В вагоне было жарко натоплено, однако Билону почему-то было холодно — вероятно, из-за снега за окнами. А может быть, из-за того, что вода в умывальнике была совершенно ледяной — от нее даже ломило пальцы.

Билон, не торопясь, приводил себя в порядок. Он тщательно промыл глаза — ему пришлось носить контактные линзы вторые сутки подряд, и они уже начали причинять легкое раздражение, почистил зубы, а затем стал восстанавливать свою маскировку. Подушечки под щеки снова сделали его лицо более круглым и юным, а тональный крем скрыл так и не сошедший до конца тропический загар и разгладил кожу, обветренную и высушенную жестокой зимой на плато Пурона. Теперь с той стороны зеркала на Билона уже смотрел не он сам, а Майдер Коллас, выпускник харунского колледжа и будущий репортер в Авайри.

Поезд внезапно стал тормозить, и Билон, увлекшийся разглядыванием в зеркале своего нового лица, едва не упал. Не дожидаясь, пока состав полностью остановится, он собрал свои туалетные принадлежности и вышел из вагонного санузла.

— Смотрите! — встретил его священник. — Вы наверняка такого еще не видели. Думаю, вам будет интересно.

Выглянув в окно, Билон и в самом деле забыл обо всем. Поезд неподвижно стоял на рельсах, а мимо него неспешно текло огромное стадо бизонов. Огромные черно-бурые, шоколадные и рыже-коричневые мохнатые быки не менее двух метров в холке, фыркая, разрывали копытами неглубокий снег, срывали несколько пучков сухой травы и шли дальше, помахивая изогнутыми острыми рогами. Немного дальше, в глубине стада, виднелись меньшие по размерам безрогие самки и светло-коричневые телята, жмущиеся к матерям.

— Сейчас такое увидишь уже не часто, — с гордостью сказал священник. — Помню, в дни моей молодости поездам приходилось стоять по несколько часов, чтобы переждать, пока такое стадо пересечет пути.

Внезапно внимание Билона привлекло резкое движение, выбивающееся из размеренного ритма стада. Приглядевшись, он с изумлением увидел человека, катящего прямо по снегу на странной машине, напоминающей очень высокий трехколесный велосипед с широкими колесами, и с большими тюками, привязанными к массивной раме. Одет был человек в мохнатый полушубок и высокую шапку из черного меха. За его спиной торчал ствол ружья.

— Что это? — Билон прижался к оконному стеклу.

Таких странных ездоков было несколько. Совершая ногами ритмичные движения, будто крутя педали, они быстро разъезжали вокруг огромного стада, подгоняя отставших и не давая бизонам растечься в стороны. Все они словно не обращали внимания на огромные острые рога быков.

— А? Это пастухи, — с улыбкой ответил священник. — Они кочуют вместе со стадом, уводят его в сторону от населенных мест, чтобы бизоны не потравили посевы и не увлекли за собой овечьи отары, отгоняют от него волков, саблезубых, степных медведей и адских псов. Бизоны привыкли к ним и не обращают внимания. А осенью, когда они нагуляют жир, пастухи направляют их поближе к охотничьим поселкам и начинают забой. Тогда в степь выходят все — стар и млад. Снимают шкуры, заготавливают мясо, топят жир, даже собирают кости на муку и удобрения. Бизоны очень важны для всех нас, а мы могли бы очень быстро истребить этих великолепных животных, если бы просто охотились на них, не давая им ничего взамен.

— А на чем ездят эти пастухи? — спросил Билон. Стадо к тому времени уже пересекло железную дорогу, и поезд снова тронулся с места.

— Никогда не видели? Это велокаты. Они примитивны, но довольно просты в изготовлении и очень надежны. У нас многие разводят скот, а без средства передвижения в степи делать нечего. У вас, наверное, тоже такой будет.

