— Снова в головах рылся! — Беззлобно констатировал пограничник. — Вот и летай, родной. — попросил старшина не сильно пытаясь понять радость разумного насекомого, — Шашум где-то рядом шарахается. Ты постарайся Раззг, очень надо. — давненько Грязнов никого не просил на Тейе. — Странно, птиц не слышно, зверей не видно, одни пауки, жуки да прочие родственники тигрозебры, — вслух сделал вывод старшина, приближаясь ко входу. Но Варлам остановил Виктора Ивановича.

— Опасно, далее только ведуны. Чтобы не происходило ночью, до утра к горе никто не должен приблизиться. Чужой — может навредить обряду. После захода солнца сияние будет светиться от горы до безопасной границы для людей и животных. Увидите пришлых — убивайте сразу. Любая мелочь внешнего вмешательства — сорвёт порядок церемонии. Врата не прощают ошибок. — монотонно инструктировал прапорщика ведун, более всего упирая на безопасность и покой церемонии. — И, если сможете — стойте спиной к горе , — посоветовал чародей напоследок. Подождал. Помолчал. Пояснил, — Спрашивай сейчас, начальник, до утра любопытствовать будет не у кого.

— А почему сразу не начать? — торопил пограничник события вечера.

— Без лун нельзя. Сегодня двоелуние. Потому так и спешили, чтоб успеть. Иначе — три месяца ждать следующего парада. Вы их зовёте спутниками — но Тейя и Нахм с Леей — единое существо и дети солнца. — назидательно ответил верховный глава колдунов , впервые назвав имена обеих лун.

— Нда. Почти понял. А смотреть можно? — роль хотя бы зрителя давала вероятность пусть виртуального и удалённого ,но участия в воскрешении. Чем меньше оставалось времени до начала событий, тем более и более убеждался в серьезности намерений ведунов Грязнов. А любопытно — просто невероятно как. Нежина порадовал прапорщика.

— Ты общался с богами. На тебе знак Тейи и благоволение верхних людей. Только ты, начальник. Остальным — нельзя — погибнут. Предупреди. Скажи, что иначе всё сорвётся. Твои бойцы послушаются.

Старшина вооружился немецким сорокакратным биноклем. Предупредил бойцов, славов, Амелию и кочевников, а сам забрался на высокое дерево. Наблюдать.

Ведуны действовали неспешно. Помылись у ручья с водопадом. Произнесли молитвы благословления. Освятили камни, друг друга и собственную задачу. Отрешились от дел мирских. Перед входом внутрь горы деревья не росли, создавая огромную поляну. Вытянутое правильным эллипсом в сторону леса открытое пространство окаймляло выложенную камнем широкую дорогу к огромным камням перед самым входом в пещерный комплекс. Тёмный зев подземелья недобро чернел на фоне светло-зеленого склона в лучах заходящего солнца.

Ночь у горы Хибук для всех присутствующих прошла беспокойно. С наступлением сумерек над горной появилось сияние. Пирамиду возвышенности обволокло, как коконом, зеленоватым светом излучения. За запретной границей светился воздух, растения, камни и насекомые. Всю ночь тело горы мерцало вспышками, подземный гул нарастал. И к полуночи закончился извержением на вершине. В небе между обеими лунами " дышало" и колыхалось голубовато-зеленое сияние. Пару раз землю ощутимо тряхнуло. Таны и славы бросили обоз и в страхе умчались прочь от горы. Вход в пещеру жил светом, что мерцал и переливался всеми цветами радуги в унисон с гулом, грохотом и подземными толчками. Амазонка неслышно появилась за спиной слезшего с дерева старшины со звериным отрядом.

— Виктор Иванович, охранять нет смысла, — спокойно пояснила Ама своё присутствие. — Мам, даже мам боится. Надо отступить.

