По велению короля. 4-я книга Шпиона

ПО ВЕЛЕНИЮ КОРОЛЯ

Дай Бог Людовику всего,

Чем славен мудрый Соломон!

А впрочем, он и без того

Могуч, прославлен и умен.

Ф. Вийон

ГЛАВА 1

Средневековый феодал мог принудить вдову или дочь-сироту своего вассала к женитьбе за нужного ему человека, вот только навязанные силой брачные союзы все же были довольно редки. Людовик XI, в отличие от своих предшественников, сидевших на французском троне, не стремился сохранять земли за рыцарями, покупая их верность, а награждал ими своих советников, чиновников и преданных слуг, а в некоторых случаях связывал их брачными узами с дворянскими семьями, которые, в другое время, этих людей даже на порог не пустили. Подобное вмешательство в личную жизнь, которое из-за угроз или шантажа принимало драматический оборот, шокировало дворянские семьи, тем более что оно шло вразрез с интересами родственников, строивших иные планы на своих детей. Французский король, преследуя свои интересы, не проявлял щепетильности, используя любые средства для их достижения, при этом внимательно следил за продвижением подобных дел. Нетрудно понять, что Людовик, в подобных случаях, стремился не столько облагодетельствовать своего слугу или чиновника, сколько ослабить и унизить дворянский род, который, по каким-либо причинам, потерял его доверие. Обычно король навязывал такой семье простолюдина, оказавшего ему в каком-нибудь деле большую услугу, хотя суть ее могла быть столь же подлой, как и его происхождение.

За две недели до рождества 1472 года, в королевском замке, состоялся разговор между королем и его ближайшим советником, Оливье ле Дэном. Людовик, вытянув ноги, сидел в кресле перед большим камином, где полыхал огонь. Дрова потрескивали, стреляя искорками. Рядом с ним стоял его любимчик, брадобрей, получивший в народе кличку 'Дьявол'. Дела, ради которых Оливье пришел к королю они уже обсудили, и теперь оба наблюдали за игрой языков пламени в камине. Вдруг неожиданно Оливье, до этого задумчиво смотревший на огонь, задал вопрос:

— Мой король, вы помните наш разговор о невесте для Клода Вателя?

— Ты что-то подобрал ему? Кстати, как его поместье? Он доволен? — неожиданно проявил интерес король, большой любитель совать нос в дела своих приближенных.

— Доволен. Да еще как! А вот история с вашим подарком, ваше величество, вышла знатная.

— Чувствую, приятель, ты припас для меня что-то интересное. Рассказывай.

Во время всего рассказа король то хмурился, то довольно улыбался, слушая своего брадобрея, иногда прерывая его уточняющими вопросами. Когда Оливье закончил, развеселившийся Людовик, которому весьма понравилось концовка повествования, громко, словно на охоте, воскликнул: — Ату ее! Ату!

Большой любитель охоты, этими словами он как бы похвалил Вателя, что тому удалось загнать и убить знатную добычу. Любимчик короля, обрадованный хорошим настроением короля, которое, последнее время, редко посещало правителя Франции, добавил: — Я еще не сказал, что те люди, которым она незаконно продавала земли, подали на графиню в суд, и чтобы рассчитаться с ними, ей пришлось продать свой дом в Париже.

— Поделом этой подлой воровке! — воскликнул король и при этом довольно усмехнулся. — Изворотливый и ловкий у меня слуга. Умеет, "Лисий хвост", врага с грязью смешать. Где он сейчас?

— В Анжу, по приказу вашего величества. Вы сами...

— Помню-помню, — перебил его Людовик. — Ладно, что там, по невесте?

— Одна — Луиза де Брилак, дочь Жослена де Брилака, вельможи, принадлежащего к Орлеанской партии. Ей 17 лет. Вторая — младшая дочь графа Роже де Арсиса. Эльвира. 14 лет. Оба вельможи стояли под знаменами герцога бургундского в битве при Монлери. О мятежных замыслах де Брилака нам ничего не известно, зато, по донесениям наших шпионов, старший сын графа Карл де Арсис примкнул к графу де Русси, маршалу герцога, который этим летом воевал с нами, на границе Шампани.

— Чтобы небеса их покарали! Предатели! Мятежники! — король даже не выкрикнул, а словно выплюнул эти слова им в лицо, будто они сейчас стояли перед ним. — Затаились, словно, змеи в густой траве, готовые плюнуть в тебя ядом! Я растопчу их! Сотру их замки с лица земли, а самих сгною в тюрьме!

Спустя пару минут Людовик взял себя в руки, замолчал, а затем качнул головой: продолжай, я слушаю.

— Луиза де Брилак помолвлена с Анри де Ватри, сыном графа Жоана де Ватри. За ней дают замок и земли...

— Граф де Ватри мне известен, — перебил его король. — Славный воин и верный слуга короны.

— Я понял, ваше величество. Тогда Эльвира де Арсис. За ней дают в приданое поместье, расположенное недалеко от города Шалон, Шампань.

— Пусть дочь подлого мятежника расплатиться за гнусные дела своего отца и брата, а Клод Ватель станет тем факелом, который мы бросим в яму со змеями. Он высветит их истинные намерения, после чего я сожгу это змеиное гнездо дотла.

— Боюсь, стоит графу узнать, кто к нему набивается в женихи, "Лисьему хвосту" придется брать замок де Арсиса штурмом, ваше величество, — криво усмехнулся королевский брадобрей. — Я тут подумал... Ваше величество, а если Вателю какую-нибудь должность при дворе дать?

— Ты прав, мой друг, — Людовик какое-то время думал, глядя на огонь, потом хитро улыбнулся и повернув голову, посмотрел на брадобрея. — Дадим Вателю придворную должность. Он у нас кто? "Лисий хвост". По кличке, близок к охоте, а поэтому будет еще одним помощником главного ловчего.

— Он же не дворянин, ваше величество. Главный ловчий, граф Ивон де Фу...

— Я так хочу, — жестко пресек объяснения Оливье король, не любивший возражений в подобных вопросах. — Пусть секретарь подготовит приказ о его назначении.

— Как прикажете, ваше величество, — низко склонил голову брадобрей. — Тут есть еще одно дело. Граф де Ла Валь прислал гонца с просьбой. Сам он, не сегодня-завтра приезжает в Тур и готов лично просить об услуге, вас, ваше величество.

— Что у него такое случилось, если он сам не в силах с этим справиться? — в голосе короля слышалось любопытство.

— Он просит, ваше величество, дать ему на какое-то время Клода Вателя.

— Вателя? — Людовик с нескрываемым удовольствием посмотрел на своего советника. — Ну-ка, приятель, рассказывай, что там у графа случилось.

Я вернулся в Тур, в преддверие рождества, в праздник святого Фомы. Судя по шуму на улицах народ уже вовсю веселился, а вот мне было не веселья. Ледяной ветер, задувавший всю дорогу, проморозил меня до самых костей, к тому же дорогу прилично замело снегом и лошадь выбивалась из сил прокладывая путь, а еще в довершение к этим неприятностям пошел густой снег, и я испугался, что собьюсь с пути, но стоило мне услышать бой церковных колоколов, звонивших к вечерне, как внутри меня вспыхнула радость. Я на верном пути, а впереди меня ждало долгожданное тепло и горячее вино. Проехав мимо стражников, с хмурыми, сизыми от холода лицами, охранявших городские ворота, я въехал в город, оставив за спиной холодное, сырое, продуваемое всеми ветрами пространство, и неожиданно для себя, как-то по теплому подумал, что вернулся домой, к теплу и уюту.

Этот год оказался для меня тяжелым, как физически, так и в психологическом плане, даже несмотря на щедрый королевский подарок, который я даже толком не успел разглядеть. Впрочем, тяжело было не мне одному, так как это был переломный год для страны и короля. Людовик с большим трудом свел, если можно так выразиться, войну с двумя своими самыми непримиримыми врагами вничью. Он был один из лучших политиков и дипломатов того времени, но военное дело было не его стезя и это он прекрасно понимал, хотя ему и доводилось участвовать в битвах. Все же за счет своего ума, изворотливости и громадной сети шпионов он сумел переломить ход войны. Людовик закончил довольно успешную кампанию в Бретани, принудив герцога подписать перемирие в середине октября. Стоило герцогу Бургундскому об этом узнать, как он решил, что ему одному воевать несподручно, и третьего ноября в Санлисе заключил с королем перемирие на пять месяцев, которое потом было продлено еще на год. Только сейчас, когда можно было подвести итоги военной компании, стало понятно, почему такой важной оказалась успешная оборона Бове для короля. Она стала большой и серьезной неудачей как для герцога, так и для его солдат, которые считали его непобедимым воином и умелым полководцем. После неудачи под Бове этот миф сильно потускнел. Пусть она не стала именно той точкой перелома в ходе войны, но при этом дала возможность Людовику не проиграть войну и остаться на троне.

Смерть брата короля Карла и возвращение Гиени в состав Франции, удачная оборона Бове, успешная военная компания в Бретани. Именно эти факторы дали основания подписать оба перемирия с непримиримыми врагами короля, после чего французы стали распевать стишки такого содержания:

— Берри мертв,

Бретань спит,

Бургундия с носом,

Король трудится.

Две последних королевских поручения или "командировки", так я их называл про себя, дались мне нелегко. Королевский брадобрей, видимо с подачи короля, стал считать, что в моем лице нашел мастера на все руки, именно так я так решил, стоило мне узнать суть нового задания. Король направил меня в Париж, а мое недоумение заключалась в том, что моей целью была не политика или заговорщики, а оружейные мастерские, выпускавшие пушки и аркебузы. Король был в отъезде, поэтому мне передали письмо с приказом отправится в Париж и все сделать правильно, на благо короны и государства. Немного поразмыслив и зная, как король относится к производству и торговле, я решил, что это, скорее всего, прямое указание короля. Вместе с коротким письмом, которое толком ничего не объясняло, я получил серьезный документ, в котором было сказано, что являюсь королевским эмиссаром со всеми вытекающими отсюда правами, после чего мне только и осталось, как вскочить в седло и скакать в Париж. Дорога была мне знакома, как были известны таверны, где можно неплохо поесть и сравнительно чистые постоялые дворы. На дорогу и ночевки мы с Риккардо затратили трое суток. Париж я знал по прошлой жизни, теперь мне хотелось посмотреть на него, по новой оценить, а также понять, что в эти времена представляет собой этот город.

Мы поселились на постоялом дворе "Золотой петух". По приезде сразу решил, что пару дней отдам Парижу, а уже потом с головой окунусь в дело, ради которого сюда приехал. Для начала я попробовал самостоятельно прогуляться по городу, но стоило мне понять, что мои прошлые знания Парижа не стоят и су, решил нанять себе гида. За несколько мелких монет и два обеда в таверне я нашел себе такого человека. Жак "Рваное ухо" представлял собой жилистого мужичка, лет сорока, в сильно потертой, но довольно чистой, одежде. Удивляло уже то, что от него не воняло, как от среднего горожанина. Вторым интересным моментом являлось то, что он изъяснялся на почти "литературном" языке, при этом оказался хорошим рассказчиком. Когда я предложил ему познакомить меня с городом, он сразу спросил: Париж большой, что меня интересует?

— Просто походим. Покажешь мне интересные места. Улицы, церкви, здания.

Жак подергал за мочку свое изуродованное ухо, потом задумчиво глядя на меня, сказал: — Как скажете, сударь.

Мелкий мошенник, бродяга и попрошайка, показал себя довольно неплохим знатоком Парижа, правда, не в духовном, а в его низменном, натуралистическом обличье. Он отлично знал злачные местечки, но при этом показал мне то, что мне хотелось увидеть. Знал, где можно найти Мясной и Овощной рынок, где находятся торговые ряды для бедных и богатых, где расположена Живодерня, улица мясников или улица Курари, вотчина ювелиров. Он показал мне здание городской ратуши, университет, Монастырь святой Женевьевы и собор Парижской Богоматери. Мы проходили по улицам, где проживали писцы или где жили женщины, занимающиеся наймом слуг и горничных. Правда, наиболее более полные знания, мы с Риккардо, все же получили о тавернах и борделях, чуть ли не с детальными описаниями вин, блюд и шлюх. "Ухо" просто не мог молчать, когда мы проходили мимо какой-нибудь таверны или входа в бордель, где торчали полуголые проститутки. При этом этот мошенник оказался знатоком Франсуа Вийона, поэта воров и проституток, поэтому нередко, когда мы проходили мимо шлюх, я слышал очередной рефрен из баллад поэта:

— О, бойся ты красотки этой,

С глазами синими, распущенным корсетом

И в юбке, полной пороха, одетой!

Путешествие по Парижу оказались довольно познавательными, но жуткая вонь, толпы народа и дикий шум на улицах убили половину удовольствия, которое я должен был получить. Современный Париж мне намного больше нравился, чем его предок. Завершив двухдневную экскурсию по городу, я занялся тем, ради чего приехал. Сразу после завтрака я направился в оружейные мастерские, чтобы встретиться с капитаном, отвечающим за охрану мастерских. Именно он написал письмо королю. Анри Брен оказался довольно молодым человеком, ненамного старше меня, но своим характером походил на старого служаку, который всю свою жизнь, начиная с своего появления на свет, жил только по армейскому уставу. Угрюмый, желчный, дотошный. Сначала он внимательно изучил все мои бумаги, которые я ему предъявил, и только после этого рассказал суть дела. Брен заявил, что три последние отлитые пушки, после испытания на полигоне, разорвало не просто так.

— Что, раньше, пушки не разрывало? — поинтересовался я.

— Разрывало, но и причины были простые. В основном, трещины или раковины. Их выявляли и орудия отправлялись на переплавку. А здесь... За последние два месяца три орудия взорвались, причем без видимых причин. При этом одного пушкаря убило, а другого покалечило. Оба мастера-литейщика утверждают, что понятия не имеют как такое могло произойти.

— А эти мастера, надежные люди?

— Оба давно работают в мастерских и хорошо знают свое дело. При этом мастера прекрасно понимают, что, если их заподозрят в предательстве, их ждут пытки и петля.

— Расскажите мне, как у вас все делается, начиная с отливки пушек и до проверки их на полигоне, а потом изложите мне свое личное мнение: где и каким способом можно испортить орудие.

По словам капитана, люди, работающие в оружейных мастерских, были надежными работниками. Причина была проста: хотя работа весьма тяжелая, здесь очень хорошо платили, поэтому любой мастеровой изо всех сил цеплялся за свою работу. Пройдясь по рабочим, он детально изложил процесс изготовления пушек, ставя акценты на основные этапы производства. Так как я не пришел ни к какому для себя выводу, то решил посмотреть производство вживую.

— Ладно, капитан. Идемте, посмотрим на месте.

Оружейные мастерские представляли собой старое приземистое здание, потемневшее от дыма, но при этом было видно, что было недавно отремонтировано. Вход охраняла стража, с мечами на поясе и пиками в руках, которая при виде своего начальника вытянулась и замерла. Из проема ворот, даже здесь, недалеко от входа, по ушам ударил грохот и лязг, а до носа донесся тяжелый запах раскаленного металла, а когда я попал внутрь, меня окутала невыносимая жара, легкие сдавил тяжелый воздух, а вокруг стояли мокрые от пота, вымазанные в саже рабочие. На какие-то секунды мне даже показалось, что я оказался в преддверии ада, а на меня смотрели черти. Разговоры с рабочими, которые жались и мялись, явно боясь высокого начальства, которым они считали меня, ничего не дали. Выйдя, мы с капитаном, несколько минут стояли, вытирая пот и жадно глотая свежий воздух, идущий с реки. Какое-то время я смотрел как к небольшой пристани, устроенной недалеко от мастерских, причаливают тяжелые баржи, которые тащили упряжки мулов вдоль берега, после чего их разгружали грузчики, одетые в длинные кожаные фартуки. Было видно, как низко сидели баржи в воде под давлением тяжёлого груза. Сейчас можно было видеть, как рабочие перетаскивали и укладывали на тележки груз, упакованный в мешки, причем везли тележки не в литейную, а в другое здание, стоявшее отдельно, в метрах пятидесяти.

— Селитра и сицилийская сера, — неожиданно произнес капитан, видно заметив мой интерес. — Они необходимы для производства пороха.

Распрощавшись с капитаном, я отправился в "Золотой петух". Информации было много, вот только, к сожалению, она не давала мне ни одной ниточки, дававшей мне раскрутить клубок.

"Если это на самом деле диверсии, то они явно проделаны специалистом.

Знатоком. Мастера тут годами выплавляют пушки и все было в пределах нормы. Если на такое дело пошел кто-то из литейщиков... Неужели петли не боится? Два мастера. Четыре подмастерья. Кто из них? Но почему сейчас? Должна быть какая-то причина. Подкуп? Шантаж?".

Подходя к перекрестку, рядом с которым был расположен постоялый двор, я неожиданно заметил "Рваное ухо", который кого-то высматривал, вертя головой в разные стороны. Заметив меня, поклонился, но подходить не стал, а только выжидательно на меня посмотрел, показывая своим видом: мои услуги господину не нужны?

"Почему бы и нет? — подумал я и махнул ему рукой, подзывая.

За время нашего короткого знакомства я понял, что в нем нет угодливости, он не лебезил и не заискивал передо мной, поэтому решил действовать напрямую, без подготовки.

— Как жизнь, Жак?

— Все от господа зависит, ваша милость. Все мы ходим под рукой творца, — неопределенно ответил мне парижанин.

— Заработать хочешь? — не стал я откладывать дело, которое решил поручить ему.

Жак бросил на меня внимательный взгляд и только после этого тихо сказал: — На подлое дело не пойду.

"Ты смотри! У него и чуйка есть".

— Пошли ко мне. Не хочу об этом на улице говорить.

За кувшином вина я вкратце рассказал ему, что от него потребуется, только имен не назвал. При этом для начала решил сначала ограничится двумя мастерами.

— Если я правильно вас понял, сударь, мне нужно только проследить за этими людьми и узнать, чем они живут?

— Жены, любовницы. Доходы, расходы. Карточные долги. Все, что можно.

И еще. Врать не советую, да и пустые слухи мне не нужны.

Жак подергал за мочку своего покалеченного уха, так он делал, когда раздумывал, после чего сказал: — У меня есть пара приятелей, которые смогут мне помочь в этом деле.

— Меня и так устроит. Доложишь, что узнал сегодня. Придешь сюда, когда заступит ночная стража. Если меня устроит то, что ты сообщишь, получишь пять су, нет — пару мелких монет. Соврешь, руки сломаю.

— Сударь, не обижайте. Если я берусь, то довожу любое дело до конца.

Сообщил ему имена и адреса двух мастеров, а секунду подумав, и их подмастерьев. Первые несколько дней слежки ничего не дали, кроме того, что Жак и пара его приятелей-жуликов, скоро стали неплохими знакомыми литейщиков. Неизвестно сколько бы длилась слежка, если бы во время одной из посиделок в таверне, подмастерье, по имени Гийом Брок, не рассказал приятелю Жака одну подробность из жизни мастеров-литейщиков. Оказалось, что несколько месяцев тому назад на одной из гулянок, оба мастера, Анри Бюро и Жан Бадри, познакомились с симпатичной вдовушкой. Сначала женщина принимала подарки и ухаживания от обеих мастеров, а через какое-то время стала отдавать предпочтение одному из них, Анри Бюро. Стоило мне узнать об этом факте, как уже на следующее утро я стоял на пороге дома вдовы. Бедная женщина, испуганная приходом, к ней домой, очень важного господина в сопровождении стражи, подтвердила, что она отвергла любовь Бадри.

— Жан, в последний раз, приходил ко мне месяц тому назад. Он был сильно пьян и сказал, что все равно я ему достанусь. Только, сказал, надо немного подождать.

— Подождать? Ну-ну.

Выйдя из ее дома, с Риккардо и сержантами, я направился в оружейные мастерские. Такие люди, как Бадри жили чувствами, поэтому у меня не было сомнений, что ключом к разгадке тайны является отвергнутый любовник. Обычно такие люди выясняли свои отношения по-простому, на кулаках, а в крайнем случае пускали в ход нож, вот только Жак Бадри пошел дальше. Только вот мои догадки к делу не пришьешь, это надо было доказать, а с другой стороны, мои полномочия давали мне право арестовать мастера, а затем отдать на расправу палачу. Подумав немного, я решил, что всегда успею это сделать и решил пойти другим путем, с широкой оглаской этого дела. Пусть все знают, что с врагами короны здесь не церемонятся!

Стражники схватили Бадри посреди рабочего дня, на глазах у полусотни работников мастерской. Связав, его бросили в телегу, а затем под охраной повезли на полигон, где привязали к дулу пушки, которую готовились испытать. Вокруг собралось около трех десятков человек: пушкари, стражники, рабочие. Кроме них присутствовал капитан охраны, офицер-артиллерист и управляющий полигоном. Все они были уверены, что у меня достаточно на это власти и то, что происходит, делается по повелению короля. Стоило пушкарям — испытателям узнать, что именно этот человек стал причиной гибели их товарищей, их последние опасения почти мгновенно переросли в дикую злобу. Привязывая бедолагу к стволу одного из орудий, они обменивались друг с другом грубыми шутками:

— Жан, как ты думаешь, он насрет в штаны от страха до или после? Я видел, когда вешали разбойника...

Это было жестокое время, когда фраза "око за око, зуб за зуб" была актуальной, как никогда, поэтому простые люди, которые по праздникам развлекались тем, что с восторгом смотрели, как петухи выклевывают друг другу глаза, сейчас предвкушали еще более захватывающее зрелище, в результате которого они увидят, как человека разорвет на куски.

Сначала Бадри дико кричал, рвался из веревок, бешено вращая глазами, потом потребовал священника, чтобы исповедаться, но стоило раздаться команде поджигать фитиль, обмяк и стал громко молиться, но духу не хватило, поэтому оборвав себя на полуслове, громко закричал: — Нет!! Не надо!! Все скажу!! Это я!! Я творил зло!!

После того, как его отвязали, он, лежа, так как ноги его не держали, рассказал, как задумал свое подлое дело. После взрыва третьей пушки он уже собирался отослать письмо — донос на Анри Бюро, указав в нем, что именно тот шпион— вредитель, работающий на Бургундца, но узнав о приезде эмиссара короля, испугался и решил выждать. Его гнусное дело, скорее всего, дало бы свои результаты. Бюро дал бы признательные показания под пытками, а так как после его смерти пушки перестали взрываться, что напрямую доказало виновность мастера. Когда капитан увез вредителя в тюрьму, где его ждала встреча с дознавателем и палачом, я отправился в "Золотой петух". Мне осталось побыть в Париже еще пару дней для того, чтобы получить копии допросных листов, заверенные подписями и городской печатью, для королевской канцелярии.

Мой приезд принес удовлетворение только двум людям в Париже, капитану охраны оружейных мастерских Анри Брену и "Рваному уху". Один избавился от большой проблемы, которая могла лишить его звания и службы, а другой получил хорошие деньги. Я заплатил "Уху" и его приятелям денег в три раза больше, чем изначально мы договаривались.

— Приезжайте почаще, ваша милость, — сказал Жак на прощанье, после чего дал мне название таверны и имя хозяина, в которой скажут, как его можно будет найти.

Не успел я толком отдохнуть после командировки в Париж, как пришлось скакать в Анжу, где я должен был встретиться с королевским агентом, имевшим сведения о гонце, везущим какое-то важное для короля письмо. Я должен был перехватить гонца с важными документами, но вместо этого, мы, с Риккардо, сами попали в засаду. Телохранитель, в первые минуты схватки, умело прикрыл меня, дав мне возможность дважды выстрелить из арбалета, что и предопределило ее исход. Оставив три трупа подельников, двое наемников, не ожидавшие такого свирепого отпора, решили сохранить свои жизни, сбежав с места схватки, вот только Риккардо оказался серьезно ранен. Оставив итальянца в больнице при монастыре, я встретился с осведомителем, а спустя сутки, согласно полученным сведениям, сумел перехватить гонца, а затем хорошенько его допросить. В принципе, мне нужно было только убедиться только в том, что он доверенный человек маркиза де Шамбре. Только и всего. Тщательно обыскав одежду и обувь мертвеца, и не найдя на нем каких-либо бумаг, забрал его сумку и лошадь. Конь мне был без надобности, но привычка использовать седло в качестве тайника была весьма хорошо распространена. В тихом месте распотрошив седло и дорожные сумки, я окончательно убедился, что оказался прав в своих предположениях. Два нужных мне письма оказались зашитыми в седло. Забрав их и сумку гонца с бумагами, я срочно поскакал обратно.

Вернувшись после "командировки", я отправился к Оливье, где передал добытые мною документы доверенному слуге брадобрея. Он забрал сумку и письма, после чего сообщил мне, что у Оливье горячка и тот сейчас лежит в кровати. Естественно, я поинтересовался его состоянием, на что мне сказали, что у того горячий лоб, ему плохо, а временами он впадает в забытье. Придав себе печальный вид, соответствующий моменту, я пожелал Оливье скорейшего выздоровления.

"Повезло, так повезло, — при этом подумал я. — Пусть болеет на здоровье! Господь благодарю тебя, наконец, ты смилостивился надо мной! Теперь мне, похоже, долго не придется мотаться по заснеженным дорогам".

На радостях решил заехать к мадам Бове, у которой ночевал теперь весьма редко, но так как квартплату я вносил регулярно, пожилая женщина считала меня приличным человеком. Отлично выспавшись, я закрыл дверь, после чего спустившись вниз, привычно вдохнул запах свежего хлеба, поздоровался с пекарем Пьером и его подмастерьем Луи, затем отправился к брадобрею, чья парикмахерская находилась на соседней улице. Несмотря на то, что я уже освоил бритье в домашних условиях, но при этом считал этот процесс слишком долгим и утомительным занятием, предпочитая пользоваться услугами профессиональных цирюльников. Уже подстриженный, я отправился по привычному маршруту, в сторону "Дубового листа", завтракать. В таверне, несмотря на раннее утро, было довольно много людей, которых сюда загнала холодная и ветренная погода. Гости постоялого двора и горожане, не торопились высовывать нос за дверь, поэтому, обстоятельно и с аппетитом, ели горячую похлебку и пили подогретое вино. Не успел я переступить порог "Дубового листа", как хозяин сразу замахал рукой, подзывая меня. Обычно, увидев меня, он улыбался своей кривой ухмылкой, больше похожей на свирепую гримасу, а затем терпеливо ждал, когда я к нему подойду.

"Что случилось? Новое задание? — сразу подумал я, глядя на непривычное поведение Жерара.

Непривычность встречи заставила меня насторожиться и автоматически быстро огляделся, оценивая возможную опасность. В общем зале сидело несколько компаний купцов-французов, которые привезли товары на рождественскую распродажу, не считая горожан, которые пришли чтобы вкусно поесть, выпить пива или вина, и поболтать в хорошей компании. По большей части здесь сидели люди солидные, которые в основном составляли контингент гостей постоялого двора. "Дубовый лист" славился не только своей кухней, но и соответствующим подбором клиентов, так как Жерар Бриоль, решительный и жесткий человек, на дух не выносил всякое отребье. Вдохнув еще раз теплый, пахнущий жареным мясом, пусть и спертый, воздух, я снял с рук, задубевшие на морозе, перчатки из оленьей кожи, после чего решительно зашагал по направлению стойки хозяина, изредка обходя столы.

— Ты что, сочинил новую сказку о своих подвигах и теперь торопишься мне ее поведать? — насмешливо спросил я, хозяина заведения, подходя к стойке — столу, заставленному разнокалиберными кувшинами.

— У меня и без тебя, обормота, слушателей хватает. Тут тебя наверху человек дожидается, — сообщил мне Жерар, снова нацепив на свою физиономию фирменную ухмылку.

"Человек? Какого дьявола? Оливье же болеет. Или гонец от короля?".

Несмотря на то, что у нас были с ним весьма неплохие отношения, в силу своего малость вредного характера, Жерар постоянно пытался меня подколоть. Не сумев сдержаться, я бросил на него злой взгляд, а затем пошел к лестнице, ведущей на второй этаж, где находилась комната, в которой мне иногда приходилось встречаться с людьми по своей работе. Переступив порог, быстро оглядел человека, сидящего за столом. Раньше этого мужчину мне не доводилось видеть, но что он королевский гонец, было нетрудно понять по камзолу, расшитому королевскими лилиями. Фигура подтянутая, худощавая. Лицо простое, но взгляд осторожный и внимательный.

"Вот совсем непонятно стало. Ладно, сейчас узнаем".

Подойдя к столу, я спросил:

— Вы меня искали, сударь?

Тот как раз допил вино, отставил кружку и встал: — Жак Брегело, сударь. Канцелярия его величества.

— Клод Ватель. Слуга его величества. Чем обязан?

— Как вы докажете, что именно тот человек?

Я достал из потайного кармана свое удостоверение личности, оформленное на средневековый манер. Внимательно изучив мой документ Брегело вернул мне его, после чего из большой сумки, стоявшей на полу, возле его стула, достал объемный конверт, прошитый нитками и скрепленный печатью, на которой стоял оттиск королевской канцелярии. С удивлением я посмотрел на пакет, не торопясь его брать.

— Это точно мне?

— Вам, сударь. Его вчера при мне запечатали и приказали отдать Клоду Вателю, объяснив, как вас найти. Возьмите, сударь. Мне еще предстоит дальний путь, а я и так задержался.

Я взял конверт, потом достал из поясного кошелька серебряную монету и вручил гонцу.

— Благодарю вас, сударь, — гонец коротко кивнул, обозначив поклон. Спрятал монету, он привычными движениями накинул на плечи теплый плащ и подхватив сумку, вышел из комнаты. Я даже не повернулся ему вслед, все еще рассматривая конверт.

"Может король решил меня уволить и прислал официальное уведомление? Или Оливье, узнав, что находится при смерти, включил меня в число наследников?".

Мое недоумение было понятно, ведь до этого момента я никогда не получал бумаг официально, а те, что мне вручали, делали лично и тайно. Вместе с письменными принадлежностями на столе лежал небольшой ножик для очинки гусиных перьев. Взяв его, я разрезал суровые нитки, после чего достал из конверта лист бумаги. Быстро пробежал его глазами, потом уже внимательно, заостряя внимание на деталях, снова прочитал. Положил бумагу на стол, затем сел на стул и задумался. Мысли разбегались, а в голове стоял один-единственный вопрос: зачем это королю надо? Ни с того, ни с сего, я вдруг получил придворную должность, став официально помощником великого ловчего при дворе его величества, с жалованием восемьдесят ливров в год. Чисто автоматически стал перебирать варианты, пытаясь понять, что давала королю эта моя должность.

"Король ничего просто так не делает. Вот только вариант, что меня будут использовать в качестве загонщика или чем эти помощники там занимаются, отпадает сразу. Может она, своего рода, награда или признание моих заслуг? Да нет, чушь какая-то. Так что же эти сволочи придумали?".

Честно говоря, меня этот документ малость взбесил. Он еще раз показал мою зависимость как слуги от своего хозяина. Из этой ситуации только одно радовало: мой хозяин сидит на троне. Положив документ обратно в конверт, я решил, что пока спрячу его сегодня у мадам Бове, а при первой же встрече с Оливье узнаю, что все это значит. Спустился вниз, подошел к Жерару. Тот вопросительно посмотрел на меня.

— Чего таращишься? Король письмо мне прислал. Только это большой секрет, — я перешел на шепот. — Оказывается, я сын испанского короля и внук турецкого султана. Теперь они не знают, как меня поделить. Как бы война не началась.

Хозяин постоялого двора с десяток секунд, в полном изумлении, смотрел на меня, а потом принялся хохотать, да так заливисто и громко, что шум в таверне притих. Люди, оторвавшись от еды и разговоров, теперь с интересом смотрели на меня и хохотавшего Жерара. Глядя на него, я в очередной раз удивился тому, что мои плоские шутки так веселят людей, типа Жерара. Впрочем, мне сейчас было не до анализа, так как у меня начался очередной отпуск, который возможно затянется с болезнью Оливье. Меня ждали рождественские праздники, вино и женщины. Когда в твоей работе каждый день может стать последним в твоей жизни, ты начинаешь острее чувствовать все те простые удовольствия, что предоставляет тебе это время. Теперь я мог себе позволить спать сколько хочу и просыпаться на чистом белье и в тепле, а не в комнатушке постоялого двора, где гуляли сквозняки и бегали наглые крысы. Прохаживаясь прогулочным шагом по улицам, я смотрел как веселятся горожане, ходившие компаниями по улицам, размахивая факелами, при этом нередко издавая дикую какофонию с помощью дудок и барабанов. Пару раз смотрел выступления уличных артистов, сходил в церковь на рождественскую мессу, затем смотрел устроенное церковниками представление — "мистерию" из жизни Иисуса Христа. Как-то подвыпив, даже плясал в хороводе на одной из городских площадей вокруг большого костра, а один из вечеров посвятил беседе со своим старым знакомым, городским палачом Пьером Монтре. Еще один вечер посвятил изучению двух отчетов, которые мне прислал управляющий поместьем Жан Ламбер. Он писал о хорошем урожае зерна и винограда, о ценах, по которым он продал излишки, также сообщил, что получил официальные отказы от незаконно проданной земли от Пьера Дакена и шевалье Гийома де Брига. В один из отчетов было вложено короткое письмо-благодарность от своего нового начальника замковой стражи Анри Жарена. Все бы ничего, вот только управляющий жаловался, что возник спор за земельный надел с одним из соседей, спрашивал, что делать с излишками вина и надо ли продлевать аренду трактира, стоящего на моей земле. В его письмах-отчетах было еще с десяток вопросов, на которые он хотел получить ответы, вот только я понятия не имел, что ему сказать. Кинув отчеты в угол, я решил, что управляющий сам должен разбираться со всем этим, иначе становиться непонятно за что я ему деньги плачу. Еще я понял, что "моя малая родина" мне нравится больше на расстоянии.

"Хотя, если бы я пожил там какое-то время, то возможно мне бы и понравилось. Или совсем не понравилось. И это скорее всего".

Если первую неделю рождества я наслаждался теплой постелью и горячим вином с пряностями, то в начале второй мне реально стало скучно. Нет, мне совсем не хотелось скакать между заснеженных полей, настороженно бросая взгляды по сторонам или спать в придорожной гостинице вместе с мышами и клопами. Вот только, как и в прошлой жизни, мне не хватало остроты ощущений, бурления адреналина в крови и чувства риска. Если первую неделю я прожил у мадам Бове, наслаждаясь тишиной и спокойствием, то на второй неделе зачастил к Бриолю, а последние две ночи уже ночевал в 'Дубовом листе' в ожидании гонца от Оливье и приезда Риккардо. При расставании с телохранителем я ему строго наказал, чтобы тот не торопился и отлежался до полного выздоровления, а обратно обязательно ехал с торговыми караванами, так как сейчас боец из него никакой.

Оба события случились в один день. В день приезда телохранителя, которого я сразу отправил отдыхать, такой он был бледный и худой, прибыл посыльный от Оливье.

— Сударь, вам надлежит прибыть завтра в замок Плесси-ле-Тур. В полдень.

'Какого черта? — мысленно возмутился я, так как мне не хотелось тащиться по холоду в замок. — Одно только радует, что ехать не самого утра'.

— Буду, — буркнул недовольно я, не сумев до конца сдержать свои эмоции.

Гонец откланялся и ушел.

"Похоже, пришло время готовиться к новому походу, — подумал я, при этом понимая, что мысль не вызывает у меня особого отторжения.

Со своим арсеналом я уже давно определился, а чтобы подобрать одежду, мне сначала нужно было знать, куда и в качестве кого меня направят, поэтому просто перебрал гардероб на всякий случай, если понадобится работа портного, сразу отобрав необходимые вещи для поездки в королевский замок. Спустившись вниз, первым делом, заглянул в конюшню. Осмотрев коня вместе с конюхом и получив заверения последнего, что мой четвероногий друг готов к путешествию, я направился обедать.

Когда, на следующий день, я прискакал к назначенному времени к воротам замка, там меня уже ждал доверенный слуга королевского цирюльника. Он провел меня внутрь замка, через внешнюю стражу и внутренние посты, до кабинета брадобрея. Постучав в дверь, доложил обо мне, после чего сказал: — Проходите, сударь.

Я переступил порог. На этот раз хозяин кабинета находился не за столом, а закутавшись в теплый плед, сидел в мягком кресле, вытянув ноги к пылающему камину. Вид у Оливье был нездоровый, к тому же он постоянно кашлял и сморкался. Приняв участливый вид, я поздоровался и вежливо поинтересовался его здоровьем, на что получил стандартную благодарность.

— Садись, Клод. Я вызвал тебя сюда не только потому что нездоров, но и дело, которое собираюсь тебе поручить не любит лишних ушей.

— Полностью в вашем распоряжении, сударь. Приказывайте.

— Твоя показная покорность, "Лисий хвост", меня не обманет, — на бледном лице брадобрея появилась ехидная ухмылка. — Уж кому-кому, а уж мне прекрасно известна твоя наглая безрассудность. И при этом ты удивительно ловко справляешься с поручениями. Тебе явно благоволит госпожа Фортуна. Вот только чем ты ее купил? Поделись секретом.

— Она женщина, ваша милость. А как вы знаете, у меня к ним особый подход.

— Шут гороховый! — неожиданно и зло воскликнул королевский брадобрей. — Никогда не забывай, Ватель, что ты до сих пор жив только по милости короля. Всегда помни об этом!

Его вспышку явно вызвало плохое самочувствие, так как ничем другим не мог ее объяснить, так как никаких проколов или оплошностей по своим делам я за собой не знал. Оправдываться я не стал, а вместо этого придал себе виноватый вид и с понурым видом стал ждать, что он мне скажет. Пару минут мы молчали, тишину нарушал только треск горящих дров.

— У тебя нет достаточного уважения ни к властям, ни к дворянской крови, — наконец заговорил он, при этом тон у него был еще недовольный. — Даже несмотря на твои недостатки его величество тобой доволен. Он отдает должное твоей храбрости и изворотливости.

— Всегда готов услужить его величеству, — добавив пафоса в голос, произнес я. — Выполню любой приказ.

Наш разговор выбился из обычной колеи и пока я понимал только одно: речь не идет о моем очередном задании.

— Клод, ты получил письмо из королевской канцелярии?

— Получил и с большой благодарностью узнал об очередной милости короля. Теперь я состою при дворе его величества, помощником главного ловчего. Мне пора приступать к работе?

— Не торопись. Это еще не все, — сухо улыбнулся Оливье, как он умел. Улыбка есть, а эмоций в ней ни грамма. — Его величество в благодарность за твою верную службу решил проявить заботу о тебе, подобрав тебе невесту.

— Невесту? Мне? Зачем мне она? — я не смог сдержать удивления.

— Чтобы создать семью, завести детей, — ответил мне брадобрей, при этом губы его искривились от смеха, так забавляло его мое растерянное и удивленное лицо.

— Почему я? — все еще пытаясь оправится от растерянности, спросил я.

— Таково желание короля, который желает тебе добра.

— Щедрость его величества не знает границ, — автоматически поблагодарил я, одновременно пытаясь понять, что стоит за "добротой" короля. — И кто моя будущая невеста?

— Младшая дочь графа Роже де Арсиса. Эльвира. Ей 14 лет. За ней дают хорошее приданное, Ватель, — сделал упор на последней фразе Оливье, давя на мою жадность. — Разве не об этом ты раньше мечтал, приятель?

"Они совсем охренели! — молнией пронеслось у меня в голове в ответ на это весьма лестное и заманчивое предложение для прежнего хозяина этого тела, так как сих пор я старательно разыгрывал жадность перед брадобреем.

Теперь стало понятно, почему мне дали придворный чин. В дворянскую семью войдет не просто человек с улицы, а придворный двора его величества".

Секундное чувство растерянности прошло, и я принялся прокручивать варианты отказа от подобного предложения, при этом понимая, что у меня просто нет веских причин чтобы отказаться от королевской милости. Сейчас все работало против меня, а в первую очередь моя пресловутая жадность.

— Думаю, что у этой девочки есть женихи, к тому же я не дворянин, — я осторожно продолжил отпираться от королевской милости.

— Граф Роже де Арсис вассал его величества и сделает то, что ему прикажет король, — Оливье склонил голову чуть набок, несколько секунд задумчиво смотрел на меня, а потом добил меня вопросом. — Ватель, ты что не хочешь породниться с старинным дворянским родом и стать богатым человеком?

Вот что ему ответить? Что мне плевать на дворянство и деньги? Скажи подобное и Оливье посчитает меня сумасшедшим, и я разом потеряю доверие короля, после чего у Тристана появится шанс разобраться со мной. Ведь недаром он намекнул мне об этом до этого предложения, к тому же то, что мне предложили, самая большая мечта простолюдина. Ватель за нее должен зубами глотки рвать, поэтому мне никак нельзя выходить из образа жадины и ловкача. И самое последнее. Зная отношение короля к большинству феодалов нетрудно было догадаться, что задумал король, используя меня и эту, будь она неладна, свадьбу.

"Похоже, Людовик собирается, подобным образом, разобраться с семейством, которое ему чем-то насолило, а заодно надеть на меня ошейник, так как после свадьбы семейство де Арсис возненавидит меня с такой силой, что только король будет гарантом моей безопасности. Хитро задумано, ваше величество. Вот только и у меня в голове кое-что имеется. Дадут время — выкручусь!".

— Что молчишь? Язык от радости проглотил?

Брадобрей, похоже, принял мое молчание за растерянность человека, которому на голову свалилось неожиданное счастье, и чтобы это подтвердить, я тут же рассыпался в благодарностях, хваля доброту и щедрость короля и его советчика.

— Я передам его величеству твою благодарность, — снисходительно пообещал Оливье, стоило мне закончить свои восторженные восхваления короля. — Теперь слушай. Есть одно дело, которое тебе нужно выполнить. Для графа де Ла Валь.

Сегодня меня удивили второй раз. Оливье видел мое удивление и теперь с хитрой улыбкой ждал моей реакции. Пришлось, как всегда, ему подыграть. Королевский советчик, настолько уверенной в своей хитрости и проницательности, совсем не догадывался, что образ Клода Вателя, который у него отпечатался в голове, исключительно моя заслуга. Смелый и жадный, умный и пронырливый. В глазах изворотливого интригана, что вполне возможно, я смотрелся эталоном средневекового шпиона. Да и оплата моих услуг, как и подарки короля говорили о том, что мою службу здесь весьма ценят.

— Чем обязан вниманию его сиятельства? — поинтересовался я.

— Об этом он тебе сам скажет. Его вызвал король и сейчас он находится в Туре. Живет в гостинице "Медведь". Чего смотришь? Все, иди.

— А деньги? — спросил я, придав лицу выражение недоумения.

— Это личная просьба графа, ему и платить, — довольно ухмыльнулся Оливье, решив, что таким образом сумел поддеть меня.

Не став обманывать его ожидания, я сделал обиженное лицо, затем откланявшись, ушел. Доверенный слуга Оливье снова вел меня по лестницам и коридорам, мимо шотландцев, королевских гвардейцев, представлявших собой всю внутреннюю охрану замка. За время следования нас дважды останавливали и пропускали только после того, как Жак называл пароль. Во время каждого визита в королевский замок у меня возникали неприятные ощущения, напрямую связанные с негативом воспоминаний о моем первом его посещении, поэтому всякий раз я с чувством радости покидал замок. Именно поэтому, выехав за ворота замка, я почувствовал прилив радостной бодрости, несмотря на серое облачное небо, унылые заснеженные поля и неприятную новость.

