Дверь на горе

Дверь на горе.

Межмировой роман.

Все, чему мне случилось быть здесь свидетелем, не было мне совершенно незнакомым, о подобных случаях я где-то что-то читал и теперь вспомнил, что поведение людей, попадавших в аналогичные обстоятельства, всегда представлялось мне необычайно, раздражающе нелепым. Вместо того чтобы полностью использовать увлекательные перспективы, открывшиеся для них счастливым случаем, они пугались, старались вернуться в обыденное. Какой-то герой даже заклинал читателей держаться подальше от завесы, отделяющей наш мир от неведомого, пугая духовными и физическими увечьями. Я еще не знал, как развернутся события, но уже был готов с энтузиазмом окунуться в них.

АБС, "Понедельник начинается в субботу"

Предисловие

Есть теория, что рядом с нашим огромным миром существуют еще множество миров параллельных. Что каждое случайное событие во вселенной порождает универсуму двойника: в одном космосе оно случается так, а в другом — иначе. И с этого момента у двух миров начинают расти различия.

Представить себе всю массу ветвящихся миров проблематично, но не более сложно, чем, к примеру, тёмную материю, вселенную перед Большим взрывом или величину частиц, из которых состоит атом. А если вы всё-же не сможете вообразить эту картину, если начнете с сумасшедшими глазами бегать по комнате и размахивать руками, то знайте, что каждый взмах вашей руки, каждое шевеление волоска, каждое движение расширившегося зрачка добавляет новые миры в дурную бесконечную пирамиду.

Момент, с которого появились различия между нашим миром и миром параллельным, называется "развилкой". И чем интереснее исторические события, с которыми развилка совпала, тем большее различия будут иметь две реальности. Мир, в котором муха укусила не Васю, а Ваню, не имеет заметной разницы. Но если этот Ваня был Четвертым и работал царем, если укус не дал добить ему собственного сына, то мы бы сейчас жили в другой стране, а скорее всего — и вовсе бы не жили, уступив место другим людям с другими именами.

Исследование прошлого, в котором Иван Васильевич убил Ивана Ивановича, называется "история". Исследование альтернативного прошлого, в котором царь преступление не совершил, называется, соответственно, "альтернативная история". Название для науки, изучающей альтернативное настоящее, к сожалению, еще никто не дал. А речь в романе пойдет, в основном, о нем...

1. Разговоры у Дохлого Мамонта

Уважаемый редактор!

Может, лучше — про реактор?

Про любимый лунный трактор?

Ведь нельзя же! — год подряд

То тарелками пугают —

Дескать, подлые, летают,

То у вас собаки лают,

То руины говорят!

В.Высоцкий; "Письмо с Канатчиковой дачи..."

Алексей Песчанников был осведомлен и об "эффекте бабочки", и о теории множества миров. Он узнал об их существовании из фантастических книг с папиных полок — едва только смог дотянуться до чтива, встав на табуретку. Правда, приключения героев в соседних реальностях нравились молодому человеку меньше космоопер. Может быть, именно поэтому короткой июльской ночью он думал не о бесконечном числе развилок, а про гигантские расстояния до видимых звезд. И про отражения звезд в камской воде — фонари бакенов. И про отражения звезд в земле — пульсирующие у ног угольки. И про зарытую в угольки картошку.

Товарищи Алексея — такие же студенты, бывшие сокомандники в игре "Что? Где? Когда?", возвратившиеся на каникулы из своих университетов — вглядывались в полупрозрачную июльскую темноту, подступавшую к палатке и притушенному кострищу. В лесу стало не разобрать ни деревьев, ни кустов. Кто-то незнакомый опять ходил по крутому склону, потрескивал ветками, издавал звуки будоражащим — нечеловеческим и незвериным голосом.

— А мы здесь не одни.

— Спасибо, Кэп!

Походники захихикали над удачным каламбуром. Возглавлявший школьную команду знатоков Лёха отзывался на Кэпа еще с десятого класса. А сейчас, констатировав факт, он взыскал лавры еще и Капитана Очевидность.

— Лось?

— Лиса?

— Барсук?

— Дохлый мамонт!

Реплика Мишки Степанчикова тоже была шуткой, а не шизофренией, как могло бы показаться не знающему местных реалий читателю. "Урочищем Дохлого Мамонта" именовалось место самой туристической стоянки — с родником, огромными соснами, старинными лиственницами, заячьим пометом и единственным на пять километров проходимым спуском к воде. Тайна названия терялась во мраке, хотя его автор, какой-нибудь юннат, вероятнее всего был еще жив. То ли кто-то нашел в укромном местечке подмытые Камой кости, то ли первых туристов смущал сильный запах тухлятины, исходивший от павшего лося, то ли два сходящихся к берегу оврага напоминали с воды бивни доисторического слона.

— Человек?

— Ага, походи здесь буреломами без света, умный такой... — осадил друзей рассудительный Пономарёв.

Действительно, за исключением одного маленького уступа, где и расположились ребята, склон завершался обрывом, а под обрывом плескалась вода, лишь на несколько сантиметров прикрывавшая каменные обломки.

— Леший?

— Нюлэсмурт.

— Кто-кто?

— Удмуртский леший. Мы ведь в Удмуртию зашли...

От разбушевавшегося в лесу невидимого семейства ежей разговор стал перетекать в область необъяснимых явлений, которыми так бедна чайковская округа. Так вышло, что все летающие тарелки приземляются на триста километров к северо-востоку, в Молёбке. Мутанты живут в оставленных выработках, и в эти самые благополучно проваливается вовсе не Чайковский, а Березники. Призраки посещают подвалы и застенки основанного при Василии Тёмном Соликамска, а в городе, коему не исполнилось еще и 60 лет, приличное привидение должно чувствовать себя как болотная рыба карась в горном ручье. Нету вокруг гор с черными альпинистами, пещер с белыми спелеологами и джунглей с Красными кхмерами. Даже магнитной аномалии нет. Есть только широкая река, холмы и песок, на котором хорошо растут сосны и торговые центры, но плохо растут капуста и лук.

— Подбегает, значит, к отцу женщина на Вокзальной и спрашивает, есть ли у него фотоаппарат. В аэропорту пошла через лес, а там стенка невидимая, осязаемая, а из-за стенки будто бы свечение идет.

— И что, подтвердилось? — спросил Кэп у облаченного в НАТОвский камуфляж Женьки Кубарева, первый раз за год посетившего малую родину.

— Видимо, нет. Фотоаппарата у папы не было, женщина убежала, а искать невидимую стену по всему лесу аэропортовскому...

— Я бы поискал.

— У меня интереснее история. Мой дед Владилен Пономарёв — он, между прочим, этот город с самого начала строил — рассказывал, что в шестидесятых они разведывали на правом берегу Камы, недалеко от места, где мы сейчас стоим. Бурили, бурили, и в один прекрасный день вытащили с глубины 120 метров кусок породы, а в породе — самая натуральная медная шина, разве что без изоляции и без оплётки. В то, что образец вытащен со ста двадцати, никто из посторонних не верил. Откуда там рукотворный объект? Глыбу с шиной дед сначала хранил у себя, а потом, чтобы не занимала место, отдал молодому краеведческому музею. Музей поместил сомнительный экспонат в запасники. Да так хорошо поместил, так запас, что когда мой отец несколько лет назад пытался про судьбу камушка узнать, сотрудники только руками разводили: "Ничего не знаем!". Раскопать бы сейчас эту штуку...

Алексею сразу вспомнился бородатый анекдот про русских археологов, не нашедших в культурном слое никаких проводов и констатировавших, что уже 10 тысяч лет назад на территории России пользовались сотовой связью. Истории друзей он уже слышал. Мало столкнуться с загадочным — следует сохранить хоть какое-нибудь материальное доказательство.

С необъяснимым очарованием низко повисла над гладкой-гладкой водой и проложила дорожку к уступу полная луна, вытаскивая из неглубоких еще омутов молодых душ запрятанные чувства. Где-то под звездами, опираясь на воздух длинными столбами света, плыл в пространстве туристический теплоход. В маленькой бухточке, куда впадал родничок, плескалась крупная рыба.

— А мы недавно с бабушкой смотрели дедулины снимки. Я его очень любила, но почти не помню. Он тоже инженер был, тоже ГЭС строил, часто по командировкам ездил. И фотографией увлекался, любил снимать город и людей на улицах. Очень интересно посмотреть сейчас — всё изменилось. Ну вот, семейные фотографии в альбомах лежат, а остальное всё по конвертам рассовано, по старым тетрадным обложкам, коробкам обувным. С детства любила там полазить, да не давали. Ну, открыла я очередной конверт, а там снимки города со Стрижухи. Они ведь сами на Уральской живут, там только в гору подняться, и видно всё: плотину, Азина, Основной, Завокзальный, Зарю. В общем, смотрю, любуюсь, вдруг глаз за что-то зацепился. Что-то не то. Через минуту только дошло — на одной фотке Азинский район есть, а на другой — нету. Ладно думаю, одна старая, другая — новая. Смотрю дальше. На следующем снимке река есть, ГЭС есть, а города нет. Деревня какая-то, дома частные. Потом вообще странно — на другом берегу КШТинского залива кварталы белеют, вместо Завокзального — завод. Или еще фотография — всё как у нас было, только трубы у КШТ не три, а четыре... Что вот это такое? Фотошопа тогда не имелось. Художником дед не был — ну, так бабушка говорит. Во времени он там что ли путешествовал? И не спросишь уже...

Кэп насторожился: байку, которую рассказала Света Лугова, неизменный объект влюбленных воздыханий пяти из шести игроков его команды, он слышал в первый раз.

— Может, не во времени, а в параллельные миры? Где-то Чайковский вовсе не основали, где-то освоили "тот берег", где-то раньше, чем в нашей реальности, застроили Азина...

— Да, кстати, там еще вырезка из "Огней Камы" была. За 1989 год. В статье пишут, что через неделю в город приезжают заслуженные советские композиторы Юрий Визбор и Владимир Высоцкий — открывать консерваторию.

— Ого...

— А за какой месяц была статья, ты не запомнила?

— Апрель, кажется...

Ребята рассмеялись, Алексею же становилось всё интереснее. Признать статью удачной шуткой мешал тот непреложный факт, что Высоцкий умер в восьмидесятом, а статья датирована восемьдесят девятым... Или где-то он не умер?

За разговорами о загадках ребята забыли о пугающих лесных звуках. Небо за водохранилищем светлело. На реке стала появляться рябь — сморщенные участки формировали на абсолютно гладкой стоячей воде таинственные знаки. При полном безветрии иероглифы сходились, делились, меняли форму, и не было ясно, говорят глубины с гаснущими звездами, или просто слагают стихи о предрассветном часе...

2. Первостроители и носорог.

Леннон жил, Леннон жив, — Леннон будет жить!

Из фольклора битломанов

Алексей договорился со Светой, и они навестили бабушку через три дня. Людмила Георгиевна жила на конечной, в одном из немногочисленных в Чайковском секторов частной застройки.

Молодые городки легко отличить о старых тем, что "деревня" располагается у них не в центре, а на окраинах. Эту "деревню" строили те же люди, что в 1954 году начали перегораживать Каму бетонным валом. Ведь после завершения ГЭС бараки и восьмиквартирные брусчатки планировалось расселить, гидростроителей — отправить на штурм новых рек. А обслуживающему персоналу станции выделили участки под обустройство в небольшом поселке. Планы изменились. На образованном водохранилищем полуострове вырос целый город — с отоплением, газом и телефоном в хрущевских квартирах. Брусчатки, кстати, так и не расселили — за пятьдесят лет яблони выросли выше шиферных крыш пятилетних времянок. А светкин прадед Георгий Петрович — первостроитель Чайковского — остался жить в собственной деревянной избе на перекрестке двух незаасвальтированных улочек.

Соседи — наследники первых обитателей города — постепенно превращали свои дома в коттеджи, участки — в лужайки, а заборы — в решетки. Усадьба Георгия Петровича, в которой Людмила Георгиевна осталась единственным обитателем — напротив, почти не изменилась. Хлипкая деревянная дверь на крыльце, залитая зеленым, преломленным зарослями хмеля солнцем веранда, старые сундуки, строгие довоенные фотопортреты родителей нынешней хозяйки. Естественно — русская печь и чердак, на котором можно было обнаружить всё: от забытого два года назад чулка с луком до патефона и линзы для телевизора КВН.

А на столе были яблоки, чай и вишневое варенье. Были воспоминания и фотографии во вручную украшенных, будто бы не советских, а дореволюционных альбомах. Прадед Светы родился в Ставрополье, воевал в артиллерии, был ранен под Курском и комиссован из армии. Освоив на гражданке водительскую специальность и покинув станицу, Георгий Петрович сумел избежать тягот послевоенного голода. Вместе с женой и двумя детьми он восемь лет мотался по стройкам Союза, пока, наконец, не решил крепко осесть на красивом камском берегу. Вскоре его дочь Людмила вышла замуж за молодого специалиста Аркадия — они тоже начали было колесить по стране, но очень скоро вернулись в растущий городок. Город, который люди-мечтатели строили для себя и своих детей.

Черно-белые лица в альбоме сменились черно-белыми картинками чайковских дворов.

"Это — комментировала бабушка — на субботнике садят березы. Мы хотели, чтобы березовые рощи стали отличительным знаком Чайковского, чтобы наш город — город будущего — всегда утопал в зелени. Здесь только что открыли детскую площадку и клуб. Площадку старались делать в каждом дворе — мы, наверное, до сих пор впереди всей страны по количеству площадок, секций и кружков на одного ребенка. Трехкилометровая набережная, еще не изгаженная, не обваливающаяся в воду, с целыми фонарями и чистыми перилами.

Аркадий любил фотографировать корабли. Вот первый пошедший по Каме "Восход" — судно на подводных крыльях, сменившее "Ракету". Триста пятнадцать километров до Перми "Восход" преодолевал всего за 6 часов, и оставалось только спорить, что более прекрасно: выходить на открытую палубу, вдыхать запах близкого леса и ловить вылетавшие из под крыла брызги или с берега наблюдать, как пролетает мимо ревущая белая птица и всем телом встречать поднятую кораблём волну.

Снова земля. Люди, выходящие из концертного зала и здание с профилем Петра Ильича на штукатурке. Открывая в небольшом городе две музыкальные школы, музыкальное училище, драмтеатр и несколько ДК, основатели хотели сделать Чайковский не только "зеленой жемчужиной", но и "Культурной столицей" Прикамья. До консерватории дело, конечно, не дошло, зато у чайковцев появился другой собственный ВУЗ — Институт физической культуры, катализировавший строительство целого комплекса спортивных сооружений.

Культура каким-то чудом была еще жива — дети занимали призовые места на фестивалях, выпускники музыкалки поступали в лучшие училища и институты страны, спортсмены привозили олимпийские медали. А вот лик Чайковского на фасаде концертного зала не уцелел — в двухтысячные у композитора осыпался затылок, затем эрозия полностью съела гениальный мозг, оставив от фрески лишь лицо и бороду. В конце концов были изысканы деньги на новую штукатурку — многострадального композитора полностью скололи со стены.

Под третий литр чая дело дошло до заветного конверта. Кэп боялся, что увидит на таинственных снимках слишком явные следы фотомонтажа. Нет, фотографии показались ему столь же натуральными, как недавно увиденные изображения субботников и речных кораблей. Неестественным казались только запечатленные Аркадием пейзажи. Чья это огромная статуя возвышается на мысу между водосливом ГЭС и шлюзовым каналом? Что за странный летательный аппарат висит над ремзаводом? Куда делась плотина и вообще все человеческие строения со следующего снимка?

Почти все кадры были сняты с одной и той же удобной точки на горе. Только один раз Аркадий навел объектив не на дальние объекты, а на одиноко стоящий дуб. Самый обычный дуб. Света не нашла в фотографии ничего особого. Алексей разглядел в правом нижнем углу мохнатого носорога.

Вот вам и "дохлый мамонт"...

Конечно, чисто теоретически, шерстистые носороги могли приспособиться к перемене климата и дожить до наших дней. У "тринадцатого воина" — арабского путешественника Ибн-Фадлана, современника первых киевских князей — даже есть любопытный фрагмент в описании Поволжья:

...недалеко от нее широкая степь, о которой передают, что в ней есть животное меньшее, чем верблюд, по величине, но выше быка. Голова его, это голова барашка, а хвост его — хвост быка, тело его — тело мула, копыта его подобны копытам быка. У него посередине головы один рог толстый круглый; по мере того, как он возвышается, он становится все тоньше, пока не сделается подобным наконечнику копья. И из рогов иной имеет в длину от пяти локтей до трех локтей в соответствии с большим или меньшим размером животного. Оно питается листьями деревьев, имеющими превосходную зелень. Когда оно увидит всадника, то направляется к нему, и если под всадником был рысак, то конь ищет спасения от него в усиленном бегстве, а если оно всадника догонит, то оно хватает его своим рогом со спины его лошади, потом подбрасывает его в воздухе и встречает его своим рогом, и не перестает делать таким образом, пока не убьет его.

А лошади оно ничего не причиняет каким бы то ни было образом или способом. И жители ищут его в степи и лесах, пока не убьют его. Это происходит так, что они влезают на высокие деревья, между которыми животное находится. Для этого собираются несколько стрелков с отравленными стрелами, и когда оно оказывается между ними, то стреляют в него, пока не изранят его и не убьют его. И действительно, я видел у царя три больших миски, похожих на йеменские раковины "джаз", о мисках он мне сообщил, что они сделаны из основания рога этого животного.

И сообщают некоторые из жителей этой страны, что это животное — носорог.* (http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/fadlan.htm)

Вероятно, реликта застали собеседники Ибн-Фадлана, но укрыться от глаз современных охотников, грибников, ученых и егерей популяции носорогов было бы решительно невозможно. "Либо светин дедушка побывал в плейстоцене, либо нашел реальность, где мегафауна Прикамья не вымерла, либо меня очень качественно разыгрывают — решил Кэп. — Ладно, перейдем к вырезке".

Кусочек официального печатного органа районной администрации, по-видимому, никогда не извлекали из плотного конверта. Газетная бумага не истрепалась и не пожелтела, что добавляло скептику-Алексею как сомнений ("Новьё! Не похоже на 1989 год...") так и уверенности ("Фотографии подделать не поленились, а бумагу состарить — поленились. Нарочно не придумаешь..."). А до чего вкусный, несмотря на все бюрократизмы, текст!

"...Всего неделя осталась до приуроченного к стодевятьнадцатилетию со дня рождения Владимира Ильича Ленина открытия Чайковского филиала Московской государственной консерватории им. Петра Ильича Чайковского. В этот день наш город посетят министр культуры СССР Борис Гребенщиков, первый секретарь Пермского областного комитета партии Вячеслав Гилёв, ректор МГК им. Чайковского Альфред Шнитке, первый секретарь горкома г. Ижевск..." Пропустив около сорока фамилий мелких чиновников и районных руководителей, Кэп вновь увидел знакомые имена. <...также город посетят ряд советских композиторов, дирижеров, признанных деятелей искусства, звезд эстрады. Творческие гости прибудут не с пустыми руками (Ох уж эта провинциальная пресса! Ох уж этот стиль...) — Заслуженный композитор, дирижер и народный артист СССР Александр Градский собирается лично дирижировать хором и оркестром Чайковского музыкального училища во время исполнения своей твист-симфонии. Народный артист СССР, заслуженный композитор и заслуженный поэт Владимир Высоцкий привезет с собой целый театр и поставит для чайковчан новейшую гром-оперу "Гуляй-Поле"". Окончательно Алексея сразили последние строчки анонса: "Праздничные торжества завершаться на стадионе им. Шостаковича программой "Я мечтаю!", которую представит известный британский исполнитель, борец за дело мира и социализма Джон Леннон".

Ну и что с того, что Вокзальную переименовали в улицу Глинки, Южную — в Римского-Корсакова, Строительную — в Прокофьева, а Шлюзовую — в Луи Армстронга. Да ни что по сравнению с тем фактом, что где-то остались живы и вполне могли дожить до сего дня Леннон и Высоцкий...

На другой стороне газетной вырезки в тексте без начала и без конца давались советы, как правильно подготовить участок к посадке картошки.

Забрать снимки с собой Людмила Георгиевна не позволила, зато разрешила Алексею переснять их цифровой мыльницей. Расстались ребята с бабушкой очень тепло. Кэп, к тому же, мысленно поблагодарил Аркадия за таинственную папку, которая обещала интересный квест и позволила вновь сойтись с некогда безответно любимой, и, как выяснилось, не забытой Светланой на почве общего дела.

3. В поисках Двери.

Вы, наверное, догадаетесь, зачем Кэп, Света и Василий Пономарёв по прозвищу ХаЭм — их товарищ, присутствовавший в памятном "походе на Мамонта" — с утра сели в автобус-"однёрку" и вновь отправились на Уральскую. Прежде, чем задавать новые вопросы бабушке, студенты решили разыскать на горе Стрижухе точку, с которой фотограф делал свои невероятные пейзажи.

До обеда ребята посетили все удобные для съемок точки и чуть не рассорились, выбирая из трех вариантов.

В два часа Света притащила от бабушки обед и дедушкин фотоаппарат. Ни одна из трех точек не подошла.

К ужину поиски сместились на территорию дачных участков, а искомое место было найдено за тридцать минут до вечерней зари. Им оказался пятачок возле пустой кирпичной коробки какого-то сельхозначения, поставленной на холме еще до появления огородных массивов.

Над рекой горел летний закат. На горе перестали кусаться оводы и пауты, зато вылетели на загонную охоту мириады комаров. Не обнаружив возле излюбленной фотографом точки ничего подозрительного, любители тайн спустились в частный сектор чтобы вернуть камеру и задать Людмиле Георгиевне еще несколько вопросов.

"Нет, не знаю". "Не осталось ничего". "В записной книжке только телефоны". "Не рассказывал" "Нет, не замечала". Разговор неспешно продолжался, дело приближалось к полуночи, а отжатые от воды ответы неминуемо сводились к разочаровывающим коротким фразам. Последний час Алексей просто давал Людмиле Георгиевне выговориться, рассказать историю своей жизни (как будто ребята ее еще не слышали, листая альбомы), надеясь выловить в словесном потоке какую-нибудь подсказку. У студентов имелся немалый опыт, ведь крупицы полезной информации можно извлечь даже из монолога лектора.

"Какое еще опознание? Деда умер не при тебе?!" — громкая реплика Светы вывела Алексея из дремоты. Опа! Подробностей!

В августе 1989 Аркадий свалился с непонятным заболеванием. По неасвальтированной дороге к усадьбе приехала "скорая помощь" и увезла фотографа-любителя в инфекционное отделение типового семиэтажного здания городской больницы. Врачи ломали голову два дня, больному становилось хуже, бабушку поместили под карантин.

На вторые сутки Аркадий испытал кратковременное умственное помешательство. На третью ночь дедушка сбежал. По всей видимости, незаметно выскользнул из палаты, миновал растяпу-дежурную, едва не зашиб санитара на первом этаже и сбежал. Далеко ли может уйти больной с температурой тела сорок градусов и подозреваемым бешенством? Молодому человеку, гулявшему с девушкой по ночной набережной возле больницы показалось, что он видел похожего на Аркадия человека. Но он не был уверен. Дедушку записали пропавшим без вести, а спустя четыре года, когда Свете исполнилось девять, бабушку пригласили на опознание выловленных из Залива костей. Зубов не сохранилось, зато кости предплечья несли на себе следы давно заросшего перелома. Аркадий получил идентичный перелом на Братской ГЭС, возраст человека приблизительно совпал, смерть случилась около четырех лет назад. Людмила Георгиевна признала в находке своего мужа и спустя два дня останки тихо похоронили на городском кладбище. Светлане подробностей не открывали.

"И так, смерть дедушки в 1989 году вероятна, но не подтверждаема на 100%. Загадочная болезнь могла и не быть бешенством. Кости в заливе могли и не принадлежать Аркадию. А заразу горемыка наверняка подхватил, шляясь по параллельным мирам. Эволюция бактерий и вирусов там тоже другая, а многие микробы сами по себе очень вариативны". Кэп рассуждал дальше. "Что бы я сделал, подхватив в чужом мире заболевание и убедившись, что оно не лечится местными средствами? Естественно, вернулся бы туда, где его подхватил, получив шанс найти квалифицированную помощь и перестав быть биологической бомбой у себя на родине"

В исчезновении больного, по словам бабушки, имелась еще одна странная деталь. В злополучную ночь аж двое человек видели в больнице призраков! В надземном переходе между корпусами возвращавшемуся со сложной операции усталому хирургу померещились двое посторонних без медицинских халатов. Доктор на секунду закрыл и протёр глаза, а когда открыл — коридор был пуст, словно нарушители режима растворились в воздухе или прошли сквозь бетон. Второй свидетельницей оказалась санитарка. На скудно освещенной лестнице главного блока женщине привиделось лицо китайца, смотрящее на неё прямо из облупленной стены. Оба признания были сделаны медиками не сразу, а спустя несколько лет.

"Какая красота! Если "призраки" не померещились перегруженному дежурствами персоналу, а существовали на самом деле, значит — за Аркадием пришли. Дедушка не сбежал, его выкрали. Или, по крайней мере, помогли безнадежно больному уйти. Если же верить врачам во всём, то у людей за дверью есть очень высокие сверхспособности, либо — не менее высокие технологии. Ведь, как говорил Артур Кларк, на определенном уровне развития техника становиться неотличимой от магии.

Что случилось с Луговым дальше? Назад дедушка не вернулся — значит, или его убили, или сгубила болезнь, или в механизме перемещения между реальностями что-то сломалось. Кстати, все эти рассуждения нисколько не приближают нас ни к сути этого механизма, ни к ответу на вопрос о месте его расположения..."

После этого разговора Людмила Георгиевна наотрез отказывалась рассказывать искателям о своем муже. А портал ребята нашли. Три дня ползали вокруг кирпичной коробки со щупами, кидали гайки, водили одолженную у Женьки охотничью собаку... Потом ХаЭм отправился в кустики и исчез.

* * *

Выявив портал, ребята собирались сперва отправить в него часы, термометр и дозиметр. Потом — насекомых и мышей. Затем, водрузив на спаниеля Шмыгу лавры одновременно и Белки, и Стрелки, заслать на длинном поводке человеческого друга. (Самого Евгения, соблюдая конспирацию, об истинном предназначении Шмыги не предупредили) И уж тогда, убедившись, что все сходившие туда-обратно живы, что радиация в норме, что температура допустима для человека, что время идет как надо, направить в чужую реальность первопроходца, то есть — Кэпа.

Василий заменил экспериментаторам и дозиметр, и термометр, и белых мышей. На той стороне не было ничего угрожающего, разве что витали в воздухе какие-то вещества, резко повышавшие чувство собственной важности и накачивающие пришельцев гордостью от открытия. По-началу наш Гагарин перехода вообще не заметил, и лишь сделав своё мокрое дело он обнаружил, что заросли вишни чудесным образом превратились в иргу. Выглянув из этой волшебной ирги, ХаЭм не обнаружил остальной поисковой команды. На пройденном вдоль и поперек пустыре одномоментно вырос садовый домик. Изменилось небо — пока орошаемая вишня превращалась в иргу, кучевые облака подняло в стратосферу и размазало до перистого состояния. Город и река под горой как будто остались прежними. Пионеру реальностей стало жутко, и он вернулся к товарищам той же дорогой, которой пришел.

Затем, конечно, бросали в портал и вытаскивали за веревочку всякие предметы. Портал не работал. Василия начали подозревать в розыгрыше и надувательстве. ХаЭм твердо стоял на своем и пригрозил вытошнить на Лёху все съеденные в параллельном мире ирговые ягоды. Наконец, Кэп отправился в кусты сам. И исчез.

В этой реальности кустов вокруг портала вообще не было, а небо затянул низкий дождевой полог. По грунтовке метров в пятидесяти двигался неказистый трехколесный автомобиль с пушечкой на турели и эмблемой зубастого кенгуру на капоте. Алексей поспешил вернуться в свой солнечный раскалённый июль.

Возобновить эксперименты друзья осмелились только на следующий день. Опыты подтвердили: портал пропускал лишь человека и предметы в непосредственной близости от его тела. Например, одежду и часы. Портал менял миры с каждым новым проходом, но он неизменно возвращал путника туда, откуда он пришел. В собственный, "дефолтный"* (компьютерный термин, буквально означающий "предустановленный", "по умолчанию") мир. Если в кусты заходила группа людей, то портал не работал. А если люди шли с интервалом хотя бы в минуту, включался, но рассылал их по разным измерениям.

Причинами того, что открытие Двери задержалось так долго, выступали её невидимость и "тонкость". В портал нельзя было войти иначе, как "в лоб". Если человек хоть на десяток градусов изменял угол атаки, никакого перемещения не происходило, и решительно ничего не намекало на присутствие феномена.

Вопрос о временных рамках, которые неизвестный механизм ставил на возвращение, оставался открытым. Время в параллелях текло синхронно. в любом случае, друзья были вынуждены с ним считаться и не покидать дефолтный мир надолго, чтобы их никто не потерял. Хорошо быть хрононавтом — согласно книгам, путешествующий в прошлом и будущем вообще не теряет времени в настоящем...

Первый продолжительный выход в чужой мир был назначен Алексеем на восьмое число.

Глава 5.

Колеса диктуют вагонные

Там, где асфальт, ничего интересного, а где интересно, там нет асфальта.

АБС, "Понедельник начинается в субботу".

На взгляд Кэпа с высокой горы, параллельный мир не отличался от предыдущего. Телевышка за спиной — на месте. ГЭС — на месте. Белели в зеленой оправе городские районы, дымили трубы КШТ, маленькие букашки — трактора — убирали поля возле Ушаковских озер. Даже заросли вишни возле портала не изменились. Выбираясь на открытое место, исследователь исцарапал лицо и собрал на новую футболку паутину.

Где-то внизу прозвучал гудок. Закончив убирать паутину, Лёха обратил внимание аж на три корабля, ждущих в очереди возле шлюза и зеленую гусеницу поезда, которая как раз миновала мост над шлюзовыми камерами и ползла в сторону машинного зала ГЭС. "Куда это он собрался?! Тупиковую ветку по верху плотины разобрали еще несколько лет назад. Если состав едет к зданиям гидростанции в нижнем бьефе или на лесозавод (Чего ему там делать? Пять, семь... десять вагонов!), то сейчас он пойдет на спуск"

Не пошел. Поезд, как ни в чем не бывало, продолжил движение поверху. За полторы минуты миновал земляную плотину и ушел на автомобильный мост, скрывшись от наблюдателя за зданием машинного зала. Спустя еще минуту состав показался уже на правой стороне, уходя куда-то в сторону Воткинска. На середине дамбы с ним разошелся одиночный локомотив. Железная дорога через ГЭС оказалась двухпутной! И электрифицированной. Такую деталь, как протянувшийся на все пять километров плотины ряд узнаваемых столбов, Алексей заметил в последний момент. Автомобилей на плотине не было. "Что ж, тут будет, на что посмотреть...". Тщательно запомнив место портала, межмировой странник стал спускаться в город.

"Откуда взялись поезда? Как изменился Чайковский? Где произошла развилка, породившая эту реальность?" Уральская не дала ответа на эти вопросы. Те же частные дома (Кэп никогда не присматривался к ним настолько, чтобы увидеть отличия), те же разбитые, незаасфальтированные проезды. Даже хуже. В родной реальности по Южной могла пройти легковушка. А в этой — не пройдет, застрянет, рассуждал Алексей. Словно в подтверждение его мыслей, навстречу пропылил высокий уралоподобный грузовик.

На конечной остановке пришельца ждал второй сюрприз: стоянка для автобусов была превращена в трамвайный круг. Неспешные частные ПАЗики, как из этого следует, целиком уступили место изделиям Усть-Катавского завода. От круга в город уходили два железных пути. Один повторял автобусные маршруты нашей реальности по улице Советская, а другой спускался к каналу по Уральской. Точнее — по улице Путейцев, как гласили указатели на домах.

Кэп подошел к висевшей внутри остановочного павильона схеме трамвайных маршрутов. Удивительно, но трамваи "1" и "2" практически целиком повторяли маршруты "однерки" и "двойки". "Тройка" шла с Уральской на Завьялово-второе, её конечная остановка располагалась близко к городской свалке. По улице Мира и Портовой (здесь ее так и не переименовали в Кабалевского) маршрутов не было вообще. "Четверка", "семерка" и "восьмерка" уходили на Зарю и в Завокзальный от разворотного круга у речного вокзала. Зато одиннадцатый трамвай шел по всей улице Гагарина, проходил Завьялова, КШТ и заканчивал свой маршрут на Заре-2.

Удивительный транспорт — трамвай! Неспешный стук колес на стыках, нерезкое покачивание, старомодный звон вместо надрывного клаксона. Когда на улице вечер и дождь, трамвай становиться особым миром — светлым, населенным мокрыми, но счастливыми людьми. Миром, где сетка капель скользит по стеклам. Уютным миром, спешащим к конечной остановке. В дефолтной реальности трамваи незаслуженно вытеснялись с улиц российских городов.

Ведь несмотря на свой внушительный размер, тяжелую раму, штангу-таран и нехорошую славу среди пешеходов — трамвай скромен и всеми обижаем. Он смиренно стоит в пробке, когда наглые автомобили заполоняют рельсы, он лишь трезвонит — не смея даже коснуться во всю ширь припаркованного джипа. Он соскальзывает с рельсов, и на несколько часов встает весь маршрут. Его заклеивают рекламой, на его стеклах вырезают нецензурные надписи, его колесами плющат сувениры. С вердиктом: "Нерентабельно!" рельсы разбираются и закатываются асфальтом, земли депо застраиваются торгово-развлекательными комплексами.

У Алексея сложилось впечатление, что в "железнодорожной" реальности чайковским трамваям не грозят ни автомобильные пробки, ни асфальтоукладчики. Рельсы обособленно занимали половину улицы Советской, а по проложенной рядом дороге едва могли разъехаться два автомобиля.

Несмотря на всё искушение прокатиться в чайковском трамвае, путешественник отправился в центр пешком. "В этой России пользуются иными деньгами (Кэп успел увидеть в магазине сотенную бумажку с изображением Ленинградского вокзала), ехать зайцем — значит, рисковать привлечь внимание служб порядка. А паспорта здесь тоже могут статься иными", здраво рассудил пришелец.

Раз в пять минут его обгонял трамвай. По дороге иногда проезжали автомобили, причем среди них не было ни знакомых "Волг", ни сомнительной продукции ВАЗа, ни популярных на границах с Удмуртией ИЖей. Все легковушки были полноприводными, причем если японские и американские джипы легко узнавались Алексеем, то отечественный автопром оказался представлен какими-то незнакомыми моделями и заводами. Грузовики преобладали наши, причем в какой-то точке промышленность пошла по пути совершенствования "Уралов", полноприводных ЗИЛов и "шишиг". Автомобили с кириллическими названиями брендов выделялись из прочих какой-то недоделанностью и топорностью дизайна. Определенные закономерности действовали в параллельных мирах еще более непреложно, чем закон всемирного тяготения...

"Но что же случилось со здешними дорогами?" Поднимая пыль, Алексей с удивлением перешел отсыпанную гравием Камскую. "Бедность? Нехватка автомобилей? Отсутствие нефти? Может быть, на вокзале удастся что-нибудь прояснить"

О сием учреждении из родной реальности Алексея стоит рассказать особо.

Железнодорожный вокзал для тупиковой станции Сайгатка был сооружен еще во младенчестве поселка. С одной стороны приземистого кирпичного здания с толстыми стенами был низкий перон и, порою, стоял состав — в Ижевск или в Пермь. За несколькими рядами путей зеленели кусты, за кустами начинались огороды. Другой фасад вокзала выходил на асфальтированную площадку, где старенькие желтобокие ЛИАЗы собирали пассажиров в окрестные деревни и сёла. В начале девяностых (как успели!) городские власти открыли рядом новый, самый комфортный в области автовокзал, рассчитанный на рост населения Чайковского со ста до трёхсот тысяч человек. Тем временем, отменили последний дальний поезд "Сайгатка-Пермь". Старое здание закрыли и передали какому-то банку. Банк лопнул. Ни муниципальные, ни частные учреждения не задерживались в здании с толстыми стенами и маленькими окнами надолго. Наконец, бывший вокзал получила в своё распоряжение русская православная церковь.

Надо сказать, церковь в молодом городе достойного здания не имела, довольствуясь свежей деревянной часовней возле кладбища. Православные разобрали у вокзала крышу и водрузили на него небольшую маковку, явив миру неведомый доселе гибрид. Если бы советское государство вдруг озаботилось спасением душ своих граждан, то в экономную хрущевскую эпоху храмы строились именно так.

В железнодорожной реальности хорошо различимый с горбатого моста старый вокзал тоже присутствовал. Но вплотную к нему было пристроено абсолютно безвкусное позднесоветское четырехэтажное здание с часами и крупным названием "Сайгатка". У платформ ожидали два пассажирских состава, три электрички. Дачники с ведрами и лопатами загружались в рельсовый автобус. Под переплетением проводов сновали маневровые электровозы. Бабушки на перроне катали тележки с "домашней едой", а громкоговоритель бубнил что-то о завершающейся посадке на поезд Санкт-Петербург-Якутск. Не хватало только гигантских площадей, занятых отстаивающимися товарняками, но позже пришелец выяснил: в Чайковском для сортировочной просто не хватило ровного места, поэтому она располагалась на удмуртском берегу.

В своей беспокойной жизни Алексею уже довелось побывать на нескольких десятках вокзалов. Не растерялся он и в этом. У пригородных касс висел прейскурант, из него странник узнал, что билет до Сутузово и до Нового поселка стоит 150 рублей, доехать до Фок и Ужуихи стоило в два раза дороже, а заканчивался прейскурант Екатеринбургом и огромной цифрой 7000. Гигантские суммы сбивали пришельца с толку, пока он не вызнал покупательской способности местного рубля и не стал для удобства делить ценники на 20.

Главная ценность вокзала — карта железнодорожных путей страны — висела возле касс дальнего следования. Кэп увидел то, что ожидал — мелкую сетку, покрывшую Европейскую часть России и западные республики, нарезанные квадратами Сибирь и Казахстан. Через Чайковский проходила дорога, кратким маршрутом соединившая Игру, Воткинск и Куеду. Действовала знакомая ветка Сайгатка-Армязь. Скоростная электричка Чайковский-Пермь, судя по всему, шла через Барду и Кунгур

Была еще одна карта, на этот раз, охватывающая только круг в радиусе ста километров от города. На ней синим цветом выделялись узкоколейки, по которым тоже осуществлялось пассажирское движение. Ближайший узел экзотического транспорта находился в бывшей районной столице — селе Фоки.

Алексей попал в самый настоящий Мир Железных Дорог. По рельсам отправлялись и возвращались на работу, по рельсам ездили на огород, по рельсам отправлялись купаться на водозабор и добирались до Нового поселка. Трамвай подкатывал прямо к платформе, с которой на Новый и Волковский уходил рельсовый автобус.

"Теперь понятно, почему на улицах так мало автомобилей... Это по всей планете так?" У выхода на Карла Маркса задумавшийся пришелец налетел на бабушку с двумя большими сумками. Последствия оказались самыми катастрофическими — сумки, в каждой из которых лежала, как минимум, пудовая гиря, по подземному переходу пришлось тащить на дальнюю платформу. Иномирянка вдруг нашла себе не только помощника, но и слушателя. В уши лился поток, нет — могучая стремина бабушкиного сознания. Поезда отменяли. "Рыжие" забыли все свои обещания и второй раз повышают проезд. При Якунине было хорошо, а Ивановым вертят "проводники". Катя Юрьева ездила в Пермь и продалась губернатору, хотя на выборах обещала лично застрелить из винтовки Чука и Гука. Опять фонило возле ЧАЭС, в Чернушку выехала комиссия. У соседки ноги заболели...

Напоследок бабушка посетовала, что Алексея не будет рядом, когда она выйдет из электрички в Русалевке и станет штурмовать шишигу до родного Савино. Автомобильный транспорт в этом Чайковском оказался вытеснен далеко на периферию.

С вокзала Алексей двинулся в речной порт. Увиденная с горы очередь на шлюзование означала либо неисправность шлюза, либо... У причала стояли аж три больших речных теплохода. Там был знакомый "Хирург Разумовский". Рядом к борту борт стояли незнакомые двухпалубные систершипы "Венедикт Ерофеев" и "Александр Литвинов". Корабли выглядели новенькими — пришелец оценил юмор судовладельца, давший теплоходам столь экстравагантные имена. Кстати, электронное табло на первом Веничке гласило, что он совершает плавание из Казани в Нарьян-Мар. "Канал между Камой и Печорой? Почему бы и нет..."

Речные трамвайчики не помещались у бетонного пирса. Ожидая своего рейса, грибники скопились на зеленом дебаркадере. Ко второму дебаркадеру подходил метеор. Сердце у Алексея защемило — маленьким его неоднократно возили в Пермь на скоростных судах. Он мог перечислить каждую пристань трехсоткилометрового маршрута. Он искренне горевал, когда в 2000 году по реке прошел последний теплоход на подводных крыльях.

"Может, остаться? Кататься на "метеоре", завести сына и ходить с ним на горбатый мост — слушать локомотивные гудки, смотреть, как меняют электровозы и формируют поезда... Назад! Неизвестно, сколько будет ждать портал". Но прежде чем возвращаться в свой мир, путешественник хотел посетить еще одно место.

Как и ожидал пришелец, никто не окликнул его, когда он вошел в читальный зал городской библиотеки и снял с полки том Большой Советской Энциклопедии. Библиотекарь улыбнулась — возможно, она знала местного двойника Кэпа в лицо. Или, что более вероятно, библиотеки в Железнодорожной Реальности посещались молодежью столь же редко, как в дефолтном мире, поэтому посетителя боялись вспугнуть. Главное, из статьи СССР Алексей получил ответы на все свои вопросы.

До 1946 года Советский Союз иного мира ничем не отличался от того, в котором жили предки Алексея. Но здесь офицеры, анализировавшие итоги прошедшей войны, сделали ряд судьбоносных выводов. Среди прочих были и такие: на первом этапе конфликта противник эффективно использовал советские же автомобильные дороги, а вот железнодорожные магистрали представлялись слабым местом немцев. Сначала нацистам приходилось долго перешивать их под европейский стандарт, а затем оборонять от партизан и авианалетов. Следовательно, при оборонительной войне с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции развитая сеть автодорог на опасных направлениях таит в себе опасность повторения катастрофы. Во-вторых, появление у американцев атомной бомбы делает особо уязвимыми предприятия и транспортные узлы в мегаполисах, где их можно одновременно вывести из строя одним-двумя налетами. Так, разрушив Москву, враг одновременно добивался транспортного коллапса во всей центральной России. Идея, которую активно поддержал Берия, заключалась в том, чтобы уменьшить уязвимость железнодорожной сети за счет появления множества второстепенных узлов и альтернативных маршрутов. Города же впредь предлагалось не наращивать вширь, а лентой вытягивать вдоль чугунных магистралей.

Взвесив все за и против, приняв во внимание экономичность поездов, дороговизну автодорожного строительства в условиях СССР, зиму, весну, лето и осень, отсутствующую в социалистическом обществе необходимость в личных автомобилях и отставание гражданского автопрома от стран Запада, Сталин принял "Железнодорожную программу". Речники пришли туда, куда не дотянулись путейцы, взяли на себя перевозку автомобилей и очень крупных грузов. Каналы связали Каму с Печорой, а Енисей — с Обью. Автопром целиком перешел на выпуск вездеходов, и даже правительственные лимузины имели полный привод. Когда ученые научились использовать энергию элементарных частиц в мирных целях, Хрущев и его преемники привязали строительство АЭС к проекту всеобщей электрификации железных дорог. Атомных станций в этом СССР было запущено в два раза больше, чем в "реальной истории".

Железные дороги империю не спасли. Не выдержав гонки с Западом и не поборов творческую импотенцию элиты, парализованный всеобщей забастовкой путейцев, Союз развалился в 1994 году. Власти новой России, естественно, сочли советское пренебрежение к личному автотранспорту еще одним проявлением милитаризма и человеконенавистничества, но поделать уже ничего не могли: даже к 2010 году Москва и Питер не приобрели главного столичного атрибута — пробок, отчего столичные жители, между прочим, ничуть не комплексовали.

Про Чайковский в Железнодорожном Мире исследователь мог догадаться и сам. Автотранспорт через готовую плотину никогда не ходил — строители стразу проектировали двухпутную электрифицированную железку, протягивая ветки одновременно от Армязи, Кварсы и Куеды. Между прочим, в городе нашей реальности существует байка, что современная эстакада над машинным залом в документах фигурирует как "железнодорожный мост, временно приспособленный для движения автомобильного транспорта". Действительности слухи не соответствуют — просто в них нашел отражение так и не осуществленный проект второй магистрали Казань-Свердловск. Строители ГЭС гордились, что благодаря новой технике строительства — применению сборного железобетона — их сооружение получается тоньше обычного. Вряд ли работяги пятидесятых задумывались, что, тем самым, обрекают будущий город на вечную роль железнодорожного тупика.

Воздержимся от описания обратного пути пришельца. Его не остановила милиция, он не провалился в открытый люк и не был избит гопниками. Не произошло ничего того, чем автор может придать своему размеренному повествованию необходимый "экшн". Заметим лишь, что возвращаясь через портал в свой мир, Кэп прижимал в груди подобранный в полосе отчуждения игрушечный электровозик — память о романтичном городе трамваев поездов и кораблей.

Глава 6.

Дежурные

В то время, как нефть на нуле, гниют семена,

Налоги растут не по дням, страна умирает, —

Вы склонны к согласию с кем-то, кто уверяет,

Что худшей бедой была бы все же война?

