.

— Прекрасно. Ася, подай вино, — повторно попросила застывшую в дверях кухни помощницу. — А позавтракаете в столовой или...

— Или... — вновь ответила она, опережая мой вопрос. — И мы легко разместимся в двух комнатах: одна для меня и хранителя, вторая для Гаммиры Дори. — Незамужняя, определила я по наличию лишь одной фамилии и улыбнулась воинственной тарийке. Крестная, значит, ну-ну... Мои умозаключения на счет уровня ее снобизма, жадности и высокомерия оборвались, едва я поняла, что вот эта милая изящная девушка и есть тот самый дух-хранитель рода. Не демон?

Рися получив новые указания, уже повела гостий за собой, за ними следом Ася уже понесла вино, а я все еще стою напротив девушки с шубами в руках и понять не могу, где подвох. Неужели все, что мне привиделось вчера — это просто обрывок из страшного сна.

— Вот видишь, все обошлось. А ты боялась! — неожиданно знакомым, пробирающим до мурашек, голосом упрекнула меня Хран и подмигнула.

— Де-демон... — прошептала осипшим голосом, и она удивилась, теряя прежний облик благочестивой девицы. Хрупкое тело перевоплотилось в ополовиненный ужас с бугрящимися мышцами, рогами и трещинами на коже, по которым течет раскаленная лава.

— А ты ждала кого-то другого?

— Н-е-ет, но...

— Так в письме же вполне подробно было, — возмутился он, но расслышав зов матушки Талла, девичьим голоском откликнулся: 'Бегу' и уже мне своим пробирающим до дрожи. — Потом договорим.

И как юная прелестница, переложив все шубы на одну руку, засеменил к лестнице, на ходу приобретая первоначальный вид. Тонкий стан, длинную светлую косу, девичью грацию и звонкий голосок, вещающий о том, как прекрасно это удивительное 'Логово'.

Не думать! Не думать! Не думать! Не получалось не думать...

Пусть я и была вымотана после бессонной ночи, душевных терзаний и неожиданных открытий остановить мысленный поток я попросту не могла. Четырежды перечитав письма от потеряшки и сверившись с собственными заметками о первоначальных вариантах писем, я четыре часа подряд надраивала кухню, прокручивая в уме все произошедшее. И не могла понять, что меня тревожит и откуда появилось, это неприятное сосущее чувство под ложечкой. Вроде бы я все еще в стороне от семейной сумятицы рода Дори, и в то же время не оставляет ощущение крупного подвоха. Будь все просто и легко, узнав о скором явлении матери, о моем знакомстве с демоном, о чтении свитка копии Инваго бы не сердился так, как вчера, это однозначно. И не понятно другое, почему он сам не захотел встретить мать, уж если она дама хрупкой душевной организации явился бы хоть себя показать, а затем уже спасал потеряшку, но нет... Сам не гам, другим не дам, еще и мне запретил распространяться на свой собственный счет.

— Будто бы мне есть что рассказывать!

— Тора? — позвали тихо. Я вздрогнула и обернулась, сзади стоял немного взволнованный Тимка, который с детской непосредственностью вдруг сообщил. — Скоро обед.

— Спасибо. Но я есть не буду, — вновь взялась за щетку и уже хотела продолжить чистку плит, как мальчишка откашлялся и с улыбкой напомнил: — Ты, может, и не будешь, а вот мы все уже хотим. К тому же гостьи уже проснулись, вот-вот спустятся.

— Так пусть девочки...

— Они боятся войти, — сдал он помощниц с потрохами и улыбнулся, поймав мой ошарашенный взгляд. — Ты тут так сопела и шипела, что даже Тороп не решился.

— И послал тебя? — смекнула с улыбкой, поднялась с корточек, попутно вытирая руки о передник.

— А то! — выдал он, расправил плечи и выпятил грудь колесом, чтобы ошарашить меня неожиданной новостью: — Я не боюсь женщин в середине месяца...

— Что?! — под воздействием моей интонации быстро смекнул, что сказал лишнее и сдал осведомителя уже совсем другим голосом.

— Так Асд сказал, что вы... ну то есть, — вздернула вопросительно бровь и уперла руки в боки. Конечно, он мог, как любой мальчишка, трусливо сбежать, оставив меня наедине с собственными домыслами, но братец мой названный никогда малодушием не страдал и под моим грозным взором тихо признался. — Он сказал, что в для девушек вспышки раздражительности и слезных обвинений обычное дело, в какую-то там лунную фазу, и я должен быть к ним готов. То есть не бояться, если... вдруг...

— Ага, — вот и все что я произнесла после длительной паузы, в течении которой Тим медленно начал отступать к двери, а я мысленно расчленять словоохотливого оборотня. — Что ж предупреждение он дал неплохое с одним уточнением. Тим, — позвала я его и вкрадчиво произнесла, — для раздражения в нашем мире слишком много причин и не все они относятся к лунным фазам. Так может, ты не будешь проявлять свою осведомленность, обвиняя всех и каждую этой... — пощелкала пальцами в воздухе, но так определения и не нашла.

— Серединой месяца, — подсказал он и я согласилась.

— Да. Видишь ли у мужчин подобная фаза куда как чаще наступает. Она у них каждодневная утренняя, и что-то я не слышала, чтобы это широко обсуждалось или упоминалось в обществе...

