Атолл

Все цивилизации рано или поздно гибнут. Приведите мне хоть один пример, когда цивилизация не погибла. Человеческая история, ту, которую выдумали историки, насчитывает несколько десятков погибших цивилизаций. А сколько цивилизаций погибло и не посвятило в тайны своей гибели историков, известно только одному богу. Оставив после себя загадочные пирамиды и каменные сооружения, назначение которых не разгадано до сих пор, канули во тьму веков... Хотя, возможно, достигнув больших высот в науках и технологиях, зная, что ВСЕ цивилизации гибнут, они могли как-то подстраховаться.

Глава 1

Ра бегал вокруг машины и постоянно лез под ноги. Ему было весело. Мне — нет. После прокладки коммуникаций на моей улице дорога больше напоминала место схода с гор селевого потока. И я, как предпоследний идиот, рискнул сунуться в этот селевый поток на своём автомобиле. Последним идиотом оказался сосед, так как он 'влип' на десять минут раньше меня. Но у соседа в распоряжении была лебёдка, и сейчас он интенсивно крепил металлический трос к фонарному столбу.

— Ра, шёл бы ты отсюда, — я понял, что ещё чуть-чуть и вымещу свою злость на коте.

Ра будто бы понял мои угрожающие намерения и помчался мешать соседу.

— Антонович! — крикнул я. — Давайте объединим усилия. Сначала вашу машину вытянем, а потом и мою.

С соседской машиной мы провозились до обеда, погнули фонарный столб, но вернули-таки её в то положение, в котором она была до выезда.

— Обед! — многозначительно сказал сосед, вытирая со лба пот, и показал мне на дверь своего дома.

Кота мы оставили на улице.

Жена и дети у Антоновича на выходные, вероятно, уехали, иначе с чего вдруг на столе появилась не мастерски покромсанная колбаса с хлебом и бутылка с подозрительной жидкостью. Насколько я знаю, Антонович всегда отрывался, когда у него все уезжали, а мне вообще было пофиг, так как я жил один. В свои тридцать лет я как был с котом, так скотом и остался.

Жидкость оказалась действительно странной. Антонович, после первой рюмки уставился на меня слишком уж внимательно и серьёзно.

— Ну? — протянул он.

— Не самогонка — уверенно произнёс я и заметил, что соседу заметно полегчало. Тем не менее, он продолжал выжидательно на меня смотреть.

— Но и не водка, — задумчиво сказал я, и сосед стал довольным, как мой кот после литра сметаны.

— Сдаюсь. — Сдался я после минуты молчания.

— Двойная перегонка! — подняв указательный палец, прошептал Антонович.

Оказалось, что сосед очень серьёзно увлекается самогоном. Точнее его изготовлением, так как накопление продукта шло значительно быстрее по сравнению с его потреблением. За те сорок минут, пока мы приговаривали эту бутыль, я узнал, что под хранение продукта у него в доме отведена целая комната, но и там место заканчивается, а продавать, как сказал Антонович, жалко — настоящее искусство не продаётся. Под производственный цех было отведено капитальное строение в два этажа, которое он, как бывший архитектор, проектировал сам с учётом особенностей технологического процесса.

Так или иначе, с моей машиной дело пошло быстрее и веселее. Единственное, фонарный столб начал выгибаться в другую сторону и, неожиданно дал трещину.

— Хреново. — сказал сосед и почесал затылок. — Пошли, попробуем тройную перегонку, разбавленную на меду.

— Действительно хреново. — подтвердил я мысли соседа, осматривая столб.

— Мяу. — вмешался в разговор кот.

— Антонович, а ведь у меня тоже есть зелье с секретом.

Сосед посмотрел на меня как-то унизительно, что ли, типа — да что ты, сопляк, умеешь.

— После этого зелья никогда не бывает похмелья.

Тут у Антоновича проснулся профессиональный интерес.

Однако удивить мне соседа не удалось, точнее, удалось, но совсем не так, как я рассчитывал.

— Багульник болотный — безапелляционно угадал он растение, на котором была настояна водка, — он же ядовитый!

— Знаете почему голубику в народе называют дурницей или пьяницей? Она всегда растёт вместе с багульником — сизый налёт на ягодах — это его пыльца. Если съесть зараз ведёрко голубики — будешь ходить как пьяный. Так вот — зелья моего больше двухсот грамм не выпьешь — опьянеешь так, что до стакана не дотянешься, а какое с двухсот грамм похмелье?

— Хитро. — задумчиво сказал сосед, сделав ударение на последней букве 'о'.

Откровенно сказать, мы выпили больше, чем по двести грамм, и как мы пошли 'добивать' мою машину и фонарный столб практически не помню. Однако в памяти ярко отпечатался момент, когда, отгоняя сгустившуюся вокруг осеннюю тьму, к нам прилетела звёздочка.

— Допились... — мрачно произнёс Антонович, разглядывая маленькое светящееся зёрнышко, лежащее у меня под ногами.

Потом в мою спину неожиданно впился кот, я, как мне показалось, провалился под землю, больно ударился обо что-то железное и меня, с ног до головы окатило тёплой солёной водой.

Мой пьяный бред приобретал довольно странные очертания. Я сидел на металлическом баке посреди озера, в глаза невыносимо било яркое солнце, руки по-прежнему сжимали тяжёлую лебёдку, трос от которого с приличной скоростью уходил под воду, а на спине испуганно мяучил Ра. Трос резко замер и я немного очнулся.

— Дурдом и немцы, — с натугой произнёс я и ещё раз осмотрелся.

Озеро с трёх сторон окружали скалы и были они какими то коралловыми, что ли. С четвёртой стороны, в ста метрах виднелся песчаный пляж и ярко-зелёная растительность. Пловец я не ахти какой, но в силу того, что сознание моё находилось в пьяном бреду, сам не помню, как сполз с металлического бака в воду и доплыл до пляжа. В том, что у меня начались 'белочки' я окончательно перестал сомневаться, когда перед глазами появилась клыкастая морда. 'Белочка' выглядела как неизвестная науке амфибия-переросток. Кот при виде этой амфибии зашипел и вцепился в спину так, что даже через толстую кожаную куртку я почувствовал его когти.

— Пошла вон! — сказал я, прогоняя 'белочку', и со всей дури вломил ей по морде.

Амфибия, как ни странно, испугалась, отодвинулась от меня на метр, и развернулась, чтобы уйти.

— Ага! — закричал я в пьяном кураже, и, с разбегу, отвесил ей пинка под зад.

Амфибия после этого перешла на бег и скрылась в зарослях. Неясно зачем, но я последовал за ней. Впрочем, в густых зарослях кустарника я быстро заблудился и голова моя, изрядно нагретая солнцем, отключилась.

Глава 2

Разбудил меня Ра. Своим шипением. Это уже было не смешно. Тропические заросли никуда не делись. К похмелью добавился какой-то колотун, кожа на лице в буквальном смысле горела, глаза воспалились и жутко чесались. Кроме всего прочего, я чувствовал, что на меня кто-то внимательно смотрит. Я перевернулся на живот и с трудом встал на колени. Передо мной возвышалась пятиметровая коралловая стена, на вершине которой стояла худющая девушка в серебристом облегающем платье. В руке девушка держала метровую заострённую палку, направленную на меня. Не веря в происходящее, я тупо уставился на неё и застыл статуей.

— Ключи, — требовательно произнесла она и ещё крепче сжала свою палку.

— Что!? — моя голова упорно отказывалась соображать.

— Ключи давай!

— От чего? — не понял я.

— От всего! От квартиры, от гаража, от работы.

— С собой не брал, — тупо ответил я, — есть гаечный. На шестнадцать.

Девушка о чём-то задумалась.

— Выворачивай карманы.

— Если это какая-то шутка, то мне не смешно, — сказал я и ещё раз обратил внимание на её худобу. Что самое интересное платье при этом полностью облегало выпирающие до безобразия ребра и кости таза.

— Тогда я просто убью тебя и буду обыскивать твой труп, — голосок то у неё подрагивал.

— Как? — возмутился я, и кивнул на палку — Этой зубочисткой? Не смеши меня. Я от неё увернусь в любой момент.

Девушка, вероятно, поняла верность моих слов и поставила палку вертикально на скалу.

— Хорошо, — согласилась она, — Тоже звёздочку поймал?

— Какую, нафиг, звёздочку? — я начал злиться.

— А, знаешь, кто как называет. Кто звёздочкой, кто светляком. Имеет маленькие размеры, падает с неба, светиться и переносит кое-куда. Знаешь куда?

Как только до меня дошло, что речь идёт о том маленьком зернышке, что упало мне под ноги, настроение моё резко ухудшилось. И это, учитывая то, что оно и до этого было не слишком то. Не знаю, сколько я так стоял, переваривая полученную информацию, но моим размышлениям положил конец холодный тон незнакомки.

— Короче, все твои вещи в обмен на информацию. На информацию — где ты, как здесь выжить и как попасть обратно.

— Идёт. — с ходу согласился я, — спускайся и забирай.

— Нет, — покачала головой она, забрасывай их сюда.

Я был в рабочей куртке и в карманах у меня был мобильный телефон, десяток саморезов по дереву, гаечный ключ на шестнадцать и плоская отвёртка. Девушка этим предметам обрадовалась так, будто всю жизнь мечтала об этих железяках.

— Ну? — вопросительно протянул я, когда она поймала последний саморез.

— Мы договаривались о всех вещах. Снимай одежду.

— Мне что, полностью раздеваться.

— Полностью, — безаппеляционно заявила она.

— Я ж сгорю на этом солнце, морда уже по швам трещит.

— Не успеешь?— в её голосе слегка прорезались нотки сочувствия.

— То есть? — ох, как мне всё это не нравилось.

— Информацию я выложу только после того, как у меня в руках будет твоя одежда.

— Хоть трусы я себе выторговать могу?

— Ты не понимаешь, что без моих советов жить тебе не больше нескольких часов.

— Сука, — беззвучно прошептал я.

— Если извинишься, то трусы, так и быть, можешь оставить себе.

Меня поразил очередной шок. Ну не могла она за десяток шагов услышать мой шёпот. Не могла.

— Ты где слуховой аппарат покупала? — попытался издевнуться я.

Она, вдруг, тревожно посмотрела вдаль, куда-то за мою спину. Я тоже инстинктивно обернулся, но увидел только густые заросли кустарника.

— Одежду — холодным голосом повторила она.

Куртку я закинул с пятого раза. Сапогам она тоже жутко обрадовалась — когда она их ловила, в какой-то момент над обрывом показалась её голая ступня, и радость её стала мне понятна. Майку, джинсы, рубашку и носки пришлось связывать в один комок ремнём — поодиночке их закидывать на пятиметровую высоту не получалось.

— Довольна? — злобно крикнул я.

— Сначала вопрос, — девушка присела на корточки, — почему тебя не сожрали рептилии.

— Какие рептилии!? — в памяти моей всплыла зубастая морда, — Господи! — ошарашено прошептал я, — так это не глюки?

— Может они испугались твою собаку? — она кивнула на кота, который жался к моим голым ногам.

— Это не собака. Стоп! Выходит ты ни разу в жизни ни котов ни собак не видела!? Но название знаешь... Кто ты!?

— Поверь мне, тебе это знать... — голос её внезапно стал мягким и сочувственным, — если бы ты мне поверил, то серьёзно выбрал бы смерть от моей зубочистки. А так... Ты уже заболел. Жить тебе от двух суток, до нескольких недель. Если тебя до этого не сожрут рептилии. И я честно не знаю, что лучше. Извини, если б ты всё знал, то понял, что у меня нет другого выхода, кроме как оставить тебя умирать. Прощай!

— Стой! — заорал я, — а информация!? Как мне попасть обратно!? Ты меня обманула!

— А ты не извинился за суку, хоть трусы я тебе оставила, — она встала и исчезла за краем скалы.

— Чёрт, — выругался я.

Забраться на скалу не представлялось возможным. Кроме того, что она была относительно гладкой, так ещё и нависала надо мной. И влево и вправо она становилась только выше. Плюнув с досады на всё подряд, я решил попробовать обойти её слева. Не пройдя и ста метров, больно уколол ступню об какую-то острую веточку, после чего начал внимательно смотреть под ноги. Правда, делать это, продираясь через густые заросли кустарника, было почти бесполезно. Скала становилась выше и выше и, километра через полтора, высота её составляла не меньше пятидесяти метров. Если бы не постоянно усиливающаяся жажда, начинавшая терзать организм, я бы наверно воспринимал всё происходящее, как сон.

В принципе, раз здесь как-то живёт эта незнакомка, то вода в наличии так или иначе должна была быть. Да и рептилии эти должны были чего-нибудь пить. Озеро, скорее всего, солёное, хотя когда меня обрызгало после переноса, мне могло показаться. Рептилии... А значит их несколько и почему они меня не тронули — неизвестно. Если я их встречу, то очень не уверен, что на этот раз мне хватит смелости отгонять их пинками.

Еще километра через три в воздухе начало пованивать. Какая-то смесь запахов конского навоза и человеческих экскрементов. Заросли передо мной внезапно закончились, и я вляпался в эту самую смесь ногой по самое колено. Судя по внешнему виду, это разнообразие принадлежало рептилиям, не думаю, что найдётся человек, который сможет выдавить из себя 'колбаску' сорокасантиметровой ширины. Кроме того, вперемешку с дерьмом лежали человеческие кости. Мысленно я отметил, что это означает то, что рептилии пищу не пережевывают, а глотают целиком или крупными кусками. Человеческие кости почему-то совсем меня не испугали. Кости и кости. Или же я действительно не до конца верил в происходящее, да и алкоголь до конца из крови не выветрился.

Рассматривая эту 'отхожую' полянку, заметил тропку пятиметровой ширины и какое-то странное колечко прямо у себя под ногами. Нагнулся, потянул на себя, и в руках у меня оказалась... железная кочерга. Интересно, как она сюда попала. Вероятно, кто-то из 'прибывших' с собой принёс, а потом отбивался от рептилии. А та взяла и проглотила. Культурные эти рептилии — ходят гадить в одно и то же место. Тут кочерга и вышла естественным путём.

Покрутив в руках тяжёлый предмет, решил взять с собой. Как я понял, отбиться от рептилии им не удастся, но на всякий случай может пригодиться. Вытянув ногу из экскрементов, отошёл в сторонку и, как смог, почистил её и кочергу песком и листьями кустарников. Идти по тропе, пробитой в кустарнике рептилиями, не хотелось, и я начал тихонько пробираться параллельно ей чуть в сторонке.

Кустарник закончился очень неожиданно и я, чуть было не выскочил на песчаный пляж. И очень хорошо, что не выскочил. Пляж был шириной метров триста-четыреста, за ним начиналось озеро с металлическим баком, плавающим ближе к противоположному берегу. Рептилия сидела по центру пляжа в позе, в которой обычно любят сидеть собаки, только задние ноги были не подогнуты, а смешно расставлены по сторонам. Мне, наверное, встречалась другая особь, потому что эта была огромна. В такой позе высота её от задницы до макушки головы составляла не меньше пяти шести метров. По всей верхней части тела тянулся пятнистый гребень. Пока я наблюдал за ней, зверь шумно втянул ноздрями воздух и резко обернулся в мою сторону. Глаза рептилии мгновенно нашли в листве кустарника меня, и я застыл, как загипнотизированный. Если бы рептилия захотела на меня напасть, я б, наверное, не смог сдвинуться с места. Та, тем временем ещё раз шумно вздохнула, брезгливо оторвала от меня свой взгляд и неторопливо потрусила куда-то в сторону. Некоторое время я так и не шевельнулся, только руки до боли вцепились в кочергу.

Только сейчас я отметил, что кота со мной давно нет — пошёл куда-то по своим котячьим делам. А значит, не кот испугал хищника, но что? Судя по тому, как рептилия принюхивалась, ей не понравился мой запах. Слишком просто, чтобы быть правдой, конечно же.

Взглянув ещё раз на пляж, понял, что дальнейшее моё путешествие смысла не имеет — скала соприкасалась с водной гладью озера — что ж, придётся возвращаться обратно и пробовать искать путь наверх в другом месте. А кстати, зачем я его ищу? Наверное, потому, что была уверенность, что незнакомка мне не досказала очень многое. Рептилии меня, пока не съели, а вот со здоровьем были непорядки. Вначале своё ухудшающееся состояние я списывал на похмелье, жажду и жару, но, в очередной раз прикинув синдромы — чешущиеся глаза и озноб, понял, что действительно чем то заболел. Кроме этого, появилось чувство усталости — хотелось лечь и отдохнуть в тенёчке.

Отдыхать в непосредственной близости от 'отхожей полянки' совсем не хотелось, и я принял решение вернуться туда, откуда начал свой марш-бросок. К тому же, существовала вероятность, что незнакомая девушка успокоится и снизойдёт таки до общения со мной.

Путь назад занял значительно больше времени — я всё больше уставал и всё явственнее чувствовал жажду. К тому же, примерно на половине пути, резко стемнело. Спасал только жёлтый песок и яркие звёзды.

В астрономии я разбираюсь вообще никак, но и дураку стало бы сразу ясно, что полушарие, на котором я нахожусь, отнюдь не северное. Впрочем, в южном я ни разу не бывал и с рисунком его не знаком. В голове только крутилось созвездие Южный крест, точнее название этого созвездия — как оно выглядит — неизвестно.

К месту встречи с незнакомкой я подошёл совершенно обессиленный, подгрёб под голову ещё горячего песка и заснул.

Глава 3

А ведь я вправду заболел. Потому что с первым лучом солнца встать я не смог. Только бредил — озноб вконец меня одолел и очень сильно мучала жажда. Но я только периодически открывал то левый, то правый глаз. А встать не мог. Если честно, я думал, что потихонечку помираю. Это оказалось не так злобно, как описывают в разных книгах и сериалах. Просто хотелось пить и спать. Больше спать. Просто чувствовал, что больше никогда не проснусь и вдруг чего-то становилось жалко. Как говорил дедушка Ленин, или кто из его сподвижников, что жизнь надо прожить так, чтобы не было обидно. Просто, чтобы не было обидно.

Интересно я заканчиваю жизнь — вначале пьяный бред, потом меня добивает жажда — и я, вообще, не могу понять, где явь, а где сон. Постоянно казалось, что до слуха доноситься какой-то далёкий прибой. Ра, вроде жмётся ко мне, но я даже голову не могу повернуть, чтобы сказать это уверенно. Я сейчас вообще ничего не могу сказать. Потом меня, вроде, спас тропический ливень. Вода обрушилась на меня просто, как говорят, ведром. На пару секунд. И потом снова. Я не напился, но желал уже не ливня, а дождя. Потом, вроде, опять была ночь, и опять был день. И так не раз.

Выход из сна я почувствовал своеобразно — захотел есть. Самое интересное, что мне это чувство почти не знакомо — в своей обычной жизни я могу не есть хоть несколько суток и никакого голода не испытывать. Метаболизм хренов — как я не пытался потолстеть — всё без толку. Что кормлюсь, что не кормлюсь — плюс минус три килограмма, в зависимости от веса испражнений. А тут я хотел есть серьёзно. Уж про жажду я и говорить не буду.

Я впервые попробовал открыть два глаза сразу и у меня это вышло. К ногам жался кот. Кожа не то, что горела... Она пылала. Силы в организме ещё, видно, оставались, и он основательно запросил пить. Когда я встал, голова закружилась так, что я чуть не упал — спасла кочерга, на которую я опёрся.

— Что ж, — злобно-мрачно сказал я себе, — теперь пойдём изучать другую сторону этого материка.

— Как ты себя чувствуешь? — внезапно раздался голос откуда-то сверху.

Я задрал голову и увидел мою давешнюю незнакомку в моих сапогах и моей майке, намотанной на голову.

— Хреново, — мрачно ответил я, — Пить охота.

Она вдруг вытянула мою кожаную куртку, рукава в которой были перевязаны, а сами они надувались от напора, вероятнее всего воды.

— Подставляй рот. В ладошки ты всё равно воду не сумеешь поймать.

— А не проще кинуть куртку мне?

— Во-первых, не факт, что ты её вернёшь, а во-вторых, ты её вообще навряд ли словишь, не расплескав воды.

Мне так хотелось пить, что я не стал ставить какие либо ультиматумы. Просто раскрыл рот, задрал его вверх, и наслаждался струёй воды, периодически обливавшей меня с головы до ног, что доставляло мне ещё большее удовольствие.

— Как мне попасть наверх? — спросил я, наконец, утолив жажду.

— А никак. Пути нет — это самое низкое место на скале.

— Тогда я просто потрачу несколько дней, чтобы сделать здесь насыпь — так брали города древние римляне.

— Тогда шансов не будет у нас обоих. Самец и так почти дотягивается до кромки уступа. Сделаешь насыпь — заберётся и сожрёт нас обоих.

— Где мы? — внезапно перевёл разговор в другую тему я.

— Если мы здесь есть, то это место уже можно обозначить Ойкуменой.

Я хотел сказать кое что про "суку", которая стояла на уступе, но сдержался.

— А так только меня?

— А что бы ты сделал на моём месте?

— Я не на твоём месте и я хочу знать где я.

— Тропики, кораллы. Что не нравиться, — слишком уж жёстко произнесла она, — Это рай. Только он немного беспощаден.

Незнакомка исчезла.

Может быть я бы и сильно переживал, но, внезапно, увидел на земле крупное насекомое, похожее на сколопендру. Не знаю, было ли это насекомое ядовито, но, почти не успев добить его, отправил в рот. Похоже мозг сам разобрался с инстинктами и взял инициативу в свои руки. Точнее в свой рот. Лакомство мне понравилось, и я, исследуя близлежащие россыпи песка, отправился на охоту. Как оказалось — сколопендра — редкий обитатель здешних мест, но всякие жучки и паучки шли на "Ура!". Правда, пару штук пришлось выплюнуть — они оказались горькими и едкими — я их запомнил.

Не замечая ничего и никого вокруг, я оказался на какой-то песчаной полянке, где отчётливо слышалось журчание воды. Есть мне перехотелось. Мне захотелось пить.

Царапая ноги и руки, продираясь сквозь жёсткий кустарник, я ломанулся на журчащий звук и оказался... около ручья. Вначале я напился — хлебал губами, окунал голову, а потом и сам забрался. В сладкой неге приоткрыл глаза и... увидел рептилию. Ту, крупную, которая толком не знала меня. Она сидела в кустарнике, возвышаясь над ним на несколько метров, и задумчиво смотрела на меня. Я вскочил, как ошпаренный. Может быть это и сыграло основную роль. Может рептилии боялись меня от моей, с пьяной дуроты, смелости. Но она кинулась за мной. Рьяно так. Было ясно, что она собиралась со мной сделать. Я кинулся вдоль речки вверх — даже не оборачивался, но хорошо понимал, что времени у меня от силы несколько десятков секунд. Рептилия бежала сзади. А ручей упирался в скалу. Что ж, видно судьба моей кочерге пройти по пищеварительному тракту данной рептилии ещё один раз.

В последний момент я заметил, что ручей не падал со скалы водопадиком, а как бы из неё вытекал. А если быть конкретнее — вытекал из какого-то проёмчика. В этот проёмчик я и втиснулся. Обдирая кожу на спине и груди, пропихнул своё тело на метр вглубь проёма и обернулся назад от дикого рёва. Рептилия бесилась, поскольку морда её не входила в проём однозначно, а лапы не доставали до меня буквально пару сантиметров. Передние лапы. Через пару минут рептилия резко успокоилась. Уставилась на меня мутным гипнотизирующим глазом (второго, из-за узости проёма видно не было) и что-то обдумывала. Я осмотрел место, в которое попал — вода била мне плечо. Дальше по скале она шла под углом примерно в сорок пять градусов. Скорее всего ручей когда-то промыл в рифовой скале этот проём. Кстати, только сейчас почувствовал, насколько эта вода была ледяной — от моего дыхания поднимался пар, а на стенах проёма искрились кристаллики льда (!). Бред — какой лёд в этом тропическом климате, да и какой бы ледяной вода не была, от жидкой воды никакой лёд не накристаллизируется. Может быть какая ни будь соль...

Я попытался подняться выше по проёму, за сразу же поплатился тем, что, поскользнувшись, чуть не угодил под лапу рептилии. Та, видно, поняла, что передними лапами она меня не достанет, и начала разворачиваться, как я понял, чтобы достать меня задними — более длинными. Тут меня спасла кочерга — нет, рептилию я ей не лупил — даже на глаз было видно, что борьба против рептилии посредством кочерги всё равно, что с проволочкой против Ильи Муромца выступать.

Размахнувшись со всей силы, я ударил острым концом кочерги по скальному дну ручья — кочерга воткнулась. Я подтянул своё тело на добрый метр вперёд и уперся ногами в стенки проёма — слава богу, по всей длине он не превышал в ширину и половины метра. Расшатав и вынув кочергу, я всё повторил ещё раз. Назад не смотрел, чтобы не нервничать. В общем так — до победного конца. Как я думал...

Во-первых, к самому концу моего скалолазания руки мои задубели так, что если бы не колечко на кочерге, к которому мои руки буквально примёрзли, то я бы её давно удержать не смог. Во-вторых, наверху меня ждала гостья. Та самая — с заострённой палочкой. Нет — в нормальном положении и состоянии я бы голыми руками забрал у неё этот дубчик и им же надавал её по заднице за непотребное поведение. Сейчас же ситуация приобретала весьма нехороший оборот. Острый конец палки упирался мне в грудь.

— Убивать будешь? — поинтересовался я.

— Возможно, — невозмутимо ответила она.

— А поцеловать? — попытался пошутить я, да не вышло — ноги в этот момент соскользнули с проёма и я, плюхнувшись в воду, повис на одной кочерге.

Незнакомку, видно, больше заинтересовал сей незатейливый инструмент, иначе с чего она схватившись за другой конец кочерги, с силой потянула ей на себя. Вместе с кочергой она вытянула из воды и меня, так как пальцы мои, даже если бы я очень сильно захотел, железное кольцо не отпустили бы. Я сразу вскочил на ноги и выбил палку из её рук, последняя упала в ручей и уплыла вниз.

— Красота! — произнесла девушка, наблюдая за уплывающей зубочисткой.

— Что!? — меня всего трясло от холода, но кочергу я не отпускал (да и не смог бы).

— Теперь мы умрём оба.

— Это почему? — возмутился я.

— Кормовой базы здесь и на меня с трудом хватает, а уж на двоих... Да и палочку такую больше не найдёшь нигде. — развела руками она.

— Что, здесь, палочку из кустарника трудно вырубить?

— Представь себе. Здесь, наверху, вообще ничего не растёт — ни травинки, ни кустарника. Вообще.

— Как тебя хоть зовут? — я почему то понял, что можно расслабиться и опустился на колени, с удовольствием греясь на жарком солнце.

— Миа.

— Странное имя. А меня — Петя. Что ж — вдвоём и чертей веселее гонять. Раз я здесь, то рассказывай уже — как вернуться обратно.

— А никак.

Почему-то я так и знал.

— Мне повезло больше, — продолжила она и тоже опустилась на колени, — когда я сюда перенеслась — здесь жили люди.

— Куда, сюда? — перебил её я.

— Хорошо. Давай по порядку. Ты, наверное, слышал, что по всему миру начали падать эти... светящиеся объекты, что власти не рекомендовали к ним близко подходить. Но я же любопытная — и вот результат — я здесь. Но меня ждали не рептилии. Внизу был посёлок — человек десять. Все попали сюда одинаково — как мы с тобой. Все, кроме Серого. Серый пришёл сюда с какого-то другого острова.

Я удивлённо поднял бровь.

— Да, не удивляйся — мы на острове. Остров в море. Море в океане. А вот где океан — это уже никто не знает. Но это не Земля. Кстати, как Серый попал на остров, тоже никто не знает, а он так и унёс свою тайну в могилу. Точнее в желудок рептилии. Дело в том, что к океану с атолла попасть невозможно без подручных средств. Точнее можно — сигануть в воду с десятиметровой высоты и плавай, сколько влезет, можешь совершать кругосветный круиз и открывать новые земли — обратно без верёвки по голым скалам не заберёшься. А верёвки здесь нет. Все человеческие вещи здесь на вес золота, так как приходят только вместе с перенесёнными людьми. Большинство их тонет возле буя, а глубина там больше двадцати метров — у нас способных нырять на такую глубину не было. Тем не менее, кое-что насобирали — основная добыча — ключи. Почти у всех в кармане были ключи от дома. Толк от них небольшой, но нужный — после заточки становились примитивными режущими инструментами, но большая часть шла на наконечники для гарпунов.

— Охотились за морскими гадами? — спросил я.

— Да — озеро c маяком как-то соединяется с морем. Оно солёное. Но в середине атолла есть ещё много большее озеро. Там мы пищу и добывали. Можно сказать, Большим озером мы и жили. На Южной стороне был наш посёлок.

Миа на момент задумалась, будто решала говорить мне какую-то тайну или нет.

— Самая неприятная вещь в переносе, — наконец, решилась она, — что выживают не все. Если человеку больше восемнадцати лет, шансов практически нет. Серый предполагал, что в воздухе или в пищевых цепочках здесь развеян какой-то вирус, микроб или какая другая зараза. Если перенести человека на другую планету, с которой его организм полностью не знаком — никакой защиты перед местной микрофлорой у него не будет и почти однозначно микрофлора организмом займётся вплотную. Здесь же — те, кто выжил не болеют вообще ничем. Больше того — раны затягиваются, отрубленные пальцы регенерируют и так далее. Так вот эта зараза, о которой говорил Серый, цепится самой первой, не давая заразить организм другими. Это своеобразная вакцина, типа коровьей оспы. Если переболел — тебе уже ничего не страшно. Но если при коровьей оспе по-настоящему оспой заболевали единицы, то случай с местной заразой совершенно другой. Наоборот — местную вакцину переносят единицы — чем моложе человек, тем больше шансов выжить. В нашей группе больше всех лет было Серому — двадцать, и это, учитывая то, что здесь он прожил года два, как минимум.

Я, с подозрением, покосился на неё, оценивая её возраст. Она это сразу заметила.

— Мне — двадцать пять. Но со мной совершенно другая история. Расскажу её потом. Лучше расскажу, что было с теми, кто не выжил. Болезнь у не перенёсших болезнь срывает все рефлексы. Серый называл таких диксами. Один раз мы пропустили девушку и, после переноса, та ушла куда-то на южную сторону Большого озера. Болезнь она не перенесла и стала диксом. Они, вообще, долго не живут, максимум несколько месяцев — это так Серый говорил — пока не истощаться ресурсы организма, но прежде чем мы её утихомирили, она руками и зубами, убила пятерых наших.

— И где ваш посёлок? Почему ты одна?

— Нет нашего посёлка. Уже больше трёх месяцев нет. Из буя вывалились рептилии.

— И?

— Сожрали всех. Осталась только я. Они кормятся прибывшими. Это, наверное, земноводные, иначе с чего они могут половину месяца жить сожрав всего одного человека? С такой периодичностью люди здесь появляются люди. Пару раз у них были дети.

— И?

— Сожрали. Детей сожрали. Больше, чем две рептилии здесь жить не могут. Не хватает еды.

— А ты то чем кормишься? Что можно найти на этом атолле?

— У меня яичная диета. Обхожу периодически все известные мне гнёзда. Беру по одному яйцу, иначе птицы больше гнездиться в этих местах не будут.

— А самих птиц ловить не пробовала?

— Чем? Как? Каким образом обрабатывать мясо? Здесь вообще ничего нет. Даже, когда мы жили посёлком, все кусты на атолле можно спалить за месяц. Мы их почти и спалили.

— Давай петлю сделаем. Нарежем кожи из моей куртки. И сделаем.

— Чем нарезать? Отвёрткой? Так она не режет.

— Ключ заточим о камни. Гаечный.

— Ты камни здешние видел? Сплошной известняк. Кораллы. Ты половину жизни такой ключ стачивать будешь.

— Что, здесь и камней толковых нет? Это же атолл — а значит должен быть выход на поверхность магматической породы.

— Это какой-то неправильный атолл, — произнесла она.

— Знаешь, у меня такое чувство, что кто-то это специально подстроил. И что мне с тобой теперь делать?

— Что МНЕ с тобой делать? Вдвоем мы не выживем. Помрём с голоду. Надо вниз, но там рептилии.

— Завалим, — самоуверенно произнёс я.

— Как?

— Есть мысли.

— И тогда мы получим около двух диксов в месяц. Девяносто процентов людей, что сюда попадают — старше 16-18 лет. Они становятся диксами. В посёлке мы всех новичков сажали в яму. Если человек не переносил болезнь — убивали. Но нас было много. Шестеро мужчин. Да, человек, попадая сюда, не может сориентироваться, он растерян и уязвим. Но вот попадёт сюда какой-нибудь, не знаю, боксёр, и что ты ему сделаешь? Как ты его загонишь в яму?

— Слишком много вопросов. Дай мне поспать.

Далеко я не отходил, но забрал у незнакомки мою кожаную куртку и, расстелив её прямо на кораллах, завалился спать.

Глава 4

Проснулся я снова от чувства голода. Да что за дурдом. Может на Земле мой аппетит страдал какими-то расстройствами, а здесь, пройдя через болезнь, расцвёл. Да, и, похоже, что болезнь я перенёс. В свои тридцать лет. Почему? Столько вопросов на мою голову, а в помощь только незнакомка, гаечный ключ на шестнадцать, плоская отвёртка, десяток саморезов и мобильный телефон. Что ж — начнём с мобильника.

— Миа, — позвал я. Как ни странно, она до этого тихо спала в нескольких метрах от меня на голых кораллах. — Что у нас есть поесть?

— Сейчас ночь — обход по гнёздам я делаю по утрам.

— Я так понимаю, что сейчас нам нужно сделать обыкновенную верёвку. Из моей старой куртки. Но нам нечем разрезать кожу.

— Зачем тебе верёвка? — Миа проснулась и уставилась на звёзды.

— Я ж тебе говорил — птиц ловить.

— Ты их хоть видел?

— Нет.

— Вот и не мучай головы.

— Бля, — взъерепенился я, — я понимаю, что ты уже и себя и меня похоронила, я понимаю, что тебя достало жить впроголодь столько месяцев подряд, но я попытаюсь побороться, хочешь ты этого или нет.

— Чем бороться? — устало произнесла Миа, — руками? Мужским достоинством? Я прекрасно понимаю, чем всё закончится. Ты меня рано или поздно изнасилуешь и съешь. Изнасилуешь, потому что злость на ком то сорвать придётся, а съешь потому что... кушать будет хотеться.

Только теперь я понял, насколько она психологически угнетена. Ей было всё равно. Она уже подготовила себя к такому концу. Я не настолько супер психолог, чтобы прорубаться через такую глухую стенку. Обнять её и утешить? Очень большой вопрос, как она это воспримет. Другими словами, так я поступить боялся. Оставалось то, чего я боялся всю свою сознательную жизнь — стать для неё настоящим мужчиной, добытчиком, защитником... разрешителем проблем. Да и для себя тоже.

— Мобильник мой дай, — я не мелочился и голос мой был груб.

Она положила около меня мой мобильник, ключ на шестнадцать, саморезы и плоскую отвёртку. И одежду.

— Я так не могу, — она начала буквально рыдать, — делай со мной всё, что хочешь, но делай это сейчас. Давай закончим всё сейчас.

— Ничего я с тобой делать не собираюсь. Одна голова — хорошо, а два сапога — пара. Я обдумываю, как нам выжить.

— Интеллигент, — плюнула она и поднялась, — Прошлый был лучше. Он сразу меня изнасиловал. Это лучше, чем твои сопли.

— Прошлый!? — поднял бровь я.

Она промолчала.

— И его тоже не сожрали рептилии?

— Да, — наконец, подала голос она. — Я ухожу. Когда нужно будет, ты меня найдёшь.

Было слышно, как она расплакалась и исчезла в темноте.

— На хера тогда ты меня поила водой, когда я болел? — крикнул я в ночь, вспоминая "тропические ливни".

Ночь не ответила.

Я, конечное, козёл, но с рогами у меня всё в порядке. Она сама придёт, когда я налажу какой-нибудь быт. Это свойственно женщинам — они всегда тянуться к мужчинам, которые могут создать быт. Или его разрушить. Собственно, как женщина, она меня не привлекала — мне нравятся женщины с полными сочными ногами, большой грудью и широким тазом. Стоп! Какие-то гастрономические мысли у меня сегодняшней ночью.

Мобильник был "китайцем", и это хуже всего. Крышку я тупо выломал и начал рассматривать микросхему — никакой режущей кромки я не обнаружил. Шлейфами к микросхеме присоединялся стеклянный экран. Не мудрствуя лукаво, я отодрал шлейфы и в руках у меня оказался кусок стекла размером четыре на пять сантиметров. Осталось только его заточить. И тут я действительно столкнулся с проблемой. Всякий камень, взятый мной, рассыпался от прикосновения к стекло. Намного подумав, понял, что стекло заточить о камень мне удастся, максимум сколоть, но стекло было толщиной около полумиллиметра и сколоть его явно не выйдет. Ключ мне заточить тоже на вряд ли удастся слишком он толстый — за пару недель может это сделать можно, но, прежде я покалечу себе все руки или загнусь от холода. Сел и ещё раз внимательно осмотрел куртку — из всех металлических предметов на ней оказались только молнии и пуговицы-защёлки. Тут я вспомнил про джинсы. На задней стороне между шлёвок была нашита солидная железная бляха с эмблемой производителя. К тому времени, когда я расправился с нитками, которые её крепили к джинсам, рассвело.

Тянуло исследовать новые территории и, конечно же — поесть, но я решил, что важнее заняться делом — пока оно спорилось. Лишь после того, как я заточил эмблему — встал на ноги. Чтобы не заблудиться, решил идти вдоль ручья. Несмотря на ранее утро, солнечные лучи быстро набирали свою силу, а у меня и без того вся кожа пылала — вскрикивая от боли, я с трудом надел майку, подрезал джинсы, соорудив, таким образом, подобие шорт. Жутко болела только передняя часть тела, сказалось то, что лежал несколько дней на спине под открытым солнцем. От ручья, кстати, веяло поистине ледяным холодом, что немало облегчало мои страдания. Идти было, особенно босиком, практически невозможно — ландшафт представлял из себя какое-то дикое нагромождение неровных известняковых и коралловых глыб, размером от среднестатистического яблока до среднестатистического мамонта.

Метров через триста (ориентировочно — расстояния в этом каменном саду замерить было довольно сложно) ручей исчез в камнях. Я вернулся, чтобы более внимательно осмотреть, куда он делся, и обнаружил, что он, говоря прямыми словами, попросту уходил, а если быть более точным, выходил из-под земли между двух валунов. Занятно.

Никогда не умел ориентироваться по солнцу, но если Миа не врала, и я на острове, опасности заблудиться не было. И я, собственно говоря, пошёл, куда глаза глядят. Растительности и вправду видно не было, да и как она могла вырасти на поверхности этих валунов? У нас, на Земле, на камнях могут расти мхи, но только в относительно влажном климате, тут не наблюдавшегося. Изредка между валунов попадались полянки песочка — видно ветер и солнце искрошили острые края камней, крошки ссыпались в удобные места и образовали такие пляжики. Здесь тоже ничего не росло — видно климат здесь был весьма иссушающим и выпаривал из таких пляжиков влагу мгновенно.

Хотя пресная вода в избытке имеется около ручья, но и возле него тоже ничего не росло. Впрочем, неудивительно, учитывая ненормальные свойства этой воды. Если от неё образуются кристаллики льда, то что можно говорить о растениях.

В своих размышлениях я не смотрел вперёд, только под ноги, перебираясь с одного валуна на другой и, поэтому, не заметил, как вышел на самую высокую точку рифового гребня. В себя меня привел грохот прибоя, внезапно откуда-то взявшийся порыв горячего и влажного ветра, да гам птиц. Я поднял глаза, и чуть не свалился с валуна, на который только что взобрался. Впереди, насколько мне хватало взгляда, простиралась тёмно-синяя морская гладь. Внизу, метрах в ста, морские волны с шумом бились об отвесную скалу. Среди всего этого метались сотни птиц разного вида и сорта — ныряли в воду, вероятно за рыбой, ссорились друг с дружкой, крякали, каркали и орали. Открывшееся бесконечное пространство влило в мою кровь такую порцию адреналина, что коленки мои задрожали, и я уселся верхом на валун.

— Ну, попал, — прошептал сам себе.

Ещё раз покрутил головой — слева валуны громоздились всё выше, образуя, в конце концов, скалу приличной высоты — не пройдёшь. Справа — всё тоже каменное безобразие. Обратив внимание, на проносящуюся около меня птицу с рыбиной в клюве, невольно подавился слюной. Вот бы научиться приручить их приносить рыбу человеку. Или привязать такому баклану верёвку к лапам и рыбу забирать. Не выйдет. Верёвка слишком длинная нужна, да и птица с верёвкой рыбу ловить не будет — начнёт биться в истерике, пока дух не испустит.

Птица опустилась на один из валунов в паре десятков метров от меня и принялась за завтракать. Сволочь. С завистью наблюдая за ней обнаружил, что валун, на котором она проводила приём пищи, по цвету отличается от остальных. Вероятно, она здесь не только ест, но и гадит — любимый, так сказать, с детства валунчик.

Я поднял с земли камешек поувесистее, и примерялся. Далеко. Оставив вещи на земле начал подбираться к птице. Не тут то было — баклан ближе двадцати метров меня не подпустил — зажал в клюве недоеденную рыбину и взлетел в воздух, легко увернувшись от моего камня. На бесплодные попытки сбить какую-нибудь другую птицу я потратил около двух часов — несколько раз попал, однако заметных повреждений причинить не смог. Максимум, чего я добился — это половина недоеденной рыбки, которую уронила одна из птиц, уворачиваясь от моего камня. Я её съел с костями. Пока пережёвывал, обнаружил в теньке между двумя валунами тёмное пятнышко. В нём оказался десяток маленьких (с перепелиные) яиц. Подумав, съел их со скорлупой.

Разбирая содержимое мусора, из которого было сложено гнездо, увидел какие-то странные насечки на камне рядом. Треугольнички, квадратики и палочки явно были высечены человеческой рукой. Подумал над этим ребусом, да кинул.

Оказалось, за время моей не совсем удачной охоты, я отдалился от оставленной одежды на порядочное расстояние, и мне понадобилось ещё несколько часов, что найти её в этом царстве усохших кораллов. Интересно, как они попали на такую высоту — ведь они должны были расти в море. Может быть, когда-то уровень океана на этой планете был значительно ниже. Когда я, наконец, обнаружил свои вещи, почувствовал сильную жажду, и мне снова пришлось идти к ручью. Напился ледяной, до ломоты в зубах, воды, плеснул её на плечи, чтобы охладить разогретый организм, и сел думать над дальнейшим моим существованием.

Выходило, что трудозатраты на кидание камней ни к чему хорошему не приведут. Даже если я со временем поднаторею в этом искусстве. Правую руку от бесконечных бросков ломило уже сейчас. Кроме этого, сегодня я разорил одно гнездо птицы полностью, получив мизерное количество калорий. А гнездо за весь день встретилось только одно. А ведь незнакомка предупреждала, что гнёзда разорять не стоит. Вот птиц здесь несравненно больше — возможно они питаются здесь, а гнездятся где-то в другом месте.

Я покосился на свою кожаную куртку и остатки джинс. Что ж — сделаю верёвку и попробую охотиться при помощи петли. Птицы, как ни странно, выбирают далеко не все валуны для обеда, вот там такую петлю поставить и можно будет, самому спрятаться где-нибудь, подождать жертву, дёрнуть за верёвочку — и баклан у тебя в кармане.

Джинсы я пока решил не трогать — занялся кожаной курткой. Заточенной эмблемой полосовал её на тоненькие полоски до самой темноты и вспоминал, как плетётся элементарная косичка — одна толстая полоска имеет больше шансов на разрыв, чем три тонких, сплетённых вместе. Ну, это я так думал.

Утром мне предстояло сплести верёвку и отправиться на охоту. Снилось мне, как я разделываю тушку баклана эмблемой от джинс и отправляю в рот потроха и мясо.

Глава 5

Разбудил меня голод, что, в последнее время становилось уже привычным. Плетение верёвки оказалось не таким уж и сложным занятие — даже увлекло, и заняло у меня максимум часа три. Теперь я подготовился основательно — рубашкой обмотал голову, соорудив что-то похожее на чалму, из штанин джинс соорудил некое подобие вещмешков, которые повесил на пояс. Ремень, кстати, пришлось подтянуть на несколько дырок — что не удивительно. Впору было уже и резинку на трусах подтягивать.

Добраться до берега моря мне удалось намного быстрее — сказалась вчерашняя практика путешествия по неровным ландшафтам. Птицы никуда не делись. Отыскав глазами наиболее белый от помёта подходящий мне валун — направился к нему. Валун я выбрал ещё и такой, чтобы один край его вершины был выше другого — тогда петля однозначно зацепит ногу птицы, тщательно обработал кочергой его поверхность, чтобы петля, в случае чего, не зацепилась об какую-нибудь неровность. Разложил петлю, проверил несколько раз, как она спрыгивает с валуна и, аккуратно разматывая верёвку и держа её в небольшом натяжении, аккуратно отошёл и спрятался в россыпи коралловых глыб в двадцати шагах от моей ловушки.

Прошло уже полтора часа, но ни одна птица не села на мною приготовленный валун. Хотя на другие, те, что были видны с места моей лёжки, садились с периодичностью не меньшей, чем двадцать минут. Или я выбрал неудачный камень, или была какая-то друга причина. Может быть, их пугала сама петля, ведь она совсем не тонкая и прекрасна видна. Но, с другой стороны, она ничем не отличается от засохших водорослей, которые птицы натаскали сюда в излишестве. Подождав ещё немного и, плюнув на всё, я отправился поискать что-нибудь на пропитание в другом месте. Ловушку оставил нетронутой.

Хоть в чём-то мне сегодня повезло — буквально в полусотне шагов от моей засады я нарвался на очередное гнездо с такими же крохотными яйцами.

— Что ж, — грустно вздохнул я, — будем разорять.

На рифовой поверхности возле гнезда я вновь обнаружил непонятные мне значки. На этот раз разгадывать ребусы я не стал а, собрав яйца, забрался на вершину ближайшей глыбы и, усевшись на его горячую поверхность, начал поглощать яйца. В какой-то момент одно из них у меня чуть изо рта не выпало. Отсюда прекрасно была видна моя ловушка, по центру которой сидела какая-то больше чайка, чем баклан и преспокойно кормилась выловленной рыбой. Бежать, и дёргать за верёвочку было уже поздно и я, не заметив, как сам доел свои скромные деликатесы, тихо дождался, когда чайка взмоет вверх. Не прошло и десяти минут, как её место занял баклан.

Только теперь я понял, каким я был идиотом. Это я так думал, что меня не видно, когда сидел с верёвочкой наготове. Птицы так не думали. Птицы по небу летают, а не по земле ходят.

Итак — элементарно — из многочисленных здесь лёгких коралловых камней достаточно соорудить укрытие, которого не будет видно сверху. Это мне практически удалось осуществить. День только начал клониться к концу, и жажда одолела голод. Когда я добрался до ручья, стемнело полностью.

Спать я лёг довольным и уверенным в себе, потому что знал, что завтра, наконец, буду сытым. И, возможное, довольным.

Всю ночь мне снился какой-то бред, основными участниками которого были кочерга и обыкновенная булавка. Булавка почему-то с такой силой примагнитилась к кочерге, что я никак не мог её от последней отделить. Потом я всё-таки оторвал булавку и закрепил ей оторвавшуюся шлёвку на джинсах, пригнув при этом ей острый конец. Последнее действие, между прочим, было не только сном, но и чистой правдой. Я проснулся и уставился на звёзды. Пощупав рукой шлёвку, обнаружил погнутую булавку на том месте, где она мне и приснилась. Такое чувство, что сон этот мне на что-то намекал. Что-то связанное с иголкой и кочергой. Мда — общего между кочергой и булавкой конечно же мало, разве что сделаны они из похожего сплава, но чувство, что этот сон важен, в упор не хотело меня отпускать.

Ладно, пока проберусь под звёздным светом к месту охоты, наступит утро. Так что пора вставать и собираться. Видимость, кстати, была прекрасная. Я напился из ручья, промыл глаза и вернулся на место своей лёжки.

Верёвки не было.

Кочерга была, сапоги были, штанины брюк с немногочисленным скарбом были, рубашка, на которой я спал, тоже была.

Не было верёвки.

Наверное, я никогда не пойму женщин. Оставить мне всё, а верёвку вот так подло украсть. Или постоянный голод ей мозги сдвинул или повеситься захотела. Так ведь не на чем здесь повеситься. Да и мыла негде достать.

Выходит, она наблюдала за мной всё это время. За моей охотой. Если она знает здешние пальцы, как свои пять пальцев, то не нахожу в этом ничего удивительного. Но вот так подло украсть мою верёвку... Просто так я этого не оставлю. Что ж, мне снова придётся немного поразведывать здешние земли. Хоть и на голодный желудок, если он уже сам себя не переварил.

До рассвета я кромсал сапоги — ходить босиком было довольно неприятно, а в сапогах — жарко. В конце концов, выдрав подкладку и оставив минимальные полоски кожи, получил некое подобие босоножек на очень толстой подошве, что даже к лучшему.

Вначале хотел отправиться вдоль внутреннего обрыва, в надежде увидеть внизу моего кота, но потом решил, что, заполучив верёвку Миа, прежде всего, захочет поохотиться на птиц, и пошёл к 'птичьему месту'.

Я уже начал замечать, что навстречу большим неприятностям в моей жизни всегда выходят маленькие приятности. Понуро пробираясь среди кораллов случайно заметил что-то слишком уж живо блеснувшее в россыпи камней. Это была небольшая, толщиной в палец, бронзовая змейка. Заметив меня, она оторвала голову от земли и, угрожающе шипя, уставилась на меня. Змей я, надо сказать, боюсь. Было, когда-то дело поймал ужа. До сих пор вспоминаю, почему тогда не убоялся данного гада. Змея, тем временем, не утруждаясь лишними вопросами, будто бы выстрелила в меня своим телом. Не знаю как, но рука моя среагировала независимо от моих желаний и, долей секунды позже перед моим лицом красовалась шипящая змеиная пасть. Рука моя зажимала её тело в нескольких сантиметрах ниже головы.

Змея, не смотря на то, что она такая тонкая, оказалась очень длинной. Она начала кольцами обвивать мою руку и я, в порыве страха, принялся молотить её головой об камни.

Избавившись от скользких холодных колец, минут десять наблюдал, как на камнях извивается её мёртвое тело. Ну и отходил от страха одновременно. Потом начались разборки полётов. Взял её за раздробленную голову и внимательно осмотрел оставшиеся целыми зубы. С канавками. Запомним — данный гад ядовит. Длина — около полутора метров. Подрезав незаменимой эмблемой вокруг головы кожу, начал её снимать. Коже сходила неожиданно легко — как чулок. Застряла только возле анального отверстия, но там я её тоже отрезал. По всей видимости, кожа съедобна не была, но я всё равно её сложил в мой импровизированный баул. А вот тельце, после того, как избавился от внутренностей, принялся активно употреблять в пищу. Кости были относительно мягкими, поэтому я решил съесть её вместе с ними, аккуратно отгрызая кусочек за кусочком. Я не намеревался терять ни одной калории — пусть в костях их и немного, но мало ли. Данный вид потребления органики требовал довольно большого количества времени — пока отгрызёшь кусочек, пока пережуёшь. Полчаса спустя, чтобы не терять времени, я намотал змею на руку и продолжил завтрак на ходу. Лакомство общим весом было около двух килограмм, но за три часа я его употребил полностью. Скажу откровенно — полегчало.

К этому времени я и сам не заметил, что камни как-то изменились. По составу, что ли. Поверхность моря стала видна не только слева от меня, но и справа. Разве что слева был бескрайний океан, а справа вдалеке виднелся каменный отрог. Осмотр местных достопримечательностей отвлёк крик птицы. Глянув поверх гряды, по которой я двигался, увидел баклана, что бился в небе, удерживаемый невидимой мне верёвкой. Всё ясно. Миа не выдержала, и решила поохотиться без меня. И даже, видимо, намного удачнее. Что ж, придётся ей верёвочку вернуть.

Я кинулся по камням вперёд, стараясь не упустить из виду баклана, медленно и неумолимо приближающегося к земле. Когда я увидел девушку, она уже подтащила птицу к земле. Баклан оказался довольно крупный, и сдаваться просто так не решил. Крылом, он мазанул девушке по лицу, от чего та свалилась на землю, но верёвку не отпустила. Птица ещё раз попыталась взмыть вверх, но, после того, как это у неё не вышло, кинулась на Миа, и они слились в один бело серебристый клубок.

К этому времени подоспел я. Уловил взмах крыльев баклана и схватился рукой за одно из них. Птица на это вцепилась мне в плечё — я взвыл, как ошпаренный — кожа, которая и без того уже слазила один раз отозвалась целым букетом не слишком приятных ощущений. Миа в это время ещё барахталась на камнях и баклан, воспользовавшись замешательством противников, рванул в воздух.

— Ты чего верёвку спёрла!? — закричал на неё я.

— Ты бы новую из джинс сделал! А у меня вообще ничего нет. Думаешь просто не жрать почти ничего несколько месяцев!? — закричала она мне в ответ.

— А попросить нельзя было!? — воды с утра я не пил, и мой крик перешёл в конце на сип.

— А я никогда и ни у кого ничего не прошу! — зато у неё крик получался звонкий. Заливистый.

— Гордая, блин!? — просипел я, увидев, что верёвочка моя очень быстро уходит в небо, и на земле осталось всего-то метр-полтора.

— Блин.— Голос внезапно прорезался, я, больно проехав животом по камням, успел схватиться за самый конец верёвки, — ты что? К руке не могла привязать!?

Я вскочил на ноги, обмотал верёвку пару раз вокруг кисти, и мы злобно уставились друг на друга.

Стояли молча, как статуи, только рука моя дёргалась от пытавшейся вырваться птицы. Вторая сжимала кочергу. У неё же ничего не было. Ни птицы, ни кочерги.

— Мир? — Внезапно, даже для самого себя произнёс я.

Она помолчала ещё с минуту, что-то обдумывая.

— Мир. — Наконец согласилась она.

— Держи верёвку и постепенно притягивай птицу вниз, когда расстояние до тебя сократиться до метра, не отпуская верёвки, садись на корточки.

Намотав верёвку вокруг её запястья, я отошёл на метр в сторону. Когда птица бесилась в пределах досягаемости, я тщательно прицелился и, со всего размаху, вломил ей концом кочерги в голову.

Нам под ноги упала наша первая серьёзная добыча.

Пир устроили не отходя, что говориться от кассы. Я тоже был очень голоден, ведь змея, которую я съел, всасывалась по мере моего сгрызания. Миа кинулась было рвать птицу зубами, но я отстранил её:

— Добро пожаловать в цивилизацию, — улыбнулся я ей, — будем отвыкать от дикарства.

Я достал свою незаменимую эмблему и легко вспорол тушку птицы. Переломив кости голени, отрезал сухожилия и мышцы, и отдал девушке. Я думал, что он хотя бы кожуру стащит — где там — вцепилась в ножку вместе с перьями. Пока я отделял вторую ножку себе, Миа уже расправилась со своей, и голодными глазами смотрела на меня.

— Бери, — протянул ей я свою долю.

— А ты? — надо же, какая гордая.

— Я после змеи.

— После кого?

— Змею съел недавно, — объяснил я.

Она кивнула головой и приняла моё подношение. Пока я отрезал следующий кусок, она и этот умяла. Тут у неё начались рвотные порывы и, отвернувшись, она низвергнула всё съеденное на камни.

— Блин, я совсем не подумал, что желудок, после длительной голодовки не может сразу принять много пищи. В принципе, я ещё не потрошил особо этого баклана и в его организме много не свернувшейся крови. Это должно помочь, а потом желудок заработает.

Я, отломив шейные позвонки, перерезал птице голову и, разминая тушку в руках, нам удалось нацедить Мие в рот не меньше, чем пол стакана крови.

Через два часа она уже во всю хрустела сухожилиями и костями, а от баклана нашего остались ножки да рожки. Окровавленные и довольные мы сидели на камнях.

А я всегда считал, что залог успешного знакомства — пригласить девушку на ужин. Моя теория оказалась верна. Начиналась новая жизнь.

Глава 6

За это день мы выловили двух птиц — одного баклана и одну чайку. Хотя абсолютно не был уверен, что первая была бакланом, а вторая чайкой — я ни разу не был на море. Я никогда не видел ни первого, ни второго, ни третьего. Зато теперь съел первое и второе, и увидел третье. Её "лежбище" располагалось около небольшого озерца, по размерам совсем похожего на то, куда в самом начале попал я. Только озеро было пресное. Миа иногда ловила там каких-то рыбок. Кстати, озеро располагалось совсем рядом с "моим" озером. Ну тем, где был буй. Только разница высот составляла более тридцати метров. Небольшим ручьём из Верхнего озера вода переливалась в нижнее.

— С продовольствием теперь у нас всё в порядке, — задумчиво сказала Миа, плеская ноги в холодной воде озера, — что дальше?

— А чего, сразу, всё дальше? — возмутился я.

— Верёвка рано или поздно порвётся, или мы её каким другим способом утеряем.

— Логично. — Я тоже залез на каень, где сидела Миа, и опустил ноги в воду.

— Кроме того, рано или поздно, мы поперессоримся. Двое людей не могут жить... вместе. Кроме того — надоело есть сырое мясо — хочется обработанного. Петя — пора двигаться.

— Надо, — признался я, — только как?

— Ты говорил, что у тебя есть мысли, как убить рептилий.

— Есть, но мы получим диксов.

— Хорошо, — Миа спрыгнула с валуна, и оказалась по колено в воде. — Давай сначала завалим одну. Самца. — А смысл? — лениво отозвался я.

— Получим некоторую свободу передвижения по острову. Если я буду стоять где-нибудь на краю обрыва и видеть одну рептилию — могу тебе дать знак, где безопасно спускаться вниз. И всегда могу подать знак об опасности. Две рептилии — это слишком много для этого острова.

— А что внизу? Кустарники для гарпунов? Толку от них, если в Верхнем озере почти ничего не водится.

— У нас был посёлок. До того, как рептилии на нас напали, там было много очень полезных вещей.

— Много от края обрыва до посёлка?

— Около километра.

— Не пойдёт, — ответил я, рассматривая свою кочергу. — Хотя... Ты заметила, что у рептилий есть место, где они постоянно гадят? Оно ведь недалеко от обрыва. Да и обрыв там небольшой.

— Ты это к чему?

Я вдруг подскочил, как ошпаренный. Иногда свежие идеи ободряют лучше, чем сложности в жизни.

— Давай мыслить логически, — запальчиво произнёс я, — попадает человек на буй. Он ничего не понимает. Что дальше?

— Плывёт в сторону берега, где его ждёт рептилия, — продолжила Миа мою логическую цепочку.

— Ну а дальше рептилия его пожирает. Судя по количеству человеческих костей в их дерьме. Рептилии не кусаются — глотают целиком. Или крупными кусками. Человека глотают со всем его содержимым. Включая содержимое его карманов и одежду. Синтетика и металлические вещи не перевариваются. А значит... рептилии их высира...т! — Сказал я и поднял вверх указательный палец.

— Фу! — фыркнула Миа.

— Я к тому, что "отхожая полянка" рептилий — это россыпь полезных ископаемых для нас. Главное, толково покопаться в этом дерьме.

— И каким образом ты это сделаешь? Да — обрыв там небольшой, но наша верёвка не сдержит веса человека, если по ней спускаться. А идти к этой полянке от ближайшего спуска... себе дороже. Сожрут.

— Есть мысли, — задумчиво произнёс я, выковыривая из шлёвки джинс металлическую булавку.

Убитых птиц мы хранили в озере. На воздухе они начали пованивать буквально через два-три часа. Жара усиливала процессы разложения. Какие бы это не были птицы, но жировые отложения в их тканях присутствовали. Не ясно, зачем они им были нужны — это не арктические гаги и не антарктические пингвины — слово "мороз" они вообще, наврядли знают. Возможно, жир они копили для непредвиденных перелётов через здешние моря и океаны.

Так или иначе — жир в них был. Десять минут я выпрямлял булавку и мазал её жиром.

— Воды в ладошках принеси, — попросил я Мию.

— Зачем? изумилась она, наблюдая за моими манипуляциями.

— Увидишь.

Поработав десять минут кочергой, я сделал в коралловом валуне, на котором сидел, углубление сантиметров десять на десять. И глубиной в два-три сантиметра. Миа принесла воды.

Я аккуратно положил на водную поверхность булавку. Слава богу, она не утонула, а слишком уж резво перекрутилась вокруг своей оси и застыла. Чтобы всё проверить и быть уверенным, я, пальцем, аккуратно толкнул кончик булавки. Булавка незамедлительно приняла своё изначальное положение.

— И? — вопросительно посмотрела на меня Миа, отследив все мои манипуляции.

— У этой планеты есть магнитное поле. И, судя по упорности булавки, оно в десятки, если не сотни раз выше того, что на Земле.

— Так это компас!? — рассмеялась Миа. На птичьей диете она поправилась и сейчас, при смехе, её женские формы бросались в глаза особенно, — и куда ты собрался, моряк? Я по булавке уже поняла, где север, а где юг, А толку?

— Ну и где север, а где юг? — с интересом спросил я.

— Вот здесь — север, — показала она пальцем на острый конец булавки, — а там — юг, — она перевела палец на тупой конец.

— А почему ты решила, что острый конец булавки показывает именно на север, — я раскрутил пальцем булавку и, после того, как она остановилась, показывала на "север" уже своим тупым концом.

Миа озадачилась.

— Это уже психика, — разъяснил я. — Это ты уже сама подсознательно выдумала, что острый конец — это север. В человеческой психике острое важнее тупого, а север — юга.

— Так где же север? — Миа выглядела абсолютно растерянной.

— А я откуда знаю? Может и там, где ты показала, — я, пытаясь максиально соблюсти точность, выцарапал на коралловой поверхности линию, параллельную булавке. Потом выдрал нитку из разкрошенной подкладки кожанной куртки, перевязал булавку за центр, уравновесил её. Потом аккуратно расположил булавку параллельно начерченной мной линии. Булавка заметно накренилась.

— Подкладывай камни и ложи кочергу строго параллельно начерченной мной линии, а вертикально — параллельно булавке.

