Собственно, после призыва осенью 41-го, служба шла ни шатко, ни валко: обычный курс подготовки в армии резерва, затем перевод в действующую армию, в пехоту. На этом этапе Паулю здорово повезло, так как он попал не в маршевый батальон, направляемый для пополнения действующих на востоке соединений, а в, ничем не примечательную, 337-ю пехотную дивизию, тихо, мирно стоявшую на побережье Атлантики. Так что пока лучшие части Вермахта и СС, истекая кровью, рвались к Сталинграду и Кавказским перевалам или стояли насмерть в болотах под Калинином, Нойнер спокойно нес гарнизонную службу в Бретани. Такое положение дел его вполне устраивало — в отличие от задиристого и непоседливого старшего брата, Пауль отнюдь не рвался к воинским подвигам, предпочитая грому битвы и блеску славы мирный созидательный труд. Так что спокойное и размеренное существование в дальнем гарнизоне как нельзя более подходило его обстоятельной, хозяйственной натуре.
Довольно регулярные, но почти неопасные воздушные тревоги, не слишком частые учения, неспешное строительство укреплений "Атлантического вала", охрана складов и прочих военных объектов, патрулирование местности — вот и все тяготы, осложнявшие жизнь оккупанта в спокойной, чистой и обустроенной Франции. А еще были регулярные увольнительные, позволявшие неплохо посидеть в каком-нибудь кафе или винном погребке, потанцевать с местными фройлян, откликавшимися на обращение "mademoiselle", и просто подышать пьянящим воздухом свободы, хоть ненадолго вырвавшись из-под пресса военной дисциплины. Красота...
Всё начало меняться осенью 42-го, когда в сонное существование их подразделения вторгся унтер-фельдфебель Доминик Мезотич, заменивший на посту командира отделения унтер-офицера Гюнтера Ландертингера. "Святой Доминик", не смотря на свое прозвище, отличался на редкость склочным и занудным характером. К тому же швабу было уже под сорок, как и большинству остальных солдат отделения, за исключением самого Пауля и Тони Грайса — его единственного настоящего армейского друга, с которым они вместе тянули лямку еще со времен учебы в запасном полку. И эта разница в возрасте тоже сыграла свою роль — новоявленный командир, в отличие от предыдущего, считал своим долгом как следует погонять "зеленоклювиков". Специально вроде и не придирался, но на любые внеочередные или просто грязные работы первыми кандидатами неизменно выступали именно они. Ну и брюзжал еще новый командир отделения, что называется, безостановочно. Это уже не от возраста, а просто в силу особенностей характера, но Паулю от этого было не легче.
Даже звание ефрейтора, полученное по окончании первого года службы, не принесло никакого удовлетворения — ну, не рвался он к военной карьере и всё тут! Не ощущал душевной тяги, так сказать. А уж когда, по велению высшего командования, их дивизия начала передислокацию из сытой и спокойной Франции на охваченные войной Балканы, Пауль и вовсе затосковал...
Его воспоминания прервали столь же внезапно, как недавнюю попытку помузицировать:
— Ну, чего расселся? Потом домечтаешь, а сейчас — марш к шписсу*, он еще утром обещал амуницию из ремонта отдать, да что-то не торопится, вот и напомнишь, а заодно сюда принесешь. Понял, свистун-самоучка?
Нойнер молча козырнул и, подхватив карабин, отправился на поиски снабженца, а вдогонку ему неслось:
— Господи, и где набирают таких олухов? Неужели у них там, в горах, все такие рохли?
Последнее замечание, не смотря на свое явно обидное значение, слегка развеселило бредущего по тропинке Пауля, заставив его бросить напоследок в сторону Мезотича злорадный взгляд. "Эх, посмотрел бы я, как запоет этот зануда со своим идеальным слухом, если вдруг попадется моему братцу! Небось, с перепугу, сам себе в зад командирский свисток засунул бы, как давеча грозился, и в два счета "Die Wacht am Rhein"* на нем исполнил — даром, что ли, нас третий день подряд горохом кормят?".
* * *
Впрочем, пожелания Пауля так и остались пожеланиями, тем более, что предаваться им слишком долго ему не позволили обстоятельства — через день после его визита к шписсу, 337-я пехотная дивизия вступила в свой первый настоящий бой. До этого Нойнеру, как, впрочем, и всем остальным солдатам его отделения, так и не представилось ни одного случая пострелять по настоящему врагу. Дивизия все время оказывалась где-то в стороне от основных событий, так что из всех ее подразделений в бою побывал только фузилерный* батальон. Большинство работы выполнили совсем другие соединения.
