На этот раз я пришел с пустыми руками, но вертяковцы все равно рады были видеть человека, чье лицо еще не успело примелькаться.
Как только мы вошли, меня сразу же окружили мужчины, а Аля попала под опеку женщин. Кто-то мигом накинул на ее полуобнаженные плечи плед, и девушку с ахами и вздохами увели в одно из жилищ.
— Что нового в мире, Вестник?— спросил меня кто-то из мужиков. Новости хотел услышать не он один, но вмешался Сыч.
— Дайте парню хотя бы дух перевести, ироды! Устал с дороги человек, не видите что ли?— заметив, как я провожаю взглядом Обузу, он меня успокоил.— Не бойся, ничего не случится с твоей зазнобой! Девка, видать, натерпелась в степи — на ней лица нет. Сейчас наши бабы приведут ее в божеский вид, а то ходит, как бродяжка, в лохмотьях — срам да и только!— Потом крикнул кому-то из мальчишек: — Скажи Лизке, чтобы шла на кухню. Пусть быстро приготовит что-нибудь для наших гостей! А вы расходитесь живо, дел что ли нет никаких?! Так я мигом найду!
Зыркнув по сторонам, он заставил толпу разойтись, обнял меня за плечи и отвел в сторону. Когда мы остались одни, он шепотом сказал, глядя мне в глаза:
— Приметный узор на ладошке у твоей подружки.
Я болезненно поморщился. Совсем забыл предупредить Алю, чтобы не светила своими достопримечательностями, а то ведь и до беды недалеко!
Сыч заметил мою реакцию, сказал:
— На днях на связь выходил Олег Павлович. Лично! Говорил, что девчушка одна приметная потерялась. Ищет он ее,— с нажимом сказал он.
Непривычно было услышать, как Сыч назвал по имени-отчеству этого человека. Да, когда-то он был просто Олегом Палычем, но сумел подняться невероятно, и теперь был известен под более громким именем — Палач.
— Я знаю,— буркнул я.
Сыч замялся.
— Ты пойми меня правильно, Кирилл: я ничего не имею ни против тебя, ни против этой девушки. И, если что, я никому ничего не скажу. Но ведь я не один. Люди видят, языки болтают. Не по злобе, а нечаянно сорваться может. Я со своими, конечно, переговорю, но... Всякое может случиться. А у нас бабы, дети. Не хотелось бы проблем нажить.
— Я понял. Мы долго не задержимся. Нам бы еды, воды, ну и патронов, сколько не жалко. У меня есть немного барахлишка разного, чтобы расплатиться...
— Об этом даже не думай — сочтемся!— замахал руками Сыч.— Едой, водой поможем, чем можем. Насчет патронов поговори с Кузьмой. Он заведует у нас оружейкой... Да ты его знаешь.
— Знаю,— кивнул я.
— И не обижайся на старика.
— Я не обижаюсь. Я все понимаю... Мы перекусим и сразу же уйдем.
— Вот и ладно,— с облегчением вздохнул Сыч...
Ветряк стоял в самом центре поселка — невероятно огромная конструкция, подавляющая своими размерами. Первые строения появились у ее подножия, но потом поселенцы начали расширяться, и теперь городок представлял собой кольцо построек с огородами, выходившими внутрь. Снаружи его опоясывал забор, собранный из стали и алюминия. Несмотря на то, что огород имелся в каждом хозяйстве, ветряковцы жили общиной, поэтому все выращенное и добытое шло в общий котел. Немного капусты, тыквы, репы. А кроме того — лук, чеснок, кабачки, огурцы, помидоры и даже — по сезону — клубника. Вне пределов поселения ветряковцы держали два поля — картофельное и пшеничное за отдельной оградой. Примитивная мельница с электроприводом, пекарня, колодец с помпой и небольшая мастерская облегчали общинный труд, а мягкий климат и завидное усердие позволяли поселенцам иметь даже кое-какие излишки. Кроме различной зелени ветряковцы держали немного кур, овец и свиней.
