Гении места или Занимательная география

Лина какое-то время смотрит на него, а потом снова отрицательно качает головой.

— Нет, — переводит взгляд на Михаила. — Ты, Миш. Ты в своей Обители. Ты, если что... ты сможешь подпитаться. Я так думаю. Я надеюсь. Черт! Это опасно, ты понимаешь?

— Понимаю.

— Жаль, что среди нас больше нет Лейфов. Вдвоем было бы проще.

— Что уж теперь, раз нет. Я готов.

Фарид беззвучно, одними губами произносит "Спасибо", но Миша лишь отмахивается.

— Что нужно делать, Лина?

— Подойди ближе к кровати. Мне нужен контакт с тобой и с Тагиром. Наверное, нам лучше встать на колени... рядом с кроватью, если ты не против. Мне так удобнее.

— Как скажешь. Тебе виднее, — Миша безропотно подходит к постели и опускается на колени. — Дальше что?

Лина опускается рядом.

— Повернись ко мне лицом. Расслабься.

— Это непросто.

— Я знаю. Но надо, Мишенька, надо, — пальцы ее касаются его лба, легко поглаживают. — Не сопротивляйся, мне и так трудно, я делаю это в первый раз.

— Я пытаюсь...

— Все, Миша. Закрой глаза и постарайся не двигаться.

— Хорошо.

Одна рука Лины на лбу у Михаила, другая — у Тагира, глаза у всех троих закрыты. Сначала ничего не происходит. Довольно долгое время, как кажется остальным, для которых минуты теперь тянутся мучительно медленно, ничего не происходит. Потом дергается Михаил, сначала слабо, потом сильнее, едва не разорвав контакт своей головы и руки Лины.

— Мика, держи его! — Лина командует, не открывая глаз.

Доминика исполняет приказ сестры как нельзя более вовремя. Теперь Михаил определенно пытается разорвать контакт с Линой, но у него это не получается — Мика крепко держит его. Магомед мрачно смотрит, как бьется в руках Рокса Михаил, но не решается вмешаться. Михаил дергается сильнее, с губ его срывается стон.

— Не надо, пожалуйста, не надо! — кричит Софи, бросаясь к брату. — Лина, остановись! Ты убьешь его!

— Мо, держи Софи! Пожалуйста, помогите мне! Немного осталось!

Столько напряжения в ее голосе, что Мо подчиняется безоговорочно, перехватывает Софи. Прижимает к себе крепко, что-то шепчет тихо. Она неуловимо ему напоминает чем-то Альку, и ему безумно жаль эту девочку. Но откуда-то внутри уверенность, что надо дать Лине шанс. Она может. Она должна справиться. Поэтому сейчас он держит в своих руках вырывающуюся и снова плачущую Софи, и пытается хоть как-то утешить девушку, так напоминающую ему его собственную сестру.

Лина, между тем, начинает мелко дрожать, у нее носом идет алая кровь, из-под закрытых век текут слезы. Но, в отличие от слез Софи, эти имеют явный красноватый оттенок. Мо с Микой напряженно переглядывается, удерживая каждый по своей "жертве". Фарид, кажется, вообще не дышит, в его огромных темных глазах нет никакого выражения — он просто мучительно ждет. Ситуация выходит из-под контроля, так кажется тем двум, кто сохраняет хоть какое-то подобие спокойствия сейчас: Доминике и Магомеду. И тут же случается развязка.

Вздрогнув всем телом, с глухим стоном Лина опрокидывается назад, падает на пол. Рядом с ней на бок заваливается мгновенно обмякший и отпущенный Микой Михаил. А на кровати невообразимой акробатической дугой выгибается Тагир, чтобы спустя несколько секунд тяжело рухнуть обратно, захлебнувшись хриплым кашлем.

Дальше все приходит в еще большее движение. Принимает на колени голову сестры Мика, стирая с ее щек кровавые (а казалось всегда, что это всего лишь фигура речи!) слезы. Зеркальным жестом прижимает к груди голову брата София, словно баюкая его. На колени перед кроватью падает Фарид, напряженно вглядывается в лицо своего брата. А Магомед стоит над всем этим, совершенно растерянный. И в голове сейчас только одно: "Не получилось ли так, что вместо одного полуживого кифэйя у них теперь таких три?"

