Время жить. Книга третья: Весенний бег (общий файл)

Книга третья. Весенний бег

Пролог

Курьерские корабли ― трудяги космоса. Маленькие, быстрые, надежные, они всегда в пути, соединяя колонии и форпосты с Метрополией, связывая их между собой, доставляя частные послания и правительственные депеши, перевозя срочные грузы и важных пассажиров, не имеющих времени или возможности дожидаться рейсовых лайнеров.

Экипаж курьерского корабля невелик — всего пять человек. Командир, он же первый навигатор, второй пилот, бортинженер, управляющий работой двигателей, техник, который несет ответственность за все системы жизнеобеспечения корабля и имеет фельдшерскую подготовку. И, наконец, тэон ― он же связист, суперкарго, пассажирский помощник и все прочее по необходимости. Работа не очень сложная, но ответственная и часто хлопотная. Потому на эту должность, как правило, назначают старательных молодых офицеров только из училища, чтобы они как следует "понюхали" службу, научились вести себя в коллективе и приобрели важный жизненный опыт.

Вот и на этом корабле у тэона это был всего лишь третий рейс. И все ему было ново и интересно. И, наверное, поэтому он несмотря на наступившую условную ночь по корабельному времени до сих пор сидел в рубке вместе с командиром, засыпая его вопросами. Командир, старый космический волк, разменявший уже пятую дюжину лет, из которых он не менее двух провел на курьерских кораблях, нисколько не возражал и, наоборот, даже поощрял в этом своего подчиненного. Может, вспоминал собственную молодость, может, хотел поддержать энтузиазм молодого политофицера, может... кто знает...

Оба были поглощены беседой, поэтому никто из них не увидел, как это произошло. Просто в пустом углу рубки вдруг возник высокий тонкий силуэт. Уловив краем глаза движение, оба одновременно стремительно обернулись и обомлели. Их глазам предстала изящная молодая женщина, облаченная от шеи до пят в блестящий серебристо-белый облегающий комбинезон без швов и застежек, словно облитая сверкающим металлом.

Изображение ― а никто из них не сомневался, что это было именно изображение ― было не совсем четким, время от времени по нему пробегали мелкие волны, а странное одеяние незнакомки то вспыхивало ярким белым светом, то слегка тускнело, становясь матовым. Однако оно было живым. Ноздри изящного тонкого носа чуть подрагивали, грудь стоящей навытяжку женщины слегка вздымалась и опадала в такт частому дыханию, длинные пальцы узких кистей рук, свободные от металла (рукава необычной металлической одежды кончались широкими манжетами), еле заметно поглаживали ткань (если это было тканью).

Впоследствии оба они удивлялись тому, что запомнили так много деталей. Им казалось, что они не видят ничего, кроме необычайно прекрасного и притягательного лица незнакомки. Чуть удлиненное, обрамленное слегка вьющимися темными волосами, с безукоризненно правильными тонкими чертами лица и чужими большими вытянутыми глазами с густыми ресницами, из которых выглядывали окаймленные белым серо-зеленые круглые зрачки, оно было бледным, с жемчужно-серыми губами, и очень, очень печальным.

Прошли секунды, а может, часы ― они потеряли счет времени, и тонкие серые губы чуть шевельнулись.

— Ваша цивилизация по-прежнему несет в мир зло! — услышали или, может быть, ощутили они идущий ниоткуда бесплотный мелодичный голос.

Их окатило волной чужих эмоций ― печали, сожаления, горечи, и странные образы закружились у них перед глазами. Они увидели планету, откуда-то они знали, что это Филлина, с которой они стартовали менее суток назад, ее пейзажи, города, филитов, и вдруг это сменилось яркой, нестерпимо бьющей по глазам вспышкой, из которой вырос клубящийся гриб ядерного взрыва. Чувство боли и горечи было нестерпимым. Командир, не осознавая этого, рухнул на колени. Молодой тэон удержался на ногах, но стиснул край пилотского ложемента так, что у него побелели пальцы.

— Вы агрессивны, вы нетерпимы, вы НЕДОСТОЙНЫ!!! — в беззвучном голосе прорезался гнев. — Одумайтесь, остановитесь сами или же вас ОСТАНОВЯТ!!!

Голос оборвался, но продолжал звучать у них в ушах неслышным эхом. Женщина исчезла. Перед ними снова была привычная рубка.

— Что это... Что это было?! — тэон с усилием оторвал от кресла болящие от напряжения пальцы. — Вы тоже слышали... ощущали?...

Командир тяжело поднялся на ноги и, шатаясь, словно смертельно уставший, оперся на пульт управления. Его рука медленно поползла по кнопкам и тумблерам.

— Сейчас посмотрим, — прохрипел он. — Я включил запись... как только увидел...

Небольшой экран посреди пульта осветился. Несколько несложных манипуляций, и на нем появился белый подрагивающий силуэт. Запись была сделана неудачно: женщина была снята сбоку и чуть со спины, а ее изображение было смещено к самому краю экрана. Но оно было!

— Это не призрак, — хрипло сказал командир. Он продолжал тяжело опираться на пульт. — Призраки системами наблюдения не фиксируются.

— Тогда мы должны действовать по инструкции, — несмело предложил тэон.

— Какой-такой инструкции?!

Тэон, путаясь и делая ошибки, в конце концов нашел нужную главку.

— Да ей же почти триста лет! — удивился командир. — Никогда о ней не слышал! Откуда ты знаешь?!

— Учили, — смутился тэон. — Недавно... При встрече с необъяснимыми явлениями немедленно подать подробный отчет в спецотдел, в службу по делам форпостов... А это ведь было необъяснимое явление, верно, господин старший офицер первого ранга?

— Верно, — командир нахмурился. — Тогда садись сюда и пиши отчет, пока ничего не забыл.

