Роман о человеке по имени Мстислав

— .. дум..ла.. онец..не ..жу.. теб..— лишь отрывки фраз доносились до меня

— Успой..ся.. вс.. буд..хорошо..— стал кричать я в ответ и в этот самый миг, большая волна сбила меня с ног и перекинула через борт, поволокла в свои глубины. Мне кажется, я слышал крики Кристины перед этим, а потом мир вокруг и так до тошноты мрачный разом накрыл с головой. Волны накрывали огромными валами и как не стремился захватить глоток воздуха, но все равно изрядно захватывал воды. Потом кашлял, а вода все накрывала и накрывала. Била в глаза, от чего те ничего не видели, в них появилась резь. Отсвет аварийного фонаря шлюпки горел прерываясь на все более долгие моменты и вскоре вовсе исчез. Силы покидали на глазах, неудобный жилет препятствовал любым попыткам грести и сейчас я верно был похож на неуклюже барахтающуюся в кружке с чаем муху, тщетно стремившуюся к спасению. Вода накатывала стенами, хоронила под собой своей тяжестью и монументальностью. В такие моменты , казалось, что теперь я навсегда останусь в этом темном, без единого проблеска света, мире. Тогда организм словно забывал о попытках спасти себя и своего непутевого хозяина и замирал, ожидая чего-то БОЛЬШЕГО. Но когда это нечто плавно обхватывало своими промозглыми объятиями, а на грани ощущений стал слышаться непонятный и столь влекущий шепот знакомого голоса, жилет выбрасывал меня на поверхность и становилось не до попыток расслышать знакомые нотки в голосе. Так повторялось раз за разом, снова и снова. Каждый раз я пытался не поддаться наваждению и не уйти в непонятные объятья, влекомый желанием жить. Пропали мысли, пропали сознательные движения, осталось лишь яростное звериное желание жить, тупая и озлобленная жажда, выработанная за миллионы лет эволюции. Не знаю сколь долго это продолжалось — казалось, что вечность. Я уже стал забывать, что когда-то жил, а не всегда так раскачивался на волнах бушующей стихии, словно рыбацкий поплавок, когда море начало становиться спокойнее, ветер также уже не ревел раненной выпью. В сердце появился робкий лучик надежды.

Неизвестно какое число непонятно какого месяца, предположительно, 659 года от Великого Воссоединения. Местонахождение неизвестно

Снилось, что я мячик, брошенный в море капризным ребенком. Теперь я раскачивался на волнах на волю всесильной стихии. Пробуждался от того, что нестерпимо жарило солнце, прямо таки иссушая плоть. Сил пошевелиться не было абсолютно никаких. Несколько раз все же удалось разлепить склеенные веки и тогда я видел лишь бескрайние, мутные после шторма, морские просторы, плыл влекомый волнами неведомо куда. Но долго глядеть вокруг не получалось и затем я вновь проваливался в бездну бредовых снов и кошмаров. Вскоре счет времени я потерял и как и потерял любые догадки на счет того где я сейчас нахожусь и почему ещё жив. Да и надо ли мне это знать? Ничего не хочется, а в голове ворохом игл ворочается лишь вопрос неужели так нелепо закончится мой путь. И от этого немого вопроса хотелось кричать, рвать на себе волосы, но горло ничего кроме жалкого сипа выдавать решительно отказывалось и от этого становилось ещё больнее и обиднее. Но не подумайте чего, себя я не жалел. Я знал на какой путь вышел и сознательно его выбрал, изрядно замаравшись ещё в детском возрасте... Просто горечь осознания бессильности и неизбежности что-либо изменить или на что-либо повлиять давила тяжким гнетом. Она была намного хуже палящего солнца и жажды стремящихся превратить меня в мумию.