— Ты что? Издеваешься надо мной? — тем не менее, она начала подбирать камни и укладывать кочергу, — или от нечего делать ты решил устроить мне урок природоведения?

— На Земле это срабатывало, — только и сказал я, когда кочерга приняла необходимое положение, — теперь не трогай эту кочергу три дня и три ночи, а там посмотрим.

Утром Миа меня повела к обрыву, с которого был виден буй. Обрыв — метров двадцать. На буе большинство "посетителей" оставляло вещи. Я тоже. Оставил лебёдку. С ней был я и не уплыл. На берегу сидела рептилия. Самка.

— Лебёдку бы достать, — сказал я, трос от неё пропадал в воде.

— Верёвки не хватит. — разъяснила Миа. — Обрыв, да метров тридцать воды. Только сиганёшь в воду — дежурные проснуться.

Она кивнула на Самку.

— Привет — помахал издали рукой я.

Рептилия не отреагировала.

Я внимательно осмотрел скалы и нашёл-таки уступчик в двадцати метрах снизу. Показал пальцем Мие.

— Почему не рассказала? — вопросительно уставился на неё я.

— Наша раса отличается от вашей..., — она сбилась, — я не заметила просто.

— Как то просто ты всё не замечаешь. Миа, кто ты? Косяки накапливаются, рано или поздно тебе придётся сказать правду.

Миа промолчала. Потом сказала:

— А почему тебя не сожрали рептилии?

— Потому что я был пьяный, — отбрехнулся я, и тут же задумался.

— А когда протрезвел, они на тебя напали, — озвучила мои мысли Миа.

— Интересные мысли, — почесал подбородок я, — может причина моего выздоровления тоже кроется в этом.

— В любом случае алкоголя мы здесь нигде не достанем.

— Слушай, когда мне под ноги упала звёздочка, со мной рядом стоял мой сосед. Почему он не перенёсся вместе со мной?

— А тут всё очень по-разному случается. Во временном смысле. Пропадают с Земли люди одновременно, а вот здесь появиться могут когда угодно. Но, как правило, не позже двух-трёх месяцев.

— Просто... сосед мой сможет сделать самогон из всего, чего угодно. Я не поверю, что на этом острове он не придумает что-нибудь.

— И сколько твоему соседу лет?

— Около семидесяти, — я сразу понял, что из этого следует.

— Вот-вот.

— Ну, в любом случае, возможно, находясь при памяти, он что-нибудь нам посоветует. Короче, — вздохнул я, — от уступчика до буя около тридцати метров. От верхнего края обрыва до уступа метров двадцать. Наша верёвка длиной метров шорок пять. Какие будут предложения?

— А что нам нужно?

— Достать лебёдку.

— Хм, — озадачилась Миа, — в принципе с уступа можно было бы попробовать как-то лебёдку подцепить. Или трос, отходящий от неё. Но для этого надо спуститься на уступ, а я не думаю, что верёвка выдержит вес человека.

— Можно продолбить в рифе ступеньки.

— Чем?

— Кочергой. Нашим универсальным предметом.

— А не задолбаешься?

— А куда деваться? У нас и так, похоже, не так уж и много времени.

— Это почему?

— Это потому, — протянул я, -просто вспомнил, что существует одна китайская казнь — жертву убивают мясом.

— Это как? Окороком по голове бьют?

— Не совсем. Кормят мясом и только им. И если человек может выдержать голод в течении трёх месяцев, то испытание мясом заканчивается смертью меньше, чем за месяц. Это я к тому, что надо что-то решительно делать.

— В принципе, некоторое разнообразие в нашем рационе есть. Яйца птиц и кое-какие моллюски из Верхнего озера.

— Кстати про яйца, — вспомнил я, — кому в голову пришло помечать камни вокруг гнёзд какими-то непонятными значками?

— Мне. Мне так проще ориентироваться, когда в каком гнезде яйца собирать.

— А по-русски сложно было написать? — изумился я и достал из кармана джинс металлическую эмблему. — Ну-ка прочитай, что здесь написано.

Миа скептически уставилась больше на меня, чем на эмблему.

— Я понимаю, что английский язык знают далеко не все, — констатировал я, возвращая металлическую эмблему на место, — но чтобы не уметь прочитать латинские буквы!? Это, знаешь ли...

Из-под кромки трусов извлёк нашивку с надписью: 'Трусы муж. Трикотажоптторг'.

— Это ты тоже прочитать не можешь?

Взгляд Мии не поменялся.

— А я вижу, — я, вдруг улыбнулся, обнаружив в последнем слове незатейливый прикол, — вижу 'Три кота' и 'жопторг'. Назовут же... Короче, по-русски читать ты не умеешь тоже. Чем дальше, тем интереснее. Пойдём дальше, — я решил высказать все моменты, которые не давали мне покоя, — странное у тебя платьице. Здесь ты уже довольно долго, а оно всё блестит и переливается. Более того, оно очень подчёркивает твою фигуру, причём не важно, худющая ты была или здорово поправилась.

Я ещё раз на неё посмотрел и понял, что ничего она мне не скажет.

Глава 7

Просыпались мы обычно с рассветом. А ложились с закатом. Не знаю, сколько длился местный день, но нам хватало — и поспать и пободрствовать.

Этот день должен был стать особенным. Я собирался проверить свою кочергу.

Кочерга не подвела. Булавку буквально вырвало из пальцев, едва она оказалась в пяти сантиметрах от неё.

— Это что? Магнит? — удивилась Миа, которая всё это время наблюдала за моими манипуляциями.

— И, судя по всему, очень не слабый магнит, — объяснил я, пытаясь отодрать булавку от кочерги, — у этой планеты поле значительно больше, чем у Земли. Достаточно было расположить кочергу вдоль направления магнитного поля и подождать пару дней — и она намагнититься. Так что сегодня пойдём на рыбалку.

— На какую рыбалку? — не поняла Миа.

— Говорят, — улыбнулся я, — что сегодня на белых камнях клёва нет. А вот на 'отхожей полянке' может что-нибудь и поймаем.

Всё оказалось не так просто, как мне думалось вначале. Хорошо, что 'отхожая полянка' располагалась прямо под рифовым обрывом, и длины верёвки хватало, чтобы забросить кочергу в любое её место. Дерьмо оказалось по большей части ссохшимся. Первый заброс кочерги на верёвочке показал, что под слоем экскрементов металлические вещи присутствуют — чувствовалось, что кочерга к чему-то притягивается, но, похоже эти вещи были надёжно замурованы внутри.

— Главное не отчаиваться, — подбодрил Мию я, и забросил кочергу заново, — как ты думаешь, какие вещи здесь чаще всего 'клюют'?

— Ключи от дома, — уверенно заявила она — это самые распространённые вещи.

Первая 'поклёвка' случилась после десятого заброса. Об кочергу что-то громко звякнуло и, вытянув веревку, мы обнаружили прилипшую к печному инструменту... крышку из-под кастрюли.

— Интересно, и кто это с крышкой из-под кастрюли к звёздочке подходил? — прокомментировала Миа.

— А нам какая разница? Может, хотел звёздочку в кастрюлю положить. Потом её другим показывать и радоваться.

— В любом случае, нам от этой крышки толку мало.

— Здрасте! — возмутился я, рассматривая крышку, — её можно использовать как сковороду, если найдём здесь топливо для костра. Или как щит, если надо будет с кем-нибудь воевать. Зри в будущее, красавица. Кроме того, там, где есть крышка из-под кастрюли — должна быть и сама кастрюля.

Я закинул кочергу на тоже место, где достал крышку. Кочерга ощутимо к чему-то прилипла. Однако предмет был настолько прочно замурован в дерьме, что пришлось приложить изрядные усилия, прежде чем инструмент от него оторвался.

— Будем расшатывать, — сообщил я Мие, доставая верёвку, и мы услышали ещё один 'дзинь'.

Оказалось, пока я тащил кочергу на обрыв, к ней прилипла вилка.

— Без повара здесь явно не обошлось, — съязвил я.

— Откуда ты знаешь? — засмеялась Миа, — может рептилии культурны, и используют при еде вилки.

— Да уж, — скривился я.

Саму кастрюлю нам удалось вытянуть с пятого заброса, попутно выудив таки связку плоских ключей.

— Вот тебе и кастрюля дерьма, — я сунул Мие кастрюлю, наполненную присохшим содержимым.

— Здесь, наверху, тоже не слишком полезный предмет, — заключила она.

— Кастрюля — это, прежде всего контейнер. Хочешь — воды в неё налей, хочешь — пива. Если сбегаешь и купишь. Вот сейчас мы в неё всю добычу сегодняшнюю сложим и на ручье вымоем всё. Руки, кстати, в рот не суй — мало ли у рептилий паразиты какие водятся. Нам глисты не нужны.

В этот момент внизу затрещали кусты, и на краю полянки появилась та, о которой мы только что вспоминали. Самка. Она уставилась, как мне показалось, именно на меня, посмотрела минут десять, и занялась делом. Оправившись, рептилия задними лапами протолкнула испражнения дальше вглубь полянки и, уже не обращая на нас никакого внимания, скрылась в кустах. Я взял на заметку её метод хождения в туалет — это должно было помочь нам в одном деликатном деле.

Ключи и вправду 'клевали' чаще остальных. За весь день мы их выловили около полусотни. Двенадцать из них были заточены — а значит, попали сюда после уничтожения рептилиями поселка. Кроме ключей нам попался замок из-под ремня (кожа, вероятно, переварилась), десяток металлических пуговиц, застёжек и заклёпок, пару магниток, которые были в связках ключей, как и два брелока. Потом нам попался женский синтетический ремень — он был в целости и сохранности.

Самой неожиданной оказалась целая женская сумочка. Ну, это так принято называть — сумочка. На самом деле сейчас женщины таскают за собой целые сумки, набитые самым неожиданным содержимым. Сумку мы решили открыть уже 'дома', возле Верхнего, после того, как отмоем. На ней решили сегодняшнюю рыбалку закончить.

По дороге к Верхнему без труда поймал опротивевшую в конец птицу, отмыли все найденные вещи и уселись обсуждать будущее.

— Ремень — тебе, — сунул я Мие ремень, изображая делящего добычу разбойника.

— Я их никогда не носила.

— Теперь — будешь. Ремень — очень полезная вещь. На нём можно носить всё, что угодно. Возьмёшь у меня штанину из-под брюк и сделаешь некое подобие вещмешка. К тому же, еще неизвестно чем мы разбогатеем за счёт нашей рыбалки. Глядишь — может и нож когда-нибудь появиться. Птицу, кстати, можно кромсать теперь не только моей эмблемкой, но и ключами — тем более, что часть из них за нас уже наточили.

Ключи не все были заточены под 'нож'. Часть — под 'гарпун'. Часть ключей на всякий случай я прицепил к шлёвке брюк. К другой шлевке — два брелока — какой-то идиотский пластмассовый слоник и маленький фонарик, который не работал — буду собирать коллекцию.

— Люди все одинаковы, — вздохнула Миа, наблюдая за мной.

Я вопросительно поднял глаза.

— Когда я жила в посёлке, у нас один точно также весь брелоками увешан был. Как дикарь какой-то.

— А я и есть дикарь, — холодно ответил я, и перевёл взгляд на женскую сумочку. Судя по стилю навешанных на ремень, который я отдал Мие, и сумочку никелированных цепочек, эти вещи принадлежали когда-то одной и той же даме. Почему дама взяла с собой сумочку, добираясь от буя к берегу, тоже, в принципе, понятно. Девушки даже в туалет свои сумочки с собой берут.

Цепочки и колечки я тщательно отцепил и сложил в сторонку — пригодятся. Пока не знаю, для чего, но пригодятся. Замок открыть не удалось — от долгого прохождения по кишечнику рептилии медная молния покрылась зелёным налётом. Поплевав на молнию и тщательно потерев её попробовал ещё раз. Теперь — вышло. В нос сразу ударила вонь — видно часть желудочного сока просочилась внутрь сумочки.

— А сейчас, — торжественно сказал я Мие, — мы проверим, что с собой в сумочках носят женщины — честно сказать, никогда не задумывался над сим вопросом. Точно знаю только одно — там всегда бардак.

Первым под руку попался зонтик.

— Дожди здесь часто бывают? — сразу поинтересовался я.

— Раз в месяц, — сообщила Миа, — но зонтик против них не поможет. Когда здесь проходит дождь, то отличить море от земли очень сложно.

— Значит, новоприбывшие будут гулять по пляжу, прикрываясь от солнца зонтом. Чтобы не сгореть.

— Я смотрю, у тебя очень далеко идущие планы, — хмыкнула Миа.

— Ну не будем же мы здесь сидеть вечно!

— Согласна, — согласилась Миа.

— Хорошо. Теперь ты выбирай себе подарок. — Я подсунул ей открытый зев сумочки.

Она долго копалась и извлекла на свет мобильный телефон.

— Толку от него мало, — сразу же заявил я, — один я уже разобрал. Точнее разломал. Ну, стёклышко от экрана может где пригодиться — вот и всё. Всё остальное — без толку.

Мне попалась губная помада.

— Афигенно нужная вещь! — Съязвила Миа.

— А чего? — я открыл колпачок и рассматривал тёмно бордовый стержень, — помада, насколько я понимаю, почти не выгорает на солнце и плохо смывается водой. Ей можно делать всякие пометки на скалах — типа "Опасно" или "Скидка — 25%". Мы ведь иногда не отследим вновь прибывшего. Может, напишем ему, что, мол, плыви к нам и т.д. К тому же — вдруг мне какая девушка понравиться — а вот и помадка марафет навести.

— Значит, я тебе не нравлюсь!? — вскинулась Миа.

Я понял, какую зловещую ошибку только что совершил.

— Я просто не знаю, как мне с тобой себя вести, — серьёзно ответил я.

Миа без спросу запустила руку в сумку и вытащила пластмассовую расчёску.

— Сначала причешись толком, а то колтуны сплошные на голове, — сразу же пошутил я, — а потом уж и будем говорить: нравишься или не нравишься.

— Больно надо, — фыркнула Миа, но рука её автоматически начала вычёсывать длинные волосы.

Моей добычей оказался тюбик крема для рук.

— Вот уж и действительно не знаю, нафиг он здесь нужен, — озадачился я, — разве что как смазка...

— Для чего смазка!? — Миа сказала это таким голосом, что я поперхнулся.

— Твоя очередь. Я смотрю, что женская сумочка — это просто кладовая сюрпризов какая-то.

— Нашёл мне сюрпризы. Обычное содержимое женской сумочки.

Миа запустила руку вовнутрь и достала... плоскогубцы. Нормальные такие, массивные плоскогубцы.

— Откровенно сказать, — развёл руками я, — ничего толкового предположить не могу. Зачем они были нужны этой даме? Наверное, это ваши, женские, секреты. Но штука эта нам может пригодиться. Ещё не знаю, для чего, но может.

Я достал блокнот. Сама бумага сильно испортилась от проникнувшей в сумку жидкости, но меня больше заинтересовала эмалированная пружинка, на которую были нанизаны бумажные листы. Можно будет кусочки использовать, как рыболовные крючки. Вот только верёвка наша не очень, но это дело наживное. Миа достала куда более полезную вещь — косметичку. Там были и ножницы и миниатюрные кусачки (это для мужчин миниатюрные — проволоку не перекусишь — а для женщин в самый раз), пилочка (опять таки — не напильник), пинцетик и всякие металлические "палочки в ушах или в ж..-ковырялочки", названия которых я не знал.

Я достал конфету "сосучку". Страшно хотелось самому, но решил угостить Мию. Она не отказалась. Миа, в свою очередь, выкопала баллончик лака для волос.

— А что? — озвучил я, — тоже может пригодиться. Во-первых жутко горючая вещь — вдруг при нападении, не дай боже, рептилий, они огня боятся. Во-вторых, баллончик с лаком — это мини заряд взрывчатки. В-третьих — покрывает любую вещь слоем полимера. Пусть тонким и некрепким, но мало ли.

Миа вынула набор теней для глаз. Уж для чего, а для этого я применения придумать не смог. Хотя она, почему-то, обрадовалась.

А вот я вынул духи. Млл так 100 — большой флакон. И обрадовался. Миа не поняла.

— Духи на спирте в основном делают, — объяснил я, — Антоновича мы спасём. Если, конечное, моя теория верна.

Миа достала увесистый рулончик фольги для гриля. Видно съеденная дама собиралась сделать своему мужу или любовнику жаркое. Что ж — не вышло. Впрочем, у меня в голове уже начали носиться кое-какие мысли.

— Итак, — неуверенно произнёс я, — с сырым мясом, думаю, мы закончим — пора переходить на жаренное.

Миа уже немного изучила мой характер "с сюрпризами", и только странно покосилась на меня.

Остальные находки, после рулона фольги, мне казались уже не важными. Ещё в сумке мы нашли небольшую коробочку с зеркальцем, контейнером для линз, жидкостью и пинцетиком, зеркальце, бумажные и влажные салфетки в герметичном пакете, флэшку, зажигалку и спички, кошелёк, две ручки и один карандаш, сим карту.

Спать я лег довольным.

— С добрым утром, с добрым утром и веселым днём! — бодро пропел я, когда ещё только светало.

— Что-то шибко хорошее настроение у тебя с утра, — пробубнила Миа, поворачиваясь на другой бок.

— Утро ярким светом красит

Стены древнего Кремля.

Ну а ты всё спишь, зараза,

Так и жизнь проспишь всю. Бля!

Продекламировал я.

— Пушкин? — абсолютно серьёзно спросила она.

— Шишкин! — передразнил я, — перестань притворяться, что ты знаешь русских поэтов. Я понимаю, что ты молчишь, как партизан, но...

— Что но!?

— Но. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. И сегодня мы побалуемся жареной птичкой.

— Тебе вчера голову солнцем так напекло?

Я вручил ей верёвку:

— С тебя — птица. С меня — всё остальное.

Миа что-то побурчала себе под нос, но верёвку взяла. Через пару минут её уже нигде не было видно.

А я начал сооружать одну штуку, которую видел в одном старом советском фильме. Только в фильме с внутренней стороны зонтика налепили осколков от зеркала. Оными я не располагал. Даже если бы у меня было зеркало — я бы его не бил — говорят — к несчастью.

Зато я располагал целым рулоном фольги для гриля! А это, может быть, и лучше.

Фольгу я крепил к спицам зонтика — с внутренней стороны они были обнажены. Потом попытался поймать фокус солнца. Просто направил ручку зонтика строго в сторону светила. Сунул палец в точку предполагаемой концентрации солнечных лучей. А солнце здесь жаркое. Ну, не Солнце, а какая-то там звезда. Секунд через пять одернул. Работает.

Миа не вернулась, и я пошёл к обрыву над Нижним. Благо, что это было близко, совсем не далеко от нашей лёжки. Посмотрел вдаль — сегодня дежурил Самец. Показал ему один нецензурный знак пальцем — он не отреагировал. Замахнулся кочергой, и ударил по рифовой массе. Откололся кусок, размером, примерное, с кулак. Неплохо. Я собирался прорубить дорожку вниз — на рифовый уступ. Тогда кочергой можно будет попробовать достать трос. А трос крепился к лебёдке. По ходу, рифовой породы придётся выбить до хрена. А может даже и больше. А что делать!?

Много я не намахался. Минут через тридцать наткнулся на красный базальт. Или не базальт — я не знаю, как обозвать эту породу, но кочерга на ней не оставляла царапин. Кроме того, вскрыв квадратный метр породы, я с удивлением обнаружил, что базальт идеально ровный. Только я хотел почесать затылок, как меня отвлёк громкий хлопок.

На буе сидела девушка. Лет двадцати. На роликах, в каске и пластмассовых штуках на сгибах ног и рук.

— Эй! — Непроизвольно крикнул ей я.

Девушка обернулась и увидела меня.

— Не плыви туда, — пальцем я указал на Самца, — он тебя сожрёт!

Даже отсюда было видно, как она содрогнулась, увидев рептилию.

— Ну что хорошего ты сейчас сделал? — сзади появилась Миа с бакланом в руках.

— Честно сказать — не знаю.

— Эй! Вы кто!? — закричала девушка на буе.

— Ну и кто мы? — Миа уставилась на меня в упор. — И не вздумай прыгать вниз — слишком высоко — об воду разобьёшься. Впрочем, даже если и не разобьёшься, ей ты ничем помочь не сможешь. Садись — Колизей по сравнению с тем, что ты увидишь, нервно курит в сторонке.

— Почему ты такая жестокая? — выпалил я, не отрывая своего взгляда от девушки.

— Потому что больше здесь прожила. И больше испытала.

— Можно попробовать докинуть до неё духи. Если моя теория верна, и рептилиям не нравится алкоголь, то у неё есть шансы спастись.

— Это уже решать тебе — Антоновича спасать или эту девушку. Кстати — теория верна. Прошлый выживший тоже был пьяный в хлам. И взрослым.

— Эй! — Опять закричала девушка, — почему вы молчите!?

— Потому что сказать тебе, в общем-то, нечего, — негромко произнесла Миа.

Я вскочил, было, на ноги, чтобы сбегать за духами, но, неожиданно сильная рука Мии опустила меня на место:

— Сиди на месте! Всё равно ты уже не успеешь. Духи нам ещё пригодятся.

Рептилия будто услышала слова Мии, или ей надоело ждать, и она медленно направилась в сторону озера.

— Пожалуйста! — заорала девушка в истерике, — сделайте хоть что-нибудь!

— Сиди! — Повторила Миа в ответ на мой второй позыв хоть что-нибудь сделать.

— Я не умею плавать! — рыдала девушка на буе, оглядываясь то на нас, то на Самца, — помогите!

Самец вошёл в воду медленно. Видно понимал, что жертва от него никуда не денется.

— Сиди! — пресекла мою попытку просто уйти и не смотреть на всё это Миа, — ты должен видеть.

— Зачем!? — я не узнавал своего голоса.

— Нам ещё жить здесь вместе. И мне не нужен сопливый романтик. Так что этой девушке отведена своя маленькая роль.

— Ты — сука! — с ненавистью сказал я.

Со всего размаху она ввалила мне затрещину.

— Помогите! — в очередной раз завизжала девушка, попыталась встать, но роликовые коньки разъехались, и она плюхнулась в воду, — пом... — она захлёбывалась.

К этому времени подоспела рептилия. Не доплывая до буя, она нырнула под воду. Девушка перестала визжать. Она пыталась вновь забраться на буй. Рептилии она уже не видела.

А я видел! Сверху было очень хорошо видно, как Самец плывёт под водой.

Он схватил её за ноги, и утянул под воду. Слава богу, она даже крикнуть не успела. Самец, держа её в зубах, через десяток метров вынырнул. Дорогу его окрашивала быстро растворяющаяся в воде кровь. Девушка была жива.

— Они любят поиграться, прежде чем съесть — объяснила мне Миа. — И не вздумай спускаться. Тот, который был до тебя, на это купился. Пусть он был насильником, но такого же спектакля не выдержал — пошёл спасать. Чем история закончилась, можешь догадаться сам. Эти рептилии не так глупы, как кажется. Светляки выхватывают сюда именно разумных существ. Из какого мира рептилии — я не знаю. Знаю только, что мозгов у них точно больше, чем у обезьяны.

До моего слуха донёсся хрип девушки. Рептилия её кинула на песчаный пляж, и сейчас наблюдала, как та, стоя на коленях, плюётся кровью.

— Блядь! — Сжал кулаки я, и заорал. — Да сожри ты её наконец!!!

Рептилия оторвала взгляд от девушки и уставилась на меня.

— Сиди! — в который раз повторила Миа. — Он только что сделал тебе вызов. Так не будь дураком. Сиди и не дёргайся.

— Я тебя завалю, тварь! — прошипел я, и, подняв кочергу, отвернулся к Самцу спиной.

Я трусливо ушёл, чтобы не слышать её криков.

Я стал другим человеком.

Спасибо за роль.

Балет закончен.

Глава 8

Миа быстро оценила моё изделие из зонтика и фольги, и теперь мы могли питаться жареным. Жарилось правда очень долго, но в перспективе вполне можно было нарастить края зонтика, увеличив тем самым температуру. Те двое суток есть я не мог.

— Это какой-то неправильный буй, — говорила мне Миа, — Серый рассказывал, что там, где он был, из буя вываливались только люди. Здесь же... Да что тут только не вываливалось. Посёлком мы всю эту нечисть убивали. Теперь это делают рептилии. Причём не все твари съедобны — пару раз вываливались какие-то пауки размером с собаку, точнее кота. Так рептилии их просто придушили и есть не стали. То есть, понимаешь, тут прям конкурс объявили — кто из разумных существ выживет. И рептилии пока выигрывают. Один раз я заметила птицу. Она сразу улетела. Если предположить, что она может быть разумна, то мы однозначно проигрываем по всем позициям.

— Мы обедаем вилкой и жареным. Так что неизвестно, кто тут проигрывает. Миа, я тут прикинул — высокая скала тянется через весь остров — как бы разделяет его на две части. Неужели вы, когда жили посёлком, ни разу не пробовали забраться наверх?

— Конечное пробовали, засмеялась Миа. — А толку? Как ты себе это представляешь без скалолазного оборудования?

— Не знаю — попробовали бы продолбить какие-нибудь ступеньки в скале.

— И что? Ты ведь попробовал? Вниз, к уступу. А толку?

— Ты хочешь сказать, что на всём острове под известняком гладкие базальтовые плиты?

— А как ты думаешь, почему здесь не растёт деревьев? Это — не атолл в привычном понимании этого слова. Это какое-то каменное сооружение. Там, где ты долбил ступеньки к уступу, ты нарвался только на часть поверхности этих плит. Если бы расчистил пространство побольше, то увидел бы искусно обработанные базальтовые глыбы гигантских размеров, подогнанных друг к другу так, что комар носа не просунет. Мне кажется, что со временем это сооружение засыпало пылью и песком.

— Не похоже, — я присел на корточки и ковырнул грунт, и поднял белую палочку, покрытую пупырышками, — Это — то, что осталось от коралла. Его известняковый скелет. Мы находимся на высоте около сорока метров на уровнем моря. Та скальная гряда, что мешает нам попасть на ту сторону острова, если она, конечное существует, как минимум выше моря на сто-сто пятьдесят метров. И она тоже покрыта этой рифовой хренью. Раньше уровень моря здесь был значительно выше. Острова не существовало. Здесь — росли кораллы. Точнее не здесь, а там — я указал пальцем на высокую скалу. А потом уровень моря начал медленно снижаться, иначе откуда кораллы здесь и в самом низу. Глубже сорока метров они расти не могут. Здесь я нарвался на базальт, пройдя сантиметров шестьдесят породы, а как глубоко залегал базальт внизу?

— Да примерно так же, — ответила Миа и на момент задумалась, — везде, где мы не пытались сделать ступеньки или подкоп — везде через пол метра нарывались на базальтовые плиты. А зачем ты вообще страшиваешь?

— Хотел вычислить возраст это гигантского сооружения, да только вспомнил, что скорости, с какой растут кораллы, не знаю. Да и выветрилось всё здесь порядочно. Но факт остаётся фактом — раньше здесь стояла некая каменная крепость или... не знаю, что. Потом случился потоп.

— Почему сразу случился потоп? — тут же возразила Миа.

— Ну да, — согласился я, — обыкновенное цунами рифовых остатков бы не оставило. Значит, океан поднимался медленно. Ну а для таких процессов в масштабе планеты нужны даже не сотни, а тысячи лет. По крайней мере, с такими скоростями приходили и уходили на Земле ледниковые периоды. Там это происходило за тысяч сто лет. Потом океан начал уходить. Уходил, уходил и остановился. Возможно. Мы ж этого не знаем. Точно так же мы не знаем, сколько здесь простояло это каменное сооружение до потопа.

— И кто его построил, — добавила Миа.

— И зачем? Ты ведь заметила, какая ледяная вода в ручье. Откуда здесь вообще источник пресной воды. Шестьдесят метров над океаном.

— Можем проверить, кстати.

— Это как? — подивился я.

— Развалишь свой кочергой рифовую породу вокруг истока ручья и посмотришь, откуда он вытекает.

Кочерга у нас в последнее время стала незаменимой вещью. Вот уже несколько дней к ряду мы усиленно вспахивали ей "отхожую полянку". Кстати, не безрезультатно. Мы разжились ещё несколькими десятками ключей и брелоков, жестяной банкой из-под пива, жёстким диском из-под компьютера и неработающей зажигалкой. Похоже, что основной запас месторождения мы исчерпали в первый день. Но в одном месте кочерга упорно магнитилась к чему-то под присохшим дерьмом, но достать ничего не могла. За это время я изучил повадки рептилий — они садились гадить строго в одно и то же место, потом задними лапами отталкивали дерьмо ближе к скале и уходили. Впрочем, никаких действительно полезных вещей мы уже не нашли. Прошло больше недели и я понял, что раскопки уже бесперспективны.

Так уж случилось, что я снова стал свидетелем очередного переноса. В свободное время я любил посидеть на горячих базальтовых плитах, которые я очистил в попытке пробиться к рифовому уступчику. Хотя основной моей целью было изучение поведения рептилий. Я пообещал их завалить, и я должен был что-то сделать. Рептилии дежурили у Нижнего озера постоянно. Точнее кто-то из них двоих. Тут у них порядка не было никакого — иногда пару дней к ряду дежурил самец, а потом один день самка. Или наоборот. Но никогда они не оставляли озеро без присмотра. Никогда. На этот раз дежурила Самка. А я сидел и раздумывал, как пойду завтра откапывать исток ручья.

Самого момента я не увидел. Только услышал хлопок. Когда перевёл взгляд на буй, то просто не обнаружил его — вместо буя в глаза било яркое оранжевое пятно красной материи, под которой кто-то барахтался. Рептилия сразу же пригнулась и застыла. Интересно, что теперь я на попавшего человека внимания обращал мало — больше наблюдал за поведением рептилии. Дежурила Самка.

Человек, тем временем, сгрёб материю в сторону от себя и это оказался парашютист. Причём, какой-то неправильный. Одет он был в военный камуфляж, а за спиной угадывался чехол с оружием. Что ж, а вот, похоже, и разрешение наших проблем. Или нет. Что там Миа говорила про боксёров? Завалит он рептилий, но я то что с этим мужиком сделаю? Загоню его в яму? Свяжу ему руки? Не выйдет. А мужик явно заточенный под дела военные — с ним я не справлюсь.

— Я смотрю, у тебя решили отобрать объект мести, — сзади появилась Миа.

— Откуда ты узнала?

— Я всегда чувствую перенос.

— У него оружие. Оружие парашютисту просто так давать никто не будет. А значит, это человек, которого обучили убивать. Я думаю стоит его предупредить.

Миа внимательно посмотрела на мужика:

— Я думаю, не стоит. Получим очень непростого дикса.

— Но ты говорила, что они долго не живут. Подождём, сколько надо, а дальше он сам окочуриться.

— А ты не думал о том, что рептилии по ручью забраться на верх не могут, потому что не влазят в проём, который промыла вода. А человек сможет. Я тебе рассказывала, что болезнь у диксов срывает все рефлексы — это — да. Но срыв идёт по рефлексам ммм... которые касаются... которые относят нас к человеку разумному. Если этого мужчину обучали убивать... И, я думаю, в основном людей, то мы станем для него основной целью. Со всеми наработками, которые вложили в его мозг. У него ещё и оружие. Я бы, на твоём месте его не предупреждала.

Я, тем не менее, не смог сдержаться. Слишком я нежное дитя цивилизации и не могу вот так обрести человека на смерть. Пусть даже потом мне будет от этого только хуже.

— Отобьёмся, — бросил я Мие.

— Ты думаешь только о том, что ты отобьешься, — прошептала Миа мне на ухо, сделав ударение на "ты" — но ты не задумался, что он потом убьёт ещё и меня. Я то в чём виновата? В том, что не дала тебе умереть от жажды, когда ты болел? Да, тогда я тоже брала ответственность на себя. Но со мной больше никого не было, и я имела право на риск. Потому что я рисковала только своей жизнью. А ты теперь рискуешь не только своей, но и моей. Подумай внимательно.

— Но хоть какой-то шанс ему дать надо, — не стерпел я.

— Решай сам, — сказала Миа, поднялась и ушла.

"Бля, бля, и ещё раз бля!" — подумал я. Какой-то психологический тупик просто. Уверен ли я, что отобьюсь от сдуревшего мужика с автоматом? Ни хрена я в этом не уверен. И Мию он тоже завалит. Оставить его на съедение рептилиям? Не проворачивалось у меня такое. Сам был на его месте, да и крики последней девушки в памяти ещё свежи. Не смогу...

— Мужик! — заорал я.

Мужик, к этому времени, уже отстегнул стропы парашюта и обернулся в мою сторону, отыскивая взглядом того, кто его звал.

Я встал и помахал руками. Он меня заметил. Увидел, но молчал. И, вправду, что тут скажешь то?

— Мужик! — Снова закричал я и указал пальцем на пляж, — Ты туда аккуратнее плыви — там тебя ждёт рептилия. Её с буя можно завалить, она крупная — не промахнёшься.

— Какая рептилия!? — заорал, в свою очередь, мужик, и обернулся в сторону пляжа.

Рептилии не было. Пока я общался с жертвой переноса и Мией, Самка исчезла.

— Здесь живут две рептилии. Самка и Самец. Они убивают всех, кто сюда попадает. Будь осторожен.

Мужчина ещё раз всмотрелся в песчаный пляж и достал из чехла некое оружие, которое у меня, который ни разу не разбирается в оружии, ассоциировалось с простым словом "автомат". Потом обернулся ко мне и прокричал:

— Спасибо!

Он аккуратно опустился с буя в воду и, держа автомат над ней, поплыл в сторону пляжа. Тут взгляд мой привлекло какое-то ненормальное движение песка на пляже. Потом вода на кромке берега взмутилась и среди этой мути показалась рептилия. Под водой. Она закопалась в песок, пробралась в песке до воды, и теперь на приличной скорости мчалась к "десантнику" (так я его окрестил).

Естественно я начал орать во всё горло, но десантник ничего не услышал. Вероятно, в уши его бил шум брызг, которые он издавал при плавании. Бесшумно плавать в его экипировке было невозможно.

Всё случилось, почти как с девушкой. Десантник даже мяукнуть не успел. Просто ушёл под воду. Самка, кстати не мудрствовала, как Самец, мучая жертву. Или была слишком голодна. Я ведь не знаю ихние рептильские брачные взаимоотношения — может муж ей жрать не даёт, и она с голодухи дохнет. Просто увидел, что проглотила она десантника на ходу. Пока плыла к берегу под водой. Было видно, что с первого раза этот мужик в её горло не влазил. Но — постаралась. Даже крови в воде не было.

Я опустил руки. Раньше рептилии в песок не закапывались. Такое чувство, что Самка поняла, что десантника я предупредил.

Вернулся я на нашу лёжку в нехорошем настроении.

— Как наши птицы? — устало спросил я, — есть что поесть?

— Мы с тобой не выживем! — сказала Миа и уставилась на меня.

— И? — я безразлично поднял глаза.

— Мы с тобой не выживем! — теперь он сказала это по слогам, и повысив голос. — Ты не отвечаешь за себя! Ты не отвечаешь за других! Ты только что подставил меня! А я на тебя надеялась. Ты — говнюк и сопляк! Ты, видно, не понимаешь, что мы абсолютно в других условиях, не тех, где ты привык жить. Ты хоть понимаешь, что бы было, если бы тот мужик выжил? Конец человеческое расе! Он бы убил рептилий, а потом и нас с тобой. А потом бы и сам здох. Ты руководствуешься дебильным гуманизмом, а он здесь не катит. Здесь другие законы! Здесь про всё это нужно забыть. В вашей Африке, мне рассказывали, каждый до крови борется за свою шкуру, чтобы выжить. Интеллигент херов! Ну как ты не можешь понять, что здесь всё совсем по-другому!?

— Тогда зачем ты меня спасала!? — на этот раз, сорванный с катушек, заорал я, — и только не говори, что ты не человечна! Ты сама не хочешь признаться себе, что в тебе человечность есть! Ты не хочешь быть животным, которое перегрызает горло любому, кто станет у него на пути. Только проще взвалить ответственность на другого. Пусть он решает животные вопросы, а я, мол, останусь человеком. Миа — я не в Африке и никогда там не был. Я был человеком — я им и останусь.

— Вот и оставайся, — произнесла Миа и вскочила на ноги. Через минуту она скрылась среди россыпи рифовых кораллов.

Глава 9

Интересно, она со всеми такая психованная, или только со мной? Я тоже не намерен с ней нянчиться — хочешь уходить — уходи! Сама придёт, когда есть захочется. Голод к гуманизму не располагает.

Я же тщательно обдумывал свои следующие действия. Через некоторое время 'отхожая полянка' должна была пополниться свежим содержимым. Учитывая, что рептилии, вероятнее всего, хладнокровны — через несколько деньков. Оружием я не разживусь, с полной уверенностью могу сказать, что оно осталось на дне Нижнего озера. Но, даже если рептилия и проглотила автомат, желудочные соки обязательно сделают его нерабочим. Интересно, если бы я не предупреждал десантника, и оружие осталось в чехле, что бы произошло? Ведь, скорее всего, чехол герметичен. В любом случае на нормального десантника должна быть навешана масса интересных штучек — начиная ножом и заканчивая сухпайком.

Утром я почувствовал себя как-то некомфортно. Долго думал, в чём причина, пока не понял, что не хватает общения с Миа. Не завидую я, пожалуй, тому же Робинзону Крузо — если меня в первый день так коробит, то представляю, как ощущать одиночество годами. Хотя, наверное, привыкают. Всё равно ведь столкнёмся на этом узком участки суши рано или поздно. Что ж, когда столкнёмся, тогда и решать будем. Для начала, пока не проср...сь рептилия, пора проверить задумку с истоком ручья. Тем более, что около ручья находилась наша полевая кухня. Дело в том, вода в ручье, как я уже и говорил раньше, была жутко ледяной и, единожды наловив два десятка птиц, мы оставили их на хранение в этом естественном холодильнике.

Уминая пернатую дичь, задумался о соли. Здесь её взять было где. Поскольку моя печка из фольги и зонта чаще всего была не занята, можно было бы оставлять в кастрюле морскую воду — половины дня хватило бы, чтобы от неё осталась только соль. Беда в том, что здесь, наверху, морской воды нет — только пресная, хотя...

Я вскочил на ноги. Вспомнил, что самое низкое место над морем около двадцати метров. При длине моей верёвки около тридцати. Сразу же захотелось проверить теорию и, схватив верёвку и кастрюлю, я помчался в восточную сторону острова. Передвигаться по рифовым разломам я научился уже достаточно неплохо, и теперь, скакал, как сайгак по скалам.

Набрать морской воды оказалось, не составило никаких проблем — привязал верёвку к двум ушкам, стравил её вниз, аккуратно поднял и получил целую кастрюлю замечательной морской воды. Даже на вкус попробовал — гадкая. Эх, была бы нормальная верёвка — можно было бы и рыбу ловить — крючки же я придумал, но верёвка из кожи в воде, тем более солёной, однозначно долго не протянет.

Обратный путь занял у меня значительно больше времени — не хотел расплескать добытую мной воду. Приладил её на моём 'камине', подхватил кочергу, и отправился к устью ручья.

Порода здесь оказалась значительно сложнее, чем мне когда-либо попадалась. Наверное, сказалась вода, которая со временем сцементировала известняк. За несколько часов работы мне удалось углубиться в породу всего на тридцать сантиметров. Кроме всего прочего я жутко задубел. Приходилось отходить в сторону и греться на солнце. Понятия не имею, что там могло охлаждать эту воду, но всё это явно связанно с этой каменной постройкой, о которой говорила Миа. В итоге, работы мне пришлось закончить — я не хотел пропустить момента, когда нагадит рептилия — дерьмо на этой жаре высохнет за один день и потом трофеев, возможно, мне уже будет не достать.

Впрочем, на отхожей полянке ничего не изменилось. Придётся навещать её как минимум три раза в сутки. На полевой кухне меня ждал сюрприз — против моих пессимистических ожиданий, вода в кастрюле выкипела. Со дна её своей незаменимой эмблемой я соскрёб столько соли, что ею удалось наполнить одно отделение коробочки для линз. Кстати, перекапывая скарб, в поисках набора для линз, нарвался на зеркальце и глянул на себя. Красота — я узнал себя с превеликим трудом. Туземец с Кот-д'Ивуара, а не Петя с Земли. Кстати, интересно, где мой кот? Но если у туземца с Кот-д'Ивуара не росла щетина, то у Пети с земли была видна изрядная бородка. Вот уж чего я на себе не люблю, так это ДКР (древесно-кустарниковая растительность) на лице. Попробовал кромсать её эмблемой, и в итоге получилось некое странное произведение сумасшедшего парикмахера, которому бы сам Сальвадор Дали позавидовал бы. Кроме всего этого у меня здорово отрасли ногти и начали мне попросту мешать. Тут я вспомнил, что в наличии имеется маникюрный наборчик, и эту проблему быстро решил. Интересно, а как эту проблему решала Миа? Вспомнив её покоцанные ногти, понял — грызла. Ну ладно — на руках ещё ногти погрызть можно, а что делать с ногами? Вот, нарываешься ты случайно на небольшой камешек, цепляешь краем ногтя... и выдираешь ноготь ноги вместе с мясом. С другой стороны ведь и на Земле дикие племена как-то этот вопрос решали. Только как? Вероятно, Миа знает.

Я закидаю камнями первого, кто мне скажет, что человек произошёл от обезьяны. Не — может и от обезьяны, но только не Дарвиновским путём. Зачем, мне скажите, любому животному волосы на голове, которые могут неограниченно расти? У животного нет инструмента их подрезать, подгрызть их тоже невозможно. И вот вырастает у дикой обезьяны лет за пять шикарная причёска длиною метра в полтора (а я в нашем городе встречал одну даму, которая принципиально не стригла волосы — косу она складывала в несколько раз, чтобы та не тащилась по земле). Ну и что, подскажите мне, обезьяне делать с такой шевелюрой? Как прыгать с ветки на ветку? Как охотиться, если необходимо постоянно поправлять волосы, лезущие на глаза? Ох, дурят нашего брата относительно происхождения человека от обезьяны. Хотя есть несколько другой вариант, над которым я задумался, чтобы скрасить часы одиночества перед закатом. Я не расист, но, похоже, от фактов не уйдёшь. Кто не имеет бороды? Большинство негроидной расы и часть монголоидной. К европеоидной борода прикладывается в обязательном порядке. А теперь сравним ммм... заслуги перед наукой представителей всех этих рас. На первом месте стоит европеоидная раса, на втором — монголоидная. И на последнем — негроидная. Анализ приводит к следующим результатам — Природа поняла, что наименее развитая, в интеллектуальном смысле, раса не сможет себе отрезать волосы, так как не освоит простейшие режущие инструменты, и погибнет от того.... что волосы за ветку зацепятся или ещё что. Более развитая раса всегда найдёт, чем себе и волосы отрезать и бороду сбрить (что, в технологическом смысле, намного сложнее) и заподлянку тёще устроить. Вот такие меня в тот день постигли рассуждения. Чем отличается дикарство от цивилизации? Есть конкретное доказательство. Знаете, почему олимпиаду по бегу всегда выигрывают какие-нибудь негры с чёрной Африки, а олимпиаду по стрельбе белые? Не потому, что белые всегда привыкли стрелять в негров, а те от них убегать. Потому, что есть дикарство, а есть цивилизация.

Ну почему в сумке той дамочке не оказался набор для депиляции!?

Утром я не обнаружил в ручье одной птицы, которых вечером специально сосчитал. Похоже, Миа проголодалась. Это мне уже понравилось. Я не хотел, чтобы она меня 'лечила', и сейчас это был своеобразный экзамен на прочность. И, в этом случае, уступать мне нельзя. Мужик я или не мужик!? Дама упорно претендовала на лидерство. Она считает, что если лидером буду я, то мы оба погибнем. А я считаю, что если бы лидером была она, то мы бы уже давно свои голодные кишки на ветру сушили. И я прав. Потому что так считаю я. Если я так думать не буду, то мы точно не выживем. Птичку спёрла — я не в обиде.

С утра я наведал 'отхожую полянку'. Или у рептилии был запор или она действительно долго переваривала десантника, но изменений в представшей передо мной картинке не было. Потом сходил за очередной порцией морской воды. Перед тем, как поставить её в 'камин', зажарил птицу с солью. Оказалось, что вкус солёной пищи я напросто забыл и, если по-честному, обошёлся бы вообще без соли без какого-либо дискомфорта. Но, попробовав, после такого длительного перерыва, посоленную еду... Ммм... Понял, что без соли больше не обойдусь. Потом отправился на свои 'раскопки'.

На этот раз вышло всё несколько прикольно. Работая кочергой, я нащупал некий крупный закаменевший объект. Чтобы не тратить время на его разлом, обработал по краям. И тут случилось неожиданное. Глыба начала подниматься на меня, и я едва успел отскочить, а в воздух ударил гейзер ледяной воды. Меня сразу же окатило, и я, матюгаясь, кинулся проч. Гейзер бил не прямо вертикально, видно цеплял за часть породы. Под углом в сорок пять градусов вода выстреливала куда-то совсем в другую сторону от прежнего русла.

— Вот мы и повернули северные реки вспять, — сказал я сам себе.

Добраться до основания устья теперь возможным не представлялось. Теперь в радиусе десяти метров от выхода воды на поверхность замерзнуть можно было за несколько секунд. Вот и слушай после этого женщин!

Я устало попёрся к 'отхожей полянке', чтобы в очередной раз проверить, нет ли у Самки проблем с пищеварением. Я не доктор, но, похоже, у неё действительно был запор — какой-то трудно перевариваемый десантник попался.

Усталый и расстроенный я добрался до 'полевой кухни', наскрёб соли во второе отделение контейнера для линз, и завалился спать.

Ночью меня разбудил Ра.

— Кыса! — схватил кота я, — а ты как сюда попал!?

— Мур, — ответил кот, и прижался ко мне, чтобы поспать.

Я тоже заснул.

Утром мне всё стало абсолютно ясно. Ручей исчез. Вода, вероятнее всего, нашла себе другой выход, и старое русло речки пересохло. Ра не мог подняться наверх по единственному существующему пути, потому что не любил воду. Но на этот раз вода исчезла. Ручей поменял русло.

Ра умял как минимум одну птицу. Весом с его самого. Или у него метаболизм быстрый, или я не знаю что. Единственное существо, которое мне напомнило о моём мире, и я был ему очень благодарен. Не миру, но существу.

— Что ж, Ра, — с Миа я разговаривать уже не мог, поэтому болтал с Ра, — пошли, по утренней программе я должен проверить 'отхожую полянку'.

Ра, будто понимая человеческую речь, прижался к моей ноге. Коты, конечное, как говорят, независимы и своенравны. И могут похерить всё в марте-месяце. Ну так мы, люди, ради баб совершаем ещё и не такие глупости.

О запасе птиц в ручье можно было забыть, так как последний сменил русло. Оставалось пару тушек в Верхнем озере, но их, скорее всего, подчистила Миа.

На этот раз мне повезло больше — на полянке виднелась свежая куча. С надеждой закинул кочергу, и к ней сразу же что-то прилипло. Уловом оказался рожок с патронами. В принципе, патроны без оружия почти бесполезны, но если покумекать толком, может где и сгодятся. В следующий заброс я отчётливо услышал звук металла об металл, но ничего не вытащил. Может быть, там был предмет из алюминия или меди. Спустя еще пяток забросов мне попалась более полезная вещь — сложенная сапёрская лопатка. Копать здесь, правда, нечего — кругом сплошные камни. Но в будущем... к кочерге прилипло что-то ощутимо тяжёлое. Пока тянул, не мог разобрать, что это. На вид — бесформенный кусок дерьма. Когда я достал его наверх и немного очистил, то, вначале даже не поверил в свою удачу. Это был сложенный парашют. Стоп — ведь парашют десантник отстегнул ещё около буя. Я хлопнул себя ладонью по лбу — ведь есть ещё и запасной — и это он и есть. Наконец я нашёл вещь, которая открывала мне дорогу к охоте на рептилий.

К Верхнему озеру мы с Ра пришли только к вечеру. Птицы, что хранились в воде, исчезли, как я и предполагал, однако до наступления темноты, мне удалось парочку выловить. Интересно, откуда здесь столько пернатых? Наверное, ближайший отсюда остров находится слишком далеко и этот атолл они используют, как перевалочную базу.

Свою птицу я не ел — слишком привык к жареной пище, а сейчас было темно, и поджарить её не было возможности. Ра наоборот предпочитал сырое мясо и, минут через десять, уже сладко дремал у меня в ногах.

Все свои дела я начал с утра. Вначале решил разнообразить наш рацион. В Верхнем озере водилась большая рыба — часто она плескалась на поверхности, но поймать её голыми руками было невозможно. Тех же малюпасеньких рыбок, что мы с Миа ловили на мелководье, даже Ра, думаю, есть бы побрезговал.

Достав плоскогубцы и стальную пружинку от блокнота, я отломил кусочек проволочки, с грехом пополам наточил. В общем, соорудил что-то вроде крючка. После наступил самый волнительный момент — разборка парашюта. Стропы оказались сплетены из десятков капроновых нитей потоньше. Я раскрутил одну стропу на десяток нитей, связал их друг с другом и получил капроновую нить длиной около 90 м. Верёвку, за неимением лучшего, намотал на баллончик с лаком. Привязал крючок и только сейчас подумал, что неплохо бы и грузила придумать. Известняк не подойдёт — слишком лёгкий. Потом пришла в голову мысль привязать несколько ключей, ну уже и с этой мыслью вспомнил, что один из брелоков — массивный металлический кубик. Самое то, что надо. Насадил на крючок кусочек потрохов птицы, размотал верёвку и закинул как можно дальше. Другой конец привязал к кусочку риф, выступавшему из скалы. Верёвка свободно плавала по воде, и, если рыба проглотит наживку, это сразу можно будет заметить по натяжению верёвки.

Я уселся рядом с моей импровизированной донкой, и занялся стропами. Их оказалось 29 штук (одну я уже распотрошил) длиной по 9 метров каждая. Неплохо. Отбрасываем 2 штуки на всякие другие нужды, остальные сплетаем по три в косичку, как я уже делал с полосками кожи из-под куртки и получаем 9 девятиметровых кусочка или, учитывая, что длина при деформации в косичку изменится, около 70 метров каната, который выдержит даже самого ожиревшего человека.

Только я занялся плетением каната, кА краем глаза уловил, что шнур на воде шевелится. Причём как-то странно. Я думал, что рыба потянет приманку куда с большей скоростью. Ради интереса решил достать шнур, и ощутил порядочное сопротивление. Начал тянуть дальше, но рывков не было — такое чувство, что крючок зацепил какой-нибудь хлам.

Хлам оказался крупным пресноводным крабом размером с моего кота. Ра он сразу не понравился — кот зашипел и спрятался за мою спину. Крабу кот тоже не понравился, воинственно подняв клешни, он отправился в обход меня, чтобы достать моего любимца. Меня он, почему-то проигнорировал, а напрасно, потому что у меня была кочерга, которой я наглеца к земле и припечатал.

Краба я поставил печься в зонтик, а сам продолжил плетение каната. К обеду на мою приманку попался какой-то... крокодильчик, что ли. Раньше я таких зверей не видел. Тоже агрессивный и шустрый. К нему тоже пришлось приложиться кочергой, после чего и крокодильчик пошёл под раздачу.

— Кто следующий? — спросил я Ра, высасывая очень недурственное мясо из клешни краба, — покемон или Чебурашка? Нормальных рыб здесь, я так понимаю, вообще нет? Эх — нету Мии на этом празднике жизни.

— Нам такие попадались, — я вздрогнул от голоса за спиной.

— Успокоилась? — спросил я, разглядывая Мию.

— Всё равно мы никуда сейчас друг от друга не денемся, — безразлично откликнулась она, — я просто лишний раз убедилась, что в голову тебе ничего не впаришь.

— А, ты хотела меня переучить, — засмеялся я, — так даже мои родители меня называли неуправляемым. Что уж говорить про тебя.

— Очень плохо, что ты не вариабелен — ты не сможешь приспосабливаться к изменяющимся условиям среды.

— Да ну!? — съязвил я, обводя рукой разложенные на земле предметы, добытые или сделанные мной, — короче, кого валить будем первого? Самца или Самку.

— Не геройствуй. Я пока не вижу, каким образом ты собираешься это сделать.

— Не образом, матушка, — я потряс в воздухе кочергой, — а сиим незатейливым инструментом. Крокодильчиков готовить умеешь? — уже серьёзно спросил я.

— Неа.

— Вот и учись, а я пока веревочки плести буду, чтобы осуществить свой коварный план.

К вечеру канат был готов. Из оставшихся двух строп я свил ещё одну верёвку, метров тридцать в длину, но несравненно более надёжную, по сравнению с имеющейся кожаной.

Крокодильчик оказался на вкус превосходен. Наверное, нам так казалось, потому что птица опротивела — организм требовал микроэлементов и веществ, в птицах не содержащихся. А уж как хотелось какой-нибудь травки — капусты или бананчика, так и говорить не буду.

— Основная наша задача на сегодня — достать лебёдку, — сказал я Мие утром.

— Я уже догадалась. При помощи наших старых методов.

— Рептилий мы валить будем тоже при помощи наших старых методов, вот только масштабы изменятся.

На пляже сегодня дежурил Самец. Нас он заметил сразу и я поприветствовал его, ставшим уже привычным, некультурным жестом.

Хорошо, что с самого края обрыва располагалось несколько достаточно увесистых валунов. Об них мы привязали канат, другой его конец выходил на рифовый уступ.

Никогда не занимался скалолазанием, но с самого начала спуска мне стало страшно — обвиться всем телом вокруг каната, как это делал на уроках физкультуры в школе, не получалось. Канат был слишком тонкий и, к тому же, вплотную прилегал к скале. Пришлось, упираясь в камень ногами, положиться на силу рук. Примерно на середине спуска в скале начиналось углубление, и мне пришлось повиснуть на одних руках. Но самый большой сюрприз ожидал меня внизу.

Спустившись на уступ, я оказался перед пещерой, скрытой от окружающего мира каменным отрогом. Чувствовалось, как в пещеру втягивается воздух. Выходит — это не тупиковая пещера. Ведь где-то воздух и выходит.

— Эй! У тебя там всё в порядке!? — Прервал мои размышления крик Мии.

— Нормально, — проорал я. — Верёвку спускай.

Верёвку с кочергой я с собой не брал, чтобы проще было спускаться. Решили, что потом её мне спустит Миа. Через пару минут я увидел спускающийся конец верёвки.

— А кочерга где? — крикнул я.

— У меня, — послышались слова и Миа.

Я беззвучно выругался.

— И что!? Ты на меня её сейчас сбросить собираешься!? Другого способа меня угробить ты не придумала!? Затаскивай обратно и спускай кочергой вниз!

— А ты не ругайся на меня.

Как она может всё слышать? Точно она не человек. А если и человек, то с ооочень большими странностями.

Как только кочерга оказалась у меня в руках, Миа сбросила вниз верёвку. Я забрался на каменный отрог — в высоту он был несколько метров. Над водой же он возвышался метров на пять. Отсюда лебёдка была как на ладони. Важно было зацепить трос, а не её. Лебёдка слишком тяжёлая и есть вероятность, что наш самодельный магнит её не сможет вытянуть. Нет — стянуть с буя — стянет. И тогда потеряю и лебёдку и трос.

Трос уходил в воду с левой стороны буя, и я начал забрасывать, целясь метра два в левую сторону от буя. Буй ведь тоже мог притянуть кочергу, а от этой аномальной гадости можно было ожидать какой угодно гадости.

Впрочем, кидать долго не пришлось — я почувствовал натяжение, и увидел, как трос на буе зашевелился. Потом повернулся в мою сторону. А потом кочерга отцепилась. Видно не выдержала веса троса или трос зацепился о что-нибудь на дне.

Теперь каждый мой бросок был точным — почти всегда кочерга находила трос, но ей не хватало силы его вытянуть — однозначно — трос за что-то зацепился. Я промучился около часа, пока мне не повезло — кочерга зацепилась за трос не магнитным притяжением, а своим изогнутым концом. Намертво. Только, когда я обмотал верёвку вокруг своего тела и, рискуя порвать её, напрягся из всех сил, верёвка внезапно пошла легко — невидимая преграда исчезла. В самом конце я снова потерял трос, но теперь достать его магнитом не представляло труда.

Теперь предстояло вытянуть лебёдку, к которой крепился трос. Я специально дёрнул трос изо всех сил, чтобы лебёдка прошла по инерции под водой как можно большее расстояние. Лебёдка тяжёлая, и будет цеплять на дне всё подряд. Но, слава Богу, обошлось, и через несколько минут в моих руках оказался долгожданный предмет. Уж с ним-то я развернусь. Рептилия всё это время пристально наблюдала за моими действиями. Мозгов у неё не хватало, что я только что вытащил её смерть.

Осталось только доставить эту смерть наверх. Как и себя самого.

К канату я привязал трос с лебёдкой, к лебёдке верёвку с кочергой. Осталось забраться по канату на скалу и всю эту связку, одну за одной, поднять наверх.

Я задрал голову и сильно засомневался в своих силах. Если спустился я сюда с трудом, то подняться будет намного сложнее. Но, делать нечего, я поплевал на руки и ухватился за канат. Пятнадцать метров мне предстояло подниматься по канату, используя одни только руки. Слава богу, я весьма нетяжёлый человек. Но для меня всё равно эти пятнадцать метров дались адски тяжело.

А вот дальше начались проблемы, которые я не предусмотрел. Дальше канат висел впритирку со скалой, а упереться ногами, чтобы его приподнять, не во что было. Точнее было, но слишком далеко — в полуметре. Я попытался несколько раз достать ногами до этой стенки, но понял, что у меня ничего не выйдет. Покуда я барахтался, силы вконец ушли из моих рук. Попытался, было, обвить канат ногами, чтобы повисеть и отдохнуть, но не тут то было — он был слишком тонок для таких манипуляций. Как я не догадался обмотать руки какими-нибудь тряпками? Подкладкой из-под куртки, в конце концов. Короче, морщась от боли аккуратно поехал вниз — сорваться с пятнадцатиметровой скалы мне никак не улыбалось.

— Какие-то проблемы? — крикнула Миа.

— Большие, — злобно ответил я, зная, что она меня всё равно услышит.

— Какие?

— Проблемы в том, что ты слишком много слышишь.

— Пётр, не нуди. Я ведь волнуюсь.

— Ты!? Волнуешься!? — возмутился я, — как же, поверил. Вот тебе прекрасный шанс избавиться от меня. Ты же сама говорила, что вместе нам на этом атолле не выжить.

— Пётр! Что случилось!?

— Случилось то, что я отсюда не выберусь. Однозначно. Всё закончено Миа. По крайней мере, со мной. Единственный шанс — плыть через озеро, но там меня с начала дня бдит мой близкий друг и товарищ — Самэц! — нарочно исковеркал слово я.

— Пётр, — вдруг голос её изменился, — я хочу, чтобы ты знал одну вещь.

— Какую?

— Пётр, извини меня за все мои гадости, которые я сделала тебе. Ты мне понравился с первой нашей встречи, но... После того, что со мной сделал тот, кто был до тебя... Я сама себе поклялась... Я не могу переступить теперь через саму себя.

Ого, мысленно удивился я, она ещё и рыдать умеет.

— Один раз ты сам меня почти вытянул из этой депрессии своим, не знаю, оптимизмом, догадливостью. Если бы я знала, что смогу так глупо потерять тебя... Я последняя дура. Дура!

Она и дальше пыталась что-то там говорить, но до того расплакались, что слова ей давались с трудом. Тем более громкие — негромких на таком расстоянии я не слышал.

Потом, вдруг, в её голосе прорезалась радость:

— Петя! Петечка! Какие же мы с тобой дураки.

Нет, — подумал я, — себя можешь, может быть, в дуры и причислять, а меня в дураки не надо. Хмм... Уже Петечка.

— Петенька, ты меня слышишь?

— Слышу.

— Дураки. Мы ж не подумали о варианте с духами. Я сейчас сбегаю и спущу тебе их — возможно, если наша теория верна, то рептилия тебя не тронет.

— Подожди! — заорал я, — Ты с лебёдкой работать умеешь?

— Примерно представляю, — она до сих пор всхлипывала.

— Поднимешь сейчас за канат лебёдку с тросом, спустишь трос мне, и лебёдкой поднимешь меня. Придётся, правда, очень много поработать рычагом. Усекла?

— Ты это с самого начала знал!?

— Да, — пожал плечами я.

— А почему сразу мне не сказал!? — всхлипывания почему-то исчезли, а остался только холодный надменный тон.

— Ты ж мне слова не дала сказать.

— Вот и останешься теперь здесь ночевать! — чуть ли не в истерике проорала она.

С характером, — задумался я.

Глава 10

На закате я пронаблюдал сцену смены караула. Похоже, Самец с Самкой не церемонился. Маханул ей хвостом, отсылая на дежурство, и был таков. Не поверю я, что они могли питаться двумя людьми в месяц. Такие габариты должны были требовать массу энергии для поддержания организма в рабочем состоянии. Я заметил, что на дежурстве рептилии вообще сидят статуей. Экономят калории. Или, может быть, у них новомодная фишка — похудеть. Видно Самка меньше Самца отнюдь не в силу генетики. Жратву он у неё забирает. Вот и исхудала, болезная.

В любом случае не могут они кормиться только человеками. Это я понял ещё тогда, когда изучал динамику и периодичность их походов на 'отхожую полянку'. Значит, остаётся только Большое озеро. Да и Нижнее как-то соединяется с морем. Выходит обыкновенная экологическая штука. Ну, подчищают рептилии фауну Большого озера. Соответственно, там богато развивается флора. А это — жирный кусок для фауны. Вот она и лезет себе на голову. И рептилиям на закуску.

Мои ботанические размышления прервал гул, доносящийся из пещеры. Вечерело здесь мгновенно, и, как только за горизонтом исчезло солнце, в пещере завыл ветер. А значит где-то там, на той стороне пещеры, друга теплопроводность пород, другой микроклимат и, вообще, парафия другая. Вот и возникает разница давлений, создающая поток ветра. Сейчас, конечно, я эту пещеру исследовать не пойду. Один, без пресной воды, без освещения. Спасибо — я не смертник. Но потом пещерку эту нужно будет осмотреть.