— И все здесь ездят на таких велокатах? — содрогнулся Билон. Он представил, каково сейчас седокам часами крутить педали в морозной степи, и мысленно поставил себя на их место. Картина получилась на редкость отталкивающая.

— Конечно! — даже удивился священник. — У меня самого есть велокат, и я езжу на нем на все крестины, свадьбы и похороны. В степи мало дорог, а при наших расстояниях не будешь же ходить пешком! Вы обратили внимание, какие у велоката широкие колеса? У него отличная проходимость, нужно только смотреть, чтобы вовремя затормозить и не загудеть ненароком в какой-нибудь овраг или балку.

— Я буду смотреть, — пробормотал Билон.

Ровная однообразная степь начала действовать ему на нервы. Неужели необходимо было отправить его в такую глушь?!

Спустя час по сторонам железной дороги появились признаки цивилизации. По снегу пролегли колеи, оставленные рубчатыми колесами тракторов и грузовиков, один за другим пошли полустанки, где на запасных путях стояли вагоны с лесом, платформы с разнообразными контейнерами, пирамидами кирпича, песком и щебнем, бетонными блоками, даже строительной техникой. Вокруг ходили люди в тяжелых бушлатах и брезентовых рукавицах, ездили самосвалы, черными проемами тянулись широкие котлованы, вокруг которых трудились экскаваторы. В воздухе разносился натужный рев мощных двигателей и шум работы многочисленных механизмов.

Все это было известно и знакомо, и единственное, что было непонятно Билону, — это длинные ряды неглубоких лунок, которые тянулись на километры и расчерчивали заснеженную степь в узкую и длинную черную клетку. Кое-где пунктир ям прерывался, оставляя проходы шириной около десяти метров, часто с накатанными колеями.

— Ах, это? — священник оторвался от толстой книги, которую он читал, задумчиво попивая принесенную проводником скайру. — Весной в эти лунки будут сажать кустарник. К следующему году он разрастется, и тогда вокруг полей появятся настоящие ветрозащитные полосы.

— Какие полосы? — не понял Билон.

— А вы никогда не задумывались, почему хлеб в Западный край завозят с востока? — строго спросил священник, положив книгу на стол. — Сто с лишним лет назад, когда люди только появились в этих местах, они пробовали распахивать степь. В первые годы они получали прекрасные урожаи, но вскоре степные ветры и суховеи сдули весь плодородный слой. Сейчас там бэдленды — голые пустоши, где растет лишь бурьян, и пройдут еще долгие годы, прежде чем они снова станут степью. Единый милостив, но он не прощает насилия над природой и строго карает ослушников... очень строго. С тех пор мы разводим огороды и выращиваем хлеб только в защищенных от ветра местах и обсаживаем наши поля полосами кустов и деревьев. Степь — это главное наше богатство, и если мы погубим ее, нам останется только умереть или покинуть эти благословенные места.

Огромная стройка вдоль полосы железной дороги тянулась и тянулась без перерыва. Был уже почти полдень, когда поезд наконец подошел к Авайри. Этот город также производил впечатление строительной площадки, однако более чистой и аккуратной. В низинах и распадках между сопками уже выросли целые поселки из чистых двухэтажных домиков из белого и красного кирпича, невдалеке высились песочные и светло-серые корпуса каких-то промышленных зданий и белоснежные длинные коробки супермаркетов, на дорожках укатывали асфальт. Людей и техники было значительно меньше, но все, казалось, спокойно и рационально занимались своим делом, не испытывая ни спешки, не беспокойства.

— Здесь управляются быстрее, — отметил Билон.

— О, да, — священник снова оторвался от книги. — Авайри и окрестности — это банковский участок.

— А то, что мы проезжали раньше, — какой?

— Там? Там стройкой руководят государственные подрядчики. А здесь, как вы видите, за прием беженцев отвечают банки "тридцатки". У них и порядка значительно больше, и делается все лучше. Вы будете жить в самом Авайри?

— Наверное, да, — пробормотал Билон.

