Хотя наша победа была сокрушительной, но мне не давала покоя мысль о том, что где-то поблизости бродят три с половиной тысячи татар, о которых мне ничего не известно. Из допроса пленных мы выяснили, что Иван III оставил татарскую конницу, под стенами Русы, где хан Касим должен был дожидаться приказа выступить к Новгороду, поэтому в бою татары не участвовали. Как себя поведет Касим после известий о разгроме войск Московского князя не понятно, что являлось серьезным пробелом в планирования наших дальнейших действий, но непосредственной угрозы я не чувствовал. Татары всегда ходили на Русь за добычей, а не за подвигами, поэтому, скорее всего они займутся грабежом окрестностей Новгорода, а не полезут в бой со стрельцами.

К вечеру из Новгорода стали подтягиваться делегации любопытствующих жителей, а также мародеров решивших погреть руки на бесхозных трофеях. Первых я отправлял на экскурсию по местам боев и в лагерь военнопленных, а любителей чужого добра приказал расстреливать на месте. Конечно, повесить мародеров было дешевле, но новомодный расстрел сам по себе производил неизгладимое впечатление на преступный элемент, поэтому количество желающих поживиться за чужой счет значительно убавилось.

Как закончился день битвы, я даже не заметил потому, что заснул сидя у костра, выслушивая очередной доклад о проделанной личным составом работе. Все, что было в моих силах, я сделал, а поэтому мозг просто отключился от перегрузки. Бойцы завернули своего командира в шубу и отнесли в штабной шатер, где я заснул без кошмарных сновидений сном праведника.

Глава 7.

Враг был разбит и, казалось бы, наступило время отпраздновать это знаменательное событие, но Стрелецкий полк еще трое суток вынужден был провести в полевом лагере. Затянувшийся сбор трофеев, а также заморочки с пленными не позволили мне отдать приказ возвращаться в крепость на теплые квартиры. Уже на следующее после сражения утро из Новгорода заявилась огромная разъяренная толпа жителей потерявших своих близких в бою под Русой. Особенно решительно были настроены вооруженные дрекольем женщины, у которых погибли и пропали без вести мужья и сыновья. Толпа сразу попытался прорваться к военнопленным, после чего охрана начала стрелять в воздух, чтобы не допустить кровавого самосуда. Мне пришлось срочно бросать все дела и выступать с речью на импровизированном митинге, на котором я побожился перед новгородцами, что московские захватчики не уйдут от справедливого суда. Мне по большому счету было наплевать на то, что сделают с москвичами новгородцы, но 'пленник это не только ценный мех и семьдесят — восемьдесят килограммов диетического мяса' (шутка), но и весьма ценный ресурс в торговле с Москвой.

После нашествия мстителей, мои планы перевести пленных в Новгород и передать простых воинов под контроль городской стражи рухнули, поэтому пришлось задержаться в полевом лагере. Как не хотелось мне перебраться с мороза под теплую крышу своего кабинета, но тратить по три часа на дорогу в крепость и обратно я не мог, так как за это время в лагере могло произойти все что угодно, а у меня и так проблем навалом. Вот по этой причине Степенной тысяцкий был вынужден трудиться на свежем воздухе, так сказать в полном единении с простым народом. Как не странно, но решение остаться на месте побоища и мерзнуть в походном шатре, затем ставили мне в заслугу. Базарные пиарщики божились, что боярин Томилин свой в доску парень и даже спит в обнимку с простыми воями. В 21 веке за такую 'голубую' рекламу можно запросто получить в морду, ну а в Новгороде 15 века это своеобразный знак качества.

Всего неделю назад опального Степенного тысяцкого в Новгороде за глаза называли 'Алексашкой самозванцем', но после сокрушительного разгрома московского войска мнение обо мне кардинально переменилось. 'Алексашка самозванец' в мгновение ока превратился в родовитого боярина Александра Даниловича Томилина и теперь даже самые рьяные недоброжелатели залетного псковича, были вынуждены безоговорочно признать мои неоспоримые моральные достоинства и благородное происхождение.

В реалиях 15 века никому на Руси даже в голову не могла прийти мысль, что безродный самозванец способен разгромить 'малой силой' кованую рать Ивана III. В те времена считалось непреложной истиной, что человек низкого происхождения по определению не способен победить в битве Великого князя из рода Рюриковичей, а значит Алексашка Томилин действительно знатного рода.

Если быть до конца честным, то до недавнего времени стремительное вознесение на вершину новгородской власти псковского боярина Томилина воспринималось новгородцами как явление случайное и временное. Любители потрепать языком на политические темы, связывался такой фортель судьбы с политическими играми властьимущих, а меня считали калифом на час. Однако теперь досужие сплетники бросились из одной крайности в другую, причем причина для такой резкой перемены, оказалась абсолютно неожиданной.

Стремительная эвакуация населения Томилина подворья из Новгорода, а также переход стрелецкой крепости на осадное положение, полностью прекратило общение личного состава полка с родственниками. В результате этого обстоятельства ручек сведений питающих слухи об 'Алексашке самозванце' иссяк и меня сочли отработанным материалом. Война с Москвой и сборы новгородского ополчения на битву отвлекли внимание базарных аналитиков от персоны тысяцкого и о моем существовании на время забыли.

