Форточка (приквелл)

— Можно там и добывать, в двенадцатом веке, — предложил Китин.

— К этому способу никогда не поздно вернуться, но сейчас схема проще: купил — продал.

— Думаю, Коля не будет возражать. Ему наши ужасы порядком надоели. А как Полина? — поинтересовался Китин.

— Полину беру на себя, — согласился Владимир.

* * *

Полина согласилась сразу. Стоило Владимиру сообщить ей, что Николай младший уезжает надолго, как все препятствия: грудной ребенок, неустроенный быт в США, новая няня для сына — исчезли, как по мановению волшебной палочки.

Николай младший тоже не возражал. Единственное, что удивляло отца, это нежное отношение сына к властной, некрасивой толстушке Полине. Ссылки на то, что по американским меркам Полина стройная красавица, со скоромными привычками, никак не убеждало.

— Коля, посмотри вокруг, фотомодель на фотомодели. Без детей. Ты, со своим американским акцентом, можешь выбирать любую.

— Вот и я, папа, о том же. Одеты, как шлюхи, намазаны, как шлюхи, ведут себя, как шлюхи. У нас их уже забрали бы в полицейский участок, — возражал Китин младший.

— Что значит "у нас"? У нас — это в России, — возмутился Китин старший.

— Папа, я оговорился. У них, в ханжеской Америке, — послушно поправился Коля младший.

— Молодец. Совсем другое дело. Но у нас есть и вполне приличные девушки.

— Согласен, я нашел приличную.

* * *

Полина мечтала о том, как они уедут жить в Америку с Николаем. Солнечная Калифорния. Океан.

Никто не предупредил бедняжку, что жить им придется на Аляске.

Глава 4.6. Долгая дорога домой. Продолжение. Озерный край.

Путешествие ранней весной по воде не лучший способ оздоровления организма.

Двенадцатый век. День двенадцатый.

Неприятности для Василия Скворцова начались на южном берегу озера. Первые две тысячи бывших заключенных, не дождались его прибытия и решили самостоятельно устраиваться в новом мире. Эту партию отправили через озеро сразу, в первый день прибытия в двенадцатый век. Капитан Ан не проводил среди них отбор, и уголовников среди них оказалось около половины. Хотя огнестрельного оружия им не выдали, но ножи, штыки, топоры, кирки и лопаты были у каждого. Пара голодных дней ожидания и начался грабеж соседних поселков. Жители попытались оказать сопротивление, которое жестоко подавили. Мужчин вырезали полностью, женщин спаслось очень мало. Детей почти не трогали, но девчонок изнасиловали даже совсем маленьких, десяти-двенадцати лет.

Зная, что Скворцов собирается плыть на юг, бандиты ушли на запад. И теперь Василий мучительно думал, преследовать их, теряя надежду на встречу в условленном месте с Югиным, или двигаться по графику, оставляя в тылу возмущенных туземных жителей.

Местный князь привел свою дружину из своего городка, но, как и Скворцов, опоздал на пару дней. В дружине было около двадцати воинов и, возможно, князь попросту не стал торопиться. От капитана князь потребовал компенсации за убитых — виру, и участие в погоне за бандитами. Ан доложил его требования Скворцову.

— Почему князь нас не боится? — удивился Василий.

— Вождь на северной стороне озера, его дальний родственник. Старший кормщик рассказал ему, как мы уладили конфликт при бегстве "рабов". Деньги за провоз до Волги мы уже заплатили. Если мы сейчас поступим с князем не по "правде", они нарушат договор и дальше нас не повезут, — пояснил свое видение ситуации капитан.

— Серебра у нас нет. Двести гривен это, если не ошибаюсь, восемьдесят килограмм. Югин тоже не осилит. Но ссориться я не хочу, что будем делать? — попросил совета Скворцов.

— Почему ты против силового варианта, командир? — удивился Ан.

— Возможно, нам ходить этой дорогой не раз.

