Дверь на горе

— За какой кордон дунем? В Югру через Сылву ехать придётся. Кыргызы злые и граница на замке. В Свободный Булгар тоже просто так не попасть. Либо в Галидию, либо в Черный Согд.

— В Галидию ближе, в Согде спечемся. Если тут задыхаемся, то что на Миассе будет...

— Настук, у тебя вписка в Валинтине еще осталась?

— Я там уже год не была. Но, может, примут.

— Едем в Галидию. Все за?

Против никого не оказалось. По лбу хлопнул даже бородатый Онка, которого беда Степанчикова, казалось бы, вообще не касалась.

Фургончик гнал на запад всю ночь. В темноте по новому мосту пересекли широкую реку. Михаил предположил, что это была Вятка, а настоящее имя потока даже не запомнил. Ближе к рассвету беглецы свернули с асфальта на очень скверную лесную воргу. Тряска продолжалась часа полтора, на твердое покрытие вернулись, когда первые солнечные лучи уже упали на задние колеса. И только отъехав от границы километров на пятьдесят, измотанные дорогой клукеры остановились возле небольшой речки и спали на траве до самого ланча.

Лишь на следующий день, благополучно избегнув дорожных проверок и досмотров, друзья добрались до города Валинтина — "восточной столицы" Галидийского государства.

* * *

Несмотря на то, что галиды разговаривают на другом, совершенно отличном от мортского, языке, между клукерами Галидии и Бармы никогда не прекращались близкие дружеские контакты. Забивая на границы, группы молодежи перемещались между лагерями и коммунами, полиция традиционно закрывала на это глаза, покуда иностранцы не начинали творить беспредел и заниматься откровенной контрабандой. И порядки в усадьбе, которая приняла пассажиров "Большого провала", мало отличались от традиций Вольной Керки.

Больше недели друзья предавались вязкому безделью. Вечерами, переименовав группу и сменив репертуар, устраивали "квартирники" чтобы заработать себе на еду. Концерты "для своих" не вызывали широкого резонанса и, теоретически, никак не должны были привлечь внимание людей с Камы. Порою, совершались пешие вылазки в центр города. В одну из таких экскурсий Михаил потратил свои скудные сбережения на билеты и сводил доставшую его намёками Бисер в зоосад.

Звери альтернативной реальности, вопреки иррациональным опасениям Степанчикова, не отличались от заключенных дефолтных зоопарков. Бегемот разевал пасть, как это и положено бегемоту. Совершенно обычные макаки швырялись в посетителей совершенно обычными объедками. Угрюмо бродили по вольерам родные волки, росомахи и лисицы. К счастью, девушка не стала долго смотреть, как изнывают от поволжской жары белые медведи. Лисёнок привела Степанчикова в птичник, к своим любимым экзотическими попугаям. Кота же в первую очередь заинтересовали огромные вольеры с двойным рядом решеток.

В первой клетке прогуливался настоящий динозавр — существо с массивными, достойными русской избы куриными ногами, грязно-коричневым туловом без всякого намёка на крылья и двухметровой шеей, которая оканчивалась непропорционально маленькой для масштаба чудовища клювастой головой. Голова издавала крики, сравнимые по своему воздействию на слух со царапанием стекла, посетители в этот момент шарахались от ограждения и прижимали к себе детей. Степанчиков быстро сообразил, что гости зоопарка не интересуют монстра в качестве пищи: тварь щипала листья с подвешенной на прутья ветки или наклонялась к корыту с фруктами.

Зато принадлежность к хищникам птицы, сидевшей в вольере напротив, не вызывала сомнений. Когти гигантского орла могли свободно сомкнуться на водосточной трубе, могучий загнутый клюв — разорвать эту самую трубу на мелкие клочки металла. Рядом содержались пернатые поменьше: родня четырехметрового динозавра, пингвины с хохолками, ужасающих размеров гуси и забавная, знакомая по каким-то картинкам шарообразная птичка с длинным клювом. Сначала Степанчиков вспомнил мохнатый плод с зеленой мякотью, затем пришло и название самой птицы: киви.