Неправда! Война — это очень славная вещь.

Михаил Щербаков

Со своей первой продолжительной ходки в другую реальность ХаЭм приволок двойной DVD с игрой Arсanum-II. Каким образом он его заполучил, что увидел в ином городе и чем тот мир отличается от этого, Василий рассказал очень скомкано и невнятно. Василий торопился домой.

ХаЭм вообще не любил дальние походы и ночные прогулки, предпочитая им квартиру и компьютер с его компьютерными играми и пёстрыми компьютерными внутренностями. Сосредоточенно заниматься одним делом наш герой тоже не мог, если это дело конечно не было прохождением очень сложного уровня какой-нибудь легендарной РПГ-шки. Василий много читал, но в школе перебивался тройками, откровенно засыпая на скучных уроках. Однажды, пока одноклассники разбирали деепричастия, Вася смотрел увлекательный сон по мотивам Half-Life с участием учительницы русского языка. "Да поднимите же ему веки!" — вышла из себя преподавательница, которой во сне у Василия очень не понравилось. С тех пор одноклассники стали называть Васю Вием. Спустя год Василию, вместе с еще несколькими неординарными старшеклассниками, повезло попасть в школьную команду по "Что? Где? Когда?". В команде нашлись люди, читавшие Стругацких — как-никак, "Понедельник начинается в субботу" считался у знатоков "обязательной литературой" — Вий заделался ХаЭм Вием, а некоторое время спустя стал отзываться просто на ХаЭм.

Василий пропал для путешествий по параллельным мирам на два дня, в течение которых он пытался запустить невиданную здесь игру. Пропал бы и на дольше, да игра не далась. Возможно, в родной реальности издания несколько отличался протокол записи, возможно — по иному делали болванки. И не факт, что прочитай Пономарёв содержимое дисков, он смог бы насладится игрой — не обязаны были языки программирования Земли с "Арканумом-два" совпадать с языками той планеты, где продолжение так и не вышло.

К счастью для нашего повествования, молодой человек не был полностью лишен тяги к приключениям. Одиннадцатого числа ХаЭм зарядил фотоаппарат, достал бинокль, оставил запись в "экспедиционном журнале" Кэпа и забурился в молодую вишню.

На "той" стороне на футболку Василия быстро налип мокрый снег — явление для уральского лета необычное, но вовсе не аномальное. Василий поежился и вернулся в дефолтный мир.

Следующая попытка ХаЭма оказалась более удачной. В небе светило ласковое солнце, удмуртские леса радовали глаз зеленью а Кама — синевой. Пришелец посмотрел на север, и увидел знакомую белую россыпь зданий городских районов. Пересчитал, для верности, количество труб у КШТ, и не нашел отличий. Пришелец посмотрел на юг и констатировал, что в непосредственной близости от телевышки возвышаются еще какие-то антенноподобные конструкции. Цвет — зеленый, происхождение — неизвестно, назначение — явно военное. Тогда Василий снова посмотрел на Север, разглядел на водной глади несколько серых катеров и — по какому-то недоразумению незамеченную ранее гигантскую вырубку на правом берегу реки. Не на город надо было глядеть! Пространство от водозабора до Дохлого Мамонта, от Мамонта до Нового поселка, от Нового до карьера и от карьера до Большого Ушаковского озера оказалось абсолютно свободным от леса. Вместо деревьев на лысой земле выросли какие-то неяркие, неразличимые с такого состояния даже в восьмикратный бинокль сооружения. Прибрежный посёлок Волковский кардинально изменился: от огородов в камской пойме — массива "Золотые пески" — остались только заросли кустарников. Некто разобрал все домики и бульдозером проложил сквозь малину и смородину несколько похожих на шрамы дорог. И — мозг осознал новую деталь — рядом с Новым, на территории завода ЖБИ, возвышались еще несколько военных антенн.

ХаЭма, даже зная его историю с вылетом из университета на первом курсе, никак нельзя было назвать глупым человеком. Он смекнул, что Чайковский и его окрестности сильно милитаризованы, он предполагал, что ничего хорошего для людей это не означает. И уж тем более не было это благоприятным фактором для путешественника из другой реальности. Но Василий имел странное свойство находить неприятности даже там, где они лежат на самом виду. Вместо того, чтобы уйти обратно в портал и попытать счастье в третий раз, ХаЭм добежал до прикрывающих от взглядов с военных сооружений деревьев и стал спускаться в город.

Не прошло и пятнадцати минут, как пришелец осознал, насколько обманчивым бывает взгляд с высокой колокольни. Да, в зеленой оправе стояли те же дома, но на них почти не было спутниковых антенн. Толпа людей стояла на остановке и ждали, пока шофер запустит двигатель старого 677 ЛИАЗа, презрительно называемого в народе "скотовозом".

В девяностые путешественнику, тогда еще не ХаЭму, а Васеньке или Васильку, приходилось каждый день ездить с Уральской на Основной — родители настаивали, чтобы их сын посещал не ближнюю, а хорошую школу. Выйдя из дома в семь утра, Васенька мог найти на остановке отца своего одноклассника и сесть на шикарный газпромовский MAN. Но обычно Вася не успевал, поэтому вместе с угрюмыми утренними горожанами школьник дожидался булькающий плохим бензином желтый автобус под номером "1" или "2", при должной удаче — попадал в его наполненный салон и стоически терпел двадцатиминутную давку. ХаЭм уже плохо представлял, как выглядит реликтовый транспорт изнутри. Но он хорошо помнил звуки — работающего двигателя, открывающихся дверей-гармошек и водителя, подкачивающего что-то в моторе железным рычагом. Звуки разбередили память Василия, он в прострации стоял возле старого продуктового магазина и пустыми глазами глядел на корни тополей. "Может такое быть, что портал переносит не только в другой мир, но и в прошедшее время?"

Одетая в яркое безвкусное китайское шмотье женщина вывела ХаЭма из оцепенения, налетев на иномирянина плечом. "Смотри, где на дороге стоишь! Снаряд залетит! Я тут вам что-ли должна ходить?!" Василий любил общаться с компьютерами и котами больше, чем с людьми. Понимать людей Василий не умел, все попытки осмыслить сказанное приводили "технический" мозг на грань коллапса. Зато аборигенка развеяла сомнения насчет времени переноса: правой рукой иррациональная дама набирала SMSку на крайне дешевом, но вполне современном мобильнике.

Спускаясь по Советской, Василий стал внимательнее присматриваться к прохожим. Тела в ядовитых расцветок синтетической одежке чередовались с людьми в неярких практичных летних костюмах. Попадались военные, причем их камуфляж не походил ни на советские, ни на НАТОвские образцы.

"Знать бы еще, чья это армия такая..." Как ни старался ХаЭм, он не мог вспомнить принадлежность бело-зелено-черного триколора, нашитого на рукава гимнастерок. Никитоса — зарекомендовавшего себя в команде специалиста по флагам и гербам — в тайну не посвятили. Да и портал бы их вдвоем всё равно не пропустил.

Тайна приоткрылась на площади Чайковского: Василий перешел дорогу, чтобы рассмотреть воздвигнутый возле пересохшего фонтана, напротив бюста Петра Ильича торжественный монумент с зоологическим сюжетом. Если бы на затылке у композитора росли глаза, он бы увидел матерого бронзового медведя на задних лапах, медведицу, прикрывающую медвежат на своих четырех, убитого медвежонка и притопленные в камень постамента рельефные контуры поверженных волков. А посвящена эта сценка из мира животных была...

ХаЭм так и не успел прочитать надпись. Подошедший со спины человек представился и развернул пришельца лицом к микрорынку. "Сержант Иванов. Дежурство города Чайковский". На незнакомце были одеты фиолетовая бандана, красная безрукавка с фиолетовыми плечами и нашивкой с именем, брюки, кроссовки и кобура с пистолетом. "Ваша карточка".

В голове ХаЭма носились много панических мыслей, какая-то благоразумная часть сознания, до-поры до времени задвинутая на задворки личности, вдруг покинула укрытие и стала сетовать, что её не стали слушать около портала, когда следовало уходить из враждебного мира. Другой голос монотонно повторял бессмыслицу: "И нефиг лазать по столбам...". Еще один голос, уже из внешнего, а не из внутреннего мира, настойчиво твердил:

— Вашу карточку

— Дома забыл.

— Где живете?

— Василий назвал свой реальный адрес, понадеявшись, что улицу Шлюзовая еще не успели ни во что переименовать.

Сержант Иванов пристально посмотрел на Василия и крепко положил руку ему на плечо. "Сержант дежурства Иванов. Порика интересного взял. Машину к медведЯм дайте... Чем интересный? Я его в подвал отправлю, сами после смены глянете. Весь он интересный"

ХаЭм не услышал характерного шипения, потому что сержант докладывал о нем не по рации, а по простенькому сотовому телефону.

"Что делать? Сейчас упекут, будут проверять личность. Может, отпустят? Оружия нет, наркотиков нет. Я ничего не делал... Чайковский в этом мире, есть, я тоже должен быть. А если по отпечаткам пробьют, с двойником очную ставку устроят... Скалываться надо, затеряюсь в огородах и в портал..."

Василий абсолютно не имел криминальных навыков. Едва он стал прикидывать, как избавиться от хватки ретивого сержанта, как тот, угадав движения задержанного, защелкнул на левых запястьях наручники и погрозил могучим правым кулаком. "А ключи только у начальника, так что не рыпайся, никуда не убежишь".

ХаЭм сник. Он не сопротивлялся, когда подкатившая подмога обыскала его на предмет оружия и запихнула в фиолетовый микроавтобус Фольцваген вместе с сержантом Ивановым. Окон в салоне не было. Отслеживая повороты и прикидывая расположение светофоров, пришелец понял, что его везут на Основной, но после горбатого моста потерял направление. Василия терзали самые дурные предчувствия на тему того самого "подвала", куда обещал доставить его молчаливый сержант незаконного(?) вооруженного формирования "Чайковское Дежурство". "А мне даже удостоверения не показали. Надо было возмущаться, кричать прохожих, звать журналистов. Похищают! И адвоката звать...". И для параллельного мира верно, что умная мысля приходит опосля...

Тем временем, фиолетовый воронок остановился и заглушил мотор. Распахнулись двери, двое мужчин с фиолетовыми повязками на рукавах пригласили арестанта выйти на свет божий. ХаЭм ожидал увидеть вокруг лес, заброшенную стройку, гаражный кооператив, или, на худой конец, здание милиции возле рынка. То, что автомобиль доставил его к ступеням "музыкалки" — ДШИ N1 — выбило пришельца из колеи. Впрочем, обменявшись жестами с кем-то на входе, сержант Иванов не повел задержанного наверх, а сопроводил в тыльную сторону здания. Там оказалась лестница вниз и обитая дерматином железная дверь.

Знакомый коридор, еще одна железная дверь, помещение с бело-зелеными стенами и зарешеченным окном. По иронии судьбы, Василия заперли в том самом подвале и в том самом кабинете, где он неполный год некогда обучался игре на аккордеоне...

В углу расслабленно сидел немолодой мужик и не обращал внимания на окружающую действительность. Из коридора не доносились звуки фортепиано и балалаек, но мимо восьмого класса постоянно шагали люди, чьи голоса заглушались стенами. Будучи оставленным в покое и лишенным львиной доли внешних раздражителей, путешественник по мирам получил возможность подумать и систематизировать всю уже имеющуюся информацию, постаравшись вспомнить виденное на Уральской до мельчайших подробностей.

"Старые автобусы, это раз. Бедная одежда, безвкусие — это два. Стоп, а что еще, кроме автобусов, встретилось по дороге? Военные уазики. Старые жигуленки, ижи, грузовички-газики... и подержанные иномарки. Десятки? Калины? Кажется, не было. И "Газели" не попадались. Что бы ни случилось с автопромом, а выпущенные до конца восьмидесятых автомобили до полного совпадения похожи на автомобили дефолтного мира. Скорее всего, "развилка", как выражается Кэп, случилась в перестройку. Убогая одежда, дешевые телефоны, мало дорогих автомобилей — значит, это бедное общество, что вполне сочетается с его милитаризованностью. Блин, мозги! Надо было на конечке в магазин зайти... Военные, оружие... Оружие! У некоторых гражданских на остановке тоже был которткоствол!"

Память услужливо подавала всё новые и новые подробности.

"Кто оккупировал Чайковский, не отобрав оружия у населения? Помимо солдат в незнакомом камуфляже и с незнакомым триколором Василий видел людей в советском армейском камуфляже, но с нашивкой в виде факела с синим огнем. А эти дежурные -музыканты, клоуны фиолетовые, откуда? Где милиция?"

Мысли путались.

"Нет, на клоунов фиолетовые не похожи. И на бугаев тоже, и на ментов родного мира не смахивают. Обычные люди, степенные и, придется, признать, неагрессивные". При всей серьезности намерений, ХаЭма не кидали лицом в асфальт, не заламывали руки и вообще обращались с задержанным очень аккуратно. "Дежурные... Народная дружина? Кто же им оружие доверил... Ополчение?"

Василий снова прокручивал в памяти свою короткую прогулку на свободе, а в углу с хрустом в суставах потянулся щетинистый сокамерник. Повернул голову к окну и проговорил как-бы в пустоту:

— Что, щемят вас кнопы, в Рур, наляля, все почесали?

ХаЭм не представлял, что отвечать соседу по изолятору. Он понятия не имел, кто такие кнопы и где находится Рур. Вряд ли мужик имел ввиду германский промышленный район. Щетинистый, тем временем, продолжал говорить сам с собою:

— Выпустят, тикай подальше наляля, в Кунгур, ляля. Тут граница наляля, да журики житья не дадут...

Василий понял, что его собеседник сам решил, кто он и откуда, его не нужно переубеждать, а следует аккуратно расспросить о местных реалиях.

— Какие еще журики?

— А кто тебя, ляля, в гости, ляля ляля, пригласил, юсаки чтоли? "Журики" — дежурные.

— Дошло, не деревянный. А откуда эти чудики фиолетовые взялись?

— Как Союз развалился, бардак начался, кнопы лялядские, решили всю трубу под себя подмять, в Чайковский пришли и беспредельничать, наляля, стали. Милиция разбежалась, райком разбежался, начальник, ляля, в Пермь стёк. Заводы стоят. Люди картошку одну жрали, в подъездах и на огородах дежурили по-очереди, чтобы не грабанули — много тогда без хавчика народу пухло. На улицах стреляли каждый день, менты бывшие ради жрачки целые дома вырезали, трупы прямо с набережной в Залив, наляля, кидали, если тащить близко было. Теперь "Чайковский" уже никто не говорит — Чикаго тут...

Пришелец улыбнулся. В его мире беспредела было на порядок меньше, но молодежь всё равно обзывала родной город Chiсago.

— Потом стали по кварталам дежурить — продолжил собеседник. — Кто-то фиолетовой ткани, наляля, с КШТ припер. Кнопы дежурных сначала гоняли, но кроме кнопов там беспредельщиков хватало, поэтому дежурства разрешили. Стволов не дали, волыны у фиолетовых сами откуда-то взялись. А старшие по дежурствам стали тихонько вместе в музыкалке встречаться. В зале типа народ собирали, кнопы, ляля, с народом говорили. А в подвальчике, значит, фиолетовые сговаривались. Музло, ляля...

— Ну и что? Восстание было?

— В девяносто четвертом, в апреле, кнопы, ляля, совсем от голодухи обнаглели. Стали всю жратву, значит, из города вывозить. Картофан посевной отбирали. У них, ляля, в Казани собралось два миллиона дармоедов, даже ворон постреляли. Тогда воры все городские сговорились и решили склады бомбануть. А там охраны кноповской стояло доляля... Журики помочь согласились, людей дали. — Арестант замолчал. — Пришли склады брать и ментовские, и вовровские бригады, и журики. А там засада, секут из пулеметов. Журики, суки, в спины палят. К мосту горбатому целый бронепоезд пригнали — он за жрачкой приехал — всех положили, ляля, кто на железку вырвался.

— А еду увезли?

— Не успели. Журикам помирать с голоду тоже не хотелось, они бунт устроили утром. Как Кнопы расслабились, так их и постреляли. И поезд захватили с пулеметами, и пушку.

"Сначала руками оккупантов очистили город от организованной преступности, а потом избавились и от самих оккупантов. Хитрецы... А сокамерник у меня кто? Косит под рецидивиста, а словечки интеллигентские знает, говорит — как лекцию мне читает"

— Махались две недели. Когда кнопы из танков долбить стали, журики пригрозили ГЭС разнести наляля. Тут в Уфе башкиры начали татар резать, татары было отбились, но власть взяли русские. Весь север и восток Башкирии стали руровскими, а в Куеде, Уинском, Орде, Барде, Чернушке, значит, кнопы остались. В Перми Кузнецова, ляля, скинули, Васильев позвал руровцев и пошел с кнопами воевать. Орду разляляли, наляля. Спасли, значит, Чикаго, и трубу, ляля, заимели.

"И так, в девяностые в России случилась полномасштабная гражданскакя война — сделал простой вывод ХаЭм. Солдаты с триколором, судя по всему, загадочные руровцы. Фиолетовые повязки — местные силы самообороны, муниципальная милиция в прямом смысле этого слова. А кто с факелом?"

— Мужик, а синие факелы кто на груди носит?

— Так это трубачи, ты их не бойся, они не трогают, пока к трубе не сунешься.

— А кому они подчиняются?

— Никому, ляля. Начальству своему газовому в Уренгое.

"Интересно, это единственная частная армия в регионе?" Василий не успел задать безыменному товарищу по несчастью следующий вопрос. Дверь в кабинет отворилась, двое дежурных забрали ХаЭма и повели пришельца на второй этаж. "В этом кабинете сидел директор ДШИ. А к кому меня сейчас ведут?". "Сергей Владимирович, принимайте вашего Лазаря!" — не по уставу отрапортовал сопровождающий и покинул помещение.

Глава 7.

Шпион.

Мама, мама, это я дежурю,

я — дежурный по апрелю!

Булат Окуджава

В дефолтном мире Сергей Цветков занимал представительный кабинет на втором этаже и являлся директором одной из лучших школ искусств края, умудряясь каким-то немыслимым образом сохранять потенциал учреждения при нищенском финансировании. В красивом здании ДШИ при Цветкове не завелось ни одного магазина, классы не оккупировали нотариусы и турагенты. С родителей юных музыкантов брали символическую плату в несколько сотен рублей в месяц, особо одаренных, бывало, директор возил в краевой центр на конкурсы в собственной машине. В свободное время Цветков поправлял своё финансовое положение сетевым маркетингом и немало в этом "бизнесе" преуспел.

В мире руровцев и кнопов Сергей Владимирович имел звание полковника Дежурства — две широких полосы на фиолетовой повязке — и занимал представительный кабинет на втором этаже бывшей ДШИ. Занятия музыкой полковник забросил еще 15 лет назад, но и офицеры, и рядовые дежурные вполне легально называли своего шефа "дирижером". Начинал Цветков обычным дежурным в своем квартале. Как-то само собой вышло, что пользуясь преимуществами своего служебного положения, будущий лидер повел смертельную игру с оккупационной администрацией и выделил подвальные классы для тайных собраний Совета Дежурных. Опытных руководителей не хватало. Лидеры квартальных ячеек умели вести себя с соседями, но терялись в обществе коллег. Собрания часто захлебывались в говорильне или разваливались на группы по районному признаку. Цветков стал нехотя структурировать дискуссии, молодого директора выбрали председателем. Председатель быстро превратил аморфный Совет в постоянный координационный орган и довел средний срок принятия решений до 15 минут. Оставаясь сугубо мирным администратором, Цветков не завоевал и доли того авторитета, который имели у обычных дежурных удачливые квартальные командиры. И авторство кровавой идеи по одномоментной ликвидации чайковской организованной преступности музыканту не принадлежало. Но пользу от пребывания Сергея Владимировича во главе нелегальной организации видели все. В результате, когда герои перестрелок с бандитами полегли в Апрельском восстании, не вернулись с полей Картофельной войны, но отстояли город, Цветков остался лидером муниципальных дружин и был переизбран Советом Дежурных вот уже четвертый раз.

И так, глава законного вооруженного формирования глядел на Василия. Между арестантом и Цветковым на начальственном столе лежали иномирянский рюкзачок и его содержимое — непочатая бутыль минеральной воды, фотоаппарат и бинокль. Не говоря ни слова, главный дежурный повернулся к бывалому пузатому монитору и принялся вслух зачитывать какой-то текст.

"Предательским ударом КНП 13 сентября сводный отряд пограничников РУР и Дежурства под командованием майора Малофеева был отсечен от основных сил Республики и оттеснен в производственные корпуса бывшего завода ЖБИиК. Не имея возможности отступить, Малофеев навязал противнику бой, в течение трех суток отряд отвлекал на себя силы количеством до одного стрелкового полка и препятствовал продвижению частей генерала Тарпищева по автодороге, чем значительно облегчил критическое положение защитников гидроэлектростанции. После гибели майора Т.Х.Малофеева 14 сентября, командование принял младший лейтенант дежурства В.М.Пономарев. Из 23 пограничников и 13 дежурных 20 пограничников и 12 дежурных погибли в бою, четверо оставшихся попали в руки противника тяжелоранеными. По свидетельству сержанта А.С.Солянова, младший лейтенант Пономарев был убит прямым попаданием фугасного снаряда в стрелковое укрытие. Все участники боя награждены Орденом Колчака второй степени. Майор Малофеев, младший лейтенант дежурства Пономарев и младший лейтенант пограничных войск РУР Синявин признаны кавалерами Ордена Колчака первой степени посмертно..."

— Молодой человек, вам о чем-нибудь говорит этот отрывок?

— Нет, первый раз вижу — честно ответил ХаЭм.

— Как же так, если это про Вашу геройскую смерть, Василий Пономарев, в энциклопедии пишут! Что, орден получать явился, предатель?!

— Это ошибка, я не тот Пономарев, только и смог промямлить иномирянин.

— Как же это "не тот", если у вас пальчики совпадают? И адрес Вы дежурному, молодой человек, назвали верный. Да только расселили Ваш дом год назад, развалился он...

"Так вот почему меня мгновенно раскусили на площади! Нефиг лазать...".

— Хорошо б ты действительно погиб тогда на заводе, младший лейтенант Пономарев — отбросив фамильярность грустно констатировал Цветков. — Ты ж лучшим дежурным был, звания хватал, Зуева обскакал на раз-два. Ты живая легенда наша! Да не бывало еще такого, чтобы дежурные своих на Мира сдавали!!!

Полковник сорвался на крик и вышел за дверь. На начальственном стуле висел забытый ремень, который оттягивал к полу пистолет с кобурой. "Полковник великодушен? Да пошел он...".

Спустя минуту хмурый Цветков вернулся в кабинет с двумя дежурными, которые забрали ХаЭма и отвели его обратно в подвал. Теперь арестанта ждала уже не восьмая, а 14 аудитория — кабинет домры и балалайки. Факт занимательный, но для текущего момента совершенно не важный, ибо в объективной реальности между собой камеры нисколько не различались.

На топчане расселились двое "старожилов". Завидев Василия, мужики вежливо, но холодно представились Игорем и Матвеем. Когда арестант ответил, сокамерники перестали обращать на него внимание. Видимо, появление дежурных прервало политический спор.

— Да ничего они не могли! Ни демократы эти, ни Ельцин их. Где Ельцин был, где Попов был, когда танки попёрли?

— Говорят, в Москву-реку с моста сиганул. По старой памяти. А если б не решились путчисты давить? Там же народу вечером собралось. Да спать ночью разошлись, придурки. Утром возвращаются, а Дом Советов то уже взяли...

— Ну не взяли двадцатого, двадцать первого бы всех разогнали.

— Не, всё случайно получилось. Передача была на выходных, фильм документальный. Вот, как бы, у Янаева руки тряслись, он танкистам приказ не давал, и не дал бы совсем. Там какой-то офицер ретивый — он застрелился потом — увидел, что людей осталось всего-ничего, и пошел напролом. Демократы и разбежались... А если бы Ельцин победил — сохранили бы Россию, договор бы новый союзный подписали. Жили бы сейчас при демократии шибко баско, в большой стране, лучше чем Америка.

— Не было у пьяницы шансов.

— Были. Запад бы помог. Это ведь из-за Кавказа с Украиной эмбарго ввели. Если бы Крючков с Янаевым стрелять не начали, и деньги бы были, и помощь гуманитарная.

— Да если б не твои Собчак с Хасбулатовым, никто бы бардак не устроил! Были у РФ шансы, пока они Питер свой не отделили. Они Россию убили, сволочи!

— А если б их тогда послушали, жили бы сейчас все как в Питере.

— Никому твой Питер, кроме Евросоюза, не нужен. Там не экономика, там туризм один. Захапает Путин Великие Луки у князя, сразу Европа вольный город кинет.

Спор быстро сошел на незнакомые ХаЭму личности. Пришелец — а что ему еще оставалось делать в четырех стенах — прислушивался, но уже давно потерял нить разговора. В отличие от молодого московского философа Женьки, Василий политикой не увлекался.

* * *

Около девяти вечера за пришельца забрали пограничники. ХаЭма уводили из здания через главный вход, поэтому арестант смог различить и сохранившиеся на стенах изображения музыкальных инструментов, и сочувственные взгляды "бывших коллег", и свою крупную фотографию в ряду героев дежурства.

В здании бывшего детского садика, напротив десятой школы, с Василием разговаривал уже другой офицер, главный контрразведчик чайковского участка государственной границы.

— Кто тебя забросил? Кнопы? Князи? Юсовцы? Китай?

— Никто. Вы приняли меня не за того.

— Врешь, кот казанский! Где связник?

— Я не желаю никому зла...

— Не желаешь? А Конфедерация Народов Поволжья тоже не желает никому зла? А Великое Княжество, значит, по доброте душевной боевиков на газопровод засылает?! Предатель!

— Не шпион я...

— А военные объекты со Стрижухи ты, значит, для семейного альбома фотографировал?! Молчать!!! — ХаЭм молчал. — Русская Уральская Республика вернула твоим родителям работу. Вернула тебя в школу. Дежурные из тебя человека сделали. Почему ты не погиб на заводе?!!

Положение Василия было безнадежным. Не успел он обрадоваться человечному отношению к задержанным у местных служителей правопорядка, как стал жертвой клинической шпиономании, впрочем, вполне обусловленной длительным конфликтом с соседями. Пришельца с хорошей камерой и сильным биноклем могли посадить в тюрьму, а могли и казнить. Могли отправить в Пермь или в иной город — какая там у этого РУРа столица. Тогда добраться до портала станет совсем трудно. Пока начальник обличал его продажную душонку, в голове ХаЭма созрел план побега домой, незамысловатый, но с большой долей вероятности гарантирующий успех.

— Запланирована диверсия. Сегодня в 23.00 я должен выйти на связь и получить указания по приему остальной группы, глядя в пол, тихо произнес арестант.

— Запела пташка! Как будет осуществляться связь?!

— Станция. Закрытый видеоканал. Зарыта в землю на Стрижухе, связь оттуда. Там телевышка не даст...

— Где зарыт? Приметы! Карта!

— Нет карты, нет примет. Поле с буераками. Фотографию заучивал.

— Найти сможешь?

— Да.

— В темноте найдешь?

— Да.

— Что будет, если не выйдешь на связь?

— Мне уже всё равно.

— Что произойдет, кнопка лялявская?!

— Станция взорвется, операцию отменят.

Пограничники еще около получаса допрашивали пришельца на предмет явок и паролей. ХаЭм придерживался легенды, что его лишь недавно вытащили из лагеря КНП и показывали ему только одного связника, не называя никаких имен. Суровыми условиями содержания, кстати, объяснялась и худоба, и болезненный внешний вид некогда тренированного бойца. Руровцы жалостью к предателю не прониклись.

Наконец, рыба клюнула. Старший офицер объявил Василию, что сегодня он, шпион-неудачник, должен будет выйти на связь, и от того, прибудет ли в город — в ловушку — остальная группа диверсантов, напрямую зависит его, неудачника, жизнь.

За два часа до полуночи колонна военных автомобилей с тремя десятками вооруженных людей и одним невооруженным отправилась на загородную прогулку.

* * *

Двойное оцепление из солдат не удержало кавалера Ордена Колчака первой степени, легенду Дежурства, предателя и диверсанта Василия Пономарева. В какой-то миг ХаЭм, как был, в наручниках, сиганул сквозь просвеченную прожекторами вишневую поросль. Вывалившись из кустов в тёмном, родном мире, беглец опрометью кинулся с горы и отдышался только на конечной автобуса.

Рассчет ХаЭма был верен, а страхи — напрасны. Портал еще ни разу не засылал двух человек в один и тот же мир, "по горячим следам" Дверь вообще никого не пропустит. А потом военные разойдутся по полю, и вероятность найти проход и войти в него под нужным углом станет очень мала.

В пограничной зоне появление и исчезновение Василия Пономарева расследовалось больше полугода. Криптологи так и не смогли разобрать шифр, якобы заключенный в этикетке несуществующей марки минеральной воды "Варзи-Ятчи". Уволенные в июле офицеры тихо восстановились в пограничных войсках. Полковник Сергей Цветков сложил с себя полномочия Координатора и открыл в городе пищевой комбинат — вот уже два года, как миновал сентябрьский конфликт и окончился мировой кризис, забылся голод, экономика РУРа росла как на дрожжах.

Василий, несказанно счастливый своей свободой и возможностью вновь увидеть друзей, тем не менее, печалился по биноклю и фотоаппарату. ХаЭм вообще зарекся ходить в портал, поэтому в следующей главе речь пойдет не о нем.

Глава 8.

Логика и эксперимент

За неделю исследователи побывали еще в десятке миров. Особенно позабавил тот, где строители ГЭС придерживались первоначального плана и построили рабочий посёлок на правом берегу Камы, в Удмуртии. В дефолтной реальности это не случилось потому, что перед самым подписанием плана в Москве начальник стройки узнал о пятнадцатипроцентной надбавке к зарплате, положенной трудящимся в суровой Пермской области. Здраво рассудив, что надбавка поможет строительству привлечь кадры, начальник забрал бумаги и специалисты быстро расчертили кварталы на левом берегу. В параллельном мире ради пятнадцати процентов никто заморачиваться не стал. Чайковский основали на месте современного Волковского, ГЭС сдали на два года позже. Городок так и не вырос ни во что большее, чем поселение обслуживающего персонала станции и рабочих насыпного порта при песчаном карьере.

Три мира были интересны только экотуристам, так как долина Камы несла лишь минимальные следы присутствия человека. В последнем мире природа была и вовсе нетронута, а животные — очень милы. Мирно щипали травку благородные олени, у ног сновали белки и бурундуки. Поросшие могучими елями и лиственницами склоны Стрижухи казались скальными уступами в океане спелой травы. Степь широкими языками слизала лес между Камой и Сивой, луга раскинулись в долине Сайгатки, причем сама речка угадывалась по змеящейся зеленой полосе деревьев и кустарников.

От необитаемой Земли у Кэпа остались фотографии северных антилоп-сайгаков, видео с перекличкой сусликов и снятые на максимальном приближении коричневые бугорки за Ушаковскими озерами. Позже, рассматривая трофеи фотоохоты на экране монитора, друзья насчитали у каждого "бугорка" по четыре ноги и два изогнутых бивня. От Кэпа необитаемой земле осталась ветровка. Ветровку он кинул в клыкастого кабана, который собирался путешественника задрать. Не то чтобы секач был хищником, он преследовал существо, вторгнувшееся на его семейную лёжку. На лёжку существо выбежало, так как только-что наступило ботинком на гадюку и было укушено. В джинсы. А на змею очарованный странник из иного мира просто не мог не наступить — он совсем не смотрел себе под ноги. В общем, от смерти на первых главах повествования таких людей спасает только вовремя спрятанный в кустах рояль или, к примеру, портал.

Отстирывая счастливые штаны от змеиного яда и собственных страхов, Кэп принял решение более не рисковать жизнью бессистемно.

Конечно, и "одноразовые" реальности можно было бы использовать с немалой выгодой. Например, вооружится и грабить аборигенов, после чего драпать за дверь. Совершать действия, несовместимые с совестью. Или, как предлагал ХаЭм, заняться разносной торговлей благами цивилизации в технически отсталых мирах. Света — заправский пират XXI века — подала идею обмениваться с иномирянами книгами, а затем безнаказанно издавать неведомые в дефолтном мире шедевры. Все варианты обогащения были напрямую связаны с опасностью привлечь внимание и попасть в руки милиции, полиции, разведки, дежурным или вовсе каким-нибудь досаафовцам. Неудачное падение, гопник в подворотне, неверный жест — и вот уже аборигенские журналисты толпятся у входа в изолятор, чтобы явить параллельному миру первое задокументированное чудо. Опасность была абсолютно непредсказуема, как непредсказуемы особенности очередной реальности. В общем, чтобы путешествия по параллельным мирам могли приносить пользу без критического риска, следовало найти способ заранее выбирать мир назначения при входе в портал или возможность брать с собой "группу поддержки".

Сущность портала интересовала молодых исследователей не меньше иных реальностей. Света считала дверь явлением природы, неподвластным человеку как смерч или тяготение. Кэп был склонен видеть в феномене на горе результат работы какого-то механизма. ХаЭм полагал, что у портала есть немало скрытых возможностей. Василий объяснял: "Представьте себе маленького ребенка, сидящего перед современным телевизором. Ребенок нажимает на кнопку питания, телевизор включается и молча показывает ему какую-нибудь передачу на Первом канале. Дитё выключает питание, экран гаснет. Других кнопок на корпусе нет, поэтому малыш решит для себя, что научился полностью управлять этой забавной, но бесполезной игрушкой. Ребенок не знает, что каналов больше сотни, что звук стоит на нуле, а пульт спрятан мамой на высокую полку. Так и мы тычемся в портал. Не надо тыкаться, надо найти этот самый "пульт". А если не найдем, просто сковырнуть заднюю крышку и подёргать за провода".

Существовал еще один нюанс, забыть о котором не позволяла Света: любимый ею дедушка Аркадий. Логика, конечно, женская и очень натянутая, но... сбежал он сам, будучи уверенным, что попадет именно в тот мир, где ему помогут, или его "забрали" — оба варианта казались нереализуемыми без принципиальной возможности "настраивать" портал. Кто-то уже научился управлять Дверью. Из первого допущения следовало второе: кроме Аркадия и троих друзей порталом могло пользоваться немало народу из этого и других миров. Есть шанс найти тех, кто знает о феномене больше и даже, с чем черт не шутит, обладают оригинальной "инструкцией по применению".

Проблема управляемости напрямую соприкасалась с вопросом о предполагаемом количестве доступных через портал миров.

— Давайте будем думать, что количество реальностей за Дверями действительно бесконечно, как мы предположили в первые дни — вообразил себя за кафедрой в актовом зале родного университета Кэп. — Портал еще ни разу не приводил нас в один и тот же мир. И если каждое происходящее во вселенной событие является точкой бифуркации, если прав Эверетт, то число альтернативных миров приближается к бесконечности. Пред лицом незамысловатого значка — отпечатка перста божьего, повернутой на бок восьмерки — как угодно, — все наши усилия, коллеги, обращаются в ничто. Кстати, — Алексей сделал артистическую паузу, давая своей немногочисленной аудитории осмыслить глубины сказанного — из данной проистекают ряд интересных следствий. Например, такое: Василий на собственной шкуре убедился в существовании ТАМ наших двойников. Я же скажу больше: в бесконечности обязаны присутствовать миры, в которых Песчанников, Пономарев и Лугова нашли Дверь, исследовали её возможности и вечерком собрались порассуждать о невообразимых величинах. Мы можем столкнуться сами с собой прямо на Стрижухе. С целой толпой самих себя. Или уже столкнулись... Не могу исключать: ты не та Света, что оставляла запись в журнале перед последней ходкой. Ты иномирянка, просто из очень "молодой" реальности, а настоящая не вернулась.

Провокационное высказывание Кэпа оживило "загрузившихся" друзей.

— Да я тебе покажу "иномирянку"! Совсем обалдел что ли? У меня сеструха мелкая такого не сморозит...

— Она, плавает в формалине

Несовершенство линий

Движется постепенно

У меня её лицо её имя

Свитер такой же синий

Никто не заметил подмены.

— передразнил Свету ХаЭм.

— Веточка, извини — Алексей понял, что его занесло несколько не туда — я всего лишь сделал логически обоснованное научное предположение. Не хотел тебя обидеть.

— Я дура по-твоему? Плохая у тебя логика. Откуда ты вообще взял, что количество миров бесконечно?

— Ну, каждое случайное...

— Баранки гну! Из бесконечности реальностей не следует напрямую бесконечность порталов. Может, их сотня, может, тысяча. Ты про белых и черных лебедей вообще в курсе? Думать же надо, прежде чем такие слова говорить! А тебя, певец, вообще убью.

— Свет, ты имеешь ввиду, что увидев тысячу белых лебедей, логик всё равно не может отрицать возможность существования птиц другого цвета? — разом приобрел серьезность "обреченный" Светой Василий.

— Да. Реальности еще ни разу не повторялись — мы ведь и не пытались следить до сих пор — но ведь и перебрали мы их всего-ничего. Может быть, на сотый раз ХаЭм опять окажется у дежурных — сплоховали там в прошлый раз, упустили.

— Твоё предположение оригинально, но голословно — снова перевел взгляды на себя Кэп.

— Сразу видно — гуманитарий. Всё бы порассуждать за чайком. Здесь еще Женьки не хватает со своей философией — вот, тогда бы вообще до ночи просидели. В отличие от твоей, моя теория проверяема. Слышал когда-нибудь слово такое — "эксперимент"?

— Хватит! Хватит! Сейчас ты предложишь тыкаться в Дверь до тех пор, пока не придём куда-нибудь по второму разу?

— Да.

— Бред.

— Лёш, ты хотел осмысленную программу исследований? Вот она, другой нету — заступился за Лугову ХаЭм. — Давай попробуем!

— А если миров, скажем, десять тысяч? Я хоть и филолог, но знаком с теорией вероятности. Десять тысяч к одному! Мизер!

— Наш капитан плохо знаком с теорией вероятности. Совсем не знаком. Скажи, какова будет вероятность повториться, если ты пометишь еще один мир?

— Эээ... Один к пяти тысячам.

— Так, а если десять?

— Один к тысяче.

— Вот видишь, уже не так страшно. Проверим сотню — на следующих пятидесяти где-нибудь да увидим свои следы.

16 июля друзья провели на горе весь день. ХаЭм раскалывал подобранные возле полуразваленного строения красные кирпичи и нумеровал их черной быстросохнущей краской. Алексей и Светлана, сменяя друг друга, уносили очередную метку за Дверь, закидывали её на заметное место, фотографировали пейзаж и возвращались, стараясь уложиться в две-три минуты.

Эксперимент удался и показал правоту Луговой. За сто семьдесят ходок ребята трижды наткнулись на собственный кирпич и заключили, что с большей долей вероятности перед ними лежат неизведанными "всего-лишь" несколько тысяч миров.

Глава 9.

Дверь в лето.

"Экспресс-тур с кирпичами" под вечер показался скучным и утомительным, как многочасовой марафон "Что? Где? Когда?", но притупил страх и вернул в души оптимизм. Поэтому, исследователи решили возобновить более приятный процесс подробного изучения параллельных реальностей. 17 июля, в день, когда над летом смеялся холодный дождь, друзья поднялись на Стрижуху по раскисшей дороге и остановились возле кустов. ХаЭм замерил параметры среды и констатировал, что низкая температура вкупе с постоянным увлажнением смертельно опасны для организма. Сверили часы. В 10.00 Света отдала Василию зонт и телефон, взяла метку, раздвинула вишневые заросли и растаяла в воздухе. В 10.05 в портал ушел Кэп. В 10.15 ХаЭм зафиксировал возвращение Кэпа — странник записал в журнал, что псовая охота знатного вельможи — это очень красиво, но он, Алексей, не советует участвовать в ней в качестве дичи. Ввиду того, что очередная куртка Кэпа была занесена в графу "расходные материалы", путешественник поспешил вновь уйти в портал, в какой-нибудь тёплый и сухой мир. Спустя еще полчаса вернулась и снова нырнула в портал Света — открытая ею реальность не имела никаких выраженных отличий от дефолтной. К 12.00 ХаЭм окончательно продрог и снял свою вахту, не найдя никаких зацепок к загадке "пульта".

"Лето! Лето! Лето!" Под ласковым июльским солнцем Кэп спускался в незнакомый городок на знакомой равнине. Хотелось петь, и пришелец пел, он был совсем один на этом склоне, где так упоительно пахло соснами и можжевельником.

Под небом голубым есть город золотой...

БГ "не шел". Не допев второй куплет, Алексей переключился на Олега Медведева.

Так где же он есть, затерянный наш град? Мы не были вовсе там.

Но только наплевать, что мимо, то — пыль, а главное — не спать в тот самый миг, когда

Придет пора шагать веселою тропой полковника Фосетта,

Нелепый этот вальс росой на башмаках нести с собой в затерянные города.[О.Медведев. Вальс-гемоглобин]

"Нет, это Евгений танцует вальсы и ходит на московские балы. А я даже на гитаре этот бой сыграть не смог...". Кэп вдруг вспомнил, как ездил с Женькой на Пустые Холмы и впервые услышал песни за авторством Вени Д'ркина.

Мне сегодня прольется,

Белой кошке в оконце,

Лучик бисера пыли...

Доброе утро!

Мне сегодня воздастся

Три ступеньки от царства,

Три подковки от Сивки,

Три копытца от братца... [Веня Д'ркин. "Кошка"]

"А зачем я вообще лезу в эту вереницу параллельных миров? Что я хочу здесь найти? "Три копытца от братца?" Или всё это — ради процесса, всё это — как съездить автостопом во Владивосток?" Утреннее происшествие вытащило из глубин памяти еще один непопсовый текст.

Да я даже не знаю, что там за дверью в лето.

Может это задрочка типа Тома и Джери,

Может просто тупик, и в поисках смысла нету,

Но должны же коты, пес возьми, во что-нибудь верить!

Я мечтаю о лете под грустным осенним дождем,

Спрятав свой хвост трубой за мусорный бак,

Ведь любой дурак знает — кошке нужен дом,

Хотя б уголок, просто укрытие от злых детей и собак...[Чиж. "Дверь в лето"]

Алексей тихо засмеялся: сегодня он прошел в лето в прямом смысле этого слова. "Но не рано ли мне мечтать о мире, "Где всем котам хватает места, где роботы ничего не имеют против кошек, а люди ласковы, и никто не пинается"?". Лес кончился, земля стала ровной, тропинки привели на гравийную дорогу, а впереди показались человеческие дома. "Посмотрим еще, что это за сезон: лето Вудстока или лето 1953-го..."

Три попытки вернуться,

Две попытки остаться...[Веня Д'ркин. "Кошка"]

* * *

Одного взгляда на городскую улицу было достаточно чтобы понять: этот мир другой. Слишком другой. Нет, машины здесь ездили на четырех колесах, люди носили одежду и входили в здания через двери. Но это были другие автомобили, аналоги их дизайну в дефолтном мире могли показать лишь любители концепт-каров. Это была другая одежда, другие дома и другие двери. Кстати, стройка была одним из первых объектов, встреченных по пути. Один дом только возводили из железобетонных плит с рельефом, изображающим бревенчатый сруб. У второго — трёхэтажного суррогата терема — уже перекрывали двускатную крышу, и фигурные листы пластика, судя по всему, симулировали чешую из слоистого песчаника.

В следующих строениях a-la rus жили люди. Люди выращивали во дворах высокие кедры, натягивали между домами веревки и вешали на них белье, люди прикрепили на дома таблички с номерами домов и писали название улицы каким-то незнакомым алфавитом. Алексей отметил, что ближе всего к иномирянскому образцу стояло армянское и грузинское письмо. Жаль, что путешественник не отличал первого от второго. На счастье осторожного Кэпа, аборигены имели две руки и две ноги, аборигены не отличались от людей, аборигены были людьми, давно вступившими в эпоху фабричного производства. Поэтому одежда дефолтного мира хоть и выделялась на фоне прочих нездешней модой, но вовсе не казалась инопланетной. Не выделялось и его лицо: среди прохожих было достаточно "европейцев", хотя большинство встречных несли в себе одновременно и европейские, и монголоидные черты, причем первые преобладали над последними. Окажись в параллельном мире не филолог, а антрополог, он бы без труда отнес встречных к промежуточной "уральской расе".

Кэп не спешил в городской центр, надеясь собрать побольше информации и уберечься от возможных провалов. Путник вслушивался в незнакомую речь и не мог вычленить ни одного понятного слова. Он всматривался в листки, приклеенные к круглым деревянным щитам, но не узнавал ни одной буквы. Пришельцу о многом могли бы сказать надписи и картинки на сумках и одежде (нечто среднем между футболкой и водолазкой, без пуговиц, с рукавом до локтя и сеткой ромбических вырезов на спине) — увы, в этой культуре не считалось нормальным ходить по улице в качестве живого плаката.

На перекрестках Кэпа занимали ростовые деревянные скульптуры, установленные на высоких кирпичных постаментах. Скульптуры эти что-то смутно Алексею напоминали — путешественник сделал снимки и решил разобраться с загадкой дома. Кэпу показалось, что аборигены относятся к памятникам неуважительно — они бросали в ромбические окна постаментов обертки, яблочные огрызки, вишневые косточки и всякую шелуху. Ощутив себя археологом, докопавшимся до мусорной ямы времен Ивана Грозного, пришелец выбрал пустынный момент, засунул в окошко руку и выудил мятую газету. "Опять облом! Здесь вообще есть русские???"