Все это, конечно, здорово, но меня интересовала в первую очередь "оружейная комната". Прежде чем я до нее добрался, пришлось пообщаться с народом, жаждавшим новостей. Я был краток, поэтому уложился в полчаса.
В оружейке хозяйничал Кузьма. Или попросту — Кузя. Бывший военный, знавший толк в оружии. Впервые я повстречал его лет шесть назад. В те годы он жил гораздо севернее Ветряков, в другой компании. Но его товарищи что-то не поделили с набиравшим в ту пору силу Палачом. Произошло столкновение интересов, и... В общем, он был единственным, кому удалось выжить в мясорубке. Еле добрался до города Пророка, где его выходили, поставили на ноги... Точнее на одну ногу, так как вторую пришлось ампутировать. Однако инвалидность не мешала ему держать оружие в руках, и сам Пророк обещал Кузе теплое местечко в охране города. Но мужик отказался — не знаю уж почему. А вскоре и вовсе ушел на юг вместе с Сычом и Темой. Так что он был одним из тех людей, кто стоял у истоков появления Ветряков. Именно он дал наводку на схроны, где его бывшие товарищи прятали немало оружия и боеприпасов. Насколько мне известно, было у него в наличии и кое-что посерьезнее ружей и автоматов, но "тяжелую артиллерию" он держал про запас и особо не светил.
— Привет, Кузя!
— Здорово, Вестник!— ответил мне вечно угрюмый оружейник. Первым делом он оценил мой арсенал и сразу перешел к делу: — За патронами пришел?
— Да. Сыч дал добро.
Я окинул взглядом мастерскую. Кроме собственно оружейки в крепко скроенном и надежно защищенном помещении имелась еще и небольшая мастерская. Здесь Кузя мог починить вышедший из строя ствол. В углу стояла привычная для нового мира установка по зарядке патронов...
Кстати...
Дробь и пули отливали многие, порох худо-бедно тоже изготавливали сами. Но вот с капсюлями поначалу была настоящая проблема. А потом нашлись умельцы, которые на базе механического завода наладили промышленное производство капсюлей для различного оружия. Это была настоящая золотая жила, которую многие пытались прибрать к своим рукам, из-за которой пролилось немало крови. Потом все же пришли к компромиссу: завод остался нейтральным поставщиком, имевшим дело и с "частниками", и с Городом Пророка, и с Палычем, и даже с военными. Позже при заводе появилась мастерская по производству пороха. Его качество было выше среднего. А не так давно начали поговаривать о том, что скоро ребята вплотную займутся изготовлением гильз и — как апофеоз — готовых патронов. Пока же для перезарядки использовались отработанные гильзы...
— Мало ли, что он там дал,— проворчал прижимистый оружейник.— У нас каждый патрон на счету... Ладно уж, дам рожок на "Калашникова" и десяток на твою "тулку". Или больше, если есть пустые гильзы... Так и быть, один к одному.
Я вывалил на стол все, что у меня имелось при себе и в замен получил еще шесть патронов к уже имевшимся.
На свет появился револьвер.
— "Барракуда"?— придирчиво оценил Кузя.— И откуда вы весь этот хлам тащите?
— Хороший револьвер!— возразил я.
— Он хорош под "Магнум", а у тебя 9х19 "Паррабелум". Такого добра нынче днем с огнем не найдешь.
— Так у вас ведь "Вальвер" в хозяйстве имеется!— напомнил я.
— Мало ли что у нас есть?!— огрызнулся Кузя. Поморщился и принес мне шесть патронов.— Больше не дам, не проси... На твоем месте я бы приобрел что-нибудь более распространенное, а с этой "Барракудой" мороки не оберешься.
— Она мне дорога, как память.
— Дело твое... Или, раз уж так получилось, смени барабан, чтобы под "Магнум" был. Их проще достать, хотя тоже геморрой.
— Где ж мне его взять?!
— Сходи на Механический. Там Колька-токарь работает. Он тебе, что угодно, выточит.
— Спасибо за совет.
— Спасибо не булькает,— проворчал Кузя.
