Произвол судьбы

Я стоял, прислонившись к одному из вековых дубов, которые во множестве окружали поляну, и как раз, прикусив язык, помалкивал. Русалки были так прекрасны, что я даже начал понимать глупого лорда из рассказа Солнышки, — как можно не влюбиться в них, увидев хотя бы раз? Я был готов предложить руку и сердце любой из них, чтобы жить долго и счастливо в тишине Черного замка, а то и в тиши Русалочьего озера.

Я восхищенно смотрел на русалок, как мне показалось, целую вечность. Признаться, я не знал, как к ним подойти. Выйти на поляну и сказать что-то вроде: 'Привет, красотки! Я в восторге от вас и ваших танцев!' я почему-то не решался. Поболтать с русалкой, когда она сидит в озере и помахивает рыбьим хвостом, мне ничего не стоило, а здесь я вдруг засмущался, как девица на выданье. Но русалки и сами заметили меня, подбежали, окружили и, весело смеясь, потащили в самый центр поляны. 'Мы тебя ждали, прекрасный принц, всю ночь с самого заката. Думали, ты не придешь. Пойдем, потанцуй с нами. Ты умеешь танцевать? Мы тебя научим', — наперебой щебетали они голосами, звеневшими, как серебряные колокольчики. Я облизал сухие губы и попробовал проглотить комок в горле, мешавший говорить. Мне хотелось сказать, что вообще-то я сам не люблю танцевать с тех самых пор, как в Черном замке появился учитель бальных танцев, которому было поручено научить меня этому, с моей точки зрения, совершенно бесполезному искусству, так что просто хотел посмотреть, как танцуют они, русалки, но так и не смог выдавить из себя ни слова. Только улыбался во весь рот, как последний дурак. Русалки вытянули меня на самую середину поляны, закружили и стали танцевать вокруг меня. Мне вдруг ужасно захотелось поймать одну из них, поднять на руки, покружиться вместе с ней среди цветов...

Я сделал шаг навстречу ближайшей ко мне маленькой очаровательной русалочке с длинными, до пят, волосами и темными глазами, обрамленными бархатными пушистыми ресницами. Она тут же нежно обняла меня и провела рукой по шее. Рука оказалась неожиданно холодная и скользкая, как рыбья чешуя, а по моей шее прямо за шиворот потекла то ли вода, то ли еще какая-то мерзость. Мне стало противно. Я вдруг почувствовал, что от русалок невыносимо воняет рыбой, и тиной, и еще чем-то, отдаленно напоминающим трупный запах. Я уже не представлял себе, как мог только что восхищаться ими. 'И какого лысого демона меня понесло на эту Русалочью поляну? Ну что не сиделось в замке? Болтал бы себе с Роксандом на любую интересующую меня тему. А мне, видите ли, на голых русалок поглядеть захотелось... ' Русалки между тем, заметив, как резко изменилось выражение моего лица, крепко вцепились в мою одежду и медленно, но верно тащили меня к озеру. При этом они весело щебетали что-то о том, что меня ждет вечное наслаждение, но, похоже, только после того, как я нырну в их замечательное озеро. Хорошо еще, что ко мне вернулся дар речи, и я попытался выяснить обстановку:

— Эй, милые леди, объясните, что вы собираетесь со мной сделать? Я же просто хотел посмотреть, как вы танцуете... Нет, лезть в ваше озеро я не намерен. Я даже плавать не умею, не то что нырять. Я же утону, как слепой щенок, вот и все.

— Ты видел наши танцы! Теперь ты должен остаться с нами навсегда! Такова воля богов!

— Никому я ничего не должен! — закричал я со злостью. Меня всегда бесили фразы типа 'Ты должен... ' Но русалкам, похоже, было плевать на то, что я чувствую. Они продолжали довольно ощутимо тянуть меня к озеру, мертвой хваткой вцепившись в куртку.

