Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Всё будет хорошо... На последних репетициях никто уже не ошибался... — я зачем-то счел необходимым его подбодрить.
— Заметно, что нервничаю?! — вздрогнув от моих слов, засмеялся Борис.
— Нет... — я пожал плечами, — но должны были бы... по идее...
— А я и нервничаю!
Теперь уже смеялись все.
Пастухов приобнял меня за плечи, и мы общей группой двинулись ко входу во Дворец.
* * *
Самого Заседания я не видел. В нашу гримерку — а сегодня меня разместили вместе с Лещенко и Кобзоном — доносились только какие-то глухие звуки музыки и невнятные голоса выступающих. Поздоровались "мэтры" нормально, не сквозь зубы, но до общения с "наглецом" не снизошли.
Я кемарил в кресле, а певцы негромко общались между собой, перемывая кому-то кости. Так продолжалось примерно минут сорок, пока по внутренней трансляции женский голос не объявил:
— Кобзон, Лещенко, Селезнев — готовность десять минут...
Первые двое из перечисленных встали, и неспеша стали переодеваться в концертные костюмы, висевшие на вешалках. Я тоже подорвался: скинул джинсу с кроссовками, и быстро натянул белую рубашку, синий галстук и школьную форму. Втиснул ноги в новые черные туфли, причесался перед зеркалом, и с чувством выполненного долга направился обратно к креслу.
— Не советую садиться... — "в никуда" произнес Лещенко, — помнёшься...
— Спасибо... — я прислонился к стене и принялся ждать.
Динамик в гримёрке снова ожил:
— Кобзон, Лещенко, Селезнев — пройдите к выпускающему режиссеру...
"Выпускающим" оказалась бодрая энергичная женщина средних лет, которая тут же передала нас в руки гримеров. Те быстрыми профессиональными движениями укутали нас троих в темные пелерины, и принялись кисточками наносить на лицо пудру.
— Чтобы в телевизоре не бликовало. — не дожидаясь вопроса, пояснила "мой" гример.
— Кобзон, Лещенко, Селезнев — на выход!.. — это уже сама "выпускающая", без всякого динамика, голосом.
Под ложечкой засосало. Из ниоткуда возникла устойчивая мысль, что в туалет можно было бы сходить и еще раз.
Мы стояли за кулисами у самого края сцены. Перед нами были только сама "выпускающая" и двое молодых мужчин в серых костюмах.
Хорошо были видны в профиль лица сидящих в Президиуме. Я отыскал взглядом Брежнева, и поразился неприкрыто скучающему выражению лица престарелого Генсека. А ведь на сцене и в проходах зала, под красными флагами стояли сотни пионеров с отрепетировано-воодушевлёнными лицами.
— Не забудь встать на полметра сзади. — чуть повернул ко мне голову Кобзон.
Когда стоишь к нему вплотную, хорошо видно, что он носит парик.
"Наверное, в будущем будут делать лучше... а пока может "прокатить" только издали...".
— Какие мои годы... до склероза далеко...
Один из кэгэбэшников чуть скосил глаза, и его губы едва заметно дрогнули.
— Одна минута! — прошептала "выпускающая".
Под марш со словами "Мы верная смена твоя, Комсомол!" пионеры дружно замаршировали на выход из зала. Стоящие на сцене уходили в нашу сторону — покрасневшие от волнения, у многих испарина на лице...
— Тихо и быстро... Тихо и быстро... — ответственные лица вполголоса подгоняли молодую поросль, освобождая проход на сцену и пресекая малейший шум.
— Ваш выход... — гэбэшники посторонились, и теперь от партийных небожителей нас ограждала только вытянутая рука помощницы режиссера.
Раздались первые знакомые аккорды...
— Вперед! — рука опустилась.
На негнущихся ногах я двигался за Лещенко, сзади сопел Кобзон.
"Встать на полметра позади них... Не забыть... Бlя, СКОЛЬКО ЖЕ НАРОДА!!!"
Во время репетиций партер тоже был наполнен курсантами, пионерами, ветеранами и работниками КДС — но сейчас мало того, что в зале было битком делегатов, так еще и два(!) яруса балкона буквально физически нависали над головой многотысячной людской массой.