И поспешно отвернулся, чтобы молодой подчиненный не почувствовал охватившего его безудержного страха...

Глава 1. Заговорщики

Весна наступила внезапно. Неподвижно висевшие в небе тяжелые мрачные тучи, время от времени проливавшиеся холодным моросящим дождем, за одну ночь тихо снялись с места, исчезнув без следа, и в чистой голубизне засияло не по-зимнему яркое и приветливое солнце.

— Вот и весна пришла, — с мечтательной интонацией произнес Кен Собеско, с удовольствием подставив спину приятно греющему светилу. — Скоро и Новый Год...

— У вас Новый Год весной? — рассеянно спросил Куоти, не отрывая взгляда от большого плана космодрома.

— Да, в день весеннего равноденствия. А у вас?

— А у нас в середине зимы. Считается, что в этот день старый год умирает, а затем все возрождается снова. Впрочем, на моей родине это, наоборот, середина лета.

— А когда у вас отмечали Новый Год раньше, до вашего Единения? — прокричал Гредер Арнинг, перекрывая шум трех десятков работающих перфораторов.

— Раньше? — задумался Куоти. — Не знаю. Это было слишком давно. Да и не уверен, что у нас был какой-то свой календарь. Насколько мне известно, моя 45-я провинция до Единения была колонией какого-то из северных государств.

— Ваших предков угнетали колонизаторы? — удивился Арнинг.

— Не моих. Родители у меня родом совсем из других мест. Отец родился в 26-й провинции, его отправили на юг после завершения учебы, а мама — вообще из Десятой. Она проходила практику в наших краях, а потом вышла замуж за моего отца, да так и осталась. Я первый в семье уроженец 45-й провинции.

— Не скучаете по родине? — задал новый вопрос Арнинг.

— Наверное, нет. Это скучный провинциальный город, в котором никогда не происходит ничего нового. У нас интересно жить только в крупных центрах, а все остальное — настоящее болото. Я рад, что мне удалось вырваться оттуда в космос.

— Это было сложно? — спросил Арнинг.

— Да, но мне повезло. У родственников моей матери нашлись нужные связи, и меня приняли в космическое училище. Правда, я мечтал быть пилотом, но вот стал инженером.

— Не было такой возможности?

— Нет. На это связей не хватило.

— Что значит — связей? — удивленно переспросил Арнинг. — Разве у вас для того чтобы получить образование, нужны только связи?

— Или связи, или большие деньги, — вздохнул Куоти. — Мой отец — весьма уважаемый человек, он отвечает за все строительство в районе. Но его влияния не хватило бы, чтобы пристроить меня в космическое училище. Зато я легко мог бы стать строителем или архитектором.

— Получается, что сын у вас наследует профессию родителей?

— В общем, да, — кивнул Куоти. — Хотя, на самом деле, все не настолько тяжело. У нас принято поддерживать отношения со всеми родственниками, даже самыми дальними, и через них можно получить нужные связи или одолжить денег.

— На взятку? — ехидно поинтересовался Собеско.

— У нас это называют подарок, — слегка поморщился Куоти. — Преподаватели в наших институтах получают очень мало, а им на что-то надо жить.

— В нашей стране тоже иногда такое бывает, — самокритично заметил Арнинг. — Но обычно все решают знания. Я, например, поступил в достаточно престижное учебное заведение только потому, что имел хорошие оценки в школе, а затем успешно сдал вступительные экзамены.

— В наших институтах тоже есть экзамены, — сказал Куоти. — И официально все зависит исключительно от них. Но на самом деле по-честному их сдать практически невозможно. В принципе, можно поступить практически куда угодно без денег и связей, но для этого надо быть очень умным и притом везучим.

— А если нет ни денег, ни связей, ни везения?

— Тогда остается идти в техническую школу, туда принимают всех. Потом становишься рабочим на заводе...

— Внимание, — пробормотал Собеско. — У нас гости. Вот, принесла нелегкая...

Поклонившись Куоти, словно только что выслушали от него указания, Собеско и Арнинг вернулись к работе. А рядом остановился транспортер начальника планетной Службы Безопасности.

С тех пор как лагеря для пленных перешли под контроль СБ, прошло уже свыше двух месяцев, и за это время назойливая опека превратилась в рутину. Прежний жесткий режим как-то сам собой смягчился, а о введенных некогда строгостях вспоминали только во время прибытия начальства.

Как, например, сейчас.

Собеско окинул обеспокоенным взглядом бригаду, пытаясь представить себя на месте пришельца. Вроде бы, ничего подозрительного он не должен заметить. Все люди заняты делом; стоят, широко расставив ноги, над своими перфораторами и, не поднимая головы, упорно вгрызаются в неподатливый керамито-бетон. То и дело в общий гул врезается резкий визжащий звук — это кто-то пробурил отверстие нужной глубины и теперь должен выключить перфоратор и перейти на новое место. Впереди всех Арнинг с резаком проплавляет прямые щели в покрытии, указывая направление дальнейшей работы, а позади свирепствует грузный картаец Дранго. С массивным резаком в руках он хлещет наотмашь плазменным факелом, круша узкие перегородки в источенном отверстиями бетоне, прокладывая выемку. Через несколько минут он остановится, чтобы дать остыть аппарату, и тогда придет черед уборщиков, выгребающих лопатами из канавы куски нарезанного бетона, а несколько человек с перфораторами и Арнинг со вторым резаком начнут рихтовать стенки и дно...

Внезапно привычная картина потеряла стройность. Массивный Дранго недоуменно уставился на переставший вдруг функционировать резак. Легкими хлопками по корпусу он пытался заставить его снова работать, как это неоднократно бывало раньше, но теперь капризный инструмент, похоже, окончательно вышел из строя.

