Все выжидающе уставились на Макса. Он лихорадочно искал в памяти подходящие слова, но как назло ничего не придумывалось. В голове почему-то всплывало только: "Исайя, ликуй" и почему-то "аллилуйя". Пауза затягивалась. Милана тихонько хихикнула. Ситуацию спас Гольдштейн, заявив:
— По праву старшего, молитву прочту я.
Он сложил руки перед собой и произнес что-то вполне приличное и напоминающее строки из Священного писания.
— Аминь, — удовлетворенно произнес хозяин.
— Аминь, — подхватили все, и ужин начался.
— Добрый Лев, — произнес Иеремия, видимо, признав за Гольдштейном главенство среди гостей, — Я вижу, у вас есть оружие. В нашей общине это запрещено. Вам придется оставить его в сарае возле дома холостяков. Завтра, отправляясь в путь, вы все заберете.
Виктория недовольно нахмурилась, Максу тоже не понравилась идея расстаться с мечом, но, решив не лезть со своим уставом в чужой монастырь, он согласился и отнес оружие в дощатый сарайчик около конюшни.
После ужина Макс отнес Роки кусок мяса и миску с водой. Затем, гостей провели в дом для холостяков, расположенный рядом с жилищем Иеремии. Это был грубо сколоченный барак с двумя входами, похожий на солдатскую казарму. Внутри барака располагались двухъярусные нары. На многих лежали мужские вещи.
— А что, все холостяки живут здесь? — изумленно спросил Макс.
— Да, все юноши, начиная с восемнадцати лет, уходят в дом для холостяков. Когда приходит время жениться, родители выбирают юноше невесту, и селят молодых в своем доме, — пояснил Иеремия, — Девушки же живут с родителями. Женская половина дома предназначена для гостей. К нам часто приезжают из других общин.
Старейшина откланялся и пожелал всем спокойной ночи. Милана с Викторией удалились на женскую половину. Макс нашел нары, по всей видимости, свободные, так как на них не было никаких вещей, и взобрался наверх. Гольдштейн расположился на нижнем ярусе.
— Что это за люди? — спросил Макс, свесив голову вниз.
— Пуритане, — ответил Лев Исаакович, — Не знаю точно, как они себя называют, но суть одна. Впрочем, они вполне безобидные, если, разумеется, не задевать их религиозные чувства.
— А если вдруг заденешь нечаянно?
— Тогда могут и повесить. Хотя, кажется, у них больше принято сожжение. Читал что-нибудь про Салемские процессы? Фанатики, одним словом.
— Кстати, а откуда вы знаете Священное писание? — поинтересовался Макс.
— Это был Талмуд, — сказал Гольдштейн и захрапел.
Макс, от души порадовавшись, что они смогли зарекомендовать себя как добрые христиане, закрыл глаза и моментально уснул. Сквозь сон он слышал, как хлопала дверь барака, и скрипели нары, когда устраивались на ночлег местные холостяки.
Глава 17.
Посреди ночи Макс проснулся от диких криков на улице. Он спрыгнул с нар, и вместе с остальными обитателями дома холостяков выскочил на улицу. К нему подбежали Милана с Викторией, сзади пыхтел Гольдштейн.
Перед бараком собралась большая толпа. Люди панически кричали и показывали пальцами куда-то вверх. Макс поднял голову и увидел, что над крышей сияет в ночном небе красное пламя в форме огромного перевернутого креста.
— Ах ты, черт, как же я раньше этого не предвидел! — взвыл Гольдштейн и кинулся к коновязи. Он отвязал лошадей и что-то прошептал на ухо своей кобыле.
Лошади пронеслись мимо перепуганной толпы и скрылись в темноте, Гольдштейна же скрутили и привели обратно. Кто-то бросил в него камень, угодивший прямо в голову, и он без сознания повис на руках удерживающих его людей. По виску стекала струйка крови. Виктория, моментально сориентировавшись, попыталась пробраться к сараю, где хранилось оружие, но была схвачена двумя крепкими мужчинами.
— Дьявольское знамение! Пришельцы — посланцы Сатаны! — выкрикнул визгливый женский голос. Толпа глухо зароптала.