Миа. Большей паскудницы я за всю жизнь не встречал. А может у неё и вправду какая психологическая хрень? Только за что именно мне с этой хренью разбираться? Хватит, был уже женат — хватило. Знаем мы вашу, женскую натуру. И любовь до гроба и без гроба, но с рюречками.

Но в Мие что-то было. Если обычные девушки поступали, вначале давя на нежные чувства, а потом избавлялись грубыми, то она приняла меня грубыми, а прощалась нежными. Нет. Ни хрена я в девушках не разбираюсь. А раз нет — то и нечего морочить себе голову.

Не слишком то и благородно оставлять меня ночевать на этом уступе. Хотя, возможно она лишь разыграла этот ход — до темноты поднять меня она всё равно бы не успела, а так и меня, мол, проучила, и рисковать мной не стала.

Ночевать на уступе было не слишком то и комфортно — особенно этому способствовал открытый зев пещеры, который только нагонял страху. Ещё не успело рассвести, как краем уха я уловил движение каната. А значит, Миа не выдержала, и решила начать спасательную операцию, как можно раньше. Переживала, видать, всю ночь.

Подъем больших хлопот не доставил. Я, обвязавшись с ног до головы канатом, привязанному к тросу с лебёдкой, раскачивался и отдыхал всё то время, что понадобилось Мие для поднятия меня на такую высоту. Потом мне ждать попросту надоело и, когда я преодолел высоту, где трос шёл впритирку со скалой, взял инициативу в свои руки, упёрся ногами в камень, и выбрался самостоятельно.

— Ну и куда мы прячем свои подлые глазки? — уставился на Мию я.

— Забудем, — так вот просто отмахнулась она, — какие наши дальнейшие планы?

— Ладно, — согласился я, — для начала надо запастись едой. Нам придётся много подежурить. С тебя птицы, а с меня рыбы. Ну или другая нечисть, что водится в Верхнем.

До вечера я поймал двух крабов и трёх увесистых рыбин, названия которых я не знал. Пропитание я не умерществлял, а привязал шнуром к рифу и пустил в озеро. Птиц мы зажарили.

— Итак, — произнёс я, когда следующим утром мы стояли над 'отхожей полянкой', — мы имеем опыт ловли петлёй птиц — у нас уже очень неплохо получается данный вид охоты. Чем рептилия отличается от птицы? Правильно — габаритами! Но у нас и верёвочка теперь покруче. А поскольку гадят они строго в одном месте, потом, выгребая экскременты в сторону, то проблему поимки рептилий я не вижу.

— Я вижу проблему в том, как разложить петлю, — Миа догадалась о моих планах и сейчас наблюдала, как из металлического троса я мастерю петлю.

— Сначала я хотел попробовать петлю закинуть с обрыва. Но, думаю, это слишком рискованно. Если с первого раза петлю затянуть удачно не получится, может сдаться, что рептилии сообразят, что к чему, и больше на такую ловушку не купятся. Придётся спускаться вниз. Слава богу, это можно сделать не отходя от кассы — ведь теперь у нас есть канат.

Риск, конечное был, и я это прекрасно понимал, когда спускался по канату. Упорно казалось, что из густого кустарника на тебя кто-то смотрит. Однако, всё обошлось — я удачно разложил петлю и поднялся наверх. Другой конец троса мы прикрепили к толстому коралловому наросту, выходящего прямо из земли наверху. Оставалось только ждать.

Мие пришлось взять на себя роль повара и охотника, а я лежал на солнышке и посматривал за полянкой. Вечером я понял, что в мой план вкралась ошибка. А что если рептилию припрёт именно ночью, когда вообще ничего не видно. Ведь я не наблюдал за полянкой по ночам и совершенно неизвестно, есть ли для хищников разница между днём и ночью.

Рептилия пришла через три дня. Рано утром. Точнее, пришёл, так как это был Самец. Меня он увидел сразу, но к моему присутствию отнёсся абсолютно равнодушно. Зыркнул, развернулся ко мне спиной, и принялся за свои дела. Двумя задними лапами он стал по самому центру петли.

Я глубоко вздохнул, даже перекрестился, и с силой дёрнул за трос. Петля стянулась, обхватывая зразу две лапы, а я заработал лебёдкой так быстро, как только мог. Самец несколько недоумённо посмотрел на трос, потом на меня, но процесс испражнения не прекратил — не придал происходившему какого-либо важного значения.

Тем временем трос достаточно сильно укоротился, чтобы начать потихоньку двигать саму рептилию. Тут до Самца дошло, что что-то происходит не так, и он будто взорвался, оттолкнулся задними лапами от земли, пытаясь отпрыгнуть с опасного участка земли. Трос от этого стянул задние лапы ещё сильнее, а Самец, взлетев в воздух на несколько метров, тяжело рухнул на грунт.

Раньше я никогда рептилий в такой ярости не видел. Поглощали они своих жертв тихо и культурно, разве что поиздеваться могла. Сейчас же на беснующегося зверя без содрогания смотреть было невозможно. Дерьмо от полянки долетало даже до меня, а окружающие кусты покрылись равномерным толстым слоем испражнений. Извиваясь всем телом, махая головой, хвостом и передними лапами, Самцу всё-таки удалось освободить одну лапу. На душе у меня похолодело. Догадайся он сейчас подойти к самому уступу, чтобы натяжение троса исчезло, и хорошо помахать лапой, он бы без труда освободился.

Но рептилию сгубила ярость. Рыча и ревя, он со всех сил рвался против того направления, куда вытягивал его я.

Работая лебёдкой, я совсем не заметил, что на крики прибежала Миа, которая с утра ушла на рыбалку.

— Вот это силища, — восторженно произнесла она, глядя на беснующуюся рептилию.

— Я вот и боюсь, — задыхаясь, произнёс я, что не выдержит каменное основание, за которое крепится трос. За сам трос я не боюсь — он и для больших нагрузок предназначен.

— А вот и дама проснулась, — Миа указала на заросли кустарника. Среди зелени будто торпеда, только листочки и веточки во все стороны летели, на помощь Самцу бежала Самка. Самец, увидев её, внезапно успокоился. Нога его, к тому моменту, задиралась вверх на скалу. Самка мгновенно оценила ситуацию, подбежала, прежде всего, к петле, помызгала её зубами, после чего прислонилась лбом к голове Самца, и оба они застыли.

— Похоже, они общаются. — выдвинула версию Миа.

Мне было не до версий. Мне всё это не нравилось. Пот заливал глаза, но я даже его не вытирал, а качал рычаг лебёдки.

Рептилии, наконец, перестали 'разговаривать', и Самец начал пытаться подтянуться на подвешенной лапе, но ему мешала скала и его же большой вес.

— Неужели он догадался, что петлю можно ослабить!? — в ужасе произнёс я.

— Не, — сказала Миа. — Сам — не догадался. Ему Самка подсказала.

Впрочем, уже было поздно. Самец мало того, что выбился из сил, так уже и попросту висел в воздухе, подвешенный за лапу. Физиологически он, вероятно, не мог поднять свой вес выше её.

Он уже не бился в истерике — только злобно урчал, свесив вниз голову.

— Ну что? — крикнул ему я, — голова не кружится?

На меня, вдруг, уставилась Самка. Молящими глазами.

Говорят, крокодилы плачут не из-за того, что сантиментальны и ранимы — так они избавляются от избытков солей в организме. Самка же плакала совсем не из-за солей. Так, пристально на меня глядя, она просидела минут пять, пока не поняла, что на жалость её я не куплюсь. Потом в её взгляде что-то резко изменилось в весьма злобную и нехорошую сторону. Рептилия фыркнула и скрылась в кустарнике.

— Она тебя за всё это никогда не простит, — Миа рассматривала тоскливо висящего Самца.

— Больно нужно мне её прощение, — брезгливо сморщился я.

— Мне кажется, что она уже в такую ловушку не попадётся. Больно умная.

— С этим мы потом разберёмся. Я боюсь, что она Самца как-нибудь постарается освободить.

— Каким образом? Освободить его можно только опустив трос, а сделать это можно только сверху. Повесит пару дней, и здохнет от голода и жажды.

Самка пришла в этот же день вечером. В зубах она держала здоровенную рыбину килограмм на пятнадцать.

— Ты смотри, — мы не рискнули в этот день уйти с этого места, чтобы, так сказать, проконтролировать весь процесс, — у них отношения, как у нас с тобой. Она еду приносит, она, вон, на крик прибежала тогда. Как и ты.

Самка потянула рыбину к Самцу.

— Надо разнообразить ей процесс кормления, — Миа выискала на земле приличных размеров булыжник, и кинула в рептилию, но промахнулась. — так она вскармливать его может вечно.

Однако всё оказалось куда прозаичнее. Видно анатомия рептилий была такова, что пищу они могли проталкивать в себя как угодно, но только не вниз головой. Больше часа Самка пыталась скормить рыбину супругу — он старался, как мог, но рыба вываливалась из его пасти.

В конце концов, отчаявшись, Самка легла брюхом на землю и тихо заскулила.

Мы не знали, когда Самец здохнет. Опустим так трос, а он оживёт. Так что пусть повисит. Самка не отходила он него ни на шаг. Трое суток спустя, когда я заглянул на 'отхожую полянку', Самки не было.

Конечное, Самка могла схитрить, чтобы вынудить меня опустить трос, но даже визуально глядя на Самца было хорошо видно, что он мёртв. Жаркое солнце быстро выпарило из него влагу, а нахождение в перевёрнутом состоянии трое суток не сказалось положительно на здоровье. Трос, тем не менее, я не отцеплял. Мне он пока не нужен, а Самец пусть повисит. Пока не завоняет.

В этот же день мы заметили изменения на острове. Самка не вышла на дежурство. Учитывая, что рептилии друг друга сменяли, а теперь осталась она одна — это не удивительно.

— Главное, чтобы Самец не успел её обрюхатить, — говорила Миа. — Может она сейчас на яйцах сидит. Тогда все наши усилия коту под хвост.

Кота, кстати, Миа полюбила. Ра сейчас сидел у неё на коленях.

Самец завонял уже на четвёртый день. Избавиться от него оказалось не просто. Я поднял его лебёдкой до края уступа, где лапа рептилии переломилась, тело же по-прежнему висело. Но отрезать лапу было нечем — эмблема и заточенные ключи помогали слабо. Потом до меня дошло, что достаточно просто-напросто отстегнуть карабин...

Прошло больше недели, а Самки мы так нигде и не увидели.

— Может она закончила жизнь самоубийством? — тупо предположил я, когда мы с Миа сидели на моём любимом валуне, рассматривая пляж Нижнего озера.

— Это каким образом? — возмутилась Миа, — таблеток наглоталась или вены перерезала?

— Но куда-то она исчезла!

— Здесь некуда исчезнуть.

— Знаешь, — вспомнил я, — у собак были такие случаи, когда после смерти хозяина, собака впадала в депрессию, ничего не ела, и, в конце концов, умирала.

— Ты надеешься на это же?

Внимание моё привлекло какое-то движение на пляже.

Кто-то беспечно гонял небольшого краба по берегу Нижнего озера. Я внимательно присмотрелся — это оказался мой кот...

— Ты это видишь? — толкнул я Мию локтём в бок, — похоже, котик ужен ничего внизу не боится.

— А ты считаешь, что это говорит об отсутствии Самки?

— Более, чем уверен. Когда Самец был ещё жив, а Ра дорогу на верх ещё не нашёл, я его внизу нигде не видел. Тем более, глядя на его беспечность... Нету внизу Самки. Наверное, сама здохла.

— Я, почему-то так не уверена.

— Ты предлагаешь подождать ещё некоторое время?

— Хотя бы недельку.

Я немного подумал и согласился. От нечего делать, опять принялся промышлять на 'отхожей полянке'. Самец там неплохо её перепахал — на поверхность должно было попасть множество новых предметов. Однако, долго там промышлять было практически невозможно — от нескольких тонн гниющего мяса Самца смердело так, что долго я не выдерживал. Тем не менее, выловил то, о чём мечтал — нож десантника. Ножны у него были пластмассовые, так что он неплохо сохранился. Теперь разделывать рыбу и птицу стало несравненно легче.

Ручей по-прежнему бил гейзером и теперь имел три русла — все они вели вниз и впадали, вероятно, в большое озеро. Самый тонкий из потоков протекал по старому руслу. Чтобы в будущем подниматься и спускаться по промоине было комфортно, я этот приток запрудил и добился того, чтобы он слился с соседним.

Ра по-прежнему разгуливал понизу без всякой боязни. Там, вероятно, хватало мелкой добычи, иначе с чего вдруг у меня он на пропитание просить перестал.

Недели мы не дождались, так как случилось непредвиденное.

В один из дней, когда я сидел на рыбалке, подбежала Миа.

— Перенос, — заявила она, и я вспомнил, как она говорила, что переносы она чувствует. Мы оба поспешили к обрыву.

На буе, оглядываясь по сторонам, стоял человек в кирзовых сапогах, ватных штанах и фуфайке.

— Духи, — бросил я Мие, и она помчалась за флаконом.

— Антонович! — крикнул я, — Ты плавать умеешь?

— Петя? — Антонович нашёл меня глазами. — Что это за бассейн?

— Антонович, я тебе потом всё объясню, — я старательно вглядывался в пляж, но никаких признаков рептилии пока не наблюдал. — Я сейчас тебе кину одну жидкость во флаконе из-под духов — ты должен её выпить. Чем скорее, тем лучше.

— Петя, ты чего? — Антонович привычно почесал затылок, и ещё раз осмотрелся.

К этому времени подоспела Миа, я взял у неё флакон и, предварительно предупредив Антоновича, бросил их, стараясь попасть как можно ближе к бую. Вышло не то, что близко. Антонович еле увернулся от флакона, после чего тот встретился с металлической поверхностью буя и разбился.

— Чёрт! — в отчаянии произнёс я.

— Петя! — закричал Антонович, и голос его показался мне каким-то странным, — Ты чего кидаешься?

— Антонович, — во мне зашевелились какие-то смутные догадки, — ты что? Пьяный?

— Так вместе же пили, — искренне удивился Антонович.

— Так что? — повернулся я к Мие, чувствуя, что закипаю, — для него это всё время, пока я здесь был, пролетело моментом!?

— Конечно.

— Так что ж ты мне раньше этого не сказала!? — повысил голос я, — На фига я с этими духами носился, как дурень с мобильниками!?

— А я что, знала, что вы вместе пили? — очень логично спросила Миа.

Я постарался успокоиться. Я не принял во внимание её, абсолютно другое, восприятие мира. Вот и прокололся.

— Антонович! — крикнул я, — сюда, наверх, ведёт только одна промоина в скалах. После того, как доплывёте до берега, идите вдоль скалы, чтобы её не пропустить. Я буду ждать Вас там. Да, и если встретите какого-нибудь монстра по дороге — не пугайтесь. Он Вас не тронет.

Проём Антонович нашёл довольно быстро, не без труда забрался наверх, где сразу же принял из моих рук кастрюлю с холодной водой. Даже небольшой прогулки под жарким солнцем хватило, чтобы по-настоящему ощутить жажду. Тем более с непривычки.

Я вкратце расписал ему всю ситуацию. В подробности не вдавался — всё равно, учитывая его не совсем трезвое состояние, делать это было бесполезно. На следующий день Антонович заболел. Появились вполне знакомые симптомы — озноб и чешущиеся глаза.

Миа ходила мрачная и озабоченная, то и дело поглядывая на Антоновича. В принципе, я тоже понимал, что сейчас мы здорово рискуем. Антонович в солидном возрасте и абсолютно неизвестно, что победит — алкоголь или болезнь. Мне оставалось только поить его водой и ждать. Ночью мы дежурили, пока, в пик болезни, решили-таки Антоновича связать.

— Петя, вы чего меня связали!? — утром третьего, после начала болезни, дня меня разбудил очень бодрый голос Антоновича.

Я глянул на него и понял — болезнь отступила.

Глава 11

— Значит, времени у нас на изготовление самогона около двух недель, — Антонович привычно почесал затылок и заинтересованно посмотрел на стоящую, на камнях, кастрюлю. Вероятно, прикидывал, какой частью самогонного аппарата она станет.

— Может и меньше, а может и больше, — ответила Миа, — график переноса, скажем так, не точный.

— Надо спускаться вниз, — перебил их беседу я, — кот полторы недели там шариться. И ничего.

— Ты же сам знаешь, что Самка не такая глупая, как может показаться.

— Хорошо — я схожу на разведку, — я вспомнил, как бы мне пригодился в такой разведке флакон духов.

— Ты самоубийца или где? — вскинулась Миа.

Я глянул на снующего рядом кота.

— Кыса, — позвал я.

Коту я соорудил, на всякий случай, ошейник из верёвки и небольшим поводком привязал к шлёвке джинс. Мало ли, куда он решит смыться по своим, котячим делам, а индикатор рептилий мне был нужен под рукой постоянно.

В поход отправился утром следующего дня. Упираясь ногами в края проёма, аккуратно спустился вниз. Решил отправиться вдоль уступа на юг. На севере я частично уже был.

Не пройдя и сотни метров, нарвался на одно из новых русел ручья. Это легко можно было понять по размытым корням кустарника. Кстати, местную растительность тоже неплохо было бы изучить. Даже на первый взгляд замечалось её великое разнообразие — многие кустарники были с ягодами. Да и птицы тут были совсем не такими, какие встречались наверху. По тому, насколько разительно они отличались от их верхних сородичей, создавалось впечатление, что способы добычи пищи, к и сама пища, у них здорово отличаются.

Кстати, мелкого зверья — грызунов и каких-то членистоногих встречалось тоже много. Полагаю, рептилий такая добыча не устраивала. Через несколько часов, перейдя ещё одно русло ручья, я наткнулся на высокие скалы. В принципе, всё это я видел ещё сверху, но издалека, а не так близко. Я свернул вначале на запад, а потом, по пляжу Большого озера, пошёл назад. Кот за время всего нашего путешествия ни разу не зашипел, что не могло не радовать. Я дошёл до впадения в озеро ручья, сколько смог из него напился и отправился дальше по берегу. Пройдя полоску растительности, вплотную подступавшую к воде, и перешеек между Нижним и Большим озёрами, попал на обширный пляж, посреди которого у островка кустарника угадывались какие-то развалины.

Развалины оказались остатками посёлка. Было видно, что дома или скорее даже шалаши островитяне складывали из рифовых камней. Крышу накрывали кустарником. В любом случае посёлок был разрушен — не без помощи рептилий, как видно.

Миа говорила, что в посёлке у них было много полезных вещей, но я пока видел только камни и обглоданные солнцем ветки кустарника. Тут придётся в будущем производить серьёзные раскопки, чтобы найти что-либо стоящее. В любом случае, сейчас я на это время решил не тратить. Цель похода была совсем другой.

Для очистки совести я дошёл-таки по берегу Большого озера до высоких скал, и направился вдоль каменной стенки на север. Здесь начиналась узкая полоска кустарника, постепенно перешедшая в довольно обширные заросли. Через них продираться было особенно сложно и, когда я вышел к Нижнему озеру, резко стемнело.

Ясно, что до проёма такой теменью я не пробьюсь. Принял решение ночевать здесь. На пляже. К кустарнику подходить не хотел — закрадывалась боязнь, что из зарослей повылазят всякие сколопендры и полезут куда-нибудь за шиворот.

Кот был абсолютно спокоен, чего не скажешь обо мне. На небо высыпали звёзды и мне за каждым кустом мерещилась морда рептилии. Половину ночи я крутился на песке с боку на бок и никак не мог заснуть, но, в конце концов, усталость одолела меня.

Разбудил меня Ра. Своим шипением. Естественно, что вскочил я, как ошпаренный — кот запрыгнул мне на руки. Со всех сторон раздавался какой непонятный шорох песка — со стороны озера доносилось водное не то бурление, не то журчание. Из-за темени ничего не было видно, и я присел ближе к земле, чтобы рассмотреть источник непонятного шороха и чуть не получил клешнёй по носу. В песке копошились сотни небольших крабов. На душе сразу полегчало. Ненадолго, пока мне в ногу не вцепился очередной краб.

— Чёрт, — выругался я, стряхивая краба с ноги, — и поспать не дадут.

Крабов на пляже оказалось неимоверное количество — я буквально по ним шёл. Какой-то праздник у них или что? Чувствуя тепло, крабы неоднократно пробовали вцепиться мне в икры ног. Слабого или больного человека они бы явно сожрали живьём. Мне пришлось пробираться по ним до ближайших зарослей, куда эти мерзавцы не сунулись. Понятно, что спать я уже перехотел, и остаток ночи провёл в ожидании утра.

Утром вновь отправился вдоль скалы. Вышел на 'отхожую полянку'. Не смотря на вонь, издаваемую мёртвым Самцом, пошуровал немного в дерьме кочергой. Нашёл то, что притягиваться не хотело, но издавало металлический звук. Это оказался походный комбинированный котелок в чехле. Внутри котелка была пластмассовая фляга на литр. Осмотрев котелок, понял, что его можно будет использовать и как чайник, и как сковороду, и как, собственно, сам котелок. Нашёл также две гранаты, но убоялся их взять с собой. Слишком окислены они были — мало ли когда вздумают взорваться, поэтому я сложил их в приметном место у скалы. Ну и куча всяких железных колечек, цепочек, заклёпочек и т.д. С земли их вылавливать моим доморощенным магнитом было довольно просто.

Очень хотелось пить, и я решил закончить свой маршрут, тем более до проёма оставалось немного. Я плюнул на раскопки (в моральном и буквальном смысле), и отправился дальше. Да и дышать тут было невозможно — Самец и после смерти решил меня достать.

Вверху меня уже ждали.

— Ну что? — с надеждой спросил Антонович, — медных трубок нигде не находил?

Вероятно, смысл экспедиции его интересовал не так, как части для изготовления самогонного аппарата.

— Не, — пытаясь отдышаться от подъёма по проёму, произнёс я, — вот нашёл какой-то комбинированный алюминиевый котелок.

Я протянул ему находку.

— Для начала сойдёт, — скривился Антонович, принимая дар, — но чтобы сделать двойную перегонку... без змеевика мы не обойдёмся. Хотя...

— Антонович, — удивился я, ты хочешь сказать, что ты сделаешь самогон при помощи обыкновенного алюминиевого котелка?

— Нет, — расстроился Антонович, — ещё понадобится кастрюля. Да и не самогон это будет, — совсем упал духом он, — а обыкновенная грузинская чача. Есть у них такой национальный напиток.

Он с пол минуты помолчал:

— Потому что у них змеевиков не было. Даже никелевых. Я не буду говорить про медные.

Голос Антоновича стал совсем упавшим.

— Петя! — перебила нас Миа, которую наш разговор, похоже, раздражал, — что с рептилией? Видел её следы?

— Нет. Ни самой рептилии, ни её следов. Как сквозь землю провалилась.

— Не нравится мне это. — Пожаловалась она.

— Мне тоже, — парировал я, — а что делать? Или её тело валяется где-то в кустарнике, или она утопилась в озере. Других вариантов я не вижу. Самец воняет за пол километра. Если бы она сдохла, то я бы унюхал.

— А как кот себя вёл? — она кивнула на Ра.

— Да нормально. Ночью только страха натерпелся. Но то была не рептилия. Крабы с ума сошли.

Миа с Антоновичем переглянулись.

— У нас тоже. — Сообщил Антонович, — мы ведь на Верхнем озере ночевали, — Антонович подмигнул мне, мол, не просто так ночевали, на что Миа сразу скривилась. Что она, юмора не понимает?

— Так вот, — продолжил Антонович, — сплю я и никого не трогаю, а тут меня какая-то зараза за задницу как схватит! Я думал Миа наконец решилась, но логично задумался, что коготки у неё не такие острые.

Миа в это время демонстративно отвернулась.

— Думаю, всё равно проверю. А мне за руку кто-то как 'хвать'! Я ж крабов, извергов этих, в жизни ни разу не видел. А тут рукой прихвостня от задницы отодрал, а он мне ещё и в нос вцепиться пытается. Тут Миа закричала. Ну, я понял, что романтической ночи у нас не выйдет. Какая романтика без самогона. Двойной перегонки.

Антонович специально замолчал, стараясь изобразить из себя мечтающего о чарке самогона и романтическом вечере с дамой.

— И что!? — не выдержал я.

— А ничего, — вмешалась в разговор Миа, которая уже, видимо, боялась, что я поверю в выдумки Антоновича, — скрылись на рифах. Крабы дальше песочка не пошли. Массовые роды у них. Раньше я про такое не слышала. Видно, редко происходит. Отложили икру в песок, и ушли себе обратно в озеро.

— Зато, — встрял Антонович, доставая из-за спины кастрюлю, накрытую крышкой, — я ел икру баклажанную, ел какую-то красную и солёную, видно от рыбы какой. А вот крабью — ни разу!

Поужинали мы знатно! Только Антонович всё время жаловался, что закуска без самогонки превращается просто в еду. На общем вечернем совете было решено спускаться завтра вниз. Неизвестно, куда делась Самка, но на чистой мясной диете мы долго не продержимся. К тому же пора уже и честь знать, то бишь спасать людей, которые сюда попадут.

Тяжелее всего спуск дался Антоновичу. Мы как-то и не подумали, что этот жизнерадостный юморной мужчина фактически является стариком семидесяти лет от роду. Действительно, глядя на Антоновича, я иногда начинал сомневаться, кто кого переживёт.

Ведь и правду говорят, что творческие, жизнерадостные, целеустремлённые люди живут намного больше среднестатистических морских свинок. А потом в прессе пишут про интеллектуального человека — мол, доктор сказал, что ему нельзя пить коньяк и курить табак, но он доктора не послушался, за что и поплатился — умер в девяносто пять лет! В чём-то я нашу прессу не понимаю. Как и медицину. Сколько фактов подтверждают то, что нормальное потребление алкоголя и табака только продляют человеческую жизнь — главное чтобы жить хотелось, а организм сам всё за тебя сделает — куришь ты или нет, выпиваешь или придерживаешься. Причина не в этом. Причина в том, что когда-то человеку надоедает жить, вот организм и не сопротивляется. А некоторые живьём всю жизнь гниют — не нужно быть спортсменом или бегать кросс по утрам. Если загнивает мозг, если перестанешь читать, размышлять, анализировать, то организм сдаст следующим. Потому что человек находится на той стадии эволюции, когда развивается мышление, и если мышление остановилось, то нафига тогда нужен весь остальной организм.

Так вот — Антонович являл собой прямой пример эволюции мышления. В свои семьдесят, не будучи богатым и элитным, он во всю выдумывал и претворял в жизнь новые рецепты самогона, обладал абсолютно чистым рассудком. Язык не поворачивался назвать его старым доставучим маразматиком. Хотя, если честно, очень много таких маразматиков я знаю своего возраста.

Сгнивают потихоньку.

— Надо будет вырубить здесь ступеньки, — произнёс Антонович, тяжело дыша, когда, наконец-таки, спустился вниз.

— Зачем? — Удивилась Миа.

— Наверх переселимся, — объяснил Антонович.

— Зачем? — теперь уже удивился я.

— Во-первых — Cherchez la femme! — он многозначительно поднял указательный палец вверх.

— Чего? — не понял я.

— Баба у вас здесь осталась, которую ты не нашёл. И она может вернуться. Это я про рептилию. Во-вторых — Миа мне рассказывала, что здесь всякая нечисть из светлячка этого вашего может вываливаться. Пока нас трое — мы дежурить у буя постоянно не сможем. Разживёмся на народ, обустроимся вверху — спустимся вниз. Теперь на счёт самогона.

Антонович направился к ближайшему кусту с ягодами.

— Не ешьте их, — закричала Миа, и бросилась к Антоновичу, — они ядовиты. Мы в посёлке проверяли!

— А никто их есть и не собирается, — отстранил Мию Антонович, сорвал ягоду и закинул в рот. Пожевал немного да выплюнул.

— Не пойдёт, — сам себе сказал он, вытирая пот с лица, — жарко тут у вас. Какие ещё есть варианты?

И ломанулся в заросли.

Теперь уже с Мией переглянулся я.

— Да нормальный он, — успокоил её я, — просто представь, что у человека появилась неразрешимая задача в том деле, в котором он освоил уже все азы? Пусть человек балдеет. Себе на радость, нам на пользу.

Мы, как дурни, тягались за Антоновичем половину дня, пока он не нашёл искомую ягоду. Советов Мии он не слушал — не все ягоды были ядовитыми, многие просто несъедобными в силу своего едкого вкуса, но Антонович выбрал именно ядовитую.

— Во! — сказал он, и выплюнул ягоду на песок. — Литров пять нужно набрать.

— Она же ядовитая! — в который раз повторила Миа.

— А кого это волнует!? — обстоятельно спросил Антонович и, не дожидаясь ответа, ломанулся в сторону бывшего посёлка, — пойду змеевик какой поищу.

— Пошли за ним, что ли, — потянул я Мию за руку.

— Ну и какой дурень строил эти халупы!? — бывший архитектор возмущённо разглядывал то, что осталось от посёлка островитян.

— А что не так? — опешил я удивляясь, на основании чего можно сделать анализ. Кругом и рядом были сплошные не то, что руины. Остатки от руин.

— У этих трёх, — Антонович почесал затылок и задумался, каким словом обозвать то, что видит, — бобровых хаток вход повёрнут к южной стороне. Какой солидный бобёр, точнее нормальный человек будет в этом климате строить дом с выходом на юг?

— А что удивительного? — возразил я.

— Миа, — Антонович хитро покосился на девушку, — у вас в посёлке такое понятие, как дверь, существовало?

— Не, — протянула Миа, — из чего её здесь сделаешь то?

— Во! Кроме того дома скучены. Улиц нет. Строили явно без генплана. Дикари! Стены даже не цементировали!!! — совсем уж возмутился он.

— А цемент то здесь откуда? — тут уже встрял я.

— От Махмуда. Кругом сплошной известняк. Бери — не хочу.

— Антонович, но на дровах известь не обожжёшь — температуры не хватит. Да и с дровами здесь напряг.

— Кто сказал, что не обожжёшь? Ещё как обожжёшь. 800 градусов дровами сделать можно, только костёр должен быть побольше. Но я не говорю о негашеной извести. Есть яйца птиц и известняк. Что ещё нужно!?

— Это ж сколько яиц то надо? — не выдержала Миа?

— От 0,1 до 0,5 процента. Вот и считай, — автоматически сказал Антонович и о чём-то задумался, разглядывая руины, — а способ в пыль кораллы крошить придумает даже ребёнок.

Сосед подскочил к какому-то невзрачному месту заметному только ему, потоптался и произнёс:

— Хоть бы фонтанчик какой сделали для эстетики, — и мне, — Петя, кочергу одолжи.

Я протянул ему инструмент и он, как заправский сапёр, начал им водить над песком, пока он не притянулась к чему-то под песком. Антонович сел на песок и начал активно сгребать его в сторону. Через несколько мгновений он достал оттуда прибор, названия которому я не знал. Видно было только, что прибор был сделан ещё во времена СССР. Антонович в отчаянии сплюнул и принялся дальше водить кочергой по песку.

— Это что? — не сдержался я.

— Счётчик Гейгера, — автоматически ответил сосед.

— Интересно, кто это к светляку с ним подходил? — удивился я.

— Слушай, — Антонович отвлёкся и остановил своё зондирование, — у меня тоже такой есть. После Чернобыля каждый грибник себе такой купил. Это к нам с тобой светляк внезапно упал, но если бы я увидел это явление издалека, то в первую очередь побежал бы за счётчиком, чтобы проверить, не осколок ли это от какой-нибудь взорвавшейся АЭС. Вот бывший владелец этого счётчика так и сделал.

Пока он это объяснял мне, кочерга в его руках ожила и прилипла с ещё большей силой к какому-то объекту под землёй.

— Наконец-то, — довольный, он извлёк из-под песка эмалированное, чёрное он нагара, ведро.

— Мы в нём пищу варили, — вспомнила Миа.

— Теперь будем варить самогон, — объяснил Антонович.

— Не пойму схемы, — вслух озадачился я.

— Так Петя. У тебя котелок через плечо накинут, у Миа кастрюля предусмотрительно взята, у меня ведро. Идём собирать ягоды.

— Антонович, — озадачился я, — а почему Вы именно это место выбрали для зондирования.

— Ты генплан когда-нибудь проектировал? — спросил меня Антонович таким тоном, что, типа, каждый среднестатистический человек просто обязан пару часов в день посвятить проектированию генплана.

— Вы же знаете, что я — эколог.

— Так что твоя забота ловля рептилий, птиц и разборки с той нежитью, что будет вываливаться из буя. Сельское хозяйство тоже на себя возьмёшь. А я по постройкам отлично вижу, где здесь было место сбора экипажа. Экипаж обычно собирается в центре посёлка, чтобы выпить и перекусить. Соответственно, здесь и должен быть очаг и место приготовления пищи. А в нашем положении вещи, которые использовались для приготовления пищи, самые нужные.

Оставшееся светлое время суток мы собирали ягоды. Поскольку они были довольно крупны, наполнить наши ёмкости не составило большого труда. Ночевать решили наверху. Все мы ещё боялись Самки.

Антонович будто стал другим человеком. Или вакцина местная его омолодила или смена обстановки и обстоятельств. Скорее второе.

Наверху он почти в темноте занялся изготовлением 'раствора'. Сначала давил ягоды в ладонях, выжимал сок, а потом и жмых складывал в верхнюю часть комбинированного котелка, которая служила в этом устройстве в качестве крышки/сковородки. Когда, после его манипуляций, освободился сам котелок, он переместил 'раствор' туда и теперь уже занялся содержимым кастрюли. В конце концов, после давки ягод из ведра, у нас получилась целая кастрюля сока ягод, смешанного с их цедрой.

— Вот, — сказал Антонович очень довольный собой, — пусть теперь побродит пару дней. В этом климате, я думаю, на это уйдёт меньше недели. Только надо будет какой-нибудь майкой прикрыть, чтобы ультрафиолет не убивал винные дрожжи.

— Но ягоды ведь ядовитые! — Миа ещё раз попробовала отстоять свою точку зрения.

— А кто тебе сказал, что мы будем заставлять прибывших пить бражку? — возразил сосед, — мы их будем заставлять пить продукт перегонки. А уж поверь мне, я очень не уверен, что тот алкалоид, который придаёт этим ягодам ядовитость, имеет одинаковую температуру кипения, как и спирт. Спирт — очень лёгкая молекула, а вот органическая молекула алкалоида — это целая конструкция из водорода углерода кислорода и даже, иногда, металлов. А я не знаю не одной ягоды, которой бы придавали ядовитые свойства не алкалоиды. Здесь главное — высокое содержание сахара. Яд останется в осадке, а спирт и ещё пару органических веществ воспарят, — при этом Антонович вытянул руки к небу и изобразил что-то религиозное.

Я перекрестился. За то, чтобы прибывшие не померли от зелья Антоновича.

Когда мы уже собирались ложиться спать я не выдержал и позвал соседа на разговор. Мие объяснил, что у нас с ним свои, мужские, разговоры. Мы с соседом на ощупь в буквальном смысле отползли на несколько сотен метров в сторону и уселись на ещё горячие от дневного солнца камни.

— Антонович, тебе Миа не показалась несколько странной? — перешёл я с соседом на 'ты'.

— Точно, что не еврейка, — попытался успокоить меня Антонович.

— Бля, — выругался я, — ты же знаешь, что я не антисемит. Со мной жила еврейка. Такие же люди, как и все.

— Тихо, — сказал Антонович уже серьёзно, — Я пошутил. Чувство юмора — это единственное, что сейчас меня спасает. Думаешь моему, стариковскому, разуму так просто перестроиться на всю эту ситуацию!? Не думай, что мне всё далось так просто. Но я справлюсь. За меня можешь не беспокоиться. То, что ты влюбился в неё, а она в тебя — я уже понял. Что ещё ты хочешь спросить?

Он 'раздел' меня, что говориться, до костей. То, в чём я сам себе боялся признаться, он мне напросто влепил в лоб.

— Не стоит делать поспешных выводов, — автоматически вскинулся я.

— Петя. Не занимайся лишней хернёй. То, что я тебе сказал — правда. И ты это знаешь.

Я опять задумался. Думал, наверное, несколько секунд.

— А она не показалась тебе какой-то странной? — спросил я.

— То, что она не еврейка — это точно.

— Антонович! — зашипел я.

— Петя, — более серьёзно сказал сосед, — какая тебе разница, кто она? Ну какая!? Может тебе так важно, кто её родители или что-то подобное!? Мне кажется ты сам себе много в чём признаться не можешь. А скорее — не хочешь. Настоящая любовь — это большая ответственность. Ты не хочешь её брать на себя. Поверь мне, старому человеку.

— Но она... она странная.

— И что!? Петя, извини, но какой же ты ещё в свои годы щенок. Завтра мы спустимся вниз и нас, возможно, сожрёт Самка. Или крабы голливудить начнут. Или... да мало ли что!? Я ведь тебя знаю. Ты постоянно женщин боялся. Они у тебя больше, чем на одну ночь не задерживались. Но тут всё по-другому. Скоро начнут появляться прибывшие, которых мы отпоим самогоном. Кто-то из них просто заберёт её у тебя, хотя она этого не захочет. Петя — если появилось счастье, которого ты хочешь — бери его. Тем более, что она тоже тебя любит.

— Я в этом не уверен, — выпалил я. — Она предательница. Она с первого дня собиралась оставить меня умирать. И я более чем уверен, что она и нас, Антонович, рано или поздно предаст ради своего блага. А такое чувство, как любовь, ей, непонятного роду и племени, точно не знакомо.

— Детский сад, — выругался на меня Антонович, — впрочем, возможно я толкаю тебя забежать дальше твоего развития отношений. Это тоже делать не стоит — всё должно быть вовремя. Но один мой совет запомни. Когда-нибудь ваши отношения созреют совершенно, и если ты упустишь этот момент, ты будешь последним идиотом. И не важно, кто она — еврейка, марсианка, феминистка или овечка Долли. Не упускай свой шанс.

Возвращались мы молча. Когда пришли к месту нашей лёжки я, как бы невзначай, лёг спать совсем рядом около Мии.

— Уйди от меня, — она плакала.

Я попытался её обнять, но получил жёсткий отпор. Я отодвинулся. Только сейчас я понял, что она всё слышала. Я совершенно забыл про её уникальный слух.

Глава 12

Утром я убоялся разговора с Миа и отправился вниз. Хотел проверить одну свою теорию, а именно — отстёгнутый десантником парашют не должен был утонуть. Сверху его видно не было и, возможно, его прибило где-нибудь к берегу.

Топая по пересохшему руслу ручья, подметил один момент — растительность находилась в довольно увядшем состоянии. Это неудивительно. После и исчезновения ручья и вода ушла отсюда, и скоро сюда придут те основные виды кустарников, которые заселяют весь остров. Значит, растущие вдоль ручья утеряются навсегда. Интересно тогда откуда среди основной массы кустарника появились вот эти — любящие обильную влагу? Вариант один — принесли с собой птицы. Многие семена специально заточены под то, чтобы в целости и невредимости пройти через пищеварительный тракт птицы и оказаться на изрядном расстоянии от родительского растения. Значит — характер растительности возле ручья показывает, что на расстоянии птичьего перелёта от атолла есть земли, покрытые другой растительностью. Или же за высокими горами совсем не море, а продолжение острова или даже материк. Есть и другой вариант доставки сюда семян — буй. Семена могли сюда попасть как с людьми, так и без оных.

Жаль я плохо разбираюсь в тропических растениях, но если узнаю среди здешних кустов хоть один — значит он с Земли.

На глаза абсолютно ничего знакомого не попадалось. Уже перед впадением русла в озеро одно растение всё-таки привлекло моё внимание. Как-то уж слишком разительно оно отличалось от остальных. Будто было окультуренное. И где-то я его, кажется, видел. В какой-то передаче про негров и их тяжёлой жизни. Разгрёб у основания ствола землю и наткнулся на толстый корнеплод. Так и есть — это маниок. Крайне ядовитый корнеплод, теряющий свою ядовитость после сушки или термической обработки. Это была очень. Очень хорошая находка. Охота и собирательство — крайне низкий по эффективности метод прокормки. Сельское хозяйство — куда намного лучше.

Однако маниок на текущий момент погибал. Я соорудил при помощи песка окантовку вокруг ствола маниока, очень медленно, по каплям, вылил под корень содержимое моей литровой фляги. На всех парах помчался к новому руслу ручья, набрал ещё воды. Когда прибежал обратно, маниок уже весело поднял листья. Это обнадёживало. Вот только таскать каждый раз воду для полива не слишком-то удобно будет. Можно, конечное, вернуть ручей на место, но это сделает подъём наверх не очень приятным занятием. Оставалась только пересадка. Другой вопрос, что здесь у ручья почва формировалась... А, кстати, сколько? Неизвестно, но, думаю почва здесь формировалась довольно долго, поскольку вода за это время умудрилась промыть проём в рифе. Но 'новый ручей' протекал по песку. Большой вопрос, приживётся ли там маниок. Хотя... для этого у нас есть дерьмо. Я бы сказал — тонны дерьма.

Я, как бешенный, помчался наверх за сапёрской лопаткой и мотком шнура. Антонович что-то мудрил фольгой для гриля. Миа не было.

— Ушла твоя женщина, — ответил на мой взгляд Антонович.

— Она не моя женщина, — тут же вскинулся я, — а куда ушла хоть?

— Кто ж его знает? И кот с ней ушёл.

— Ну и фиг с ними, — разозлился я, — надоест ходить, сами придут. Не дети, чтобы я тут с ними нянчился.

— Ты сего такой возбуждённый? — спросил Антонович не отрываясь от своего основного занятия, — Случилось чего?

— Случилось, — я пытался переключиться с ушедшей парочки на новую находку, — маниок я нашёл.

— Кого? — не врубился Антонович.

— Негры его едят, — попытался объяснить я.

— Где!? — сосед внезапно отбросил в сторону своё изделие и вскочил на ноги.

— Внизу, около русла старого ручья.

— Ты хоть понимаешь ценность своей находки!? — повысил голос Антонович, — после кукурузы это вторая по объёмам выращивания культура. Их корень — это сплошной крахмал!

— Значит 'хлебная' у нас тоже будет? — перебил соседа я. — Ладно, пойду готовить площадку для его пересадки, а то высохнет, бедняжка.

— Смотри, не загуби, — успокоился Антонович. — А чего вообще вниз ходил?

— Парашют там на берегу озера должен быть.

— Если найдёшь, накрой куполом 'отхожую полянку'. Первый дождь, и мы лишаемся многих полезных водорастворимых веществ.

— Не дурак, — буркнул я.

Надо сказать, что каждый раз, когда я проходил возле маниока, я отдавал ему содержимое моей фляги. Растение налилось сочной зеленью и теперь очень контрастировало на фоне увядшей растительности. Возле отхожей полянки соорудил из веток, скрепив их шнуром, волокушу, нагрузил дерьмом и потащил к ручью.

Вода в новом ручье была уже не такой ледяной, как у его истока. Успевала прогреться. Но мне она всё равно показалась за холодной для маниока. На старом русле он, конечное, рос, но выглядел каким-то измученным. Надо дать здесь ему максимум комфорта.

При помощи сапёрской лопатки я отвёл часть русла метров на пятнадцать в сторону. Вначале вода впитывалась в песок, но потом, когда предел впитываемости был пройден, начала проситься дальше. Я прокопал ещё пятнадцать метров и соединил канал с ручьём. Вода в канале текла намного медленнее. Образовавшийся треугольник я перекопал ещё тремя каналами. На выходе в ручей температура воды уже практически ничем не отличалась от окружающей среды.

Инстинктивно я понимал, что корень у маниока должен быть очень длинным и яму для него выкопал солидную, потом чуть в сторонке вручную тщательно перемешал песок с дерьмом. Плодом этого процесса оказался рубль (с Лениным!) и какая-то синтетическая тряпка (в прошлом, скорее всего, косынка).

Маниок откапывал тоже как можно аккуратнее, чтобы не повредить. Выкопал кучу личинок и двух здоровенных червей. Есть их я уже не ел. С пропитанием теперь у нас всё было в ажуре, но на заметку взял.

К вечеру я торжественно опустил в выкопанную мной яму маниок, присыпал подготовленной почвенной смесью и обильно полил водой. На поиски парашюта времени не оставалось.

Приближаясь к месту нашей лёжки, услышал мяуканье кота. Оказалось, что Миа уходила на рыбалку. Кот же, проанализировал, что она с собой взяла рыбацкие принадлежности, решил, что есть возможность полакомиться рыбкой и пошёл вместе с ней.

— Какие новости? — Миа вела себя так, будто вчерашнего разговора и не было.

— Маниок нашёл. — сумрачно сказал я.

— Мне Антонович уже всё рассказал. Следов Самки не видел?

— Как сквозь землю провалилась. Даже следов нет нигде. Думаю её присутствие сразу выдаст отхожая полянка.

— Не думаю, что она ещё хоть раз туда оправляться пойдёт, — задумалась Миа, — или она затаилась где... или утопилась с горя. Хотя, ты сам видел, как она плавала. Представь как, к примеру, рыбе легко утопиться. Так же, как человеку задержать дыхание до полного удушья.

— Йоги же могут? — возразил я.

— А с чего ты возомнил, что данная рептилия йог? Да и большой вопрос, рептилия ли она.

Антонович за день, кстати, закончил своё изделие. Представляло оно собой, грубо говоря, набор цилиндров и принцип работы был прост, как веник. Брага заливалась в комбинированный котелок. Котелок закрывался. Открывалась крышечка. В горлышко впритирку вставлялся колпачок от помады. В колпачке ножом было сделано узкое отверстие. Котелок должен был нагреваться зонтиком, а пар, под давлением быть в сторону.

В качестве ловушки паров прилагалась кастрюля, перевёрнутая верх дном. Кастрюлю в проекте предполагалось охлаждать ледяной водой с ручья. Под кастрюлей располагался таз, куда конденсат с кастрюли и должен был капать. Для того чтобы охладитель не попадал в таз, Антонович приделал к кастрюле фартук из фольги. В одном месте к фартуку крепился желоб, сработанный всё из той же фольги, предназначенный для отвода воды за пределы системы.

— Оригинально, — выразил свой восторг я, выслушав содержание проекта.

— Да что тут оригинального? Бадяга жуткая выйдет. Но до этого ещё четыре дня. Хочу завтра на маниок твой посмотреть.

— Ни вопрос. Миа а ты?

— А я хочу посмотреть, что клюёт на Большом озере, — Миа, как ни странно, полюбила рыбачить.

Кота мы о его планах не спрашивали. Почему-то все догадались, с кем он пойдёт.

Вышли мы рано утром. Антонович не успокоился, пока не обсмотрел и не обнюхал каждое растение, росшее около русла ручья. Увы, степень увядания была такой, что деформировала листья, и сейчас даже опытный биолог смог бы идентифицировать что-либо с большим трудом. Вначале мы, несмотря на нетерпение соседа, отправились на поиски парашюта.

— Дерьмо беречь надо, — вздохнул Антонович, — где мы его потом достанем?

— Сами произведём, — предположил я.

— Согласен, процесс этот, в принципе, технологически не сложный, но есть одно но! В Японии ещё сто лет назад заражённость людей аскаридозом была почти стопроцентная. А всё в силу традиции удобрять огороды своим собственным дерьмом.

— Это я понимаю, но пищу мы ведь моем, варим и так далее.

— А что, ты думаешь японцы не мыли и не варили? Когда всё кругом в яйцах аскарид, рано или поздно в рот тебе они попадут. Так что наше дерьмо будем временно складировать в туалете типа 'сортир' только на всякий пожарный. Хотя, как говорила Миа, если эта местная вакцина ну совсем против всего, даже против многоклеточных паразитов, то есть шанс невосприимчивости к аскаридозу. Хотя это должна быть супервакцина — вакцины должны отличатся принципиально в зависимости от того, против кого предназначены. Одно дело против вирусов или микробов, другое многоклеточные, такие как аскарида. Заражение происходит совершенно другим путём, не на клеточном уровне. Попало яйцо в желудок, тельняшку на себе порвало, то бишь оболочку яйца и пошла личинка гулять по организму.

— Ну почему не придумаешь? — возразил я. — Антитела вполне могут и личинку завалить.

За разговором мы не заметили, как подошли к Нижнему озеру. Искать парашют долго не пришлось — ветром его прибило к юго-восточному берегу, где он затерялся в кустарнике, подходящему к воде всплошную. Часть купола и строп утонуло в воде, когда я вытащил парашют на песок, и мы начали его раскладывать, на поверхности ткани обнаружился маленький ярко-красный осьминог.

— О! — удивился Антонович и потянулся к осьминогу.

— Не стоит. — Остановил соседа я. — Слишком она подозрительно яркий.

— И что?

— А то, что почти все ядовитые твари яркого цвета. Чтобы их не трогали лишний раз. Предупреждают: не лезь — убьёт!

Я подцепил осьминога кочергой и кинул далеко в воду.

Стропы мы решили пока не обрезать. На текущем этапе верёвочного материала на нашу маленькую компанию хватало с избытком. Всю площадь полянки купол не охватили, но прикрыли основную часть, привязав за кустарник стропы так, чтобы купол висел внатяжку.

Из имеющегося кустарника соорудили вторую волокушу и нагрузили обе очередной порцией удобрений. Нашли, при этом ещё две связки ключей, причём с брелоками, так что моя коллекция брелоков увеличилась. Кроме ключей нашли ещё какую-то металлическую хрень неизвестного назначения. Она представляла собой пятисантиметровый блестящий цилиндр с выгравированными непонятными значками на поверхности.

— Китайцы, что ли? — пробурчал Антонович, разглядывая цилиндр, — наверное, часть из роликового подшипника. Только зачем на ролике надписи вырисовывать?

А я очень сильно подозревал, что этот цилиндр не китайский. Кое-где я такие значки уже видел.

Маниок прижился. Более того, судя по налитым зеленью листьям, новое место жительства оказалось ему по душе. Антонович проплясал вокруг растения минут пятнадцать — всё ощупал, обсмотрел и даже обнюхал.

— Итак, — вынес он свой вердикт, — поскольку это кустарник, я думаю, что размножается не только семенами, но и черенками.

— Ничто не мешает нам это проверить. Я думаю, ничего страшного не случится, если мы отрежем несколько верхушек. Видно же, что маниок прижился.

Мы нарезали пять черенков, и аккуратно воткнули в неглубоком канале. Если пустят корни, то посадим уже на основательно подготовленной почве. Этим мы, собственно, до конца дня с Антоновичем и занимались. Подготовкой почвы. Выбрали участочек земли между каналами и 'задерьмили' её. Кроме этого сходили к ближайшему кустарнику для того, чтобы набрать всяких сухих листьев и прочей трухи. Всё это смешали с почвой нашего огородика, чтобы почва не состояла только из мелкозернистого песка и рептильих испражнений.

Вечером нас ждал вкусный ужин. Миа выловила в Большом озере какую-то очень вкусную рыбу, по её словам очень похожую на манту.

— Надо бы что-то решать с запасом продовольствия. — В конце нашей трапезы произнесла Миа.

— А смысл? — спросил я, — по-моему, уж чего-чего, а продовольствия нам хватает.

— Миа права, — встрял Антонович, — и причин для этого довольно много. Хотя бы представить, что все мы, в силу несчастного случая, останемся нетрудоспособны. Или произойдёт какое природное бедствие — вот помнишь ночь, когда крабы все массово вылезли? А кто тебе даст гарантию, что в одну такую ночь всё зверьё отсюда не свалит?

— Мы с Миа хранили птиц в ручье. Пусть он поменял русло, но вода в нём всё равно холодная.

— И сколько там птица хранится? От силы три-четыре дня. Если говорить о стратегических запасах пищи, то нужно как-то выдумывать способ её консервации.

— Тушёнку мы не сделаем, — вслух сказал я, — по причине отсутствия герметичной ёмкости. Остаётся только сушить и солить. Причём сушка без соли будет делать мясо... не слишком качественным. Значит — остаётся только солить. Но соли у нас слишком мало.

-А как же гриль? — Антонович махнул рукой в сторону моего фольгово-зонтичного изобретения.

— Так он ведь занят почти всегда. Нормально птицу на нём приготовить часа четыре надо — мощность низкая. К тому же постоянно находиться около него надо. Солнце немножко изменило своё положение — вот и верти его так, чтобы он фокус поймал. Конечное, оставшейся фольги нам хватит на ещё один такое гриль, если сделаем каркас из веток кустарника, но всё равно это не решение проблемы.

— Значит надо выпаривать её из воды, вырыв небольшое озерцо. Там её солнце само испарит. — Предложила Миа свой вариант.

— Не всё так просто, — возразил я, — Во-первых, ну выроешь ты озерцо. Только оно всё равно будет подземными водами соединяться с основным. Сколько солнце не выпарит, концентрация всё равно выровняется. Для варианта с озерцом нам нужна герметичная ёмкость очень больших размеров, которой мы не располагаем. Во-вторых, пусть мы смогли гидроизолировать какой-то участок, но вдруг пойдёт дождь. Здесь его я пока ещё не видел...

Мою фразу прервал далёкий раскат грома, вслед за которым нас окатило свежим прохладным порывом ветра.

— Но ты говорила, что хлещет он здесь, как из-под ведра, — попытался закончить я свою мысль, но в этом мне помешала яркая вспышка, на момент полностью ослепившая меня и ужасающий грохот.

Мы бы отходили от этой вспышки минуты три, если бы за ней не последовала следующая. Метровый валун в десятке метров от меня разнесло в клочья. Он будто взорвался, окатив нас осколками камня.

Я глянул на горизонт, и челюсть моя отвисла сама собой. Солнце уже заходило, но не за горизонт. Оно заходило за натурально чёрный слой туч. Буквально на глазах солнце было буквально съедено тучами, и наступил почти полный мрак. Потом вспыхнуло где-то вдали от нас, через пару мгновений звуковая волна догнала световую, и нас в очередной раз оглушило громом.

— Вниз! — заорал я в наступившей темноте, — молния обычно лупит по верхушкам! Только на коленках или ползком! А то молния по выступающей голове и ввалит!

Кажись Миа с Антоновичем меня услышали, пригнулись, как смогли и начали пробираться в сторону старого русла ручья. В этот момент всё кругом превратилось в какую-то жуткую свистопляску, состоящую из вспышек молний и грохота грома. Казалось, били они по несколько раз на секунду, разгоняя сгустившуюся вокруг нас тьму.

На фоне этих вспышек я заметил, что Антонович отклонился куда-то в сторону. Я полез за ним, утеряв из виду Мию.

— Куда!? — заорал я Антоновичу прямо в ухо.

— Брага! — крикнул он, куда-то показывая пальцем, — брагу спасать надо!

— Да новой потом сделаем! — я схватил Антоновича за штанину, но тут одна из молний ввалила в скалы где-то совсем рядом с нами и меня на момент оглушило. Когда я прочухался и поднялся, соседа уже не было.

Старое русло ручья было невдалеке, когда мне на плечи обрушилась неожиданная тяжесть. Такая, что я растянулся на земле. Повернул голову и понял, что голову мою прижимает к земле поток воды, низвергавшийся с неба. Царапаясь об острые кораллы, я пополз к старому руслу. Но скоро мне ползти уже не пришлось. Вода подхватила меня и понесла с собой. А именно — по старому руслу. Пока я скатывался по проёму, вспомнил, что плаваю я не очень, а русло впадает в Большое озеро. Это чревато последствиями. Ихтиандра в детстве читать надо было, ей богу.

Ручей расширился. Точнее, стал шире, протекавшего здесь когда-то ручья и мне просто повезло, что меня занесло на его окраину. Я честно пытался зацепиться за ствол какого-нибудь кустарника, но сделать этого никак не получалось. Видимость была нулевая — не поймёшь, где верх, где низ. И там и там вода. Однако течение занесло меня на сплетение зарослей, где моё бесполезно кувыркающееся тело застряло.

Я бы может и попытался пробраться в сторону предполагаемого берега, но не знал в какую сторону двигаться. Повисев так на кустах, понял, что оставаться здесь нельзя. Силы из рук стремительно уходили. В итоге я решил двигаться хоть куда. Однако решение моё было запоздалым, потому что усилившийся поток воды сорвал меня вместе с кустом, в котором я застрял.

Если раньше, кувыркаясь в потоке воды, я иногда чувствовал дно и пытался управлять процессом, то через некоторое время ногами до дна не доставал. И поток исчез. Я догадался, что нахожусь в водах Большого озера. Мало того, что я был обессилен всем этим путешествием, плохо умел плавать, так ещё и вода, лившаяся с неба, в буквальном смысле вбивала мою голову вниз.

Продержался я, наверное, несколько минут. Вначале вода всё чаще начала попадаться мне в рот, потом пару раз в лёгкие, откуда откашливалась с особым трудом. Вскоре я понял, что вдохнул в себя не воздух, а в воду. Грохот начал слышаться будто из-за какой-то стенки. Сознание начало меркнуть. На этой грани я почувствовал, что кто-то меня толкает вверх.

В чувство меня привёл всё тот же грохот молний, который вдруг стал неожиданно громким. Оказалось, что голова моя находится над водой. Но вдохнуть я так и не мог. И кто-то меня толкал под водой. В какой-то момент ноги почувствовали под собой дно, но идти я не мог. Они меня не слушались. В следующий момент я почувствовал, что меня кто-то вытягивает, схватив за штаны, на песчаный пляж.

Я стал раком и попытался вывернуть из себя всю воду. Не выходило. Наступил какой-то мышечный спазм. Система организма нарушилась, и запуститься не могла. Скорее всего, обеднённый кислородом мозг вырубил какие-то схемы, отвечающие за дыхание. И тут я почувствовал ощутимый удар по спине. Вода просто вырвалась из меня потоком. Сначала из лёгких. Но когда я смог первый раз вздохнуть, заработал желудок, избавляясь от воды, находящейся в нём. Я поднял голову.

Передо мной, в свете периодически сверкающих молний, сидела Самка. И внимательно смотрела на меня. Потом развернулась, и, не спеша, ушла в сторону озера. Обессиленный, я свалился на песок и забылся в беспамятстве.

Глава 13

Проснулся я от того, что к ногам испуганно прижался Ра. Не сразу понял, где нахожусь и что случилось. Потом вспомнил ночной дождик. Миа, конечное, правильно говорила, что зонтик против здешних дождей не покатит. Но чтобы так! У меня было чувство, что моё тело крутили минут двадцать в стиральной машине на максимальных оборотах. Что, кстати, было совсем недалеко от правды. Морщась от боли я поднялся на колени. Интересно, как эту стихию пережил Ра. Мокрый и лохматый, он до сих пор ещё был напуган.

Окружающий ландшафт сменился до неузнаваемости. Берега Большого озера, как и его прибрежные воды, были покрыты толстым слоем хлама, состоящего из вырванного с корнем кустарника и опавшей листвы. Судя по положению солнца, время давно перекатилось за полдень, жаркие лучи успели прогреть всё вокруг и теперь от всего этого подымался ощутимый пар. Очень хотелось пить. Ничего не оставалось делать, как подниматься и топать в сторону ручья.

У ручья меня встретил Антонович:

— Петя! А мы тебя весь день ищем! Куда тебя занесло?

— Мы!? Миа нашлась?

— Да нашлась, конечное, — Антонович показал пальцем куда-то на скалы, — Говорит, что внизу ливень переждала. А ты где пропадал?

Я вкратце рассказал. Но не всё. Не стоит лишний раз людей пугать, тем более, что реальность произошедшего мне казалась более, чем сомнитеьной.

— Считай, повезло тебе, — цокнул языком сосед, — Миа сейчас нам ужин готовит. С дымком, я скажу. Решили, что всё равно появилось большое количество древесины, которая уже не приживётся, вот и решили себя жарким побаловать.

Беседуя, мы шли вверх по ручью, и я вспомнил про маниок:

— Что там с нашим культурным растениеводством?

— Хреново, — помрачнел Антонович, — остались одни, так сказать, рожки да ножки. Листья у нашего маниока все напрочь посбивало, но корень не вымыло. Слишком далеко от ручья был.

— Если корень остался — выживет, — заверил его я, — нужно только восстановить систему ирригации, чтобы он от засухи не загнулся. А ты, я так понял, грозу наверху переждал.

— Ага, — самодовольно улыбнулся Антонович, — ведро с брагой я под специальный камешек когда-то поставил. С навесом, чтобы оно всегда в тени было. Туда — же и все части аппарата складывал. И сам там грозу переждал. Громыхало, конечное, знатно, но меня ни разу не зацепило.

— Что там в нашем лагере? Все вещи, я так думаю, вниз смыло.

— А ты знаешь что — нет. Он же в низинке располагается. Там по пояс воды сейчас — почти все вещи на дне нашли. Твою кочергу тоже. В новом лагере сейчас лежит.

— В новом лагере? — удивился я.

— Ну мы туда ещё не переселились. Тебя искали, но место присмотрели. Пару естественных гротов скале. Раньше от глаз они были спрятаны кустарником, зато теперь вот мы заметили. Знаешь, там даже прохладно днём.

К этому моменту мы подошли к этому самому новому лагерю. В кустарнике виднелась дыра в человеческий рост, за которым угадывалась Миа, колдующая над костром.

— Петя! — она попыталась было кинуться мне навстречу, но потом остановилась примерно на половине пути. — А мы уже тебя боялись живым не увидеть!

— Смотрите, если так нравится, живой. — Съязвил я.

— Ты где пропадал? Мы тебя обыскались.

— Отоспался малек. А ты где дождь переждала?

— В озеро занесло, еле до берега добралась.

— Меня тоже, — ответил я, и увидел некоторый испуг на лице Миа, будто сболтнула лишнего. Это и ясно. Каким искусным нужно быть пловцом, чтобы не утонуть в тех условиях я представлял слабо.

— Так, ребятки, — Антонович, видно, заметил некоторое напряжение на наших лицах, — главное, живы все. Давайте, лучше поужинаем, птичка на дыму должна отличной получиться.

Птица вышла действительно отличной. Совсем не такой, как выходила на моей сухой жаровне.

— После этого бедствия здесь ещё и птицу поймать можно? — удивился я, закончив вечернюю трапезу.

— Зачем ловить? Их мёртвых здесь сотни по острову валяются. У многих не вышло дождю сопротивляться, — объяснил сосед.

— Миа, прошлый дождь тоже таким жутким был?

— Нет, прошлые были потише. Но по силе сравнимы.