— Выходи, — настойчивым, но спокойным тоном произнес Собеско, показывая Дранго рукой, чтобы тот выбирался из канавы и дал дорогу уборщикам.

В глазах пришельцев порча рабочего инструмента считалась серьезным проступком и заслуживала строгого наказания, вплоть до передачи в распоряжение Отдела специальных исследований. И если на периодически отправляемые в починку перфораторы смотрели сквозь пальцы, и все ограничивалось тем, что Собеско назначал неудачникам наряд на уборку вне очереди, то выход из строя резака, да еще в присутствии начальника планетной СБ, мог повлечь за собой более серьезные последствия.

Вероятно, им удалось бы скрыть поломку, выдав ее за обычный технологический перерыв, но Дранго сам все испортил. Он стоял как истукан, продолжая упорно похлопывать по ствольной коробке резака, словно все еще надеясь таким образом вернуть его к жизни.

— Не работает, — поднял Дранго испуганные глаза на Собеско. — Что мне делать?

— Исчезни! — махнул рукой Собеско, но было уже поздно.

— Что это? — раздался у него за спиной резкий голос автоматического переводчика.

Собеско обреченно поднял голову. Начальник СБ стоял рядом. На его лице появилось выражение злобной радости.

— Саботаж?! — торжествующе прошипел эсбист. — Взять их!

Прежде чем кто-либо успел сказать хотя бы слово, сонные солдаты, постоянно сопровождающие начальника СБ, словно сорвавшись с привязи, в мгновение ока скрутили Дранго, обоих уборщиков и еще двоих филитов, оказавшихся поблизости, и потащили их к транспортеру.

Мягко взревели двигатели, и эсбисты исчезли так же быстро, как и появились.

— По какому праву они это сделали? — первым вышел из оцепенения Гредер Арнинг. Он был больше удивлен, чем разгневан или испуган.

— Они — Служба Безопасности. Они делают все, что считают нужным, и никому не дают отчета, — с трудом расцепил плотно сжатые зубы Куоти.

— Но что теперь сделают с ними? — голос Арнинга предательски дрогнул.

— Все что угодно. Скорее всего, отдадут Отделу специальных исследований. Или казнят.

— А что мы сейчас должны сделать...

— Радоваться, что взяли не вас, — с горечью перебил Арнинга Куоти. — Никто из нас не может здесь ничего сделать.

— Тогда мы отказываемся что-либо делать, — холодно произнес Собеско. — Бригада объявляет забастовку, пока не будут освобождены наши товарищи!

— Что?! — Куоти поперхнулся. — Да вы с ума сошли! Это невозможно! Вы должны возобновить работу!

На какое-то мгновение он почувствовал растерянность, за которым пришло раздражение. Все филиты неподвижно стояли, глядя куда-то в сторону. Несколько человек положили перфораторы на землю, другие опирались на них, как на трости.

— Я же сказал... — начал Куоти и осекся. Еще в военном училище ему говорили, что не следует отдавать приказы, которые не будут выполнены. — Что вы хотите этим добиться? — спросил он почти спокойным тоном, жалея, что переводчик не передает интонации.

— Мы хотим привлечь внимание к нашей просьбе, — разъяснил Собеско. — Никто из наших людей не виноват в том, что инструмент вышел из строя. Они — не саботажники! Мы все работаем здесь над вашим заданием! И даже, кажется, укладываемся в сроки!

— Службу Безопасности не интересуют никакие сроки! — почти прокричал Куоти. — Их задача — находить и пресекать крамолу! И ваша забастовка для них — бесценный подарок! Они тогда получат все основания обвинить вас в саботаже!

— Для того чтобы обвинить кого-либо из нас в саботаже, им не требуется особых оснований, — с усмешкой возразил Собеско. — Если вы не можете ничего сделать для наших товарищей, мы обязаны сами применить все возможные средства.

— Вы ничего этим не добьетесь, — зло сказал Куоти. — Вы только погубите себя и навредите мне!

"Не стоило фамильярничать с этими филитами, — внезапно пришла ему на ум подленькая мыслишка. — Попробовали бы они бунтовать с кем-то другим..."

Он отогнал ее.

— Поймите, — сказал он как можно более настойчиво. — Здесь у вас нет никаких прав, и над вами постоянно висит страшная угроза. Начальник Службы Безопасности только и ждет, чтобы вы поддались на провокацию. Ему нужен заговор, чтобы отрапортовать о его раскрытии и получить повышение.

— В таком случае прошу снять меня с поста бригадира, — отчеканил Собеско. — Руководитель не имеет права сдавать своих людей. Иначе он теряет моральное право ими руководить.

— Прекратите, — поморщился Куоти. Он снова почувствовал злость на упрямого филита, не желающего принимать установленный порядок вещей. — Чего вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы вы попытались что-то сделать, — серьезно сказал Собеско, глядя снизу вверх прямо в глаза Куоти. — Хотя бы что-нибудь. Вы как-то рассказывали, что ваше начальство не любит Службу Безопасности. Может быть, оно чем-то поможет?

— Хорошо, — кивнул Куоти. — Я подам рапорт, обещаю. Но и вы тогда возвращайтесь к работе, хорошо? Не хватало еще, чтобы за саботаж загребли нас всех!

Поздно вечером, уже подробно обсудив проблему с Реэрном, Куоти готовился ко сну в своей комнате в одном из недавно построенных помещений базы. Внезапно на его браслете замигал огонек вызова. Это означало, что с ним срочно хочет встретиться Перевозчик.

Долговязый эсбист был очень взволнован.

— Есть новости, — сообщил он конспиративным шепотом, настороженно оглядываясь по сторонам.

— Успокойтесь, — мягко посоветовал ему Куоти. — Мы с вами не совершаем ничего противоправного. Двое знакомых беседуют на тему общего увлечения — что может быть более невинным?