— Мика, что с сестрой? — почему-то Мо проще всего обратиться именно к Мике, именно ее именем нарушить напряженное молчание. Наверное, дело в том, что в крепости ее нервов он нисколько не сомневается.

— Все в порядке, Мо, — Мика гладит сестру по волосам. — Она сильно выложилась. Это обморок, просто обморок.

— Ничего не обморок, — слабо подает голос Лина, не открывая глаз. — Не надо делать из меня кисейную барышню!

— Линка! — Мика стискивает плечи сестры. — Ты умничка! Я знала, что ты у меня сильная! Только вот... — касается руками щеки Лины, — тут кровь... Из носа текла. И слезы с кровью... Не знаю, почему...

— Сосуды полопались, видимо. В глазах и в носу, — обманчиво безмятежно отвечает Лина, открывает глаза. С помощью Мики садится, поворачивает голову и... — Ох! Что с Мишей?

Она протягивает к нему руку.

— Нет! Не трогай его! — отчаянно кричит Софи.

— Софочка, я ничего не сделаю. Я просто... Правда я только посмотрю... — Под настороженным взглядом Софии Лина самыми кончиками пальцев прикасается ко лбу Михаила, потом к его груди в районе солнечного сплетения. Выдыхает облегченно. — Он жив. Он просто... мне много пришлось взять. Но Миша справился, — Лина наклоняется и легко касается губами его лба. — Он молодец.

— Я вот думаю, — неожиданно подает голос Михаил, — еще попритворяться, что без сознания? Или уже хватит?

— Я тебе не верю, — облегченно смеется Лина, отстраняясь. — Ты только что пришел в себя!

— Ну просто сказка о спящей царевне и поцелуе животворящем. В современной интерпретации, — голос Мо напряжен в противовес словам. — Ребят, я рад, что все обошлось. Но что с Тагиром? Не напрасно ли было... все это?

— Сейчас посмотрим. Мика, помоги мне встать.

Сначала Лина просто смотрит на лежащего на кровати Тагира. Он выглядит лучше, это видно. Дыхание ровное, лицо слегка порозовело — заметно даже сквозь темную щетину. Потом она наклоняется и повторяет свой жест — одну руку на лоб, другую на грудь Тагиру. Разгибается, кивает удовлетворенно.

— Он придет в себя, обязательно. Может быть, через несколько часов, но очнется. Ребята... — обводит всех взглядом, в котором наконец-то прорезаются эмоции. Глаза ее сейчас горят каким-то... нечеловеческим, да, именно нечеловеческим ярким голубым светом. — У нас получилось!

— У тебя получилось, — мягко поправляет ее Мо.

Она не успевает отдернуть руку, и в ее ладонь утыкаются губы Фарида, произносящие "Спасибо".

— Фарид, не надо, — Лина смущается, но он еще какое-то время не отпускает ее руку, прижимаясь к ладони губами, потому что не знает, как выразить словами то, что на сердце.

— Я знаю, вы сейчас будете смеяться... — Мика ежится от неловкости.

— Ты хочешь есть?

— Как догадался?

— Я очень прозорлив, — усмехается Мо. — Знаете, что? А пойдемте-ка в магазин — уже должен быть открыт. Мне кажется, нам есть что отметить. Софочка, ты как? Проспонсируешь?

Софи смотрит на него исподлобья.

— Сердишься на меня? Не стоит. — Он подходит, протягивает руку, помогая ей встать. Потом обнимает ее за плечи. Софи, что удивительно, позволяет ему это сделать. — Так надо было. Видишь, все хорошо.

София обиженно сопит, но доверчиво прижимается к мужскому плечу.

— Так, Мика, бери нашего юного гения и пошли за покупками.

— А не многовато ли нас четверо за покупками?

— Вы что, не понимаете? — Мо обводит всех демонстративно изумленным взглядом. — Миша с Линой выложились, они сейчас из квартиры — и то не выйдут. Но... — он назидательно поднимает палец, — им надо побыть наедине.

— Зачем?