Макс и Милана стояли в плотном кольце разъяренных людей. К ним подошел Иеремия. Теперь он не выглядел таким спокойным. Его борода была воинственно взъерошена, глаза гневно сверкали.
— Взять их! — приказал он.
Макса схватили за руки. Милана воскликнула:
— Да какое это знамение! Это же просто фокус! Я вам их сколько угодно покажу!
Она взмахнула рукой, и в небе рассыпался разноцветный фейерверк. В толпе раздались новые испуганные вопли. Люди визжали, закрыв головы руками. Одна из женщин упала на землю, и забилась в эпилептическом припадке, остальные рыдали и царапали себе лица.
— Она ведьма! — закричал старейшина, указывая на Милану.
— Ведьма! — подхватил многоголосый хор.
Сразу несколько человек схватили девушку.
— На костер ведьму! — раздались выкрики из толпы.
— Вторая тоже ведьма! — взревел Иеремия, — А мужчины — колдуны!
— Ведь-мы! Ведь-мы! Ведь-мы! — скандировали пуритане.
Макс испугался, что обезумевшие люди разорвут их прямо сейчас. Но Иеремия решил по-другому.
— Связать их и отвести в старый амбар! Не годится вершить суд во имя Господа темной ночью. Мы сожжем их на рассвете. А пока трое мужчин будут их охранять.
Макс увидел, что из-за угла барака выглядывает растерянный Роки. Он испугался, что разъяренная толпа растопчет собаку, сопровождающую "колдуна", и заорал во всю глотку:
— Беги, Роки! Беги отсюда! Спасайся!
Пес, видимо, поняв, что ничем не сможет помочь хозяину, развернулся и резво рванул в сторону выхода из селения. Вслед ему полетели камни, но Роки был уже далеко. Макс облегченно вздохнул: хоть один спасся. Надеясь, что пес найдет себе пристанище и останется цел, Макс смотрел вслед Роки, пока не потерял его из виду. Отведя взгляд от дороги, он неожиданно заметил в толпе знакомую фигуру. Серый странник смотрел ему прямо в глаза, издевательски ухмыляясь. В том, кто автор "знамения", не оставалось никаких сомнений. Серый еще раз усмехнулся и незаметно ускользнул, растворившись в суматохе. Огненный крест в небе постепенно погас.
Макса и его спутников под одобрительные крики отвели в амбар. Там их крепко привязали к каким-то столбам и оставили в полной темноте, заперев дверь на замок. Судя по звукам, снаружи приставили охрану.
Макс не знал, сколько прошло времени. Он надеялся, что не очень много. Когда глаза немного привыкли к темноте, он мог различать смутные силуэты своих друзей. Рядом стонал приходящий в сознание Гольдштейн, откуда-то раздавался жалобный плач Миланы.
— Лев Исаакович, — тихо позвал Макс.
— А, что? — слабым голосом отозвался тот.
— Может, вы попытаетесь применить свой дар, и узнаете, что с нами будет?
— Какой может быть дар, когда у меня раскалывается голова, — прохрипел Гольдштейн.
Макс совсем упал духом. Надеяться, похоже, было не на что. Связанные за спиной руки затекли, шея ныла. Невыносимо хотелось пить. Он потерял счет времени. Голоса охранников за дверью смолкли. Наверное, видя, что пленники не предпринимают попыток бежать, мужчины уснули. Макс закрыл глаза и впал в какое-то странное полузабытье. Проходила минута за минутой, складываясь в часы, которых оставалось так мало. Несмотря на закрытые глаза, он интуитивно чувствовал приближение рассвета.
Рядом раздался шорох. Кто-то мягко прикоснулся к его плечу. От неожиданности Макс едва не заорал, но чья-то рука зажала ему рот. Затем неизвестный перерезал веревки, привязывающие его к столбу. Руки тут же отозвались резкой болью. Темная фигура тихо скользнула к следующему столбу. Скоро все были свободны.
— В углу есть лаз, — еле слышно прошептал спаситель и поманил за собой.