На дно Русалочьего озера мне хотелось не больше, чем в болотную трясину. Ну почему сегодня все хотят меня утопить? Прежде чем идти на встречу с русалками, надо было поговорить с предсказательницей Сульфирой, которая вечно дремлет за дальним столиком в 'Сломанном мече' и стала уже предметом обстановки. Но предусмотрительностью я никогда не отличался, подобные умные мысли посещали меня довольно редко, притом каждый раз почему-то в ситуации, когда уже невозможно было ими воспользоваться.

Я с трудом вырвался из цепких пальцев русалок, оставив им клочки кожи от куртки, и позорно бросился наутек. Куда бежать, я плохо себе представлял, а потому просто побежал через Священную рощу, подальше от озера. Нельзя сказать, чтобы я испугался, — утащить на дно меня они все равно бы не смогли. В моей жизни бывали случаи, когда я в одиночку справлялся даже с большим количеством вооруженных орков, которые просто мечтали меня убить, а когда лорд Деймор проверяет боеспособность своих солдат, он просто объявляет им: 'Кто хочет получить двойное жалованье, попробуйте хоть раз достать мечом Рикланда! Нападать можете одновременно. За свои шкуры не беспокойтесь, у Малыша сегодня тупой меч', и, между прочим, за последние два года двойное жалованье получили только трое, да и то лишь потому, что я не всегда бываю трезвым. Но когда я сражаюсь, все просто и понятно. На меня нападают с оружием, и я вынужден защищаться. Но никогда в жизни я не стал бы сражаться с безоружными людьми, тем более с женщинами. Поэтому я улепетывал от русалок, как цыпленок от кухарки, без цели и направления. Я петлял между многовековыми дубами Священной рощи, пока не достиг развалин древнего храма, разрушенного когда-то королем Кирдантом.

Русалки отстали и, кажется, потеряли меня из виду. Возвращаться в замок не хотелось. Я был уверен, что проскользнуть мимо стражи незаметно сегодня вряд ли удастся. Раз уж Имверт наплел отцу про меня небылиц, стоит мне появиться, как отец непременно вызовет меня к себе и будет долго и нудно пытаться выяснить истину. При этом Имверт, между прочим, будет спокойно спать в своей постели, а мне придется всю ночь выслушивать нравоучения отца.

Я взобрался на обломок стены, удобно уселся, свесив ноги, и стал смотреть, как внизу русалки пытаются поймать собственную тень. 'Посижу здесь до рассвета, — подумал я. — Все равно идти некуда. А может, еще удастся увидеть, что будет, если русалки пробегают по Священной роще до самого утра и не успеют с рассветом вернуться в озеро. Наверно, их ноги превратятся опять в хвосты и они будут биться на берегу, как рыбы, вытащенные из воды. Я им, конечно, помогу и отнесу к воде, хотя они хотели меня утопить. Но сначала возьму с них клятву, что они больше никого не станут заманивать в свое озеро'.

Наблюдать за русалками было одно удовольствие. Их грациозные фигуры мелькали среди столетних дубов. Двигались русалки так изящно, что зрелище было ничуть не хуже, чем когда они танцевали. Я так им увлекся, что не обратил внимания на старую русалку, которая не бегала, как остальные, а потихоньку ковыляла в мою сторону. Заметил я ее, только когда она пронзительно крикнула: 'Девочки, вот он!' и чуть не повисла на моем сапоге. Я проворно перекинул ноги через стену и спрыгнул на пол разрушенного храма, но тот неожиданно провалился, и я полетел куда-то вниз.

Приземлился я, как обычно, на ноги, сразу отскочил к стене и приготовился драться. В таких темных подземных залах обычно селится разная нечисть вроде ходячих трупов, которых в свое время оживил какой-нибудь древний Черный колдун для участия в какой-нибудь великой битве, а потом забыл за ненадобностью, или выросших до гигантских размеров мерзких насекомых. Но никто на меня не набросился, и я облегченно вздохнул. Признаться, не люблю я драться ни со скелетами, ни с огромными пауками, очень уж это омерзительно. Тем более что оружия у меня с собой не было, да и голова болела до тошноты, так сильно, что хотелось, чтобы ее не было вообще.