"Спокойно, придурок!!! Только что с этим справились пионеры и ветераны! А ты взрослый пятидесятилетний мужик с молодым телом и "незаюзаной" нервной системой...".
Помогло. Волнение неожиданно ушло. Восстановилось боковое зрение. Перестало стучать в висках.
Справа Кобзон стал негромко напевать первый куплет:
— Вполголоса жить не стоит!
Мы начали свой разбег!..
"Фирменный" драматический баритон заполнил весь огромный зал Дворца Съездов.
"Петь обязательно! По телевизору все будет видно! — всплыли в памяти слова режиссера, — Главное негромко, чтобы тебя не было слышно в Президиуме!
Всё, пора..."
"Давя" голос, я в общем трио негромко загундосил под "фанеру":
— Если дело отцов станет делом твоим, —
Только так победим! Только так победим!..
Следующий куплет был мой — ("С богом!") — стоя на месте, я подался вперед, "мужественно" вскинул голову, и начал шипеть в направлении микрофона:
— Чтоб небо осталось звёздным,
Нам бой предстоит земной!
Во всех испытаниях грозных,
Страна моя, будь со мной!
Так большая Советская Страна впервые услышала звонкий молодой голос того, кому СУЖДЕНО стать её... спасителем.
Аве, СПАСИТЕЛЬ!
...или не суждено...
"...Ибо решил он предать себя, чтобы спасти народ свой... Но так терзаем он великим соблазном предать и народ свой..."*
*Житие мое.
Аминь!
* * *
Телевизор смотрели в полном молчании. Я попросил.
Диктор программы "Время" Евгений Кочергин энергично и с напором читает текст за кадром:
— ...Новой высокой оценкой деятельности комсомола стало награждение его памятным Красным Знаменем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Эта почетная награда — приветствие ЦК КПСС комсомолу — по-отечески теплые, окрыляющие и вдохновляющие слова товарища Леонида Ильича Брежнева, обращенные к молодому поколению страны, зовут тридцать восемь миллионов комсомольцев, всю советскую молодежь — к новым свершениям и подвигам, к самоотверженному труду на переднем крае коммунистического строительства...
В кадре Брежнев с трибуны "тепло окрыляет" по бумажке... Панорама переполненного зала... Марширующие в проходах офицеры и курсанты...
— Можно бесконечно множить примеры трудового героизма советской молодежи, доказывающие, что комсомольцы семидесятых годов верны идеалам отцов. Можно рассказать о делах ударных отрядов, осваивающих богатства комсомольского края Сибири, и преобразующих Нечерноземье, о труде молодых хлеборобов Украины и Казахстана, вместе со старшими товарищами сдавшими стране более двух миллиардов пудов зерна, о комсомольских вахтах Магнитки, о возведении олимпийских объектов... Поистине всюду молодость Советской страны вносит свой достойный вклад в строительство коммунистического общества.... — воодушевленно подхватывает эстафету у коллеги Аза Лихитченко — второй диктор.
"А зерно в дореволюционных "пудах" измеряем, чтобы цифра больше казалась?! Типа, в центнерах до "миллиардов" не дотягивает? Понятненько... особенно учитывая, что снова пшеницу в Канаде докупать будем...".
И опять с профессиональным энтузиазмом вступает Кочергин:
— Впереди у комсомола новые замечательные дела, новые адреса трудовых подвигов, новые высоты и новые победы. Говоря словами известного поэта Андрея Дементьева:
И прожитый день — это верность отцам,
И память с мечтою у нас пополам!
— Как эхом, перекликаются эти слова со словами из песни другого поэта — ленинградского школьника, молодого комсомольца Виктора Селезнева. — вторит ему Лихитченко, —
Вполголоса жить не стоит!
Мы начали свой разбег,
Нам выпала честь с тобою,
Открыть двадцать первый век!
На экране появляется поющий Кобзон, рядом стоим я и Лещенко...
"Все верно просчитал режиссёр — я кажусь мельче обоих "мэтров". Кстати... я на экране и прям ути-пути!.. красавчик! хм... объективно...".
