Пёстрые перья, или вся правда на ночь

— Тогда нам стоит подумать о ночлеге.

Леонел ворочался на трухлявых досках старой кровати. Тайс с Теренсом, завернувшись в плащи, лежали на полу.

Леонел наконец слез с со своего жёсткого ложа, присел возле них на свёрнутый плащ. Секретарь мерно посапывал. Принц покашлял. Покашлял ещё. Наконец нетерпеливо толкнул лежащего к нему спиной Тайса.

— Эй, ведь всё равно не спишь.

Тот вздохнул и повернулся на другой бок. Спросил сонно:

— Что-нибудь случилось?

— Ничего не случилось вот уже полночи. Я не могу заснуть, вот и всё.

— Не могу ничем помочь. Только посочувствовать.

— Давай хотя бы поговорим.

— Простите, ваше высочество, нам всем нужно отдохнуть.

— Я всё равно не усну. Буду ходить по дому, скрипеть половицами и вздыхать, как замковое привидение.

Тайс, обречённо выдохнув, поднялся и сел, обхватив колени.

— Хорошо, давайте поговорим. Но потом всё-таки лучше лечь спать.

— Согласен.

Прошло время, и на деревьях стали желтеть листья. По воздуху полетели тонкие паутинки. Воздух ночами стал заметно холоднее. А Жак сказал мне, повстречав у озерка:

— Скоро снимаемся. Место будем менять.

И больше ничего объяснять не стал.

Как-то Чеглок позвал меня к себе. Он был один. Засветил лампу, достал аккуратный свёрток толстой ткани, и развернул. С замиранием сердца я увидел ту самую книгу.

— Читай! — велел главарь.

Я сел, поджав ноги, на ковёр. Открыл книгу.

— Что читать?

Он сел рядом. Назвал несколько мест далеко на юге. Его интересовало всё.

Я принялся читать вслух. К тексту прилагались карты. Они были цветные, с игрушечным изображением городов. А также людей и животных, характерных для тех мест. Я долго читал, попутно объясняя непонятные слова. Чеглок переспрашивал, водил пальцем по картам. Я понял, что читать он не умеет.

Наконец главарь отпустил меня, приказав не болтать о том, что сейчас было. Я выбрался из землянки, щурясь от яркого света. Значит, мы собираемся перебираться на новые места.

Погружённый в размышления, я дошёл до края лагеря. Там, как всегда, собиралась компания любителей пометать ножи и топорики по цели. И, как всегда, оставался один победитель — Жак. Который потом и демонстрировал восхищённой публике свои таланты. Я подошёл как раз к главному моменту.

Белобрысый, худенький Жак, весело скаля зубы, кидал сразу два топорика. Цель — старый глиняный кувшин — косо висела на порядком обтрепанном предыдущими бросками шесте.

Оружие летало из руки в руку, да так, что мелькало в глазах. Броска никто не заметил. Глухой стук разбившегося кувшина, и тут же — восторженный крик зрителей. Один топорик валялся на земле, среди осколков, другой торчал из покосившегося шеста.

Я постоял в сторонке, наблюдая. Потом, когда все разошлись, и остался один Жак, подошёл к нему. Тот стоял у шеста, сосредоточенно осматривая последнюю зарубку. Уж не знаю, что он там увидел.

— Жак, — робко позвал я.

— Чего тебе? — отозвался он неласково.

— Ты так здорово это делаешь.

Он повернулся ко мне, глаза его блеснули пониманием. Я понял по его лицу — откажет.

— Научи меня, пожалуйста.

— Нет.

— Но почему?

— Нет, и всё, — он повернулся, чтобы уйти.

— А я скажу, что ты ко мне приставал, — зло сказал я.

Жак обернулся так резко, что я не успел испугаться. Ухватил меня за шею жёсткими, как прутья, пальцами, встряхнул. Совсем близко я увидел его злые глаза.

— Попробуй, — прошипел он. — Пожалеешь.

Тряхнул меня ещё раз, и отпустил. Я понял, что разговор окончен.

— Я могу научить тебя читать, — бросил я ему в спину. Без особой надежды.