— У нас сейчас ничего не может быть невинным, — Перевозчик в последний раз бросил опасливые взгляды попеременно вправо и влево. — Вокруг одна сплошная нервотрепка! Знаете... Нет, вы же не знаете! Нами сейчас занимается Отдел внутренних расследований!

— Вас в чем-то подозревают? — напряженно спросил Куоти. Тревога Перевозчика передалась и ему.

— Пока нет. Помните, когда мы с вами только установили связь? Я этого вам не говорил, но тогда наш начальник приказал отправить на отбраковку больше семи дюжин филитов. Якобы, как отработанный материал. Многие были против, я тоже был против, но он шеф, он решил! Теперь говорят, что на самом деле эти филиты были проданы на Тэкэрэо! Всех тягают на допросы... Но я ничего не знал, совсем ничего!...

— Очень может быть, — пробормотал Куоти. — И верно, я припоминаю. Я как раз в то время видел, как ваш начальник о чем-то переговаривается с суперкарго транспортного корабля. Это мне даже показалось тогда подозрительным... Но к каким последствиям может привести ваше расследование?

— Уже, уже привело! — Перевозчик порывисто взмахнул руками. — Начальник отрапортовал о нашем успехе! О том, что мы создали биологическое оружие против филитов! Он надеется, что за это ему простят все грехи. Он очень ждет, что придет приказ пустить наше оружие в ход! Тогда он будет победителем!

— А когда может придти такой приказ? — оглушенно спросил Куоти.

— Никто не знает! Может быть, завтра. Может быть, через год или вообще никогда. Это решает Метрополия, не мы. Но нашему начальнику очень нужно, чтобы он пришел скоро. Он уже подал два рапорта, а может, уже и третий!

— Черные Звезды! — Куоти непроизвольно сжал кулаки. — И ничего сделать нельзя?!

— Я сделал все что мог! — Перевозчик еще раз осмотрелся, пошарил за пазухой и поспешно сунул в руку Куоти небольшой кубик. — Это микроконтейнер. Там, внутри, культура клеток, замороженная в жидком азоте. Если поднять температуру и поместить клетки в питательную среду, они начнут размножаться. Это вакцина. Инъекция одного миллиграмма в кровь создает иммунитет. Десять миллиграммов поднимут на ноги безнадежного больного. Но кто-то должен изготовить все эти дозы, три миллиарда доз! На каждого жителя планеты!

— Даже если отправить ваш образец в Метрополию, основную работу все равно придется проводить здесь, — начал рассуждать вслух Куоти. — Так или иначе, нам необходимо привлечь жителей планеты...

— Это решайте сами, я не хочу ничего знать! — Перевозчик нервно облизал губы. — И вообще, давайте пока на время прекратим наши встречи. Я сам свяжусь с вами, когда это будет безопасно.

В последний раз оглянувшись по сторонам, Перевозчик стремительно зашагал прочь своей дергающейся неровной походкой. Куоти смотрел ему вслед, пока тот не скрылся в темноте.

На сердце у Куоти было очень тяжело. Обрушившаяся на него ответственность казалась ему неподъемной, а миниатюрный контейнер в его руке словно стал весить не меньше тонны. Машинально Куоти расстегнул рукав комбинезона, чтобы набрать на браслете номер Реэрна, но вовремя остановился. В конце концов, завтра Стрелку и без того предстоит трудный день...

— Что же, мы сегодня неплохо поработали, — удовлетворенно заметил командующий Имперскими силами на Филлине генерал второй величины Пээл, приняв более удобную позу в своем кресле. — У кого-то есть еще что-то добавить, как говорится, сверх программы?

— У меня есть, — приподнялся с места Реэрн. — Ваше превосходительство, у меня появились некоторые претензии по поводу действий нашего недреманного ока.

— Вот как? — с легким интересом произнес Пээл. — И где, по-вашему перебдела наша доблестная Служба Безопасности на этот раз?

— Мне кажется, господин суперофицер второго ранга явно не расположен к филитам, которые прокладывают кабели на базе "Восток", — с полуулыбкой сказал Реэрн. — По крайней мере, вчера в силу неизвестной причины он лично арестовал пятерых из них, якобы по подозрению в саботаже.

— Какой еще неизвестной причины?! — недовольно подскочил с места начальник планетной СБ. — Причина самая, что ни на есть известная! Если вы начали, так уж договаривайте до конца, суперофицер третьего ранга. Ценный инструмент на моих глазах выведен из строя, ответственная работа сорвана — разве это можно назвать иначе, кроме как саботажем?!

— Но позвольте, — возразил Реэрн. — Я, конечно, не претендую на глубокое знание вашего профессионального предмета, но, по моему разумению, саботаж предполагает умышленную порчу оборудования, чего в данном случае нет!

— А это уже позвольте мне решать! — отрезал эсбист. — Ваше превосходительство! Раз уж вы поручили мне контроль над пленными, позвольте мне выполнять мои обязанности таким образом, какой я считаю наилучшим! А если вы сомневаетесь в моей квалификации, я оставляю за собой право апеллировать к верховному командованию!

— Ну-ну, уже к верховному командованию, никак не меньше, — криво усмехнулся Пээл. — Но, признаться, мне не совсем понятен ваш запал, причем с обеих сторон. Объяснитесь, господа.

— Ваше превосходительство! — впечатление было таким, словно эсбист процеживает слова сквозь зубы. — Проявление либерализма по отношению к филитам — это грубая политическая ошибка! Когда идет речь о престиже нашей расы носителей Звездного Света и покорителей галактики, все прочие вопросы, как то производительность труда или пресловутое милосердие неизбежно оказываются глубоко второстепенными! Поскольку мы вынуждены использовать труд филитов, мы обязаны внушать им почтение и страх, как это великолепно срабатывает с кронтами! Ради нашей собственной безопасности мы должны внушить филитам идею о неотвратимости кары за любой их проступок, даже если он, исходя из так называемого здравого смысла, проступком не является. И если пятеро из них понесут заслуженное наказание за сломанный инструмент, остальные будут работать не на совесть, а на страх, то есть, более продуктивно.