Потом я обменял пустой рожок "калаша" на полный, получил десяток ружейных патронов 12-го калибра и еще пяток 16-го и покинул "оружейку".
Когда я вышел во двор, первым делом почувствовал запах жареной картошки с салом, а потом увидел Алю, сиротливо дожидавшуюся меня у кухни под навесом. Местные дамы привели девушку в порядок: помыли, расчесали, приодели. Она избавилась от той тряпицы, в которую превратилось ее платье, и теперь на ней была клетчатая рубашка и местами протертые до дыр джинсы. Нашлась и обувка — старые кеды, стянутые не шнурками, а проволокой...
Стоит сказать, что одеждой в новом мире не разбрасывались. Некогда сугубо городские люди научились охотиться, выращивать злаки, изготавливать вещи, о происхождении и устройстве которых раньше даже не задумывались. Но вот с одеждой существовали настоящие проблемы. И если вязание стало таким же обыденным, как и в стародавние времена, и некоторые, особо везучие, могли рассчитывать на ладный свитерок или носки из овечьей шерсти, то ткать научились только грубое полотно, пригодное разве что в качестве верхней одежды. А вот нижнее белье и рубашки приходилось беречь. Как, впрочем, и теплую одежду, оставшуюся с лучших времен. На первых порах шиковали, бездумно используя все то, что было собрано по складам, оставшимся бесхозными магазинам, брошенным домам. Но неизбежно пришла пора жесткой экономии. Поэтому нынче редко можно было встретить человека, одетого с иголочки. И все больше обитатели нового мира становились похожими на оборванцев...
В этом плане Обузе еще повезло. Одежка на ней была не новая, но добротная, а главное — подходящая по размеру. Отмытая и причесанная она притягивала взгляды мужской части ветряковцев, а местные ревнивицы были уже не рады тому, что очистили алмаз от грязи.
Я и сам засмотрелся на нее и едва не сбил с ног возникшего на пути мужика.
— О... прошу прощения!— извинился я, а потом, приглядевшись, узнал этого человека.
Его звали Тимур. Один из Неприкаянных. Так называли людей, которым не сиделось на месте, и всю свою жизнь они проводили в пути. В общем-то, я и сам был таким же Неприкаянным. Но в отличие от меня, предпочитавшего перемещаться по хоженым дорогам и от селения к селению, Тимур и ему подобные совали свои носы в самое пекло. Очень редко причиной тому было любопытство. Чаще — необходимость, вызванная стремлением улучшить свое материальное положение. Потому как лишь в самых гиблых местах еще можно было найти что-то стоящее, ценное. Вот и лезли они туда, куда разумный человек не сунется даже за самый жирный куш. Неприкаянные были людьми одинокими, поэтому, если они и исчезали время от времени, никто по ним слезы не лил.
Но иногда они, считавшиеся пропавшими, возвращались.
Вот так и Тимур. Многие, и я в том числе, считали его давно погибшим. А он, оказывается, притерся к ветряковцам.
— Привет, Тимур. Давно не виделись. Говорили, что сгинул ты бесследно.
— Я и сам так думал,— тихо ответил Неприкаянный.
— А здесь каким ветром? Мимоходом или...?
— Или. Хватит, нагулялся, сыт по горло.
— Может, оно и к лучшему,— заметил я.
А в глазах Тимура увидел тоску. Ему и сейчас не сиделось на одном месте. Но, наверняка, случилось что-то, и он решил передохнуть после долгих лет странствий. Однако я был почти уверен, что рано или поздно он снова отправится в путь.
Аля...
Я собирался оставить ее на Ветряках, но, видать, не судьба. Сыч не хотел связываться ни с ней, ни с Палачом. Оставить у себя девушку он не мог: узнает Олег Павлович — придет и заберет ее, а Сыча и ветряковцев накажет за то, что приютили беглянку. Чтобы другим неповадно было.