— Это тоже не решающий аргумент. Можно на годик, другой захватить и здесь власть.

— Я не хочу лишних жертв. Зови князя, поторгуемся.

* * *

Ни лопаты, ни топоры князя не устроили. Чем больше Скворцов его уговаривал, тем наглее князь становился. Бедная одежда, отсутствие украшений, спокойная речь Скворцова, не произвели на князя должного впечатления. Отсутствие оружия, а револьвер таковым не казался, добавили князю высокомерия.

— Выход только один, — посетовал капитану на упрямство князя Василий.

— Пойду, отдам команду. Кормщиков под арест?

— Да.

— Тебе помощь прислать?

— Парочку ребят с веревкой.

Князь понял, о чем идет речь, и бросился на Василия, сразу после ухода капитана. Скворцов выстрелил из револьвера, не давая противнику до конца вынуть меч из ножен. Красивая кольчуга не спасла князя от пули.

Дружинников перестреляли издалека, затем повязали кормщиков.

* * *

Капитан предложил оставить пару ладей и небольшой, хорошо вооруженный отряд для захвата окрестностей озера. Василий не согласился, две тысячи бандитов в густом лесу, сведут на нет преимущество огнестрельного оружия.

Двенадцатый век. День четырнадцатый.

Два дня пути от озера выдались спокойными, но люди бежали. Обычно группами по сорок-пятьдесят человек. Шансы выжить у беглецов были хорошие. Дружина князя ликвидирована. Сам князь убит. Безвластие. Захватывай поселок, устанавливай свою власть. За два дня ушло около трехсот человек.

Югин привез продукты. Новости его не удивили.

— Бегут здесь, это хорошо. Много бегут, еще лучше. Главное винтовок не давай унести. Патронов не выдавай, они не потащат, — посоветовал Югин.

— Уже двадцать штук унесли, хорошее железо дорого стоит, — сообщил Скворцов.

— Как настроения?

— Сбежит еще половина. Может чуть меньше.

— Это хорошо. Сам подумай, они отвлекают от вас охотников. Те, наверняка, идут по вашим следам, а нападений за два дня ни одного.

— Боятся, хотя выстрелить из засады и уйти, безопасно.

Зазвучали винтовочные выстрелы. Началась суматоха. Сколько человек напали на лагерь, было непонятно.

— Ну вот, сглазил, — засмеялся Югин.

Через полчаса все успокоилось. Явился капитан Ан. В нападении участвовало около десяти охотников. Одного удалось убить. Потратили более трехсот патронов. Потери составили более десяти раненых и двое убитых.

— Медикаменты у вас есть. Для командного состава привез еще бронежилеты и каски. Пора оснащаться, — порадовал Югин.

— Мы уже начали, — сказал Василий, и показал княжескую кольчугу.

— Что мы все о делах, да о делах. На той стороне тебя жена с дочкой дожидается. Пойдем, проведаешь Настю, с Шурочкой поболтаешь. Выросла девчонка, не узнаешь.

* * *

Всю ночь Скворцов провел в двадцать первом веке. Василий практически не спал, не мог наговориться с любимой Сашенькой. Он уже забыл, когда плакал, но свидание с дочкой оказалось слишком эмоциональным. Шурочка первая разревелась и бросилась отцу на шею.

— Как ты выросла за этот год, совсем взрослая стала!

— Это она за три месяца вытянулась, а до этого болела. Я тебе рассказывала, — поправила его жена.

— Одно дело услышать, другое совсем, своими глазами увидеть.

— Ты не поверишь, за лето на двенадцать сантиметров вымахала, почти меня догнала, — похвасталась Настя.

— Уж больно худая. Голодали? Наши сослуживцы, в газете которые, не помогали совсем? — нахмурился Василий.

— Боялись. Меня с работы не выгнали, уже счастье, — похвалила старых друзей Анастасия.

* * *

А с сексом у Скворцова опять не заладилось. Настя была необыкновенно нежная, страстная, угадывала малейшее его желание. Василий чувствовал, ее любовь к себе. И ему было от этого вдвойне больнее.

