В лабиринтах темного мира. Книга 2

В Турции Ваамчо купил сомбреро и приехал в нем на Чукотку.

И в таком духе три полноценных акта. Интриган Алитет был посрамлен, Тыгрена вышла замуж за Ваамчо, а сомбреро сожрал белый медведь.

Пьеса с успехом прошла по северным театрам и ее выдвинули на Государственную премию. После каждого спектакля автор должен был принимать участие в пьянках с артистами, выслушивая похвалы в свой адрес. А после получения государственной премии водка полилась рекой. Друзей появилось столько, сколько не было ни у кого из самых знаменитейших людей на земле. Начался один постоянный запой. И вот, я проснулся один. Никого. Ни семьи, ни дома, ни друзей, ни знакомых и в кармане лишь вошь на аркане. И голова болит, прямо-таки разрывается и никто не хочет подать ни копейки. Еще вчера меня знали все, а сейчас не знает никто.

Какой-то мужик вышел из магазина канцелярских принадлежностей, и я бросился к нему:

— Дай червонец, мне бы только стакан пива выпить, так трубы горят...

Если не будет давать, то продам ему свою ручку. Хрен с ним, с писательством, у меня еще есть нереализованная возможность стать самым известным художником.

Глава 22

— Макс, откуда ты все это знаешь? — спрашивал я. — Допустим, эротический роман Сёмушкина о чукчах "Алитет уходит в горы" я читал еще в детстве, а вот остальное про технику, про механических людей и про автоматы, которые все делают за людей, это же буржуазные выдумки. Коммунистическая партия сказала, что кибернетика — это продажная девка империализма и это так оно и есть. Разве можно себе представить, чтобы нормальный человек лежал в постели с механической женщиной или нормальная женщина с механическим мужчиной? Такого не может быть потому, что этого быть не может. А вот вычислительная техника на электричестве? Пробки выбило и прощайте все предыдущие вычисления? Ничто не сможет заменить обыкновенные деревянные счеты, логарифмическую линейку и счетную машинку "Felix".

— Какой же ты дремучий, Андре, — смеялся Макс. — Ваша компартия и ее идеология — это такой же опиум для народа, как и религия. Инквизиция сжигала праведников и ученых на кострах, а ваша партия гноила их в ГУЛАГе или расстреливала на местных расстрельных полигонах. Там, где вы проводите занятия по стрельбе на вашем стрельбище в Муюнкуме, там и был расстрельный полигон. Не обращал внимания на холм слева от главного направления для стрельбы? Это искусственный холм и его постоянно подсыпают песком, чтобы ветер не выдул кости тех, кого там расстреляли.

— Это все клевета, — горячо возразил я, нас здорово подковали политически, и мы могли многим диссидентам утереть нос по поводу истории партии, — двадцатый и двадцать второй съезды партии поставили точку в отклонениях от генеральной линии партии.

— Они что оживили расстрелянных людей? — с усмешкой спросил меня Макс. — Кто понес ответственность за этот произвол? Никто. Сначала расстреляли Ежова, а потом Берию. И то Берию расстреляли только после того как им удалось отправить на тот свет Сталина. Был бы жив Сталин и по сей день бы там же расстреливали сотни людей. И вас бы задействовали для тренировки. Вы, пограничники, всегда относились к ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ. Вам только фуражку сменить и готовы палачи советского народа. Такие же, как и вы, в 1962 году расстреляли демонстрацию рабочих в Новочеркасске.

— Это все ложь, — запротестовал я, — мы в 1961 году запустили в космос первого человека, майора Гагарина...

— Да-да, — согласно закивал головой Макс, — а в 1962 году расстреляли рабочих. Генералы отказывались командовать расстрелом, армейские офицеры стрелялись перед своими солдатами, потому что не хотели быть палачами собственного народа, а вот ваши взяли это дело в свои руки и открыли огонь на поражение по безоружным рабочим Новочеркасского электровозостроительного завода. Двадцать шесть человек сразу были уложены наповал и больше восьмидесяти человек было ранено. Хорошо вас учат стрелять. Вы бы так по немцам стреляли, мы бы войну не за пять лет, а за два года закончили.

— Убирайся отсюда, провокатор, — чуть не закричал я и сразу мои соседи по казарме зашикали на меня:

— Тебе чего такое приснилось?

— Ничего не приснилось, — отвечал я.

— А чего тогда орешь: убирайся отсюда, провокатор?

— Не знаю, — сказал я и повернулся на бок, как бы продолжая спать.

— Что, правда глаза колет? — зашептал мне на ухо Макс. — Подумай сам над всем этим. Я был в будущем, там почти все так же, как и у нас, такой же развал в экономике, все реформы сворачиваются, попы стали главными комиссарами в армии и правительстве, а тех, кто против Сталина выступает, снова стали к ногтю прижимать. Выступать против Сталина, значит — выступать против той власти. Когда была демократическая революция на рубеже веков, то даже сделали день памяти жертв сталинских репрессий. Тридцатого октября все собираются у Соловецкого камня в Москве и читают список жертв произвола. Сколько лет читают, а еще и до половины не дошли.