Неудача ждала Алексея в учреждении, которое он, по картинкам, определил как продуктовый магазин. Дюжий охранник не пустил пришельца дальше порога, спрашивал что-то на своем птичьем языке, жестикулировал и позвал кого-то из глубин здания. Не дожидаясь, пока этот кто-то станет выяснять Алексееву личность, Кэп поспешил ретироваться.

"Издеваются они, что ли? Кто все эти люди, куда делись соплеменники?" С такими паническими мыслями пришелец шагал по пути, намеченному еще при съемке города с горы. Аккуратные кварталы теремков и лже-теремков, тем временем, сменились бревенчатым забором какой-то фабрики. "Человек неизменен. Они говорят на другом языке и носят другую одежду, но стены портят не хуже наших. Весь тын исписали. Вот даже Х... есть". Пройдя еще двадцать метров, Алексей встал как вкопанный и медленно, боясь вспугнуть наваждение, повернулся к тыну. О чудо, надпись не исчезла! Интеллигентный филолог еще никогда так не радовался обсценному слову из трёх букв...

Исследователь тщательно осмотрел поверхность дерева возле крупной и глубоко-врезанной надписи-маяка. Забор не меняли много лет, каждый квадратный сантиметр неоднократно использовался хулиганами для художественных и литературных упражнений. Но среди букв незнакомого алфавита нашлись обрывки русских слов. "овски" "лся. Най" "ефон". Плюс большая греческая буква "Пи". И ничего более. "Чтобы расшифровать эту надпись, нужно быть Паганелем" — хмыкнул Кэп, возвращая блокнот в карман.

Первоначальное возбуждение прошло, путнику вернулся холодный рассудок. "И откуда я взял, что надпись оставлена иномирянином? Я ведь еще ничего не знаю об этом городе. Где-то за пределами Прикамья вполне могут существовать народы, которые пишут кириллицей. Я не удивляюсь, если язык вообще не является славянским, а слово... эээ... слово из трёх букв означает "река", "забор" или "китайский мусульманин". Воспитанный Алексей не мог выматериться даже в мыслях.

И всё же Кэп поймал свою волну. Едва промзона вновь сменилась жилыми кварталами, как пришелец безошибочно определил книжный магазин. На этот раз молодому человеку никто не помешал. Продавец скучал в углу, два посетителя стояли возле полки и перебирали литературу неизвестного жанра. Алексей снова припомнил недобрым словом Мецропа Маштоца — кавказского Кирилла и Мефодия в одном лице. Без знания этой тарабарщины бесценный материал для исследования — книги — оказались бесполезными. Определенную пользу можно было извлечь из картинок или карт... Карты!

Пришелец с жадностью развернул предназначенную для местных школьников карту мира, увидел знакомые очертания материков и границы незнакомых государств. Так, территория дефолтной России была раскрашена более чем десятком цветов, страна, занимавшая Прикамье, включала в себя также весь бассейн Печоры, территорию дефолтной Удмуртии и Нижнюю Вятку. Северная Америка походила на лоскутное одеяло, Южную делило три неизвестных страны, юго-восток Австралии издатели закрасили одним цветом с Новой Зеландией, а остальная территория небольшого континента совпала по расцветке с Сахалином, Хоккайдо и Камчаткой. Только в Западной Европе и в Юго-Восточной Азии страны были более-менее узнаваемы. "Франция", "Италия", "Испания" и "Великобритания" не нарушили своих естественных границ. И снова ни одного читабельного слова.

Затем у Кэпа случилась еще одна находка: пришелец отыскал полочку с литературой на иностранных языках и несколько книг, написанных латиницей. Но, что за невезение, Алексей опять столкнулся с языковым барьером. Язык зарубежных изданий явно принадлежал к германской группе, да увы, не имел явных параллелей с живыми языками параллельного мира.

Развилка между реальностями прошла очень и очень давно.

Глава 10.

Вандивуж.

Знаешь, в тот самый миг, когда дверь захлопнулась за мной, я позабыл и дорогу, усыпанную опавшими листьями каштана, с ее экипажами и фургонами, забыл о дисциплине, властно призывавшей меня домой; забыл обо всех своих колебаниях и страхах, забыл всякую осторожность; забыл и о повседневной жизни. В одно мгновение я очутился в другом мире, превратившись в очень веселого, безмерно счастливого ребенка.

Герберт Уэлс, "Дверь в стене"

Вечером довольный Кэп отдыхал на скамейке в небольшом парке возле деревянного кремля. Жизнь удалась. Стоило только перестать задумываться над каждой деталью и паниковать от полного незнания местных языков, как иной мир тут же повернулся к пришельцу лицом. Вместо того, чтобы воображать себя тайным агентом, Алексей почувствовал себя расслабленным туристом, вольным путешественником, застопившим машину до очередного кружка на карте экзотической страны. Он отдался людским потокам, и потоки носили его по широким улицам. Он шел без карты, сворачивал в понравившиеся переулки и фотографировал живописные строения. Кэп заходил в каменные церкви, вблизи рассматривал трогательные резные изваяния Христа и святых, глядевших на прихожан простыми глазами уральских лесовиков.

Пристроившись в хвост группе туристов, Алексей просочился в здание диорамы: гигантское полотно изображало, как вставший на мысу между Камой и Сайгаткой деревянный кремль с воды и суши штурмовали узкоглазые солдаты с кривыми саблями. Защитники крепости поливали наглецов горячим, кололи холодным и швырялись твердым. Некоторые воины сражались, просунув руку сквозь деревянный щит. Несколько человек на стенах вертели хула-хупы — оставалось только гадать, какую смертоносную функцию придали им вояки местного средневековья.

В кремле — а деревянная крепость, или ее поздняя реконструкция, оставалась на всё том же мысу — Кэп облазил все шесть башен и посетил выставку допороховых метательных орудий, которые получили в этом мире более долгое развитие. Вдоль стены стояли на удобных колёсных лафетах катапульты и баллисты, вровень с бойницами возвышались конструкции огромного требушетта. В бывшем арсенале на стенах висели арбалеты всех размеров и форм. С картинок в посетителей прицеливались бородатые лесные тати и безбородые, закованные в железо наёмники, готовилась дать смертоносный залп на скаку латная конница, наёмный убийца крался по коридору с коротким арбалетом-"двустволкой". Вот, кстати, и сам арбалет. Теперь Алексей, во всяком случае, знал, куда путешествуют за вдохновением авторы героического фэнтези.

В кремле Кэп и пообедал. Снова нагло пристроившись в хвост каким-то организованным туристам, путешественник получил порцию анахроничной тушеной картошки и кусок мяса от кашевара в нарочито грубой средневековой одежде. Туристы охотно фотографировались с актером и двумя его "охранниками" в начищенных хуягах. Алексей ел не спеша, наслаждаясь воистину театральным действом.

Процесс любительской съемки на фоне повара и солдат происходил по одному из двух сценариев. В первом случае туристы забегают за котел, обнимают доспешных воинов, повисают на дородном "стряпухе" и дают знак своему товарищу с камерой. Обладатель техники встает на единственную удобную позицию, наводит объектив и командует улыбку. Туристы, естественно, улыбаются, а хитрые мужики совершают короткое, но очень четкое движение, ослепляя фотографа отраженным от зеркальной стали доспеха солнцем. Фотография, тут же выползающая из неказистого поляроида, естественно, никуда не годится — неудачники ругают фотографа, снова бегут за казан с картошкой, но сзади на них уже напирают другие желающие сделать антуражную фотку, и туристы уходят не солоно хлебавши. Во втором случае любители позировать на фоне исторической реконструкции дают повару квадратную монетку — история повторяется, но в этот раз воины стоят смирно, а довольные снимком туристы уходят искать новые аттракционы.

Таков был живой мир живых людей. Нигде, кроме как в крепости, Кэп не заметил оружия. Пришелец видел богатых и нищих, встречал в своих броуновских блужданиях хамоватых водителей и задиристых подростков, хмурых бабушек и улыбчивую молодежь. Кэпа занесло в "рабочий" квартал, но за день путник ни разу не стал свидетелем прямого насилия, как это обычно и бывает в вольных путешествиях.

Повторюсь: вечером уставший пришелец сидел на лавочке, дышал речным воздухом и теребил в руках подобранную с земли денежку. "Еще двадцать минут, и надо идти к порталу, потеряю ведь в темноте. До чего насыщенный, и до чего бессмысленный был день!". Перебирая сегодняшние события, исследователь улыбнулся, вспомнив надпись на заборе — иных следов русских в городе так и не нашлось. "Взглянем ка еще раз в блокнот и попробуем решить уравнение подстановкой наиболее очевидных значений для неизвестных. "...овски" — это "Чайковский". "..лся. Най" — земляк потерялся или остался, просит его найти. "...ефон" — без сомнения, телефон. Причем тогда здесь отчетливо выписанная буква "Пи"? У меня одна попытка..." Алексея озарило через десять минут. Он подошел к уличному телефону, скормил ему единственную монету и стал набирать цифры: три, один, четыре, один, пять, девять. После шестой цифры в трубке раздались короткие гудки (начинающий телефонный хулиган перестал мыслить стереотипами и подавил в себе желание с облегчением бросить трубку), а затем на другом конце провода откликнулся детский голос (начинающий телефонный хулиган покраснел от стыда, но снова подавил в себе желание бросить трубку):

— Халу!

— Ээээ... Чайковский?

Ребенок куда-то убежал, но полминуты спустя трубка уже басом повторила:

— Халу!

— Чайковский?

— Да, Чайковский. Чайковский, говорю! Десять лет ждал...

Через четверть часа они встретились на сайгатской стрелке. Странно одетый пришелец из иного мира и молодой, но уже остепенившийся отец, совершенно неотличимый от аборигена.

— Алексей, можно просто Кэп.

— Валерий, Валера, для местных — Валег.

— Вы правда из Чайковского?

— Да, правда. В этом мире я один знаю такое слово и могу произнести его без акцента. А Вы давно в Тусяпукаре?

— Нет, утром пришел, — произнес Алексей, и тихо добавил — И не надолго, меня ждут.

— Кто сейчас генсек? Чем закончилась Куриная война? Американцы вернулись с Марса? Шендеровича обменяли?

Валерий, как спасенный Робинзон, вываливал на Кэпа накопившиеся за долгие годы вопросы.

— Генсека нет, СССР развалился в 1991 году. На Марс еще никто не полетел и не собирается, а Шендеровича российские власти уважают и бесплатно предоставляют ему правительственных проституток.

— Когда-когда развалился?

— А Вы, друг, в каком году здесь очутились?

— В двухтысячном.

— Увы, но новостей с Вашей родины у меня нет. Мы прибыли из разных миров, в моей реальности Союз действительно кончился в девяносто первом.

Валерий взял паузу, пытаясь примириться со сказанным. А потом рассказал свою историю.

В двухтысячном году из восьмой школы выпустились три одиннадцатых класса. Девчонки и те из парней, кто по младше, получили возможность поступить в ВУЗ, а восемнадцатилетним Валере и Андрюхе светила советская армия и отправка в одну из многочисленных горячих точек. Из-за демографического кризиса и обилия конфликтов срок службы в сухопутных силах вновь возрос до трех лет, что делало неминуемый призыв еще более неприятным.

— И тут, как специально, Андрюха проваливается в портал. Я его кричу — мы подрабатывали, чью-то картошку опрыскивали на Стрижухе — а Андрюхи нет. Потом появился из ниоткуда, трясется, давай про льва живого мне впаривать. Ну, говорю, не ссы, пошли гляну. Глянул, а там уже не лев, там трактора импортные поле поливают. Ну, месяц мы гуляли, на чудеса насмотрелись. Соседям вот, чтобы из Союза выехать, надо полгода справки собирать. А тут поднялся на гору, сделал пару заходов, и обязательно в какую-нибудь капстрану попадешь. Болтались, как вороны без крыльев. Жаль, только по одному. Военкомат нас ищет. В конце концов, решили, что где-то нужно остановиться. Меня вот в этом мире сразу кулак... фермер какой-то приютил. Андрюху не видел больше, не знаю.

— И Вы не пытались вернуться домой?

— Честно скажу — пытался. Не пустило. Эта штука ведь как работает — куда бы не занесло, всё обратно приводит, на Родину. Но побыл в другом мире больше суток — и всё, эта вселенная теперь "твоя". Штуковина дорогу назад забыла, всё время стала возвращать меня в Тусяпукар. А теперь... теперь у меня тут семья... Здесь сказка есть детская, как глупый мегра... Как он по-русски, полосатый, в норе живет?

— Барсук?

— Да, барсук. Проснулся барсук в январе, вышел из норы, а там зима, холодно. Но не лег спать обратно, а стал новый выход на поверхность копать. Вырыл, высунулся — опять снег. Так трудился мегра три месяца, всё хотел правильный выход проделать, в тепло и в лето. А к апрелю зверь выдохся и уснул. Разлилась весной река, залила сонного барсука водой, тут и сказке конец. Против природы, мол, не попрешь. Вот кажется мне иногда, что я и есть тот глупый мегра, только нору я заветную всё-таки отрыл.

"Забавное совпадение!" Алексей не мог не вспомнить о мыслях и песнях, что лезли в голову с утра.

— Нет, Алексей, не читал. Ни в этом мире, ни в том.

Когда сгустились сумерки, земляки перешли на ты, переместились домой к Валерию и продолжили взаимные расспросы за напитками с шаньгами. Кэпу хотелось услышать, почему вместо молодого Чайковского на Каме стоит старинный Тусяпукар, а на всей планете не сыскать человека, говорящего по-русски.

— Ты пытался сравнивать историю этого и родного миров?

— Да, я всё-таки учился в школе. А тут был интерес... Хочешь знать, как оно так всё получилось?

— Ага.

— Вандивуж.

— Что-что?

— Вандивуж изменил этот мир.

— Что такое вандивуж?

— Дословно — вандальский корень. А по-нашему, картошка.

— Картошка-то здесь причем? Хотя постой, сам догадаюсь... Картофель в средневековой крепости не был анахронизмом???

— Да.

— Ее привезли раньше Колумба? Кто?

— В начале V века нашей эры варварское племя вандалов опустошило Испанию и переправилось в Африку. Африку вандалы тоже опустошили, а когда грабить там стало нечего, построили корабли и быстро превратились из разбойников в пиратов. Налёты вандалы устраивали от Британии до Александрии, а однажды даже умудрились взять Рим. В 456 году одну такую пиратскую флотилию в Атлантике увлекло штормом и утащило куда-то на Карибы. Вандалы не только сумели отремонтироваться и вернуться в Африку, но и награбили у индейцев золота. Тридцать лет после этого пираты опустошали берега заокеанского континента. Из плавания возвращался только каждый второй корабль, ихние конкистадоры мёрли в джунглях как тараканы. Но золота и серебра вандалы навезли столько, что вся европейская экономика окончательно полетела в тартарары. Особенно инфляция ударила по Византии, которая имела с торговли самый крупный золотой запас. И что происходит: в 485 году обедневший император Зенон собрал войско и отправил Анастасия грабить награбленное в Карфаген. Вандалов ромеи примучили, население провинции уменьшилось вдвое. А жадный Анастасий посмотрел на гору взятого золота и решил, что Зенон плохой император, а он, Анастасий Карфагенский, будет императором хорошим. Началась гражданская война. Берберы под шумок вторглись в африканские провинции и дорезали остатки вандалов. Через океан уже никто не ходил — доступные драгоценности выгребли. А повторно открывшие в 1425 году Америку иберийские готы не нашли там ни следов вандальских поселений — деревянные крепости и людей съели джунгли.

— Вандалы успели привезти картошку?

— Да, варвары к ней еще в Америке пристрастились. К 600 году вандальский корень выращивали по всему Средиземноморью. К семисотым его акклиматизировали в Германии, Британии и на Балтике. К девятисотым картошка вызвала демографические взрывы в Скандинавии и в бассейне Днепра.

— А где тогда русские?

— Нету русских. Когда на Средиземном море бардак вандальский начался, славяне ушли с Дуная в Славини... в Италию по-вашему, Грецию и Малую Азию. Их было слишком мало в сравнении с местными, они почти не сохранили язык. На Балканах, вроде, есть еще что-то похожее... А "Украину" и московские окрестности заселили балты: дикие, но плодовитые. В общем, походы викингов и походы императора Лидауга едва не отправили Западную Европу обратно в каменный век. Фантасты здесь пишут: не будь Лидаугова Разорения, летали бы сейчас к звездам уже. Мы и от твоего мира отстаем в технике лет на сорок...

— Прикамье тоже балты захватили?

— Нет, тут очень мало людей жило, охотники, в основном. Тогдашние культуры в этом климате плохо росли. Как картошка появилась — повысилась эффективность сельского хозяйства, увеличилась плотность населения, у аборигенов возникли государства. Вот эту страну основали предки ваших удмуртов и коми — с крупной примесью утигуров, некоторыми долями армян и балтов.

— Армяне здесь откуда?

— Выгнали их... Так вот, сейчас в Барме живет около 15 миллионов человек. Большинство называет себя мортами и обитает в таких же вот небольших городах, как Тусяпукар. Барму три раза завоёвывали, один раз пермяки сами основали империю. Слава богу, Югра отделилась в начале XX века — когда у нас кончились доступные ресурсы, пермякам пришлось продавать свои знания и труд, плавить чужую руду чужим топливом и экспортировать продукцию высокой переработки.

Около полуночи Алексей вспомнил наказ Светы.

— Валер, тут до меня других пришельцев не было?

— Нет, не было. Я раньше много надписей по городу оставлял — это в последний год разленился уже. Хулиганы телефонные задолбали.

Ах, если бы Алексей умел "читать" и анализировать людей также хорошо, как тексты! Ведь выходец из СССР с большой натугой скрывал фальшь.

— Этого человека не встречал?

С фотокарточки глядел пропавший 18 лет назад Аркадий Осипович.

— Нет, никогда.

Кэп ушел на гору ранним утром, собрав на свои ботинки обильную росу. Перед Дверью Валег предложил пришельцу в последний раз полюбоваться гостеприимным городом. Иномирянин фотографировал, провожатый причесывался у него за спиной. Спустя три минуты Валерий спрятал расческу и мягко одёрнул спутника.

— Алексей, тебе пора.

— Спасибо, друг! Пожелай мне удачи!

— Удачи! Она тебе пригодится!

Когда иномирянский знакомый исчез, бывший советский человек с грустью взглянул на поляну, развернулся и твердо пошел в Тусяпукар. Домой.

Для Кэпа путь к дому и друзьям еще только начинался...

Глава 11.

Круг посвященных.

Вернувшись со Стрижухи, ХаЭм развесил мокрую одежду и принялся выжимать мегабайты из медленного провинциального Интернета. Он сам не знал, что ищет. Ни Яндекс, ни Google не могли ответить на вопрос, "Как управлять порталом в параллельный мир?".

"Может быть, найдутся похожие случаи?" — подумал молодой человек, и принялся поглощать сайты о мистике и НЛО. К вечеру ХаЭм стал отличать червеобразных стрекозоидов от псевдозрячих бокоедов, мог перечислить 12 мест наблюдения снежного человека в Восточной Сибири и выстроить цепочку питания от мельчайшего медихлориана до безжалостного энергетического вампира. Василий опасался поглядывать на часы — текст Вадима Черноброва поведал ему, что время дискретно, прерывисто, течет с разными скоростями и в разных направлениях. А если бы поглядывал, то заранее оговоренный приход Жени не стал бы для ХаЭма полной неожиданностью.

Женька тоже некогда играл в команде Кэпа, постоянно соревнуясь с Лёхой и Славой в знании истории и современных политических реалий. Это он, Евгений, в десятом классе "подсадил" ребят на Стругацких и уговорил друзей ходить на тренировки в студенческий клуб интеллектуальных игр. Женька любил, чтобы его называли по "никнейму" — Аданэдель, но прозвище было достаточно громоздким, чтобы друзья отказались от него в пользу реального имени.

Кстати, длинным ником Аданэдель был косвенно обязан ХаЭму: друг так часто упоминал в разговорах каких-то хоббитов и эльфов, что Евгений не вытерпел и взял почитать у него "Властелина колец". Впрочем, в тот воистину значимый день будущий знаток не ушел дальше двадцатой страницы толстенного коричневого фолианта. Слишком сюрреалистичными и "детскими" показались Жене существа, о быте которых автор с длинными инициалами неспешно рассказывал во введении. Разочарованный читатель поспешил вернуть книгу однокласснику, но вредный Вий забирать Толкиена отказался. "Читай-читай давай, пусть у тебя лежит, глаза мозолит". И "Властелин колец" лежал-пылился у Евгения целый год. Наконец, услышав имя автора на одной из первых своих игр "Что? Где? Когда?" и не ответив на простой вопрос, уязвленный эрудит вновь взялся за книгу. На этот раз текст пошел веселее. Ко второму тому Женя проникся, третий том он дочитывал глубокой ночью, чего воспитанный в строгом уважении к режиму сна мальчик ни разу до сих пор не делал.

Нетрудно догадаться, что было дальше. Дальше уже на родных полочках был найден и проглочен за один вечер "Хоббит". В скудном ассортименте книжного магазина обнаружен скверно переведенный Сильмариллион и письма Профессора. Интернет открыл доступ к настоящим залежам околотолкиенистической литературы и позволил завязать знакомство с единомышленниками. Для общения по Сети неофит взял псевдоним Аданэдель — то есть, "полуэльф". Также Женя стал представляться и чайковским толкиенистам.

Последних, впрочем, было крайне мало. На игры, что, не мудрствуя лукаво, устраивались в пятнадцати минутах ходьбы от остановки — на Пятой горе — собиралось от силы 7 человек, причем Аданэдель с алюминиевым мечом, кольчужным нагрудником на каком-то стёганом подкладе от куртки и кривоватым луком был экипирован на порядок лучше остальных. Вечерами Женька плёл кольчугу, слушал доносящиеся из компьютерных колонок завывания Тарьи Турунен (при тогдашних скоростях каждую песню Nightwish или Blind Guardian приходилось качать по тридцать-сорок минут, но адепта это не останавливало) и мечтал оказаться в Москве, где живут настоящие ролевики и проводятся настоящие конвенты.

Поступив в Москву на факультет политологии, Аданэдель забросил ЧГК и с головой погрузился в "тусовку". К чести для нашего героя, Евгений недолго оставался ортодоксальным толкиенистом. Уже ко второму курсу он сблизился с реконструкторами, занялся историческим фехтованием, историческими танцами и прикладными ремёслами. В последний год он всей душой отдался еще одному популярному в тусовке увлечению — страйкболу. Лето он предпочитал проводить на полигонах и дальних фестивалях, но каждый год уделял время, чтобы встретиться с друзьями и родителями в Чайковском.

Повод, по которому Женя зашел к Хаэму, был совершенно пустячный. У его престарелого велосипеда вышла из строя задняя втулка, Василий обещал отдать свою. Причем, вместе с колесом — в эпоху, когда улицы заполонили китайские "горные" велики, когда вконец обанкротилась пермская "Велта", бывалый Урал без передней вилки был уже никому не нужен. За колесом пришлось спускаться в подвал — усадив друга за компьютер, ХаЭм накинул куртку и умчался по лестнице. Через пять минут рассеянный товарищ вернулся за ключами от подвальной двери. Еще через пять — прибежал за ремонтным набором — гаечные ключи ХаЭм тоже забыл. Когда колесо всё-же было доставлено и очищено от паутины, язвительный Женька уже приготовился обстебать своего благодетеля.

"Слушай, где ты такие сайты находишь? Я ж тебе чаем чуть монитор не забрызгал — от смеха. Василий хотел было что-то сказать, но Аданэдель начал пафосным голосом декламировать ленту новостей с портала НЛО Прикамья.

Таинственные способности открылись у населения Кизела... эти люди могут обходится без еды до 5 лет! Произнес Женька после некоторой заминки. Первую часть предложения он действительно прочитал на сайте, а вторую, скорее всего, придумал сам. В Кизеле Аданэдель бывал, после закрытия угольных шахт у тамошнего населения открылись воистину паранормальные способности к выживанию.

На охоте неподалеку от Чайковского топ-менеджеры... топ-корпорации спутали мамонта с кабаном и были затоптаны...

По мере того, как Женьку охватывало вдохновение, заминки становились всё короче, а новости всё ярче.

Выпавший из Висимской хроноаномалии таксист... торговал водкой по 3,62...

Слухи о том, что неподалеку от Горнозаводска шагающий экскаватор был съеден гигантским червем, не подтвердились... Машина была найдена в Чусовом, куда горняки решили сгонять за добавкой...

Участились встречи с древней упячкой на верхнекамских болотах. По ночам живтоне издает жуткие шипящие звуки, а днем легко перепрыгивает с кочки на кочку со скоростью до 100 комментов в час.

Честный гаишник вновь стал являться водителям на трассе Пермь-Кунгур. Автолюбители различают аномалию по слабому свечению над фуражкой.

Аданэдель завершил свой импровизированный скетч сообщением из области криптозоологии:

Древний ящер из глубокого Адова озера не стал показываться группе столичных исследователей... Вероятнее всего, животное было напугано московским гербом на автомобилях экспедиции.

— Слушай, что это на тебя нашло? Я понимаю, Кэп с этими фотографиями Светку охмуряет, но тебе-то не стыдно верить во всю эту мистику, в нюлэсмуртов лесных, выползней подкустовных? Фигня всё это. Вечно в Чайковском мозги у людей не туда повёрнуты. Эзотериков всяких как собак нерезаных...

При упоминании Светланы Пономарев на пару мгновений смутился, но нашел, чем ответить

— Но-но, а кто меня на капище таскал?

— Да это так, реконструкция! — стал оправдываться задетый в уязвимое место Аданэдель.

В тот вечер ХаЭм был готов всерьез поссориться со старым другом. Слишком велико

было раздражение от бесплодных поисков, глючного Интернета, терзало чувство вины и беспокойство за ушедших в портал ребят, бесила погода, бесил мяукающий кот. К счастью, Женьку вызвонили из дома и он удалился под дождь, не забыв прихватить колесо.

* * *

Наутро погода не улучшилась. Промозглый северо-западный ветер разгонялся над водохранилищем и бросал на бетонную дамбу высокие буруны и доносил до города сырость. Ниже, за шлюзом, черная вода канала исходила злой рябью и, порою, покрывалась гусиной кожей дождя. Размокли от сырости тропинки, в месиво превратился оживленный тротуар возле пожарного депо, так и не закатанный в асфальт после замены труб. Дворники соорудили через "целебные грязи" гать из тополиных веток и положили поверху несколько выломанных из забора досок. По этим самым доскам ХаЭм шел на остановку, чтобы добраться до своего работодателя. Настроение оставалось прескверным: Кэп и Света не прислали даже смски. Значит, друзья провели ТАМ уже больше ограниченных заранее суток. "Что-то случилось, следует разгадать загадку, хотя бы установить за порталом круглосуточное наблюдение, мужественно сидеть под дождем, пока уже заработанный насморк не перейдет в пневмонию. Или... попросить помощи у Миши Степанчикова, коли уж я туда поехал. И забить на эти два заказа, пускай Хвин забирает"

Над входом в подвальное помещение хрущевской пятиэтажки красовалась яркая вывеска "Кот-мастер". Изображенный на вывеске котяра, в коем легко узнавался мультяшный Гарфилд, всем своим видом нарушая закон об авторском праве на художественные образы, лез с отверткой в системный блок. Мастерскую вскоре после школы открыл Степанчиков — рыжий технарь, учившийся в параллельном с ХаЭмом классе и тоже успевший поиграть под началом Кэпа. Василий, в силу своей лени и вопиющего непостоянства, не работал с Мишей регулярно, но приходил на помощь в те благодатные дни, когда на "специалистов по компам" сваливалось слишком много заказов.

— Привет, Кот! Что делаешь?

— Не шалю, никого не трогаю, лужу, паяю, починяю ЭВМ — ответил дежурной фразой сразу из двух мемов Степанчиков — Привет-привет, Яковозавр. Куда сначала поедешь, в Завокзальный или на Зарю?

ХаЭм не обиделся на "яковозавра". Во-первых, эту серию "Саут-Парка" он не смотрел, а во вторых Степанчиков придумывал друзьям новые прозвища почти каждую неделю.

— Дело у меня строчное. И помощь твоя, кстати, нужна. Пускай Стас едет, он в аське полчаса назад был — дома, значит.

— Дак ты че, там у одних Винда полетела, переустановишь быстренько, а у вторых настройки Инета сбились наверное.

— Давай перенесешь на вечер тогда. У меня срочно.

— Ну давай... Что случилось то?

— Камеры надо поставить кое-куда. Мобильник есть какой-нибудь ненужный?

— Мобильник-то посмотрим, а камеры тебе, ХаЭм, зачем?

— Секрет пока. Не могу говорить. Надо — и всё.

— Ну раз надо, значит сам делай. А чё веб-камеру в магазине не взял? Нафиг тебе с телефонами возиться?

— А у тебя два километра проводов есть, да? Умный такой...

— Ну сам знаешь. Тут где-то старый Siemens валялся, там клавиатура полетела. Можешь его уродовать.

— У всех есть старый Siemens... А камера в нем имеется?

— Да, но слабенькая.

— С пивом потянет. Поставь аккумулятор на зарядку, паяльник мелкий мне дай.

— А паяльник тебе зачем? Там клава убитая насмерть, замаешься с ним.

— Растяжку делать буду...

ХаЭм успел обдумать конструкцию записывающего устройства в автобусе. Василия всегда поражало, насколько легко героям голливудских фильмов удаётся взломать чужой компьютер или, к примеру, собрать из радиомусора какое-нибудь мощное электронное устройство — начиная от радиовзрывателя и заканчивая комплексной системой контроля пространства. В реальности всё упиралось в вопросы "Откуда запитать технику?" "Как заставить аккумулятор ноутбука проработать целые сутки?", "Кто оплатит столько мобильного траффика, чтобы видеоизображение круглосуточно транслировалось в Интернет?". Все блестящие идеи упирались в бедность и техническую неосуществимость некоторых вещей даже со всем ассортиментом магазина "Электрон", поэтому ХаЭм решил воспользоваться идеями неблестящими.

Мобильный телефон с камерой устанавливался в режим видеосъемки. Съемку (после некоторых манипуляций с электронной начинкой) запускало теперь не замыкание контакта кнопкой, а размыкание его. К схеме подцеплялась тонкая леска, "поклёвка" за которую и должна давать старт записи. Ёмкости карточки хватает на 20 минут видео, аккумулятора — на сутки ожидания.

Отложив паяльник, ХаЭм сел за компьютер и принялся вносить изменения в телефонную "прошивку". В идеале, "поклёвка" должна была не только запустить съемку, но и заставить телефон отправить СМС на хаэмовскую мобилу. Добиться этого у Василия долгое время не получалось, поэтому, отложив текущий ремонт и задействовав коллективный разум Интернета, товарища принялся спасть Степанчиков.

За этим самым процессом друзей и застал совершенно неожиданно появившийся в "Кот-мастере" Женька. Женьке не требовалось приглашений, чтобы зайти в уютный подвальчик. По умолчанию, в редкие моменты появления Аданэделя на малой родине видеть его были рады и Миша, и ХаЭм, и Хвин. Поэтому Женька сразу уселся на стул и потянулся к вазе с печеньем.

"Мыдысь-кыдысь! Работы много?" Степанчиков что-то буркнул в ответ. Он как раз нащупал нужное направление поиска. Женька взглянул на объекты стараний коллег и задал уже более конкретный вопрос: "Это же моя старая мобила! Вы её что, починить решили? Делать нечего, времени вагон? Я ж её на запчасти отдал!". Теперь, не отрываясь от монитора, что-то неразборчивое буркнул уже ХаЭм. Поняв, что его игнорируют, незваный гость не отступил, а присмотрелся к мишкиному экрану. Высмотрел, и удивленно покачал головой.

— Зачем тебе эти шпионские штучки?

— Это не мне, это ХаЭму. У него спроси.

— Кот, не пали!

— Ты лучше скажи нам, зачем уже полдня убили на женькину камеру несчастную?

— Говори-говори!

ХаЭм снова почувствовал себя шпионом на допросе у дежурных и стушевался. Аданэдель, видимо, бессознательно увидел слабину и принялся развивать успех.

— И объясни, что это за портал, которым ты собираешься управлять?

— Откуда ты знаешь? — ляпнул Василий, и тут же покраснел. Соврать РУРовской разведке он мог, врать друзьям не умел.

— Зелёная космическая жопа поведала, ухмыльнулся бывший знаток.

Зелёная космическая жопа была "божеством" команды Кэпа. Обычно она просто довлела над ребятами, вызывая минутную амнезию и недержание формы, но иногда кто-нибудь умудрялся попасть в нее пальцем, и тогда юные знатоки самым невероятным образом приходили к правильному ответу на очень сложный вопрос. Женя не посчитал нужным раскрывать, что узнал о портале из истории запросов в поисковике, пока ХаЭм бегал за колесом. Узнал, и сопоставил с услышанным на Дохлом Мамонте.

— А ты в курсе, что Свету мама потеряла? Уже вторые сутки дома не появляется — продолжил наступление Аданэдель, физически надвигаясь на Василия. Тяжелые берцы гулко опускались на бетонный пол.

— Ой... — у ХаЭма не осталось ни шансов, ни воли. ХаЭм раскрыл тайну. Теперь в дело была посвящена почти вся команда.

Глава 12.

На собачьей вахте ожидания чуда.

Степанчиков запер мастерскую и повесил на дверь табличку "Кот не работает". Посетив по дороге рыболовный магазин, друзья вместе поехали на Стрижуху. Мобильник аккуратно защитили полиэтиленом от непрекращающегося дождя и спрятали среди каких-то строительных отходов в пятнадцати метрах от портала. Женька соорудил растяжку на выходе из вишневых зарослей: теперь, что бы не пришел с другой стороны, он будет запечатлен на видео. Немного подумав, друзья протянули еще одну тончайшую леску — на этот раз, позади камеры. Теперь наблюдательное устройство должно вовремя заснять не только пришедших "оттуда", но и спины отправляющихся "туда".

Дождь усилился, зато несколько очистил воздух от тумана. Хранители тайны засобирались было домой, но Аданэдель попросил их подождать, пока он осмотрит местность и, на всякий случай, выберет удобные места под наблюдательный пункт. Для Женьки происходящее было еще одной увлекательной игрой, наподобие масштабных полигонных ролевок. Ради приключения он был готов поверить хоть в Деда Мороза, хоть в модернизацию экономики. Для Степанчикова же "выход на природу" окрашивался во всё более мокрые и холодные краски. Наконец, растерявший свою жизнерадостность Мишка взорвался: "Мы идиоты! Какой, нафиг, портал!!! ХаЭм наигрался в свои игрушки, лапшу нам на уши вешает. И проверить не дает, дряполап зубий! Смотрите, нету никакого портала!" — с этими словами обозленный Степанчиков добежал до кустов и, в одно мгновение, исчез.

Аданэдель рванулся вытаскивать друга, но ХаЭм вовремя остановил его. "Вспомни, что я говорил. Ты в другую реальность попадешь. А Мишка сам вернется сейчас".

Мишка не вернулся ни сейчас, ни спустя полчаса. ХаЭм с Женькой вымокли до нитки и ушли поглощать запоздалый обед, плавно перетекающий в не менее приятный замерзшим организмам горячий ужин. К сумеркам стало ясно, что Михаил Степанчиков — "пятый первопроходец" — пропал без вести.

* * *

Портал увлек Аданэделя. Увлек настолько, что от ХаЭма молодой человек отправился не домой, а на дачный участок. Там, открыв времянку, он он напялил на себя тёплую рабочую одежду и шерстяные носки, упаковал в рюкзак плёнку от теплицы и, будто вспомнив чего-то, сунул в карман отправленную в ссылку на огород баночку с гуталином. Женя был настолько увлечен, что даже не обратил внимание на перезревшую, неубранную в свете дождливой погоды малину.

Неподалеку от портала страйкболист устроил наблюдательный пункт — залёг между двумя буераками и накрылся плёнкой от дождя. За неимением специальных средств, белое лицо своё он намазал обувным кремом. Вакса щипала кожу, вода постоянно скапливалась на плёнке а ветер задирал ее края — Аданэдель терпел, представляя себя крутым бойцом в настоящей разведке. Кусты, обозначающие портал, были видны ему почти как на ладони. В июле ночи в Чайковском еще светлы и коротки, и пары гуляют по набережной до тех пор, пока на дальнем, лесном берегу залива не перестают быть видными костры рыбаков.

Но время перевалило за полночь, а на горе до сих пор никто не показался. Жестоко разубедив Женьку в его искусстве маскировки, явились комары. Кубарев прятал руки в карманы, закрывал глаза, брызгал лицо и шею "дэтой", на двадцать минут спасаясь от укусов, но от писка десятка набившихся под плёнку тварей могли спасти только наушники. А плеер начисто бы лишил наблюдателя возможности прислушиваться.

Женька скучал, считал минуты, вспоминал игровые моменты, когда ему вот также приходилось лежать в засаде, вспоминал счастливые моменты, когда лежать в засаде не приходилось, снова шевелил плёнку и лез за "дэтой", мысли снова возвращались к комарам. "Прикамские комары принадлежат к той особой породе насекомых, о которых невозможно написать правдивый текст" — начал свою думу свежий выпускник философского факультета. "Вот пишут на баллончике со спреем, что защищает два часа, а кусают уже через десять-двадцать минут. Пишут таёжники, что спустя три-четыре дня в лесу комары перестают быть проблемой — и опять вранье. Комары кусаются и через пять дней, и через неделю, и через месяц" — впрочем, проводить в тайге целый месяц Аданэделю не доводилось.

"Организм не привыкает, да. А литературные байки, будто бы такой человек становится для комаров невкусным, можно отбросить заранее" — людей, которыми бы побрезговали уральские комары, бывалому походнику-Женьке видать еще не приходилось.

"Комары — как числа, бывают действительными и мнимыми" — продолжился полёт фантазии у лежащего под плёнкой тела. "Мнимые тоже пищат, кусаются, оставляют волдыри, но они не могут быть раздавлены, никто никогда не видел тельце прихлопнутого мнимого комара. Вероятно, помогает лишь хлопок одной ладонью. Мнимые комары проникают туда, где нет места обычным. Например, в переполненный автобус или под накомарник. Но страшнее всего иметь дело с комплексным числом комаров — тогда охота за кровопийцами в палатке заранее обречена на неудачу"

При всей своей браваде Женя вовсе не был профессиональным разведчиком. Едва дело дошло до "собачьей вахты", как мозг уснул. Глаза еще некоторое время оставались открытыми, но уже не вглядывались в темные кусты. Жене снились комары, размером со спаниэля. Комары вырывались с поводка и гонялись за кошками, чтобы выпить из них кровь. Наконец, приснилась Москва.

Женька приехал на день рождение к одному из друзей в Долгопрудный. Обычная квартира, кругом знакомые и приятные лица. А по гостиной бегают два крупных существа, которые сперва показались спящему Аданэделю пауками, хотя ни один биолог не повторил бы его заключение. Одна тварь крупная, с кулак размером, красно-коричневой окраски и с твердым панцирем с наростами шебуршалась по углам. Второе существо чуть побольше — серое, с бархатистой шерсткой, постоянно сновало туда-сюда, залезало людям на руки, иногда шугалось и быстро уносилось куда-то с громким шелестом лапок по полу. На первый взгляд, действительно — очень большой паук. Но у пауков нет на голове трех маленьких хоботков с присосками, которыми животное ощупывало людей и иногда прилеплялось к ним. Когда "паук" надоедал, его отрывали от руки с легким чпоканием. Над тремя хоботками был четвертый, втянутый в голову. Наверное, для еды. То, что животные были какими-то очень альтернативными, Женька осознал уже после пробуждения, а во сне воспринимал бестий как забавную бытовую деталь.

Удивлялся пять лет обучавшийся политической науке Евгений другому (иногда работа мысли знатока не останавливалась даже во сне). Когда компания переместилась в какой-то ресторан, туда пришел... Борис Ельцин. Седой, медленный... Но явно живой. Аданэдель обратился к друзьям за своим столиком: "А мне казалось, что Ельцин умер давно..." Второстепенные герои странного сна ответили: "Ты что-то путаешь. Это другой мир. Тут умер Черномырдин, а Ельцин — вот он". Шло время, праздник продолжался, а за спиной сновидца раздавались плески. Женька повернулся: над столиками и перегородкой виднелась верхушка удилища — Ельцин ловил рыбу в ресторанном бассеине... Абсурдный кошмар окончился тем, что под утро Аданэдель пошел на первую электричку.

Какие то мгновения лежащий под плёнкой наблюдатель пребывал на самой границе яви, он видел утренний свет, но затем морфей снова утянул Женьку в свои объятия.

Теперь он осознал себя идущим по улице незнакомого города. В руках была бейсбольная бита(!) с флажком на рукояти. Зачем? Аданэдель "вспомнил", что ему поручено патрулировать город на предмет неевропейских лиц(!!!). Заинтригованный Евгений продолжил напрягать память и нашел ответ на вопрос, как он дошел до жизни такой. Оказалось, персонаж его сна проспал в электричке до конечной, оказался в другом городе и, чтобы пройти натурализацию, был вынужден взяться за самую черновую работу.

К сожалению или к счастью, работа у Женьки не клеилась. Подозрительные люди быстро куда-то уходили, прохожие были европейцами, а кое-кого вообще нельзя было классифицировать: желтая, уродливая морщинистая голова без волос. К тому же, Аданэдель не мог вспомнить, а что, собственно, нужно делать при обнаружении этих самых "лиц"? Бить, тащить или непущать?

Показалась набережная, и человек с битой оглядел город. Красивый вид на исторический центр а-ля средневековая Польша — черепичные крыши, узкие улочки, дома, жмущиеся друг к другу на высоком левом берегу. Остров посреди реки, на нем тоже старинные здания и что-то готическое в строительных лесах. Замка или крепости засоня не заметил.

Потом Женька обнаружил себя поднимающимся на смотровую площадку по каменной винтовой лестнице в башне. С площадки видно больше — город, простирающийся до горизонта. Исторический центр, низкоэтажные спальные районы, вполне современные на вид дымящие заводские трубы. Серый такой, ничем особо не примечательный мегаполис.

Снова патрулирование. Какие-то проходные дворы, арки. В конце концов, Евгений решил прояснить ситуацию — сунул биту в рюкзак и познакомился с приятной девушкой в синем платке (платок Аданэделю запомнился: он не был ни русской косынкой, ни хиджабом. Какая-то воздушная форма на каркасе, почти не касающаяся самой головы).

— Скажите, я на Украине? (Женька-бодрствующий не сумел понять, по каким причинам Женька-сонный спросил именно про Незалежную республику.)

— Нет.

— А вы вообще знаете, что есть такая страна?

— Нет, первый раз слышу.

Аданэдель отчего-то не задавал прямых вопросов, он не заметил, как оказался у девушки в квартире. Как бы в ответ на всё новая знакомая протянула гостю довольно старую книжку в тканевом переплете (по оформлению — 50-е 60-е года нашего XX-го века). А на обложке красными буквами было написано:

РССР

1982-2100.

Даты Женьке не понравились. Следовало прояснить вопрос с летоисчислением. Он поинтересовался у хозяйки:

— Сколько лет назад родился Иисус Христос?

— Не знаю...

— Ну, Рождество, Пасху у вас отмечают?

— Нет, что это? О чем ты? Что за Иисус Христос???

"О-па, Мир Без Христианства!" — успел подумать Евгений перед самым пробуждением.

Сплоховавший наблюдатель проснулся, когда люди уже вовсю спешили на работу. Проснулся, проверил нетронутую леску и, будучи сильно собой недоволен, отправился досыпать домой.

ХаЭм тоже вырубился на посту, уронив голову на клавиатуру. Он так и не осознал содержание найденного к четырем утра очередного текста про межмировые путешествия, но в предрассветный час ему снились хищные говорящие страусы и парящие над морскими просторами подлодки. А разбудил ХаЭма телефонный звонок.

Растяжка на горе сработала.

Глава 15

Охота на пришельца

Моей душе покоя нет, весь день ищу кого-то.

С.Маршак.

Чтобы скорее поспеть на Стрижуху, начинающим детективам пришлось взять такси, да еще и доплачивать вредному водителю за провоз собаки. Спустя двадцать минут после сигнала — невероятная для Василия оперативность — друзья стояли возле портала. На лице ХаЭма еще краснел стык между "альтом" и "пробелом", на лбу Аданэделя были видны следы шампуня, которым герой-разведчик отмывал свой роскошный хайр от "дэты" и гуталина. Боевой настрой у обоих постепенно сменялся глубокой растерянностью. Надежды, что явился кто-то из своих, рухнули.

Дело в том, что камера действительно запечатлела уходящего от портала человека. Друзья увидели его на видео, когда ХаЭм достал карту памяти из Сименса и вставил ее в свой КПК. Но так как полиэтилен, защитивший телефон от дождя, покрылся каплями мороси, изображение вышло несколько размытым. Из иного мира пришел человек старшего возраста, седой, чуть сутулый, с чемоданчиком в руках, одетый в абсурдное сочетание желтой футболки с олимпийским мишкой и коротковатых коричневых брюк. Поёжившись не по-июльски прохладной погоде, гость, не отходя от вишневых кустов, открыл чемоданчик, развернул и, не застегиваясь, накинул на себя серый болоньевый плащ.

По идее, выследить маршрут пришельца должен был помочь Шмыга — спаниэль, с которым ходил на охоту отец Евгения. Увы, надежды не оправдались. Шмыга умел вынюхивать птиц, но его совершенно не учили искать людей. Даже для милицейской собаки взять след без пахучего образца было бы очень непростой задачей, а на горе дело и вовсе кончилось полным фиаско. Пёс следа не нашел, зато нашел чью-то дачную кошку, загнал ее на яблоню, потом собрал где-то прошлогодних репьев и, наконец, выпачкался в грязи. Книжные представления о приключениях опять наткнулись на паскудную реальность.

