Атолл

Миа что-то презрительно зашипела самураю, тот ей в ответ. Видно разговаривали они по-своему. По-самурайски. После нескольких фраз самурай начал прижимать к горлу Мии своё оружие всё сильнее.

Нет, Миа, конечное, ещё тот номер. Но она своя.

Так уж оказалось, что во время схватки они оказались совсем около меня. Если бы я вломил своей кочергой самураю в спину, то он мог своим весом втиснуть Мие в шею свою катану окончательно. Поэтому я совершил удар снизу вверх, подцепил катану кочергой, от чего она взлетела высоко вверх.

Самурай как-то быстро оценил ситуацию. Вернее оценил то, что ситуация не в его пользу, оттолкнулся от земли ногами, поймал катану на лету, и посредством ещё нескольких 'сальте-мотальте' допрыгал до воды (будто страховался от метательного снаряда), в которой и скрылся. Через пару минут его голова вынырнула уже на другом берегу Нижнего озера.

— Ну и что это за ниндзя!? — спросил я Миа, помогая ей встать.

— Alis perdolis. — произнесла она что-то напоминающее латынь.

— Чего?

— Конец нам я говорю. Они меня нашли.

— Кто они!?

Она вздохнула.

— Какая разница. Нам сейчас повезло, что он испугался и пока не понял, кто ты и на что способен. Да и здесь он пока дезориентирован. Пока. Дальше он нас всех по одиночке перебьёт.

— Да кто, он!? — я начал выходить из себя.

— Человек обученный убивать. — Странно, что после такой активной схватки, голос её был не возбуждён а, наоборот, флегматичен. — Пошли в лагерь. Надо много что обсудить.

— Самогонки я ему точно не дам. — Уверенно сказал я, всматриваясь в противоположный берег озера.

Всю обратную дорогу Миа молчала. Развести мне её хоть на одно слово не удалось.

— Ну и где? — спросил нас Антонович, когда мы пришли в лагерь. Потом, правда, увидел наши лица: моё — злобное и Мии — озадаченное:

— Что случилось то?

— Случилось то, — ох как я был зол, — что Миа в упор не хочет ничего рассказывать. Кто она? Откуда? Какого хрена за ней самураи с катанами гоняются?

— Какие самураи? — Антонович попытался потрогать мой лоб на предмет наличия у меня высокой температуры, но я его руку грубо отбил:

— Обыкновенные самураи. В зелёных педерастических трусах и такой же майке.

— Ребята, вы что!? — всерьёз забеспокоился сосед.

— А это ты у неё спроси! — я показал пальцем на Мию и уселся на песок.

Миа поняла, что дальше ей скрывать всё невозможно. С минуту на её лице отражалась какая-то бурная мыслительная деятельность. Наконец она решилась:

— Вы тут не причём! — Заявила она. — Это — мои разборки. И не вам от них страдать. Со своими проблемами я разберусь сама!

Она развернулась и пошагала в сторону Большого озера. Я попытался её остановить, побежал, и схватил её за плечо. В тот самый момент я даже не понял, что произошло — земля и небо поменялись местами, потом я крепко приложился головой и позвоночником о мягкий песок, потом последовал какой-то точный, но безбольный удар в какую-то точку между рёбер. Попытался двинуться, но понял, что тело моё парализовано. Даже подбородок от песка оторвать не могу.

Перед глазами появились босые ноги Антоновича. Веки я, кстати, тоже закрыть не мог. Они тоже были парализованы. Антонович перевернул меня на спину. Солнце начало палить прямо в глаза, а сказать соседу я это не мог.

— Девок ты, конечное, себе выбираешь... — пробормотал Антонович, пытаясь определить симптомы моего недомогания. — Очухаешься. Убить она тебя не хотела. Она плача ушла. Нет, слёз на глазах не было, но в самих глазах я много чего увидел. Она плакала от обиды, что только ей попалась человеческая душа, достойная внимания, как появляется какой-то злобный хер и зарубает всё на корню. И ещё плакала от беспомощности и отчаяния. По-моему он пошла на свою смерть, чтобы спасти нас. Только вот что будет делать тот самурай, когда получит от Мии то, что ему надо — неизвестно.