— А тогда за пару дней до дождя крабьего нашествия не наблюдалось?

— Нет. Ребята с посёлка тоже пытались установить какую-нибудь связь между поведением животных и дождём, но не нашли. Дождь мы пережидали в наших хижинах, потому что скалы наверху как-то притягивают молнии.

— Поэтому нам придётся переселиться вниз, — встрял Антонович.

— А как же Самка? — я сразу вспомнил ночной кошмар и всё больше начал верить в его недостоверность. Ну не могла она меня отпустить. Полуживое и оглушённое сознание на фоне вспышек молний само её нарисовало.

— Рискуем, конечное. Но и кот твой спокоен, и следов мы её до сих пор не замечали. Да и сколько можно бояться!? Пора строить поселение. -уверенно ударил сосед ладонью себе по колену. — Если заметим что-нибудь подозрительное, сразу переберёмся наверх. Там организуем что-то типа запасной базы.

— Хорошо, — сказал я, подгребая под голову тёплого песка, — мы с Антоновичем пойдём завтра проверим полянку и приведём в порядок маниок. Вещи сверху перенесём. Миа — тебе предлагаю заняться рыбалкой.

— А что ей заниматься? За двадцать минут провианта на всех нас троих добыть можно.

— Не простой рыбалкой, а особенной, — завтра я тебе расскажу.

Проснулся я рано утром, когда ещё все спали. Тело ещё ныло от синяков и ссадин, но я, стараясь не стонать от боли, набрал в окрестностях десяток U-образных палочек. Две из них примотал шнуром к кочерге и, таким образом, получил некое подобие кошки.

За этим занятием меня и застала проснувшаяся Миа:

— Что снова мастерим?

— Тебе специальный тройник для рыбалки. Обладает кошко-магнитными свойствами. Рыбачить с буя пойдёшь. Ты ж у нас единственная хорошая пловчиха. Я бы сказал, нечеловечески умелая. — Я испытующе посмотрел ей в глаза.

Взгляд она сразу отвела.

— Если деревянные крючья отломятся — вот тебе с десяток запасных. Бери все вещи искусственного происхождения. Неважно, нужны они или нет.

Вначале мы с Антоновичем пошли наверх за вещами. Сейчас коралловые скалы больше напоминали реальные морские рифы — все выемки заполнила вода. За неделю она, конечное, испарится, но пока приходилось пробираться по ним прыгая с камня на камень. Антоновичу я это делать возбранил сразу в силу его возраста, а сам за три рейса вконец замучился и устал шипеть от боли.

После транспортировки вещей в новый лагерь отправились проведать маниок. От нового лагеря до него было недалеко. На вид маниок никаких изменений не претерпел, но растение мы тщательно окучили и прокопали новые каналы.

— Что будем дальше делать с нашим огородничеством? — завязал беседу во время нашей совместной работы Антонович. — Ещё один такой ливень и все наши труды коту под хвост.

Я осмотрелся вокруг:

— Мелиорацию надо проводить. Точнее ландшафтное проектирование. Вполне можно, немного изменив рельеф, отвести ливневые воды в сторону.

Антонович осмотрел ландшафт.

— Вполне, — согласился он, — сделаем насыпь выше огорода из камней и песка, накопаем направляющих канав, и пустим воду в обход огорода. Работы только много. Но что делать?

Отхожая полянка находилась в куда лучшем состоянии, чем мы предполагали. Отчасти это произошло в силу того, что её не затронули водные потоки со скал, а отчасти и от нашей с Антоновичем добросовестной работы по креплению купола. Удобрений на этот раз решили не набирать, поскольку было достаточно поздно, да и устали мы с соседом порядочно.

— Пошли лучше Мию проведаем, — предложил я, — может ещё не ушла, а может придётся ей помогать барахло в лагерь тащить.

Миа никуда не ушла, сидела на буе и орудовала верёвкой. Около неё на поверхности буя действительно лежала куча какого-то хлама.

— Эй, — крикнул я девушке, хотя она нас увидела издалека. — Как улов?

— Да много всего! — крикнула она. Сейчас упакую всё это и за несколько раз до берега доставлю.

Мы с Антоновичем уселись на песчаный пляж и принялись наблюдать за ней. Миа скрутила верёвку об кочергу и начала паковать что-то в, как нам показалось, пакет. Когда она приплыла к нам, это действительно оказался пакет. Даже две штуки. Она вывалила содержимое на песок:

— Поплыву за второй партией. Надо успеть до темноты до лагеря добраться.

Мы с жадностью начали рассматривать выловленные вещи. Чего там только не было: две банки пива, пластиковая двухлитровая бутылка с каким-то напитком (этикетка намокла и куда-то исчезла), строительная каска, жезл гаишника, фотоаппарат, дырокол, кепка, сумочка-футляр для компьютерных дисков с пятью десятками дисков внутри, пластиковая бутылка молока (пустая, но вонючая, видно Миа вылила то, что было внутри). С жадностью рассматривая предметы, мы не сразу услышали, что Миа нам что-то кричит.

Я поднял голову и увидел, что девушка тревожно на что-то показывает нам сзади нас. Мы соседом синхронно развернулись, и выхватил из ножен нож. Из воды Большого озера в нашу сторону синхронно направлялись пять непонятных монстриков. Спустя мгновение из воды вынырнул ещё один и присоединился к остальным.

Я присмотрелся внимательнее и расслабился. Монстриками оказались небольшие тридцатисантиметровые пингвины. Один за другим они выныривали из воды и пристраивались друг за другом. Причём пристраивались так точно, что между ними было совершенно одинаковое расстояние.

— Всё в порядке! — помахал я Мие рукой. — Это пингвины.

Мы с Антоновичем пингвинов почему-то совершенно не смущали. Вскоре их шеренга, смешно переваливаясь с ноги на ногу, достигла нас. Пройдя в метре от меня, пингвины начали прыгать в воду Нижнего озера.

— Не остров, а проходной двор какой-то. — Почесал затылок Антонович.

— Самое интересное, Антонович, что они откуда-то пришли. И куда-то идут. Учитывая, что воды здесь солёные, у меня возникают нездоровые мысли о надуманности изоляции нашей среды обитания.

— Может они живут в Большом озере? А сейчас у них экскурсия в Нижнее.

— Сомневаюсь. Их уже больше пятидесяти, а они всё не кончаются. Мы бы давно заметили их колонию. Ведь пингвины предпочитают отдыхать на суше. Они только охотятся под водой.

— Давай наловим их с десяток. Займёмся птицеводством. — предложил сосед.

— Сомнительная идея. Во-первых, кормить их надо рыбой. Накладное удовольствие. Во-вторых, не думаю, что они несут яйца чаще одного-двух раз в год.

— Ну хотя бы на вкус попробуем, — взмолился сосед увидев, что шеренга заканчивается.

— Извини, Антонович, но рука на данную птичку никак не поднимается. Перебьёмся, чай не голодные.

Антонович с грустью пронаблюдал, как в воду запрыгнул последний пингвин и тяжело вздохнул.

Миа тем временем упаковала все вещи и приплыла к берегу.

— Что это тут за хороводы у вас? — спросила она.

— Сезонные миграции. Вероятно. — Я осматривал воды Нижнего. Ни один пингвин не всплывал. Как под землю провалились. Что возможно и было правдой.

— А всё-таки нам следует задуматься о птицеводстве, — вздохнул Антонович, когда мы ели вечером рыбу, словленную Миа на Нижнем озере.

— Только не с пингвинами это проводить надо, — заявил я, — надо искать растительноядную птицу. Или, что ещё лучше, всеядную. Вон сколько здесь птиц ягодами питаются, которые мы есть не можем.

— Так для этого сетку надо иметь, иначе улетят.

— Подрежем крылья, и достаточно будет обыкновенного загона. Только сейчас нам это не к чему — пищи хватает с избытком. Только когда население увеличится. Кстати, Миа, что там с нашим уловом?

— Крючки я почти все переломала, — отозвалась Миа. Дно неровное, кошка за всё подряд цепляется. Да и кочерга почти каждый раз очень основательно прилипает к чему-то металлическому. Там, на дне, несколько довольно массивных металлических предметов.

— А посмотреть ты не сможешь? Нырнуть и посмотреть?

— Сомнительно. Я максимум на десятиметровую глубину нырнуть смогу. Уже пробовала — дальше кровь из ушей и голова раскалывается. А там ну никак не меньше двадцати пяти будет.

— Я так понял, что наравне с людьми сюда попадают и массивные предметы, — предположил я, — вероятно те, что находились рядом с человеком в момент его переноса. А если мы купол от парашюта натянем под буем? Чтобы вообще ничего не потерять.

— Не выйдет, — зарубила Миа моё предложение на корню, — буй ко дну крепится каким-то металлическим торосом. Кроме того, судя по моему прощупыванию кочергой, на дне один из объектов габаритом никак не меньше пяти-шести метров. А вдруг это какой-то автомобиль? Порвёт ваш парашют за милую душу. И прощения не спросит.

— Когда я попал сюда, меня окатило целой волной брызг, — вспомнил я, — хотя я упал на буй. А может это мой автомобиль свалился. Я ведь как раз около него был тогда.

— Или фонарный столб, — напомнил Антонович.

— Вот бы автомобиль вытащить! — Начал мечтать я, — лебёдка ведь у нас есть. Представляете сколько там полезного барахла. Хотя не факт, что он там есть.

— Что-нибудь придумали бы. — Заверил меня Антонович.

— Ладно, — у меня уже вошло в привычку раздавать вечером планы на завтра, — мы с Антоновичем завтра за дерьмом. Миа птичек наверху половит — нижних, похоже, неплохо дождиком побило. Вторую часть дня все вместе занимаемся возведением обводной плотины вокруг огородика.

На этот раз я проснулся необычно поздно для себя — Мии уже не было. Мы с Антоновичем позавтракали холодной рыбой, оставшейся с ужина, и отправились на отхожую полянку. Попутно заглянули к маниоку. Благодатный климат сказывался на его состоянии. Похоже, что большая часть веток отмерла, но из основания и части наиболее крупных полезли зелёные ростки. Это обнадёживало.

Полянка нас тоже без сюрпризов не оставила — наткнулись на снаряжение девушки на роликовых коньках. Нашли сами коньки, пластмассовые щитки на колени и локти, каску и перчатки. Коньки вещь малополезная, но всё остальное очень полезно для походов по местным рифам.

Притянув волокуши с удобрениями к маниоку, прежде всего, окучили и взрыхлили почву вокруг него. Ростки лезли буквально на глазах. За половину дня они выросли на добрый сантиметр. Потом решили заняться принесёнными испражнениями. Наметили грядки, и только хотели заняться их обработкой, как нам в этом помешала Миа.

— Человек! — Запыхавшись, подбежала она.

— Чёрт! — выругался Антонович. — Пойло мы ещё не изготовили. Можно, конечное, брагу влить, но отравится ведь может.

— Да не на буе! Там, в море!

— Что значит в море!? — не понял я.

— На плоту каком-то или лодке. Прибило к рифам по ту сторону скал. Я на птиц охотилась и увидела его.

— Дины троса хватит? — сразу спросил я.

— Возможно, нет. — Выпалила она. — Но если с верёвкой связать — точно хватит.

— Бежим! — скомандовал я.

От края уступа до моря было метров пятьдесят. Трос от лебёдки мы обмотали вокруг ближайшего валуна, а к самому тросу привязали верёвку. Естественно, что роль альпиниста отводилась мне. Наша сегодняшняя находка оказалась очень кстати. Нет, роликовые коньки в скалолазании помогли бы слабо, но вот перчатки и щитки, особенно на колени, оказались в этом деле просто незаменимы. Предчувствуя это, я их с собой предусмотрительно захватил.

Даже с этой высоты было видно, что на непонятной чёрно-зелёной конструкции покоится темнокожий подросток. Подросток вероятно, был мёртв, поскольку не двигался, и на наши крики не реагировал.

Спуск не занял у меня много времени, полтора десятка минут, и я опустился на выступающий из моря валун. Подплыв к импровизированному плавсредству, я ухватился за его край и начал оттягивать плот за валун, чтобы его не унесло в море.

— Жив? — Крикнули сверху.

Я присмотрелся к подростку и заметил слабое движение в области грудной клетки.

— Вроде дышит! — Ответил я. — Сейчас я его привяжу, и вы его первым поднимайте.

Подросток был привязан плоту за ноги и пояс. Видимо сам это сделал, чтобы не соскользнуть в воду. Эти путы я срезал ножом. Как мог я обвязал парня вдоль и поперёк верёвкой и отдал команду поднимать его наверх. Хуже всего, что плот в это время вымыло волной из-за валуна, и он сейчас бодро уходил в открытое море. Я выругался и сполз вводу. Плот упускать не хотелось. С моим умением плавать добрался я до него минут через десять, к тому моменту почти уже выдыхался, схватился за край и попытался его развернуть. Но не тут-то было, плот, видно подхватило какое-то течение, против которого бороться мне сил не хватало.

— Бросай плот! — донёсся до меня крик Мии. — Он тебя за собой уносит!

Я оглянулся и ужаснулся, насколько далеко я находился от берега. Попытался успокоиться. Я знаю свои умения плавать. Если плыть не спеша и аккуратно, то такое расстояние я осилю. Но, похоже, что судьба мне не давала плыть медленно и размеренно. Я чувствовал, что попал в цепкие руки течения, из которого мне необходимо выбраться. Я напряг последние силы и через пару минут оказался в спокойной воде. Вот только хватит ли мне сил оставшихся, чтобы добраться до берега?

Пока я плыл, заметил, как серебристая фигурка резво спускается по верёвке, весящей на скале. На высоте десяти метров фигурка отрывается от скалы, падает, и красиво входит воду.

Я никогда не видел, чтобы люди плавали так быстро! Я даже не знаю, что это за стиль плавания. Около головы Миа, торчащей из воды, не наблюдалось ни единого всплеска, только расходящиеся в две стороны волны. Буквально через минуту она оказалась около меня.

— Давай помогу, — предложила она, — а то пловец из тебя ни ахти какой.

— Обойдусь, — буркнул я, выплёвывая воду — нормально я плаваю. Только медленно.

— Чем ты мне всегда не нравился, так это своим упорством. — Она держалась в воде так, будто там родилась.

— Просто не хочу, чтобы меня дважды за трое суток спасала Самка, — произнёс я задыхаясь.

Миа внезапно посерьёзнела.

— Если хочешь доплыть сам, то перестань болтать. Береги дыхание.

— А почему ты тогда нырнуть под буй не захот... — остаток вопроса я пробулькал, поскольку рот опустился ниже уровня воды.

— Я не выдерживаю давления. — Спокойно объяснила Миа.

Я действительно заткнулся, так как находился на грани. Но дал себе мысленную установку помощи не принимать. Иногда мне такие установки помогали. От напряжения и сосредоточения на этом я перестал видеть окружающее. Однако чувствовал, что у меня ничего не получается.

— Ну где ты, блин? — не выдержал я.

— Здесь я, — послышался голос Мии.

— Да не ты! — Выругался я, — второе дыхание.

— Зачем тебе второе, если ты и на первом доплыл? — Миа язвила по полной катушке.

Сознание прояснилось и я увидел выступ валуна, за который я держался руками.

— Это было только половина первого дыхания, — буркнул я Мии.

— Ну-ну. — Только и сказала она.

— Ты у нас ещё и по скалам лазить умеешь?

— Спускаться — умею. Особенно по верёвке. — Она обвязалась верёвкой и подала Антоновичу знак, чтобы он поднимал её.

Тоже логично — Миа легче, а потом уже вместе и меня поднимут. Тем более, что на самостоятельный подъём я сейчас был слабо способен — руки дрожали, как у хронического алкоголика. Плота видно не было, а жаль — утеряли. Так или иначе, весь этот случай показал, что плавать внизу можно, а значит, можно и попробовать организовать экспедицию вокруг атолла. Другой вопрос, как построить плот, а точнее из чего.

Меня подняли без проблем. К тому времени все мы находились в, мягко говоря, уставшем состоянии. Не говоря уже о спасённом — тот вообще был еле жив.

— Далеко же он живёт, — почесал затылок Антонович, разглядывая подростка.— Долго плыл.

— Антонович, вы хоть напоили его?

Сосед уставился на меня, как на идиота:

— Думаю, пару дней ухода, и в сознание он придёт.

Периодически меняясь, мы занесли парня в наш лагерь. Миа сварила бульона из имеющихся у нас в запасе птиц и на ночь мы, как смогли, напоили его.

Утром он в сознание не пришёл, но заметно шевелил во сне руками и губами. Мы его оставили на попечение Мии, а сами пошли с Антоновичем довершать незаконченные вчера земляные работы. Поскольку людей на добычу пищи у нас не осталось, я решил пару часов посвятить рыбалке. Ра, как всегда, появился в тот самый момент, когда я сделал первый заброс. Поглаживая кота, я вспомнил историю, когда решил выкопать у себя небольшой прудик. Запустил туда десяток карасей. Через пару недель решил порыбачить и посмотреть, как там мои караси. Караси упорно не клевали. Тогда я купил на рынке ещё десяток. Однако и эти клевать упорно отказывались. После я всё понял, увидев Ра, довольно бегущего куда-то с карасём в зубах.

А вот и частичное решение продовольственных проблем — искусственное озеро. Вырыть его недалеко от Большого озера — не такая уж и проблема. Кот много рыбы с него не натаскает — и так жрёт от пуза. Надо будет завтра этим заняться. Выловив достаточное для сегодня количество рыб, я отнёс их Мие и пошёл помогать Антоновичу.

Сосед к тому времени уже расправился с огородиком и занялся возведением дамбы. Процесс строительства пока состоял у него из осмотра площадки строительства и чесания затылка.

— Что не так? — спросил я у него.

— Без камней плоды нашего строительства смоет ближайшим самым маленьким дождиком. А с камнями здесь, внизу, туго. Разве что с бывшего посёлка таскать. Только далеко, а нам объём для строительства большой потребуется.

— Зачем из посёлка? — Я задрал голову вверх. — Обрыв здесь высокий. От обрыва метров сто пятьдесят. Наверху камней хватает. Если хорошо покидаем, то таскать придётся не так уж и далеко. Только Мию надо будет предупредить, чтобы не ходила сюда во время бомбёжки.

— Дело говоришь, — согласился Антонович, — пошли, что ли, пообедаем.

— Идея есть, — сообщил я Антоновичу, когда мы поднимались к лагерю, — прудик на берегу Большого озера вырыть.

— Для чего?

— Рыб хранить. Прудик воздвигнем мелкий, чтобы руками рыбу ловить можно было.

Идея Антоновичу настолько понравилась, что он предложил заняться её воплощением уже завтра.

— Как там наш Пятница? — спросил он, когда мы вошли в лагерь.

— Какая пятница? — не поняла Миа.

— Это Антонович так этого чернокожего парня окрестил, — объяснил Мие я.

— А почему Пятница? — поинтересовалась она.

— Действительно, — сказал я, — Мию я должен был тогда назвать Субботой.

— Нет. — Антонович думал о чём-то своём, — Даниель Дефо называл таких Пятницами. Миа, так что там с этим парнем?

— Немножко даже бредил, — сообщила она, — но бессознательно бульон уже хлещет только в путь.

— Пусть выздоравливает, — с улыбкой на лице произнёс Антонович, — а мы для него пока плантацию подготовим.

Я добродушно засмеялся, а Миа, вероятно шутки не поняла.

Мию мы предупредили, чтобы носа она из лагеря не высовывала, потому что синоптики обещали большие камнепады.

Кидать камни с пятидесятиметровой высоты оказалось довольно весёлым занятием. Ну для меня, по крайней мере. Антоновичу, как человеку в возрасте, было тяжело, но он не сдавался. В процессе мы даже придумали игру, суть которой заключалась в попадании в лежащий камень партнёра. Я, как ни странно, проиграл.

— Время собирать камни. — Поднял указательный палец Антонович, когда солнце начало клонится к горизонту.

За ужином, правда, я всё переиграл, убедив Антоновича вначале отдать все силы на постройку пруда. Сосед согласился, но только до обеда. С обеда он собирался заняться тем, чего он давно ждал — самогоноварением. По известным только ему признакам брага должна была окончательно созреть завтра к обеду. Душа у него горела, а руки чесались.

Миа, от нечего делать, за целый день набрала в округе сухих листьев и соорудила каждому из нас что-то типа лежанки. Мне, честно говоря, больше нравилось спать на, всегда тёплом здесь, песке, а не на колючих листьях, но я промолчал. Когда разживёмся тканью, можно будет сделать простыни и тогда такие лежанки приобретут актуальность. Уснул я весь в предвкушении завтрашнего рытья пруда. Уж очень мне по душе пруды, не зря я на Земле у себя на участке соорудил его в первую очередь.

Проснулся я раньше всех, нашёл свою кочергу — если почва попадётся местами трудная — пригодиться. Антоновичу — сапёрскую лопатку, мне — строительную каску.

Только когда рассвело, я понял, что кого-то из нашей компании не хватает. Не хватало Пятницы.

Глава 14

— Странно, — изумилась Миа, ещё вечером он был без сознания, — не мог же он за ночь выздороветь.

— А ты уверена, что он не притворялся? — спросил Антонович.

— Даже не знаю.

— В любом случае, — встрял в разговор я, — никуда он от нас на этом острове не денется. Рано или поздно мы с ним столкнёмся. Миа, а что он в бреду говорил?

— А я знаю? Лепетал что-то на неизвестном мне языке.

— Ага, — заключил я, — на лицо языковой барьер в отношениях. Я знаю два языка — русский и английский. А ты Антонович.

— Дую инглиш, водку и пиво. — Заявил Антонович. — Ну ещё и третий язык знаю.

— Какой?

— Человеческий.

— А ты, Миа, насколько я понимаю, знаешь русский и нечеловеческий.

Миа промолчала.

— Итого на троих русский, английский и нечеловеческий. Негусто.

— Может он и на английском бредил. Миа же его не знает. — Предположил Антонович.

— Ладно, — заключил я, — есть ещё язык жестов. Если что, на нём попытаемся общаться. Планы на сегодня — пруд. Антонович — тебе лопату, мне строительную каску, тебе, Миа кастрюлю. С помощью этих инструментов мы должны сегодня выкопать прудик.

— Кастрюлю я после обеда заберу, — предупредил Антонович, — она мне для процесса нужна.

Вначале решили наведать маниок, в последнее время это превратилось в добрую традицию. Тем более что он был по пути. Каково же было наше изумление, когда издалека мы увидели Пятницу, который занимался тем, что маниок наш выкапывал.

— Ах ты паскудник, — выругался Антонович, и рванулся к маниоку.

Подросток услышал ругань Антоновича и быстро исчез в зарослях.

— Ага, — подошёл я к соседу, который оценивал степень ущерба, принесённую подростком, — значит с маниоком наш новый товарищ хорошо знаком. А выращивают его в основном Экваториальной Африке и Индонезии. Поэтому рискну предположить, что он из Африки. На чём же они там разговаривают? Насколько я помню, у них там тысячи местных наречий. Так что остаётся только язык жестов.

— А чего он маниок хотел выкопать? — обиженно спросил Антонович.

— Думаю, есть хотелось.

— И что нам теперь? Часового около растения ставить?

— Такой возможности нет. Будем надеяться, что больше он трогать его не будет.

Соседа явно такая надежда не устраивала. Было видно, что он расстроился.

Так или иначе, но мы спустились к берегу Большого озера, выбрали участок пляжа в тридцати метрах от берега и принялись за работу. Грунт на копку оказался лёгок, так как являл собой сплошной песок. Через три часа работы я наткнулся на то, о чём говорила Миа. На глубине около метра залегали гладкие базальтовые плиты.

— Барский бассейн у нас выйдет. — Прокомментировал данное событие я. Плиточка блестящая на дне. Тропическое солнце.

— Ни фига себе плиточка! — отозвался сосед. — Это ж сколько тонн каждая завесит?

Мы ещё не начали рыть канал, соединяющий пруд с озером, как в наш искусственный водоём начала просачиваться вода, так что приходилось работать по колено в воде. В принципе к обеду, когда ушёл Антонович, большую часть работы мы уже сделали и Мию я отправил на рыбалку. Хотелось поскорее запустить в пруд первых обитателей.

Мие, как нарочно, попадались одни крабы. В озеро мы пускать их не решились — сбегут, как нечего делать, зато на ужин пойдут. Однако к вечеру в нашем прудике плавало несколько десятков рыбёшек разного размера.

Антонович оказался в необычайно хорошем настроении. Причиной оказалась грамм сто пятьдесят мутной жидкости на дне литровой пластиковой фляги. Я уж подумал, что сосед успел данную жидкость дегустировать, но оказалось, что его настроение достаточно поднять одним только присутствием алкоголя, сделанного собственными руками. Так или иначе, самогона было слишком мало, чтобы отметить это событие. Да и большой вопрос оставался в токсичности этого напитка — проверить решили на прибывших. Ведь им терять всё равно нечего. Тем не менее сосед уже разгребал костёр, чтобы извлечь из-под песка древесный уголь (древесину он закопал под костром заранее). Был шанс очистить самогон от ядовитых примесей, если такие имелись, при помощи угля. В эмалированном ведре была замешана очередная партия ягод, только оттенок она имела другой. Видно Антонович не останавливался на достигнутом и экспериментировал, добавив в смесь каких-то других ягод.

На следующий день вся наша троица занялась сооружением заградительной дамбы для защиты огородика. Камни, сброшенные сверху, очень быстро закончились. Пришлось снова лезть наверх, уже троём, и повторять этот процесс заново.

Вечером Миа пошла за рыбой на ужин. Благо, работать можно было теперь целый день, а рыбу руками выловить из нашего прудика. Вернулась Миа практически с пустыми руками.

— Исчезла рыба. — Развела руками она, когда мы сидели вечером около костра в лагере.

— Никто кота моего не видел? — сразу же спросил я.

Сразу же после моего рассказа, как Ра воровал рыбу из пруда на Земле, всем всё стало ясно. Единственное рыбы в нашем пруду было столько, что никакой нормальный кот за день не съел бы. Вероятно, Ра так увлёкся рыбалкой, что не успокоился, пока не выловил все достойные экземпляры. Похоже, моя идея с прудом в корне обломилась.

То, что я ошибался, выяснилось утром следующего дня. Антонович выходил по санитарным вопросам, но вернулся с веткой кустарника, на которую через жабры был нанизан с десяток увесистых рыб.

Я уставился на него в недоумении:

— Это где ж ты за пять минут столько рыбы наловил?

— Висела на колу, вбитом в песок. Прямо у входа в наш лагерь.

— Кажется я узнаю эту рыбу, — сказала Миа, рассматривая связку, — поскольку сама её и ловила.

— Ясно. — Догадался я. — Мой кот к исчезновению рыбы абсолютно непричастен. Как я понимаю, это проделки нашего чернокожего товарища.

— Мне кажется, что он захотел поблагодарить нас за своё спасение. — Предположила Миа. — Видно слишком он из дикой страны или племени, если не догадался, что пруд мы рыли специально для хранения рыбы. Просто наловил там, где сподручнее было.

— Чего же он нас так боится?

— Видно прошлая компания ему не слишком нравилась, — объяснила Миа, — пока я его досматривала, то обнаружила не один десяток шрамов на коже. Ясно, что избиениям он подвергался не раз.

— Мда, — хмыкнул Антонович, — вот и как нам теперь отучить его воровать нашу рыбу?

Этим днём мы решили продолжить строительство дамбы, тем более что камней вчера накидали изрядное количество. Маниок оживал просто-таки на глазах. Пятница его больше выкопать не пытался — видно понимал, что растение принадлежит нам. Сам парень никаких признаков своего существования не подавал — ни его самого, ни следов его жизнедеятельности никто не замечал. За весь день нам удалось построить большую часть дамбы, но отняло это у нас довольно много сил, и потому спали этой ночью мы как убитые.

— Перенос! — меня усиленно тормошила Миа.

— Что? — не понял я спросонья.

— Кто-то перенёсся. Я ведь чувствую перенос.

До меня, наконец, дошло.

— Подъём! — Заорал я Антоновичу.

— Что? Где? — послышался голос соседа.

На улице была ещё глубокая ночь. Звёзды свету не добавляли, а Луны я здесь никогда не наблюдал.

— Ну и что теперь делать? — развёл руками я. — Факелов мы изобрести не успели, а с горящей веточкой от костра далеко не уйдёшь.

— Если мы будем ждать до утра, а потом ещё и искать прибывшего, не факт, что наше зелью к этому времени будет эффективно. — Вставил Антонович.

— В принципе, — предположил я, — если идти вдоль ручья, а дорогу впотьмах я до него найду, и дальше вдоль берега Большого озера, то рано или поздно я дойду до перешейка, разделяющего Большое и Нижнее. А дальше достаточно громко покричать.

— Тоже верно, — согласился сосед и начал искать в темноте флягу с самогоном. Нашёл её и передал мне.

— Подожди, — Миа окрикнула меня в последний момент, — я с тобой.

— Не хватало мне ещё и с тобой во тьме нянчиться.

— Я вижу в темноте намного лучше, чем ты.

— Миа, что ни день, то сюрпризы!

О том, что я согласился идти с Мией, а точнее она со мной, я не пожалел. Всё наше ночное странствие, в конце концов, переросло, что ведомым стал я, а она ведущей. Самое интересное, что мы оба боялись взять друг друга за руку. Будто нам по пятнадцать лет и мы идём с кинотеатра.

Со временем мы в лагере до сих пор никак не определились. Даже дневное время мы определяли наугад, хотя вполне можно было соорудить примитивные солнечные часы. Про ночное и говорить нечего, так что мы абсолютно не представляли, сколько ещё до рассвета. И самое интересное, что рассвет, как и закат, наступал на этой планете мгновенно. За две-три минуты. Вероятно, какие-то свои особенности атмосферы. А ведь общую хронологию событий никто пока не вёл, а надо бы. А то скоро я потеряюсь во времени, сколько я здесь провёл времени.

Как только мы добрались до Большого озера, неожиданно рассвело. Мы перешли на бег. Не прошло и получаса, как мы молча созерцали буй. Буй был пуст. Никаких следов на береге мы тоже не отметили.

— Может он утонул? — Всматриваясь вдаль, произнёс я.

— Может и так. Может поплыл в темноте не в ту сторону.

Я уселся на, успевший нагреться на утреннем Солнце песок:

— Он мог доплыть до берега где угодно. Мог со стороны кустарника. Нам нужно поискать следы. И покричать, конечное. Так больше шансов найти.

— Миа! — послышался сзади язвительный голос, которого я на этом острове никогда не слышал, и вскочил, как ошпаренный.

В десяти шагов от нас стоял незнакомый светлый мужчина в зелёных облегающих шортах и майке с длинным рукавом. В руках он держал нечто, напоминающее мне катану. Ни с того ни с сего он поднял катану над головой и кинулся в нашу сторону попутно проорав действительно что-то похожее на крик японских самураев.

Я опешил.

Миа, тем временем, тоже кинулась навстречу самураю, легко поднырнула под его рубящий удар и крутанулась вокруг своей оси, пытаясь сделать подсечку. Однако самурай был тоже довольно резв, высоко подпрыгнул, не выпуская из рук оружия, приземлился на вытянутые руки, и попытался схватить Мию за шею ступнями. Миа как-то интересно — я такого ни разу не видел — одновременно отбила ступни ребром ладони. Сначала одну ступню, потом другую. С поразительно быстрой скоростью. Свободной рукой она схватила самурая за... э... промежность. Руки у того сразу подкосились но, падая, он умудрился таким же приёмом ударить Миу по внутренней стороне её ступней. Упали они вместе, но самурай как-то быстрее очухался, я даже не успел заметить, как он сидел на девушке, прижимая ей к горлу своё оружие. Надо сказать, что всё это произошло в считанные секунды, я так толком ничего сообразить не успел.

Миа что-то презрительно зашипела самураю, тот ей в ответ. Видно разговаривали они по-своему. По-самурайски. После нескольких фраз самурай начал прижимать к горлу Мии своё оружие всё сильнее.

Нет, Миа, конечное, ещё тот номер. Но она своя.

Так уж оказалось, что во время схватки они оказались совсем около меня. Если бы я вломил своей кочергой самураю в спину, то он мог своим весом втиснуть Мие в шею свою катану окончательно. Поэтому я совершил удар снизу вверх, подцепил катану кочергой, от чего она взлетела высоко вверх.

Самурай как-то быстро оценил ситуацию. Вернее оценил то, что ситуация не в его пользу, оттолкнулся от земли ногами, поймал катану на лету, и посредством ещё нескольких 'сальте-мотальте' допрыгал до воды (будто страховался от метательного снаряда), в которой и скрылся. Через пару минут его голова вынырнула уже на другом берегу Нижнего озера.

— Ну и что это за ниндзя!? — спросил я Миа, помогая ей встать.

— Alis perdolis. — произнесла она что-то напоминающее латынь.

— Чего?

— Конец нам я говорю. Они меня нашли.

— Кто они!?

Она вздохнула.

— Какая разница. Нам сейчас повезло, что он испугался и пока не понял, кто ты и на что способен. Да и здесь он пока дезориентирован. Пока. Дальше он нас всех по одиночке перебьёт.

— Да кто, он!? — я начал выходить из себя.

— Человек обученный убивать. — Странно, что после такой активной схватки, голос её был не возбуждён а, наоборот, флегматичен. — Пошли в лагерь. Надо много что обсудить.

— Самогонки я ему точно не дам. — Уверенно сказал я, всматриваясь в противоположный берег озера.

Всю обратную дорогу Миа молчала. Развести мне её хоть на одно слово не удалось.

— Ну и где? — спросил нас Антонович, когда мы пришли в лагерь. Потом, правда, увидел наши лица: моё — злобное и Мии — озадаченное:

— Что случилось то?

— Случилось то, — ох как я был зол, — что Миа в упор не хочет ничего рассказывать. Кто она? Откуда? Какого хрена за ней самураи с катанами гоняются?

— Какие самураи? — Антонович попытался потрогать мой лоб на предмет наличия у меня высокой температуры, но я его руку грубо отбил:

— Обыкновенные самураи. В зелёных педерастических трусах и такой же майке.

— Ребята, вы что!? — всерьёз забеспокоился сосед.

— А это ты у неё спроси! — я показал пальцем на Мию и уселся на песок.

Миа поняла, что дальше ей скрывать всё невозможно. С минуту на её лице отражалась какая-то бурная мыслительная деятельность. Наконец она решилась:

— Вы тут не причём! — Заявила она. — Это — мои разборки. И не вам от них страдать. Со своими проблемами я разберусь сама!

Она развернулась и пошагала в сторону Большого озера. Я попытался её остановить, побежал, и схватил её за плечо. В тот самый момент я даже не понял, что произошло — земля и небо поменялись местами, потом я крепко приложился головой и позвоночником о мягкий песок, потом последовал какой-то точный, но безбольный удар в какую-то точку между рёбер. Попытался двинуться, но понял, что тело моё парализовано. Даже подбородок от песка оторвать не могу.

Перед глазами появились босые ноги Антоновича. Веки я, кстати, тоже закрыть не мог. Они тоже были парализованы. Антонович перевернул меня на спину. Солнце начало палить прямо в глаза, а сказать соседу я это не мог.

— Девок ты, конечное, себе выбираешь... — пробормотал Антонович, пытаясь определить симптомы моего недомогания. — Очухаешься. Убить она тебя не хотела. Она плача ушла. Нет, слёз на глазах не было, но в самих глазах я много чего увидел. Она плакала от обиды, что только ей попалась человеческая душа, достойная внимания, как появляется какой-то злобный хер и зарубает всё на корню. И ещё плакала от беспомощности и отчаяния. По-моему он пошла на свою смерть, чтобы спасти нас. Только вот что будет делать тот самурай, когда получит от Мии то, что ему надо — неизвестно.

Я очень хотел выругаться матом, но, к сожалению, не мог. Не то, чтобы я не умел ругаться матом, просто не мог. По физиологическим причинам.

Самое интересное, что паралич мой сняло мгновенно. Раз — и нету. Как раз, когда стемнело.

— Значит, говоришь, она ушла на смерть? — сразу спросил я Антоновича.

— Вот видишь, — безудивительно сказал он, — я же говорил, что убивать она тебя не собиралась.

— Меня волнует одно. — Я приподнялся и спокойно сел на песок. Как будто никакого паралича и не было в помине. Как будто его время было рассчитано до секунды, до темноты, чтобы я не ринулся искать её впотьмах. — Она мне рассказывала, что некий субъект её насиловал. До меня.

Антонович вскинулся.

Я сконфузился:

— В смысле до того, как здесь появился я, был кто-то ещё. Этого 'ещё' она обвиняет в изнасиловании. Но, Антонович, видел бы ты её в рукопашной схватке... Её еле здоровый мужик с катаной одолел, одолел бы, если бы я не подсобил, но... но я бы против такого самурая и нескольких секунд не продержался.

— Может она лесбиянка? — осторожно предположил Антонович.

— Тьфу на тебя, Антонович! Серьёзные вопросы решаются, а ты всё шутишь.

— Явно прибыли за ней, — серьёзно сказал сосед, — другой вопрос откуда она? Может и с Земли. Мы ж не знаем, может сюда народ специально готовили. Но, учитывая некоторые особенности её не то, чтобы языка, а именно разговора, я склоняюсь к тому, что она не с Земли. Хотя, возможно, народ могли готовить и в изоляции. Это тогда тоже много что объяснит. Черты лица и моторика у неё чисто человеческие.

— Зато способности совсем нет.

— Слушай, — хитро улыбнулся сосед, — а зачем ты вообще её пытаешь приравнять к роду человеческому или наоборот отделить?

— Зачем? — задумался я.

— А я могу сказать, — ответил за меня Антонович, — у тебя на повестке совместная с ней жизнь, хоть ты в этом себе и не признаёшься. У неё тоже. Стоит вопрос о вашей скрещиваемости. Подсознательно. Вот вы и устраиваете друг другу проблемы. Вроде и хочется. А вроде и облом может такой обнаружиться. Петя, извини, но вы оба такие трусы!!! Во всех моментах поведения. Ладно, вы не скрещиваемы. Боитесь облома? Боитесь потом друг другу в этом признаться? Петя — это трусость. И Миа сейчас струсила, уходя на смерть. Она струсила, что будет ответственна и за наши смерти. А на самом деле это глупость. Убьёт он её, а поскольку он заточен под убийства — нас убить ему ничего стоить не будет. Так зачем человеку, или гуманоиду там какому, рисковать, если можно зачистить остров полностью. Просто мы втроём имели бы больше шансов противостоять этому самураю.

— Значит идём помогать Мие избежать её глупость. — Уверенно сказал я, и принялся искать свою кочергу.

— Утром, — остудил мой пыл Антонович, — сейчас мы станем только глупой мишенью. И я пойду тоже. Одному мне здесь всё равно не выжить.

Стоит ли рассказывать, что ночью я не спал. Ворочался на горячем песке так, что чуть в него головой и не зарылся.

— Пора! — разбудил я соседа, как только над горизонтом поднялось Солнце.

Антоновичу я отдал свой штык-нож. Точнее не мой, а того десантника. Моя кочерга в качестве оружия нравилась мне значительно больше. Махаться удобнее.

Поскольку прошло меньше суток, следы Миа были ещё видны. Не следы, но ямки на песке. Путём проб и ошибок я научился их, с грехом пополам, читать. Потом к следам Мии добавились ещё чьи-то. Восстанавливая предполагаемые события, я понял, что самурай за ней следил. Потом, судя по разбросанному во все стороны песку, была схватка. Однако следов крови видно не было, но однозначно было видно, что кто-то кого-то по песку тянул. Мы пошли по этому, довольно отчётливому следу.

Буквально минут через пятнадцать я увидел лежащее на песке тело Мии. То, что это она, я понял по серебристому платью. Не долго думая бросился к ней и, только в последний момент, заметил блеснувшую в стороне катану. Инстинктивно я сгруппировался, пропуская оружие над головой, но это не помешало самураю дать мне увесистого пинка под зад. Пинок был ощутимый — летел я не меньше пяти метров и по уши зарылся в горячий песок.

Тем временем на помощь мне пришёл Антонович. Своим массивным телом он, видно, собирался, просто-напросто, сбить самурая с ног, но не тут то было. Самурай как-то хитро извернулся, подставил соседу подножку, и тот запечатался в песок рядом со мной. Падение ему далось тяжелее, чем мне — Антонович не двигался.

— Я же тебя предупреждала, — застонала Миа, — это мои разборки. Зачем ты полез?

— Миа. Ты мне чем-то нравишься. Больше, чем крабы, бакланы и пингвины. Я не знаю, есть ли у вас такое... когда человек предан другому.

Самурай, сжав катану, медленно подходил ко мне.

— Миа. Я не верю в любовь, я не верю в доблесть. Я верю в человечность. А к тебе она у меня проявляется в особой форме. Я не знаю, как это назвать. Но если ты умрёшь, то и я о своей смерти не пожалею.

— Петя. У нас тоже такое чувство, как любовь, но никто не знает, что это. Но ты... такой порядочный... ты. — Она застонала. — Даже перед смертью я не могу тебе признаться в своих чувствах. Петя...

Дальше я уже её не слышал. Самурай прижал катану к моему горлу и что-то зашипел. Вернее, я так понял, язык у него такой был. Как у змей. Шипел что-то и говорил мне, хотя я ничего не понимал.

— Миа! — захрипел я.

В этот момент глаза самурая стали какими-то изумлёнными. Потом его катана перевернулась вокруг своей оси и вонзилась ему в горло. На меня хлынул поток крови, от которого я начал буквально захлёбываться. Моментом спустя участок кожи на груди самурая вздулся, порвался и из образовавшегося отверстия вылез угольно-чёрный конец заостренной палки.

Через плечо самурая я увидел белоснежную улыбку Пятницы.

Глава 15

— Матака. — произнёс Пятница втыкая катану в песок, чтобы очистить её от крови. Потом протянул её мне. — Ки! Качгар!

Я ещё весь в крови был и ничего толком сообразить не сумел. В чувство меня привёл хрип Антоновича. Слава богу — жив.

— Миа. Ты как?

— Жить будем. — Голос её стал таким, будто совсем ничего не случилось.

— Со мной или без меня? — я не сдержался, чтобы не съязвить.

— Петя! — Перебил меня Антонович. — Ты совсем дурак или это мне только кажется?

На самом деле я просто отходил от пережитого. Реальность была какой-то ватной. В первую очередь подскочил к соседу. Просто он ближе всех был. Хотя сосед уже пытался встать без моей помощи.

— Нормально. — Он оттолкнул мою руку. — За Мией лучше посмотри.

Миа оказалась вся в синяках. И это только то, что было видно на ногах и руках, не прикрытых полностью платьем. Что было под платьем, оставалось только догадываться.

— Сейчас отойду, — произнесла она, — он меня просто парализовал, когда услышал, что идёте вы.

— Это как ты меня, что ли? Слухом, я так понимаю, он тоже не обделён.

— Я тебя безбольно, а он, гад, так, чтобы я ещё пострадала, отчего и стоны издавала. Рассчитал всё так, чтобы вас привлечь и внимание по максимуму отвлечь.

— Что будем с этим чубриком делать? — Отвлёк нас голос Антоновича.

Я обернулся. Пятница по-прежнему стоял с вытянутой в руках катаной.

— Будем знакомиться! — уверенно заявил я и начал поочерёдно указывать на всех пальцами, произнося при этом их имена. Включая самого Пятницу.

— Са Пятицца! — Сказал на это подросток и ткнул себя пальцем в грудь. Потом как-то заливисто произнёс — Пикаи!

— Наверное настоящее его имя — Пикаи. — Предположил Антонович.

— Са Пикаи, — возразил Пятница, — Пикаи-и-и.

— Короче, говорить так переливчато мы не умеем, так что будешь Пятницей. — Заключил я.

— Са Пиетя, — подросток указал на меня. — Качгар!

— Может 'качгар' на их языке — это некое название народности, таких как ты. — Миа уже без особого труда поднялась на ноги и направилась к нам.

— Не знаю, — почесал затылок Антонович и указал мне на мою кочергу, которую я до сих пор сжимал в руках, — но мне кажется, что это слово напоминает мне слово 'кочегар'.

— Ма! — Закричал довольно подросток, будто что-то вспомнил. — Кочегар! Кочегар!

Я нахмурился и спросил, указав пальцем на соседа:

— Кочегар?

Подросток помотал головой:

— Антоновесч.

Я показал на Миу. Теперь нахмурился подросток. Наконец, ломая язык и что-то вспоминая, он сказал:

— Серебранае птицо.

И улыбнулся во всю широту своей белоснежной улыбки.

— И как всё это объяснить? — Удивился я. — Неужели это совпадения в языке?

— Может быть, — Антонович что-то обдумывал, — а может вам двоим давно уже дали клички люди, знающие русский язык. Мие за платье, тебе за кочергу.

— И где же эти люди? Почему мы их не видели?

— А кто тебе не сказал, что эти люди не располагали хорошим биноклем, который нам ещё предстоит найти в дерьме? Они могли наблюдать за жизнью атолла далеко с моря.

— Матака! — Опять сказал Пятница, протягивая мне катану.

— Ей вон отдай. — Махнул я на Мию. — Небось пользоваться ей умеет. У меня кочерга.

Пятница подскочил к девушке и протянул оружие ей:

— Матака! Серебранае птицо!

— Бери, 'Птицо', не стесняйся. — Съязвил я. — Что будем с твоим самураем делать?

— Закопать надо, чтобы вони поменьше на острове было, — Миа благоговейно приняла из рук туземца катану, — а вот маечку с трусами я тебе советую.

— Не мой вкус. — Скривился я глядя на лощёную зелёную облегающую ткань.

— А мы здесь не на подиуме. Одёжка не снашивается, не выгорает. Цвет её ярко зелёный — в кустах маскироваться самый раз. Плюс она неплохо спасает от жары.

Я скривился от брезгливости, но принялся стягивать с самурая что-то среднее между семейными трусами и шортами. Потом последовала очередь майки, но прежде из тела пришлось достать копьё Пятницы, точнее обожженную заострённую палку. Удивительно, но и трусы и майка съёжились, будто были резиновые, а две дырки в майке, оставшиеся в результате её взаимодействия с копьём исчезли.

— Ткань самовосстанавливающаяся. — Заметив мой изумлённый взгляд объяснила Миа.

— И на сколько э ... циклов её хватит?

— Теоретически на бесчисленное количество.

— Шьют же в вашей деревне! — Восхитился Антонович.

Тело мы с Антоновичем закопали довольно быстро. Учитывая мягкость здешнего песка, ума для этого много не надо было. Новоприобретённые шмотки надевать я пока не собирался. Вначале решил хорошо выстирать. Но для этого надо доплестись до лагеря и хорошенько отдохнуть. Миа в упор отказывалась, чтобы я помогал ей идти. Да, ради бога! Пятница сам вон идёт и не жалуется. Как и Антонович. Как только мы дошли до берега Большого озера, Пятница туда кинулся и пошарил копьём в воде. Вскоре он извлёк оттуда довольно большую конусообразную корзину. С рыбой внутри. Что-что, а плести из веток ловушки для рыбы мы с Антоновичем не додумались. Век живи, что называется, век учись. Интересно, протянем мы здесь хотя бы месяц, не говоря уже про век.

В лагере решили, что работать сегодня не будем. Надо пережить перенесённый шок. Антонович предложил даже выпить. До следующего переноса, как уверил нас он, новую порцию самогона выгнать он обязательно успеет. Миа всё это время с туземцем активно общалась. И было похоже, что не русскому она его учит, а, наоборот, пытается освоить его диалект.

— Миа, — удивился я, насаживая рыбину на прутик, — зачем ты его язык учишь? Ты что, надеешься, что все мы потом будем разговаривать по-африкански?

— А откуда ты думаешь я так досконально знаю русский? — Миа, похоже, уже совсем не скрывала того, что она не с Земли. — Я запоминаю слова с первого раза. То есть больше одного раза мне повторять не надо будет. Поверь мне — завтра к вечеру я буду знать дословный перевод каждого его слова, а через неделю смогу свободно болтать на его языке.

— Миа, — взмолился я, — так скажи, откуда этот самурай взялся?

— С моего мира, — нехотя произнесла она.

— Это я уже понял. Что за мир? Почему он за тобой охотился?

— Это долгая история, — отрезала Миа, — оставим её напотом.

— Хорошо, — смирился я, — если ваш мир настолько технологичен, то почему он взял с собой холодное оружие. Ведь трусы и майка его слишком отличаются от моего 'трикотажопторга'?

— Да, наш мир высокотехнологичен. Может быть на уровне вашего, а может и нет. Науки совершенно по разному развивались — тебе это покажется бредом, но в нашем мире действуют те же законы физике, что и в вашем. Ну у нас нет огнестрельного оружия, нет автомобилей, работающих на двигателях внутреннего сгорания, мы летаем в космос не на ракетах, у нас нет телевидения, Интернета. Точнее все такие вещи работают на совершенно других принципах. Где-то при зарождении наших цивилизаций науки наших миров начали развиваться в совершенно разных направлениях. К примеру, в посёлке мне говорили, что на Земле нет технологии, способной так идеально разрезать и подогнать базальтовые плиты, уложенные здесь. А у нас есть. Простая, казалась бы технология. Но как я не пыталась её объяснить жителям посёлка — никто ничего не понял. Наши научные технологии настолько разошлись, что мы просто не поймём друг друга. Надо начинать с первого класса физики, хотя у нас нет такого предмета. Я к тому, что переломить твои стереотипы, чтобы ты понял суть наших технологий, мне не удастся. Поэтому я не догадалась о многих вещах для выживания, когда осталась одна, о которых догадался ты. Тем не менее, я не тупа и глупа. Если представить войну между нами мирами, то я затрудняюсь сказать, кто бы выиграл. Наши цивилизации очень разные, но по силе примерно равны.

— Ребята, — перебил нас Антонович, который всегда больше вдавался в секреты архитектуры и самогоноварения, чем в тайны мироздания, — а о чём это вы там разговариваете?

— А тебе не кажется, — махнул я рукой соседу, чтобы он подождал, — что для честной конкуренции. Ведь ты предполагала, что всё это похоже на конкурс на выживание, что для честной конкуренции сюда закидываются цивилизации примерно одного уровня?

— Может быть, — согласилась Миа, — кстати, если отбросить то, как надо мной поработала наша наука, я была бы такой, как ты. Ни ночного зрения, ни быстроты реакции, ни феноменальной памяти. Но всё равно ты мыслишь по-другому. Поэтому у тебя многое выходит лучше.

— Ты хочешь сказать, что ты могла бы дать нам такие способности?

— А ты мне из известняка сваяешь автомат, который был у десантника? Петя. Чтобы сделать такой автомат, нужно пройти путь развития в не одну тысячу лет. Может сотню, если ты знаешь все технологии. Также и у нас. Вот ты знаешь технологию выплавки железа? Досконально, я имею ввиду. И это только крошечный путь к автомату. Так вот я даже не знаю этого крохотного шага на пути к технологиям, разрабатывающим такие способности. Это целая отдельная мощная отрасль нашей промышленности. Я специализировалась совершенно на другом.

— На чём, если не секрет?

— В вашем мире это что-то, похожее на археологию.

— Мда, — протянул я, — археолог, эколог и архитектор-самогонщик. Тяжело же нам будет выжить.

— Пикаи! — воинственно потряс копьём Пятница, будто понимая, о чём мы говорим.

— Все хорошие идеи рождаются на стыке наук. — Не согласилась со мной Миа.

— Меня вот, что напрягает. Если наша теория о равной силе цивилизаций, попадающих сюда, верна, то... рептилии... они тоже... нам равны...

Миа всё поняла и сильно о чём-то задумалась:

— Но они же жрали людей!

— И что!? То, что мы жрём рыбу, ещё не говорит, что мы не разумны.

— Но рыба ведь нецивилизованна.

— В нашем понятии — да. Но мы не знаем о понятиях рыбы. Может в глазах рыб мы варвары, пожирающие разумных существ. В понятии рептилий мы тоже можем быть не разумны. Слишком разные цивилизации.

— Но по силе равны. — Выдохнула Миа.

— Народ, — не выдержал наконец Антонович, — заканчивайте вы брехать почём попусту. Рыба готова — и если кто-то слишком уж разумен, то может от неё отказаться. Я лично съем.

Антонович выискал в песке флягу с самогоном, взболтнул мутную жидкость:

— Ну, за цивилизацию! — приложился он к горлышку и, моментом спустя, передал флягу мне.

— Чтоб не сдохнуть! В том числе от этой жидкости! — сказал свой тост я, передавая сосуд Мии.

Самогона у нас было только, чтобы сказать каждому по одному тосту. Поэтому говорил каждый.

— За любовь! — другого я от неё и не ожидал. Что возьмёшь? Женщина.

Пятница проникся общим духом, понюхал содержимое фляги, причём было видно, что с жидкостью он этой знаком, и тожественно держа копьё в одной руке, а флягу в другой, произнёс:

— Как коечо Кочегар, Серебранае птицо, Антоновесч, Пятницо. Пистачо пив лендрочо ар!!!

И маханул все остатки.

— Что он имел ввиду? — поинтересовался я у Мии.

— Не знаю, — призналась она, — я знаю ещё очень мало его слов.

Рыба оказалась очень вкусной, или мне так после ста грамм показалось. Тем более, что никто не сдох. И это радовало.

Утром мы отправились достраивать плотину. Уже вчетвером.

— Маниок — наставительно показал пальцем Антонович, взяв при этом Пятницу за плечо.

— Кассава! — Ответил тот и подскочил к растению.

Никого не спрашивая он начал отбрасывать грунт, которым мы с Антоновичем терпеливо окучивали растение.

— Постой, — остановил я рвущегося на защиту маниока соседа, — по-моему он знает, что делает.

Отбросив грунт, Пятница как-то хитро взрыхлил тупым концом копья почву под корнями, потом медленно начал протыкать почву остриём, будто прощупывая что-то под землёй. Закончив это, подросток сбегал к ручью, отобрав у Мии строительную каску, прибежал уже с водой. Начал её небольшими порциями заливать в проделанные дырочки. Залепил из задерьмованной почвой. Сбегал к ручью ещё раз. Снова насыпал плодородного грунта и, непрерывно разминая его в руках под струёй воды, вылил всё содержимое каски.

Работал он так споро и серьёзно, что ни у кого из нас троих даже мысли не возникло усомниться в его профессионализме.

Подросток отошёл в сторону и внимательно осмотрел растение. Удовлетворённо хмыкнул, после чего начал отламывать чем-то ему приглянувшиеся верхушки веточек.

— Я этого не выдержу. — Простонал Антонович, глядя на это святотатство.

Пятница, тем не менее, наломал таких верхушек несколько горстей и пошёл к одному из каналов, прорытых нами. Осмотрел он их весьма скептически. Походил туда сюда, нашёл зачатки нашего огородика. Опять одобрительно хмыкнул. Поводил копьём туда сюда, рисуя на почве какие-то узоры, которые моментально заполнились водой. Потом, со знанием дела, воткнул в перекрестья водных артерий добытые им черенки. Повернулся к нам с видом, что дело сделано.

— Фермер! — наконец с уважением произнёс сосед.

Достройка заградительной дамбы заняла у нас совсем немного времени. Пятница работал как негр, что в некоторой мере и являлось правдой. К окончании строительства мы решили сделать ещё несколько грядок в нашем огородике и сходить за удобрениями. Миа Пятницу забрала, сославшись на то, что ей необходимо продолжить изучение его африканского языка.

Для нас с соседом копание в дерьме всегда было сродни раскопкам на поле чудес. Каждый раз находили какие-нибудь новые предметы. Вот и на этот раз мы угодили в 'угольный разрез' десантника. Промыв непонятный комок фекалий в воде разжились прекрасным синтетическим камуфляжем. Мне он был велик, а вот грузный Антонович превратился в матёрого спецназовца.

— Жарко, — сказал он, — надо будет подрезать его немного.

Кроме этого нашёлся ещё один нож. Было видно, что качество стали у него отличное, но нож изрядно пострадал от желудочных соков и коррозии. В принципе — это не проблема. Заточим. Также нашёлся пистолет и несколько обойм к нему. Всё это находилось в аховом состоянии. Однако свинец, порох, медь. Всё это было жизненно необходимо. Тот же самый свинец неплохо можно было использовать в качестве грузил на донки.

Во время всего этого я обратил внимание на купол парашюта, который прикрывал наше дерьмо (рептилий по происхождению, наше по принадлежности). А ведь у меня имеется и первый купол от парашюта.

— Антонович, — озвучил свою мысль я, — может палатки из ткани соорудим? Матрасы сошьём?

— Жалко, — сказал сосед, — навряд ли нам ещё такой же хороший десантник попадётся. А вдруг мы мореплавание освоим? Пятница вон сколько плыл! Задолбёмся грести, если плот построим. А вот парус — вещь редкая. Ткань парашюта специально создана, чтобы противостоять воздушным потокам. Лучшую ткань для паруса ни за что не придумаешь. А ты её на матрасы. Петя, ты не дальновиден.

— Пока мы освоим мореплавание... Но из парашюта, в котором я раскурочил стропы, можно сделать тент в нашем лагере. И парашют не попортим, и отдохнуть в лагере всегда днём можно будет. Нет, есть конечное, грот. Но готовить, вести домашнее хозяйство — всё это делать под палящими лучами солнца не слишком то приятно.

— И как ты себе представляешь костёр под тентом из парашюта? — скептически улыбнулся Антонович, — его любой искрой прожжёт. Не легче сделать навес из тростника, или чего там, растущего с той стороны Большого озера?

— Так он от любой искры загорится. — парировал я.

— Тростник ты заново нарубишь. А вот парашют...

— Уговорил, — согласился я, — парашюты оставим до лучших времён.

— И кстати, — решил добить меня Антонович, — пора искать заменители верёвок. Стропы, что есть на этом парашюте, использовать не стоит. Если мы вдруг построим корабль, верёвок нам понадобится очень большое количество. И очень большого качества. Самодельные не сойдут.

— Так ты ещё и мореплаватель? — удивился я, глядя на бурные жесты соседа.

— Было маленько, — скромно произнёс тот.

Волокуши мы дотащили до огорода ближе к вечеру. Был один плюс — дерьмо просохло и меньше весило. И один минус — травоядством рептилии не страдали и дерьмо не было пронизано волокнами не переварившихся растений. Поэтому оно рассыпалось. Нам пришлось потратить немало времени, чтобы соорудить для волокуш крепкую травяную подстилку.

Почти дотемна мы занимались подготовкой почвы для огородика, после чего направились в лагерь. Там уже вкусно пахло. Миа с Пятницей выглядели очень довольно. А пахло действительно очень вкусно.

Отщипнув кусок жареной рыбы, и запихнув себе в рот, я с удивлением поднял брови.

— Это всё Пятница, — объяснила Миа, — он здесь травок каких-то нащипал и рыбу приправил.

— Ммм, — сказал Антонович, дуя на обожжённые горячей рыбой пальцы, — я уже начинаю не жалеть что попал в эту историю. Ни разу такого не пробовал.

Пятница смотрел на нас довольный, как заправская домохозяйка.

Антонович что-то хотел сказать, но не смог пересилить себя, только чмокал и хрюкал, уминая свою порцию. Потом подавился костью, а мы с Миа пытались выбить её из его горла. Прошло минуты две, и сосед начал всерьёз задыхаться. И без того красное лицо ещё больше покраснело, а глаза начали вываливаться из орбит.

— Миа, — в отчаянии произнёс я, — что делать!?

— Не знаю. Может Пятница нас отравил?

— Не до догадок! Ты же видишь, что до его смерти остались секунды. Нужна любая трубка. Разрезать горло и вставить ему в трахею. Иначе задохнётся. Что у нас есть!? Какая-нибудь трубка! Ножка от зонтика? Миа! Зонтик! Быстрее! Я надрежу горло.

Внезапно Пятница, примерившись своим копьём, с силой ударил Антоновича оружием плашмя по спине.

— Кха, — прохрипел сосед и выплюнул, наконец, кость, — это ж какая настойка выйдет, если самогон на таких травках настоять!?

— А он всё о том же... — я почувствовал, как слабость от переживания этой ситуацией свинцовой рукой опустила меня на песок.

— Антоновесч — друг! — серьёзно сказал Пятница и улыбнулся на все свои, сверкающие белизной, тридцать два зуба.

У меня было такое чувство, что я сейчас готов выбить все зубы и Антоновичу и Пятнице. Друзья, блин. После этого есть мне уже не захотелось.

— Надо сделать грядку для приправ, — начал распаляться Антонович, только отдышавшись. Пятницу он разве что не обнимал, — не зря мореплаватели торговали этим товаром не хуже чем золотом! Это вдуматься только, какое дерьмо мы ели до этого. Содержимое полянки и то лучше!

Антонович поднял палец:

— И главное, слушаться советов профессионалов. Таких, как наш чёрный африканский друг. Сосед повернулся к подростку и сжал собственные руки в рукопожатии:

— Ангола, Россия, Бангладеш — френдшип! — заявил он.

Пятница добродушно улыбнулся.

— Когда сами приправами нажрёмся — развернём торговлю, — продолжал свои планы Антонович.

— Ребята, — перебила его Миа. Её холодный голос отрезвил даже соседа, — послезавтра, со слов Пятницы, наш остров атакуют пятнадцать человек.

Пятница снова белоснежно улыбнулся, вскочил на ноги, что-то прокричал и воинственно поднял копьё.

Понятно, что Антонович мгновенно заткнулся.

— Много я не скажу, — продолжила Миа, понимая, как много вопросов у нас возникло, — я толком ещё не выучила язык Пятницы, но кое-что всё равно могу рассказать. Кроме нашего острова есть другие. И их довольно много. На самом большом живёт куча народу. Порядки, как я поняла, у них там строгие. А точнее — сплошное рабство. Руководит какой-то толи мулат, толи негр. Есть несколько боевых групп, чтобы пощипать другие острова. Одна из таких команд — русскоязычные. Они — воины. При команде пять рабов, включая Пятницу. Завтрашние наши гости наведывались сюда до этого всего один раз. Этот атолл очень далеко в океане от основной группы островов. В прошлый раз они добрались досюда, исследовали часть береговой линии и нашли путь наверх.

— Путь наверх!? — сразу перебил Мию я.

— Да. По ходу дела они знают путь наверх.

— Миа, но ты ведь исследовала здесь каждый клочок суши. Если бы был нормальный спуск к океану, ты бы его давным-давно нашла!