— После всего, что Лина сделала с Мишей, она должна на нем жениться! Ну, или, как минимум, объясниться.

— Скажи мне, Мо, — Михаил сидит на полу, привалившись спиной к кровати. — Есть ситуации, в которых ты не прикалываешься?

— Есть. Когда я сплю, ем и... занимаюсь сексом, я предельно серьезен.

— О! В вопросе еды я тебя прекрасно понимаю!

— Хорошо, что хоть в чем-то ты меня понимаешь, Мика. Все, народ, пошли! Магазин ждет!

_________

— Как ты это сделал?

— Что именно?

— Не притворяйся, что не понял, Фарид!

— Я... я пока не могу объяснить, Мо, правда. Слишком много всего. Я знаю, ты мне не доверяешь, но...

— Ты дал повод, если что.

— Понимаю. Дай мне время. Вот ты смог бы сразу после того, как встретили... этих, описать, что произошло?

— Ты прав. Извини. Тем более что ты так выложился.

Фарид рассеянно кивает.

— Знаешь, Софи, все оказалось немного не так, как мы предполагали. Это...

— Трудно?

— Страшно. И больно.

Она находит и сжимает его пальцы. Мика и Мо переглядываются. С каждым часом вопросов и непонятностей все больше и больше.

_________

— Миш, я не знаю, что сказать, — они сидят на полу, плечом к плечу, привалившись спинами к кровати, на которой лежит Тагир. — Прости, если причинила тебе боль.

Он молчит какое-то время, отвернувшись, глядя в сторону. И, так же, не поворачивая к ней лица:

— Нет, это было не больно. Это было... страшно. Знаешь, — он все-таки оборачивается к ней, — я в какой-то момент подумал, что... все. Ты заберешь все. Ты... выпьешь, выжмешь... досуха, до дна, — он сглотнул и снова отвернулся.

— Миша... Ты поверишь мне, если я скажу, что контролировала процесс? И знала, когда остановиться?

— Поверю, — после ощутимой паузы, не оборачиваясь. — Но на какое-то время тебе придется поискать другого... ассистента.

— Думаешь, понадобится?

Он снова поворачивается к ней лицом.

— А ты как думаешь?

Лина какое-то время молча смотрит ему в глаза.

— Да, ты прав. Возможно, нам придется это делать еще раз. Но, — Лина слабо улыбается, — радует одно — в следующий раз я сделаю это лучше. Теперь я точно знаю, как это делать.

До. Алла.

Она говорила с рекой. Разными словами, разным тоном. И обращалась по-разному. "Разбойница, хулиганка", — когда видела поваленные и упавшие в воду деревья. Особенно досталось реке, когда в сильное половодье смыло старенький мост. Ох, как она тогда ругалась на свою девочку! Чтобы хоть на кого-то ругаться. Чтобы хоть с кем-то говорить. Так пусто стало, когда уехали дочери.

А раньше Алла все больше молчком. И так рядом постоянно звучали детские голоса. Звенел, словно ручеек или весенняя капель, голос Ангелины. Доминика росла молчаливой, как и сама Алла, но Лина умудрялась растормошить сестру, и тогда к звонкому смеху Лейфа добавлялся чуть хриплый голос Рокса. Так интересно было наблюдать, как растут девочки, как они меняются. Но при этом остаются похожими друг на друга. Ей не приходилось напоминать о том, что они сестры и должны любить друг друга. Скорее, наоборот, можно было бы обеспокоиться, глядя на то, как девочки привязаны другу к другу. Когда одна спотыкалась и разбивала коленку, у другой начинала болеть нога без всяких видимых причин. У них даже в младенчестве и зубы резались одновременно, и есть им надо было одновременно, и пеленки пачкать — тоже.

Потом они подросли, и стало очевидным то, во что она все никак не могла поверить. Действительно, у них с мужем, у двух Томалов родились... ну, невероятно же! Водзар и Рокс. А Квинтум возлагал надежды, что от пары двух Томалов родится Томал, как минимум, второго уровня, а то и выше. А получилось иначе.

Она рано стала учить Лину. Квинтум такое не поощрял, но Алле было плевать. Это ее дети, и она сделает все, чтобы они были готовы встретить лицом к лицу этот мир. Мир, в котором кифэй всегда один. Тем более что девочки не Альфаиры, увы. Куда забросит их судьба? В какие дикие места?