За время поездки обратно в город у меня было время подвести итоги встречи с любимчиком короля. Моя женитьба, без всякого сомнения, являлась ударом в спину графу де Арсису, которого, Людовик, похоже, очень сильно не любил. В этом случае, как я понимал ситуацию, у графа останется только два варианта действия. Пойти против воли короля, значит, признать себя мятежником, после чего графа и его близких ждет тюрьма, а его замки и земли будут конфискованы или склонить голову, а значит, обречь себя на позор среди близких и друзей. Смешать благородную кровь с кровью подлого простолюдина! К тому же часть дворян, которые раньше считались друзьями графа, могут посчитать его трусом и изменником, даже если будут знать истинные причины мезальянса.

"Судя по тому, что меня отдали на сторону, с женитьбой король пока не торопится. Это уже хорошо. Значит, у меня есть время на прокрутку вариантов. Впрочем, чего тут думать. Взять и предупредить графа де Арсиса. Он сбежит или дочку спрячет. Вот только как это сделать, чтобы не привлечь к себе постороннего внимания? Хотя слух об этом обязательно разойдется. Тут и к цыганке ходить не надо. Нет, надо действовать осторожно и все тщательно подумать".

ГЛАВА 2

Занятый своими мыслями, я даже не заметил, как добрался до города. Проехав городские ворота, сразу направил коня в сторону гостиницы "Медведь", но стоило мне у хозяина узнать, что графа сейчас нет, предупредил его, что сразу после вечерни приеду снова. Выйдя, вскочил в седло, после чего отправился навестить Риккардо. Застал своего телохранителя дома, у его женщины. Несмотря на нездоровый вид, итальянец выглядел счастливым человеком. Причина была проста, сын прислал ему письмо. Порадовался вместе с ним, оставил ему денег и уехал. При этом сделал вывод: если мне придется ехать прямо сейчас, то на телохранителя можно не рассчитывать. Ему надо отлежаться, как минимум, еще неделю.

К вечеру подморозило, но сырость никуда не делась. Кутаясь в теплый плащ, я шел, поеживаясь, с легкой завистью бросая взгляды на освещенные окна таверн. Мысль о невесте я уже задвинул куда подальше, так как понимал, что сходу эту проблему не решить. Сейчас меня больше интересовало: зачем такому влиятельному и богатому вельможе жить постоялом дворе, так как он мог остановиться у кого-нибудь своих знакомых или родни. Да, "Медведь" являлся самой престижной и дорогой гостиницей в Туре, предоставляя весьма комфортные номера, но в богатом доме хорошего знакомого ему было бы намного уютнее. Так и не придя к какой-либо версии, я переступил порог гостиницы. Стоило мне назваться, как слуга сразу провел меня к графу. У дверей его покоев на страже стоял телохранитель, который узнав мое имя, сделал шаг в сторону, пропуская меня. Переступив порог, я низко поклонился и вежливо поприветствовал де Ла Валя.

— Ватель, рад видеть тебя, — в его голосе были слышны радостные нотки. — Присаживайся. Подогретого вина?

— Не откажусь, ваше сиятельство. Погода сырая, а ветер аж насквозь пронизывает.

— Жак, вина, — граф коротко бросил, застывшему у двери, слуге.

Когда тот вышел, я сразу спросил: — У вас что-то случилось?

— Не у меня, а у моей сестры. Она овдовела два года тому назад. Сейчас ее дочь, моя племянница, Луиза, собирается выйти замуж за виконта Жерара де Морсера. Про него сам я ничего не знаю, только что слышал со слов сестры. Воевал, был ранен, после чего вернулся домой. А дело вот в чем. Пару месяцев назад племянница, будучи на прогулке, встретила этого молодого человека. Они обменялись любезностями, а спустя несколько дней тот прислал богатые подарки и письмо, в котором написал, что влюбился в девушку с первого взгляда и хочет, чтобы та стала его женой. Сестра спросила свою дочь, что она думает насчет замужества и та, немного подумав, дала свое согласие. Начались переговоры, а спустя какое-то время пошли слухи, что неожиданно пропал один из слуг, а затем поползли слухи, что в замке де Морсеров снова появился призрак Серого монаха, которого не видели уже много лет. Они достигли моей сестры, и та испугалась. В замке у соседей бог его знает, что твориться, как можно дочку туда отдать. Ну и попросила у меня помощи. Сам я не могу ехать, так как королем мне поручено важное дело, поэтому попросил его величество дать тебя, Клод Ватель. Тебя я знаю, к тому же доводилось слышать о твоих заслугах перед его величеством. Короче. Мне и сестре надо знать, что происходит в замке де Морсеров. Сделаешь все хорошо, Ватель, поверь, награда будет достойной.

В эту минуту раздался стук в дверь, затем вошедший в кабинет слуга поставил на стол серебряный поднос, на котором стоял серебряный кувшин и два кубка. Слуга быстро разлил вино и замер у двери.

— Секретаря ко мне, — последовал новый приказ графа. — Пусть принесет письмо и деньги.

После того, как за слугой закрылась дверь, мы взяли кубки и какое-то время прихлебывали теплое и ароматное вино, затем хозяин кабинета спросил: — Ты понял, что от тебя требуется?

— Да. Как скоро надо это сделать? А также, если я что-то узнаю, кому об этом доложить?

— Время есть. Дата свадьба еще не назначена, да и виконт, как написала сестра, не настаивал на скорейшем бракосочетании. А что узнаешь, сообщишь сестре. Я дам тебе для нее письмо.

— Вы уже ей написали обо мне?

— Зачем? Я дам тебе для нее рекомендательное письмо.

— Куда надо ехать?

— В Шампань. Владения виконта находятся возле города Монлери. В трех лье от него — поместье моей сестры. Мой секретарь передаст тебе все то, что он успел узнать.

Не успел граф так сказать, как вошел его секретарь, Колен. Узнав меня, он чуть кивнул головой в знак приветствия, после чего бросил вопросительный взгляд на графа, а когда тот кивнул, принялся выкладывать на стол все, что принес с собой. Довольно объемистый кошелек, вексель, письмо, свернутое трубочкой, и скрепленное печатью, а также два листа бумаги.

— Свободен.

Колен, молча, покинул кабинет. Я бросил вопросительный взгляд на графа и тот сразу перешел к делу: — Кошелек на дорожные расходы, а это вексель на сто золотых монет в качестве аванса. Рекомендательное письмо уже скреплено моей печатью, поэтому кратко скажу его содержание. В нем я рекомендую тебя своей сестре, вдовствующей графине Катрин д"Анжен, как верного человека, которому полностью доверяю. На этих листах описано все, что сумел собрать мой секретарь, с моими пометками. Из них ты узнаешь, что собой представляют люди, приближенные к моей сестре. По виконту и его родителям ничего не могу сказать, кроме слухов, так как узнал о нем только из письма сестры. Весьма надеюсь на тебя, Клод Ватель. Не подведи меня.

Я понял, что разговор подошел к концу, поэтому спросил: — Разрешите мне удалиться, ваше сиятельство?

После короткого кивка я поднялся, сложил все в поясную сумку, затем поклонился и вышел. Идя обратно, я подумал, что снова попал в средневековый приключенческий роман. Подобные ощущения у меня изредка всплывали в первые недели, когда я оказался в средневековой Франции.

"Таинственные убийства, нечистая сила, бродящая по ночному замку. Прямо жуть жуткая".

Жестокость в средневековье жестокость являлась повсеместным явлением, так как в те времена все довольно часто решалось с позиции силы, начиная от бытовых конфликтов и кончая войнами. Моя нынешняя служба являлась ярким примером выражения жестокости. Мне приходилось сидеть сутками в засаде чтобы перехватить гонца или убивать и пытать врагов, раскрывая очередной заговор против короля — все это было связано с физической жестокостью. Часто мои действия выходили за рамки закона, но все они были сделаны ПО ВЕЛЕНИЮ КОРОЛЯ, а значит автоматически означало только одно: невиновен, так как действовал во благо его величества и Франции. Я привык к вони и грязи средневековых городов, меня не возмущали драки в тавернах и не страшили бандиты на ночных улицах. Привык есть, что дадут в придорожной таверне и спать в грязной кровати вместе с клопами. Я жил как все и служил королю по мере своих сил, используя свой опыт и навыки из моей прошлой жизни. Правда, со временем, мне пришлось пересмотреть свои взгляды на жизнь и смерть с учетом реалий этого времени. Уж больно низкой здесь являлась ценность человеческой жизни. Также пришлось убедиться, что логика и анализ здесь не в чести, потому что на мысли и поступки людей, по большей части, действовали самые разнообразные чувства, начиная от любви и страха, а кончая ненавистью и фанатичной верой в бога. Именно эта двойственность знаний из будущего и реалий местной жизни иногда толкала меня на философские размышления. Да, здесь практикуется жестокость во всех ее видах. Войны, виселицы, пытки, наемные убийцы. Начинаю сравнивать: а разве в будущем не так? Те же войны, казни преступников, наемные убийцы, вот только пытки тщательно скрывают от прессы и общественности, но они есть. Причем наемные убийцы нередко являются главными героями в книгах, кино и компьютерных игрушках. Нет никакой разницы между автоматом у борца за свободу из Африки, пистолетом наемного убийцы, родом из Европы и карабином "М 16" в руках у американского солдата. Все оно стреляет, убивая людей, под какими бы лозунгами они не выступали. Люди будущего, так же, как и в средние века, приемлют насилие, только оно подается в разных обертках. Капнуть яда в бокал или ударить кинжалом в спину — фу! Пусть этим занимаются подлецы и негодяи, а вот пустить мерзавцу пулю в лоб или нанести смертельный удар в схватке, 21-м веке оно подается почти как божье наказание. Причем не только в кино, но и в обыденной жизни людей просто тянет к сценам смерти. Водители и прохожие тянут шеи, чтобы рассмотреть место аварии, толпы зевак собираются возле крушения поезда, и десятки, а то и сотни тысяч людей жадно смотрят ролики в интернете, где выкладываются убийства людей террористами. Здесь, в средневековье, также собираются сотни людей возле эшафота, чтобы насладиться зрелищем королевского правосудия, которое воспринимается людьми, как их собственная месть убийцам, ворам и отравителям, на которую сами они не способны. Именно так воспринимаются наемные убийцы зрителями, которые расправляются со своими врагами на экранах телевизоров. Пофилософствовав в очередной раз, выкинул ненужные мысли из головы. У меня было новое задание и вот на нем мне нужно было сосредоточиться.

"В череде ролей, которые мне до этого пришлось сыграть, теперь пришла очередь стать детективом в стиле жанра "мистика и ужас", — подумал я, внутренне усмехаясь неожиданно пришедшему в голову определению.

Вернувшись в комнату, снимаемую у мадам Бове, сразу принялся за внимательное изучение документов, предоставленных мне графом. Если о близких и доверенных людях графини из бумаг я смог получить более или менее внятные характеристики, то по моей основной цели, замку виконта и его окружению, было около десятка строчек. Судя по изложенному, я решил, что это выжимки из письма графини брату и обывательские слухи.

"У сестрицы графа, судя по бумаге, два особенно близких человека. Дочь и дальняя родственница, Луиза де Бресси, которую она приютила у себя несколько лет тому назад. Приживалка. Вся остальная замковая челядь, вместе с капитаном, начальником охраны, и управляющим, досталась ей от графа. Старик-священник. Делами графиня не занимается, переложив все вопросы на своего управляющего. Любит принимать у себя соседей, да и сама не прочь съездить в гости. Кстати... — снова пробежал глазами листы бумаги, ища подтверждение одному несоответствию, которое только сейчас заметил. — А как так получилось, что молодые люди познакомились не где-то в гостях, а чисто случайно, на прогулке? Молодой и приятный лицом мужчина не получал до этого приглашения от соседей? Ладно, на месте выясним. Теперь надо решить, под видом кого мне ехать?".

Некоторое время прикидывал различные варианты маскировки, пока решил не остановиться на роли монаха. Таких принимают везде, как в простых домах, так и у богатых вельмож. Главное, вовремя бормотать молитвы и делать добрые глаза, а там глядишь и народ к тебе потянется, все что надо расскажет. Про свою беду поведает, но и о соседях рассказать не забудет.

За время своего нахождения в средневековье я успел выучить три десятка расхожих фраз на латыни, проштудировал библию, знал полтора десятка молитв, изучил проведение стандартных церковных процедур, а при необходимости смог бы прочитать воскресную проповедь. Язык у меня всегда был хорошо подвешен, да и библейские темы за это время неплохо изучил. Хотелось бы иметь силовую поддержку на крайний случай, вот только мой телохранитель на эту роль сейчас не подходил.

"Пусть отлежится. Не на войну, один съезжу. Мне не в первой, — решил я, закрывая эту тему. — К тому же это в Шампани, а значит, у меня есть реальный шанс заглянуть в свое поместье. Так может заехать и прихватить Анри под это дело? Надо подумать".

Двух с лишним недель отдыха мне вполне хватило, поэтому тянуть с выездом не стал и за два дня до праздника святого Маврикия, приходившегося на середину января, вскочил в седло. Дорога была мне знакома. Блуа, Орлеан, а доберусь до Шампани, буду ориентироваться на месте.

В дорогу я одел недорогой дорожный костюм, решив изобразить приказчика богатого купца, который собрался расширить торговлю, поэтому послал своего доверенного человека с образцами тканей в Париж. В объемных седельных мешках, среди рулонов тканей, у меня лежали меч и арбалет с запасом болтов, на всякий случай, но сам я держался основных торговых дорог, где двигалась основная масса путников и шли купеческие обозы. Январь — время злое, голодное, волчье. Вот только из леса выходят не только стаи волков, но и шайки разбойников на кровавый разбой.

Холодно, сыро, руки мерзнут даже в пошитых из оленьей кожи, с теплой подкладкой, перчатках, а под тяжелый плащ с меховой подбивкой, как ни кутайся в него, все одно проникает холод. Когда едешь один, особенно внимательно, начинаешь приглядываться к лесным опушкам, близко подходящим к дороге, да и темнеет рано, иной раз не успеваешь доехать засветло до придорожной таверны или постоялого двора, а значит, надо удвоить внимание. В такие моменты невольно вспоминаешь рассказы путников на постоялых дворах, которые выпив пива или вина, начинают болтать об ужасах зимнего пути.

Над головой нависли свинцовые тучи, обещая сильный снегопад. Дорога была пуста, по ее сторонам белели, припорошенные снегом поля, а впереди темнел лес.

"Еще пару часов и окончательно стемнеет. Самое время для грабежа и разбоя, — подумал я, подгоняя лошадь. Я проскакал еще половину лье, как увидел, находящуюся, в двухстах метрах, от дороги, деревню, а затем услышал доносящуюся оттуда музыку.

"Кабана зарезали? Праздник? Вроде, нет, — принялся гадать я, так как жизни крестьян я практически не знал. — Тогда свадьба?".

Стоило мне бросить взгляд вперед, на пустую дорогу и черную полосу леса, четко выделяющуюся на белом фоне, как-то особенно остро захотелось тепла, вина и человеческого общения, и я решительно развернул лошадь в сторону деревни. Стоило мне так сделать, как конь весело всхрапнул, словно приветствовал мое решение. В тот момент, когда я подъехал к деревенской таверне музыка прекратилась, наверно поэтому кто-то услышал цокот копыт и фырканье лошади. Не успел я спрыгнуть на землю, как дверь распахнулась.

Насчет местного праздника я почти угадал, это была свадьба. Столы были сдвинуты и представляли собой два длинных ряда, за которыми сидели родственники и гости. Еще один стол стоял отдельно. За ним сидели празднично разодетые новобрачные. В дальнем углу зала стояла скамья, на которой расположился местный оркестр. Барабан, рожок и свирель, лютни или других струнных инструментов я не увидел. Праздник выглядел серо, убого и тускло, так как дешевые свечи больше коптили, чем горели, но для меня было главным, что я оказался в тепле и среди людей. Глаза у гостей блестели, как бывает, когда человек еще не совсем пьян, но уже заметно навеселе. Представившись, я поздравил молодых, вручил им по серебряной монете на счастье, чем вызвал довольно-завистливый гул односельчан, поднял кружку с пивом, сказал здравицу, выпил, после чего сел с краю одного из столов. Народ довольно загомонил, а мне дали нарезанной колбасы с хлебом, положили кусок жареной курицы и налили еще пива. Какое-то время я довольно живо принимал участие, подпевал в общем хоре голосов, не зная слов, кричал здравицы, чокался с соседями по столу, а потом меня как-то сразу разморило. Радость от тепла и человеческого общения ушла, а на ее место пришла усталость, все-таки семь часов в седле на холоде, это немало. Сходил на улицу, отлил, а вернувшись, подошел к хозяину и тихо сказал: — Спать очень хочу, могу я тебя переночевать? Я хорошо заплачу.

Тот сразу согласился, но предупредил, что есть комнатка, там даже печка есть, вот только она расположена в конюшне. Как мне объяснил хозяин, там обычно живут наемные работники на время летнего сезона. Сейчас там никого нет, но он принесет дрова, растопит печь и постелет белье на топчане.

— Если сударь согласен, то через полчаса комната прогреется и будет готова.

— Пусть так, — дал я свое согласие.

Повалил густой снег. Ни свечи, ни фонаря в маленьком помещении не было. Какое-то время я сидел на топчане, завернутый в одеяло и смотрел на колеблющееся в печке пламя, время от времени подбрасывая дрова. Вдруг неожиданно внутри меня всплыло давно забытое ощущение отчужденности, после чего навалилась глухая тоска по прежней жизни, по тому человеку, кем я был прежде. Обычно я легко справлялся со своими эмоциями и чувствами, но сейчас как-то внутренне размяк. Мне была слышна музыка, пьяные крики и песни подвыпивших гостей, но все это было фоном чужой жизни, в которую меня забросила неведомая сила. Смысла подарка в виде новой жизни мне так и не удалось понять, хотя несколько раз пытался проанализировать свой скачок во времени. Я настолько глубоко ушел мыслями в себя, что даже не насторожился при скрипе дверей конюшни, шагов и тревожном фырканье лошадей. Отреагировал на появление людей только тогда, когда начал говорить мужчина:

— Ты должна стать моей, Луиза. Моей! Давай уедем! Прямо сейчас! — голос мужчины был злой и решительный.

— Нет! Я дала клятву в церкви и теперь я мужняя жена. Ты опоздал, Жак.

— Нет! Еще не поздно! Я скоро буду богат, Луиза! Клянусь всеми святыми, еще до праздника святого Винцента у меня в карманах будет звенеть золото!

— Опять хвастаешься! При прощании ты мне тогда сказал, что следующий раз я тебя увижу с карманами, полными золота. И где оно? Опять одни слова...

На этом месте их прервали, так как в конюшню ввалилась возбужденная толпа людей. Судя по злым крикам и ругани мне стало ясно, что с молодой женой сейчас говорил их бывший односельчанин, подавшийся в наемники, которого народ видеть здесь не желал и сейчас их сдерживало только то, что он был вооружен. Затем по шуму и крикам я понял, что тот растолкал людей и вышел, после чего послышался топот копыт. Гости, возбужденно гомоня, вернулись в таверну, чтобы продолжать застолье. Про меня никто и не вспомнил, чему я был весьма рад, да и после громкого деревенского скандала моя хандра как-то разом прошла. Подбросив дров в печку, я лег и почти сразу уснул.

Проснулся от холода. Печь остыла, но разжигать я ее не стал, так как мои биологические часы показывали раннее утро и быстро собрался. Разбудив владельца заведения, позавтракал колбасой и сыром, затем сунул деньги хмурому, не выспавшемуся, хозяину таверны, после чего вскочил в седло и отправился в путь. Прискакав в Орлеан, я задержался в городе на сутки, чтобы нормально отдохнуть и привести себя в порядок.

Из городских ворот выехал в компании двух монахов, которые закупили в лавках подсвечники, краски, замки и другие бытовые вещи для нужд монастыря. Познакомился я с ними, завтракая на постоялом дворе. Монахи ехали на телеге, запряженной двумя мулами. По дороге мы разговаривали о самых разных вещах: о грехах и женщинах, о житии святых и вине. Суда по некоторым деталям в разговоре, нетрудно было понять, что праведниками они точно не были. Расстался я с ними ближе к полдню, когда те свернули на дорогу, ведущую к монастырю. Дважды останавливался в придорожных тавернах, и даже не столько чтобы поесть, сколько выпить кружку горячего вина и погреться у горящего очага. К вечеру, в сгустившихся сумерках, догнал большой купеческий обоз, который находился под охраной конных наемников, и доехал с ним до постоялого двора. Пока ехали, я успел познакомиться с начальником охраны. Когда я представился, тот вместо того, чтобы назвать себя, предложил называть его Капитаном. Тут я вспомнил, что слышал об отряде опытных наемников под предводительством такого командира, причем, как мне сказали, его услуги довольно дорого стоили. Когда я предложил выпить ему бренди для знакомства и внутреннего тепла, он бросил на меня испытующий взгляд, который нетрудно было понять. Достав флягу, вытащил затычку и первым сделал длительный глоток. Алкоголь обжог горло и горячим комом свалился в пищевод.

"Сейчас бы помидорчик или огурчик маринованный, да сальца с черным хлебом, — мелькнула мысль, которая тут же заставила меня пожалеть, так как сразу зверски захотелось есть. Выдохнув воздух, снова приложился к фляге, и уже потом протянул флягу Капитану. Тот взял, понюхал, одобрительно кивнул, после чего сделал большой глоток. Шумно выдохнул воздух, прислушался к ощущениям и снова приложился к фляге.

— Хороший напиток. Как-то довелось мне подобное пить на юге. Где взял?

— В аптеке. Продавец сказал, что это то, что надо для душевного тепла. Так как, душеньку согрело?

Наемник засмеялся.

— Забористое питье. Держи, — и он отдал мне флягу.

Так мы ехали вместе какое-то время, перебрасываясь словами. Пить он больше отказался, объяснив тем, что на службе.

Предок нынешнего хозяина заведения был, похоже, весьма разумным и сметливым человеком, установив свою гостиницу в половине лье от перекрестка двух крупных торговых артерий, по которым потоком шли товары из Бургундии, Англии, Германии, Испании и Италии. По этим дорогам купцы везли ткани и меха, оружие и посуду, восточные сладости и приправы. В зависимости от местности, погоды и груза лошади и мулы проходили за день от восьми до двенадцати лье. Большинство торговцев в эти времена путешествовали в сопровождении вооруженной охраны — с лучниками и копейщиками. Впрочем, все зависело от ценности груза. Например, узнав, что охрану осуществляет отряд Капитана, с уверенностью можно сказать, что груз очень дорогой.

Подъехали мы к гостинице уже в полной темноте, когда к вечерним сумеркам прибавились серо-свинцовые тучи, закрыв небо над головой. Судя по нервному поведению лошадей, их тревожному фырканью, в ближайшее время ожидался разгул стихий.

"Это мы вовремя сюда заехали, — сразу подумалось мне.

Постоялый двор, где мы остановились, назывался просто "На перепутье", отражая свое местоположение и назначение. Неожиданно на подворье оказалось многолюдно. У входа стояли две телеги с багажом и возок, напоминающий карету, а вокруг них суетились слуги, нося багаж в гостиницу. Увидев двух солдат, явно поставленных охранять чье-то имущество, нетрудно было понять, что в гостинице остановился какой-то важный вельможа. Не успел обоз остановиться, как я, уже опытный путешественник, обогнал его и первым подъехал к конюшне. Соскочив на землю, сразу сунул только что вышедшему из конюшни конюху несколько мелких монет, затем снял седельные сумки и оставив на него лошадь, направился в гостиницу. Мне уже доводилось один раз в ней останавливаться, поэтому знал, что хозяин постоялого двора Флоран Монши имеет рыжие волосы и постоянно носит вязаный колпак на голове. У него было трое детей, две дочки и сын, которые все пошли в отца цветом волос. Договорившись о ночлеге, сразу отправился в свою комнату, которая оказалась совсем маленькой. Кровать, сундук и ночной горшок с крышкой. Положив свои вещи в сундук и закрыв его на ключ, отправился в таверну, пока еще была возможность занять место поближе к очагу. Войдя в зал, быстро и внимательно осмотрелся, насколько это было возможно при тусклом свете свечей. Четверть зала была уже занята. За одним столом сидело четверо рыцарей и два священника, прихлебывавшие вино, а за соседним — слуги и солдаты.

"Какой-то важный церковник путешествует, — решил я, после чего снова огляделся, выбирая себе место.

Сев поближе к очагу, я стал вбирать в свое насквозь выстуженное тело тепло, идущее от гигантской печи, одновременно прислушиваясь к разговорам людей. Из обрывков разговоров свиты узнал, что здесь сидит большая часть свиты епископа, ехавшего к своему новому месту назначения. Дождавшись рыжей хозяйской дочки, быстро сделал заказ, а затем продолжил наслаждаться теплом, изредка прислушиваясь к разговорам гостей. Только подавальщица принесла мне миску с похлебкой, вино, хлеб и колбасу на деревянной доске, в зал стали втягиваться приказчики, возчики и охрана каравана. Их хозяева, купцы, уже находились в своих комнатах, куда им принесут еду и вино. Один из последних в зал вошел Капитан. Между разошедшимися полами тяжелого плаща тускло блеснула кираса. Быстро оглядевшись по сторонам и заметив меня, коротко кивнув головой, затем отправился к столу, уже занятым его людьми. Рядом со мной заняли места купеческие приказчики, которые то с завистью поглядывали на меня, то бросали нетерпеливые взгляды на подавальщиц, ожидая, когда те соизволят подойти. Вот только обе девушки не торопились, задерживаясь у стола Капитана, где они перешучивались с солдатами, принимая у них заказы. За двумя столами, что они занимали, вместе с капитаном, сидело двенадцать человек.

"Два, а то и три человека, сейчас стоят на охране обоза, — прикинул я и тут же отметил, что, судя по возрасту, а также исходя из оружия и брони, эти люди, в основном, бывалые воины. — Только трое, сравнительно молодые парни".

Отметил я это чисто автоматически, работая ложкой и получая наслаждение от горячей пищи. Когда мне принесли рагу из свинины, я принялся, уже не торопясь, с наслаждением есть, запивая еду вином. Через минуту моему примеру последовали приказчики, ставшие с жадностью хлебать принесенную им похлебку. Тепло и сытость окутали меня словно ватным одеялом, и теперь, уже лениво, подбирая остатки густой подливы хлебом, желал только одного — завалиться на кровать. Отодвинув миску, я собирался допить вино, оставшееся в глиняной кружке, как раздались громкие голоса из-за стола, где сидели солдаты Капитана. Начало их спора я не слышал, к тому же мне он был неинтересен, зато голос одного из солдат показался мне довольно знакомым. Бросил на наемника внимательный взгляд, но он только подтвердил то, что я и так знал: мне никогда его прежде не доводилось видеть. Вот только загадка требовала разрешения и мозг очнувшись от дремы уже начал автоматически перебирать варианты мест, где я мог его слышать, как услышал голос парня: — Он сам там был и рассказал, что столько золота...

Это был голос человека, который я слышал из-за перегородки на конюшне.

"Точно. Золото. Это он своей бывшей девушке обещал золото. Вот только как он оказался в деревне, если состоит в охране каравана? Впрочем, какое до этого мне дело?"

— Заткнулись, псы брехливые! — резко оборвал их спор Капитан.

Солдаты резко замолчали и принялись за еду. Я допил вино, расплатился и отправился спать.

ГЛАВА 3

Проснулся я никак обычно, а нехотя. Мою утреннюю бодрость сегодня придавили плававшие в голове остатки суматошно— мутных снов. Всю ночь я за кем-то гонялся, но неведомый враг все время от меня ускользал. Встал, произнес короткую молитву, после чего стал одеваться, одновременно прокручивая события вчерашнего дня и остановился опять на молодом наемнике из отряда Капитана. Что-то меня в нем беспокоило.

"Девушка назвала его Жаком. Он лучник в охране купеческого обоза и обещал девушке, что разбогатеет еще до праздника святого Винцента. До него, насколько мне известно, осталось два дня. Возможно, он имел в виду расчет после прибытия обоза на место. Только сколько ему заплатят? Это уж точно не то богатство, которое он ей обещал... Золота полные карманы. Вот только странно, как он все-таки попал на свадьбу? Случайность? Может, спросить у Капитана? Стоп. А может Капитан со своими парнями сам решил ограбить своих заказчиков? Груз оказался настолько ценным, что он и соблазнился. В этом случае лучник действительно может разбогатеть. Хм. Вот только Капитан станет известным преступником, за которым будут охотится жандармы всей Франции. Оно ему надо? Да еще как-то надо реализовать товар, а это весьма не просто. Нет, что-то тут не сходится".

Пришедшие в голову мысли о возможной опасности автоматически заставили меня насторожиться. Выйдя из своей комнаты и закрыв дверь на ключ, я отправился завтракать. Было еще темно, поэтому в зале тускло горели фонари, распространяя запах прогорклого жира, а за окнами было слышно, как приказчики и возчики готовят обоз к отъезду. За дальним столом сидел Капитан со своими людьми. Из-под наброшенных на плечи плащей тускло поблескивала броня. Они уже поели и теперь сидели и ждали, когда отдадут приказ к отправке каравана. Стоило нам встретиться с Капитаном взглядами, как мы коротко кивнули друг другу. Их наниматели, трое купцов, сидевшие в углу, сейчас неторопливо доедали завтрак и о чем-то, между собой, тихо говорили. Епископ, похоже, не сильно торопится, решил я, так как кроме его слуг и солдат охраны, из его свиты больше никого не было. Хозяина за стойкой не было видно, а вместо него пиво и вино разливал его сын. Ко мне сразу подошла рыжая девушка, которая обслуживала меня вчера. Ей явно хотелось спать, так как она все время зевала. Попросил ее принести мне похлебку, ветчину и вино, а также круг колбасы и сыр, которые собирался взять с собой в дорогу.

Не успел я взяться за ложку, как хлопнула дверь и в таверну вошел старший приказчик с докладом, что все в порядке и можно трогаться в путь. Купцы неторопливо рассчитались за постой с сыном хозяина и только стали надевать теплые плащи с меховой подбивкой, как за окнами раздался топот множества копыт, а спустя несколько минут хлопнула дверь и в таверну ввалились солдаты герцога Орлеана. Сняв грубые перчатки из оленьей кожи, они сразу столпились у очага, протягивая к огню руки, а старший из них, оглядев всех, особо отметив Капитана, кивнув ему как знакомому, подошел к купцам. Судя по его усталому, сизому от холода, лицу, патруль находился на морозе довольно долгое время. Поздоровавшись, он сразу, без перехода, громко предупредил нас всех, что вчера вечером был совершен налет на торговый караван, поэтому они, как еще два патруля, были посланы прочесать ближайшие окрестности, вот только никаких следов разбойников, к сожалению, пока не нашли. Голос старшего, как и его вид, был промороженный и хриплый. Купцы поблагодарили патрульного за сообщение, но отъезд не отменили и сразу направились к выходу. Вслед за ними вышел Капитан со своими людьми. Герцогские солдаты потребовали горячей еды и подогретого вина. Не успел отъехать купеческий обоз, как в зал спустилась свита епископа, рыцари и священники. Начальник патруля тут же оповестил их о возможной опасности, после чего сел за стол, вместе со своими подчиненными.

Мои мутные сны и утренние размышления подтолкнули меня к мысли, что береженого бог бережет, а значит, не стоит рисковать и ехать с купеческим караваном. Именно поэтому я сейчас подошел к столу, где только что заказала себе завтрак свита епископа.

— Благородные господа, могу ли я попросить вас проявить ко мне милость?

Меня окинули любопытными взглядами.

— Ты кто такой? — наконец спросил меня один из рыцарей.

— Я приказчик купца Пьера Бомарше, Клод Ватель. Еду в Париж, по приказу своего хозяина, чтобы показать здешним купцам ткани, которые у нас имеются.

— Чего ты хочешь?

— Мне хотелось бы, великодушные господа, присоединиться к вам на время пути, а то после сообщения о разбойниках у меня как-то стало неспокойно на сердце.

— Тогда сиди и жди, — дал мне разрешение рыцарь.

— Благодарю вас от всей души, благородные господа.

Я поклонился, отошел и сел за пустой стол. Ждать выхода епископа пришлось около часа. Он спустился по лестнице, в сопровождении священника. Холеное и надменное лицо. Пальцы в перстнях. Тяжелый бархатный плащ с меховым воротником спадал с его плеч. Солдаты герцога разом встали и поклонились, а вслед за ними и я. Епископ широко и размашисто осенил нас крестом, после чего, поддерживаемый под руку одним из священников, вышел в открытую дверь, которую придержал один из слуг. Уже одетый, я вышел вслед за ними. Мои мешки были приторочены заранее, осталось только вскочить в седло. Епископ и священники сели в закрытый возок, возница тряхнул вожжами, и процессия тронулась. Впереди ехал солдат с копьем, на котором трепыхался флажок, но из-за сумерек трудно было понять, что на нем изображено. Следом скакали четыре рыцаря. За ними ехал епископ и две телеги с вещами, которые сопровождали семь конных солдат и трое слуг. А в самом конце колонны ехал я. Ехали мы сравнительно быстро, так как нагруженные вещами телеги лошади тащили довольно бодро, а значит, нагрузка на них была, как минимум, вполовину меньше, чем у возов торговцев. В таком случае, прикинул я, через пару часов, если не повалит снег, мы сможем нагнать купеческий обоз. Так оно и случилось. Мы нагнали обоз на местности, где дорога делала крутой поворот, проходя рядом с опушкой леса и стали обходить его, как дорогу неожиданно перегородил усиленный, из двух десятков воинов, герцогский патруль, выехавший из-за деревьев. На их плащах были видны вышитые гербы Орлеанского дома, впрочем, как и на флажке, едущего впереди всадника с копьем. Как только мы стали обгонять купеческий обоз, обходя его с правой стороны, вдруг неожиданно засвистели стрелы и полетели, тяжело гудя, арбалетные болты. Сначала захрипел один из людей Капитана, свешиваясь с лошади, второй дико завыл — у него из плеча торчала арбалетная стрела. Словно вторя ему громко заржала раненая лошадь. В следующее мгновение лесные разбойники, скрывающиеся под личиной солдат герцога, выхватив мечи и пришпорив лошадей, помчались на нас. Из леса снова полетели стрелы и арбалетные болты. Перед тем как соскочить на землю, я успел увидеть падающего с лошади, со стрелою в горле, еще одного из людей Капитана, автоматически отметил бесстрашие солдата епископа, ехавшего впереди с копьем, кинувшегося в смертоубийственную атаку на скачущих во весь опор бандитов, при этом ища глазами человека, которого заподозрил в измене. Найдя, увидел, что лучник Жак, уже натянувший тетиву, был готов пустить стрелу в спину своего командира.

— Капитан!! Опасность!! Сзади!! — заорал я во весь голос, так как сделать больше ничего не мог.

Матерый наемник, не оборачиваясь на мой голос, резко пригнулся, и выпущенная предателем стрела прошла мимо, но я это видел краем глаза, так как надо было спасать свою шкуру. В тот самый момент, когда конные бандиты достигли головы нашей колонны и началась безжалостная и кровавая рубка, я, соскочив с лошади, добрался до леса, одновременно отмечая откуда стреляют. Одного из арбалетчиков врага я заметил, еще сидя в седле, когда он неосторожно высунулся из-за дерева. Его я наметил своей первой жертвой. Освободившись от плаща, я быстрыми шагами направился к нему. Бандит, скинув тяжелый теплый плащ на снег, чтобы не мешал ему стрелять, стоя за деревом, прямо сейчас, судорожно натягивал тетиву арбалета. Услышав хруст снега у себя за спиной, он обернулся и увидев меня замер. Я увидел его тяжелый подбородок, сломанный нос и растерянность в глазах, а уже в следующее мгновение метнул нож. Бандит выпустил из рук арбалет. У него еще хватило сил, чтобы вскинуть руки к горлу, а затем, хрипя и булькая, он рухнул ничком на снег. Подскочив к нему, я схватил готовый к бою арбалет, а затем выхватив из сумки арбалетную стрелу, бросился на поиски врагов. Увлеченные боем лучники и арбалетчики не особенно прятались, так как прекрасно понимали, что сейчас не до них, все решается на дороге, в рукопашной схватке. Этим я и воспользовался. Второго арбалетчика я убил, как и первого, а вот лучника, сидевшего на нижней ветке дерева, вычислил по громкому сопению. Он только собирался пустить очередную стрелу, как арбалетный болт вошел ему в бедро. Стрела ушла в небо, а он, дико заорав, уронив лук, рухнул с трех метров на землю. Спрятавшись за деревом, быстро вставил болт в направляющий желоб арбалета, а потом выглянул. Несколько минут ожесточенной рубки хватило бандитам чтобы понять, что их основной туз в рукаве, неожиданность, сошел на нет. Матерые бойцы Капитана и рыцари, несмотря на потери и растерянность в первые мгновения боя, сумели не только выдержать бешеную атаку, но уже прямо сейчас рубились на равных с лесными разбойниками. Снег таял под горячей кровью, кричали раненые, лязгало железо. Я решил, что теперь и мне можно вступить в схватку. Выйдя из-за дерева, я поднял арбалет, быстро прицелился и спустил курок. Болт, прервав свой полет, вонзился в шею разбойничьей лошади. Дико заржав, та попыталась встать на дыбы, но ноги подломились, и она завалилась вместе с всадником на рубившегося рядом с ним бандита. От неожиданного удара он пропустил удар меча, которым рыцарь разрубил ему плечо. Дико закричав, он выпустил меч.

Не знаю, что стало сигналом к отступлению, но разбойники вдруг стали разворачивать лошадей. Прислонившись спиной к стволу дерева, я опустил арбалет и тяжело выдохнул воздух. Бой прекратился, как и лязг железа, сейчас были слышны только стоны раненых и резкие отрывистые команды Капитана. Кинув арбалет в снег, а затем выйдя на обочину дороги, я пошел к месту, где сбросил плащ, автоматически отслеживая наши потери. Солдат и рыцарь епископа, лежали рядом, в луже крови. Одного поразила стрела, другого — меч. Дальше лежал один из людей Капитана со стрелой в горле, а невдалеке от него находился еще один солдат епископа, из груди которого торчал арбалетный болт.

Добравшись до своего плаща, я закутался в него, так как напряжение спало и меня начала пробирать дрожь. Подойдя к испуганной лошади, я постарался ее успокоить, поглаживая по шее, после чего взяв за повод, пошел вдоль возов к Капитану, чтобы окончательно прояснить вопрос с лучником. Предательство я прощать не собирался. На свободном участке дороги стоял командир наемников, епископ со священниками и трое рыцарей. Перед ними на коленях стояли, в лужах натекшей крови, два окровавленных разбойника, а в стороне, под охраной двух наемников, стоял обезоруженный лучник. Увидев предателя под охраной, я оценил цепкость и быстроту мышления Капитана, который даже во время боя, сумел разобраться в ситуации. Подойдя, я стал в стороне, как и положено простому человеку. Шел допрос разбойников, поэтому на меня никто внимания не обратил, за исключением Капитана, который бросил на меня быстрый взгляд. Боль от ран и страх быстро развязали языки разбойникам и спустя десять минут все узнали, что засаду организовал барон Арман де Бокер и что в конвое купеческого обоза были предатели.

"Скорее всего, еще был кто-то из приказчиков. Иначе откуда барон узнал, что едет столь ценный груз, — сразу подумал я.

С разбойниками церемониться не стали, оттащив в лес, перерезали горло. После чего Капитан, глянув в мою сторону, жестом подозвал меня.

— Что скажешь, Клод Ватель?

Я коротко рассказал про свадьбу и разговор Жака с бывшей девушкой. Услышав мои слова, лучник побледнел так, что цветом лица мог сравниться с белизной снежного покрова. В ответ Капитан объяснил появление Жака в своей деревне. Оказалось, что это была вынужденная обстановка из-за замены сломанного колеса на одной из телег. Несмотря на крики, что он не виновен, предателю тут же был объявлен приговор. Смерть. Меня удивили две вещи. Во-первых, желающих казнить предателя оказалось более чем достаточно, а во-вторых, выбранный вид казни мне предстояло увидеть впервые. Жака сначала поставили на колени, а затем один из людей Капитана накинул ему на шею петлю. В тот самый момент, как веревка коснулась его шеи, предатель заплакал и стал униженно просить священников об исповеди и прощении грехов. Я видел, что на лицах церковников нет печати "божьего милосердия", зато хорошо читалось отвращение к мерзавцу. Они были людьми, только что испытавшие сильный страх и теперь жаждали, как и все здесь, отомстить негодяю. Именно поэтому епископ, с лицом, на котором было написано крайнее отвращение к грешнику, прочел ему короткую проповедь, смысл которой состоял в том, что он уже видит адский огонь, в котором будет гореть душа этого мерзкого паскудника. Слова епископа были встречены одобрительным гулом людей, которые жаждали мщения за пережитый ими страх, за раненых и убитых товарищей.

— Делай свое дело, Колен! — скомандовал Капитан и палач преступил к казни. Зрелище было отвратительное, но я, как и все, досмотрел его до агонии предателя. После чего все начали готовиться к отъезду. Тела разбойников, как и предателя, раздетых до исподнего, отволокли в лес, а своих, убитых и раненых, быстро погрузили на телеги. Собранное оружие и доспехи разбойников были навьючены на четырех разбойничьих лошадей. Следом за остальными я вскочил в седло. Только сейчас я понял, что здорово замерз. Достал флягу с бренди, взболтнул ее и по звуку понял, что грамм двести живительной влаги у меня есть, но стоило мне вытащить пробку, как подъехал Капитан.

— Спасибо, приятель. Теперь я твой должник, — я кивнул, соглашаясь с его словами, после чего протянул ему флягу. Он сделал два быстрых и больших глотка, после чего вернул ее мне. Я допил бренди.

— Ты положил в лесу лучника и арбалетчиков? — спросил он, сопроводив свой вопрос цепким и острым взглядом.

— Случайно вышло, — я усмехнулся.

— Тогда это твой, — вернул он мне усмешку и протянул уже вычищенный метательный нож, который я забыл в шее одного из арбалетчиков, после чего повернул лошадь и поехал к своим людям. Поредевший кортеж епископа, постепенно набирая скорость, довольно быстро обогнал обоз, и я поехал за ним следом. На прощанье помахал рукой торговому люду и охранникам, в ответ, кто-то из наемников, заливисто, по-разбойничьи, свистнул. Люди принимали меня за простого приказчика, считая, который испугавшись, где-то прятался, и только Капитан, похоже, был в курсе моего партизанского рейда в тыл врага.

"Догадывается, не значит, знает, — подумал я, после чего прислушался к разговору солдат, которые ехали впереди меня. Сейчас они говорили об епископе, который по прибытии в Немур, который являлся столицей герцогства, собирался подать жалобу герцогу на произвол, творящийся на его дорогах.

На завершающем этапе пути ничего больше не произошло и под перезвон церковных колоколов, звонивших к вечерне, мы въехали в городские ворота. Насквозь промерзшие стражники, стоявшие у ворот, встретили нас хмурыми и недовольными взглядами, но стоило им увидеть лежащие на телах трупы, как они, не разобравшись в чем дело, перегородили нам дорогу. Тогда один из рыцарей сопровождения, выехал вперед, зло и коротко объяснил, что произошло, после чего нас беспрепятственно пропустили в город. При въезде в город, не теряя времени, я за пару мелких монет получил от усатого пожилого стражника, от которого разило пивом, как от бочки, полезную информацию о постоялом дворе, где можно остановиться на ночь. Несмотря на то, что в этом городе мне довелось быть впервые, сориентировался довольно быстро и уже спустя десять минут спрыгнул на землю у дверей гостиницы. Коротко переговорил с хозяином, заплатил ему, после чего отправился в свою комнату. Спрятав вещи в сундук, спустился вниз. Расположился поближе к очагу, дарующему живительное тепло, в ожидании подавальщицы. Тепло, люди и неяркий свет постепенно вытесняли из моего тела и сознания холод, пронизывающий насквозь ветер и зимнюю темноту.

