Да что с ней такое?! Какое, к черту, "привлекательно"?!
— Что ж, как знаешь, — улыбнулась девушка. — Ладно, иди.
Не веря такой удаче, Эрика тут же оказалась у двери и распахнула ее.
— И позови следующую, — прозвучало ей в спину. — Или следующего. У меня нет предрассудков.
Под тихий довольный смех белоснежной незнакомки пылающая от стыда и ярости Андерсен почти выбежала в зал.
14: 09 местного времени
Учики Отоко сидел на скамье, чувствуя, как наливаются предбоевой злобой соседи-бойцы. Его окружали те самые молодые люди, с которыми вчера вместе приехали в ресторан, и которым сегодня предстояло сражаться друг с другом. Они расположились на трибуне у одной из четырех стен, окружавших ринг, белевший в центре зала. Остальные три стороны занимали отделенные от загона для участников места зрителей. Ярко светившие с потолка лампы позволяли рассмотреть гостей во всех подробностях: сытые, лощеные, наряженные в дорогие, с иголочки, костюмы, на чужую драку пришли посмотреть толстосумы. Бизнесмены, политики, деятели СМИ, полицейские высокого ранга — здесь наблюдались настоящие сливки общества. И не только гонконгского. Белые и желтые лица смешались в массе патрициев, пришедших оценить бои гладиаторов.
Он посмотрел на руку, едва не перерубленную неизвестной убийцей прошедшей ночью. Предплечье было накрепко замотанно бинтом, и никто не догадался бы, что всего пару часов назад под повязкой скрывалась рана, калечащая руку надолго, если не навсегда. Сейчас Отоко мог двигать конечностью слегка скованно, но активно. Торс, израненный осколками и падением из окна, скрывала просторная черная футболка, не стеснявшая движений. Лицо большей частью не пострадало, все обошлось парой мелких пластырей, закрывших ссадины. В целом юноша не казался совершенно здоровым, но явно готов был участвовать в состязании.
На ринге суетился лысый китаец в широком восточном халате, исполнявший роль рефери. Глядя на него, Учики почему-то вспомнил доктора Хонга, свою единственную ниточку, ведущую к куратору.
Приятный низенький старик был одним из немногих людей в Гонконге, которым доверял Сэм Ватанабэ. С оговорками — Хонг не знал, кто такой Учики, откуда взялся и зачем приехал в Гонконг. Доктор лишь знал, что нужно подлатать израненного незнакомца, зашить кровоточащую руку, обработать прочие раны и выдать молодому человеку коробочку неизвестного предназначения. Вряд ли старик, даже заглянув внутрь, догадался бы о содержимом крохотных шприцев.
Когда швы были наложены, Отоко, попрощавшись, покинул квартиру добродушного китайца, пообещавшего передать его сигнал Сэму как можно скорее. Встреча, согласно уговору, должна состояться сегодня же вечером. Пока же, приняв двойную дозу содержимого шприцев, Учики готовился участвовать в состязании. Он чувствовал, как подстегнутый наномашинами и медикаментами организм заживляет страшные раны. Рука двигалась почти нормально, поврежденный сустав ноги перестал беспокоить. Неизвестно, надолго ли хватит такого положительного эффекта, однако юноша не заглядывал так далеко вперед. Ему и так страшно повезло.
Покинув Хонга, Отоко понял, что впервые за долгое время проголодался. Он зашел в какое-то дешевое заведение, где, однако, подавали вполне достойную лапшу, и сделал заказ на все полученные от доктора деньги. Сидя в углу полутемного людного зала, молодой человек ничем не отличался от рядового обывателя, заскочившего перекусить. Промокшие и изодранные брюки, в которых он умудрился добраться до контактного лица, запасливый Хонг помог сменить на черные тренировочные штаны как раз по размеру. Он же снабдил Учики футболкой, безликой курткой из числа тех, что продают на любом рынке, и небольшим количеством наличных денег. В сравнении с ледяным холодом, пробиравшим до костей ночью, пока крался к доктору, в таком наряде было райски тепло. Лапша успокоила голодный желудок, отвыкший желать наполнения, деловитый гул ресторанчика навевал дремоту.
Именно тогда его нашел тот тип. Уставившийся невидящими глазами в миску с лапшой и клевавший носом Отоко вздрогнул, когда понял, что кто-то неслышно присел за его столик. Плотный коренастый китаец с зачесанными назад густыми волосами смотрел на юношу поверх круглых черных очков, и взгляд его был злораден. Короткая кожаная куртка могла с равной долей вероятности принадлежать и бандиту, и полицейскому, и простому прохожему. Однако незнакомец быстро отмел все вопросы в отношении собственной персоны. Положив на стол руки с широкими рабочими ладонями, он продемонстрировал полицейское удостоверение в педантичном чехле.
- Джон Ву, полиция Гонконга, — произнес полицейский на хорошем английском. — Ну здравствуйте, мистер Оцука.
Он назвал Отоко по псевдониму. Значит, чужой. Сразу появилась мысль: не продолжение ли это ночного нападения? Хонг ничего не знал, и Учики оставалось лишь теряться в догадках.