— Да, пожалуй, ты права Амелия. — гора вибрировала, как проснувшееся от сна древнее чудовище. От подножия пахнуло нестерпимым жаром. Трава и листья на деревьях пожухли и скорчились, сворачиваясь и усыхая, как от непосильного зноя. Само пекло пыталось вырваться через гору наружу, чтоб испепелить вокруг все живое. Но зелено-голубой купол непоколебимо сдерживал выбросы и преломлял энергию недр Тейи. В световом коконе, где сгинули ведуны и останки Зубова, происходило что-то грандиозное. Лошади порвали постромки и умчались за славами и танами в глубь леса. Амелия отпустила беспокойного мамонта с кентавром и только Мара и Тин отказались уйти от хозяйки. Было видно, что обоим хищникам не комфортно. Коты нервничали. Взрыкивали на гору. Терлись о ноги Амы, чуть отталкивая хозяйку от горы далее в чащу. Старшина вспотел , как у мартена, и посмотрев на поведение жутких хищников — принял решение.

— Ладно, отходим. — Под утро гул начал потихоньку уменьшаться и к рассвету почти утих. Зной ощутимо уменьшился, уступив прохладе. Обе луны переместились по небосводу и ушли за горизонт Солнечного освещения. Ближе к восходу светила — предполье горы и окружающий лес окутались вязким, почти осязаемым и холодным, как лёд туманом. Молоко воздушной взвеси было настолько плотным, что невозможно рассмотреть кончики пальцев вытянутой в сторону руки. Звук причудливо звенел в плотном воздухе насыщенном мелкими капельками полукристаллической влаги. Старшина вроде и крутился недалёко от Амы, но нахлынувшее облако вмиг отрезало его от окружающего мира плотной белой стеной.

— Амелия, ты далеко? — старшине стало неуютно в природной тюрьме. Окружённый невидимостью и мягкой, но непрозрачной стеной Грязнов забеспокоился. Вспомнилась пещера хранителей и предательская завеса. Осторожность не помешает. Прапорщик влез на очередное дерево и, на всякий случай — зарядил оружие и поставил на предохранитель. Перевёл дух. Солнце не спешило разгонять плотные клубы тумана, а ветер ещё не набрал живительной силы Солнечного тепла для свободного движения воздуха. Амелия осмелилась разжечь костёр. Ветки нехотя горели, обильно потрескивая и выбрасывая дым.

— Костёр, слышишь, хозяин города? — в ответ пограничник зашумел,спускаясь на землю.

— Вроде тихо? А? Амелия? Может закончилось? — неуверенно предположил старшина.

— Не знаю, но Тин и Мара перестали бояться. Идите на огонь, Виктор Иванович. — Хорошо быть немножко телепатом, только в тумане не видно и экстрасенса.

— Погодь, дочка. Пусть туман разойдётся. Не видно — ни зги. Так, и без глаза можно остаться, — почти стихами выразился Грязнов.

Тин и Мара нашли старшину и вывели его к костру, где грелась от необъяснимой зимней свежести утренней прохлады Ама.

— А чего это вы меня дочкой назвали, Виктор Иванович?— Глаза Амазонки и так большие и темно-карие от природы чуть увеличились сверкнув белками.

— А ты мне как раз в дочки и годишься, — пошутил Грязнов. — У меня внуки скоро будут, наверное, а у тебя свои только на подходе , — кивнул старшина на округлившийся живот Амазонки. — И как ты Костю уговорила , что он тебя сюда отпустил? — вопрос риторический и Амазонка только пожала плечами лукаво улыбнувшись чему-то своему.

Вдоль дороги проложенной мамонтами — тумана почти не было. Коридор из двух стен деревьев с сомкнутыми по верху кронами, сказочно оттенял опасность происшедшего. Тяжелые хлопья плотного воздуха, казалось, держались только за стволы и ветки с листьями и никак не хотели уступать наступающему свету восходящего светила. Ветер подул внезапно, разгоняя пелену вдоль самовальной просеки, пробитой прежде мамонтами. Переступая через поваленные ветки и ямы, предводители отряда, вновь вышли из пущи к священной горе Хибук. Навстречу от темного зёва притихшей пещеры, в рваную и неровную колонну по два, двигалась процессия ведунов. Восемь чародеев несли носилки со свёртком, похожим на очертания человеческого тела. Шесть магов держали носилки с боков, а двое тянули спереди и сзади. Носилки со всех сторон оказались закрыты от взглядов фигурами в обгоревших и вымазанных в сажу балахонах с посохами. Чудотворцы шли тяжело, медленно и основательно опираясь на посохи при каждом шаге. Но между силуэтами все-таки просматривалось чьё-то тело на носилках.