— Ручпи — подозвал Кань подругу. — Лисице положено разбираться в птицах. Что всё это значит? Откуда эти монстры???

— Как откуда? С Нового Готланда и Новой Зеландии. Ты что, не читал "Остров адских птиц"?

— Нет, я ж тебе говорил...

— Ой, да...

— А о чем книга?

— Ну, капитан Врангель заблудился по-пути в Южную Бирку и разбился на неизвестном острове, где не было ни зверей, ни людей, зато бродили гигантские птицы. Датчане построили там селение и верфь, а потом приплыли баски и началась война. В конце концов, Врангель сумел захватить вражеский галеон и добраться до континента, а главного злодея растоптал вот этот элефантовый страус. Моя мама бывала в Новом Висбю...

— Спасибо, Бисер. Пойдем отсюда, мне не уютно среди животных в клетках, сразу примеряю на себя.

— Пойдем.

* * *

Тем же вечером Степанчикову довелось второй раз за весь срок пребывания в Мире Вандальского Корня посмотреть телевизор. Теперь Михаил столкнулся с галидийским языковым барьером, но сейчас у него было достаточно добровольных переводчиков. Клукеры обращали внимание Каня на то, что находили занятным сами. Живое обсуждение вызвали новости о жестоком разгоне студенческой демонстрации в Архиепископстве Орегон, аплодисменты — возвращение очередной орбитальной экспедиции, когда капитан показался в кадре с плетёным полурукавом. Репортаж из какого-то приморского города, напротив, был дружно осмеян. Здесь товарищи снизошли до подробного объяснения.

В столице Лидии проходили торжества по случаю открытия памятника лидийскому царю Крёзу. В этом не было бы ничего удивительного, но два государства разделяли две с половиной тысячи лет и столько же гаков. Одна Лидия некогда существовала в Малой Азии, а другая ныне ограничивалась Восточной Балтикой. Десять лет назад, когда к власти в Пилезе пришли националисты, они принялись придумывать народу новую историю. Лидийцы объявлялись истинными предками всех балтов, кельтов, германцев, эллинов, персов и делийцев. Их язык — древнейшим языком мира, которому санскрит приходится всего лишь внучатым племянником. Лидийцы изобрели колесо, телегу, парус и электричество. Последнее мудрые прибалты времен Плиния и Тацита в промышленных масштабах получали благодаря огромным запасам янтаря. Южная, заблудшая ветвь лидийцев основала в ранней античности богатейшее государство, придумала золотые монеты, но её погубили происки эллино-армянского подлеца — Дельфийского Оракула. У куршей лидийцы оспаривали происхождение Лидауга-Завоевателя. Своих ближайших родственников галидицев "чистые индоевропецы" вообще не почитали за отдельный народ. Их galas — "обитатели окраины", лишь по недоразумению в десять раз превышающей в размеры "ядра".

Чем громче потешался весь мир над регулярными "открытиями" лидийских "историков", тем увереннее, заткнув глаза и уши, продолжали городить чушь "патриоты полосатого флага"

Откровенно говоря, Степанчикову были не интересны разговоры о политике. Когда клукеры забылись в жарком споре, он подмигнул Ручпи и выскользнул на улицу. Предместье Валинтина, города, основанного в день всех влюбленных на слиянии двух рек, освещали редкие фонари и частые звезды. О чем-то своём переругивались собаки, закрывали за собой калитки припозднившиеся прохожие. Сейчас для Мишки существовала только одна звезда, один голос, один человек под полным переживаний августовским небом. Вот прозвучали аккуратные шаги, вот рука легла на плетеный рукав, вот вторая рука коснулась его запястья, и счастливый пришелец улетел...