— Слушай, — мысленно спросил я у Макса, чтобы не кричать на всю казарму, — а как мне можно побывать там, в будущем?

— Помрешь — побываешь, — Макс был безапелляционен и циничен как человек, которому нечего терять и нечего расшаркиваться в политесах перед кем-то бы ни было, — а вообще, этот вопрос нужно продумать, — и он исчез. Думать пошел.

В эту ночь мне снова приснилась красавица Мэй Ли, а я все также был юань шуаем, управляющим восточными провинциями Китая.

— Сегодня я расскажу тебе еще одну притчу про судью Бао-гуна.

Однажды Бао-гун по дороге в суд увидел плачущего мальчика с бамбуковой корзинкой на старой каменной плите.

— Кто тебя обидел, мальчик? — спрашивает Бао-гун. — Отчего ты плачешь?

— С самого утра я торговал пончиками, — говорит мальчик. — Наторговал на двести медяков, деньги положил вот в эту корзину. Тут фокусник пришел, стал фокусы показывать. Сел я на этот камень, стал смотреть. Недолго смотрел. Потом в корзину заглянул, а денег нет.

Выслушал Бао-гун мальчика, подумал немного и говорит:

— Деньги лежали в корзине, корзина стояла на камне и вдруг деньги исчезли. Значит — каменная плита их украла. Стража! Доставить в ямынь мальчика и плиту на допрос.

Весть о том, что Бао-гун каменную плиту допрашивать будет, быстро разнеслась по всему поселку. Удивились люди, но побежали к зданию суда, чтобы послушать.

Сел Бао-гун на судейское место, допрос начал:

— Признавайся, плита каменная, ты у мальчика деньги украла? Только правду говори, не то я велю тебя бить и пытать.

Камень он и есть камень. Лежит себе и молчит. Разозлился Бао-гун и приказал стражникам бить плиту. Услыхал народ, что судья камень бить приказал и стали громко смеяться.

Только Бао-гун не смеется, в дощечки стучит, чтоб народ утихомирить, и говорит:

— Вы что, порядка не знаете? Не умеете себя в ямыне вести? Стража! Запереть двери, никого не выпускать!

Видят люди, Бао-гун не шутит, сейчас прикажет и всех начнут палками бить, как вот этот молчащий камень. Упали все на колени и стали молить судью о пощаде.

Говорит тогда Бао-гун:

— Ладно, сегодня я вас пощажу, но каждый из вас перед выходом из суда монетку даст.

Приказал Бао-гун стражникам притащить большой чан с водой и посредине зала поставить. Люди стали монеты в чан бросить, а судья рядом стоит и внимательно смотрит.

Одна за другой падают монеты в чан, люди друг за дружкой из зала выходят. Но вот подошел какой-то человек, монету в чан бросил. Смотрит Бао-гун — на воде кружочки жира плавают.

Тут судья как закричит:

— Это ты у ребенка деньги украл? Признавайся!

Испугался вор, дрожит весь. Приказал тогда Бао-гун обыскать вора, нашли у него стражники сто девяносто девять монет, с той монетой, которую он в чан бросил, ровно двести. Отдал Бао-гун все двести монет мальчику, а вора приказал побить хорошенько и вон выгнать.

И только тогда люди поняли мудрость судьи и то, зачем ему понадобилось каменную плиту допрашивать.

— Какой смысл в рассказанной тобой притче? — спросил я Мэй Ли. — Мудрый судья — это большая редкость в наше переменчивое время. И все не могут стать Бао-гунами.

— Да, мой повелитель, — сказала красавица Мэй Ли, — но мудрый судья — это сила государства, не менее важная, чем армия. Человек, защищенный судом, сделает все, чтобы его государство жило и процветало, потому что суд и есть олицетворение государства. А при судебном произволе подданные не будут доверять своему императору и будут ждать нового, который принесет им защиту от грабителей с большой дороги и из высоких палат.

Она права. О мудрых императорах и судьях сочиняют легенды и притчи, а имена несправедливых становятся кличками для плохих людей.

Под утро, перед самым подъемом ко мне пришла Мэри (Машка, а если латинскими буквами написать Mary, то по-английски оно будет читаться как Мэри) и стала рассказывать услышанный ею анекдот.

— Представляешь, в одну африканскую деревню приехал белый человек с местным управляющим и объявил, что покупает местных обезьян по десять долларов за штуку. Люди в две минуты сделали загон для обезьян, переловили всех в округе и получили деньги. Все довольны и смеются. Тогда белый человек сказал, что ему нужны все обезьяны и он будет покупать их за двадцать долларов. Люди обшарили все вокруг, переловили последних обезьян и получили свои деньги. Белый человек сказал, что ему нужны еще обезьяны и он будет покупать их за пятьдесят долларов. Белый человек уехал, а в деревне оставил своего управляющего. Управляющий говорит крестьянам:

— Давайте обманем этого белого. Я вам продам всех этих обезьян по тридцать пять долларов, а вы продадите их белому человеку за пятьдесят долларов. Он богатый и ему это будет все равно.