Миа пожала плечами.

— А что говорит он? — я указал пальцем на подростка.

— Он не был с ними во время их первой экспедиции. Знает только, что первый раз, когда они сюда приплывали, понаблюдали за атоллом и поняли, что не стоит рисковать — народу тогда здесь жило много. То есть, как я понимаю, первый раз они приплывали сюда, когда ещё существовал посёлок. Теперь приплыли с численным преимуществом. Несколько суток наблюдали за нами.

— Плохо, — вздохнул я, — они приплыли с расчётом завоевать посёлок. А нас всего четверо. То есть должны перещёлкать, как орешки. Так прохода, значит, Пятница не знает?

— Нет, — Миа отрицательно помахала головой.

— Выходит, что мы даже не знаем, с какой стороны ждать атаки. Весёленькая ситуёвина. А что им вообще нужно от нас?

— Прежде всего вещи. Ну и рабы. То есть мы.

— А Пятница как от них сбежал?

— Говорит, что на том плотике, на котором он к нам приплыл хранились запасы продовольствия. Плот был привязан к основному кораблю, а Пятница был типа ответственного за эти запасы. Потом случился ливень. Ему удалось развязать канат, соединяющий плот с кораблём. Запасы, правда, подросток утерял. Стихия забрала, но самому ему удалось скрыться. Кстати, не то чтобы он был полуживой от нехватки воды и пищи — его изрядно потрепал ливень. А вообще, остров наш у тех, от кого приплыл Пятница — целая легенда. Из того, что я поняла, та часть острова, которую знаем мы — его меньшая половина — пот ту часть гор есть ещё земли. С моря к ним ведёт какой-то проход или канал, но по нему никто пройти не может. Что-то там случается. Сплошные, короче, слухи и легенды.

— Хорошо, — остановил Мию я, — они могут напасть хоть через десять минут. Надо что-то делать. Ты не спрашивала у Пятницы, каким они располагают оружием?

— Луки и копья. Ножи, я так поняла, самодельные. Из чего-то выточенные.

— Луки — это плохо. — Заключил я. — Против лука с кочергой не попрёшь. Хотя я почему-то не уверен, что эти луки имеют какую-нибудь нормальную пробивную силу. Композитные тут не сварганишь, а для деревянных здесь слишком маленький выбор древесины.

— Здесь. — Миа сделала акцент на этом слове. — Мы же не знаем, какие деревья у них там.

— В любом случае, при любой древесине, не могу я рассмотреть лук, как серьёзное оружие.

— Разве что стрелы не будут отравлены. — Вставил свои пять копеек Антонович.

Я серьёзно задумался.

— В любом случае, — продолжил сосед, — при их численном превосходстве на ничего не поможет. Ни кочерга ни катана.

Тут меня осенило.

— Я никогда не говорил, что видел пещеру на Нижнем озере. В пещере ощущался поток воздуха. Она куда-то ведёт.

— Какая пещера? Где? — вскинулась Миа.

— Там, где ты оставила меня ночевать. Помнишь? Я про неё совершенно забыл. Думал исследовать потом, да других дел хватило. И, прежде всего, отсутствие у нас факелов или какого другого огня. Но дело не в этом. Дело в том, что другого места, откуда они придут, я не вижу. С берега пещеру закрывает пятиметровый риф. Она не видна. Если они нападут на нас — никаких шансов отбиться. Пятнадцать человек. Мы ничего не сделаем.

— Можем оттянуть свой конец, — встрял бывший архитектор, — если вход в пещеру небольшой, то достаточно завалить его камнями. Для небольшой передышки хватит.

— А что? — Оживился я. — Хоть что-то! Можно было бы гранатами вход обрушить — пару я припрятал возле отхожей полянки, но они в таком состоянии, что я не то чтобы взорвать их боюсь. Даже подходить к ним страшно. Да и не стоит овчинка выделки — гранаты больше рассчитаны, как я понимаю, выкосить врага осколками, а не сделать направленную взрывную волну для крушения горной породы. Так что придётся поработать руками.

— Ну завалим мы проход камнями. А дальше то что? Пятнадцать человек будут завал разгребать, а четыре таскать аж от нашей плотины. Задолбёмся.

— Зачем от плотины? — спросил Антонович. — Гораздо ближе от бывшего посёлка. Там их до холеры и трошки.

— Зачем от посёлка? — сказал, на этот раз я. — Будем их кидать сверху. Опыт есть. Заодно никому из пещеры высунуться не дадим. Если кто и прорвётся, с такой высоты по плывущему человеку небольшими камнями легче покидаться. Одно удовольствие.

— А если кто из-под нашего обстрела вырвется? — засомневалась Миа. — Что с ним потом делать? Где его искать?

— Значит, нужно сделать, чтобы не вырвался никто. Другого выхода я не вижу. И начинать нужно прямо сейчас.

— Так темно же, — возмутился Антонович, — к тому же я свою рыбу до конца не доел. А на ходу есть неудобно. Это ж рыба — кости все дела.

— Антонович...

— Ладно, ладно. Надо, понимаю.

Добирались мы до места, что располагалось прямо над входом в пещеру, наверное, до полуночи. Опять вылезла проблема измерения времени. По толку, нужно было бы порядком изучить местный небосвод, выяснить, вокруг какой точки он крутиться, и от этого плясать. Однако и для этого нужно знать годовой цикл и много-много ещё чего. Если в штат и вводить астронома, то толк от него будет только через несколько лет. В данном случае судьбу нашу решали сутки.

Всё-таки ночное зрение — очень удобная штука. Особенно, если кто-нибудь страдает бессонницей и любит тёмной ночью полазить по скалам. Впереди шла Миа, непрерывно комментируя то, куда стоит ногу ставить, а куда нет. Мию за руку держал Антонович (так настояла она, аргументируя то, что на месте меня был сосед тем, что он человек пожилой и т.д.), Антонович меня, а я нашего чёрного африканского друга. Ноги, руки, слава богу, никто не переломал.

В роль кидаловы определили Мию, поскольку она единственная в нашем многонациональном строю видела, куда камни бросать. Уступ, закрывавший вход в пещеру, располагался очень удачно. В форме подковы. Достаточно набросать в это естественное углубление несколько десятков кубометров рифовой породы, и это запечатает вход в пещеру очень и очень основательно.

Я, с Пятницей и Антоновичем, выполнял роль подносчиков снарядов. Пока было темно, я довольно в жёсткой форме распорядился лазить только на четырёх конечностях и собирать камни на ощупь. Не хватало мне ещё, учитывая сложность рельефа, переломанных конечностей. Причём мои камни я определил именно для завала. Антонович и Пятница свои камни складывали в аккуратные кучки на краю уступа. Они, в момент атаки, должны были послужить уже не для заваливания входа в пещеру, а непосредственно для обстрела.

Момент рассвета я, если сказать честно, даже не заметил. Умаялся. Глядя, как надрывается Антонович, остановил. Было видно, как ему тяжело. Сосед бы работал и дальше — он человек увлечения. Если увлечется сбором и доставкой камней в темноте, раком и в скалах — фиг его потом остановишь. А мне Антонович нужен был живым и здоровым, а не после сердечного приступа.

После восхода мы поработали ещё часа три и было уже хотел дать команду на отдых, прежде чем не увидел напряжённое, застывшее лицо Мии.

— Мы не угадали, — произнесла она и указала мне пальцем куда-то вдаль.

Я всмотрелся в высокие скалы, которые едва виднелись в утренней дымке, но ничего не увидел.

— Блин, — выругалась Миа, — я совсем забыла, что вы все хуже видите. Я вижу, что они сейчас спускаются с высоких скал, на которые мы не могли забраться.

— Ты ничего не путаешь? Неужели путь с океана на наш утёс отсутствовал, а на высокие скалы был?

— Зачем им тогда, стоя на вершине скал, травить вниз верёвку?

— Чёрт! — Выругался я, понимая, какую стратегическую ошибку только что совершил. Совсем необязательно эти люди могли появиться из пещеры. Вход на остров мог располагаться и со стороны высоких скал. Им осталось только спуститься.

— Антонович! — выпалил я. — Остаёшься здесь за главного. Над камнями. Если кто с пещеры сунется — гаси всех. Кроме света. Миа, Пятница — побежали.

Я, наверное, до конца жизни запомню этот дикий марафон по глыбам рифов. Больше всех от нас отстал, как ни странно, Пятница. Физически он подготовлен был неплохо, но в глаза сразу кидалось, что навыков передвижения по таким поверхностям у него нету. Жил где-нибудь у себя в Калахари, бегал по песочку и проблем не знал. Миа наоборот не спешила, ждала нас. Всё равно стадо бежит со скоростью самого медленного бизона, точнее негра.

К тому моменту, как мы добежали до места встречи, внизу нас ждали уже пятеро врагов. Четверо белых и один смуглый. Все вооружены копьями, с металлическими наконечниками — ни у одного лука я не увидел. Одеты в выгоревшие обноски, но на плечах и сгибах ног и рук покоились части, как я понял, кокосового ореха. Все они подняли копья для броска и спокойно стояли, ожидая нас. Видно сверху их предупредили, что приближаемся мы.

Мы тоже собрались в строй и остановились. Я, угрожающе держа в руке свою кочергу, Миа — катану, а Пятница — копьё.

Я задрал голову вверх, и увидел, что у тех луки имеются и направлены на нас. Не думаю, что с такого расстояния можно сделать прицельный выстрел из лука, но на заметку я это взял. Если кинуться в рукопашную, то луки их точно будут бесполезны. А выстрелить, пока мы будем скакать десять метров по камням до врагов, если и успеют, то всё равно бесполезно.

Я решить прервать разлившееся в воздухе напряжение:

— Народ. Я так понял, что многие из вас знают русский язык.

— Это негритос успел тебе рассказать? — спросил белый парень, который мне сразу не понравился. На вид ему было лет восемнадцать, но его загорелое тело уже было вдоль и поперёк изрисовано татуировками.

Причём, судя по количеству крестов и других атрибутов, тематика была явно тюремная.

— Это не негритос! — Заявил я, намекая им, что на этом атолле хозяин Я. — Это Пятница!

Все пятеро истошно заржали. Смеялись минуты две.

— Да пидор он конченный. — Наконец, отсмеявшись, сказал татуированный. — Кто его только не имел, пока плыли. Сам понимаешь, — развёл он руками, — баб нет, а плыть долго. Обратно плыть будет веселее.

Он моргнул Мие.

Миа дёрнулась, но я её остановил. Не надо пороть горячки. Честь и доблесть это, конечное, хорошо, но только последние дебилы кидаются её защищать после слов неуравновешенного подростка. Причём явно прошедшего колонию для несовершеннолетних. Для атаки их следует немного изучить.

— Хорошо, — мотнул головой я, — меняю Птицу на вашего смугленького. Он мне понравился.

Татуированный был настолько ошарашен, что хранил молчание минут пять. Пока его сверху не окрикнули.

— Пятницу я тоже оставляю себе, — продолжил я. — Он тоже ничего.

— Да ты чё!? — не выдержал татуированный. — Ты чё, тоже пидор!?

Я рассмотрел за всё это время их экипировку и оружие в деталях. Миа, кажись, не смотря на то, что она женщина, меня полностью поняла. Поняла, почему я тянул время. И оба мы с ней поняли одну крайне важную вещь — договариваться с ними бесполезно. Однозначно!

— Вначале Птица идёт к Вам, — заявил я, — а потом смугленький идёт к нам.

Смугленький пал первой жертвой. Разрубленный от плеча до паха. Птица бесилась.

Я сцепился с татуированным. Кочерга оказалась очень полезной в качестве оружия. Я легко отбил выпад копьём и, подцепив его изогнутым концом кочерги, откинул далеко в сторону.

— Так что!? — в запале прокричал я, держа кочергу высоко над головой. — По нормальному разговаривать будем!?

— Подожди, Кочегар, — по подростку я сразу увидел, что его блатная надменность куда-то исчезла, и он превратился в обыкновенного ребёнка, — мы можем договориться.

Около моего плеча что-то мелькнуло, и грудную клетку ребёнка пронзило копьё Пятницы.

Побоище закончилось не успев и начаться. Птица, однако. Серебряная. Стояла с окровавленной катаной посреди четырёх трупов.

От этой картины меня чуть было не стошнило. Такого количества мёртвых детей, по сути, я никогда не видел. Я бы так, в оцепенении, и стоял, но в чувство меня привёл Пятница. Что-то прокричав, он грубо меня толкнул в спину. Краем глаза я заметил увесистый булыжник, упавший на то место, где я стоял. До меня мгновенно дошло, что оставшиеся вверху враги решили использовать ту тактику, на которую изначально рассчитывал я — закидать нас камнями. Ещё через мгновение я, Миа и Пятница были уже вне досягаемости их обстрела.

— Зачем их всех нужно было убивать!? — я не мог отойти от шока.

— Тогда бы они убили всех нас. — Спокойно парировала Миа.

— Убить вас обоих мало,— выругался я,— по крайней мере кого-нибудь для информации в живых могли оставить. Так нет — оба били на поражение. Я понимаю Пятница дикарь, но у тебя, Миа, что за агрессия появилась?

Как рубилась Миа я не видел, но, судя по трупам, разделалась она с подростками быстро. Нанося точные удары.

— Меня так учили. — Объяснила Миа.

— Учили её, — только и сказал я, — и против скольких врагов одновременно ты можешь выйти? Против десяти? Против сотни?

— Какие враги? — фыркнула Миа, — это дети, а не враги. Но, если честно, мне просто повезло, что они не успели толком сориентироваться. Я только атаковала — не защищалась. Один ответный удар любого из них и я бы уже с тобой не разговаривала.

— Больше так никогда не рискуй. — Серьёзно ответил я.

— Эй, там, внизу! — закричал кто-то на скале. — Кто у вас главный?

— Мы с этим ещё не определились. — Крикнул я в ответ.

— Меня зовут Олег. Надо поговорить.

— А раньше нельзя было этого сделать!? Обязательно нужно было на нас этих отморозков натравливать!?

— Так вышло.

— Тогда я слушаю, что ты хотел мне сказать.

— Вам лучше сдаться. Если сделаете это добровольно, обещаю, что ждать вас будет не самая плохая судьба.

— Спасибо, — заорал я, — но у нас есть чудо-остров. Жить на нём легко и просто!

Жаль, что Пятница не добавил: 'Чунга-чанга!'. Красиво бы вышло.

— Вас всё равно здесь достанут.

— Каким образом? Спускаться вы будете по одному. Мы вас с лёгкостью перебьём, даже если вы будете прикрывать спуск киданием камней.

— Вечно вы дежурить не можете.

— Это вы вечно жать не можете. Не думаю, что у вас осталось много припасов после плавания. А вот у нас припасы есть.

— Мы рано или поздно вернёмся. Но нас уже будет не десять человек.

Слабо различимая на ярком солнце фигурка Олега скрылась.

— Плохо, — сказала Миа. — Месяцами мы дежурить действительно не сможем. А если они привезут в следующий раз с собой какое-нибудь скалолазное оборудование, то подняться на остров смогут в любом месте.

— Не будет следующего раза, — вздохнул я, — потому что никуда они не поплывут.

— Почему?

— Потому что Пятница, с его рассказа, угнал их плот с припасами. Я думаю, что пропитания у них не то что на обратную дорогу хватит. Думаю, что оно у них закончилось уже давно.

— Но почему ты думаешь, что пропитание нельзя добыть наверху?

— В принципе, можно наловить тех же птиц. А вот есть ли там вода мы узнаем в течении суток. Долго человек без воды продержаться здесь не может.

— То есть ты предполагаешь, что этот парень по имени Олег только что блефовал, изображая, что они уплывают?

— Я бы на его месте сделал точно также. Так, Миа, ты у нас будешь основными глазами. Нападение, предполагаю, произойдёт ночью. Пятница на подхвате. Но, пока светло, сбегай к Антоновичу, объясни ему всё. Пусть остаётся на месте и сторожит пещеру. Мало ли что. Возвращайся сюда. В сумерках пошлём Пятницу за водой и пищей. Пусть разносит.

Глава 16

Как только Миа ушла, наверху скал я заметил какое-то шевеление. Дёрнулась верёвка, свисавшая с вершины. Очень жаль, что про неё вспомнили. Не столько жаль самой верёвки, чем возможность забраться по ней наверх.

Мы с Пятницей выискали валунчик скрывавший нас одновременно и от палящих солнечных лучей и от возможных наблюдателей со скал, и принялись ждать. Жестами я показал подростку, что пока подремлю. Пятница всё понял и остался в роли дежурного. Заснуть на такой жаре не такое простое занятие, но, в конце концов, меня разморило, и я погрузился в сон.

Спал я плохо. Периодически открывая глаза и видя обеспокоенное лицо Пятницы понимал, что враги со скал никуда не делись. Когда я проснулся, солнце клонилось к закату. Я попытался спросить Пятницу приходила ли Миа, но разговор у нас не завязался, как я не махал руками, изображая птицу. Вскоре догадался сам, что её не было. Хотелось пить, а воды не было, а значит не было и Мии. Странно, но, учитывая скорость её передвижения по местным рельефам, она давно уже должна была появиться. Я отогнал от себя все нехорошие мысли, объяснил Пятнице, что настал мой черёд дежурить.

Перед наступлением темноты я действительно заметил несколько раз мелькнувшую в скалах фигурку. У меня начали возникать некоторые подозрения. С такого расстояния трудно идентифицировать человека, но по моторике движений создавалось впечатление, что это один и тот же человек. Кроме того совсем неясно, зачем враги так себя демаскировали. Я бы играл в блеф до последнего момента. Мало ли, вдруг прокатит? Человек же вверху явно рисовался напоказ. Или же...

Или же они там что-то сооружают, чтобы спуститься вниз всем сразу. Как я об этом сразу не подумал? Какую-нибудь платформу. А может у них есть не один десяток верёвок. Тоже вариант дружного спуска вниз. Но почему наверху мелькает одна и та же фигура?

Стемнело, и я решил разбудить Пятницу. Слишком мне всё это не нравилось. Негритёнок должен быть на подхвате. Среди ночной тиши и шелеста прибоя услышал какой-то шорох. На ощупь пробрался к основанию скалы и направился к источнику шороха. Совсем рядом в землю смачно впечатался булыжник. Я отскочил в сторону. Блин! Где Миа!? Без её зрения мы с Пятницей беспомощны, как котята.

Ещё часа два у скалы непременно что-то происходило, падали камни, раздавались шорохи и шёпоты. Я весь издёргался, ожидая атаки в любой момент. Но на нас никто не нападал. Будь я на месте врага, в такой темноте обязательно попробовал бы спуститься. Через час звуки исчезли. Все полностью и сразу. Блин, знал бы сразу, что Миа не придёт — послал бы Пятницу за дровами, и развели бы костёр, но... Короче, как распиздяй, так всё несчастье.

Тишина продолжалась ещё несколько часов. Миа не приходила. У неё ведь ночное зрение. Она должна была прийти. Без неё мы с Пятницей в этой темени не сможем добраться даже до лагеря. Я почему-то уверен, что врагов наверху нет.

Одна и та же фигурка, мелькающая сверху... Постоянное падение мелких камешков и больших... До определённого времени...

Я взвыл от досады:

— Пятница, — он, конечное, меня не понимал, но мне больше не к кому было обратиться, — нас обманули. Всё это время нас отвлекали. Один и тот же человек мелькал перед глазами, шорохи всякие сотворял и так далее. Всё это, чтобы держать нас в напряжении и даже думать не давать нормально. Думать о том, что высокие скалы тянуться вдоль всей западной окраины острова. То, что здесь самое низкое место ещё не говорит, что в других местах спуститься нельзя.

— Чипокара мурбидра. — Искренне посочувствовал мне Пятница.

— Знаю, — махнул рукой я, — через пару часов рассвет. Выдвигаемся с максимальной маскировкой. В этих камнях это не сложно.

Какие только мысли не лезли мне в голову в эти пару часов. И ещё — я до последнего ждал, что Миа всё-таки придёт. Сознание рвалось ползти по острым камням на ощупь уже сейчас, но рассудок упорно указывал, что стоит подождать до рассвета.

Когда мы добрались до ручья, пить мне расхотелось. Со стороны нашего лагеря в неподвижном сегодня воздухе виднелся отчётливый дымок от костра. В нашем лагере кто-то хозяйничал. И скорее всего не Миа с Антоновичем. Мы с Пятницей пробрались к утёсу, откуда когда-то я кидал камни для плотины. Отсюда наш лагерь был виден, как на ладони.

Пришельцы собрали почти все наши вещи в одну кучу и сейчас что-то бурно обсуждали. Антонович и Миа сидели на песке прислонившись спинами друг к другу явно привязанные за кисти рук друг к другу. Врагов оказалось неожиданно много — человек пятнадцать. Совсем не то, что говорил Пятница Мие. Я посмотрел на подростка. Или он не знал счёта или что-то скрывал.

Враги были в основном белые, но хватало среди них и смуглокожих. Что характерно — совсем не было чернокожих. Двое варили МОЮ рыбу в МОЕЙ кастрюле, пятеро стояли в карауле в разных местах вокруг лагеря, остальные копались в наших пожитках.

Я с сомнением посмотрел на свою кочергу. Если Миа с ними не справилась, то стоит ли говорить, что я закочегарю пятнадцать молодых подростков? Надо искать другие варианты. Закидать всех их камнями сверху? Так разбегутся быстро, да и в своих попасть могу. И вообще, если обнаружат моё присутствие, могут начать играть в шантаж. Мне это надо?

Постепенно в голове моей начал формироваться некий, довольно рискованный план. Задача следующая — ликвидировать пятнадцать молодых бугаёв, но оставить в живых двух своих. Которые находятся среди них. Стихийные бедствия типа обвала не подойдут. Своих зацепит. Думай, Петя, думай.

— Во-первых, — наконец, когда в моей голове всё созрело, сообщил Пятнице я отчаянно жестикулируя, чтобы он хоть что-то понял, — мы зря не взяли оружие 'павших у скал'. Оно пригодится. Поэтому сейчас возвращаемся за ним. Я думаю, что эти придурки тоже не прочь снять с трупов вещички, но на их месте я бы сейчас не разделялся. Большую группу наверх они не пошлют, а маленькую тем более. Скорее всего, когда подкрепятся и оклемаются здесь, наберут запасы, попрутся обратно всей группой, а по дороге и мёртвых разденут. Но будь настороже. Нам надо спешить.

Уже особо не прячась мы помчались обратно к скале, а добежав, занялись мародёрством. Хотя дело это я поручил Пятнице — сам до сих пор не мог смотреть на этих убитых подростков. Пятница выбрал самые лучшие 'кокосовые доспехи', нацепил их на себя (у меня были одеты пластмассовые щитки). Вообще он снял с них всё, вплоть до выгоревших тряпок. Кроме одежды и копий мы нашли два довольно длинных самодельных ножа. Ну и по мелочи. С этим добром мы пробирались по скалам ещё несколько километров. К тому месту, где обрыв над океаном был одним из самых низких на острове. Там я всё это добро спрятал.

Предстояло попасть вниз. К океану. Но для этого предстояло попасть в другой низ. Вглубь острова. Там, где лежал, накрывая дерьмо, парашют. Стопы то у него были не обрезаны. Спасибо Антоновичу. Другой вопрос, как попасть вниз? Не знаю про Мию, но Антонович явно не патриот. Его даже пытать не надо, достаточно пригрозить и он всё расскажет. И я его не осуждаю. Патриотизм — пережиток, оставшийся нам от дикой обезьяны. Тогда он действительно был нужен для выживания племени. Одна обезьяна могла пожертвовать собой и спасти чуть ли не род человеческий (будущий, разумеется). Мы уже давно в нашем глобальном мире другие и правила для выживания другие. Патриотизм не катит. Цивилизация перешла на новый уровень. Теперь всё зависит от гуманности и цивилизованности. Ну — это в том мире, где я жил. Здесь всё по-другому. И дети, попавшие сюда, быстро станут патриотами своего племени или острова. Или клана. По-другому им здесь не выжить. Такой вот откат... А молодые организмы очень пластичны и приспосабливаемы. Но Антонович не станет. И, если он всё выложит, я никогда не буду считать его предателем.

Другими словами Антонович мог под пытками (а в том, что дети не постесняются их применять, я не сомневался) выложить о единственном проходе наверх. Ясно, что там нас будут ждать. С нехорошими намерениями. Поэтому я принял другое решение.

До утёса, нависавшего над 'отхожей полянкой', мы добрались, когда начало темнеть. Чёрт его знает, сколько здесь метров. Может пять. А может десять. Проинструктировав Пятницу и выбрав бугор под куполом парашюта побольше, я разогнался и сиганул на парашют. В полёте очень сложно было сдержать себя, чтобы не заорать и этим не демаскировать себя.

Слой дерьма под куполом был не меньше метра. Ткань, к удивлению, выдержала резкий толчок моих ног. Колени подогнулись, и дальше нагрузка распределилась на них. Под парашютом была только очень токая корка засохшего дерьма, да и то подмоченная дождём, дальше был метр вязкого. Короче — приземлился я, как на супермягкий супертолстый ортопедический матрас. Даже в испражнениях не извазюкался. И главное — бесшумно. В который раз я вляпался в дерьмо и это было только к лучшему.

Переведя дыхание, полез на корточках к краю купола и начал перерезать стропы. К этому времени стемнело совсем, и как я не запутался в них, я просто не знаю. Но измазался уже с головы до ног. Пока все срезал, чуть терпение не закончилось.

Теперь надо было всю эту канитель закинуть Пятнице. Первую стропу, чтобы придать ей вес, пришлось полностью закручивать в один тугой комок. К комку привязал остальные стропы. Раскручивая его, как пращу, удалось с первого раза закинуть его на уступ. При помощи Пятницы и этой импровизированной верёвки забраться наверх не составило никакого труда.

Поскольку темень стояла абсолютная, сегодня мы никуда уже не пошли — не хватало нам ещё руки-ноги поломать. Травмы нам сейчас противопоказаны.

С утра отправились к океану. Точнее к нашему тайнику в скалах над океаном. Стропы свили в тройную верёвку, долго искали валун, привязав её к которому можно не беспокоиться о том, что её заметят. Спуск много времени не занял.

Заметив выходящую недалеко от верёвки из океана скалу, мы забрались на её гладкую поверхность. Надо было хорошо спланировать свои действия, прежде чем атаковать корабль, на котором приплыли МОИ враги на МОЙ остров.

Тем не менее, прежде чем что-либо планировать, требовалось узнать дислокацию и численность тех самых врагов. Уверен, что если поручить это Пятнице, то справится он прекрасно. Плавать, как я обнаружил, он умеет просто прекрасно — видно жил не в пустыне, а где-нибудь на берегу крупной реки или озера. Да и жизнь охотника и собирателя, которую вне сомнения вёл в своей прошлой жизни подросток, подразумевала умение маскироваться и прятаться. Но возникал один неприятный момент. Так называемый языковой барьер. А на языке жестов такую информацию передать практически невозможно. Будь даже у нас бумага и карандаш, я всё равно не уверен, что мы могли бы понять друг друга на языке рисунков. Кстати, самый толковый язык, наверное. Доступный просто.

Есть вариант отправиться в разведку мне самому. Тут выплывает фактор того, что я толком не умею плавать. Точнее фактор то выплывет, а я может быть и нет. Ведь это на видимом пространстве из океана то тут то там торчат всяческие скалы и камни — не факт, что дальше вдоль берега не потянется сплошная вертикальная стена, омываемая прибоем. Другими словами, одному мне в разведку идти (точнее плыть) не стоит.

Оставался третий, самый верный, но, в то же время, и самый рискованный вариант — идти вместе. Пока без всякого плана.

Поскольку враги появились с севера, а напали с западной стороны гряды, мы с Пятницей двинулись на запад.

Передвижение собой предстояло заплывы от одного камня до другого. Дна видно нигде не было — вероятно камни представляли собой пики торчащих из воды высоких скальных отростков. Маршрут выбирал я, учитывая не только особенности следующего камня (то есть можно ли за него толком зацепиться и отдохнуть или нет), но и то, чтобы нас с Пятницей не было видно.

За что и поплатились.

Мы уже подплыли к очередному камню. Точнее я ещё не доплыл. Доплыл Пятница и ухватился за шершавую поверхность. Мы не беспокоились за издаваемые нами всплески, поскольку шум прибоя перебивал всё. Возможно это нас и спасло.

На вершине камня появился белый парень, одетый в одни потрёпанные шорты и угольно-чёрные босоножки. В одной руке он сжимал авоську из каких-то грубо сплетённых растительных волокон, а в другой длинную, расщеплённую на конце палку. В авоське болтались крупные мидии. Заметив меня, он застыл на месте. Слава богу вниз голову он не опускал, и Пятницу не видел. А вот Пятница, уловив направление и характер моего взгляда, сразу обо всём догадался.

— Привет, — вытянув руку из воды, улыбаясь, произнёс я, — ваши тут просили передать... — я изобразил, что без одной руки, не задействованной в плавании, я хлебнул воды.

Парень немного расслабился и опустил наконечник палки вниз. Почти что на плечё Пятница. Негритёнок не растерялся. Упёршись ногами в нащупанные им уступы под водой, он схватил палку двумя руками и дёрнул её на себя. Я думал, что парень отпустит палку, но по каким-то причинам он наоборот в неё вцепился. В итоге, не успев что-либо прокричать, полетел в воду с метровой высоты. Когда он всплыл я уже приставлял нож к его горлу, а Пятница помогал мне транспортировать пленного к тому камню, с которого мы приплыли. Беседу надо проводить подальше от предполагаемого места дислокации врага.

На камне, с которого мы приплыли, имелся уступ. Уступ был небольшой — метра два на три и располагался под водой. Всё равно вести беседу, пусть и по колено в воде, но чувствуя, что под ногами твёрдая почва значительно приятнее. День близился к концу и надеялся выведать от врага максимум полезной мне информации.

— Будешь орать — прирежу. — Сообщил я парню, кидая Пятнице верёвку.

Пятница слишком уж рьяно перевязывал ноги и руки пленника, тот через силу охал и кривился. Но было видно, что он громких звуков старается не издавать.

— Как зовут? — спросил я, когда парень был связан, и можно было убрать нож из-под его горла.

— Саня. — Буркнул он.

— А меня Петя! — Сообщил я, расплываясь в улыбке. — Я так рад знакомству!

— Не издевайся, Кочегар. Если надо завалить — вали. — Взгляд парня был твёрд и прям.

— Качабеке к-а-а! — вмешался в разговор Пятница и решительно поднял своё копьё.

— Подожди, Пятница, — я отодвинул рукой копьё, — вначале поговорим.

— К-а-а! — негритёнок гневно вернул копьё в исходное положение, и указал мне своим взглядом на глубокий шрам на бедре.

— Пока здесь командую я! — мне пришлось повысить голос и грубо вырвать у негритёнка его копьё.

Пятница, тем не менее, стоял по колено в воде и как-то странно смотрел на меня. Господи — и этот тоже! Да что за напасть такая. Негритёнку явно не понравилось моё поведение и сейчас он, согласно своим диким африканским привычкам, раздумывал — убить меня или считать другом.

— Сидеть!!! — зашипел я приводя кочергу в боевое положение и стараясь вложить в свой голос максимум злобы.

Как ни странно — подействовало. Пятница резко скуксился и задницей плюхнулся прямо в морскую воду.

Честное слово — дикарь. Он привык подчиняться тому, кто сильнее. И необязательно быть сильнее физиологически, достаточно иметь более сильную психику. Однако надо разграничить меня и его бывших хозяев.

— Копьё своё забирай, — я протянул ему его оружие, — но больше чтоб не выкалывался.

Он недоверчиво забрал своё оружие, что-то пробормотал под нос, и безразлично уставился на океан.

— Как сюда попал? — я обернулся к Сане, не в силах выйти, пока, из начатого мной командирского тона.

— Как и все, — огрызнулся он, — звёздочку поймал.

— Ну да, — мыкнул я, понимая, что только что задал абсолютно бесполезный вопрос. Задал, чтобы сорвать свою злость. А пора бы и успокоиться, — если в небе загораются звёзды, значит это кому-нибудь нужно.

— Если с неба падают звёзды, значит это тоже кому-нибудь нужно. Вопрос только кому? — парировал Саня и взял пример с Пятницы, равнодушно уставившись на океан.

Бля! Теперь мне ещё только двух душевно больных не хватало! Опускалась ночь, загорались звёзды. И всё это вместе взятое меня почему-то тревожило.

— И кому это нужно? — не выдержал я.

— Есть только теории, — заинтриговал меня Саня. — Это долгий разговор.

— С-а-а-н-я!!! — прокатился по волнам далёкий крик.

— Меня ищут. — Равнодушно сообщил Саня.

Я быстро понял, чем это нам грозит. Мог Саня, конечно, угодить в беду, пропасть в морской пучине и так далее. В любом случае, не сейчас (сейчас темно и в океан сунется только последний идиот), но завтра с утра его начнут искать. Так что времени у нас до утра.

— У меня авоська с мидиями об руку запуталась, — парень пошевелил связанными руками, чтобы все увидели его улов, — можно перекусить. Они сырые не так, чтобы очень. Но есть можно.

Я выпутал с его рук авоську и раздал всем мидий. Включая пленника. Действительно, после жареной пищи моллюски казались безвкусной желеобразной гадостью.

— Так кому нужно, чтобы звёзды падали? — тихо спросил я, потому что прибой успокоился.

— А кому нужно было создавать столь идеальную вакцину, что люди, попадая в чужой мир не поддавались не на одну бактерию? Инкубатор прям какой-то! Ты представь создание такой вакцины мощью человеческой цивилизации! Смогли бы наши учёные создать вакцину, которая избавит разом от рака, СПИДа, сифилиса, гангрены и оспы!? Ты представляешь насколько это высокотехнологичный штамм. Если эта вакцина бактерия или вирус, а ведь возможно это вообще не биоорганизм, а обыкновенное химическое вещество? Рыбы здесь болеют. Птицы — тоже. Человек, после вакцинации, ни о каких болезнях даже не думает. Кто мог создать такой идеальный препарат!? Кто!?

Я задумался над сложностью задачи с позиции микробиолога и биохимика.

— Только бог. — Это всё, что у меня вырвалось. Создание такого препарата в принципе невозможно.

— Бог, — хмыкнул Саня, — а почему, тогда, выживают только молодые? Да, почему выжил ты? У нас тоже есть такие люди, которые выжили в возрасте. Никто не знает, почему. Но, поверь мне, если бы бог создавал такой универсальный препарат, он бы предусмотрел и возраст. Что ему стоит? Он же бог.

— Значит это плод разработки. Очень сложной разработки. Сделавшая его цивилизация должна была положить все силы на его разработку.

— И разработку светляков. Другой вопрос — нахрена!? Нахрена это делать, если цивилизация на взлёте, всё здорово, технологии афигенные, жратвы, питья всем хватает. Нафига всё это делать!? Для развлечения и изучения? — Саня истошно заржал. — Не смешите меня фантастическими байками! Такая цивилизация всегда найдёт себе способ позабавиться и попроще.

— Саня, — перебил его я, переключившись совершенно на другой тон, — расскажи мне свою историю.

Саня молчал минуты две.

— Мои родители жили в Звёздном Городке. Тягот жизни я не знал. Вообще, если ты знаешь, Звёздный Городок почти единственный город на земле, где отсутствует преступность. Никто не знает почему. Ну не бросаются люди друг на друга. Выше них только звёзды. Мой отец изучал феномен светляков. Их обнаружили ещё двадцать лет назад. На подлёте, что называется. И вообще, — Саня как-то совсем возбудился, — ты знаешь, что здесь где-то возле одного из буев космический корабль? Точнее не совсем корабль, а капсула, отделившаяся от корабля. И может быть не одна. Пятнадцать лет назад советское правительство послало к приближающимся к Земле светлякам корабль для изучения. Корабль исчез. Ты можешь догадаться, что с ним стало. Как только приблизились — пухх! — и они здесь. Пятнадцать членов экипажа, включая мою мать. Корабль может и не один. Штаты тоже слали. И я не знаю сколько раз. Как и наши. Я знаю только то, что рассказал мне мой отец. Мой отец очень сильно любил мою мать. Он выкопал много информации. В общем, самое интересное, что не помогли ни физики с их теориями о параллельных мирах, ни астрономы с их теориями о чёрных дырах. Ответ был выкопан в области археологии. При исследовании каменных сооружений Южной Америки. Ответ несколько непонятный. Светляки — плод наших предков, которые спасают своих потомков. Но тут я уже понимаю, что человечество не единственное, которое использует эту планету. В общем тут всё запутано и предстоит ещё разбираться. Короче говоря, когда светляки начали падать на Землю, отец точно знал, что они переносят на некую планету. Даже, может быть, не планету, а какой-то мир. Согласно его данным обитаемый мир не обязательно может быть планетой. И ещё отец знал, что в этом мире находится моя мама. Короче говоря, он принял решение поймать светляка и попасть в этот мир. При его должности отследить светляка и попасть к нему во время его падения не представляло абсолютно никакой сложности. Что он и сделал.

Попали мы на буй на территории нигеров. Они — людоеды, — Саня с ненавистью махнул головой на Пятницу, — отца они, посмотрев на возраст, съели в первый же день.

Пятница будто почувствовал, о чём идёт речь, и нервно сжал копьё в руке.

— Сидеть, я сказал, — снова повысил голос я и, обернувшись к Сане, — и поэтому ты его бил?

— А ты не поймёшь этого, пока сам своими глазами не видел! — на этот раз повысил голос Саня.

Пятница опять зашевелился.

— Успокоиться обоим! — зашипел я.

— Меня они не убили и не съели, — продолжил, успокоившись, Саня, — зачем убивать здорового человека, который сможет за месяц добыть еды, по массе, равной своей биомассе? Пусть работает. Так я стал обыкновенным рабом. С острова, где жили негритосы бежать некуда. Кругом море. Они то плавали на своих каноэ или как там это. У них довольно развитая торговая сеть. Один раз я узнал, что у них война с азиатами. У тех вообще довольно мощное государство. Или зачатки государства. Не знаю, чем это обозвать. В один прекрасный день на нас напали. Те самые азиаты. Тех негров, что не прирезали, взяли в рабство. Включая этого. Там у них была русская группа. Меня, вначале, тоже хотели вторично закабалить, но после беседы с Олегом узнали, что я знаю про светляков немного больше, чем остальные. Оставили живым. Возлагали надежды. А толку!? Всё что я знаю, я уже рассказал тебе. Не знаю, почему меня не разжаловали до простого раба. Решили сделать мне боевое крещение — этот самый поход. Я не буду доказывать тебе, что мне было противно общение в этой группе и всё мне чуждо — оставлять меня в живых тебе не то, что нежелательно. Просто опасно. Поэтому спрашивай, что тебя интересует, но прошу одного. Я вижу по тебе, что ты не садист. Не устраивай мне смерть с муками. Я боюсь боли. Перережь мне после всего горло своим ножом или пусть негр меня заколет копьём. Всё, что надо — я скажу. У меня не было в этом мире друзей, чтобы терпеть ради них боль.

Я крепко задумался. Но свои эмоции вслух решил не выражать.

— Где располагается ваш корабль? — холодно спросил я.

— Камень, где мы находимся, за ним камень, где мы встретились, дальше ещё два камня. Там и корабль.

— Что из себя представляет корабль?

— Хлипкая конструкция из бамбука. Длиной метров двенадцать. Шириной метра четыре.

— Сколько белых?

— Вместе со мной — пятеро.

— Сколько рабов?

— Без Пятницы — шестеро.

— Как белые контролируют рабов?

— В ненужное для работы время рабы привязаны к бамбуковым палкам, из которых состоит корабль.

— Вооружение белых?

— Копья.

— С ними можно говорить. Как с тобой, к примеру?

— Нет.

— Палуба освещена?

— Нет.

— Как вы готовили пищу?

— Когда по дороге попадались отмели или островки заготавливали дровяка. Здесь его тоже много. Так что проблем с топливом у нас... — Саня на момент задумался и исправил себя, — у них нет.

— Дровяк?

— Это такие водоросли. После сушки вполне годятся на топливо.

— Надо будет взять на заметку. А как огонь добывали?

— Есть самодельные зажигалки. На спирте. Спирт здесь редкость, так что используем их нечасто. Петя. Лучше бы вы ушли и скрывались. Это очень хорошо обученные вооружённые люди. Победа вам не достанется.

Я достал свой нож. Показал на связанного Саню. Изобразил перерезание верёвки и показал пальцем в сторону корабля. Пятница всё понял. Даже злорадно заулыбался.

Однако следующие два часа я растолковывал подростку остальную часть плана. Так до конца и не понял, правильно ли Пятница его трактовал. Мне здорово помог Саня, который многие слова знал. Выучил во время плавания после общения с рабами.

Стараясь соблюсти предельную тишину мы впотьмах добрались до камня, с которого смутно угадывались очертания корабля. Пленника взяли с собой. Отдал Пятнице свой нож и отправил его в плавание к кораблю. До судна было метров пятьдесят, но негритёнок поплыл по дуге, чтобы исключить вероятность его обнаружения и подплыть с того бок, где обычно привязывали рабов.

Я, конечное, сволочь, но более лучшего плана, чем обречь рабов на риск, я не видел. Я подставил под горло Сани его же копьё и он закричал уготованную мной речь:

— Пацаны! Кто-нибудь слышит меня?

Несколько минут ничего не происходило. Потом со стороны корабля послышались какие-то звуки.

— Саня! — заорал кто-то. — Ты что ли?

— Я! Кому же ещё здесь быть!?

— А где шатался так долго? — раздался в темноте уже другой голос.

— Ногу повредил. Еле до этого камня добрался. Помогите до корабля доплыть — сам не справлюсь.

— Перебьёшься! Нефиг нам ещё делать, как по ночам плавать. Зажигалку только тратить. Завтра и поможем.

— Как хотите. Собранных мидий я не выбросил.

Со стороны корабля послышались ругательства.

— Не любят они тебя, — шепнул я Сане.

— В курсе, — буркнул он.

Итак, в любом случае, первая часть моего плана сработала. Я отвлёк их внимание и теперь Пятница мог более менее спокойно заниматься своими чёрными африканскими делами. А судя по тому, какую они устроили ругню на борту споря, стоит ли зажигать зажигалку или нет, негритёнка никто не должен был услышать. И мне важно было, чтобы 'свет' они не включали. Мне повезло.

— Хорошо! Сейчас приплыву! — закричали с корабля. — Только ты кричи что-нибудь периодически, чтобы я знал куда плыть.

Раздался отчётливый всплеск. Потом ещё один.

— Это он сначала спасательное средство скинул в воду. А потом и сам. — Пояснил Саня.

— Что ещё за плавстредство? — прошептал я.

— Несколько бамбуковых палок, связанных друг с другом. А ты не боишься, что как только Пятница развяжет рабов, они в темноте врагов не распознают и друг дружку перебьют?

— А ты хоть раз пробовал найти в тёмной комнате негра, если он не улыбается? А вот белого можно.

— Мне кажется им будет не до смеха, — вздохнул Саня.

Всплески ощутимо приблизились и мы заткнулись. Теперь оставалось надеяться, что Саня меня в самый последний момент не сдаст. Я уселся на 'передний план', загородив его своей спиной. В такой темноте плывущий всё равно не распознает, кто перед ним сидит.

Наконец о камень глухо ударился бамбук.

— Чё расселся!? — заорал парень внизу. — Плот подержи, чтобы не уплыл.

— Сейчас. — Произнёс за моей спиной Саня.

Я отложил в сторону копьё, которое даже в таком неудобном положении было направлено на Саню, спустился вниз и схватился за край плота. Убивать вот просто так у меня не хватило силы, поэтому кочергу перевернул тупым концом вперёд. Единственное, даже с такого близкого расстояния я не видел где у плывущего голова.

— Как водичка? — спросил я.

— Что!? — ошарашено произнёс голос.

Я ударил на звук и, судя по глухому звуку, попал явно не в бамбук.

Наступила тишина. Хотелось, для уверенности, бить, бить и бить. Но мне хотелось сохранить ему жизнь. В конце концов он тоже мог рассказать что-нибудь новенькое, а то в последнее время что-то на моём острове все друг другу врать начали. Глядишь, узнал бы что нового про Пятницы и Саню.

Осторожно пощупал кочергой место, куда бил, но там только вода плескалась. Но к шуму прибоя добавилось отчётливое бульканье. Противник утонул. Потерял сознание и утонул. Может на нём было навешано чего тяжёлого, но иногда люди тонут располагая одними трусами. Вторая часть плана прошла не отлично, но на твёрдую четвёрку. Одним противником у нас стало меньше.

В это время внимание мои привлекли крики, доносящиеся с корабля.

— Началось, — констатировал Саня.

Я подхватил своё копьё и бросился в воду. Пришлось использовать плотик. В такой темени с копьём и кочергой я однозначно мог и не доплыть. А время, тем не менее, могло много что решить. Неизвестно, какой расклад там, на корабле. Вполне возможно, что склонить чашу весов в какую либо сторону на текущий момент смогу только я.

В крики происходящего на корабле боя я даже не вдумывался. Грёб только, стараясь изо всех сил. Когда добрался до корабля бой ещё и не думал заканчиваться. Причём, судя по тому, что большинство возгласов произносилось до боли знакомым русским матом, негры явно проигрывали.

Тут я столкнулся с ещё одной проблемой — борт корабля был довольно высоким, и до края его мне не удавалось дотянуться даже кочергой. Но ведь должен же был быть какой-то спуск! Как бы они сюда Саню затягивали? Да и плотик явно хранился наверху. Потеряв ещё несколько минут, я наткнулся таки на некоторое подобие верёвочной лестницы.

Плотик из бамбука я так и кинул на радость морским ветрам. Не было времени возиться с ним, привязывая к верёвочной лестнице.

Только я забрался на палубу, застланную, как я понял по ощущениям, соломой или тростником, как споткнулся о что-то мягкое и свалился на пол. Аккуратно поднял голову. Меня не заметили. Это уже хорошо.

В принципе, кое-что даже в такой темноте было видно. Вот только картину боя — нет. Слишком быстрые мельтешения. Но я использовал то, что противниками я замечен не был и не проявлял никаких действий, пока, лёжа на полу, не смог разобраться в ситуации.

Вопреки моим ожиданиям ситуация была не из лучших. Двое белых сражались против двоих чёрных. Шахматы прям какие-то. Но я в этой партии за чёрных. Чёрные проигрывали. Думаю их численное превосходство в самом начале боя не сыграло особой роли из-за полного отсутствия у негров оружия и доспехов. А вот у белых и то и другое присутствовало. Пятница орудовал своим копьём, второй негр — ножом. Вероятно тем, который я Пятнице одолжил. А вот у обоих белых были сабли. Самые настоящие! Может быть и самодельные. Этого я пока не знал. Уже во время моих наблюдений разрубленное пополам копьё Пятницы полетело в сторону и я понял, что пришла пора действовать.

Я, как всегда, поступил подло. И низко. С самого низа. Не вставая, с пола. Просто зацепил кочергой за ногу одного из белых, который уже заносил меч над Пятницей и с силой потянул на себя. Белый грохнулся и исчез из поля видимости сражающихся утянутый моей кочергой. Второго белого это так изумило, что он обернулся назад, не в силах удержаться узнать, куда делся его напарник. Негр с ножом, впрочем, ничуть не растерялся (видно Пятница его предупредил, что явится подмога в качестве меня) и с размаха воткнул белому нож в спину. Я так понимаю, что я не один поступаю на этом острове подло.

— Не убивать!!! — заорал я, когда негры накинулись на сваленного моей кочергой белого.

Но было поздно. Да и толку мне было орать, если эти двое меня всё равно не понимали. Слава богу я не видел, что они делали с несчастным, но затих он довольно быстро.

Поднявшись на ноги я подождал, когда те закончат с добиванием жертвы. Когда они поднялись белоснежная улыбка появилась только у одного из них. У того, который был с копьём. У второго в темноте блеснул мой нож. Улыбки не наблюдалось. В воздухе разлилось напряжённое молчание. Негр с ножом уверенно направился ко мне, а я ещё крепче сжал в руках свою кочергу.

Его остановил Пятница. Торопливо что-то втолковывал ему по-африкански. Тот внимательно слушал.

— Кочегар! — суеверным тоном произнёс, наконец, он и положил перед моими ногами нож.

Связь с туземцами налаживалась.

Глава 17

Я долго пытался найти зажигалку. Но поскольку делать это приходилось на ощупь, быстро понял тщетность моих попыток.

В конце концов, уставший и обессиленный, свалился прямо на соломенный пол судна и уснул.

Проснулся, как со мной в последнее время уже бывало, оттого, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Ещё не открывая глаз понял, как я неосторожно поступил, заснув и не выставив элементарный караул. Заявиться мог кто угодно. Тем более, что солнце давно уже поднялось над горизонтом.

— Доброе утро, Петя. — Поприветствовал меня подозрительно знакомый голос. — Можешь не притворяться, что ты ещё спишь. Я вижу, что ты уже проснулся.

Я разлепил глаза, несколько секунд адаптировался к яркому дневному свету, в них ударившему, и увидел... Саню.

Саня спокойно сидел на бортике судна и равнодушно смотрел на меня. Я судорожно осмотрелся, подозревая, что стою в окружении противников, но увидел только лежащие около меня нож и кочергу.

— А где негры? — тупо спросил я.

— Лежат связанные в трюме. — Разъяснил Саня.

— А меня почему не связал? — удивился я.

— А зачем? — он пожал плечами.

Я инстинктивно потянулся к кочерге, но Саня почему-то никак не отреагировал.

— А где все? — спросил я и взял всё-таки кочергу.

— Кто, все?

— Ну не мог же ты освободиться и в одиночку двух негров бесшумно скрутить.

— Почему? Меня до экспедиции обучали. Я вообще не верил в то, что вы победите в этом сражении. Мы все прошли очень серьёзную подготовку. Я — не исключение. Вероятно сработал твой план. Застали врасплох. Одного белого убил ты. Тут всё ясно. Одного негры застали врасплох — тоже убили. Оставшиеся двое бились против семерых. Пятерых убили. Короче, сам дальше всё понимаешь. Удача невероятная.

— Так чего ты не убил меня, пока я спал?

— Не захотел. — Просто объяснил Саня. — Ты мне ничего плохого не сделал.

— А как же плен? Я ж тебя под страхом смерти заставил предать тех, с кем ты плыл всё это путешествие.

— Предаёшь тех, кому веришь и клянёшься. Эти, — Саня махнул рукой в сторону трупов, — не из тех. Таких предать невозможно в силу того, что предавать некого. Таких можно только обмануть. Что я и сделал, пусть и под принуждением. Ну, или ты считай, что это было под принуждением. У меня относительно меня своё моё мнение.

— Саня, — не выдержал я, — что ты мне мозги пудришь. Что ты теперь от меня хочешь?

Я начал прикидывать варианты. Мне он оставил оружие. Сам стоял без оного (возможно). Может он брал меня на понт? Но с другой стороны, почему бы ему не прирезать меня пока я спал!? Почему он этого не сделал!?

— Почему? — Саня ответил на мои мысли, а не на мой вопрос. Будто прочитал это в моих глазах. — Мне не нравится эта компания. Других вариантов я не видел. Расставаться с жизнью мне тоже не хотелось. А они сильнее меня. Я, в их понятии, очкарик. Я хотел посмотреть на твои поступки. И мне кажется, что ты формируешь зачатки общества, достойного уважения. Петя. Я просто хочу перейти на твою сторону. С твоего разрешения, естественно. Я понимаю, что у тебя есть абсолютно все основания мне не доверять. Если хочешь — я просто уйду. Убивать я себя не дам — всё-таки хочу жить. Если ты так хочешь — я уйду и, поверь, выживу даже в полосе прибоя вокруг атолла, но я, повторюсь, хотел бы стать на твою сторону.

— А как ты от верёвок избавился? — мрачно спросил я.

— Ты ведь ни раз ходил по здешним рифам. Известняк, как тёрка. Десять минут и даже самые крепкие верёвки перетираются без напряжения.

— И что ты предлагаешь дальше?

— Освободить Серебряную Птицу и Деда. И строить общество. Те, которые я видел, поверь мне, несколько варварские. Есть ещё и такие как мы. Славяне. Несколько посёлков. Я бы сказал, что они в упадке. А скорее всего их уничтожат азиаты. Или чёрные. Мы могли бы основаться здесь. Вдали от всех дрязг. Набрали бы силу. И спасли бы наших. Из них большая часть уже сейчас в рабстве у азиатов. Как ни крути, а душа как-то к своим тянется. Если отсюда не вернётся очередная экспедиция, то есть, эта, сюда ещё долго никто не поплывёт. А на основном архипелаге жить невозможно. Там постоянно кто-то на кого-то нападает.

— Здесь тоже не сахар. — Парировал я.

— Знаю. Отсюда на архипелаг всегда приплывали нечеловеческие проблемы. В том смысле, что обычно проблемы приплывают в форме людей, а не в форме змей или тритонов. Вся эта нечисть прёт отсюда.

— Есть такое, — вздохнул я. — Знаешь, на текущий момент я не вижу другого выхода, кроме как принять тебя в союзники. Мне надо освободить моих друзей, но один я и Пятница, да и негр тот ещё... мы не справимся.

— Я не уверен, что и со мной справимся, но всё таки будем иметь побольше шансов.

— Согласен.— Я протянул Сане руку и его рукопожатие почему-то вызвало в душе только чувство доверия. Я не предсказатель, но с уверенностью мог бы сказать, что этому человеку можно доверять.

— Что будем делать с неграми? — я, уже без опаски, опёрся о бортик рядом с Саней.

— Не знаю, — честно признался он, — они меня ненавидят. Они вообще всех белых, да и азиатов ненавидят. Я не представляю, как ты с Пятницей общий язык нашёл.

— Не я, — я вспомнил про Мию, и на душе заныло, — Миа его язык почти выучила.

— Миа?

— Серебряная Птица, по-вашему. Извини — по-ихнему. Ты сможешь неграм объяснить, что все мы на одной стороне?

— Смогу. А толку? Прирежут меня в ближайшую ночёвку. Дикие они. Да и бил я их. Каюсь. Злоба на душе за отца до сих пор не прошла. Ты этого не поймёшь.

— Да уж, — вздохнул я, — обретаешь одного союзника — теряешь другого. Но нам ничего не остаётся делать, кроме как мирить вас.

— Не знаю. Пока, вероятно, не выйдет. Я видел твой конфликт с Пятницей. Ты с трудом его подчинил. Потом появляюсь я, который его пленит повторно. Как ты думаешь, пошатнётся ли твой авторитет в его глазах, когда я появлюсь перед ним вместе с тобой? Поверь мне — я уже этих африканцев немного знаю. Если разуверится в тебе — прирежет ночью нас обоих.

Я вспомнил ночную сцену, когда Пятница с трудом уговорил своего товарища не убивать меня и понял, насколько зыбка сейчас моя власть. Дружба с Саней её однозначно разрушит.

— И что ты предлагаешь? — разочарованно спросил я.

— Я пока поотшельничаю. А там — время покажет. Единственное, мы должны разработать план и договориться о регулярном обмене информации.

— Давай прикидывать, — согласился я, — сколько их?

— Восемнадцать. Из них — пятнадцать обученных. Таких, какие были здесь. Я — намного слабее каждого из них. Тогда, когда у вас был первый бой с ними — там были одни урки. Необученные. Поэтому вы так легко с ними справились.

— Сложная задача, — согласился я, — я предлагаю начать с партизанской войны. Как минимум один два человека падут её жертвами.

— В смысле?

— Ты же сам хотел поотшельничать. Вот и пойдёшь наверх. Я так понимаю от моря есть путь наверх. На самый верх.

— Есть пещера. Она ведёт на каменный уступ, откуда можно спуститься на следующий. Там, где был ваш первый бой.

— Но, на сколько я знаю, с этого уступа не один путь вниз. При наличии верёвки, конечное.

— Да почти в любом. Просто, что верёвка подлиннее нужна.

— Слушай, — внезапно оживился я, будто во мне проснулся дух первооткрывателя, — а что с западной стороны уступа?

— Ещё большая каменная стена, — огорчил меня Саня. — Вот на неё ещё никто не забирался.

— А остров никто вокруг обогнуть не пробовал?

— Пробовали. Не мы правда. Та половина, где живёте вы — его меньшая половина. За каменной стеной земель намного больше. Но туда пока никто не попал. С моря это тоже невозможно. Есть, правда, какой-то канал в скалах явно искусственного происхождения, но оттуда ещё никто не возвращался. Да и немного кто пробовал. Я ж говорю, что остров твой очень далеко от обитаемых территорий. Давай, может, закончим с естествоведением. Так что там с партизанской войной?

— Корабль ведь как-то общается с основной группой?

— Да. Сегодня вечером должен прибыть Волк с Валерой.

— Тебя они знают. Наверх по верёвке полезут по одиночке. Я не вижу проблем в их устранении. Достаточно подежурить. Возможно, они пошлют ещё одних посыльных. Тоже устранишь. На время сна верёвочку, на всякий случай, поднимать можно. Чтоб никто не залез без спросу. Когда поймут, что что-то не так, поднимем надолго. К нам не проберуться. Так или иначе, решим проблему твоего отшельничества, а заодно от нескольких врагов избавимся.

— Дельно. — Согласился Саня.

— Начнём с этого. Дальше — смотреть будем. Я периодически буду тебя навещать. Не поддавайся на шантаж, если орать что будут. Типа у тебя к ним свои личные счёты. Меня ты не знаешь. Кроме того, есть один отрог. Я тебе его покажу. На втором, так сказать, уровне, с которого булыжники в лагерь кидать удобно. Сделаем потом им небольшой обстрел — если повезёт, может ещё кого пришибить удастся.

— В твои расчёты закралась одна ошибка, — поразмыслив, сказал Саня, — ну не смогут они забраться на третий уровень. Ты то сам каким путём на этот корабль попал?

— Логично. Если у них есть верёвка, а она у них, скорее всего, есть, можно спуститься к морю со второго уровня и доплыть до корабля так, как сделал это я.

— Вот именно. Поэтому партизанская война у нас надолго не затянется. Придётся срываться с якоря на всех парах.

— Причём вместе с тобой. Вместе с недобрыми неграми. Доплыв до места нынешней стоянки корабля они через пещеру и на третий уровень легко попадут. А там прятаться, как я полагаю, мало где можно.

Мы с Саней одновременно повернулись в сторону океана.

Абсолютно никакого варианта выхода из ситуации в головы нам не приходили.

— Одна голова хорошо, — задумчиво сказал я, размышляя, что бы в этой ситуации посоветовал Антонович.

— А две — это уже мутация, — мрачно закончил Саня.

— Ладно, — сплюнул я, — ты мне хоть расскажи чем мы на этом корабле располагаем.

Я впервые обратил внимание на судно. Длинные бамбуковые ветви были сцеплены друг с другом какими-то толстыми растительными жгутами (вероятно тоже бамбукового происхождения), но кроме этого в отдельных местах эта зелёная масса была сцеплена каким-то подобием чёрной резины. Такого же цвета были и босоножки на Сане.

— Корабль — большая ценность, — объяснил он, — прежде всего из-за бамбука. На мелких островах его практически нет, а на больших как правило тритоны буйствуют или диксы. Немало жизней ушло, чтобы набрать этот бамбук на островах.

— А что за резина, которой он сцеплен.

— Это бородовочник. Полезное растение. Или, скорее всего, не растение, а полип. Его сок после термической обработки превращается в такую резиноподобную массу.

— Действительно полезная штука, — согласился я, — а как он выглядит?

— И не надейся, — Саня сразу уловил мою мысль, — здесь мы его и близко не встречали. Условия не те. Да и не об этом ты сейчас думаешь.

— Согласен. Что у нас с оружием?

— В трюм спускаться не будем, чтобы не показываться на глаза нашим чернокожим. Но, насколько знаю я, у нас есть запас оружия. Не менее десяти копий с металлическими наконечниками, столько же луков. Кроме этого здесь, на борту восемь сабель. Один, если ты не возражаешь, я заберу себе.

Саня подошёл к одному из мёртвых белокожих парней и начал разгибать его задубевшие пальцы.

Саблей, впрочем, назвать это было сложно. Слишком толстый, грубо обработанный кусок металла.

— Откуда вы такой взяли? — поинтересовался я.

— Это рессора из-под прицепа от трактора. Азиаты там много подобного добра со дна морского повытаскивали. Другой вопрос, что выточить из него меч довольно сложно. Точнее нечем. Имеются несколько напильников, но они нарасхват. Так что меч этот эффективен пожалуй только из за своего немалого веса. Всё равно лучше, чем копьё. Не во всех ситуациях, правда, но в большинстве.

— Ну вот, — вздохнул я, — то оружия для ополченцев не хватает, то ополченцев для оружия. Что ещё здесь полезного?

— Мало чего, если говорить честно. Большая часть припасов погибла во время ливня. Но в трюмах есть ещё рыболовные крючки, самодельные разумеется, гарпуны. Пластиковые бутылки...

На этом моменте Саня задумался.

— Что? — не выдержал я.

— Ты ничего не чувствуешь?

— Нет, а что?

— Наверное мы все слишком переволновались за последнее время, но лично я уже очень давно хочу пить. Причём желательно, чтобы это была не морская вода, а пресная.

— Блин, — выругался я, ощутив жажду, только когда о ней вспомнили. — Не выйдет у нас никакая партизанская война. Придётся делать вылазки на территорию врага.

— Там есть источник?

— Есть. Только я предполагаю, что там могут дежурить в засаде.

— Вполне логично с их стороны.

— Рискнуть отправиться обогнуть остров?

— По слухам никто на склонах воды не находил.

— Значит остаются только ночные вылазки. И небольшая партизанская война. Негров оставляем сторожить корабль, а сами действуем. Как сможем.

— В любом случае, тормозить не стоит. Иначе не больше, чем через несколько суток, загнёмся от жажды.

— Хорошо, — согласился я, — сейчас ты уходишь дежурить наверх. Если кто будет подниматься — скидывай. Не мне объяснять тебе, как это лучше провернуть. За мной вода.

— Согласен, — Саня поднял копьё, лежащее на полу, и повернулся ко мне спиной, — только не забудь раздеть мёртвых догола. Здесь каждая тряпка цениться выше золота. Ведь даже ткань делать тут ещё никто не научился.

— А как управляться с кораблём?

— Негры умеют.