Вокруг царила кромешная тьма, только где-то высоко вверху горела одинокая звездочка, заглядывавшая через дыру, в которую меня угораздило сверзиться. Голоса русалок доносились до меня как из другого мира:

— Куда он подевался, вы не видели его?

— Он только что был здесь.

— Ищите хорошенько, он, наверно, спрятался.

— Его нигде нет. Это боги забрали его к себе на небеса.

— Зачем Светлым богам проклятый принц?

— Может, он провалился в преисподнюю, к богам Хаоса. Короли Черного замка всегда поклонялись богам Хаоса.

— Не говори глупостей, боги Хаоса бессильны в Священной роще. Он где-то здесь!

'Может, я и вправду провалился в преисподнюю', — подумал я и тут же отбросил эту мысль: насколько я знаю, у мертвецов голова не болит, значит, я пока жив и на тот свет мне рановато. Русалочьи голоса постепенно затихли вдали, и меня окружила тишина, изредка нарушаемая какими-то шорохами да еле слышными звуками ночного леса, доносившимися сверху. 'Любопытно, — подумал я, — сколько раз я обследовал в детстве развалины храма с Рилом, сколько искал среди руин сокровища с Кристом, но ни разу не обнаружил даже намека на подземелье...'

Решив не дожидаться рассвета и понадеявшись на свое острое зрение, я принялся осматривать помещение. Зал напомнил мне зимний лес, причем березовый, столько из белого пола торчало белых колонн. Правда, потом оказалось, что пол не белый, а мозаичный, как в тронном зале, просто на нем лежал толстый слой пыли, а вот стены и колонны были действительно из белого мрамора. Некоторые из них обрушились и лежали грудами на полу, но и тех, что пока стояли, было так много, что среди них можно было заблудиться. В середине зала зияла огромная яма, куда я не угодил ночью, лишь по счастливой случайности. Вокруг нее валялись обломки белого камня, на которых угадывалась изящная резьба. Видно, раньше эта яма не зияла в полу, как сейчас, а была спрятана за ажурным портиком. Больше в зале не было ничего, в том числе и выхода. Вернее, выход был, только когда-то давно, а сейчас лестница, ведущая наверх, была наглухо завалена каменными обломками. Вот тут я впервые серьезно задумался о том, как буду выбираться. До той трещины, в которую я провалился, было, пожалуй, три, а то и четыре моих роста, а захватить с собой веревку я как-то не удосужился. Еще раз внимательно обследовав стены, я убедился, что в них нет даже щелей, которые можно было бы принять за потайную дверь. Мои попытки расшатать и вытащить здоровенный камень, заваливший выход, тоже ни к чему не привели. Провозившись до рассвета и устав, как последняя тварь, я решил, что расчистить выход, пожалуй, смогу дней за десять, если не умру раньше от голода и жажды. Такое будущее меня совсем не вдохновляло. Я ничего не имел против того, чтобы погибнуть в бою, как герой, но мысль, что я могу умереть замурованным в какой-то дыре, повергла меня в такое отчаяние, что я самым позорным образом начал звать на помощь, хоть и был уверен, что искать меня не будут. Слишком все привыкли к тому, что я могу исчезнуть на неделю-другую, никому не сказав ни слова. Естественно, мне ответило только эхо.

Прошло несколько часов. Я обломал все ногти, выковыривая камни, и успел осознать полную безнадежность своего положения. Это ж какой длины должна быть лестница, если до поверхности земли три человеческих роста?

К полудню я просто умирал от жажды, усталости и изнурительной головной боли. Я мечтал о дожде, чтобы хоть несколько капель воды упало на меня сверху. Но наверху стоял ясный солнечный день, и было слышно, как заливаются птицы, радуясь жизни. Внезапно я вспомнил про яму в полу. Это был квадратный колодец с отвесно уходившими вниз стенками. Дна видно не было, а внизу клубился темно-серый туман, сквозь который проглядывал такой желанный блеск воды. И, что самое приятное, в стенку колодца были вбиты железные скобы, образуя некое подобие уходившей вниз лестницы.