— Тогда вам повезло. Вначале меня немного пугало, что мой город, где я прожил столько лет, превращается в нечто совершенно иное и незнакомое. Однако, по крайней мере, это будет выглядеть красиво.

От основных путей отошла в сторону широкая колея, где тоже вовсю трудились рабочие. Поезд лязгнул на стыке и начал замедлять ход.

— Вот мы и приехали, — с удовлетворением сказал священник, пряча книгу в саквояж. — Добро пожаловать в Авайри. Да благословит вас Единый на ваш путь!...

На перроне к Билону, занятому выгрузкой своего багажа, подошел высокий крепкий мужчина лет пятидесяти.

— Вы — Майдер Коллас? — спросил он деловым тоном. — Я — Хари Кримел, издатель и главный редактор газеты "Западный край". А вы, я вижу, неплохо подготовились к путешествию.

— Когда приезжаешь куда-то надолго, постоянно приходится тащить с собой целую кучу вещей, — виновато улыбнулся Билон, оглядывая внушительную пирамиду своих чемоданов и сумок. Даже не верилось, что когда-то все это уместилось в багажнике и салоне его потерянной на плато Пурона "Алорры". — Здесь не найдется чего-нибудь типа багажной тележки?

— Увы, так далеко цивилизация в нашем краю еще не зашла, — с легкой иронией сказал Кримел. — Ладно, перенесем все это по частям. Хорошо, что я ожидал чего-нибудь в этом роде и приехал встречать вас не на велокате.

— Представляю эту картину, — рассмеялся Билон, взваливая на себя самую объемную сумку. — Так вы покажете, куда все это перетаскивать?...

У Кримела был небольшой военный грузовик с просторной темно-зеленой кабиной и кузовом с брезентовым верхом. В углу кузова стоял привязанный к бортам велокат, но Билону так и не удалось внимательно осмотреть это необычное средство передвижения. В два приема они с Кримелом перетащили все его вещи и погрузили их внутрь. Кримел закрыл и зашнуровал полог и широким жестом пригласил Билона в кабину.

Переехав через полотно железной дороги, Кримел направил машину прямо в степь по едва заметному на снегу следу шин.

— Разве вы живете не в Авайри? — удивился Билон.

На широком лице Кримела появилась легкая усмешка.

— А зачем нам Авайри? Этот городок должен стать столицей нового дистрикта, там вскоре появятся администрация, полиция, суды и прочая шелупонь. Оно вам надо?

— Не знаю, насколько вы в курсе... — осторожно начал Билон.

— Я полностью в курсе. Вот я и говорю: оно вам надо? Мы живем в Сухой Балке — это меньше сорока километров отсюда, по нашим понятиям — практически рядом. Славное местечко. И ни одной неприятной рожи.

— Только приятные? — улыбнулся Билон.

— Исключительно. Надеюсь, и ваша будет в их числе. Я позабочусь, чтобы вы почаще бывали на воздухе — тогда вам можно будет вскоре избавиться от вашего дурацкого камуфляжа. Здесь новички быстро меняются, и никто не обратит внимания на перемены в вашей внешности.

— Это здорово! — обрадовался Билон. — Признаться, мне самому ужасно надоели эти валики у меня во рту. Если б у вас еще и цвет глаз мог меняться! А как, кстати, вы будете заботиться о моем времяпрепровождении? Посадите меня на велокат?

— Посажу, — невозмутимо подтвердил Кримел. — Если вы хотите жить здесь, вам необходимо научиться на нем ездить.

— Но разве в ваших местах нет никаких других средств передвижения? — удивился Билон. — У вас ведь тоже грузовик.