— Вероятно, я скучный человек, ваше превосходительство, — медленно произнес Реэрн, слегка растягивая слова. — О нашей великой миссии, Звездном Свете и прочих высоких материях я предпочитаю не говорить всуе, а слушать нашего уважаемого помощника по воспитанию (легкий поклон в сторону тэона). Меня интересуют, в основном, различные скучные вещи вроде той самой производительности труда или графика работ. И я хотел бы в очередной раз напомнить всем присутствующим, что выполнение этого графика, то есть, по сути, обязательства, взятого всеми нами перед лицом Императора, зависит, в первую очередь, — хотим мы этого или нет — от филлинских рабочих. Я не сомневаюсь, господин суперофицер второго ранга, что страх является неплохим методом, когда речь идет о неквалифицированном труде, требующем исключительно физических усилий. С филитами, которые выполняют у нас более сложные работы, подобный прием почему-то не срабатывает должным образом. Задавшись этим вопросом, я подготовил кое-какие статистические данные. Как вы можете убедиться, более чем в трех четвертях случаев репрессии против филлинских рабочих вызывали значительное снижение качества и даже производительности труда. А между тем, своевременная прокладка кабелей на базе "Восток" крайне важна. Каждый день отсрочки отодвигает срок сдачи всего объекта!

— Так что, получается, вы предлагаете вообще не наказывать филитов из-за их тонкой нервной организации? — фыркнул эсбист. — Ваше превосходительство! Господа! Филиты должны знать свое место! Поломка ценного инструмента не может остаться без последствий!

— Это вы о плазменном резаке? — невозмутимо спросил Реэрн. — Он отправлен в мастерскую и, я думаю, уже сегодня им работают снова. Между прочим, филиты весьма интенсивно пользуются своим инвентарем уже больше пяти дюжин дней. Было бы удивительно, если бы за это время ничего не сломалось!

— Достаточно! — подвел черту под обсуждением Пээл. — Довольно, господа! Господин суперофицер второго ранга! Я весьма ценю ваши заботы о безопасности персонала баз, но они не должны наносить ущерб нашему строительству. Пока мы по-прежнему отстаем от графика, мне не хотелось бы, чтобы Служба Безопасности искала наиболее легкие пути решения стоящих перед ней задач. Я настойчиво призываю вас не использовать меры, приводящие к затяжке работ. И, раз инструмент удалось починить, я не вижу необходимости в дальнейшем задержании этих пятерых филитов. Кстати, почему целых пятерых? Они что, все работали одним резаком? В следующий раз, буде у вас возникнет желание кого-либо арестовать, прошу предоставить мне доказательства настоящего саботажа! У кого-то еще есть вопросы? Нет?! Тогда все свободны!

Этот день был особенным, Куоти это чувствовал. Обычно с ним общались только Собеско и Арнинг, остальные же члены бригады старались держаться от него подальше и относились к нему с опаской, как к любому другому имперскому офицеру. Они демонстрировали показное рвение, когда он смотрел в их сторону, потихоньку отлынивали, когда им казалось, что на них не обращают внимания, и старательно отгораживались от него стеной молчаливой настороженности.

Сегодня же от этой отчужденности не осталось и следа. Филиты то и дело дружески улыбались ему, ловили его взгляд, а работа так и спорилась в их руках. Похоже, от проявления более непосредственных знаков внимания их удерживало только то, что на стройплощадке постоянно толпились посторонние.

На общем радостном фоне выделялись разве что Собеско с Арнингом, старательно и без разговоров выполнявшие свои прямые обязанности. С позавчерашнего дня они не перебросились с Куоти даже словечком сверх положенного.

Возможность представилась Куоти только во время обеденного перерыва, когда дежурные разнесли пластиковые корзины со стопками лепешек и банками горданских мясных консервов, а также прикатили на тележке бак с водой. Достав свой паек, Куоти подсел поближе к Собеско и Арнингу. Они вполголоса беседовали, но, увидев его, сразу же замолчали.

Некоторое время они ели молча.

— Возможно, нам следовало бы поблагодарить вас, — наконец тихо сказал Собеско.

— Возможно, — кивнул Куоти. — Хотя моя роль в освобождении ваших товарищей была минимальной. Можно сказать, ее не было совсем.

— Вам не понравилось, что вас заставили сделать доброе дело с помощью шантажа? — напрямую спросил Арнинг.

— Мне не понравилось, что когда я задал себе несколько вопросов относительно наших с вами взаимоотношений, я не смог на них ответить. Мне кажется, настало время внести ясность.

— Настало, так настало, — слегка прищурился Собеско. — Итак, ответы на какие вопросы вас интересуют?

— Некоторое время мы с вами довольно плодотворно обменивались информацией, — начал Куоти, медленно переводя взгляд с Собеско на Арнинга и обратно. — Правда, я заметил, что вы старались задавать мне одни и те же вопросы с промежутком в несколько дней, очевидно, рассчитывая поймать меня на противоречиях. Хотя я ни разу не дал вам повода сомневаться в своих словах, эта проверка продолжается до сих пор. Из этого мне остается сделать вывод, что вы мне не доверяете. Вы много рассказывали о своем мире, охотно беседуя на различные отвлеченные темы, но стоило мне больше положенного заинтересоваться вашей биографией или задать вопрос о взаимоотношениях внутри бригады, как вы тут же закрывали рты на большой замок. В то же время, я замечал, что вы частенько пытаетесь ненавязчиво расспросить меня о режиме безопасности на базе, характеристиках нашего оружия и следящих систем и тому подобных вещах. Получается, вы меня используете. А теперь выясняется, что вы можете и хотите мною манипулировать! Я признаю, что без вашего воздействия мне вряд ли пришла бы в голову мысль о возможности противостоять Службе Безопасности, но я задаю себе вопрос: что вы захотите от меня в следующий раз?! Ответьте, кто я для вас? Какие у вас есть цели в отношении меня? Враг я вам или друг? Со своей стороны, скажу, что я не считаю вас врагами. Мне всегда хотелось больше понять вас, и я рассчитывал, что мы можем доверять друг другу. Так ли это или я ошибся?!