— Что желаете, сударь?

— Что есть?

— Луковый суп на мясном бульоне...

— Давай, — не дослушав, коротко и нетерпеливо бросил я. — Второе?

— Рагу...

— Давай, — снова оборвал я ее. — И сразу неси большую кружку горячего вина, что получше.

Обычно я довольно вежлив со служанками, но усталость после долгого перехода, и нервная встряска после схватки с разбойниками, дали себя знать. Несколько больших глотков вина и тарелка горячего супа сначала встряхнули меня, вернув меня к жизни, но стоило мне доесть рагу, как нестерпимо захотелось спать. Вот-вот и засну прямо за столом. Расплатившись с женщиной, я поднялся и направился к себе. Уже полусонный разделся и даже не лег, а рухнул на постель и мгновенно уснул.

Утром я проснулся бодрым и довольным жизнью. Потянулся, полежал еще немного под бой колоколов. Что человеку в этом времени для счастья нужно? Правильно. Вволю поесть и выспаться. Встал, помолился. Только успел подумать о том, где запропастилась эта чертова служанка, как раздался стук в дверь. Открыл, пропустил женщину в комнату. Она поставила таз с горячей водой на табурет и подала мне полотенце.

— Что-то еще, сударь?

— Держи, милая, — я сунул служанке пару мелких монет.

На лице молодой женщины появилась довольная улыбка.

— Благодарю вас, сударь.

Приведя себя в порядок, спустился вниз, с аппетитом позавтракал, после чего завел разговор с хозяином заведения. Я собирался остановиться в городе на сутки, поэтому сначала узнал насчет бани и цирюльника, а уже затем завел разговор о местных землевладельцах, при этом не давая хозяину сбиться на пересказ местных новостей. Узнав, что что о замке графини он ничего не слышал, а до Монлери с десяток лье, я направился по своим делам. Цирюльник, баня, вкусный обед, прогулка по городу, а вернувшись, отдал грязное белье служанке.

На следующий день, где-то за час до вечерни, я въехал в городские ворота Монлери. Остановившись в гостинице, не стал терять время, а быстро прошелся по местным чиновникам, благо опыт общения с городской администрацией у меня уже имелся. Сначала зашел в казначейство, где поговорил с местными сборщиками налогов, после чего посетил Земельный департамент, дополнив ранее полученные сведения. Чиновники, за деньги, не только поделились общими сведениями, но и рассказали о некоторых подробностях жизни землевладельцев. После чего мой путь лег в городскую коллегию адвокатов, где я, но уже за хорошие деньги, получил дополнительную информацию, правда, толку от нее была чуть. Узнал, что вдовствующая графиня Катрин де Анжен, живая характером и весьма любезная женщина, в городе известна, как непременная участница всех приемов и балов, которые устраивали местные дворяне, что не скажешь о графине де Морсер, вдове и матери виконта Жерара де Морсера.

— Что-то изменилось в их семье, — доверительно сообщил мне один из адвокатов, который несколько лет назад вел дело, напрямую связанное с семьей де Морсеров. — Я знал графиню и ее мужа, когда он был жив, но встретив ее в прошлом году, на день святого Андрея, был поражен ее угрюмым видом. Совсем другая женщина. Знаете, у меня даже появилось ощущение, что ее что-то гложет изнутри.

"Может у нее зубы болели или желудок расстроился. М-м-м. А праздник святого Андрея — это 30 августа. Отмечу для памяти".

Теперь мне оставалось перевоплотиться в монаха и начать действовать по ранее намеченному плану, а для этого мне нужна была ряса и какой-нибудь документ. Например, что я являюсь сборщиком милостыни для нужд монастыря. С этими мыслями я отправился в Провен. Мне нужно было где-то оставить коня и оружие, сменить экипировку и переговорить с Анри. В свое поместье я приехал уже в сумерках, когда разглядеть лицо сложно, поэтому, чтобы избежать ненужных моментов, сразу представился: — Я, Клод Ватель, хозяин поместья.

Один из стражников тут же выдернул из держателя на стене факел, а затем подошел ко мне. Лошадь дернулась от огня, но я ее удержал, затем отбросил капюшон. Стоило охраннику меня узнать, как он воскликнул: — Рады видеть вас, господин! Проезжайте!

Кивнув ему, я проехал через приоткрытые ворота, а уже спустя полчаса весь замок знал, что приехал хозяин. Слуги, солдаты и дворня, все вместе, гадали, зачем, в такое неурочное время, приехал их хозяин. Память о расправах, которая нередко учиняла графиня Клеменция де Фонтрай еще была свежа в их памяти.

Я стоял в кабинете, потирая руки и наблюдал, как слуга ворошит кочергой дрова в камине, чтобы они быстрее разгорелись. Судя по его напряженной спине, он чувствовал, что за ним наблюдают и старался как мог. У входной двери стояли и молча смотрели на меня начальник стражи и управляющий. Оба уже, заранее, чувствовали себя виноватыми, лихорадочно перебирая в памяти свои ошибки и промахи. Иначе зачем, не предупредив о своем приезде, в поместье прискакал хозяин. Вывод напрашивался один: карать виноватых.

— Хватит. Само разгорится. И скажи там: пусть мне горячего вина принесут.

После моих слов слуга низко поклонился, развернулся и торопливо пошел к двери.

— Как дела в поместье?

Анри и Жан Ламбер быстро переглянулись.

— Говори ты, Ламбер. Отчеты я твои читал. Есть что-то новенькое?

— Нет, господин, а за каждое свое слово в отчетах я отвечу, — твердо и уверенно ответил он мне.

— Хорошо. Свободен.

Управляющий бросил на меня удивленный взгляд, поклонился и вышел, аккуратно прикрыв дверь. Подойдя к камину, я протянул руки к огню.

— Анри, у тебя есть знакомые в монастырях поблизости?

— Есть, — недолго думая ответил он. — Брат Симеон. Он елемозинарий в бенедиктинском монастыре. Он находится в двух лье отсюда.

В иерархии любого католического монастыря находился монах— елемозинарий, который отвечал за раздачу милостыни беднякам по большим церковным праздникам. Помимо этого, он отвечал за прием бедняков и простых паломников, которые стучались в двери обители, прося о крове и пропитании, так же в его ведении был странноприимный дом, в котором селили паломников и путников.

— С ним можно договориться?

— Не знаю, что вам от него нужно, но он точно не законник-святоша. Денежки любит, да и от доброго вина никогда не отказывался.

— Значит, договоримся. Еще мне нужен надежный человек.

— Господин, обижаете. А я? Уже не подойду?

— Без тебя здесь справятся?

— Надолго?

"Кто бы мне это сказал, — подумал я. — Определю срок в три недели, до конца февраля".

— До праздника святого Дионисия.

— Долго-о, — вдруг как-то неуверенно протянул обычно бойкий на слова бывший лучник. Он замялся на мгновение, но потом честно и откровенно объяснил свое сомнение. — Скажу честно, службу мои парни несут как положено, но без меня могут и натворить чего неладное, особенно если долго отсутствовать буду. Каюсь, не смог я пока подобрать себе хорошую замену.

Вид у начальника замковой стражи стал виноватый. Честно говоря, я уже пожалел, что завел этот разговор. Не его дело мотаться за мной в качестве телохранителя.

"Разберусь. Не впервой, — решил я и сказал: — На нет и суда нет. Сегодня переночую, а завтра вместе поедем. Съездишь в монастырь, поговоришь с монахом.

— Как скажете, господин.

В этот момент раздался негромкий стук в дверь.

— Открой, — сказал я, продолжавшему стоять у двери, Анри.

В проеме двери показался слуга с серебряным подносом, на котором стоял два кувшина с вином и кубок. Поставив поднос на стол, слуга поклонился и спросил: — Ваша милость, разрешите сказать?

— Говори, — ответил я, наливая, тем временем, подогретое вино в кубок.

— За дверью управляющий стоит. Он спрашивает: не примите ли вы его сегодня?

— Не приму. А завтра я уеду. Так и передай.

Мне показалось, что Анри, присутствующий при этой сцене, ухмыльнулся.

— Ты чего? — повернулся я к нему, когда слуга вышел.

— Извините, ваша милость. Ламбер, дотошный мужик, и готовился к вашему приезду. Надеялся, что вы сядете с ним, и будете обстоятельно обсуждать доходы и расходы, бумаги и банковские векселя. Он в этом всем души не чает, — при этом бывший лучник даже фыркнул от избытка чувств.

— Может на обратном пути заеду, там и поговорим. Как тут у вас дела?

— Все хорошо, господин. Как мне, в свое время, объяснил Ламбер, раз хозяин деньги с поместья не выгребает все до последней монетки, обычно денег на хозяйство всегда хватает. Жан сказал, что...

— Мне не это интересно, — оборвал я его. — Вот если я сейчас пойду и поговорю с людьми, серьезные жалобы будут?

Начальник охраны подобрался, сразу стал серьезным, но при этом у него в глазах страха не было.

— Будут, господин. Как же без обид. Люди ругаются, дерутся, однажды аж до ножа дело дошло. Жену свою наш кузнец приревновал. Ничего такого, но в ребра ему хорошо натолкали. Но ничего серьезного. Никаких смертельных обид, допущенных по нашей вине, не было проявлено. Так что, если есть желание, идемте прямо сейчас.

— Хорошо. Иди.

Следующим я принял своего дворецкого, "главного шпиона", как я его про себя прозвал. Тот обстоятельно, с удовольствием, доложил мне о прегрешениях и проступках своих подчиненных, а также о том, что делалось в замке. Его доклад подтвердил, что ничего особенного в замке за это время не произошло. Ужинал я в одиночестве. Перед тем как лечь спать, сделал вывод, что в замке и землях, мне принадлежащих, не все так плохо. По крайней мере об этом говорили три сыгранные свадьбы. Две в деревнях, а одна в замке, сыгранные в прошлом году.

На следующее утро, несмотря на холод и свои дела, все население замка высыпало во двор, чтобы меня проводить, а вернее сказать, посмотреть на странного хозяина, который редко бывает в замке, юбки бабам не задирает и пока никого не приказал пороть. И вот сейчас, не успел приехать, как сразу уезжает. Люди молча смотрели, как я вскакиваю в седло, обсуждать, понятное дело, они меня потом будут, когда я за воротами окажусь, но уже сейчас по глазам было видно, что побаиваются они меня из-за необычного, странного на их взгляд, поведения.

Когда мы выехали за ворота, ветра не было, но на середине дороги погода окончательно испортилась. Поднялся ветер, бросая нам в лицо хлопья мокрого снега. Несмотря на непогоду, обогнали два, медленно ползущих, купеческих каравана. На одном из перекрестков мы расстались. Я направился в Провен, а Анри свернул в сторону монастыря.

Бывший лучник вернулся, когда колокола били к вечерне. От него здорово разило вином.

— Привез?

— Не просто привез, ваша милость, а с благословлением, — дурашливо рассмеялся Анри, хорошо подогретый вином.

— Ты где так набрался? В монастыре?

— Брат келарь, добрая душа, присоединился к нашей душе...спасительной беседе, — уже начавшим заплетаться языком пояснил бывший лучник.

— А чтобы ваши молитвы дошли до бога быстрее, принес с собой пару кувшинов вина, — усмехнулся я. — Давай то, что привез, а сам иди, проспись. Завтра утром поговорим.

Он положил на стул сумку, затем чуть покачиваясь, развернулся и вышел из моей комнаты. Я достал рясу, примерил к себе.

"Балахон есть балахон, — решил я, глядя на глядя на полную бесформенность монашеской одежды, лежавшей передо мной, после чего достал бумагу и внимательно ее изучил. — Вроде все правильно, как заказывал, да и печать на месте".

На следующий день был куплен мул, соответствующий статусу сборщика милостыни и выстрижена тонзура. Анри забрал лошадь, большую часть оружия и направился в поместье, а я, на следующее утро, поехал в направлении замка сестры графа де Ла Валь, примкнув к торговому каравану. Через двое суток я уже был на месте. Замок был старый. Очень старый. Это было видно по его воинственному виду, такие строили, как крепкое убежище от любого врага. Ров, подвесной мост и бдительная охрана. Несмотря на то, что оба стражника на воротах были уже в возрасте, бдительности они не потеряли. Остановив меня, принялись расспрашивать, а стоило им узнать, что я сборщик милостыни, то собрались гнать меня взашей, даже несмотря на мою короткую проповедь о грехе гордыни и что они обязательно попадут в ад, если откажут в помощи ближнему. Несмотря на холодную погоду, к воротам, тем временем, подошла группка детей и несколько человек из слуг и замковой дворни, которые стали с удовольствием наблюдать за спектаклем. Наш спор прекратил пришедший слуга, который предложил мне пройти в замок, несмотря на недовольство стражи. Он сразу отвел меня в столовую для прислуги, а моего мула пристроил на конюшню, после чего меня, сытого и отогревшегося, повели на господскую половину. Здесь меня представили довольно приятной женщине, лет тридцати пяти, которую я определил, как компаньонку хозяйки замка, исходя из данных, полученных на проживающих в замке людей. Сразу выяснилась причина, по которой меня приняли в замке: занемог старичок — священник. Когда до владелицы замка дошла весть, что у ворот замка болтается монах с длинным языком, графиня подумала, что, может, именно он прочтет для людей, завтра, воскресную проповедь. Женщина, судя по ее глазам, сначала оценила меня как мужчину, потом стала спрашивать. Я рассказал ей, кто я, потом подал бумагу, которую внимательно изучил подошедший чуть позже мужчина, который, как узнал позже, являлся секретарем графини. Подтвердив ее подлинность, он стал внимательно слушать, не влезая в наш разговор.

— Значит, вы, брат Себастьян, собираете милостыню для своего монастыря? — спросила меня женщина, хотя до этого несколько минут изучала мой документ, где черным по белому были записаны мои обязанности.

— Да, милостивая госпожа. Езжу по разным местам и пытаюсь достучаться до людских душ, неся им слово божье. Стараюсь, насколько у меня хватает сил, но при этом не теряю надежды, что придет день, когда люди окончательно отринут греховные мысли и всем сердцем возлюбят господа нашего. Учу их помощи и любви к ближнему, объясняя им один из постулатов нашей матери-церкви: рука дающего да не оскудеет. Люди они ведь разные...

Еще несколько минут я разглагольствовал на тему любви к богу, пока меня не остановила вопросом женщина:

— Брат Себастьян, вы не могли завтра прочесть воскресную проповедь?

— Проповедь? — удивился я. — А где ваш священник?

— Отец Бенедикт заболел, поэтому не может завтра исполнять свои обязанности.

— Я всегда готов нести слово божье людям, но мне необходимо будет с ним поговорить. Это возможно?

— Я отправлю с вами служанку. Ее зовут Жаннет. Она проведет вас к священнику, а потом покажет вашу комнату.

С этими словами женщина, взяв со стола серебряный колокольчик, позвонила. На мелодичный звон дверь открылась и на пороге показалась еще одна, средних лет, женщина. Круглолицая, щечки-ямочки, улыбчивая и судя по ее веселому взгляду, брошенному на меня, довольно жизнерадостная особа.

— Что прикажете, госпожа?

— Проводи монаха к отцу Бенедикту, но при этом обязательно удостоверься, что тот не спит. Если нет, и он примет его, то после их беседы, проводи брата Себастьяна на гостевую половину. Комнату ему сама выберешь, — объяснила она служанке, что ей нужно сделать.

— Слушаюсь, госпожа.

В спальне священника стоял тяжелый, спертый воздух, так бывает, когда окна закрыты, а в комнате долго лежит больной, да еще старик. На большой кровати, под балдахином лежал худой, небольшого роста, старичок. Редкие седые волосы, рассыпанные на подушке, лицо, изрезанное морщинами, а вот глаза у него были, живые и любопытные, как у ребенка. Он явно обрадовался гостям.

— Да пребудет с вами господь, отец Бенедикт, — поздоровался я с ним, потом коротко изложил ситуацию.

— Значит, брат Себастьян, — теперь он смотрел на меня испытующе. — Молодой, красивый, вдали от монастырских стен, погруженный в мирскую суету. Женщины, вино, золото. Знаю, знаю, ты исповедуешься, затем замаливаешь грехи. Вот только как справиться со всеми соблазнами, которые нас окружают?

— Вас тоже, отче, мучает этот вопрос? — при этом я сделал вид, что у меня чисто случайно вырвался этот вопрос.

Священник слабо улыбнулся.

— Мучал когда-то. Причем очень сильно, вот только ответа господь мне так и не подсказал. Потом пришло время раздумий, и я попытался сам... — дальше речь отца Бенедикта полилась рекой, видно он давно хотел поговорить на тему соблазна и греха. Я сделал вид, что заслушался, а чтобы показать свой интерес, вставлял междометия. Даже не знаю сколько времени прошло, как раздался стук в дверь, прервавший пламенную речь борца с грехами, а спустя несколько секунд в проеме открывшейся двери появилось полное лицо служанки.

— Отец Бенедикт, прошу прощения, но госпожа хочет видеть нового монаха.

— Приходите вечером брат Себастьян и мы поговорим с вами на тему воскресной проповеди.

— Обязательно приду.

ГЛАВА 4

Знакомство с хозяйкой замка и ее дочерью прошло довольно интересно и познавательно, как для них, так и для меня. Будущая жена виконта была молода, свежа и по-детски непосредственна. Я не стал показывать себя святошей, а вместо этого, совсем по-светски, рассыпался в комплементах дамам, после чего занял их галантным разговором. Описывал места, где я бывал, рассказывал о людях, с которыми мне приходилось встречаться, перемежая свои путешествия смешными случаями и страшными историями. Рассказал о слуге дьявола из Буржа, при этом не удержался и соврал, что лично сам видел Сатану, стоящего за его спиной.

— Я бы, наверно, умерла от страха увидев его красные светящиеся глаза, — с придыханием, негромко сказала девушка, стоило мне закончить свой рассказ.

Графиня обошлась без комментариев, вместо этого она произнесла короткую молитву и перекрестилась.

— Ради бога, простите меня, — повинился я. — Мне совсем не хотелось пугать благочестивых дам. Я больше не буду...

— Нет! Нет, продолжайте, брат Себастьян, — перебила меня графиня. Ее глаза блестели, грудь вздымалась, но при этом было видно, что острое ощущение страха ее почти физически возбуждало. — Нам было страшно, но мы должны знать о злокозненных происках нечистого, чтобы суметь им противостоять.

"Интересно, как бы ты себя повела дамочка, расскажи я вам дурацкую страшилку про черную руку?".

— Полностью согласен с вами, госпожа. Дьявол довольно искусен в разных хитростях. Вы слышали о дьявольской серебряной монете?

— Это очень страшная история? — сразу поинтересовалась дочь графини, намного более впечатлительная, чем ее мать.

— Совсем нет, — успокоил я девушку. — Просто хочу показать, насколько дьявол хитер и коварен. Эта монета появляется в полнолуние, сразу после дождя и обязательно рядом с каким-нибудь кладбищем. Если посмотреть в такую лужу, то на дне будут видны сверкающие серебряные монеты. Они получаются из лунного света и черного колдовства. Не вздумайте сунуть в воду руку и взять их. Это дьявольское наваждение сможет оставаться монетой только у вас в руках, но стоит ей расплатиться, как коснувшись пальцев торговца, сразу превратится в воду. Люди, увидев подобное, сразу объявят вас слугой дьявола, а потом сожгут живьем на костре.

Вечером, перед тем как отойти ко сну, я проанализировал как свое поведение, так и его обитателей, после чего решил, что пришелся ко двору. Священник, когда я его навестил вечером, передал мне библию и листок с пометками на тему: семь смертных грехов. Утром, рано встав, еще раз прошелся по проповеди и решил, что все должно неплохо прозвучать. Пройдя сквозь толпу народа, я забрался на навесную галерею — амвон замковой часовни, положил перед собой библию с пометками и стал ждать хозяйку замка. Собравшийся народ, а особенно женщины, стал негромко обсуждать нового, молодого и красивого, священника, но стоило появиться и сесть на свои места графине со свитой, как наступила тишина.

Считаю, что с этим делом я успешно справился, тем более что в свою речь я вплетал простонародные выражения, чем заслужил благодарность простых людей. Особым красноречием я не блистал, но при этом сумел привлечь внимание людей, тем более что заранее наметил отдельные места и эмоционально выделил их в своей речи. Симпатичная внешность молодого монаха и яркая, а главное, понятная для простого человека, проповедь, принесли мне уважение всего населения замка. Правда, потом графиня укорила меня за то, что я использовал в своей возвышенной и поучительной речи простонародные выражения, но это было сказано мягко и как бы вскользь. Судя по некоторым намекам, я явно заинтересовал хозяйку замка, причем как мужчина.

— Брат Себастьян, я бы хотела, чтобы вы меня исповедовали сегодня, после ужина. Хочу лечь спать без тяжести грехов на душе.

"Ишь как у тебя глазки блестят, сестра. И грехи мы, конечно, замаливать будем в постели. Грешить и замаливать. Я не против. Женщина ты, конечно, приятная, вот только как на это дело твой брат посмотрит? Нет, портить с графом отношения мне не с руки. Уж извини, подруга".

— Простите меня, госпожа, что я не сразу передал вам это письмо. Все ждал момента, когда мы остаемся наедине. Прошу вас, возьмите.

Мои слова "останемся наедине" ей явно понравились, но стоило графине взять письмо и рассмотреть печать, как ее настроение резко поменялось. Сломав печать, она быстро пробежала глазами письмо, после чего бросила на меня гневный взгляд оскорбленной до самой глубины души женщины.

Вместо красавчика-монаха в постели она получила шпиона своего братца. Подлая тварь! Именно это было написано на ее пылающим от гнева лице. Графине явно хотелось высказать то, что она думает обо мне и своем брате, но она сдержалась, и гордо вздернув подбородок, ни говоря ни слова, жестом указала мне на дверь. Чтобы подчеркнуть, что хозяйка замка оказалась мною недовольна, я не получил приглашения на обед, чему, честно говоря, был только рад. Бродил по замку, разговаривал с людьми, выслушивая их горести и радости. Успокоил сапожника, принявшего избивать свою жену, выпил кружку вина с солдатами в казарме, принял исповедь у одной из ткачих, а между разговорами и душеспасительными беседами вскользь интересовался будущей свадьбой. Как оказалось, эта тема довольно сильно занимала умы замкового люда, поэтому разного рода сплетни и слухов на меня вывалился целый ворох. Осталось найти во всей этой куче зерно истины. Единственное, что во всех рассказах сквозило, и настораживало, непонятное для людей поведение жениха. Вместо того, чтобы постоянно оказывать девушке все знаки внимания, его визиты ограничились всего двумя приездами в замок будущей жены, несколькими совместными прогулками на свежем воздухе и дорогими подарками. Впрочем, большинство рассказчиков сходились на том, что сдержанность молодого человека идет от его изысканных манер и хорошего воспитания виконта. Кроме этого, в народе еще ходил слух, что виконт принял какой-то обет, который влияет на его общение с девушкой.

"Так, может, он болен? Хм. Тогда зачем затевать спектакль со свадьбой? Нет, надо сначала его увидеть. Посмотреть на его окружение, а потом прикидывать варианты".

Недовольство графини длилось недолго, и за пару часов до ужина меня пригласили в ее кабинет. Горящий камин, изящный кувшинчик с вином, и сидящая в мягком кресле, приятная женщина. Вот только это было не любовное свидание, а тайное совещание. Хозяйка замка не только подтвердила все слухи, но и добавила новые, довольно интересные, подробности. Пусть она узнала их из не совсем достоверных источников, но они уже не выглядели пустыми сплетнями. По большей части эти новости графиня узнавала от гонцов, которые привозили дорогие подарки. С ними уважительно обходились, вкусно кормили, изрядно поили, после чего расспрашивали о новостях, как протекает жизнь в замке, о здоровье его владельцев. Люди, в хорошем настроении, да в подпитии, частенько бывают разговорчивыми, а особенно если им запрещено говорить. Именно из их слов графиня узнала, что около двух месяцев назад в замок виконта приехало трое монахов, которые ни с кем ни разговаривали, кроме виконта и его матери. Пробыли они в замке двое суток, затем уехали обратно, а спустя неделю неожиданно уехал виконт, в сопровождении двух слуг. Официально было объявлено, что он дал обет и отправился в паломничество. Его не было месяц. Если до поездки ходил грустно-задумчивый, то по его возвращении слуги и дворня отметили его хорошее настроение. Где он был, слуги, сопровождавшие его, толком не могли ответить, так как в монастыре, куда они приехали, их сразу разделили. Только вот спустя неделю, один из двух слуг, сопровождавших молодого хозяина, таинственным образом исчезает, а в замке стали говорить о появившемся призраке Серого Монаха, которого не видели уже много лет. После короткого совещания, мы решили, что надо напроситься в гости в замок Морсеров. Осталось придумать вескую причину. Вот только выдумывать ничего не пришлось, так как спустя сутки в замок прибыл один из слуг виконта с приглашением на охоту. Графине и его дочери предлагалось посмотреть, как виконт поразит секача, после чего поехать в замок жениха, где по случаю дорогих гостей будет устроен пир. Графиня дала согласие.

Ради этого случая виконт прислал закрытый возок, оббитый, для тепла, медвежьими шкурами, с двумя людьми для услуг. Помимо этого, в возке лежали два толстых теплых плаща, с меховыми подкладками. Погода, похоже, тоже решила присоединиться к празднику, убрав с небосвода серые тучи. Мне было интересно, ведь на охоте я был впервые в жизни, хотя и состоял в должности ловчего при королевском дворе. Нам определили место недалеко от поляны, куда намеревались выгнать зверя. Мы еще издали слышали, как загонщики орали и трубили в рога, гоня кабана на охотников. Со временем звуки становились все громче и оглушительнее, пока свора собак с загонщиками, взметая за собой облака снежной пыли, не выгнала зверя на большую поляну, где его уже ждал Жерар де Морсер. Хотя тот стоял один, но в метрах тридцати за ним находилось несколько слуг с рогатинами и арбалетами, готовые в любую секунду прийти на помощь. В руках у виконт держал короткое и тяжелое, с широким наконечником и перекладиной, поперечной древку, копье. Древко было обмотано ремнем, чтобы не скользили руки, а поперечная перекладина обеспечивала безопасную дистанцию, если кабан останется жив после первого удара копьем.

Выскочивший из леса вепрь, вдруг резко остановился, подняв вверх клыкастую башку, несколько секунд нюхал воздух. Несмотря на то, что на подобной охоте я никогда не был и не знал повадки этих животных, мне было известно из многочисленных рассказов, что зрение у кабана плохое, зато слух и обоняние — отменные. В следующее мгновение, зверь, сорвавшись с места, несмотря на снег, серой молнией рванулся в сторону виконта. Удар острым наконечником попал точно в грудь вепря. Рана была, возможно, опасной или даже смертельной, однако кабаны обладают уникальной живучестью, а уж про силу и говорить нечего. Вепрь яростно завизжал и рванулся в сторону, вот только вильнув в сторону, он рванул копье с такой силой, что виконт не удержался на ногах и завалился на бок. Меня поразила эта картина. Кабан не только не хотел умирать, он явно намеревался разорвать на клочки причину своей боли. Не знаю, насколько был опытен виконт как охотник, но храбрости ему не занимать. Он не выпустил копье из рук, просто прижал его торец к земле, и когда озверевший секач, снова рванулся к нему, то просто нанизался на него. Даже сейчас, залитый кровью, зверь еще какое-то время продолжал напирать на охотника, но спустя несколько секунд кабан захрипел, а потом рухнул на бок. Виконт вскочил на ноги, выхватил нож, подскочил к умирающему зверю, несколько раз ударил его ножом в шею, после чего выпрямившись, посмотрел в сторону возка. Кровь на снегу, лающая свора собак, рвущаяся к зверю, радостные крики людей и герой-охотник, шагающий по снегу в сторону возка, возле которого стояла его невеста. Эта была из тех ярких картинок, которые остались в моей памяти навсегда. После шумный поздравлений трофей был положен на сани и наш кортеж направился к воротам замка, где нас уже встречали.

"Почти королевский прием, — подумал я, когда увидел дюжину конных воинов в начищенных доспехах, выстроенных по обе стороны от ворот, их начищенные доспехи и толпу слуг, которые бросились к нашему возку, стоило тому остановиться. Стоило виконту спрыгнуть на землю, как входные двери широко распахнулись и на пороге показалась графиня со свитой. Кивком головы она приветствовала сына, а в следующее мгновение ее губы расползлись в доброжелательной улыбке при виде гостей. Жерар де Морсер быстро подошел к экипажу и подал руку, помогая выйти графине, а затем ее дочери, причем руку Луизы он держал довольно долго. Проводив их к своей матери, виконт, встал в стороне, пока его мать приветствовала дорогих гостей. Впрочем, высказанные любезности были краткие, так как на холоде никто дорогих гостей держать не собирался, но при этом, как мне показалось, довольно доброжелательные. Виконт извинился, что не провожает своих дорогих гостей дальше, так как ему надо сменить охотничий наряд на праздничный, после чего ушел, сопровождаемый слугами. Нас, тем временем, проводили в гостевые покои. При этом сразу предупредили, что как только мы приведем себя в порядок, графиня нас сразу примет, а сам виконт будет чуть позже, так как ему надо время, чтобы привести себя в порядок.

Так как переодеваться мне не надо было, я устроился за столом в своей комнате, тихонько потягивал подогретое вино и пытался разложить все факты, которые я сегодня отложил в своей памяти. Впечатление от виконта у меня осталось неплохое. Приятной наружности молодой человек, девушкам такие нравятся, находящийся в отличной физической форме, судя по его схватке с вепрем. За время пути, когда он ехал рядом с нашим возком и вел довольно галантную беседу со своей невестой, оказалось, что парень не чужд галантности, читает рыцарские романы и даже имеет склонность к стихосложению. Молодые люди нашли знакомые им обоим стихи какого-то поэта и даже попытались спеть их дуэтом. В его взглядах легко читалась любовь к девушке, которая заставляла гореть щечки Луизы и счастливо улыбаться.

"Они явно увлечены друг другом, — подумал я и бросил взгляд, на, закутанную в меха, ее мать. Мы обменялись взглядами, но сказать друг другу пока было нечего.

О вдове де Морсер и сопровождающих ее лицах я частично был знаком со слов матери Луизы. За пять минут, пока высокородные дамы обменивались пышными и высокопарными фразами, я мельком прошелся по лицам, которые ее сопровождали. Пара дворян из ее ближних вассалов, священник, усатый вояка в броне, дама-компаньонка, видно ее ближайшая подруга. На заднем плане просматривались несколько дам различного возраста и четверо мужчин, похоже, из породы блюдолизов. Так как все внимание людей концентрировалось на двух основных гостьях, по мне скользнуло лишь несколько взглядов, да и то, с оттенком любопытства. Правда, сама хозяйка замка и ее подруга уделили мне чуть больше внимания, подозревая, что графиня взяла с собой не просто так этого молодого и красивого монаха. И исповедует, и постель согреет. Это было заметно по легкой, но язвительной усмешке дамы-компаньонки, причем она это сделала напоказ, после того как она окинула меня взглядом. Я же всем своим видом старательно изображал смиренность, при этом изображая на лице улыбку, которая должна была показать мою доброжелательность и любовь ко всему окружающему миру. Вот только среди взглядов, бросаемых на меня, я все же выделил один: острый, осторожный, оценивающий. Поймал я его боковым зрением, когда дворянин, которого я сначала отнес к лизоблюдам, посчитал что я не смотрю на него.

"Местная контрразведка? — спросил я себя и тут же сам ответил. — Скорее всего. Взгляд цепкий, внимательный. Молодец. Хорошо шифруется. Стоит в задних рядах, да физиономия простецкая. Взглядом скользнешь, не зацепишься".

Средневековый замок — это государство в миниатюре. Феодал и его приближенные наверху, а под ними стоят слуги, стражники и замковая дворня, то есть основная масса населения замка. Тут надо знать, что думает народ, а то не успеешь опомниться и нож в спине торчит. При любом хозяине замка всегда находился доверенный человек, который занимался тем, что выслеживал инакомыслящих и вербовал шпионов. Да и доносы в это время были широко развиты. Доносили чтобы расправится с более удачливым соперником или избавиться от долга. В замке донос был способом выслужиться, получить монету-другую или теплое местечко. "Контрразведчики" легко вербовали людей, а затем фильтровали полученные сведения и выбирая из них достойные, доводили уже их до ушей хозяев замка. В основном доносы были о пустяках и заканчивались для проштрафившегося человека плетями на конюшне, но бывали случаи, когда виновный оказывался в замковом подвале, в компании палача. Средневековый человек был подвержен страстям, легко поддаваясь чувствам. Верность, дружба и любовь, в эти славные времена, шли бок о бок с обманом, коварством и слепой яростью.

Я отметил этого неприметного дворянина для памяти. Сегодня мне предстояло много, причем, лихорадочной, работы. Слишком многое надо успеть за неполные сутки, если я хочу хоть что-то прояснить для себя по этому делу. Причем надо учитывать окружение незнакомых мне людей, которые не будут разговаривать со мной просто так, пусть даже я в рясе и с дружеской улыбкой на лице. В основном я рассчитывал на длинные языки, которые развяжутся после пира. Для начала я быстро перебрал в памяти свиту графини.

"Подруге хозяйки замка, Мари де Бельвиль, где-то за сорок с лишним лет. Судя по всему, ее интерес ко мне явно не платонический. Если задрать юбку, да умело направить разговор, то она многое сможет рассказать о своей подруге и ее сыне. Вот только на это нужно хотя бы пару дней, которых у меня нет. Начальник охраны, толстяк с носом пьяницы, как источник информации отпадает, а вот священник мне интересен. Не старый, вот только почему-то не лучится бодростью и радостью. Мешки под глазами, да и вид нездоровый. Еще бы неплохо с кем-нибудь из лизоблюдов поговорить. Эти типы хорошо на деньги клюют, правда, при случае сдадут меня легко, без зазрения совести. Ладно, будем работать с тем, что есть".

Естественно, я не рассчитывал, что хозяева замка позовут меня, вместе с высокими гостями, на светскую беседу, да и кто я такой? Простой монах, которого привезла из-за какой-то блажи графиня, и скорее всего, для постельных утех. А вот на праздничный ужин обязательно пригласят, правда, посадят где-нибудь в самых дальних рядах, вместе с лизоблюдами.

"Пока у меня есть время, надо пройтись, попробовать поговорить с людьми, авось что-нибудь и сболтнут дружелюбному монаху".

Сказано — сделано. Поднявшись, набросил на плечи теплый плащ, подошел к двери. Выйдя в коридор, я сразу услышал приглушенную расстоянием музыку, идущую из западного крыла замка, где жили хозяева замка. За время моего пребывания в средневековье я, в достаточной степени, изучил внутреннюю архитектуру и расположение помещений замка, обычно стандартных, поэтому без труда сориентировался и направился к выходу. Не успел выйти, как увидел суетящихся слуг. Сильные парни, пыхтя и отдуваясь, выкатывали из подвала бочки с вином. Мимо меня прокатил тележку в направлении кухни, с домашней птицей, подросток в белом фартуке. Связанные куры заполошно кудахтали, а гуси тянули в стороны клювы и зло шипели. Затем мимо меня почти пробежала женщина средних лет, неся кипу постельного белья.

Перейдя с хозяйской части в замковый двор, я стал притяжением любопытных взглядов замковой дворни. Новый человек в замке — это событие. Несколько женщин, стоявших у колодца, которые о чем-то оживленно болтали, при виде меня резко замолчали, но уже спустя минуту снова заговорили, но при этом стали подталкивать друг друга и хихикать. Дверь казармы широко распахнулась и из нее вышла группа солдат, судя по броне и оружию в руках, они шли сменять своих товарищей на постах. Наткнулся я и на взгляд кузнеца, стоявшего в открытых дверях мастерской. Он, видно, вышел подышать свежим воздухом, а тут я. Чуть улыбаясь и слегка кивая головой, как бы приветствуя здешних обитателей замка, я направился к часовне. Говорить с дворовыми людьми было не только бесполезно, а даже опасно. Если в замке "нечисто", о таком разговоре сразу же будет доложено "контрразведчику". Зато зайти в часовню или поговорить с местным священником для монаха вполне естественно. Мне повезло, священника я нашел на рабочем месте. Он молился в одиночестве. Это было, по меньшей мере, странно. Священники, жившие в замках, по большей части, входили в узкий круг доверенных лиц хозяев, им нередко доверялись тайные помыслы, с ними часто советовались, поэтому он должен был сейчас сидеть за пиршественным столом, а вместо этого стоит на коленях в холодном помещении, сложив руки в молитвенном жесте. На его лице, освещенном тусклым светом нескольких свечей, написано страдание. Стоило мне войти, как он резко обернулся, а потом поднялся на ноги.

— Да пребудет с вами Господь, отче.

— Брат Себастьян? — несколько удивленно спросил он, так как, похоже, разделял общее мнение насчет моей особы.

— Решил побыть наедине с богом, вдали от мирской суеты, — сразу ответил я на его невысказанный вопрос, после чего постаравшись придать своему лицу и голосу участие и душевность, спросил сам. — Вас что-то гнетет, отче?

Видно, тут сыграло несколько факторов. Неожиданность вопроса, участие и доброжелательность, которые он прочитал на моем лице, плюс к этому подспудное чувство вины и желание поделиться с кем-то своими сомнениями и тревогами, которые как я понял из его последующих слов, терзали его душу.

— Боль сжигает мою душу. День и ночь прошу господа о помощи, прошу дать мне совет, как лучше сделать... — голос священника был тусклый и отстраненный, словно он не отвечал мне, а просто произносил свои мысли вслух.

В следующее мгновение откровенность священника иссякла, а на лицо легла мрачная тень. Ему очень хотелось выговориться, переложить часть бремени на чужие плечи, но тайна исповеди сомкнула его уста.

— Я есмь ничто, — отрешенно, словно про себя, произнес я, — и не желаю для себя иной участи, нежели та, что ты, Господи, назначил мне.

Священник вопросительно посмотрел на меня. Он, скорее всего, понял, что я имел в виду, но хотел подтверждения.

— Уповайте на Господа, отче. Он, отделивший свет от тьмы, сумеет дать вам ответы на мучавшие вас вопросы. Даже скажу больше. Вы их знаете, просто еще не пришли к их пониманию.

— Я их знаю, но не пришел... к их пониманию, — задумчиво повторил за мной монах.

Он явно пытался, прямо сейчас, найти смысл в моих словах, так как забормотал, прокручивая свои мысли вслух: — Как я могу судить... Грешник или... Может господь назначил ему участь... Если это правда, то он сам должен...

В следующее мгновение, его рассеянный взгляд, до этого устремленный в пространство, стал осмысленным. Священник посмотрел на меня и сказал: — Мне действительно надо подумать.

— Идите, отче, думайте, а я буду молиться за вас.

— Благослови вас господь, брат Себастьян.

Я опустился на колени прежде, чем хлопнула тяжелая дверь. Сложив руки в молитвенном жесте и шевеля губами, принялся прикидывать, что мне только что стало известно.

"Есть тайна, связанная с хозяевами замка, причем не уголовного характера, так как планами разбоя или убийства с исповедниками обычно не делятся. Грешник? Виконт. Как он сказал: господь назначил ему участь. Он явно имел в виду Жерара. Еще был приезд монахов, после чего виконт ездил в какой-то монастырь. Причем пробыл там почти месяц. Что он там делал? Лечился? Вроде со здоровьем у него проблем нет, вон какого зверя сегодня взял, да и всю дорогу до замка вполне нормально себя вел. Тогда в чем дело? Скрытый псих? Маньяк-убийца? Вот только об этом сразу стало бы известно, но народ молчит, да и пропал только один слуга. Да и не вяжутся эти варианты с обликом виконта. Хм. Может дело не в нем, а в его матери? Дьявол, как здесь холодно. Все, пора идти, — я поднялся с колен.

Не успел я выйти из часовни, как порыв холодного и сырого ветра, забравшийся под плащ, заставил меня передернуться всем телом. Только сейчас я понял, что промерз насквозь. Мне сейчас ничего так не хотелось, как тепла и кружки подогретого вина со специями. Ни на замковом дворе, ни на хозяйской половине замка людей сейчас почти не было. Холод заставил людей убраться в тепло, только стояла стража у ворот, да часовой на башне, закутанный в теплый плащ, напоминал нахохлившуюся ворону. Оказавшись в замке, пока шел, прислушивался к звукам, несущимся из господских покоев. Звучала музыка и были слышны звонкие голоса, произносящие что-то нараспев.

"Господа музицируют, — усмехнулся я.

Я не знал, что для того, чтобы угодить своей невесте, виконт собрал в замке полтора десятка поэтов и устроил поэтические состязания. Сейчас они завершались. После их окончания девушка должна была вручить награду, кошелек с деньгами, наиболее способному поэту. Потом, по праздничному расписанию, должен быть отдых, предшествующий большому пиру, назначенному на вечер.

Поднявшись в гостевое крыло, я встретил в коридоре мальчишку-пажа и попросил его отправить ко мне слугу или служанку, а чтобы он не пропустил мимо ушей мою просьбу, дал ему мелкую монетку. Довольный паренек, чуть ли не в припрыжку, убежал, а я отправился в свою комнату. В помещении было не то, чтобы совсем холодно, но довольно прохладно. Никаких общих обогревательных систем в замках, за исключением каминов, в замках не было, да и те находились в определенных помещениях, таких, как кабинет, зал для приема гостей или кухня, где находился очаг, занимавший половину стены, чтобы можно было готовить сразу несколько блюд. Холод, идущий от каменных стен, в какой-то мере снижали деревянные панели и висевшие на них гобелены. Ждать пришлось долго. Я даже успел согреться, отжавшись от пола сотню раз.

— Войдите! — крикнул я, на раздавшийся, наконец, осторожный стук в дверь.

Дверь открылась и на пороге показалась служанка, женщина лет сорока. Миловидное лицо, плотная, широкая фигура и хорошо пошитое, пусть из грубой ткани, платье. При этом она явно не походила на господскую прислугу.

"Из кухни? Прачка?".

— Господин? — робко спросила она.

— Тебе кто сказал ко мне прийти?

— Так, Жак и сказал, — растерянно произнесла женщина, а потом вдруг всплеснула руками и неожиданно вскрикнула. — Ах, ты мелкий гаденыш!

Я уже понял, что случилось. Парнишка оказался шутником дурного толка.

Не успел я рот открыть, как женщина резко покраснела и принялась сбивчиво извиняться: — Господин. Я не вам... Господи! Это все паршивец Жан...

— Да я все понял, милая женщина. Успокойся. Этот недостойный отрок грубо пошутил, что весьма недостойно поведения молодого человека. Обман — это мелкий грех, но и он заслуга дьявола.

— Ох! — женщина словно только сейчас заметила мою рясу. — Простите меня, отче.

— Ничего страшного, добрая женщина, — я изобразил добрую улыбку, а голосу постарался придать как можно больше душевности. — Я монах, а не священник. Брат Себастьян. Так кем ты работаешь в замке и как тебя зовут?

— Луиза, брат Себастьян. Я портниха, — судя по тому, что черты лица разгладились, женщина поняла, что ничего страшного не произошло и успокоилась. — Этот мелкий шкодник встретил меня в коридоре и говорит, что господину нужно залатать дырку в одежде. Иной раз такое уже бывало.

"Что ж, этот мелкий паршивец оказал мне неплохую услугу. Будем работать".

Не успела портниха еще извиниться и уйти, как оказалась под влиянием молодого и красивого монаха. Я постарался расположить женщину к себе мягкими интонациями голоса, проникнутыми душевностью, добротой взгляда и весьма живым интересом к ее жизни. Спустя двадцать минут я много чего узнал о ее жизни. О муже-конюхе, любителе выпить и пустить в ход кулаки, о скорой свадьбе старшей дочери и о проказах младшей дочурки. За вопросами о ее жизни и работе я постепенно вытянул из нее все последние новости и слухи, которые ходили в замке. Закончили мы разговор краткой молитвой.