— Неужто получилось, Амель? — впервые за ночь улыбнулся радостно старшина , вглядываясь в очертания кавалькады знахарей в бинокль.— А почему он завернут?! — всполошился старшина. Амелия всматривалась в парную колонну шаманов с тревогой и считала обгоревшие фигуры. Впереди ковыляли Варлам с Серафимом. За ними носилки. За носилками — остальные.

— Одного не хватает, — подытожила подсчеты Амелия.

— Кого?

— Не упомню я их всех. Но зашло сорок шесть и останки на носилках. А сейчас их на одного меньше и носилки. А носилки как несли почти плоские останки накрытые плащ-палаткой, а сейчас там определенно или один из шаманов или ....не знаю что и подумать. — И обнадежила старшину и вселила неуверенность в удачный исход обряда перемещения Амазонка.

Вид у чародеев был такой, как будто их всю ночь пытали огнём в аду. Лица шаманов, вышедших из местной преисподни,несли на себе неземную усталость, почернели, покрылись складками и ожогами. Одежда местами прогорела, местами висела клочьями и волочилась рваными нитками подолов по земле и камням. Глаза магов хоть и смотрели перед собой и под ноги, но казалось, видели что-то потустороннее, а не дорогу, старшину с Амазонкой и двух волкокошек на фоне побитой ночным зноем опушки леса.

— Амелия ты можешь прочувствовать, там, под материей — кто на носилках? — нетерпеливо вспомнил про сверхспособности Костиной жены Грязнов. Ама поморщилась, напрягаясь в попытке узнать невидимую суть свертка.

— Не знаю. Но это Мужчина. Он без сознания. Мозг отключён и отдыхает. Ведуны заблокировались и отвечают волной смертельной усталости. Просят воды. Говорить не смогут. До леса дотянут. А потом к водопаду. Варлам говорит, что всё хорошо. Только им очень нужно поспать. Долго спать и воды. Много воды.

— Значит Зуб там? — вдруг усомнился в том, что было на носилках у ведунов старшина.— А тогда, кто ж там, в горе остался? — опущенные и обгорелые капюшоны знахарей затрудняли поиск правильного ответа.

Позади ожидающих шаманскую процессию, послышался шум. Агф и Арес собрали и вели за собой к горе, сбежавших в начале светопреставления, славов и танов, с лошадьми и обозом. Никто не посмел подойти к молчаливо хрипящей невпопад процессии, пока ведуны сами не добрались до водопада с маленьким озерцом и вытекающим из него веселым и чистым ручьём. Носилки установили на камень. После этого старшине почудилось, что кто-то невидимый отключил батарейку, что питала движение колонны по направлению к роднику. Колдуны ввалились с ног смятыми кулями. Хрипели , становились "на карачки" и ползли по животному к воде. Тишину колыхал лишь жуткий свист вдыхаемого и выдыхаемого шаманами воздуха, да скребет посохов по камням дорожки, перемеженные с шумом водопада.

Добравшись до озерка ведуны падали, окунали головы в воду и пили. Некоторых тут же стошнило. Другие отвалились от воды и блаженно закрыли глаза. Только Варлам, сильно похудевший за ночь, стоял опершись на посох и шатался, как мумия без поддержки жрецов. Смотрел Нежина вовсе не на старшину или лежащих ведунов. Взгляд верховного чародея не отрывался от носилок, аккуратно оставленных на так похожем на исполинский стол, камне, у самого берега озерка, под водопадом. Шум падающей воды оттенял четкой реальностью происходящего, то невероятное, что увидели все остальные, кто находился рядом.