Опять сон, и даже понимаю, что это сон и пытаюсь угадать предстоящее развитие событий, уже как-то интересно стало. Хоть какое-то разнообразие. Сниться, что дышать трудно, каждый вдох отдается каким-то сипением. Я лежу где-то на берегу моря, судя по звуку волн. Наверное, это мой очередной бред или я уже умер, а это такой вариант чистилища. Лежать неудобно, что-то впивается в спину. Потрескались и иссохлись губы, и упавшая на них с темных черных без единого проблеска света небес, капля вызывает ужасную боль. Из пересохшего горла жалким хрипом вырывается стон, а капли вновь падают и падают. Боль лавиной усиливается и тут же стихает, уступая место жуткой жажде доселе дремавшей. Нестерпимо хочется пить. Открыв рот, пытаюсь схватить как можно больше летящих капель. Шея двигаться отказывается и словно рыба лишь немо открываю рот. Мелкий дождик со временем перерастает в ливень, росчерк молнии пробивается даже через сомкнутые веки. Спустя некоторое время захлебываясь, удается утолить жажду и лишь тогда я понимаю, что это не сон, а явь. Улыбка сама растягивает потрескавшиеся губы. Как все же мало надо человеку чтобы радоваться. Сознание само погружается в омут сна, но теперь уже можно...

* * *

Ничего не снилось, просто щурясь открыл глаза, яркий свет резанул по ним, ослепив на миг, а потом из белесой пелены вынырнули отдельные детали: лениво набегающие на берег пенистые волны, прохладные волны, кричащие чайки парящие над ними, светлый мелкий песок, безоблачное синее небо. Где это я? Опять сон или бред? Нет, навряд ли... вон одежда ещё мокрая, а я отчетливо помню дождь, да и губы все также потрескавшиеся и припухли. А где это собственно я? Какой-то пляж, песчаный. И явно не чистилище, на райские кущи или ад тоже не смахивает. Значит я жив. На мне спасательный ярко-оранжевый жилет. Нужно оглядеться. Попробовал подняться, но заныло изможденное тело, а маленький рюкзак, ставший враз неподъемным, гирей удержал у земли. Щелкнул защелками-карабинами сначала рюкзака, а потом и жилета. Скинул и то и другое с себя, привстал на локте, огляделся, а сзади меня: хвойный лес, запах смолы так и парит в воздухе вокруг, лес окружает полоска пляжа, валяются тут и там выкинутые морем ветки и даже целые деревья. Судя по Солнцу, висящему надо мной, сейчас что-то около полудня. Жарит нестерпимо. А что на мне за спасательный жилет-то вообще? И как я очутился не пойми где? Наверное, упал с корабля судя по жилету, так, а кто я? Нет, себя я помню. Мстисом зовусь. Так-так, я плыл из Лодзия, потом был Миор, Валдайские острова... Со мной рядом красивая девушка..Кристина, точно..яхта 'Дельфин', вон и название на жилете написано, кажется, припоминаю... Ночь, стук в дверь, эвакуация, шторм, я срываюсь со шлюпки под крик Кристины... Голова совсем плохая, видать здорово ей досталось тогда. Ну, с этим позже, главное по ощущениям я цел. Так, рюкзак, иди сюда. Поднялся с локтя, сел, подтянул его к себе, раскрыл. Что внутри? Растерял он своего содержимого немало, но что-то осталось. Ревизия имущества показала, что в наличии: мой револьвер, две полностью снаряженных обоймы-скорозарядника к нему (с учетом той, что в барабане), набедренная кобура, кошель с наличными и документами, банка тушенного мяса, пакет жаренного арахиса, кусок бастурмы, фляжка горского коньяка, серая полевая рубашка, шарф-шемах, многофункциональный нож, кусок бечевки и пара тряпок ветоши и на этом все. Но все осталось лишь потому что было в отделении из двойной акульей кожи и заперто еще на карабин. Пропало почти все что было в инных отеделениях: все белье, карманный револьвер, хороший охотничий и пара метательных ножей в ножнах, фляга с водой, две пачки револьверных патронов, а к моему двухзарядному малютке, осталось пять штук сиротливо разбросанным по всему рюкзаку среди вещей. Кстати, как он там поживает? Но крохотный пистолет отнюдь не пострадал в потаенном кармане брюк. Так же добрым знаком было то, что на мне остались ботинки из рыжей кожи. Очень жалко очки, сейчас бы они пригодились, но они почили на дне морском. Эх, придется щуриться.