— Именно в будущее, в двадцать первый век, устремлены мысли и чаяния советских юношей и девушек! Продолжить дело своих отцов и дедов — вот задача и священный долг многомиллионного Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи!
Кобзон, я, Лещенко, обретаем на экране голос:
Если дело отцов станет делом твоим, —
Только так победим! Только так победим!
Слышишь юности голос мятежный,
Слышишь голос заводов и сёл:
Ленин, Партия, Комсомол!
Ленин, Партия, Комсомол!..
...На репетициях, после выноса знамен из зала, мероприятие заканчивалось совместным исполнением "Интернационала" всеми делегатами Торжественного заседания. Более того, для слаженного исполнения, по залу были даже заранее распределены "запевалы".
Но случилась незапланированная инициатива масс... "Долгие и продолжительные аплодисменты" тысяч делегатов неожиданно дополнились сначала еле слышным, а затем быстро превратившимся во всеобщее скандированием:
— ЛЕНИН, ПАРТИЯ, КОМ-СО-МОЛ!!! ЛЕНИН, ПАРТИЯ, КОМ-СО-МОЛ!!! ЛЕНИН, ПАРТИЯ, КОМ-СО-МОЛ!!!...
Широкие улыбки, воодушевление, чистые глаза... В затхлую атмосферу партийного ритуала как будто ворвалась струя свежей искренности и молодого воодушевления!
Телевизионная камера скользит по рядам возбужденных и радостных лиц.
"Хотя, может, люди просто не могут сдержать радости, что эта лицемерная тягомотина наконец подошла к концу... Хе-хе!..".
Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Борис Пастухов подрагивающим голосом затягивает первую строчку "Интернационала"... Зал подхватывает...
— Другие новости... Сегодня ко Дню 60-летия Ленинского Комсомола метростроевцы Москвы досрочно сдали новый участок линии метро, протянувшийся от станции "ВДНХ" до станции "Медведково". Красивые просторные залы четырех новых станций приняли своих первых пассажиров, а среди них и съемочную группу программы "Время"...
Я встал с дивана и выключил телевизор. За окном уже вовсю вступили в свои права осенние сумерки. Фары редких машин на мгновение рождали сверкающие дорожки бликов на лужах набережной, и вновь надвигающаяся ночь брала своё.
За спиной деликатно кашлянул Клаймич. Я обернулся...
— Витя, вас что-то волнует? — он пристально вглядывался в моё лицо, пытаясь догадаться о причинах нахлынувшей меланхолии.
— Нет, Григорий Давыдович... Просто когда долго чего-то ждешь, то потом образуется пустота... Вот я её сейчас и "перевариваю"... — я успокаивающе улыбнулся.
— Витя... то, что сегодня произошло, это Ваша огромная жизненная удача... А это скандирование... Ну, даже не знаю... — Клаймич тоже поднялся и встал рядом, — оно превратило удачу в... ТРИУМФ... Не гневите бога неблагодарностью! Сегодня о вас узнали ВСЕ.
* * *
Узнали-узнали...
В первую очередь в школе узнали!
Когда утром понедельника я появился в классе, одноклассники на меня смотрели, как на... марсианина! Минимум...
Чего только мне не пришлось выслушать! И как я мог им не рассказать?! И общался ли я с Брежневым? И дружу ли я с Лещенко? И правда ли, что Боярский женат?! И прочую детскую дурь и ересь...
И пристальный взгляд Оли Белазар, ускользающий каждый раз, когда наши глаза случайно встречаются.
Пропустив в школе всю предыдущую неделю, в понедельник утром я встал в шесть часов, чтобы подготовиться к урокам и "нагнать" пропущенный материал. В принципе, времени хватило, но учителя сегодня явно удивлялись, когда я тянул руку, и готовы были отнестись к моим ответам предельно лояльно. Обошлось... справился без их снисходительности.
Собственно, руку я тянул только потому, что первая четверть подходила к концу, а уже в ночь на среду мы с Ретлуевым и Лехой должны были ещё на неделю уехать на юниорский чемпионат в Липецк. Мою "возрастную" аферу в боксе "высочайше" разрешили продолжить...