На валуне поднялся и сидел с закрытыми глазами, явившийся из небытия, голый — Олег Зубов. Живой капитан пытался на ощупь завернуться в концы обгоревшей солдатской плащ-палатки, которой были застелены носилки ведунов. Начальника заставы трясло, короткие волосы прически слиплись. Из приоткрытого рта капала желто-темная слюна. Грязная, желто-серая поверхность тела капитана покрылась пупырышками гусиной кожи. На пальцах рук и ног отчетливо выделялись серные, жирные и толстые — черные полоски грязи забившейся под длинные и отросшие ногти. Старшина трижды перекрестился. Амазонка застыла с открытым ртом. Варлам улыбнулся победно и вымучено, сквозь боль и усталость, захрипел и рухнул на старшину, что стоял рядом. Посох верховного ведуна упал, звонко ударил сухой и твердой древесиной о камень настила несколько раз. Звук, извлечённый из камня, очень напомнил затухающий удар языка православного колокола о чугунную рубашку на главной звоннице старшинского собора.

Старшина напоил и передал Варлаамия в руки славов, а сам двинулся в сторону Зубова. Весь путь до дрожащего командира, старшина осенял Зубова крестным знамением и читал единственную молитву, выученную на спор в детстве: "Отче наш, Иже еси на небеси — Да святится имя твое!Да прибудет царствие твое и на небеси и на земле..." — на ходу старшина нащупал левой рукой в нагрудном кармане куртки крестик. Вытянул за нить наружу. Выпростал запутавшуюся в кармане петлю и водрузила через голову , как корону,— на шею. — "Хлеб наш насущный дасть нам днесь! И прости нам долги наши, яко же и мы — прощаем должникам нашим! И не введи нас во искушение! Но избави нас от Лукавого! Во имя отца, сына и святого духа! Аминь!" — в третий раз произнёс молитву прапорщик и осторожно протянул руку к воскресшему из мертвых офицеру.

* * *

Ведунов погрузили на телеги, фуры и повозки обоза только через сутки. Колдуны спали, как убитые, весь день и ночь. Зубова и Варлама старшина повёз домой лично. Заранее приказал готовить баню по рации. Неизвестно, что наговорили жителям города ведуны, но встречать вышли все не занятые на работах славы и таны. Люди безошибочно определили в какой закрытой фуре везут Олега Зубова и Нежину. Как только повозка прошла ворота, то народ по обе стороны дороги старался подойти поближе и хотя бы дотронуться до досок и деревяшек телеги. Некоторые становились на колени. Но старшина повозку не открыл, опасаясь задержек. Воскресшего офицера и верховного ведуна не показал. Фура прошла во внутренний дворик ограждённый казармой, складами, столовой и арсеналом. Ворота закрылись, но никто из толпы с площадки перед воротами никуда не ушёл. До заката выстояли почти все. Варлама удалось отпоить сладким чаем и к ведуну вернулась возможность говорить. Зубов находился в прострации. Глаз не открывал. Верховного чародея опустили в бассейн с тёплой водой, а Олега погрузили в ванну неподалёку. Голова офицера дергалась из стороны в сторону. Тело перестало трясти мелкой дрожью только тогда, когда добавили горячей воды. Старшина зря беспокоился за Зуба. Но уточнить — оно не помешает. Спросить можно было только у одного человека — у колдуна.

— Варлам, ты как? — ведун приоткрыл глаза и поморщился.

— Вроде, живой. Хорошо-то как. Как заново народился. — Еле ворочал языком чародей. Грязнов не унимался и потихоньку гнул своё.

— Виси, отдыхай. А что с Зубовым? — Нежина беспокойно встрепенулся в углу бассейна. Видно было, что активность даётся ему с трудом, но маг пересиливал собственную немощь усилием воли и отвечал.

— А где близнец? — удивил прапорщика вопросом верховный знахарь.

Старшина сообразил, что колдун называет "близнецом" воскресшего офицера. Присел на край бассейна и опустил ноги по колено в тёплую воду.

— Вон он в ванне, по правую руку от тебя. Только глаза почему-то не открывает! Молчит! И трясётся. Головой дергается. Нас не слышит. Только в ванне успокоился. Вроде спит. За ним фельдшер присматривает.