Удивительно, но у друзей не было готово никакого плана на тот случай, если из портала выйдет кто-то чужой, хотя такую возможность оба вполне допускали. Не было принято заранее и никаких мер кроме тех, что Аданэдель нацепил на пояс второй нож, а сам ХаЭм положил в свой объемный городской рюкзак (кобура безнадежно затерялась) единственное обнаруженное в доме оружие — элетрошокер. Там средство от гопников пропало среди аптечки, рыболовных принадлежностей, пустых пакетов, газет, счетчика Гейгера, светоотражательных полос и каких-то веревок. Во-первых, Василий редко разбирал свой рюкзак. А во-вторых, он читал современную литературу, играл в игры и спустя рукава готовился к ядерному апокалипсису. Вооружившись таким образом, двое бессистемно блуждали по городу, наблюдали за прохожими, шарахались от людей, похожих на родителей Светы или Кэпа, обзванивали знакомых, сообщая запоминающиеся приметы неустановленного лица. А что еще оставалось делать?

Оказывается, пути были, стоило лишь забыть про игры в шпионов и включить то, что ребята целенаправленно тренировали с девятого класса: мозг. "Так, кто у нас должен искать людей?"

Будет преувеличением сказать, что в стотысячном Чайковском "все друг друга знают". Но найти знакомых в таком крупном учреждении, как городская милиция, не составило проблемы. Знакомые Жени оказались достаточно близкими и обязанными его семье, чтобы не задавать лишних вопросов, и достаточно "высокими", чтобы подозрительного типа объявили розыск в тот же день, приписав ему найденный на Суколде труп.

Вечером, утром и в обед о тех, кого "разыскивает милиция" рассказали по городскому телеканалу "Объектив", послезавтра объявление должно было быть напечатано в газете. И всё равно шансы найти пришельца оставались очень зыбкими, всё рушилось, стоило лишь допустить, что пожилой иномирянин вовремя избавился от старья.

И был следующий день, двадцать первое июля, и продолжался моросящий дождь, и атлантический циклон задувал на городские улицы холодный воздух с арктического моря. Прежде чем продолжить патрулирование города, ХаЭм вызвонил Аданэделя чтобы сходить к порталу и поменять аккумулятор в камере слежения. Когда друзья стали подниматься в гору, сказались волнения трех суток, снова проявила себя наша, неголливудская реальность — у ХаЭма закрутило живот. ХаЭм осознал, что ему очень надо. Что он не добежит до кустов вокруг портала, что укрыться поблизости негде, что совсем рядом живет Людмила Георгиевна, бабушка Светы, и что она будет задавать вопросы... Но выбора не было.

ХаЭм смог избежать вопросов бабушки на пути к заветной будке. А когда он закрывал деревянную дверь снаружи, вопросы появились уже у ХаЭма. Ой, не даром друзья-знатоки отмечали в свое время его совершенно слабые знания и блестящую интуицию. Ну не мог тогда Василий толком объяснить, откуда в его голове вдруг брались ответы на вопросы, ввергавшие в минутный ступор всю остальную команду. Вот и сейчас ХаЭм не понял, что заставило его обратить внимание на поднятое сидение унитаза. Он, как культурный мужчина, поднимал сидение постоянно. Но в этом то доме уже почти тридцать лет жила одинокая женщина! "Кто-то в гостях? Тогда почему в прихожей аккуратнейшей бабушки не стояло мужской обуви...".

Может быть, на догадку натолкнула одежда пришельца, словно прибывшего из восьмидесятых. Может быть, первооткрыватель портала просто вспомнил рассказы Людмилы Георгиевны. Главное, что из насыщенного мысленного "раствора" у него мгновенно кристаллизовалась гипотеза, требующая немедленной проверки. Проскочив в сенях мимо пытающей Аданэделя хозяйки, Вася вбежал по деревянной лестнице и рванул на себя дверь в дом. И упал, не выдержав веса потерявшего опору старика.

Прятаться следовало Аркадию Осиповичу, а не подслушивать допрос о судьбе внучки, прислонив ухо к двери.

Глава 16

Возвращение блудного дедушки.

Входит в станицу огненный ходя с лаем цепных собак,

С ветром и алыми крыльями за спиной.

Олег Медведев. "Алые крылья"

Из записок Евгения Кубарева между строк.

Оказывается, тут умеют делать бумагу. Вытащил фолиант из огня, когда громили синагогу. Буду писать между строк и на полях, потом разберусь, что это за книга. В Чайковском мой дневник оборвался 20 числа. Постараюсь нагнать, сейчас события происходят редко. Если вернусь — причешу и издам. Если...

Утром 21-го мы с ХаЭмом пошли менять аккумулятор к порталу. Ваську скрутило по дороге, заскочили к Л.Г. Женщина выглядела очень взволнованной, сначала не хотела нас пускать даже в сени, но потом узнала Пономарева и набросилась с вопросами про Свету. Пономарев убежал в "музей", а я совершенно честно отвечал бабушке, что не видел ее внучку уже неделю и понятия не имею, где она находится. До сих пор, впрочем, не знаю. Надеюсь, она находится в лучшем мире. Бабушка нажимала, что мы — светкины друзья и должны всё про нее знать. Потом она стала выпытывать про Алексея, кричала, напугала Шмыгу. Я уже хотел побить ХаЭма — он всегда был ходячей катастрофой, но сегодня превзошел сам себя.

Васька закончил свои дела и рванул через сени прямо в обуви. После такого Л.Г. должна была нас съесть заживо, но тут прямо на крыльцо из дома вывалился человек в олимпийской футболке, которого засняла камера. На ХаЭма, бывает, находит. Повезло.

Я вскоре догадался, что передо мной — пропавший дедушка Светы Аркадий Осипович. Мне Вася о нем рассказывал. Сам Василий совсем растерялся, поднялся, стоял в коридоре, думал, то ли старику помочь, то ли опасного шпиона пинать, пока не на ноги не встал. ХаЭм такой ХаЭм... Положение глупейшее. Л.Г. стоит на грани инфаркта, руки опустила, глаза закатила, упадет сейчас. Видимо, муж ей строго настрого запретил его раскрывать. Пугал, что с ними тогда будет очень плохо. Пришелец, дед обретенный, прислонился к стенке весь багровый, сказать что-то хочет, а с чего начать — не знает. Только Шмыга лает, вообще сосредоточиться не дает. Испортили без меня пса.

Первым "прокачал" ситуацию Аркадий. Увидев нашу растерянность и покраснение, он прервал молчание и решил окончательно вернуть нам уважение к старшим. Кричал, называл налетчиками и подонками, я для него оказался волосатым разложенцем, хиппаном и, что самое обидное, ляляром. Стал сам пытать про Свету и Лёху, спросил, кто с ней ушел.

Я к тому времени тоже кое-что сообразил, и решил сбить его с толку. Ответил: "Хотели сказать, "Кто ушел с ней в иной мир?" Нет, это плохие вопросы. Мы на них играть не будем. Хорошие вопросы есть у нас, целый пакет вопросов. И эти вопросы к Вам..." Я спросил пришельца тоном СанСаныча на Кубке Прикамья: "Как управлять порталом, как дважды попасть в один и тот же мир? Почему люди не смогли вернуться? Минута пошла!"

Старик действительно опешил, но взял себя в руки и, выдержав паузу, словно вспоминая чего-то, пошел в последнюю, безнадежную атаку: "Какой еще портал? Что вы мелете, поганки?! Да как вы смеете так со мной разговаривать, ляля лялядские! Да вы хоть знаете, кто я такой? А ну пошли вон, наляля!" — высказал что-то вроде этого. Я заметил, что к сожалению или к счастью, в интонации Аркадия не было должной твердости и убедительности. Судя по всему, в последние годы ему приходилось больше подчиняться, чем командовать, да и паузы он делал почему-то совсем не к месту, и матерился явно через силу. Ответил спокойно:

— Знаем-знаем, Аркадий Осипович. Посмотрите, его по всем мирам с кошками и собаками ищут, а он еще и хамит...

— Не хамит, а семит — не к месту ляпнула Людмила Георгиевна.

— Вашей внучке нужна помощь — это "проснулся" миротворец-ХаЭм.

Блудный дедушка видимо понял, что нам многое известно и что мы сильнее, вздохнул как-то обреченно и пригласил всех в комнату.

По рассказу Аркадия выходило, что его действительно выкрали некие "привратники" и смогли вылечить от неизвестного, но несомненно смертельного при тогдашнем уровне медицины заболевания. Вылечили в мире, где развилка прошла еще в III веке до нашей эры, и где технологии в среднем опережают дефолтную реальность лет на пятьдесят. Не могу больше, хочу туда. Достала эта вонь... Люди того мира умеют управлять порталом.

Пришелец говорил медленно, вспоминал сложные слова, иногда переходил какой-то мунспик. Зато в его речи почти нет англицизмов, у деда когда-то был хороший русский язык. Не знаю, что из сказанного правда, а что ложь. Думаю, А.О. было незачем врать про силу тамошней медицины, хотя замена пораженной половины мозга новыми тканями кажется мне абсолютной фантастикой. "Едва я поднялся, то первым делом поинтересовался, когда домой-то меня отправят. Этот мир был удивителен, шибко баско у них, но я уже вдоволь насытил своё любопытство. Я еще в Чайковском, в больничке нашей, в инфекционном, проклял момент, неделю и месяц, когда провалился в Ворота, а затем стал ходить туда вновь и вновь, о последствиях не думая" — вот это похоже на правду. Во всяком случае, я тоже проклял момент, когда Света рассказала нам про снимки. Кстати, и дедушка нашей Пандоры про снимки жалел: "Вот сразу не вспомнил, что они остались, знаете как голове было тяжко... А потом про них не рассказал там. Надеялся, что дома не найдут..."

Л.Г. уже вполне пришла в себя и напоила нас чаем со свежими листьями мяты и ягодами поздней малины. (Местным не понять, употребляют мочу какую-то, малаховцы недолечившиеся) Из дальнейших слов А.О. мы поняли, что его в другой реальности учили языку, что "Они там на лике и цубонафе говорят, а по русский никто не говорит". Аркадия постоянно спрашивали. Про историю, про людей, про правительство, про экономику, опять же, по его словам, не пытали, даже если он наотрез отказывался отвечать. Стали спрашивать про другое. Просили рассказать им сюжеты книг, фильмов, напеть музыку. Сказками интересовались, фольклором. Обиделся, что "обращались с ним как с папуасом каким-то". Много, интересно, они смогли от него узнать? Библиотека то в доме хорошая...

Я снова спросил Аркадия, почему он сразу не вернулся. Есть у меня один пунктик — запоминаю все ответвления разговора и регулярно возвращаю его в первоначальное русло. Знакомые говорят — занудство, а по мне так очень полезная опция. Ответ привожу, как запомнил: "Мне сказали, что "реальность закрылась". Ворота эти — очень своенравная штука. Все эти годы я действительно не мог попасть сюда. Я выучил тамошний язык, освоил профессию, влился в общество, познакомили с местными учеными и инженерами. Живут там... капитализм! Нет, не капитализм, а халло. Сети. Мир Сетей. Это дальше, долго объяснять, я сам, старый, не понимаю почти. Мне разрешали проводить время в лабораториях, где изучаются Ворота. Плохо изучаются, хотя сейчас всё очень серьёзно. "Халло", сети... Хочу туда — опубликуюсь, и Тоффлер сгниёт от зависти.

Аркадий согласился стать агентом в родном мире. Может, они и болезнь для вербовки устроили? Надо будет спросить. До заброски был младшим лаборантом при портале. Преувеличивает или уменьшает? Для дела желательно бы второе.

Любопытный момент: дед спросил, почему мы называем Дверь на латине и уточнил, что правильнее будет не "портал", а "порта". Не знаю даже, почему. У Кэпа надо спросить, предварительно отыскав и вернув домой. Это он придумал — то ли из "Героев" стащил, то ли из фантастики какой-нибудь. А старик засмеялся и сказал, что у него там есть знакомый из Римской Универсалии, и этот знакомый Ворота тоже "портой" постоянно называет. Весёлая у них там тусовка собралась, ничего не скажешь...

Две недели назад — опять же, если принимать на веру, наш мир вновь стал доступным, "стабильным". Всего миров с Дверьми около 5000 — Светка верно прикидывала. "Стабильных" из них — сотня с лишком. А.О. предложили вернуться, он согласился. "Многие отказывались, остепенились. Мне том мире почти некого терять было. А тут подумал, Люду увижу...". Удивительно, но старики до сих пор любят друг друга. Л.Г. не верила своему счастью. Думаю, когда Аркадия вербовали, его шантажировали жизнью жены.

Хозяева портала узнали, что кто-то активно пользуется Воротами и отправили человека, что он выяснил, насколько разошлась информация и сколько людей разбежалось по другим реальностям. Дед явно умолчал о том, что пришельцы собираются сделать с хранителями тайны и путешественниками, я сразу заметил это ХаЭму. ХаЭм очень беспокоился — ему пришло сообщение, что наша растяжка на горе снова сработала.

Мы снова стали разговаривать с А.О. жестко, напугали Людмилу. Тем более, что ХаЭм ляпнул лишнего про Степанчикова — до этого агент знал только про исчезновение Кэпа и Светы. Последние реплики диалога считаю необходимым выписать максимально подробно:

А.О: "Я знаю, что случилось. Прошли сутки, пришельцы натурализовались, Ворота потеряли обратную дорогу. Без ключа землякам теперь не вернуться. Так вот. Значит, уже трое? Скверно то как... Удружили..."

Я: "Мы тоже хотим найти и вернуть друзей, наши цели совпадают. Мы готовы на всё. Но доверять Вам я не могу"

Л.Г.: "В дверь звонят, опять Федька, не уйдет, пока не прогоню"

А.О.: (после паузы) "Уходите, если еще хотите увидеть родной дом. Забудьте, про всё забудьте: про меня, про ворота, про тех, кто там. Не подходите туда, уезжайте из города!".

Отрывок из статьи "Вооруженная чертовщина", МК, 24 июля 20ХХ года.

<...> Эти люди могли пропасть также тихо и незаметно, как до того сгинули Алексей Песчанников, Светлана Лугова и Михаил Степанчиков. Цепочку случайностей, благодаря которой исчезновения людей в Чайковском привлекло внимание сразу нескольких не совсем явных служб, уже называют сверхъестественной.

Накануне днем безработный пенсионер Фёдор Агапов, чья усадьба стоит через дорогу от дома Людмилы Луговой увидел в окно, как соседка открыла дверь пожилому человеку и пригласила его войти. Фёдор не скрывает, что часто наблюдал за Луговой, знал в лицо почти всех знакомых соседки, а этого видел в первый раз. Агапов, пытаясь узнать подробности, два раза заходил к Людмиле за солью, просил точильный камень, приносил взятку в виде лукошка мелкой своей малины, но в дом его так и не пустили, что только укрепило мнительного пенсионера в подозрениях. На следующий день Фёдор бессистемно пролистывал телеканалы и случайно остановился на выпуске местной программы "Объектив" как раз в тот момент, когда там звучали объявления МВД.

Сопоставив приметы, Агапов бросился к телефону и набрал 02. На этом дело могло бы заглохнуть, так как в милиции хорошо знали Фёдора и, как выразился анонимный источник, "Каждый месяц зачитывали его бредовые заявления в курилке". Но 21 июля заболевшего оператора на пульте подменял молодой лейтенант Внуковский, который безропотно принял информацию о "вооруженном убийце с бандой на Южной" и поднял тревогу. В результате, отправленный к Луговой экипаж УАЗика был усилен еще одной машиной. К дому направили участкового. В общей сумме брать неизвестного отправилась оперативная группа в 9 служителей порядка.

Как ни крути, сосед с маниакальными наклонностями, вовремя включенный телевизор, расторопный лейтенант милиции и усиленный наряд имеют очень земное происхождение и в их сочетании нет ничего аномального. Именно такие цепочки событий украшают мемуары, попадают в документальные фильмы и учебные пособия. Именно такие раритетные случаи дают авторам остросюжетных киносценариев возможность упомянуть, что "фильм основан на реальных событиях". В общем, бывает и почище...

А вот дальше совпадения кончаются, и начинается действительно чертовщина.

Лица, находящиеся в доме, не оказали сопротивления милиции. Служители правопорядка задержали хозяйку усадьбы, двух молодых уроженцев Чайковского — уже знакомого нам Кубарева и Василия Пономарева, также являющегося другом и бывшим одноклассником пропавшей ранее Светланы Луговой, и объявленного в розыск пожилого человека без документов, представившегося Аркадием Луговым, мужем Людмилы Луговой, погибшим в 1981 году. Оружия при задержанных найдено не было, за исключением двух ножей, на которые у Кубарева имеется разрешение.

Служители правопорядка к тому времени еще не получили информацию об исчезновении Песчанникова, Луговой и Степанчикова. Поэтому, молодые люди не были задержаны. В отделение решили доставить лишь абсолютно безобидного на вид неизвестного мужчину. Но в момент конвоирования "Аркадия" к машине, на оперативников внезапно напали люди восточно-азиатской внешности, которые сразу же подстрелили двух милиционеров и дали задержанному возможность бежать. Следующей серией бесшумных выстрелов таинственные бойцы свалили застывших в дверях и, тем самым, закрывших путь в дом неизвестному, майора Сергея Цыгулёва и Людмилу Лугову. Оставшиеся милиционеры открыли пистолетный и автоматный огонь по нападавшим, но тем удалось занять выгодные позиции. Необычайно меткой стрельбой бандиты лишили возможности сопротивляться еще одного, и только тогда на поле боя установилось неустойчивое равновесие. Милиционеры, ожидая подкрепления, не давали противникам покинуть укрытия и прорваться в дом к задержанному.

В людях, с легкой руки одного из участников форума Teron.ru ныне известных как "хамелеоны-ниндзя", загадочно всё. Их появление в Чайковском, костюмы, по словам участников боя, останавливающие пули и почти мгновенно принимающие окраску укрытия — поленницы дров или кучи гравия. Их нелетальное оружие, аналогов которого нет ни у одной армии мира. Спецслужбам не удалось скрыть, что нападавшие стреляли иглами. Идея игольного пистолета носится в воздухе еще со Второй Мировой войны, но до сих пор у химиков не получалось создать препарат, малая доза которого практически мгновенно обездвиживает человека. И нет уверенности, что парализовавший, лишивший суточных воспоминаний девятерых здоровых чайковских милиционеров и убивший ослабленный организм Людмилы Луговой яд удастся повторить — вещество в иглах и организмах очень быстро разложилось. Трофеев на месте перестрелки не осталось.

Заслуживает внимание меткость стрельбы и боевая выучка — "хамелеоны-ниндзя" в течение десяти минут противостояли вооруженным автоматическим оружием бойцам, прошедшим чеченские командировки. Заслуживает тем более, что нападающих было всего двое. Милиционеры же завысили численность врага в два-три раза. Если бы не тактические ошибки противника, комментирует чайковские события глава экспертной комиссии Михаил Плыс, неизвестные бы справились с отрядом милиции за 6 секунд. Наибольшее число загадок таит в себе внезапное исчезновение нападавших. Отступив в район башни телевещания спустя десять минут, азиаты бесследно пропали.

У всех, кто имеет доступ к материалам боя на улице Южной, складывается впечатление о полной нереальности произошедшего. Противники как будто пришли в Чайковский из игры Warhammer 40000, комиксов Marvel или фантастических фильмов. <...>

Из отчета Аркадия Лугова модераторам сообщества "Воротоиспытатели"

<...> Когда дабао атаковали полицейский отряд, я спрятался в доме и принял решение в одиночку прорываться к Воротам. Найденные и удерживаемые мною молодые люди, посвященные в тайну Ворот, к тому времени, скрылись.

Втянутые в бой полицейские не смогли помешать мне уйти на холм и активировать ключ. Но дождь, волнение и наручники мешали набрать код Центра. Дважды ошибившись, я выполнил комбинацию верно, дождался дабао и переместился вместе с ними. В момент перемещения наблюдателей в зоне видимости отмечено не было.

Полностью подтвердилась гипотеза о тождественности миров 105-стаб и 51-стаб.

Прошу привлечь к ответственности и отстранить от участия в операциях Джаа Мая, вопреки правилам применившего общий парализующий боеприпас против человека старше 60 лет, что повлекло смерть аборигена мира 51-стаб — моей жены Людмилы Луговой. <...>

Из записок Евгения Кубарева между строк

<...> Я сделал Л.Г. искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, как учили на курсах, но реанимировать женщину не смог. Яд убил ее мгновенно, извлеченную из правой руки мертвеца иглу я от бессилия вогнал в бревно. Аркадий плакал, потом кричал что-то на незнакомом языке, крики перемежались матом, но в целом было непонятно. Вспомнив про нас, дед уже русским языком донёс, что он теперь ненавидит и проклинает "дабао" (неразборчиво, по-видимому, нападавшие с игольниками): "Они знали, что умрет! Знали, нельзя по старикам! Гао! ... ...!"

Меня с ХаЭмом в тот момент очень интересовало, что будет, если эти самые "дабао", перестреляв ментов, займутся нами. А.Г. Сказал, что его не убьют, но того из нас, кто уже "мечен Воротами", засекут приборами и заберут с собой, а затем лишат памяти. И снова велел бежать отсюда не глядя. Васька, пессимист наш, на то сказал, что кто бы в перестрелке не победил, в покое нас уже не оставят. Васька — стреляный воробей, сидит какой-то весь отрешенный.

Неожиданно ХаЭм "очнулся" и спросил Аркадия: — "Ребят, которые в портале, еще можно вернуть?" Аркадий ответил, что шансы есть и пообещал сделать всё возможное. "С тем кончено. Я верну их и вернусь сам". В тот момент я почему-то поверил ему.

Спустить человека в наручниках под пол и вытащить через узкий лаз под домом было нелегко. Еще сложнее оказалась задача перекинуть старика через низкий соседский забор, но мы справились и с ней, а всю операцию скрыла высокая неполотая малина. Еще мешался чемоданчик. В последний момент прибежал Шмыга, он чуть не потерял свой собачий рассудок от пальбы. Я обрадовался, что пёс уцелел и взял его с собой.

По дороге к Двери Аркадий убедил нас, что рано или поздно Кэп, Света и Степанчиков выдадут себя частыми хождениями через портал, будут найдены агентами и пойманы дабао — то есть, окажутся в мире, откуда вернулся дедушка. Тогда агент сможет встретить их и, если всё обернется удачно, отобьёт и отправит домой. Нам спутник предложил самим явиться в милицию и даже, спрятавшись от новых вылазок боевиков, посидеть в СИЗО.

Сейчас я понимаю, что это был действительно дельный совет, и своим внезапным исчезновением мы привлекли еще больше внимание силовых структур. А у портала в крови кипел адреналин, победители боя на Уральской вот-вот могли явиться по нашу душу, поэтому мы с собакой решили спрятаться, по формулировке ХаЭма: "В каком-нибудь укромном мире, чтобы быть на подхвате, если что". "Для спасения товарищей может понадобиться наша помощь" — настаивал я. ХаЭм что-то уж очень сильно переживает за Светку.

А. О., на чьей способности ясно мыслить тоже сказалась боевые действия и потеря, согласился. Рассказал о совершенно пустом и очень стабильном мире. "Обустраивайтесь! Собака есть, дичь непуганая. Справитесь. Ждите меня каждый нечетный день у Ворот ровно на закате! В ворота не ходите что бы ни случилось, матькаться грех. Пропадёте!". Я неоднократно вспоминаю эти слова и никак не могу определиться, туда ли я попал, произошла ошибка или Аркадий просто хотел от нас избавиться. Может быть, в нужный мир попал ХаЭм — хорошо, что я дал ему нож. Он должен выжить. Я ловил Шмыгу, а Василий ушел на две минуты раньше. Может быть, произошел сбой <...>.

Решение по итогам публичного обсуждения и голосования в сообществе "Воротоиспытатели".

<...>За грубые ошибки при проведении операции в мире 51-стаб, повлекшие провал миссии и способствовавшие распространению информации о Воротах среди аборигенов, отстранить дабаохи Хоо Ли и дабаохи Джаа Мая от боевых операций за Воротами на один год. Вынести дабаохи Джаа Маю за убийство иномирянина при огневом контакте. Из рядов сообщества дабао не исключать. Поручить Привратникам... <...>

Глава 17

Пациент с еврейским именем

— Ишь ты! Как в "Метрополе"!

— О нет, — с гордостью ответила женщина, — гораздо лучше. Такого оборудования нет нигде и за границей. Ученые и врачи специально приезжают осматривать нашу клинику. У нас каждый день интуристы бывают.

М.Булгаков, "Мастер и Маргарита"

Михаил Степанчиков, владелец фирмы Кот-Мастер, обитатель заставленного старыми системниками, увешанного сгоревшими материнскими платами, пропитанного запахом припоя подвальчика, наблюдал, как дикие утки выгуливают своих птенцов на водной глади небольшого ухоженного пруда. Между прудом и Степанчиковым было стекло, между лесом и прудом — высокий, напоминающий древнее городище, бревенчатый частокол. Через лес ехали машины, за лесом раскинулись неведомые города и страны.

Не нужны Степанчикову неведомые города. Нет здесь на тысячи верст ни одного ноутбука. Не роняют люди в чай мобильные телефоны, нечего ронять. Не зависают у чайников форточки — за эту фразу Степанчиков мог бы вообще угодить в местную психушку, но ни в какой реальности нельзя отправить человека туда, где он уже и так находится.

Нужен Степанчикову один единственный холм над Камой, нужен раздвоенный куст можжевельника и невысокая березка. Жаль, не видно из окна ни Камы, ни холма. Может, и видно где-нибудь вдали, только как отличить Стрижуху от других гор, когда на ней и в помине нет заметных за пятьдесят километров трамплинов? Не знает Фома-неверующий, как называется тот город под холмом, не знает он языка, чтобы спросить туда дорогу. "Язык, язык... Я неспособный. За что меня так, а?"

— Пянтег, я перехотели назвать предмет

— Не так. Скажи правильно: "Я хочу узнать название предмета"

— Я хочу узнатьна звание предме.

— Почти верно. Что ты хочешь узнать, Михаил?

— Это.

— Это окно.

— Окно. Окно. Окно. Это что?

— Подоконник.

— Междуоконник.

— Нет, говори правильно, "подоконник"

Когда Мишу задержали люди, похожие на полицию, он совсем не знал языка. Иначе обязательно бы отбрехался, нарушение-то, наверное, было пустяковым.

— Я узнатьна звание предмета хочу. Это.

— Автомобиль.

— Это?

— Полурукавка.

— Полурукавка не автомобиль.

— Не понял, повтори.

— Полурукавка... и автомобиль.

— На груди автомобиль? А, понял, это дорожный распорядитель.

— Как?

— Распорядитель движения на дороге.

Оказалось, Степанчиков не только в первый раз попал в иной мир, но и впервые оказался оштрафован за переход улицы в неположенном месте.

— Что это?

— Не "что это" а "кто это". Это медсестра, её зовут Мариль.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем есть Мариль?

— Мариль за кем-то пришла.

"Михаил!" — прочитала женщина по бумажке. Медсестра пришла за иномирянином.

На этот раз Степанчикова повели не как обычно, направо, в кабинет доктора Халатяна, а на четвертый этаж. В незнакомой затененной комнате пришельца усадили перед вмурованным в стенку выпуклым экраном. Загудел кинескоп, где-то зашуршал вентилятор. На белом экране начали быстро сменяться строчки загадочной местной письменности. Михаил пока не догадывался, для чего его сюда привели и зачем показывают странный фильм, но в мельтешении символов было что-то очень родное.

Когда мельтешение прекратилось, и на экране замигало какое-то слово из цветных квадратиков, юноша-ассистент в красном халате подошел к пациенту и выдвинул из под экрана панель с клавишами. Ассистент чего-то говорил, но Михаил не понимал ни слова, тогда красный халат просто ткнул в большую круглую кнопку и дождался, пока на мониторе (а в том, что перед ним монитор компьютера, пришелец уже не сомневался) появилось примитивное, в духе художников-кубистов, изображение легковой машинки и прямая трасса с препятствиями в виде нагромождений черных пикселей. Ассистент снова нажал круглую кнопку, машинка поехала, ладонь легла на бугорок с пятью клавишами и молодой человек занялся игрой. Играл, впрочем, красный халат весьма неумело.

За спиной Михаила возник доктор Халатян. По его сигналу ассистент перезапустил гонки и аккуратно, словно наставляя начинающего пианиста, положил пальцы пациента на клавиатуру. Спустя минуту Степанчиков освоился с управлением, спустя еще три минуты — вышел на третий уровень, спустя пять минут за стулом пришельца, едва скрывая восторги, собрался весь персонал кабинета. Быстро заполнял блокнот Карен Халатян, быстро мелькали на экране препятствия, быстро бегали глаза Мишки, вспомнившего свой дошкольный "Компаньон-2" и гору аудиокассет с играми. Врачи шушукались — новаторское медицинское исследование сегодня дало очень интересные результаты: иностранный пациент с еврейским именем, только увидел ЭВМ, как тут же в два раза побил рекорд лаборантов.

Степанчиков, наконец, разбился. Компьютерщик не собирался уходить, не испытав все возможности больничного аппарата, но врачи не поняли смысл его сопротивления, истолковав блеск в глазах по своему: вкололи седативное и вернули назад, в палату.

Снова лес, прудик и утки за окном. Если посмотреть на стекло под углом, то можно увидеть своё отражение и нормально поговорить.

— Ты ведешь себя как псих, Степанчиков. Тебя не зря сюда посадили.

— Да, я схожу тут с ума, среди психов, тарабарского языка и древних компов.

— Ты не должен привлекать внимания. Помнишь план: выучить нужные слова, сбежать, найти карту и добраться до портала. Тебя не могли увезти слишком далеко.

— Да, помню. А еще тут нет пива.

— Не глупи больше.

В полицейском участке странно одетого и не говорящего по мортски Мишку приняли за иностранца, отставшего от группы. В течение часа помочь горемычному гостю пытались гражданские, рядовые и офицеры. Чем больше вокруг Степанчикова суетились, тем больше он паниковал. В конце концов, умного чиновника из городской службы туризма иномирянин принял за особиста. "Мне конец! Обнаружат, что я пришелец и спрячут под землей на секретной военной базе! Но еще не поздно закосить под местного..."

Отпросившись в туалет — незамысловатую будку над выгребной ямой во дворе — Степанчиков, не помня себя от страха, сначала утопил в экскрементах деньги и мобильный телефон. Затем, навалив в углу бумаги, разделся догола и попытался сжечь свою нездешнюю одежду. Одежда не горела, ее тоже пришлось кидать в очко. Так Михаила и нашли — голым, с затравленными глазами стоящим среди горелых сортирных газет. Естественно, повезли его из участка не на секретную военную базу, а в какую-то дальнюю, весьма приличную психиатрическую лечебницу.

— Михаил, пойдём плести рукава.

— Что?

— Пле-сти ру-ка-ва. — Пянтег жестами показал, к какому занятию приглашает соседа по палате.

На второй день пребывания в клинике Степанчиков начал учиться странному увлечению молодых аборигенов, попутно совершенствуя свой язык. Сотворяя конструкцию из цветных шнурков, обрывков ткани, проволочек, цепочек, скрепок — мусора, удивительным образом просочившегося в палату — пациент прислушивался к разговору своих соседей, до него стал доходить смысл некоторых фраз.

Еще через сутки Михаил выяснил для себя, что плетение вовсе не является всеобщим досугом. Во всей больнице рукава мастерило лишь несколько человек из его и двух соседних палат. У большинства любителей "народных промыслов" оказался выбрит лоб. Еще, в отличие от остальных аборигенов, компания, в которую попал пришелец, не носила серег ушах. Может быть, именно поэтому группа приняла Степанчикова за своего. Громоздкие самодельные полурукава тоже выполняли какую-то отличительную функцию, являясь, к тому же, вещественным протестом против больничных порядков. Самым лихим поступком считалось искалечить казенную полурукавку и пришить на место родных фланелевых рукавов вещи собственного плетения, со стилизованными "квадратными" изображениями бутылок, палаток, музыкальных инструментов и листьев конопли.

Носители рукавов называли себя "клукерами", но в их рядах, как и у хиппарей дефолтного мира, не было идеологического единства. Движение состояло из очень разнородных тусовок: Михаил еще не понимал различий, он не маялся с выбором, а просто следовал за своим первым больничным знакомым — Пянтегом.

25 июля, если, конечно, Мишка еще не сбился со счета, пациенту разрешили выходить к телевизору в "кедровом уголке". Сначала Степанчикову было интересно глядеть на местную моду, всматриваться в мелькающие вторым планом картинки, но наблюдение чужих передач на незнакомом языке наскучило также быстро, как надоедает пляжному туристу созерцать тайские или турецкие телеканалы. Телеканалов, кстати, оказалось больше десятка. Из этого технически подкованный пришелец сделал вывод: спутниковой тарелки на здании нет, значит — либо в больницу проложен кабель, либо мы находимся в зоне уверенного покрытия ретранслятора. Однозначно, больница расположена не в сельской глубинке, приличный город где-то поблизости.

Авторитетный больной, намотав на правую руку провод от дистанционного пульта, вновь сменил частоту. Показывали какой-то фильм на "универсальный" вампирский сюжет. Нежить, алкающая крови, вставала из кладбища под крепостной стеной. Степанчикову даже показалось, что он узнал этот кирпич, эти башни и эти зубцы. Но из следующих кадров стало ясно: действие происходит где-то на юге. Нечисть пряталась среди лавров, пальм и саманных домиков, ни о каком Кремле здесь не могло идти и речи.

Хоть фильм ужасов и был единственным пунктом телепрограммы, понятным без слов, досмотреть его Степанчикову не дали. Дежурный, увидев, какую гадость смотрят пациенты, попытался наскоро отобрать у старичка пульт, а в результате еще больше запутал беднягу в проводах. Тогда "красный халат" рванулся к розетке, выдрал из нее вилку и спрятал за спиной как раз в тот момент, когда из египетской пирамиды сразится с главными героями вышел самый древний и самый сильный вампир. Мишке пришлось снова возвращаться к обритым лбам и перебирать шнурки. Телевизор из кедрового уголка исчез, даже розетку демонтировали и заклеили обоями.

— Михаил, как твоё прозвище? — раз спросил Пянтег.

Степанчиков не сразу понял, что от него хотят. Пянтег показал на себя пальцем и произнёс: "Ков". Тыкнул на длинную верёвочку и тоже сказал "ков". Пянтег — вытянутый и худой, с заплетенной в тонкую косицу бородкой — и вправду походил на шнур.

— "Кот" — ответил Михаил.

— Что такое "кот"?

Пришелец долго не мог подобрать слова, устроил пантомиму, а потом просто показал на больничного кошака за окном.

— Кань! Кань! — Пянтег рассмеялся и легонько хлопнул собеседника по лбу.

Так Степанчиков сделал еще один шаг навстречу незнакомому миру. Прошла неделя его заточения в клинике, и одновременно с плетением рукавов стало немного удаваться плетение словес.

Под конец месяца в череде однообразных, заполненных неторопливыми разговорами и какими-то чисто символическими процедурами дней возникло еще одно яркое переживание. Михаила снова привели к компьютеру, но на этот раз ему включили не гонки, а тетрис. "Пентис", если быть точным. У фигурок, выпадавших "с потолка", имелось не четыре, как обычно, а пять сегментов. Красный халат, словно новичок, за минуту соорудил в центре монитора хаотическое нагромождение блоков, поняв, видимо, что кучу уже не разгрести (хотя Кот бы еще поборолся) — перезапустил программу и, как раньше, уступил игровое место.

Доктора фиксировали каждое движение Степанчикова — Степанчиков не посрамил. Он ряд за рядом укладывал блоки в монолитную стену, удивляясь, что заполненные ряды почему-то не исчезают. Стена постепенно росла, врачи удивленно шушукались за спиной — Михаил опять сделал что-то не то. Откуда ему было знать, что цель больничного "тетриса" — не продержаться как можно больше, а построить какую-нибудь красивую фигуру? Людям, в культуре которых такую заметную роль играл вышедший из вышивок и резьбы по дереву "кубический" орнамент, эта задача казалась само собой разумеющейся. Игра Степанчикова стала еще одним свидетельством его ненормальности и загадочности.

Незнакомый врач наклонился к Мишке и спросил: "Почему ты стал строить стену?". Кот хотел было ответить, но вовремя прикусил язык и выдал ряд нечленораздельных звуков. Персонал был не в курсе его лингвистических занятий, Степанчиков надеялся, что так останется и впредь, иначе ему станут задавать слишком много вопросов.

Мишку опять вернули в палату.

Первого августа Пянтег-Ков отозвал Михаила-Каня для разговора.

— Кань, ты знаешь, о чем сегодня с утра говорят врачи?

— Нет. Они говорят очень быстро и далеко, я еще плохо понимаю.

— Тебя хотят выписать из клиники и отправить куда-то. Ты почему-то их очень интересуешь.

— В другую больницу?

— Вряд ли. Это лучшая больница в стране, здесь даже смонтировали ЭВМ.

— Я не хочу уезжать с ними. Мне нужно бежать и добраться до места, про которое я рассказывал.

— Я понятия не имею, где находится этот холм. На Каме десятки городков и везде есть обрывистые берега.

— Мне всё равно нужно бежать. Помоги мне.

— Ты прикольный и весь такой интересный, Кань. Мы сбежим вместе.

— Когда?

— Прямо сейчас.

— Без подготовки?

— А зачем? Это просто, как грибной бульон. Здесь не держат преступников, здесь смирные люди. Возьми свои рукава и захвати из уборной крем для бритья.

— Зачем?

— От комаров.

Никто не видел, как беглецы миновали увлеченную одновременно и вязанием, и телевизором вахтершу. Никто не видел, как они перемахнули через такой грозный с виду, но в реальности изобилующий удобными выступами и углублениями частокол. Никто не помешал им, когда Ков и Кань уходили от больничного городка лесной тропинкой. Тропинка вывела к речке, вдоль речки имелась просёлочная дорога. Следуя по этой дороге, пациенты уже через три часа быстрой ходьбы оказались на окраине большого города.

"СЫлва" — произнес Пянтег и обвел антропогенный пейзаж рукой.

Глава 18.

Сердце Бармы.

Я музыкант — видали идиота?

Мы, музыканты — странная порода.

Быть идиотом — верная работа

В скверные, глухие времена.

The Dartz; "Ларотта".

"Сылва, главный город, Сердце Бармы" — нарочито пафосно повторил Пянтег и засмеялся. "Идём скорее, Армен должен быть дома, он мужик с рогами и бородой, а не тварь с мохнатой головой. Он нам поможет".

Едва поспевая за товарищем, Степанчиков пытался вспомнить, где он слышал слово "Сылва". Кажется, это было во время экскурсии в Кунгурскую Ледяную пещеру в шестом классе, так называлась река. Или гора? Или город? Или река была в другом месте? Ведь как и положено шестикласснику, он не слушал экскурсовода — голова была занята попытками тайком отколоть какой-нибудь камушек, оставить памятную надпись, напугать девчонок-акселераток и получше спрятать кепку Коляна. И уж кто будет обращать внимание на историю с географией, когда автобус мчит домой, когда классный руководитель уже отчаялся утихомирить обитателей задних сидений, когда дети, потратившие выданные родителями на сувениры суммы, передают по рядам склянки с дешевым спиртным и запретными дома "канцерогенными" чипсами. Уже давно Кот вспоминал школьную пору не с умилением, а с глубоким отвращением, принципиально не посещая "вечера встречи". Лакун в самых элементарных знаниях в неглупой степанчиковской голове от этого, впрочем, не убавлялось.

Новым друзьям не пришлось долго привлекать внимание горожан своими больничными платьями. Армянские знакомые Кова жили в частном доме на окраине Сылвы, они приветливо встретили беглецов и подобрали им обывательскую одежду. Армен (почему-то без рогов и без бороды) предложил медовуху, Пянтег, не внимая возражениям спутника, отказался и уверенно повлек Каня в город. Степанчиков понял его объяснение через слово — товарищ, оказывается, всерьез опасался погони и розысков, этим мероприятиям беглец собирался противопоставить какой-то план.

"Кушвакар!" — произнес пришелец заученное слово и протянул бумажные деньги в ромбическое окошко кассы автовокзала. Билетер оценивающе оглядела молодого человека с оригинальной прической и рыжими волосами, а затем выдала билет. С этим билетом, помаячив, напоследок, перед транспортными служащими, Степанчиков вышел на перрон, показался водителю монструозного автобуса и прошел в салон. Спустя три минуты через заднюю дверь, вместе с провожающими, автобус покинул человек в головном уборе и с повязкой на лице. В подземном переходе одноглазый повстречал Пянтега и это означало, что самая трудная часть операции по запутыванию следов была окончена. Почти окончена. Экономный Ков исчез на десять минут и вернулся с деньгами, успешно толкнув билет Михаила какому-то опаздывающему путнику.

И был утомительный полуторачасовой путь в полупустом трамвае через всю Сылву. Пянтег молчал, Михаилу, словно в палате психушки, оставалось лишь одним глазом глядеть в окно. Город, казалось, целиком состоял из рек и мостов. Степанчиков не мог понять, то ли рельсы неоднократно пересекали один и тот же поток, то ли местность, как венецианские острова, была сплошь изрезана широченными и непрямыми каналами. На улицах, и, особенно — по берегам — буйствовала зелень. Чаще всего попадались береза, сосна и сибирский кедр, кусты стригли лишь по бокам, на газонах культивировался кедровый стланик, категорически исключавший и хождение и парковку на оных. Мощные живые изгороди сменялись бревенчатыми заборами, заборы — широкими перспективами свежей жилой застройки. Где-то в третьей четверти пути вагон в очередной раз пересек водную преграду, перевалил через мощную дамбу и старинной улочкой взобрался на холм, чтобы тут же нырнуть в нору под могучей крепостной стеной, серокаменной внутри, и облицованной белыми известковыми плитами снаружи. Острые шпили, невысокие церкви со смешными приплюснутыми куполами, незнакомые флаги, фонтан в левых окнах и потрясающий высотный вид на реку (какую по счету?) в правых — маршрут пролегал через главную площадь.

Вот опять усилили стук колес каменные своды, трамвай оставил крепость и холм позади, разменял пассажиров возле рынка, выкатился на проспект и гнал вперед, пока цепочки нарядных зданий по сторонам резко не сменились реликтовым сосновым бором. Наконец, среди охраняемой природы, мелькнула быстрая, еще не подпираемая городскими плотинами вода и спускающиеся к ней белые скалы. У Степанчикова почти не осталось сомнений, что в его реальности столица Бармы называется Кунгуром — на фоне этих самых гипсовых обнажений "Шестой-А" сделал в своё время групповой снимок. Где-то в каменных россыпях в тени березок-акробаток скрывался вход в пещеру, царство холода и скользких дорожек.

А появилась эта пещера так: тысячелетиями река подмывала подножье невысокого известкового холма — "Ледяной горы". Слоистые, покорёженные геологическими пертурбациями внутренности холма сложены из легко растворимых гипса и ангидрита — осадков со дна древнего моря. Вода из реки просачивается сквозь каменную толщу через щели и постепенно разъедает неоднородный камень, превращая щели в тоннели а пустоты — в просторные залы с озёрами, в которых никогда не отражается солнечный свет. Особенно этот процесс разрушения — карст — активизируется в половодье, когда ручьи с Уральских гор переполняют светлую Сылву и злая талая вода забирается на высокие пещерные горизонты. Делают свою работу дожди — из луж на поверхности плато жидкость через трещины уходит в подкаменные озера. Со временем, такие щели превращаются в вертикальные колодцы и "органные трубы". Капающая с поверхности вода наполняет первозданную тишину подземелий звуками, формирует ледяные сосули и вызывает обвалы. Тогда вместо озера посреди зала появляется гора камней, а наверху — дыра, которую постепенно залечивают деревья и травы. Вся поверхность Ледяной горы, подобно военному полигону, покрыта большими и маленькими воронками. На стенках воронок вызревает сочная клубника и прячется от северных ветров и лишних глаз целый гербарий реликтовых краснокнижных трав. Обычно провалы случаются в поле или в лесу, но иногда от карстовых процессов серьезно страдает городская застройка. В густонаселенном центре Бармы воронки доставляли на порядок больше проблем.

Отец Пянтега руководил частной противокарстовой службой, предупреждая и ликвидируя саму возможность провала. Перед каждым новым строительством геологи прощупывали землю эхолотом, находили пустоты, бурили и заливали самые опасные из них бетоном. Парадоксально, но для того, чтобы эта нехитрая работа приносила прибыль, на каждого полевого воронщика приходилось по три инженера-аналитика с персональными ЭВМ, получивших специальность "карстоведение" и работающих с мощной теоретической базой.

"Приехали! Вольная Керка!" — оторвал Михаила от окна и подростковых воспоминаний абориген. В несколько запущенном доме — клукерской коммуне на северо-восточной окраине столицы беглецов уже встречала шумная компания обладателей плетёных полурукавов. И только оказавшись среди своих Пянтег, наконец, позволил спутнику снять с лица уродливую повязку.

Степанчикова вновь переодели, подстригли, выбрили чело и покрасили остатки шевелюры в какие-то малоарнаутские цвета, так что волосы стали гармонировать с пёстрыми наплечниками обитателей коммуны. Теперь ничего не выдавало в Михаиле потерявшегося иномирянина, даже сам Кань, затянутый в карстовую воронку новых знакомств, стал забывать о своей беде. Пока географическая карта над обеденным столом — характерный атрибут хипповских жилищ в любом из параллельных миров — вновь не напомнила пришельцу о главной задаче его побега из больницы.