— ...но имей в виду, — Щелоков недовольно нахмурился и демонстративно погрозил пальцем, — договорились абсолютно конкретно — первое поражение, и...
Я "обреченно" кивнул и печально свесил голову.
"Как там было у Кобзона, в Википедии: "Выиграл первенство Днепропетровска и юношеский чемпионат Украины, но бросил бокс после первого нокаута". Мой случай... Только мне и нокаута теперь не обязательно дожидаться!".
Оба генерала сидели молча, видимо, любуясь моим печальным видом. Первой не выдержала Светлана Владимировна. Она поднялась из кресла, подошла к столу, за которым сидела мужская часть компании, и обняла меня со спины за плечи.
— Не расстраивайся, Витюша... Для себя, для здоровья — занимайся сколько угодно, а вот голову береги... Юрий Михайлович правильно сказал: "кому на ринге кулаками махать, у нас найдется" — а тебе талант в ином дан! И этот талант нужно использовать для людей, для свой страны, для себя, наконец... А не погубить в мордобое и сотрясении мозгов.
Щелоков и Чурбанов согласно закивали головами.
"Как китайские болванчики... что у Энгельгардт в гостиной стоят...".
— Что ж... — я поднял "сурьёзную" морду лица на министра и его зама, — тогда договорились — "до первого поражения"... Надеюсь, оно не произойдет до того, как я выиграю олимпийское золото!
Все засмеялись...
Сегодня я впервые побывал на госдаче советского министра. Пригласили... Скоро должна приехать и Галина Брежнева — она сейчас у папы в Завидово, но к обеду обещала вырваться. Не знаю, как у "папы", а дачу министра я ожидал увидеть как-то посолиднее. Ну, не суть...
Разговор конечно начался со вчерашнего Торжественного заседания. Точнее, с "того самого" скандирования!
— Вот что значит, что песня сразу "пошла в массы"! — Щёлоков был абсолютно доволен, и не скрывал этого.
— Гимн! Просто "Комсомольский гимн" получился! — вторил ему улыбающийся Чурбанов.
Они с Чурбановым вообще воспринимали происходящее вокруг меня несколько по-разному. Если зять Генсека все оценивал как бы через "карьерную" призму, то Щелоков не был чужд и бескорыстно-эстетической стороны вопроса.
Душой кривить не буду — Юрий Михайлович относился ко мне очень хорошо, это правда. Но и я приносил ему какие-никакие, а "дивиденды". Медаль фактически дал мне он — так ведь и я задержал преступника! Чурбанова специально откомандировали в Ленинград с целью активизации поисков маньяка, а с моим участием уже через день этот "вопрос был закрыт". На церемонии награждения в Кремле я так понравился Брежневу, что тот даже потащил меня на охоту! Опять "плюс" Чурбанову. На охоте я снова всем понравился — правда, историю с Лехой вытащил, но люди там собрались по сути своей нормальные, и понимали, что всего лишь восстанавливается справедливость. Да и моя последующая сентенция в машине о том, что "будут проблемы — я и к Вам так же поспешу на помощь", показалась Юрию Михайловичу хоть и наивной, но по-детски искренней. И он "проникся". А теперь вот ещё и история с моим "сочинительством"! Ничего, кроме "плюсов", да еще и немалых...
Щелоков же, достигнув пика возможного, к своей карьере относился гораздо спокойнее. И я ему был интересен в первую очередь из-за его чисто человеческих качеств.
Выросший в дремуче-безнадежной провинции, Николай Анисимович имел малохарактерную для такого происхождения внутреннюю тягу к прекрасному. К тому же у него был хороший вкус — он неплохо рисовал, регулярно посещал театры и выставки, коллекционировал картины. Мало кто из высшего советского эшелона власти так дружил с людьми искусства и покровительствовал им, как глава МВД Щелоков. Он даже частенько их защищал от идеологического давления системы. В своем Айфоне на эту тему я прочитал немало — особенно про Ростроповича с Вишневской.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |