Декретный отпуск для ведьмы

— Остальных можно выкинуть в Золотом граде, Зат Сантиме и Зат Рабане. Тогда точно дойдет, — заключил Гамир и поспешил к другим трупам.

— А больше при них ничего нет? Они же сейчас под другим Асурендрой, значит должна быть другая метка.

— Или вещь, сотворенная родной магией асура.

— Значит, метка ставится на том, что делал Асурендра своими руками?

— Обычно да, но не в этом случае.

— Ясно, — хмыкнула я. — У тебя, я так понимаю, до войны метка была на оружии?

— Конечно. В основном на кардах.

— Хорошо не на поясах, — вздрогнула я, вспоминая рукоделие мужа. Судя по чуть дрогнувшим уголкам губ, он тоже вспомнил, как решил сделать мне приятное. В один летний вечерок я как всегда боролась с приступом рукоделия и уже строила планы на следующий день по разорению магазинов на предмет шнуров для плетеного пояса. Муж знает как я плету макраме. Косички и то удачней. Заканчивается мой энтузиазм обычно ворохом шнуров с подпалинами и черными пятнами и полуистерикой "Почему у меня руки не из того места?". И вот мое чудо усыпив меня пошло плести. Сплел. Утром меня чуть дядя Кондратий не хватил. Истерика была уже с припевом "За что? Я ж тебе не изменяла!" Плетеный поясок из металлических полосок в пару миллиметров иначе как поясом верности было не назвать. Затянутый как раз по моей талии он даже дышать нормально не давал, не то что позавтракать. Да и то — как его затянуть-то? Он же металл застывший. С гравировкой, правда, по всей длине каждой полосочки серебра и бляшке. Бляшкой, кстати, убить можно было. Тяжелая, зараза, и края заточены до бритвенной остроты, что тоже мирного обаяния поясу не прибавляло. Но муж у меня все-таки умничка. И меня за истерику не убил и показал, насколько пояс полезный и красивый. В моих руках металл гнулся и плавился как мне угодно, становясь податливым как ткань. Пряжка не рвала мою одежду и не резала пальцы, но только мои. Ибо стоило какому-то чмырю потянуть к ней лапы — пряжка бешенной собакой впивалась в конечности и грызла их по мелкому кусочку, напитывая выгравированный узор кровью. Командам "Фу!" и "Фас!" я ее уже потом научила. Ну и отговорила мужа купальник мне плести. Металл для столь нежных мест все-таки вреден.

Пока мужчины убирали труп, а я вспоминала поясок, павший смертью храбрых пару лет назад от столкновения с очередным убийцей, животик тонко взвыл "Кав!" и забурчал. Спасибо беременности — не тело теперь, а симфонический оркестр. Даже объевшись в детстве кукурузы такого от него не слышала. И ведь зелья по большей части бессильны — воздух не порчу, но пою при попытке изобразить танец живота, как Влашт в марте месяце. Жалобно так и заигрывающе.

— Не тошнит? — обернулся Хани.

— Нет...

— А что?

— Хочу помидор. Красных. Херсонских. С вытянутыми попками.

— Лен, а может лучше звездочку с неба? — таинственно и искушающе улыбнулся Хананель и чуть позвенел горстью дротиков, которые вполне могли сойти за те самые звезды с неба. Острые, шипастые, чуть светящиеся в лунном свете и безумно красивые в своей смертоносной форме.

— Ой, бери звезды, и дуйте спать. Время, так уж и быть, до утра, — махнула на нас рукой тьма и перенесла...в детскую спальню Хананеля.

— Надеюсь, я тебя не оторвал от чего-то важного? — не поднимая головы, спросил асур. На его рабочем столе царил почти безупречный порядок, даже не смотря на то, что свитков и просто листов бумаги было накидано предостаточно, чтобы даже маленькое перышко феникса грозило его обрушить. Не нашедшие места кристаллы с записями донесений и результатов прослушиваний, и вовсе зависли в воздухе, отбрасывая на белую стену разноцветные отблески.