— Принесите атлас этой страны, мне нужно срочно попасть в один город.

— Как называется город?

— Чайковский. Не знаю...

— Такого нет. А он близко?

— Много часов на автомобиле.

— Как выглядит город? Там есть река?

— Есть, там Кама и плотина.

— Плотина?

— Да, плотина на Каме. Вырабатывает... эээ... свет. Лампочка.

— Ну ты и прикольный чувак, Кань. Рассказывай мне про журавля на ёлке! Кто же строит гидростанции на таких больших равнинных реках! — рассмеялся низенький, петуху до гребешка поросёнку до лодыжки, парень с южным загаром и раскосыми тюркскими глазами.

— Дайте карту, я покажу!

Карту Бармы разложили тут же на столе, среди деревянных кружек и рассыпанного какао. Степанчиков преисполнился радости, занес руку и приготовил указательный палец, но так и не донес этот самый перст до бумаги. Потерялся.

Как и большинство сверстников, Степанчиков абсолютно не разбирался в географии родного края и не учил его истории. В стране, где вся финансовая и культурная жизнь сосредоточена в двух столицах, где плохие новости поставляет в телевизор Северный Кавказ а хорошие — Калининград и Владивосток, где вся надежда — только на Президента и Премьера, уделять внимание муниципальным и краевым делам очень непрактично. Михаилу вот было известно даже больше среднего: выше Чайковского по реке находится Пермь, ниже Кама впадает в Волгу, хотя этот момент очень спорен — в "занимательных фактах" говорилось наоборот. На Каме есть три больших ГЭС с водохранилищами, у подпора среднего из них и расположена заметная тем самым на любой карте малая родина.

"Что делать, если никаких синих клякс в речных долинах не наблюдается? Километров триста от Перми... а где должна быть Пермь? Там же, где и Камское водохранилище, вакуль меня утопи!"

Кань попросил найти ему столицу. Сылва расположилась при слиянии четырех небольших рек, спустя сотню километров получившийся поток вливался в другую реку — очень длинную и извилистую, а та, вскоре, выносила столичные стоки в Каму, где до самых низовий протянулась по берегам цепочка невеликих городов. "И какой из них — мой?"

Видя замешательство нового товарища над картой, столпившийся народ продолжил задавать наводящие вопросы.

— Как выглядит тот холм?

— Ну, обычный холм. Крутой, высокий.

— Сока тшак!* (*дословно— "грибной суп, заправленный конопляным соком". От авт.) Их же сотни!

— Чего-чего? Причем тут суп?

— Не обращай внимания, Кань, это он так ругается. Уточни лучше: церковь там большая? Крепость есть?

— Не помню, не рассмотрел.

— Ему какую-то сложную амнезию поставили в дурке, даже язык забыл — злорадно прокомментировал Пянтег.

— Речку помню. Сайгаткой называется! — осенило Каня.

— Нет такой... Это левый или правый приток?

Степанчиков, с трудом, но всё-таки вспомнивший уроки географии, представил себя стоящим на мосту лицом к камскому устью и твердо ответил:

— Левый.

— Отлично! Высокий берег, малоэтажная застройка, небольшой левый приток и триста гаков пути. Это Ошкерос, мы тебя туда привезем.

— Когда едем?

— Скоро.

— Надо поскорей!

— Не торопись, обухом медведя не убивают.

* * *

Они не тронулись в путь ни сегодня, ни на следующий день. В коммуне клукеров время было воистину относительной величиной. Они никуда не спешили, потому что им некуда было спешить, и никуда не опаздывали. Рано или поздно намерения обладателей плетёных рукавов выполнялись, но промежуток между задумкой и реализацией мог незаметно растянуться на несколько месяцев.

Естественно, никто не поддержал идею выезжать в ночь.

Не хватило энтузиазма, чтобы стартовать утром, когда всё предвещало необычайную жару. Неформалы предпочли дальнюю дорогу ближней и собрались на рыбалку. К полудню Кудым накопал червей, к двум часам перегретый день что масло капал — отыскали в бардаке удочки и распутали лески. Лишь к шести, когда низкое Солнце уже дрожало в поднимавшихся от города и скал горячих воздушных потоках, компания из пятнадцати человек под предлогом рыбной ловли двинулась к Сылве — погружаться в тёплую, как парное молоко, воду и пугать поплавками голавлей.

Как славно миновать плёс и выйти на стремину, отдать себя течению и наблюдать, как закат окрашивает известковые громады на одном берегу и еловую щетку на другом, махать рукой белым людям на зеленых лужайках и разноцветным дельтапланам в мягком небе. Под крыльями планеров отдающий жар город, тёмные ленты Сылвы, Ирени и Шаквы, карстовые воронки, чистые, без единой примеси, березовые рощи на холмах и бескрайние поля.

Более тысячи лет назад столица Бармы возникла там, где плодородный язык лесостепи наиболее далеко вдаётся в северную тайгу. Бассеины Тулвы и Ирени стали приуральским Опольем, краем интенсивного земледелия и каменных крепостей. Здесь копилась военная сила Бармы, здесь встречались на ярмарке зырянин с Печоры, пермяк с Колвы и удмурт с Вятки, сюда бежали крестьяне, когда шли степями кочевые орды. Два раза враг прорывался через засечные черты, осаждал Сылву и начисто разорял холмистую страну, и оба раза подоспевшие с севера рати лесовиков топили конников в полноводных реках. Отсюда, по высокой воде, отправлялись на войну с Кыргызстаном первые железные пароходы, здесь казнили лидеров Югорского мятежа. Сугубо мирный ныне край остывал от своей бурной истории, как остывал от долгого летнего дня. Остывал и отражал красное солнце жестяными кровлями нагорных сторожевых башен.

Клукеры взяли на Сылву музыкальные инструменты, так что ближе к полуночи традиционные для мира Степанчикова "песни у костра" звучали в исполнении внушительного ансамбля из струнных, духовых и ударных. Мишка жадно ловил каждый такт незнакомых мелодий: поначалу пришелец боялся, что музыкальная культура Бармы будет столь же далека от традиции Баха, Моцарта, Чайковского и Гершвина, как самобытная музыка дефолтных Ирана, Индии и Африки, незнакомых с понятиями "минора" и "мажора". Кань забыл свои мрачные предчувствия уже после второй песни. "Диатоника! Гамма из семи звуков, знакомые интервалы и аккорды, привычные уху модуляции... Да местное творчество режет слух меньше, чем российская попса! Вот только инструменты незнакомые..." Пермская цивилизация и культура, в которой был воспитан Михаил, произрастали из одного античного корня.

Мишка поочередно попытался подступиться к "гармошке", "бандуре", "гитаре" "флейте" и "ксилофону", но задержался лишь у барабана — остальные шумелки оказались слишком альтернативными и непривычными для пальцев. Не будучи ударником, Кань всё же нашлепал на тугой коже несколько распространённых ритмов. Выяснилась интересная штука: оставившая свои разговоры и удивлённо внимающая упражнениям Степанчикова публика никогда не слышала джаз и его производные. Аборигенские композиторы только готовились сбросить классиков с парохода современности.

Открытие воодушевило Каня. Он снова взял в руки восьмиструнный инструмент, похожий на гитару и за тридцать минут довёл это сходство до максимума: убрал лишние жилы, поставил первую струну на место второй, приладил каподастр из веточки и сравнительно чисто настроил EADGHE. Клукерам повезло с пришельцем: первой услышанной ими композицией иного мира стала не "Пачка сигарет", а гершвинский Summertime.

За вечер у реки авторитет Степанчикова среди клукеров возрос до небес. Одинаково хорошо шли гитарные мелодии Аль Ди Меолы и Пако де Лусии, задорные песни Бобби МакФеррина, Джон Колтрейн, давно приевшиеся иным слушателям баховская "Шутка", моцартовское рондо и бетховенская "К Элизе", хиты Энио Морриконе и Поля Мориа. Оставалось собирать аплодисменты, заверения в любви и дружбе да сетовать на качество импровизированного инструмента.

Что касается джаза, то у Каня уже начал собираться бэнд. Тот самый загорелый татарченок за барабаном, быстро уловивший степанчиковский ритм, знакомая с импровизациями девушка-флейтистка, Пянтег, виртуозно управлявшийся с каким-то басовым струнным кубом (Ну вот, теперь в группе есть свой Шнур — даром что бородат, ухмыльнулся Мишка) и еще одна девушка с неплохими данными вокалистки.

В Чайковском у Степанчикова тоже имелся музыкальный коллектив, но в школе искусств компьютерный мастер никогда не учился — в этом смысле Мишка был еще одним порождением уникальной чайковской культурной среды. Гитарой он несколько лет занимался в немецком подвальчике клуба "Галактика" у композитора и исполнителя Эльдара Шифигулина, у того самого Шифигулина, что в своё время привел в мир большого джаза Бориса Беккера. Сыновья Беккера заразились авангардной музыкой уже от папы — развивая свои навыки в России и за рубежом, они далеко переплюнули отца. Весной, вместе с рядом талантливых выходцев из города на Каме и коллективами соседей они приезжали на Джем-сейшн — в этот момент Чайковскому завидовал и индустриальный Ижевск, и претендующая на звание "культурной столицы" Пермь. В одном ряду с маститыми мастерами играли Степанчиков с сотоварищами, пела Полина Засорина — ровесница наших героев, дочь руководителя качественного, но, к сожалению, известного за пределами города лишь узкой аудитории коллег ансамбля русских народных инструментов "Слободка", собранного в своё время из преподавателей музыкальной школы и училища. Отправляясь на свои первые заграничные гастроли в Бельгию, музыканты реквизировали у своих детей игрушечные бубны, дудки и глиняных соловьёв, произведя с этим реквизитом фурор среди западной публики. К сожалению, по части фестивалей и гастролей "Слободка" полностью зависит от пермского подразделения "Газпрома", а для газового гиганта музыка вовсе не является профилирующей деятельностью.

Помимо ансамблей Евсеенкова, Беккера и Засорина можно упомянуть еще около двух десятков эстрадных, фольклорных, духовых и камерных коллективов, отчаянно сражавшихся за слушателя в очень ограниченном чайковском пространстве. Но всё это культурное богатство является скорее уделом прошлого, чем настоящего. Пришел в ничтожество камерный оркестр, всё реже стали возвращаться звезды, закрылось бард-кафе местного гуру авторской песни Олега Евсеенкова, истончился поток детей, идущих в ДШИ и клубы. Лишь номинально существовал инструментальный ансамбль Кота и Хвина, хотя на мишкиной квартире еще собиралась регулярно очень интеллигентная тусовка из музыкантов, поэтов и бывших знатоков. Можно долго обсуждать причины наступившего упадка, но тогда мы вовсе отвлечемся от похождений Степанчикова.

— Напомни, как тебя зовут? — спросил Кань у бойкого южанина.

— Трасамунд, не выговоришь. Лучше зови Сизь — "дятел".

Степанчиков долго попытался сопоставить яркую азиатскую внешность и какое-то скандинавское имя, после чего прямо спросил барабанщика о его национальности.

— Я пацак из Тавробурга, учусь здесь.

— Пацак???

Мишка немного потормозил, а затем сделал Трасамунду ку. Барабанщик никак не отреагировал на движения Каня, поэтому гитарист повторил ку еще два раза. Клукеры засмеялись, принялись повторять забавное упражнение и хлопать Степанчикова по обритому лбу. И потребовали объяснений. Тот, как мог, с двухнедельным языковым запасом, рассказал новым товарищам про Плюк, пацаков, штаны и пепелацы. В итоге, к двум ночи у свежей группы появилось и название, и оригинальный способ приветствия. Трасамунд же никакого отношения к творению Данелия не имел. Просто тысячу лет назад кочевой народ с Востока очень жарким летом форсировал болота и завоевал полуостров, в котором легко угадывался Крым. Местные греки и готы называли захватчиков "пацинаками", потомки и тех, и других, и третих, смешавшись, стали именоваться просто "пацаками". Пацаки разговаривают на готском и носят готские имена, но имеют, при этом, выраженную азиатскую внешность и низкий рост.

Флейтистку в компании называли Енкай, хотя ее настоящее имя было Настук. В нем с трудом угадывалось греческое "Анастасия", через третьи руки переданное в среду уральских аборигенов. В Сылвенском мусеоне Настук получала серьезное музыкальное образование, возвращаясь на лето в Вольную Керку, к ночным концертам у реки и плетению полурукавов.

Бисер — пермячка из Анюшкара, вокалистка и обладатель громкой трещотки — обликом и поведением напоминала Степанчикову Свету Лугову, по которой он безнадежно вздыхал в команде Кэпа. Умная красавица уехала учиться в Питер, а он, Степанчиков, не осилил даже курса в чайковском филиале ПГТУ. Увлечения, сам образ жизни Михаила и Светланы серьезно разошлись, теперь же молодые люди, путешественники по мирам, оказались настолько далеко друг от друга, что трудно, решительно невозможно представить. Зато Бисер была здесь, рядом и осторожно оказывала Каню знаки внимания.

После концерта на берегу Степанчикова перестали бесить крайне неспешные сборы плетеных рукавов в Ошкерос. Тем неожиданнее был утренний отъезд, когда, поднятый Пянтегом, Кань даже не успел осознать собственное похмелье. Во дворе Вольной Керки урчал бывалый, списанный противокарстовой службой фургончик с изображением гигантского провала и крошечных многоэтажек на борту. Внутри жестяного ящика уже разместилась новоявленная группа с инструментами: Сизь подал руку, кто-то притащил вчерашнюю "гитару", хлопнула дверь.

Глядеть в высокое стекло было неудобно. Михаил отрубился и не видел, как снова проехав через весь город, путешественники вырвались на холмистые просторы Бармы.

Глава 19.

День святого Боромира

Когда Степанчиков проснулся во второй раз, похмелье от выпитого на реке мёда развернулось в полную силу. Машина уже давно стояла на обочине, но окружающая среда мерцала, в ушах шумело, в гортани...

— Ой-ё...! Сока тшак!

— Хи-хи, сока тшак не поможет. На. — Чья-то тонкая рука протянула Каню треугольный пакет.

— Спасибо, подруга. Что это?

— Лосиная простокваша.

— Ээээ...

— Пей-пей, головастик в рот не заплывёт.

— Ой-ё... У меня нет привычки к вашему бухлу...

— Меры у тебя нет, муха медовая, а не привычки. Дорвался до выпивки, как медведь до пасеки. Эта бутыль бралась на пятнадцать человек! На пятнадцать!

— Ыыы...

Пространство постепенно устаканилось, живительный пакет пустел.

— Ты ведь Бисер, да? Где остальные? Мы уже приехали?

— Нет, волки сожрали нашу машину и оставили нам её чучело.

— Ооо...

— Не парься, это сказка такая есть. Сломались мы.

Снаружи давно припекало Солнце. Кудым, защитившись широкой шляпой, ковырял что-то под капотом. Пянтег уселся под раскидистой елью и жевал хлеб, одновременно складывая фигуры из тонких веточек. Сизь не знал к чему приложится и просто шатался вокруг фургона. Енкай Степанчиков не заметил, но из леса, заместо соловьев, доносились звуки флейты: побежденные в музыкальном состязании птицы давно сдохли от зависти и жары.

— Сейчас вот присобачу этот шланг, и полетит как огненнокрылый! — напрягался водитель.

— Не присобачишь, не налезет. — заявлял у того из-за плеча пацак.

— Спрыгай лучше за водой, вошь о пяти ногах! — шланг не налезал.

— Брось выжимать масло из когтей дятла, надо за новой трубкой в Сылву возвращаться.

— Вот и поезжай!

— Так ты меня и отпустишь!

— Не отпущу, конечно. Не то купишь. Сам большой и широкий, сам поеду..

Степанчиков опять перестал что-либо понимать. Он переводил богатую фразеологизмами речь товарищей так буквально, что больная голова сама приходила в ужас от нарисовавшихся картин.

Увидев Каня, умершего и воскресшего, Пянтег издал боевой клич. Под ёлкой начинался военный совет.

Сегодня плетёные рукава принимали решения быстрее, чем знатоки на выезде обычно определяются с выбором спиртного. Автомобиль вышел из строя всерьез и надолго (А не стоило называть машину "Большой Провал"...), дело могло дойти до ночлега, но оставаться возле трассы, в запретной для костров зоне, никто не хотел.

"Ребята, завтра же День святого Боромира, на Белой Парме фестиваль славянской музыки только разворачивается, наших там стоит немерено. Впишемся в палатках" — вспомнила Бисер. "За одно и поиграем... Дорога с другой стороны, но здесь рядом, по полям, и пешком подняться можно". На том и порешили. Кудым отправлялся в Сылву за запчастями. Починив фургончик, он должен был пригнать его в лагерь и найти там пешцев, чтобы продолжить движение в Ошкерос.

Музыканты не взяли с собой ничего, кроме своих инструментов, намереваясь завоевать с их помощью все прочие блага. До поля битвы за удобства следовало еще добраться, но что такое семь гаков для крепких молодых людей? Михаил не поинтересовался, когда хлопал по лбу "За". Теперь жаловаться было поздно. Третий час маячил перед изнурёнными жарой путниками высоченный холм с лысиной и монастырем на макушке, манила прохладой полоска леса, дорога же всё немилосердней кривлялась под Солнцем, точно следуя причудливым границам частных владений.

— Скука. Скука. Скоро мы?

— Не ворчи, кань. Скучно — давай поиграем в какую-нибудь игру.

— Бисер, я знаю, какая игра подошла бы нам с тобой лучше всего. Но, к сожалению, её автор не потрудился указать правила...

— Жаль.

— Я, наверное, не дойду, помру от жары. Скажи, куда мы идём? Ведь на ту гору, да? — Степанчиков снова застонал, перекладывая из руки в руку кожаный кофр с гитарой и громыхал трещотками, которые великодушно забрал у задыхающейся девушки.

— Это Белая Парма. Когда весной тайга уже зеленеет, на ней еще лежит снег. А кыргызы называют её "Злой горой" — они осаждали вершину два года и не смогли взять. Монахи из обители святого Боромира обороняли ее вместе с беженцами-крестьянами, причем тогда укрепления монастыря были земляными и деревянными, а не как сейчас.

Михаил уже не первый раз слышал в речи аборигенов знакомые слова. Но они относились либо к еде — навроде "пельменя" и "шаньги", или уходили корнями в греческий и латынь. Вспомнив, как он прокололся с пацаками, Кот поспешил изгнать из головы очередной кинематографический образ.

— А ну-ка, расскажи мне побольше про этого святого.

— Боромир и Властимир были сыновьями принцепса Воислава, который завоевал Славини и изгнал оттуда готов. Когда Воислав умер, то старшему — Властимиру — досталась богатая земля на севере полуострова, а Боромиру — опустевший, разоренный Анастасием Карфагенским юг. В церкви говорят, что Боромиру явился ангел господень и приказал идти к романскому папе, папа велел окрестить славян и благословил принцепса на борьбу с франками. В школе учат, что папа сам приехал к Боромиру в Неаполь и заключил с ним соглашение. Боромир и его дружина принимают ортодоксальное христианство, а папа договаривается с франками о нападении на Властимира — чьи шашни с арианами очень беспокоили Латеранский дворец — и подбивает на восстание христиан Равенны и Медиолана. Так оно и случилось. Франки убили Властимира в очень тяжелой битве. Свежая дружина брата вытурила франков обратно за горы, Боромир стал принцепсом Славини и вошел в историю как креститель славян. Равноапостольный уравнял в правах своих воинов и свободных романцев. При его сыне огромную власть получила церковь, правнук Воислава, родившийся после чумы, уже не говорил на славянском языке и носил латинское имя Павел.

— Спасибо, Бисер. Я запомню.

— Не за что. Грибной бульон. Я люблю историю не меньше языков. Только почему ты этого всего не знаешь? Святой Боромир — это же небесный покровитель клукеров!

— Я ведь описывал тебе по секрету свой мир. Там нет Бармы, и Боромира тоже не было.

— Давай по секретничаем еще!

Маленькая колонна растянулась по ворге среди картофельных полей. Первым с картой в руках и струнным ящиком за спиной совершал широченные шаги Пянтег. В ста метрах за ним, с почти невесомой флейтой, перебирала ногами Настук. Следом, волоча два барабана, семенил маленький Трасамунд. Поднятая им пыль не долетала до идущих рядом гитариста и вокалистки.

— Ой, смотри, кто там?

— Руч. Она охотится на картофельных кур.

— А что едят картофельные куры? Картошку?

— Нет, лидийских жуков.

— Лидийских?

— Ну у них десять полосок, как на лидийском флаге.

Степанчиков понял, о каких насекомых идёт речь. Еще бы! С ними, полосатыми, были связаны одни из самых первых и самых неприятных воспоминаний детства.

Тот же зной. КАВЗик, набитый женщинами и мужчинами — отцовскими коллегами с предприятия — почти полтора часа ехал по незнакомым дорогам. По пути попадалось уйма интересных вещей, но автобус не останавливался ни в живописном селении, ни у речки, ни у могучего леса. Его целью было лысое, однообразное картофельное поле. Пассажиры опускали ручку двери и разбредались по рядам ботвы, чудесным образом отыскивая среди них собственную делянку. Их пустые ведра предназначались не для ягод, а для колорадских жуков. Картошка Степанчиковых занимала около двенадцати соток. Чтобы успеть уничтожить всех вредителей до отхода автобуса, в деле задействовали и малыша — вручили пластиковое ведро до пояса, продемонстрировали три вражеских ипостаси, нехитрую тактику боя с пищевым конкурентом и поручили несколько рядов с другой стороны участка.

Шагнуть. Подставить ведро под куст. Потрясти ботву над ведром. Осмотреть обглоданный куст, найти на нем уцелевших жирных личинок и руками отправить их в тару. Раздавить оранжевые жучиные кладки. Стряхнуть ползущих гадов со стенок. Шагнуть... Куст за кустом, ряд за рядом. Руки ребенка становились красными от выделений личинок, голова под смешной белой панамкой кружилась от жары, поднимающихся паслёновых испарений и смрада из ведра с насекомыми. Работа продвигалась столь медленно, что казалась бесконечной. Но от того, как наполнится осенью овощная яма в гараже, более чем от постоянно теряющих ценность денег и длины очередей зависела сытость всей семьи.

Вечером собранную добычу вывали на твердый грунт полевой дороги и давили ногами. Если дело происходило вблизи огорода, то жуков можно было, залить водой и настаивать пару недель, чтобы потом разводить и опрыскивать этой гадостью зеленых гусениц на капусте и новых личинок на картошке.

Здешние поля выглядели намного приятнее — хозяева появлялись на них чаще раза в месяц — и вовсе не кишели американцами. Но испарения от ботвы всё равно нервировали нос и возвращали Кота на семнадцать лет назад.

— Птицам нельзя есть лидийских жуков, они ядовиты. — разговор успешно отвлекал от воспоминаний.

— Только картофельные куры могут ими питаться, их специально выводили очень много лет, а до того жуков собирали руками.

На хуторе громко залаяла собака, лиса свернула охоту и рыжей молнией сиганула через дорогу, проскочив в двадцати шагах от Каня.

— Бисер, как будет по-мортски "маленькая руч?"

— Ручпи. А что?

— Я буду называть тебя "Лисёнок". Ты не против?

— Нет. — зарделась пермячка — Просто...

— Ветерок, ветерок, бабушка умерла! — прервав романтический момент, громко заголосил далеко в впереди Пянтег.

— Ручпи, что там случилось?

— Ничего. Пянтегу жарко, вызывает ветер.

К трём часа дня измученные жарой и жаждой, залитые потом музыканты достигли лагеря клукеров на вершине Белой Пармы. Прохладный ветерок, прудик, питаемый холодным источником монастыря, ключевая вода доставили блаженство и верующим, и атеистам. Ребята встретили знакомых и нашли большую пустующую палатку. У них еще были силы искать на пёстром лугу друзей, а непривычный к походам, едва отошедший от алкогольной интоксикации организм Степанчикова рухнул на коврики и категорически отказался выползать из под брезента.

Прошло не больше двух часов, когда Каня разбудили тихие голоса у входа в палатку. Кот различал только женский, погромче: "Михаил — великий музыкант. Но он очень устал и спит. Ему нужны силы... Да, но этого окорока мало. Вы знаете, сколько он ест, он с другой планеты... Пересыпьте картошку сюда... Мёд? Лучше не надо. Эта бутыль маэстро на один зубок, но когда напьется, то изуродует все инструменты в лагере. Посмотрите, что он сделал с гитарой!.. Тогда рассола нужно побольше... Ты думаешь, этой курицей можно насытиться?.. Он обожает копченых хариусов, широколобок своих неси обратно". Когда пришелец не выдержал и кашлянул, несколько человек прыснули от палатки в разные стороны, внутрь заглянула Бисер. "Ты вовремя проснулся, иначе мы бы не съели всех продуктов даже за неделю. Приводи в себя в порядок, подкрепляйся и давай репетировать, а то морда — будто обрыв бодал"

В десять вечера группа Киндзадза сделала ку и дала "часовой" концерт из джаза и русского фолка на предфестивальной сцене, который окончился практически на рассвете ввиду полного изнеможения участников и вошел в историю клукерского движения. Оригиналы любительских записей и фотографий, сделанных слушателями в ту ночь, продавались на аукционах за бешеные деньги, факт самого присутствия на Белой Парме становился среди неформалов законным предметом гордости.

На следующий день, уже без всяких усилий Ручпи, к палатке путешественников началось настоящее паломничество. Клукеры поменяли программу фестиваля и требовали повторного выступления, участники ансамбля валялись без сил и понимали, что сейчас их выручит только своевременное явление фургончика. Спасение пришло, но с другой стороны.

Сизь прогулялся до монастыря и нашел там автобус с группой туристов из Ошкероса. Выяснив, что в салоне найдётся еще с десяток свободных мест, пацак, ни мытьем так катаньем, уговорил водителя оказать транспортные услуги в обмен на деликатесные продукты питания.

Музыканты уложили снедь в кофры, собрали инструменты и удалились в лес "репетировать". По дороге их нагнал Онка — аккордеонист, присоединившийся к коллективу еще накануне концерта. Онка Пянтег решил забрать с собой, так как с ним состав молодой группы приобретал законченный вид.

По количеству растительности на лице и остальном теле новичок оставлял Пянтега далеко позади. Онка принадлежал к народу айнов, он приехал в Барму с Тихого океана. В дефолтной реальности этот удивительный азиатский этнос почти не сохранился, но здесь привезенный вандалами картофель в корне изменил судьбу и западных, и восточных культур. Айны смогли отстоять от натиска с юга два крупных острова, образовали единое государство, колонизировали Камчатку, Курилы, Алеуты, ряд архипелагов Полинезии и Северную Австралию. Последняя война между айнами и Сёгуном, как поведала пришельцу Лисёнок, случилась тридцать лет назад. Она началась с потоплением ниппонских броненосцев в портах Архиепископства Орегон, а закончилась ничьей после провала высадки самураев на Столичный Остров.

Земледелие и высокие аграрные технологии у бородачей насаждали датские миссионеры из ордена Христа-Меченосца. Под дулами пушек и мушкетов охотники Нового Сконе сгонялись в коммуны, жили в каменных зданиях, крестились, знакомились с картофелем, тыквами и пшеницей. Через два поколения новый образ жизни вошел в привычку, крупные коммуны стали городами, образованные аборигены практически заменили собой тонкий слой европейцев, продолжая наступать на еще не "окультуренных" соплеменников. Когда орден Христа-Меченосца попал в опалу и был распущен, монахи Нового Сконе посоветовали королю откушать рыбу-кузовок. Прибывшую возвращать строптивцев обратно в каменный век армию айны встретили огнестрельным оружием. Год спустя корабли айнов сами совершили переход через полокеана и разрушили Новый Висбю. Датчане отступились, стравили бывших подопечных с Ниппоном и навсегда оставили дальневосточную теократию в покое.

Развитие айнов всё еще сохраняло догоняющий характер, поэтому Магистр Ордена постоянно посылал способных молодых людей в европейские университеты. Одним из таких счастливчиков и являлся новый киндзадзист Онка.

За историческими беседами незаметно пролетело четыре часа. Отдохнувшие и прибодрившиеся музыканты высадились в пункте назначения — на набережной небольшого прикамского городка Ошкерос.

Степанчикову хватило десяти секунд, чтобы поставить крест на своих планах ночевать в родной квартире.

— Ков, это не то место!

— Ты уверен? Вот Кама, вот речка — Нытва, вот холмы с обрывом...

— Я же говорил в Керке: мой город — на левой стороне!

— А мы, по твоему, на какой?!!

Степанчиков ничего не перепутал, просто в Барме стороны реки определяли относительно истока, а не устья, как это делалось в дефолтном мире.

— И что теперь делать?

— Надо достать лодку или сесть на корабль. Мы будем идти по реке и я обязательно узнаю свою гору.

Глава 20.

Любовь и "голуби".

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далёко, далёко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Н.Гумилев. "Жираф"

Идея Каня была признана разумной. Деньги на билеты решили добыть импровизированным концертом перед горожанами и речными туристами. Сам "виновник торжества", помимо огорчения и тоски по дому, испытывал еще и некоторое облегчение от того, что расставание с Ручпи переносится на неопределённый срок.

Не успели затихнуть над портовым бульваром последние аккорды Summertime, на которые Бисер сама сочинила новые стихи, как через жиденький круг слушателей к музыкантам протолкался Кудым. "Ребята, сворачивайтесь! Беда!"

Водитель поведал суть проблемы, пока оставшаяся почти без пожертвований группа шла к фургону.

— Я долго не мог починить "Большой Провал", сегодня утром пришлось еще раз ехать в Сылву. Там встретил перепуганного Билера — на Вольную Керку был полицейский налет, среди них имелись люди в дорогих костюмах, они ищут тебя и тебя за то, что вы убежали из клиники! Как только я починил фургон, то сразу рванул на Белую Парму. Там всё гудит будто улей при медведе: клукеры ждали концерта, а музыканты исчезли. Еще там толчется какой-то тип, собирает вчерашние плёнки и всё пытается разузнать о вас побольше... Сколько вы тут уже наиграли? Десять минут? Горожане запомнили, скоро сюда приедут по нашу душу

— Мы вас не оставим, — ответил на молчаливый вопрос Кова и Каня пацак. — Давайте уедем за кордон и отсидимся там, пока эти в Барме будут сходить с ума. И что мы им дались?

— А кто будет искать холм? — слабо возразил пришелец.

— Забудь про холм, иначе тебе потом будет очень приятно вспоминать даже шаквинскую больницу.

— За какой кордон дунем? В Югру через Сылву ехать придётся. Кыргызы злые и граница на замке. В Свободный Булгар тоже просто так не попасть. Либо в Галидию, либо в Черный Согд.

— В Галидию ближе, в Согде спечемся. Если тут задыхаемся, то что на Миассе будет...

— Настук, у тебя вписка в Валинтине еще осталась?

— Я там уже год не была. Но, может, примут.

— Едем в Галидию. Все за?

Против никого не оказалось. По лбу хлопнул даже бородатый Онка, которого беда Степанчикова, казалось бы, вообще не касалась.

Фургончик гнал на запад всю ночь. В темноте по новому мосту пересекли широкую реку. Михаил предположил, что это была Вятка, а настоящее имя потока даже не запомнил. Ближе к рассвету беглецы свернули с асфальта на очень скверную лесную воргу. Тряска продолжалась часа полтора, на твердое покрытие вернулись, когда первые солнечные лучи уже упали на задние колеса. И только отъехав от границы километров на пятьдесят, измотанные дорогой клукеры остановились возле небольшой речки и спали на траве до самого ланча.

Лишь на следующий день, благополучно избегнув дорожных проверок и досмотров, друзья добрались до города Валинтина — "восточной столицы" Галидийского государства.

* * *

Несмотря на то, что галиды разговаривают на другом, совершенно отличном от мортского, языке, между клукерами Галидии и Бармы никогда не прекращались близкие дружеские контакты. Забивая на границы, группы молодежи перемещались между лагерями и коммунами, полиция традиционно закрывала на это глаза, покуда иностранцы не начинали творить беспредел и заниматься откровенной контрабандой. И порядки в усадьбе, которая приняла пассажиров "Большого провала", мало отличались от традиций Вольной Керки.

Больше недели друзья предавались вязкому безделью. Вечерами, переименовав группу и сменив репертуар, устраивали "квартирники" чтобы заработать себе на еду. Концерты "для своих" не вызывали широкого резонанса и, теоретически, никак не должны были привлечь внимание людей с Камы. Порою, совершались пешие вылазки в центр города. В одну из таких экскурсий Михаил потратил свои скудные сбережения на билеты и сводил доставшую его намёками Бисер в зоосад.

Звери альтернативной реальности, вопреки иррациональным опасениям Степанчикова, не отличались от заключенных дефолтных зоопарков. Бегемот разевал пасть, как это и положено бегемоту. Совершенно обычные макаки швырялись в посетителей совершенно обычными объедками. Угрюмо бродили по вольерам родные волки, росомахи и лисицы. К счастью, девушка не стала долго смотреть, как изнывают от поволжской жары белые медведи. Лисёнок привела Степанчикова в птичник, к своим любимым экзотическими попугаям. Кота же в первую очередь заинтересовали огромные вольеры с двойным рядом решеток.

В первой клетке прогуливался настоящий динозавр — существо с массивными, достойными русской избы куриными ногами, грязно-коричневым туловом без всякого намёка на крылья и двухметровой шеей, которая оканчивалась непропорционально маленькой для масштаба чудовища клювастой головой. Голова издавала крики, сравнимые по своему воздействию на слух со царапанием стекла, посетители в этот момент шарахались от ограждения и прижимали к себе детей. Степанчиков быстро сообразил, что гости зоопарка не интересуют монстра в качестве пищи: тварь щипала листья с подвешенной на прутья ветки или наклонялась к корыту с фруктами.

Зато принадлежность к хищникам птицы, сидевшей в вольере напротив, не вызывала сомнений. Когти гигантского орла могли свободно сомкнуться на водосточной трубе, могучий загнутый клюв — разорвать эту самую трубу на мелкие клочки металла. Рядом содержались пернатые поменьше: родня четырехметрового динозавра, пингвины с хохолками, ужасающих размеров гуси и забавная, знакомая по каким-то картинкам шарообразная птичка с длинным клювом. Сначала Степанчиков вспомнил мохнатый плод с зеленой мякотью, затем пришло и название самой птицы: киви.

— Ручпи — подозвал Кань подругу. — Лисице положено разбираться в птицах. Что всё это значит? Откуда эти монстры???

— Как откуда? С Нового Готланда и Новой Зеландии. Ты что, не читал "Остров адских птиц"?

— Нет, я ж тебе говорил...

— Ой, да...

— А о чем книга?

— Ну, капитан Врангель заблудился по-пути в Южную Бирку и разбился на неизвестном острове, где не было ни зверей, ни людей, зато бродили гигантские птицы. Датчане построили там селение и верфь, а потом приплыли баски и началась война. В конце концов, Врангель сумел захватить вражеский галеон и добраться до континента, а главного злодея растоптал вот этот элефантовый страус. Моя мама бывала в Новом Висбю...

— Спасибо, Бисер. Пойдем отсюда, мне не уютно среди животных в клетках, сразу примеряю на себя.

— Пойдем.

* * *

Тем же вечером Степанчикову довелось второй раз за весь срок пребывания в Мире Вандальского Корня посмотреть телевизор. Теперь Михаил столкнулся с галидийским языковым барьером, но сейчас у него было достаточно добровольных переводчиков. Клукеры обращали внимание Каня на то, что находили занятным сами. Живое обсуждение вызвали новости о жестоком разгоне студенческой демонстрации в Архиепископстве Орегон, аплодисменты — возвращение очередной орбитальной экспедиции, когда капитан показался в кадре с плетёным полурукавом. Репортаж из какого-то приморского города, напротив, был дружно осмеян. Здесь товарищи снизошли до подробного объяснения.

В столице Лидии проходили торжества по случаю открытия памятника лидийскому царю Крёзу. В этом не было бы ничего удивительного, но два государства разделяли две с половиной тысячи лет и столько же гаков. Одна Лидия некогда существовала в Малой Азии, а другая ныне ограничивалась Восточной Балтикой. Десять лет назад, когда к власти в Пилезе пришли националисты, они принялись придумывать народу новую историю. Лидийцы объявлялись истинными предками всех балтов, кельтов, германцев, эллинов, персов и делийцев. Их язык — древнейшим языком мира, которому санскрит приходится всего лишь внучатым племянником. Лидийцы изобрели колесо, телегу, парус и электричество. Последнее мудрые прибалты времен Плиния и Тацита в промышленных масштабах получали благодаря огромным запасам янтаря. Южная, заблудшая ветвь лидийцев основала в ранней античности богатейшее государство, придумала золотые монеты, но её погубили происки эллино-армянского подлеца — Дельфийского Оракула. У куршей лидийцы оспаривали происхождение Лидауга-Завоевателя. Своих ближайших родственников галидицев "чистые индоевропецы" вообще не почитали за отдельный народ. Их galas — "обитатели окраины", лишь по недоразумению в десять раз превышающей в размеры "ядра".

Чем громче потешался весь мир над регулярными "открытиями" лидийских "историков", тем увереннее, заткнув глаза и уши, продолжали городить чушь "патриоты полосатого флага"

Откровенно говоря, Степанчикову были не интересны разговоры о политике. Когда клукеры забылись в жарком споре, он подмигнул Ручпи и выскользнул на улицу. Предместье Валинтина, города, основанного в день всех влюбленных на слиянии двух рек, освещали редкие фонари и частые звезды. О чем-то своём переругивались собаки, закрывали за собой калитки припозднившиеся прохожие. Сейчас для Мишки существовала только одна звезда, один голос, один человек под полным переживаний августовским небом. Вот прозвучали аккуратные шаги, вот рука легла на плетеный рукав, вот вторая рука коснулась его запястья, и счастливый пришелец улетел...

Полёт продолжался меньше секунды и окончился на разрыхленной грядке. Нос уткнулся в вонючую тряпку. Руки пронзала боль — их вдохновенно выкручивали. Степанчиков хотел закричать, да забыл, как это делается. Он, конечно, сразу вспомнил и вопил тревогу что было сил, но друзья не слышали его, потому что орал Кань уже в наркотическом сне. Какой-то человек посветил в лицо бесчувственному Степанчикову фонариком. "Тот?" "Тот" — раздалось в ответ. "Легко. А говорили, что боевой..."

* * *

Пришелец проснулся от резкого запаха сунутой под нос нашатырки. "Живой, живой, очухается!". Говорили скрипучим голосом и по-мортски. На глаза обладатель сорванных связок не появился, зато через минуту в поле зрения синхронно возникли две человеческие фигуры со стаканами воды. Рты слаженно произнесли: "Добрый день! Я очень извиняюсь за своих галидийских друзей. Они не так истолковали мою просьбу". Близнецы общались с Михаилом на другом языке, но до Степанчикова тут же дошел смысл фразы. Русский!

Постепенно два собеседника слились в одного мужчину лет тридцати пяти.

— Меня зовут Валерий. Я искал Вас, чтобы отправить домой. Это моя задача — возвращать таких, как Вы. И там, и тут прошел целый месяц, Вас все потеряли!

— Я в Чайковском? — ошарашенный появлением соотечественника Степанчиков забыл про обиды.

— И да, и нет. Вы в Тусяпукаре, в том городе, где находятся Ворота.

— И Вы просто так отпустите меня? Я могу идти?

— Конечно. Вас никто не держит. Я даже провожу до Стрижухи — обидно так долго Вас, Михаил, искать и так скоро расставаться.

— Вы не боитесь, что я рассказал кому-нибудь о своём происхождении? Что будет с остальными?

— Ничего не будет. И огласки не будет — Вы не оригинальны. У клукеров каждый третий разговаривает с космосом, каждого пятого похищали инопланетяне, каждый восьмой путешествовал во времени, из них половина продолжает путешествовать регулярно.

— Это Ваши друзья пытали обо мне в Сылве и на Белой Парме?

— На Белой Парме был я, Вольную Керку брала полиция и разведка. Полиция, кстати, уже нашла Ваш самоубившийся труп и успокоилась. Ваши знакомые могут смело возвращаться в Барму.

— Я могу послать им весточку? Написать письмо?

— Пожалуйста! Вот бумага и конверт.

Через два часа пришелец, не отправлявший бумажных писем уже десять лет, закончил тяжелое послание Бисер, а затем на отдельном листе чиркнул прощальные пару строк для Пянтега, Трасамунда, Кудыма, Онка и Настук.

— Я готов. Только... У Вас не найдётся нормальной одежды? Как я пойду в этом по Чайковскому? Еще и землёй запачкано.

— Наверное, будет. Да. Это — пойдет?

— Штаны, безрукавка... Советские еще? Пойдёт!

На получасовом пути к порталу Кот старался дышать глубже и ловить каждый оставшийся момент в мире, что едва не сделал его счастливым. Последняя прогулка превратилась в медитацию. Михаил не слышал Валерия, на автомате перешагивал через корни и взбирался на бордюры. В действительность пришельца смог вернуть только ощутимый толчок спутника.

— Подожди, сейчас включу... — Валерий проделывал какие-то манипуляции с расческой.

Степанчиков увидел перед собой две березки и куст можжевельника. Поколебался пять секунд и твердо заявил.

— Не включай, я остаюсь.

Кань развернулся и, не обращая ровно никакого внимания на крики своего благодетеля, зашагал вниз. Валерий не мог противопоставить этой решимости ничего. Провожатый встал лицом к порталу, коснулся трех зубчиков, из парикмахерского прибора вырвался узкий луч и ушел в пустоту ворот. Через пять минут возле можжевельника на ходу материализовались два человека азиатской наружности и, перекинувшись с агентом парой фраз, бросились по следам отказника.

Степанчиков опять не увидел своих похитителей. Всё, что он успел воспринять — тихий хлопок, дикая боль в во всем теле, которое надолго, но не навсегда милосердно покидало сознание. Азиаты взяли молодого человека за руки и за ноги и, матерясь на чересчур резвую жертву, потащили добычу обратно наверх.

Тайна Ворот была в надежных руках.

Глава 21.

Попавшийся в сеть.

Потому что искусство поэзии требует слов,

я — один из глухих, облысевших, угрюмых послов

Второсортной державы, связавшейся с этой.

Иосиф Бродский.

Из скрытых обсуждений в подворотне*(аллюзия на "ворота Цзи" — место дискуссий интеллектуалов в древнем царстве Ци) сообщества "Выдумщики"

24 июля* (для облегчения восприятия даты даны по календарю дефолтного мира)

Лада Еловая Шишка:

Рано радовались.

Информации мешок, а считали три зернышка. Этот гад оказался ниппелем, да еще и хрупким. Где он сейчас — точно не знаю. Может быть, уже у воротоиспытателей.

Нефритовый Стержень:

Так засуньте еще раз в съемник.

Конь Бодливый:

Нельзя, испортится.

Нефритовый Стержень:

Испортится — пауки новый приплетут.

Конь Бодливый:

Ходок испортится, а не съемник. Нельзя.

Лада Еловая Шишка to Нефритовый Стержень:

Я те покажу: "В съемник!" Твою голову потом пришивать ему будем?

Змей to Еловая Шишка:

У Нефритового Стержня? Голову??? Ха-ха...

Барабуля:

Продаются билеты в смотровую. Всего десять мест.

Конь Бодливый to все:

Не загрязняйте инфосферу, модератор учует.

Конь Бодливый to Лада Еловая Шишка:

Не в курсе, когда выложат расшифровки? Я в последний раз образы давал год назад, из них половину забраковали.

Змей:

Присоединяюсь к Бодливому. Когда? Из пальца уже помпой ничего не вытянуть.

Лада Еловая Шишка:

Начнут выкладывать завтра, там немного. У меня у самой было много планов, но придётся выкручиваться как-то по-другому. Послезавтра пойду на тренинг, дают курсы мышления по какому-то древнегреческому мастеру.

И объясняю для тех, кто из камня: после съёма заворотника еле включили, нейролога, который забыл проверить арабскую функцию, забанили в сообществе на полгода. Далеко не факт, что пациента смогут восстановить за ближайшую неделю, поэтому оставьте надежду на повторное считывание. В лучшем случае, мы сможем поговорить с ним и заставить вспомнить всё вкусное. В худшем — про наши махинации узнают двереведы, заберут тело, а затем настучат курмоду сплетения и дальше — в Центр. Пауки в Центре заморачиваться не будут, война на носу. Так что помните про пальчики и про язык.

Барабуля:

Если пауки озабочены войной, то заворотник — наш. 105-стаб — довольно развитый мир. Мы достанем из гостя инфу про тактику, стратегию, оружие — и в штаб, пусть обрабатывают . Нас простят и похвалят за инициативу, а двереведам — косяк от Ворот, обойдутся.

Неудержимый Дабаохи to Барабуля:

У тебя какое-то странное представление об армии.

Любой из сообщников в обычном мыслегоне может выдать больше полезных штабу идей, чем десяток заворотников с известных миров. Мы-то имеем знание, какой будет если не будущая, то хотя бы прошедшая война. В известных нам мирах ничего подобного нет и не предвидится. Деятельность воротоиспытателей сейчас гораздо полезней Центру, чем ваши творческие потуги и воровство образов.

Барабуля to Неудержимый Дабаохи:

Ты не прав, есть шанс на ценную находку. Сестенции Сунь Цзы, например, могут быть применены в любую эпоху, в любую войну. И не только в войну.

Неудержимый Дабаохи to Барабуля:

Абсолютно согласен. И могут, и применяются. К счастью, труд Сунь Цзы нам уже известен, он завершен, нет необходимости переводить "Искусство Войны" с очередного иномирянского языка.