В самом дальнем углу амбара действительно были выломаны две широкие доски. Милана полезла первой, за ней последовала Виктория. Макс выполз после девушек. Тяжелее всего пришлось Гольдштейну: его массивный зад застрял в лазе. Он долго кряхтел и стонал, пытаясь освободиться, пока незнакомец не подтолкнул его сзади. Затем человек выбрался сам, и прошептал:
— Идите за мной!
— Наше оружие! — таким же шепотом ответил Макс.
— Оно здесь, — рука ощутила знакомую рукоять.
Двигаясь в темноте с ловкостью кошки, незнакомец пошел впереди. Остальные гуськом двинулись за ним. Прячась за домами и поминутно оглядываясь, выбрались из селения. Сразу за ним начинался густой лес. Узкая тропинка привела к маленькой хижине. Человек открыл дверь, и под ноги Максу выкатился Роки, визжа и постанывая от счастья. Макс подхватил пса на руки и прижал к себе, ощущая невероятную радость от встречи. Между тем незнакомец зажег масляную лампу и пригласил войти в дом.
— Здесь вы в безопасности, — сказал он.
— Учитель... — хрипло прошептала Виктория и обессиленно прислонилась к бревенчатой стене.
По щекам девушки катились слезы, она выглядела потрясенной и совершенно растерянной.
— Здравствуй, — мягко ответил ей незнакомец, — Вот мы и встретились.
Он повернулся к остальным, и сказал:
— Меня зовут Гарт. Я живу в этом лесу.
— Спасибо вам, — отмер Макс, изумленный видом плачущей Виктории, — Если бы не вы, горели бы мы сейчас на костре.
— Благодарите своего пса, — улыбнулся Гарт, — Я нашел его на своем пороге совершенно обессиленного, и внес в дом. Он тут же рассказал мне о вас, и я поспешил в общину.
Макс удивился еще сильнее:
— Вы понимаете животных?
— Он все понимает! — завопил Роки, все еще сидящий у него на руках, — Он же учитель!
— Вам надо отдохнуть, — сказал Гарт, обращаясь к Гольдштейну, — Сейчас я обработаю вашу рану, а потом вы ляжете спать.
Он вышел из хижины и вскоре вернулся, держа в руках длинные узкие листья, издающие резкий запах. Приложив листья к ране на виске, Гарт забинтовал голову Гольдштейна чистыми полосами мягкой ткани, затем взял со стола большой кувшин, налил из него в глиняные кружки какой-то напиток, и раздал всем. Макс, которого давно уже мучила жажда, залпом опустошил свою кружку. Напиток имел мятный освежающий вкус и приятный нежный запах. Он подействовал успокаивающе, и Макс ощутил расслабленность. Его клонило в сон.
— Ложитесь, отдохните, — сказал Гарт, указывая на постель из сухой травы в углу, — А я должен ненадолго уйти.
— Учитель! — окрикнула Виктория.
— Потом. Сейчас отдыхай, — Гарт вышел, мягко притворив за собой дверь.
Макс улегся на приятно пахнущую сухую траву, положил руку на мягкую спинку Роки, и моментально уснул.
Глава 18
Проснувшись, Макс в первый момент не мог вспомнить, где находится. События последних дней слились в единую пеструю полосу. Он огляделся. В маленькое окошко падали косые лучи солнца, в которых кружились и отливали жемчугом перламутровые пылинки. Снаружи раздавался тихий шелест листьев, в который вплеталось птичье многоголосье. В доме стоял нежный аромат: пахло мятой, чабрецом, какими-то цветами и немного яблоками. Под боком похрапывал Роки, упершись во сне всеми четырьмя лапами в бок спящего Гольдштейна. Миланы и Виктории в комнате не было.
Встав, Макс со вкусом потянулся и вышел наружу. Лес встретил его шуршанием папоротника, цокотом белки на дереве, и еще мириадами звуков, запахов и красок. На крылечке сидела Милана, она радостно улыбнулась:
— Красота— то какая, правда?
— Да-а-а, а главное — спокойно здесь, — ответил Макс, и поинтересовался, — А где Виктория?
— Плачет где-то, — погрустнела Милана.