Он остановился. Впервые на его веснушчатой физиономии появился интерес. Жак шмыгнул, постучал пальцем по носу, оглядывая меня с головы до ног.

— А ты можешь?

— Ещё как! — важно ответил я.

— Тогда так. Увижу, что от твоей учёбы толк есть — буду и тебя учить. А угрожать мне даже не пытайся. Зубы обломаешь.

Надо ещё сказать, что говорили обитатели разбойничьего лагеря на своём, малопонятном языке. Освоил я всё это далеко не сразу.

Поначалу я мог только улавливать приблизительный смысл. Почти все члены нашей разношёрстной компании были уроженцами разных мест со своим говорком. Даже Молль, претендовавший на благородные, как он их себе представлял, манеры, говорил нечисто. Меня смешили его потуги выдать себя за дворянина. Но показывать ему этого я не стал. Шутить с Моллем было опасно.

А ещё через несколько дней я пошёл на озерцо набрать воды. И увидел у берега Милли. Она лежала, опустив голову в воду, и не шевелилась.

Отшвырнув кувшин, я бросился к ней. Оттащил от воды и перевернул на спину. Лицо у неё было синее. Она не дышала. Холодея, я стал трясти её, хлопать по щекам. Потом в отчаянии приподнял, пытаясь вытряхнуть из лёгких воду.

Меня взяли сзади за плечи и оттащили в сторону. Милли подняли и куда-то понесли. Я всё смотрел на её посиневшее лицо, её остановившиеся, широко раскрытые глаза.

— Не убивайся ты так.

Сзади стоял Молль. Рядом с ним опирался на своё копьецо Тим. Против обыкновения, он не улыбался.

— Она сама так захотела. Вот и всё. — Молль хмурился, покусывая губы.

Я поднялся, стряхнул с одежды прилипший песок.

— Хотите сказать, что она сама утопилась?

Мне никто не ответил.

Потом начались дожди. Мелкие, холодные капли падали непрерывно, методично заливая землю. Все вещи, необходимые в дороге, были собраны. Ненужные — оставлены. Землянки сровняли с землёй. Места кострищ и вытоптанные участки перекопали, и прикрыли принесённым их лесу дёрном. Когда мы снялись с места, ничто уже не говорило, что здесь были люди.

Сначала мы придерживались мест, поросших густым лесом. Затем деревья стали понемногу редеть. Здесь отряд разделился. Часть его, в котором был я, продолжила неторопливо пробираться среди деревьев, а другая, свернув на дорогу, прибавила скорость.

Вечером мы тоже вышли на дорогу. И увидели медленно двигавшийся обоз. Несколько телег, гружённых мешками, прикрытыми от дождя плотной тканью, и карета. Рядом ехали всадники — охрана.

Грач, оставленный при нас за старшего, прямиком направился к ним.

— Куда он? — прошептал я.

На меня шикнули. Наш старший приблизился к одному из всадников. Они остановились, обменялись несколькими словами. Потом Грач обернулся, и коротко свистнул. Наша маленькая группа тронулась с места, последовав за ним. И я увидел, что на лошадях, под видом охраны, наши парни. С телеги мне помахал рукой Фикс.

Я не стал спрашивать, куда делись люди, ехавшие с обозом прежде. Мне дали другое платье, и я переоделся в карете. Со мной устроился Молль. Чеглок с Жаком на лошадях поехали рядом. Тим с видом заправского кучера сидел на козлах.

Молль бросил мне на колени свёрнутые в трубку бумаги.

— На, прочти. Это документы владельцев кареты.

Прочтя, я отложил свёрток:

— Это безумие. Тех людей могли запомнить.

Молль скривил губы:

— Наша маленькая красотка хочет быть самой умной?

— Я подвергаюсь опасности вместе с вами. Я должна знать, на что иду.

— Хорошо, деточка, я тебе объясню, — он наклонился поближе, горячо дыша мне в щёку. — Эти люди нездешние. Они появились здесь недавно, и прибыли по другой дороге. Так что можешь уже сейчас начинать изображать из себя дворянку, госпожу Барбариссу.

— А вы господина Барбарисса? — невинно глянул я на него.