Манег Гуо:

Вы в курсе, что многоуважаемые двереведы сейчас очень интересуются миром 105-стаб? Проказник рассказал, от себя ничего не добавляю.

Наш курирующий модератор крайне обеспокоен случившейся там спонтанной утечкой, а ученые, как обычно, не шевелились. В конце концов, курмод их додавил: позавчера на разведку в 105-стаб через Ворота на Каме отправили агента-аборигена. Вчера туда ушли дабао и — что бы вы думали — сразу огребли по полной программе. Было боестолкновение с местными — агента вытащить смогли, ушли сами, но оставили иглы, труп и несколько свидетелей в твердой памяти. Кроме того, орлы наши засекли одного меченого. Засекли и упустили, дилетанты. Еще, как минимум, один человек из 105-стаб находится не здесь и не дома.

Ой, не хотел бы я сейчас быть под аккаунтом модератора воротоиспытателей! Им не до нас сейчас, точно!

Манег Гуо:

Маленькое уточнение по номенклатуре: 105-стаб отождествили с потерянным миром 51-стаб.

Нефритовый Стержень:

Бездари, сами виноваты! Вот заворотника им теперь обратно не отправить, мир провален, значит, делаем с гостем что хотим. Может, сунем таки в съемник по второму разу? Тело Аллеман пристроит.

Лада Еловая Шишка:

Давайте вместо заворотника сунем в съемник Стержня раз пять-шесть? Вдруг найдём у него мысль или две?

Барабуля:

Только для взрослых! Билеты в лабораторию на эротический сеанс!

Красный:

Забаню! Сами знаете кого.

Лада Еловая Шишка:

Имеет смысл подождать новостей от медиков и расшифровок от техников. Я поспрашиваю знакомых, что случилось у воротоиспытателей. А пока спокойной ночи.

Из аналитической записки по результатам скрытого мониторинга

25 июля.

Совету модераторов сплетения "Ворота".

<...> Особое внимание следует уделить вопиющим нарушениям в сообществе Выдумщиков, так как дело напрямую касается недавнего провала операции дабао. Шесть дней назад, сговорившись с одним из лаборантов Камских Ворот, выдумщики, в тайне от ученых, сумели заполучить уроженца мира 51-стаб, молодого мужчину по имени Алексей Песчанников.

Судя по всему, агент из мира 35-стаб предупредил Камский узел о намерении ходока в очередной раз шагнуть в Ворота. Лаборанты, в отсутствии Привратников, приняли сигнал и на короткое время сумели наладить односторонний канал из 35-стаб к нам. Заполучив заворотника и поместив его в санитарный блок, обслуживающий персонал Камского Центра, вопреки правилам, не уведомил сообщество воротоиспытателей, а вступил в сговор с выдумщиками. После стандартной трехдневной процедуры биоцида и вакцинации гостя вывезли с Камы и передали в неустановленную нейроклинику (предположительно — узел Нюдин), чтобы провести нелегальную процедуру съема.

Нейрологи сообщества проявили непростительный дилетантизм: забыв сделать обязательные для осужденных тесты, они нанесли серьезный ущерб здоровью нашего гостя. Пациент не погиб лишь по счастливой случайности. Можно с уверенностью утверждать, что Алексей является "ниппелем", и залезть к нему в голову, не убив мозг и организм, на данном уровне развития науки представляется невозможным.

Сообщество "Воротоиспытатели" не знает о махинациях выдумщиков, хотя и подозревает последних в нечистой игре.

Противоправные действия выдумщиков мотивируются как их застарелым конфликтом с "двереведами", так и пренебрежением ученых к участникам партнерского сообщества.

В краткосрочной перспективе выдумщики откажутся от активных действий, дожидаясь выздоровления своего пленника.

В среднесрочной перспективе выдумщики примут повторную попытку считывания, что приведет к смерти иномирянина. Очень вероятна утечка информации и огласка преступных действий в среде ученых. А это, в свою очередь, увеличит напряженность между двумя сообществами, затормозит исследования, снизит уровень доверия и лояльности воротоиспытателей к лидерам Сети.

Предлагаю немедленно передать Алексея Песчанникова ученым для плановых исследований и возвращению заворотника в родной мир.

Предлагаю наказать лиц, непосредственно участвовавших в похищении иномирянина и наложить санкции на сообщество "Выдумщики", вплоть до его полного исключения из сплетения "Ворота".

Предлагаю довести информацию о произошедшем в Камском центре до актива сообщества воротоиспытателей, настоять на замене персонала центра и принятии мер по повышению внутренней лояльности участников.

Предлагаю усилить контроль над сплетением "Ворота".

Из резолюции главы совета модераторов сплетения "Ворота".

25 июля.

<...> Ничего не предпринимать. До ученых не доводить.

Выдумщики серьезно подрастеряли свой задор, но "двереведы" не демонстрировали ничего нового уже лет пять. Может быть, заворотник встряхнет сообщество и поможет выдумщикам преодолеть кризис. Нам сейчас как никогда нужны их свежие идеи и яркие образы.

Из скрытых обсуждений в подворотне сообщества Выдумщики.

26 июля.

Манег Гуо:

У двереведов сегодня праздник — дабао вытащили из какого-то стабильного мира нового ходока. Это девчонка, ровесница нашего заворотника. Сейчас сидит в санитарке на Камском узле. Это не подруга нашему? Опасно, сообщники, опасно. Дева расскажет про второго, его начнут искать еще сильней и, не предскажи пророк, найдут.

Кстати, от медиков нет сообщений?

Манег Гуо:

Ложная тревога. Заворотница нестабильная.

Лада Еловая Шишка to Манег Гуо

Нет, еще не оклемался.

Барабуля:

Забавная у нас история получается, неплохой сюжет, успевай только запоминать. Никто ведь еще не описывал такое?

Красный to Барабуля:

Было уже всё. Сун Ай писал, Ли Тар Ку посмотрите. У нас в старой подворотне три раза пытались отыграть.

Барабуля:

Естественно, пришел Красный и всех обломал...

28 июля.

Лада Еловая Шишка:

Заворотник почти оклемался. Врачи сдадут нам его сутки, можем перевозить в Мосик. У меня вопрос: в сплетении известен язык иномирянина? Если да, то кто будет его учить?

Неудержимый Дабаохи to Еловая Шишка:

Алексей Песчанников говорит на русском языке 51 из русской-бурой межмировой группы. Владеющие им заворотники оттуда уже попадали в распоряжение сплетения, в открытом доступе есть самоучитель, записи разговоров и базовый словарь.

Я занимаюсь языком уже четвертый день. Наверное, смогу с ним поговорить.

Лада Еловая Шишка to Неудержимый Дабаохи:

Спасибо, это очень хорошая новость! Мой субъязык — залесский, восточнославянская ветвь. Очень вероятно, что мы сможем понять друг друга.

Змей to Лада Еловая Шишка:

Мы не пустим тебя к Алексею, пока не пообещаешь выучить его цубонафу. Нас триста человек в сообществе, а заворотник один. Пусть говорит по-нашему! Никакой шишкиной монополии на иномирянина не будет!

Из письма Лады Ли Камак Ай.

5 августа.

<...> На выставку не пойду, в последнюю неделю меня целиком занимает работа в сообществе и один молодой человек. Нет, это вовсе не то, что ты подумала. Я про того самого заворотника, которого ты наблюдала после неудачного съема — Алексея Песчанникова. Я лучше всего понимаю его из всех наших, хотя и Дзюн очень старается. Дзюн учит русский меньше двух недель, а меня мама пристрастила к залесскому с детства. Помнишь наше сообщество "Клязьминский Кремль", название которого ты никак не могла выговорить? Алексей способный, со мной он заговорит на цубонафе быстрее, чем Дзюн по-иномирянски.

Сообщники постоянно задают мне вопросы, я составляю из них длинный список перед тем, как идти к заворотнику. Над некоторыми он смеётся, говорит — что "не помнит такие мелочи" или "Это было давно и неправда". На другие отвечает, хотя и недоумевает, зачем его ответы кому-то понадобились. Я могу понять нашего невольного гостя: дураки за съемной машиной вытащили из него кучу образов, не обращая внимания на сектора памяти. Это даже не паззл, а попытка восстановить Великую Лоянскую библиотеку по сотне случайных обгоревших листочков. Знаешь, я сама долго смущалась, когда Манег велел мне уточнить и дополнить для своей группы его образ про наше, женское. Оказалось, Алексей знает о гигиенических прокладках из телерекламы — напрягшись, рассказал мне и сюжеты видеороликов, и слоганы. А потом еще, ты не поверишь, добавил про тампоны. Мы там вместе краснели и смеялись. Теперь больше понимаю чудиков-двереведов, которые всеми силами пытаются оградить наш мир от контакта с реальностями за Воротами. Если попасть в страну, где так по-варварски пользуются рекламой, можно сойти с ума.

Не могу, поделюсь идеей! Уж ты не украдёшь. Я придумала сюжет про человека из Новошаньского сплетения, выдумщика-маркетолога, который попадает в мир на подобие 51-стаб и рассказывает аборигенам об адресной рекламе, о промежуточном акцепторе... В конце концов он построит там свою сеть и эта сеть станет самой могущественной на планете. Знаю, знаю, мода на такую фантастику давно схлынула, но тогда тем более нужно попробовать. Моё чудо недавно заявило, что "всё новое — это хорошо забытое старое". Он просто кладезь всяких слоганов и афоризмов.

Я написала про вопросы сообщников? Да, написала. (Никак не могу отделаться от чатовских привычек). Заворотник тоже задаёт мне вопросы — про нашу историю, про наш быт, про сети, про Ворота и про войны. Я ощущаю себя какой-то дурочкой в этот момент... Я брала совершенно другие курсы. Могу в достаточной степени просветить его про Залесье, про историю территорий и сообществ вокруг, по нынешней политической ситуации. В политике он как ребенок, который воспринял много популярных исторических тем, но совсем не знает новостей. По-моему, он до сих пор не понимает сути межсетевой борьбы, всё время пытается свести разговор к территориальным и культурным сообществам. Ну как ему всё объяснить?!

Или вот буквально вчера: "Почему ты называешь себя залесянкой, хотя сама выглядишь, как китаянка?" — "Китайцами" в его мире зовутся люди, которые живут в единой империи на берегах Янцзы и Хуанхэ, наподобие государства Чжоу. Там где-то и находятся корни отличия 51-стаб от нашей реальности. Сначала я заметила, что он знает Кун Цзы, Лао Цзы, Чжуан Цзы, но впервые слышит имена Ян Cяо и Ле Цзы. Тогда Алексей рассказал мне всю историю Срединного мира его реальности. У них царство Цинь 2250 лет назад победило все остальные и прекратило эпоху Джаньго. Жаль что среди выдумщиков нету циньских патриотов — вот бы они "порадовались" когда узнали, что благодаря победе их ненаглядного Ин Чжена*(Настоящее имя императора Цинь Шихуанди. — авт.) прогресс человечества замедлился, и на планете пять веков господствовали белые европейцы! В общем, про современный подход к историческим культурам я втолковывала и так, и этак. Получилось, осознал. Я усвоила новое русское слово — знаешь, зачем я выбрала залесянцев а ты — сиу, зачем мы учим их языки, сказки и песни — "по приколу"!

Всех приятностей, милая Камак! Я засыпаю над столом, не могу ни диктовать, ни набивать. Завтра будем учить времена цубонафа.

Твоя Еловая Шишка.

Из письма Камак Ай Ладе Ли.

7 августа.

<...> Ты жалуешься на чатовские привычки, но у тебя прекрасно получается, а я совсем отчаялась найти стиль. Отправлять длинные письма — это так красиво и интересно! Слышала, некоторые даже пишут их от руки и складывают в настоящие конверты. Жаль, что мода, как обычно, успеет поменяться раньше, чем я стану твердо держать перо и сочинять также красиво, как делали двести лет назад.

Молодой человек, о котором ты так вдохновенно говоришь, доставил моему узлу гораздо больше проблем, чем тебе. Если его похищение и пытки (а иначе я не могу это назвать) раскроются, то очень многие из френдов навсегда потеряют право состоять в медицинских сообществах и группах. И решаются твои проблемы гораздо проще. Сначала некоторые вещи должна осознать ты, а затем уяснит и твой питомец.

Сети — знаешь, наверное — возникли в рамках вертикальных структур — старых государств. Еще для наших с тобой бабушки и дедушки помнят те времена, когда сообщества формировались не по интересам, а по принципу совместного проживания на одной территории. Посмотри плоские фильмы про детей — там несчастных учеников собирают в абсолютно разнородную группу, держат вместе по нескольку часов и — всем одинаково — вбивают в головы одну и ту же информацию. Рассказ Алексея про рекламу "для всех" меня совсем не удивил. Также строилось и управление людьми — чиновники избирались или назначались в определенных географических границах. Но вот усовершенствовалась связь, появилась Инфосфера — люди стали пренебрегать расстояниями и общаться с теми, кто им близок и интересен. Выяснилось, что управлять такими группами значительно легче, чем территориальными единицами, а конфликты — постоянные спутники человечества — становятся менее разрушительными.

Несколько крупнейших коммерческих корпораций — "нервных узлов" информационной сети — стали соперничать с государствами. Государства пытались приспособить сети под себя, модернизировать свои институты, вводить "сетевую демократию" и "электронные правительства" — тщетно, граждане просто не обращали на их потуги никакого внимания. Современная политическая система выросла не из заседаний парламентов в Инфосфере, а из "второй реальности" — ролевых игр, в которых виртуальные персонажи жителей планеты, презирая границы, вместе вели другую жизнь. В виртуальном пространстве складывались группы и сообщества, проводились первые выборы модераторов. Политическая система появлялась даже в тех играх, где люди присутствовали в роли мифических монстров — её вводили сами авторы, чтобы игроки сильнее вовлекались в сказочный мир и сохраняли эмоциональную привязанность к проекту. Одновременно происходило переплетение "настоящей" и "ненастоящей" экономик. В конце концов, старые государства тихо ушли в тень, сохранились как живые экспонаты исторического музея, как хобби для тех, кому интересно играть в президентов и министров. Вряд ли государства вообще окажут какое-либо влияние на будущую войну.

Твой иномирянин, скорее всего, возразит: "А как же хлеб на полях, нефть, уголь и металлы в недрах? Как же заводы? Ведь именно они составляют основу благополучия государства! Мол, сталь в Инфосфере не плавят"

А ты ответишь ему так: вот уже пятьдесят лет как производство символов, образов, смыслов, идей задвинуло производство вещей на задний план. В создании материальных товаров и услуг сейчас задействованы автоматы и не более 10% трудящихся. (Я, конечно, имею ввиду развитый мир, а не всякие там Бургундии и Бурунди). Остальные творят и обрабатывают информацию. Успешным становится то сообщество, которое придумывает больше и качественней. От государств отказались потому, что они по самой своей природе тормозили творческий процесс и делали своё население неконкурентноспособным.

Ой, я увлеклась. Ты ведь тоже выдумщица, тебе ли этого не знать...

Лада, мне никогда не научиться писать письма! Какой-то учебник выходит, а не разговор. Я пошла в Инфосферу, а ты будь хорошей учительницей и не теряй голову, я тебя знаю...

Чуть не забыла! Я завела котёнка! Алтаец! Такой лапочка... Даже не вериться, что его предки выцарапывали глаза бенгальским слонам и бросались на морды германских коней.

Твоя Камак.

Из скрытых обсуждений в подворотне сообщества Выдумщики.

7 августа.

Барабуля to Лада Еловая Шишка

Меня интересует гигантский шагающий танк из тридцатого фрагмента. Его технические характеристики, энергоустановка, вооружение, броня. Действительно ли область применения машины ограничивается арктическими широтами, или они запускают эти четвероногие громадины на любой твердый грунт? Пусть расскажет про тактику боёв — какие задачи перед такими штуками ставят? Что будет, если шагающий танк атакует летающая бочка на колесах из фрагмента 68? В общем, вноси в список и не позволяй ему игнорировать мои вопросы.

Неудержимый Дабаохи to Барабуля:

Ты опять за своё... Ну с кем ты собрался на этом танке воевать? С иносетянскими дабао в соседнем квартале? Или пошагаешь давить Мэнцовский центр? Бронедивизиями сражаются за территорию, а не за эфир. Успокойся уже.

Барабуля to Неудержимый Дабаохи:

Почему ты так уверен в том, что нам предстоит пережить именно межсетевую войну? Да, человеческий ресурс на планете уже поделен. Да, накопились противоречия. Но у нас же есть Ворота! Я вот не сомневаюсь, что двереведы давно научились устанавливать между мирами стабильные, безопасные и долговременные каналы. Только они никому об этом не говорят — то ли из вредности, то ли хотят сами почерпнуть из заворотных информационных потоков, то ли продались, сволочи, другой сети. Вот когда совсем прижмут обстоятельства, Центр как следует надавит на ученых — и выяснится, что у нас есть десятки и сотни нетронутых реальностей для экспансии. Естественно, приоритетными будут миры с развитой инфраструктурой, вроде 51-стаб. Вот там-то как раз и пригодятся танки.

Манег Гуо to Барабуля:

До танков дела не дойдет — достаточно будет послать за Ворота десяток гриппозных сообщников. Наши болезни развивались вместе с нами, наши микробы не лечатся их примитивными лекарствами. Там есть миры, где даже антибиотиков не знают...

Из письма Лады Ли Камак Ай.

9 августа.

Драгоценная Камак!

Я вся сгораю от зависти — тоже мечтаю об алтайском котике, но, сама понимаешь, мне нельзя. Воспитывай его в строгости, чтобы кобылы и слонихи, которыми так изобилуют наши сообщества, держались от твоего дома подальше!

Язык у Алексея продвигается семимильными шагами. Он уже научился писать, он говорит, что цубонаф очень простой и логичный. Представь себе, на его Земле в Срединном мире до сих пор пользуются иероглифами! Это, конечно, очень забавно и мило, ежедневно пользоваться символами, которыми записаны трактаты великих учителей древности — но как непрактично!

Я стала разбираться в оружии. Барабуля отсмотрел все фрагменты и постоянно присылает мне новые вопросы. Я бы на месте пришельца поостереглась раскрывать секреты обороны родного мира, но наш гость молчал недолго. Судя по тому, что я услышала, им просто нечего боятся. У них есть шагающие танки с лучевыми пушками и метровой бронёй, индивидуальные летательные аппараты с возможностью выхода в безвоздушное пространство, "транклюкаторы", которыми, не прибегая к ядерным бомбардировкам, можно превратить планету в безжизненный и безвоздушный шарик. Не мудрено, что наши дабао так опозорились в 51-стаб. Им повезло, что вообще остались живы.

Ты хорошо просветила меня насчет сетей и государств, мой подопечный очень доволен объяснением, хотя и сильно удивлён. Теперь он снова зациклился на культуре и самоидентификации, укоряет нашу систему в том, что мы отказались от своих корней... <...>

Из письма Камак Ай Ладе Ли

10 августа.

Милая подруга! Мне приятно читать твои слова, хотя ты явно переоцениваешь мои способности к объяснению. Пока тебя устраивает этот уровень, я всегда готова тебе помочь, но для более серьезных ответов тебе лучше обращаться в специализированные сообщества.

Наши предки очень часто сравнивали культуры своих народов с могучими деревьями, корни которых -язык, религия, фольклор, традиции — уходят глубоко в почву и черпают из нее свои силы. Если твой подопечный заговорил про корни, значит и он имеет о культуре такое же представление. Я воспользуюсь этой аналогией и раскрою тебе, Лада, один любопытный факт.

Мы все удивляемся, насколько красив и разнообразен лес, какое обилие милых животных обитает под его сводами. Особенно, если это не наша жиденькая заокская тайга, а сельва на экваторе. По сравнению с лесом степи кажутся скучными и однообразными. Так вот: травянистые равнины гораздо продуктивнее леса. Слоны, носороги, жирафы, огромные стада антилоп и зебр в африканских заповедниках живут в саванне, за год целиком выедая ее по нескольку раз. А травы — удивительные организмы — принимают навоз и тут же поднимаются вновь, еще гуще и сочнее. Жизни в поле немного, тонкий слой зелени и перегноя, но она очень быстро обращается и бурлит, как вода на огне или сообщество перед выборами модератора. Что более всего напоминает тебе Инфосферу: роща, где деревья-великаны сотни лет не пропускают к земле солнечный свет, или кипящий мир недолговечных, сплетенных корнями трав? Однообразие степи тоже обманчиво. Если нужны цифры, спроси у ботаников и зоологов, сколько сотен видов живого они могут насчитать на одном квадратном жане заповедника.

Эпоха национальных культур уходит в прошлое. Они еще стоят кое-где — величавые, высокие, необъятные... и сухие. Их голые ветви больше не заслоняют солнце новой жизни. Их опавшая листва дала пищу тысячам злаков — группам и сообществам сети. Деревья жалко, но их уже не воскресишь, как бы того не хотелось ретроградам. Близким тебе Залесьем занимается больше сотни больших групп, но у каждого сообщества это Залесье — своё. Языческое, христианское, славянское, мерянское, единое или раздробленное... Вместо воспроизведения исторической культуры вы получаете несколько десятков новых субкультур и вплетаетесь в пёстрый ковёр инфосферы.

Чтобы создать условия для возрождения великих культур, следует многократно замедлить темп жизни и перекрыть большую часть информационных потоков, отбросить человечество на сто-двести лет назад. По мне уж лучше сразу обработать планету тем самым "транклюкатором"

<...>

Короткое сообщение Камак Ай Ладе Ли

13 августа.

Вы там совсем иномирян за людей не считаете, живодёры-креативщики?

Ваши сообщники только что предлагали вернуть заворотника к нам в лабораторию и считать его по лоянскому методу. Образы снимут, а пациент, теперь уже неизбежно, умрёт. Зав. отказался, выдумщики ищут другое оборудование, вариантов у них много. Попрощайся с Алексеем, если он еще с тобой.

Из скрытых обсуждений в подворотне сообщества Выдумщики.

14 августа.

Неудержимый Дабаохи:

Предатели! Какая тварь проболталась ученым? Кому выдрать язык и пришить вместо него собственные шустрые пальчики?

Барабуля to Неудержимый Дабаохи

Слов не хватает...

Змей to Неудержимый Дабаохи:

А что случилось то?

Неудержимый Дабаохи to Змей:

Смотри соседний дворик. Заворотника у нас забрали.

Нефритовый Стержень:

Быстрее нужно было решаться. Гуманисты! Индуисты чернозадые!

Манег Гуо:

Мне вот тут флейта наиграла, что сегодня у двереведов видели Еловую Шишку. За какие, интересно, заслуги ученые взяли её в сообщество и оставили при заворотнике?

Неудержимый Дабаохи to Манег Гуо:

Вопрос риторический.

Барабуля:

Я сейчас всё выскажу...

Красный to Барабуля:

Сегодня можно. Всё равно закроют теперь, ... ... ...!

Короткое сообщение Лады Ли Камак Ай.

15 августа.

Драгоценная Камак! Как я счастлива, что вокруг меня еще остались понимающие и любящие люди! Ты — вестница, и заворотник Алексей, с которым теперь всё будет хорошо. Воротоиспытатели обследуют его и отправят в колонию, а до этого момента я продолжу заниматься с ним языком и буду работать переводчиком. Мы живем в основном здании исследовательского узла, там, где Мусикинские Ворота.

Для выдумщиков — для всех, кого считала друзьями — я теперь, в лучшем случае, пустое место и ругательная мембрана. Ну и Вий с ними.

Подруга, несмотря на твои призывы, я всё-таки потеряла голову...

Глава 22.

Голова на карантине.

— Постой, а карантин!

Ведь в нашей стороне индейская зараза.

Сиди, как у ворот угрюмого Кавказа,

Бывало, сиживал покорный твой слуга;

Что, брат? уж не трунишь, тоска берёт — ага!

А.С.Пушкин. Болдино, 1830.

Четвертое утро в новом мире для Светланы началось как и остальные три. Спокойное, самостоятельное пробуждение, потягивание, выключатель, короткая зарядка, какую она привыкла делать дома. Путь к "раковине", где хитрое устройство само полоскало ей рот приятной, но чуть раздражающей слизистые оболочки жидкостью. Маленькая щетка с моторчиком проходилась по зубам, которые с каждым разом всё более и более возвращали свои белизну и блеск.

Была душевая, в которой молодую путешественницу по мирам поливали тем же щиплющим раствором, но не было полотенец, зато присутствовала вентиляторная, где тело обдувалось тёплым, с каким-то "больничным" ароматом воздухом. Увы, как Света ни пыталась затянуть процесс, гигиена всё равно съедала не больше часа из бесконечного скучного дня. Включение душа, судя по всему, служило для хозяев сигналом к приготовлению завтрака. Он появлялся за дверкой маленького воздушного шлюза — тёплый, сытный, но однородно-неаппетитный, даже больше того — невкусный. Процесс поглощения пищи Лугова тоже протянуть не могла — когда пюре остывало, то становилось и вовсе несъедобным. Возможно, это "портились" подмешанные в еду лекарства.

Светлана не держала зла на своих спасителей и тюремщиков. Сразу после того, как пара брутальных азиатских мужчин отбила девушку из рук ирландской мафии и провела через портал, некто в одноразовом защитном костюме и с маской на лице со страшным акцентом задал несколько вопросов о товарищах странницы, о её родной стране, столице и правительстве. Девушка ответила, но друзей не выдала, заявив, что нашла портал сама. Прикрыв глаза, маска, как по написанному, проговорил: "Мы вышлем вам обратно в родной мир, но есть некоторые технические проблемы. Все время, пока мы решаем эти проблемы, вам не придется сидеть в помещении, вы должны быть через карантин и вакцинация". Человек, что демонстративно приравнял Лугову к биологической бомбе, предложил очень странный выбор. Ведь карантин тоже представлял из себя сидение взаперти в комнате без окон и дверей. Но врач сказал: "В морг!", значит — в морг. Можно даже сказать в мембрану "Доброе утро!"

"Доброе утро такое доброе..." — с сарказмом пробормотала Света, имитируя манеру Аданэделя. Или "Доброе утро такое утро"? Тоже вопрос. Хозяева настолько не заботились о режиме, что на третьи сутки иномирянка стала терять ощущение времени. Утро — когда проснулась, ужин — перед сном, обед — где-то между. Если зайти в душ лишний раз, можно получить полдник или второй завтрак. Лугова, не лишенная аналитических способностей и оттрубившая в интеллектуальной команде Кэпа все три года, предположила, что карантин заточен на людей с самым примитивным сознанием. Теоретически, процедуры могла бы освоить даже обезьяна. О низких требованиях к развитию гостя говорила и спартанская обстановка, и отсутствие в консоли игрушек сложнее пинбола и гексаграмм. Из А следовало В, В означало С: гость из иного мира — не единичное явление, эти азиатские морды готовы принять любого пришельца, пускай он даже придет с Земли питекантропов и неадертальцев. Только зачем им, хозяевам, это нужно?

ХаЭм с Полуэльфом занимались выживанием и не отвлекались на постороннее. Алексей валялся без сознания. У Степанчикова, в это самое время как раз сидящего в Шаквинской клинике психических расстройств, было хотя бы зарешеченное окно с видом на двор и соседи по палате. Светлану предоставили самой себе — отрадой, спасавшей от безумия, было консольное го и интерактивные уроки местного языка со смешным названием "цубонаф". Первые сутки, пока Светлану "отпускало" напряжение погонь и перестрелок "Эриславии", девушке было не до языка. Вторые сутки иномирянка пыталась почерпнуть из учебника максимум местных реалий, но не преуспела: картинки изображали самые обыденные, универсальные предметы — вроде стола, стула, пищи и частей человеческого тела. Не было в памяти консоли и намеков на государственное устройство, техническое развитие и уровень культуры. На третий день бесконечные уроки показались глупыми и приелись хуже карантинной баланды. Сегодня у пленницы, явно переборщившей с дозой языка накануне, отвращение вызывал сам вид джостика и экрана. Чем, в таком случае, занять мозг?

"Свобода — рабство — оковы — тюрьма — заключение — карантин... Дедушка — семья — дом — родители — ожидание — одиночество..." — девушка попыталась поиграть в ассоциации сама с собой, быстро впала в уныние и переключилась на бесконечные "города". "Петушки-Индианополис-Самарканд-Днепропурдное-Елец... Цинцинатти..." — бредовое занятие! С трудом обнаружившийся город на "Ц" заставил вспомнить набоковское "Приглашение на казнь", что окончательно вогнало Светку в депрессию и заставило уткнуться в подушку. И как не ворочалась Лугова, как не билась кулачками о кровать, из головы не выходили ни мысли, ни слёзы.

Каждому из провинциальной компании, раскиданной теперь по параллельным мирам, приключения принесли личные прозрения. Светка, в частности, сегодня обнаружила, что завидует глубоко презираемой ею категории людей. Личностям с пустой головой, поедателям семечек и плевателям жвачек, домохозяйкам и их детям, умеющим совершенно бездумно раскладывать пасьянсы под звуки телевизора.

Есть физически развитые, гиперактивные типы, которым очень сложно усидеть без движения, которые всё время что-то притопывают, елозят, сгибают прямое и разгибают кривое — от булавки и скрепки до трубы и подковы. Есть гораздо более узкая категория граждан — беспокойные душой. Этим постоянно нужно за кого-то переживать, кого-то любить, кому-то сожалеть и помогать. А у Луговой был непоседливый мозг — благословение для знатока и проклятие для любителя "восточных практик"

Город Чайковский, как уже раз упоминалось, многократно превышал все нормы по количеству конфессий, сект, домашних групп, эзотерических школ и заезжих гуру на душу населения. Увлечение мистикой, охватившее страну в промежутке между КПСС и РПЦ, протекало на Каме особенно бурно. Возможно, виною тому были "излучения" от портала, но вероятнее всего причиной стал творческий, ищущий и неудовлетворённый унылым настоящим характер горожан, перенасыщенность общества учителями и музыкантами, так выделяющая город с семидесятых годов. Ибо первыми в "мир духовного" подались школы, училища и клубы.

Взявшие хороший старт евангелисты-харизматики обратили в свою веру половину музыкалки и еще пару тысяч неизбалованных разнообразием на духовном рынке горожан. Проповеди Виктора Баранова в зрительном зале ДК "Текстильщик", порою, затягивались на два часа. Молитвы переходили в неразборчивый бред, который сами прихожане "Церкви Иисуса Христа" называли апостольским "общением на язЫках". Внутри конфессии постоянно росли разногласия между "шведской" и "американской" ветвями, в конце концов, вылившиеся в раскол. Пасху отмечали единожды, вместе со всей страной, а Рождество — дважды: двадцать пятого, чтобы синхронно объединить молитвенные усилия с западными единоверцами, и седьмого — из солидарности с православными. Но этот абсурд уравновешивался блестящим хором (проповедь среди музработников себя полностью окупила), слажено выстраивавшимся на сцене в три ряда и без всяких микрофонов повергавшим зал в благоговейный трепет. Одаренные отпрыски певчих составляли детскую группу, выступавшую лишь по важным датам, но репетирующую от чувства собственной важности особенно упорно. Музыку и стихи заимствовали у российских и зарубежных соратников, либо писали сами, В годы, когда попса стала особенно мерзкой, эти мелодии и слова — чуть-чуть наивные, чуть-чуть "академические", чуть-чуть "эстрадные", чуть-чуть "народные" — казались настоящей отдушиной и воспитывали у младшего поколения вкус. Через воскресную школу и хор, в частности, прошел Аданэдель, что не помешало ему, в последствие, увлечься толкиенизмом и тяжелым роком.

Иногда активисты харизматиков встречали на улице "конкурентов". Причем, если богословские споры с православными завершались быстро — ортодоксы плохо знали Библию, а евангелисты — Предание, — то с мормонами, иеговистами, протестантами иных толков и твердыми атеистами разговоры продолжались часами. А едва только стих творческий порыв и люди попривыкли к перманентной религиозной экзальтации, церковь, продержавшаяся на приличном уровне лет семь, медленно покатилась в ничтожество. Прихожане, дотоле твердо открещивавшиеся от "идолопоклонников", растеклись по другим организациям. Для очень многих следующим шагом на духовном пути стало увлечение эзотерикой.

Первыми ласточками, наверное, стали последователи Иванова, что в последние зимы советской власти вышагивали по тротуарам в трусах на босу ногу. К двухтысячным же в России на духовном рынке не было ничего такого, что бы ни нашлось в Чайковском.

И откуда они материализовались? Учителя нескольких сортов йоги, торгующие нирваной штучно и вразвес, специалисты по холотропному дыханию и энергетическому массажу? Из каких запасников откопали они Блаватскую, Гурджиева и Анни Безант? Что за мир китайской космократии породил русских мастеров цигун и фен-шуй? В каком ашраме перевели с языка Рабиндраната Тагора на великий и могучий Шри Ауробиндо, Ошо, Саи Бабу?

Для большинства горожан увлечение прошло довольно безобидно. Клубы наподобие "Китайского дворника" ("Китайским двориком" он был ровно до тех пор, пока наборщик газеты не допустил опечатку) или домашние кружки соционики требовали скорее затрат времени, чем средств. Других — адептов сайентологии и Рейки, постоянных слушателей гастролирующих гуру и любителей поездить на платные семинары — поветрие поставило на грань разорения. Третьих, забывших о технике безопасности, ожидали психические расстройства после неудачных практик. Естественно, в рамках текучки, разрушались и созидались семьи, под разговоры с о тантре с харизматичными "учителями" лишались невинности заинтригованные девицы.

Вопреки страшилкам сектоведов, в подавляющем большинстве групп не было никаких препятствий для "голосования ногами". Из знаменитой триады Хиршмана — "выход, голос и верность" — заблудившиеся в поисках себя адепты выбирали именно "выход". Обычно, за этим следовало вступление в иную организацию: особо продвинутые на ниве духовного промискуитета успели примерить на себя по десять-пятнадцать учений. Следовательно, большинство активных эзотериков знали своих "коллег" в лицо и нередко собирались на совместные тусовки. Медитации и философские беседы под чаёк, видеолекции и обсуждение ньюэйджевских кинофильмов — вот что могла наблюдать у себя дома старшеклассница Света, возвращаясь по выходным из клуба "Что? Где? Когда?".

К увлечению отца девушка — технарь и будущий инженер — относилась скептически, хотя и прочла большинство его книг. До поры, в занятиях участия не принимала, ограничиваясь, если было настроение, беседами и видео. Светлана поддалась на уговоры помедитировать только тогда, когда в тусовке, где ни один человек не разделял полностью веры другого, с неизбежностью возобладал подход увесистого соционика и неосуфия Игоря Калинаускаса: эзотерики согласились рассматривать психофизические практики своих школ отдельно от религиозных убеждений и шелухи ритуалов. Лугова тщательно соблюдала инструкции учителей: то смотрела на горящую свечу, то в подробностях, с закрытыми глазами, воспроизводила в голове спичечный коробок на белой бумаге, то воображала, что летает над морем белой птицей, то, выпрямив спину, просто слушала медитативную музыку. И ничего не помогало! Чем больше Светлана пыталась достигнуть покоя, тем сильнее скакали в её голове мысли. Она вообще не могла не думать в состоянии бодрствования. Пару раз она так старалась достигнуть, наконец, результата и порадовать инструкторов, что внушала самой себе нужные ощущения. Пару раз — просто засыпала. В конце концов, эзотерики отступились, а будущая путешественница между мирами сохранила глумливое отношение к тайным знаниям и сомнительным технологиям.

Сейчас, в карантине иной реальности, знаток вдруг снова принялась за медитативные упражнения и опять терпела фиаско. Портал не сделал из Луговой гуру. Пришедший известить об окончании заточения санитар нашел свою пациентку в объятиях мирного полуденного сна.

Глава 23.

Колония.

А что я буду делать в этом вашем Простоквашино? В вечернем платье дрова рубить?! Или быков очаровывать?!

М/ф "Каникулы в Простоквашино"

В коридоре Камского центра исследования Ворот разговаривали двое:

— Значит, ты не обнаружил её мир?

— Его нет в таблицах. Может быть, конечно, это известная нестабильная реальность, вроде 124-0 или 533-4, просто мы давно не встречали тамошних заворотников и не знаем их новейшей истории. Но сути дела это не меняет. Определить, откуда она пришла, невозможно — значит, отправляем в Колонию.

— А если она всё-таки из мира 51-стаб? Агент насчитал, аж троих ходоков, их ловят.

— Нет, в 51-стаб Президентом России на данный момент является Дмитрий Медведев. Светлана назвала Владимира Путина.

— Не исключена ошибка.

— Чья?

— Ну, информатора, или самой Светланы.

— Данные от Аркадия — свежайшие. Ради него чуть не погибли Джаа и Хоо, он надежный человек. Пациентка наша тоже отнюдь не дурочка. Нет, ошибка маловероятна.

— Я больше доверяю считыванию.

— Но-но! Кто тебе позволит — без суда и следствия? Это же риск! А если ты собрался Аркадия... в общем, ты понял. Вот если просто дать Лугову поговорить с этой девчонкой, то, я уверен, все наши сомнения исчезнут.

— И какие проблемы? Он где-то тут был.

— Был. Ему дали отпуск, "переболеть". Вчера уехал в Мусик, сегодня, наверное, уже в Колонии.

— Двадцать четыре зайца! Ну можно же запросить из Сплетения хоть какого-то специалиста по русскому языку?!

— Сплетению сейчас не до нас. У них и в спокойные времена на все запросы стандартный ответ — краткий разговорник для первого контакта и билет в Колонию на курсы цубонафа. Одна она что ли такая — потерянная? Ворота взбесились — они и попёрли...

— Эх, ясно. Пусть отправляется в Колонию, дадим с ней сообщение для Аркадия. Дальше уже не наши проблемы.

* * *

Санитары выдали Светлане гражданскую одежду (ничего так, креативненько!) и перепоручили двум молчаливым китайцам. "Вы попадете на наш основной научно-исследовательский центр" — люди в здании карантина тоже не были расположены к общению. А снаружи был день — тёплый, наполненный запахом не бактерицидов, а цветов, лета и реки. Умеренно зеленел небольшой город под горой, двигались по мосту машины... Но чего-то не хватало. Водохранилище! Автомобиль с путниками ехал на другой берег по старой высоченной дамбе, а далеко внизу, по обеим её сторонам, утопали в зелени казавшиеся игрушечными кварталы одно-двухэтажных фанз. Гидроэнергетика выполнила свою задачу — заняла у природы в долг, обеспечила грошовым электричеством небережливые предприятия доинформационной эпохи ценой очень серьезного давления на биосферу. Усовершенствовав атомные станции и солнечные батареи, люди освободили крупные реки от вековой кабалы и постепенно рекультивировали искусственные болота.

Часа через полтора Светлану доставили в какое-то оживлённое заведение — то ли вокзал, то ли аэропорт, то ли вообще космоспорт, судя по отдельным пиктограммам. "Меня отвезут на Луну? А я нормально переношу невесомость? Иномирянкой уже была, теперь стану еще и инопланетянкой... Вот меня занесло!" Тот порог, когда человек перестаёт удивляться, девушка прошла еще у ирландцев. Её сопровождающие прекрасно ориентировались в сплетении коридоров, лифтов, самобеглых дорожек и тоннелей. Шли, не глядя по сторонам, лишь один раз передовой китаец в неуверенности остановился на перекрёстке, прикрыл глаза и проделал несколько пассов руками. От безмолвного колдовства вокруг ничего не изменилось, но предводитель уверенно повернул налево и продолжил маршрут.

"Ракета" — поезд, а не космический корабль — приняла троицу в свои трюмы. Вжало в спинки кресел ускорение, вагоны оторвались от земли и понеслись по пластиковому желобу. В редких разрывах трубы Лугова видела подкрашенные вечерним солнцем тыльные склоны встречных холмов — значит, экспресс летел прямо на закат. После того, как выводов не осталось, на путешественницу опять накатили безделье и тоска. "Странно, что в таком крутом транспорте нет даже телевизора. Как убивают время в дороге аборигены?"

Один из её "помогаев" спал, второй тоже прикрыл глаза, но вел себя очень странно. Периодически улыбался, чуть-чуть смеялся, шевелил руками, притопывал — как будто видел очень реалистичный сон. В одной из научно-популярных книг Света читала о давнем споре ученых: одни предполагали, что сны приходят человеку в секунду пробуждения, что эта попытка мозга осознать действительность. Другие, сочтя сон более длительным процессом, нацепили на конечности подопытного датчики электрического напряжения и ночью сняли с них показания. Данный приборов совпали с рассказом пробудившегося: в то время, как ему снилась прогулка со цветком в руке, мозг отправлял импульсы в мышцы рук и ног. Здесь, всё-таки, был иной случай: сопровождающий не спал.

Лугова посмотрела на других пассажиров: большинство вели себя также, как её сосед: напрягались или смеялись, ворочались... "Если бы не закрытые глаза, можно было бы подумать, что они сидят за компьютером или смотрят телевизор. Вот "японец" на заднем ряду — единственный человек в очках. Тоже в чем-то участвует. На очках — сполохи... Какая крутая техника. Или, напротив, отсталая?" Света о чем-то догадалась и "нечаянно" толкнула бодрствующего "помогая": иномирянке нужно было лишь взглянуть в его глаза. "Да так и есть — контактные линзы, и на них тоже заметно движение. Здешние изобретатели пошли дальше видеоочков. Следующим этапом, наверное, будут сразу подключать видеокарту к глазному нерву..."

Контактные линзы в "мире сетей" годились не только для фильмов и игрушек. Например, благодаря им человек постоянно присутствовал в Инфосфере. К тому же, приёмники передавали на них данные с вмурованных в каждый более-менее значимый материальный объект чипов: линзы, становясь "шестым органом чувств" отрывали человеку "вторую реальность". В городах, быстро усложнивших свою структуру благодаря новым технологиям, потерявший линзы человек уподоблялся слепому.

На гигантском терминале, где приземлился поезд спустя три часа, Светлану ждала новая пересадка. Второй поезд уже не парил над землёй, а старомодно опирался на рельсы и часто останавливался на станциях. Вскоре в вагон набилась такая толпа, что девушку невольно оттеснили от её беспечных конвоиров. Старший, заблокированный в коротком тупичке, что-то закричал. Состав тронулся, людей, по инерции, повлекло назад. Как только очередной хам загородил Лугову от спутников, иномирянка почувствовала больный укол и потеряла сознание.

* * *

— Что со мной? Почему? Где? — Над Луговой склонился узкоглазый человек в халате. Человек этот безмолвствовал. — Не молчите! В какую больницу меня привезли? Я хочу позвонить родителям.

Незнакомец ушел, зато над койкой образовался другой китаец. Прикрыв глаза и помахав рукой, он с трудом проговорил:

— Вы здесь в Мусикинском центре Ворот. Медицинское обследование вас и помочь вам от парализатора.

Светлана вспомнила, сколько событий отделяют её от дома, и пришла в ужас. "Значит, они меня всё-таки довезли..."

— Извините за съемки. Устройство будет работать автоматически, когда вы едете с официантами. — продолжил медленно говорить собеседник.

— Чего-чего? Какие съемки? Какие официанты? Зачем меня укололи?

Человек задумался и стал выдавать уже отдельные слова:

— Съемки, снимать, фотографировать, колоть, укол...

— Вы извиняетесь за укол? Хорошо, я оценила.

— Устройство... работать... сработало! Сработало, да?

Иномирянке стало жалко китайца с его автопереводчиком.

— Да. Я поняла. Игла автоматически уколола меня, когда я ушла далеко от сопровождающих. Так?

— Да.

— Я принимаю Ваши извинения. Теперь скажите, когда меня отправят домой? Вы ведь для этого меня сюда привезли?

— Вы должны понять. Мы не можем отправить Вас домой.

Девушка молчала, пытаясь осознать свой приговор.

— Как это... Как не можете?

— Нам тоже очень жалко. Но мы нет возможностей настроить Ворота на Ваш Родина. Ваш мир еще неизвестный нам.

— Но я-то уже возвращалась туда! Просто отправьте меня в портал, и всё будет в порядке.

— Это невозможно. Вы провели вне дома больше суток. Я жалею.

Света была готова заплакать. Она знала, на какой риск идёт, уходя из Чайковского. Оно случилось — одна, на чужой планете с чужим народом, навсегда, без шансов увидеть друзей или передать весточку домой. Не худший вариант по сравнению с пулей от ирландского пулемёта, но "Разве от этого легче?". Иномирянка злилась не на окружающих её азиатов, а исключительно на себя.

— Что... Что со мной будет?

— Когда ученые закончили изучение ваше тело, вы послали в Колонию, чтобы узнать наш язык, чтобы понять наш мир. Вы можете быть в состоянии получить работу и интегрироваться в общество.

— Неужели ничего нельзя поделать? Совсем?

— Ничто. Мы жалею. Не грусти, будет очень интересно Колонии. Я беру отпуск там.

* * *

После короткой санитарной обработки тридцать человек построились в просторном коридоре Мусикинского центра. Группа делилась на две неравные половины: большая часть была одета очень разномастно, но — это казалось очень заметным — "по походному". За спинами у них имелись рюкзаки, кое-кто нес с собой удочки, луки и музыкальные инструменты. Человек пять, включая Светлану, носили одинаковые летние костюмы и объемные сумки с набором бытовых предметов — от зубных щеток и обувного геля до бумаги и личного компьютера. Эти беспокойно озирались, делали робкие попытки наладить между собой контакт и буквально шарахались друг от друга, наткнувшись на языковой барьер. Отводили взгляды и с тревогой смотрели на зеленую лампу под потолком.