Полёт продолжался меньше секунды и окончился на разрыхленной грядке. Нос уткнулся в вонючую тряпку. Руки пронзала боль — их вдохновенно выкручивали. Степанчиков хотел закричать, да забыл, как это делается. Он, конечно, сразу вспомнил и вопил тревогу что было сил, но друзья не слышали его, потому что орал Кань уже в наркотическом сне. Какой-то человек посветил в лицо бесчувственному Степанчикову фонариком. "Тот?" "Тот" — раздалось в ответ. "Легко. А говорили, что боевой..."

* * *

Пришелец проснулся от резкого запаха сунутой под нос нашатырки. "Живой, живой, очухается!". Говорили скрипучим голосом и по-мортски. На глаза обладатель сорванных связок не появился, зато через минуту в поле зрения синхронно возникли две человеческие фигуры со стаканами воды. Рты слаженно произнесли: "Добрый день! Я очень извиняюсь за своих галидийских друзей. Они не так истолковали мою просьбу". Близнецы общались с Михаилом на другом языке, но до Степанчикова тут же дошел смысл фразы. Русский!

Постепенно два собеседника слились в одного мужчину лет тридцати пяти.

— Меня зовут Валерий. Я искал Вас, чтобы отправить домой. Это моя задача — возвращать таких, как Вы. И там, и тут прошел целый месяц, Вас все потеряли!

— Я в Чайковском? — ошарашенный появлением соотечественника Степанчиков забыл про обиды.

— И да, и нет. Вы в Тусяпукаре, в том городе, где находятся Ворота.

— И Вы просто так отпустите меня? Я могу идти?

— Конечно. Вас никто не держит. Я даже провожу до Стрижухи — обидно так долго Вас, Михаил, искать и так скоро расставаться.

— Вы не боитесь, что я рассказал кому-нибудь о своём происхождении? Что будет с остальными?

— Ничего не будет. И огласки не будет — Вы не оригинальны. У клукеров каждый третий разговаривает с космосом, каждого пятого похищали инопланетяне, каждый восьмой путешествовал во времени, из них половина продолжает путешествовать регулярно.

— Это Ваши друзья пытали обо мне в Сылве и на Белой Парме?

— На Белой Парме был я, Вольную Керку брала полиция и разведка. Полиция, кстати, уже нашла Ваш самоубившийся труп и успокоилась. Ваши знакомые могут смело возвращаться в Барму.

— Я могу послать им весточку? Написать письмо?

— Пожалуйста! Вот бумага и конверт.

Через два часа пришелец, не отправлявший бумажных писем уже десять лет, закончил тяжелое послание Бисер, а затем на отдельном листе чиркнул прощальные пару строк для Пянтега, Трасамунда, Кудыма, Онка и Настук.

— Я готов. Только... У Вас не найдётся нормальной одежды? Как я пойду в этом по Чайковскому? Еще и землёй запачкано.

— Наверное, будет. Да. Это — пойдет?

— Штаны, безрукавка... Советские еще? Пойдёт!

На получасовом пути к порталу Кот старался дышать глубже и ловить каждый оставшийся момент в мире, что едва не сделал его счастливым. Последняя прогулка превратилась в медитацию. Михаил не слышал Валерия, на автомате перешагивал через корни и взбирался на бордюры. В действительность пришельца смог вернуть только ощутимый толчок спутника.

— Подожди, сейчас включу... — Валерий проделывал какие-то манипуляции с расческой.

Степанчиков увидел перед собой две березки и куст можжевельника. Поколебался пять секунд и твердо заявил.

— Не включай, я остаюсь.

Кань развернулся и, не обращая ровно никакого внимания на крики своего благодетеля, зашагал вниз. Валерий не мог противопоставить этой решимости ничего. Провожатый встал лицом к порталу, коснулся трех зубчиков, из парикмахерского прибора вырвался узкий луч и ушел в пустоту ворот. Через пять минут возле можжевельника на ходу материализовались два человека азиатской наружности и, перекинувшись с агентом парой фраз, бросились по следам отказника.