Саня спустился по верёвочной лестнице в воду и поплыл в сторону берега. Точнее в сторону тёмного жерла пещеры в воде. Как я понимал, она вела наверх.

Для начала я спустился в трюм. Пятница и второй негр, имени которого я пока не знал, ошарашено и испуганно таращились на меня.

— Всё, — я пространно показал пальцем куда-то в сторону, — кирдык.

Достал свой нож, от чего те ещё больше испугались. Я рисовано провёл пальцем по своему горлу, пытаясь им дать понять, что Саню я того... Но они подумал что-то своё и забились в истерике.

Я вздохнул и, отложив в сторону нож, начал развязывать верёвки, связывающие Пятницу. В конце концов это и верёвку сохранит и Пятницу успокоит, подействовало. Даже на второго негра.

— Кочегар, — ткнул я себя в грудь и вопросительно посмотрел на второго.

Тот понял, что от него хотят:

— Уго! — гордо произнёс он.

Дальше следовала незнакомая долгая тирада слов, вероятно перечисляющая всех родственников Уго и описывающая их славные подвиги.

На удивление, Уго понимал меня намного лучше. Да и возраста я ему дал бы больше двадцати. Нахватался русских слов где-то. Как смог, я объяснил им их задачу — вначале раздеть всех погибших, отмыть и сложить добычу. Потом охранять корабль.

— А-а-а... — перебил меня Уго в самом конце, открывая рот и показывая туда пальцем, — пицц.

— Ларёк за углом, — объяснил ему я, показываю связку пустых пластиковых бутылок, — в крайнем случае ночной работает. На пиво мне хватит, так что, ребята, не беспокойтесь.

— Пива пицц, — довольно закивали они оба.

— И водку жрацц, — абсолютно серьёзно добавил я, чем их окончательно заинтриговал.

Господи, неужели они и всерьёз подумали, что я принесу им пива?

Я не хотел спускаться к ручью с места, где дежурил Саня. Там с большей вероятностью могли оказаться враги. А вот в месте, где мы с Пятницей замаскировали нашу верёвку, они появиться, по логике, вообще не должны были.

Сам путь к верёвке у меня много времени не занял. Скрываться здесь, в океане, не от кого было уже, а в плавании мне помогали пустые бутылки. Обвязав их так, чтобы они служили мне своеобразным спасательным кругом, можно было не беспокоиться о том, что утону.

Сложнее всего было подняться наверх. Однако и это искусство я уже неплохо освоил и большинство его тонкостей знал. Пока я проделал весь этот путь — стемнело. Кроме жажды появился и голод. Но если голод можно было хоть как-то сдержать, то жажда становилась невыносимой.

В темноте я двигаться не решился. Здесь можно прожить всю жизнь, но так и не научиться двигаться в этих сумасшедших нагромождениях камней.

Проснулся я, как обычно, рано. Звёзды ещё только угасали, а я, чуть ли не ползком, отправился в путь. Я прекрасно понимал, что противник мог организовать засаду у ручья, но весь его периметр контролировать они не смогут. Самое большое разочарование ждало меня, когда я оказался буквально в полукилометровой близости от истока.

На самом высоком в округе нагромождении валунов сидел белый человек. С биноклем.

Я долго всматривался и перебирался в каменном лабиринте, пока не понял, что с позиции моего противника просматривается абсолютно весь ручей. Ничего не оставалось, как ждать ночи.

Но тут меня подвёл Саня. Со стороны высоких скал послышался истошный вой. Подняв голову, я увидел летящее вниз тело. Вероятно Сане не удалось убить поднимающего просто так. Он его уронил. Парень с биноклем сразу обернулся в сторону скал и заорал что-то. Его голос перехватил кто-то совсем рядом со мной.

Чёрт. Они поставили своеобразную сигнальную систему. Как рабочие мешки с цементом перекидывают, так они и дозоры расположили. Чтобы каждый друг друга слышал. Хуже всего, что я находился на совершенно не выгодной позиции. Если снизу нагрянет подмога, обязательно нарвётся на меня. Я вначале попытался затаиться, но когда буквально в нескольких метрах услышал неровное пыхтение, нервы мои не выдержали, и я бросился наутёк. Через несколько секунд я услышал крик:

— Кочегар! Кочегар здесь!

Я даже не оборачивался. Что ни говори, а скакать по здешним валуна я умел намного лучше противника. Я даже не увидел ни летящей в меня стрелы, ни копья. Видно, преследователи отставали. Я бежал к обрыву над отхожей полянкой. Ни колеблясь ни секунды с разбегу плюхнулся в разложенный на фекалиях парашют, и ползком уполз в кустарник. Через несколько минут послышались крики преследователей. Похоже им в голову даже не пришло, что я мог спрыгнуть с такой высоты. Они не знал истинного положения вещей.

Я подождал, пока звуки сверху затихнут и, сначала очень осторожно, а потом всё быстрее и быстрее, начал пробираться сквозь заросли кустарника к нашему лагерю. В конце концов я перешёл почти на бег. Пока преследователи бегают поверху, у меня есть шанс освободить Антоновича и Мию.

В один момент я наткнулся на особо густую заросль, от которой меня пружинистой силой отбросило назад.

— Да что такое!? — я уже ничего не боялся. Был слишком перевозбуждён. — Что ты от меня хочешь!?

Самка склонила голову, в зелёном кустарнике она была совершенно не заметна, и смотрела на меня с каким-то совершенно непонятным выражением в глазах.

— Слушай, — я пытался отдышаться, — свали-ка ты так, как обычно от меня сваливала. Без шума и лишних уговоров.

Самка задумчиво склонила голову в другую сторону. И смотрела на меня, как на очень заинтересовавший её вид муравья.

— Короче, — взорвался я, — делай что хочешь, но времени у меня мало.

Я уверенно направился мимо неё. Она меня не тронула.

Этот инцидент я мгновенно отодвинул на задворки памяти. Не тронула — ну и ладно. Не привыкать. Час у меня занял бег сквозь кустарник. Места я уже примерно узнавал и сразу приготовил свою кочергу. Не думаю, что противник оставил пленников без присмотра.

Мозгов у меня хватило не вылетать в безумной ярости из кустарника, а изучить ситуацию не демаскируя себя. Конвоя я не увидел. Не было. А вот Антонович с Мией, будто и не проходило нескольких дней, сидели связанные и прислонённые друг к другу спинами. Минут пять я всматривался в окрестности, пытаясь найти подвох, но заметил только, что глаза у моих союзников какие-то остекленевшие и широко раскрытые.

Понимая, что с минуты на минуту могут вернуться противники, я сжал кочергу и осторожно вышел из зарослей. Первое, что я заметил, поднявшись в полный рост, это два кровавых куска фарша на ярком жёлтом песке. Я застыл, размышляя, стошнит меня или нет.

Первой опомнилась Миа:

— Петя! Очнись! Развяжи нас!

Меня будто молнией ударило. Я выхвати свой нож, подскочил к пленникам и в течении нескольких секунд перерезал верёвки.

— Как вы?

— Нормально, — ответила Миа, — надо быстрее бежать отсюда.

Она подскочила к куче рассортированного барахла, оставленного противником, выкопала оттуда какие-то вещи, подбежала в одной из куч нашинкованного мяса и нашла в нём катану.

— Кто их так? — невольно содрогнулся я.

— Самка.

— Давайте отсюда уйдём. — Антонович такое живодёрство явно видел впервые, и голос его был просто невменяемым.

Мы все на момент замолчали.

Куда уходить? Единственный путь — это проём в скалах, вымытый ручьём. Но именно туда и направились все оставшиеся враги.

— Я знаю, — внезапно нарушил мёртвую тишину я, — путь есть. Только я не знаю, куда.

— Да хоть куда! — повысила голос Миа к чему-то прислушиваясь. Ох, не любил я её слух.

Я нащупал связку пластиковых бутылок, которая болталась у меня за спиной, сорвал её и бросил Миа:

— Воды надо набрать. Возможно, это спасёт нам жизнь.

— Какая вода!? — застонала Миа. — Они уже возвращаются.

— Делай, что говорю! — Рявкнул я. — Антонович! Беги к Нижнему озеру. Мы тебя догоним.

— Ага, — только и сказал сосед.

— Что бы ещё взять? — Я перебирал наше бывшее барахло. — Верёвки... цилиндр непонятный... котелок...

— Петя! Пора бежать. — Миа тревожно топталась с ноги на ногу.

— Значит побежали. — Тут уже и мои нервы не выдержали.

Антоновича мы и сами не заметили, как догнали. И естественно он наш бег замедлил. Вначале сосед не сдавался, хоть и отставал, но всем своим видом показывал, что всё у него нормально, и что бежать в таком режиме он сможет ещё очень долго. Миа постоянно обеспокоено оглядывалась назад.

— Близко? — почти шёпотом на бегу спросил я.

— Очень.

Антонович не слышал слов, но смысл понял. Смысл того, что он может погубить всех. Лицо его стало не то, что красным. Багровым. Но он не сдавался.

Мы уже выбежали на пляж, и нам уже было видно Нижнее озеро, как Антонович упал на колени. Он ничего не мог нам сказать. Только плакал от бессилия, схватившись руками за грудную клетку.

— Петя, — наконец вымолвил он, — я больше не могу.

И снова залился рыданиями. Я даже не думал, что такой сильный человек способен на такое. И ещё больше мне не хотелось такого человека бросать.

— Пошли, — Миа схватила меня за руку, — ты же сам всё понимаешь.

Антонович пытался встать. Краснел, пыхтел. Из его глаз лились слёзы, но даже не психологу было видно, что в последние минуты бега он вложил всё, что у его организма было в загашнике.

— Антонович, — я, в последнем порыве подскочил к нему и сжал его кисть в рукопожатии, — ты держись. Они всё равно тебя убивать не станут. А мы за тобой вернёмся. Обещаю.

— Бегите, Петя. — Он зашёлся в кашле. — Я не дурак. Выживу.

Миа меня выдернула из рукопожатия, как бешенная.

— Они на хвосте. — Орала она.

Мы синхронно бросились в воду Нижнего озера. Я начал отставать, а Миа мне помогать плыть быстрее. Вокруг нас засвистели стрелы. Как только мы проплыли буй, сзади что-то вспыхнуло. Обстрел прекратился. Мы доплыли до пятиметрового, закрывавшего вход в пещеру, которую я обнаружил ещё первые дни моего сюда попадания. Вход был почти завален камнями. Антонович в своё время постарался. Но мы нашли таки узкую лазейку и, ободрав себе кожу на животах и спинах, сумели проникнуть внутрь.

— Что дальше? — отплёвывая воду, прохрипела Миа.

— Дальше? — произнёс я пытаясь хоть что-то увидеть в безпросветной темени. — Дальше только звёзды.

Глава 18

Скелет, с которым я умудрился 'обняться' от моих нежностей рассыпался на куски. Я ещё испуганно таращился на таинственную медную бляху с не менее таинственной надписью, как меня от всей этой таинственности за шиворот оттянула в сторону Миа.

— Всё в порядке? — озабоченно спросила она.

— Всё нормуль. — Ответил я, с брезгливостью стряхивая с себя костяную пыль.

Скелет был не совсем скелетом. Сейчас, осматривая его, я бы больше назвал его мумией с выпиравшими в разных местах осколками костей. Кроме того мумия была одета в истлевшую выцветшую одежду. Я не знаток истории, но в купе с надписью на бляхе всё это очень напоминало что-то древнеиспанское. Века эдак XV-го. От моего объятия с покойником что-то отчётливо зазвенело по камням и сейчас я увидел, что это была ржавая шпага. Непроизвольно я потянулся к ней и взял её в руки.

— Шпага Магеллана, — ошарашено произнёс я и глянул на корабль.

— Что? — перебила меня Миа, — Что всё это означает?

— 'TRINIDAD' — прочёл я латинские буквы на корабле и повернулся к Мие. — Я немного знаю про Магеллана. Это такой путешественник у нас на Земле был. И многие историки задаются вопросом: какого чёрта он пошёл в бой с аборигенами, если точно знал, что погибнет? Когда его кругосветное путешествие было практически завершено? Похоже, что никакого боя с аборигенами не было. Похоже, что историки немного приврали. И этого корабля, — я показал шпагой на 'Тринидад', — тоже здесь не должно быть.

— Историки не врали, — прервала Миа, — они просто выдумали. Я не знаю историю про вашего Магеллана, но я работала археологом в моём мире. И кое-что поняла. История — это наука, которая родилась на стыке политики и художественной литературы. То, чему не находится объяснения, выдумывается в угоду текущим политическим событиям. Ты даже не представляешь, как рождается история. — Кажись, я затронул больную для Миа тему. — Иногда один единственный больной на голову псих напишет одну единственную ремарку в своих мемуарах и ход древней истории меняется абсолютно.

Сквозь монолог Мии до моего сознания донёсся куда более интересный монолог. Монолог падающей воды. Обшарив взглядом полутёмный грот, я увидел падающий с высокого уступа небольшой поток воды.

— Вода, — указал я шпагой на поток и, как заправский пират кидается в атаку на врага, кинулся к воде.

Вода и здесь оказалась жутко ледяной, поэтому мне пришлось утолять жажду в несколько приёмов. Создавалось впечатление, что от неё всё внутри может замёрзнуть. Когда, наконец, жажда была утолена, дрожа от холода мы с Мией подошли к кораблю.

— Больше чем пятьсот лет, — задумчиво произнёс я, разглядывая полусгнившие доски, — даже в условиях микроклимата этой пещеры этот корабль не должен был так хорошо сохраниться.

— Но если светляки задерживают во времени людей на несколько месяцев, то почему бы ему не задержать этот корабль на несколько сотен лет? Я археолог и могу с уверенностью сказать, что этот объект находится здесь около двухсот.

— Вообще, выходит, что светляки Землю навещали половину тысячелетия назад. Почему же только сейчас они прилетели туда массово?

Я почесал затылок и умолк.

— Может это был разведчик?

— Какой разведчик? — не понял я.

— Сюда с какой-то целью начали переноситься живые разумные существа. В массовом порядке. Для чего — неизвестно. Представь, что ты бы решил устроить такой конкурс на этой планете. Вначале рассылаем разведчиков ко всем Землеподобным планетам. Чтобы они принесли по экземпляру. Изучаем экземпляры. Если они подходят к требуемым целям, шлём к таким мирам уже целые группы светляков. Для массовой переброски.

— Очень правдоподобно, — согласился я, — только есть здесь одно 'но'. Если промежуток между запуском разведчика и основной группы пятьсот лет, то выходит, что эта планета находится на расстоянии тысячи световых лет — пятьсот летит разведчик и ещё пятьсот основная группа. Только не будет нескольких Землеподобных планет в радиусе тысячи световых лет. Звёздные системы, похожие на Солнечную вообще исключительно редки в Галактике.

— А кто тебе сказал, что светляки летели со скоростью света?

— Ну да, — согласился я, — тут ты права. Передвигаться они могли как угодно. Может мы вообще не в этой Галактике. Или, может быть, не в этой Вселенной. Тут мы можем только развести руками. Но путь, каким бы образом светляки не передвигались, занимал пятьсот лет.

— Ты не прав, — Миа внезапно отвела взгляд от корабля и уткнулась в пол, — по всем собранным мною данным сюда попадали около трёх десятков разумных существ. Все они даже близко не напоминали людей. Ты понимаешь, о чём я говорю?

Я пожал плечами, а Миа вперила в меня свой взгляд.

— Я — человек!

— Это звучит гордо. — Отметил я.

— Ты же эколог, — не заметила моей подколки Миа, — ты должен понимать.

— Что!?

— На Земле на разных континентах — уже разные расы. Представь, если бы я была с другой планеты. Как бы я выглядела?

— Ты хочешь сказать, что ты тоже с Земли?

— Да!

— А как же ваша цивилизация и так далее? Ты мне врала?

— Нет. Была наша цивилизация. Была. Она построила Мачу-Пикчу и пирамиду в Чолулу. И ещё много чего, что вы не нашли. Или о чём не знали подростки из посёлка. С их рассказов я распознала только эти строения. Я из намного более дальнего прошлого, чем этот корабль. Меня во времени светляк продержал намного дольше, чем всех. И моя цивилизация на Земле давным-давно погибла. Мы строили пирамиды на Луне и Марсе, мы преображали очертания материков и океанов, мы летали к другим звёздам. И все мы почему-то погибли!

Миа заплакала и я обнял её за плечи. Вместе мы опустились на каменный пол.

Я не пытался её успокаивать, только крепко сжимал в своих объятиях и ждал, когда она выплачется. Честно сказать, я сам был ошеломлён. И немножко обрадован тому, что она, всё-таки человек. Пусть из глубокой древности, но человек. Мие, конечное, было тяжело. Если у меня ещё теплилась надежда вернуться обратно, то Мию занесло далеко в будущее. И если в будущее ещё можно попасть просто переждав настоящее, то в прошлое — навряд ли.

— Всё, хватит ныть, — Миа высвободилась из моих объятий и резко встала, — надо здесь всё осмотреть. Может найдём здесь что-нибудь, что поможет нам освободить Антоновича.

— Согласен. Предлагаю осмотреть корабль. И ещё поискать буй. Ведь не мог сюда попасть корабль без буя.

Корабль явно выравнивали, поскольку по бортам его были сложены подпирающие его груды камней. По одной из таких груд мы забрались наверх. Миа первой попыталась ступить на палубу, но я её остановил.

— Как-то ненадёжно всё здесь выглядит, — сообщил я ей и с размаха ударил по пыльным доскам своей кочергой.

Кочерга доску без труда проломила.

— Если мы и захотим найти на этом корабле что-нибудь ценное, то для начала его нужно будет разобрать по доскам, — комментировал я указывая на разваленную надстройку на палубе, — чем кто-то до нас и занимался.

Миа с тревогой посмотрела на надстройку:

— Если кто-то этим и занимался, то это было очень давно.

— Представь, если бы сюда попал Маггелан со своей командой. Не знаю, сколько в команде было человек, но им нужно было чем-то питаться. Вначале, естественно, они уничтожили все припасы, что у них были с собой, а потом занялись, как и мы, охотой и собирательством. И на чём-то им еду готовить ведь нужно было. Мне кажется, что для костра они корабль и начали разбирать.

— А не проще ли им было огонь разводить внизу. Из кустарника?

— Ты же сама говорила, что кустарник можно довольно быстро уничтожить. Знаешь, странно, что тело Магеллана здесь, в пещере. По логике он и его команда должны были основать лагерь внизу.

— Может он решил умереть около своего корабля. Или моряки его сюда принесли после смерти. Чтобы его тело осталось рядом с кораблём.

— В таком случае всё ценное моряки с корабля должны были вынести. А пристройку могли разбирать ради стройматериалов. Но если они основали бы лагерь внизу, в посёлке вы бы всё равно нашли бы что-нибудь оставшееся от них.

— Нашли. Четыре небольших чугунных шара. Кое-кто из ребят говорил, что это, скорее всего, ядра.

— И всё? Шпаги, аркебузы, арбалеты, другая разная фигня. Пушки, в конце концов?

— Только ядра.

— Высшей степени странно, — я взял Мию за руку, и мы спустились вниз, — давай тогда осмотрим грот.

Долго грот нам осматривать не пришлось. Обойдя корабль сразу увидели проём в каменной стене. Оттуда тоже был свет.

За проёмом находилась огромная комната — метров пятьдесят на тридцать. Первое, что бросилось в глаза — это четыре небольших окна и пушки, установленные напротив них. Я в порыве исследовательского интереса бросился к одному из окон и увидел из него... наш остров.

Выходило, что мы находились на западной стороне. На очень приличной высоте. Отсюда хорошо просматривались все три озера. Даже буй чёрной точкой виднелся.

— Красота какая, — рядом, опёршись о край окна, стояла Миа, — жалко нашего лагеря отсюда не видно.

— Остров как будто вымер. Я, по крайней мере, никакого движения не вижу, — я отошёл от окна и осмотрелся.

На полу в разных позах лежали полуистлевшие мумии. Судя по тому, что рядом с каждой из них лежало холодное и огнестрельное оружие, между моряками возник какой-то конфликт. После смерти Маггелана. Или до. Сейчас об этом уже не узнаешь. У стен были свалены кучи хлама, может лежанки, со временем превратившиеся неизвестно во что, может быть что-то другое.

— Яичко! — нарушила молчание Миа, поднимая с пола пёстрое яйцо.

Только сейчас я заметил, что пол пещеры был ещё и изрядно загажен птичьим помётом. Кроме этого он изобиловал птичьими гнёздами.

— Похоже, эта пещера пришлась по вкусу местным птичкам, — продолжила Миа.

— А нам придутся по вкусу их яйца, — добавил я.

Естественно, что за первый же присест мы уничтожили весь наш яичный запас. Но это уже было неплохо.

— Придётся снова на птичью диету переходить, — заметил я, — только надо выдумать, как их тут ловить. Мечи, шпаги, аркебузы — я смотрю на полу здесь этого добра до холеры и трошки. Это не может не радовать.

Я попробовал на прочность ржавую саблю, которую я нашёл около тела Магеллана, и она с хрустом переломилась.

— Однако то, что вещи эти довольно древние, не может не огорчать. Не поржавели, наверное, только пушки. Они, наверное чугунные.

— И ядра к ним. — Миа указала на пирамидки аккуратно сложенных ядер.

— Толку только от них мало, — на одной из стен я увидел 'оружейную комнату'. Кроме мечей и аркебуз там были сложены арбалеты, болты к ним и разнообразные латы. Все в аховом состоянии. Я подошёл к ним и постучал по кирасам кочергой. С них сразу начала ссыпаться ржавая пыль. Попробовал ударить острым концом, и кираса сразу проломилась. Впрочем несколько лат всё-таки привлекли моё внимание. Выглядели они как-то по-другому — были покрыты каким-то зелёным налётом. Я потёр рукой зелёный шлем и обнаружил под слоем налёта отнюдь не железо. Бронза! Или медь. И таких лат оказалось не мало.

— В атаку пойдём бронированные, — сообщил я Мие, указывая на бронзовые кирасы, — против копий они помогут. Лишь бы только потом Антонович их на самогонный аппарат не переделал.

Осмотр оружия и доспехов я решил закончить и перешёл к сундукам, стоявшим у другой стены. Многие из них развалились от времени, и их содержимое лежало на полу. Я решил начать осмотр с уцелевших.

В первом лежали непонятные, покрытые прилипшей пылью, маленькие шарики. Я протёр один из них о штанину и он заблестел ярким синим цветом.

— Бусы, — догадался я, — просто ниточки, соединявшие бусины истлели.

— Покажи! — Миа вырвала бусину у меня из рук и поднесла к лившемуся из окна солнечному свету. Судя по улыбке на её лице, девушка сияла не меньше чем бусина.

— Этот сундук твой, — заверил я Мию, — видно Магеллан брал с собой бусы и всякие побрякушки, чтобы торговать с дикарями. У нас дикарей нет, разве что Пятница, — я покосился на довольную, как ребёнок, Мию, — и ты.

Следующий сундук оказался забит зеркальцами. А этот предмет в таком количестве намного полезнее. Что дальше? Медные колокольчики. Ха-ха. Только на донку повесить во время рыбалки. Или систему сигнализации на всякий случай соорудить.

Только сейчас я обнаружил, что практически ничего не могу толком рассмотреть. Темнело, а ночи здесь, как я уже успел изучить приходят практически мгновенно.

— Спать пора. — Сообщил я Мие.

Спать на обгаженном птицами полу среди десятка полуистлевших мумий как-то не очень хотелось, и мы отправились обратно в грот с кораблём. Там было значительно холоднее да и подстелить нам было нечего. Так что не смотря на все наши разногласия пришлось спать в обнимку, согревая друг друга.

Разбудила меня Миа. Было уже светло и первое, что я увидел, это прижатый к губам девушки указательный палец. Поняв, что она требует отменяя тишины я вопросительно уставился на неё. Она указала куда-то в темноту и я услышал отчётливые шлепки по камню. Шлепки доносились со стороны пещеры, ведущей вниз, к озеру.

— Нам лучше отступить в ту комнату с окнами, — шепнул я, — там больше света.

— Что же это может быть? — озадачился я, когда мы прижимались к одному из оконных проёмов.

— Без понятия, но стоит приготовиться к бою. Если то, что к нам приближается, следствие последнего переноса, то ничего хорошего ждать нам не стоит.

Я перевёл свою кочергу в боевое положение, а Миа свою катану. Мы принялись ждать. Странные шлепки приближались очень медленно, что нагоняло на нас ещё больше страху.

— Мур-р-р, — из темноты вылетел Ра, подбежал к нам и принялся тереться о мои нога.

Я широко раскрыл глаза. Миа тоже была удивлена не меньше меня и ничего толкового сказать в состоянии не была. Шлепки, тем не менее, продолжались.

Моментом спустя из проёма показалась зелёная морда рептилии. Глаза у неё были какие-то мутно-стеклянные. На момент её взгляд остановился на мне, но потом снова уставился в никуда. Прошлёпав ещё несколько шагов, Самка шумно вздохнула и рухнула на пол. На задней лапе был виден глубокий порез, из которого буквально ручьём хлестала тёмно-красная кровь.

— Платье снимай, мою майку пока накинешь, — бросил я Мие.

— Что!? Что ты хочешь сделать!?

— Спасти её — я указал кочергой на Самку, — кот её не боится, меня она не трогала. Только помогала. И поэтому я хочу её спасти. И я думаю, что твоё эластичное платье в качестве бинта послужит намного лучше, чем моя майка.

— Ты издеваешься? — спросила Миа.

— Возражения не принимаются, — поставил точку я снимая майку, — я отвернусь.

Платье действительно оказалось очень эластичным. Остановить кровотечение мне особых трудов совершенно не доставило.

— Может оно ещё и обладает лечебными свойствами? — спросил я Мию, — Что-то слишком легко мне удалось остановить кровотечение.

— Обладает. Но испытано это было только на людях.

— Кровь однако у Самки красная. — Я рассматривал запачканные кровью руки.

— Но она хладнокровна.

— Может быть. Когда я её бинтовал, мне показалось что это не так. Мне кажется, что кровоостанавливающие свойства повязки однозначно подействовали. А значит у тебя и у Самки одинаковая биохимия крови.

— Неужели она тоже с Земли!?

— Кто знает... но она мне очень напоминает э... динозавра.

— Я понял о чём ты. Ребята с посёлка тоже говорили мне о динозаврах. И наша цивилизация о них знала. Только они вымерли много тысяч лет назад.

— По версии наших историков — миллионы. Если она — динозавр, то выходит мы уже знаем о трёх разумных цивилизациях, существовавших на Земле. Но общность биохимии ещё ничего не доказывает. Возможно на разных планетах жизнь развивалась сходными путями. Возможно то, кто запустил светляков сделал расселение живых существ по разным планетам. Чёрт — тут столько версий выдумать можно. И каждая имеет право на жизнь.

Рептилия лежала с закрытыми глазами и шумно дышала.

— Надо бы её напоить, — вслух выразил свои мысли я, — при большой потере крови влага организму никогда не помешает.

— А вот чем мы её кормить будем? — спросила Миа, когда я копался в полусгнивших латах в поисках медной кирасы.

— Тяжёлый вопрос, — согласился я, — нам и самим-то жрать нечего.

Наконец я нашёл одну из кирас, покрутил её в руках, оценивая в качестве ёмкости для воды, и отложил в сторону. Медная шапка, попавшаяся на глаза, подходила для этой цели намного лучше.

— Сгоняй лучше за водой, — протянул я находку Мие.

Пока девушка отсутствовала, я ещё раз осмотрел рептилию. С гребнем от головы до кончика хвоста, который сейчас был сложен. Сама зелёная, хотя, как мне кажется, иногда она приобретала совершенно другой цвет. Выходит, умела менять окраску. Острые зубы, торчащие даже из-под открытой пасти, говорили о том, что травоядностью здесь даже и близко не пахнет.

С первого раза напоить нам её не удалось. Я с трудом открыл пасть, но вода в горло не попадала — вытекала на пол. Сбегав за кирасой, я подложил её под подбородок Самки и только после этого нам удалось влить в неё несколько литров воды. Рептилия в ответ с трудом приоткрыло одно веко, и мутно посмотрела на нас.

— Неплохо ей досталось, — заметила Миа, — может быть это те, что попали сюда с последним переносом.

— Может, — согласился я, — только рана у неё резанная. Явно от холодного оружия. Хотя, опять таки, мы совершенно не знаем, кто там вывалился из буя. Возможно, люди уже уничтожены. Через окно я, по крайней мере, никого не обнаружил. Ни наших, ни ваших, не ихних. Нам, в любом случае, надо найти пропитание. Вниз пока спускаться не будем. Чтобы придумать?

— Можно попробовать порыбачить. Верёвок ты с собой взял предостаточно. Ну пусть здесь триста метров высоты, пусть четыреста, — девушка подошла к окну и посмотрела вниз, — но до воды верёвка то достанет.

— Боюсь, что такую рыбалку сразу заметят внизу. И начнут искать нас. Не знаю, кто там люди или другая какая нежить, но в их вчерашней схватке кто-то должен был победить. Если крупная рыба клюнет, то пока её поднимешь наверх, это будет очень заметно.

— Хорошо, — согласилась Миа, — а кто мешает нам рыбачить ночью?

— Логично. Что-то я сразу об этом не подумал. Есть только одно маленькое 'но'. На что ловить? Где взять хоть какую-либо приманку?

Миа как-то очень подозрительно посмотрела на моего кота.

— Ра не отдам! — схватив на руки своего любимца, предупредил я. — лучше попытаться ночью спуститься по пещере вниз и выискать какую-нибудь мидию на ощупь.

— Да что ты там выищешь? Может нас там уже ждут. Не полезу я туда. Можно попробовать на блесну половить. Уж блесну то мы изготовить из имеющегося хлама, думаю, сможем.

— Хорошо, — я осмотрелся вокруг, — предлагаю здесь немного убраться. А то среди этих мумий я себя как-то некомфортно чувствую. Заодно может какого червяка в дерьме птиц найдём.

— А может птицу попытаемся поймать?

-А ты хоть одну видела, с тех пор, как мы сюда попали? Если они и залетают в эту пещеру, то только когда здесь никого нет.

— Ну так можно выйти в грот. Они и прилетят.

— Ты забыла про Самку. Она то двигаться не может. Её не то, что птицы пугаются. Иногда даже и люди.

— Короче — на тебе уборка, а на мне изготовление блесны.

Раздумывая, из чего бы смастерить такую рыболовную принадлежность, я прошёлся по пещере, пока не вспомнил о том, на что наткнулся, только попав сюда. Я кинулся в грот, и через несколько минут на шее у моего кота гордо раскачивалась медная блях с надписью: 'Ferdinand Magellan'.

Поворочав кочергой несколько мумий, я быстро убедился, что такие идентификационные бляхи имелись у каждого моряка. Соорудить из них блесны не представляло совершенно никакого труда.

Определяясь с ночной рыбалкой, я размотал и измерил все верёвки. Хватало аккурат на три донки. Я сразу их оснастил и приготовил.

— Ну что, — сообщил я Мие, вслух читая латинские буквы на бляхах — у нас тут три 'живца'. Или, точнее, живых мертвеца: Франсиско Родригес, Антонио Эрнандес Кольменеро и Эрнандо де Бустаманте. Посмотрим, на кого из них клюнет первым.

Миа тем временем более менее почистила комнату от хлама, приготовила нам места для спанья и ещё раз напоил рептилию. Самка лежала не двигаясь, изредка открывая глаза и наблюдая за нами.

— Пора бы продолжить осмотр сундуков, — сказал я Мие, разглядывая третий, окованный бронзой. Судя по количеству последней — этот сундук был особенный. На нём ещё и навесной замок висел, насколько я помню — удовольствие для того времени не дешёвое. Замок мне выломать не удалось, но древесина, к которой он крепился петлями, долго моей кочерге сопротивляться не смогла.

Первым, что я вытянул из трухи, накрывшей содержимое сундука после моего взлома, был массивный прямоугольный свёрток. Я аккуратно развернул распадающуюся в руках ткань и обнаружил массивную книгу. На ней можно было различить название корабля и имя Магеллана.

— Наверное, корабельный журнал, — попытался раскрыть его, но страницы слиплись, и журнал грозил рассыпаться в пыль, — оставим потомкам. Всё рано я по-португальски читать не умею.

Разгребая труху, я наткнулся на цилиндрический медный предмет. Это оказался телескоп. Ясно, что масштабов Хаблла, а портативный. Морской. Сразу же, как мог, вытер его штаниной и подскочил к оконному проёму:

— А вот сейчас мы и посмотрим, что на нашем острове деется!

Не сразу мне удалось телескопом пользоваться, но приближал он на удивление неплохо. Жаль, что лагерь оказался скрыт кустами, но вблизи нижнего озера я обнаружил хорошо различимые следы схватки. Песок был взрыхлен так, будто его копали бульдозером. Обследовав территорию вокруг этих следов обнаружил какое-то бурое образование. По характеру шипов, отходящих от него казалось, что там лежит тело какого-то существа, закованное в хитиновый панцирь.

— Ну что там? — не стерпела рядом Миа.

— Вижу какого-то убитого гада. В диаметре не меньше полутора метров будет. Тел людей нигде рядом не видно.

— Значит, они победили это существо. Но я чувствовала перенос нескольких.

— А вон и второе, — сказал я, поводив телескопом из стороны в сторону, — и третье. Похоже, что все мертвы. А вон и человек с копьём топчется на мелководье. Вероятно, хочет загарпунить рыбу. Похоже, наши враги пережили эту схватку. Другой вопрос — сколько их осталось? И почему они не лезут за нами в пещеру. Они ведь видели, куда мы плыли.

— Тут вариантов два — или их действительно осталось слишком мало, или во время переноса им стало далеко не до нас, и сейчас они думают, что нас убили эти существа. В любом случае нам надо понаблюдать за ними несколько дней, чтобы подсчитать. Даже если их и больше, чем нас, я думаю нам поможет самка, один раз она уже помогала.

— А вон и Саня! — крикнул я, указывая пальцем на гребень скалы.

— Какой Саня? — не поняла Миа.

— Ах да, я тебе не рассказывал. Наш новый союзник. Из наших врагов.

— Умеешь ты подбирать себе союзников. — Хмыкнула Миа.

— Какие есть. Ты пока никаких не подобрала. Зеркальце принеси.

Миа что-то обиженно буркнула, но всё-таки принесла зеркальце. Помучавшись пару минут, мне всё-таки удалось направить лучик света Сане в глаза. Вначале он ничего не понял, но после того, как я отводил лучик и снова приводил к его глазам, понял, что ему кто-то сигнализирует.

— Жаль, что у него нет возможности до нас добраться. Вместе мы бы горы перевернули.

— Ты сначала Самку вон переверни. А то страдает, болезная.

— Самку мы вылечим. Интересно, что сейчас думает Саня. Думаю, что он догадался, что это друзья. Больше никто ему специально сигнализировать не будет.

Через подзорную трубу было видно, что Саня покрутился на камнях и исчез. Я перевёл объёктив на пляж Большого озера. Там, оказывается, тусовался Антонович. Без цепей и кандалов. Собирал какие-то ягоды.

Я не поверю, что Антонович бы смог оказаться предателем. Я его хорошо знаю. Скорее этот паскуда что-то гадкое задумал. Причём гадкое в отношении наших врагов. Пусть действует.

— Миа, — я оторвался от своих наблюдений, — нам нужен огонь для ночной рыбалки.

— Зачем? — искренне удивилась она, — я и так в темноте неплохо вижу, — зачем нам огонь?

— А ты что? Забыла, когда в последний раз ела сырую рыбу?

— Не забыла, конечное, но ради всего этого такое можно пережить.

— Я хочу полноценно участвовать в рыбалке, — жёстко осадил её я.

— Ну, если ты хочешь... сам и разводи, — хмыкнула девушка, — только учти, что окна в пещере от огня будут светиться, не хуже, чем рекламные щиты.

— Мы разведём огонь в гроте. Отблеска мне будет хватать, а снаружи никто света не заметит.

— Извини, — язвительным голосом произнесла Миа, — но твоего фольгово-зонтичного изобретения никто с лагеря не схватил.

— Значит добудем огонь другим способом.

— Каким?

— Допустим, люди в древности добывали огонь трением. Почему бы нам не попробовать?

— И что ты собираешься тереть? И, самое главное, обо что?

Я осмотрелся. Вспомнил о корабле и кинулся в грот. Отломал пару досок. Ну что говорить? Они рассыпались в труху прямо у меня на глазах. Какое, нафиг, трение!?

— Как дела? Поджигатель? — появилась в гроте Миа.

— Херово, — мрачно ответил я и уставился на мумию Магеллана. Там, около него, была ещё и курительная трубка.

Я подскочил к мумии, нашёл на поясе полуистлевший мешочек и извлёк из него кресало и кремень.

— Вот! — гордо произнёс я.

— Что? Вот? — не изменившимся тоном произнесла Миа.

— Этой фигнёй люди много веков добывали огонь. Говоря по нашему — это кусок пирита и напильник.

— И где ты трут возьмёшь?

— Трут — это не обязательно трутовик. Пойдём. — Я повёл её в комнату 'с окнами'. — Достаточно хлопковой ткани.

Я покосился на мою майку, которая была одета на Мию.

— По-моему это синтетика, — отреагировала она.

— Тогда испробуем мои остатки джинс, — я начал стягивать штаны и вскоре остался в одних трусах.

Джинсы я аккуратно распотрошил и смешал с трухой от досок, что отодрал от корабля. Чиркнул железкой о камень. Искры посыпались неимоверные. Я сразу начал дуть на раскромсанные джинсы. Не вышло. Я попробовал ещё раз. И ещё. Так в течении часа.

Самка всё это время наблюдала за моими действиями. Потом как-то привстала. Навела свой мутный взгляд на заготовку моего костра. И внезапно горячее пламя опалило мне веки. Рептилия, в изнеможении, опустилась на каменный пол.

— Ни фига себе!? — только и сказал я, уставившись на рептилию.

Миа тем временем не растерялась, а принялась подкидывать в наш костерок щепки.

— Похоже, наша Самка обладает даром пирокинеза. Вот тебе и пример высокоразвитой нетехнологичной цивилизации.

— А чему удивляться, — Миа развела руками, — если они с Самцом общались прислонив друг к другу головы, то скорее всего общались мысленно. Разные, однако, у нас цивилизации. Причём очень. Твоя отдала все силы на создание вспомогательных механизмов для человека — машин, приборов и т.д. Моя пошла совершенно в противоположную сторону — зачем менять окружающую среду, если можно изменить самого человека. А вот цивилизация рептилии развивала работу с мыслью. Мне это как-то сложно представить, но, похоже, что это так.

— Интересно, а наши мысли она читать может?

— Не думаю. У нас настолько разные мышления... Впрочем я сначала тоже людей из посёлка понять абсолютно не могла. А потом ничего — приспособилась.

Глава 19

Мы не спали всю ночь. Рыбачили. И ничего не поймали. Абсолютно.

— А ты уверен, что ночью блёсны должны блестеть? — наконец спросила Миа. — Не видят их рыбы.

— Пошли спать. — Измученно сказал я, когда начало светать.

Проснулись мы далеко после обеда.

— Что будем делать? — сразу же спросил я.

— Похоже, как мы этого ни хотим, придётся спускаться вниз и принимать бой.

Я взял подзорную трубу и начал всматриваться в пляж у Большого озера:

— Зачем такие радикальные меры? Мы оба ослаблены, не ели несколько суток. В конце концов, можно рискнуть и попробовать поблеснить днём. Заметят, так заметят. Пусть приходят воевать на нашу территорию, а мы им в пещере таких сюрпризов устроим, что мало им не покажется. Так мы имеем значительно больше шансов победить нашу маленькую войну. Осталось только придумать эти сюрпризы. Опа — а вот и вся их компания — человек десять. И чего они все на пляж припёрлись?

Меня отвлёк Ра. Своим мурчанием. Была у него одна привычка на Земле. Выхожу утром на работу, а на пороге лежит рядок мелких грызунов. Начиная кротами и заканчивая крысами. Показывал мне, что он полезен. Кстати, не знаю ни одного кота, который бы против крысы попёр, но мой их успешно валил. Возможно, изобрёл свою, котячью, методику.

Так вот, сейчас Ра положил перед моими ногами придушенную им же мышь.

— Киса, — я схватил мышь в руки, — ты даже не понимаешь, какой ты нам дал сейчас шанс!

— Интересно, почему он сам её не съел? — вмешалась Миа.

— Коты ведут очень тайную жизнь. Возможно, он этими мышами давно уже объелся. И, когда стал сыт, решил показать хозяину, что он, мол, тоже порядки в пещере наводит.

— А ты не подумал, как твой кот вообще сюда попал? Он ведь воды боится. А чтобы переплыть Нижнее — не может быть и речи.

— Как-то он подружился с Самкой. С ней и переправился. Другой вопрос, что Самка вполне нормально может плавать и под водой. Мы это вместе видели. Каким-то образом они договорились, когда плыли, чтобы рептилия голову под воду не опускала. А Ра, видно, на голове и сидел.

— Не могли они договориться. Но факт, что самка с котом как-то подружились. Самка пронаблюдала, что кот боится воды. Поэтому голову под воду и не опускала. Кстати, почему ты его так назвал? У нас на одном континенте одни дикари поклонялись божеству с таким именем.

— Ра — единственное известное мне божество, которое являлось людям в образе рыжего кота. Ра — это прообраз Солнца. Кроме рыжего кота я не представляю, как ещё Солнце персонифицировать в какое-либо животное.

Кот как-то очень гордо сидел и слушал нашу дискуссию.

Мышь я разрезал на две части. Мало ли что случится, но подстраховаться надо. Как оказалось, это было излишне. Когда стемнело, я нацепил половину мыши на самодельный тройник и стравил верёвку вниз. Ждать пришлось не больше пяти минут. Видно кровь, от разрезанной мыши растворилась в воде и мгновенно привлекла хищников. Главное, чтобы это были не крабы. Краб бы обязательно сорвался, пока бы я поднимал его на верёвке на трёхсотметровую высоту. Слава богу, это оказался 'крокодильчик'. И он не сорвался, пока я поднимал в пещеру. Не сорвался, потому что тройник потом я извлёк, только разрезав брюхо. Миа схватила было 'крокодильчика' на зажарку, но я отобрал. Решил, что первый 'крокодильчик' должен полностью пойти на наживку.

На первую донку я нацепил вторую половину мыши, на вторую потроха 'крокодильчика', а на третью — кусок его хвоста. Как видно на мышей неплохо клевало. Потому что не успел я стравить верёвку третьей донки, как на первую клюнуло. Вытягивать её я поручил Мие. После того, как она с этим справилась, стало ясно, что неизвестный науке крокодилообразный экземпляр просто без ума от мышей. Увы — они у нас закончились.

— Ну хоть этого то на зажарку? — взмолилась Миа.

— Этого — Самке. Ей значительно хуже, чем нам. Она после тяжёлого ранения. А мы — так — поголодали пару деньков и только. Наловим ещё.

Рептилия на диво живо проглотила 'крокодильчика' и по вспыхнувшим в полутьме глазам было видно, что она оценила наш жест доброй воли.

Впрочем, мне это толком пронаблюдать не удалось, потому что клюнуло на вторую донку. Колокольчик, повешенный на верёвку, зазвенел, как бешенный. Схватившись за донку понял, что попалось что-то очень крупное. Пока поднимал, боялся, как бы не порвалась верёвка. Кроме прочего жертва, где-то на середине подъёма начала истошно орать. Раньше мы слышали на острове такие крики, но понятия не имели, кто их мог производить.

Добыча еле пролезла в оконный проём. Это оказался скат. Причём под брюхом у него оказалось четыре плавника, на которые он с немалым трудом встал. Я попытался его схватить за хвост и меня так шандарахнуло током, что я, обездвиженный, свалился на пол. Попытался что-то сказать Мие, но меня так сильно парализовало, что даже на это я способен не был. Только краем глаза заметил, что из под хвоста ската торчит костяная игла.

В этот момент скат выкинул свой длинный хвост в сторону Мии, и она тоже упала обездвиженная.

На сцену выступил Ра. С минуту кот и скат напряжённо смотрели друг на друга. Но и ему не удалось избежать молниеносного выстрела хвоста ската.

Потом нас спасла Самка. В полутьме глаза её вспыхнули, и скат просто-напросто застыл. И всё это продолжалось минут десять. Жаль в это время в пещере не было профессионального художника. Застывшая Самка, удерживающая взглядом ската, мы с Миа, раскоряченные в разных позах, кот, находившийся в не менее лучшем состоянии, чугунные пушки, пирамидки ядер, сметенные в кучу мумии и развороченные древние сундуки. Я даже не знаю, как бы я обозвал такую картину.

Первым от электрического удара отошёл я, видно потому, что первый его и получил. Острым концом кочерги вломил скату в голову, и Самка устало закрыла глаза.

— На сегодня рыбалка окончена. — Объявил я.

— Похоже, что наша Самка обладает не только даром пирокинеза. — Я облизывал жирные пальцы. Только что я съел хвост, которым меня парализовал скат. Его я зажарил первым. Так. На зло.

— Не знаю, — ответила Миа, — может у ската просто батарейки закончились. Я, вроде, где-то слышала, что заряда в них на один раз. А этот нас двоих свалил и кота чуть на тот свет не отправил.

— Мяу. — Возмущённо подтвердил кот.

90 процентов ската сожрала Самка. Жрала она как прорва. Однако, с пропитанием теперь у нас проблем не было. На ручье, протекавшем в пещере мы соорудили небольшую запруду, в которую и запускали всех выловленных внизу рыб. Через несколько дней Самка уже могла подняться на ноги. Ходила она пока что с трудом, но всем уже было ясно, что она поправится. К нам рептилия относилась с подчёркнутым уважением. Один раз, правда пыталась найти с нами контакт. Своими, рептильими способами. То есть мысленно. Мои ощущения при этой попытке контакта я не назвал бы приятными. Просто создавалось впечатление, что мозг просто-напросто начинает закипать. Самка поняла, что со мной у неё ничего не получится и, поэтому, переключилась на Мию. Впрочем, с таким же результатом. Секунду спустя, испуганно заскулил кот. Короче говоря, если Самка и умела контактировать с другими существами при помощи мысли, то сознание её было настолько чуждым, что такой контакт запросто мог привести к повреждению психики или мозга.

Всё это время я проводил пристальную слежку за обитателями атолла. В итоге их оказалось двенадцать человек. Вооружены от копий и мачете, до луков. Кроме того, они имели при себе какие-то толи бамбуковые, толи даже железные (вероятно, сделанные из жести автомобилей) доспехи. В первый же день наблюдения я поразился тому, чем они интенсивно занимались — а именно, они собирали ягоды. Те самые, ядовитые ягоды. Видно Антонович увлёк их своей идеей приготовления эксклюзивного алкоголя.

Саня шарился по 'третьему уровню'. Было ясно, что мои 'зеркальные' намёки он прекрасно понял, но, увы, отсигнализировать нам не мог. Он не знал, что у меня есть подзорная труба, и что я вижу его движения до мелочей. Да и даже, если бы и знал. Не знаю, как найти общий язык, когда один махает руками, а другой светит зеркальцем. Тем более никто из нас не знал азбуки 'Морзе'.

Порывшись в барахле, оставленным капитаном Магелланом и его командой ничего толкового больше не нашли. Железные вещи практически не сохранились — сказался влажный микроклимат пещеры. С медными было немного лучше — наиболее крупные из них я нашёл при разборке на дрова корабля. Сейчас я из них ничего сварганить не мог, но при должном огне и примитивной кузне сваять можно было что угодно.

На третий же день Миа предложила начать свою партизанскую войну. Ведь мы в подзорную трубу убедились, что пришельцы с буя уничтожены, а, как утверждала девушка, людей с ночным зрением среди врагов нет. Другими словами она предложила делать вылазки на территорию врага по ночам. И по одиночке их убивать. Мне, однако, такой план не понравился, и я его забраковал. Прежде всего, потому что не хотел рисковать Мией. Однако, упорная девушка меня не послушала, и в одну из ночей, когда я крепко заснул, тихонько смылась.

Оказалось, что всё не так просто, как казалось. Враги организовали очень продуманный дозор и ночью грамотно освещали и охраняли свой (наш) лагерь. Я предложил устроить им маленькую психологическую атаку. Суть заключалась в том, что Миа каждую ночь втыкала в песок недалеко от лагеря кол с черепом, иногда с остатком костей, мумии, которых в нашей пещере хватало с избытком. Помадой, которую Миа схватила с собой из лагеря, на черепах мы делали всякие некрасивые надписи, типа: 'Все вы умрёте на этом проклятом острове' или 'Пятнадцать человек на сундук мертвеца'. Оказалось, что на впечатлительных подростков эти ужастики здорово подействовали. Даже в подзорную трубу было видно, что ходили они бледные и удручённые.

В общем, все эти игры продолжались бы довольно долго. Пока, спустя полторы недели попадания нас в эту пещеру, меня не разбудила Миа.

— Перенос! — заявила она.

Я открыл глаза. Была глубокая ночь. Подскочил к окну, но, естественно, ничего не увидел.

— Что ты чувствуешь? — сразу же спросил я.

— Не только чувствую, но и вижу. Дай подзорную трубу, — Миа протянула руки и я дал ей требуемый предмет, — микроавтобус с детьми. Половина их утонет, и мы ничем им помочь не сможем. Но другая половина точно доплывёт до берега.

Она резко обернулась ко мне и всполохи костра, исходящие из пещеры, отразились в её глазах так мистично, что я не смог устоять, чтобы не съязвить:

— А как же человечность? Ты же её не признаёшь.

— Признаю. — Поперхнулась Миа. — Только в разумных пределах.

— Хорошо, — согласился я, — тогда мне скажи формулу отношения между человечностью и гуманными отношениями. И, самое главное — ПДК. Расшифровывается, как предельно-допустимая концентрация. Так расскажи, какое ПДК ты поставила себе.

— Я не хочу об этом говорить.

— А я хочу, — повысил голос я, — либо мы определяемся с нашими дебильными отношениями, либо нет. Не тот у нас случай, когда мы в детские игры играться будем!

— Ты мне цилиндр отдашь? — внезапно очень спокойно ответила вопросом на мой вопрос она.

— Какой цилиндр? — я вначале так и не понял, о чём она спрашивает.

— В твоём правом кармане лежит металлический цилиндр. — Объяснила она, — Я знала об этом с самого начала и могла бы у тебя его забрать, пока ты спал. Но я этого не сделала.

Хорошо, — перебил её я, сразу нащупав в кармане цилиндр, — для чего он тебе нужен?

— Не скажу! — заявила она.

— Не отдам! — заявил я.

— Тогда я просто у тебя его заберу. Ты же знаешь, что я сильней.

— Ради бога — забирай. Только потом ищи сама себе нового друга в этом новом мире.

Миа задумалась.

— Ну же! Вперёд! — я достал цилиндр из кармана и протянул его Мие на вытянутой руке. — Тебе достаточно просто забрать.

— Ты сволочь! — с чувством сказала Миа.

— А ты сука! — парировал я.

Немного помолчал и добавил:

— Я только не могу понять, почему я, такую суку, как ты, полюбил так, как никого до этого.

Миа попятилась, как от пощечины.

— У меня есть свои причины, — наконец, опуская глаза, сказала она.

— Так объясни их, — взмолился я, — я пойму, если надо!

— Не поймёшь! — вынесла свой вердикт она. — Вниз! Пора атаковать.

— Подожди, — заорал я, забыв о только что состоявшемся разговоре, — экипировка! Латы я подобрал.

Я часто смотрел всякие кино про всяких испанцев завоевателей. Но я даже не подозревал, как это на самом деле! Ну ладно, что, мягко выражаясь, не совсем удобно. Но, увидев Мию в кирасе, шлеме и поножах несколько офигел.

Сам я боялся, что не доплыву в данном доспехе до берега, хотя рядом была суперумеющая плавать Миа... Которая меня могла в любой момент утопить, забрать интересующий её цилиндр и свалить восвояси. Самку я пытался уговорить идти нам в поддержку. Как и кота. Но, похоже, никто из них нас абсолютно не понимал. Ни в человеческом, ни в животном смысле. Они остались. Только два бронзовых латника: я и Миа пошли вглубь пещеры. Хотя я зря хаил на рептилию и Ра — к нашему выходу они были уже тут как тут. Миа помогла перебраться мне. Я ведь очень плохо умею плавать. Самка помогла Ра. Он сидел у неё на голове. Он плавать тоже не любил.

Мы тревожно вышли на пляж Большого озера — я поднял свою кочергу, а Миа — катану.

На встречу из кустов ломанулся Антонович. И вид у него был абсолютно нетрезвым.

— А! — закричал он, — И где вы пропадали!?

— Водку пили. Гулянку гуляли! — заявил я.

— А мне чего не сказали? — искренне удивился Антонович и я понял, что он пьян не от простой пьянки, а от переживания.

— Антонович, — серьёзно сказал я, — что случилось?

— А ничего! — ответил Антонович, и ноги его подкосились. Он упал на песок. — Я их отравил. На моей совести двенадцать смертей.

— В смысле отравил? — не понял я.

— Обыкновенно! — объяснил Антонович, — у этих молодых людей нет культуры пития. Вот я их решил и отравить.

Антонович не то, что с трудом выговаривал слова — он прилагал к этому неимоверные усилия. — Петя. В роли убийцы я себя никогда не представлял. А тут — сделал. Я отравил их всех. Первая порция самогона была нормальной. Потом я подлил сок ягод. Петя — это ведь дети. Ты не поймёшь... Нажрались, отравились и померли.

Антонович смахнул слезу.

— Антонович, — попытался успокоить его я, — у вас сейчас в рассудке водка. Поэтому вы и расстраиваетесь.

— Водка? — перебил меня он, — возможно. Только убийство подростков никакая водка не перекроет! Пошли вы все на хер!

Антонович развернулся и исчез во тьме.

Миа, пользуясь случаем, что я остался в полной темноте и одиночестве, подскочила ко мне и прижала к шее катану:

— Цилиндр, — прошептала она.

— В кармане, — прошипел я, — только не зацепи, случайно, моё мужское достоинство.

Я почувствовал, как рука Мии нырнула в мой карман, извлекла цилиндр, и я остался совсем один и в темноте.

Это радовало.

Не совсем, чтобы очень, но давало времени на раздумья.

Такое чувство, что меня все бросили. Ну и ладно. Не вешаться ведь?

Гремя латами на половину острова я устало побрёл в сторону нашего лагеря. Оказалось, что без одежды, их подстилающую идти было практически невозможно. Но много я об этом не думал.

— А вот и наш конкистадор! — услышал я голос Сани из кустов.

Я продрался через эти кусты и увидел довольно интересную картину. В свете костра сидел Саня и рассказывал какую-то историю детям, что жались к жаркому пламени костра.

— Этот конкистадор, — продолжал Саня, — всегда боролся против зла. И сейчас он к нам явился, чтобы помочь Вам бороться против зла. Вы — избранные! Только вас избрал Господь, чтобы вы спасли мир. И конкистадор — наше спасение.

— Меня зовут Петя! — сказал я.

Дети смотрели на меня с каким-то восхищением и надеждой. Медные латы и кочерга только добавляли антуражу.

— Петя, — объяснил детям Саня, — это представитель добрых сил на Земле. Он научит Вас делать добрые дела действительно по-настоящему.

— Саня, — очень натянуто произнёс я, — давай отойдём в сторону и пообщаемся.

— Конкистадор желает пообщаться со мной, — объявил Саня. — Ждите.

— Ты что, охренел, чтобы так детей зомбировать? — я его чуть за грудки не взял.

— Ты можешь что-то лучшее предложить? — Спокойно ответил Саня, — это — дети. Нет. Хочешь, и я им выложу всю правду. Про другую Вселенную, куда людей закидывают светляки. Про то, что здесь людоеды есть. Вопросов нет — выложу. Только учти, что детская психика, хоть и пластична, но ранима. Нафига нам их ранить?

— Ну... не знаю. — Заколебался я.

— В том то и дело, что ты не знаешь. Детей надо оставить психологически здоровыми. Ты хочешь им ломать психику? Я — нет.

— А представлять меня в роли божества — это не ломка психики? — вскинулся я.

— Предлагай другие варианты, — шёпотом сказал Саня, — кстати, где все?

— В смысле? — не понял я.

— Антонович и Миа.

— Антонович как-то сильно переживает, что отравил подростков.

— Каких подростков?

— Наших врагов. Он самогону им сварил. И на тот свет отправил.

— Может, он поступил и правильно. Слушай, а откуда ты этот новогодний наряд приобрёл?

— Откуда надо, оттуда и приобрёл, — созлобничал я, — как ты с Антоновичем свёлся?

— Обыкновенно, спустился со скалы и ночью с ним встретился. Я его и подбил их споить. Как видишь — не зря.

— Вижу, ты ахеренный дипломат. Только Антонович сейчас фиг знает где бродит. Тебе это не кажется несколько странным?

— Ты меня в чём-то обвиняешь? — вскинулся Саня.

— Не знаю, — честно признался я, — я просто остался совсем один. Все мои друзья разбежались.

— Антонович вернётся, — заверил меня Саня, — а куда делась Миа?

— Ты меня спрашиваешь?

— Она тебя про цилиндр металлический ни о чём не спрашивала?

Тут уже я серьёзно задумался.

— Спрашивала. А что?

— Куда она ушла? — резко спросил Саня.

— А я знаю!? Она кормится сама по себе.

— Хорошо, — успокоился Саня, — куда она могла пойти?

— Как вы все меня достали со своими интригами, — разозлился я, — не знаю я! Что с детями делать будем? Саня. Это же совсем дети!

— А я что? Предложил плохой вариант? Пусть на тебя молятся. Блин, латы сними. Конкистадор. Или, может, оставь...

— Сложно с вами всеми, — устало сказал я. — Ты что? С её планеты?

— Неа, — сказал Саня, — но что-то общее у нас есть.

Я, в отчаянии, сел на песок.

— Пошли, — позвал меня Саня, — там дети.

Глава 20

— Здравствуйте, дети! — я гордо поднял кочергу, и осмотрел публику.

— Здравствуйте дядя Конкистадор.

— Вот видишь, — прошептал Саня, — из них выйдут классные рабы.

— Помощники. — Поправил я.

— Какая разница?

Их было человек десять. Перепуганные и растерянные, они сейчас смотрели на меня с искренней надеждой в глазах.

— Вы все попали в очень сложную ситуацию, — начал я свою речь, — всем вам придётся жить на этом острове. Добывать еду, строить посёлок. Возможно, оборонятся от врагов...

Дети как-то испуганно посмотрели мне за спину. Саня тоже. Потом он медленно начал отползать в сторону. Господи! Да что ж я такого сказал, что они все так испугались!?

Дети все, как один истошно заорали. Несколько кинулись в кусты. Саня, кстати, вместе с ними. С совсем нехорошими мыслями я обернулся назад.

На песке, как всегда, смешно расставив лапы в разные стороны, сидела Самка и заинтересованно наблюдала за происходящим действом. Рядом сидел кот. Совсем не по-котячьи. От рептилии он каким-то образом перенял сидеть так, как ни один кот на Земле не умеет. Точно также, как и рептилия, расставив в стороны вытянутые задние лапы.

— Чёрт! — Только и сказал я.

Из десяти детей, что сидели возле костра, осталось лишь трое. Причём двое были может и испуганны, но смотрели на Самку с восхищением, а один обделался и, похоже, впал в ступор.

— Это — Самка, — указал я на рептилию, — она — наш друг. Её не стоит бояться. А это — кот Ра. Он тоже наш друг.

— А меня — Маша. — Девочка с прямыми чёрными волосами подскочила на ноги, — но в школе меня все называют Малявкой. Я привыкла уже.

Девочка подошла ко мне и протянула мне руку. Я, немного офигевший, пожал её. После этого она подошла к рептилии и протянула руку ей:

— Привет, Самка!

Самка не отреагировала. Только шумно втянула ноздрями воздух.

— Ра такой же не культурный? — поинтересовалась девочка.

Честно сказать, поражённый смелостью девочки, я просто не нашёл, что сказать.

— Садись, Малявка, — наконец, произнёс я и перевёл взгляд на второго, не испугавшегося рептилии, мальчика с полным телосложением, — а тебя как зовут?

— Серёга! — мальчик мгновенно кинулся жать мне руку. — Но в нашем классе все по кличкам друг друга называют. Моя Терминатор! — Гордо сообщил он.

— А почему Терминатор? — удивился я. — Как-то ты на него не похож.

— А у нас на уроке природоведения один учитель сказал, что терминатор — это линия светораздела, отделяющая освещённую часть небесного тела от неосвещённой части, а я сказал, что терминатор — это другое.

— И что ты ответил?

— Ответил, что терминатор — это последовательность нуклеотидов дезоксирибонуклеиновой кислоты, узнаваемая рибонуклеиновой полимеразой как сигнал к прекращению синтеза молекулы рибонуклеиновой кислоты и диссоциации транскрипционного комплекса.

— И что?

— Учитель двойку поставил. — Ребёнок выпятил грудь и, моментом спустя, добавил. — Придурок! Короче, все после этого долго ржали, вот ко мне кличка и прилипла.

— А ты откуда такие термины знаешь? Ты же максимум из пятого или шестого класса.

— Из пятого. А нафига мне школьная программа? Я решил сразу учить билеты на поступление в университет. Хоть ничего не понимаю в них, но парочку выучил наизусть.

— Оригинально. — Только и сказал я.

— А это, — Терминатор махнул в сторону последнего подростка, который уже пришёл в себя и сейчас ему, как было видно, очень стыдно за тёмное пятно, расползшееся по штанам, — Шестёрка.

— А ему за что такую кличку дали? Ябедничать любил?

— Не. Шестёрка — нормальный чувак! — серьёзно ответил ... Терминатор. — Просто шибко умный. Настоящий отличник! Учителя не раз говорили, что ему за урок надо ставить не пятёрку, а шестёрку. Вот и прилипло.

К Шестёрке я подошел сам.

— Привет! — я протянул ему руку и он её пожал. Всё ещё стыдливо отводя глаза. — Теперь мы будем друзьями.

Я обернулся назад:

— Терминатор. Сходите вместе к ручью. Он в двадцати метрах отсюда. — Я указал пальцем направление и добавил уже шёпотом. — Малявка. Это и тебя касается — никто из нас не видел, как Шестёрка испугался. Мы про это вообще забудем. Договорились?