Звуковой сигнал — и лампа стала желтой. Замыкающие прижали группу к правой стене. Когда же загорелся красный, прямо из воздуха вышли новые люди — в пропахших дымом и лошадиным потом комбинезонах, с охотничьими трофеями на плечах и с корзинами лесных даров, что сразу сделало коридор похожим на тамбур загородной электрички.

Последним — налегке — шел пожилой мужчина с седыми волосами. Лугова уловила в чертах его лица что-то знакомое, они встретились глазами — но только на мгновение. Не позволив девушке додумать, направляющий повел колонну Светланы вперед и "пассажиры", все до одного, сгинули в пустоте.

* * *

Об этом Света где-то читала. Одинокое поселение людей в огромном пустом мире. Хищные животные, ядовитые растения, злые и кровожадные дикари, отважные "робинзоны" с их мудрым и сильным лидером, оружие, перестрелки, оружие, оружие... Кажется, здесь верно только первое — мир велик и пуст, а остальное, наверное, относится к иным реальностям. Хотя куда уж "инее"?

В посёлке, привольно и мирно раскинувшемся по долинам и холмам возле спокойной реки, постоянно проживало около пяти тысяч человек. Колония не испытывала проблем со снабжением едой и фабричными товарами из "верхнего мира, но так было не всегда. Один раз сообщение между мирами не могли наладить целых четыре года — благо для отдыхающих, разрыв произошел в мертвый сезон — и за это время профессия хлебопашца вышла на первый план. Население посёлка с тех пор плуг не забрасывает и пребывает в готовности к по-настоящему автономному существованию.

Хищников в округе быстро выбили. Настырных носорогов и забредающих, порою, в здешние леса мохнатых слонов прогоняли собаки или всадники с факелами. При полном отсутствии на планете собственных разумных видов, мегафауна пережила потепление: примерно в пятидесяти километрах от Колонии республика пришельца-человека заканчивалась, а начиналось царство мамонта, медведя и льва.

В роли колонистов выступали "безвозвратные" пришельцы, которые, подобно Светлане, были вытащены дабао из стабильной реальности либо сами, по случайности, явились прямиком в Мир Сетей. Все туристы имели то или иное отношение к Воротам и состояли в сообществах одноименного сплетения.

И еще: эти ягоды есть нельзя. Грибы вообще не кушайте. Гадюка ядовита. Тип с бородой — модератор Народного Собрания. Продукты — пока по карточкам, получать в желтом доме, отоваривать в красном лабазе.

Вот такую информацию в первый же вечер узнавали свежие поселенцы из своеобразного немого фильма-презентации.

Поселили новеньких в общежитии возле школы. Судя по его скромному размеру, "студенты" не задерживались в комнатах надолго, быстро обзаводясь собственными избами, фанзами или кирпичными коттеджами. Но настоящим домом для иномирян почти на месяц стали учебные классы, где новеньким по восемь-десять часов в день преподавали ОБЖ и цубонаф — язык общения разноплеменных колонистов. Жесткий график занятий, помимо скорейшей социализации, преследовал и другую цель. Тяжелый труд мешал невозвращенцам расклеиться, погрузиться в своё несчастье и "дразнить носорога" — то есть, думать о самоубийстве.

Оправилась и Света. В свободные минуты девушка бродила по посёлку, ходила купаться на реку с чистой водой и вертелась в местах скопления колонистов — у рынка, возле клуба и на спортивной площадке. Особенно её привлекала сама школа, где, отдельно от нескольких десятков взрослых, занимались многочисленные дети поселян.

Математику вела Ангелас — пожилая женщина с балтийскими чертами лица. За её привычки — не одобряемые кураторами из Метрополии, но зато горячо поддерживаемые успевшими пережить изоляцию колонистами, учительница заработала у школьников репутацию "чудика". Она одна презирала вычислительные машины и, вместо того, чтобы просто вывести на стену данные со своего планшета, дети выходили и писали незнакомые еще Луговой китайские цифры на меловой доске. Считали они в уме и "столбиком", а в особо сложных случаях доставали из портфелей логарифмические линейки.

Цубонаф юным колонистам преподавала красивая молодая китаянка. Она не относилась к товарищам по несчастью, но добровольно переселилась из Метрополии после понравившегося отпуска. Юмай Ха принадлежала к породе эскапистов: простой, не опутанный сетями и чипами мир Колонии оказался для неё дороже научной карьеры у двереведов. Дети обожали свою Юмай — соблюдая удивительную тишину, класс старательно водил стержнями по школьным планшетам. Здесь, в отличие от "верхнего мира", еще знали, как держать в руках перо.

Дольше всего Светлана просиживала с Петром Ивановичем — веселым и очень эксперссивным дядькой из Российской Федерации. Точнее — того её огрызка, который остался после раздела Социалистического Союза между дальневосточными царистами-микадовцами, Южной Республикой Котовского, Горской ССР Джугашвили, финнами и поляками.

— Голубушка, я вел в московской гимназии историю. Не древнюю, где фараоны, персы, Перикл, Саша Македонский, Геростраты, герои римские, что с огнем обращаться не умеют... Новую историю! И двадцатый век! И кому я тут был нужен со своим двадцатым веком? Посмотри на Виктора, посмотри. Отец — чистопородный римлянин из Антии, мать — эскимоска. Посмотри на негритоса — да, да, не негра, а именно негритоса — на заднем ряду — коренной житель России, голубушка! Или видишь скуластого рыжего мальчишку... Наш директор, прежде чем попасть в Колонию, три года отбивался от испанцев в восставшей Москве... К чему им Рыков? Кто для них Чапаев? Какой смысл учить дату Владимирского мятежа детям, которые никогда не жили и не будут жить в той стране? Меня не взяли в школу — история отсутствовала в учебных планах. Тогда я придумал новый предмет и пришел с ним к Ивану Диеговичу, и меня наняли, и я занимаюсь тут с детьми. А детки, мои, голубушка — ни в одном мире такого класса не сыскать!

— Но разве Вы не историю преподаёте? — робко переспросила Света.

— Сравнительную историю, голубушка. Сравнительную! Учи цубонаф и приходи на занятия. Приходи! Моих маленьких оглоедов давно не кормили хорошими оппонентами... — Приду! А чем "сравнительная" отличается от обычной?

— Обычную дети заучивают. А сравнительную — думают! Вот различие, голубушка. Мы смотрим не на героев, а на тенденции, стопорим внимание на том, что более стабильно: на географии, климате, ареале животных и растений. Мы выводим отсюда особенности цивилизации, мы рассматриваем, как эта цивилизация развивалась в десяти, в пятнадцати вариантах, а затем выделяем случайное и закономерное. Мы, как математики, определяем пределы, в которых может повлиять на события человеческий фактор. Мы сочиняем, как пойдут дела в вариантах шестнадцать, и восемнадцать. Мы ставим лагерь на озере, распределяем роли и неделю играем в "Мир и войну". И дольше бывало, голубушка! И дольше!

— Но... они же маленькие... К чему это детям?

— У Колонии нет прошлого. Зато есть будущее. Потомкам этих людей придётся заселить весь земной шар. Одним, без помощи сверху! Потому что Метрополия либо погубит себя в межсетевой войне, либо доиграется с Объектом. Мой предмет, голубушка, — то, что поможет ребятам выжить, преумножиться и сохранить согласие на планете. Извини, дорогая, у меня начинается занятие...

Еще, в одной из бесед, Петр Иванович, по секрету, шепнул, что помимо действующей школы скоро будет создаваться техническое училище — там пригодятся инженерные кадры из развитых миров. Историк дал Светлане самое ценное — надежду на деятельную жизнь в новой реальности.

Безработица была тем, что нарушало идиллическую картину посёлка. На обслуживании базы и вождении немногочисленных, набираемых только из "своих" туристических групп даже в самый горячий сезон не могли работать более сотни счастливчиков. Еще по сотне обреталась в непомерно раздутых штатах школы и больницы. Пятьдесят трудоспособных граждан покрывали всю остальную "социалку" и бытовое обслуживание, включая стрижку, стирку, ремонт компьютеров, газогенераторов и солнечных батарей. Едой посёлок обеспечивали тридцать семейных фермерских хозяйств — обладателей хорошей метропольской техники и больших земельных наделов. Огороды, конечно, были почти у всех, но вот потребности в хлебе, картофеле и технических культурах полностью перекрывались этими профессионалами. Колония не экспортировала продукты в мир, где любая пища подлежала обязательной сертификации.

Остальные — перебивались чем придётся. Брали подряды на строительство новых усадеб, копались на своих огородах в попытках вырастить что-нибудь штучное, оригинальное для средней полосы и продать это на рынке, заготавливали грибы и дикие ягоды, ладили лодки. Экспортным товаром Колонии были произведения искусства — в основном, сувениры "народных промыслов". Но и в этом сегменте было не развернуться. Изделия распространялись небольшими партиями, чтобы не вызвать лишних вопросов у контролирующих сетей.

Небольшие деньги платили за интервью выдумщики, частенько навещавшие Колонию для сбора новых идей, сюжетов и образов. Крупная прослойка невозвращенцев так вообще жила только тем, что писала для выдумщиков книги, сценарии и мемуары, вспоминая произведения искусства своих миров. Русскоязычные граждане шутили, что живут в мире с самым большим количеством писателей на душу населения и называли посёлок то "Переделкино", то "Перепискино".

В результате безработицы, многие колонисты, непривычные к деревне, едва выучив язык уходили "наверх", где добровольно соглашались на глубокое стирание памяти и устраивались на грязные, вредные, но всё-таки городские вакансии. В сообщество учёных вливались лишь гениальные уникумы, способные перестроить мышление и "догнать" науку Метрополии.

Так, за уроками, разговорами, новыми знакомствами и простыми сельскими радостями прошло две недели. Светлана писала своё первое в жизни сочинение на цубонафе, когда в класс постучался курьер и велел девушке тем же днём прибыть к Воротам, чтобы вернуться в Мусикинский исследовательский центр.

Глава 24.

Тайный агент самого себя.

Так приезжайте, милые, — рядами и колоннами!

Хотя вы все там химики и нет на вас креста,

Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами, -

А тут места отличные — воздушные места!

В.Высоцкий. "Товарищи ученые"

Аркадий Осипович был именно из тех счастливчиков, что сумели из категории "чужаков" переместится в категорию "сообщники". Эта была невероятно трудная задача для зрелого человека, сложившегося специалиста: не просто воспринять накопившуюся за полвека сумму знаний и технологий, а научиться думать как учёные мира сетей, постоянно присутствовать и обсуждать проблемы в "виртуальной лаборатории", участвовать в мозговых штурмах и написании коллективных статей. Прожив в еще совсем маленькой Колонии пять лет, иномирянин сначала стал обслуживать Ворота в посёлке, а потом и по другую его сторону. Из техников дедушка выбился в младшие лаборанты. Он продолжал поглощать мегабайты текстов и формул, он, собрав волю в кулак, заставлял себя слушать и запоминать даже те обсуждения, где решительно ничего не понимал. Аркадию Осиповичу приходилось не просто идти к цели, а догонять стремительно удаляющийся объект: скорость циркуляции информации в сетях нарастала с каждым днём, наука находилась в состоянии перманентного прорыва и революции.

И всё же иномирянин справился. Он не стал выдающимся учёным, но заслужил признание сообщников как грамотный и прилежный научный работник. Дедушку Светланы знали и в Мусикинском центре, и в Колонии, но обычно он работал на Каме, ожидая того момента, когда сообществу удастся нащупать его родной мир и он сможет хотя бы одним глазком взглянуть на оставленный дом. На большее Аркадий Осипович и не рассчитывал: коммьюнити свято хранило тайну Ворот и от обитателей параллельных земель, и от не имеющих отношения к делу жителей собственной планеты. О портале знали учёные-"воротоиспытатели", креативное сообщество "Выдумщики", любители военных игр "дабао" — "привратники", которые осуществляли силовые акции, и верхушка одной из нескольких Великих Сетей.

Иномирян, прикоснувшихся к тайне и пойманных после этого дабао, ожидали различные судьбы. Если родной мир заворотника оказывался стабильным — то есть, ученые могли организовать многоразовый контакт — добычу отправляли домой, лишив, предварительно, некоторой части воспоминаний. Метод не работал, когда непрошеный гость знал о феномене дольше месяца. В таком случае человека (или не человека... всякое бывало) посылали в Колонию вместе с теми, кто, условно говоря, не мог назвать своего обратного адреса. А таких оказывалось подавляющее большинство. Наконец, лояльный выходец из стабильного мира мог стать агентом сплетения и следить за Воротами у себя на Родине.

Кстати, "стабильность" того или иного мира не зависела полностью ни от техники, ни от двереведов. Объект, которому Ворота были обязаны своим существованием, иногда менял свою структуру и сбивал настройки, как случилось с нашей реальностью еще при болезни Аркадия. Зачастую, контакт со стабильными мирами уже никогда не удавалось восстановить. Своенравность порталов была основной причиной, по которой конкистадоры из мира сетей еще не начали полномасштабную экспансию. Эксперименты с Объектом регулярно оказывались невоспроизводимыми. Таинственная штуковина выкидывала такие фортели, что, казалось, её действия подчиняются не собственным закономерностям, и даже не закону случайных чисел — а законам Мёрфи. Учёные, ударившись в анимализм, говорили об Объекте как об одушевленном существе и шутили: "В сплетение следует пригласить еще одно сообщество — дрессировщиков".

Нет, определенные закономерности всё же выявлялись, иначе учёных уже давно заменили бы на гадалок. В частности, аппаратура могла засечь "координаты" мира, когда его Воротами начинали слишком активно пользоваться. А если наблюдение велось целенаправленно, можно было выявить и единичный проход. В середине июля таковая активность была отмечена, специалисты сравнительно оперативно — в течение недели — установили контакт и зарегистрировали параллельную реальность под индексом 105-стаб. И так как по данным короткой разведки за воротами существовала РФ, и жили русские, прояснить ситуацию отправили еще не позабывшего родной язык Аркадия Осиповича. Тогда-то дедушка и попался Евгению с Василием, более известным как ХаЭм и Аданэдель.

Аркадий осознавал, что вина за жену, за четверых впутанных в этот кошмар чайковских ребят и собственную внучку лежит исключительно на нем. Это он не уничтожил фотографии. Это он смалодушничал в больнице, молча позволив себя увести, хотя должен был остаться и умереть. Это он не уделил должного внимания одежде. Это он горе-разведчик, вместо того, чтобы собрать информацию и быстро вернуться назад, решил задержаться у супруги. Но если в отношении Людмилы исправлять что-либо было уже поздно, молодежь еще нуждалась в спасении. Вернув ребят домой, дедушка мог хоть немного успокоить свою совесть. Поэтому, когда по возвращению из проваленной операции разведчику предложили пенсию и отставку, Лугов отказался и ограничился недельным отпуском в Колонии. Воплощение его планов должно было начаться не в сетях, а в скромном посёлке невозвращенцев.

Как мало времени занимает путь! В юности Аркаша любил дальнюю дорогу за длительное пребывание на борту теплохода или в вагоне поезда. За благословенные часы когда — ни о чем не беспокоясь и никуда не спеша — можно вдумчиво прочесть книгу или составить программу действий на будущее. А как можно размышлять о серьезных вещах, если некогда суточный маршрут проходится всего три часа? Лугов отключил связь и прикрыл глаза. "Правильно ли я делаю? Если дабао поймают молодых людей, то пройдут с ними именно через Камские, а не через Мусикинские Ворота. Но что я смогу сделать для них там? Перестрелять персонал, выкрасть и уйти в Чайковский? Аркадий, не переоценивай себя: ты не умеешь стрелять, тебе даже игольника не дают. Кто я вообще такой? Лаборант без права персонального доступа к пульту. Ключ у меня отобрали. Нет, мне нужен не пистолет, а союзники. На Каме их, к сожалению, ёк. Я всё делаю правильно"

Второй вопрос, мучивший Аркадия, кратко формулировался так: а нужно ли вообще спасать кого-то от привратников? "Алексей и Светлана приходили к Люде третьего числа, значит, узнали о Воротах меньше месяца назад. Если повесы попадутся в ближайшую неделю, их, по-быстрому, обследуют, лишат памяти и отправят домой. Пожалуй, в этом случае я не стану вмешиваться. Следует только обратиться к Богу, к Небу и к Трём Пророкам, чтобы никто из них не попал в те семь процентов, что при процедуре теряют память целиком и полностью. А если прибудут позже? Поедут в Колонию и не минуют Мусикинский центр. У меня будет время их встретить. И с этой стороны я поступаю верно. Лети, паровоз!"

Вместе с толпой отпускников, накинув, для виду, топорщащийся складными удочками рюкзак, Аркадий Осипович прибыл на территорию Колонии. Здраво поразмыслив, он решил не демонстрировать свою активность и "не выбиваться из коллектива". Кто знает, может быть, после событий в 51-стаб за провалившимся агентом установили наблюдение. Да и занятия отдыхающих вовсе не были отвратительны: рыбалка, купание, спортивные игры под синим небом, театральные представления у костра, прерываемые короткими ночными грозами и — на утро — сбор махоньких, поднявшихся после дождя маслят.

Как показала практика, даже безделье можно обернуть к пользе. На конной прогулке в Брусничный Бор дедушка познакомился с Сы Аскаром — санитаром карантина из Камского центра. Лугов, естественно, не раз видал торка в общем здании, но ему никогда не приходило в голову заговорить с кем-то из медиков. От словоохотливого Аскара, давно не контачившего ни с кем за пределами группы, Аркадий Осипович услышал, как отучали пить из унитаза и стригли с ног до головы покрытого мехом охотника, как по двадцать раз на дню выводили из комы какого-то старика, оказавшегося сильным йогом, как достали из раны отчаянно протестующего монаха 150 опарышей, которыми богомолец лечил нагноение и удалял мёртвую плоть. Аркадий, в свою очередь, рассказал о своей неудачной вылазке в 51-стаб и посетовал об "одной сволочи, которая навела на группу местных и сиганула в Ворота, матькаться грех". Из личных мстительных мотивов разведчик очень не хотел упустить момент, когда зловредного заворотника поймают, и сожалел, что карантин задерживает не только вирусы, но и новости. Аскар усмехнулся — мол, двереведы умеют делать проблемы из воздуха, и что нет ничего проще, чем оперативно узнавать о свежих пациентах у него, санитара Сы. Спутники остались очень довольны и знакомством, и лошадьми, расставшись вечером в самом приподнятом настроении духа.

Едва испортилась погода, Аркадий рванул в посёлок. В школе он отыскал красивую эскапистку Юмай Ха, с которой впервые встретился в Метрополии пару лет назад, и долго беседовал с учительницей за закрытыми дверьми класса. Секретничали они с Юмай не о том, о чем пристало секретничать с привлекательной женщиной мужчине — для таких разговоров Лугов был уже слишком стар (так, во всяком случае, он пытался упорно себя убедить). Обсуждали эти двое — ни много ни мало — а проблемы научного сообщества. Когда дождь прекратил своё буйство над освоенным людьми пятачком и ушел в пустые земли, дом знаний покинул очень озадаченный и — судя по откровенному выражению "морды лица" — заполучивший нечто тайное заговорщик.

На следующее утро Аркадий проспал выезд группы на сафари. Не желая пропускать главное развлечение отпуска, отдыхающий отправился в посёлок нанимать багги до Западной сторожки. Легкий вездеход нашелся, аренда его обошлась Лугову в смешные, по меркам Метрополии, деньги, но хозяин поставил одно маленькое условие: по дороге (ну, почти по дороге), завести горячей пищи бригаде лесорубов на речку Хымхэ. Другой человек, на месте догоняющего группу засони, предпочел бы не брать обязательство, переплатить или нанять другой кар. Истинно говорю вам — бешеной собаке четырнадцать ли не крюк: Аркадий безоговорочно согласился помочь и принял контейнер на борт.

Дровосеки радостно встретили домашнюю еду. Старший артели велел передать в посёлок, что им осталось пройти всего пятьсот ли просеки — работы будут закончены максимум через два-три дня. А потом мужик пригляделся и громко спросил:

— Аркадий?!

— Кавтась! Эрзянский сын! Ты?! — Аркадий тоже узнал старого бригадира и не стал скрывать свой восторг.

— Я, Аркаша, я. Это ж сколько лет, сколько миров!

— Пятнадцать лет, Кавтась. Пятнадцать лет. Я ж теперь здесь только на отдыхе бываю, сейчас догоняю своё сафари. Проспал, матькаться грех...

— Так тебе в сторожку? Пускай за руль, покажу короткую дорогу... Мужики, принимайтесь за красный квадрат, я только провожу.

Отъехав от просеки приблизительно на километр, эрзянин заглушил электромотор и повернулся к своему спутнику:

— Ты зря явился. Я завязал.

* * *

Черкесы окружили отряд Кавтася во время осеннего прорыва. Два дня взвод уходил лесами и огрызался, обменивая личный состав на право остальным прожить еще несколько часов. Настал момент, когда оставшемуся в одиночестве офицеру пришлось принять последний бой. Прикрыв свой тыл рекой, Кавтась удобно устроился за расщеплённой сосной и стал ожидать, пока безрассудная храбрость врагов позволит ему эффективно использовать последние десять патронов. Но черкесы, потеряв двоих, сидели в буреломе ниже травы. Так прошел час. У лейтенанта появилась надежда дожить до сумерек, а у противника — митральеза. Очередь буквально измочалила укрытие окруженца, съела его отвагу и заставила очертя глаза броситься в воду. Под ногами хлюпнуло, тело пробрал холод, наступила гробовая тишина. "Ну вот и всё..." — подумал Кавтась и закрыл глаза.

Не прошло и секунды, как тот самый холод выдернул бойца из небытия. Мундир в загробном мире был. Река была. Лес был. А черкесов — не было, хотя Кавтась ожидал увидеть за гранью как минимум пару довоевавшихся дивизий супостата. Чудесным образом избавленный от пуль, лейтенант лежал в тёмной осенней воде...

Через месяц по тылам замершей в позиционном тупике армии стали ходить легенды об удивительно наглом и неуловимом диверсанте. Партизан действовал в одном и том же районе, за ним не раз снаряжались хорошо оснащенные погони, но эрзянин, стоило ему добежать до реки, словно обращался рыбой и исчезал безо всяких следов. А едва покрылась льдом вода и командиры "зондеркоманд" начали довольно потирать руки, как окруженец вдруг свернул все свои операции, чем укрепил суеверных черкесов во мнении, что они имели дело не с человеком, а с водяным духом, до весны запертым под белой коркой.

Кавтась не вернулся, потому что его задержали воротоиспытатели.

В Колонии лейтенант не скрывал своей ненависти к привратникам. Он решительно не понимал, почему его не пускают в родной мир и не дают до конца исполнить воинский долг перед стоящей на грани разгрома страной. Едва научившись произносить короткие фразы на Цубонафе, диверсант принялся искать недовольных и сколачивать революционную организацию. Кураторы из Метрополии, даже если и знали о плетущемся заговоре, не собирались предпринимать никаких мер. Кавтась беспрепятственно учил добровольцев обращению с оружием, устроившись на базу отдыха — знакомился с отпускниками, получал "сверху" техническую литературу и новейшие статьи исследователей Ворот. Причина беспечности хозяев стала понятна офицеру приблизительно через два года напряженного революционного труда: колонисты, в целом, оказались довольны своей жизнью и вовсе не собирались идти на конфликт с Метрополией ради призрачного шанса на побег. Пуще смерти они боялись, что через Ворота перестанут доставлять сельхозтехнику, боеприпасы, электроприборы и запчасти. Обладая массой свободного времени, мужики были готовы осваивать в лесах партизанскую науку, но вряд ли вообще задумывались о применении новых навыков против людей из Мира Сетей. Даже те, кто, подобно Кавтасю, пришли из стабильного мира и имели теоретическую возможность вернуться домой, постепенно обживались на пустой земле, обрастали садами, скотиной, роднёй и начинали сомневаться — а так ли уж им хочется назад?

На третий год кавтасевой бессрочной ссылки двереведы, теперь уже наверняка осведомленные о тайном обществе, выкинули неожиданный фортель: куратор Колонии порекомендовал офицера в Модераторы Народного Собрания и сделал всё, чтобы его кандидатура победила на выборах. На Кавтася свалился целый ворох проблем растущего сообщества, он метался по посёлку быстрее, чем убегал от черкесов. Заместители не выдерживали заданного новой властью рабочего темпа дольше трёх месяцев — за исключением Аркадия Лугова, для которого место младшего модератора на полгода стало последней ступенью на пути к Двери.

После пребывания на командном посту, приведший Колонию к процветанию и осознавший бесперспективность своей прежней стратегии Кавтась распустил революционное общество и принялся планировать одиночный драп. И, судя по тому, что старый знакомый совсем не случайно встретил лейтенанта в лесу, побег до сих пор не состоялся.

* * *

— Я завязал, Аркаша. Сдался, опустил руки, как последний салага. Эти Ворота оказались слишком крепким орешком.

— То есть, ты так и не нашел способа "взломать" Дверь? Неужели существует система, у которой совсем нет уязвимостей?

— Уязвимости есть. Но они НА ТОЙ стороне. Здесь ведь не просто стабильный мир, который можно покинуть в любое время и самому задать нужную реальность. Эти Ворота контролируются непосредственно техникой Мусикинского центра. Они как бы постоянно находятся под действием ключа. Они открываются раз в сутки — по ИХ команде, а в остальное время Ворот словно не существует. Даже если захватить наш терминал и воспользоваться во время сеанса персональным ключом, то — в лучшем случае — портал не сработает, а в худшем и наиболее вероятном — приведет в бронированный коридор Мусикинского центра, где детектор не распознает уши и зальёт группу усыпляющим газом.

— Действительно, безнадёга.

— Секрет полишинеля. Чтобы выяснить это, даже не нужно было напрягать Юмай и разыскивать меня. Впрочем, своим дилетантизмом и дурацкими шпионскими играми ты показал, что информация нужна тебе для себя, а не для привратников. Таких шпиков ОНИ еще не посылали, ха-ха.

— И даже согласившись с тем, что я не шпик, тебе нечего добавить?

— Нечего. Я здесь, а ОНИ — ТАМ. В чем вопрос? Я не могу дотянуться до их аппаратуры дубиной, чтобы Ворота заработали в автономном режиме. Мне поздно идти по твоему пути. Я не хочу лишаться памяти, чтобы чистить городские унитазы. Моя война закончилась, я подал в отставку. Прости...

Вопреки надеждам, бывалый диверсант не рассказал ничего такого, что не знал сам Аркадий. Но слова Кавтася натолкнули его на одну дельную мысль. Лугов уже хотел прервать затянувшуюся паузу, но эрзянин опередил его.

— У меня остался один должок перед учёными. Память бурной молодости. Зайди перед отъездом в сувенирную лавку бабы Симы, забери посылку и распорядись ею, как хочешь. Езжай, Аркаша. Сторожка прямо. И будь осторожен с носорогами!

Аркадий успел догнать группу за пять минут до отправления и продолжил путь на своём багги. До вечера экскурсанты успели увидеть семью поджарых треугольногубых лесных носорогов, позирующую на солонце, оленей роскошными канделябрами и ужасающих бегерогов, выедающих водную растительность в речных старицах. Гиганты словно напрашивались в фентезийную пародию и всем своим видом показывали: что будет, если сказочный зверь единорог перестанет соблюдать диету и следить за осанкой. Когда широкая горбатая туша на коротких тоненьких ножках погружалась в водоём, то выплеснувшаяся архимедова вода подтапливала ближайшие деревья.

"Бегероги — наша главная беда, жаловался охотник. Каждую весну они прут из степей на север — посёлок построен на природном пути миграции. Чувства страха у твари весом в четыре тонны и метровой пикой на лбу нет, поэтому ей бывает очень сложно объяснить, где можно ходить, а где нельзя. Замерзают озёра — и скотины топают обратно, забыв всё, чему их учили. Зимуют бегероги в степи, где мало снега и много мороженой травы". "Совмещая образ жизни бегемота и африканского носорога — продолжил просвещать туристов охотник — бегерог унаследовал их худшие качества: он раздражителен, злобен и абсолютно не приручается... Кууудаааа! Стой! Не двигайся!".

Сопровождающие разом рванулись за экскурсантом, отбившимся от коллектива, дабы справить свои естественные надобности. Пока ослушника-ссыкуна возвращали на место (а участникам сафари было строго-настрого запрещено удаляться от машин), какая-то не очень умная девушка с букетом полевых цветов пошла в другую сторону и почти вплотную приблизилась к одинокому гиганту. Бегерог зыркнул на неё маленьким недобрым глазом и, совершенно внезапно, едва не выплеснув на луг всю старицу, выскочил навстречу человеку. Девушка завизжала, каким-то чудом уклонилась от первого таранного удара и бросилась к багги. Чудовище проворно откорректировало своё направление — теперь шансов вывернуться у глупышки не было, но от смерти её спас меткий огонь охотников из игольных ружей. Разъяренный гигант вырубился прямо на ходу, пропахав своим подбородком около двух метров дернины.

Если бы Аркадий не видел натурального испуга с ног до головы заляпанной илом девушки и не слышал многоязычного мата со стороны проводников, то мог бы заподозрить в событии постановочный трюк хитрых охотников. Очень уж зрелищно и ярко всё вышло. И адреналин туристы получили, и на грязной волосатой туше поверженной добычи сфотографировались... Добыча, конечно, скоро встанет и вернется в своё болото. Никакой нормальный колонист не станет убивать бегерога за шестьдесят километров, если через три месяца мясо и шкуры сами пройдут мимо посёлка.

В общем восторге никто не заметил, что Лугов подобрал с мокрой травы и сложил в сумку какой-то предмет. А вечером по всему посёлку уже рассказывали байки, как мчалась по лугу молодая дабаохи и как со страху был утоплен в старице с бегерогами служебный парализатор. Каковы вояки!

Первого августа Лугов покинул благословенный край. Прикупив сувениров, он не забыл и про посылку Кавтася. Подарок эрзянина оказался воистину царским — Аркадий даже не пытался предположить, где, когда и у кого лейтенант раздобыл пару персональных ключей! Сы Аскар отправился в Камский центр и велел своему другу ждать новостей. Откуда санитару было знать, что пока он отдыхал, интересующие Аркадия заворотники из 51-стаб уже прошли карантин? Один вообще не был нигде зарегистрирован, а другая, что встретилась в коридоре, перепутала Путина с Медведевым и попала в разряд невозвращенцев!

* * *

Неделю Лугов осваивался в новых лабораториях и знакомился с участниками своей группы. А потом, практически одновременно, деду пришли два сообщения с Камы: первое — в виде распечатки — ездило за ним в Колонию и нагнало адресата с большим опозданием. В нем привратники сообщали о русскоязычной девушке и просили встретиться с ней в посёлке для уточнения мира происхождения. Во втором письме привет передавал Сы Аскар. За неделю в карантин не попало ни одного заворотника, но во время отпуска, как вспомнили коллеги, была принята, выдержана и отправлена в Колонию некая Светлана Лугова. До нее во втором боксе содержался парень, но про него санитары ничего не знают или не помнят.

Первой реакцией Аркадия было желание немедленно сообщить сообществу об ошибке и происхождении Светланы из мира 51-стаб. Но дедушка быстро одумался: "Сейчас, когда страсти вокруг его провала до сих пор не утихли, раскрытие девушки принесет только вред. Месяц прошел. Стирать память уже слишком опасно, поэтому, потаскав на допросы и подвергнув каким-нибудь неприятным нейропроцедурам, внучку всё равно вернут в Колонию. Следует не паниковать, а подождать, пока в Камский центр не принесет её друзей. Тамошние Ворота почти круглые сутки работают на перехват"

Еще неделю Аркадий жил с прикрытыми глазами, боясь пропустить сигнал о принятом сообщении. А когда, словно гром средь ясного неба, грянул скандал о похищении и пытках заворотника выдумщиками, Лугов цыкнул зубом, достал из до сих пор не разобранного отпускного рюкзака старомодный конверт и, сличив адрес, принялся устанавливать контакт с дальним знакомым коллегой.

* * *

— Аркадий! Мне всегда казалось, что ты принадлежишь к противоположному лагерю. И даже письмо дочери не сможет меня в этом переубедить. Кто еще год назад выступал, что Объект будет обуздан, откроются новые и новые Двери и мир будет спасён от межсетевой войны? Где ты раньше был, оптимист?

Сообщник-дверевед из Мусикинского центра Юмай То Ли с укоризной смотрел на своего гостя. Аркадий молчал, собирая тяжелые слова.

— Ли, они убили мою жену. Они забросили мою внучку на планету бегерогов и безработицы. Они чуть до смерти не засканировали одного её друга, а другого гоняют сейчас по неведомым реальностям. Я не могу за этим спокойно наблюдать, не могу! Оба моих деда и еще десять миллионов солдат родной страны погибли за то, чтобы медики, экспериментаторы, солдаты, правители — считались с мнением человека, какого бы цвета кожи он ни был, из какого мира бы не пришел. Ты слышал что-нибудь о суде, что обрёк обитателей Колонии на ссылку? Ты слышал? Иномиряне для них — как животные!

— Ты говоришь "для них"... Давно ли ты, Аркадий перестал причислять себя к воротоиспытателям? Или ты уже подал заявление на выход из сплетения? Не утрируй, страдалец. Моя дочь свидетельствует, что в посёлке живётся совсем неплохо. Я бы и сам рванул к ней, но кто исполнит мою миссию? Дело не в твоей жене, не в лишении памяти и даже не в наглых выходках выдумщиков. Всё гораздо серьезней.

— Я знаком с теорией. Частые переходы "раскачивают" контактирующие миры и, в конце концов, приведут к катастрофе.

— Да, если в двух словах. Аркадий, старт уже дан! Климат, энергетические всплески, хроноаномалии, где часы отстают на секунду в сутки... Оно уже начинается и только начинается. Катастрофа может грозить всем стабильным мирам — и твоему тоже! Так что, с одной стороны, я одобряю жесткие методы привратников — они делают всё, чтобы через ворота шлялось как можно меньше народу. С другой стороны — сегодняшние действия учёных заведомо недостаточны. Здравомыслящие люди обязаны закрыть все Двери, прекратить стимуляцию Объекта. Чем реже человечество станет пользоваться порталом, тем дольше ему будет гарантировано будущее.

— Ли, тебе и твоим единомышленникам уже неоднократно говорилось, что корреляция между активностью Артефакта, количеством проходов и аномалиями на планете не установлена. К тому же, мы умеем блокировать отдельные реальности, но не можем заставить Артефакт ликвидировать все три Двери целиком.

— Ты не прав, Аркадий. По двум пунктам. Во-первых, корреляция есть. Во-вторых, мы знаем, как закрыть Ворота раз и навсегда.

— Оставим разногласия, сердцем я с вами. Могу ли я рассчитывать на твою помощь?

— Помощь? А как это приблизит решение главного вопроса? Ты слышал — я поддерживаю жесткие меры привратников в отношении иномирян. На что ты надеешься?

— При неудаче ты получишь шибко баский скандал и еще одну возможность продвинуть свои идеи. При успехе — панику, доступ к главному пульту и разрыв устойчивого контакта с Колонией на несколько месяцев. За это время ты проверишь своё предположение о корреляции.

— Заманчиво. Но есть риск, что от меня вообще перестанут слушать. Да и кому, по твоему, я буду проповедовать в пожизненной ссылке?

— Ты считаешь отстаиваемые тобой истины недостойными риска?

— Сильно тебя припёрло, Аркадий. Выкладывай свой план — будем думать, как вытаскивать молодежь...

Глава 25.

Следствие и знатоки.

Бывает, что не все дома, а тут следующая стадия: все ушли.

Томин. из к/ф "Следствие ведут знатоки. Дело N2"

Сначала в комнату привели Светлану. Девушка увидела двоих азиатов, различавшихся форменной одеждой. Их лица, манера посадки и, кроме того, какая-то особенная атмосфера в помещении шептали иномирянке о том, что сейчас её будут не спрашивать, а допрашивать. Начиналось всё, впрочем, довольно мирно. Человек, которого Лугова мысленно обозвала "гражданским", на простом и понятном цубонафе задал те же самые вопросы, на которые Светлана отвечала перед карантином.

В одном месте "гражданский" прервал Лугову и позволил себе переспросить:

— Повторите еще раз: кто президент Вашей страны?

"Что им от меня нужно? Ищут нестыковки? Да я хорошо свои ответы помню ..." — паника зародилась где-то в районе груди и растекалась по всему телу.

— Владимир Путин. Ой, то есть... Дмитрий Медведев, что я как это.

Светлана не собиралась врать там, где имелась возможность обойтись правдой. Она просто поправила свою невинную, простительную для россиянина ошибку. Но в глазах её визави появился хищный блеск.

— Очень интересно. И каким словам нужно верить?

— Ну, извините, я просто перепутала... У нас все так путают. Президент — Путин, а фамилия у него — Медведев. — Девушку буквально затрясло от волнения.

Азиат с военной выправкой, сидевший справа от интервьюера, сделал пометку и спросил:

— Это делается для конспирации?

— Нет, это для Конституции...

Хозяева удивлённо переглянулись.

— Уточните, какой политический строй в вашей России?

— Ну, республика. Президентская республика — выудила из своей памяти знаток.

— То есть, конституционным главой государства является президент?

— Ну вот, да.

— Так кто возглавляет РФ в Вашем родном мире???

— Не знаю...

Что еще могла ответить паникующая девушка на вопрос, мучающий не один десяток политологов её реальности?

— Говори, кто является президентом? — "военный" проявлял завидное терпение.

— Дмитрий Медведев.

— Хорошо, остальные моменты не существенны.

"Гражданский" повернулся к партнеру и констатировал:

— Поздравляю, она действительно из 51-стаб. Повторите — собеседник вновь уставился на Лугову — скольким людям было известно о Воротах и сколько человек пропали в них?

— Нисколько. Да я уже говорила, что нашла портал сама.

— Правда? И Вы не знаете этого заворотника?

"Военный" махнул рукой, открылась дверь, и дабао сопроводили в комнату Алексея. Светлана с трудом подавила эмоции, но её друг, утратив всякую осторожность, улыбался слишком откровенно. Кэп сдерживать свои чувства не умел. "Следователи" за столом "лыбились" еще более красноречиво.

— Так у скольких обитателей вашего мира есть информация о Воротах? Отвечала про одного, а набралось уже двое...

— Двое и есть — выдала Лугова новую версию.

— Да ну? — азиатам явно доставляла удовольствие эта извращенная интеллектуальная игра — Разве имя Василий Пономарев Вам ничего не говорит?

На этот раз не выдержала уже девушка — она бросила злой взгляд на безвольно опустившего голову сокомандника.

— Сколько человек ушли и не вернулись в родной мир? — теперь "на полную жесткость" проговорил "военный".

— До сих пор я считал себя единственным невозвращенцем — казалось, у Кэпа покраснел даже голос.

— Я уходила последней и ничего не знаю о судьбе Пономарева — не соврала Света.

— Пономарёв уже пользовался Воротами — при этих словах "следователя" Света вновь пробуравила взглядом молодого человека — мог ли он последовать за вами или рассказать о феномене другим?

— Откуда нам знать? Спрашивайте у Василия, если сами такие умные. Он тоже сидит в ваших гестаповских карантинах, в этом дурдоме, ведь так? — Злость вытеснила из Луговой панику и страх. Иномирянка не чувствовала в себе ни единого симптома стокгольмской болезни и выразила, наконец, истинное отношение к хозяевам Дверей.

— Значит, он всё-таки покинул свою реальность? — продолжал наступать "военный"

— Не знаю.

— Не знаю.

После короткой паузы Светлану ожидал еще один сюрприз: в комнату вошел пожилой человек, которого она мельком видела перед отправкой в Колонию. Теперь времени и освещения хватило, чтобы безошибочно признать в седом старике любимого дедушку Аркадия. "Следователи" переключили активность на него, снова заставили вспомнить все детали провальной разведки и выслушивали доклад около часа. Виновник торжества упомянул и про Василия с Женькой, и про потерявшегося за Воротами Степанчикова, о котором, в свою очередь, поведал Лугову ХаЭм. Промолчал Аркадий лишь о дальнейшей судьбе двоих товарищей, объявив, что добрался до Двери в одиночку. Последними участниками очной ставки стали проштрафившиеся дабао, которые подтвердили рассказ агента и добавили, что их прибор засек в доме одного "меченого".

Казалось, всё было ясно. Один абориген из 51-стаб еще находился в странствиях, другой — Василий Пономарев — ходил за Ворота, вернулся и остался у себя на Родине. Но допрос продолжался еще несколько часов. Лишь глубоко за полночь измочаленных Кэпа и Свету развели по разным карантинным боксам, а Лугова, Джаа и Хоо отправили по домам. Впрочем, узнав о родственной связи, модератор отстранил Аркадия от работы до завершения кризиса и назначил слежение за его коммуникатором.

* * *

Не спалось Светлане. Оставшись одна, девушка нашла в себе достаточно сил, чтобы измолотить синтетическую подушку.

"Уроды!" — раздался крик в адрес хозяев помещения. "Дилетанты! Артисты!" — Лугова вдруг поняла, на кого были похожи вершители коллективного циркового допроса. "Ролевики-садисты! Они знали всё, мучили нас специально! Взрослые дети, дорвавшиеся до игр в детективов, полицию и... суд теперь что ли?"

"Предатель! Тряпка!" — это, как можно догадаться, прозвучало (и было целиком заглушено умными стенами) в адрес Кэпа. "Пошел на "сотрудничество со следствием" — а я его, дура, покрывала... С его же подачи условились, что если попадёмся — о других молчим!"

"Шпион! Полицай! Лизоблюд сетянский!" — еще больше девушка была возмущена поведением Аркадия Осиповича. В ранних детских воспоминаниях деда был большим, мудрым, самым добрым и самым умным человеком на свете. Его давние рассказы про великих учёных, про отважных мореплавателей, про покорителей космоса и героических полководцах никак не вязались с сегодняшним отвратительным амплуа перебежчика.

"Одни только Женька с ХаЭмом повели себя как мужчины... Сорвали этим... как их... привратникам-дабао весь план, вырвались... Вон как деда с его боевиками сегодня пропесочили!" — истерика Луговой постепенно затихала.

По поводу своего будущего Светлана пришла к относительному спокойствию: её враньё не тянуло на преступление. "Дальше Колонии не сошлют..." За Алексея Света тоже не боялась, хотя и мысленно пожелала ему отправиться по этапу в какую-нибудь бескислородную реальность. Но у путешественницы добавилась тревога за Степанчикова: что уже почти месяц делает в чужих мирах её бывший неудачливый ухажер? Неизвестно, порадовалась бы или огорчилась заключенная, узнав, что Михаил в данный момент беззаботно тусуется с аборигенной молодежью и охмуряет новую подругу...

* * *

Не спалось Алексею. Он не ожидал увидеть землячку на допросе, но прекрасно понял причины всех её эмоций — так стыдно Кэпу не бывало еще ни разу в жизни. Воротоиспытатели, которых Лада назвала "самыми нормальными людьми в сплетении", сразу же пригласили к вырванному из рук выдумщиков пленнику "привратников". Привратники, не теряя времени, заявили, что у похитителей изъяты многочисленные фрагменты его месячных воспоминаний и ему, Алексею, в благодарность за спасение от неминуемой смерти при новом считывании, следует в подробностях изложить всю историю открытия им портала.

О святая простота человека, презирающего телевизор, не читающего детективы и ведущего законопослушный образ жизни! Банально взяв Кэпа "на понт", дабао узнали об истинном происхождении Светланы и косвенной связи друзей с Аркадием Осиповичем и его женой. Сопоставив факты, "служба безопасности" Двери получила несколько иную картину провала разведчиков в 51-стаб.

Чтобы прекратить бессмысленное самобичевание, Кэп решил отвлечь мозг игрушками. Но, включив абсолютно однотипную с освоенной им в карантине Камского центра консоль, Кэп увидел в списке "лишнюю" программу с призывными цубонафскими закорючками "Посмотри меня". "Вирус?" — тут же предположил задержанный. Сейчас я запущу файл, и прибор накроется медным донкихотским тазом. С другой стороны... комп же не мой! Вдруг там что-то интересное?". Любопытство победило — Алексей нажал на "пуск".

Программа запустила не вирус, а беззвучный интерактивный урок, в котором объяснялись принципы пользования неким "ключом". "Спроецировать клавиатуру. Набрать цифровой код стабильного мира, направить луч на портал, переместиться" — после просмотра у Алексея остался только один вопрос: кто и к чему подбросил в его бокс такую информационную бомбу?

* * *

Не спалось Аркадию Осиповичу, который прорабатывал план проникновения к центральному пульту. Воплощать рисковую идею предстояло не завтра и не сейчас — заговорщики благоразумно ожидали, пока все потерянные земляки — кроме надёжно спрятанных Женьки и Васи — соберутся в Колонии. Дед без зазрения совести "сдал" привратникам Степанчикова, так как рассчитывал, тем самым, ускорить его прибытие в Мир Сетей и воссоединение с друзьями.

Теоретически, для вывода из строя центрального пульта имелось несколько возможностей. Подкуп или шантаж допущенного персонала, компьютерная атака, порча электросети, силовой штурм и физическое разрушение техники той самой дубиной, которой "не мог дотянуться" Кавтась. Аркадий рассматривал все, и каждый был связан с гигантскими трудностями. Досадное отстранение Лугова от дел только портило общую картину.

* * *

В неизвестное время суток условного "завтра" Алексей проснулся от звука работающих дверных механизмов. В его бокс шлюзовался посетитель, и этим посетителем оказался единственный близкий Кэпу в новой реальности человек — его учитель языка Лада Ли.

— Шишка, привет! Как тебя пропустили?

— Здравствуй! А что удивительного? Ты ведь не в старинной тюрьме, тебя просто изолировали, чтобы не мешался до конца разбирательства. Любой может зайти.

