По велению короля. 4-я книга Шпиона

Девушка поднялась с кресла. Новый поворот дела ее явно обескуражил и сейчас она пыталась осмыслить то, что я ей сказал. Не успела она выйти, как я позвонил в колокольчик и на пороге кабинета сразу выросла фигура Пьера.

— Найди начальника охраны. Пусть придет.

— Слушаюсь, господин.

Спустя десять минут в дверь постучались, затем она открылась.

— Начальник охраны здесь. Впускать?

Я согласно кивнул. Не успел Анри переступить порог, как дверь за ним закрылась.

— У тебя есть три-четыре надежных воина?

— Есть. Что надо делать? — в его голосе чувствовалась тревога.

— Поедут со мной до Провена, в качестве охраны. Потом отпущу. Завтра утром выезжаем.

— Я поеду с ними, — при этом начальник охраны выжидательно посмотрел на меня.

— Тебе решать. Не смотри так, Анри. Ничего серьезного не жду. На всякий случай. Иди.

Мое желание взять охрану исходило из того, что если люди виконта сразу кинулись по следам беглянки, то им суток хватит чтобы добраться до ее тетки, графини де Фонтрай, а так как у нее был на меня зуб, она расскажет им о местонахождении своей племянницы. В этом случае мы можем столкнуться с погоней, посланной по следу беглянки. В Провене, для безопасности девушки, я рассчитывал присоединиться к купеческому обозу.

Утром нас провожали слуги и часть замковой челяди. Вскочив в седло, тронул поводья. Я ехал, вместе с Арни, впереди возка, а уже за ним, прикрывая возок сзади, скакали четверо солдат. По дороге мы никого подозрительного не встретили и спустя три часа прибыли в город. Расположившись на постоялом дворе, я отпустил солдат, а сам с Анри, который хорошо знал город и людей, стал узнавать по поводу, уходивших в ближайшее время, торговых караванов. Здесь нам помог его отец, с которым Анри, наконец, помирился. Именно он свел меня с купцами, которые ехали в нужном мне направлении и помог договориться с ними о совместной поездке. Когда все формальности были выполнены, я отпустил Анри, после чего поставил графиню в известность, что завтра утром начинается наше большое путешествие.

После нашего последнего разговора, с Арлет я практически не общался. Подобный вариант, как я понимал, ее вполне устраивал, а значит, о чем можно со мной говорить, к тому же я не настаивал на нашем общении. Не спеша, с остановками в городах, мы проехали Орлеан, затем Блуа и, наконец, прибыли в Тур. Определив Арлет на постоялый двор "Дубовый лист", я сразу отправился в "Медведь", к последнему местожительству графа де Ла Валь. Мне неожиданно повезло, граф не только находился в Туре, но и проживал все в том же "Медведе". Как мне сказал секретарь графа Колен, с которым мы разговаривали, пока я ожидал его господина, король уже несколько дней совещается, в своем замке, с ближайшими советниками, в число которых входил граф. Де Ла Валь приехал поздно вечером, сердитый и уставший, поэтому разговор у нас получился короткий и деловой. Прочитав письмо сестры, сразу спросил меня: — Сказать ничего не хочешь?

Я удивился вопросу, но твердо ответил: — Ничего такого, кроме того, что есть в письме.

Граф хмыкнул, потом сказал: — Главное, что ты справился, а сестру все устроило. Просит достойно отблагодарить тебя.

— Я рад, что ее сиятельство остались довольны.

— Колен, — обратился граф к секретарю, который все это время стоял рядом со столом, за которым сидел граф, — принеси деньги.

Когда секретарь ушел, граф бросил на меня оценивающий взгляд, потом вдруг сделал неожиданное предложение: — Ватель, когда ты надумаешь поменять господина, сообщи об этом мне первому.

Я низко поклонился: — Благодарю за доверие, ваше сиятельство.