Молль сжал зубы, по челюсти прокатились желваки. Отвернувшись, он уставился в окошко.

Потом впереди показался перекрёсток. Рядом возвышался грубо обтесанный столб. К столбу были прибиты доски — указатели. В стороне виднелся дом с пристроенной коновязью под дощатым навесом. Вывеска гласила: "Постоялый двор "У перекрёстка". Чьи-то лошади уже стояли под навесом.

Мы остановились. Несколько наших всадников слезли с коней, и вошли в дом. Их пришлось подождать. Потом они вышли, сопровождаемые человеком в фартуке. Человек часто кивал, потирая руки. Молль глянул на меня.

— Посмотри сюда, — он распахнул полу кафтана. За поясом у него виднелись рукояти пистолетов. — Не вздумай строить глазки симпатичным парням. И тем более не распускай язык без надобности. Мне позволили тебя пристрелить, если что.

— Посторонних людей это может удивить, вы не подумали?

— Но тебе-то уже будет без разницы.

Я хмуро кивнул.

Мы вошли в дом. Там было тепло. В разожжённом камине ярко горел огонь. К огню протягивала руки худая, белобрысая девица. Оранжевый свет камина бросал блики на её острый носик и угловатые скулы. Её мать, судя по сходству, расположилась рядом, закутавшись в меховую накидку.

Ближе к стойке пила вино группа мужчин. Это было сопровождение обоза, и с ними тройка торговцев в добротных дорожных кафтанах.

Едва мы вошли, все повернулись к нам. А дама у камина приветливо кивнула мне, указав на место рядом с собой. Несмотря на недовольный вид моего спутника, я подошёл и поздоровался с женщинами.

— Дорогая, это просто ужас, — пожаловалась старшая дама. — У нас сломалась карета, и мы сидим здесь со вчерашнего дня. А наглец хозяин за всё запрашивает невозможные цены.

Её дочь скорчила рожицу.

— Прошу прощения. — Молль ухватил меня за локоть. — Мы устали с дороги.

И так сжал мне руку, что женщина обеспокоено сказала:

— О, конечно. Дорогая, вы так побледнели.

Мы поднялись наверх. Если и была у меня мысль кому-то рассказать о себе, то она усохла. "Муж" велел мне ложиться в постель. Потом вышел и запер дверь снаружи.

Глава 22

— Вставай! Живо! — хмурый с утра Молль сдёрнул с меня потёртое одеяло.

Было ещё очень рано. Я сунул ноги в туфли и наскоро пригладил волосы при свете тусклой лампы.

Мы спустились вниз. Там суетились вчерашние торговцы. Обе женщины были здесь. Они сонно зевали, кутаясь в дорожные плащи. Во дворе уже стояли осёдланные лошади. Повозки были запряжены. Возле нашей кареты, похлопывая свёрнутым кнутом по сапогу, прохаживался Тим. Последовала минута предотъездной суеты, возницы и охрана занимали свои места.

Мои новые знакомые забрались в простую, носившую следы починки, карету. С ними устроился один из торговцев, крупный, плотного сложения мужчина. Вскоре мы все потянулись по дороге, разбивая подсохшую за ночь грязь.

Взошло солнце и согрело людей и животных. Лошади пошли веселее. Я высунулся в окошко кареты. Свет тут же загородил гнедой конский бок. Жак насмешливо пожелал мне доброго утра. Невозмутимый Чеглок ехал поодаль. Он молча кивнул.

Ближе к полудню мне невыносимо захотелось на воздух. В карете было душно. Молль дремал, мотая опущенной на грудь головой. То он вдруг просыпался, и отчаянно зевал, рискуя свихнуть себе челюсть, посматривая на меня мутным взглядом.

Я опять высунулся наружу:

— Я хочу сесть вперёд.

Жак присвистнул. Проснувшийся Молль выругался и потянул меня сзади за юбку. Я решительно выдернул подол, приоткрыл дверцу, и, цепляясь, перебрался на козлы к Тиму.

Тот уставился на меня округлившимися глазами.

— Смотри на дорогу, Тимас! — весело сказал я, устраиваясь поудобнее.

Поравнявшись с козлами, главарь склонился с седла:

— Вы что вытворяете?