После фантастического разгрома стрельцами московского войска интерес к боярину Томилину возрос в разы, но никто толком не понимал, как мне удалось такое совершить и базарные слухи плодились один фантастичнее другого. Вместе с новгородцами решившими отомстить за погибших мужей и сынов в полевой лагерь пришли родственники моих бойцов.

Как я уже отмечал ранее, стрельцы набирались на службу в основном из нищего посада, жители которого считались в новгородской иерархии вторым сортом, однако после победы над москвичами все переменилось. Безвестные пацаны, всего лишь за один день стали вровень с былинными богатырями и теперь купались в лучах заслуженной славы. У некоторых стрельцов от звездной болезни напрочь снесло крышу и на благодарных слушателей обрушились потоки вранья об их невероятных подвигах. Оказавшись в центре всеобщего внимания, ребята не смогли держать зык за зубами и чтобы набить себе цену по 'большому секрету' разболтали родне о моей эпохальной речи на построении полка. Я не без оснований опасался, что тот митинг может выйти мне боком и корил себя за проявленную болтливость, но слова были уже сказаны и их не вернешь! Однако последствия моей эмоциональной речи оказались абсолютно неожиданными и коренным образом изменили мой статус в глазах новгородцев. Обросшие фантастическими подробностями рассказы стрельцов упали на благодатную почву и известие о том, что боярин Александр Данилович Томилин посланник истинной 'Русской Церкви Иисуса Христа', 'открыло' народу глаза на 'великую тайну' моего происхождения.

Окончательно сломили лед недоверия к моей 'богоизбранности' весьма сомнительные свидетельства участников битвы с москвичами. Началось все с того, что один из бойцов второй роты потерял меру в бахвальстве и заявил, будто своими глазами видел, как вместе со стрельцами в одном строю бился сам Апостол Андрей Первозванный, который поражал москвичей 'громами небесными'. Фантастическое заявление психически неадекватного свидетеля, сразу вызвало у слушателей сомнения в правдивости его рассказа, но парень неожиданно уперся как баран и повел недоверчивых слушателей на место подрыва минного поля.

Образовавшиеся на льду воронки от мин и разбросанные по земле куски человеческих тел были предъявлены в качестве доказательства божественной поддержки нашего правого дела, в результате чего сомневающиеся были посрамлены. Про существование мин и фугасов в Новгороде 15 века даже не слышали, поэтому наличие явных следов применения 'небесного огня' оспорить оказалось невозможно. Лично убедившись в правдивости озвученной бойцом сказки, офонаревшие слушатели были готовы поверить во что угодно. Сразу нашлись другие свидетели божественного вмешательства, которые божились в правдивости слов свихнувшегося балабола. После такой убедительной рекламы имидж инока 'Русской Церкви Иисуса Христа' Александра Томилина вознесся до заоблачных высот, в чем я убедился уже наследующий день.

Первый день после боя пролетел, как одно мгновение настолько он был заполнен делами и заботами. Практически все утро до полудня было занято допросами пленных бояр и переговорами с приехавшим из Новгорода сотником городской стражи Антипом Меликовым. Прежний воевода, назначенный Советом господ, боярин Семен Вислоухов, сбежал неведомо куда и в городе сразу активизировался криминал. Начались грабежи брошенных на попечение немногочисленной дворни боярских усадьб и уличные разбои, доходившие порой до смертоубийства. Новгород фактически остался без структур правопорядка, поэтому стражники на свой страх и риск выбрали исполняющим обязанности воеводы сотника Антипа Меликова. Прапрадед Антипа — Семен Мелик геройски погиб на Куликовом поле, но Меликовы боярства не выслужили, так как вели свой род от крещеных татар.

Антипа я знал как человека храброго и исполнительного, но у меня к кандидату в воеводы возникло несколько вопросов, которые требовали разъяснения. Формально я не имел законного права назначать худородного сотника воеводой городской стражи, но всем известно, что закон на Руси что дышло — куда повернул туда и вышло. Именно по этой веской причине я пошел навстречу пожеланиям стражников и назначил Антипа воеводой, предварительно получив от него клятву в личной преданности.

После официального возведения в должность свежеиспеченный воевода городской стражи сразу был загружен не терпящими отлагательства задачами. Я приказал Антипу взять под арест дискредитировавших себя членов Совета господ, а также вплотную заняться отловом московской агентуры, ну а как бороться с криминалом он знал лучше меня. Антип служил в городской страже уже больше десятка лет, поэтому лишних вопросов задавать не стал и вскоре отправился наводить жесткой рукой порядок в Новгороде.

Я уже хотел сделать перерыв на обед, но на прием попросился сотник церковной дружины новгородского владыки боярин Андрей Васильевич Морозов. Появление этого гостя явилось для меня полной неожиданностью, поэтому сделаю небольшое отступление, чтобы прояснить этот вопрос.