Встал на четвереньки, а потом чуть не завалившись на бок, встал на ноги. Поволок прямо по песку в тень молодой ели рюкзак и зачем-то жилет. Свалился прямо на мелкие сухие иголки. Сильно закружилась голова, трясутся руки, а живот сводит голодной судорогой. Сколько я уже не ел? День-два или три, может больше? Сколько я плыл? Хочется пить, но фляга с водой утеряна. Отрезал кусочек бастурмы, закинул в рот. Ммм...кажется, в жизни ничего вкуснее не ел. Запил коньяком, по пищеводу потекла теплая волна. От этого захотелось пить ещё сильнее. Надо бы жидкого сейчас, супчику там какого, но это из разряда сказок. Потом съел ещё полоску мяса. Появился зверский аппетит и желудок проявил себя сильнее. Но есть нельзя много сейчас. Как бы заворот не приключился, а за ним и карачун не пришел. Выпил ещё коньяку, от этого сильно развезло. Дрянь оно конечно, но так хоть какой-никакой, а седатив. Руки хоть перестали трястись, почти перестали.

Решил коли я валялся сутки под открытым небом на пляже, то здесь весьма безопасно. Уверил я себя, хотя и сил искать безопасное место или шалаш делать не было. Их хватило лишь на то чтобы скинуть одежду и ботинки, положить их и все содержимое на просушку под палящее солнце на песок. Револьвер же тщательно протер ветошью и положил под руку. Сделал глоток из фляжки да завалился спать, как был, в трусах и майке.

* * *

*

Пробудился ночью, вокруг стало свежо, прямо таки прохладно, силы понемногу стали возвращаться, голова почти не кружилась. Оделся в просохшую одежду, обул ботинки. Кобуру на правое бедро, револьвер внутрь и запасные обоймы. Срочно стоял вопрос нахождения источника воды, а то так и загнуться недолго. Жуя маленькие полоски острого мяса, боролся с желанием съесть все сразу и шел по освещенному лесу. На небе не было ни облачка, звезды с далекой луной освещали все очень хорошо, но как будто все было как на черно-белых карточках, во всех оттенках серого. Тени деревьев были полупрозрачные и двигаться было относительно легко. Шел все больше вдоль берега, в одном месте показалось, что воздух стал более прохладным, а почва более влажная и пошел дальше, вскоре выйдя на ручеек, впадавший в море.

Ручеек размыл полоску песчаного пляжа, и, казалось, что разрезает берег пополам. Дно ручья устилала мелкая галька и камни побольше. Упав на колени стал жадно пить. Потом пришло в голову, что в воде может быть и инфекция, с силой пересилил себя. Скинул вещи, пошел искать валежник, которого было обилие в лесу. Через минут пять натаскал небольшую кучу и нарвал несколько пучков жесткой сухой травы, тут и там росшей клочками на песчаном берегу. Сложил домиком ветки, снизу забил сухой травы. Вытащенным из ножа маленьким кресалом, ударил пару раз по найденному на дне ручья кремню, высекая искры. Сначала полетело лишь несколько, ударил сильнее и полетел маленький сноп, немедленно затлела трава, а я начал раздувать её и вскоре я сидел у вполне приличного костерка. Следующей задачей номер раз было найти посуду для воды, но справился и с этим. Ножом вскрыл по кругу банку тушенки, её содержимое аккуратно извлек на широкий крупный найденный у ручья камень, в банку залил воды и поставил на раскаленные угли. Когда вода закипела, закинул пару кусочков мяса. Через минут пятнадцать, глотая слюну, нетерпеливо двумя ветками снимал жестянку с раскаленных углей. Обмотал ветошью банку и стал жадно пить, обжигая неба и язык кое-как выпил получившийся бульон, попутно благодаря провидение, но сил терпеть голод уже не было. Съел пригоршню арахиса, пока ждал второй порции и только после этого почувствовал, что голод пошел на убыль. Затушил костер, залез на ближайшее дерево и привязал себя к ветке располосованным спасательным жилетом — опасался свалиться во сне. Залез же на дерево, опасаясь возможных хищников, вышедших к водопою.