— Да пребудет с тобой господь, добрая женщина, — попрощался я с ней после разговора.

— Благодарю вас, брат Себастьян. Ваши слова дошли до моего сердца. Знаете, я... словно душой воспарила к небесам. И ради бога, не беспокойтесь, сейчас я пришлю кого-нибудь из служанок.

"Повезло. Если ближних слуг, возможно, предупредили, чтобы не болтали языком, то дворню — нет".

Еще спустя десять минут прибежала служанка с вином и закуской. За это время я выстроил факты, слухи и домыслы, которые узнал, в одну цепочку. Нового мне портниха ничего не сказала, только подтвердила то, что мне довелось слышать раньше.

"Все-таки все упирается в молодого хозяина замка. Только в чем его тайна? Пропал один из его доверенных слуг, оруженосец Гийом Бувье, с которым он ездил в монастырь. Странно, почему никто не знает название монастыря. Пропал он через несколько дней после того, как виконт вернулся в замок. Как сказала портниха, он был жадный и заносчивый тип. Был и исчез. По местным слухам, его забрал призрак Серого монаха, который снова появился в замке. Как-то он вовремя появился. Полсотни лет его никто не видел, а тут раз и выскочил. Понятно, что оруженосца убрали, и даже могу предположить за что его убили. Он что-то узнал и потребовал деньги, а призрака придумали, чтобы убирать всяких болтунов, если такие снова появятся, чтобы оградить тайну виконта".

Служанка, в подтверждение моих мыслей, держалась сухо и на разговор не шла. Когда она ушла, я закусил ветчиной и паштетом, выпил пару стаканов вина, после чего лег поспать пару часов, так как знал, что подобные пиршества обычно тянулись до глубокой ночи.

ГЛАВА 5

В большом зале, где полстены занимал ярко горящий камин, для праздничного пира уже стояли столы, изображая букву "т". Во главе "поперечины" будут сидеть хозяева и именитые гости, а за "ножкой" — остальные приглашенные, и я в том числе. На стенах, в металлических упорах, пылали факелы, на над столами горели "люстры" — четыре больших металлических обода, с установленными над них свечами. Каменные стены частично закрыты деревянными панелями и гобеленами. Когда я пришел, только рассаживались первые гости, по залу метались слуги, а в дальнем углу, сбившись в кучу, музыканты настраивали свои инструменты. Оглядевшись, я, неторопливо подойдя к самому дальнему концу стола, сел на скамью. На столе уже лежал хлеб, стояли глубокие миски с соусами, на серебряных блюдах лежали нарезанные колбасы, ветчина, паштеты. Вереницами протянулись вдоль всей длины стола кувшины с вином. Именитых гостей-дворян, претендующих на места в начале стола, рассаживал дворецкий, торжественно объявляя имя каждого из них. Постепенно зал заполнялся вновь прибывшими гостями, встречались знакомые, заводили разговоры, а в одном случае даже попытались поругаться. Судя по всему, это были какие-то старые обиды, но ссоре не дали вспыхнуть, разведя неприятелей по разные стороны. Шум за столом становился все громче. Сыпались грубые шуточки, шли разговоры, кто-то рассказывал смешную историю, дамы громко смеялись, музыканты играли какую-то тихую мелодию. Спустя какое-то время торжественно появились хозяева замка со своими личными гостями. После короткой приветственной речи хозяйки замка и ответных восторженных криков гостей — пир, наконец, начался. Громко заиграла музыка, слуги начали вносить блюда с горячей едой. Главным блюдом стола, естественно, стала добыча виконта — кабан. Гости ели, пили, произносили здравицы в честь хозяев. Если в начале пира на меня еще бросали взгляды приглашенные на пир соседи Морсеров, что этот незнакомый монах здесь делает, то после ряда опрокинутых кубков, собравшиеся за столом люди просто радовались жизни. Пили вино, ели мясо, слушали менестрелей, смеялись шуткам артистов. Я ел и очень осторожно наблюдал за виконтом, стараясь никак не выдать своего интереса. Причина была проста: напротив меня сидел "контрразведчик". Причем сел он не просто так: меня взяли под наблюдение. Из чего можно сделать только один вывод: мой разговор со священником, посвященным в тайну виконта, не остался не замеченным. Это стало еще одним, уже окончательным подтверждением тому, что все упирается в виконта. Особого внимания он мне не навязывал, но при этом как бы ненавязчиво задавал вопросы, пытаясь выяснить кто я такой и какое отношение имею к графине де Анжен, а заодно пытался напоить меня. Вот только вино я только пригубливал во время здравиц, а пил воду из кувшина, стоящего рядом со мной, к тщательно скрываемому неудовольствию "контрразведчика", чье имя я наконец узнал. Этьен Руссо.

"Обеспокоен. Судя по его настойчивости, у нас с ним еще один разговор состоится".

Вот только каким он выйдет, с позиции силы или обойдутся угрозами, я не знал. Я не думал, что меня собираются убить, но если тайна являла прямую угрозу для хозяев замка, то такой вариант нельзя было скидывать со счетов.

Судя по всему, Жерар де Морсер вел себя, как обычный молодой человек. Шутил, смеялся, правда, от танцев отказался, заявив, что немного потянул ногу на охоте и не хочет выглядеть смешным и неуклюжим. Единственное, что меня несколько удивило, так это как сидели за столом хозяева и гости. По местным обычаям обычно сажали молодых людей, как будущих мужа и жену вместе, посредине стола, а они почему-то оказались сидевшими по разным сторонам стола. Когда гости уже прилично напились и веселье захлестнуло их с головой, я поднялся и ушел к себе.

Вернувшись в комнату, я занялся приготовлениями к приходу возможных гостей. На кровати была свернута "кукла", а сам я устроился за креслом с высокой спинкой. Я до сих пор не знал в чем заключается тайна виконта, но рассчитывал, что незваные гости, если, конечно, появятся, дадут мне ответ. Вероятность их появления колебалась в районе 50%, то есть зависела насколько им важно сохранить тайну виконта.

Сначала раздался металлический щелчок замка, затем послышался легкий скрип открываемой двери. Я осторожно выглянул из-за спинки кресла.

"Двое. Разберусь".

Глазам двух ночных гостей предстала мирная картина. В тусклом свете, наполовину сгоревшей свечи, видна была часть кровати, на которой лежал, накрытый одеялом, человек. Они увидели то, что хотели видеть. Одним из них, как я и ожидал, являлся "контрразведчик". Второго, широкоплечего верзилу, с дубинкой в руке, я еще не видел. Стоило им приблизиться к кровати, как я встал и в один скачок оказался за спиной здоровяка, а в следующее мгновение кастет с силой упал ему на затылок. Верзила то ли хрюкнул, то ли рыкнул, после чего рухнул на пол. Второй незваный гость резко отпрыгнул в сторону, одновременно разворачиваясь в мою сторону. В его руке тускло блеснул кинжал.

— Пришли узнать: как мне спится? — насмешливо поинтересовался я у него.

"Контрразведчик" явно не ожидал подобного поворота, поэтому сейчас судорожно пытался понять, что ему делать и что говорить.

— Ты кто? — наконец, после тяжелого молчания, спросил он меня.

— Монах. Разве не видно?

— Ты убил...

— Пока нет, но если понадобится, то добью, не задумываясь. Все теперь зависит от тебя. Скажешь правду, договоримся, нет, пеняй на себя, — говорил я равнодушно и спокойно, даже с ленцой, делая все, чтобы у моего ночного гостя создалось впечатление, что его жизнь висит на волоске.

— Ты монах! Ты не посмеешь!

Судя по его истерическим выкрикам и испугу, проступившему на его лице, мои слова, тон и выражение лица его проняли в достаточной степени.

— Я не монах. Так я услышу от тебя правду или нет?

— Ты ничего от меня не узнаешь! — вот только в его голосе не было ни твердости, ни уверенности, которые должны были соответствовать этому заявлению. В следующий миг кастет с силой ударил его в грудь. Шок от резкой боли заставив на мгновение растеряться и отступить на шаг, а дальше уже было дело техники. Спустя минуту, он уже стоял на коленях, безоружный, с вывернутой назад рукой. Перехватив левую кисть Руссо, закрутил ему руку так, что тот оказался спиной ко мне, после чего стал выкручивать ее до тех пор, пока из его глотки не вырвался сдавленный стон.

— Мне нужна правда, а чтобы ее получить я буду ломать тебя. Пальцы, руки, ноги, но ты мне все расскажешь, — я говорил негромко, учитывая третьего человека за дверью, но в моем голосе явственно звучала холодная решимость сделать то, что обещал.

— Я не могу. Это не моя тайна. Меня убьют!

— Ты свой выбор сделал, — и я резко рванул его руку вверх.

Силы воли Руссо хватило на двадцать минут. Знание нахождения нервных узлов, а также практика в проведении экспресс-допросов быстро дали себя знать. Не знаю, кем я сейчас в его глазах выглядел, но в них читался дикий ужас.

— Не надо... больше. Я все... скажу.

Для меня вся эта история показалось дикой и надуманной, а вот для людей этого времени, к сожалению, являлась пусть страшной, но довольно жизненной ситуацией. Сказывалась разница в мышлении. Еще бы, в пятьсот лет.

Три года назад, отправившись за военной славой, молодой Жерар де Морсер влюбился в красивую девушку — простолюдинку. Были страстные ночи и признания в любви — виконт погрузился с головой в любовный водоворот. Вот только красавица горела не любовью, а местью, за то, что ее когда-то так же заразили проказой. Когда она открыла виконту свою страшную тайну, Жерар чуть не сошел с ума. Отвергнутая любовь, предательство и страшная болезнь. Он даже хотел покончить с собой, но молодость и желание жить перевесили, к тому же узнав как можно больше о проказе и не найдя признаков, решил, что все еще может обойтись. Вернувшись домой, он колебался какое-то время, но затем все же признался матери в том, что с ним случилось. Графиня оказалась сильным человеком и достойно приняла этот удар, к тому же никаких признаков болезни у сына не обнаружилось. Они посчитали, что беда прошла стороной, но со временем они узнали, что болезнь, по большей части, сразу не проявляется. В зависит от внутренних болезней и общего здоровья человека. Некоторым она обезображивает лицо и тело за несколько месяцев, а другие годами носят в себе ее зловещие симптомы. Надеясь на лучшее и боясь стать изгоями, мать и сын тщательно хранили свою тайну. Когда прошло полтора года, а виконт окончательно уверовал, что полностью здоров, он встретил на прогулке Луизу. И влюбился. Вот только спустя месяц после их знакомства у Жерара на плече появилось серое шероховатое пятно. Страшный признак болезни. Виконт не хотел терять свою любовь и решил бороться за свое счастье. Он где-то узнал, что в одном из монастырей есть чудодейственные мощи, которые исцеляют от разных болезней, в том числе от проказы. После чего в замок были приглашены монахи из этого монастыря, которые выслушав его просьбу, предложили ему сделку. Они не просто дадут ему возможность молится у гроба святого, но и согласны продать ему частичку мощей, которая, как они обещали, обязательно его вылечит, если сделать ладанку и постоянно носить с собой. Графиня, стоило ей узнать о появившемся признаке болезни, пыталась призвать сына к благоразумию и отказаться от девушки, но виконт уже потерял голову от большой любви и был готов на все, чтобы та стала его женой. Именно он узнал о монастыре и святых мощах, способных дать исцеление от проказы. За то время, пока он находился в монастыре, монахи почти убедили его, что он на пути к исцелению, а частичка святых мощей, которую он будет носить при себе, доведет это до полного лечения. Стоило графине де Морсер узнать о сумме, которую запросили монахи, сначала хотела отказаться от сделки, но сын, валяясь у нее в ногах, сумел упросить ее. Чтобы собрать нужные деньги, им надо было продать треть их лучших земельных владений, а на это нужно было время. Именно поэтому день свадьбы так и остался не назначенным. Оруженосец виконта Гийом Бувье, случайно подслушал один из таких разговоров и попробовал шантажировать графиню. Жадность до добра не довела, за что он и поплатился. Его убили, а затем вывезли из замка в пустой бочке и закопали в лесу. Помогал Руссо в этих делах юродивый, обладающий большой физической силой, которого пару лет тому назад приютила в замке графиня. Роль призрака сыграл "контрразведчик", доверенное лицо вдовы де Морсер, которого пусть и невольно, но пришлось посвятить в эту тайну. Кроме них о болезни виконта знал священник, когда Жерар уповая на милость бога, в приступе отчаяния, признался ему об этом на исповеди. Приказ графини был однозначен: никто не должен был знать о тайне виконта, пока он окончательно не излечится. В противном случае предателю грозила смерть. Когда сегодня Руссо завел разговор со священником, чтобы узнать, о чем с ним говорил пронырливый монах, то увидел, что на его вопрос священник сначала на секунду замялся и только потом сказал, что ничего о болезни виконта не говорил, он решил действовать. В крайнем случае таинственное исчезновение монаха можно списать на призрака, а свидетелей появления Серого монаха найти будет несложно. Конечно, мать невесты будет разозлена и расстроена, но это только на руку госпоже де Морсер, которая, как знал Руссо, была против женитьбы сына. После короткой исповеди шевалье я налил ему стакан вина, который тот с жадностью выпил, затем сел на стул и задумался.

"Свою задачу я выполнил. Идти к хозяйке замка? Вот только как она отреагирует? Судя по тому, что я видел, это властная, себе на уме, женщина. Сильно любит сына. Сработает инстинкт матери, и я могу оказаться в бочке, как тот оруженосец. Нужна подстраховка. В лице графини де Анжен".

— Руссо, что сказала графиня, когда отправляла тебя ко мне? — увидев, что тот замялся, ища обтекаемый ответ, я добавил. — Я обещал, что убивать тебя не буду и слово свое сдержу, так что говори правду.

— Если тебе стало известно о болезни, то... убить, — "контрразведчик" опустил глаза.

— Так и думал.

Шевалье, ничего не стал говорить, только кивнул.

— Когда графиня д"Морсер тебя ждет?

— Если бы дело сделал, то дождался окончания пира, а только потом пошел к госпоже.

Тут я заметил, что очнулся юродивый, который что-то коротко промычал.

— Чего он мычит? — поинтересовался я у Руссо, который сидел, прислонившись к кровати, со скривленной от боли физиономией.

— Так он же немой, — буркнул шевалье, бросив на меня злобный взгляд.

Мне хватило десяти минут, чтобы связать незваных гостей лентами, нарезанными из простыни, под мычание юродивого и крики боли "контрразведчика". Выйдя из своей комнаты, я закрыл ее на ключ, после чего направился в покои, отведенные для высокородной гостьи. Найдя камеристку графини, узнал, что ее хозяйка вместе с дочкой вернулись в свои комнаты.

— Доложи обо мне. Это срочно.

Спустя десять минут служанка провела меня в спальню графини.

— Прошу меня простить, ваше сиятельство, за то, что нарушил ваш покой, но дело требует немедленного решения, — после моих слов на лице графини отразилась тревога, смешанная со страхом. — Вы готовы меня выслушать?

— Что случилось, Клод? Говори быстрее!

После моего краткого рассказа женщина, все еще не веря, все еще в растерянности, уставилась на меня.

— Как такое возможно? Я не понимаю. Зачем?

— Все дело в большой любви виконта Жерара де Морсера к вашей дочери, Луизе.

— Любовь? Какая любовь?! Он же прокаженный! Моя девочка! Нет! — графиня, стоило ей осознать, что ждало ее дочь, была настолько потрясена, что была готова впасть в истерику. Мне пришлось заставить выпить кубок вина.

— Мы прямо сейчас собираемся и уезжаем! Агнес! — стоило камеристке показаться на пороге комнаты, как последовал резкий приказ. — Иди собирай вещи! Живо!

— Ваше сиятельство, не лучше ли поговорить перед отъездом с госпожой де Морсер. Объяснить им свой отъезд. Это их тайна и, я думаю, что будет честным оставить ее им.

— Такое простить нельзя! Это подлость! Да они просто исчадья ада! Гореть им в гиенне огненной! — еще несколько минут разгневанная женщина никак не могла успокоиться.

Я не стал перебивать и успокаивать женщину, а вместо этого опустил глаза в пол, придав себе при этом, насколько это возможно, благочестивый и кроткий вид.

— Ватель, почему ты молчишь?! — перестав ходить туда-сюда, графиня остановилась напротив меня.

Я поднял глаза.

— Я свое дело сделал, ваше сиятельство. Дело за вами.

Женщина зло сверкнула глазами и что-то хотела сказать, но в последнюю секунду передумала. С минуту думала, потом снова вскинула на меня глаза:

— Даже не знаю, как поступить, Ватель. Что ты посоветуешь?

— Поговорите с госпожой де Морсер. Думаю, она тоже была против свадьбы. Мы уедем, а она пусть сама поговорит с сыном.

Спустя час в кабинете хозяйки замка состоялся разговор двух женщин, при котором мне пришлось присутствовать, в качестве посредника. Я ожидал, что графиня де Анжен сорвется в начале разговора и наговорит лишнего, уж больно сильно в ней бушевали эмоции, но все обошлось. Сначала я рассказал, что узнал от Руссо, после чего спросил у хозяйки замка: не хочет ли она что-либо добавить?

— Нет, — сказала, как отрезала женщина. — Могу ли я надеяться, что вы сохраните нашу тайну?

— Да, — ответил я за себя и графиню. — Мы готовы дать клятву на библии.

— Хорошо. Тогда прямо сейчас прикажу позвать нашего священника.

Увидев меня в кабинете хозяйки священник побледнел, но стоило ему узнать ради чего его пригласили, как лицо приобрело прежний цвет, а на губах появилась улыбка. Он просто не смог ее сдержать, стоило ему понять, что его душевным мукам пришел конец. После того как мы поклялись на библии, графиня де Морсер сказала: — Уезжайте. Прямо сейчас. Прощайте.

Не успел я, шагая следом за графиней, переступить порог, как меня остановил голос хозяйки замка: — Ты кто, Ватель?

Остановившись, я обернулся, а затем ответил: — Королевский слуга, ваше сиятельство.

Губы женщины дрогнули в кривой усмешке: — Как бы то ни было, но все благодаря тебе разрешилось. Держи!

Я ловко подхватил в воздухе, брошенный мне графиней, довольно тяжелый, кошелек. Коротко поклонившись, развернулся и вышел. Еще спустя полтора часа мы выехали из ворот замка. Нас никто не провожал, за исключением конюха и стражников, стоящих у ворот замка. Сначала сонная и недоумевающая Луиза засыпала мать вопросами, но получив короткий и резкий ответ, что так надо, отстала.

Вернулись мы в замок уже под утро, после чего все сразу легли спать. Проснулся я раньше графини, которая вышла из спальни только к обеду. За это время я успел перекусить и навестить старичка-священника, который, как оказалось, был большой любитель поболтать. У него в комнате меня нашли и передали приказ явиться в кабинет хозяйки замка. Женщина была бледна, расстроена и в тоже время довольна. В общем выглядела, как человек, который вовремя сумел избежать большой беды.

— Клод Ватель, ты показал себя достойным человеком в этом... весьма таинственным и страшном деле, поэтому у меня к тебе есть предложение, — женщина при этом внимательно и изучающе на меня посмотрела, видно ожидая моей реакции, но не дождавшись, продолжила. — Может тебя тяготит твоя служба и ты желаешь прожить долгие годы умиротворенно и в достатке?

— Благодарю вас, ваше сиятельство. Меня вполне устраивает служба у короля, — отверг я, слегка замаскированное, предложение графини о работе.

Графиня недовольно посмотрела на меня, но потом все же усмехнулась и сказала: — Я рада за его королевское высочество. У него верные и хорошие слуги.

Она открыла шкатулку, стоящую на столе, достала кошелек и запечатанное письмо, после чего положила их на край стола.

— Не будь ты, кто ты есть, я могла бы посчитать тебя хорошей партией для своей дочери. Возьми письмо и кошелек, а затем иди.

Я весьма удивился своеобразной похвале этой сильной и уверенной в себе женщины. Забрав деньги и письмо, я низко поклонился и вышел, а спустя час уже выезжал из ворот замка. Уложившись с заданием за неделю, хотя исходил из большего срока, решил сначала заехать на несколько дней в свое имение, а уже потом двигаться дальше. Сказано — сделано. Ехал я, не торопясь, стараясь держаться торговых караванов и останавливаться на постоялых дворах, стоило сгуститься сумеркам. Было бы жалко потерять большую сумму денег из-за несоблюдения обычных мер безопасности. Переночевал в Провене, где снял рясу и переодевшись в одежду горожанина, отправил гонца к Анри. Негоже видеть людям своего хозяина в рясе, хотя, с другой стороны, у меня не было привычки самовыражаться за счет одежды. В этом я походил на короля, который в повседневной жизни всегда был одет в свой традиционный костюм для поездок, сшитый из грубой серой ткани, или охотничий наряд. Одежда интересовала его лишь с практической точки зрения стороны, для защиты от холода и ненастья. По этому поводу Оливье мне как-то рассказал одну историю, в которой говорилось об отношении короля к пышной и богатой одежде.

Однажды перед королем появился элегантный рыцарь в великолепном бархатном дублете и тогда Людовик спросил одного из своих советников, кто он такой и тут же получил ответ, что это один из ваших оруженосцев.

— Он не мой! — воскликнул Людовик. — Я отрекаюсь от него, и моим он никогда не будет. Он одет в шелка и бархат, он красивее меня!

— И что было дальше? — заинтересованно спросил я.

— Его величество приказал выкинуть этого дворянина из дворца, заявив, что больше не желает видеть рядом с собой этого напыщенного осла.

Тогда я посмеялся над этой историей, посчитав это очередной причудой короля, но потом оказалось, что дело так и обстоит. Король правил страной "сидя в седле", разъезжая по французским провинциям, одетый в дорожный костюм. Останавливаясь на обед в какой-нибудь деревне Людовик, диктовал письма секретарям, совещался со своими советниками, а иногда даже вызывал посла, с которым хотел поговорить. В городах король, по возможности, избегал официальных церемоний, останавливаясь у купцов или королевских чиновников. Перед ним не бежали слуги, оповещая всех, что идет король, и за ним не ехала пышная свита из богатых и именитых дворян королевства. В этом мы были схожи. Мне тоже приходилось мотаться по стране выполняя тайные королевские поручения, поэтому я тоже предпочитал быть как можно незаметнее, а в одежде практичность, а не внешний блеск.

Мой плащ и дорожный костюм, которые привез Анри, были не пышно-вычурными, а обычной, дорожной одеждой. Именно в таком наряде я и подъехал к воротам своего поместья. У широко открытых ворот стояли два охранника. С их плеч свисали тяжелые теплые плащи, один из них, молодой, держал в руке копье, на поясе у него болтался кинжал, а второй, мужчина постарше, лет сорока, положил руку на рукоять меча. Увидев всадников, оба насторожились, так как в наступивших сумерках трудно разглядеть кто едет, но стоило им понять, что один из них Анри, как стражники тут же расслабились, правда, в следующий момент узнав меня, вытянулись во фрунт.

— Рады видеть, господин. Просим прощения. Вы редкий гость у нас, вот мы сразу вас и не признали.

— Не оправдывайся, воин, — усмехнулся я. — Оба молодцы. Правильно службу несете.

Оба стражника гордо выпрямились, на лицах появились довольные улыбки.

Кивнув им, я тронул поводья. Въехав во двор, оглянулся по сторонам. Зима, вечереет, поэтому народа было немного, все старались, по возможности, сидеть в тепле. Две женщины, стоявшие у колодца, в теплых плащах, набирали воду, а дальше, у сарая, трое мужчин разгружали телегу с дровами. Двери домов замковой дворни были плотно закрыты, за исключением двери кузницы. Из дверного проема шел жуткий грохот и можно было видеть отблески пламени. Анри спрыгнул, затем перехватил повод моей лошади, а следом и я соскочил на землю.

— Все готово к вашему приему, господин. Сразу идите в гостиную, там должны были натопить. И ванна должна быть готова, как вы велели.

Посмотрел поверх его головы: из казармы высыпало с десяток стражников, с любопытством сейчас глядящие на меня, а к нам уже подходил конюх, готовый принять лошадей.

Не успел я подойти к двери, как она распахнулась передо мной, а переступив порог, я увидел выстроившихся слуг во главе с их "командиром", дворецким Жераром Монши. Льстивые улыбки, низкие поклоны, а в глазах страх. Единственный человек в замке, который знал их господина раньше, был Анри, вот только он молчал, тем самым вызывая у людей невольный страх перед их новым хозяином. Они не знали ни его характера, ни его пристрастий, а значит, не знали, как ему угодить, чтобы понравиться, так как в противном случае кто-то из них может оказаться за воротами замка и прости-прощай теплая и сытая жизнь. С легким чувством брезгливости я обежал их глазами, затем чуть кивнул головой дворецкому. Монши тут же подошел ко мне. Если на его лице плавала "счастливая" улыбка от встречи с любимым хозяином, то в глазах легко читались растерянность и страх. В отличие от него, у Жюли, стоявшей за его спиной, лицо было довольным, как у кошки, добравшейся до сметаны. Ее можно было понять, она считала, раз в свое время помогла мне, а теперь может рассчитывать на вознаграждение.

— Монши, представь моих слуг.

Дворецкий поклонился, сделал шаг вперед, затем выкликая слуг по одному, при этом объясняя, кто чем из них занимается. Четверо мужчин, вместе с дворецким, и четыре женщины. За мной, в качестве личной прислуги, были закреплены, мужчина, лет сорока, по имени Пьер и моя старая знакомая Жюли. Не успела закончиться процедура знакомства, как в дверь осторожно постучали. Все сразу вопросительно на меня посмотрели: что прикажет хозяин?

Усмехнувшись про себя, я сказал: — Посмотрите, кто там.

К двери метнулся сам дворецкий. Открыл, посмотрел, потом повернулся ко мне и доложил: — К вам управляющий, господин. Пускать?

— Давай. Ванна готова?

— Да, господин. Все сделали, как вы приказали.

— Все свободны.

После того, как слуги выскочили за дверь, в столовую вошел управляющий, Жан Ламбер. В отличие от дворецкого у него не было в глазах страха, а вот опасение было, ведь в любой работе можно найти просчеты и промахи. Так вроде все нормально, а на сердце все равно тревожно. Именно это я прочитал на его лице. Управляющий, с достоинством, поклонился, вежливо поздоровался и застыл, ожидая, что я ему скажу. Отодвинув стул с высокой спинкой, я сел за длинный, овальный, стол.

— Садись, — пригласил я управляющего. — Рассказывай.

Жан сел.

— По хозяйству, как только вы скажите, все бумаги предоставлю. В подтверждение своих слов. А так... Мукой, мясом и вином мы обеспечены до нового урожая. Кстати, по вину у нас есть излишки. Можем хоть прямо сейчас продать два десятка бочек вина. Оно в подвалах замка еще с прошлых лет накопилось. Таверна, расположенная на вашей земле, сударь, приносит весьма неплохой доход. Лес, о котором я писал в последнем отчете, выгодно продал. Господин, я там участок земли под пахотные земли присмотрел, так мне ваше согласие требуется. Что еще? Деньги, как вы приказали, раз в месяц кладу в банк, в Провене.

— То есть все хорошо? — спросил я с усмешкой Жана.

— Простите меня, господин, но в любом деле есть плохое и хорошее. Так и у нас. Град часть урожая побил. Лесник поймал браконьера, перед самым Рождеством. Выпороли мужика, да отпустили. Были еще две незаконные порубки. Зима нынче злая, холодная и сырая. Хм. Вот крестьяне и решились. У обоих большие семьи. Повинились, поэтому сильно наказывать не стал, свою провинность потом отработают в поле.

"Черт, а я совсем забыл про крестьян. Интересно, как они живут? — впрочем мысль как пришла, так и исчезла.

— Ладно, пока поверю на слово. Все, свободен.

Управляющий вскочил со своего места, коротко поклонился и направился к двери. Не успел он закрыть за собой дверь, как проеме показалась фигура дворецкого.

— Господин, все готово. Разрешите вас проводить?

— Разрешаю, — и я поднялся со стула.

Как оказалось, в замке все-таки была ванна, на первом этаже. В комнате с каменным полом стояла здоровенная овальная бадья, с прикрепленной к ней короткой лесенкой. Здесь, к своему удивлению, я увидел печь, возле которой сейчас возился потный Пьер, подкладывая дрова. Другой слуга, такой же, мокрый и потный, стоя на лесенке, сейчас выливал горячую воду в ванну. У деревянной скамьи, где были сложены полотенца, стояла Жюли в нижней рубашке, готовая потереть господину спинку и все остальные места. У стены стояла длинная и широкая скамья. На ней стояло около полудюжины кувшинчиков и бутылок, а также пара кусков мыла. Подойдя к бадье, посмотрел. Воды было налито наполовину. Опустил руку попробовал температуру.

"Средняя. Между теплой и горячей. Сойдет, — решил я, после чего сказал: — Этого мне этого хватит. Можете идти.

— И я? — решилась уточнить Жюли.

— И ты, — отрезал я. — Вспомнил. Пьер, заберешь чистое белье и камзол из моих сумок и принесешь сюда.

Когда все ушли, я залез в ванную и десять минут просто лежал в горячей воде, наслаждаясь теплом, пока не постучали, а потом осторожно не открыли дверь.

— Можно, господин? — раздался робкий голос Пьера.

— Нашел?

— Да, господин.

— Ложи на лавку и иди.

Когда вода стала остывать, быстро вымылся. Прогревшись и переодевшись в чистое, я почувствовал себя совсем другим человеком.

"Сейчас, закусим и выпьем, что бог послал, — и с чувством удовлетворения я открыл дверь, перешагнул порог и сразу наткнулся на Пьера, стоявшего с подсвечником в руках. Тусклый свет с трудом разгонял сумрак коридора.

— Давай, веди.

— Господин, в поместье люди приехали. Хотели поговорить с бывшей хозяйкой, графиней де Фонтрай или ее дочерью. Когда им объяснили, что теперь здесь хозяин вы, они попросили оказать им милость, оставив на ночлег.

— Кто они? Представились?

— Женщина, постарше возрастом, сказала, что она дворянка. Вместе с ней служанка и слуга.

"Раз так, придется оказать уважение, — недовольно подумал я, так как в этом случае мне придется лично принимать гостей, чтобы соблюсти все правила средневекового этикета.

— Окажите ей достойное внимание, а затем проводите ее со служанкой в столовую. Там поговорю с ними. А слугу пока пристройте и накормите.

— Как скажете, господин.

За окном было уже совсем темно. В камине весело пылал огонь, а пространство вокруг стола освещали свечи, стоявшие на столе. У хозяйского кресла стояла Жюли. Я подошел, но садиться не стал. Служанка вопросительно посмотрела на меня, а я на стол, оценивая сервировку и еду.

Как-никак впервые в собственном доме гостей принимаю, пусть даже не званных. Нельзя ударить в грязь лицом. В середине находились два кувшина и графин, а вокруг них на серебряных блюдах лежала разнообразная еда. Определил на глазок, что на закуску была холодная дичь, паштет, ветчина, а из горячих — рагу, жареное мясо и пирог. Принюхался и проглотил слюну, так как пахло все очень вкусно, но начинать есть, когда в доме гости, неприлично.

— Что за вино?

— Бургундское, гасконское и сладкое монастырское. Графине оно очень нравилось, поэтому она купила у святых отцов две бочки этого вина. Налить?

— Успею, — не успел я сказать, как в дверь постучали.

— Заходите! — крикнул я.

Дверь приоткрылась. На пороге показался дворецкий.

— Господин, вы примете госпожу де Сансер?

— Проводи.

Дворецкий широко распахнул двери, пропуская двух женщин вперед. Я встал со своего кресла и пошел им навстречу. По всем правилам средневековой вежливости низко поклонился, потом представился: — Клод Ватель, состою на службе в качестве помощника главного ловчего при дворе короля Франции. Всецело к вашим услугам, госпожа.

В полумраке особенно разглядеть женщин не удалось, тем более что служанка стояла за спиной своей хозяйки, низко надвинув капюшон, который наполовину закрывал ее лицо. У дворянки было довольно милое лицо, пухлые губы и выдающаяся грудь.

"Лет тридцать пять. Плюс минус пару лет, — прикинул я ее возраст.

— Эльвира де Сансер, — представилась женщина. — Прошу прощения, сударь, за наш неожиданный визит, но поверьте мне, к этому нас вынудили некоторые обстоятельства, которые я не могу раскрыть. К своему оправданию могу только сказать, что нас... Я хотела сказать, что в свое время мною было получено приглашение от графини Клеменции де Фонтрай. Она сообщила мне о готовящейся свадьбе ее дочери и приглашала как-нибудь погостить у нее в поместье Шато де Ла Рош.

— Почему вы заранее не предупредили графиню о своем приезде? Ведь с того момента, как я стал владельцем этого поместья прошло уже много времени.

— Вы правы, сударь. Я послала гонца в ее поместье под Парижем, а сама поехала сюда. Сударь, я прекрасно понимаю ваши сомнения и если вы считаете нас нежеланными гостями, то мы тотчас уедем.

"Как-то все это подозрительно выглядит. То мы, то я, все время проскакивают в ее речи. Может, они мошенницы? Возьмут и стырят мою серебряную посуду, а потом ищи их на просторах Франции. Надо будет приглядеть за ними".

— Знаете, я тоже недавно приехал и собирался поесть. Вы не хотите присоединиться за столом ко мне?

— Благодарю вас, сударь, но я так замерзла и устала, что просто мечтаю оказаться в кровати. Надеюсь, что не оскорблю вас своим отказом.

— Никоим образом, сударыня. Я сейчас же прикажу слугам показать вам гостевые покои, а вечером жду вас на ужин. Если вы чего-то сейчас желаете, то только скажите.

— Сударь, вы благородный человек. Я не хотела бы обременять вас, но одна просьба все-таки есть. Пусть в мои покои принесут горячую воду. Я хотела бы помыться с дороги.

— Как скажите, госпожа. Все же вы не желаете выпить вина?

Я видел ее секундное колебание. Ей явно хотелось выпить, да и от еды она бы не отказалась, но женщину явно что-то сдерживало.

— Благодарю вас, сударь, но я действительно очень устала.

— Жюли, проводи госпожу.

Не успели они уйти, как появился Пьер, чтобы прислуживать за столом.

— Позови дворецкого, а сам иди. Ты мне не нужен.

Когда Монши явился, я изложил ему свои опасения. Не то, чтобы я считал Эльвиру де Сансер мошенницей, но ее история с приездом в мое поместье показалась мне больно надуманной и мутной. После моих слов лицо дворецкого неожиданно приняло какое-то странно-задумчивое выражение. Ему явно хотелось что-то сказать, но при этом он сомневался, стоит ли говорить, но желание выслужиться пересилило.

— Господин, тут такое дело... В общем, это граф покойный еще придумал, а потом и графиня любила иногда наблюдать и подслушивать.

— За кем наблюдать?

— За гостями. В гостевых покоях висит гобелен, а в стене комнаты, которая расположена рядом, прокручены...

— Понял, — перебил я его, затем допил вино из кубка и встал. — Пошли, покажешь.

— Я принесу ключ.

Когда он вернулся, мы поднялись на второй этаж, где находились гостевые покои, потом дворецкий долго возился с замком комнаты, соседней с тем, где поселили гостью, но все же сумел открыть дверь. Даже при тусклом свете свечей был виден слой пыли на полу и мебели.

— Где? — тихо спросил я его.

— Вот тут, — он показал рукой на ближайшую стену, одновременно поднимая подсвечник повыше.

"Точно. Отверстия. Вот уж действительно, людям делать было нечего — подумал я, а потом сказал Монши: — Убери свечу.

За стеной стоял полумрак, но даже в нем можно было разглядеть обнаженную фигуру служанки, которая сейчас стояла в деревянной бадье, а дворянка, в нижней рубахе, обмывала ее тело.

'Лесби? Хм. Да нет, не похоже. Тогда... — в этот самый момент девушка посмотрела в мою сторону, словно что-то почувствовала.

Мысль оборвалась, я замер, не дыша, хотя и понимал, что видеть она меня никак не может, а уже в следующее мгновение девушка зажмурилась из-за воды, льющейся из ковша, который держала над ее головой компаньонка.

"За этой парочкой явно есть какая-то тайна. А фигурка у нее... хороша. И личико...".

Сделав шаг назад, тихо сказал: — Пошли отсюда.

Выйдя в коридор, сказал Монши: — Закрой дверь.

После того, как он запер дверь, сказал: — Давай ключ сюда. И вот еще. Как только гости уедут, надо чтобы здесь все это безобразие заделали.

— Понял, господин. Сделаем, как вы велели.

ГЛАВА 6

Вернувшись в столовую, я, наконец, принялся за еду. Ел, честно говоря, без аппетита, а в голове крутилась виденная мною картинка. И дело было не в обнаженном теле, а в непонятной ситуации, сложившейся вокруг самой девушки. Конечно, свою роль сыграла ее красота. Хотя, освещение было неважным, но правильные черты лица и идеальную фигуру нетрудно было разглядеть.

Срываться с места и искать на свою задницу приключений являлось обычным делом для молодого дворянина. Тот мог стать чиновником, воином, служить при дворе какого-нибудь государя, на крайний случай стать священником, а вот для девушки благородного происхождения не было такого выбора. Они уже изначально были предназначены для того, чтобы стать женой и матерью, причем не по любви, а выбору родителей. В высших сферах своими дочерями государи и крупные феодалы скрепляли политические союзы, а в обычной жизни такая девушка считалась своеобразной печатью в деловом или коммерческом договоре. Правда, здесь, как и в любом правиле были и исключения. Взять, например, Розали де Круа. Пойти на убийство родного брата... Подумать опять не дали, так как снова раздался стук в дверь.

— Заходите! — воскликнул я, а сам при этом подумал: — Кого опять черт принес!".

Дверь отворилась и на пороге появился Пьер.

— Господин, с вами хочет поговорить наш священник.

— Зови.

Мой прошлый визит был кратковременный и толком познакомиться со всеми обитателями замка я просто не успел. Теперь пришла пора наверстать упущенное. Священником оказался пожилым мужчиной с обычным лицом, под пятьдесят, плотного телосложения.

— Да пребудет с тобою Господь, сын мой, — промолвил священник, чуть наклонив набок голову и прищуривая глаза. — Отец Симеон. Направляю на путь истинный, по мере моих слабых сил, здешнюю паству уже шестнадцать лет.

Лицо у него было приветливое. Отче был тщательно выбрит и пострижен. Иногда бывает так, что человек сразу располагает к себе, излучая собой душевное спокойствие, умиротворенность и доброту. Именно таким он мне и показался.

"Прямо какой-то святой, вот только нимба над головой нет, — сразу подумал я, стоило мне увидеть священника.

— Присаживайтесь, отче. Так как я постоянно нахожусь на службе его величества, поэтому времени заглядывать в поместье у меня просто нет. Вот и сейчас оказавшись поблизости я решил заехать на несколько дней и посмотреть, как тут идут дела. Вино будете?

— Не откажусь, — не стал чваниться священник.

Я налил ему вина в кубок. Мы отпили немного, минуту молчали, присматриваясь друг к другу, потом я спросил: — Есть какие-то просьбы или пожелания, отец Симеон?

— Даже не знаю, как и сказать. Я пришел к вам, чтобы понять, что вы за человек и нужны ли вам мои наставления. Человеческие души, пусть даже хорошие и добрые, нуждаются в духовной поддержке.

— Благими намерениями вымощена дорога в ад. Так что ли?

Священник удивленно посмотрел на меня, немного подумал, а потом спросил: — Откуда это выражение?

— Даже не скажу. Где-то слышал, — привычно соврал я.

— Нечто похожее в свое время написал богослов Бернард Клервоский: "Ад полон добрых намерений и пожеланий". Но я отвлекся. Люди, они ведь все разные, и в своем незнании могут подменять понятия добра и зла. Именно поэтому им нужны духовные наставления. Вы согласны со мной?

— Согласен. Скажу так: грешен я и влекут меня соблазны, как и любого человека, но при этом я стараюсь обходиться с человеком по совести, как он того заслуживает.

— Надеюсь, ваши слова, сударь, не останутся только словами. В жизни простых людей и так много несправедливости и жестокости, поэтому не надо усугублять их еще больше.

— Мы поняли друг друга, отче. Теперь я хотел бы знать ваше мнение о начальнике стражи.

— Так вы, сударь, наверно лучше меня его знаете. Он ведь вместе с вами в поместье появился.

— Люди меняются со временем, а уж тем более, когда занимают ответственный пост.

— Анри Жарен, гуляка и бабник, но при этом твердый и решительный, в своих поступках, человек. По-своему, он справедлив и честен, только изредка бывает неумеренно жесток со своими подчиненными, но в отношениях с людьми ровен и честен.

— А как вам управляющий?

— Жан Ламбер, обстоятельный и уверенный в себе человек. Он умеет располагать к себе людей, а главное, в нем нет внутренней жестокости и злого превосходства, которая нередко проявляется, стоит человеку заполучить власть. Для крестьян и замковой челяди он хороший хозяин, а я, в свою очередь, считаю его благочестивым католиком. В отличие от Анри Жарена.

— То есть у народа на них зла нет? Я правильно понял?

Священник на мгновение задумался перед тем, как ответить, потом согласно кивнул головой.

— Как уже сказал, здесь я проездом, и когда мне снова доведется быть в этих местах, не знаю. Если Анри и Жан умеют ладить с людьми и все делают правильно, пусть все так и будет. Я не собираюсь лезть в их дела, — при моих словах лицо священника посветлело. — У вас самого отец, есть просьбы или пожелания?

— Замковой часовне необходим кое-какой ремонт. Ламбер согласен выделить работников, но деньги может дать только с вашего разрешения.

— Даю свое разрешение. Пусть возьмет нужную сумму из банка. Я ему скажу. Вам самому что-то нужно?

Священник замялся.

— Да говорите уже, — подтолкнул я его к откровению.

— Подсвечники, свечи и дрова.

— Сделаем так. Вы, отче, переговорите с управляющим и изложите ему все свои нужды, после чего он пусть подойдет ко мне. Мы все решим, отец Симеон.

Священник встал.

— Благодарю вас, господин Ватель, за то, что снизошли к моим нуждам. Буду молить бога о вашем благополучии, — он перекрестил меня.

Поднявшись со своего места, я проводил его до двери, потом вернулся и налил себе вина. Выпил. Не так я представлял себе возвращение на "малую Родину".

"Хотелось отвлечься от забот, а тут наоборот, хозяйственная суета началась. Да еще загадка незваных гостей. Впрочем, есть у меня одна мысль. Надо только проверить".

Когда стол накрыли к ужину, и я послал Жюли пригласить обеих женщин.

— И служанку? — удивленно спросила она.

— И ее.

Эльвира де Сансер пришла одна, причем у нее был настолько настороженно-испуганный вид, что мои подозрения почти перешли в уверенность.

— А где ваша служанка?

— Ей нездоровится, поэтому меня к вам просьба, сударь, прислать ей еды в покои.

— Как скажете. Пьер, распорядись.

Слуга, стоявший по левую сторону от моего кресла, поклонился и вышел.

Я специально не стал поддерживать разговор на стандартные темы, а вместо этого стал подбрасывать различные хитрые вопросы, чем сильно расстроил женщину, которая к концу ужина бросать на меня испуганные взгляды. Даже то малое, что сумел уловить из ее осторожных ответов, только подтвердили мою догадку. Разговор несколько оживился, стоило мне завести разговор о бывшей хозяйке поместья и о ее мошенничестве, чем я снова весьма сильно расстроил госпожу Эльвиру. Было очевидно, что она рассчитывала на ее помощь. Только к самому концу ужина, она, наконец, решилась меня спросить о том, что ее действительно интересовало. Об этом мне сказала ее учащенное дыхание и изменившийся тон голоса, в котором чувствовалось волнение.