Кабинет Владыки асур вообще представлял собой занятное зрелище для непосвященного — огромные окна, занимающие половину стен, пропускали столько воздуха, ветра и солнца, словно комната находилась высоко в заповедных горах Варуны, где цветут эдельвейсы и ароматное разнотравье. Невесомые занавеси никогда не знали покоя, развиваясь как платы в руках искусных танцовщиц. Свисающие с карнизов подвески из цветного стекла, камней и перьев звенели в мелодии, понятной лишь ветру. В общем же создавалось впечатление очень хрупкого, неспокойного подвижного места. И только владыки ветров могли полностью осознать и насладиться магией этой комнаты, признав, насколько обманчива хрустальная ломкость белых стен. Здесь охраной и "кирпичиками" был именно воздух, каждый поток, каждый шорок ткани и звон подвески был выверен и разыгран как в спектакле — с правом на импровизацию по настроению хозяина и в то же время жестким сценарием. Ни один асур не осмелился бы близко подлетать к окнам своего Владыки, рискуя поломать крылья. Ни одно заклятье не достигнет цели, застряв в тягучих потоках живой магии. Ни одна капля дождя, песчинка, или пух дерева лун не упадет на пол. Здесь есть лишь воля ветра.

Вошедшая женщина окинула асура любопытным взглядом, а затем задрала юбку, развязывая высокую шнуровку сандалий.

— Конечно нет. Он подождет...

— Кто — он? — заинтересовался мужчина, наконец оторвавшийся от изучения документов.

— Как кто? Молодой красивый любовник, которого мне скоро придется заводить, потому что мой собственный муж отлынивает от своих супружеских обязанностей.

Проследив, как жена снимает обувь и, приподняв подол расшитой ленги, длиной широкой юбки, ступает по ковру, словно по прохладной воде ранним летом, он не смог сдержать улыбку. Как и собственного языка.

— А я уже испугался, думал, ты опять над каким послом издеваешься.

— Ага, значит над любовником издеваться можно!

— Над молодым — да. Всё равно из этого ничего плохого не выйдет — ты всегда предпочитала мужчин сильно старше.

Лилит открыла рот, немного постояла так, затем с долей восхищения произнесла:

— Хам! Наглый рогатый эгоист! Ни мне, понимаешь ли, морального удовлетворения, ни физического. Я тебя последнее время вижу или спящего или наморщившегося, — ткнула она его как раз меж бровей, пальцем разглаживая напряженную складочку.

— Прости, родная. — Поймав ее руку, асур прижался к ней щекой и прикрыл глаза. — Обещаю, как только со всем разберусь, опять сбежим в дом у озера.

— Ох, не обещай, — женщина грустно улыбнулась, с нежностью смотря на мужа. Пальцами она чувствовала биение тонкой вены на его виске, и это было важнее всех слов. — Закончится одно, начнется другое. Может, я могу чем-то помочь?

— Не в этот раз, любимая. Хватит того, что я и так на тебя скинул, пока в этих бумагах разбираюсь. Тем более, дело касается экономики, а ты всегда ее терпеть не могла.

Лилит поморщилась, полностью подтверждая слова мужа. Чуть погладив пальцами щеку асура, она забрала свою руку и отошла к одному из окон, чтобы Данте не видел лица.

Быть Владычицей оказалось непосильно сложной задачей для той, что не могла долго высидеть на одном месте, для той, что выбирала свободу и вечное ощущение легкого безумия. Но выбор нашел ее, а она его. И ради того, кого любит больше жизни, пришлось становиться достаточно сильной для бремени, поделенного отныне на двоих. Царство стало их домом и их клеткой. Лилитана иногда проклинала это "надо" и своего свекра, взвалившего неподъемную ношу на плечи сына, но и изменить ничего не могла. Только помочь, разделить, спасти. Она как никто знала, что они оба рождены для чего-то другого. Вот только и оставить Царство Данте не мог. А значит — она будет рядом.

— Я думала, здесь у нас никаких проблем. Мы же еще лет двести назад выверили всю схему оборота.