Горные стрелки и парашютные егеря, при массированной поддержке штурмовой авиации, быстро и уверенно сбили партизан с обжитых зимних позиций и погнали части повстанцев и примкнувших к ним беженцев на мощные армейские заслоны, заранее воздвигнутые на их пути. Роль заслонов играли в основном необстрелянные дивизии с запада — германское командование давало им возможность пройти крещение огнем в максимально выгодных условиях. В результате потрепанные колонны НОАЮ, отступая под натиском напирающих егерей и зачастую теряя локтевую связь и всякое взаимодействие с соседями, налетали на окопавшиеся и подготовившиеся к отпору, пусть и не лучшие, но регулярные дивизии, что приводило к вполне предсказуемому результату. Бригады и корпуса повстанцев храбро атаковали засевшего врага, стремясь проложить себе путь из подстроенной ловушки, и... откатывались, налетая на стену артиллерийского и пулеметного огня. А сзади продолжали давить отборные части легкой пехоты, поддерживаемые артиллерией и авиацией, не имеющие недостатка в боеприпасах, не обремененные беженцами и ранеными...
Ситуацию для повстанцев осложняло то, что в самом начале большого немецкого наступления, коммунистические партизанские формирования едва не были обезглавлены. Когда армейские части уже сломили первое сопротивление югославов, заставив повстанческие части сняться со своих позиций и прийти в движение, Шелленберг дал отмашку к проведению операции "Ход конем". Батальон "Солар", заранее переброшенный по воздуху из чешского Хлума, бывшего его основной базой, в Хорватию, на рассвете был внезапно высажен в окрестностях Дрвара. Целью десантников Науйокса был, расположенный вблизи города, пещерный комплекс, служивший местом расположения штаба маршала Тито. Мощные скальные своды делали невозможным уничтожения ставки главнокомандующего Народно-освободительной армии с воздуха, но немцы нашли выход.
Восемь сотен парашютистов с тяжелым вооружением были выброшены одной волной и менее чем за пару часов с минимальными потерями смогли собраться, захватить Дрвар, тем самым обеспечив свой тыл, и развернуться для атаки скального комплекса, превращенного партизанами в настоящий форт. Столь блестящий результат не в последнюю очередь объяснялся тем, что, в отличие от парашютистов Люфтваффе, использовавших специальный, но крайне неудачный парашют, диверсанты "Солара", как и их коллеги из "Бранденбурга", десантировались с обычным парашютом. Это обстоятельство давало опытным десантникам массу преимуществ, но в данном случае даже оно не смогло обеспечить успех операции.
В самом начале высадки Тито спешно покинул свою ставку и вместе с большей частью штаба и персоналом англо-американской военной миссии удалился из опасного района. В результате тяжелый и кровавый штурм скального комплекса, предпринятый немцами, оказался лишенным смысла. Вся добыча головорезов Науйокса на этот раз исчерпывалась несколькими мелкими сошками из окружения маршала, не сумевшими вовремя покинуть, превратившуюся в ловушку, твердыню, да кое-какими второстепенными данными, которые удалось почерпнуть из не до конца уничтоженной документации, хранившейся у англо-саксонских советников Тито. Охрана маршала выполнила свою задачу, задержав диверсантов РСХА на время, достаточное для того, чтобы лидер югославских коммунистов сумел скрыться. К тому времени, как к месту боев подтянулись егеря из дивизии "Принц Ойген", организовывать преследование было уже поздно.
Тем не менее, дерзкая выходка диверсантов Науйокса сыграла свою роль: в разгар боев, вынужденный скрываться, Тито утратил контроль над своими войсками. И без того не идеальное управление частями народно-освободительной армии практически перестало функционировать в самый критический момент. Это обстоятельство не могло не сказаться на ходе боев. Результатом стало то, что разгром НОАЮ проходил практически так же легко, как и ликвидация куда хуже организованных отрядов "четников" Михайловича. Этим фактом во многом и объяснялось неучастие в активных боях 337-й пехотной дивизии, однако под занавес операции "FrЭhlingserwachen" и ее частям довелось пострелять, добивая последние отряды партизан. Свою посильную лепту в разгром "титовцев" внес и Пауль Нойнер.
* * *
— Ну что, видно кого-нибудь?
Пауль, внимательно оглядывавший расстилавшийся перед ним лесистый склон, отрицательно покачал головой и в свою очередь поинтересовался у Грайса:
— А у тебя как?
Антон пожал плечами:
— Да вроде всё спокойно.
Этот диалог с небольшими вариациями продолжался уже больше часа, с тех пор, как командование, в лице их лейтенанта, предупредило всех о подходе основных сил партизан. Разведдозор коммунистов был обстрелян передовыми постами и отступил еще утром, и вот теперь с минуту на минуту ожидался подход главных сил 18-ой партизанской бригады. Этот факт вызывал у Пауля некоторый мандраж — первый бой всё-таки. Хоть и прослужил уже без малого полтора года, и ефрейторский шеврон получил, а из наград только значок за участие в строительстве "Атлантического вала". Теперь, стало быть, придется наверстывать, отчего Пауль был отнюдь не в восторге — лучше уж и дальше без наград, чем лезть ради них в бой, да только кто ж его спрашивал? Несколько радовало только то, что Мезотич, вконец доставший в последние дни своими нотациями, несколько приутих — тоже, небось, коленки дрожат, хоть и пытается хорохориться. Опыта то и у него нет, даром, что чуть ли не вдвое старше Нойнера с Грайсом.