Я очень хотел выругаться матом, но, к сожалению, не мог. Не то, чтобы я не умел ругаться матом, просто не мог. По физиологическим причинам.

Самое интересное, что паралич мой сняло мгновенно. Раз — и нету. Как раз, когда стемнело.

— Значит, говоришь, она ушла на смерть? — сразу спросил я Антоновича.

— Вот видишь, — безудивительно сказал он, — я же говорил, что убивать она тебя не собиралась.

— Меня волнует одно. — Я приподнялся и спокойно сел на песок. Как будто никакого паралича и не было в помине. Как будто его время было рассчитано до секунды, до темноты, чтобы я не ринулся искать её впотьмах. — Она мне рассказывала, что некий субъект её насиловал. До меня.

Антонович вскинулся.

Я сконфузился:

— В смысле до того, как здесь появился я, был кто-то ещё. Этого 'ещё' она обвиняет в изнасиловании. Но, Антонович, видел бы ты её в рукопашной схватке... Её еле здоровый мужик с катаной одолел, одолел бы, если бы я не подсобил, но... но я бы против такого самурая и нескольких секунд не продержался.

— Может она лесбиянка? — осторожно предположил Антонович.

— Тьфу на тебя, Антонович! Серьёзные вопросы решаются, а ты всё шутишь.

— Явно прибыли за ней, — серьёзно сказал сосед, — другой вопрос откуда она? Может и с Земли. Мы ж не знаем, может сюда народ специально готовили. Но, учитывая некоторые особенности её не то, чтобы языка, а именно разговора, я склоняюсь к тому, что она не с Земли. Хотя, возможно, народ могли готовить и в изоляции. Это тогда тоже много что объяснит. Черты лица и моторика у неё чисто человеческие.

— Зато способности совсем нет.

— Слушай, — хитро улыбнулся сосед, — а зачем ты вообще её пытаешь приравнять к роду человеческому или наоборот отделить?

— Зачем? — задумался я.

— А я могу сказать, — ответил за меня Антонович, — у тебя на повестке совместная с ней жизнь, хоть ты в этом себе и не признаёшься. У неё тоже. Стоит вопрос о вашей скрещиваемости. Подсознательно. Вот вы и устраиваете друг другу проблемы. Вроде и хочется. А вроде и облом может такой обнаружиться. Петя, извини, но вы оба такие трусы!!! Во всех моментах поведения. Ладно, вы не скрещиваемы. Боитесь облома? Боитесь потом друг другу в этом признаться? Петя — это трусость. И Миа сейчас струсила, уходя на смерть. Она струсила, что будет ответственна и за наши смерти. А на самом деле это глупость. Убьёт он её, а поскольку он заточен под убийства — нас убить ему ничего стоить не будет. Так зачем человеку, или гуманоиду там какому, рисковать, если можно зачистить остров полностью. Просто мы втроём имели бы больше шансов противостоять этому самураю.

— Значит идём помогать Мие избежать её глупость. — Уверенно сказал я, и принялся искать свою кочергу.

— Утром, — остудил мой пыл Антонович, — сейчас мы станем только глупой мишенью. И я пойду тоже. Одному мне здесь всё равно не выжить.

Стоит ли рассказывать, что ночью я не спал. Ворочался на горячем песке так, что чуть в него головой и не зарылся.

— Пора! — разбудил я соседа, как только над горизонтом поднялось Солнце.

Антоновичу я отдал свой штык-нож. Точнее не мой, а того десантника. Моя кочерга в качестве оружия нравилась мне значительно больше. Махаться удобнее.

Поскольку прошло меньше суток, следы Миа были ещё видны. Не следы, но ямки на песке. Путём проб и ошибок я научился их, с грехом пополам, читать. Потом к следам Мии добавились ещё чьи-то. Восстанавливая предполагаемые события, я понял, что самурай за ней следил. Потом, судя по разбросанному во все стороны песку, была схватка. Однако следов крови видно не было, но однозначно было видно, что кто-то кого-то по песку тянул. Мы пошли по этому, довольно отчётливому следу.