— В таком деле никогда не бывает всё раз и навсегда. Помнишь, мы заключили с гномами долгосрочный контракт на закупку серебра?

— Еще бы. Это был просто конкурс — кто кому больше нервов вытрепит!

— Пока ты за дело не взялась, — обнажил он клыки в улыбке. — С тобой в этом деле сложно конкурировать. Мы тогда подписали долгосрочный договор на серебро из-под Орхархского хребта, а наши копи я приказал закрыть до худших времен. Сейчас у нас такой оборот изделий из лунного металла, что гномы от осознания собственной глупости старой давности скоро горы грызть начнут. Чуть ли не ежегодно пытаются заставить меня пересмотреть цены на закупку, в их сторону разумеется, несколько раз я даже давал себя уговорить совсем на чуть-чуть, чтобы отношения не испортить. Всё равно наши украшения и утварь в Королевствах дорого ценится, и все равно дешевле выходит, чем серебро с наших территорий использовать. Теперь вот думаю чем еще занять те регионы, а то местный Асурендра волнуется. У него мастера по металлу отказываются с завозным работать. Раньше там много асур земли жило, а сейчас им просто нечем заняться. Точнее, заняться есть чем, но старые гордецы не желают подчиняться. Гонор показывают.

— На них пахать надо, а не возмущения слушать.

— Лилит, мы — асуры. Чтобы вспахать землю для засева, нам достаточно немного магии. И совсем не для стихийного телепорта, — усмехнулся Данте.

— Но ведь ты не за этим вытащил меня СЮДА, — Лилит тут же перевела тему. Телепорты, как и прежде, совершенно не поддавались ей. — И, к моему сожалению, даже не за тем, чего бы мне хотелось. Так?

Данте рассмеялся. Затем подошел к жене, обнимая ее за талию и обвивая запястье хвостом. В его руках она всегда казалась такой маленькой и хрупкой, словно время и одно ушедшее божество не наделило женщину-феникса огромной силой. В его руках она всегда не казалась — была ранимой и защищенной. Проведя рукой по обнаженному участку спины межу короткой кофточкой и юбкой, мужчина почувствовал, как жена чуть изогнулась, принимая ласку и прижимаясь к нему сильнее.

— Мы отсюда не выйдем, пока ты сама не решишь, договорились? Но сначала нам стоит завершить одно дело. И, я боюсь, что не очень приятное.

Поцеловав ее в лоб, у самой кромки волос, Данте сделал несколько шагов назад и между ними с полок под самым потолком, спустился довольно большой ящик, весь опутанный заклинаниями. Повинуясь движению пальцев Владыки, он открылся, и в воздухе повисла... кость. Слегка обгорелая, со следами скрывающей магии и просто грубой работы ножом или клыками, она внезапно вселила некий ужас в глаза Лилитаны. И Данте знал — дело тут совсем не в брезгливости жены. Значит, как и подозревал, она знает куда больше.

Доверие в их семье всегда было, но вот мелких недосказанностей и интриг никто не отменял.

— Это мне передали сегодня. Но когда обнаружили и кто именно — неизвестно. Могу сказать только, что кто-то эту кость пытался прятать и даже уничтожить. Хотя нет, скорее "пытались". Ребята Бальтазара зацепили какое-то оживление, начали рыть и искать его причины, постепенно вышли на такой клубок! Кто-то у кого-то эту кость выкрадывал, даже, похоже, несколько раз, пытался зачищать, — указал Данте на скол посредине. — Как мы поняли, две отдельно действующие группы очень сильно пытались завладеть ею, да еще и скрыть от официальных властей. Умельцы Бали выдернули ее в самый последний момент и сразу скинули ему. А он уже мне. Магией от нее фонит жутко, но... мне не нравится то, что я чувствую.

Лилит провела рукой над костью и глаза ее заблестели от сдерживаемых слез.

— Х-х... — Протянула она, пугая мужа. — Ха... Хади.

— Рассказывай, — гораздо суровей, чем хотел бы потребовал Данте. — Во что опять влип твой любимчик?