— Alarm! Alarm!*
Внезапный крик заставил Пауля встрепенуться. Забыв про всякую осторожность, он высунулся из окопа и, вытянув шею, принялся вглядываться в заросли кустов, уже начавших покрываться молодыми листиками. Но, не смотря на его старание, первым из их отделения партизан заметил все же Грайс:
— Вон они!
И тут Пауль наконец-то заметил врага — смутно виднеющиеся человеческие силуэты, мелькавшие в зарослях. Мезотич сразу же оживился, решив напомнить подчиненным о своем присутствии:
— Без команды не стрелять!
Но вместо того, чтобы взбодрить солдат, это дало прямо обратный эффект, так как в конце фразы унтер-фельдфебель не сдержал эмоций и сорвался на высокие ноты, дав предательского "петуха". Нойнер с Грайсом обменялись ехидными усмешками — перед лицом врага "святоша" вовсе не выглядел таким героем, каким пытался казаться в тылу. Однако повышенная нервозность командира отделения (да и не его одного) особой роли не сыграла. Первую скрипку в начавшемся концерте играла артиллерия и, судя по результату, у канониров с нервами было всё в порядке. Хотя вполне возможно, что их спокойствие объяснялось тем, что они просто не видели врага вблизи, посылая свои смертоносные подарки с закрытых позиций. Как бы то ни было, но артиллерия свое дело сделала, так что атака партизан захлебнулась в самом начале, так толком и не начавшись. Небольшие группы повстанцев периодически пытались продвинуться вперед, но у самой кромки зарослей их сразу же начинали обстреливать пулеметным и минометным огнем, загоняя обратно в кусты.
"Титовцы" в ответ начали стрелять из нескольких легких минометов (как потом оказалось, отбитых в свое время у итальянцев), но их батарея была быстро подавлена тяжелыми двенадцатисантиметровыми минометами, которыми в 337-й дивизии пару месяцев назад, как раз перед отправкой на Балканы, укомплектовали полковые роты пехотных орудий. Всё, что успел увидеть Пауль, так это несколько абсолютно не впечатляющих разрывов позади и несколько в стороне от линии окопов их отделения — пока что война выглядела совсем не страшной. Нойнер даже стал надеяться, что бой так и закончится без его участия, но партизаны все же решили не давать ему такой возможности.
На этот раз появление врагов первым заметил Герберт — командир их пулеметного расчета. И тут же обстрелял передовых бойцов противника, выдавших себя шевелением веток. К некоторому удивлению всех, включая самого Герберта, партизаны не отступили, а энергично ответили, причем сразу из нескольких пулеметов, не считая простых винтовок. Пули взрыхлили землю перед самым бруствером окопа, пулеметная очередь противно просвистела над головой, заставив неосознанно втянуть голову в плечи, Пауль зябко передернул плечами — страшновато. Затем чувство долга все же пересилило, и Нойнер решительно прильнул к прицелу своего карабина, стараясь поймать на мушку один из маячивших в зарослях силуэтов.
Пауль не был снайпером, но стрелял, в общем, неплохо, дистанция до противника была отнюдь не запредельная, так что шансы попасть у него были. Тем не менее, он промахнулся. Реальный бой, как оказалось, несколько отличался от стрельбища. Насколько можно было различить, выбранный им в качестве мишени партизан, активно поливавший их позиции из ручного пулемета, остался совершенно невредимым. Злясь на самого себя, Нойнер заученным до автоматизма движением передернул затвор и вновь принялся ловить в прорезь прицела ускользающий силуэт, залегший среди колышущихся зеленых ветвей.
Второй выстрел вышел немногим удачнее первого, но все же заставил вражеского пулеметчика сменить позицию — стрельба в том месте на время стихла, а шевеление кустов усилилось. Герберт всадил туда же длинную очередь из своего МГ, вызвав целый дождь из молодых зеленых листочков и мелко порубленных веточек. Достал ли он зловредного стрелка, так и осталось загадкой.
Нойнер сделал еще три выстрела, все так же целясь по, с трудом угадываемым в густых кустах, плохо-различимым силуэтам. Затем спокойно, без суеты, вогнал в карабин новую обойму, собираясь продолжить в том же духе — страх и неуверенность незаметно ушли, сменившись азартом и боевой злостью. Рядом так же деловито, прищурив левый глаз, целился и стрелял Грайс. Бой шел своим чередом. А потом всё как-то внезапно кончилось.
Ответная стрельба прекратилась, сошла на нет винтовочно-пулеметная трескотня в немецких окопах, артиллерия перенесла свой огонь куда-то вглубь непроглядных зарослей. Пауль оторвался от своей винтовки и недоуменно покрутил головой: его первый бой закончился, а он так никого и не убил, и, что гораздо важнее, сам остался невредимым.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
* Intelligence Service (англ.) — разведывательная служба Великобритании.
* Гилян — прикаспийская провинция Ирана, на территории которой расположен порт Пехлеви (современное название — Энзели). Столица провинции — город Решт.