Тем временем Ву, не дождавшись ответа, заговорил снова.
— Что же это вы кушаете в такой забегаловке? У вас же безграничный кредит и счет в таком замечательном местечке, как Ван Чау. Сам я там не ел — не пустят — но наслышан.
Нужно было сказать хоть что-то, и Учики произнес:
— Я на диете.
— Ага, оно и видно, — Ву бесцеремонно заглянул в миску собеседника. — Лапша — штука диетическая.
— Смотря когда.
— Не знаю, никогда не отказывал себе в еде, — полицейский откинулся — Хотя вам, конечно, виднее, как спортсмену. Надо поддерживать силы, соблюдать режим. Особенно когда среди ночи приходится скрываться из взорванного номера вашей гостиницы.
Отоко, пытавшийся скрыть охватившее его напряжение, подцепил палочками для еды очередную порцию лапши, но не донес до рта. Взгляда Ву нельзя было разглядеть за очками, но недобрая ухмылка говорила сама за себя.
— Что, простите? — сказал Учики. Юноша понятия не имел, как себя вести, что говорить в этой ситуации. Подготовленная им ложь предназначалась бандитам, преступникам и террористам вроде Фэй Пана, но никак не полицейским. Вполне возможно, что этот Ву никак не был причастен к операции.
— Прощаю, — отозвался полицейский и постучал пальцем по столу. — Я вообще добрый человек, я люблю прощать. Прихожу вот на могилку, и всем все прощаю. Но не раньше.
— Вы о чем?
— Э, я смотрю, правду говорят, что спортсмены все немного ушибленные, — казалось, Ву доставляет удовольствие сбивать молодого человека с толку, заговаривать, не давая собраться. — Я о том, что пока мне вас прощать, вообще-то, рановато. Вы каким-то образом до сих пор живой, в отличие от пары своих товарищей по спорту.
— Я все еще не понимаю, о чем вы, — Отоко решил, что, за неимением лучшего варианта, придется все отрицать.
— Я о трупах, подвешенных на крюк за ребро.
Лапша висела в воздухе непозволительно долго. Учики машинально донес порцию до рта и медленно, неловко принялся жевать пищу, хотя последующие слова полицейского аппетиту и не способствовали:
-За последнюю неделю в Гонконге пропали несколько молодых спортсменов, специализирующихся на борьбе, боевых искусствах и прочем рукомашеском и ногодрыжеском. Не все на конкретно моей земле, но я поспрашивал. Нехорошо, конечно, но в Гонконге каждый день кто-нибудь пропадает, чем спортсмены хуже? Только вот так получилось, что мы нашли нескольких из них. Причем нашли не в канаве и не в заливе, а во вполне сносном состоянии, с простреленным позвоночником висящими в морозильнике. Владелец морозильника был так любезен, что рассказал нам о предыдущих поставках мяса, в котором опознали еще нескольких пропавших. Куда они девались из холодильника впоследствии, владелец не знал, но мы нашли того, кто знал. Это тот самый человек, что видел вас, дорогой мой, перед тем, как пристрелить избитых вами людей.
Учики медленно разжевал лапшу во рту и проглотил. Вкуса, как и всегда, он не почувствовал. Вспомнился холодный и сырой вечер, тихий писк приглушенного выстрела за спиной и мимолетное, тут же улетучившееся сожаление.
— Совсем перестал вас понимать.
— Оно и видно, — улыбка полицейского озлобленно искривилась. — Да не переживайте, под протокол лично про вас эта скотина ничего не сказала. Но я умею убедительно и тихо спрашивать. Я знаю, что кто-то устраивал в моем городе уличные бои, проигравших в которых убивали. И я знаю, что триада "Северная гора" в этом году обустраивает турнир для богатых садистов. Оставалось лишь запросить список недавних гостей и начать проверять их всех. А тут вы, мистер Оцука, подвернулись со взрывом гранаты в вашем гостиничном номере.
Молодой человек медленно опустил палочки в оставшуюся лапшу и молча посмотрел на Ву. Тот глядел испытующе, пытаясь прочитать по лицу собеседника, как тот отреагировал на сказанное. Сохранить безразличное окаменевшее выражение не составляло труда: Учики до сих пор не привык по-настоящему пользоваться новым, дарованным вместо изуродованного, лицом, и мимика "Оцуки" не отличалась богатым спектром эмоций.
— В моем номере действительно что-то взорвалось, — проговорил юноша, старательно глядя на лапшу, наматываемую на столовый прибор. — Но меня там тогда не было. Поэтому я жив. А про остальное, о чем вы говорите, я вообще ничего не знаю.
— Не надо врать, — дернув уголком рта, фыркнул Ву. Он потянулся на неудобном стуле и оглянулся. Никто из посетителей ресторанчика не обращал на собеседников внимания. — Я-то с вами по-честному. Я вообще честный человек. Именно поэтому меня не любит главная шишка в триаде, Фэй Пан. У него изжога от всего честного и порядочного — сразу вспоминает, какая он по жизни мразь. А у меня, в свою очередь, даже не изжога, а раковая опухоль от триад. И вот тут возникает проблемка: вы-то служите Фэй Пану.