Буквально минут через пятнадцать я увидел лежащее на песке тело Мии. То, что это она, я понял по серебристому платью. Не долго думая бросился к ней и, только в последний момент, заметил блеснувшую в стороне катану. Инстинктивно я сгруппировался, пропуская оружие над головой, но это не помешало самураю дать мне увесистого пинка под зад. Пинок был ощутимый — летел я не меньше пяти метров и по уши зарылся в горячий песок.

Тем временем на помощь мне пришёл Антонович. Своим массивным телом он, видно, собирался, просто-напросто, сбить самурая с ног, но не тут то было. Самурай как-то хитро извернулся, подставил соседу подножку, и тот запечатался в песок рядом со мной. Падение ему далось тяжелее, чем мне — Антонович не двигался.

— Я же тебя предупреждала, — застонала Миа, — это мои разборки. Зачем ты полез?

— Миа. Ты мне чем-то нравишься. Больше, чем крабы, бакланы и пингвины. Я не знаю, есть ли у вас такое... когда человек предан другому.

Самурай, сжав катану, медленно подходил ко мне.

— Миа. Я не верю в любовь, я не верю в доблесть. Я верю в человечность. А к тебе она у меня проявляется в особой форме. Я не знаю, как это назвать. Но если ты умрёшь, то и я о своей смерти не пожалею.

— Петя. У нас тоже такое чувство, как любовь, но никто не знает, что это. Но ты... такой порядочный... ты. — Она застонала. — Даже перед смертью я не могу тебе признаться в своих чувствах. Петя...

Дальше я уже её не слышал. Самурай прижал катану к моему горлу и что-то зашипел. Вернее, я так понял, язык у него такой был. Как у змей. Шипел что-то и говорил мне, хотя я ничего не понимал.

— Миа! — захрипел я.

В этот момент глаза самурая стали какими-то изумлёнными. Потом его катана перевернулась вокруг своей оси и вонзилась ему в горло. На меня хлынул поток крови, от которого я начал буквально захлёбываться. Моментом спустя участок кожи на груди самурая вздулся, порвался и из образовавшегося отверстия вылез угольно-чёрный конец заостренной палки.

Через плечо самурая я увидел белоснежную улыбку Пятницы.

Глава 15

— Матака. — произнёс Пятница втыкая катану в песок, чтобы очистить её от крови. Потом протянул её мне. — Ки! Качгар!

Я ещё весь в крови был и ничего толком сообразить не сумел. В чувство меня привёл хрип Антоновича. Слава богу — жив.

— Миа. Ты как?

— Жить будем. — Голос её стал таким, будто совсем ничего не случилось.

— Со мной или без меня? — я не сдержался, чтобы не съязвить.

— Петя! — Перебил меня Антонович. — Ты совсем дурак или это мне только кажется?

На самом деле я просто отходил от пережитого. Реальность была какой-то ватной. В первую очередь подскочил к соседу. Просто он ближе всех был. Хотя сосед уже пытался встать без моей помощи.

— Нормально. — Он оттолкнул мою руку. — За Мией лучше посмотри.

Миа оказалась вся в синяках. И это только то, что было видно на ногах и руках, не прикрытых полностью платьем. Что было под платьем, оставалось только догадываться.

— Сейчас отойду, — произнесла она, — он меня просто парализовал, когда услышал, что идёте вы.

— Это как ты меня, что ли? Слухом, я так понимаю, он тоже не обделён.

— Я тебя безбольно, а он, гад, так, чтобы я ещё пострадала, отчего и стоны издавала. Рассчитал всё так, чтобы вас привлечь и внимание по максимуму отвлечь.

— Что будем с этим чубриком делать? — Отвлёк нас голос Антоновича.

Я обернулся. Пятница по-прежнему стоял с вытянутой в руках катаной.

— Будем знакомиться! — уверенно заявил я и начал поочерёдно указывать на всех пальцами, произнося при этом их имена. Включая самого Пятницу.

— Са Пятицца! — Сказал на это подросток и ткнул себя пальцем в грудь. Потом как-то заливисто произнёс — Пикаи!

— Наверное настоящее его имя — Пикаи. — Предположил Антонович.