Получив вексель, я распрощался с графом и ушел, а уже на следующее утро отправился с докладом к королевскому цирюльнику. Хотя это поручение касалось только графа де Ла Валь, но о своем прибытии в город я должен был доложить. Оливье принял меня не сразу, дел у него хватало, к тому же не было предварительной договоренности, поэтому меня вызвали в замок только через двое суток. Прибыв в кабинет королевского цирюльника, как и положено, я достойно расписал свои подвиги, при этом изложил все так, чтобы получилась интересная история.

— Вот, значит, как там обстояли дела, — задумчиво произнес брадобрей, когда я окончил свой доклад. — Что ж, "Лисий хвост", ты снова справился с порученным тебе делом. Значит, говоришь, граф тобой остался доволен?

— Да, ваша милость.

— Обязательно его величеству расскажу. Ему такие истории нравятся.

— Как самочувствие его величества? Сейчас такая сырая и холодная погода, что легко можно простудиться.

— Король, слава богу, хорошо себя чувствует, — Оливье хитро прищурился. — Только ты к чему это поинтересовался здоровьем его величества, Ватель?

— Могу я попросить у его величества об одной милости?

— Так я и знал! — воскликнул довольный своей проницательностью Оливье. — Говори!

— Сударь, не за себя хочу попросить, а за юную графиню Арлет де Брезе.

Так сложились злые обстоятельства, что бедная девушка была вынуждена просить у меня помощи. Теперь она желает припасть к ногам его величества и попросить у него защиты.

— Защиты? От кого? — при этом было видно, что королевский советник немного напрягся.

— Она хочет пасть на колени и умолять короля, чтобы тот защитил ее от своего жениха, безумного виконта Мартена де Монши.

— Безумного? Объясни, Ватель.

— Виконт любит самолично истязать своих людей, нередко до смерти. Ему нравится играть роль палача, — продолжил я свое вранье, так как знал, что мои слова никто проверять не будет. Да и какое дело Людовику до каких-то дворянских дрязг, тем более, по такому мелкому поводу.

— Палача? — с немалой долей брезгливости переспросил меня королевский любимчик.

Об отношении людей к палачам мне известно не понаслышке, к тому же прекрасно знал, что Тристана, королевского прево, выполнявшего роль личного палача Людовика, Оливье ненавидит, именно поэтому специально добавил к образу виконта такую пикантную деталь.

— Несчастная юная графиня мне сказала, что в такие моменты из его глаз смотрит сам дьявол.

— Может он и в самом деле безумен, этот виконт?

Отвечать на этот вопрос я не стал, так как было видно, что это риторический вопрос, а уже в следующее мгновение задумчивость из глаз королевского любимчика исчезла, а вместо нее появилась подозрительность.

— Почему именно ты, Ватель, просишь за нее? Где ее родители, родственники?

— Она сирота, ваша милость, а из близких родственников осталась только графиня Клеменция де Фонтрай.

— Это... Да, я помню эту историю. Королю она тогда понравилась. Но причем здесь ты?

Несмотря на то, что я поставил Арлет перед фактом о том, что теперь у нас у каждого своя дорога, я не удержался и легкими намеками дал понять королевскому цирюльнику, что остался к девушке неравнодушен. Да, она мне нравится. Сердцу не прикажешь, что тут такого? Оливье, считая себя знатоком душ, принялся холодно улыбаться, а я намеренно отвел глаза в сторону. Мне и до этого было понятно, как отреагирует на мои слова цирюльник, что сразу подтвердил его вопрос:

— Выходит, графиня провела две ночи под крышей холостого мужчины. Как она решилась на такое? Уже только этим она уже запятнала свое имя. Ватель, говори прямо: ты разделил с ней постель?

— Нет, сударь. Как вы могли так подумать? — при этом старательно, напоказ, пряча глаза, я принял смущенный вид. — Она очень красивая девушка, только не для меня этот цветочек.