Значит, придется все же тащиться с ней в город Пророка. Если и был в этом мире человек, способный ее защитить, так только он. Хотя... Здесь тоже все было не так уж гладко. Захочет ли Пророк конфликтовать с Палачом? Отношения между ними и без того были натянутыми, а объявленное перемирие — обманчивым. Оно, пусть и шаткое, было, скорее, в интересах Пророка. Потому как Палача явно не устраивал статус кво, и ему нужен был только повод для того, чтобы устроить новый передел, соблюдя при этом мнимые нормы приличия.
Правда, еще были Военные. Эти с людьми Палача особо не церемонились, и мира между ними никогда не было. Но захотят ли они приютить беглянку? Да и связываться с теми, кто сначала стреляет, а потом разбирается, не хотелось.
Ладно... У меня еще было достаточно времени, чтобы найти правильное решение. А пока...
— Идем кушать.
— А что потом?— спросила Обуза.
— Потом мы пойдем дальше.
— Куда?— насторожилась она.
— Не знаю еще. Может быть, в Город Пророка... Там видно будет...
Жареная картошка была бесподобна. Как всегда. Я с детства был без ума от этого непритязательного блюда. А в новом мире картошка служила основой пищи, потому как требовала минимум ухода и давала приличные урожаи. Картошку пожарили на сале. Свиней держали во многих селениях, но вот сала всегда было мало. Салат из помидоров, пучок свежего лука, дольки тыквы, а главное — хлеб — мягкий, с хрустящей корочкой. Я второй раз ловил себя на мысли, что не было в новом мире хлеба вкуснее, чем на Ветряках.
Мы ели не спеша, и не только для того, чтобы растянуть удовольствие. Честно сказать, мне не хотелось отсюда никуда уходить. Может быть, завтра у меня будет иное мнение, но сегодня хотелось отдохнуть и как следует выспаться. Однако события складывались так, что и следующую ночь нам придется провести в походных условиях...
Курятник располагался неподалеку от кухни. Поэтому неожиданный переполох, поднятый пернатыми, не остался незамеченным. Птицы тревожно кудахтали и носились за сеткой-ограждением. У ворот надрывно завыли псы, а в загоне заблеяли овцы и завизжали свиньи.
Сигнал, понятный каждому обитателю нового мира — приближался Кровавый Восход.
Животные чувствовали его и стремились найти укрытие. Предупрежденные люди, бросали свои дела и собирались в центре поселения. А мы с Алей продолжали неторопливо есть. У нас было еще с четверть часа, прежде чем начнется светопреставление.
С заметным опозданием и скорее традиционно, нежели из крайней необходимости, зазвенел тревожный колокол. Дублируя набат, десятки глоток завторили:
— Кровавый Восход! Кровавый Восход!
Рано или поздно это должно было случиться. И я был даже рад, что он произойдет сейчас, а не через пару часов, когда мы покинем селение и окажемся на незащищенной местности. На Ветряках имелось три подземных убежища, в которых можно было переждать стихию.
В отличие от меня, других людей каждый Кровавый Восход приводил в чрезмерно возбужденное состояние на грани паники. Вот и сейчас селяне излишне суетились, загоняли животных в укрытия, заносили в дома различный инвентарь, мамаши звали своих детей и тащили их на всеобщий сход. Сыч скользил взглядом по лицам, пытаясь понять, все ли собрались, никого не забыли впопыхах?
Ладно я... Но и Аля сидела смирно — то ли брала с меня пример, то ли Кровавый Восход ее на самом деле не пугал.
Между тем ясное небо начало темнеть. Такое впечатление, будто сам воздух густел и терял прозрачность, становился сначала серым, а потом и угольно-черным. И скоро сквозь это мрачное марево начнет сочится красный свет, густо заливающий мир иллюзорной кровью.
Впрочем, это будет через четверть часа. А пока солнце постепенно скрывалось из виду, крепчал ветерок да начинало неприятно саднить затылок.
Аля первой разобралась с пищей, но продолжала беспечно сидеть за столом. Девушка, приготовившая для нас обед, спешно собрала со стола всю утварь, которую могло повредить во время стихии, а потом некоторое время нетерпеливо дожидалась моей миски. Не дождалась, махнула рукой и поспешила к убежищу.