— Са Пикаи, — возразил Пятница, — Пикаи-и-и.

— Короче, говорить так переливчато мы не умеем, так что будешь Пятницей. — Заключил я.

— Са Пиетя, — подросток указал на меня. — Качгар!

— Может 'качгар' на их языке — это некое название народности, таких как ты. — Миа уже без особого труда поднялась на ноги и направилась к нам.

— Не знаю, — почесал затылок Антонович и указал мне на мою кочергу, которую я до сих пор сжимал в руках, — но мне кажется, что это слово напоминает мне слово 'кочегар'.

— Ма! — Закричал довольно подросток, будто что-то вспомнил. — Кочегар! Кочегар!

Я нахмурился и спросил, указав пальцем на соседа:

— Кочегар?

Подросток помотал головой:

— Антоновесч.

Я показал на Миу. Теперь нахмурился подросток. Наконец, ломая язык и что-то вспоминая, он сказал:

— Серебранае птицо.

И улыбнулся во всю широту своей белоснежной улыбки.

— И как всё это объяснить? — Удивился я. — Неужели это совпадения в языке?

— Может быть, — Антонович что-то обдумывал, — а может вам двоим давно уже дали клички люди, знающие русский язык. Мие за платье, тебе за кочергу.

— И где же эти люди? Почему мы их не видели?

— А кто тебе не сказал, что эти люди не располагали хорошим биноклем, который нам ещё предстоит найти в дерьме? Они могли наблюдать за жизнью атолла далеко с моря.

— Матака! — Опять сказал Пятница, протягивая мне катану.

— Ей вон отдай. — Махнул я на Мию. — Небось пользоваться ей умеет. У меня кочерга.

Пятница подскочил к девушке и протянул оружие ей:

— Матака! Серебранае птицо!

— Бери, 'Птицо', не стесняйся. — Съязвил я. — Что будем с твоим самураем делать?

— Закопать надо, чтобы вони поменьше на острове было, — Миа благоговейно приняла из рук туземца катану, — а вот маечку с трусами я тебе советую.

— Не мой вкус. — Скривился я глядя на лощёную зелёную облегающую ткань.

— А мы здесь не на подиуме. Одёжка не снашивается, не выгорает. Цвет её ярко зелёный — в кустах маскироваться самый раз. Плюс она неплохо спасает от жары.

Я скривился от брезгливости, но принялся стягивать с самурая что-то среднее между семейными трусами и шортами. Потом последовала очередь майки, но прежде из тела пришлось достать копьё Пятницы, точнее обожженную заострённую палку. Удивительно, но и трусы и майка съёжились, будто были резиновые, а две дырки в майке, оставшиеся в результате её взаимодействия с копьём исчезли.

— Ткань самовосстанавливающаяся. — Заметив мой изумлённый взгляд объяснила Миа.

— И на сколько э ... циклов её хватит?

— Теоретически на бесчисленное количество.

— Шьют же в вашей деревне! — Восхитился Антонович.

Тело мы с Антоновичем закопали довольно быстро. Учитывая мягкость здешнего песка, ума для этого много не надо было. Новоприобретённые шмотки надевать я пока не собирался. Вначале решил хорошо выстирать. Но для этого надо доплестись до лагеря и хорошенько отдохнуть. Миа в упор отказывалась, чтобы я помогал ей идти. Да, ради бога! Пятница сам вон идёт и не жалуется. Как и Антонович. Как только мы дошли до берега Большого озера, Пятница туда кинулся и пошарил копьём в воде. Вскоре он извлёк оттуда довольно большую конусообразную корзину. С рыбой внутри. Что-что, а плести из веток ловушки для рыбы мы с Антоновичем не додумались. Век живи, что называется, век учись. Интересно, протянем мы здесь хотя бы месяц, не говоря уже про век.

В лагере решили, что работать сегодня не будем. Надо пережить перенесённый шок. Антонович предложил даже выпить. До следующего переноса, как уверил нас он, новую порцию самогона выгнать он обязательно успеет. Миа всё это время с туземцем активно общалась. И было похоже, что не русскому она его учит, а, наоборот, пытается освоить его диалект.