— Скажите, сударь, как вы часто бываете при дворе его величества?

— Довольно часто, сударыня. Спустя несколько дней снова еду. Такова королевская служба.

— А как часто вы видите короля?

— Очень редко. К тому же он часто бывает в отъездах, поэтому его трудно застать на месте.

— Вот и мне так сказали, — с какой-то тоской в голосе произнесла женщина. — А нам... мне нужно обязательно попасть к его величеству.

— Если это не личная тайна, то вы скажите, что вам нужно. Вполне возможно, что разрешить ваши затруднения может кто-то другой.

— Нет, никто другой. Только он может помочь. Он — наша последняя надежда, — глаза женщины стали влажными, она даже не обратила внимания на свою очередную оговорку.

"И снова я, и снова мы. Они явно от кого-то бегут, собираясь спрятаться под крылышком у короля. Может, девушка чья-то невеста? Впрочем, это не мое дело".

— Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Только я, как уже сказал, скоро уезжаю.

Женщина задумалась на какое-то время, потом все же спросила: — Служанка не совсем себя хорошо чувствует. Мы не могли бы задержаться у вас хотя бы еще на день?

— Мои владения и я сам в вашем полном распоряжении, госпожа.

Женщина, это было видно, после моих слов успокоилась. Обе беглянки получили время для отдыха и обдумывания дальнейших действий. Вскоре, сославшись на усталость, Эльвира де Сансер ушла, а я отправился в свой кабинет. Надо было разобраться с деньгами, которые я получил в награду. Часть денег я решил отложить на нужды священника, что-то оставить себе, а остатки положить в банк в Провене. Пока я занимался подсчетами, в дверь неожиданно постучали.

— Кто там? — громко спросил я, убирая деньги в шкатулку.

На пороге вырос Пьер.

— Господин, к вам просится начальник стражи. Впускать?

— Давай.

Анри зашел, после чего плотно прикрыл за собой дверь.

— Что скажешь?

— Господин, я тут подумал и все же решил сказать. К вам гости приехали... — начальник стражи замялся. Похоже, ему очень не хотелось влезать в отношения господ, но все же решился доложить. — Вот только когда молоденькая служаночка выходила из возка, слуга ей низко поклонился и руку подал, помогая выйти. Совсем как важной особе.

— При народе? — удивился я.

— Так никого не было. Холодно, все по домам сидят, да еще и сумерки. Караульный мне доложил, вот я и решил присмотреть за ними. На всякий случай.

— Что еще заметил?

— Уж больно ухоженная эта девчонка. Ручки у нее белые, нежные. Странно это, господин.

Своими словами Анри еще раз подтвердил то, о чем я уже догадался.

Поднявшись рано, я позавтракал, так как мои гостьи изволили еще спать, и только собрался подумать, чем мне стоит заняться, как неожиданно явился управляющий с пачкой бумаг и деловыми предложениями. Впрочем, их суть заключалась в одном вопросе: не соизволит ли господин хоть немного денег вложить в свое хозяйство? Землю под пашню пусть. Лес продать. Зерно купить. Заодно решили вопрос со священником. Не успел Ламбер выйти из моего кабинета, как снова раздался стук в дверь, тут я решил, что даже на постоялом дворе "Дубовый лист" чувствую себя намного спокойнее и уютнее.

— Да!

На пороге встал Пьер.

— Госпожа Эльвира де Сансер просит ее принять.

— Зови.

Спустя несколько минут женщина переступила порог. Я встал из-за стола, вежливо поздоровался, потом предложил ей сесть. Стоило ей расположиться в кресле, после чего я сел сам.

— Слушаю вас.

— Я хотела бы обратиться к вам, сударь, с просьбой, — женщина замялась, но потом все же продолжила. — Вы не могли бы помочь мне попасть на прием к королю?

— Как я вам уже говорил, это очень трудно сделать. Боюсь...

— Я вам заплачу. Хорошо заплачу.

У меня не было ни малейшего желания пополнить ряды сотен "ходоков" к Людовику, которые заваливали его канцелярию письмами и просьбами их принять, а главное, я не видел смысла становится должником Оливье или короля, прося за неизвестных мне людей. У меня у самого проблем выше крыши. Одна свадьба на малолетке чего стоит. Я отрицательно покачал головой.

— Сударь, умоляю вас, не говорите "нет". Только господь видит, как нам нужна хоть чья-то помощь. Вы мне кажетесь благородным человеком, который не откажет в беде ближнему.

Ее глаза наполнились слезами. Я не стал говорить слов утешения, а вместо этого дождался, когда женщина сама успокоится.

— Дорогая госпожа де Сансер, поясню сразу: я собой ничего не представляю при дворе, поэтому к моей просьбе никто не будет прислушиваться. Просто поверьте мне, я ничем не могу вам помочь, в чем прямо сейчас клянусь святым Михаилом, моим покровителем.

Глаза женщины заблестели от набежавших слез. Она хотела еще что-то сказать, но видно спазм перехватил горло, поэтому только махнула рукой, резко вскочила и быстро вышла из кабинета. Глядя на закрывшуюся дверь, я сразу подумал, что они скоро съедут или я спустя пару-тройку часов получу ответ, который приоткроет завесу тайны неожиданных гостей.

Теперь, когда у меня появилось время, я решил устроить себе экскурсию по поместью, изображая рачительного хозяина. Первым делом зашел в замковую часовню, где снова побеседовал со священником, затем спустился и осмотрел винные подвалы, как и сказал управляющий, полные бочек с вином, после чего заглянул на кухню, где, испуганный и озадаченный моим неожиданным визитом, повар озвучил мне меню на обед. Выйдя из господской части замка, зашел в казарму, перебросился словами с солдатами, затем прошелся по мастерским, поговорил с оружейником и конюхом. Разговаривая с людьми, я пытался вызвать их на откровенность, оценивал их, пытаясь исподволь понять, насколько они правдивы в своих ответах. Я видел, что люди скрывали от меня свои чувства, прятали глаза, иногда отмалчивались, но при этом в один голос твердили, что у них все хорошо. После очередной такой беседы я подумал, что занимаюсь самой настоящей ерундой.

"Ты какой-то наивный. Прекрасно знаешь, что ты для них сейчас непостижимая величина, земной вариант господа бога, причем чужой и непонятный, а оттого еще более страшный. Ну какой дурак станет перед тобой свою душу открывать? Ты что раньше интересовался проблемами простого человека? И что из того, что они свои. Хм. Не свои, а вернее будет, мои. Точно. Так вернее. Так вот: они там, а ты здесь. Держи дистанцию".

Еще немного подумав, я решил, что мои "хождения в народ" надо прекращать, после чего отправился к себе. По пути меня перехватил Пьер и спросил, когда подавать обед.

— Иди, спроси у наших гостей, что они думают насчет обеда. Я буду в своем кабинете.

Спустя десять минут раздался стук в дверь. На пороге стоял Пьер, с растерянным видом. Спрашивать не стал, сам скажет.

— Господин, к вам просится... служанка госпожи де Сансер. Пустить?

— Пусти.

Не успел слуга выйти, как порог сразу переступила девушка. "Служанка" вместо того, чтобы семенить, опустив глаза, величаво, с достоинством, вошла в кабинет. Не стесняясь, быстро осмотрелась и только после этого остановила свой взгляд на мне. У нее были большие глаза, нежный овал лица, пухлые губы и открытость взгляда девочки-подростка, но стоило мне скользнуть по глубокому вырезу ее высокой груди и крутым бедрам, как мысли сразу начинали стремительно скользить в сторону греха. Она явно волновалась, но при этом робости присущей просительнице я на ее лице не увидел, скорее наоборот, она была настроена на прямой и жесткий разговор.

"Положительно, она красива. Глаза большие, стрекозиные. Лет 17-18. Да и ножки у нее весьма... Хм. А девочка настроена весьма решительно. Что ж посмотрим, что нам это ангелочек скажет".

Встав, я протянул руку в направлении кресла, стоящего по другую сторону стола.

— Прошу вас, госпожа. Садитесь.

После моих слов девушка прикусила нижнюю губу, видно, что это был невольный жест, оставшийся с детства, и бросила на меня внимательный взгляд. Она поняла, что ее обман раскрыт.

— Сударь, я пришла к вам с просьбой.

— Сначала скажите, как мне к вам обращаться? Только большая просьба, ничего не выдумывайте, а просто назовите свое настоящее имя.

— Как вы догадались?

— Это было нетрудно, поверьте мне. Белая кожа, изящные пальчики, прелестные черты лица. Так кто вы?

— Графиня Арлет де Брезе.

Я склонил голову в поклоне, затем снова, жестом, показал ей на кресло:

— Не стойте, садитесь, ваше сиятельство. Я вас внимательно слушаю.

Графиня села, оправила платье, гордо вскинула подбородок.

— Сударь, мне очень нужно попасть на прием к королю. Если вы сумеете помочь мне в этом, обещаю, вы получите достойную награду.

Несмотря на то, что ее слова были довольно неожиданны для девушки ее лет, мне ее прямота пришлась по душе. Плетение словесных кружев, соблюдая правила приличия, чем отличались дворянки, также изредка и мужчины, было мне не по душе. К тому же в ней не было ни жеманности, ни притворства, что считалось признаками хорошего тона в высшем свете. Своими манерами она походила на девушку из будущего.

"Жаль, подруга. Но тут уж без меня. Ищи себе другого рыцаря".

— Боюсь, ваше сиятельство, что ничем не могу вам помочь.

— Разве вы не хотите получить еще одно такое же поместье, как ваше, сударь?

Я любовался как самой девушкой, так и ее поведением. В ней не было заносчивости, зато была решимость.

"Независимый характер у малышки. Ишь ты какая напористая".

— Госпожа графиня, я вынужден повторить, что говорил ранее вашей...

— Эльвира де Сансер долгие годы состояла компаньонкой моей матери, пока та не умерла, — перебила меня девушка. Помолчав, добавила. — Она урожденная дворянка, правда, род ее угас.

— Вам что-то угрожает, госпожа? — неожиданно и резко спросил я юную графиню.

Мой вопрос смутил девушку. Какое-то время, она, будучи в явном замешательстве, молчала. Я ее понимал. С чего бы ей выкладывать правду совершенно незнакомому человеку. Честно говоря, задавая вопрос, я надеялся, что она промолчит или откажется говорить, и наш разговор свернется сам собой. Мне совершенно не были нужны чужие тайны, в особенности, когда они касались дворян.

"Упаси боже встревать в дворянские разборки, — подумал я. — Надеюсь на этом все".

Вот только так думал я, а не эта юная леди. У нее хватило смелости и решительности продолжить наш разговор.

— Я бежала от своего жениха, сударь. Между его родителями и моими, в прошлом году, в день святого Варнавы, был заключен брачный договор.

Не сдержавшись, я удивленно хмыкнул. Оказалось, что "ангелочек" обладал не только решительностью, но и недюжинной смелостью. Для девушки, ее возраста и положения, это был самый настоящий подвиг, так как девочки-дворянки с самого детства знали, что их предназначение стать женой и матерью детей мужа, которого ей найдут родители. Немалую роль играла церковь, которая утверждала, что это испокон веков завещано богом женской половине человечества. А она взяла и наплевала, на церковь, на брачный договор, на жениха. Я уже совсем по-другому взглянул на юную графиню.

"Сколько я уже здесь, но такую подругу вижу впервые. Ты, милая, не такая как все, а это уже любопытно".

— От меня вы что хотите? — я спросил ее, хотя и знал ответ.

— Я хочу пасть на колени перед королем и молить его величество о милости. Только в его власти расторгнуть брачный договор. Возможно, в его душе найдется немного жалости к бедной сироте, — я только открыл рот, чтобы поставить точку в этом бесполезном разговоре, как графиня продолжила. — Клод Ватель, вы сказали, что состоите на службе при дворе короля Франции. Если у вас есть возможность помочь мне попасть к его величеству, заклинаю вас, не откажите бедной девушке в помощи.

— Вот так просто? — я невольно усмехнулся наивности этой девушки. — Или вы, в самом деле, думаете, раз человек служит при дворе его величества, он все может?

Графиня опять меня удивила. Девушка не стала рыдать или умолять меня. Она молча смотрела на меня, а ее волнении говорила только учащенно вздымающаяся грудь.

— Да, мне может чаще удается видеть короля, чем обычному дворянину, но я не могу к нему так просто обратиться. И еще. Скажу вам сразу: его величество ничего просто так не делает. Имейте это в виду.

— Я богата, очень богата, и согласна отдать ему половину своих владений.

"Щедрый дар, вот только, боюсь, король потребует с тебя другую плату. Ты лакомый кусочек, малышка. Он подберет тебе другого жениха, который ему выгоден. Проделает такой же фокус, как и со мной. Погоди-ка! Жениха! — я уже совсем другим, оценивающим, взглядом окинул девушку, одновременно прокручивая начавший складываться в моей голове план. — Попробовать стоит. Не истеричка, да и характер есть, раз решилась на такой поступок. В любом случае, она намного лучше той малолетки, на которой король пытается меня женить. Ладно. Рискну".

Я прекрасно понимал, что мой план выходит далеко за рамки средневековых отношений, поэтому решил сразу проверить реакцию молоденькой графини.

— Я вам нравлюсь, ваше сиятельство?

— Как вас понять, сударь? — в глазах графини сначала появилось удивление, а уже затем вспыхнул гнев.

— Как мужчина и как ваш будущий жених, от которого вы без ума.

— Вы безумец? — ее лицо превратилось в маску, тело напряглось, а пальцы с силой вцепились в подлокотники кресла.

— Мой план может быть и безумный, но я сам — нет. Вы готовы его выслушать?

Девушка смотрела на меня с недоверием, сомнением и приличной долей страха. Ее просьба о помощи неожиданно превратилась в какой-то непонятный фарс, с хозяином поместья в главной роли. Она не понимала этого человека. Слова мужчины, не дворянина, можно было отнести к его неумению вести себя в приличном обществе, но как такое может быть, если тот служит при дворе его величества. Да и его поведение, за исключением этих слов, не давало повода судить о нем, как о безумце или тупом мужлане. К тому же девушка не могла не отметить, что Клод Ватель весьма симпатичен, почти красив, к тому же его наряд говорил о его вкусе.

— Хорошо. Я согласно выслушать вас, сударь.

Я тут же коротко изложил ей суть своего плана, при удаче которого у нас появлялся шанс освободиться от навязанных нам брачных обязательств. Мы оба, в один голос, пробуем убедить короля, что у нас с графиней возникла страстная любовь, а для большей убедительности можно заявить, что она носит моего ребенка. Именно поэтому она приехала ко мне и просит защитить ее от приставаний ненавистного жениха, после чего мы вместе отправляемся просить милости и справедливости у короля.

— Влюблена? Ношу ваше дитя? Да как вы смеете, сударь! Вы, простолюдин! Да вы мизинца моего не стоите! — время от времени, моя речь прерывалась подобными возмущенными криками, правда, девушка довольно быстро замолкала, давая мне возможность продолжить. Более вдумчиво, и уже с долей сочувствия, она выслушала рассказ о том, что меня толкает на подобный союз.

— А дальше что? Если все получится, то нам же придется стать супругами? — тихо спросила она меня.

— Да, ваше сиятельство. Скажу честно, мой брак с вами меня вполне устраивает. И дело не в богатстве, а в смертельной опасности, так как после этой свадьбы все семейство графа Роже де Арсиса, а особенно моя будущая жена Эльвира, будут меня ненавидеть. И попытаются, при первой возможности, отправить меня на тот свет. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю? — в ответ девушка задумчиво кивнула. — Со своей стороны могу клятвенно обещать, что, если вы не захотите, я к вам и пальцем не прикоснусь. Могу дать клятву на библии. Мы будем жить каждый своей жизнью. Вы у себя, а я — в своем поместье.

Мой план выглядел сумасшедшим даже для меня, а что уже говорить о молодой девушке. Хоть она выглядела подавленной и растерянной, но не поддалась эмоциям, а вместо этого задумалась, чем меня весьма порадовала. Было видно, что она пыталась разобраться в том, что я ей предложил, при этом не делала нелепых предположений и не засыпала меня дурацкими вопросами.

"Она мне нравится, — неожиданно подумал я. — Своеобразная и с характером".

— Если верить вашим словам, то меня в любом случае ждет нежеланное замужество. Или ненавистный жених, или любимчик короля, или... вы.

— Вы все верно изложили, ваше сиятельство. Выбор за вами.

— Но как я буду выглядеть после этих признаний в глазах двора и самого короля? — сейчас в голосе девушки звучала тоска и растерянность.

— Думаю, можно будет устроить, что король вас примет лично, без свиты, — при моих словах девушка облегченно выдохнула воздух. — Прошу вас, не переживайте заранее. Мое предложение пока только слова, и вы вольны решать, как вам надлежит поступить.

— Но может же так случиться, что король согласится забрать половину моих земель, после чего даст мне свободу?

Мне хотелось ей сказать, что она сейчас представляет собой весьма ценный бриллиант, который король скоро выставит на аукционе и постарается получить с этой сделки максимальную цену, вот только она вряд ли прямо сейчас прислушается к моим словам, так как, судя по ее глазам, юной графине очень хочется верить в лучшее.

— Все возможно, но я бы на это не надеялся, ваше сиятельство. У вас больше шансов стать монахиней, чем получить ту свободу, о которой вы мечтаете.

В ее варианте я — самый лучший выбор, как цинично это не звучит, впрочем, так же, как и она для меня. Вот только я это прекрасно понимал, а ей еще к этому надо прийти. Здесь нужен холодный ум, трезвый расчет и богатый жизненный опыт, то есть то, чего у нее быть изначально не могло.

— Я буду думать, сударь, — с этими словами, произнесенными довольно холодным тоном, графиня встала и ушла.

После ее ухода я быстро проанализировал наш разговор и у меня сразу появились сомнения в его реальности.

"Не переоценил ли ты эту красотку, Клод? Ведь половину всей истории должна будет изложить королю эта юная особа, которой совсем не знает жизни. Ей придется врать королю, который отлично разбирается в людях, а Арлет лишь неопытная, молодая девушка. Сумеет ли она? М-м-м. Даже не знаю. Впрочем, это будет ее выбор, если она, конечно, решиться на подобную авантюру".

Для меня здесь несомненным плюсом было то, что я получаю адекватную жену вместо озлобленной малолетки с кучей бешеной родни, которые будут до конца своей жизни мечтать, как сжить меня со света, зато для Арлет все выглядело намного хуже, причем только в ее понимании дворянских традиций. Во-первых, я простолюдин, человек подлого рода, наглядное унижение ее дворянского достоинства, несмотря на службу у короля и подаренное поместье. Во-вторых, пусть я молодой и красивый мужчина, но при этом, было видно, что я не ее герой из рыцарского романа. В-третьих, сцена страстной любви к простолюдину, которую ей придется сыграть перед королем. Был и еще один минус, но он касался уже нас обоих, с графиней. Непонятно как отреагирует король, стоит ему узнать, что его план в отношении меня рухнул. С Оливье я довольно много общался, поэтому изучил его личность, мимику и жесты, знал, как с ним работать, а вот Людовик... был для меня непредсказуем. Если в разговоре с ним, зная его реакцию на то или иное событие или человека, я мог просчитать ответ короля, то здесь реакцию короля предсказать было невозможно. Во-первых, я ломаю его планы, а во-вторых, совсем непонятно было, как он отнесется к ситуации с девушкой. Был весьма вероятный шанс, что, будучи в гневе, он, отобрав земли и замки, отправит графиню в монастырь, а меня силой принудит жениться на малолетке Эльвире де Арсис.

Пока я сидел и прокручивал возможные варианты, пришло время обеда, который прошел, по большей части, в молчании. Слуги косились на "служанку" за столом, но судя по их многозначительным взглядам, судя по всему, решили, что их хозяин запал на красивую девушку. Не успел я снова переступить порог своего кабинета, как ко мне снова пришел священник, чтобы поговорить на душеспасительные темы и выпить хорошего вина, потом заглянул на огонек управляющий, занявший у меня еще полтора часа моего личного времени. Чуть позже в коридоре я встретил, недовольную конкуренткой, Жюли, которая мне зачем-то сообщила, что гостьи принимают ванну. Снова, от нечего делать, какое-то время болтался по поместью, не обращая внимания на недоуменно-испуганные взгляды обитателей замка. Бедолаги не понимали, почему их хозяин, как проклятый, в сырость и холод, шатается по поместью, вместо того чтобы сидеть у камина, с кубком вина, вытянув ноги к огню. Мне же было просто скучно. Как я не проклинал королевскую службу, мне ее, честно говоря, не хватало. Не хватало схватки с противником, острого чувства опасности и эйфории после достойной победы.

Вернувшись к себе, приказал принести мне кувшин горячего вина со специями, после чего сел в кресло у горящего камина. Вернувшись, Пьер, вручил мне кубок и сообщил, что служанка госпожи снова просит его принять. При этом взгляд у него был понимающий: дескать, хозяин завел любовные отношения с юной красоткой. Услышав это, я довольно ухмыльнулся, тем самым подтверждая мысли слуги. Она еще только переступила порог, но по ее скованным движениям было видно, как сильно девушка взволнована и смущена. Судя по началу нашего разговора, девушка все же смогла понять общую картину и, как мне показалось, представляла какие возможные последствия ее могут ее ожидать. Сейчас, если я все правильно понимал, в ее душе романтические бредни, помноженные на дворянские достоинства, боролись с реальными доводами, которые я ей в который раз озвучил. Несмотря на неординарность и сильный характер она была молоденькой девушкой, а значит, ей было страшно и хотелось утешения и сочувствия. Ее главная ошибка заключалась в том, что она продолжала верить в доброго короля, который все поймет и обязательно ей поможет. Видя, что наш разговор идет по кругу, я решил сменить тему, став расспрашивать о ее жизни. Воспоминания должны были отвлечь девушку, настроить ее реально мыслить, вместо того чтобы строить воздушные замки.

— Последние два года отец сильно болел. Плохо ходил, так как у него ноги, время от времени, опухали. Из-за этого мы редко куда-либо выезжали. А потом он умер. Это случилось в прошлом году, в день святого Петра, а в это Рождество умерла мама. Они, видно, предчувствовали, что скоро умрут, так как незадолго до смерти папы был заключен брачный договор с родителями Мартена де Монши.

Глаза девушки повлажнели.

— Значит, ваши родители решили позаботиться о том, чтобы вы не осталась одна.

— Да. Они посчитали, что для меня так будет лучше всего, — с грустью в голосе подтвердила мои слова девушка.

— Сколько лет вашему жениху? Может он старый и страшный или у него дурные привычки?

— Нет. Мартен молодой, только на три года старше меня. Вначале он мне даже нравился... — девушка неожиданно замолчала.

— Так почему вы решились на такой отчаянный шаг, как бегство от жениха? — решил подтолкнуть я ее после минутного молчания.

— Прошлым летом, еще до смерти отца, мы получили от родителей виконта приглашение на охоту. Поехали мы с мамой, так как отец себя плохо чувствовал. Мы даже не хотели ехать, но папа настоял. Мартен сначала все время был с нами, а потом загонщики выгнали зверя, и он вскочил на коня, при этом крикнув, что посвящает добычу мне. Все было хорошо... До сих пор не знаю в чем провинился один из крестьян-загонщиков, но, когда я прибежала на крики несчастного... Бедняга лежал на животе, а его спина представляла кровавое месиво. Он уже не кричал, видно потерял сознание, а виконт все продолжал стегать его плетью... Я крикнула, чтобы он перестал, но стоило мне поймать его взгляд... Его лицо было искажено, а глаза просто горели... Нет! Это было не человеческое лицо! Глаза безумца, а оскал чудовища, который получает наслаждение от мучений своей жертвы. Я закричала, чтобы он перестал, после чего он остановился и посмотрел на меня. И самое страшное... его взгляд, брошенный на меня, совсем не изменился. Прямо сейчас он видел во мне будущую жертву и был готов истязать меня, как этого несчастного крестьянина. Я на секунду растерялась, а затем мне стало невыносимо страшно. Причем не могу оторвать от него взгляд... И вдруг понимаю, что через его глаза на меня смотрит сам дьявол...

Я дико закричала, а потом побежала...

Девушка, поддавшись страшным воспоминаниям, замолчала, глядя куда-то в пространство.

"Так вот тут в чем дело. У нас тут, оказывается, нарисовался садист. Веская причина и сильный характер сделали свое дело, подтолкнули девочку к бегству. Кстати, ее жених — сильный довод для того, чтобы подтолкнуть ее к согласию. Ладно, пора приводить ее в чувство, а того и гляди в слезы ударится".

Я быстро налил вина в кубок и подал девушке:

— Пейте, ваше сиятельство, мелкими глоточками, и постарайтесь успокоиться.

На автомате она взяла предложенный ей кубок. Глотнув несколько раз вина, она пришла в себя.

— Благодарю вас, сударь.

— И что было дальше?

Ей не хотелось вспоминать, но она сделала над собой усилие и продолжила: — Развернувшись, я убежала. Вернувшись к маме, рассказала то, что видела, после чего стала ее просить уехать. Она отговаривала меня, говорила, что это невежливо, что это пустые девичьи страхи, но я настояла. Спустя какое-то время Мартен догнал нас и попытался извиниться, но потом видно понял, что это бесполезно, повернул лошадь обратно. Когда он повернул лошадь, я по-настоящему обрадовалась и в тот же момент поняла, что боюсь его. После этого я стала исподволь узнавать все, что можно о наших соседях. Так я узнала еще о нескольких подобных случаях. Я на коленях стояла, умоляла родителей расторгнуть помолвку и те уже начали колебаться, как вдруг неожиданно умер отец, а затем начала серьезно болеть мать. Я видела, что мои просьбы расстраивают ее, ухудшая болезнь, поэтому перестала говорить с ней об этом. Теперь мне больше ничего не оставалось, как, со страхом, ждать дня свадьбы. Она должна была состояться на день святого Дионисия. Виконт за это время трижды приезжал в наш замок, даже пытался настоять на свадьбе, несмотря на болезнь матери. Он привозил подарки, говорил красивые слова... Вот только в эти моменты я видела его... те глаза... Я плохо спала, меня мучили кошмары. Когда умерла мама, я окончательно решила для себя бежать, чтобы отдаться на милость короля. Вот и вся моя история, сударь.

Теперь я задумался. Нетрудно было понять, что ее будущий муж — садист, получающий удовольствие от издевательства над людьми, а раз он сорвался уже на людях, значит, совсем перестал себя контролировать. Дворянка, хлещущая по щекам свою горничную, феодал, в приступе гнева, отдающий приказ запороть слугу — все это было в порядке вещей, но при этом дворяне сами рук не марали, так как считали подобное ниже своего достоинства. Выполнять роль палача? Это оскорбление, сударь!

"Причина у девочки серьезная, вот только королю на это наплевать. Может, девочка, серьезно соберется с силами, ведь ей есть за что бороться. Впрочем, сколько не прикидывай...".

— Вы задумались, — перебила мои мысли девушка, которая, похоже, уже окончательно пришла в себя.

— Меня весьма тронула ваша печальная история, госпожа де Брезе, — я принял грустный вид, после чего неожиданно спросил. — Скажите, а кем вам приходится графиня де Фонтрай?

— Она родная сестра моей мамы. Сначала я хотела ехать прямо к ней, но потом подумала, что за мной могут послать погоню, так как де Монши знали, что она сестра мамы. Тогда я послала слугу, чтобы тот предупредил тетушку, а сама поехала сюда. Думала здесь переждать какое-то время.

— Так ваша тетя знает, где вас искать, — задумчиво протянул я. — Это плохо. Значит, в любой момент здесь может появиться ваш жених.

— Тетушка меня никогда не предаст. Она знает, как поставить на место любого грубияна и нахала, — тут она как-то по-особому посмотрела на меня и спросила. — А как вы стали хозяином этого поместья?

Я усмехнулся про себя, причем сразу по двум причинам. Во-первых, ее тетя сейчас находится в таком бедственном положении, что когда ей предложат деньги, она продаст свою племянницу, даже не задумываясь, а во-вторых, этот вопрос юной графине нужно было задать в самом начале нашего знакомства.

— Ваша тетя никогда не была собственником этого поместья. Ее муж, а затем она, им только управляли. Его хозяином являлся один из приближенных к герцогу бургундскому дворянин. Как только стало известно, что поместье принадлежит одному из мятежников, его забрали, после чего король подарил его мне.

— Как же так? Мы, в свое время, пару раз получали приглашение погостить в их поместьях. В том числе и в Шато де Ла Рош. Вы что хотите сказать, что она все время нас обманывала?!

Девушка казалась ошеломленной. Ее привычный мир, в котором она жила, трещал по швам. Жених — монстр, тетка — обманщица. Мне оставалось только согласно кивнуть в ответ, так как что-либо говорить не имело смысла.

"Ты пришла в мир взрослых, девочка, так что привыкай".

Какое-то время мы молчали, графиня о чем-то думала. Теперь я решил прервать затянувшееся молчание.

— А другие ваши родственники, госпожа? Со стороны отца? Может к ним можно обратиться?

— У отца был младший брат, но он погиб на войне. Уже давно. А больше мне ни о ком неизвестно.

— То есть, кроме вашей тети, у вас никого нет?

— Нет, — тут молодая графиня слабо улыбнулась и неожиданно спросила. — Сударь, могу ли я по вашим вопросам судить, что моя судьба вам не безразлична?

— Как вы могли такое подумать, госпожа Арлет? Конечно, нет.

— Странно, я вас почти не знаю, но почему-то верю. Вы чем-то похожи на моего отца. Он всегда говорил прямо и честно, глядя человеку в глаза.

— Нет, госпожа, я совсем не похож на вашего отца. Он не стал бы учить вас лгать своему королю. К тому же за счет вас я хочу избавиться от очень нежеланной для меня женитьбы. Пусть это звучит грубо, но такова правда.

Графиня сначала испытующе посмотрела на меня, а затем вдруг неожиданно спросила: — Вы даже не поинтересовались моими землями и замками. Или вы настолько богаты?

— Скажу честно, для меня и этого поместья слишком много. Ваши земли пусть вам и остаются. Меня вполне устраивает то, что у меня есть.

— Вот тут я вам не верю. Все мужчины жаждут власти, богатства и славы. Они все такие, их не переделать.

— И много вы видели таких мужчин в своей жизни?

— Немного, — девушка погрустнела. — Но разве вы, сударь, не хотите стать еще богаче?

— Деньги — это еще не все, что нужно в жизни человеку, — начал я ей отвечать, но тут же подумал, что зря это говорю.

"Не доросла эта девочка для подобных выводов. Надо менять тему".

— Можете мне не верить, но в своем поместье я нахожусь только второй день, а мне уже хочется отсюда сбежать и как можно скорее.

— Так может вам, сударь, ближе яркий блеск королевского двора?

— Если вы представляете себе двор французского короля как сплошной праздник, то вас ждет большое разочарование, — с усмешкой ответил я.

— Вы представились помощником главного ловчего двора его величества. Чем вы занимаетесь, сударь? Охотой?

Разговор зашел явно не туда, поэтому я ответил обтекаемо:

— Я нахожусь на службе его величества и делаю то, что мой господин мне приказывает.

Мой сухой тон намекнул девушке, что продолжать разговор в этом направлении не стоит. Она оказалась понятливой и сменила тему:

— Значит, вы случайно оказались в своем поместье?

— Так уж получилось, что недалеко отсюда мне довелось выполнять поручение короля, только поэтому я оказался здесь. Если бы торопился, то проехал мимо и никогда бы с вами не познакомился, — при этом я посмотрел девушке прямо в глаза. — Может, это судьба, госпожа?

Арлет, чуточку смутилась и отвела глаза. Сделала пару глотков вина, чтобы скрыть свое смущение, после чего снова спросила:

— Вы воин?

— Мне доводилось сражаться... и убивать людей, — ответил я и тут же подумал: — Какой-то неправильный вбит стандарт в голове у здешних дам. Настоящий мужчина обязательно должен быть воином и рыцарем, а то, что у него руки по локоть в крови... Хм. Кто бы говорил. Моралист хренов".

— Вы сказали это как-то... невесело.

— Наверно потому, что не гонюсь за воинской славой.

— Вы, сударь, очень необычный человек. Вы не хвастаетесь своими победами, ни тем, что стоите у трона короля, не говорите мне красивых слов и не расхваливаете мои достоинства, чтобы завоевать мое внимание.

"Она права. Что-то я совсем расслабился. Посчитал ее за девчонку, а она оказалась не такой уж наивной".

— Я простолюдин, ваше сиятельство. Мне не пристало говорить о своих подвигах, как настоящему рыцарю, к тому же искусства изящного слова я не изучал. Прошу меня простить, что не оказал вам знаки того внимания, которое положено было проявить. Поверьте мне, если это произошло, то только по незнанию всех правил придворного этикета.

— Я вас не виню, сударь. Мне просто стало интересно, что вы за человек.

Я вам нравлюсь?

Вопрос оказался настолько неожиданным, что я даже сразу не нашелся, что на него ответить. Теперь я окончательно понял, что девушка совсем не проста, как мне думалось вначале.

"Ну держись, противная девчонка".

— Вы прелестная молодая девушка и просто не можете не нравиться мужчинам, а слова, восхваляющие вашу несравненную красоту, уже давно подсказало мне мое сердце. Послушайте его голос. Ваши прекрасные глаза, моя прекрасная госпожа, как два омута, в которых утонула моя любовь. Ваш голос для меня, как сладчайшая музыка, ваши нежные губы, хочется целовать вечно, а лебединая шея...

— Прекратите сейчас же! — девушка покраснела, смутилась и одновременно рассердилась.

Тут я вдруг понял, что действительно перешел все дозволенные границы. Так можно говорить своей современнице, но не дворянке из пятнадцатого века. Нужно было срочно спасать положение. Подойдя к ней, я встал на колено, затем схватив подол ее платья, прижал к своим губам, потом поднял голову:

— Нижайше прошу меня простить, ваше сиятельство. Вы настолько прелестны, что я не удержался... — придав излишней горячности словам, я сделал вид, что смутился. — Даже не знаю, что на меня нашло. Если мои слова оскорбили вас, то назначьте мне то наказание, какое посчитаете нужным.

— Сами ваши слова не оскорбительны, сударь, но они были сказаны таким тоном, что я могла посчитать их издевкой, — девушка отошла от смущения и говорила довольно резко. — Вы, похоже, действительно не знаете правил обходительного отношения к девушке благородного рода. Только поэтому я вас прощаю.

"Молодец! Достойно ответила. В ее прощении так и чувствуется звук хлесткой пощечины. Характер".

ГЛАВА 7

Наш разговор заставил меня пересмотреть свое мнение о юной графине. К моему удивлению, она оказалась более внимательной к деталям, при этом проявив зачатки анализа и логики, чего никак нельзя было ожидать от девушки-дворянки ее лет.

"Впрочем, ругать тут надо только самого себя, — подумал я, — привык мыслить местными стандартами".

Снова принялся прокручивать возможные варианты своего плана. С одной стороны, она казалась уверенной в себе особой, вот только изнутри ее на мир смотрела наивная девушка, у которой в голове была дикая смесь из дворянских традиций и девичьего романтизма. Чем больше я думал об ее участии в нашем плане, тем меньше он мне нравился. Врать себе не было смысла, но после нашего разговора во мне что-то изменилось в отношении Арлет, причем это была не внезапная любовь или жалость к бедной сиротке, а трезвая оценка девушки, в которой эффектная внешность сочеталась с чертами характера, которые обычно трудно встретить в женщинах этого времени. Поразмыслив, понял, чем меня зацепила юная графиня: она походила на тот тип девушек, с которыми мне нередко доводилось сталкиваться в прошлой жизни. Еще немного подумал и понял, что уже воспринимаю Арлет как личность, а не как безликую деталь моего плана, при этом автоматически расширил число вариантов возможного развития событий, которые ранее даже не рассматривал.

"Если подумать, то я вполне смог бы решить ее проблему с женихом. Интересно, предложи я ей подобное, чтобы она мне сказала? — я быстро прокачал возможные варианты с устранением ее жениха, после чего решил, что она назвала бы меня "бесчестным негодяем" или "подлым убийцей", после чего уехала. — Пусть вероятность ответа не на все сто процентов, но за восемьдесят... пять можно ручаться".

Как в прошлой жизни, так и в этой, у меня не появлялись серьезные мысли о женитьбе. Там свои молодые годы я достойно отгулял, потом смыслом жизни стала работа, здесь об этом и мысли не возникало, пока у короля не случился желание "облагодетельствовать" меня.

"Нет, если ты хочешь унизить ненавистный тебе дворянский род, да ради бога, вот только причем здесь я? Как в понятии Оливье, так и короля, они считают, что выгодно меня пристроили. Жена из дворянского рода, поместье в приданное... Живи и радуйся! Вот только я так не хочу".

Ужин прошел, по большей части, в молчании, а мои попытки вести светскую беседу поддерживались графиней неохотно, показывая тем самым, что все еще рассержена.

Хотя с отъездом я еще окончательно не определился, но, чтобы не болтаться попусту, начал прямо с утра следующего дня подготовку к путешествию. Мой плащ и дорожный костюм были вычищены слугами, но свой арсенал я никому не доверял, приводя его в порядок сам. Побывал на конюшне, осмотрел лошадь, поговорил с конюхом. Тот заверил меня, что с конем и упряжью все хорошо. После того как пресек на корню очередную попытку управляющего заинтересовать меня делами поместья, я решил, что с меня хватит и послал Пьера к графине с просьбой о встрече, так как больше тянуть с решением не имело смысла.

— Садитесь, госпожа, — предложил я, стоило ей зайти в кабинет.

Девушка села в кресло, стараясь выглядеть решительной и независимой, вот только пальцы, скользившие по оборкам ее платья и учащенное дыхание говорили об обратном.

— Так что вы решили, госпожа?

— Я попробую стать вашей... возлюбленной.

Последнее слово ей далось явно с трудом, да и сама девушка казалась зажатой, хотя всеми силами старалась не показывать своего волнения. Ее нерешительность была понятна, так как, чтобы свыкнуться с подобной мыслью нужно время, а вот ее переживания, сомнения и страхи были написаны крупными буквами на ее лице, что меня не могло радовать.

"Похоже, она так и не пришла к мысли, что ложь — это ее спасение. Как бы малышка не сломалась в нужный момент. Людовик не любит женских истерик. А стоит ему узнать... Ух, что будет!".

— Хорошо. Тогда я еще раз напомню... — я повторил ей то, что говорил ранее, но спокойно и деловито, без каких-то намеков в сторону наших возможных отношений, при этом надеясь, что она соберется с силами и сделает для себя соответствующие выводы.

После того как я закончил говорить, воцарилось молчание. Было видно, что графиня, в который раз, обдумывает мои слова, чем меня весьма порадовала. Наконец она подняла на меня глаза.

— Если я вас правильно поняла, сударь, все будет зависеть от моего разговора с королем. Насколько я буду убедительна в своей лжи, — при последних словах в ее глазах блеснул гнев.

"А это как понять?".

— Да, ваше сиятельство.

— В таком случае вы, сударь, можете поклясться в том, что все это не придуманная вами уловка, чтобы заставить меня дать согласие на брак?

"Вот оно что. Молодец, девочка. Просчитала подобный вариант. Надо успокоить и подвести к мысли, что я очень добрый дядя".

— Клянусь всеми святыми, что в моих словах нет злого умысла. Я человек чести, пусть и не благородного рода. Если у вас есть сомнения, то давайте позовем священника и при нем я дам клятву на библии.

Девушка какое-то время испытующе смотрела на меня, потом сказала: — Не надо, только мне потом будет очень больно, если я обманусь в вас, сударь.

"Несмотря на твердость духа и решительность, она все же остается наивным ребенком. О чем я только думал? Твердость характера? Самому не смешно? Людовик расколет ее в два счета, а узнав в чем дело... М-да. Даже думать о том, что он потом с нами сделает, не хочется. К дьяволу! Буду переигрывать".

— Знаете, ваше сиятельство, а я передумал. Забудьте все то, что вам тут говорил. Сделаем так, как вы хотели. Вместе поедем в Тур, где я постараюсь устроить вам встречу с его величеством. Попробуйте предложить ему свои поместья в обмен на свободу.

Юная графиня широко распахнула глаза от удивления.

— Вы передумали? Почему?

— Скажу честно. Будь на вашем месте хитрая, изворотливая, имеющая большой жизненный опыт, женщина, вроде вашей тети, я бы не отказался от своей затеи, а сейчас, глядя на вас, вижу, что вы, несмотря на силу духа, слишком чисты и невинны для подобных игр.

С десяток секунд она растерянно молчала, собираясь с мыслями, и только потом задала вопрос:

— А как же вы?

— Вам не за меня, а за себя надо волноваться. Просто вбейте в свою хорошенькую головку, что король Франции не добрый дядюшка и он обязательно потребует от вас что-то за свою услугу. Просто заранее продумайте, чем, кроме поместий, вы готовы пожертвовать ради своей свободы. Теперь еще раз прошу меня простить за допущенные мною вольности в отношении вас, госпожа Арлет де Брезе, — я встал со своего места. — Завтра, сразу после завтрака, мы выезжаем, поэтому употребите все оставшееся время на подготовку к путешествию.

Девушка поднялась с кресла. Новый поворот дела ее явно обескуражил и сейчас она пыталась осмыслить то, что я ей сказал. Не успела она выйти, как я позвонил в колокольчик и на пороге кабинета сразу выросла фигура Пьера.

— Найди начальника охраны. Пусть придет.

— Слушаюсь, господин.

Спустя десять минут в дверь постучались, затем она открылась.

— Начальник охраны здесь. Впускать?

Я согласно кивнул. Не успел Анри переступить порог, как дверь за ним закрылась.

— У тебя есть три-четыре надежных воина?

— Есть. Что надо делать? — в его голосе чувствовалась тревога.

— Поедут со мной до Провена, в качестве охраны. Потом отпущу. Завтра утром выезжаем.

— Я поеду с ними, — при этом начальник охраны выжидательно посмотрел на меня.

— Тебе решать. Не смотри так, Анри. Ничего серьезного не жду. На всякий случай. Иди.

Мое желание взять охрану исходило из того, что если люди виконта сразу кинулись по следам беглянки, то им суток хватит чтобы добраться до ее тетки, графини де Фонтрай, а так как у нее был на меня зуб, она расскажет им о местонахождении своей племянницы. В этом случае мы можем столкнуться с погоней, посланной по следу беглянки. В Провене, для безопасности девушки, я рассчитывал присоединиться к купеческому обозу.

Утром нас провожали слуги и часть замковой челяди. Вскочив в седло, тронул поводья. Я ехал, вместе с Арни, впереди возка, а уже за ним, прикрывая возок сзади, скакали четверо солдат. По дороге мы никого подозрительного не встретили и спустя три часа прибыли в город. Расположившись на постоялом дворе, я отпустил солдат, а сам с Анри, который хорошо знал город и людей, стал узнавать по поводу, уходивших в ближайшее время, торговых караванов. Здесь нам помог его отец, с которым Анри, наконец, помирился. Именно он свел меня с купцами, которые ехали в нужном мне направлении и помог договориться с ними о совместной поездке. Когда все формальности были выполнены, я отпустил Анри, после чего поставил графиню в известность, что завтра утром начинается наше большое путешествие.