Прожженный интриган, неплохо разбирающийся в людях, а еще лучше в их пороках, Оливье должен был по виду своего шпиона сообразить, здесь что-то не так. В его понимании, бабник и жадина Ватель просто не мог упустить свой шанс, тем более что именно он мог пообещать молоденькой дурочке помочь ей попасть на прием к королю. Парень дерзкий, смазливый, язык подвешен, опытный в делах с женщинами. Похоже, он своего не упустил. Хвастаться этим не будет, да это и понятно, она дворянка, а он простолюдин, к тому же Ватель далеко не дурак. Вот только что она ему могла дать, кроме постели? Пообещала земли? Все это, сейчас прокручивалось в голове королевского брадобрея, которого за все то время, пока мы с ним общались, я успел неплохо изучить.

— Она богата? — как бы вскользь поинтересовался он.

— У нее есть земельные владения в герцогстве Немур и в Шампани.

— Де Брезе? Нет, не помню этот род, — в следующее мгновение задумчивость Оливье, как ветром сдуло, и он бросил на меня жесткий и острый взгляд. — Теперь говори честно и прямо: что тебе графиня пообещала за аудиенцию у его величества?

— Ваша милость, как вы могли подобное подумать! — возмутился я. — Пусть я человек низкого рода, но честь мне не чужда!

— Не крути, сволочь! Ты, тварь подлая, ничего просто так не делаешь! — я придал своему лицу выражение невинности, что почему-то дало ему повод сделать следующий вывод. — Значит, она все-таки с тобой своей невинностью расплатилась!

Отрицать я ничего не стал, просто промолчал.

— Что молчишь? Сказать нечего? — продолжил разоблачать меня королевский цирюльник, играя роль матерого следователя, который всеми силами старается дожать преступника, подводя его к признанию. — Я насквозь вижу твою продажную душонку! И теперь ты, изворотливый и скользкий, как змея, пытаешься мне сказать, что просто так решил помочь дворянке. Не изображай шута, Ватель!

"Он на верном пути. Главное, не перегнуть сейчас палку".

— Ваша милость, почему вы не хотите мне поверить?! — воскликнул я, начав оправдываться. — Я не приемлю никаких возвеличиваний, так как являюсь слугой короля и не желаю для себя никаких почестей и наград, нежели те, что мне будут назначены его величеством.

Услышав пафосное заявление своего шпиона, которое ему явно не соответствовало, Оливье окончательно удостоверился, что Ватель явно что-то скрывает. Вот только Ватель хитрая бестия и сам ничего добровольно не скажет. Ему до жути стало интересно, что собирается получить этот дерзкий наглец от юной графини? Оливье, как и его повелитель Людовик, любил власть, ему нравилось у держать жизни людей в руках, управлять ими как марионетками, решая кого возвеличить, а кого приговорить к смерти. Не знаю, кем себя представлял королевский любимчик, но одну истину я давно понял: чем больше у человека власти, тем меньше у него сострадания и любви к ближнему. Он, как и король Франции, судил человека не по его добродетелям, а по слабостям и порокам. Вот и сейчас брадобрей пытался понять, что произошло между этими двумя людьми, так как уж больно странно ведет себя Клод Ватель.

— Девушка красива?

— Как богиня, — с придыханием и ноткой восторженности ответил ему я.

После моего ответа на его лице появилась задумчивость, а спустя еще несколько мгновений Оливье даже как-то посветлел взглядом от своей догадки. Похоже, он все же пришел к мысли, что этот придурок Ватель влюбился. Да и его поведение прекрасно вписывается в общую картину.

"Думаю, у меня получилось, — подумал я, глядя как на лице брадобрея всплыло довольное выражения догадки. — Вот только толку никакого нет. Просто задурил голову брадобрею. А этот придурок будет потом, время от времени, подкалывать меня неразделенной любовью к дворянке".