Дочери уже многое видели и так. Как живется одинокой женщине с двумя детьми в ущелье горной реки. Помнят, как содрогалась дверь под ударами пьяных лесорубов, которые пришли почтить своим вниманием единственную женщину на многие километры вокруг. Как мать стояла у порога, сжимая в руках топор. Тогда дверь выдержала. А в другой раз мужчины застали Аллу снаружи. Девчонки, им тогда лет по тринадцать было, выбежали из дома, дурочки. Мать выручать. Мика, по примеру матери, с топором в еще тонкой, детской руке.

Волна плеснула от берега. Метра на три вперед плеснула, серьезного урона не нанесла, да и не могла нанести, задела лесорубов уже на излете. Но охладила, да и напугала. "Ведьма", — крикнули ей. Но приходить на какое-то время перестали. А она потом две недели не могла с кровати встать. Не зря такие открытые проявления связи с Обителью, со стихией, считаются недопустимыми и опасными. По крайней мере, для ее, первого уровня. Всю силу выложила, всю, без остатка.

Потом еще приходил начальник погранзаставы. Принес с собой бутылку водки, и под нее, родимую, предлагал свое покровительство. Обещал и с лесозаготовителями поговорить, которые были едва ли не единственными, кто регулярно ходил в этих местах. И чтобы автоматчик к ней хоть через день приезжал бы — проверить, не обижает ли кто дражайшую Аллу Владленовну. Но не просто так, вы же понимаете, Аллочка? Взглядом, пока лишь только взглядом ощупывая, облапывая ее всю. А она тогда была еще ничего. Фигура тонкая, как у девочки — то ли конституция гончая, то ли жизнь такая, что не больно-то разжиреешь. Волосы длинные, каштановые, глаза большие, серые. "Птичьи" — говорил Ахмед, а она смеялась: "Где ж ты птиц с серыми глазами видел?".

Отказывать капитану было боязно — так он на девочек зыркал. Но сказала коротко: "Муж у меня есть". Так сказала, что уговаривать капитан не стал. Ушел молча, дверью хлопнул. А она долго и тихо плакала у окна, прижавшись губами к ладони правой руки. От страха. От безысходности. Так хотелось, чтобы он был рядом. Чтобы уткнуться в плечо. Чтобы не одной. Но даже звать нельзя, хоть худо и тошно. Что он сделать может? Ничего. Далеко он. И такой же заложник судьбы, как и она.

Потом, когда дочери стали немного старше, Мика как-то спросила прямо, почему мать тогда не согласилась. Девочки уже многое понимали. Понимали, что под рукой начальника погранзаставы жить было бы проще. Что она могла сказать дочери? "Вырастешь — поймешь".

А девочки росли. С Линой было легко. Она с видимым удовольствием училась у матери. Было видно, что она способная. Специфика Водзара накладывала свой отпечаток — творить димфэйя, например, Лина научилась за два года до инициации. А Мика так и не смогла освоить — лишь потом, в положенное время, у нее получилось.

Собственная дочь-Рокс Аллу временами пугала. Например, когда она смотрела, как Мика прыгает с камня на камень по кажущемуся матери отвесным склону. Сыплются мелкие камушки, у Аллы заходится сердце. А исцарапанные ноги Доминики в стареньких кедах будто примагничены к камням. Порхает, иначе не скажешь, как бабочка, все выше и выше, так, что приходится голову запрокидывать, чтобы увидеть. Горло перехватывает от ужаса, что вот сейчас, не дай Бог, оступится и полетит вниз — худенькая, высокая, нескладная еще. А сама Алла, наверное, тогда на месте умрет — не выдержит сердце. Но Мика продолжает карабкаться вверх легко, играючи, словно не по крутой скале, а по ровной дороге. Когда Алла приехала сюда, в свою Обитель, ее удивляли туры и серны, бодро скачущие по отвесным склонам. Теперь они казались неуклюжими по сравнению с Доминикой. Она действительно напоминала матери бабочку. Казалось, еще немного — и взлетит.