— Каждый день?! — глаза мальчишки стали вдвое больше. Сдается мне, Асд ему много чего о женщинах сообщил, и ни слова о мужчинах. — А...

— А у них это иначе происходит, — оборвала на полуслове. — Явится Асд, спросишь. Хотя нет, вначале я с ним обстоятельно поговорю, а вот потом... спросишь.

Освободив кухню, поднялась наверх и только сейчас заметила, что после общения с Инваго, так и не убрала в комнате. Поднос с едой все так же лежал на постели, салат по прежнему украшал простыню, а одеяло издающее дразнящий аромат огуречного рассола, продолжает живописно лежать на полу.

— Срочно в стирку... — с этой мыслью убрала поднос и остатки еды, собрала белье и... уснула в ванной, облокотившись об умывальник, в ожидании, когда же хорошенько отмокнет ненавистное мне белое. В этот раз отвлечь меня от 'деятельного' времяпрепровождения пришел Тороп. И пока он рассказывал мне новости дня, добросердечная Ася перестелила мою постель, забрала вымокшее белье, пообещав завтра же отдать его в прачечную, затем принесла поднос с сегодняшним ужином, забрала вчерашний и удалилась, пожелав нам доброй ночи.

— Уже ночь?

— Половина одиннадцатого... — бывший вояка, только что отчитавшийся по форме — план на день выполнен, ждем указаний на завтрашний день, помог мне встать и разогнуться, аккуратно размял затекшие плечи.

— Как наши гостьи? — вспомнила о насущном, когда он особенно сильно сжал мою шею, а затем отпустил, в один миг убрав натянутость и тупую боль.

— Грымза Гаммира активно интересовалась делами 'Логова'. Я отвечал ей честь по чести, пока пустоголовая не решилась заикнуться о деньгах для рода. — Усмехнулся. — Тут уж, извини, я от чистого сердца послал ее к Инваго и пожелал приятного пути.

— Не извиню. Послать нужно было куда подальше. В Заснеженный или в тарийскую столицу.

— А знаешь, эту же идею предложила и их Хранни.

— Кто?

— Девчушка, что их сопровождает. Этакая гибкая тростиночка со жгучим взглядом... — хотела уже предупредить, что тростиночка, отнюдь не девчушка, но замешкалась услышав: — Ее, между прочим, очень даже поддержала твоя свекровушка, так что не ровен час стервень недалекая отчалит, а они останутся.

— Надолго? — Просьба Инваго сама собой всплыла в памяти.

— Вряд ли, — Тороп качнул головой, — сдается мне, они не столько на 'Логово' приехали посмотреть, сколько за тобой.

— Может на меня? — удивленно остановилась. — В смысле, приехали посмотреть на меня.

— Сомневаюсь.

Утомление мое видимо было сильным. Ночь проспала как младенец, а утром даже не шарахнулась в сторону, когда узрела тростиночку склонившуюся надо мной.

— Тора, доброе утро! — поприветствовала она меня голосом ужаса, при этом невероятно женственным движением поправляя тонкий шелковый халатик, норовящий сползти с девичьего плеча. — Коньяк есть?

— Что?

— Коньяк, настойка, спирт, растирка, вино... дай хоть что-то пока я не убил мегеру и не получил очередной срок за земные грехи!

Пить ему я принесла, но отнюдь не то, что демон так упорно требовал. Заметил он это уже после того как хлебнул и скривился.

— Что за дрянь?

— Настойка трав на спирту. Двадцать капель на полчашки воды. — С этими словами я забрала опустевшую чашу из дрогнувших рук тростиночки.

— Издеваешься? Мне что-то покрепче надо! — возмутился он, сведя тонкие бровки к переносице. Был бы он в образе демона, я быть может и испугалась, а так... лишь усмехнулась в возмущенное девичье личико.

— И ты на что-то надеешься после того, как я тебя по незнанию угостила коньяком?

Умолк на несколько мгновений, а затем взглянул на меня черными блестящими глазищами и просительно протянул:

— То-о-о-орри-и-и...

— Обойдешься, — оборвала я его. — И не смотри с упреком, лучше прямо скажи, чем мне аукнется запись в родовое древо Дори.

— Тебе ничем, — тростиночка опять аккуратно поправила сползающий с плеч халатик, очень грациозно откинула косу на спину и замогильным голосом произнесла: — А вот Талл на другой уже не женится. — Быстрый взгляд на меня и успокаивающее: — Официально не женится, ибо место занято. Но во всех прочих связях у него ограничений нет.

Теперь понятна растерянность Инваго, он чисто по-мужски посочувствовал брату, теперь на всех семейных портретах радом с потеряшкой буду изображена я, в том числе даже в склепе, на урне с прахом, даже если эта урна будет пуста. И возникает вопрос...

— А как же я?

— Ты в связях более бесправная, — 'обрадовал' демон, — зато теперь окончательно защищена. — И на мой недоумевающий взгляд пояснил: — Рожать будешь только от супруга, чистота крови в роду блюдется от и до.

В ярко освещенной комнате как-то неожиданно резко стало темно, и сквозь эту мглу, ставшую не только осязаемой, но и ощутимо плотной донеслось задумчивое.

— Двадцать капель на полчашки, говоришь... Сиди здесь, сейчас сделаю...