Собеско и Арнинг молчали, смотря вниз.

— Давай, я начну, — наконец негромко сказал Арнинг. — Я не знаю, сумеете ли вы понять нас, Ээси Луарви ди-Куоти Укунаатси. Может быть, мы не настолько отличаемся друг от друга, но у нас слишком разные судьбы. Мои жена и сын погибли при бомбежке на второй день после вашего вторжения. Я не знаю, живы ли мои родители, или нет. Мой родной город лежит в руинах, моей страны больше не существует, весь мой мир разрушен, а из всех моих чувств остались лишь ненависть, боль и горечь утраты. Да, благодаря вам мы узнали, что не все пришельцы одинаковы. Но мы всегда воспринимали вас как часть той силы, которая уничтожила все, что было дорого и близко нам. Мы не могли доверять вам, потому что вы — один из них. Вам было любопытно, а мы использовали вас, чтобы получить знания о вашем мире и стать сильнее. Скорее всего, вы лично — не враг нам, Ээси Луарви ди-Куоти. Но боль и ненависть слишком сильны в нас, чтобы мы могли называть вас своим другом. Давайте назовем это честными взаимовыгодными партнерскими отношениями. Вы нуждаетесь в нас, мы — в вас. Пусть так и останется дальше. Может быть, со временем, нам удастся достичь чего-то большего.

— Вы — офицер, — добавил со странной усмешкой Собеско. — И хотя вам не нравится многое из того, что происходит в вашем государстве, включая нападение на Филлину, когда поступит приказ, вы исполните свой долг. Вы примете свою сторону против нас. И это неизбежно, давайте будем исходить из этого, а не повторять слова о дружбе и доверии. Я почти ничего не имею против вас. Если судьба сведет нас в бою лицом к лицу, я постараюсь промахнуться, но я не буду отводить разящий удар лишь из страха убить вас, младший офицер первого ранга Куоти. Так же как и вы, если вдруг узнаете о том, что мы готовим побег и убийство ваших соотечественников, постараетесь его предотвратить...

— А вы готовите побег? — с интересом спросил Куоти.

— Нет, — покачал головой Собеско. — У нас пока слишком мало шансов на удачу. Когда нас только доставили сюда, один мой друг попытался бежать. Его поймали и передали в ваш Отдел специальных исследований. Наверное, сейчас его уже нет в живых.

— Возможно, он жив, — заметил Куоти. — Говорят, большую группу филитов из Отдела специальных исследований направили на работу в одну из наших колоний.

— Для его родных это мало отличается от смерти, — вздохнул Собеско. — Если мы здесь имеем какие-то шансы снова попасть домой, то с других планет, очевидно, не возвращаются.

— Вообще-то, мой вопрос о побеге не был досужим любопытством, — попытался вернуть беседу в нужное русло Куоти. — Вы можете не доверять мне, но я прошу вас выслушать и поверить. Это касается того самого Отдела специальных исследований. Мне удалось узнать, что там создали абсолютное оружие против филитов — болезнь, против которой у вас нет ни иммунитета, ни лекарств. Если придет приказ применить это оружие, весь ваш народ будет обречен на гибель. Мы — люди, к которым я принадлежу, — хотим предотвратить это любой ценой. Мы получили образец вакцины против этой болезни. Но его необходимо размножить, чтобы сделать предохранительные прививки всем жителям вашей планеты! Мы не в состоянии сделать эту работу. Я могу передать вам эту вакцину, но все остальное ложится на вас!

Оба филита молчали, и Куоти уловил в их молчании недоверие.

— Я понимаю, о чем вы думаете, — горячо заговорил он. — Вы спрашиваете себя, не является ли все это грандиозной провокацией, направленной на то, чтобы вы сами, своими руками, принесли в свой мир неминуемую смерть?! Во имя Черных Звезд! Да посмотрите на меня! Прошу вас, поверьте мне! Я не знаю... не могу ничем доказать... но мы на самом деле хотим помочь вам! Все это чистая правда!... Но я сам не знаю, как это сделать! Ни у кого из нас, кроме меня, нет никаких контактов с филитами, и я не представляю, как вытащить вас отсюда!...

— Ну, выбраться отсюда — это еще не все, — деловито заметил Собеско. — Надо, чтобы нас выслушал и нам поверил какой-то крупный политик.

— Президент Чинерты Кир Калансис тебя устроит? — хмыкнул Арнинг.

— А тебя к нему допустят? — с сомнением спросил Собеско. — Или ты думаешь, если мы вырвемся из плена, нам будет легче к нему попасть?

— Нет, все проще, — нехотя признался Арнинг. — Дело в том, что моя жена... которая погибла... — его дочь.

— Вот это да! — покачал головой Собеско. — Так, живешь с человеком два месяца и узнаешь о нем такие вещи...

Куоти воспринял из их короткого разговора только главное.

— Значит, вы верите мне?!

— Да, — твердо сказал Собеско, глядя ему прямо в глаза. — Я, может быть, ошибаюсь, но я никогда не замечал в вас... в кээн... любви к многоходовым комбинациям. Уничтожить нас можно и гораздо проще. Мне очень хочется верить, что вы и ваши единомышленники если не друзья нам, то, по крайней мере, союзники.