— Данте, не надо так!

— А как надо? Именно ты избаловала мальчишку до неприличия! Ему почти двести лет, а до сих пор от твоей юбки оторваться не может. Вечно ты его покрываешь, всё с рук спускаешь. Он асур и уже давно должен был научиться сам не только в истории влипать, но и выкручиваться. У него нет никакого чувства ответственности.

— Он наш сын, Данте. И я не хочу, чтобы он лишался того же что и мы.

— А я хочу, чтобы он наконец повзрослел. Для него это будет гораздо лучше, уж поверь мне. Мы с Олеандром потратили достаточно сил на его воспитание, но для тебя — он все еще ребенок, нуждающийся в опеке. Отпусти его, Лилит. Мы дали ему все, что могли. И теперь осталось лишь дать ему свободу. — Проведя пальцами по волосам жены, Данте грустно улыбнулся. — Подожди еще немного, как только Наследник будет готов к этому, я передам ему власть и мы спокойно уйдем. И у нас снова будут дети. Но Хади уже вырос. Ты обязана перестать быть центром его мира, если хочешь ему добра. Не плачь, родная. Лучше расскажи, что он еще натворил.

— А может не надо? Я сама со всем справлюсь.

— Ну нет уж!

Лилит вздохнула и рассказала ему примерно ту же историю, что и Бальтазар. И про одурманенную идеей молодежь, и про свои приюты, и про погибших женщин. Ничего, чего Данте еще не знал. Он понимал, почему она так долго скрывала от него это неприглядное положение дел, так же как и понимал Бальтазара, согласившегося на уговоры Владычицы скрыть такое от собственного мужа. Они боялись тех чувств, той удушающей горячей волны, что терзала сейчас Данте от имени ненавистного асура. И как этот гад умудряется портить им жизнь даже после своей смерти?

— И на какие мысли навела тебя магия Хади на этих костях?

Лилит поджала губы, сама не замечая, как касается пальцами давно стертого с ее тела шрама.

— Он очень молодой, вечно бунтующий... Ты знаешь, что Чертенок обстриг волосы? Просто так. Злился. Он...

— Нет, Лилит. Даже не думай об этом. Хаделион не способен на такое зло. Он никогда не пойдет против нас и уж точно не будет марать свои руки в крови женщин и нерожденных детей. Олеандр всё же умудрился крепко вбить в его голову альтруизм и добрые намерения. Жаль, что привитую тобой страсть к шалостям выбить не удалось. Так что даже не смей о таком думать.

Лилит кивнула. Непролитые слезы заставляли большие карие глаза блестеть, кончик носа покраснел, а вот губы слегка припухли. Данте не удержался от того, чтобы поцеловать их, прижимая к себе любимую, но иногда такую странную в решениях женщину.

Две недели я честно держалась. Никого не доставала, занималась мехенди, игрой на ситаре, вышиванием... Послушно помогала Дайти и не ныла Тьме, как я хочу увидеть мужа. А потом из рубашки выдохся его запах, и мое терпение кончилось.

— Оборомоты...можно вас на пошалить? — типа очень застенчиво спросила я черную воронку, в глубине которой крутилось небольшое окошко в мой мир.

Вот только в следующий момент из портала метнулись целых три тени на ходу меняющие человеческие очертания на звериные. С ног меня сбивали уже два мануленка и рыжий волчонок с пожеванным и обслюнявленным розовым бантом на хвостике.

— Куда?! — а вот и отцы.

— Шалопаи, зачем сыну хвост так украсили? И где он был в человеческом облике? — развалившись на полу и почесывая пузика малышам, спросила я. Оборотни и думали отвечать, молча обернулись и прилегли рядом большой рысью и черным волчарой. Последний внимательно следил за рыжим хвостиком и временами щелкал зубами, пытаясь ухватить кончик банта. Волчонок дразнил папу и прятался от него за моими ногами, щелкая зубами в ответ и помахивая рыжей метелкой.

— Тьху, мелкий, не дразнись! К деду через полчаса, а ты как болонка гламурная. Отдай бант!