— Плачет? Почему?
— Любит она его.
— Кого? — вытаращил Макс глаза.
— Гарта, конечно, не Гольдштейна же! — фыркнула девушка.
Макса новость привела в замешательство. Во-первых, воинственная жесткая Виктория, которая умела, кажется, все на свете, никак не ассоциировалась у него с образом влюбленной плачущей девицы. Во-вторых, даже если допустить, что все именно так, то есть, Виктория действительно влюблена, то непонятно, чего ей переживать. У него в голове не укладывалось, что найдется на свете мужчина, способный отвергнуть любовь такой женщины. Сам Макс питал слабость к сильным, гордым девушкам, и терпеть не мог таких, которые не имеют собственного мнения, ноют из-за каждой мелочи, и после первого же свидания мысленно примеряют на себя свадебное платье, мечтая пополнить стройные ряды домохозяек. Наверное, поэтому у него не было постоянной девушки, и все его увлечения заканчивались одинаково: вежливым враньем по телефону о крайней занятости, нудным, постепенно затухающим СМС-выяснением отношений, в процессе которого он никак не мог понять, какова суть предъявляемых ему претензий, и, наконец, как апофеоз — сменой номера сотового. Помявшись, он спросил:
— И что? Он ее не любит, что ли?
— Да вроде любит, только с ней быть не может.
— Почему?
— Какие-то идейные разногласия, — неопределенно ответила Милана.
Отказ от любви на почве идеологической несовместимости представлялся Максу совсем уж диким, поэтому он не стал дальше развивать эту тему, решив, что Гарт и Виктория — люди взрослые, сами разберутся, и отправился искать воду, чтобы умыться.
Недалеко от хижины обнаружился чистый ручеек, весело журчавший по небольшому склону, и образующий внизу крохотное озерцо. Умывшись прохладной, вкусно пахнущей водой, Макс огляделся вокруг и увидел Гарта, шагающего к нему со стороны дома. Сейчас, при свете дня, он хорошо разглядел загадочного хозяина хижины. Гарт был молод, не старше тридцати, высок и худощав. Несмотря на то, что мужчина не был покрыт горой мускулов, во всех его движениях чувствовалась большая физическая сила. Макс подумал, что так, наверное, выглядели спартанцы: ни грамма жира, ловкость и выносливость. На Гарте был удобный костюм, напоминающий одежду, которую носят охотники, длинные черные волосы, подхваченные кожаным шнуром, спадали на плечи.
— Я нашел ваших лошадей, — сказал Гарт, — Привел их к лесу. Сейчас перекусим, я отведу вас туда и покажу дорогу к Быстрице.
Войдя в хижину, Макс увидел, что Гольдштейн уже проснулся и сидит вместе с Миланой за столом, что-то жуя и время от времени подкармливая Роки. Гарт спросил:
— Как ваша голова?
— Еще побаливает, — жизнерадостно ответил Лев Исаакович, — Но уже гораздо лучше.
— Я дам вам в дорогу листьев береницы, и травяной настой. Через несколько дней все пройдет, — сказал Гарт, присаживаясь к столу.
Макс последовал общему примеру, и принялся уписывать какую-то жареную птицу, приправленную соусом, напоминающим по вкусу и цвету брусничное варенье. Вошла Виктория и молча устроилась рядом. Она была непривычно грустна и молчалива, ничего не ела и лишь отхлебывала из кружки ароматный травяной чай. Сквозь смуглую кожу проступала бледность, делавшая лицо девушки нездорово сероватым.
— Пора, вставайте! Уже полдень! — поторопил Гольдштейн, расправившись со своей порцией, и первым вскочил из-за стола.
Гарт вывел друзей на окраину леса, за которой начиналось широкое поле. Здесь мирно паслись их кони.
— Ветер, миленький, как хорошо, что ты нашелся! — радостно завопила Милана, подбежала к своему коню и обняла его шею.
Жеребец приветствовал хозяйку тихим ласковым ржанием.
— Мы ускакали в поле, далеко от селения, — сказала Звезда, кобыла Гольдштейна, — Там нас и нашел ваш друг.