После нашего последнего разговора, с Арлет я практически не общался. Подобный вариант, как я понимал, ее вполне устраивал, а значит, о чем можно со мной говорить, к тому же я не настаивал на нашем общении. Не спеша, с остановками в городах, мы проехали Орлеан, затем Блуа и, наконец, прибыли в Тур. Определив Арлет на постоялый двор "Дубовый лист", я сразу отправился в "Медведь", к последнему местожительству графа де Ла Валь. Мне неожиданно повезло, граф не только находился в Туре, но и проживал все в том же "Медведе". Как мне сказал секретарь графа Колен, с которым мы разговаривали, пока я ожидал его господина, король уже несколько дней совещается, в своем замке, с ближайшими советниками, в число которых входил граф. Де Ла Валь приехал поздно вечером, сердитый и уставший, поэтому разговор у нас получился короткий и деловой. Прочитав письмо сестры, сразу спросил меня: — Сказать ничего не хочешь?

Я удивился вопросу, но твердо ответил: — Ничего такого, кроме того, что есть в письме.

Граф хмыкнул, потом сказал: — Главное, что ты справился, а сестру все устроило. Просит достойно отблагодарить тебя.

— Я рад, что ее сиятельство остались довольны.

— Колен, — обратился граф к секретарю, который все это время стоял рядом со столом, за которым сидел граф, — принеси деньги.

Когда секретарь ушел, граф бросил на меня оценивающий взгляд, потом вдруг сделал неожиданное предложение: — Ватель, когда ты надумаешь поменять господина, сообщи об этом мне первому.

Я низко поклонился: — Благодарю за доверие, ваше сиятельство.

Получив вексель, я распрощался с графом и ушел, а уже на следующее утро отправился с докладом к королевскому цирюльнику. Хотя это поручение касалось только графа де Ла Валь, но о своем прибытии в город я должен был доложить. Оливье принял меня не сразу, дел у него хватало, к тому же не было предварительной договоренности, поэтому меня вызвали в замок только через двое суток. Прибыв в кабинет королевского цирюльника, как и положено, я достойно расписал свои подвиги, при этом изложил все так, чтобы получилась интересная история.

— Вот, значит, как там обстояли дела, — задумчиво произнес брадобрей, когда я окончил свой доклад. — Что ж, "Лисий хвост", ты снова справился с порученным тебе делом. Значит, говоришь, граф тобой остался доволен?

— Да, ваша милость.

— Обязательно его величеству расскажу. Ему такие истории нравятся.

— Как самочувствие его величества? Сейчас такая сырая и холодная погода, что легко можно простудиться.

— Король, слава богу, хорошо себя чувствует, — Оливье хитро прищурился. — Только ты к чему это поинтересовался здоровьем его величества, Ватель?

— Могу я попросить у его величества об одной милости?

— Так я и знал! — воскликнул довольный своей проницательностью Оливье. — Говори!

— Сударь, не за себя хочу попросить, а за юную графиню Арлет де Брезе.

Так сложились злые обстоятельства, что бедная девушка была вынуждена просить у меня помощи. Теперь она желает припасть к ногам его величества и попросить у него защиты.

— Защиты? От кого? — при этом было видно, что королевский советник немного напрягся.

— Она хочет пасть на колени и умолять короля, чтобы тот защитил ее от своего жениха, безумного виконта Мартена де Монши.

— Безумного? Объясни, Ватель.

— Виконт любит самолично истязать своих людей, нередко до смерти. Ему нравится играть роль палача, — продолжил я свое вранье, так как знал, что мои слова никто проверять не будет. Да и какое дело Людовику до каких-то дворянских дрязг, тем более, по такому мелкому поводу.

— Палача? — с немалой долей брезгливости переспросил меня королевский любимчик.

Об отношении людей к палачам мне известно не понаслышке, к тому же прекрасно знал, что Тристана, королевского прево, выполнявшего роль личного палача Людовика, Оливье ненавидит, именно поэтому специально добавил к образу виконта такую пикантную деталь.

— Несчастная юная графиня мне сказала, что в такие моменты из его глаз смотрит сам дьявол.

— Может он и в самом деле безумен, этот виконт?

Отвечать на этот вопрос я не стал, так как было видно, что это риторический вопрос, а уже в следующее мгновение задумчивость из глаз королевского любимчика исчезла, а вместо нее появилась подозрительность.

— Почему именно ты, Ватель, просишь за нее? Где ее родители, родственники?

— Она сирота, ваша милость, а из близких родственников осталась только графиня Клеменция де Фонтрай.

— Это... Да, я помню эту историю. Королю она тогда понравилась. Но причем здесь ты?

Несмотря на то, что я поставил Арлет перед фактом о том, что теперь у нас у каждого своя дорога, я не удержался и легкими намеками дал понять королевскому цирюльнику, что остался к девушке неравнодушен. Да, она мне нравится. Сердцу не прикажешь, что тут такого? Оливье, считая себя знатоком душ, принялся холодно улыбаться, а я намеренно отвел глаза в сторону. Мне и до этого было понятно, как отреагирует на мои слова цирюльник, что сразу подтвердил его вопрос:

— Выходит, графиня провела две ночи под крышей холостого мужчины. Как она решилась на такое? Уже только этим она уже запятнала свое имя. Ватель, говори прямо: ты разделил с ней постель?

— Нет, сударь. Как вы могли так подумать? — при этом старательно, напоказ, пряча глаза, я принял смущенный вид. — Она очень красивая девушка, только не для меня этот цветочек.

Прожженный интриган, неплохо разбирающийся в людях, а еще лучше в их пороках, Оливье должен был по виду своего шпиона сообразить, здесь что-то не так. В его понимании, бабник и жадина Ватель просто не мог упустить свой шанс, тем более что именно он мог пообещать молоденькой дурочке помочь ей попасть на прием к королю. Парень дерзкий, смазливый, язык подвешен, опытный в делах с женщинами. Похоже, он своего не упустил. Хвастаться этим не будет, да это и понятно, она дворянка, а он простолюдин, к тому же Ватель далеко не дурак. Вот только что она ему могла дать, кроме постели? Пообещала земли? Все это, сейчас прокручивалось в голове королевского брадобрея, которого за все то время, пока мы с ним общались, я успел неплохо изучить.

— Она богата? — как бы вскользь поинтересовался он.

— У нее есть земельные владения в герцогстве Немур и в Шампани.

— Де Брезе? Нет, не помню этот род, — в следующее мгновение задумчивость Оливье, как ветром сдуло, и он бросил на меня жесткий и острый взгляд. — Теперь говори честно и прямо: что тебе графиня пообещала за аудиенцию у его величества?

— Ваша милость, как вы могли подобное подумать! — возмутился я. — Пусть я человек низкого рода, но честь мне не чужда!

— Не крути, сволочь! Ты, тварь подлая, ничего просто так не делаешь! — я придал своему лицу выражение невинности, что почему-то дало ему повод сделать следующий вывод. — Значит, она все-таки с тобой своей невинностью расплатилась!

Отрицать я ничего не стал, просто промолчал.

— Что молчишь? Сказать нечего? — продолжил разоблачать меня королевский цирюльник, играя роль матерого следователя, который всеми силами старается дожать преступника, подводя его к признанию. — Я насквозь вижу твою продажную душонку! И теперь ты, изворотливый и скользкий, как змея, пытаешься мне сказать, что просто так решил помочь дворянке. Не изображай шута, Ватель!

"Он на верном пути. Главное, не перегнуть сейчас палку".

— Ваша милость, почему вы не хотите мне поверить?! — воскликнул я, начав оправдываться. — Я не приемлю никаких возвеличиваний, так как являюсь слугой короля и не желаю для себя никаких почестей и наград, нежели те, что мне будут назначены его величеством.

Услышав пафосное заявление своего шпиона, которое ему явно не соответствовало, Оливье окончательно удостоверился, что Ватель явно что-то скрывает. Вот только Ватель хитрая бестия и сам ничего добровольно не скажет. Ему до жути стало интересно, что собирается получить этот дерзкий наглец от юной графини? Оливье, как и его повелитель Людовик, любил власть, ему нравилось у держать жизни людей в руках, управлять ими как марионетками, решая кого возвеличить, а кого приговорить к смерти. Не знаю, кем себя представлял королевский любимчик, но одну истину я давно понял: чем больше у человека власти, тем меньше у него сострадания и любви к ближнему. Он, как и король Франции, судил человека не по его добродетелям, а по слабостям и порокам. Вот и сейчас брадобрей пытался понять, что произошло между этими двумя людьми, так как уж больно странно ведет себя Клод Ватель.

— Девушка красива?

— Как богиня, — с придыханием и ноткой восторженности ответил ему я.

После моего ответа на его лице появилась задумчивость, а спустя еще несколько мгновений Оливье даже как-то посветлел взглядом от своей догадки. Похоже, он все же пришел к мысли, что этот придурок Ватель влюбился. Да и его поведение прекрасно вписывается в общую картину.

"Думаю, у меня получилось, — подумал я, глядя как на лице брадобрея всплыло довольное выражения догадки. — Вот только толку никакого нет. Просто задурил голову брадобрею. А этот придурок будет потом, время от времени, подкалывать меня неразделенной любовью к дворянке".

— Она бежала прямо из-под венца? — вдруг неожиданно последовал новый вопрос Оливье.

— Нет, ваша милость. Сначала было устное соглашение между их родителями, а потом помолвка, но до свадьбы дело так и не дошло.

— То, что брак не был освещен церковью, это хорошо, зато все остальное весьма дурно выглядит. От себя скажу так: она своевольная ослица, раз пошла против воли родителей, которые желали ей только добра. Я знаю его величество, и он скажет то же самое. К тому же король весьма не приветствует своеволия женщин, если только это не происходит его в постели, — Оливье коротко рассмеялся, потом бросил на меня испытующий взгляд. — Думаю, что ей придется приложить немало усилий для того, чтобы убедить его величество чтобы ей помочь.

"Чего это он о постели заговорил? Намекнул, насчет королевской любовницы? Хм. Правда, как я слышал, король более зрелых теток любит употреблять, но кто его величество знает. Да и назад сейчас не сдашь".

— Ваша милость, очень вас прошу, замолвите словечко перед его величеством за несчастную сироту, которой довелось так много страдать.

— Я посмотрю, что можно будет сделать, — важно, с чувством легкой эйфории от собственного величия, ответил мне Оливье.

Я видел, что королевскому брадобрею, нравится играть роль властителя чужих судеб и решил прогнуться еще ниже, считая, что он так лучше заглотнет крючок.

— Господь воздаст вам, ваша милость, за вашу доброту ко мне, — сейчас в моем тоне звучит лесть, а в глазах — светится подобострастие.

— Иди. Если что-то будет, пришлю гонца.

"Все, что мог, я для Арлет сделал, а все остальное уже зависит от Людовика. Оливье клюнул на сказку о моей любви. Пусть посмеются, от меня не убудет. А если король, действительно, сделает ее любовницей? Хм. Предупрежу ее, а там пусть сама решает, что ей делать".

Вариант с любовницей, честно говоря, я упустил, так как слышал, что большим любителем женщин король не считался. Любовниц Людовик имел, причем не из девиц, а из молодых женщин, некоторые из которых являлись простолюдинками, женами простых людей, но при этом никакая из них не имела ни малейшего влияния на короля. Они просто служили утехой для его величества в постели.

Вернувшись в "Дубовый лист", первым, кого я там увидел, был, поджидавший меня, телохранитель. Мы с ним тепло поздоровались. Когда мы последний раз виделись, он имел весьма бледный и изможденный вид, что сейчас нельзя было о нем сказать. Крепкий, жилистый, энергичный. Длительный отпуск пошел ему явно на пользу. После того, как я ему кратко рассказал о своих приключениях, а затем объявил, что в ближайшие пару дней он мне будет не нужен, чем сильно обидел итальянца, который прямо рвался приступить к своим обязанностям. Когда Риккардо ушел, я попросил служанку сообщить графине о своем визите, а спустя десять минут мне передали, что Арлет готова принять меня.

Войдя в комнату, я застал там, кроме девушки, Эльвиру де Сансер. Вежливо поздоровавшись, отметил, что, судя по их бледному виду, нервы у обоих женщин на пределе, поэтому не стал медлить и сразу перешел к делу.

— Госпожа, мне удалось сегодня поговорить с особой, приближенной к королю. Тот человек ничего не обещал, кроме того, что изложит вашу просьбу его величеству. Так что будем надеяться, что это произойдет в ближайшее время.

Лицо девушки озарилось радостью, щеки окрасились румянцем, а дыхание стало отрывистым и глубоким. Девушка сложила руки в молитвенном жесте перед грудью и возвела глаза к потолку.

— Я отдалась твоей воле, господи, и ты услышал мои молитвы! Благодарю тебя, господи! — после чего она посмотрела на меня и робко улыбнулась. — Я благодарю вас, сударь. Пока я могу выразить вам свою признательность только на словах, но поверьте они идут из глубины моего сердца.

— Я сделал, что обещал, госпожа. Теперь нам осталось только ждать, уповая на милость бога.

— Так расскажите нам, сударь, о чем вы говорили?! Мы горим желанием узнать во всех подробностях!

— Госпожа, я хотел бы с вами поговорить наедине.

Девушка напряглась, несколько секунд выжидательно смотрела на меня, потом повернулась к своей компаньонке:

— Эльвира, прошу тебя, оставь нас наедине.

Женщина вздохнула, но не слова не говоря, вышла из комнаты.

— Так что вы хотели мне сказать? — нетерпеливо спросила меня девушка, стоило двери захлопнуться.

Я более подробно рассказал графине, о чем говорил с Оливье, изложив при этом возможный вариант с любовницей. Девушка побледнела.

— Он не посмеет так поступить с дворянкой! Меня никто не может принудить!

— Я просто предположил.

— Это... Это... Господи! — графиня сложила руки перед грудью в молитвенном жесте. — За что ты посылаешь мне такие испытания!

— Возьмите себя в руки, госпожа. Господь здесь ни причем, все решает король, как я вам раньше и говорил.

Я ожидал ее реакции на мои слова, вот только девушка неожиданно заговорила совсем о другом:

— Сначала я надеялась, что, когда упаду на колени и попрошу у короля проявить хоть немного милосердия и сострадания, он примет близко к сердцу мои несчастья и сжалится над сиротой. Потом я как-то задала себе вопрос: каким он увидит меня? Хватит ли моих слов чтобы убедить его? Ведь глазах его величества я нарушила слово, данное моими покойными родителями, и бежала от человека, нареченного мне в мужья, тем самым опозорив, как дворянскую, так и девичью честь. И ведь никто не скажет слово защиты в мою пользу. Да и кто я для его величества? Просто взбаламученная девочка-беглянка. Так какое король может принять решение? Думаю, что вы тут правы, сударь. Он вернет меня жениху, отдаст замуж за кого-то другого дворянина... или сделает своей любовницей. Вот уже который день я спрашиваю сама себя: зачем ты, Арлет, бежала?

"Она пришла к тому, о чем я ей толковал. Причем сумела посмотреть на ситуацию со стороны. Молодец. Неужели созрела для моего плана?".

Естественно, говорить подобное я не стал, а вместо этого попробовал проверить ее на прочность, чтобы окончательно понять: в ней говорит разум или все же эмоции?

— Вы, молодая и испуганная, девушка, которая, потеряв голову, поддалась порыву чувств, и чтобы избежать опасности, бежала. Здесь нет ничего зазорного. Так его величеству и скажите.

— Я все такая же, неопытная и испуганная до смерти, девушка. Вот только я уже не верю, что все будет хорошо. Не верю!

— Это вам сейчас кажется, что все плохо, все потеряно. Поверьте мне, у вас в жизни будет еще много-много хорошего. Вы молоды, красивы, богаты.

В ее глазах сверкнула благодарность. Несколько секунд я раздумывал, затем решился и подошел к девушке вплотную. Положил руки на плечи и осторожно прижал к себя. Она сначала замерла, а потом уткнулась мне лицом в шею, тесно прижавшись и неожиданно хлюпнула носом.

— Тихо, девочка, тихо. У тебя будет хорошо. Я буду молиться за тебя.

— Я тебе нравлюсь? — вдруг раздался сдавленно-тихий шепот.

Было похоже, что во мне она сейчас видела единственную защиту от жизненных неурядиц и старалась привлечь меня на свою сторону, инстинктивно, чисто по-женски. Кроме этого, понял еще одно, она прямо сейчас сделала для себя выбор. В мою пользу. Ее можно было понять. Спокойный, уравновешенный, сильный мужчина. Лучше такой муж, чем ее бывший жених или какой-то непонятный тип, которого сосватает ей король.

— Да, госпожа Арлет.

Она отстранилась от меня, сделала шаг назад, потом какое-то время цепко и внимательно вглядывалась в мое лицо, после чего тихо сказала: — Я скажу королю, что люблю тебя и желаю быть твоей женой.

— Так тому и быть, моя девочка, — секунду подумав, я добавил. — Мы попробуем сделать все, что нам по силам и пусть господь будет нам защитой.

— Я буду от всей души надеяться и молиться за нас обоих, Клод, — из ее голоса исчезли плачущие нотки и появилась твердость. Окончательно принятое решение словно придало девушке новые силы, вернув ей уверенность в своих силах.

"Молодец, девочка. Так держать. Успех надо срочно закрепить, и я знаю, как это сделать".

— Чтобы ознаменовать наш будущий союз, я хочу сделать вам, ваше сиятельство, подарок.

На ее напряженном лице мелькнула слабая улыбка.

— Подарок? Мне?

— Если, госпожа, не против, то я хотел бы предложить вам пройтись по торговым рядам, где вы сможете выбрать себе что-нибудь подходящее к вашей несравненной красоте. Любому, самому великолепному бриллианту нужна достойная оправа. Госпожа, вы со мной согласны?

Неожиданность моего предложения и комплементы заставили девушку не просто уйти от тревожных мыслей, а даже повеселеть, что было видно по ее посветлевшему лицу.

— Я согласна. Мне... только надо переодеться.

— Госпожа, я отлучусь ненадолго, с вашего разрешения?

— Да. Я буду ждать вашего возвращения.

Выйдя с постоялого двора, я направился к дому мадам Бове, где собрался надеть свою парадную одежду и взять денег, решив устроить девушке самый настоящий праздник, впрочем, как и хозяевам ювелирных лавок. Обернулся я довольно быстро, так как девушка вышла из своей комнаты только спустя пять минут после моего возвращения на постоялый двор. Стоило мне ее увидеть, как я сразу подумал: — Умеешь ты впечатление произвести, малышка".

На волосах девушки лежала золотая сетка с драгоценными камнями, в ушах сережки с бриллиантами, а из-под распахнутого плаща можно было видеть пояс из чистого золота, тоже украшенный крупными самоцветами. Она бросила на меня взгляд, спрашивающий, как я выгляжу, затем внимательно оглядела меня и одобряя, чуть кивнула головой. Народ, который сейчас присутствовал в общем зале, при виде девушки сразу примолк. Еще я успел поймать задумчивый взгляд хозяина "Дубового листа".

Солнца опять не было, над головой висели серые тучи, но в целом нам с погодой повезло, так как ветра не было, а на улице шел легкий, рассыпчатый снежок. Мы неторопливо, прогулочным шагом шли по улицам Тура, пока не вышли на центральную городскую площадь, где у фонтана толпилась небольшая группа женщин, набирая воду; они несколько импульсивно, обсуждали последние новости и слухи. На противоположной стороне площади, рядом с эшафотом, стояло несколько сержантов из городской стражи, ведя неторопливую беседу. При виде важно вышагивающей Арлет стражники оживились, провожая ее восхищенными взглядами, зачмокали губами, выражая восхищение. Спустя минуту, мимо нас, пробежала группа мальчиков из церковного хора и тут же струйкой втянулась в приоткрытые двери церкви. Город жил свой ежедневной жизнью. Цокали копыта лошадей, скрипели колеса телег, кричали уличные торговцы и зазывалы, предлагая товар.

Рядом с центральной городской площадью находился квартал, где располагались торговые ряды для вельмож и богачей. Блеск золота, сверканье драгоценных камней, яркие цвета тканей, шелест шелка и парчи — радовали глаз и услаждали слух покупателей.

— Госпожа Арлет и вы, госпожа Эльвира, выбирайте. Может что-то вам придется по вкусу.

Следующие три часа для женщин пролетели незаметно, что не скажешь про меня. Впрочем, если говорить честно, куплено было не так уж много. Две пары изящных женских кожаных перчаток на меху, пара золотых цепочек, изящный медальон в виде ангелочка и брошь-заколка с драгоценными камнями для плаща. Больше времени женщины провели в магазине женского белья, после чего мы отправились подгонять купленные вещи к белошвейке. Возвращаясь, мы зашли в таверну, которая славилась изготовлением "гипокраса", пряного вина с добавлением меда. Как Арлет, так и Эльвире, понравился горячий напиток, который они пробовали впервые. По возвращении женщины ушли в свои комнаты, я подошел к хозяину.

— Где ты такую красотку нашел, Клод? — осклабился хозяин постоялого двора на правах старого приятеля. — Может и мне поискать в тех краях?

— Там только одна такая была, так что можешь не стараться.

— Как скажешь, приятель. Надолго приехал?

— Ты говоришь так, словно хочешь выгнать меня побыстрее. Ты подумай своей дурной головой: когда я здесь, то один делаю тебе двойную выручку. Так что ты должен радоваться и ублажать меня все то время, пока я здесь живу.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся бывший наемник. — А я-то все думаю зачем мне постоялый двор? Оказывается, для того чтобы поить и кормить одного бездельника по имени Клод!

— Это еще неизвестно, кто из нас бездельник. Лучше плесни мне своего лучшего вина.

На следующий день, церковные колокола только успели пробить Девятый час, как меня отыскал гонец с известием: графиня Арлет де Брезе должна прибыть в королевский замок завтра, в полдень. Получив сообщение, я стал ждать девушку, которая, вместе с Эльвирой, ушла в церковь. Женщин сопровождал Риккардо, снова приступивший к своим обязанностям телохранителя.

Когда графиня вернулась, я попросил разрешения переговорить с ней, а еще спустя десять минут, мне передали, что она ждет меня. Войдя к ней, я сразу перешел к делу.

— Ваше сиятельство, король повелевает вам прибыть в его замок завтра, в полдень, — казенным тоном я передал ей полученный мною приказ из королевского замка.

Мои слова испугали девушку. Она вздрогнула, глядя на меня с испугом. Ее можно было понять, ведь уже завтра король Франции определит ее дальнейшую судьбу. И какой она будет... Мои попытки хоть как-то ее расшевелить, завязав разговор, провалились, как и предложение поужинать или просто выпить сладкого испанского вина. Спустя какое-то время Арлет заявила, что хочет остаться одна, поэтому мне больше ничего не оставалось делать, как откланяться.

"Насильно мил не будешь, — с этой мыслью я покинул ее комнату.

ГЛАВА 8

Вернувшись в общий зал, какое-то время болтал с хозяином таверны, потом начал слушать очередную байку из жизни бывшего наемника, но настроения не было от слова "совсем", поэтому оборвав его на полуслове, я заказал кувшин вина в комнату и вернулся к себе. Меня волновало не столько состояние девушки, сколько собственное чувство беспомощности, так как я уже ничего не мог сделать или изменить. Чтобы отвлечься, начал было прикидывать возможные варианты завтрашнего разговора Арлет с королем, но потом понял, что впустую трачу время, после чего набросив теплый плащ, вышел из комнаты. Предупредив телохранителя о том, чтобы тот приглядывал за графиней, я отправился к брадобрею, так как давно собирался подровнять свою отросшую гриву волос. Закончив со стрижкой и бритьем, прогулялся по улицам, пока еще совсем не стемнело, и под звон колоколов, бивших к вечерне, вернулся обратно в "Дубовый лист". Увидев Риккардо, сидевшего за столом, сразу подошел к нему. Стоило мне подойти, как он вскочил на ноги.

— Мы только недавно вернулись... — начал он говорить.

— Куда ходила? — перебил я его.

— В церковь, — ответил он.

— Долго там были?

— Долго, — коротко ответил телохранитель, понимая, что мне подробности не нужны.

"Конечно, у кого еще просить помощи, как не у боженьки, — с какой-то внутренней злостью подумал я.

Отослав телохранителя, я слегка перекусил под кружку вина, после чего вернулся к себе в комнату. Вскоре раздался стук в дверь. Открыл, это пришла одна из четверых служанок, работавших в таверне, по имени Жизель. Она принесла мне таз с горячей водой и полотенце, затем зажгла свечи и поинтересовалась, не нужно ли мне еще что-нибудь.

— Не нужно, — ответил я.

Какое-то время сидел на кровати, глядя на тусклый свет двух свечей, стоявших на столе.

"Выпить вина или не стоит? — не успела я для себя определиться, как неожиданно раздался стук в дверь. — Кого это снова принесло?".

Вскочив, быстро подошел к двери, открыл. На пороге стояла графиня Арлет де Брезе.

"Неожиданно, — растерянно подумал я, затем сделал два шага назад, пропуская девушку в комнату, — а другой стороны, понятно. Страшно одной, всякие дурные мысли в голову лезут".

Девушка прошла в комнату и остановилась у стола. Закрыв дверь, я подошел к ней. Неяркого, колеблющегося света двух свечей, стоявших в подсвечнике на столе, хватило чтобы осветить черты лица девушки. Ей было страшно, она боялась оставаться наедине со своими страхами и неизвестностью, а я был единственным человеком, кто мог ее хоть как-то успокоить и утешить. Наши взгляды встретились.

— Клод...

Я прикоснулся пальцем к ее губам, заставляя ее замолчать. От девушки исходил аромат изысканных благовоний.

— Сначала я скажу, девочка, а ты слушай, — я взял ее руку и почувствовал, как она дрожит. — Мы не знаем, как сложиться наша жизнь в дальнейшем, но однажды ты можешь пожалеть, что поддалась внезапному порыву. Просто подумай об этом прямо сейчас.

К моему удивлению на ее лице отразилось облегчение, видимо от того, что не она, а я начал этот разговор, а затем в ее чертах проступила решимость.

— Я подумала. Я так желаю, — она внезапно выдернула свою руку из моей ладони и опустила ее на мое плечо и снова повторила. — Я так желаю, Клод.

Ее голос звучал сдавленно и напряженно, словно она говорила через силу. Она боялась. Она страшно боялась. И того, ради чего пришла ко мне, и того, что произойдет завтра. Обняв, я прижал к себе девушку и услышал, как сильно бьется ее сердце. Припал губами к ее губам, я почувствовал, как Арлет напряглась и только спустя несколько секунд ответила на поцелуй. Дыхание девушки стало частым и горячим. Скользнув губами к шее, поцеловал в мочку уха, мои руки опустились на ее бедра, затем я с силой прижал ее горячее и упругое тело к себе. Ее грудь напряглась, по телу прокатилась волна дрожи, и, наконец, из горла вырывался чуть слышный стон.

Потом были любовные ласки и нежные объятия. Я осторожно провел ее через все ступени любовной игры, используя весь свой сексуальный опыт. Процесс посвящения в женщину, где боль мешается с наслаждением, вытеснил из Арлет мучивший ее страх неизвестности, а затем был порыв неистовой страсти, который достигнув своего пика, ярко вспыхнул, после чего стал постепенно угасать. Разорвав объятия, мы, молча и расслабленно, лежали, пока в какой-то момент времени я вдруг не услышал тихое сопение девушки. Заснула. Осторожно отстранившись, поднялся, подошел к столу, поправил оплывшие свечи, затем взял в руки подсвечник и подошел к кровати. Неяркий, колеблющийся свет высветил тонкие черты ее лица. Девушка сладко спала. Во сне ее лицо выглядело совсем по-детски: теплым, спокойным, умиротворенным, а где-то в уголках рта пряталась легкая улыбка. Было видно, что ей снилось что-то очень хорошее. Снова поставив подсвечник на стол, вернулся в постель и осторожно, стараясь не разбудить ее, залез под одеяло. Мои внутренние часы говорили, что у меня в запасе есть еще четыре часа сна. Проснулся я раньше ее, минут двадцать лежал, пока не почувствовал, что девушка проснулась.

— Как тебе спалось, мой ангел?

Она сначала словно прислушалась к себе и только потом сказала: — Хорошо.

Я осторожно погладил ее бедро. Ее дыхание сделалось неровным, а тело напряглось и замерло в словно нерешительности. Арлет пыталась понять, что ей делать: встать и уйти или отдаться на волю судьбы. Моя рука, тем временем, скользнула по внутренней части бедра. На этот раз предварительных ласок было немного, девушка явно хотела повторить уже полученный ей любовный опыт, при этом чувствовалось, что она полностью отдалась новым ощущениям. Мы почти не говорили, но выражение ее лица в момент высшего наслаждения было таким, словно перед ней открылись врата рая. Спустя какое-то время она, тяжело дыша, лежала на спине, а я, лежа на боку, смотрел на нее. Она провела по моей груди рукой, потом тихо сказала: — Как сильно у тебя стучит сердце, Клод.

Я ничего не сказал, только бросил выразительный взгляд на ее упругую грудь и показательно облизнул губы языком. Она улыбнулась.

— Тебе нравится смотреть на меня?

— Ты очень красива, изящно сложена и полна решимости. Ты мне очень нравишься, Арлет.

— Ты был ласков со мною, Клод. Наверно я должна благодарить господа, что это у меня произошло именно с тобой. Теперь мне надо идти. Я должна соблюсти остатки правил приличия, как приличествует благородной девушке. Закрой глаза, я встану.

— А если не закрою, ты останешься лежать в моей кровати? — шутливо спросил я Арлет.

Она попыталась рассердиться, изображая госпожу, но вместо этого улыбнулась.

— Прошу тебя, Клод.

Я закрыл глаза. Девушка довольно долго приводила себя в порядок, потом подошла к кровати, наклонилась, поцеловала меня в щеку и увернувшись от моих рук, пошла к двери.

Спустя два часа крытый возок графини выехал из городских ворот. Я, вместе с Риккардо, сопровождал девушку. За всю дорогу не было сказано ни одного слова. Когда мы подъехали к воротам королевского замка, я слез с лошади и подошел к наружной страже, состоявшей из жандармов. Начальник караула, придерживая рукой меч, шагнул вперед.

— Кто такие?

— Графиня Арлет де Брезе, — коротко ответил я.

Видно, жандарм был предупрежден о приезде графини, потому что коротко кивнул и бросил: — Ждите.

Я отошел к возку. Из-за отодвинутой в сторону кожаной шторки на меня смотрела девушка. Ее бледное и напряженное лицо говорило само за себя.

— Как вы, госпожа? — тихо спросил я графиню.

— Очень волнуюсь, — она ответила мне также тихо, почти шепотом. — Мне уже сейчас хочется, чтобы все уже закончилось.

Ей сейчас очень хотелось теплых слов, которые могли бы ее поддержать и хоть немного успокоить и стоило ей их услышать, как она ответила мне взглядом, полным благодарности.

— Все будет хорошо, моя дорогая Арлет.

Больше мы ничего не говорили, просто ждали. Наконец раздался скрип тяжелой калитки, загремели доспехи стражи, а затем из-за их спин показался человек. Этим человеком оказался личный слуга брадобрея Жак. Я посчитал это хорошим знаком. Узнав меня, он коротко поклонился. Я ответил ему тем же, затем помог спуститься на землю графине и подвел ее к слуге. Тот поклонился, вежливо поздоровался, после чего спросил: — Графиня Арлет де Брезе?

— Да, сударь.

— Прошу следовать за мной, госпожа.

Девушка бросила на меня взгляд, полный тревоги, потом нехотя пошла вслед неторопливо шагавшему слуге.

"Жак обязательно доложит своему хозяину обо мне. Это должно укрепить мою версию о любви к графине, — в следующую секунду мысли вернулись к девушке. — Бедная девочка. Уготовила же тебе судьба испытание. Осталось только надеяться, что ты все выдержишь. Ты сильная, ты сможешь, я в тебя верю".

Время для меня тянулось ужасно медленно. Я знал, что у короля своих дел хватало, поэтому рассчитывал, что тот потратит на допрос испуганной девушки максимум час.

"Если, конечно, это дело не заинтересует короля. Тогда он будет спрашивать ее с пристрастием, подбрасывая самые разные каверзные вопросы. Впрочем, он так и так будет из нее жилы тянуть, ведь графиня, признавшись в любви ко мне, нарушила его личные планы".

Пока мы находились у ворот успел смениться караул внешней стражи, который, как мне было известно, менялся каждые четыре часа. Наконец снова скрипнула калитка и под бряцанье доспехов стражи, освободившей дорогу, в сопровождении Жака, вышла девушка. Ее лицо выглядело настолько измученным и уставшим, что у меня сердце дрогнуло.

"Неужели все напрасно?!".

Я быстро подошел к ней и Арлет сразу оперлась на мою руку. Ничего говорить не стал, а просто подвел к экипажу, помог сесть и только затем тихо спросил:

— Что сказал король?

— Король не изъявил мне свою волю, — ответила она на мой вопрос.

Я недовольно нахмурился. Мне не нравились подобные загадки, особенно когда они исходили от хитроумного, вероломного и жестокого правителя Франции. Я закрыл дверь возка, затем вскочил в седло.

— Едем!

По приезде сразу передал девушку с рук на руки Эльвире, которая, в свою очередь, со страхом и нетерпением, ждала свою воспитанницу. Отпустив Риккардо, я направился к хозяину постоялого двора. Мой встревоженный вид заставил его сразу спросить: — Что-то случилось?

— Пока не знаю. Ты мне лучше скажи: у тебя есть какие-нибудь сладости?

Хозяин постоялого двора бросил на меня удивленный взгляд.

— Сладости? По твоему виду не скажешь... — он замолчал, видно мое выражение лица не располагало к шуткам. — Ладно, не смотри так на меня. Я тут купил у купцов для своей женщины немного восточных сладостей. Могу поделиться.

— Давай.

Спустя пару минут передо мной стояла миска с финиками, сушеным инжиром и халвой.

— Добавь к ним кувшин горячего вина, да пряностей добавь побольше. И пусть, прямо сейчас, служанка отнесет все это в комнату графини.

Тревога и напряженность, давящие на меня изнутри, давали себя знать, поэтому попросил у него кружку вина. Крупными глотками выпив ее содержимое, поставил кружку на прилавок. Прислушался к себе, а потом решил, что надо дать время девушке окончательно прийти в себя, а чтобы занять время, решил поесть. Только сел за стол, как подошла Луиза, приятная девушка, с оттопыренными выпуклостями в нужных местах. Как-то раз она даже оказалась у меня в постели.

— Будем есть, сударь? — игриво спросила она меня.

При этом она подняла руку, поправляя волосы, тем самым натянув ткань платья на упругой груди. Я невольно усмехнулся ее простой хитрости.

— Будем, милая. Давай что погорячее, погуще и повкуснее.

— Тогда предложу крестьянский суп на говяжьем бульоне и рагу из кролика.

— Неси, подруга. Да прихвати кружку испанского вина.

Девушка ушла, а я быстро огляделся. Зал был полупустой, так как рабочий день еще только подходил к концу. Скоро церковные колокола будут бить к вечерне и тогда в таверны хлынет народ, чтобы выпить в компании кружку пива или вина. В одном углу общего зала сидела компания французских купцов, видно только что приехавших с товаром. Они неторопливо, с аппетитом, ели. В другом — тоже сидят купцы, но уже итальянцы. В отличии от французов, эти вели себя шумно и весело. Как я понял из отдельных слов, они праздновали завершение выгодной сделки. Третья группа людей села так, чтобы держаться поодаль от всех. Они тихо переговаривались между собой, причем наклонялись над столом так, что временами оказывались довольно близко лицом к лицу. Они были хорошо, богато одеты, при этом не выглядели преступниками, хотя кому-то их поведение вполне могло показаться подозрительным. Мне нетрудно было догадаться, кто это и зачем они здесь собрались, но только потому, что одного из них мне довелось знать еще в то время, когда работал подмастерьем палача. Это был один из чиновников, сопровождавших мэра, когда тот заявился в камеру пыток во время допроса "слуги дьявола".

"Жулье городское, — мысленно обозвал я городских чиновников. — Видно прямо сейчас какую-то аферу проворачивают".

Тепло и знакомая обстановка помогли мне скинуть напряжение. Не успела подавальщица поставить передо мной миску, как я, с почти звериным урчанием, запустил ложку в суп. Откусив от ломтя хлеба, обжигаясь, принялся жадно глотать густое варево, а еще спустя пятнадцать минут отодвинул пустую миску из-под рагу, после чего допил из кружки вино. Полностью придя в себя, я был готов к действию. Теперь нужно было подождать, когда девушка позовет меня. Только я подозвал Луизу, чтобы рассчитаться, как в зале появилась Эльвира и сразу направилась ко мне.

— Госпожа хочет вас видеть, сударь.

Женщина, похоже, догадывалась о том, что между мной и девушкой произошло, но возмущаться поздно, да и как высказать свои претензии к человеку, который делает все что может для ее госпожи, а значит и для нее.

Я встал, кинул деньги на стол, кивнул подавальщице и пошел к графине. Постучал, получил приглашение войти, и переступив порог, увидел, что девушка сидит в кресле. На столе стоит кувшин, кубок с налитым вином и блюдо с восточными сладостями. Ее лицо уже приобрело нормальный цвет, вот только глаза все так же возбужденно блестели. Все говорило о том, что Арлет еще толком не отошла от пережитых потрясений.

— Как вы, госпожа? — осторожно спросил я.

— Уже намного лучше. Когда шла обратно, меня такая слабость охватила, что с каждым шагом думала, вот-вот ноги подломятся и я упаду.

— После моей первый встречи с королем, я почти так же себя чувствовал, — при этом для большей убедительности я передернул плечами, словно у меня по спине мурашки пробежали, за что заслужил от девушки понимающий взгляд.

— Садись, Клод. Ты, наверно, хочешь знать, что мне сказал король?

— Очень хочу, только прошу вас, госпожа, ничего не пропускайте. Расскажи все, до мелочей. Любое слово короля может быть для нас важным.

Девушка кивнула, на мгновение ее взгляд затуманился, она вспоминала.

— Сначала я поведала его величеству о том случае во время охоты, когда Мартен насмерть запорол крестьянина. При этом сказала, что увидела дьявола, который смотрел на меня из глаз виконта... Вспомнила! Стоило мне это сказать, как король переглянулся с человеком во всем черном, который стоял рядом с ним. И тот кивнул головой, будто подтверждая. Это важно?

— Еще как важно, госпожа! — воскликнул я.

"Как я упустил этот момент! Я сделал упор на безумие виконта, а она, пусть по своему незнанию, сумела обвинить того в черном колдовстве. Получилось отличное сочетание и это притом, что король у нас церковный фанат! Отличный ход!".

— Потом я рассказала его величеству о своих страхах и о своем побеге. Тут мне так стало жалко себя, что я неожиданно заплакала, а он почему-то разозлился и стал всячески ругать меня. Назвал дурой, тупоголовой ослицей и другими бранными словами, хотя... мне так показалось, что он не от злобы так говорил, а потому что должен был по-отечески наставить меня на путь истинный. Потом уже король сам стал меня обо всем спрашивать. О моих покойных родителях, и о наследстве, и о виконте. В конце снова спрашивал о моих владениях и с какими соседями граничат мои земли.

"Интересно, зачем это ему? — недоуменно спросил я сам себя.

— То, что я помнила, рассказала. И замолчала, — девушка смущенно посмотрела на меня. — Да, я должна была сказать о нас... Но признаться в этом... самой... было выше моих сил. Вот только король будто знал о нас. Он вдруг спросил, какие у высоко рожденной дворянки отношения с простолюдином? Я сначала растерялась, язык отказывался говорить, но затем упав на колени и опустив глаза в пол, я призналась. Сказала, что мы с тобой... любим... друг друга.

Графиня замолчала, нервно теребя в руках ажурный платочек. Я понимал, что ей стыдно и очень не хочется сейчас не только говорить вслух, но даже думать о своем, как она считала, позоре.

— Госпожа, прошу вас, возьмите себя в руки. Я не ради пустого любопытства хочу знать все, о чем вы говорили с королем. Мне надо понять, что он мог задумать после разговора с вами, — я говорил тихо и проникновенно, стараясь успокоить девушку. — Так что было дальше?

— Еще добавила, что хотела бы от своего любимого... дитя, как залог нашей... страстной любви, — покрасневшая, как маковый цвет, девушка говорила, запинаясь, явно выталкивая из себя эти слова. — Тут король вдруг зафыркал, словно рассерженный кот, а затем стал переглядываться со своим советником. При этом мне даже показалось, что человек в черном улыбнулся. Кто он, ты не знаешь?

— Думаю, что это был королевский брадобрей.

Юная графиня встрепенулась, бросив при этом на меня испуганный взгляд.

— От отца мне довелось слышать, что он очень плохой человек. У него даже прозвище есть. Дьявол.

— Бог с ним. О чем дальше шел разговор?

— Дальше... Король выглядел весьма недовольным, пока человек в черном не прошептал ему что-то на ухо. Они обменялись взглядами, после чего его величество неожиданно спросил меня: знаю ли я того, с кем хочу связать свою жизнь? Я ответила, что он королевский слуга, который состоит при дворе его величества в качестве ловчего, на что король рассмеялся. Мне его смех очень не понравился, Клод Ватель. В нем было что-то злое и издевательское. Есть что-то в твоей службе королю, что может опорочить меня как дворянку?

— Ровно столько, сколько может задеть честь самого короля. Все, что я делал, всегда получало одобрение его величества. Могу еще только добавить, что все мои дела идут на величие и прославление Франции, — при этом я придал немного торжественности своему лицу и прибавил чуточку пафоса в речь. — Если бы его величество считал мою службу унизительной для себя, он никогда бы не приблизил меня. Разве не так?

Девушка не получила прямого ответа, и эта недоговоренность ей явно не понравилась, но при этом она знала, что не дело женщины влезать в мужские дела. Впрочем, это не сильно омрачило ее поднявшееся настроение, да и выпитое вино со сладостями сыграло свою роль. Главное, что ее падение, урон ее дворянской и девичьей чести, не стали известны другим людям, а только королю и его советнику, как и обещал Клод Ватель.

К девушке вернулась былая решительность, а вместе с ней пришло чувство дворянского достоинства. Сейчас, когда ее возбуждение, вместе со страхами, схлынуло, она вдруг неожиданно поняла, что, в общем, ничего страшного с ней не произошло. Людовик оказался не таким свирепым тираном, которым ей казался и можно даже сказать, что по-отечески отругал ее за проступок. А вот Ватель ей очень помог, этого она никак отрицать не могла.

"Интересно, кто он такой, раз стоит так близко возле трона короля? К его словам прислушались и его величество сам принял меня. Как бы то ни было, я признательна ему от всего сердца".

Графиня бросила благодарный взгляд на Клода, сидевшего на стуле, напротив нее, и вдруг неожиданно вспомнила, что тот простолюдин. Он хорошо сложен, красив... и знает толк в любви, вот только он не дворянин. Девушка, которая все еще никак не могла понять своего отношения к этому человеку, который привлекал ее и одновременно отталкивал тем, что он подлого рода, вдруг неожиданно подумала, что может она зря позволила зайти так далеко их отношениям. Не поторопилась ли она ему поверить? Сейчас она понимала, что король не просто так спросил ее про Вателя, да и ухмылки у них обоих были нехорошие. С другой стороны, он ей помог. Он умный, решительный и умеет убеждать. Пусть даже неясно его положение при дворе, все одно понятно, что он близок к королю, раз тот не только согласился принять ее так быстро, но и лично. Правда, Клод уговорил ее солгать королю, но как он ей сказал, это была ложь во спасение, а в этом случае она оправдана, как перед людьми, так и перед богом. Когда ей, казалось, что самое страшное осталось позади, девушка оказалась переполнена противоречиями, которые бурлили в ней, словно варево в котле.

"Как бы ни было, он помог мне, был честен и... нежен со мной. Я буду всегда благодарна божьему проведению, что свело наши жизненные пути вместе, — вдруг неожиданно подумала Арлет, при этом со стыдом понимая, что ее лицо сейчас стремительно заливает румянец.