— Я... — юноша поднял накрученную на палочки лапшу и одним махом проглотил. Возня с едой помогала скрыть напряжение, добавить себе уверенности и спокойствия. И, кажется, пока все получалось. — Я не служу никакому Фэй Пану. Я приехал сюда на тренировки и для обмена опытом с коллегами из Китая и Гонконга.
— Хороший такой обмен, после которого получаешь пулю в спину, — снова дернул уголком рта полицейский. — Вы приехали сюда для того, чтобы поучаствовать в традиционном подпольном турнире, с полным контактом, тотализатором и прочими рюшечками. И я почти уверен, что смерти других спортсменов, таких же, как вы, как-то связаны все с тем же турниром. Все упирается в триаду, все дорожки ведут к Фэй Пану.
Ву снова положил руки на стол и сцепил их в замок. Подавшись вперед, полицейский заговорил на полтона ниже.
— Я ведь сюда не с группой захвата пришел, вы заметили? Хотя вас, по-хорошему, надо задержать.
— За что? — спросил Учики, вновь орудуя палочками. Лапша кончалась, и это тревожило.
— Хотя бы как свидетеля по делу о взрыве, — черные очки Ву блеснули, отразив свет лампочки. — А в перспективе — как подозреваемого в незаконной деятельности и соучастника нескольких убийств. Мы, китайцы, не любим медлить, наши законы, когда они работают, безжалостны и стремительны в исполнении. Когда-то на материке власти расстреливали наркоторговцев прямо на улицах, в назидание. Вот и сейчас при желании вас могут арестовать безо всяких пиететов.
— Вот как, — Отоко впервые поднял взгляд и посмотрел на полицейского. — Но вы пришли сюда один.
— Именно так, — кивнул Ву. — И знаете, почему?
— Почему же?
— Потому что я успел получить на вас характеристику из Японии сегодня утром, — полицейский уставился юноше прямо в глаза черными стекляшками. — Вы ведь не из гнилых.
— Гнилых?
— Не из подонков. Я читал про вас и вашего учителя. Как он подобрал вас с улицы, растил, кормил. Я знаю, что ваш мастер — человек в своих кругах знаменитый, и не раз отказывался иметь дело с нечистыми на руку дельцами от боевых искусств. Но вот он прислал своего гениального протеже, почти сына, с рекомендательным письмом для триад. Что, заставили? Ни за что не поверю, что в вас и в вашем учителе взыграла жадность или жажда воняющей криминалом славы. Или вас все-таки купили? Очень деньги были нужны?
Ву не ошибся. Эксцентричный мастер боевых искусств и его ученик, задействованный в операции Сэма, и впрямь вели затворническую жизнь, скрываясь от мира и не самых лучших в нем людей. Им и впрямь трудно было жить, требовались деньги. Но вместо того, чтобы продаться, они согласились послать подставного Учики Отоко.
Впервые он ослабил броню отрицания. Учики медленно поднес ко рту последнюю порцию лапши и произнес:
— Возможно.
— Ага, — полицейский покачал головой. — Вот это мне и не нравится в жизни. Всех сносит в одну воронку, потому что по-другому не бывает. Вот и вас купили. Но вы ведь на самом деле не из гнилых, нет. Поэтому я пришел к вам поговорить по-хорошему.
— Зачем? — Отоко положил палочки поперек миски. Юноша понял, что сейчас собеседник собирается перейти к главной цели разговора. Почему-то Ву не вызывал у него неприязни, хотя и был потенциальной проблемой. Наверное, потому что говорил открыто, прямо, не пытаясь опутать вежливой паутиной фальшивой доброты, как делал, например, Фэй Пан. О лидере триады полицейский и заговорил.
— Мы ведь с нынешней шишкой "Северной горы" на одних улицах выросли. В разное время, правда, а то, может, успел бы в детстве придушить засранца. Я знаю и вижу каждый день, что делает бандитская зараза с моим городом, с моим миром. Общество стало похоже на унитаз, трубу в котором забило дерьмом. Не буду распинаться про убийства, вымогательство, наркотики, проституцию и прочее, это слишком набило оскомину. Никого уже не ужасает страх нашей жизни. Меня тоже, только я работаю в полиции и наблюдаю, как все институты общества, в котором есть такая преступность, постепенно становятся все менее нашими, почти не человеческими. Суды работают только тогда, когда нужно осудить мелкую сошку, и буксуют, подавившись толстой задницей бандита или коррупционера. Говорящие громкие слова политики и общественные деятели слепнут, когда надо браться за что-то всерьез. Власть и закон сидят на одном конце качелей, на другом сидит преступность, и вместе они весело раскачиваются на людских спинах. Все это старо, и я сам не люблю таких разговоров. Я просто хочу делать свою работу, но никогда не смогу, пока власть и сила у таких, как Фэй пан. Он ведь один из многих, самый обычный... Но именно его я должен свалить.