— А вы заметили, что я всегда беру с собой велокат? — усмехнулся Кримел. — У грузовика может кончиться горючее, лопнуть шина или что-то испортиться в моторе. Если это произойдет в открытой степи, у вас будут крупные неприятности. Здесь люди живут только у воды, а от одного источника до другого порой пролегают десятки километров — пешком их не одолеешь. Кроме того, бензин и запчасти к нам привозят издалека, и стоят они очень дорого. Грузовик мне, по большому счету, нужен лишь для поездок в Авайри и обратно, туда я вожу отпечатанный тираж, обратно — бумагу и типографскую краску. Для всех прочих случаев я пользуюсь велокатом.

— Вы ориентируетесь в степи по сопкам? — спросил Билон. Постройки Авайри уже исчезли за горизонтом, и заснеженная равнина вокруг вдруг напомнила ему Великую Пустыню, куда он несколько раз выезжал во время своего пребывания в Зерманде.

— Да, по сопкам, — кивнул Кримел. — И еще по телеграфным столбам. Но упаси вас Единый ездить в одиночку, пока вы не освоитесь. В степи нетрудно ориентироваться по солнцу, но в облачную погоду могут возникнуть сложности. Чтобы как следует изучить здешние места, нужен не один год. У нас говорят, степные духи любят заманивать новичков. Иногда потерявшихся в степи через какое-то время находят... чтобы потом похоронить то, что от них осталось.

Это прозвучало настолько зловеще, что Билон замолчал. А грузовик между тем катил и катил по гладкой равнине среди сопок, пока не приехал в Сухую Балку.

— Странное название у вашего поселка, — повернулся Билон к Кримелу. — Совершенно не соответствует.

Выросший в низине посреди однообразной степи поселок радовал глаз. По дну широкой пологой балки струился ручей, обрамленный сухим камышом и кустарниками. По обеим сторонам длинных улиц стояли разноцветные одноэтажные и двухэтажные дома, причем ни один полностью не повторял другой. На небольшой площади посреди поселка, куда вел аккуратный мостик через ручей, высился шпиль небольшого храма, а по обе стороны от него выросли два длинных двухэтажных здания в старобаргандском стиле. Повсюду росли деревья, вверх по склонам тянулись ветрозащитные полосы и делянки каких-то высоких травянистых растений.

— Оно вполне соответствует, — пожал плечами Кримел. — В жаркие годы этот ручей почти полностью пересыхает. Раньше здесь было куда суше и пустыннее, и лишь после того как в 34-том пробурили артезианскую скважину, у нас прекратились проблемы с водой. Видите, в некоторых домах односкатные крыши? Все они были построены более полувека назад, с тем расчетом, чтобы во время весенних дождей вся вода стекала в подземные резервуары.

Дом Кримела, как отметил Билон, тоже был с односкатной крышей. Он стоял почти на краю поселка и был обнесен высокой оградой из колючего кустарника. Открыв ворота, Кримел заехал внутрь и остановился рядом с пристройкой, очевидно, гаражом.

— Вот мы и дома, — с удовольствием сказал Кримел. — И, что характерно, прибыли прямо к обеду.

— Добрый день, — статная темноволосая женщина лет сорока с небольшим протянула Билону руку. — Я Стора Кримел, а вы, очевидно, Майдер Коллас? Вы так молодо выглядите?

— О, это пройдет, уверяю вас, — улыбнулся Билон, глядя в приветливые темно-карие глаза. — Вы и не заметите, как быстро я повзрослею.

— А вам придется, — усмехнулся Кримел. — Иначе Стора лично возьмется за ваше воспитание. Между прочим, она — очень важная персона в нашей газете, на ней лежит тяжелая обязанность приобщения к грамоте наших авторов. Стора — наш корректор и литредактор в одном лице, и я порой удивляюсь, как ловко ей удается переводить мои гениальные творения на нормальный, правильный и невообразимо скучный горданский язык.

— Хари! — брови Сторы собрались в укоризненную складку. — Не порти мне молодого человека! Твои словесные выкрутасы могут сойти за гениальность в трактире, но печатное слово должно распространяться на литературном языке. Иначе все наши читатели просто забудут, как он звучит!