— Остается только одна проблема, — обеспокоено заметил Куоти. — Я пока не вижу никакой возможности организовать ваш побег. Конечно, в крайнем случае я лично вывезу вас за пределы зоны безопасности, но тогда мне больше не будет хода обратно.

— Я думаю, до такой крайности не дойдет, — невозмутимо сказал Собеско. — В жизни всегда есть место благоприятному случаю, нужно только суметь его организовать. Сколько времени еще продлятся наши работы?

— По графику, больше двух дюжин дней.

— Срок достаточный. Надеюсь, за это время какой-нибудь шанс, да появится.

— Только будьте очень осторожны, — предупредил Куоти. — Начальник Службы Безопасности был вынужден отпустить ваших товарищей, но он не забыл своего поражения. Постарайтесь не дать ему шанса отомстить.

— Постараемся, — усмехнулся Собеско, вскакивая на ноги. — Эй, ребята! Заканчиваем с отдыхом! Пора работать дальше!

"...Заместитель начальника базы по технике суперофицер третьего ранга Реэрн проявляет недопустимую мягкотелость по отношению к филлинским рабочим. С прямого попустительства командующего он не только срывает профилактические мероприятия, направленные на повышение интенсификации их труда, но и препятствует следственным действиям в их отношении. Например, недавно по его настоянию были преступно освобождены пятеро филитов, виновных в совершении актов саботажа (выведение из строя ценных рабочих инструментов)..."

Начальник планетной СБ недовольно отложил в сторону планшет. Ему ли не знать, что все его донесения будут аккуратно подшиваться в соответствующие папочки, но в ход их пустят лишь при наличии по-настоящему серьезного проступка, когда всякое лыко пойдет в строку. А этого может и вообще никогда не произойти.

Нет, если он хочет, чтобы служба на Филлине стала очередным трамплином в его карьере, ему необходимо громкое дело, которое навсегда прекратит разговоры о том, что Служба Безопасности на этой планете занимается не тем, чем нужно. Конечно, есть специфическая трудность: филиты, очевидно, уже в достаточной степени устрашены и ведут себя удивительно смирно. Но он-то знает, как из малейшей искры недовольства раздуть костер, вокруг которого можно неплохо погреть руки.

Итак, что это будет? Саботаж? Слишком муторно и сложно в организации. Кроме того, он, признаться, излишне широко использовал это обвинение, и открытие нового дела не вызовет нужного резонанса.

Нет, его дело должно быть совершенно ясным и однозначным — таким, чтобы ни генерал Пээл, ни Реэрн не могли ничего возразить. Решено! Это будет побег! И совершит его та самая седьмая бригада, которая, якобы, выполняет самую ответственную работу!

Генерал Пээл разыскал Реэрна в небольшом закутке на складе, где он занимался проверкой аппаратуры, доставленной транспортным кораблем.

— Вы, как обычно, взваливаете все на себя, — с легкой усмешкой заметил Пээл.

— О, только если это в интересах дела.

— Хорошо сказано, — одобрительно кивнул Пээл. — Знаете, я давно приглядываюсь к вам, Реэрн. У нас с вами много общего. Мы оба занимаем должности, которых никогда не достигли бы в иной ситуации, мы оба руководствуемся, в первую очередь, интересами дела и у нас обоих есть общие проблемы, вызванные людьми, больше заинтересованными в нашем провале, чем успехе.

— Неприятно, когда Служба Безопасности считает, что ей нечего делать, и начинает самостоятельно искать себе занятие, — как бы невзначай заметил Реэрн.

— Ну вот, видите, вы меня понимаете. У нас с вами общие интересы, Реэрн, и я рассчитываю на ваше содействие в одном весьма важном и крайне конфиденциальном деле.

— Я не подведу вас, ваше превосходительство. Особенно, если речь пойдет о том, чтобы слегка прикрыть наше недреманное око.

— Этот человек жаждет быть значительным, — возвестил Пээл. — Он постоянно стремится быть в центре внимания и добивается этого самым простым способом, ставя палки в колеса и изобретая проблемы там, где их нет. Мне надоели его постоянные поиски вымышленных заговоров среди филлинских рабочих, особенно, если как вы утверждаете, это приводит к результатам, обратным желаемым. Я бы хотел, чтобы под моим началом служили офицеры, озабоченные не собственной значимостью, а своевременным завершением работ.

— Вы считаете, что новый начальник Службы Безопасности будет лучше прежнего? — с сомнением спросил Реэрн.

— Его нужно не просто убрать, а надежно скомпрометировать, чтобы даже начальство в Метрополии начало относиться к его доносам с презрением и отвращением. Я не раз имел возможность убедиться, что вы разбираетесь не только в механизмах и электронике, но и в людях. Поэтому я прошу вас подумать и поискать его слабые места.

— Их не нужно долго искать, ваше превосходительство. Это все те же пленные филиты.

— Вы так считаете, Реэрн?

— Да. Если начальник Службы Безопасности по-прежнему хочет быть значительным, он должен сфабриковать какой-то грандиозный и правдоподобный заговор среди филитов. И здесь его можно будет спровоцировать на совершение фатальной ошибки.

Глава 2. Свидетель

— Господин Боорк?

Когда окликает старший по званию, волей-неволей приходится останавливаться. Даже если... особенно если нашивки старшего офицера второго ранга обведены белым кантом Службы Безопасности.

— Чем могу служить? — сухо поинтересовался Боорк, лихорадочно вспоминая свои последние прегрешения. — Что-то официальное?

— О нет, — эсбист улыбнулся. — Я, действительно, хотел бы задать вам несколько вопросов, но совершенно в неофициальном порядке. Можно сказать, это будет небольшая частная беседа. Вы могли бы уделить мне совсем немного вашего личного времени?