— Договорились! — в один голос произнесли Терминатор с Малявкой.

Шестёрка посмотрел на меня не то, что с благодарностью. В них ещё появилось и уважение.

Так. Пусть это дети, но с ними всё равно нужно было налаживать какую-то систему общения. Для некоторых происходящее всего лишь интересное детское приключение, но скоро они своей шкурой начнут ощущать все прелести этого приключения. И тогда их очень сложно будет удержать в узде. Конечно, можно это сделать принудительным методом, но если получается по-хорошему, то почему бы этого не сделать? Эти трое, похоже, уже вошли в тройку лидеров, и сами это подсознательно поняли.

Потому что у нас уже появился общий секрет! А это очень многое означает. Пусть секрет мелкий, но в таком возрасте... Я представил себя во втором классе и что бы случилось, если бы я от страха описался... Да пришлось бы наверное в другую школу переводиться!

— А ты почему Самки не испугалась? — спросил я Малявку, когда Терминатор с Шестёркой ушли к ручью.

— Почему не испугалась? — девочка переминалась с ноги на ногу. — Ещё как испугалась, когда та из кустов вылезла. Только я сразу посмотрела в её глаза. Мой отец работал на ферме около города. Там мясокомбинат — через поле перейти. Коров там, чтобы не тратиться на транспорт через это поле и гонят. Отец мне рассказал, что коровы начинают плакать за несколько дней до того, как их гонят на убой ''' для читателей — это правда — сам наблюдал. Никто не знает, как они узнают'''. Отец был так поражён этим необъяснимым феноменом, что задолбал меня с этими разговорами. Потом показал. С этого момента я и увлеклась ммм... чтением взгляда. Так вот у Самки в глазах не было желания убить. Только интерес. И защищать. Тебя.

— Молодец, — похвалил её я, — подожди немного, сейчас придут Терминатор и Шестёрка. У нас будет очень серьёзный разговор.

Я принялся стягивать с себя медные латы, которые успели натереть мне мозоли во всех местах, в каких только можно.

Когда дети собрались, я сказал:

— Поскольку только вы трое не испугались Самки. Один испугался, — я показал пальцем на Шестёрку, — но потом переборол свой испуг. Пересилил себя и остался здесь, то, я думаю, вам стоить знать правду. Не боитесь.

— Нет! — в разнобой ответили дети.

— Мы не на Земле. Мы на другой планете. Вы больше никогда не увидите своих родителей. Здесь нам будет очень непросто выжить. Я никакой не слуга божий. Мне нужна будет ваша помощь. Вы знаете свой класс. И я хочу, чтобы вы смогли мне помочь ими управлять. И эта тайна должна остаться между нами.

— Увлекательная тактика, — послышался из кустов знакомый голос.

Рептилия зарычала, а дети схватили из кучи хлама у костра копья, которые, видно, присмотрели далеко до этого.

— Ты свою ящерицу успокой немного, — из зарослей показался Саня, — а то ещё накинется и пожрёт.

— Я не могу ей приказывать, — осторожно сказал я, — она сама по себе. Как и Миа.

— Тогда хоть детей поумерь. А то, гляди, и накинутся. А убивать детей мне как-то не особо хочется.

Дети стояли с поднятыми копьями и ждали моего приказа.

— Спокойно, — я направил на школьников широко открытую ладонь, — это — друг.

Помолчал несколько секунд и добавил:

— Вероятно.

— Зря ты сомневаешься, — спокойно сказал Саня, — я тебе ничего плохого сделать не хочу. У меня свои цели. Если они не реализуются, то я хотел бы остаться в том обществе, которое ты собираешься построить.

— И что за цели?

— Этого я тебе сказать не могу.

— Ты мне врал про Звёздный Городок?

— Не совсем. Я действительно с Земли. С городка.

— Хорошо, — я махнул рукой на все загадки, — где остальные дети?

— Разбежались по острову. До утра я их всех найду, объясню, что Самка не враг, и приведу сюда. Кстати, как тебе эту ящерицу приручить удалось?

При слове 'ящерица' успокоившаяся, вроде, Самка снова зарычала. Навряд ли она понимала слова, но фон мыслей явно угадывала.

— Попрошу быть с дамами культурнее, — предупредил я Саню.

— Сам заметил.

— Что с Антоновичем?

— Спит пьяным сном на пляже. Сейчас его будить не стоит — агрессивен.

— Что с неграми?

— Ты знаешь, даже не смотрел. Пещера там ведь прямо к кораблю выходит. Просто не хотел им показываться на глаза.

— Ясно. Веди детей, короче. — Я устало опустился на песок.

Когда Саня привёл последнего ребёнка, я уже спал.

Проснулся я далеко за полдень и обнаружил себя на лежанке под тентом. Наверное, кто-то затянул, после того, как я свалился от усталости у костра.

На выходе из лагеря столкнулся с Антоновичем. Лицо его было абсолютно невозмутимо, будто ничего и не случилось.

— Где пропадали?

Я вкратце рассказал соседу про пещеру, где мы с Миа провели последнее время.

— Занятно, — Антонович наклонил голову, — а я никак не мог понять, откуда у кота такая бляха на шее болтается. А Миа куда делась?

— А я знаю? Свалила, как всегда. Да ещё чуть не прибила при этом. Лучше расскажи, что здесь было, когда нас не было.

Сосед закатил глаза:

— Свалился я, короче на песок. Только краем глаза заметил, что ребятня мимо меня промчалась. За вами гнались. Только один со мной остался и копьё к шее приставил. Потом перенос случился и вывалились из буя такие нелюди, что подростки просто застыли в ужасе. Корочек, как крабы, только дюже большие. Поплавали немного и к берегу направились. Организованной толпой. Я одним только глазом глянул и сразу понял, что подросткам этих крабов не сдюжить. Так нет же — тоже в строй стали и ждут этих омаров. Копья свои кидать начали, да толку. Те от панциря этих омаров только отскакивали. Один подросток не выдержал и вперёд выбежал одному из этих лангустов врезал. И что ты думаешь!? Нет, меч, конечное, зарубку на панцире оставил, но не более. А креветка эта так небрежно его клешёй хвать. И нету у паренька головы.

— Антонович, — перебил его я, — ты определись, кто это — крабы, омары, лангусты или креветки? А то я путаться в твоём повествовании начинаю.

— Так ни то, ни другое, ни третье, ни четвёртое, — возмутился Антонович и на момент задумался, — во, как клещи, только здоровые. А клещ, сам понимаешь, такая гнида, которая может сделать из тебя инвалида. Так вот, парню тому инвалидом стать уже не угрожало. Какой инвалид то, без головы? Без головы только всадник бывает.

Похоже, что случившееся с Антоновичем, всё-таки отразилось на его умственно здоровье. Вроде и соображал он нормально, только в речь его начали вкрадываться какие-то непонятные слова и эпитеты.

— Ребятня поняла, что всё совсем не просто, — продолжал тем временем Антонович, — и начала пятиться назад. Тут один омар как клешню свою вперёд выбросит — метра на три — и пацана одного краешком за кокосовый доспех зацепил. Тот только щёлкнул — и в клочья. Тут и я подумал, что, вероятнее всего, к нам всем пришёл великий Амба, то бишь пушистый северный зверёк песец. Но тут глади морские разверзлись, и сзади на строй этих крабов обрушилось что-то зелёное. И что ты думаешь — это был не дядька Черномор со своей тусовкой. Это была наша старая знакомая. Самка. За минуту раскидала этих лангустов по разным сторонам. И, причём, как-то странно. Те даже клешнями своими не щёлкали, пока она их панцири, как орешки, пощёлкала. Разметала, постояла немного и на песок легла. Тут один из ребятни, у которого мачете, похоже, настоящий, а не самодельный, подскачет, и как рубанёт ей по бедру. Самка ему хвостом как ввалила, что аж до того времени, пока я их всех не перетравил, с переломанными рёбрами валялся. А Самка встала, еле до воды допёрлась, где и скрылась. Только след кровавый в воде вначале был виден, а потом и он исчез.

Подростки минут двадцать отходили. Боялись вначале к трупам этих креветок подходить, а потом, видно, любопытство победило. Клешни эти очень острыми оказались — ими даже бриться можно, как я, кстати, их и использовал.

Я ощупал свою уже почти что бороду, и довольно кивнул головой.

— И ещё, трупы их до сих пор на берегу валяются. И ничего — ни запаха, ни разложения — ничего. Ребятня одного из них вскрыла — ничего интересного — потроха какие-то склизкие. Но и они на солнце не высыхают и не гниют. Только песок со временем прилип, тот что ветер насыпал.

Короче, разобрались они с крабами и ко мне сразу. Я говорю, что, мол, выпить по сто грамм после такого дурдома надо, а после этого делайте со мной всё, что хотите.

Они смеются, что весь спирт на корабле остался, а нового взять нету откуда. Тут я им и устроил презентацию моего самогонного аппарата. И что ты думаешь!? От этого убожества они остались в восторге. Когда я им сказал, каких ягод набрать надо — кинулись что дурные! Меня за своего сделали. Вначале, правда, долго расспрашивали — видел ли я в руках у тебя или у Мии какой-то металлический цилиндрик. Не знаю, что эта за хрень, которую мы нашли в дерьме, но я им голову аккуратно заморочил, что никакого цилиндрика я не видел.

— Петя, — Антонович впервые после случившегося осмысленно и внимательно посмотрел мне в глаза, — они плыли на этот остров не за нами. Не за ресурсами. Они плыли за этой металлической хренью. Отхожую полянку они процедили разве что не через решето. И, заметь, их абсолютно не волновало, что они потеряли корабль. Как будто, если в руках у них будет цилиндр, то корабль и остров это так... фигня.

Короче, пока они всем этим занимались, на сцене появился новый гость. Сцена была довольно интересная. Сидим мы вечером около костра. Кружком. Рыбу жарим. Я, думаю, пойду гляну, что там с моей бражкой. Ну, увидеть в темноте я бы ничего не увидел, но я всегда определяю степень готовности по запаху. Только отошёл метров на сто — у-у-ххх. Оборачиваюсь, а на месте костра буквально взрыв от искр и отлетающих головешек. Потом темно совсем стало. Только слышно было, что об землю что-то шмякалось. В общем — разбежались мы все — я бы и сбежать мог, да толку? Я уже вынашивал свой план.

Утром все в лагере собрались и обнаружили два трупа. Сразу всё стало ясно — кто-то с утёса вёл по нам обстрел. Причём — довольно грамотно — сначала выключил свет — приличных размеров камень лежал именно на кострище. А после с этого утёса самую настоящую 'Катюшу' включили. На-а-а высокий берег, на крутой... — внезапно затянул песню сосед.

Стоп, подумал я, да всё у него с мозгами в порядке. Не протрезвел он ещё. Или где заначку отыскал.

— Камни просто градом летели. Подростки ничего не видели, падали, сталкивались друг с другом. Короче — дурдом и немцы. Классно мы их тогда в сорок пятом из 'Катюш' гасили, — Антонович с надеждой посмотрел на меня, но, увидев что про вторую мировую я слушать не хочу, продолжил:

— Лагерь пришлось переместить подальше от утёса. И вообще, подростки теперь стали намного более осторожно себя вести — выставляли дозоры по ночам, жгли сразу по нескольку костров, чтобы в темноте всё нормально освещать и так далее. В одну из ночей меня кто-то накрыл ладонью губы и крепко сжал. Смотрю — в отблеске костров кто-то совсем незнакомый. Тоже какой-то подросток. Нагнулся и в ушко мне так тихо-тихо, мол, поговорить надо. Иди бражку свою проверь. И смылся. Ну я поворочался минут пять, намеренно зевнул и говорю часовому, что надо брагу помешать, а то дрожжи дохнут, мезга преет, мол спец я и знаю, что это сделать надо именно сейчас. К тому времени я этим подросткам так мозги прополоскал своими историями о самогоне, о том как его делать и как потреблять, что начал уже рассматривать вариант о том, чтобы сделать переворот власти. Уж шибко им нравились мои истории про самогон и шибко они ждали первой порции самогона, которой я приписал просто сказочные свойства. Короче, пропустил он меня без проблем. Со мной не увязался, так как там строго всё у них было — боевой пост покидать нельзя! Но в силу моего, завоёванного здесь авторитета среди этих подростков, мне был пофиг любой пост — будь он боевым, православным или католическим.

Саня меня около моей бражки ждал. Про тебя всё рассказал. Сказал, что живы вы, зеркальцем ему в глаза откуда-то со скал светите. Ты, Петя, даже не представляешь, как я тогда обрадовался. Говорю, что есть у меня план — напоить их и, когда они, пьяные, заснут, связать их всех. А он сказал, чтобы я свой возраст с подростками не сравнивал. Если старик, напившись, спать будет, то ребятня буянить всю ночь будет. Лучше травануть.

У Антоновича опять навернулась слеза, и он извлёк из баула за спиной пластиковую литровую бутылку из-под Кока-Колы.

— Кокосовый сок, — заявил он.

Странно, но кокосов на нашем острове не росло. После чего мгновенно всосал оставшиеся там грамм триста жидкости по цвету абсолютно не соответствующей Кока-Коле, а по мутности как раз соответствующую кокосовому соку. Треск сплющивающейся пластиковой бутылки, казалось, способен был распугать всех птиц в окружности километра.

— Короче — умерли все они с моей руки, — размазывая слёзы по лицу, сказал сосед. И рухнул на песок. Я подскочил и схватился за его запястье — сердце билось. Всё ясно. Подобрал бутылку из-под Кока-Колы — кокосами там не пахло.

— Саня! — заорал во всё горло я. — Антоновича помоги до лежанки донести.

Саня, оказывается, всё это время стоял сзади.

— Потянули, — сказал он и взял соседа за предплечье.

— Пошли с детьми знакомиться, — сказал Саня, когда мы водрузили Антоновича на импровизированную кровать.

— Саня, — остановил его я, — зачем вы сюда плыли?

— Исследовательская экспедиция.

— Но твои бывшие союзники здесь что-то искали. Как и ты, собственно. В народе говорят, что это маленький металлический цилиндр.

Земля под ногами внезапно пошатнулась, и мы упали на песок.

— Дура, — ни с того, ни с сего выругался Саня, — она даже им пользоваться толком не умеет.

Я подкатился, и пережал Санино горло кочергой:

— Ты мне объяснишь или нет, что происходит?

Я даже не сообразил, что произошло. Небо, песок. Небо песок. Ну, в конце-концов, оказался песок. На котором я и растянулся.

— Больше не смей мне угрожать, — шипел Саня, — надо будет — и тебя раздавлю.

— Так ты мне объяснишь? — я поднялся на колени.

— Петя, — Саня тоже зарылся в песок. Только задницей, — ты меня удивляешь своим упорством. Сядь. Успокойся. Тут решается судьба как минимум, нескольких цивилизаций. Я — представитель нашей. Ты мне очень нравишься, как человек. К тому же мы с тобой с одной планеты и времени. Извини, что я иногда грублю. Я — наёмник — меня так учили.

— Хватит заливать, — я вытирал разбитый нос, — тебе надо убить меня? Ты бы это и раньше сделал! Так что тебе от меня надо? Что вы все от меня все хотите? Вместе и по отдельности!?

— Ты думаешь, к тебе во двор светляк упал случайно? — Саня просто сидел и издевался надо мной.

— Нифига я не знаю. Разбирайся со своими цилиндрами сам, — я чуть ли не орал, — я — ухожу.

— Скатертью дорога. — Послышалось сзади.

Я вышел из-под тента и увидел кучу барахла, что накопали в дерьме подростки. Начал копаться, думая, что взять с собой. Я собирался навестить Пятницу и уплыть на другую часть острова. Здешние приключения у меня уже костью в горле встали. Пусть Миа и Саня сами разбираются со своими цилиндрами. Я в этой фигне участвовать не собираюсь.

— Дядя Конкистадор! — из-за утёса высыпался десяток детей.

— Чёрт! — выругался я, и тут же опомнился, — И мы его одолеем. Черта этого.

Чёрт, уже подумал я, что же делать? Я ведь не могу их бросить.

— Ну что? — вышел из-под тента Саня, — Может, передумаешь? Некуда тебе идти.

Я посмотрел на детей. Блин... и оставлять с Саней я их боялся.

— Ты о них позаботишься, если что? — спросил я Саню.

— Нафига они мне без тебя нужны? — цинично ответил Саня.

— Значит, они все пойдут со мной. — Жёстко ответил я.

— Дурак. — Сказал Саня.

— Я в курсе, — ответил я, — мы уходим.

— Я вернусь! — таинственным голосом произнёс Терминатор, когда мы уже уходили.

Глава 21

— Иди сюда, — позвал я Терминатора, когда мы уже пробирались по россыпи засохших кораллов.

— Ну?

— Как дети? Нам предстоит преодолеть немало трудностей. Что о них скажешь?

— А что говорить!? Малявки! — Саня гордо выпятил грудь. — Фанат и Фридрих — полнейшее дерьмо. Сдадут и морду набьют. Что, один раз, мне и сделали. Только в школу меня перевели, как на стадионе ногами чуть почки не отбили. Показывали, кто здесь главный. А у меня спрашивать не надо было? Знал я, кто в этой школе главный, только зачем бить меня нужно было!? В общем, дядя Конкистадор, я не против их. Я вообще не хочу никому ни про кого ругаться. Но расскажу, что знаю. Чтобы потом проще было нам всем. Так вот — они пугливые, так что бояться их не стоит. Девки. Цыцка, Фернштейн и Кукоцкая. Первая понятно — размер у неё ни как не меньше четвёртого, — с видом знатока сообщил Терминатор, — Фернштейн тормознутая какая-то. По двадцать раз у неё чего переспрашивать приходится... Ну а Кукоцкая — это вообще казус!

— И в чём казус? — перебил его я.

— В том и казус, что никто объяснить его не может. — Мутно ответил Терминатор. — Да, и про четвёртую забыл сказать — Митохондрия. Забыл, потому что никогда она ни с кем не разговаривает и не дружит. Как-то сама по себе тусуется. Мы в классе её даже не замечаем. Никакая, короче.

— Потом, — продолжил Терминатор, — Богомол. Богу он совсем не молится. Как и Митохондрия — молчит, никого не трогает, ни с кем не разговаривает. Один блатной из класса решил устроить Богомолу взбучку. Там же — на стадионе. Никто не знает, что случилось, но тот блатной к Богомолу ближе пяти метров подходить боится до сих пор.

— Неплохая компания у нас собралась, — сам себе сказал я, — есть хочешь?

— Очень. — Признался Терминатор.

Я остановил детей и приказал им укрыться в тени кораллов и отдохнуть. Показал Терминатору, Малявке и Шестёрке, как нужно охотиться на птиц, и вскоре на моём зонтике, который я взял с лагеря, коптилось несколько птиц. Оказалось, что прокормить такую ораву растущих организмов совсем не просто. Жрали, что дурные — даже я в себя столько не впихивал.

Переночевали на камнях. Я был очень удивлён, что в первую (точнее, почти во вторую) ночь дети не жаловались. Неужели моя правящая верхушка успела провести среди них агитационную работу? Не думаю. Скорее дети поняли, во что они вляпались. Детская психика очень пластична — они восприняли это как данность.

Утром мы дошли до океана, и я начал разматывать верёвку:

— Шестёрка, обмотай другой конец верёвки об валун. Похоже, нам придётся оставить её здесь.

Цыцка подошла к высокому обрыву, и, невольно, отшатнулась.

— Я не смогу спуститься туда, дядя Конкистадор.

— Тебе поможет Терминатор.

— Я не смогу...

Блин, подумал я, как всё хреново! Увести этих детей, я увёл, а то, что они пока не совсем способны лазить по скалам и спускаться по верёвкам я абсолютно не подумал. Ладно. Что сделано, то сделано.

— Свяжем и спустим, — грубо сказал я Цыцке. — В конце концов — можешь возвращаться обратно.

— Лучше — свяжите. — Тихо сказала она.

А не за много ли я на себя беру!? Фиг с ним — меньше не станет.

Цыцку взял с собой Богомол. Видно он был маньяк, но Цыцке нравилось. Они там даже задержались на половине спуска. Минут на двадцать. Ясно дело — годы молодые.

Следующей трудностью оказалась Фернштейн. Посмотрев на высоту, она начала подавать рвотные позывы, которые, спустя момент, полностью подтвердили причины, их вызывавшие. Она боялась высоты.

— Дядя! Не заставляйте меня это делать. — Попросила она.

— Никуда ты не денешься, — объяснил я и крикнул клич в толпу, — Бойцы!? Кто Фернштейн решится вниз спустить?

Сразу нарисовался Шестёрка и Фанат. Видно, у них была какая-то конкуренция за эту девчёнку.

— Шестёрка, — пора своих продвигать, — доверяю это дело тебе. — Не справишься — прирежу.

Это я — чтобы подыграть конкуренту.

Шестёрка подскочил к Фернштейн, долго крутился, не в силах её обнять и прижаться к её телу — а без этого спуск был невозможен — но, в конце концов, они, счастливые, отчалили вниз.

После всей этой возни я остался на обрыве один. С Митохондрией.

— Ну что? Вниз не боишься!? Бодро спросил я.

Она подошла, и выставила передо мной свою раскрытую ладонь.

— Линии видишь? — спросила она.

Я инстинктивно наклонился ближе к ладони, чтобы всё рассмотреть. И получил этой ладонью по лбу.

Хорошо, что я держал в руках верёвку. Как мне показалось, я ободрал кожу до костей. Как минимум, я проехался на верёвке метров двадцать. Потом остановился, упёршись ногами в скалу. Потом до меня медленно и вкрадчиво доползла мысль, что если Митохондрия выдавала себя за кого-то, и если она желает моей смерти, то ей ничего не стоит верёвку эту перерезать. Обвившись ногами и руками так, чтобы поверхность соприкосновения меня и верёвки была как много больше, я быстро заскользил вниз.

— А где Митохондрия? — тут же спросил Терминатор.

— Сложный вопрос, — ответил я, осматривая детей, сгрудившихся на скале, что выпирала из воды, — видимо она к нам не спустится уже никогда.

Сам я держался за подводное основание этой скалы. Поверхность была очень скользкой, и удержаться было непросто. Прибой постоянно пытался содрать меня с этой скалы. Я посмотрел на океан, и меня действительно содрало. От неожиданности.

Там, в океане, был виден остров. Сколько раз я всматривался в океан, но острова ни разу не видел. А теперь он был. Отсюда хорошо была видна зелёная растительность, остров покрывавший.

— Давно он здесь? — спросил я Малявку, которая спускалась к воде, чтобы помочь мне выбраться из воды.

— Кто?

— Остров.

— А! Остров. Он перемещается. — Малявка подала мне руку.

— Малявка, — выругался я, — ты весишь вдвое меньше меня. И ты пытаешься вытащить меня из воды. Тебе это не кажется нелогичным?

— А хрен его знает. — Совсем по-взрослому ответила Малявка.

Я, как мог, вцепился в скалу и вытащил таки своё тельце из воды.

— Что значит движется? — сразу спросил я у Малявки.

— Да ничего не значит. Когда мы спускались сюда он был в одном месте, — ребёнок направил палец на какую-то точку в океане, — а сейчас он в другом. Значит остров движется.

— Или движется наш остров, — встрял Терминатор. — А не тот.

Я вспомнил, как от того, как почва у меня под ногами дёрнулась, мы с Саней свалились на песок. И почему-то подумал, что, скорее всего, поплыл именно наш атолл.

— Красота! — сам себе сказал я.

— Да, — подтвердила Малявка, — действительно — здесь очень красиво.

Итак — десяток детей, ютившихся на скале. Не все они, вероятно, умеют плавать. А нам, до корабля, плыть и плыть. Насколько я помню последнее путешествие, то иногда заплывы были больше, чем по сто метров. Хорошо, что море здесь всегда спокойное. Можно сказать — вечный штиль.

— Кто из вас плавать умеет? — громко спросил я.

Как ни странно, руки подняли все.

— Тогда поплыли, — буркнул я, указав в сторону следующей скалы, выпиравшей из воды.

Как оказалось, Фанат и Цыцка плавать не умели совершенно. Подняли руку, чтобы не быть белыми воронами. Однако при помощи Малявки и Шестёрки, которые плавали очень здорово, мы их доставили.

Меня всё больше и больше одолевала депрессия. Мне казалось, что я взял на себя то, что не потяну. Дети — большая ответственность, даже если они не твои. Чёрт, как не хватает сестры по оружию. И где она?

— Кушать хочется! — пожаловалась Фернштейн.

Я растерялся.

Птицы сюда не спускались. Однако были всякие мидии и беззубки на скалах. Я подсказал детям, где искать еду, и они мгновенно очистили основание скалы, на которой мы сидели. Этого было мало. И, хуже всего, у нас закончилась пресная вода.

— Пейте морскую, — распорядился я, когда дети начали реветь, — только маленькими глотками. На некоторое время это помогает.

Я думал, что переход до корабля мы сделаем за день. Как мы с Пятницей когда-то сделали. Ага. Я посмотрел на наши дела и понял, что, как минимум, за три.

Уже темнело, а дети всё равно полезли в океан пить воду. Глядя, как они отплёвываются, как их тошнит, мне стало совсем плохо. Я, конечное, тоже хотел пить, но глядя на них... Ни пить ни есть мне уже не хотелось.

— Завтра мы дойдём до корабля, — соврал я детям, — там всё будет.

— Я хочу к маме. — Внезапно сказал Богомол.

Я не сказал абсолютно ничего. Потому что не знал, что сказать.

Я даже и не думал, что мне удастся заснуть под плачь детей.

Утром всё немного изменилось. У детей исчезли качества детей. Всё, к чему у них сводились все цели жизни — это пресная вода. И я им дать её не мог. А они, с надеждой, смотрели на меня.

Этот день мы тоже провели без воды. Дети увядали прямо на глазах. Они даже есть не просили. Тупо переправлялись от скалы к скале.

На третий день настал знаменательный момент. Мы должны были доплыть до корабля.

Мы то доплыли.

Корабля не было.

Ничего не оставалось делать, как высадить детей на каменный уступ, с которого начиналась пещера, ведущая вверх на, так сказать, третий уровень. Как только высадились, сразу почувствовал идущий из пещеры влажный воздух. Сразу и вспомнил Саню — он ведь как-то почти неделю среди этих скал жил! И, судя по всему — не бедствовал. А значит, вода в наличии обязательно должна быть.

Не смотря на то, что уже практически стемнело, я решил исследовать внутренности пещеры на предмет наличия воды. Какая разница, если и внутри пещеры и снаружи одинаково темно? Детям настрого приказал оставаться здесь и ждать меня, а у Цыцки с Фанатом забрал связки пластиковых бутылок, которыми я их обвязал, чтобы не утонули при переправе от одного острова к другому.

Пол пещеры был явно искусственного происхождения. В свете последнего лучика солнца я даже уловил краем взгляда еле заметный металлический блеск. И ещё — в пещере было жутко холодно, так что передвигаться на корточках, как я планировал заранее, не получилось — ладони и колени мгновенно задубели. Поэтому пришлось передвигаться 'Аля Homo erectus' — держась за шершавую каменную стенку.

В этой мёртвой тишине и темноте меня начали посещать довольно нехорошие мысли — а имел ли я право ради своего эгоизма обрекать на столь опасное и практически безнадёжное путешествие детей? Мне то, честно сказать, на самого себя было глубоко наплевать. Но у этих детей есть мечты, надежды, планы. Я сам был не уверен, что куда-то дойду. Даже если бы нашли наш потерявшийся корабль. Так зачем было брать с собой этих детей? Хотелось сказать самому себе, что в Сане у всё-таки усмотрел что-то пугающее и страшное. Такое, что заставило мои инстинкты увести детей от него. Но, всё-таки, надо признаться самому себе, что я сам себя обманываю, чтобы дать оправдание своим поступкам.

— Ну и сволочь же я, — под нос буркнул сам себе, — завтра возвращаемся обратно. Рисковать собой я имею полное право. Ими — нет.

Господи — взрослый человек, а поддаюсь на какие-то мимолётные эмоциональные всплески. Я продолжал корить себя. Это чтобы из-за ссоры с Саней такое выкинуть!?

Однако задворки сознания подсказывали мне, что я всё сделал правильно. Отнюдь не из-за самооправдания. И сознание мне упорно указывало на Митохондрию, которая, как пить дать, тоже имела ко всей этой мутной истории какое-то отношение.

Мои размышления оборвала капель. Честно сказать, зная уже немного особенности этого атолла, я ожидал здесь встретить ледяной ручей, который был фирменной фишкой острова. Оказалось — нет.

На звук я вытянул в темноту руку, и почувствовал, как об горячую поверхность ладони ударилась ледяная капля воды. Поднял ладонь выше и очень больно обо что-то укололся. Наверное — до крови. Не знаю. Мокро было везде и ничего не видно. Аккуратно ощупал то, с чего капала вода, думая, что наткнусь на какой-нибудь сталактит. Но сталактит оказался на диво идеальной формы — аккуратный гладкий узкий конус, переходящий сантиметров через двадцать во что-то напоминающее пластинчатый радиатор. И в этой пещере постоянно был влажный ветер. Не сказать, чтобы в ней пахло пресной водой — скорее морем. Создавалось впечатление, что воздух 'пробулькивается' через морскую воду, насыщается влагой и проходит через такой своеобразный радиатор. А судя по капели — радиаторов таких в пещере было не меньше тысячи. Звон капелек сливался в одну гипнотизирующую мелодию, напоминающую толи скрипку, толи альт. Иногда мне даже слышались какие-то голоса. Понятно — в таком дурдоме всё что угодно может показаться. Но голоса упорно что-то говорили! Я ещё раз вслушался и упорно решил отгонять от разума всю эту дребедень. Сюда бы какого-нибудь медиума или ламу — вот им бы здесь был простор для медитации. А у меня внизу десяток детишек, которые помирают от жажды. Кстати, по моей же вине. Так что некогда мне медитировать. Надо было как-то набрать воды. Источников — более тысячи. И капли от каждой из сосулек падают с периодичностью одна капля в минуту. Я располагаю полусотней пластиковых бутылок с узким горлышком. Двигаюсь только на ощупь. Короче — лучше ситуации и не придумаешь!

Я присел на колени и начал ощупывать пол. Дренаж! На полу я нащупал сотни миллиметровых дырочек, сквозь которые сразу же просачивалась сконденсированная вода. Кстати — вырисовывается некая система — возможно из этого дренажа вода и поступала в те ручьи — на поверхности и в другой пещере. Только где-то под землёй она охлаждалась ещё больше.

Но Саня ведь как-то мог пользоваться этой водой? Навряд ли он бегал от сосульки к сосульке, чтобы поймать в темноте ртом каждую падающую каплю?

Тут я решил убить одним выстрелом двух зайцев. Я, конечное, взрослый мужчина, но пить мне хотелось не меньше, чем детям. Именно поэтому, первое время, не в силах себя сдержать я инстинктивно широко открывал рот, реагируя на влагу. Естественно, что те жалкие капли, что туда попадали, скорее злили меня, нежели утоляли мою жажду. Поэтому я...

Поэтому я принялся лизать пол. Он был достаточно мокрым. И это радовало. Хоть и жутко холодные капли неприятно хлопали по спине — я терпел. И, поверьте, плевать мне сейчас было на всякие яйца аскарид, цисты бактерий и прочий микроскопический бред. Заодно я языком, как почти самым чувствительным по осязанию и вкусу органом человека, исследовал дренаж. Вылизав приблизительно пять квадратных метров пола я почувствовал во влаге вкус чего-то совсем другого, нежели дистиллированной воды. Покрутившись в темноте около этого места обнаружил, что одна из дырочек дренажа чем-то заткнута. Выдернул её зубами и ощупал не огрубевшими подушечками пальцев — мизинцами. Не распознал. Губы, как оказалось, для такой идентификации, подходят намного лучше.

Похоже — это была маленькая заточенная бамбуковая палочка. Причём заточенная специально для того, чтобы заткнуть такие дренажные отверстия. Я начал лизать дальше, и наткнулся на целый лес таких палочек. С колен пришлось встать. Кололось. Под самодельными (из ботинок) босоножками палочки начали хрустеть и ломаться. Это не есть хорошо. Присев, я ладонью начал прощупывать границу поля 'заткнутых дырочек' и осторожно двинулся по её границе. Чувствовалось, что иду по полу дуге. В конце совсем потерял осторожность, так как левая моя нога встретила пустоту и я, пытаясь уцепиться за пол, только ободрал себе ладони. Слава богу, что высота, скрывшегося в темноте обрыва не превышала и метра, но это не помешало мне смачно приложиться о металлический пол головой.

— Сколько же нервных клеток погибло, — я схватился руками о гудящую голову.

Тем не менее прямо в затылок моей травмированной головы весело был ручеёк ледяной воды. Ясно, что мозговая деятельность от такой температуры понизилась, но не на столько, чтобы я забыл, что на моём сознании висит с десяток ни в чём не повинных детских душ. Кто-то предусмотрительно заткнул дренажные отверстия в тех местах, чтобы падающие капли сформировали тоненький ручеёк, текущий с дренажа в сторону. Чёрт его знает куда. Меня это сейчас очень слабо интересовало.

Я понимал, что минуты здесь ничего не решают, и поэтому вначале напился сам. Бог меня покарал. От ледяной воды зубы мои вспыхнули такой болью, что я с минуту качался по, уже каменному, полу пещеры схватившись за свои челюсти. Чтобы изгнать боль, начал думать о её причинах — зубная ткань неплохо проводит тепло. И холод в том числе. А вот дёсны с нервами подогреваются тёплой кровью. Вот этот дисбаланс и вызывает такую жуткую боль. Кстати — помогло. Мозг перестал воспринимать импульсы боли, и полностью переключился на мыслительную деятельность. Не давая ему спуску, я заставил его думать о моей ответственности и детях, которые сейчас умирают от жажды, и зубная боль отпустила меня полностью.

Правда, если честно признаться, пока я заполнял из ручейка пластиковые бутылки, всё равно время от времени делал глоток холодной воды. Но бог, почему-то, мне это простил.

Когда я, задубевший, как морёный дуб полувековой давности, нагрузился полными пресной водой пластиковыми бутылками, решил двигаться назад, то понял, что полностью дезориентирован. Источника света даже близко нет. К тому же, бутылки с водой оказались изрядной тяжестью — хорошо, что большее их количество были полулитровыми или литровыми, но это радости не добавляло.

Капель кругом сливается в одну монотонную мелодию и шёпот голосов на неизвестном языке. Поочерёдно вытянул руку во все стороны, но ничего не обнаружил. Кроме всего этого я только сейчас ощутил, что меня била крупная дрожь — началось переохлаждение организма.

Что делать? Куда ползти?

Я, на корточках, полез наугад, и вскоре уткнулся в каменную стену. Теперь предстояло решить — в какую сторону лезть. Я не знал, была ли эта пещера с ответвлениями. Если была, то я рисковал остаться здесь лазить всю жизнь. Многие 'знатоки' советуют всегда держаться левой или правой стороны лабиринта. И тогда, мол, рано или поздно, до выхода ты обязательно дойдёшь. Только есть несколько исключений из правил. Во-первых — я этого правила не придерживался с самого начала и вполне мог, пропустив какой-нибудь поворот, выйти на скально-лабиринтное основание с замкнутым маршрутом. Тогда по одному и тому же маршруту лазить можно бесконечно. Есть ещё и 'во-вторых'. В настоящих пещерах, если передвигаться в полной темноте такое правило абсолютно не подействует — камни, валуны, спуски, подъёмы, дыры в скальной породе, внезапно ведущие тебя в следующую, не менее мудрёную галерею. Ну какое тут правило левой (правой) руки?

Тем не менее, я помнил, что когда я находился перед входом в пещеру, влажный воздух бил мне в лицо. Значит, сейчас мне достаточно идти просто по направлению ветра!

Я наслюнявил палец и поднял его вверх. Вся моя идея, как я думаю, была, в общем, не плоха. Я только не учёл, что палец мой настолько замёрз, что он не то, чтобы ветра не чувствовал! Моим пальцем сейчас, не ощущая абсолютно никакой боли, можно было забивать в гроб стомиллиметровые гвозди.

Меня, как ни странно, спасла голова. Не в том смысле, что она особо хорошо соображала. При холоде организм обычно забирает тёплую кровь от выпирающих от тела конечностей. Они теряют чувствительность. Поэтому чаще всего при обморожении люди теряют руки или ноги, а чаще — пальцы. Организм начинает снабжать кровью жизненно важные — потроха и мозги. Самое главное — мозги. Причём кожа черепа снабжена кровеносными капиллярами особенно густо — первый, так сказать, слой защиты. В коже этого несчастного черепа (в данном случае — моего) располагаются луковицы волос. К которым подходят очень чувствительные нервные окончания.

Короче говоря, чтобы дальше не мудрствовать, скажу, что направление ветра я почувствовал волосами на голове. Слабенько так. Я бы и готов был уже списать себя нафиг, но за мной ещё числился почти десяток живых душ. Поэтому на задубевших коленях (слава богу — они абсолютно не чувствовали боли), не выпуская из рук верёвку с пластиковыми, наполненными водой, бутылками, я пополз в направлении ветерка. Недолго правда. В какой-то момент ветерок исчез.

Я остановился. Ткнулся в одну сторону — прополз два десятка метров, на стену не наткнулся. Ткнулся в другую — тоже самое. Ледяные капли, сволочи, так и падали мне на спину. Без ветра я замёрзну на этом поле поющих капель, которые, наверное, и при свете дезориентировали бы любого человека своим истошным завыванием.

— Что ж ты, ветерок, исчез, — чувствуя, что меня начинает одолевать липкий сон, произнёс я. Закорками сознания я понимал, что я замерзаю насмерть. Но чувство упокоения, которое мне должен был принести сон было такое сладкое. И так не хотелось сопротивляться.

Ни фига! Меня -ждут! Я, может, подохну там, при детях! Но я должен рассказать им хотя бы об это пещере с водой и дать им хоть какой-то шанс выжить. Ведь сам я их к этому путешествию и приговорил.

Я из последних сил поднялся и, как магическое заклинание, в полубреду, произнёс слова из сказки Пушкина. В отчаянии, почти прокричал:

— Ветер, Ветер, Ты — могуч! Ты гоняешь стаи туч!

Только я, отдав на это все свои силы, встал, как шевелюра моя зашевелилась. Хоть голова моя соображала и с трудом, но я прекрасно понял, что, покуда я находился в полуживом состоянии на карачках, воздушные потоки меня просто не затрагивали, а вот когда меня поднял с колен великий русский классик А.С. Пушкин, я как раз попал под ветер.

С трудом сохраняя сознание, держась рукой о свод пещеры и вытаскивая за собой связку пластиковых бутылок (хорошо, что пол здесь уже был металлическим и ровным) почти под утро я вывалился на уступ, где спали дети.

Меня встретил Терминатор:

— Дядя Конкистадор, с тобой всё в порядке? — выкрикнул он так громко, что поднялись все, кто до этого спали.

Я молча свалился на руки этому ребёнка. Чуть не покалечив его об кораллы. Ибо он свалился под моей тяжестью вместе со мной. Быстро откатился от него, не чувствуя спиной острых камней.

— Вода в бутылках, что на верёвке висят, — с трудом произнёс я.

— Ура!!! — закричали дети и кинулись к верёвке, которую я намертво привязал к своему запястью.

Я улыбнулся. И наслаждался теплом, которое струилось из вод океана, не успевших остыть после жаркого дня. Не пойдём мы обратно. Мы найдём себе место, где можно жить и не вплетаться во всякие интриги. А дети? Дети, как правило, поддаются воспитанию. Осталось узнать — в моём ли случае.

Проснулся я, наверное, уже где-то далеко после обеда. Это я навскидку определил по положению солнца. Рядом стояла пластиковая бутылка с водой и сидела Малявка.

— Дядя Конкистадор! — вскрикнула было она, но я её резко обломил.

— Дядя Петя! И остальным передай, что я — дядя Петя, а не какой-нибуь левый Конкистадор. Короче, Малявка. Собирай совет — думать будем.

— Какой совет? — удивилась девочка.

— Стратегический, — ответил я, — будем думать, что дальше нам всем делать. А в совете у нас ты состоишь, Шестёрка и терминатор. Только не ори громко. Тихонько к ним подойди и на ушко прошепчи.

Малявка расцвела, как майская роза, и помчалась звать совет. Далеко ей бегать не надо было — уступ, на котором я с детьми расположился, в ширину и длину всего-то метров тридцать, и все дети уже заметили, что я проснулся.

Моментом спустя, передо мной уже сидели Шестёрка, Терминатор и Малявка.

— Что у нас с пропитанием? — сразу спросил я Терминатора.

— Да наловили каких-то беззубок и мидий. Склизкие, гады, но есть можно. Единственное, что пока Вы спали, мы на окрестных подводных скалах их, наверное, всех переловили. Долго здесь не протянем с такой едой.

— Инцидентов не было?

— Да из-за воды четь не передрались, — нехотя сказал тот, — и обратно вернуться подумывают. Сомневаются, что с тобой пошли.

— Я тоже об этом подумываю, — признался я, — но там, в полосе прибоя, я, боюсь ничего хорошего нас не ждёт. И поэтому нам стоит ещё раз сходить в эту пещеру.

— И то правда, — согласился Шестёрка, — воду уже почти всю выхлестали. На такой жаре она по полной катушке идёт.

— Это плохо, что воду мы используем нерационально, — укорил я Шестёрку, — на самом деле, какой бы ни была жара, человеку в день не больше трёх литров надо. А, учитывая, что вы едите мидий и беззубок, которые насыщены влагой, пусть и солёной, и что вы дети, то уменьшим норму воды до полтора литра в день. Ты им, главное, объясни, чтобы пили её тёплой и очень маленькими глотками. Теперь, Шестёрка, эта обязанность висит на тебе.

Шестёрка, как мне показалось, только обрадовался.

— Дядя Петя, подкрепись. — Малявка вывернула передо мной кучу мелких мидий.

Что ж, пренебрегать вниманием детей не стоит. Я тихонько начал расколупывать ножом гадких моллюсков:

— Я тоже думал вернуться назад, — продолжил я, — но для начала нужно проверить, что же там деется. Собственно говоря, эта пещера ведёт на скалу, откуда весь остров, как на ладони. Поэтому я хочу в неё залезть ещё раз. В прошлый раз, когда ходил за водой, я чуть не погиб. Поэтому хочу взять с собой помощников. Вы уже, в конце концов, не дети. Терминатор, я думаю, со мной пойдёшь ты.

Терминатор, почему-то стыдливо опустил глаза.

— Что случилось? — сразу же поинтересовался я.

— Темноты боюсь, — казалось, он вот-вот заплачет.

— Ну значит тебе достанется самая сложная задача, — пытаясь подбодрить его, сказал я, — будешь следить в это время, чтобы здесь, на уступе, с остальными детями ничего не приключилось.

Подействовало. Ребёнок остался горд собой.

— Тогда всё немного меняется. — Отметил я. — В саму экспедицию я пойду с Малявкой. Ты, — я указал на Шестёрку, — только до половины пути.

— Почему!? — обиженно спросил Шестёрка.

— Ты посмотри на Малявку и на себя. Ты думаешь, Малявка дотащит сорок килограмм воды на себе до выхода из пещеры? Я думаю, что нет. А вот ты дотянешь.

— Согласен. — Согласился Шестёрка, — Дядя Петя, а куда Митохондрия делась?

— Тяжёлый вопрос, — признался я, — а что вы в ней необычного в школе замечали?

— Да ничего вообще, — ответил Шестёрка.

— Кроме того, что она была необычной. Ни с кем и ни с чем не дружила и не разговаривала, — добавил Терминатор.

— А училась как?

— Как робот. На твёрдую четвёрку, но все знали, что она может быть отличницей. Даже учителя об этом говорили.

— Ладно, забудем, — махнул рукой я, — Шестёрка, Малявка — через двадцать минут выходим. Шестёрка — готовь связку с пластиковыми бутылками, Малявка — готовься морально.

Детям, что столпились на уступе, я ничего не сказал. А что? В конце концов мне этой толпой предстоит управлять. Пусть поволнуются. Главное, воду им Шестёрка притащит. Пока я собирал необходимые в путешествии вещи, дети пристально смотрели за мной. Волнуются. Теперь их судьба напрямую зависит от меня. И я их не подведу.

— Шестёрка, бутылки набрал?

— Так я их и не развязывал после Вашего путешествия в пещеру.

— Тогда полезли.

Глава 22

Я не мог найти себе место. Мы с Малявкой, ощупывая стены пещеры и, держа друг друга за руки, продвигались по подземелью. Только я не мог понять, что со мной происходит. За руку я держал Малявку, а, в этой кромешной тьме, представлял, что держу за руку Мию. Это чувство было настолько реальным, что, один раз, я отпустил Мию. Чувствовалось даже в темноте, что она вскинулась. Я, впопыхах взял её за руку. Чтобы не потерялась.

Блин, Миа, что же в тебе такое есть, что заставляет меня думать о тебе снова и снова. Ведь стреляный воробей уже. Баб знаю. И теперь не могу найти себе места, когда рядом нет тебя.

Мы прошли 'капающую пещеру', когда я, увлёкшись своими мыслями, тупо сел на пол.

— Дядя Конкистадор! — сразу же запаниковала Малявка, — зачем Вы сели? Пойдём дальше.

— Иди, Малявка, — спокойно ответил я, — а я — посижу и подумаю.

— Дядя Конкистадор, — она потянула меня за руку, — я Вас не вижу, но мне не нравится, что с Вами происходит.

— Ничего со мной не происходит, — огрызнулся я, — понимаешь, Малявка, я всю жизнь прожил один. Ты этого не поймёшь. Ты ещё молодая. Всю жизнь я искал женщину, которой можно посвятить жизнь. И ты знаешь, Малявка, я её нашёл.

Я заржал, как гнедая лошадь, которую оторвали от овса:

— Здесь. На этом острове. Её зовут Миа. Только, после того, как я её нашёл, мы с ней никак договориться не можем. Смешно, да?

Малявка подумала с минуту.

— Дядя Конкистадор, Вы себя ведёте не так, как обычно.

— Любовь, — развёл руками я.

Малявка мне вломила с ноги. Детские кулачки были слишком слабы. Вломила в голову. И выбила из меня Мию. И всё, что связано с ней.

— Отлично, — я подал руку Малявке.

Она молчала. Видно боялась, что я отчихвостю её за этот поступок.

— Как-то в этой пещере всё усиливает эмоции, — произнёс я, встряхивая головой, — ничего — пройдём.

Абсолютно ничего вокруг видно не было — только тёплая ладонь Малявки чувствовалась. Да, ничего. Света мы так и не увидели. Увидели звёзды. Когда мы вышли из пещеры, была глубокая ночь. Но даже эта ночь позволила нам рассмотреть, что творится на моём острове.

Не было больше ни Большого озера, ни Нижнего. Вообще, ничего не было. Уровень воды внутри атолла был метров на пятьдесят выше уровня океана. Короче говоря... первый уровень был полностью затоплен. Кучи хлама и кустов, плавающих по воде и сверкающий металлической поверхностью буй.

— Зашибись! — только и сказал я. — Хорошо, что я вас оттуда увёл. Мы бы все сейчас были покойники. Ложимся спать. Утром всё это надо будет осмотреть при солнечном освещении.

Утром, однако, меня разбудил совсем не солнечный свет. Меня разбудило чьё-то вежливое пожелание доброго утра. Продрав глаза я увидел перед собой Антоновича.

— От те раз! — удивился я.

— От те и два, — Антонович показал пальцем на себя, а потом на Самку с котом, — а вот тебе три и четыре.

— А Миа?

— Не знаю — не видел.

— А что вообще произошло с островом?

— Сложный вопрос, — Антонович привычно почесал пятернёй затылок, — но Саня говорил, что это всё Миа учинила. Мол у неё в руках некий пульт от управления этими островами. Точнее не острова это, а обросшие кораллами части какого-то древнего сооружения.

— А с Саней что?

— Саня, я так понял, облазил весь остров в поисках Мии, но нигде её не видел. Потом, когда всё началось, он в пещеру кинулся, там, где вы с Мией прятались.

Я автоматически нашёл глазами еле заметные отсюда прорубленные в скалах окна. Возможно, и Саня и Миа сейчас в той пещере.

— А верёвку с собой Саня брал? — спросил я.

— Какая верёвка!? Вода стремительно прибывать стала. Он помчался, как угорелый, пока вход в пещеру не затопило.

— В таком случае, они сейчас в ловушке. Вода поднялась, вход в пещеру затоплен. С окон в воду они не спрыгнут — высота больше ста метров будет, расшибутся. Пещера, насколько я знаю — тупиковая. Ладно, об этом я ещё подумаю. А ты, Антонович, как умудрился спастись?

— Что значит спастись? — гордо вскинулся Антонович, указывая на плотно набитые полиэтиленовые пакеты, — имущество кое-какое подсобрал. Аппаратик свой запаковал тщательно. И полез наверх проторенной тропкой. Жаль только, всего лишь одну ходку успел сделать — слишком уж быстро вода прибывала.

— Это понятно, — согласился я, — а как ты сюда попал? Здесь же выше метров на сто от второго уровня?

— Дорожку мне рептилия показала. И вообще, помогла мне переплыть на эту сторону. А здесь, в скале, лестница приличных размеров вырублена. Метров пятьдесят она до земли не доходит — или развалилась со временем, или строители, её строившие, не достроили. Опять же — с земли её абсолютно не видно, да и не достать никак. А тут потоп этот библейский. Как метров на пятьдесят вода в атолле поднялась, так лестница эта, когда мы до неё доплыли, прям из-под воды и выходила. Хорошо хоть Самка плыть помогала — пловец из меня не слишком то и хороший.

Я поднялся и подошёл к краю скалы. Действительно — на её поверхности с трудом угадывались грубо высеченные ступеньки. И высекали эту лестницу, судя по её полуразвалившемуся состоянию, очень и очень давно.

— Так ты с рептилией контактировать научился? Мы с ней общий язык никак найти не смогла. Поступает так, как ей только вздумается.

— Да никакого общего языка, — смутился Антонович, — я тебя утром заметил и решился на разведку сплавать, потому что кричать слишком далеко — не услышал бы. Я в воду залез, а рептилия твоя хвать своими зубами за мои пакеты — и в воду вместе со мной. Правда — она сразу отстала — ждала у берега, когда ей кот на голову залезет. И очень хорошо, что она поплыла около меня, потому что в какой-то момент я понял, что переоценил свои силы. Самка тоже это поняла, и хвост мне свой подсунула — держись, мол. В общем, дальше я на буксире добрался. А ты, как я понял, по морю добрался? И где все остальные дети?

— По морю, — вздохнул я, — только корабль, на который я рассчитывал, исчез. Не знаю, теперь, что и делать.

— Как что? Раз вы с детьми несколько километров по линии прибоя преодолели, то и дальше можно продолжить путь.

— Не так всё просто. Мы привязаны к пресной воде.

— А она здесь есть? — спросил Антонович и сразу же уставился не лежащие на скалах наполненные полтора литровые бутылки.

— Имеется, — я поднял с земли и протянул соседу одну из бутылке.

— Забыл тебе сказать, — давясь водой, произнёс Антонович, — вода в ручье нашем исчезла. Поэтому там бы я долго всё равно не продержался.

— Что ж там Миа натворила, что на атолле такой разлад пошёл?

— Не знаю, — сосед наконец оторвался от воды, — но руки ей за такие вещи поотбивать однозначно надо.

— И поотбивал бы. Если бы знал, где её искать. Ты вот что, Антонович, спускайся вместе с Малявкой по пещере вниз. Надо, чтобы ты за детями немного последил. А то как-то волнуюсь я за них. Малявка тебе дорогу в пещере покажет. А я подежурю здесь несколько деньков. Посмотрю, может и Миа где объявится.

— Плюнул бы ты на неё, — Антонович откровенно посмотрел мне в глаза, — нехорошо она с тобой обошлась.

— Может бы и плюнул, но уже не могу. К тому же не стоит делать преждевременных выводов. Вполне возможно, что её мотивы оправданы.

— Как знаешь, — вздохнул сосед, и взглянул на Малявку, — мы тогда пойдём. А то действительно боязно за оставленную ребятню. Воды тебе потом ещё принесём. И покушать чего.

— Если найдёте, — сам себе сказал я, когда Антонович с Малявкой скрылись в чёрном зеве пещеры.

Через минуту к ним присоединился Ра. А вот Самка, почему-то осталась со мной. Расставила, как обычно, по сторонам свои лапы и задумчиво смотрела на горизонт.

— Ну что, Самка, — сказал я, и рептилия подняла свой гребень и повернула голову в мою сторону, — дома мы, по-видимому, лишились. Но не стоит отчаиваться. Будем искать себе новый.

Самка сложила гребень и начала меланхолично рассматривать плавающий в воде хлам.

Мой же взгляд был прикован к тёмным отверстиям прорубленных в скалах окон. Если бы Миа или Саня были в той пещере, они, рано или поздно, должны были меня увидеть. Оба они знали, что подавать сигнал другому человеку очень неплохо получается при помощи зеркальца, коих в пещере хватало и избытком. Ну, хорошо — получу я сигнал. Причём, неизвестно от кого — от Мии или от Сани. А что дальше? Чем я им смогу помочь? Какой смысл мне дежурить? Наверное, чтобы просто убедиться, что Миа жива. Опять так, а что дальше? Но, если Миа смогла заварить при помощи этого цилиндра всю эту чехарду, то, возможно, с таким же успехом она её и отменит. Если она действительно умеет с этим цилиндром обращаться. Не думаю, что в её планах было затопить меня с Антоновичем. Скорее, она просто наугад пыталась разобраться в системе управления этого... атолла.

Во время этих размышлений я случайно обратил внимание на ступеньки, выходящие из воды. На них, в разных местах, было видно какое-то шевеление. Приглядевшись внимательнее, я рассмотрел небольшую ящерицу и змею, взбирающихся верх. Наверное, спасались от потопа, а эта лестница — одно из немногих мест, куда можно было из воды забраться.

Первой до верха добралась змея, её голову я прижал к камням кочергой с такой силой, что, просто-напросто расплющил её. Ящерицу подцепил тем же самым инструментом и с размаха шлёпнул о скалу. Если здесь и дальше будут искать спасения господа утопающие, то голодать мне не придётся.

Ящерицу я решил отдать Самке, но та брать её не стала. Спустилась по ступенька к воде и куда-то поплыла. Присмотревшись — понял, что она этих самых утопающих снимает с естественных спасательных плавсредств — кусков древесины и кустов, в избытке плавающих по поверхности. За многие из них держались какие-то толи крысы, толи опоссумы, ящерицы, змеи и всякая другая живность. Самке это было, что говориться 'на один зуб', но, неспешно плавая и уминая добычу, без особых усилий вполне можно было удовлетворить и её аппетиты.

Кстати, а чего я буду есть свою добычу сырой? Вон сколько плавника в воде плавает! Я спустился по лестнице вниз. Добыв по дороге ещё одну ящерицу, и набрал целую охапку кустов, которые прибил к лестнице ветер. Сделал несколько таких ходок и разложил всё это на скалах, чтобы кусты подсохли на горячем солнце.

Всё это время я не забывал периодически посматривать на окна. В надежде, что мне кто-нибудь блеснет оттуда зеркальцем. Не блескали...

Ближе к вечеру, когда аппетит начал вести себя несколько зверски, решил разжечь костёр, и только сейчас вспомнил, что зонтик мой остался внизу. С детьми. Хотя... можно рискнуть использовать другой способ добычи огня.

Самка к тому времени уже нахваталась зверья, что спасалось от потопа, сидела в пяти метрах от меня, и всё так же молча смотрела на горизонт. Интересно, почему она пить не хочет. Хотя, может быть и хочет, но молчит. Или, что, скорее всего, ей вообще пресной воды не надо.

Я выбрал наиболее ровную палочку, сжал в ладонях, и начал тереть об кусочек наиболее, как мне показалось, сухой древесины. Нет — таким образом я не собирался добыть огонь — знал, что без навыка я таким способом я не справлюсь. Я надеялся привлечь внимание Самки. Для этого, однако, мне пришлось попотеть минут десять. Рептилия, наконец, поверила, что, как бы я не старался, а огонь развести не могу. А хочется. Сверкнула своими глазищами и заготовленная кучка тонких сухих деревяшек мгновенно вспыхнула. Похоже, что давалось ей это без особого труда.

А я, как оказалось, очень соскучился по жаренной тёплой пище. Две ящерицы и змея ушли на 'Ура!'.

Оказалось, что я заготовил слишком мало дров. Ночью я периодически просыпался, чтобы подкармливать костёр, но вскоре обнаружил, что подкармливать его уже нечем. Понятное дело, что спускаться в кромешной тьме по вырубленной в скале лестнице, чтобы набрать дров — не слишком хорошая идея. Поэтому мне пришлось на всё плюнуть, перевернуться на другой бок, и продолжить сон.

Как только рассвело, мой взгляд сразу же был прикован к окнам пещеры. И то, что никто там так и не появился, мне не нравилось.

Я начал прикидывать варианты. Пусть Миа и Саня в этой пещере что-то не поделили и подрались. Не могли же они друг друга убить! Кто-то по любому должен был выиграть схватку. И естественно, что этот выигравший должен был не вылезать из окна, чтобы найти выход из пещеры. Ведь на текущий момент выбраться из ловушки можно только из окна. Если есть верёвка, конечное. Даже если Саня не угадал, и Миа ушла не в пещеру, а как я с детьми, по полосе прибоя, то теперь в эти вырубленные окна должен был периодически высовываться он сам. Никто не высовывался. Как вариант — можно стоять в трёх метрах от окна и видеть меня. Зато вот я, со своей позиции в тёмном провале окна не увижу ничего. Может Саня или Миа и наблюдают сейчас за мной.

Наверное, до обеда я крутил эти мысли сначала слева на право, а потом справа налево. Потом попытался в деталях вспомнить пещеру. Грот я тогда полностью облазил. Кроме одного места — водопадика. Лезть под холодную воду совсем не хотелось, а в полумраке рассмотреть, есть ли за водопадом проход было нереально. Для меня нереально, но не для Мии. Возможно, если там действительно есть проход, то Миа об этом знала ещё тогда.

— Петя, привет! — я и не заметил, что рядом со мной появился Антонович.

— Здравствуйте, дядя Петя! — рядом с соседом стоял Терминатор.

Молодцы — поодиночке в пещеру не ходят.

Я как-то так задумался про Мию, вспоминая, как мы вместе пробирались по пещере с кораблём, что даже поздороваться забыл.

Терминатор достал мне из полиэтиленового пакета зажаренную увесистую рыбу:

— Мы тут Вам поесть принесли.

— И попить, — добавил Антонович, доставая из-за спины, покрытую конденсатом, пластиковую бутылку с водой. Видно ещё не успела нагреться, — извини, что без градусов, но брага уже настаивается.

— Какая брага? — я подавился водой, что пытался выпить из бутылки.

— Хрен его знает, — признался сосед, — толи это какие-то морские огурцы, толи патиссоны... Ягода какая-то. Но сахар в ней есть. Дикие дрожжи, конечное, в морской воде не выживут, но я не такой дурак, чтобы не держать в запасе закваску из ягод, что росли на воздухе. И знаешь — начали бродить.

— Антонович, — строго сказал я, — я отправил тебя вниз к детям, чтобы ты следил за ними. Дети впроголодь живут, а ты опять за своё.

— Жили впроголодь, — объявил сосед, — а теперь рыбу ловим на донки, что я с лагеря схватил. А в океане рыбы — хоть пруд пруди!

— Ага, — от сердца немного отлегло, — значит, проблемы с продовольствием почти решены. Это хорошо.

— Появились другие проблемы, — как бы невзначай упомянул Антонович.

Я глянул на соседа и понял, что всё очень серьёзно:

— Что за они?

Антонович посмотрел на Терминатора решая, видно, при нём проводить эту беседу или без него.

— Я всё прекрасно понимаю. Понимаю, что жить нам от силы дней пять, — ответил на это Терминатор, — так что можно говорить при мне.

Я махнул головой в сторону ребёнка, разрешая ему остаться:

— Так что за проблема, Антонович?

— Помнишь, я тебе говорил, что наш ручей, что впадал в большое озеро, пересох?

Я промолчал, что Антонович оценил, как согласие.

— Так вот, источник воды, тот, что в этой пещере, тоже вот-вот пересохнет. Сейчас там Малявка с Шестёркой — пытаются собрать хоть какую-то влагу, но, думаю... Короче запасов воды у нас на неделю. Скорее всего, даже меньше. Источник иссяк. Руки Мие твоей поотбивать надо!

Я взглянул на тёмные проёмы окон пещеры с последней надеждой. Там было всё также темно и пусто. Я отвернулся от них, чтобы уже никогда не оборачиваться в ту сторону.

— Что ты предлагаешь? — спросил я у Антоновича.

— А что мне предлагать, если вариантов нет? Наш ручей пересох, этот источник тоже. Остаётся только двигаться дальше по полосе прибоя.

Я, уже не оборачиваясь, показал большим пальцем руки в сторону пещеры, где, возможно, была Миа:

— В той пещере тоже есть перстная вода. Целый водопад.

— И какие гарантии, что тот источник тоже не иссяк? К тому же я на текущий момент не вижу абсолютно никаких инженерных решений до этих, вырубленных в скале, окон добраться. Только на вертолёте. Но мы им, к сожалению не располагаем.

— Пошли, — хмуро сказал я.

Я просто трусил обернуться назад. Если эти несколько дней я провёл в ожидании, что из тёмного провала окна что-то блеснёт, то теперь я молился, чтобы в, идущего впереди меня Антоновича, не ударил солнечный зайчик. Просто знал, что если Миа действительно жива и находится в той пещере, то я не смогу её бросить. А помочь я ей сейчас по любому не смогу. Зато загублю детей. Именно поэтому я сейчас молился, чтобы Мии не было.

В темноте мы шли дружно взявшись за руки. И, что самое интересное, роль ведущего взял на себя Терминатор. Нас он как-то смог убедить, что очень хорошо выучил приблизительный план пещеры. Я пещеру не узнавал вообще. Вообще, если честно сказать, все мои мысли были о Мие.

— Привет шахтёрам! — привёл меня в чувство бодрый голос Шестёрки, — вы где так долго шатались? Мы уже с Малявкой так задубели, что я об неё греться задумался.

Эхо от последовавшей после этого пощечины гулко разнеслось под сводом пещеры.