Для любой другой девушки моих слов вполне хватило бы чтобы закрыть этот вопрос, вот только Арлет, как я уже смог понять, могла видеть глубже и шире, причем делая соответствующие выводы. Сейчас она могла посчитать, что раз король не отослал ее в монастырь и не оставил ее в своем замке, то у ее истории должен быть хороший конец. Ожидая реакции на мои слова, я смотрел на нее, как вдруг графиня неожиданно и резко покраснела, а потом, словно хотела скрыть свое смущение, порывисто схватила кубок и сделала из него несколько глубоких глотков.

"Что с ней? Нет, никогда не пойму, что у этих женщин в голове делается. Или она решила прямо сейчас перебрать в памяти сладкие моменты из вчерашней ночи?".

Стоило мне встретится с ней глазами, которые она прятала, я сразу получил подтверждение своим мыслям, так как девушка еще больше смутилась. Момент был, конечно, интересный, вот только я пришел не для галантной беседы, а понимания того, что нас ждет в будущем, поэтому решил сам продолжить разговор.

— Его величество больше ничего не говорил?

— Он спросил... — девушка замялась с ответом.

— Он спросил вас, Арлет: занимались ли мы плотской любовью?

— Да, — румянец на девичьих щечках уже не горел, а пылал. — В ответ я только кивнула, так как мне было очень стыдно. Тогда король сказал, что я скверная девушка и поступила плохо, раз отринув разум и добродетель, поддалась похоти.

Я видел, что, произнося эти слова девушке действительно очень стыдно, об этом говорил ее постоянно ускользающий взгляд и покрасневшие до макового цвета щеки.

— По крайней мере, вы, госпожа Арлет, ему не соврали, что вам зачтется небесами, — вполне серьезным голосом произнес я, скрывая свою усмешку.

— Его величеству я сказала, что буду денно и нощно молить господа бога, чтобы тот простил мне мой грех. Еще сказала, что чувствую к нему такую же любовь и уважение, как к своему отцу, и во всем буду покорна его воле.

"Это она молодец. Людовик не любит грубую лесть, но слова наивной девушки должны ему прийтись по душе".

— Что на это сказал король? — поторопил я графиню.

— Он благосклонно отнесся к моим словам, сказав, что такое юное создание не должна начинать взрослую жизнь потакая своим слабостям, а поэтому у меня есть возможность стать на дорогу добродетели, отринув извилистый путь греха.

— И? — не выдержал я.

— Это все.

"Как бы мне хотелось посмотреть на лицо Людовика, который услышал заявление девушки о любви ко мне, — возникла у меня совсем ненужная мысль, но я тут же одернул сам себя. — Не о том думаешь, идиот. Девочка проявила характер, переборола себя, тем самым, совершила подвиг, а значит, заслуживает награды".

Немедля ни секунды, я вскочил со стула, затем сделал два широких шага, опустился перед сидящей девушкой на колено и торжественно сказал: — С этого мгновения, моя несравненная королева, я твой рыцарь до конца своей жизни. Располагай мною, моя любовь.

У меня получилось не так витиевато и пышно, как говорят истинные рыцари в романах своим возлюбленным дамам, но я постарался вложить максимум восхищения и радости в свои слова. Арлет оценила мои слова по достоинству, так как ее губы тронула легка улыбка, а в глазах запрыгали искры радости. Девушке сейчас было нужно мое одобрение ее слов и действий, как никогда. Юная графиня, воспитанная в строгих традициях, даже сейчас с трудом признавалась самой себе, что у нее хватило смелости пойти против дворянских традиций, которые ей внушали родители с самого раннего детства, но при этом она была очень благодарна Клоду Вателю, человеку, который смог ей помочь и поддержать на этом пути.

— Твоя королева, Клод, хочет выпить вина за наш успех!

— Слушаю и повинуюсь!

Зная вредный и непредсказуемый характер Людовика, я ожидал, что приглашение приехать в его замок ко мне придет суток через двое, а то и трое, но к моему удивлению прошли сутки, когда утром меня нашел королевский гонец, передавший приказ прибыть в замок сегодня, ближе к вечерне.

"Что за неопределенность? — удивился я, после чего спросил посланца, чем вызвано такое неопределенное время, а тот, не чинясь, ответил, что король спозаранку уехал на охоту. Сразу сообщил о вызове Арлет, которая сразу разволновалась несмотря на то, что посчитала такой быстрый вызов короля хорошим знаком, но при этом сказала, что пойдет в церковь и будет молиться за нас.

По дороге в королевский замок я заехал на постоялый двор, который лежал на половине пути между городом и замком Плесси-ле-Тур, где перебросился несколькими словами с его хозяином, моим знакомым, после чего поехал дальше, но уже более спокойный, чем прежде. Мне уже доводилось слышать, что нередко люди короля, сопровождавшие его на охоте, заезжали сюда, чтобы промочить горло и, естественно, делились новостями. Так я и узнал, что для Людовика сегодняшняя охота сложилась весьма удачно, а значит, король должен находиться в хорошем настроении. Меня, как всегда, у ворот замка, встретил Жак, слуга Оливье, после чего провел меня знакомой дорогой к кабинету королевского брадобрея.

— Если это твоя очередная хитрость, Ватель, то ты еще больший плут, чем я себе представлял, — такими словами встретил меня, ехидно ухмыляющийся, любимчик короля, не успел я переступить порог его кабинета. — Пусть господь изменил тебя, но не так же сильно! Ты, как и прежде, любишь деньги и женщин. Что сейчас изменилось? Ведь ты всегда хотел жениться на богатой наследнице. И вот ты все это разом получаешь! Ее родители мертвы, а значит, она наследница всего богатства, всех денег и земель. И ты разом становишься хозяином владений! Это то, к чему ты стремился. Я могу поверить, что ты задурил голову, а потом соблазнил девчонку, а вот насчет твоей любви к ней... нет. Признайся, "Лисий хвост"!

— Вы не верите, ваша милость, но я без ума от моей Арлет. Хотите верьте, хотите — нет. Клянусь всеми святыми, что это так! — я придал горячности своему голосу. — Хотите, дам клятву на библии!

После моих слов какое-то время в кабинете стояла тишина. Оливье, словно ученый-энтомолог, с каким-то особым вниманием рассматривал меня, словно я был каким-то редким и новым экземпляром насекомого. Видно, своими словами, я сбил в нем настройки моего образа, и теперь он пытался понять: я действительно влюблен или ловко вру. Судя по его непроизвольному жесту, поглаживанию подбородка, он так делал, когда находился в затруднительном положении, брадобрей так и не пришел ни к какому выводу.

— Ладно, пусть будет, по-твоему, Ватель, — при этом в его голосе явственно прозвучали скептические нотки, говорящие о том, что если он мне и поверил, то не до конца. — Скажу только одно: чтобы ты не говорил в свое оправдание, его величество вряд ли бы поверил твоим словам, если бы не наивная исповедь юной графини. Только из-за сострадания к девице его величество сменил гнев на милость.

В следующее мгновение я рассыпался в благодарностях, как королю, так и Оливье. Цирюльник слушал мою откровенную лесть с явным удовольствием, так как считал, что сейчас я искренен в своих чувствах. По нему было видно, что он доволен сложившейся ситуацией: Клод Ватель, получив такой подарок, теперь будет рвать жилы, чтобы только выслужиться перед королем. Только полностью получив удовлетворение от восхвалений, королевский брадобрей лениво махнул рукой и произнес:

— Хватит, Ватель. А теперь пошли, — с этими словами Оливье неожиданно поднялся с кресла. — Его величество желает с тобой поговорить.

По пути к покоям короля, несмотря на присутствие Оливье, королевские телохранители дважды преграждали нам дорогу. С каждым годом король все больше опасался за свою жизнь, принимая всевозможные меры безопасности. Перед дверьми в королевский кабинет нас в третий раз остановила стража, положившая руки на рукояти мечей. Слуга, стоящий у двери, на груди которого блестела вышитая, золотыми нитками, корона, сначала получил короткое разъяснение о цели визита от Оливье и только после этого осторожно постучал в дверь.

Войдя в кабинет, я выказал уважение и преданность королю, как словами, так и поклоном, согласно придворному этикету. Правитель Франции какое-то время меня рассматривал, словно видел впервые. Я не видел его около полугода, но никаких изменений в его внешности не нашел. Большой мясистый нос, все такой же острый, цепкий и внимательный взгляд, а на голове охотничья шляпа, увешенная оловянными образками святых. Несмотря на его далеко недружелюбный взгляд, в нем не чувствовалось ярости или сильного недовольства. Видно, сказалась удачная охота. Просто сейчас король изучал меня, как до этого сделал Оливье. Под его острым и пристальным взглядом я инстинктивно напрягся, так как разговор обещал быть нелегким. Король весьма злопамятен, а я нарушил его личные планы.

— Ты, похоже, действительно счастливчик, "Лисий хвост", — наконец соизволил открыть рот Людовик. — Ведь так говорит о тебе Оливье? Тебе наверно можно позавидовать, раз ты сумел влюбить в себя богатую наследницу, дворянку, чей род насчитывает семь поколений благородных предков. Ты, наверно, доволен собой, Ватель?

— Я люблю Арлет, ваше величество. Клянусь в этом святым Михаилом, моим покровителем.

— Он любит! Ты слышишь, приятель? Как тебе? — обратился Людовик к своему брадобрею.

Тот угодливо хихикнул, после чего сказал: — Он мне так же сказал, ваше величество.

Король повернул голову, скривил губы, изобразив улыбку, снова стал смотреть на меня.

"Он злится. Ему явно хочется сказать какую-нибудь гадость. Да говори уже! Чего тянешь?"

Словно в ответ на мои мысли король заговорил:

— Кто ты есть, Ватель?! Простолюдин, подлый человек. Бывший монах, жонглер и вор. Разве такой, как ты, достоин благородной девицы?

Король никогда и ничего не делал без причины. Вот и сейчас умышленно унизил меня, чтобы показать мне, во-первых, что я ухватил кусок не по своим зубам, а во-вторых, только он может позволить мне оставить себе добычу.

В этом был весь король, поэтому мне ничего не оставалось, как только ему подыграть:

— Если такова ваша воля, ваше величество, чтобы сделать меня несчастным, я склонюсь перед ней, а если вам угодно возвысить меня, то тогда вы найдете во мне самого верного и преданного слугу, готового отдать жизнь по первому вашему слову.

По чуть заметной улыбке на его лице было заметно, что ему мои слова понравились. Правда, зная короля, я понимал, что на этом Людовик не остановится. Так и случилось.

— Ты ведь знаешь, Ватель, как наказывают человека подлого происхождения, который совратил дворянку? — я не стал торопиться с ответом, а только виновато опустил голову, после чего король продолжил. — Висеть бы тебе на дыбе у Тристана, но я решил оказать тебе добрую услугу, так как ты проявил себя достойно за время службы мне, и твоя верность ни разу не подверглась сомнению. Вот только ты должен раз и навсегда запомнить, что не можешь больше ничего предпринять без дозволения своего господина! Хороший пес хватает кусок мяса с чужих рук только с разрешения своего хозяина!

— Да, ваше величество, этот урок я запомню на всю свою жизнь! — глядя королю в глаза, я придал страха и горячности в голос. — Клянусь вам в этом всеми святыми!

Теперь не только на лице, но и в глазах короля мелькнуло удовлетворение, который посчитал выказанный мною страх за чистую монету, а значит, его слугу проняло до самых пяток и в другой раз он ошибки не сделает.

— Продолжай и впредь нести свою службу все так же безупречно, разрушая коварные замыслы моих врагов и тогда ты в полной мере познаешь милость короля. Хоть я ценю тебя как своего доверенного слугу, только сейчас ты хочешь получить награду, еще ее не заслужив, — и король насмешливо посмотрел на меня.

— Приказывайте, ваше величество! — прибавив горячности в голос, воскликнул я.

— Об этом мы еще поговорим. Теперь о вас, с графиней. Видит небо, вы оба изрядно нагрешили. Такой грех не искупить простыми молитвами, поэтому графиня Арлет де Брезе отправится в паломничество по святым местам, где очистит свое сердце от греховных соблазнов, а тело от грязной похоти, — я смотрел на потертую шляпу короля, на тулье которой было пришито пять оловянных образков с ликами святых и думал, что король нередко перебарщивает со своей набожностью. — Надеюсь, что за время пути господь вложит в сердце девушки искреннее раскаяние и откроет ей истинный путь, ведущий к спасению души.

Его слова меня весьма порадовали: король только что дал знать, что не против нас поженить. Еще больше я радовался за девушку, так как паломничество являлось самым лучшим исходом в данной ситуации для Арлет. Зная Людовика, с него вполне сталось бы отправить ее послушницей в какой-нибудь женский монастырь с весьма строгим уставом на полгода или даже на год. Теперь осталось только узнать, чем я буду расплачиваться с королем?

— Ты, Ватель, должен еще заслужить мое прощение.

Я склонил голову в низком поклоне:

— Располагайте всецело мною, ваше величество.

— Иди, — коротко бросил мне король.

В его голосе, несмотря на благоприятный для меня ход беседы, все же чувствовалось недовольство. Я знал, что он мне этого не забудет и не раз потом упрекнет меня в этом.

— Господь воздаст вам сторицей, ваше величество, за ваше милосердие и доброту к нам.

Не успел я еще раз поклонится на прощание, как король меня остановил: — Погоди. Передай графине мое повеление: она должна отправиться на богомолье не позднее Страстной недели.

— Сделаю, как вы велели, ваше величество, — при этом я сделал вид, что замялся, боясь спросить, тем самым привлекая внимание короля.

— Что еще у тебя?

— Ваше величество, а как быть с виконтом Мартеном де Монши?

Несмотря на то, что вопрос выглядел неопределенно, король прекрасно понял, что я имел в виду. Будь я дворянином, вопрос, скорее всего, решился бы в поединке, а так... он подвис. Раз прямого приказа короля о расторжении помолвки нет, виконт все так же будет иметь права на девушку. Если за это время Мартен де Монши сумеет ее найти, то сможет увезти графиню в свой замок, где силою принудит стать его женой. Причем все это будет по закону. Судя по-хитрому и насмешливому взгляду Людовика, он сейчас просто забавлялся ситуацией. На его лице легко читалось: раз ты такой умный Ватель, тебе и выкручиваться.

— Положимся на милость нашего господа, Ватель, — наконец, елейным голосом произнес король. — Бог все видит, он рассудит и воздаст каждому по заслугам.

— Вашими устами говорит истина, ваше величество. Я поручу себя воле небес и будь, что будет.

— Именно так, Ватель, именно так. А теперь иди.

Мы друг друга поняли. Любой человек знает, что господь милостив к истинно верующим и наказывает только грешников. Вот только кого назначить грешником, почему-то, в основном, решают люди.

"Эту проблему я постараюсь решить, когда придет время, — подумал я, выходя из кабинета короля. Всю обратную дорогу до ворот замка, идя по лестницам и коридорам, несмотря на неопределенность моего положения, я шел и радовался тому, что мой план удался. Стоило мне оказаться за воротами замка, как я во весь опор погнал лошадь. Основная и самая опасная часть наших испытаний закончилась и теперь я хотел, как можно быстрее, успокоить и порадовать девушку.

ГЛАВА 9

Арлет все еще не могла определиться по отношению к Клоду Вателю. Он совсем не походил на образ рыцаря, который когда-то сложился в ее мечтах, а главное, он был простолюдином. При этом девушка не могла отрицать, что Ватель настоящий мужчина, сильный и умный, вот только не было в нем утонченности и лоска истинного дворянина, он не смотрел на нее влюбленными глазами, не ходил за ней по пятам, вздыхая, не читал стихи, но стоило ей вспомнить проведенную с ним ночь, как у нее сразу замирало сердце и учащалось дыхание.

Сейчас девушка, с нетерпением и тревогой, ждала возвращения своего "возлюбленного" Клода Вателя. Стоило ему сесть на коня и уехать, как она сразу отправилась в церковь, где долго молилась об успешном завершении дела. Вернувшись на постоялый двор, пробовала отвлечься разговором с Эльвирой, но уже вскоре поняла, что беседа ее только раздражает. Отослав компаньонку и оставшись в комнате одна, пробовала читать, но поняла, что бессмысленно смотрит на одну и ту же страницу, после чего захлопнув книгу, принялась убеждать саму себя, что Клод обязательно привезет хорошие вести. Когда ее нетерпение достигло пика, она послала служанку за своим слугой-конюхом с приказом, чтобы тот стоял на входе и как только появится Ватель, сразу ей доложил.

Когда я появился в общем зале постоялого двора, слуга графини чуть не упустил меня, занятый оживленным спором на тему лошадей, но стоило ему углядеть меня, как он стрелой вылетел из-за стола и подбежал ко мне. Коротко поклонившись, он негромко, но торопливо заговорил:

— Сударь, вас очень хотела видеть, моя госпожа. Она волнуется с того момента, как вы уехали. Даже мне поручила следить, чтобы я сразу сообщил ей, когда вы вернетесь. Прошу вас, сударь, навестите ее прямо сейчас.

— Хорошо, — я покопался в кошельке достал серебряную монету и дал слуге.

— Благодарю вас, господин, — и довольный конюх низко поклонился.

Только я успел постучать в дверь комнаты графини, как та почти сразу распахнулась. На пороге стояла Арлет.

— Мое почтение, госпожа, — я коротко поклонился. — Разрешите войти?

— Входи, Клод, — графиня сделала шаг в сторону и плавным жестом руки предложила мне пройти.

Остановившись на середине комнаты, я дождался, когда она подойдет поближе, затем неожиданно притянул девушку к себя и поцеловал к губы. Арлет принялась отбиваться, но делала это без особого энтузиазма, чисто из приличий вежливости, но стоило мне ее отпустить, как она сделала два шага назад. Ее щеки пылали, глаза сердито сверкали, а гордо вскинутый подбородок подсказали мне о том, что сейчас последует отповедь.

— Что вы себе позволяете, сударь?!

— Ничего особенного. Просто поцеловал девушку, которая мне очень нравится.

— Грубо. Грязно. Так мужики лапают своих девок, — сердито отчеканила графиня.

— Извините меня, госпожа. Прошу простить меня великодушно. Больше такого не повторится, тем более что нам скоро предстоит расстаться, — решил я ей отомстить.

— Как расстаться? — растерянно спросила меня девушка. — Неужели его величество не внял нашим мольбам?

— Он решил нас обоих примерно наказать.

— Наказать? Как? Что он сказал? — девушка, прижав руки к груди, испуганно смотрела на меня.

— Вас, ваше сиятельство, он отправляет в паломничество, ради спасения вашей души. Меня ждет своя кара. Правда, пока еще не знаю, в чем она будет заключаться. Еще, госпожа, король приказал, чтобы вы отправились на богомолье не позднее Страстной недели.

Стоило девушке услышать хорошие для нее новости, как она сразу расплылась в радостной улыбке, забыв о том, что несколько минут изволила гневаться на простолюдина.

— Господи, ты услышал мои молитвы и снизошел до нас, грешных, проявив свою доброту и милосердие! Я так рада, Клод!

— Я рад за вас, госпожа, — моя фраза прозвучала несколько сухо, потому что слегка обиделся, но не наивную девочку, а на ее фанатичную веру в бога.

"Меня надо благодарить! Меня!".

— Ты обиделся на мои слова? Это глупо, так как ты сам должен понимать, что твоя грубая выходка недостойна поведения истинного рыцаря.

— Я все понимаю, госпожа. Еще раз прошу меня простить. Чтобы окончательно загладить свою вину, предлагаю выпить за наш успех!

— Согласна. А потом ты мне расскажешь о своем разговоре с королем. Хорошо?

— Сначала я схожу за вином.

Спустившись вниз по лестнице, я подошел Жерару Бриолю и попросил у него самого лучшего вина.

— Что празднуем, приятель? — поинтересовался он.

— Любопытной Варваре нос оторвали, — с усмешкой ответил я ему.

Тот несколько секунд недоуменно смотрел на меня, а потом рассмеялся: — Ха-ха-ха! Оторвали!

— Мне нужно вкусное вино, Жерар. Сам понимаешь, для дамы.

— Для дамы, говоришь, — и хозяин постоялого двора весело оскалился. — Будет тебе вино. "Коммандария". Слышал о таком?

— Слышал, но не пил. Давай.

— Сразу говорю, оно дорогое.

— Наливай, только немного. Кувшинчик. И давай два кубка. Я сам отнесу.

Когда я вернулся в комнату графини, та сидела в кресле и о чем-то думала. Подойдя к столу, я сначала поставил небольшой кувшинчик и кубки на стол, потом налил вина. Подав один из кубков девушке, а второй поднял на уровень головы и провозгласил тост: — За госпожу Удачу, которая повернулась к нам лицом!

Выпив, понял, что вино, которое раньше никогда не пробовал, крепленое, после чего с интересом посмотрел на пьющую графиню.

"Как бы ты не охмелела, девочка".

— Никогда раньше ничего подобного не пробовала, — с некоторым удивлением констатировала девушка, отпившая треть своего кубка. — Вино вкусное, сладкое, с медовым привкусом. Как оно называется?

— "Коммандария", госпожа. Теперь я предлагаю еще один тост. За прекрасных дам!

Мы выпили. Лицо графини порозовело, глаза заблестели. Ей явно было хорошо, причем даже не столько от вина, сколько от радостной новости, которая вызвала у нее эйфорию. Она уже считала, что все плохое осталось позади и теперь можно радоваться жизни. Под второй кубок вина я коротко пересказал ей свой разговор с королем.

— Теперь разрешите мне откланяться, ваше сиятельство.

Возбужденной девушке хотелось еще поговорить, но возражать она не стала, только бросила на меня озадаченный взгляд, после чего кивнула в знак согласия. Моя торопливость объяснялась просто: мне нужно было расслабиться, так как разговор с королем, как и всегда, дался весьма нелегко. Именно поэтому вести милую, галантную беседу у меня не было ни малейшего желания. Заказав ужин, который запил двумя кружками белого гасконского вина, я отправился спать, да и время наступило позднее, уже как час заступила на пост ночная стража. Несмотря на вино, уснул не сразу. Все-таки мне тоже пришлось испытать стресс, пусть и не такой, как у Арлет, так как уровни нашей психологической подготовки нельзя сравнить, зато теперь я мог поздравить себя с двойной удачей. Во-первых, план, который являлся, чистейшей воды импровизацией, удался. Во-вторых, мне было приятно обвести Оливье и короля вокруг пальца. В-третьих, я был чертовски рад, что избавился от висевшего надо мной Дамоклова меча — знакомства с семейством моей "невесты", Эльвиры де Арсис.

"С Арлет, как мне кажется, мы договоримся по основным вопросам, даже если в будущем у нас с ней ничего не сложится. Я буду жить как прежде, а она будет вести хозяйство в своих поместьях. Но если у нас будет семья... Хм. Даже не знаю. Возможно, появятся дети... М-м-м... Нет. Не буду загадывать. Тем более, что у нас сложилась ситуация, совсем как в песне: дан приказ ему на запад, ей в другую сторону... Стоп. Я ведь, на радостях, не уточнил у Людовика ни сроков богомолья, ни направление. Или он подразумевал, что девушка съездит в какой-нибудь монастырь поблизости, помолится и вернется обратно? Впрочем, не ко мне вопрос. Проще поговорить с паломниками, благо их тут много, и уточнить детали. К тому же время пока есть, разберемся. Король с Оливье видно считают, что я им теперь втройне должен за проявленную милость. Что ж, считайте. А с девочкой мне все же повезло. Все при ней. И внешность, и характер, да и в постели неплохо себя показала. Правда, пока еще не поняла, как держать себя со мной, но это пройдет. Все-таки интересно, получится у нас какая-нибудь совместная жизнь? Кстати, надо будет поинтересоваться как тут проходят брачные церемонии".

Утром встал вместе с боем колоколов, произнес молитву, затем неторопливо привел себя в порядок, после чего спустился вниз и вышел на улицу. Мой путь лежал к мадам Бове. Подойдя к дому, поздоровался с ее родственником — пекарем, который уже вовсю трудился в лавке, после чего поднялся в свою комнату. Хозяйки не было, что меня весьма обрадовало, после чего закрывшись на ключ, вскрыл свой тайник в сундуке. Достал мешочки, где хранил ювелирные изделия, развязал один за другим и высыпал все это богатство на стол, так как решил, что пора укреплять и налаживать наши, пока еще толком не сложившиеся, отношения. Для начала решил смягчить девичье сердце подарком, иначе эта резвая кобылка может закусить удила, а с девичьим максимализмом и решительным характером ее может занести черт знает куда, к тому же она сейчас считает, что все страшное осталось позади.

После нескольких минут совещания с самим собой я выбрал для девушки колье, где в центре ажурного плетения лежал большой изумруд, в окружении мелких драгоценных камней. Представил, как эта драгоценная безделушка будет смотреться у нее на груди, при этом отметил для себя, что мне было приятно выбирать для Арлет подарок. Графиня пока мне нравилась только как женщина, так что говорить о любви сейчас просто не имело смысла. Несмотря на ее юность, девушка была довольно умна, решительна, умела делать правильные выводы, но при этом в ней хватало дворянской спеси и высокомерия. К тому же меня несколько беспокоила ее набожность. Меня вполне устраивали воскресные мессы, так как это было нужно для создания образа благочестивого католика в глазах людей, но фанатично выполнять все церковные правила и установления у меня не было ни малейшего желания. Впрочем, я только примеривался к вариантам семейной жизни, так как до совместного житья нам было еще далеко, за что я был благодарен Людовику. Да и притереться друг к другу нам не мешало. По крайней мере мне. Если ее с детства готовили к тому, чтобы стать женой, матерью и хозяйкой, то мне до подобных мыслей, как муж и отец, еще надо расти и расти.

Отложив футляр с колье в сторону, я уже начал собирать драгоценности обратно в мешочки, как вдруг меня словно молнией поразило. На столе среди ювелирных изделий лежала вещь, которая для меня, как для мужчины, не представляла особой ценности, вот только не для женщины. Это было маленькое зеркальце с узорчатой ручкой, изделие венецианских мастеров. Я неожиданно для себя обрадовался этой вещице.

"Вот это то, что надо".

Закончив с выбором подарков, я перебрал свой гардероб, переоделся и сразу подумал, что раз мне довелось обзавестись невестой, мне будет нужен еще один парадный костюм. Значит, пришла пора навестить своего портного.

Выйдя из комнаты, сразу наткнулся на хозяйку, которая меня явно поджидала за дверью. Пожилой женщине, очень хотелось вывернуть на меня ушат свежих новостей, которые она уже успела собрать за утро, но у меня было верное средство, как запечатать ей рот. Не успела она сказать хоть слово, как я ее опередил: — Мне скоро опять придется уехать, дорогая мадам Бове, поэтому я решил заплатить вам еще за один месяц.

— Сударь! Вы же только приехали! Почему... Я...

Не слушая женщину, быстро отсчитал ей деньги за месяц, а стоило ей начать, по своей старой привычке, их пересчитывать, как я ушел. Решив не откладывать дело с одеждой, сразу отправился к знакомому портному. Потратив на выбор материала, модели и примерку почти два часа, я, наконец, отправился завтракать в "Дубовый лист". Поздоровавшись и поболтав несколько минут с Жераром, после чего спросил у него о графине.

— Красотка не выходила, но к ней прибыл гонец, — со своей обычной кривой ухмылкой, сообщил он мне. — Судя по его наглой и надутой физиономии, он, похоже, из королевских чиновников.

Мне сразу стало интересно. Первое, что сразу пришло в голову, это привезли письмо, в котором король официально повелевает девушке отправиться в паломничество.

— Луиза, — подозвал я подавальщицу, которая только что отнесла еду посетителю, сидевшему недалеко от меня. Когда она подошла, сказал. — Сходи к госпоже Арлет и узнай, примет ли она меня сейчас.

— Она о вас уже спрашивала, когда я подавала ей завтрак в комнату.

— Держи, — я сунул ей в руку мелкую монету.

Девушка, зажав ее в руке, тут же торопливо пошла к лестнице. Ждать пришлось недолго. Спустя несколько минут она вернулась и сказала: — Госпожа готова принять вас, сударь.

Я поднялся, потом пройдя по коридору, постучал в дверь, которая почти сразу распахнулась. На пороге меня встретила довольно веселая девушка, насколько я мог судить по ее виду. Я низко поклонился.

— Мое нижайшее почтение, госпожа де Брезе. Мне будет позволено войти? — вежливо спросил я разрешение у молодой графини, согласно всем правилам придворного этикета.

— Прошу вас, сударь. Входите, — коротко кивнув мне, она позволила мне пройти в комнату.

Войдя, я остановился у стола, потом повернулся к девушке, которая остановилась в двух шагах от меня.

— Как почивала, моя несравненная королева? Не тревожили ее дурные сны?

— Вы сегодня выбираете такие выражения, сударь, которые можно только встретить в старых рыцарских романах. Надеюсь, вы не читаете их ночами напролет?

Мне хотелось сказать, что предпочитаю ночами заниматься другими делами, но решил попридержать язык, так как пришел выстраивать наши отношения.

— У меня нет такой привычки, госпожа Арлет. Пришел узнать, нет ли у вашего сиятельства каких-либо особых новостей?

Девушка замялась, явно пребывая в растерянности. Причина легко угадывалась: она до сих пор не знала, как вести себя со мной. Не было бы той ночи любви, она бы сразу поставила этого мужлана на место. Она дворянка, госпожа, а он... Я видел ее колебания, но помогать ей не собирался, просто ждал, какой путь поведения она выберет.

"Отсюда и будем плясать, — подумал я, глядя Арлет прямо в глаза.

— Клод... я хотела сказать, — наконец негромко произнесла девушка, — что, когда мы одни, ты можешь называть меня по имени.

— Только по имени? А слова "милая, дорогая, моя красавица" мне будет позволено произносить?

Щеки девушки порозовели, она опустила глаза и тихо сказала: — Да.

"Надо срочно закреплять свои позиции, — подумал я и вытащил из поясной сумки бархатную коробочку с колье.

— Подарок моей королеве, — торжественно провозгласил я, протягивая графине бархатный футляр.

Глаза девушки округлились от удивления: — Это мне?

Взяв футляр, затем открыв, она не смогла сдержать восторга: — Ой! Какая красота!

"Девчонка. Как есть девчонка, — усмехнулся я про себя.

— Мне будет позволено надеть эту безделушку на лебединую шейку моей несравненной королевы? — учтиво поинтересовался я.

— Позволяю, — разрешила она величественным тоном королевы, но при этом в ее глазах сверкали лукавые искорки. Стоило моим пальцам коснуться ее кожи, как девушка чуть вздрогнула. Минута и застежка защелкнулась. Мои руки опустились, обняв ее за талию, а губы прикоснулись к ее шее, сразу за ухом. Легонько поцеловал, при этом чувствуя, как тело девушки напряглось, но она не отстранилась, наоборот, тесно прижалось ко мне. Тяжело задышала.

— У меня для тебя есть еще один подарок, моя девочка.

Девушка повернулась ко мне. Глаза блестят, щеки чуть порозовели, губы приоткрыты и зовут к поцелую. В этот самый момент я достаю из поясной сумки зеркальце. Секунда недоумения и новая вспышка радости в ее глазах.

— Это же...

— Ты права, моя королева. Это не полированное серебро, а самое настоящее венецианское зеркало. Теперь ты можешь любоваться своей несравненной красотой в любое время дня и ночи.

Всего минуту она потратила на рассматривание в зеркале колье и своего лица, после чего осторожно положила зеркальце на стол. Природа требовала свое, Арлет снова хотела получить незабываемые ощущения. Сделав шаг ко мне, она положила руки мне на плечи и глядя мне в глаза, тихо сказала: — У меня тоже есть для тебя подарок.

С этими словами она плотно прижалась ко мне всем телом, тем самым давая разрешение. Я обнял ее, покрывая лицо поцелуями. Мир закружился вокруг нас, а затем уменьшился до размеров двух бьющихся в унисон сердец.

Оказавшись в кровати, мы долго не могли оторваться друг от друга, потеряв счет времени. Любовные ласки сменялись вспышками необузданной страсти и тогда комнату оглашали сладострастные стоны девушки. Несколько часов пролетели незаметно, словно одна минута.

Я приподнялся на локте, глядя на Арлет. Растрепанные по подушке волосы, умиротворенный взгляд девушки, испытавший неземное блаженство, припухшие губы и задранная нижняя юбка, открывающую прелестный вид на женское лоно и стройные ножки.

— Клод, не смотри на меня. Это грех, — и Арлет решительно вернула смятую юбку на прежнее место.

— Разве мы не созданы по образу и подобию божию? Так почему мы должны скрывать красоту тела, если она приятна господу? — как бы между прочим поинтересовался я.

Девушка задумалась, а не найдя ответа, растерялась, не зная, что ответить.

— Ладно. Замяли, — я усмехнулся. — Тогда спрошу еще: заниматься любовью — не грех, а смотреть на обнаженное женское тело — грех. Это как?

— Это тоже грех, но мы же... — девушка окончательно смутилась, растеряно глядя на меня.

"... жених и невеста? — продолжил я ее мысль, но говорить ничего не стал, так как решил больше не смущать свою будущую жену, а вместо этого перевел разговор на другую тему:

— Милая моя девочка, ты же скоро отправишься по святым местам замаливать грехи?

Дождавшись ее кивка, продолжил: — Вот все разом и отмолишь, а заодно и мои грехи. Думаю, времени у тебя там на все хватит.

Арлет не сильно понравились мои несколько легкомысленные слова:

— Ты не прав, Клод, нам не здесь, на земле, надо отвечать за наши прегрешения, а на небесах.

— До этого времени нам с тобой, ой, как далеко, мое солнышко, поэтому давай мы прямо сейчас прибавим еще один грех к остальным? — вместе с этими словами моя рука скользнула под нижнюю юбку.

Девушка лукаво улыбнулась, но решительно перехватив мою руку, сказала: — Погоди, мой рыцарь, я ведь тебе еще главное не сказала. Сегодня прискакал гонец с посланием от короля. В нем сказано: его величество желает, чтобы я отправилась в великое паломничество, но при этом он предоставляет мне право выбора.

Никогда не вникал в тонкости и нюансы хождения по святым местам, так как считал это полной бессмыслицей, но общее понятие имел, поэтому знал, что католическая церковь разбивала путешествия к святым местам на два вида. Великое паломничество — это путешествие к Святому Гробу в Палестину; в Италию — в Рим и Лорето, где находился, согласно католическим верованиям, дом Богородицы, и в Испанию, в Сантьяго-де-Компостелу, к могиле апостола Иакова. Малое паломничество — это посещение местных отечественных святынь. Причем одна из них находилась прямо здесь, в Туре. Базилика Святого Мартина.

— Куда? Да какого дьявола...?! — не успел я толком возмутиться, как ладошка девушки закрыла мне рот. Вот только сейчас я не играл, а по-настоящему рассердился. Это же надо Людовику додуматься до того, чтобы отправлять девушку в другую страну только из-за того, что она переспала с другим мужчиной. При этом терпеть неудобства пути, дождь и холод, постоянно опасаться нападения разбойников. Ради чего?!

"Мать твою, мудила коронованный! Что б тебе...".

— Не смей призывать нечистого! — в голосе девушки звучали сердитые нотки.

— Нет, ты мне скажи: зачем так далеко ехать? Да во Франции святых мест полным-полно. Зачем далеко ходить? Не только со всей Франции, но и из других земель, паломники идут в Тур, чтобы поклониться мощам святого Мартина! Вот зачем еще куда-то ехать? Да и какая разница, где замаливать грехи? Пришла в ближайшую церковь, заплатила священнику...

— Клод, замолчи сейчас же! Твои слова отдают богохульством! — уже всерьез начала сердится Арлет.

— Ладно-ладно. Умолкаю, — недовольно буркнул я, но в следующую секунду мне пришла в голову одна мысль. — Слушай, солнышко, а давай сделаем так. Ты посидишь в моем поместье, а я найду человека, который отправится в паломничество вместо тебя. Я знаю, так делают богатые люди. Он пойдет, куда ты ему скажешь, и будет молиться за тебя.

— Милый, как ты можешь такое говорить, — теперь голос девушки звучал уже не сердито, а укоризненно. — Я понимаю, ты заботишься обо мне. Да я сумела, набравшись духа, солгать королю, пусть и божьему помазаннику, но все же человеку, но то, что ты предлагаешь, это уже кощунство. Как я могу соврать нашему господу, который все видит? Как после этого обмана я смогу прийти в церковь и попросить его помощи? Мало ли, что может случиться со мной в этой жизни? Ведь я тогда останусь без его поддержки. Подобный грех нельзя будет замолить, он останется со мной навечно. Как ты этого понять не можешь?

"Мать вашу! Я твоя поддержка, а не господь. Как мне это вбить в твою голову, малышка? Ладно, оставим твое воспитание на будущее. Хм. Что тут можно сделать? Может, попросить Оливье, чтобы тот повлиял на короля? Хуже не будет. Попробую".

— Ладно, пусть будет, по-твоему, — я сделал вид, что смирился с ее доводами. — И куда ты думаешь отправиться?

— Еще не знаю, но вообще-то... я думала сходить на исповедь, а затем спросить совета у священника, — не успел я ничего сказать в ответ, как Арлет вдруг спросила, тыкая в меня пальчиком. — У тебя два шрама. Вот тут и тут. Как ты их получил, Клод?

Узнав о бегстве своей невесты, виконт Мартен де Морши просто взбесился. Ударив в лицо гонца, сбил его с ног и в порыве дикой злобы, стал его избивать. От жестокой расправы несчастного посланника спас посланный графом его личный камердинер, которого послали узнать, что за сообщение получил его сын. Отец Мартена, граф де Морши, хоть и имел жестокий нрав, но меру в наказании людей знал и дикие выходки сына не одобрял. Узнав от виконта о бегстве графини, он лишь коротко бросил: — Твоя невеста — тебе и искать.

— Я пошлю за ней людей...

— Ты слышал, что я сказал, — оборвал его отец. — Иди.

Виконт не имел особого желания отправляться на ее поиски, так как ему была нужна, по большому счету, не девушка, а ее земли. С другой стороны, беглянку нужно было примерно наказать, а кто это сделает лучше, чем не он сам. К тому же куда ехать, он знал, так как ближайшей и единственной родственницей юной графини являлась Клеменция де Фонтрай. С собой виконт взял своего любимчика, который нередко помогал ему в его гнусных делах, женоподобного и жеманного, с тонкими чертами лица, шевалье Флорана де Сентена, от которого постоянно несло благовониями, как от шлюхи. Вместе с ними в погоню за пропавшей невесты отправилась пара слуг и двое воинов из графской дружины, в качестве телохранителей. Как слуги, так и солдаты, которые отправились вместе с виконтом, прекрасно зная его дурной норов, в душе проклинали свою судьбу, в отличие от остального населения замка, которое радовались от всей души, узнав, что сын графа надолго уезжает. Виконта и шевалье не просто не любили, их люто ненавидели. Мартена за дикие и неуправляемые вспышки злобы, другого за подлость, так как ему ничего не стоило оклеветать человека, подставив под плети.

Зима находилась уже на исходе. Исчезли свинцовые тучи, висевшие над головой, все чаще светило солнце. Снег днем начинал быстро таять, открывая все больше черных промоин, заполненных водой. Еще неделя-другая и дороги накроет распутица, став проклятьем для путников и купцов. Виконт, понимая, что надо ехать, пока совсем не развезло, отдал приказ отправляться и вскоре из родового замка де Морши выехал небольшой отряд. Впереди группы всадников ехал солдат с копьем, на острие которого болтался флажок с гербом. За ним ехали виконт с шевалье, закутанные в теплые плащи с меховой подбивкой, с весьма недовольными лицами. Оба изредка передергивали плечами под порывами холодного и сырого ветра. Мартен тяготился железной волей своего отца и последние пару лет мечтал выбраться из-под его руки, а два замка и богатые земли юной графини давали ему такую возможность. Нет, он просто не мог упустить такую возможность. Он ехал, а внутри себя бесился, мечтая о мести пустоголовой дуре, которая заставила его ехать в такую погоду. Вот только прибыв в поместье де Фонтрай, он разозлился еще больше, когда ему сказали, что беглянки здесь нет, а находится она, скорее всего, в поместье Шато де Ла Рош. Виконту, проклинавшему всех и все, пришлось снова вскочить в седло и отправиться в указанном ему направлении.

Спустя двое суток маленький отряд виконта оказался у ворот поместья Шато де Ла Рош, где ему сообщили, что хозяина замка сейчас в поместье нет, а так как приказа хранить тайну у солдат не было, то за пару монет они рассказали, что господин уехал в Провен сутки назад, а вместе с ним уехали его гостьи, но кто эти женщины, они не знали. Это обстоятельство вызвало у виконта новый приступ бешенства, но он сумел сдержать себя в руках и дав еще денег, попробовал хоть что-то выяснить о хозяине поместья и о женщинах. Солдаты забрали деньги, но при этом наотрез отказались что-либо говорить о своем господине, зато насчет графини виконту просто сказочно повезло. Замковая стража не имела никаких обязательств по отношению к женщинам, гостившим в замке, поэтому один из солдат обмолвился, что ему довелось слышать от их конюха: дескать, его госпожа едет к королю, чтобы о чем-то его просить. Больше солдат ничего не знал, но Мартену этих слов вполне хватило, чтобы понять, куда и зачем собралась беглянка.

"Тупая дура хочет бросится в ноги королю, чтобы просить его избавить от меня. Нет! И еще раз нет! Ты, тварь, будешь моей и твои земли будут моими!".

Узнав, что Арлет какое-то время провела под одной крышей вместе с его хозяином по имени Клод Ватель, его просто затрясло от прилива дикой злобы.

"Шлюха! Неблагодарная тварь! Ты у меня еще в ногах ползать будет! Подлая девка! Будешь меня умолять и просить о пощаде! — при этом он представил, как на ее нежной коже вспухнут багровые рубцы от его кнута и довольный, дико расхохотался, вызвав тем самым испуганные взгляды не только у забитых слуг, но и у воинов охраны.

— Разворачиваемся! Едем в Провен! — закричал виконт, разворачивая лошадь.

Сразу по приезду в город, стоило им заселиться на постоялом дворе, как де Морши сразу разослал всех своих людей на розыски Клода Вателя и графини. Вот только на следующий день его люди сумели выяснить у стражников, стоявших у городских ворот, что описанный ими возок уже более суток тому назад выехал из городских ворот вместе с торговым караваном, который шел в Орлеан. Его предположение подтвердилось: графиня едет к королю, чтобы разорвать их помолвку. Насчет того, что едет она одна или кто-то ее сопровождает никто ничего не мог сказать.

"Молить меня, тварь, будешь о пощаде! В ногах будешь валяться у меня, шлюха!".

Несмотря на кипевшую в нем злобу, виконт решил, что у него есть шанс перехватить ее по дороге, тем более что она выехала с купцами, которые не будут рисковать, а значит, поедут основными торговыми путями. К тому же, виконту, который, не поленившись, сходил в местную коллегию адвокатов, подсказали, что ему надо будет сделать сразу по приезде в Тур.

— Господин виконт, вы сразу, как приедете, идите к королевскую канцелярию и заплатив деньги, договоритесь с чиновником, который принимает и регистрирует все прошения. В книге записей должен быть указано место, где она остановилась, а если нет, то, в следующий раз, когда девушка придет справиться о своем деле, тот узнает, где она остановилась и сообщит вам об этом, господин де Морши.

— А она никак не может сразу попасть к королю?

— Нет, господин виконт. Ей сильно повезет, что она получит ответ на свое прошение до праздника святых Иакова и Филиппа, после чего ей назначат день приема, и только тогда она попадет к одному из помощников канцлера.

— А потом?