— Я просто немного посижу здесь, пожалуйста. Там душно.

— Быстро лезь обратно! — прорычал Чеглок.

Впереди послышался короткий птичий посвист. Навстречу нашему обозу двигался небольшой конный отряд.

Вскоре десяток кавалеристов приблизились, и обоз стал. Всадники неторопливо следовали вдоль телег, переговариваясь с возницами и осматривая груз. Предводитель отряда, в дорогой кирасе и с цветастой перевязью на груди, поговорил с пассажирами другой кареты. Кивнул на прощанье, и подъехал к нам.

Приветливо улыбающийся Молль подал наши документы. Нарядный всадник, сосредоточенно нахмурив брови, просмотрел бумаги. Поднял голову и встретился со мной взглядом. Я увидел, как расширились его глаза. Сунув свиток Моллю, офицер тронул коня в мою сторону.

— Прошу прощения, госпожа, — он взялся пальцами за край лёгкого шлема. — Вы меня не помните?

Я посмотрел внимательнее. Он был совсем молодым, моложе моего брата, если бы тот был жив. Из-под шлема выбивались тёмные, кудрявые волосы. На подбородке лиловели заживающие прыщи. Карие глаза смотрели с радостным восторгом.

— Мы останавливались в доме вашего отца. Ваша сестра, прекрасная Эльвира, потом вышла замуж...

Я вспомнил. Это был один из свиты молодых дворян, сопровождавших принца.

— Прошу прощения, молодой человек, — даже сестра не смогла бы отшить его лучше. — Не имела чести быть вам представленной.

Краем уха я услышал сдавленный вздох Тима. Улыбнулся собеседнику:

— Рада была встретить столь любезного офицера. Будьте добры, развейте наше недоумение. Что послужило причиной вашего появления в этот час?

Офицер покраснел, лицо его приняло виноватое выражение.

— В последнее время в наших краях неспокойно, госпожа. Поступили сведения о разбойных нападениях на проезжающих путников.

— О, я уверена, что вы сумеете нас защитить, — я мило улыбнулся, похлопав ресницами.

— К сожалению, мы не можем сопроводить вас, нам нужно проследовать дальше. Рекомендую устроиться в одном из ближайших поселений до наступления темноты.

Молодой дворянин учтиво поклонился в седле, и, позвав своих людей, двинулся по дороге, прочь от нас. Тим щёлкнул кнутом, возницы понукнули лошадей, и наш обоз тронулся.

Некоторое время мы ехали молча. Потом Тим шумно вздохнул, снял шапку и вытер потный лоб:

— Пронесло...

Посмотрел на меня широко раскрытыми глазами:

— Ну ты, красотка, даёшь!

Всё это время молчавший Чеглок бросил:

— Полезай в карету.

Он был бледен. Я взглянул на него, и беспрекословно повиновался.

В карете я уселся на жёсткие подушки сиденья, и перевёл дух. Руки тряслись мелкой дрожью. Молль хмуро посмотрел на меня:

— Вы и правда знакомы с этим молокососом?

— Он обознался.

Я отвернулся, принявшись разглядывать обивку кареты.

За день мы миновали несколько указателей, установленных на развилках дороги. Наши попутчики хотели преодолеть как можно большее расстояние за день, чтобы восполнить упущенное время. Когда солнце стало клониться к горизонту, всадники стали внимательно вглядываться в столбы у обочины.

Потом обоз замедлил ход. Я увидел в окошко, как возницы и парочка охранников собрались кружком, и стали горячо спорить, показывая руками то на солнце, то на дорогу. Наконец один плюнул, махнул рукой и отошёл к телеге. Остальные, обменявшись несколькими словами, тоже заняли свои места.

Мы снова тронулись. Вскоре показался очередной указатель. Наши попутчики при виде его повеселели. И обоз свернул на дорогу, отходившую влево от указателя.

Карета прибавила ход, и колёса принялись подпрыгивать на неровностях грунтовой дороги. Я облегчённо вздохнул в предчувствии скорого отдыха на постоялом дворе. На указателе, мимо которого мы сворачивали, значилось: "Постоялый двор "Свинья и поросята".