Аресты, пытки, ужасы лагеря и близкая смерть не смогли изменить отношения Василия к советской власти. А небольшая дисфункция организма подняла в нем бурю эмоций, ему захотелось отомстить за свое бессилие. И он определил кому, "лицемерным борцам за народ", "оборотням с партийными билетами".

Двенадцатый век. День восемнадцатый.

Нападения на отряд пошли каждый день. Потери были небольшие. А вот расход патронов был огромный. Патроны выдавали только в обмен на гильзы, и стрелять разрешалось только караульным. Но это мало помогало, сто человек, по пять патронов, да по два-три нападения в день. Потери среди нападающих были минимальны.

Бегство любителей вольной жизни прекратилось. То ли все, кто хотел, ушли, то ли их запугали нападения.

Скорость передвижения редко была выше трех километров в час. Приятное исключение составило плавание по озеру Белое. Белозерск оказался обычным поселком, даже без "китайской" стены, которую они наблюдали в поселке на южном берегу Ладожского озера. Трехметровой высоты деревянные клети, засыпанные внутри гравием, представляли собой серьезное препятствие для разбойников. Частокол у Белозерска был, но завалить его хорошим тараном было недолго. Таран не потребовался, жители покинули поселок заранее.

В домах разместили только больных и раненых. Больных было около тысячи человек. Похолодало, ночью заметно подмораживало, а люди были ослаблены в лагере. Но больше всего Скворцова беспокоили кормщики. Они заболели поголовно. Высокая температура и кашель напомнили Василию "испанку". Один сухонький дедок, лет пятидесяти, любитель выпить, остался невосприимчив к заразе. "Вот и верь после этого медикам", — подумал Скворцов, — "Организм, ослабленный алкоголем, никотином, другими излишествами нехорошими, особенно восприимчив...Дед, небось, каждую неделю в сугробе засыпал, не дойдя до дома."

Раненых и больных Василий решил оставить в Белозерске. Но, сначала, решил договориться с местным вождем. Послал на поиски местных жителей "веселого" кормщика. Тот сказал, что неоднократно бывал здесь, и всех знает. Вернулся кормщик быстро, похоже, местные караулили у кромки леса. Вождь идти в поселок побоялся, предложил встретиться на полпути, пустое, открытое место. Василий надел кольчугу, для солидности. Капитан Ан тоже приоделся в трофейные доспехи.

В этот раз переговоры прошли успешно. Василий предупредил вождя об опасности заболевания, и тот согласился, за пару топоров, оставить свой поселок для отдыха и лечения прибывших. Через десять дней поселок надлежало освободить.

* * *

— Послушай, командир, ты десять лет в газете отработал. Объясни, почему я местных с таким трудом понимаю, половина слов чужие. В школе, помню, читали "Хождение за три моря", все было понятно. А здесь на три века разница, а язык совсем другой. Вроде, новгородское княжество, — поинтересовался капитан у Скворцова на обратной дороге.

— Скажи спасибо, что общаемся с "культурными" людьми, князья и кормщики. Обычных жителей нам еще труднее понимать. Я на Ладожском озере, еще на том берегу пытался поговорить, пустое занятие. Какой-то финский диалект, одно слово из десяти понимаю, а они совсем ничего. У нас словарный запас побогаче будет, — похвалился Василий.

— Не скажи. Я со стариком-кормщиком разговаривал. Так у него для обозначения воды больше десяти разных слов есть.

— Капитан, кого посоветуете оставить командиром? Дадим ему десяток человек с винтовками и по двести патронов. Пусть держит здесь власть, княжит.

— Командир, а договор? Зачем договаривались, топоры отдавали?

— Хочу дать возможность ребятам выздороветь спокойно. Конечно, тут по всему озеру больше пары десятков дружинников не наберется, но охотники стреляют метко. Десяток ладей оставим. Прочешут озеро, заберут все лодки и конец войне. Здесь на озере люди живут рыбалкой больше, чем охотой. Оставим картошку на семена и продовольствия на пару месяцев.