Утро встретило ещё большей свежестью и даже прохладой, заставив надеть рубашку. Заодно, вокруг шеи повязал шемах, а когда начнет припекать можно будет голову обвязать на манер степных кочевников. Под деревом, приютившим меня на ночлег, и возле очага обнаружил множество следов, принадлежавших явно крупному зверю. К сожалению, в лесах я ориентировался скорее плохо, чем хорошо и сказать, что за животное посещало это место не мог. Следы заставили меня поежится от мысли, что эта тварь могла прийти ночью, когда валялся без сознания на берегу. Зябко передернул плечами, скидывая наваждение.

Справедливо рассудив, что исток питающий ручей, может быть одним из притоков какой-никакой речки, а возле рек, как правило, живут люди, задумал пройтись вдоль ручья.

Лес, по мере продвижения вглубь, оказался дремучим и местами непроходимым, кое-где и вовсе приходилось идти по воде, промачивая ноги. От созерцания вековых исполинов, возвышающихся над землей на десятки метров и непроходимых чащ, становилось жутковато, а не видя следов воздействия человека на природу, я совсем приуныл. Банальный валежник, что постоянно собирают в местах обитания людей тут нагромождался целыми кучами.

Шел часов пять вдоль ручья, пока не вышел на родник, находящийся на холмике, к слову сказать, что местность шла все время вверх, а лес стал смешанным. Бивший из под земли ключ образовывал крохотное озерце с ледяной водой, а от озерца буквой Y шли два ручья, по одному из который я и пришел сюда. Когда шел через лес, видел очень много животных: косули робко бегали меж деревьев, скакали огненно-рыжие белки по деревьям, на миг показалась дымчатая лиса, енотовидные собаки бегали туда-сюда, а, похожие на них полосатые мордочки енотов, глядели совершенно без страха — значит, человек в этих местах либо очень редкий зверь или вообще не появлялся. У этого озерца решил задержаться, запасы провизии так и таяли на глазах, а наберегу было много следов, в том числе и копытных. В самой же воде плавала довольно крупная пятнистая рыбежка, походившая на форель. Охотится с револьвером было сродни старческому маразму, хотя можно и помаразматить чутка, коль тут зверье такое непуганое. Но все же предпочел рыбную ловлю. Моток бечевки у меня оставался покуда целым. От него я отрезал пару метров, на крючок пустил одну из пряжек спасательного жилета отогнув зубец, в качестве приманки послужила невинно убиенная стрекоза, вся вина которой была в том, что присела на мой рюкзак. Очень скоро, буквально часа через два — ну вы поняли, что рыбаком я был хоть куда — когда начало темнеть я уже наловил тройку крупных пятнистых рыбин. Видать кристальная чистота воды и слишком толстая бечевка часто отпугивала рыбин, только стоило ее просто положить на дно, а не держать в воде, как рыба пошла. Жаль, что убилось на это понимание пара часов, но все же три крупных, килограмма по два рыбины были пойманы, почищены и обтерты специями с бастурмы, бережно уложены в несколько слоев листьями лопуха и обмазаны глинной. Требуха дабы не привлекать хищников пошла на корм другим рыбежкам. Отошел от реки метров на двадцать, найдя довольно толстую сосну с ветками довольно высокими от земли. Под ней развел костер, отогрелся, приготовил все три рыбины прозапас, засыпав глиняные чушки углями. Поел и вновь залез на дерево спать. С утра вновь под деревом обнаружил следы, причем, судя по размеру довольно крупного зверя, почти с мою ступню, только у меня нет на пальцах таких чудесных в несколько сантиметров коготков.

Держа руку у раскрытой кобуры, вышел вновь к роднику, наполнил самодельный бурдюк из прорезиненной ткани спасательного жилета, подкрепился рыбой, полюбовался на кристально чистую воду, да и пошел по другому ручью искать счастья. Второй ручей был также усеян мелкой галькой и шел через лес. Спустя пару часов лес начал расступаться, открывая средних размеров поляну, почти посередине пересекаемую ручьем, а над лесом громадой возвышалась небольшая гора. Устланная зеленью лесов с оголенной скальной вершиной. Такой красоты я ещё нигде не видывал. Точнее я видел очень красивые пейзажи, но конкретно такого сочетания — нет. Понятно, что гора-от не столь и высока, но вот впечатление исполина нависшего над округой она производила отменно.