Степанчиков опять не увидел своих похитителей. Всё, что он успел воспринять — тихий хлопок, дикая боль в во всем теле, которое надолго, но не навсегда милосердно покидало сознание. Азиаты взяли молодого человека за руки и за ноги и, матерясь на чересчур резвую жертву, потащили добычу обратно наверх.

Тайна Ворот была в надежных руках.

Глава 21.

Попавшийся в сеть.

Потому что искусство поэзии требует слов,

я — один из глухих, облысевших, угрюмых послов

Второсортной державы, связавшейся с этой.

Иосиф Бродский.

Из скрытых обсуждений в подворотне*(аллюзия на "ворота Цзи" — место дискуссий интеллектуалов в древнем царстве Ци) сообщества "Выдумщики"

24 июля* (для облегчения восприятия даты даны по календарю дефолтного мира)

Лада Еловая Шишка:

Рано радовались.

Информации мешок, а считали три зернышка. Этот гад оказался ниппелем, да еще и хрупким. Где он сейчас — точно не знаю. Может быть, уже у воротоиспытателей.

Нефритовый Стержень:

Так засуньте еще раз в съемник.

Конь Бодливый:

Нельзя, испортится.

Нефритовый Стержень:

Испортится — пауки новый приплетут.

Конь Бодливый:

Ходок испортится, а не съемник. Нельзя.

Лада Еловая Шишка to Нефритовый Стержень:

Я те покажу: "В съемник!" Твою голову потом пришивать ему будем?

Змей to Еловая Шишка:

У Нефритового Стержня? Голову??? Ха-ха...

Барабуля:

Продаются билеты в смотровую. Всего десять мест.

Конь Бодливый to все:

Не загрязняйте инфосферу, модератор учует.

Конь Бодливый to Лада Еловая Шишка:

Не в курсе, когда выложат расшифровки? Я в последний раз образы давал год назад, из них половину забраковали.

Змей:

Присоединяюсь к Бодливому. Когда? Из пальца уже помпой ничего не вытянуть.

Лада Еловая Шишка:

Начнут выкладывать завтра, там немного. У меня у самой было много планов, но придётся выкручиваться как-то по-другому. Послезавтра пойду на тренинг, дают курсы мышления по какому-то древнегреческому мастеру.

И объясняю для тех, кто из камня: после съёма заворотника еле включили, нейролога, который забыл проверить арабскую функцию, забанили в сообществе на полгода. Далеко не факт, что пациента смогут восстановить за ближайшую неделю, поэтому оставьте надежду на повторное считывание. В лучшем случае, мы сможем поговорить с ним и заставить вспомнить всё вкусное. В худшем — про наши махинации узнают двереведы, заберут тело, а затем настучат курмоду сплетения и дальше — в Центр. Пауки в Центре заморачиваться не будут, война на носу. Так что помните про пальчики и про язык.

Барабуля:

Если пауки озабочены войной, то заворотник — наш. 105-стаб — довольно развитый мир. Мы достанем из гостя инфу про тактику, стратегию, оружие — и в штаб, пусть обрабатывают . Нас простят и похвалят за инициативу, а двереведам — косяк от Ворот, обойдутся.

Неудержимый Дабаохи to Барабуля:

У тебя какое-то странное представление об армии.

Любой из сообщников в обычном мыслегоне может выдать больше полезных штабу идей, чем десяток заворотников с известных миров. Мы-то имеем знание, какой будет если не будущая, то хотя бы прошедшая война. В известных нам мирах ничего подобного нет и не предвидится. Деятельность воротоиспытателей сейчас гораздо полезней Центру, чем ваши творческие потуги и воровство образов.

Барабуля to Неудержимый Дабаохи:

Ты не прав, есть шанс на ценную находку. Сестенции Сунь Цзы, например, могут быть применены в любую эпоху, в любую войну. И не только в войну.

Неудержимый Дабаохи to Барабуля:

Абсолютно согласен. И могут, и применяются. К счастью, труд Сунь Цзы нам уже известен, он завершен, нет необходимости переводить "Искусство Войны" с очередного иномирянского языка.