— Она бежала прямо из-под венца? — вдруг неожиданно последовал новый вопрос Оливье.

— Нет, ваша милость. Сначала было устное соглашение между их родителями, а потом помолвка, но до свадьбы дело так и не дошло.

— То, что брак не был освещен церковью, это хорошо, зато все остальное весьма дурно выглядит. От себя скажу так: она своевольная ослица, раз пошла против воли родителей, которые желали ей только добра. Я знаю его величество, и он скажет то же самое. К тому же король весьма не приветствует своеволия женщин, если только это не происходит его в постели, — Оливье коротко рассмеялся, потом бросил на меня испытующий взгляд. — Думаю, что ей придется приложить немало усилий для того, чтобы убедить его величество чтобы ей помочь.

"Чего это он о постели заговорил? Намекнул, насчет королевской любовницы? Хм. Правда, как я слышал, король более зрелых теток любит употреблять, но кто его величество знает. Да и назад сейчас не сдашь".

— Ваша милость, очень вас прошу, замолвите словечко перед его величеством за несчастную сироту, которой довелось так много страдать.

— Я посмотрю, что можно будет сделать, — важно, с чувством легкой эйфории от собственного величия, ответил мне Оливье.

Я видел, что королевскому брадобрею, нравится играть роль властителя чужих судеб и решил прогнуться еще ниже, считая, что он так лучше заглотнет крючок.

— Господь воздаст вам, ваша милость, за вашу доброту ко мне, — сейчас в моем тоне звучит лесть, а в глазах — светится подобострастие.

— Иди. Если что-то будет, пришлю гонца.

"Все, что мог, я для Арлет сделал, а все остальное уже зависит от Людовика. Оливье клюнул на сказку о моей любви. Пусть посмеются, от меня не убудет. А если король, действительно, сделает ее любовницей? Хм. Предупрежу ее, а там пусть сама решает, что ей делать".

Вариант с любовницей, честно говоря, я упустил, так как слышал, что большим любителем женщин король не считался. Любовниц Людовик имел, причем не из девиц, а из молодых женщин, некоторые из которых являлись простолюдинками, женами простых людей, но при этом никакая из них не имела ни малейшего влияния на короля. Они просто служили утехой для его величества в постели.

Вернувшись в "Дубовый лист", первым, кого я там увидел, был, поджидавший меня, телохранитель. Мы с ним тепло поздоровались. Когда мы последний раз виделись, он имел весьма бледный и изможденный вид, что сейчас нельзя было о нем сказать. Крепкий, жилистый, энергичный. Длительный отпуск пошел ему явно на пользу. После того, как я ему кратко рассказал о своих приключениях, а затем объявил, что в ближайшие пару дней он мне будет не нужен, чем сильно обидел итальянца, который прямо рвался приступить к своим обязанностям. Когда Риккардо ушел, я попросил служанку сообщить графине о своем визите, а спустя десять минут мне передали, что Арлет готова принять меня.

Войдя в комнату, я застал там, кроме девушки, Эльвиру де Сансер. Вежливо поздоровавшись, отметил, что, судя по их бледному виду, нервы у обоих женщин на пределе, поэтому не стал медлить и сразу перешел к делу.

— Госпожа, мне удалось сегодня поговорить с особой, приближенной к королю. Тот человек ничего не обещал, кроме того, что изложит вашу просьбу его величеству. Так что будем надеяться, что это произойдет в ближайшее время.

Лицо девушки озарилось радостью, щеки окрасились румянцем, а дыхание стало отрывистым и глубоким. Девушка сложила руки в молитвенном жесте перед грудью и возвела глаза к потолку.

— Я отдалась твоей воле, господи, и ты услышал мои молитвы! Благодарю тебя, господи! — после чего она посмотрела на меня и робко улыбнулась. — Я благодарю вас, сударь. Пока я могу выразить вам свою признательность только на словах, но поверьте они идут из глубины моего сердца.