Пошли местные у всех назанимали денег и отдали их управляющему, забрав к себе всех обезьян.

На следующее утро управляющий уехал, а люди остались с обезьянами и без денег. И до сих пор никто не приехал купить у них обезьян по пятьдесят долларов за штуку.

— Кто тебе рассказал такой авангардный анекдот? — спросил я.

— Это Макс, — сказала Машка, — он их из будущего притаскивает. Там, говорит, так интересно, так интересно, — и она чего-то погрустнела.

Глава 23

Учеба в училище шла день за днем. После изучения Кратких очерков истории КПСС мы перешли к изучению марксистско-ленинской философии и на последнем курсе нас ожидал курс научного коммунизма.

Энциклопедии и справочники в один голос говорят, что марксистско-ленинская философия — это современное философское учение, созданное на основе взглядов К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина и получившее законченную форму в Кратком курсе истории ВКП(б). Марксистско-ленинская философия является основой идеологии марксизма-ленинизма, ставшей базовой для социалистических стран, ряд которых развили собственные варианты марксизма-ленинизма в виде маоизма и чучхе. Получается, что все то, что мы изучали в течение четырех лет, все это есть марксистско-ленинская философия. Вся эта наука была обыкновенной кашей, направленной на доказательство одного единственного постулата: "Учение Маркса всесильно, потому что оно верно". На семинарах можно было лепить все, что только в голову придет, лишь бы в голове сквозило, что партия наш рулевой, Ленин и Сталин вожди, лично товарищ генеральный секретарь, наше дело правое — мы победим, нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме — и пятерка обеспечена. Но если совершишь дисциплинарный проступок, то как бы ты ни знал философию, выше тройки не получить, типа как несознательный.

Макс придумал, как можно путешествовать во времени. Умный парень, если бы не погиб, мог бы много чего изобрести или придумать, но, возможно, что его счастьем было быть все время молодым и способным к свершениям, нежели быть пожилым, честным и неспешным человеком, о котором говорят, что подавал большие надежды, но не знал, где нужно лизнуть, а где гавкнуть. А вот гении современности этой наукой овладели в совершенстве, а потом уже начали заниматься чистой наукой, будучи всегда на острие научной мысли, чья бы она ни была, чтобы показать свою незаменимость и крах всей науки с их уходом.

Тот, кто приготовился записывать секрет перемещения во времени, пусть успокоится, это пока только рецепт перемещения информационных субстанций, получающихся в результате естественной смерти человека и не востребованной там. Все мы находимся на учете тех, кто нас создал и всех по учетам отправляют туда. Но и в каждой бюрократии бывают сбои. В советской бюрократии это явление естественное. Сотни тысяч солдат, погибших во Второй мировой войне, не найдены и не похоронены, и руководству это по хрену мороз. А тут несколько отмороженных и задохнувшихся ребят. Так, погрешность.

Второе, как информационная субстанция может воздействовать на что-то? Практически никак. Сгусток информационной материи может толкнуть живую материю, и не больше. Но Макс есть Макс. Он перепробовал все и нашел, что перемещение по магнитному и электрическому полю вызывает перемещение информационной субстанции во времени.

Сначала он занимался изучением торсионных полей. Общеизвестно, что существует четыре вида силы: гравитационная, электромагнитная, ядерная и слабоядерная. А тут нашлись новаторы и впарили правительству, что есть торсионная сила, возникающая из торсионных полей, способных передавать информацию в миллион раз быстрее света. Обещали сбивать все существующие типы ракет в любой точке Вселенной. Если возможна такая передача информации, то возможно и достижение субсветовой скорости, поэтому и дали деньги на исследования. И вот такие Максы раздраконили поклонников торсионных полей, сэкономив деньги налогоплательщиков, которым чиновники счету не знают. А потом нашелся другой физик-теоретик, который объединил все четыре силы в единое электрослабое воздействие. И получил за это Нобелевскую премию. Сначала Макс использовал линии электропередачи и его закидывало туда, куда Макар телят не гонял, а электрослабое воздействие отправляло туда, куда он именно хотел, причем одно воздействие равнялось одному году. И достигалось оно при помощи обыкновенной пальчиковой батарейки. Регулируя потоки постоянного тока можно было перемещаться вперед и назад.

Второй важный вопрос — а как я перейду в состояние Макса. Умирать я не собирался и не хотел, мне еще жить да жить. Единственный выход — перевести меня в состояние глубокого сна, похожего на кому. И это тоже штука такая: уснуть легко, проснуться трудно. Второе — не в казарме же мне засыпать. А где? Моя девушка жила в обще житии кинотехникума и там тоже я не мог зависать примерно на двое суток.

— Будешь родственником моих родителей, — твердо сказал Макс.

— Это как? — не понял я.

— Пойдем ко мне домой, напишешь моей матери записку от меня и моим почерком, я тебе помогу и все будет нормально, — сказал мой проводник.

— А меня не погонят как мошенника, да еще из пограничного училища? — спросил я.

— Все уладим, — сказал Макс, — главное, чтобы ты получил увольнительную на двое суток.