— А что? Тоже согревает! — не унывал Шестёрка, — прикосновение любимой греет лучше солнечного лучика.

— Что с водой? — довольно грубо перебил я Шестёрку.

— Амба. — Сообщил ребёнок. — Бутылки почти все набрали. Но больше здесь мы её не найдём. Закончилась.

— Остальные об этом знают?

— Кроме здесь присутствующих — никто. — На этот раз подала голос Малявка.

— Придётся сказать, — ответил я, — по-другому убедить их отправиться вдоль полосы прибоя не выйдет. И чем быстрее это произойдёт, тем лучше. Думаю, что начнём мы экспедицию, как только выйдем из пещеры. Каждый час важен. Вода уйдёт намного быстрее, как я думаю.

Дети, как оказалось, больше обрадовались Антоновичу, нежели мне. Видно, успел наладить с ними контакты. Молодец. Хотя, опять таки, лидера признавали во мне. И все они чувствовали, что что-то сейчас должно измениться. Не в лучшую сторону.

— Так, дети, — сказал я, — воды у нас больше нет. Так что чем быстрее мы сейчас отправимся по линии прибоя дальше, тем больше у нас шансов воду найти. Возражения и предложения не принимаются. Пятнадцать минут на сборы. Плывём все вместе общей гурьбой. Следующая остановка — вон та скала, выпирающая из воды. Если кто-то чувствует, что не справляется и тонет — не молчать. Все вместе поможем.

Из пещеры послышались шлепки по каменному полу и, моментом спустя, на свет божий появилась Самка. Дети, с восхищением и опаской, уставились на неё.

— Самка — не повод не начинать собираться, — напомнил детям я, и они засуетились, как сумасшедшие.

— Я до той скалы могу и не доплыть, — появился сзади меня Антонович, удерживая за лямки самодельного крепления самогонный аппарат с, вероятно, брагой внутри.

— Не ты один, — успокоил я соседа, — дети тоже не все доплывут. Как-нибудь справимся. Поможем друг другу. Жаль ,что Мии нет. В любом случае нам придётся посылать кого-нибудь вперёд. На разведку.

— На разведку буду плавать я, — внезапно вмешалась в разговор Малявка, — я очень неплохо плаваю.

— Одну тебя не пущу, — ответил я. Ищи себе напарника.

— А что выбирать? — не смутилась девочка, — Шестёрка всегда помочь сможет. Он в воде себя не хуже, чем я, чувствует.

Я отозвал Шестёрку и объяснил ему задачу. Каждую скалу, торчащую в поле видимости из воды, необходимо было вначале обследовать. Во-первых, чтобы быть уверенным, что группа сможет на ней переночевать. Хватит ли места и так далее. Во вторых, чтобы найти дорогу к следующей скале. Точнее, чтобы знать, что такая дорога есть.

— Так что плывите прямо сейчас, а мы будем собираться, — я указал пальцем на наиболее понравившийся мне валун, — уже часов пять вечера и я не хочу, чтобы мы переправлялись в темноте.

— По моим часам — шесть, — тут же отрапортовал Шестёрка.

— У тебя и часы есть? — я удивлённо посмотрел на ремешок на руке ребёнка. Раньше я на него внимания не обращал. Отвыкли люди сейчас от наручных часов — всё больше по мобильным телефонам ориентируются. А те, у кого такие часы были, все безнадёжно были испорчены морской водой.

— А у меня водонепроницаемые, — как будто угадав мои мысли, сообщил ребёнок.

— Это хорошо. Береги их. Это пока наш единственный ориентир во времени. Отныне время будем считать по ним.

— Тогда пусть они лучше у Вас будут.

Подумав немного, я принял дар и застегнул на запястье ремешок.

Скала, которую я приметил, была не одна. Её я выбрал по нескольким причинам — она была ближе остальных к атоллу и ближе всего к нам. Две остальные находились где-то в полукилометре от нас, а это — слишком далеко.

Дети до скалы добрались достаточно быстро, но место это почему-то забраковали. Замахали руками условные знаки, о которых мы договорились сразу. Потом произошло что-то незапланированное. Шестёрка отправился куда-то в океан, а Малявка к нам.

— Вы чего разделились? — сразу спросил я, помогая девочке выбраться на уступ.

— Камень тот не подходит для ночёвки, — не успев отдышаться, начала рассказывать она, — это со стороны он кажется большим, а на самом деле слишком он крутой и узкий. Наша группа на нём просто не поместится. Вот Шестёрка и поплыл на следующий.

— А зачем разделяться то надо было?

— Пока я плыла сюда, он до той скалы добраться должен был.

Я автоматически посмотрел на крошечную фигурку, еле различимо махавшую руками.

— Если б вмести поплыли на дальний камень, а потом бы возвращались сюда, чтобы всё рассказать, то группа бы не успела переправиться.

— То есть Шестёрка показывает, что на дальнем камне всё в порядке.

— Да. Машет, как мы и договаривались, руками.

— А если бы и тот камень не подошёл?

— До темноты он бы обратно по любому приплыл.

— Тоже верно. Что ж, начинаем переправу.

Вначале я собирался переправиться одним этапом, но, посмотрев на Антоновича и вспоминая уроки моих первых с детьми заплывов, понял, что, как минимум, этапов нужно будет делать два. Разделил всех на две группы. Вначале поплыл Антонович, Терминатор, Богомол, Фернштейн. И неутомимая Малявка. Плавающие должны были помогать тем, кому плавание доставалось нелегко. Первая группа добралась без приключений. Даже отсюда было видно, что все они на островок не помещались — маленькие фигурки качались на волнах, вцепившись в неровности каменной поверхности. Тем не менее — скала позволяла отдохнуть довольно долгое время, а не совершать длительный переплыв к дальней.

Я, с оставшейся группой, должен был пойти вообще налегке. Единственной моей проблемой стал кот. В руки он ни за что даваться не хотел, а когда мне и удавалось его изловить, достаточно было приблизиться к воде, как он начинал истошно орать. Самка на всё это смотрела полными интереса глазами. В конце концов, чтобы не терять время, мне пришлось оставить Ра на попечение рептилии. Оставалась надежда, что их плавающий тандем (когда кот сидит на голове самки) повториться. Только не факт, что Самка поплывёт за нами. Только деваться некуда — бегая за котом и пытаясь его поймать, я только теряю драгоценное время, которого, судя по стрелкам часов, у меня и так не много. Но с котом я, на всякий случай, попрощался. Посмотрел на Самку — она, похоже, никуда плыть не собиралась. Положила морду на камни и любовалась пейзажем бесконечного океана. С ней я тоже на всякий случай попрощался.

Из вещей на нас была только одежда и моя кочерга за спиной — остальные вещи ушли с первой группой, но я даже и не подозревал, насколько тяжёлым окажется этот заплыв. Цыцку и Фаната пришлось буквально на спине везти. Если бы с нами был груз с водой, то не знаю, чем бы всё закончили. Пластиковые бутылки, наполненные водой, хоть и обладали нулевой плавучестью, всё равно создали бы очень много неудобств.

Когда до камня оставалось всего-то метров тридцать, заметив, что мы уже практически захлёбываемся водой, к нам на встречу выплыли отдохнувшие Малявка и Богомол. Короче, кое-как доплыли.

В этот же момент первая группа отплыла — на скале для обеих групп было слишком мало места. Я глянул на часы. Восемь вечера. Во сколько же здесь темнеет? Часы меня наоборот только сбили с толку. Раньше я ощущал закат интуитивно, а теперь начал поглядывать на часы. Если бы мы находились с южной стороны атолла, то всё было бы намного проще — смотрели бы на солнышко и преспокойно ждали, когда оно коснётся горизонта. Точнее, не преспокойно ждали, а гребли бы, что бешеные. Но в том то и дело, что находились мы в северной. Не успела отплыть первая группа, как нас накрыло тенью. Скала находилась довольно близко к основанию самого атолла, вертикальной стеной опускавшейся бездонную синь, и только что солнце зашло за скалы, возвышавшиеся над морем. Сколько солнцу осталось до горизонта — абсолютно неизвестно. А темнеет здесь мгновенно.

Я нервно сглотнул слюну и посмотрел на отрог, который мы покинули. Кота с такого расстояния я различить не мог, но Самка хорошо была видна. Лежала на камнях. Возможно, спала.

Прошло минут десять, и я, инстинктивно, помассировал свои плечи. Не слишком то всё прекрасно и обстояло. Плечи ныли и просили отдыха. Сказалось то, что пришлось почти весь путь тащить на себе то Цыцку, то Фаната. В то же время начинал ворочаться липкий страх. Вспомнилось, как на смену палящей жаре и яркому солнцу кромешная тьма приходит всего за несколько минут. Оставаться на этом клочке суши не могло быть и речи. Только два человека с трудом удерживались на вершине острой скалы, остальные цеплялись руками за острые выступы, находясь при этом в воде. Даже если и ночь в таком состоянии мы выдержим, то на утро уже точно никуда доплыть в состоянии не сможем.

— Поехали, — наконец, решился я и оттолкнулся ногами от камня, — Кукоцкая — на тебе Цыцка, на мне Фанат.

Первая группа, которая в плавании была значительно лучше нас, хоть и шла с грузом, ещё и половины пути не проплыла, а мы уже двинулись в путь. Я не проплыл и двадцати метров, как уже начал чувствовать усталость. Пораскинув всё и просчитав, понял — не доберёмся. Можно возвратиться обратно. Ещё есть шанс вернуться обратно.

— Мы не доплывём, — подтвердив мои мысли, буркнул Фанат у меня на спине и забулькал водой, поймав ртом случайную волну.

— Доплывём, — окрысился я. В мыслях я решил идти до конца. Возвращаться смысла не было. Ну мог источник снова в пещере забить водой. А может бы и не мог. Нет. Позади только смерть и ничего более. Плывём вперёд.

Ещё через некоторое время я впал в своеобразную прострацию, когда организм даже мозги выключает, только бы все силы переключить на нехитрое занятие — греблю руками да ногами. Пространно видел, что первая группа доплыла до скалы, так же пространно видел, что к нам на встречу тоже кто-то плывёт. Чувствую, как от ужаса, что я выдыхаюсь Фанат мне начинает натурально выдирать волосы из головы. Я ничем не могу его успокоить. Где же ты, второе дыхание!?

И оно проснулось! Учёные до сих пор не смогли объяснить это понятие, но, иногда, когда силы организма полностью заканчиваются и он, от усталости, почти теряет сознание, вдруг... какой-то предохранитель перегорает и включается последний резерв.

В голове прояснилось.

— Заткнись. Доплыву, — жёстко сказал я Фанату и тот мгновенно успокоился. Посмотрел в сторону. Кукоцкая тащила на себе Цыцку.

— Ты как?

— Нормально. Доплыву. — В глазах уверенность.

В принципе, я совсем забыл, что я практически не умею плавать, а ещё и тащу на себе ребёнка. Кукоцкая, возможно, плавала очень неплохо. И, возможно, ей было легче. Глянул вперёд. Осталось немного — метров сто. С моим, открывшимся вторым дыханием, я должен это расстояние осилить. Кроме того — кто-то спешил на помощь. Думаю, это Шестёрка. Он отдохнул на дальней скале больше всех остальных.

И тут нас накрыло. Вначале, я подумал, что у меня темнеет в глазах. Ничего подобного. Темнело кругом. И очень быстро. Я буквально и десяти гребков не успел сделать, как стемнело абсолютно.

Дети начали кричать. Причём все. Эхо, отражаемое от волн и от стены атолла, доносилось, казалось, со всех сторон. Я прекрасно понимал, что плыть на звук в такой котовасии не выйдет. Осталось только придерживаться заданного курса и стараться плыть, куда плыл. Это не панацея, но хоть какая-то надежда, что мы упрёмся в каменный островок.

— Кукоцкая, — теперь уже закричал я, — заткни Цыцку — иначе мы друг друга не услышим.

Не знаю, что там сделала Кукоцкая, но Цыцка, спустя секунду, перестала визжать так, что заглушала шум прибоя. Только всхлипывала. Чем, кстати, на моей спине занимался и Фанат.

— Так то лучше, — подбодрил я детей, — Кукоцкая — держись поближе. Только не кричи — эхо здесь злое. Перешёптываться периодически будем, чтобы не потеряться.

Ещё с минуту мы пыхтели. Всё это время слышали, как орут дети, что доплыли со скалы. И меня это бесило. Их, слившийся в один звук многоголосый ор, отражался от чего угодно, и определиться, куда нам плыть, было совершенно невозможно. Несколько раз я чуть не поддался на эти обманы природы. Были моменты, когда вначале крик казалось, исходил с одной стороны. Спустя некоторое время — совершенно с другой. Будто нас окружил десяток островков с кричащими детьми на каждом из них. Это не только дезориентировало, но ещё и здорово сводило с ума.

Через некоторое время я понял, что периодически, поворачиваю всё-таки туда, где чей-то голос мне кажется наиболее громким. Я пришёл в ужас. Что делать!?

— Дядя Петя, — подтвердила мои сомнения Кукоцкая, — мне кажется, что мы слишком часто поворачиваем в разные стороны. Я уже скоро выдохнусь.

Наши 'наездники' опять попытались завыть, но нам как-то быстро удалось их успокоить. Блин, неужели нельзя посветить нам чем!? Огня нет. Так медузу какую фосфоресцирующую поймать!? Неужели Антонович ничего не придумает? Чуть спустя, понял, какой я бред думаю.

В этот момент детский ор закончился. Не сразу. Слышалось, что кто-то их затыкает, можно сказать, по очереди.

Когда воздух наполнил лишь тихий шум прибоя, до моего слуха донёсся отчётливый звук удара эмалированного тазика о камень. Звук почти сразу от чего-то отразился, потом ещё раз. Но направление, откуда прилетел оригинал, а не отголосок, я примерно уловил. Похоже, Антонович не жалел своего аппарата. А то, что этот план придумал Антонович, я не сомневался. Дети бы колотили тазом по камням в панике и истерике. Антонович же подождал, когда все отголоски в воздухе исчезнут полностью. И только потом ударил тазиком по камням ещё раз. На этот раз я полностью не сомневался, в какую сторону плыть.

Только не знал, сколько до этого плыть. Звук таза о камни, редко издаваемый Антоновичем, периодически корректировал мой курс, но, похоже, моё второе дыхание тоже потихоньку заканчивалось. Про третье я никогда не слышал.

Когда всё это стало слишком очевидно, я попытался кричать. Ага. Эхо так слило звуки, что при всём желании, никто ничего различить бы не смог. И, в этот момент, получил изрядную порцию искр из глаз. Но это был не камень. Что-то помягче.

— Дядя Петя? — как сквозь сон я услышал голос Шестёрки, — ну вы и твердолобый. У меня шишка теперь будет.

— Плыви Кукоцкую проверь, — захлёбываясь, попросил я. Не знаю, сколько времени, но я не проверял, плывёт ли она снами. Как и говорил, мозг переключился на тупую греблю.

— Нормально всё с ней, — услышал я Шестёрку, — поэтому цепляйтесь за меня.

— Хорошо, — я сжал маленькую ладонь ребёнка правой рукой, потому что она, как загребающая, уже почти не работала. Грёб только левой. Да и ноги почти не слушались.

Чёрт — не утопить бы его самого. А Фанат? Я попытался ощупать спину, но ничего там не нашёл.

— Где Фанат!? — простонал я.

— Отдохни, Петя, — теперь я, почему-то слышал голос Антоновича.

Глава 23

— Петя проснись, — меня явно тормошил Антонович.

— Иди нафиг, — сказал я, и перевернулся на другой бок.

— Петя, нам надо решать, что дальше делать. Вода заканчивается.

Меня как молотом ударило.

Пока в глаза било яркое солнце, ничего рассмотреть не смог. Плосковатая скала с уклоном. Дети. Все на меня смотрят. Рептилия с котом.

— А эти здесь откуда? — спросонья удивился я.

— Утром не спеша прибыли, — ответил Антонович, — кот твой на ей, как на круизном лайнере путешествует. На голове умостился. Они нам и рыбы, кстати, принесли. Точнее, не они, а Самка. Кот явно накормлен. А вот нам принесли такую рыбину, что на всех детей хватило. Кстати, есть хочешь?

— Больше пить, — признался я.

Антонович достал полулитровую пластиковую бутылку воды:

— А вот с этим у нас скоро начнутся большие проблемы.

— Знаю, — сказал я, отхлёбывая из горлышка.

— И со временем мы плохо всё рассчитали. Никто подумать и не мог, что до темноты доплыть не успеем.

— Знаю, — повторил я. В голове до сих пор ещё мутно было. — Если бы не Шестёрка, не доплыли бы мы.

Антонович как-то потупил глаза, подобрал с камней какую-то ракушку и начал ломать её пальцами.

— Ладно, — я закрутил уже пустую бутылку, — что там у нас в перспективе намечается? Есть у нас куда дальше плыть? Чем дальше, тем я больше наторею в искусстве мореплавания, — засмеялся я своей собственной шутке, пытаясь подбодрить детей. — Следующий наш круиз пройдёт намного проще. У меня есть очень хороший план.

Дети и Антонович молчали. Как-то очень странно молчали.

— Шестёрка, — я бодро отыскал глазами ребёнка, и ещё раз обвёл глазами детей, — А где Кукоцкая с Цыцкой?

— Когда я к вам приплыл, их уже не было, — пряча глаза, сказал Шестёрка.

Я застыл.

— Фанат исчез, когда я вас до острова тянул. Или от страха или от ещё чего.

Я автоматически ощупал свой затылок, где не хватало целого клока уже отросшей у меня шевелюры.

— Их тела прибило в тот грот, — внезапно вмешался в разговор Фридрих, указывая куда-то пальцем, — их сейчас там рыбы жрут.

Я глянул одним взглядом, вспоминая их живыми и борящимеся за жизнь, и драгоценная вода, которую я до этого выпил, оказалась в море. Меня рвало не от того, что я видел. Меня рвало от того, что я сделал. И, хуже всего, мне нужно было делать с остальными детьми что-то дальше.

Только без таких результатов.

— Сколько времени, — спросил я у Антоновича, и автоматически посмотрел на часы. Выходило одиннадцать утра.

— Ты ж сам видишь.

— Вчера кто на мои часы смотрел?

— Никто не догадался. А зачем тебе?

— Пытался вычислить более-менее точное время заката и рассвета. Чтобы эта фигня в следующий раз не повторилась.

— Не кори себя. — прошептал Антонович, — другие бы спланировали ещё хуже.

— Только не надо меня успокаивать, — взорвался я, — я повинен в смерти этих троих детей. И только я.

— И что ты предлагаешь? — не выдержал, в свою очередь, Антонович, — Бросить их и удариться в депрессию? Ни вопрос. И добьёшь всех остальных детей.

Антонович не сдерживался и все всё слышали:

— Никто не виноват в том, что случилось. Просто нужно учесть ошибки и поступать так, чтоб их прежде не допустить.

— Антонович, — не выдержал я, — А ты понимаешь, какую ответственность я беру на себя!? Отвечать за молодые жизни!

— А ты предлагаешь, чтобы за их жизни отвечали акулы, мидии и крабы? — внезапно понизив голос, спросил Антонович.

— Я, — я задохнулся.

— Вот и думай, что говоришь. Если считаешь себя крайним — иди на край этого острова. Можешь там что хочешь думать, только смерть остальных детей будет на твоей совести. Ты потерял троих. Так мобилизируйся. Учти все ошибки. Они, дети, надеются только на тебя.

Я глянул на горизонт и чуть не офигел: ближайший остров был, как минимум в семистах метрах от нашей скалы.

— Плохо дело, — изложил я свои мысли Антоновичу, — такое расстояние мы точно не одолеем.

— Ты собираешься возвращаться обратно!? — с издевательским видом поинтересовался сосед.

— Ну не гробить же в этом заплыве остальных детей!

— Никогда не стоит отказываться от задуманного, — заверил меня Антонович, — тем более, как это ни больно говорить, от двоих плохо плавающих мы уже избавились, а остальные немного поднаторели в этом искусстве, и теперь плыть им будет легче.

Я ещё раз посмотрел на грот, в который прибило тела детей. Кроме них там плавало ещё немало всякого хлама. Присмотревшись, я увидел не что иное, как плотик, который я когда-то упустил, атакуя корабль готов.

— Антонович, ты тоже видишь то, что и я?

— Дети давно его заметили, и, думаю, стоит им воспользоваться. Ждали, когда ты проснёшься.

Плыть до грота было всего ничего — метров тридцать, но сделать это решил я сам. Ясно, что среди детей та же Малявка плавает значительно лучше меня, но она пока слабо воспринимает гибель своих ровесников. Неизвестно, что случится с её психикой, когда она увидит вздувшиеся трупы вблизи. Собственно, мне самому тоже было не по себе, но никуда не денешься — плотик как минимум избавит нас от перевозки груза на своих плечах, а в крайнем случае два-три человека, держась за него, точно не утонут.

Неладное я начал чуять, когда до грота оставалось метров десять. Прежде всего, в голове возник справедливый вопрос: почему в этом маленьком гротике скопилось столько плавучего мусора и почему этот мусор до сих пор не унесло в океан? Ответ я получил довольно быстро, как только мощное подводное течение захватило моё тело — меня с всё возрастающей скоростью понесло вперёд. Я вспомнил, как я вырывался из похожего течения, когда пытался первый раз достать этот плотик. Возможно, это одно и то же течение, которое и притянуло этот предмет сюда. Единственное, по разнице температур, было понятно, что само течение идёт где-то в полуметре от поверхности и уходит куда-то под остров.

Я попытался плыть, максимально держа тело на поверхности, но течение уже не хотело меня отпускать. Прямо перед плавающим мусором оно меня ухнуло под воду. В последний момент я вытянул руки вверх, в надежде за что-нибудь зацепиться и мне это удалось. Пальцы ощутили скользкие ветви бамбука. Я попытался подтянуться на руках и высунуть на поверхность хотя-бы голову, но не тут-то было — плот от таких потуг просто-напросто перевернулся на другую сторону, саданув мне по макушке. Обхватив плот не на одной линии, а в нескольких разных точках, мне удалось-таки высунуться на поверхность. Теперь понятно почему тела детей и плавающий мусор не утащило под воду — всё что плыло поверху попросту прибило движением воды, вызванного подводным течением, в этот гротик. А вот все предметы, которые находились глубже полуметра, течение забирало себе и уносило куда-то в недра атолла.

— Всё в порядке? — услышал я обеспокоенный голос Антоновича.

— Как бы сказать. Пока не оценил.

А реальность оказалась такова, что выбраться я, по сути, не мог. Подводное течение крепко меня держало. Оставался вариант забраться на сам плот — ведь Пятницу то он выдерживал. А дальше по поверхностным водам попробовать выгрести на спокойную воду.

Минут десять я честно пытался это сделать, но каждый раз плот просто-напросто переворачивался вверх дном, оставляя на моей макушке очередную шишку. Помучавшись, я понял, что если ничего не придумаю, то просто измотаюсь до бессилия, а если, в конце, и придумаю, то при предстоящем тяжёлом заплыве стану обузой. Придётся снова рисковать детьми.

— Антонович, — заорал я, — здесь подводное течение. Оно, похоже, накрепко меня схватило. Кроме как буксиром, я другого варианта меня вытащить не вижу.

С верёвкой ко мне поплыла Малявка. Я до последнего смотрел на неё в тревоге. Чтобы с ней ничего не случилось. По выражению её лица я сразу догадался, когда она попала в течение, однако, надо отдать ей должное — девочку это ни капельки не испугало и не смутило. На тела мёртвых ровесников она, почему-то тоже никак не среагировала. Что ж с неё вырастет-то?

— Дядя Петя, с вами всё в порядке? — спросила она, привязывая верёвку к бамбуковой ветке.

— В порядке, — буркнул я, — давай осмотримся здесь. Мало ли чего полезного плавающего найдём. И это... придётся нам твоих друзей раздеть. Одёжка здесь быстро снашивается, особенно обувь. Может она ещё спасёт кому-нибудь жизнь.

Плавающий мусор процентов на девяносто оказался действительно мусором — какие-то перья, куски полусгнившей древесины и тому подобный хлам. Тем не менее — попадались очень полезные для нашей ситуации вещи: четыре двухлитровые пластиковые бутылки, футбольный мяч, крепкий полиэтиленовый пакет. По содержанию — все вещи — земные. И как они вообще могли попасть в океан? Несомненно, что на этом атолле где-то есть ещё один буй, а может, и не один.

Всё найденное мы сложили на плот, сами, находясь в воде, ухватились за бамбуковые жерди и подали знак к началу нашей транспортировки.

— Всё плавучее надо сложить отдельно, — скомандовал я, и дети принялись раскладывать вещи.

Плавучего оказалось не так и много. Пластиковые бутылки, те, что я нашёл в гроте и что выпили дети, футбольный мяч... остальное по мелочи. Весь не плавучий груз мы закрепили на плоту, а плавучий... короче, каждому по способностям — те, кто плохо умел плавать, получили пустые пластиковые бутылки, которые постарались при помощи верёвок закрепить на груди и затылке. Как оказалось впоследствии — даже одна пустая двухлитровая пластиковая бутылка, закреплённая чуть ниже затылка, плавание облегчала неимоверно, позволяя периодически отдыхать прямо на воде.

— Цыгане, шумною толпою... — продекламировал я Пушкина, тем самым давая старт к заплыву.

На этот раз мы решили плыть общей группой, чтобы, если что, помогать друг другу. Теперь в нашем распоряжении был плот. За него всегда можно было подержаться и просто подрыгать ногами, чтобы толкать его вперёд и не останавливать общей скорости передвижения. В любом случае, пока мы собрались, перевязались бутылками, мячом, другой пустотелой дребеденью, часы показывали три часа дня. В прошлый раз стемнело ориентировочно в девять вечера, так что времени доплыть до темноты нам, по логике должно было хватить. Это я себя на самом деле так успокаивал, потому что, глядя на солнце, понимал, что что-то мне не нравиться.

В принципе, только мы отплыли, я сразу же понял, что никто в этот раз не утонет — уж очень хорошо подсоблял плот и бутылки. Самка с Ра снова остались на островке, абсолютно игнорируя нас. Кота, правда, я напоил водой. Жалко было, а воды на него немного ушло, а вот Самке, понятное дело, ничего не дал. За один присест она могла бы уничтожить все наши запасы. С другой стороны, я боялся, что если она захочет пить конкретно, то с нами считаться не будет, но пока этого не происходило, даже наоборот. Перед заплывом рептилия снова поймала нам здоровенную рыбину. Пришлось есть её сырой, но никто не жаловался.

Мы не проплыли и половины, как начались неприятности. Очень серьёзные неприятности.

Фридрих, который на тот момент держался руками за плот, просто исчез. Были его плечи, голова и руки над водой — момент — и нету. Я этого не увидел, я это понял из воплей Терминатора. Он в тот момент был рядом.

— Что случилось? — я, как мог, увеличил скорость и подплыл к плоту.

— Там, — заикался Терминатор глазами показывая в синюю бездну, кто-то плавает, — меня, перед тем, как Фридриха утянуло, что-то будто за ногу пощупало.

В этот момент послышался далёкий громкий всплеск. Инстинктивно повернув голову в сторону донёсшегося звука, я обнаружил, что на покинутом нами островке остался один кот — рептилия, вероятно, прыгнула в воду.

— Ясно, — я переключился на проблемы, происходящие у нас, — чёрт!!!

Вода вокруг плота окрасилась в яркий красный цвет, и на поверхность всплыл футбольный мяч, который мы на острове привязывали к Фридриху.

— А-а-а!!! — закричала Малявка, — меня кто-то трогает под водой!

Я набрал полную грудь воздуха и нырнул. Опыта в нырянии у меня не было вообще, а уж видеть что-то в солёной воде оказалось совсем непросто. Тем не менее, длинное веретенообразное тело, больше всего смахивающее на акулу я увидел. Фридрих, чуть ли не разорванный наполовину висел в водной толще, испуская в разные стороны почти чёрные струйки крови, постепенно светлевшие, окрашивающие воду в красный цвет.

Акула сразу обратила на меня внимание, как-то очень медленно повернулась, так же медленно подплыла и уставилась в глаза. Я застыл, будто был скован узами гипноза. Акула, после момента раздумий, решила со мной покончить и уверенно направилась ко мне, но в последний момент что-то её отвлекло. Рыба резко развернулась и исчезла в синей бездне. Я же сразу рванул вверх, за спасительными глотками воздуха. Не думаю, что я долго находился под водой, но страх, наверное, жрёт кислород из организма не хуже, чем хорошая марафонская пробежка.

— Ребята, — давясь воздухом произнёс я, — темпы плаванья усиливаем.

Никто, однако, меня не слушал. Я вынырнул метрах в пятнадцати от основной группы — все плыли к далёкому островку так, как могли. Меня ждать осталась только Малявка. Вод ведь и вправду необъяснимая девочка — в такие-то годы и такая смелость!

— Поплыли, — сказал ей я, — здесь долго оставаться не стоит.

В этот момент за спиной будто-то взрыв подводной торпеды раздался. Мы инстинктивно обернулись — из воды в воздух, в фонтане брызг взлетали Самка с акулой. Непроизвольно я отметил, что плавники у акулы, как у плезиозавра. Акула ли? Противники в прямом смысле пытались перегрызть друг другу глотки. Самка вцепилась в шею акулы, а та в шею Самки. В такой позе они взлетели над водой метров на пять, а потом с грохотом в неё погрузились.

— Не отвлекайся, поплыли, — сказал я, схватив за руку зазевавшуюся Малявку.

Бой сзади нас продолжался очень долго. Об это можно было догадаться не только по шуму, но и по волнам, которые периодически накрывали с головой. Как только всё стихло, мы и догнали плот с остальными детьми.

— Петя, что это было? — сразу же спросил запыхавшийся Антонович.

— Самка что-то с каким-то морским гадом не поделила.

— Не могу понять — когда первый раз трое детей утонуло, ящерка нам помогать не удосужилась, а сейчас, когда какое-то животное съело только одного, она в бой ринулась.

— Кто её знает, Самку эту. К тому-же я думаю, что та акула, что напала на нас, может быть и не совсем акула. Может совсем не рыба и не животное. И, вообще, неизвестно, кто из них выиграл эту битву. Поэтому нам стоит поспешить.

Я обернулся, пытаясь что-либо разглядеть, но рептилии на покинутом островке не увидел. На воде тоже никаких тел монстров не плавало. Это ещё ни о чём не говорило — не обязательно телам всплывать — могли и на дно погрузиться. В любом случае этот, недосмотренный нами бой, смелости и уверенности, что нас не перетаскают по одному под воду, не добавлял. Дети, похоже, вообще находились на грани истерики.

И тут нас накрыла тень.

Я удивлённо поглядел в сторону атолла и обнаружил, что солнце только что скрылось за скалами.

— Ещё ж только пять часов!? — вслух произнёс я, встряхивая запястьем, будто это чем-то мне поможет.

— Дядя Петя, — подплыл ко мне Терминатор, который, наверное, единственный из детей не выдавал своего страха, — вполне вероятно, что на этой планете длительность вращения планеты вокруг своей оси не соответствуют такой длительности у планеты Земля. Тогда часы эти можно выбросить. Или вычислить длительность суток и подкручивать их каждый день. Но то, что солнце зашло за атолл так рано, говорит только о том, что сутки здесь значительно короче земных.

— Блин, — только и выругался я, — и как я мог купиться на обыкновенные часы!?

Всему виной обыкновенная бестолковая человеческая привычка. Привык я смотреть на часы и, исходя из их показаний, планировать свой день. Здесь она тоже сработала. Если здесь день короче на два часа, то суточная погрешность — четыре! Поэтому нет ничего удивительного, что очень скоро окончательно стемнеет. А до островка ещё метров двести пятьдесят. Да и акула под водой, может, мечется.

— Антонович, — я, как можно быстрее подплыл к соседу, — верёвку доставай.

— Сам доставай, — отбрехнулся он, — на плоту вон лежит.

В сгущающейся тьме мы, как могли, перевязались верёвкой. Большая часть народу, в принципе, держалась за плот, но те, кто полностью был экипирован бутылками, держались на воде и так. Только за верёвку держались, чтобы никуда не потеряться.

Плыли наугад. И особо не спешили. Если бы акула захотела на нас напасть, она бы давно уже это сделала. Я сильно рисковал, связав всех одной верёвкой. Выходило, что если нас никто не тронет, то мы никого не потеряем. А вот если акула жива и решит поужинать одним из нас, то, вместе с верёвкой, нас связывающей, на дно может пойти вся группа.

Вскоре темень стала абсолютно непроглядной. Все молчали. Только усиленно гребли. В основном ногами, потому что в руках сила у всех давно закончилась. Дети уже не ныли — видно привыкли к трудностям. Только шум прибоя о скалы атолла нарушал разлившуюся вокруг тишину.

Через несколько часов я понял, что мимо островка мы явно промахнулись. Потому что даже с нашими супермедленными скоростями давно должны были в него уткнуться. Пришлось двигаться на звук. Слыша, как волны бьют в атолл, я периодически корректировал наш курс, чтобы находиться метрах в пятидесяти от берега. Ведь разбиться о крутые скалы атолла ничем не лучше, чем оказаться далеко в открытом океане.

Наверное, ближе к утру, Малявка, что держалась за плотик с переднего края, завыла:

— Стойте, не гребите! Вы прижимаете меня к камням!

— Что!? — не понял я.

— Я на скалы нарвалась, а они меня к ним прижимают, — пожаловалась девочка.

Я по-быстрому обплыл плотик, и аккуратно ощупал, попавшиеся мне под руку, мокрые, от водорослей, камни.

— Действительно, камни. — Удивился я. Ждите все, я сейчас исследую это место.

Выходило, что мы всё-таки доплыли. Пусть и плыли так долго. Забравшись на невысокие скалы, я ощупал довольно приличную площадку — никак не меньше тридцати метров в диаметре. Это была не просто удача — это была очень крупная удача.

Я помог детям забраться наверх, при помощи Антоновича туда же мы затарабанили плот и нашу нехитрую поклажу. Напившись воды, все легла спать.

Разбудило солнце. Палило оно нещадно, и разбудить могло, наверное, даже мёртвого. Продрав глаза, я увидел всё тот же унылый пейзаж — с трёх сторон — бесконечная синь океана, с одной — каменная стена атолла. Я, автоматически, глотнул воды из пластиковой бутылки, ещё раз огляделся по сторонам, и понял, что что-то мне явно не нравится.

— Мне тоже, — заявил, прочитавший мои мысли Антонович, внезапно откуда-то возникший.

Дети, по-видимому, в силу молодости своих организмов, которые для роста требуют много сна, спали, как убитые и наш с соседом разговор явно не слышали.

Я, пошатываясь, встал на ноги, и медленно обошёл остров по кругу. Именно по кругу, потому что остров был идеально круглым. Ну, не совсем идеально — его покрывали неровные края налипших кораллов. А так — это был идеальный круг метров тридцати в диаметре, возвышающийся на метр над морской гладью. Я достал кочергу и аккуратно расковырял приглянувшееся мне место. Блеснул металл. По виду — никель или хром. Постучал — звук глухой.

— Похоже, эта хрень цельная, а не пустотелая, — сообщил я Антоновичу, — так чего ж она на воде держится?

— Ты это у меня спрашиваешь? — сосед привычно почесал затылок.

— Это вообще не тот островок, к которому мы плыли, — ещё раз осмотрев всё кругом, предположил я.

— Тот выглядел издалека остроконечной скалой, — это Шестёрка проснулся, — а этот плоский, как девчонка одна из нашего класса, которая сюда не попала.

— А тебе бы только на попы смотреть, — вскочила, проснувшись, Малявка, — на себя, вон, посмотри — набор костей и шкура молодого дерматина.

— Что!? — возмутился Шестёрка.

— Тихо вы, — гаркнул я, — значит, приплыли мы совсем не на тот островок. Но почему тогда мы его не видели? Мы бы не смогли заплыть так далеко, что его бы не было видно.

— Возможно, — предположил Шестёрка, — он был на одной линии с тем остроконечным, и нам, из-за него этого островка просто не было видно.

— Тогда где же ты видишь тот остроконечный? — я махнул рукой в сторону, где, по логике должен был находиться островок, куда мы изначально пытались попасть. Ясно, что там ничего не было. Только бесконечная синяя гладь.

— Вон он, — сказал Шестёрка, показывая пальцем куда-то вдаль, — только очень далеко он как-то, еле разглядеть можно.

Я присмотрелся к тому месту, куда показывал Шестёрка и действительно увидел еле различимый треугольничек скалы, выпиравшей из воды.

— Ну не могли же мы, с такими темпами, столько проплыть! — сразу возмутился Антонович.

Я присел на корточки, поднял кочергу вертикально напротив глаз, и сфокусировал свой взгляд на трещине, в силу неизвестных причин образовавшейся на неприступной стене атолла:

— Мы — не могли. А вот островок, на котором мы находимся — мог.

— То есть? — не понял Антонович.

— То есть — этот островок движется. Ночью он откуда-то приплыл. Нам повезло, что мы на него в темноте нарвались. Высадились. И теперь мы, как на корабле.

— Здорово, — сказал Шестёрка, — Титаником назовём!

— Титаником не надо, — сразу отреагировала Шестёрка, — в айсберг въедем.

Я задумался, что делать дальше? Кругом не было видно ни единого клочка суши, куда можно было бы высадиться, и не зависеть от передвигающегося островка. С другой стороны островок, по моим нехитрым наблюдениям, плыл как раз в нужном нам направлении. Что ж — другого выхода, как плыть вместе с ним, я пока не вижу. Когда все дети проснулись, я, на всякий случай, приказал им собрать все вещи и быть готовыми к моментальному десанту. В случае, если этот кораблик решит пойти в открытый океан. Глядя на исчезающие запасы воды, я прекрасно понимал, что для покорения морей и океанов нам её никак не хватит. Максимум, её нам хватит до сегодняшнего вечера.

Оказалось, что до обеда. Солнце нещадно выпивало остатки влаги и организма. Когда мы целый день занимались плаванием — этого не происходило. А тут, находясь на, прикрытом коркой кораллов, металле, который довольно быстро начал нагреваться и испускать жар снизу, все просто обливались потом.

Конечное, можно было опуститься в воду, подарив солнце одну лишь макушку, но после встречи с акулой рисковать как-то не хотелось. Тем более, что Самка не приплыла, а значит она, скорее всего, проиграла ту схватку. Не так жаль реликтовую зверушку, как Ра. Он мне был ближе.

После обеда мы заметили ещё один островок. Плоский, как и наш. Только заметили мы его со стороны океана. Часа наблюдений хватило, чтобы понять, что он движется практически к нам. Немного западнее.

Потом заметили ещё один.

— По-моему, — выразил свою мысль Антонович, — они кучкуются.

— Вопрос только зачем и куда.

Ещё через полчаса стена атолла с западной стороны резко оборвалась. И островок наш тоже резко завернул на запад. Нашим взглядам открылась северная сторона атолла. Такая же высокая каменная стена. Которую разрезал небольшой двадцатиметровый проход. Куда, собственно говоря, и направился наш островок. Окинув взглядом океанские просторы, я присвистнул: островков таких было не меньше двадцати. И все они, похоже, двигались в этот проход. Невольно я вспомнил рассказы Сани, что проход на северную часть атолла есть, но, почему-то никто туда попасть так и не смог. Однако вариантов нам не оставалось — высадиться здесь было негде.

Мысленно я обозвал этот проход ущельем. Нас сразу накрыло тенью. Что, кстати, очень давило на психику. Перед нами двигался ещё один остров. Ущелье было прямым и впереди что-то громыхало. Я всмотрелся и ужаснулся — метрах в ста от нас из каменных стен периодически выходили металлические пластины. С шумом лязгая друг об друга, они обратно исчезали в скалах, чтобы потом снова сойтись. Периодичность была такой высокой, что речи о том, чтобы проскочить эту мясорубку, не было. Я развернулся в обратную сторону — сзади нас по ущелью плотным рядком двигались ещё три аналогичных островка. Но ведь что-то делать то надо!

Через несколько секунд один из таких островков ударился в наш, от чего все, кто стояли, попадали с ног. От удара часть 'коралловой облицовки' отвалилась, обнажив идеально ровный металл. Может я просто оттягивал наш конец (и мой, в частности) но, всё равно скомандовал переселяться на соседний корабль. Это много времени не потребовало. Потом мы прыгали на следующий.

Оказалось, что я напрасно разводил панику. В один из моментов я услышал дикий скрежет и обернулся назад. Первый из островков доплыл до 'мясорубки', но металлические пластины его не осилили. От ударов этой ловушки кораллы осыпались полностью, и перед моим взглядом предстал идеальный блестящий тридцатиметровый цилиндр. Пластины, лупанув в него с десяток раз, просто вытолкнул его дальше. Туда, где вдали виднелись ярко-зелёные заросли пальм.

— Так, дети, — я мгновенно оценил обстановку, — ложимся сейчас все на землю, берёмся за руки — будет трясти.

Трясло безбожно. Но, слава богу, никого не стрясло за борт. Когда мы очнулись, островок наш плыл по тихой лагуне, среди зарослей пальм. Все были настолько заворожены этим зрелищем, что и я сам поддался на всеобщее настроение.

Потом наше внимание привлекло какое-то сооружение. Бетонное. Больше всего похожее на дзот. Сразу было видно, что это дело рук человеческих — следы от опалубки на бетоне я ни с чем не перепутаю.

Дальше я вообще впал в ступор. Самолёт. С нашей высоты не было видно, на чём конкретно он стоял, но было видно, что это самый настоящий самолёт. Неизвестная мне модификация, но, явно земной. Двухмоторный (насчитать два мотора мне не составило труда). Вероятно, частный, или не распространённый. Деревянный порт невдалеке от него.

Тут что-то мне кольнуло в душе, и я повернулся в сторону, куда плыли все островки. Те трое, что плыли перед нами, по очереди погружались под воду. Очень хорошо, что мы были готовы покинуть наше плавучее средство в любой момент, так что в воду мы сплавились вообще без потерь. Человеческих и материальных. А метров двадцать, что пришлось плыть до берега, одолели без всяких усилий.

Атолл нас поприветствовал. И очень интересным способом.

Едва мы выбрались из воды, как увидели деревянную покрашенную шильду.

Глава 24

Глава 24

— Население — 11 человек, — сразу переводя, сообщил Антонович. — Атолл 'Пальмира'.

— Видно тоже им тяжело пришлось, — заметила Малявка, — таблички съёмные, а значит население у них постоянно менялось.

— Почему менялось? — возразил я, — Может это 'популейшион' живёт здесь до сих пор.

— А ты на тропинку за табличкой посмотри, — подсказал мне Антонович.

И вправду. Сразу было видно, что за табличкой идёт широкая тропа, пробивающаяся через густые заросли кустарника и кокосовых (однозначно они были кокосовыми) пальм. Было видно, что тропа со временем теряла свою широту. Со временем уменьшения популяции проживающих здесь людей. Об этом можно было догадаться только по тому, что по краям бывшей тропы буйным цветом цвели кустарники, а в самой середине они только вылезали из-под земли. Создавалось впечатление, что по тропе когда-то ходила уйма народу. А потом всё меньше и меньше. И так же постепенно тропа зарастала. Пока не заросла совсем.

— Выходит, что эта часть острова безлюдна. — Заключил я. — Можно повесить табличку, что 'пиплов' здесь теперь ноль.

— А мы? — возмутился Шестёрка.

— И то верно, — согласился я и начал отцеплять деревянные таблички с цифрами (они висели друг на друге, как перекидной календарь), пока не добился требуемого числа.

— Добро пожаловать на атолл 'Пальмира'! — Я улыбнулся и обернулся к народу, — теперь это наш новый дом.

Мы постарались вытянуть из таблички ещё хоть сколько-нибудь информации, но это нам не удалось. Оказалось, что все мы английских знаем очень хреново. В левом нижнем углу её было написано: Elevation: 6 feet. Я вспомнил, что 'Elevation', это, возможно, высота над морем. Что такое 'feet' не знал никто. Были только предположения, что это 6 фунтов. Но перевести это в понятные нам цифры опять-таки, никто не смог. Удивляли координаты, указанные в центре таблички. Тут почти всем всё было понятно. Немного вспомнив географию, мы поняли, что координаты указывают куда-то на Тихий океан.

— Вот те раз, — сразу возбудился Антонович, — мы что, в Тихом океане? Кто бы мог подумать!?

— Антонович, а ты хоть раз про такие ливни в Тихом океане слышал? — спросил я?

— Не слышал, — сознался он, — но, с другой стороны, я там ни разу и не был. Откуда я знаю, правду по телевизору показывают, или... — Антонович задумался.

— Иллюзорный мир, — подсказал я.

— Во, во, — сразу согласился сосед. — Может и это. Мир этот. А на самом деле всё наоборот.

— Антонович, — вздохнул я, — вы насмотрелись телевизора. После него и вправду можно остаться жить в иллюзорном мире. Я вот уже лет пять не включал и всё у меня слава богу.

— Не всё, — вдруг Антонович затеял спор, — с жизнью у тебя ничего не выходит. Как ты любишь говорить — как был ты с котом, так скотом и остался.

— Я выбрал реальность, а не иллюзорность. В реальности тяжелее. Слишком много вопросов возникает. Конечное, можно прожить жизнь и так, как прожил ты, Антонович. В некотором смысле она куда более реальна. Ты всю жизнь трудился, не выходил из норм и правил, заработал кучу внуков и детей. Ты даже очень умный и интересный человек. Оригинальный. Я уважаю таких. Но пойми одно, Антонович, ты не был в той 'жизни', которую избрал я. Так что ты не поймёшь. Хоть и прожил много лет.

— Я не понимаю тебя, — пожал плечами Антонович.

— Всё в нашем мире, в нашем бывшем мире, подогнано под создание семьи. Поскольку семья, как ячейка общества, более всего удобна для управления. И всё это, — я задумался, как это сказать, — всё это превращается в гигантский термитник. С рекламами, телевизором, нравами, традициями. Это необходимая вещь — без неё общество бы развалилось. Но потихоньку мир переходит на другой уровень.

— И ты первая ворона на этом уровне. — Сразу же подколол сосед.

— Да не первая, — вздохнул я, — и, думаю, что не последняя.

— Я понимал, что ты хочешь до меня донести, Петя. Просто не пытайся прыгнуть дальше, чем суммарный усреднённый прыжок всего общества вместе взятого. Да, уже и не прыгнешь. Не в этом месте. Здесь усреднённый прыжок и подсчитать не удастся.

И чего меня прорвало на бред? Точнее, на мой тайный бред, о котором я просто никому не рассказывал. Скорее всего, основную роль сыграло напряжение последних дней. И нереальность всего происходящего.

— В любом случае, — произнёс я, осматривая окружающие нас пальмы, — нужно найти место для ночлега и устроить себе добычу пропитания. Предлагаю двинуться по заросшей тропе. Если там, куда она приводит, когда-то и жил кто-то, то теперь, думаю, судя по зарослям на этом тракте — навряд-ли.

Пока мы продирались через заросли местами уже высоко поднявшего ветви кустарника, я размышлял о диксах. У меня было такое впечатление, что сюда попал не просто самолёт с людьми. Самолёт спокойно стоял в метрах пятидесяти от воды, а значит, приземление не было аварийным. Возможно, светляк выхватил из нашего мира не один самолёт, а целый остров. Иначе как тогда самолёт мог приземлиться и не получить ни одной царапины? А выглядел он именно таким.

Хорошо: популяция — 11 человек. Ладно, пусть сюда перенёсся целый остров. Но что за остров с 11 человеками на борту!? Бред. В любом случае, куда делись эти одиннадцать человек? Тропки ведь не хожены. Даже если бы они одновременно попали с Земли и протоптали тропки, поставили таблички (построили самолёт — это я уже сам себе ехидно смеялся). Есть вариант, что они стали диксами. Так почему же тропа, по которой мы с опаской продвигаемся, не знала и следа человека? Может потому, что диксы — это не люди? Им не надо ходить по тропам, они пробираются по джунглям?

Солнце, как и всегда, палило нещадно, а в мою черепную коробку кто-то явно подкинул кубик куриного бульона, поскольку в голове моей был концентрированный куриный бульон. Надо было отдохнуть и выспаться. Как только я это осознал, Малявка что-то закричала, указывая куда-то рукой. Я пытался что-то рассмотреть, но заходящие лучи солнца сделать мне это не дали. Лишь через несколько сот шагов я смог различить три небольших домика, стоящих прямо на песке. Два из них смотрели на нас чёрными дырами выбитых окон. В третьем же все окна были забиты досками, покрытыми белой, наполовину отвалившейся краской. Естественно, что сил у нас практически не оставалось и мы ломанулись в ближайший. Дверь была закрыта, но вот окон в тех домах можно сказать не существовало. Были выломаны с корнем. В сгущающейся тьме мы ничего внутри разобрать не смогли. Только натыкались на кучи какого-то хлама. Когда я унюхал истлевший запах кости, за который я схватился, то стало совсем жутко. Спать здесь не захотелось. Правда мне это не помешало, как одержимому, сломать кости запяться и стянуть у скелета часы.

Как-бы не было опасно спать снаружи, но, уставшие и обессиленные, мы свалились на песок прямо рядом с этим 'домиком с привидениями'.

Как ни странно, первым проснулся я. Ощущения у меня были почище, чем с тяжёлого похмелья. С трудом встав на колени, я выплюнул песок, что за время сна успел загадочным образом залезть мне в рот.

— Миа, Миа, — отплевавшись, процедил я, — где же ты со своими тропическими ливнями?

В мечтах моих, естественно, возникало, что вдруг появится моя незнакомка и скажет мне: да вот она, я!

И достанет полторачку воды из-за пазухи.

Антонович, я, дети. Все мы были вчера в шоке. Поэтому даже жажды не заметили. А она была. По дороге мы утеряли все наши резервуары с водой. А здесь я пока её не видел. А чувствовал я себя так, будто не пил три дня. Или так, будто не просыхая пил четыре. Впервые я почувствовал, что разница небольшая.

Разница небольшая. Но, после перепоя можно привести свой организм в работоспособное положение хотя бы горячим сладким чаем. Тут ситуация была другой.

Я попытался встать и понял, что лежим мы под горячим солнцем точно не сутки. Как минимум несколько. Попытался разбудить Антоновича — где там? Сухие растрескавшиеся губы говорили о многом. Чёрт — да мы точно на несколько суток здесь заснули. Проверил детей — теперь уже не руками, а взглядом. Чтобы сэкономить силы. Было видно, что дышали.

Чёрт — Миа, где же ты со своим тропическим ливнем!?

Сквозь пелену я услышал еле слышный прибой. Он доносился оттуда, откуда мы пришли. Точнее оттуда, откуда мы высадились на берег. Быть может она перстная? Как было у нас на Верхнем озере? Блин, а где мне ещё в таком состоянии искать воду? Перегонка!!

Вода от самогона ничем не отличается! В смысле, смотря что перегонять. Надо перегнать морскую воду, и я получу дистиллят. Антонович, скорее всего, убился бы, но свой аппарат не потерял бы. Обыскав его, я понял, что он ещё и обманул всех. В загашнике у него оказалась пол-литровая бутылка с водой. Ей я, конечно, мог оживить кого-нибудь из членов нашей компании, чтобы он помог мне добраться до воды, развести огонь и провести необходимую процедуру перегонки. Но просчитав силы моих спутников, я решил, что мне стоит рискнуть на эту авантюру самому. В конце концов, я слишком мягкий человек, и если около меня начнёт загибаться Шестёрка или Малявка (об Антоновиче и речи не шло), я начну проявлять благодушность и, в конце концов, загублю всю экспедицию за водой. Вместе со всеми нуждающимися в ней.

Поэтому я забрал у Антоновича пол-литра воды, детали его самогонного аппарата, и, на сколько позволяли силы, ползком направился в сторону лагуны. Мне сложно сказать, какие я испытал ощущения, пробираясь ползком эти четыреста метров до воды. В памяти всплывала песня из молодости, которую я с ассоциировал с изделием Антоновича, крепящимся на спине: а котелок по ж..е бьёт, и медным звоном отдаёт.

Воду я специально не пил, чтобы употребить её в тот момент, когда силы всерьёз захотят меня оставить. Этот момент наступил, когда я уже добрался до лагуны. Мне ещё предстояло набрать дров, развести костёр, скрепить все части самогонного аппарата. Выгнать воды хотя бы для себя. Потому что, если я не попью, то загнусь первым. А за мной, с восхождением солнца, и все остальные. Поэтому я решил, что выпить хотя бы 250 грамм воды мне просто необходимо. По-другому я буду нетрудоспособен. Однако в этой экстремальной ситуации проснулась какая-то дурная жадность — я смотрел на бутылку с водой, я истекал водой, но пить я её не мог. Мне было её жалко. Настолько она была ценна. Интересный момент, но я, насилуя себя, отвинтил пластмассовую крышку и присосался к горлышку.

Примерно на половине бутылки я понял, что Антонович отнюдь не воду спрятал у себя в 'загашнике'. Я ведь знал Антоновича — это не такой человек, который будет прятать от всех воду. И не поверил самому же себе. Дурак.

Это была не вода. Это была самогонка. Пока я это понял, успел выдушить пол литра. Голова стремительно стала кружиться. Миа!? Где ты!?

Надо ли рассказывать, что я почувствовал при пробуждении? Думаю, никого это не интересует. Я только думал, что мы только начали налаживать быт, как он у нас резко закончился. Я даже почти нашёл женщину, которая мне нравилась. Ту, про которую не думаешь, что бы придумать, чтобы от неё избавится, проведя ночь. Редкий феномен. Впрочем, с ним я и сдохну. Жаль только Антоновича и детей.

По пьяни меня всегда пробивало на философские размышления. Но тут за философией стояли дети. Скажем так — на содержании.

Вообще-то, если почитать всякую не научно-популярную литературу, то дети — это первый враг. Герои романов, ходивших по Марсу и боровшиеся с непонятными монстрами, прежде всего, уничтожали яйца этих монстров. И ясно почему.

Дети — это вклад в будущее. Ты сам здохнешь и разложишься. Но перед смертью приятно ощущать, что твоё дело после тебя не здохнет. Точнее, ощущать ты уже ничего не будешь. Но всё-таки.

Когда я окончательно прочухался, у меня начался сушняк. Он у меня и до этого был. Попробовал пить просто морскую воду. Меня сразу же вырвало. Ага. Организм не обманешь.

На самом деле я оказался в ещё худших условиях, чем мои спутники, которые сейчас, наверное, помирали. Цепляясь руками за комочки суши, я устремился к своим. Влагу я им не нёс. Да хрен его знает, зачем я это делал. Хотел умереть со своими. Другого объяснения я придумать не смог.

Я заснул, не отползя от лагуны и ста метров. Заснул от того, что силы мои закончились.

Разбудил меня тропический ливень.

— Ну, что, красавец, проснулся?

Я продрал глаза и увидел Мию.

— А ты здесь откуда?

— От верблюда. — произнесла она странное для неё присловье.

— На Аллаха надейся, а верблюда привязывай, — автоматически ответил я.

— Аллах, это кто? — сразу спросила она.

— А хер его знает, — честно признался я, — дай ещё попить.

Миа достала кирасу конкистадоров, наполненную водой, и щедро полила моё лицо.

— Миа, — произнёс я, как только клетки моего организма, удовлетворённые, не умолкли, — там — дети.

— И?

— Они умрут без воды. Я пока даже встать не смогу.

— Зачем нам эти дети? Мы вполне в состоянии завести своих.

— Возможно, генетически мы не совместимы, — попытался оправдаться я.

— Всё мы совместимы, — Миа положила кирасу с остатками воды на песок возле меня и встала так, чтобы я её не видел, — я же чувствовала, как ты возбуждался, когда около меня спал. У нас одинаковые организмы. Разница — как у негров и белых на вашей планете. Но генетически мы с тобой скрещиваемы. Поверь, я это точно знаю.

— Ты так уверенно это говоришь, будто у тебя был ребёнок от Землянина, — желая оскорбить её, произнёс я.

— От того, который меня изнасиловал до тебя, — сказала она и отвернулась.

— Вообще-то, я тебя пока не насиловал, — возмутился я, — и даже с тобой не спал. Дай ещё воды.

— Да залейся, — она кинула кирасу с водой мне под голову и куда-то исчезла.

Я схватился за кирасу, что дурной. Вылакал всю воду и опять отрубился.

— Проснись, — меня трясла Миа.

— Что ты от меня хочешь? — ещё спросонья я понял, что ко мне немного вернулись силы, которым не мог дать проснуться обезвоженный организм.

— Я не знаю, — призналась Миа и села на песок.

Я, как всегда, поступил подло. Схватил девушку двумя руками за горло и опрокинул.

— Что случилось с тем ребёнком, который был от насильника?

Миа попыталась достать меня ногами, но я был настолько зол и перевозбуждён, что, как только я ещё сильнее сжал её горло, она сразу же успокоилась. Я немного разжал хватку, чтобы он могла хоть что-то сказать.

— Козёл! — сразу же было высказано в моё лицо.

Я подождал, когда она немного успокоится и сможет нормально соображать.

— Я его утопила! Потому-что я не знала, что с ним делать. Он бы умер от голода. Да я — сука, но я не знала, что с ним делать на тот момент.

Я представил смерть посредством утопления. Я пару раз тонул, и мне хорошо знакомы ощущения, когда ты не можешь вдохнуть, а когда вдыхаешь — вместо воздуха идёт вода. Я серьёзно задумался — а может мне её и вправду придушить?

Миа заметила что-то в моих глазах:

— Хочешь, убей меня. Придуши прямо сейчас.

— Нет, Миа, — я разжал схватку и, с трудом, поднялся на ноги, — ты, конечное, сука. Но разговор это отдельный, и, скорее всего, он никогда не состоится. Угробила ты своего ребёнка — ради Бога. Теперь у тебя есть значительно больше. Плюс Антонович. Он тоже, как ребёнок.

Миа села на песок и заплакала.

— Миа, извини, но я тупо физически не дойду до них. Я боюсь, что все они уже умерли от жажды.

— Пошёл ты, — в слезах выкрикнула Миа, но отправилась в сторону детей, подхватив кирасу.

Эпилог

Мы сидели на борту того самого корабля. Из бамбука. На котором мы оставили Пятницу. Корабль нашёлся около прохода внутрь острова. Причём он явно был не просто так оставлен, потому что стоял на якоре. Пятницы или кого-то ещё на нём не было. Оставалось только гадать, где он.

Сегодня мы с Миа отправились в самостоятельное путешествие. Совсем недалеко от острова. К тому месту, где нежно голубая морская вода приобретала очертания очень тёмной сини. По логике это говорило о очень большой глубине. Не удивительно — если учитывать, что этот остров действительно атолл, то он должен представлять собой просто поднятую из морских глубин скалу. И не известно из каких глубоких глубин. Может пять, может шесть тысяч метров.

Мы рисковали. Поскольку парусом никто из нас толком пользоваться не умел, а двое гребцов на таком солидном корыте влияния на него оказывали мало. Если вдруг какое морское течение подхватит наше плавучее средство, или ветер какой начнётся, то мы с ней ничего сделать не сможем. Но дело того стоило.

— И что теперь? — я обнял Мию за талию, и она положила мне на плечо свою голову.

— А ничего! Теперь мы имеем намного больше шансов выжить. У нас есть целый самолёт, в который мы, правда, не попали, но это исправимо. Это не то, что начинать жизнь с блондинкой и кочергой, — она улыбнулась, а я фыркнул, — от поселенцев прошлых много что осталось. Живи — не хочу.

Миа отстранила меня и извлекла из сумки металлический цилиндр с загадочными надписями.

— Про него я прочла в текстах пирамид на нашей планете. Или на вашей. Фиг поймёшь теперь. Цилиндр я нашла у нас. Во время раскопок одной из пирамид. Но не я одна о нём знала. В итоге мне пришлось бежать. Когда бежать стало совсем некуда, я его использовала. Если честно, как им пользоваться, я до сих пор не знаю. Повертела в руках. Понажимала на разные места. В итоге на нашу планету начали падать светляки. И, наверное, не только. Так я попала сюда. Кстати, Сашка — мой партнёр по раскопкам. Он тоже всё знал. Вот его и отправили за мной.

— С дебильной саблей, а не огнестрельным оружием?

— Были мысли, что огнестрельное не перенесётся. Они плохо читали древние тексты. Точнее, полностью расшифровать их удалось только мне.

— Но он мне сказал, что он представитель нашей цивилизации.

— Ладно, — сдалась Миа, — цилиндр мы изучили. Точнее я. В итоге, после моих манипуляций с ним, я оказалась в очень странном месте. Но, судя по климату и солнцу, на этой планете. Вместе со мной там было около пятнадцати людей. Многие из них понимали, что происходит. Также были рептилии, птицы и ещё хрен знает кто. И все мы понимали друг друга. Все поделились своими знаниями о цилиндре. По ходу этим предметом можно сделать почти всё — можно сделать так, чтобы одна планета наложилась на другую. Не вся, естественно, а только разумные существа. То есть представь если бы в твоём мире вдруг появилась цивилизация рептилий. Представляешь, какой дурдом. Опять-таки, можно, не мудрствуя лукаво, при помощи этого самого цилиндра просто отправить любую планету в свободное плавание. Представь, что было бы, если б Земля поплыла бы ко всем чертям в глубокий космос.

Чего мы там вообще оказались? Типа цилиндр собрал совет всех разумных существ, которую система обнаружила за несколько десятков тысяч лет. Это были какие то более древние существа, которые уже вымерли. Но в наследие оставили эту планету и весь этот дурдом. И цилиндр, которым всем этим дурдомом можно управлять.

— Хорошо, а те, кто были на 'совете'...

— Я не знаю, как цилиндр выбрал именно тех, кто больше всех знал в этом вопросе. Короче, в ходе совещания они все поссорились. И на меня накинулись, потому что у меня в руках был этот цилиндр.

— И ты им воспользовалась?

— А что мне оставалось делать?

— И от этого начался весь этот дурдом?

Миа подняла цилиндр на уровень глаз, от чего он ярко блеснул на солнце.

— Знаешь, у нас есть дети, Антонович, Солнце, песок и атолл. И ты. Мне нужна новая цивилизация. В которой всё это будет.

Цилиндр булькнулся в воду и пошёл ко дну. Не знаю, на сколько там тысяч метров. А я обнял Мию и понял, что, наверное, я её люблю.