— И куда потом? В Колонию, как ты говорила?

— Да. Не бойся, там не каторга, там будет хорошо.

— И домой — никак? — скорее печально констатировал, чем спросил иномирянин.

— Не раскисай, Алёша! Иди, раздевайся, и в душ!

— Чего? — не понял переводчицу Кэп.

— Иди в душ и мойся!

Алексей покраснел, укорил себя за нечистоплотность, удалился в кабинку и встал под струи слабого дезинфицирующего раствора. Каково было его удивление, когда через минуту пластиковая дверь открылась снаружи и в тесную умывальню вошла решительная и абсолютно голая Лада!

— Не лапать! Смотри в глаза! — уверенные слова пробились сквозь гул искусственного дождя.

— Эээ... А зачем ты тогда?

— Тут не видно и не слышно. Понял?

— Да.

— Отлично. Ты действительно хочешь бежать?

— Да, я хочу домой.

— Ты возьмешь меня с собой?

Сложно, практически невозможно отказать в чем либо стоящей перед тобой обнаженной девушке. Алексей ответил:

— Да.

— Завтра в полдень тебя заберут из бокса и поведут к Воротам — в Колонию. Я буду ждать на отправке — напрошусь проводить. Ты видел урок про ключ?

— Да.

— Это я его тебе послала. В системе есть уязвимость, мой... вирус — ты называешь это "вирусом" — должен на несколько минут вырубить управление. Мы уйдём с помощью этого самого ключа.

— У тебя он есть?

— Да, достала. Если со мной что-то случиться — знаешь, что делать.

— Эээ... Спасибо...

Не в силах больше сдерживать руки, Алексей схватил одежду и пулей вылетел из душа.

"Идиот!" — укорял себя Кэп через час.

"Дурак!" — крикнула на весь коридор девушка, едва открылась дверь воздушного тамбура.

"Дура..." — добавила Лада уже про себя.

* * *

Слова искусительницы оказались правдой. На следующий день дабаохи забрал Алексея из бокса и повёл по виртуально-знакомым коридорам. Вскоре еще один привратник догнал группу вместе со Светой. Лугова посмотрела на своего бывшего капитана с презрением, а молодой человек опять покраснел. "Как после дружбы я умудрился предать еще и чувства"? Кэп вдруг вспомнил, что всё еще любит Светлану. Он осторожно ухаживал за ней весь последний год и только перед последним расставанием стал наблюдать признаки потепления и взаимности. "А Лада? Что делать? Что делать?!"

Они влились в поток отпускников и почти подошли к тяжелой двери, которая запирала помещение с порталом, как вдруг конвоиры внезапно заморгали глазами, задёргались и стали падать на пол. Кто-то с криком метался по зданию. Кто-то пытался проломить собой стену. Рыбак с совершенно безумными глазами выхватил из рюкзака раскладную удочку, прижал основание к плечу и стал убивать товарищей воображаемыми очередями.

Перепуганная Света плотно прижалась к Алексею — Алексей ничего не понимал, вопли дёргали сознание в разные стороны. "Взорвать Центр, убить Странника... Что я мелю, массаракш! Спасать Лугову, бежать!"

Рядом с порталом людей поразило то же самое помешательство. Больше десятка привратников кричали или исходили судорогами на полу. В скрюченной фигурке в углу Алексей узнал Еловую Шишку — он попытался помочь подруге, но она, не узнавая Кэпа, опасно сучила ногами и пускала пену.

— Бежим, они сами о себе позаботятся! — попыталась перекричать завывания и стоны Света.

— Надо помочь им всем! — дойдя до столь убогого состояния, аборигены уже не вызывали у иномирянина злости.

— А ты знаешь, что с ними и как им помочь?

— Нет.

— Тогда бежим!

— А ты знаешь, как бежать? — ответно уколол Кэп.

— Нет... Света снова растеряла вернувшуюся было уверенность.

— Я знаю. — Парень поколебался и вытащил из единственного кармана Лады ключ. — Подсоби!

— Ты собрался тащить её с собой? Кто эта женщина?!! Бежим! — боевая подруга заметила в дверях двух растерявшихся, но вменяемых азиатов и громко воззвала к разуму.

— Никто. — Кэп оставил бывшую выдумщицу и подбежал к воротам.

— Номер планеты в тентуре?

— Что???

— Как позавчера называли дефолтный мир?

— 51-стаб. Скорее!

— Пошла! — Кэп ввел в ключ короткое число, луч ударил в пустоту и высветил еле заметные границы Ворот.

Таинственный механизм сработал. Сначала Света, а затем — её друг, не оглядываясь, перешагнули границу миров.

От внезапной болезни сотрудники Мусикинского центра оправились через десять минут, на восстановление коммуникаций понадобился еще час, сообщение с Колонией полностью прервалось на один месяц. Было бы наивным полагать, что основные компьютеры вывел из строя вирус, который запустила бывшая выдумщица. Защита прихлопнула его, даже не известив операторов. То первый гром Мировой Сетевой войны докатился до сообщества учёных, ударил по мозгам через линзы и напророчил страшное будущее.

* * *

— Тону!

— Светка, держись!

— Блин, я за проволоку зацепилась!

— Хватайся за выступ! Вот!

— Вижу... всё... тина... противно то как! Меня глючит, или тут конфетами пахнет?

— Не глючит. Посмотри назад!

На противоположном берегу дымили кирпичные корпуса кондитерской фабрики. Какие-то мальчишки смеялись над незадачливыми купальщиками. Тогда друзья подняли головы к каменной лестнице лодочного причала — на тронутых временем золоте и мраморе храма Христа Спасителя отражалось чужое полуденное солнце...

Глава 26.

Чистый Лукиан

О, это небо, что шеи вокруг,

этот блуд,

Что пройдет по рукам — это

солнце привяжут к ногам...

И обратный, плацкартный,

тебя не заметивший милый

с запахом моря.

Веня Д'ркин. "Раскаленный июль"

Записки Евгения Кубарева между строк.

21 июля.

Как только я оказался на другой стороне, сразу стал искать ХаЭма, который ушел на три минуты раньше меня. Но людей вокруг не было совсем, хотя открывшийся мне с горы край нельзя назвать безлюдным — сплошные поля. Леса сохранились островками, через каждые три-четыре километра виднелась деревенька. Самое большое селение я увидел в том месте, где в дефолтном мире находятся город и плотина. Село с несколькими сотнями мазанок, прямыми улицами и парой каменных строений. Прождав Василия часа два, прикинул время до заката и отправился поближе к людям.

Я не стал сразу выходить на контакт, а еще пару часов понаблюдал из кустов на окраине поселения. Крестьяне работали на огородах в безыскусной домотканой дерюге. Низкорослые бабы, столь же невысокие сгорбленные мужики, грязные голые дети. Типичные славянские лица и, как потом подтвердилось, славянский язык. Уже тогда заметил — аборигены не являются христианами. Вместо крестиков местное население носит на шее маленькие круглые камушки с дыркой, вместо крестного знамения совершают движение, которое я, чтобы скорее запомнить, назвал "умыванием лица". В тот день мною был оставлен без внимание еще один важный факт, практически, спасший мне жизнь. Все мужчины брили бороды и усы. Я слишком привык к данной моде, даже на большие реконструкции участники приезжают с чистыми подбородками и лишь через недельку-две палаточной жизни приобретают некое подобие историчного волосяного покрова.

Вернувшись к порталу, я стал думать. С одной стороны, благоразумным представлялось не попадаться на глаза местным жителям, представителям какой-то совершенно незнакомой мне культуры. Это означало, что неопределенный срок мне придётся жить под какой-нибудь корягой, вздрагивать от каждого шороха, воровать еду на полях и не иметь возможности при нужде бежать в другие места — каждый четный день Аркадий велел караулить его возле двери. Плюс ко всему, в этом мире напряженка с густыми лесами — отрадой отшельников и разбойников. То, что давалось в ощущениях на тот момент — даже не парковые полосы, а какие-то жиденькие рощицы в неудобицах.

С другой стороны, я много занимался Средневековьем. Раз. Средневековость деревни не оставляла сомнений, раннее ли оно, позднее ли, тёмное или просвещенное — в этом решил разобраться потом. Я прочитал несколько десятков романов про "попаданцев" и робинзонов у дикарей. Два. Я умею драться мечом, хоть и не переоцениваю свои навыки. Три. Я собираюсь не прогрессорствовать, а просто прожить в человеческих условиях пару недель. Четыре.

В итоге, я принял решение одну ночь подождать друга возле портала, а затем идти вниз.

22 июля.

Не дождался. Шмыга бы точно сказал, был здесь Вася или нет, но говорить он, собака, отказывается. Отсюда сделал вывод, что я не в волшебной стране и дорожка из желтого кирпича меня не ждет. Шмыга тёплый, ночью холодновато — хоть какая-то польза от глупого пса.

Перед рассветом стало совсем зябко — я размялся и сделал круг по полям, наворовал у вороньих пугал дырявой одежды. Свою спрятал под горкой камней недалеко от двери. Потом вспомнил про вчерашние наблюдения, обтесал ножом мягкий белый камушек и привязал его на нитку. Слава богу, меня не видел никто из тусовки — просто "Страшилой Мудрым" я бы не отделался. Скорее — несколько наоборот.

Я планировал найти зажиточную усадьбу и предложить работу за еду. Но пока шел к центру, мне попадалось сплошное убожество. Мазанки похожи на полуземлянки, стены облуплены, крыши покрыты не тёсом или черепицей, а прошлогодней соломой. Некоторые ничем не покрыты — наверное, солома скормлена зимой голодному скоту. До сих пор не могу понять — куда дели деревья? Ведь кроме леса в Чайковском районе ничего толком не растет.

В глубине деревни, на высоком берегу Сайгатки, действительно нашел что-то похожее на жилье. "Ограбили", "плохо" "работать", "есть", "спать". Наверное, со стороны моя беседа с хозяином выглядела очень комично. Здоровенный (по местным меркам) детина в рубищах, да с исковерканным языком, да с невиданной собакой... Меня хотели прогнать, но я насколько раз "умыл лицо" и схватился за свой дырявый камушек, аки Фродо за кольцо — помню, какую роль играет в традиционном обществе религия. Мужика проняло. Повел меня в старинный, но некрасивый каменный дом, ругался с кем-то у дверей — я до сих пор не понимаю быструю речь аборигенов, как в Болгарии прямо. Видимо, нас послали. Пошли в другую усадьбу, похуже. Там опять встретили неприветливо, но зато — результативно. "Благодетель" поймал Шмыгу и пошел домой, меня взяли под руки двое мужичков и повели к хоз.постройкам.

Я хотел человеческих условий — и я их получил))) Кинули в яму, закрыли крышкой. Всех бы попаданцев так... А лучше — их авторов.

23 июля.

К утру — еле живой. В яме насекомые, одежда — дрянь. Меня вытащил быковатый тип крестьянской наружности и сказал — если я правильно понял — что мою участь будет решать самый главный. Так как самый главный в отъезде, меня подержат в яме. А коли я хочу есть, то должен работать.

Весь день рыл во дворе колодец тупой деревянной лопатой с жестяным рантом. Вода стоит не глубоко, к вечеру управился. И хозяин — его зовут Торв — доволен. Он рассчитывал труд на три дня, я уложился в один. Обещание сдержал, накормил. До сих пор привыкаю к местному кулинарному ужасу. Это какое-то неправильное средневековье, это неправильные крестьяне. Они делают неправильный, отвратительный хлеб. А так испортить кашу не сможет даже первокурсник в общаге. Еще он накидал в мою яму свежего сена — спать стало легче.

25 июля.

Торв крутит свой маленький бизнес — сдаёт меня в аренду соседям. Вырыл еще один колодец и одну овощную яму, когда по Каме пришел плот — таскал с мужиками брёвна. Я понял, откуда они берут дрова и как этот рабовладелец построил себе второй этаж.

Вечером Торв повысил мой социальный статус — перевел из ямы в сенной сарай и разрешил искупаться. Вовремя, так как от плохой кормёжки и сырости нахожусь на грани болезни. В общем, "Arbeit macht frei"

26 июля.

С утра жители возбуждены, идёт дым. Думал — пожар, оказалось — погромы. На работы меня не забрали, наблюдал через зазор между стеной и крышей. В полдень за мной прибежал Торв, отпёр сарай, повелел хвататься за бревно, и мы вдвоём понесли его к добротному каменному строению, где мужики безрезультатно долбили кулаками окованную и украшенную менорами дверь. Противно, конечно, но я сам выбрал сторону, когда надевал на шею камень. Тараном с преградой управились за две минуты, начался грабёж. Я "спас" богослужебную книгу, в которой пишу сейчас эти строки, и красивую скатёрку — звернуть. С религией здесь вообще какие-то непонятки. Сумасшедший мир.

Вечером отпустили погулять — доверяют. Сбегал до портала — всё на месте, никого нет. Забрал из нычки авторучку и нож — мало ли иудеи мстить придут...

27 июля.

За рвение, проявленное при штурме синагоги, меня забрал к себе местный священник. С этого момента живу в подсобке храма с еще одним батраком. "Батюшка" иногда беседует с нами, начинаю, наконец, узнавать что-то про аборигенов и причины их нелёгкой жизни.

Нашелся Шмыга. Отощал, облез, но рад до безумия. Я тоже был рад. Местные привыкли и подкармливают породистого пса за его непокобелимость. Я не породистый, мне не светит(

28 июля.

Глаза слипаются — вчера полночи вспоминал и писал недельный дневник. Главный итог — я еще жив. Не ругайте, что последние дни отражены так скомкано — очень хотелось спать. И сегодня не до ЖЖ ;)

Кстати, Торв — староста деревни, полностью его зовут Тарквиний. Имечко римское, морда наша. Наводит на размышления...

29 июля.

Камушек на веревочке, мельничный жернов на канате возле храма — узнал, что они означают. Кстати, так я и думал. Мы все — потенциальные утопленники)))

Религия, господствующая на селе, называется "лукианство". Доктрину папа Антон излагает так:

Всегда существует логос, мыслящий самое себя, и всегда существует хаос. И создал логос космос из хаоса и стал Богом, но хаос тем самым проник в логос и поразил его. Тогда Бог отделил от себя пораженные части и разделил их на миллионы душ, и создал человека и поселил в нем души, дабы они очистились. И человек населил космос. Но хаос слишком глубоко проник в них, человек начал преумножать хаос. Тогда Бог создал океаны. После смерти хаотичная душа отправляется в глубины океана, где вынуждена очищаться до конца времен через страдание в вечном холоде, давлении и темноте.

Человек выходит из воды и в воду возвращается.

Очистившиеся души сливаются с Богом в вечном блаженстве.

Но услышал Бог стенания душ из глубин и снова отделил часть себя и стала эта часть душою чистого Лукиана. Лукиану Создатель велел проповедовать правильное очищение и гнать хаос, дабы человек упорядочил себя еще при жизни. В конце концов, Лукиан принес себя в жертву, чтобы подарить надежду тем, кто стенает в его глубинах, ибо Бог установил срок. Случилось это на 733 году от основания Города, отсюда ведется отсчет новой эпохи.

Когда кончатся души, которые отделил Бог, люди перестанут рождаться и наступит Конец Света, а еще через десять тысяч лет окончательно вылечатся от хаоса и объединятся с Создателем души со дна океана.

Чистый Лукиан был утоплен в Тибре с зернотеркой на шее, поэтому последователи носят камушек с дыркой. Никакого "царства божия на Земле" это учение не проповедует, церковь, судя по всему, отделена от государства.

Такая вот жуткая смесь греческой философии, восточной мистики, Вархаммера и монотеизма. Выясню подробнее, как она получилась.

Пока дождь, попишу еще. Книжка толстая.

Лукианство — религия мировая, но не единственная. Конфессия, в молельном доме которой я разжился кодексом, похожа на иудаизм, происходит из иудаизма, но иудаизмом не является. Местные зовут её адептов "порождениями хаоса" (не похожи) и "обадианцами" (вот это название я приму). В Прикамье обадианство принесли кочевники с Востока, а-ля монголы. До сих пор, на свою беду, исповедуют. Не любят тут обадианцев.

И это еще не всё. Ясрибизм — есть где-то на юге. Тоже мировая религия, тоже иудейского корня. Судя по названию и отрывочным знаниям Антона — распространена среди арабов и аналогична исламу.

Забыл про фарсизм — религию завоевателей, хозяев этого края. Тоже каша, замес зороастризма на манихействе. По Гумилёву такие системы долго не живут, но Льва Николаевича персы не спрашивали. Грабят целые государства и отрицают, при этом, материальный мир. Жаль, папа Антон, по сути и по факту — сельский батюшка с "тремя классами церковно-приходской" — подробностей не знает.

30 июля.

Местные названия: моё село — Корнелино, храм лукианцев тоже посвящен чистому Корнелию — святому с ослиной головой. Корнелий одолел в себе хаос и приблизился к Богу, но общаться с Создателем ему мешала собственная привлекательная внешность да красивые женщины вокруг. Тогда чистый вознес молитву, и Бог дал ему ослиную голову. Девушки, естественно, отстали и больше не мешали Корнелию бороться за чистоту. Поучительная история, думаю, новая башка пришлась этому ослу впору.

Ближайший город — Улей. Не потому, что пчёлы, а потому, что Iulius.

Государство — Великая Соль. Строй не ясен, столица тоже не ясна, хотя догадываюсь — где. Сам статус страны вызывает вопросы — завоевали же.

Река — Благородный Дон. Названия "Кама" аборигены не знают. Кстати, Благородный Дон — единственный представитель знати, что я здесь видел))). Писал уже — это неправильное средневековье. Ни рыцарей, ни замков, ни городищ в лесах, ни княжеских тиунов. С другой стороны, общество насквозь традиционное и патриархальное. Большие семьи в тесных мазанках. Хозяйство — натуральней некуда: орудия примитивны, в домах нет мануфактурных вещей, женщины шьют костяными иглами, дети рыбачат костяными крючками. Вроде, Урал — но очень мало железа.

О сельском хозяйстве: распаханы огромные территории, но земля не родит. Собирают мелкую гречиху, овёс и рожь, готовят из них отвратительные каши и пекут несъедобный хлеб. Нашим реконструкторам при всём желании не научиться так готовить — опасно для жизни повара. Скот тощий, мелкий, ни молока ни мяса. На лошадей смотреть совсем жалко — тут впору пахать на курицах и свиньях.

Скорее всего, проблема — в перенаселении. Территория вместила в себя максимальное число людей, они свели леса, истощили почвы, но не совершили технологического рывка. В результате — перманентное недоедание и голодоморы каждые двадцать-тридцать лет. Крестьянин не знает дату но хорошо помнит, сколько годов минуло с прошлой катастрофы.

1 августа.

Был на похоронах. Необычно. Покойника положили в ящик, вместо маленького дырявого камушка к шее привязали целый жернов с выбитой надписью. В ноги поместили сосуд с солёной водой, в голову — чашку с горящей берестой. Потом тело перенесли на кладбище — прямо возле речки Сайгатки — достали из ящика и уложили в могилу. Папа Антон прочитал молитву, труп залили водой и закидали грунтом. Жернов в это время приподняли, так что он наполовину торчит над поверхностью готового захоронения и сообщает имя несчастного.

Вечером я пожаловался батюшке: "Кладбище расположено слишком близко к воде, это плохо". Антон "успокоил", что в Корнелино всё очень чисто, а вот раскольники на северах не верят в океан: по их мнению, души очищаются в водах очень длинной, многократно опутывающей Землю реки, которая впадает сама в себя. Поэтому, они бросают своих умерших прямо в Благородный Дон.

С сегодняшнего дня пью только молоко.

2 августа.

Аркадия нет. Моя новая растяжка у портала цела. Уж не знаю, зачем я ему поверил — меня специально разделили с ХаЭмом и отправили в этот ад. Но к боевикам с игольниками я тоже не хочу — тут не убили, и ладно.

4 августа.

Это не Pax Romana. Это наоборот.

Римская республика пала в период гражданских войн I века до н.э и была начисто разорена галлами Вирцингеторикса. Последний, в конце концов, осел в Нумидии и основал там княжество имени себя. Следствие — всю античность в Средиземноморье преобладали греческие государства, в истерзанном Риме с проповедью какого-то учёного раба началось лукианство — будущая мировая религия, ставящая во главу угла спасение души через опрощение и духовную работу над собой.

Гибель империи привела к более позднему развитию народов Западной и Центральной Европы. Смерть античного мира оказалась еще боле страшной: арабское нашествие седьмого века совпало с массовым движением диких германцев на юг. "Западная" цивилизация исчезла, тем более, что её основы вошли в противоречие с постулатами веры. Современная доктрина церкви противопоставляет хаос демократии порядку бюрократического единоначального царства.

Местное "средневековье" уже не кажется таким странным. Просто оно "восточное" — находящий в отъезде человек — Павел, который должен "решить относительно меня" — это не сеньор, а государственный чиновник.

В 1870 году очередное Персидское государство развалилось на обадианский Закат, ясрибианский Восход и фарсистский Загорский Иран. Загорский Иран давно контролирует Нижнюю Волгу, десять лет назад эта страна оккупировала Великую Соль. Носить оружие славянам запрещено. Прощай моя военная карьера...

<...>

5 Августа.

Батюшка чуть не застукал с книгой — я едва не поседел. Дневник — хорошо, а жизнь — лучше. Спрячу в нычку и понадеюсь на память.

Глава 27.

Встречи и разлуки.

У нас в пещере перекрыли газ и дым,

Остыли топка, печь и поддувало,

И мамонта мы слопали сырым

С соседом —

У него сегодня не клевало.

Александр Щербина; "Апокалипсис ледникового периода"

"Ну ты, Лугов, даешь! Как? Как тебе это удалось?" — уже на следующий день после фатального сбоя Юмай То Ли встретился с сообщником и теперь тряс его за плечи. "Три сплетения чуть не сошли с ума. Наш главный модератор с судорогах налетел на стул и распорол себе живот. Завортники сбежали — но об этом ты и сам должен знать. Где ты добыл им ключ??? Главное, Центральные пульты сгорели... Сгорели! Совсем! Со всеми настройками Мусикинских Ворот! Ты знаешь, что это означает? Знаешь? Туристов эвакуируют ключами, а потом, как минимум, месяц толпы людей не будут шастать в Колонию и обратно — слишком ненадежно. Моя группа проведет все замеры, они просто обязаны показать ремиссию аномалий! Ты спас наше дело!"

Лугов, не имевший к событиям никакого отношения, промолчал. Стыдно приписывать себе чужие успехи, только уважение сильного союзника на данный момент было важнее принципов.

— Но почему так рано? Почему ты не предупредил меня? — Перешел, наконец, от дифирамбов к упрёкам мятежный учёный.

— Некогда было. Шибко баско они подставились, ну я их тут же и это... Послушай, Юмай — ты настоял на встрече, чтобы похвалить меня — или у тебя есть что-нибудь дельное?

— Я хочу поделиться информацией от привратников — это и есть моя благодарность. В мире 32-стаб агент засек русскоязычного заворотника. Иномирянин под контролем, поэтому дабао пойдут за ним только завтра. Думаю, что нашли кого-то из твоих...

— Тоже мне, отблагодарил... Понятно, что мой. Это всё, что я дождусь от тебя?

— Я знаю, сейчас ты предложишь мне помочь попасть в 32-стаб. Я согласен. Один ты к Камским Воротам не пробьёшься.

— Вот, это совсем другое дело. Я правильно понимаю, что ты готов ехать на Каму?

— Да. И чем быстрей — тем лучше.

Юмай То Ли не был рядовым воротоиспытателем. Энергичный учёный хоть и относился к маргиналам, но слыл в сплетении очень узнаваемой и популярной фигурой. До создания теории аномалий и Движения За Ограничение нынешний заговорщик делал блестящие открытия в области этологии Объекта, вывел пять условий стабильности и предложил изящное решение проблемы Та Му. Бывшие ученики Юмая успешно работали в рамках нескольких десятков групп и безмерно уважали своего научного отца, хотя далеко не каждый разделял учительский изоляционизм. А помимо учеников у То Ли была просто масса хороших знакомых в "средних" и "нижних" слоях сообщества. Иначе дело обстояло с группами, принимающими решения и обслуживающими наиболее важные объекты: Центральный пульт и Объект. Туда бунтовщика, с некоторых пор, не пускали, как не приветствовали и лояльных Юмаю людей.

Поэтому, когда к вечеру двое заговорщиков экспрессом примчались в Камский центр, Юмай не пошел к коллегам — после аферы с похищением Алексея и последовавших карательных мер такая стратегия была бы равносильна самоубийству, — а тихо и результативно поговорил с обслуживающим персоналом. Для прохода через портал Аркадию не потребовалась команда с убитого атакой пульта. Дедушка воспользовался личным ключом — тем самым, который отдал ему Кавтась.

Оказавшись на растрескавшейся почве ввиду большого села, Аркадий опешил. Он полагал, что прорыв к Двери станет самой сложной частью операции и просто не задумывался, как именно будет осуществляться поиск земляка. Задачка-то, матькаться грех, образовалась не из простых! В поселении, раскинувшемся "на дне" несуществующего здесь Сайгатского залива, имелось, по прикидкам, от 300 до 400 дворов. В какой из убогих мазанок держат иномирянина?

Лугов поднёс к глазам сильный цифровой бинокль и стал последовательно осматривать прямые улицы. На пятнадцатой минуте, когда рука уже ощутимо устала и электроника перестала справляться с компенсацией дрожания, в объектив заговорщика вдруг попал породистый спаниэль. На фоне немногочисленных деревенских кабыздохов пёс выделялся также, как дорогая иномарка среди "Запорожцев" и стареньких "Ижей". Наблюдатель присвистнул: эту собаку, в отличие от известного только по словесному портрету Михаила Степанчикова, он уже видал. Но как она здесь очутилась? Где её хозяин? Аркадий спустился к самой границе села, к тем огородам, возле которых заметил Шмыгу, и рассмотрел животное поближе: кобель действительно принадлежал Кубареву.

Нужно быть собакой, чтобы объяснить, как Шмыга учуял человека из родной реальности. Казалось бы, чего чайковского оставалось в Аркадии после пяти лет пребывания в Колонии и еще пятнадцати — в сверхтехнологичном Мире Сетей? Спаниэль осторожно облаял пришельца, а затем вылизал дедушке лицо и осадил на мокрую кожу облако пыли, поднятое своим восторженным коричневым хвостом. Шмыга порывался утащить Лугова в деревню, но осторожный Аркадий дождался вязких августовских сумерек, речного тумана и наступления беззвездной темноты.

Буквально за полчаса густонаселенная долина превратилась в одну большую декорацию для интерактивных ужасов. Слабые лучины едва-едва освещали внутренности хат, их свет почти не пробивался через мутную слюду и бычьи пузыри маленьких, похожих на амбразуры окошек. Холодный водяной пар растворял и размазывал контуры подобно капле, упавшей на свежую акварель. Ни зги не видать... да ёё видел хоть кто-нибудь, эту "згу"? Не наблюдается дорога и ноги ниже колен — вот подходящее описание самой благоприятной поры для тёмных делишек, если их, конечно, вершит не обычный человек, а существо со способностями волка, змеи или летучей мыши.

Шмыга уверенно шел на запах. За ним, не отнимая от глаз мультисенсорного бинокля — локатора, тепловизора и прибора ночного видения в одном футляре, аккуратно шагал Аркадий. Не обращая внимание на лай сородичей, мохнатый Вергилий довел земляка до речки, где раствор чернил в воздухе стал особо насыщенным, повернул и забегал возле преграды — сложенного из слоистого песчаника невысокого забора.

"Гав" — сказал Шмыга вслух и просочился в какую-то щель.

"Ё-моё" — произнёс Лугов про себя и перелез через ограду.

"Уууув! Уууув! Рррр..." — послышалось из тумана.

Снова расчехлив прибор, Аркадий взглянул в окуляр, оценил длину веревки зубастого сторожа и мысленно очертил зону безопасности. Спаниэль увлекал человека дальше, к приземистой каменной постройке, не забывая переругиваться с хозяйской псиной. И когда спасатели приблизились к добротной двери на засове, изнутри послышался голос: "Шмыга, цыц! Не дразни Помпея! Павел проснётся..."

Голос был знаком бывшему агенту также шапошно, как умный вислоухий проводник, но вариантов у Аркадия было очень немного:

— Я пришел передать привет от внучки, от Светланы — произнес дедушка, прислонившись к двери.

— Аркадий Осипович??? Вы нашли её?

— Да. Долго ты собираешься тут сидеть, матькаться грех?

— Пока не откроют.

— Выходи! — повелел Лугов, отодвигая запор. Взяв "бинокль" в одну руку и ухватив Аданэделя другой, дедушка двинулся обратно.

— Тут забор. Справишься?

— Обижаете! — Женька в два счета оказался верхом на ограде и подал руку своему освободителю. Неожиданно, заскрипела дверь дома, двор озарился светом факела, а к собачьему лаю добавилась матерная ругань дородного мужика. Женька соскользнул вниз, Аркадий схватился за парализатор, замер и попытался прикинуться камнем.

Удивительно, но у него получилось. Человек с факелом, разгоняя туман, прошел буквально в метре от пришельца. По городскому носу ударил запах сивухи, пота и дыма — Лугов поморщился и помянул добром изобретателей мимикронакидки, не позволивших опрятному доброму человеку попасть в лапы грязному и злому. Хозяин, тем временем, дошел до собачьих владений, шуганул под забор наглого Шмыгу и загнал голосящего Помпея в будку. Еще раз помянув собачьих родственников и туман (у тумана, если не приводить диалог дословно, но передать его содержание, тоже нашлась близкая родня среди псовых), абориген скрипнул дверью, потушил факел и погрузил мир 32-стаб во тьму.

— Ты вообще тут откуда, дорогуша? — Спросил Аркадий Осипович, едва пришельцы вышли за околицу перебуженного лаем села и начали подъем к порталу.

— И Вас еще хватает наглости задавать такие вопросы??? Куда отправили, там и есть!

— Молодой человек, во-первых, можно и на "ты". Во-вторых, отправлял я вас в 92-темп. Это ключ, он часто даёт сбои. Знаешь, какая капризная штука — эти ворота?!

— Сбои? Называешь это сбоями??? Ляля я ваши ворота! В яме! На сырой земле! С кровососами... По ошибке, да? К быдлу, к вони...

— Ну что ты шумишь... Не было у нас времени убедиться! Главное, что я нашел тебя сейчас и могу вытащить отсюда... Хотя, честно говоря, я ожидал увидеть тут другого человека — твоего друга Михаила.

— Его до сих пор не нашли?

— Не нашли, как сквозь землю провалился.

— А что, у вас и в преисподнюю портал имеется?.. Ладно, дед, спасибо тебе. Скажи, куда ты остальных подевал?

— Веточку с Алёшей позавчера видел. Они только-только сбежали от привратников . Надеюсь, уже едут домой.

— Круто... Васька где?

— С тобой он должен быть! Точнее, ты с ним. Теперь вот сомневаюсь...

— В чем сомневаешься, в чем сомневаешься, резидент хренов? Где ХаЭм?!! — Женька схватил старика за грудки и поднял над землёй. Рука Лугова нащупала парализатор.

— Ой отпусти... В Пустом Мире он должен быть. Я еще не проверял... Прямо сейчас туда и сходим.

— А потом? — Аданэдель аккуратно опустил Лугова на грунт.

— Потом?.. Я Степанчикова хотел вытащить, вас потом забрать из 92-темп — и в Чайковский всем гуртом. Как же еще? Теперь вот не знаю.

— А каким образом ты вообще меня тут нашел?

— О тебе сообщил местный агент. Завтра сюда дабао явятся, а тебя — тю-тю!

— Сука...

— Кто?

— Чиновник местный. Только приехал сегодня, и сразу, значит, на меня настучал... "Проконсультируюсь с начальством, а ты пока в хлеву посиди..."

— Ой не могу! Насмешил старика. Да без него ни у кого бы и в голову не пришло тебя отсюда вытаскивать! Шибко понравилось в грязюке? — Это замечание Евгений благоразумно оставил без ответа.

Иномиряне не стали задерживаться в краю лукианцев дольше, чем понадобилось Женьке на эвакуацию тайника с одеждой и дневником. Вновь ударил в пустоту и обозначил границы Ворот неяркий луч, вновь запаниковал, но уже не убежал далеко Шмыга. Шаг — и вместо слабо флюоресцирующего туманного покрова над головой сияет россыпь звезд: дорогой бисер, вплетённый ловкой рукодельницей в узорчатую ткань древесной кроны. Стало так светло и прозрачно, что у Кубарева захватило дух от подлунной красоты.

Казалось, вся равнина на поверхности холма была накрыта полупрозрачной ночной тканью — тонким-тонким флёром тумана, под которым спала короткая трава и покоились древесные корни. Как в старинном европейском парке группами или в одиночку, метров на сто один от другого, стояли огромные раскидистые дубы. Летучие мыши — бесшумные странники космоса, черные тени на серебре Млечного Пути — увивались между зелеными гигантами, ныряли вниз, чтобы преследовать насекомых у самой земли и колыхали, разрывали белый покров, обнажая перед светилами бархатные метёлки ковыля. А как робко дрожали поздние бутоны вьюнков на древесных стволах! Не цветы — чудесные плоды дубовой коры манили руки, побуждали прикоснуться, раскрыть, выпустить на свободу стекляннокрылую фею, разбудить малый народ, чтобы слушать его песни, танцевать его хороводы, вальсировать с лунной дамой и летать над рекой. Нагнать чудесный полумесяц, кружить вокруг и смотреть, как поднимаются по светлой дорожке двое мужчин с остроухой собакой, видеть еще не уставшие от битв глаза высоких эльфов, слышать мысли поэтов, подбадривать первых астронавтов, возомнивших себе, что ступая на реголит, они заносят вторую ногу для шага в галактику, и радоваться, заметив среди тысячи миров хотя бы одного мечтающего ребёнка.

В бедном перенаселенном краю, где пыльные ветры заменяли дымящие заводы, а кислый запах загаженных подворий раздражал нос сильнее автомобильных выхлопов, Аданэдель очень соскучился по чистоте и свободе.

— Аркадий Осипович, посмотрите, там — кони! В тумане... Лошадка! Медвежонок!

— Ну как дитя малое! Вижу я, конечно. А ты не замечаешь разве — лошади-то необычные...

— Нет... Лошади. В ночном. Только низенькие... и гривы короткие. Порода, наверное, такая.

— Это не порода такая, это тарпаны — самые настоящие дикие жребцы и кобылицы. Учись, студент!

— Значит, мы не найдем их пастухов и... и не поедим? Чей костёр, в таком случае, горит на самом верху? — До смерти проголодавшийся Женька увидел огонь на той возвышенности, где в дефолтной реальности стояла чайковская телевышка.

— Нам повезло. Плотность населения в мире 92-темп — одна стосорокадевятимиллионная человека на квадратный километр суши.

— И кто ж такой ради нас собрал здесь воедино сто сорок девять и шесть нолей своих кусочков?.. ХаЭм? ХаЭм! Васька! — Аданэдель бросился бежать к вершине. Но еще раньше оповещенный Шмыгой робинзон с длинной палкой в руках ринулся навстречу своему товарищу.

— Женька! Женька! Месяц... Правда месяц? Ты нашел Свету? — Пономарёв хотел обнять первого увиденного им за несколько недель человека, но ему мешалось неуклюжее самодельное копьё.

— Аркадий нашел... А ты, неандерталец, почему не спрашиваешь, где был я?

— Ну...

— ХаЭм, хорош лобзаться, от тебя козлом пахнет.

— Сам ты козёл... Косуля это была. Вкусная.

— Там еще есть???

— Три ноги, хватай на выбор. А разве мы не домой?

— Не думаю... целая косуля... Аркадий Осипович, идите к костру! — Евгений не стал дожидаться дедушку и передал командование тела собственному желудку.

— Она без соли.

— Забей на туфельку. Я бы сейчас и мамонта сырым сожрал.

— Переплыви завтра реку, завали и ешь сколько влезет. А сегодня только косуля... Ну ты и отощал...

* * *

Дождавшись, пока Кубарев закончит молчаливую трапезу, путешественники по мирам устроили небольшой совет. ХаЭм неплохо устроился на Пустой Земле, поэтому молодые люди приняли решение отпустить Аркадия Осиповича, подождать вестей от Степанчикова до сентября и — если пропавший мастер не даст о себе знать — без авантюр вернуться домой с помощью одного из запасённых Луговым ключей.

Потом земляк удалился, лишь коротко вспыхнул у портала луч иноземного прибора. Друзья остались одни — делиться опытом своего выживания и бросать жаркие дубовые сучья в единственный на всю альтернативную вселенную рукотворный костёр.

Василию пришлось нелегко даже по сравнению с лукианской одиссеей Кубарева. Один имел дело с людьми, а другой — с животными, размером от миллиметровой мошки до мохнатого слона. К счастью, местные хищники никогда не видели человека и не привыкли к его запаху. Забеглые волки и хозяйничающий на холме прайд львов интересовались необычным существом, но нападать до сих пор не решались. Сытый зверь слишком дорожит своей шкурой, чтобы вступать в сражение с неизвестным исходом.

От любопытных глаз местных хозяев жизни Пономарев прятался на дереве, а спустя три дня, когда спать на ветках, аки пушкинская русалка, стало невмоготу, он нашел себе громадное дупло и вычистил его от вонючих обглоданных костей. Иномирянин так и не узнал, что ночью в своё логово приходил леопард. Наткнувшись на стенку из ивовых прутьев, он поразился наглости пришельца и пошел искать себе другое убежище. Василий же принял полукочевой образ жизни. Днем, спасаясь от роя кровососущих мух, некоторые из которых были заточены под мамонта и прокусывали на робинзоне два слоя одежды, пришелец уходил с "нагорья" и спускался к реке, где ловил рыбу на удочку, делал попытки охотится и мастерил себе примитивные орудия. Свой швейцарский нож ХаЭм разобрал, пустив детали на наконечники копья, дротиков и остроги. Вечером, когда воздух над пляжем наполнялся комарами, человек возвращался на обдуваемую вершину, готовил добычу, смотрел на лишенное спутников небо и — впервые в жизни — скучал по людям...

Огонь пришелец зажигал разрядом электрошокера. На пятый день сел аккумулятор, на десятые сутки приключения дождь залил костровище, так что иномирянину пришлось раздолбать неплохую "мыльницу" и воспользоваться объективом как линзой. В день ухода в Чайковском стояла холодная погода, Василий оказался неплохо одет. Но когда лето пошло на спад, когда настали холодные августовские ночи, молодой человек озаботился добычей шкуры.

ХаЭм никогда не ходил на охоту. Мало того, знаток любил природу и умел сочувствовать животным. Конечно, Вий не исповедовал вегетарианство, не презирал рыбалку за рыбоубийство, как заявил однажды Кэп. Конечно, он считал райской птицей хорошо запечённую на гриле курицу и встречал котлеты чаще живой коровы. Но ХаЭм не воображал, как можно самому поднять руку на что-то мирное, тёплое и пушистое, видеть глаза умирающей жертвы, резать её горло, спускать из туши еще не свернувшуюся кровь. Ловля птиц, поначалу, являлась неким компромиссом между голодом и состраданием. Глупые тетерева и куропатки подпускали пришельца на удар копья, нож верно прекращал мучения и одной пернатой жертвы с лихвой хватало на целый день. Так продолжалось, пока "шкурный" интерес не потребовал настоящей добычи.

Первую свою косулю пришелец только подранил. Он шел по кровавому следу до самой Ольховки, пока не потерял направление в прибрежном кустарнике. Второй жертвой сделалась доверчивая сайга. Эта убежала недалеко, упала, но её немедленно загрызли и отбили у охотника агрессивные красные собаки. Полноценно утеплить своё жилище несколькими вонючими трофеями и украсить дуб оленьими рожками ХаЭму удалось лишь накануне прихода гостей.

Иномирянин вообще старался не отдаляться от портала. Даже его исследовательские экспедиции продолжались не дольше светового дня. Василий побывал в устье Сайгатки — оно приблизительно совпадало со слиянием Камы и шлюзового канала в нижнем бьефе, определил поляну возле собственного подъезда, понаблюдал за обосновавшимися на Мутнушке гидростроителями-бобрами. ХаЭму пришло в голову, что бобровый мех согреет его лучше косульей щетины, но грызуны оказались умнее своих копытных одномирян и не давали начинающему Чингачкуку приблизиться даже на бросок дротика. По сути, дальние походы не имели большого смысла. В видимых окрестностях постоянно повторялись четыре вида ландшафта: заливные луга со старицами, где паслись самые крупные звери, еловый частокол на крутых речных обрывах и обширные травяные поля с березовыми и дубовыми рощами. Что-то похожее на настоящий лес знаток увидел "на Заре" — но и там трава языками, узкими каналами несколько раз рассекала массив. Как будто бульдозер намеренно раздробил пространство и проторил зелёные дороги для лошадей и грациозных северных антилоп.

В бесконечной мозаике леса и степи ХаЭму повстречались практически все знакомые деревья, травы и кустарники. Молодой человек терзался вопросом: куда делись "исконные" сосновые боры, как получилось, что "тёмный властелин" природы Урала — ель, под густыми лапами которой не хватает света даже бруснике — оказалась вытеснена на неудобицы. Впрочем, сама по себе лесостепь робинзона не удивляла: в дефолтной реальности её маленькие островки еще радовали глаз в устье Сивы и на Красном Плотбище.

Биологические вопросы ХаЭм собирался задать своему сокоманднику, но Аданэдель, всю ночь терзаемый волчьим воем, проспал до самого обеда. А едва товарищ умылся и перекусил вчерашним мясом, как временное население Пустого Мира снова увеличилось. "Атас, бойцы! Степанчиков нашелся! — бодро заявил Аркадий и представил землякам серьёзного китайца То Ли. — правда, у моего друга теперь есть большие проблемы..."

* * *

Знатоки, наконец, получили возможность исполнить то, ради чего целый месяц претерпевали страдания и лишения — помочь Аркадию в спасении их товарища. Прячась в зарослях можжевельника возле незнакомого города, четвёрка заговорщиков наблюдала, как два дабаохи взбираются по тропе с бесчувственным телом Кота. Аркадий сжимал рукоятку игольника и пытался унять мандраж. ХаЭм держал в руках верное копьё, Аданэдель наскоро сообразил себе дубовую палицу, а Юмаю, по остаточному принципу, выдали несколько дротиков.

"Пш-пш-пш" — Аркадий практически в упор расстрелял по дабао полмагазина. Налетчики замерли на секунду, ожидая, пока боевики из Мира Сетей выронят добычу и свалятся в траву. Но все планы пошли прахом. Бросив Степанчикова, "ниндзя" практически мгновенно выхватили оружие и открыли ответный огонь. То ли накрытый иглами, то ли прижатый к земле, Лугов прекратил стрельбу. Видя, как развиваются события, из засады с ревом вылетел Аданэдель, а за ним, с полусекундным опозданием, последовал робинзон. Удар дубины отбросил ближнего азиата в колючки, второй похититель, едва его напарник так скоропостижно убрался с линии огня, устроил по дубинщику стрельбу. И не попал, получив по правой руке наконечником копья. Доспех защитил супостата от примитивного оружия. У дабаохи не ушло и секунды на то, чтобы развернуться и всадить в противника порцию парализующего вещества, но это мгновение ХаЭм подарил Женьке для подскока и замаха.

В то время, как реконструктор и страйкболист разоружал поверженного противника, раздался предупреждающий возглас Юмая. В зарослях очухался и дотянулся до игольника первый "ниндзя". Аркадий — целый и невредимый — снова высунулся из укрытия, чтобы опорожнить магазин до конца. И опять не добился результата. Иглы застревали в защитной одежде привратника. Наблюдая, как поднимает руку с пистолетом азиат, Женька со всей дури метнул в него свою дубину, схватил трофейный игольник и, прыгнув к ошеломлённому противнику, выстрелил ему в лицо. На этот раз заряд подействовал — дабаохи мгновенно потерял сознание, ознаменовав, тем самым, полную победу заговорщиков.

"Пистолеты, иглы, аптечки — с собой. Комбинезоны не бери, они строго индивидуальны" — не успели ошеломленные победой в своём первом реальном бою путешественники по мирам обобрать своих противников, как Юмай заметил новую опасность. Привлеченный криками, по тропе спускался незамеченный "освободительным отрядом" у портала Валерий. Спускался до тех пор, пока с близкого расстояния не увидел нацеленные на беззащитный торс стволы пистолетов и недобрый блеск лезвия женькиного ножа. Агент издал звучный русский вопль и поменял направление движения на 180 градусов — но не сразу, а через пять минут, когда предателя нагрузили бессознательным телом героического ХаЭма. Чуть впереди учёный и Аданэдель тащили Степанчикова. Замыкал шествие к Двери Аркадий — из тяжестей старик нес только парализатор, которым попугивал вьючного пленника.

— Что там? Всё на месте?

— На месте — на правах аборигена заявил заглянувший в портал Аданэдель.

— Ну и слава богу... Евгений — пошел! Встречай там гниду. Пшшел! Юмай, дотащишь? Вперед! — Аркадий закончил руководство операцией и остался один. Там, за Воротами, был Чайковский — его Чайковский, тихий Чайковский, опустевший дом, конец странствий и приключений. Останется отпустить Юмая и этого... — Шестой, пошел! — скомандовал дедушка сам себе и в последний раз воспользовался ключом.

* * *

— Аркадий Осипович, я осёл!

— Что случилось, Женя?

— Я слепой осёл... Турецких домов нет!

— Боже, опять... Матькаться грех... Где я ошибся?

— Думаю, нигде — ответил Аркадию на понятном только им двоим языке Юмай — После твоего провала они заблокировали 51-стаб.