Глава 4.7. Долгая дорога домой. Засада.

Случайность это частный случай закономерности.

Двенадцатый век. День девятнадцатый.

Древний Белозерск находился вдалеке от Белозерска образца 2007 года. Югин привез несколько десятков тонн продовольствия, и его перетаскивали в поселок вручную. Вячеслав сидел на ящиках со сгущенкой, поеживаясь от холодного ветра. Василий уговаривал Югина прекратить "естественный отбор" в отряде. Численность сократилась до восьми тысяч, люди выбывают уже не по моральным качествам, а из-за усталости и болезней. Вячеслав не соглашался. Слабых необходимо тоже отсеять, считал он.

Из ближайшей рощи внезапно полетели стрелы. Расстояние было большое, около двухсот метров, и стрелы не долетали даже до оцепления. Караульные открыли огонь, но как-то лениво. Вдруг парочка стрел вонзилась в ящики, а одна ударила Югина в шею, незащищенную бронежилетом. Кровь хлынула под напором фонтаном. Опытный Скворцов сразу понял, что счет идет на минуты. Он схватил Вячеслава на руки и потащил через "лифт" в 2007 год. На той стороне у пульта управления сидел Коробов младший. На поиски врача ушло минут десять. Югин был уже мертв.

Валентин отправил Скворцова назад, а сам остался улаживать дела с милицией.

* * *

Капитан Ан, узнав о смерти Югина, поинтересовался, — нас бросают на произвол судьбы?

— Не знаю. Возможно. Пока выжидаем, но нам не помешает собственный план, — ответил Скворцов.

— Засады участились. К местным воякам прибывает подкрепление. Если плыть, как планировалось, до Череповца, нас перестреляют из засад. Река узкая, течение медленное, вокруг заросли, даже не замечаешь, откуда стрела прилетает, — высказал свои опасения капитан.

— У нас двадцать шесть кадровых офицеров старой армии и больше пятидесяти командиров РККА. Ты с ними, в частном порядке, это обсуждал? — поинтересовался Скворцов.

— Конечно. Но какие у нас офицеры? Один штабс-капитан, остальные поручики и унтер-офицеры. Командиры красной армии в основном выжидают.

— У всех богатый боевой опыт, должны быть идеи, — не согласился Скворцов.

— У всех одна и та же идея в разных вариантах. Создать мобильные группы. Прочесать местность и всех врагов уничтожить. А кто будет отделять врагов от обычных охотников? Пришли в поселок, согнали мужиков в кучу и всех перестреляли? Я никогда карателем не служил и сейчас не собираюсь. Мало того, никому не позволю!

— А что предлагает штабс-капитан? Иннокентий Петрович постарше тебя будет!

— Ему сорок три, всего на пять лет старше. Он осторожничает. Предлагает запугивать местного вождя. Это, командир, твоя работа.

— Пустые запугивания в этом жестоком веке мало что стоят. Попугать мы его попугаем. Но если нападения не прекратятся, а мы опять будем сотрясать воздух, это ударит по нам бумерангом.

Глава 4.8. Мелкие торговые операции.

Русские люди рисковые. Причем без всяких на то причин.

27 сентября 2007 года.

В С-Петербурге братья Коробовы, Валерий и Валентин, а также примкнувший к ним Никита разделились. Никита, обладающий коммерческой жилкой, остался подыскивать моторы для торпед и катеров Тройнина. Валентин с Валерой отправились в Таллинн, отвезти Фросю домой и, заодно, продать десять тысяч червонцев (сто сорок килограмм золота). Навороченный уазик ребята передавать Фрезе не стали, оставили для своих нужд. На нем, ранним утром 29 сентября 1894 года, Валентин вез Фросю домой. В С-Петербурге накупили подарков к Фёклиной свадьбе и этим немного поправили дурное расположение духа Фроси.