Церковная дружина новгородского владыки состояла из пятисот конных дружинников и была расквартирована по многочисленным новгородским монастырям. Дружинники церкви подчинялась напрямую архиепископу и являлась закрытой кастой, о которой я толком ничего не знал. Иона не доверял местным жителям, опасаясь, что они могут быть вовлечены в местные политические интриги, на чем собственно и погорел во время переворота. По причине надуманной паранойи в монастырях расположенных непосредственно в черте города квартировали наемники, а окрестные монастыри и храмы охраняли новгородцы. Полусотня охраны Владычного двора была набрана из 'иногородних', поэтому агентам Ивана III удалось ее подкупить, после чего заговор прошел без шума и пыли.

Скорее всего, боярин Морозов заявился ко мне в гости, чтобы попытаться выяснить, что же на самом деле произошло, а также расспросить о судьбе архиепископа Ионы, который неожиданно исчез с Владычного двора. Из нашего разговора выяснилось, что пропажа архиепископа из охраняемых как зеница ока покоев явилась для черноризников тайной за семью печатями и стала причиной конфликта в церковной дружине. Похоже, половина дружинников, набранная из жителей других городов и княжеств, перешла на сторону заговорщиков. Наемники во все времена служат за деньги, а не за идею, что является их главным недостатком, несмотря на высокий профессионализм и подготовку. Именно по этой причине агентам Ивана III не составило большого труда подкупить наемников.

Основной задачей церковной дружины являлась охрана монастырей и силовая поддержка интересов церкви, поэтому она редко участвовала в междоусобицах мирских властей. На этот же раз часть церковной дружины нарушила это непреложное правило, и добровольно отправившись на бой с москвичами. Новгородские монастыри и храмы остались без защиты, и их настоятели обратились напрямую к боярину Андрею Васильевичу Морозову, который командовал дружинниками из местных жителей. Воевода категорически отказался идти в поход без прямого приказа Ионы, и заперся со своими подчиненными в Павлове монастыре, расположенном на Словенском конце Новгорода.

Боярину Морозову за свою жизнь не раз доводилось участвовать в битвах, где с мечом в руках отстаивать интересы церкви, и он прекрасно понимал, что новгородское ополчение отправляют на бойню. Получив приказ Совета господ идти в поход в составе новгородского ополчения, боярин попытался добиться аудиенции у Ионы, но охрана не пустила его даже на Владычный двор, объявив архиепископа больным. Морозову сразу стало понятно, что здесь дело не чисто, поэтому он проигнорировал приказ, заявив, что подчинится только личному указанию Ионы. Конечно, воевода серьезно рисковал своей должностью, а возможно и головой, но известие о разгроме ополчения под Русой полностью подтвердило подозрения боярина. Бегство церковной дружины с поля боя окончательно убедило Морозова в существовании заговора против владыки, но всех раскладов он не знал, а поэтому решил занять выжидательную позицию.

Мой разговор с воеводой сразу не заладился, так как боярин был себе на уме и начал хитрить, играя под дурачка. Меня эти детские игры разозлили, поэтому мы не сумели найти общего языка, и я решил скрыть от гостя, что архиепископ Иона сейчас находится в крепости. Морозов видимо понял, что его хитрости играют против него, а поэтому решил не обострять отношения и вежливо распрощавшись, уехал восвояси.

После отъезда воеводы церковной дружины, я запретил охране пускать ко мне не посторонних, так как на прием рвались все кто не попадя. Поток безутешных матерей воинов пропавших в битве под Русой мог захлестнуть меня с головой, а поэтому я приказал составить списки разыскиваемых, чтобы искать всех скопом. Однако вечером ко мне в шатер с боем прорвалась мать Еремея Ушкуйника — Гликерия Ниловна. Отказаться принять мать близкого друга я не имел морального права, а поэтому отложил дела.

Разговор с боярыней получился тяжелый, так как женщина, потеряв сразу обоих сыновей, находилась на грани помешательства. Прямых доказательств гибели Еремея и Никифора не было, но слухи ходили самые трагические. Я пообещал сделать все, что в моих силах, чтобы выяснить судьбу братьев Ушкуйников, а также поклялся выкупить их из плена, если они остались живы. Мне с трудом удалось вселить в душу отчаявшейся матери надежду и немного ее успокоить, после чего Гликерия Ниловна уехала в Новгород. После этого визита сил у меня совсем не осталось поэтому, наскоро перекусив, я завалился спать.

Третий день начался с объявления боевой тревоги. Меня разбудил Павел Сирота, срочно прискакавший из Новгорода, чтобы доложить о том, что в дневном переходе от города обнаружен передовой отряд неизвестного войска, идущий со стороны Пскова. Разведчики пытаются установить количественный состав армии вторжения, а пока прислали гонца, чтобы предупредить об опасности. Мне было известно, что в заговоре против архиепископа Ионы совместно с Иваном III участвовал и Великий князь Литовский Казимир IV, поэтому я опасался, что к Новгороду подходит литовская дружина и намечается новая бойня.