— Если все обстоит так, как вы говорите, то советник, скорее всего, откажет ей в королевской аудиенции. Поверьте моему опыту, так оно и будет, потому что его величество такими пустяковыми делами не занимается.

Довольный виконт, уже в дороге, прикинул, что отлов невесты много времени не займет, а в столице Франции есть на что посмотреть и чем заняться настоящему мужчине. Опытный адвокат, который консультировал виконта, просчитал все правильно, вот только он не учел в своей инструкции одного человека по имени Клод Ватель. Да и сам Мартен де Морши вскоре забыл о простолюдине, которого он посчитал за разбогатевшего купца, купившего себе поместье.

ГЛАВА 10

Я поднял вопрос о виконте в разговоре с королем для того, чтобы понять его реакцию на тот случай, если с виконтом что-то случится. Как и ожидалось, Людовику было плевать на судьбу виконта, его могло заинтересовывать только то, как я выкручусь из ситуации, если такая случится. Смерть Мартена де Морши еще больше укрепит цепь, на которой сидит его верный пес, так считал король, при этом искренне считая, что верность и преданность доверенных людей по понятиям правителя Франции должна измеряться в страхе и деньгах. Классический вариант кнута и пряника.

Шансы, что до Людовика дойдет известие о смерти де Морши были весьма малы, но все лучше свести их к нулю, именно поэтому я принял все доступные мне меры предосторожности. Графиня, с первого дня приезда, не выходила в город одна; или со мной, или с Риккардо, а на следующий день после нашего приезда я направился к стражникам, дежурившим у городских ворот. Я прекрасно знал, что собой представляет городская стража, поэтому быстро договорился с ними. Одной из задач стражи была обязанность проверять подорожные у всех дворян без исключения, в особенности, когда они едут с большой свитой. Понятно, что так делалось довольно редко. Обычно, в сторону стражников летела монета, своеобразный пропуск, и дворянин ехал дальше, не замедляя бега коня. Именно поэтому каждому караульщику, стоявшему у ворот, я дал по серебряной монете и пообещал, что тот, кто найдет мне, среди проезжающих, виконта Мартена де Морши и укажет место его проживания, получит в три раза больше. Теперь мне только и оставалось, время от времени, наведываться к воротам и интересоваться, есть ли новости.

Спустя два дня, после моего разговора с королем, прискакал гонец, в тот самый момент, когда мы с Арлет обедали. Меня вызывал к себе Оливье. Узнав, что мне завтра надо будет явиться в королевский замок, лицо девушки сразу стало печальным.

— Это то, о чем я сейчас подумала? Ты скоро уедешь?

— Да, уеду. Думал вас проводить, но, похоже, не получится, госпожа.

На людях мы продолжали держать себя так, словно были просто знакомы. Конец обеда прошел в тягостном молчании, было видно, что девушка расстроилась.

На следующее утро я отправился на встречу с королевским цирюльником. Не успел я достигнуть городских ворот, как меня окликнул один из стражников.

— Ваша милость, погодите! У меня для вас хорошая новость, — и на его лице появилась довольная ухмылка.

Спрыгнув на землю, и ведя свою лошадь на поводу, я подошел к стражнику вплотную, так как не хотел, чтобы кто-то услышал наш разговор.

— Говори, приятель.

— Вы искали господина виконта де Морши?

— Да. Именно его, — ответил я, глядя прямо в глаза стражнику, от которого несло перегаром.

— Так этот самый виконт вчера въехал в город. Сразу после того, как колокола отбили полдень.

— Точно он? Ты же не думаешь меня обмануть?

— Нет, ваша милость. Клянусь своим покровителем, святым Антонием. Со мной был Жак Огиви. Он у нас грамотный. Вот он и читал подорожную дворянина. С этим господином приехало еще несколько человек.

— Где Огиви?

— Он сейчас в караулке, греется. Сейчас позову. Только, ваша милость, как насчет денег?

Спустя пятнадцать минут мне стало известно все, что знали стражники, так им хотелось получить столь желанную ими награду. Оказалось, что с виконтом приехал шевалье Флоран де Сентен, двое слуг и пара телохранителей. По моей просьбе, они описали этих двух дворян. На мое счастье, Огиви оказался не только грамотным, но и сообразительным человеком, сообщив мне, что посоветовал им остановиться на постоялом дворе под названием "Королевский лебедь".

— Он точно там? Может он в другое место поехал?

— Там, точно там, ваша милость. Мы как сменились, в "Лебедя" сразу зашли. Там его и увидели.

Кинув им кошелек с серебром, вскочил в седло и пришпорив лошадь, помчался в сторону королевского замка. Копыта лошади звонко цокали по замерзшей за ночь земле, а я прокручивал в голове новость.

"Совсем некстати его появление, особенно если учесть мой скорый отъезд. Арлет до срока, назначенного королем, осталась еще неделя. Впрочем, не буду загадывать. Сначала узнаю, что от меня нужно брадобрею, а потом буду прикидывать возможные варианты с виконтом".

Слуга королевского брадобрея знакомой дорогой провел меня к кабинету, вот только к моему удивлению, хозяина там не оказалось. Впрочем, неожиданностью это стало и для Жака, что было заметно по растерянности, мелькнувшей в его глазах. В кабинет, без разрешения хозяина, впустить меня он не решился, поэтому нам пришлось стоять у двери, около получаса, в ожидании Оливье. Судя по физиономии пришедшего наконец брадобрея, тот был явно чем-то недоволен, хотя и старался скрыть свое раздражение. Я вежливо поздоровался с ним, а в ответ получил сухой кивок головой. Войдя вслед за ним в кабинет, я не получил приглашения сесть, что только подчеркнуло крайнее недовольство любимчика короля.

— Его величество хотел сам поговорить с тобой, но у него... — без всякого предисловия начал говорить хозяин кабинета, но тут же резко оборвал сам себя. — Для тебя есть работа, "Лисий хвост".

— Готов ехать прямо сейчас, — бодро отрапортовал я.

— Как чувствует себя твоя графиня? — вдруг неожиданно спросил королевский брадобрей.

— Готовится к путешествию, неустанно благодаря его величество за проявленную им милость. Вот только... можно мне задать вопрос? — легкий кивок головы стал мне ответом, после чего я его спросил. — Можно ли, госпоже де Брезе, отправиться на богомолье куда-нибудь поблизости?

— Ты хочешь познать гнев короля?! — голос Оливье стал резким и злым. — Нарушив обет невинности, она выставила дворянскую и девичью честь на позор, дав, тем самым, пищу дерзкому злословию людей. Король же, в своем милосердии, видя ее молодость и наивность, пошел ей навстречу, назначив лишь малое наказание для замаливания грехов. Она должна молится денно и нощно...

Он отчитывал меня, как учитель провинившегося школьника. Я опустил глаза в пол, приняв виноватый вид.

"Похоже, настроение брадобрею король хорошо подпортил, а он теперь на мне отрывается".

— Прошу простить меня, сударь. Сказал, не подумав, — покаялся я, после того как Оливье замолк.

— Не подумал он, — недовольно буркнул тот. — Это графиня тебя просила?

— Нет. Я по собственной воле, сударь.

— Бери пример истинной любви к богу с его величества. Он дал клятву, что в середине Великого поста отправится в паломничество в приют Святого Христа в Байонне, что в шести-семи днях пути от Тура, и клянусь всеми святыми, так и сделает, хотя его все отговаривают.

Он, видно, рассчитывал, что я начну хвалить короля за его любовь к богу, но я промолчал. Не дождавшись от меня никакой реакции, Оливье хмыкнул. С минуту мы молчали.

— Что ты знаешь или может слышал о герцоге Милана? — вдруг неожиданно он спросил меня.

Когда я расспрашивал Риккардо об Италии, то нередко интересовался жизнью и нравами как простого народа, так и их правителей. Со слов телохранителя мне было известно, что в целом ряде городов (Милан, Падуя, Мантуя, Верона) к власти пришли бывшие кондотьеры, бывшие наемники, командиры больших отрядов, которые, со временем, были провозглашены народом синьорами. Теперь их власть не ограничивалась определенным сроком, а в ряде случаев становилась наследственной, а деятельность народных органов, которые ранее управляли жизнью города, со временем становилась фиктивной. Постепенно сеньоры становились владетельными государями и, подчёркивая свой статус, добивались высоких титулов (герцоги д"Эсте в Ферраре, маркизы Гонзага в Мантуе, герцоги Сфорца в Милане). Правители городов-государств всячески старались укрепить свою власть. Они вели между собой войны, составляли союзы и плели заговоры. Несмотря на то, что Италия, того времени, представляла собой кипящий котел человеческих страстей, которые выливались в междоусобные войны, заговоры и политические убийства, торговля и банковское дело, как ни странно, процветали. Крупные торговые дома итальянских городов имели многочисленные филиалы в различных странах Европы, в Византии, Северной Африке, на Ближнем Востоке. Особым размахом отличались коммерческие операции купцов Венеции, Генуи, Флоренции, Милана, Сиены. Многие компании совмещали торговую и кредитно-финансовую деятельность, итальянские банкиры (ростовщики) получили всеевропейскую известность под именем ломбардцев. Они кредитовали не только торговлю, ремесло, сельское хозяйство, но и государственную власть, церковь, дальние экспедиции и заморскую колонизацию.

Быстро прокрутив в голове всю известную мне информацию по Италии, я понял, что более или менее обширные сведения есть о Венеции, родине Риккардо, а о Милане имелись только отрывочные сведения, поэтому пришлось напрячь память, чтобы вспомнить все то, что я знал о миланском правителе.

— Герцогом Милана является герцог Галеаццо Мария Сфорца. Он, как мне известно, друг и союзник нашего короля. Также слышал, что герцог умен, образован и покровительствует искусствам. Еще, говорят, любит роскошь. По слухам его слуги одеты так, что не каждый дворянин себе такой наряд может позволить, — я сделал вид, что замялся. — А так... разное о нем говорят.

— Не мнись, "Лисий хвост". Это на тебя не похоже, — криво усмехнулся королевский любимчик, тем самым как бы поощряя меня на откровения. — Говори, не стесняйся, может я услышу для себя что-то новое.

— Слышал, что он жестокий тиран. Не знаю, правда или нет, но он приказал похоронить человека в гробу заживо и сам при этом присутствовал, — я бросил внимательный и цепкий взгляд на Оливье, но тот никак не отреагировал на мои слова. — Еще говорили, что когда слуги привели к нему крестьянина, который поймал зайца в его парке, герцог заставил его съесть целиком, со шкурой и потрохами, после чего тот умер в жутких мучениях.

— Власть порождает врагов. Правителю всегда завидуют и боятся его гнева, поэтому нередко злые языки втихомолку распускают о нем порочащие слухи.

"Ты это о ком? О Людовике или о герцоге? — подумал я, а сам спросил: — Так это неправда?

— Не знаю. До меня подобные слухи не доходили, — причем это было сказано показательно-равнодушным тоном.

"А защищать ты его не стал, отделался нейтральной фразой. Похоже, у короля с герцогом не все так гладко. Что ж, послушаем, что ты мне дальше скажешь".

— Мне известно, что ты хорошо знаешь итальянский язык.

— Думаю, что жители Милана или Вероны меня поймут. Если я все правильно понимаю, его величество отправляет меня в Италию?

— Да. Поедешь в свите нового советника посла виконта Клода де Сансер, в качестве переводчика. Король отправляет его в помощь нашему послу, графу де Шемро в Милане.

— Что его величество мне собирается поручить?

— Несмотря на уверения герцога в любви и преданности, у его величества появились сомнения в отношении его искренних чувств к нему. И тебе, Ватель, предстоит выяснить причину, — сказав это, Оливье, откинувшись на спинку кресла, предлагая задавать вопросы. Я, в свою очередь, попытался быстро проанализировать, только что услышанное мною.

"Большая политика на уровне советников короля. Международные отношения — это их компетенция. Говорит ли это о степени доверия короля ко мне? Думаю, да. Ведь недаром король хотел лично поговорить со мной. Отсюда вывод: для него это важно. Людовик что-то подозревает или даже знает, что в Милане творится что-то неладное и поэтому решил, что пришла пора действовать быстро и жестко".

— У его величества есть доказательства измены со стороны герцога? — я решил не вилять, поэтому прямо спросил об этом у королевского брадобрея.

— Перед прошлым рождеством герцог сменил посла, прислав ему на замену сеньора Кристоферо да Боллате. Месяц тому назад одно из его писем герцогу было перехвачено и оказалось, что посол выражает в нем свою неприязнь по отношению к французам и их королю. Нетрудно понять, раз посол отправляет такие откровенные письма своему господину, значит, герцог тоже так может думать. При этом Галеаццо Мария Сфорца заваливает его величество письмами с признаниями в вечной преданности и массой советов по управлению людьми и страной, вот только его политика говорит об обратном, показывая нежелание герцога Миланского служить интересам французской короны. Появились сведения, правда, непроверенные, что некоторые придворные герцога приняли руку наших врагов и насколько глубоко могло укорениться предательство среди свиты правителя Милана нам тоже доподлинно неизвестно. Все это предстоит выяснить тебе.

"Бездоказательно. Одни намеки, но при этом король явно обеспокоен непонятным поведением своего союзника. Видно, Людовик, замутил какую-то международную авантюру, в котором ему нужна поддержка Милана, вот и решил подстраховаться".

— Может герцогского посла кто-то обидел, вот он с расстройства и решил пожаловаться своему господину, — я решил вытянуть побольше конкретных сведений из брадобрея.

— Может и так, вот только в тоже самое время был отравлен наш агент при дворе герцога, сеньор да Лукки. Он служил нашему делу, как и наш соотечественник, секретарь посла, графа де Шемро, которого закололи кинжалом на улице, возле его дома. Их убийства произошли с разницей в несколько дней.

"Теперь понятно почему король остановил свой выбор на мне, — тут же отщелкнуло у меня в голове. — Он решил, если придется, иметь возможность ответить ударом на удар".

— И что? Нет совсем никаких подозрений...

— Тебя за этим и посылают, "Лисий хвост"! — резко оборвал меня Оливье. — Его величество весьма дорожит дружбой с Сфорца и поэтому хочет знать, кто за всем этим стоит.

— А может это сам герцог ведет нечестную игру? Что тогда? — продолжил я спрашивать несмотря на то, что брадобрею мои вопросы явно не нравились.

— Вот и узнаешь! — сказал, как отрезал брадобрей. — А потом его величество сам решит, как следует поступить с предателями. Ты понял?

— Это я понимаю. Но у меня есть еще один вопрос, — при моих словах Оливье уже, похоже, по-настоящему начал сердиться, но не дав ему ничего сказать, продолжил. — Как отвечать, если там меня самого начнут резать?

Оливье, похоже, уже готовый взорваться, вдруг сдулся, как проколотый иголкой шарик. Выражение его лица сменилось на задумчивое, он даже пару раз потер свой подбородок. Королевский брадобрей прекрасно знал на что способен один из его лучших шпионов, поэтому сейчас мучительно пытался найти наиболее обтекаемый ответ.

Глядя на его колебания и задумчивость, я вдруг понял, почему у Оливье плохое настроение. Король, видно, набросал ему только общий план задания, поэтому брадобрей плавал в отдельных вопросах и терялся, не зная, как на них отвечать, при этом боялся, что скажет, что-то не так.

— Не давай себя убить, это все, что я тебе скажу. Ты никому не известная там фигура, поэтому будешь там незаметен.

— И все же, ваша милость? — решил я настоять на конкретном ответе.

Оливье снова задумался.

— Нам нельзя даже дать малейший намек на то, что может указать на не дружественность нашего государя к Сфорца. Наоборот, нам надо показать, если есть такая возможность, как можно большую расположенность его величества к герцогу.

"Опять общие слова".

— Я понял. Нет человека — и ко мне нет никаких вопросов, — перефразировал я известное выражение.

— Это как ты сказал? Нет человека... — брадобрей, наконец, осмыслил, что я сказал и коротко рассмеялся. — Умеешь ты играть словами, приятель. Тут я с тобой согласен: чем меньше у короля будет врагов, тем лучше Франции. Что-то еще?

— Могу я на кого-то рассчитывать в Милане?

Оливье, наклонившись вперед, откинул резную крышку небольшого сундучка, стоявшего на столе. Покопавшись, достал оттуда сначала свернутую в трубочку бумагу, затем довольно объемный кошелек, после чего положил их на край стола.

— Только на это.

Бумага, которую я развернул, оказалась векселем на предъявителя в банке Медичи на сумму в триста дукатов.

"О, как! Солидно! — не успел я так подумать, как на стол упала половина старой потертой монеты.

Я вопросительно посмотрел на брадобрея.

— Всегда носи с собой. Если предъявят вторую половину — поможешь этому человеку.

Уточнять подробности я не стал и так все понятно. В свите герцога есть хорошо законспирированный и, судя по всему, весьма ценный агент.

— Когда выезжать?

— Пара дней у тебя есть. Иди.

Снова коридоры, лестницы и неподвижные фигуры королевских телохранителей. Оказавшись за воротами замка, я вскочил в седло и пришпорил коня. Прорабатывая в голове детали задания, мысли невольно скользнули в сторону короля. С каждой нашей встречей я постепенно откладывал в своей памяти мимику, жесты, перепады настроения, постепенно набирая в свою копилку факты, которые давали мне возможность как можно лучше разобраться в личности Людовика. То, что мне было известно о самом правителе и его делах, давало мне возможность считать, что король благодаря своему уму, изворотливости и коварству представлял наибольшую опасность для любого политического противника в Европе. Для него не было моральных или этических запретов в отношении своих врагов, которых он уничтожал самыми подлыми и коварными способами. Прежде, чем что-либо предпринять, Людовик внимательно изучал своих политических противников, засылая к ним огромное количество шпионов, через которых собирал всю необходимую ему информацию. Он был в курсе их дел, новостей, отношений, политических взглядов, личных предпочтений, привычек, вкусов, слабостей, наследственных болезней, тайных пристрастий, интриг и обид. Знал, чем они дышат, о чем думают в тот или иной момент, что говорят, какие интриги плетутся вокруг них, какие сплетни о них распускают и насколько эти слухи соответствуют действительности. То же самое касалось и союзников, поэтому у меня даже сомнений не было, что у короля есть с полдюжины агентов в окружении герцога, которые информируют его обо всех изменениях в политике Милана. Почему король послал именно меня в Милан? Скорее всего, получаемая Людовиком информация о положении в Милане оказалась настолько противоречивой и угрожающей его планам, что он решил узнать от меня, его доверенного слуги, что происходит с герцогом и окружением. Причем не просто узнать и доложить, но и, при необходимости, принять необходимые меры. Похоже, Людовик решил, что если и придется разбираться жесткими методами, то лучшего специалиста не найти.

"Вокруг герцога, как я понимаю, началась какая-то возня, которая очень не нравится королю, и он решил послать меня, чтобы решить эту проблему. Спасибо за доверие, ваше величество. Конкретики нет, но задача, в общем и целом, понятна. Внедриться, затем понять в чем дело, а затем разобраться с наиболее ярыми врагами короля и герцога. Ладно, об этом еще будет время подумать по дороге в Италию, а пока у меня в приоритете "жених" моей будущей жены. Говорить с ним не имеет смысла, поэтому придется сразу действовать, — я снова прокрутил в голове план, который, с каждой минутой, нравился мне все больше и больше. — Осталось доработать детали и можно браться за работу".

Вернувшись в Тур, я сразу направился к гостинице "Королевский лебедь". Дорогу мне не нужно было спрашивать, так как за долгое время проживания в городе я изучил его вдоль и поперек. Улицы, кварталы, базары, постоялые дворы и таверны — все это было аккуратно отмечено в карте, лежавшей в моей памяти. Если в начале моего появления в этом времени были определенные проблемы в общении с людьми, то теперь познакомиться и разговорить человека для меня не представляло проблемы. Опыт работы с людьми, накопленный еще в той жизни, с наложенными на него реалиями этого времени, практически никогда не давал сбоев. Деньги и вино легко развязывали языки людей, просто надо знать кого и о чем спрашивать. Уже спустя полчаса, даже не заходя в гостиницу, я получил подтверждение, что виконт остановился здесь, со своими людьми. Вместе с уверениями, что это именно он, мне дополнительно сообщили: виконт приехал не просто так, а ищет какую-то женщину, так как сначала расспрашивал о ней хозяина, а потом послал трех своих людей на ее поиски в город. Я разговаривал с конюхом, уже со вторым человеком после разговорчивого слуги, когда из дверей постоялого двора вышел какой-то дворянин.

— Вот один из них, — тихо, но при этом зло прошептал конюх. — Приятель виконта. Это он вчера Гастона, моего помощника, хлыстом стеганул. Просто так.

Перед тем как тот набросил капюшон плаща на голову, я успел его хорошо рассмотреть.

"Шевалье Флоран де Сентен. Тонкие, женские черты лица. Действительно, как сказал стражник, он на бабу похож. Лет тридцать или около этого".

Когда тот прошел мимо нас, я почувствовал сильный запах духов. Конюх поклонился, скрыв злобный взгляд, а затем плюнул ему в след. Сунув ему в руку пару монет, я отправился назад, в "Дубовый лист".

Войдя в зал, быстро огляделся, при этом отметив, что людей мало, всего с десяток человек, причем почти все горожане, зашедшие поесть и выпить кружку вина или пива, так как основные постояльцы гостиницы, купцы и путешественники, уже разбежавшиеся по своим делам, заполнят таверну до отказа уже ближе к вечеру. Кивнув Риккардо, сидевшему в общем зале таверны за кружкой вина, я подошел к хозяину заведения, Жерару Бриолю. Мы по-приятельски поздоровались, после чего я попросил отпустить на время одного из его слуг.

— Мне нужен твой Жак, приятель, на весь день.

Тот усмехнулся своей фирменной кривой ухмылкой и согласно кивнул, после чего я выложил на стойку несколько серебряных монет. Плата за аренду мальчишки. Смахнув монеты, Жерар, повернув голову в сторону кухни, закричал:

— Жак! Живо сюда иди, паршивец!

Стоило подростку выбежать из двери кухни и увидеть меня рядом с хозяином, как тревога с его лица сползла, сменившись на хитрую улыбку. Он уже понял, зачем его позвали. Я изредка пользовался услугами этого хитрого и пронырливого подростка, при этом умевшего держать язык за зубами. Кроме его личных достоинств, у этого, сообразительного не по годам, паренька, имелось множество приятелей, которых тот использовал, как своих агентов. Таким образом, при нужде, я разом получал целую сеть осведомителей и шпионов.

— Иди за мной, — бросил я улыбающемуся мальчишке.

"Еще бы ему не радоваться, — невольно подумал я, глядя на его счастливую рожицу. — Освободил его от нудных работ на кухне и конюшне, предоставив свободу на целый день, да еще за неплохие деньги".

Подойдя вместе с ним к телохранителю, я спросил у итальянца: — Риккардо, ты знаешь пару-тройку надежных наемников, которых можно нанять на охрану графини?

Тот ненадолго задумался, потом спросил: — Когда нужны?

— Уже сейчас.

— Хорошо. Я отправлюсь за ними прямо сейчас.

— Иди. Буду ждать тебя здесь, — не успел итальянец повернуться к нам спиной, как я тихо сказал мальчишке. — Жак, возьми парочку своих приятелей и идите в "Королевский лебедь". Там проживает...

Коротко и доходчиво объяснил парнишке, что ему надо будет сделать, при этом сунув ему несколько мелких монет. Когда мальчишка убежал, я поднялся к графине, чтобы сообщить ей, что уже приехал. Стоило девушке узнать, что через пару дней мне нужно уехать, она помрачнела.

— А как же я? — невольно вырвалось у Арлет.

— Моя дорогая госпожа, ты меня удивляешь. Ты же знала, что мы скоро расстанемся. Не расстраивайся попусту, пройдет какое-то время, и мы снова будем вместе.

— Куда ты едешь, Клод?

— Король посылает меня в Италию.

— Это же хорошо! Мы можем поехать с тобой! — радостно воскликнула девушка. — Мы решили поехать в Рим. Да, Эльвира?

Арлет повернулась к компаньонке, сидевшей в кресле. Женщина слабо улыбнулась своей юной подруге и согласно кивнула. Если раньше у компаньонки были определенные сомнения в отношении меня, в основном из-за моего низкого происхождения, но после того, как я разрешил все их проблемы, а главное, добился брака с ее воспитанницей, она полностью перешла на мою сторону. Обеспеченный и обходительный мужчина, да еще с такими связями, в ее понимании означал только одно: у нее будет спокойная и сытная жизнь при этой семье. Теперь Эльвире осталось одно последнее испытание: совершить паломничество вместе со своей воспитанницей в Рим.

— Вы уже начали готовиться к путешествию? — спросил я их обеих женщин.

Арлет растерянно посмотрела на Эльвиру, в ответ женщина только виновато пожала плечами. Я привык заботиться о себе, к тому же надо было решать постоянно наплывающие проблемы, поэтому совершенно забыл о двух горе-путешественницах.

"Сам дурак. Надо было сразу заняться этим вопросом, стоило мне узнать о паломничестве".

— Прошу меня извинить, но мне придется прямо сейчас заняться подготовкой к вашему отъезду. И еще. У меня к вам обеим большая просьба: не выходить в город без Риккардо. Кстати, я собираюсь нанять несколько воинов, чтобы те сопровождали вас в путешествии. Теперь разрешите мне вас покинуть.

Несмотря на умильно-жалобное выражение лица девушки, которая явно хотела со мной поговорить, я ушел, так как сейчас мне было не до пустых разговоров. О появлении в городе виконта решил им не говорить, чтобы лишний раз не волновать женщин. Жерар еще раньше был предупрежден о молчании в отношении графини, так как он знал, кто я, поэтому в нем был уверен, а вот в его слугах — нет. Языки у людей становятся длинными, стоит только у них над ухом позвенеть монетой. Не теряя времени, нашел слугу-конюха графини и приказал ему прямо сейчас заняться осмотром лошадей и экипажа, а затем о результатах, как можно быстрее, доложить мне. Раздав всем задания, мне оставалось только ждать. Я успел плотно пообедать, когда появился мой телохранитель, причем не один. С наемником. Мы сразу поднялись наверх, в комнату для переговоров.

После короткой беседы с командиром наемников, Пьером Леграном, я узнал, что у него за спиной двенадцать лет военной службы, а на данный момент командует маленьким отрядом из пяти воинов. Часть его слов была подтверждена двумя предъявленными рекомендациями военачальников, под чьим руководством ему довелось воевать. Держался он уверенно, отвечал четко, смотрел прямо, не бегал глазами. Одежда, доспехи и оружие явно говорили о том, что наемник явно не бедствует. Нет, мне было ясно, что он принарядился, чтобы создать соответствующее впечатление перед работодателем, но при этом его узорчатая кираса, инкрустированная серебром, выглядывающая из-под теплого плаща, стоила довольно дорого. Тут я неожиданно вспомнил о Капитане, с которым Пьер Легран мог вполне быть знаком, так как оба предлагали свои услуги на одном рынке.

— Ты знаешь Капитана? — спросил я Леграна.

— Еще бы не знать! Еще два года назад был в его отряде, — неожиданно оживился наемник, — потом получил тяжелое ранение, после чего наши пути разошлись, но я на него не в обиде. Он тогда здорово помог мне и честно выплатил мою долю. Кстати, он сейчас в городе и думаю не откажется сказать за меня слово.

— Отлично! — воскликнул я, довольный тем, что могу получить рекомендацию от знакомого мне человека. — Где его можно найти?

Пьер назвал мне гостиницу, после чего спросил о том, что его видно больше всего волновало: — В случае найма я могу рассчитывать на то, что вы, сударь, возьмете всех моих людей?

Честно говоря, я не рассчитывал брать столько людей, максимум трех, поэтому задумался. Причем дело не упиралось в деньги, я мог позволить себе такую роскошь, вот такое количество воинов в сопровождении, это как палка о двух концах. Естественно, чем больше воинов, тем надежная защита, но при этом такое количество охраны заставляет негодяев разного толка думать о том, что они охраняют сокровища, ради которых можно рискнуть жизнью.

— Сразу не скажу. Поговорю с Капитаном, подумаю, а потом дам ответ.

Оставив Риккардо и Леграна, я сразу направился в гостиницу, где сейчас проживал Капитан со своими бойцами. Мне повезло, я застал его на месте. Выпив, на радостях, по паре бокалов вина, я расспросил его о Легране. Получил короткую и исчерпывающую характеристику: хладнокровный и отважный боец. Всегда держит свое слово. Его ответ меня устроил, после чего я с ним сразу распрощался. Не успел вернуться в гостиницу, как меня нашел конюх, который заявил, что с лошадьми все хорошо, а вот экипажу требуется некоторый ремонт, после чего мне пришлось с ним отправиться в мастерскую, где ремонтируют подобные экипажи. За всеми этими делами незаметно прошло время.

Колокола уже давно били к вечерне, когда в дверь моей комнаты постучали. Открыл. На пороге стоял паренек.

— Проходи, — я закрыл за ним дверь, потом повернувшись к Жаку, спросил. — Что узнал?

— Да там один смех, сударь. Этот виконт крепко выпил и захотел задрать юбки одной из служанок, но за нее заступился один из слуг, который оказался е мужем. Виконт попытался его избить, но за парня заступились и дворянину объяснили, что здесь город, а не его владения. В общем, получился отличный скандал и наглой дворянской роже пришлось залезть в свой кошелек, чтобы заплатить отступные, — при этом сообщении паренек радостно заулыбался. — Сейчас эта морда сидит злая, пьет вино и собирается идти в бордель мадам Шевро "Прекрасная роза". Туда ему посоветовал сходить хозяин постоялого двора, раз тому так хочется женского тела.

— Молодец, — похвалил я своего шпиона. — Так он уже пошел к шлюхам или только собирается?

— Когда я уходил, еще сидел за столом и пил вино с каким-то дворянином. Тот все время кривил лицо и постоянно что-то стряхивал со своей одежды, словно девка какая-то. И лицо у него бабское. Тьфу!

— Держи, — я положил на его грязную ладошку пять су. — Заслужил.

— Сударь...

— Все. Свободен.

У меня в комнате было все, что могло понадобиться, поэтому мне только и оставалось, что вбить ноги в сапоги и накинуть теплый плащ. Выйдя на улицу, сразу торопливо зашагал в сторону "Королевского лебедя", надеясь, что застану виконта еще на месте. Несмотря на темноту я, быстро и уверенно, шел в нужном направлении. Людей на улицах было мало, да и те, съежившись от холода, набросив капюшоны и кутаясь, торопливо шли по своим делам, не обращая на других прохожих никакого внимания. Даже у церкви, мимо которой проходил, не было сборища нищих и попрошаек, которые, как я знал, сейчас переместились к дверям таверн и борделей, надеясь на щедрость пьяных посетителей. Основная масса людей, у которых давно закончился рабочий день, исчезла с улиц. Одни уже сидели в кругу семьи, наслаждаясь домашним ужином, другие, с приятелями, пили вино в таверне.

Быстро добравшись до постоялого двора, я зашел внутрь и убедился, что мой клиент еще на месте. До этого мне его видеть не доводилось, но по описаниям узнать его было совсем нетрудно. Он сидел за столом, рядом, с дворянином с повадками шлюхи, на которого мне указал конюх. Проходя мимо, скользнул по нему взглядом. Обычное лицо. Чуть на выкате глаза, крупный нос, пухлые губы. Подойдя к хозяину, спросил его о несуществующем друге, который должен был у него остановиться. Получив отрицательный ответ, сделал вид, что огорчился и направился к двери. За эти несколько минут к столу, где сидел виконт, подошли двое человек. Слуга, тощий парнишка, державший в руке незажженный факел, кутавшийся в потертый плащ, и телохранитель.

— Ваша милость, мы готовы идти, — доложил солдат.

— Отлично! — воскликнул виконт и опрокинул в себя содержимое стакана. — Сейчас самое время отодрать парочку шлюх!

Мартен де Морши начал подниматься из-за стола. Судя по тому, как он, вставая, покачнулся, было видно, что тот изрядно пьян.

"Пьянь подзаборная, — подумал я, при этом отметил, как шевалье, бросил презрительный взгляд на своего приятеля.

Больше всего внимания я уделил солдату, так как именно он представлял наибольшую опасность в этой компании. Доспехи, меч. Судя по всему, опытный воин, вот только лицо у него было больно гладкое и спокойное, а в глазах, вместо настороженности хищника, готового в любую секунду отреагировать на опасность, читалась безразличие и скука.

Выйдя на улицу, я укрылся за углом близлежащего дома. Мне надо было знать каким путем слуга поведет дворян к борделю. Открылась дверь и спустя несколько минут рядом со мной раздались многочисленные шаги. Впереди шел слуга из "Королевского лебедя", с зажженным факелом, показывая дорогу, за ним дворяне, а последним вышагивал телохранитель, лязгая доспехами.

Нападать одному на четверых людей, со стороны может показаться безумием, вот только если изучить психологию местных жителей и определить слабые и сильные стороны такой группы, ничего сложного в этом не было. Единственным фактором, на который я никак не мог повлиять, это случайные прохожие, которые, при виде нападения, начнут разбегаться с криками, а значит, могут привлечь ночной дозор. В этом случае мне придется спасаться бегством.

Телохранитель, который держался настороже, оказался беспомощен, когда из переулка вдруг неожиданно вынырнула темная фигура в маске. Он не столько увидел, сколько отметил краем глаза резкое движение, но даже не успел вскрикнуть, как потерял сознание. Тело наемника, тяжело лязгнув железом, еще только рухнуло на землю, как я уже кинулся к дворянам, которые еще ничего не поняли и только начали разворачиваться на звуки, раздавшиеся за их спинами. Выпитое вино сильно замедлило их реакцию и не успели они схватиться за кинжалы, как удар дубинки, утяжеленной от залитого в нее свинцом, обрушился на напомаженного и надушенного шевалье, вбившего ему крик вместе с зубами обратно в рот. Следующий удар отправил его в беспамятство. В это самое мгновение, со сдавленным воплем, со всех ног кинулся бежать работник постоялого двора, при этом отбросив в сторону факел. Растерявшийся виконт, оказавшийся в полной темноте, выхватил кинжал и сейчас тупо махал им перед собой. Он уже был готов звать на помощь, как напавший на него бандит неожиданно опередил его, воскликнув: — Бей его в шею, Анри!

Плохо соображающий виконт отскочил в сторону и инстинктивно оглянулся, а уже в следующее мгновение его рука оказалась словно в капкане. Кинжал с тихим лязгом упал на брусчатку. Де Морши даже не успел застонать от боли, как на затылок обрушилась тяжелая дубинка. Несколько минут у меня ушло на то, чтобы сломать ему руку и ногу, после чего срезав с поясов кошельки и сорвав с лица черную маску, я кинулся бежать. Как оказалось, я сделал это вовремя, так как спустя пару минут, услышал раздавшийся, на соседней улице, топот сапог и бряцанье железа. Скорее всего, слуга, наткнувшись на проходивший мимо дозор, сейчас вел к месту нападения городскую стражу.

"Думаю, на этом дело о женитьбе виконта можно считать закрытым, — решил я и перешел с бега на спокойный шаг.

Спустя двадцать минут я вернулся к себе, в комнату над пекарней. Мадам Бове, которая готовилась лечь спать, была недовольна моим ночным визитом, но сильно ругать аккуратного плательщика не стала, только слегка побрюзжала. Закрыв дверь комнаты, первым делом я достал из поясной сумки маску и кошельки, после чего порезал их на лоскуты, предварительно ссыпав из них монеты. Ополоснув руки и лицо, тщательно вымыл дубинку, после чего спрятал ее под одеждой, на дне сундука. Раздевшись до исподнего, помолился, после чего лег на кровать с чувством удовлетворения от хорошо проделанной работы и почти сразу заснул.

Утром, после завтрака в ближайшей таверне, я неторопливо зашагал в "Королевский лебедь". Причина визита на постоялый двор была прежней, я снова пришел узнать не появился ли за это время мой несуществующий друг, объяснил свою нетерпеливость тем, что тот мне должен деньги. Мои слова, похоже, нашли отклик в душе хозяина постоялого двора, который не замедлил поделился со мной свежей новостью: на его гостей, двух дворян, которых сопровождал наемник, напала шайка ночных разбойников, которые жестоко их избили и ограбили.

— Наверно этих гнусных злодеев было много. Господи! Что такое на свете делается? Если двух дворян с охранником избили и ограбили, что тогда про меня говорить?! Просто убьют. Вот скажите, как мне теперь по улицам ходить? Одна надежда, что городская стража их поймает. Друг мой, может вы знаете: городская стража уже вышла след этих подлых разбойников?

Тема хозяину показалась достойной продолжения, поэтому он, с удовольствием, ее развил, рассказал более подробно все что знал про нападение бандитов.

— Там был мой слуга, приятель, и все видел своими собственными глазами. Правда, он видел только троих разбойников, но их могло быть и больше, потому что, когда на него накинулся один из этих гнусных негодяев, он кинулся бежать. Эти мерзавцы были одеты во все темное, а их лица были закрыты черными масками. Они сначала оглушили телохранителя, а уже потом напали на благородных господ, виконта Мартена де Морши и шевалье Флорана де Сентен. Те храбро защищались, но разбойников было много, поэтому ничего не смогли сделать. Подлые мерзавцы сбили их с ног, затем зверски избили и ограбили.

— Фу! — я выдохнул, словно с облегчением, воздух. — Все-таки, они никого не убили! Слава тебе господи, а деньги — это дело наживное.

— Вы бы их видели, уважаемый, когда сюда привели несчастного шевалье. У него зубов почти не осталось. Он так плакал и жутко стонал от боли, что мое сердце сжималось от жалости. Лекарь ему и маковый отвар дал, а потом еще какой-то порошок в вине развел, и только после этого бедолага заснул. А с виконтом так еще хуже. Его сразу в больницу святого Антония понесли. Мой слуга сказал, что он так сильно кричал по дороге, что просто страх! Говорят, что он одного из разбойников ранил, поэтому над ним негодяи больше всего измывались. Они ему все руки и ноги поломали.

— О, господи! Что они за изверги такие! Так измываться над человеком! — тут я сделал вид, что задумался, а потом спросил. — Может он денег кому-то должен?

— Денег? — удивленно переспросил хозяин постоялого двора, а потом его лицо прояснилось. — Как вам, уважаемый? Да нет. Разбойное нападение. Помните шайку "Красных плащей"?

— А как же, сударь. Такое разве забудешь! И главарь ведь у них был настоящий дворянин.

— Тут тоже не все так просто, — при этих словах хозяин сделал таинственное лицо. — Уж больно странное это нападение.

— Да не томите! Скажите, что в нем странного? — я придал себе вид городского зеваки, сгорающего от любопытства.

— Так виконт же не просто так приехал в Тур. Вы понимаете? Он искал тут женщину. Меня о ней расспрашивал.

— Какую женщину? Хозяин, не тяни, говори скорее.

Тот, придав лицу и голосу таинственность, прошептал:

— Молодую дворянку.

— Жену искал? Сбежала? — предположил я.

Хозяин пожал плечами. В ответ я сделал недовольное лицо, такую историю обломали, после чего попрощался с ним, а затем отправился в больницу святого Антония, где мне подтвердили, что такой больной поступил к ним ночью, с переломами руки и ноги.

Насколько я знал работу городской стражи, это нападение войдет в общий рапорт, который ляжет в это утро на стол городского прево. Для очистки совести стражники проведут опрос жителей на улице, где было совершено ограбление, но больше они ничего делать не будут. Никаких улик грабители не оставили, к тому же были в масках, а значит, дело можно закрывать, тем более что при налете не было трупов.

Результат, к которому я стремился, был достигнут. В ближайшие пару недель ни виконту, ни его людям теперь будет не до поисков.

Не успел я вернуться в "Дубовый лист", как меня сразу затребовали к Арлет, где я нарвался на первый семейный скандал. Она хотела видеть меня вчера вечером, но меня, как не искали, нигде не нашли.

— Где я был? — повторил я, с любопытством, глядя на рассерженную девушку. — Допоздна занимался подготовкой к твоему странствию, дорогая, и с грустью вынужден сказать, что твой экипаж нуждается в ремонте, а значит, вместе нам поехать не удастся.

Сердитое выражение лица графини сразу сменилось на грустное: — Нам все же придется надолго расстаться?

— Скорее всего, моя хорошая. Я постараюсь поторопить с ремонтом мастеровых... — и чтобы окончательно не расстроить девушку, тут же поспешил ее утешить. — Милая Арлет, ты не хочешь, вместе с Эльвирой, купить или заказать себе одежду для долгой поездки? Вот возьми кошелек.

Я удостоился взгляда счастливых глаз и легкого поцелуя, после чего был милостиво отпущен заниматься дальше подготовкой к путешествию. Понимая, что времени у меня мало, я решил ускорить ремонт экипажа графини. Я отправился в мастерскую, где вдумчиво поговорил с мастером, после чего тот осознал серьезность поставленной перед ним задачи, так как я внес кое-какие изменения в конструкцию экипажа и отделку салона. Теперь внутри кареты будут не только сундуки под сиденьями, но и багажные полки, а вместо кожаных шторок встанут деревянные ставни с ручками, которые можно сдвигать в бок. Кроме этого, я приказал по максимуму утеплить возок, так как меньше всего хотел, чтобы девушка по дороге заболела. При моем разговоре присутствовал конюх графини, который в свою очередь получил приказ, дважды в день приходить в мастерскую и смотреть, как идут работы. Во второй половине дня я встретился с Пьером Леграном, и мы заключили с ним договор. Только когда мы определились с суммой, которую хотел получить командир наемников, я рассказал, что им придется делать. Узнав, кого они будут сопровождать и куда придется ехать, Легран откровенно обрадовался, при этом не замедлил объяснить мне причину, когда я его об этом спросил.

— Сударь, тут все просто. Сопровождать человека, это не сопровождение грузов, которым требуется охрана днем и ночью. К тому же, с госпожой, мы можем пристать к любому торговому каравану или к важному сеньору со свитой, с которыми нам по пути. Да и насчет дороги не вижу особой трудности. Мы поедем известным путем паломников, охраняемый стражей сеньоров, по землям которых проходит дорога. Единственное, что плохо, так это распутица. Дороги раскиснут и ехать туда будет тяжело, но зато на обратный путь, когда все подсохнет, уйдет вполовину меньше времени.

— Сколько времени займет путешествие?

— Н-у-у, — протянул Пьер, — тут многое зависит, как от дороги, так и от пожеланий госпожи. Если у графини не будет особых требований...

— Не будет, — оборвал я Леграна.

— Тогда я думаю, что мы еще до дня святого Варнавы вернемся в Тур.

"Это 11 июня, — автоматически перевел я дату на современный лад. — Значит, первая декада лета. Тогда мне тоже надо будет на эту дату ориентироваться".

— Хорошо. Есть ко мне какие-то вопросы?

— Госпожа с кем поедет? Слуги, служанки?

"Дьявол! Ей же нужна служанка! Арлет почему-то промолчала, а я, естественно, не подумал. Вот только, собственно, почему я о таких вещах должен думать?".

— С ней едет дама-компаньонка, кучер и служанка.

— То есть только один экипаж? — решил уточнить наемник.

— Да, — подтвердил я, а затем сказал. — Идем. Я представлю вас графине.

Еще спустя пару часов у меня состоялся отдельный разговор с Риккардо.

— Через пару дней я езжаю в Италию. В Милан. Причем надолго. Ты, как я помню, говорил, что тебе на родину хода нет. Что скажешь?

— Для меня дорога закрыта во Флоренцию и Венецию, сеньор. Как я уже раньше говорил, мне довелось какое-то время служить в армии Миланского герцогства. Это было неплохое время. Мы сражались, пили вино и любили красивых девушек. Если мы там долго не задержимся, то я хотел бы поехать с вами, сеньор.

— Раз так, я за свою спину уже спокоен. Собирайся в дорогу.