Лестница, похоже, была сделана еще до основания Фаргорда. Железо, из которого были изготовлены ступени, настолько заржавело, что иногда ломалось, и, чем ниже я спускался, тем чаще это происходило. В результате последнюю часть пути я пролетел, судорожно цепляясь за ржавые железяки, которые тут же ломались под моей тяжестью.

Падал я довольно долго и успел подумать о том, что выбираться из колодца будет, пожалуй, еще труднее, чем из разрушенного храма, и обругать про себя пустоголовых древних строителей, которые додумались сделать железную лестницу в сыром колодце, нимало не заботясь о тех людях, которые будут пользоваться ею через пятьсот; лет. А испугаться, как всегда, не успел, хотя, окажись воды в колодце чуть больше, утонул бы, как слепой котенок.

Мне повезло, вода едва доставала мне до груди и я смог спокойно встать на ноги и напиться. Вода на вкус была как из Серебристых родников и, похоже, обладала каким-то целительным действием. По крайней мере, голова болеть почти перестала и я обрел способность не только совершать глупые поступки и ругаться плохими словами, но еще и немного соображать.

Вода, вырывавшаяся из зарешеченной дыры в стенке колодца, текла дальше в какой-то таинственный коридор, освещенный, как это ни странно, тусклым голубоватым светом. Мне подумалось, что раз уж я все равно уже весь мокрый, то надо пойти и посмотреть, что это там светится, а выбраться из колодца я всегда успею. Можно, например, выудить со дна ржавые железные скобы, служившие ступеньками, и, если отломить все, что окончательно проржавело, наверное, останется несколько более-менее твердых стержней, которые можно будет вставлять в щели между камнями, чтобы подняться по ним наверх. Я так однажды забрался на стену одного считавшегося неприступным замка, правда, не по ржавым стержням, а по довольно крепким ножам, сделанным из отличной стали. А еще можно вытянуться во весь рост, упереться руками в одну стенку колодца, ногами в другую, и медленно идти вверх. Только так подниматься гораздо труднее, одно неосторожное движение — и полетишь обратно.

Я последний раз бросил взгляд на отвесно уходившие вверх стенки колодца, заросшие снизу темными скользкими водорослями, и уверенно направился к голубому мерцанию в конце коридора. 'А вдруг этот путь ведет в какой-нибудь волшебный замок на дне Русалочьего озера, где русалки держат своих пленников, — думал я. — Может, я здесь для того, чтобы их освободить'. Мне очень хотелось верить, что я здесь вовсе не по собственной глупости, а с какой-нибудь высокой целью, которая мне пока неизвестна.

Свет излучали голубые кристаллы, похожие одновременно на сапфиры и на волшебный кристалл с посоха Черного колдуна. Размером они были почти с кулак и, вставленные в стену коридора, освещали каждый его поворот.

За очередным таким поворотом меня ждала приятная неожиданность. Это была лодка, правда, лодка затонувшая. Из воды торчал один только нос, привязанный цепью за кольцо на берегу, а корма лежала где-то на дне и неизвестно в каком состоянии. Но все равно, была лодка, был берег, на который можно было выбраться, и был коридор, ведущий куда-то по сухой земле. И, хотя волшебного замка, якобы стоящего на дне Русалочьего озера, быть не могло, слишком далеко я ушел от этого озера, там, дальше, в конце коридора должен был иметься еще один выход, недаром же лодка была привязана здесь, а не у ржавой лестницы разрушенного храма.

Я издал радостный вопль и помчался к берегу, поднимая вокруг себя тучу брызг и забыв всякую осторожность. Даже то, что я споткнулся обо что-то и, мельком взглянув под ноги, увидел на темном дне смутно проступающие сквозь прозрачную воду светлые очертания человеческого или эльфийского скелета, не вызвало у меня не малейшего беспокойства. А зря, стоило бы хоть немного насторожиться, потому что в следующее мгновение меня бесцеремонно дернули за ногу, да так неожиданно, что я, не успев заорать: 'Пусти, гад, это моя но... ', мгновенно оказался под водой.