— Конечно, — вежливо кивнул Боорк.

Не самое лучшее начало для первого увольнения на "берег" после рейса, но есть ли у него выбор?

Эсбист в ответ любезно наклонил голову и, открыв перед ним неприметную дверь с табличкой "только для персонала", не спеша повел Боорка по длинным пустынным коридорам космопорта.

Главные "космические ворота" Тэкэрэо всегда поражали Боорка своей несоразмерностью. Космопорт был построен, как говорится, с размахом. Его просторные залы и многочисленные терминалы были предназначены для того чтобы ежедневно принимать тысячи пассажиров и сотни тысяч тонн грузов, но вместо них там царили тишина, пустота и гулкое эхо запустения...

Идя вслед за эсбистом, Боорк потихоньку рассматривал своего проводника. Старший офицер службы безопасности был молод — вряд ли значительно старше самого Боорка, обладал безупречной спортивной фигурой и приятным, чем-то знакомым лицом. Прямо идеал честного служаки — прямой взор, ясный ум и, наверняка, горячее сердце и чистые руки.

Эсбист открыл дверь и пропустил Боорка в небольшой скудно обставленный кабинет. Там находился еще один сотрудник СБ в звании старшего офицера первого ранга — высокий, щеголеватый, можно сказать, лощеный.

— Присаживайтесь, господин Боорк, — улыбнулся он, махнув рукой в сторону мягкого кресла под окном, прикрытым горизонтальными жалюзи. — Большое спасибо, что вы смогли выделить время для беседы.

— Не стоит благодарности, — Боорк сел в кресло и тут же провалился вниз, просто утонув в нем. — К сожалению, не знаю, с кем имею чести...

— Старший офицер первого ранга Гриарн, — представился лощеный. — Я представляю центральный аппарат Службы Безопасности в Метрополии.

— Старший офицер второго ранга Згуар. Так сказать, местные силы СБ. Кстати, мы с вами немного знакомы, господин Боорк. Почти четыре года тому назад я в качестве стажера Академии Службы Безопасности принимал участие в расследовании дела о забастовке в шестом транспортном флоте.

— Ах, вот как, — Боорк сделал попытку подняться с кресла. — Но ведь...

— Нет, нет, о старых делах никто не собирается вспоминать, — заверил его Згуар. — Мы здесь занимаемся совсем другими вещами. Вы занимаете должность первого пилота транспортного корабля "Вааринга", не так ли? Так вот, некоторое время тому назад к нам пришел сигнал о том, что на этом корабле осуществляется поставка с Филлины незаконных грузов.

— Каких именно незаконных грузов? — мысленно усмехнувшись, уточнил Боорк, на этот раз даже не пытаясь встать. — Ну, подумайте, чего незаконного можно везти с Филлины? Разве что филитов?

— Филитов? — остро взглянул на него лощеный Гриарн. — Почему вы сказали "филитов"?

— А вас интересуют филиты? — ответил вопросом на вопрос Боорк.

Он был почти уверен, но хотел окончательно убедиться. С удивлением он отметил, что его страх перед Службой Безопасности полностью пропал.

— Нас очень интересуют филиты, — кивнул Гриарн, в упор глядя на Боорка. — Поскольку сигнал, который мы получили, говорил именно о нелегальном вывозе филитов с их планеты.

— Это я отправлял тот сигнал, — с облегчением признался Боорк. — Так что, я готов ответить на ваши вопросы.

— Вы лично видели этих филитов? — немедленно спросил Гриарн.

— Лично — нет. Но во время полета груз, который вывозили с Филлины, разместили в отсеке, который обычно используют для перевозки кронтов. И всю дорогу там были воздух, нормальная температура и даже вода. И прыжковая защита по типу один.

— Э-э-э... Это еще ни о чем не говорит, — покачал головой Згуар. — Это могли бы быть и какие-нибудь экзотические животные.

— Общей массой в шесть с лишним тонн? — хмыкнул Боорк. — За пару дней до отлета я случайно видел, как наш суперкарго старший офицер второго ранга Гзаарг беседовал с одним толстяком из Отдела Специальных Исследований. Он возглавлял группу, которая проводила опыты над филитами.

— Откуда вам это известно?! — вскинулся Гриарн.

— Меня самого предлагали включить в эту группу в качестве помощника, — нехотя признался Боорк. — Я туда не попал только потому, что меня отозвали в Метрополию и перевели на транспорт. А что толстяк, не знаю его имени, ее возглавляет, это мне сказали на филлинской базе "Восток".

Эсбисты переглянулись.

— Что же, правдоподобно, — наконец, кивнул Гриарн. — Вы сможете повторить то же самое в присутствии вашего суперкарго — этого Гзаарга?

— Вы хотите провести очную ставку? — угрюмо спросил Боорк. — А разве вы не можете просто допросить его с суперпентоталом?

— К сожалению, это только в кино мы можем схватить любого человека на улице и накачать его, как вы выразились, суперпентоталом, — Гриарн широко улыбнулся и сразу перестал выглядеть лощеным. — На самом деле, чтобы допросить кого-либо с использованием... э-э-э... специальных методов, нам нужен ордер, подписанный прокурором, по возбужденному делу. А для допроса офицера космофлота нужна еще и санкция его командования...

— В данном случае, генерала третьей величины Смиума, начальника транспортной службы космофлота на Тэкэрэо, — продолжил Згуар. — Сейчас мы только проверяем поступивший сигнал, и у нас нет ничего, кроме слов — ваших слов. Так вы готовы повторить их в присутствии старшего-два Гзаарга?

— Готов, — не отводя взгляда, сказал Боорк, хотя ему было очень сильно не по себе. Но стремление помочь филитам перевесило.

— Очень хорошо, — Згуар расстегнул рукав и отдал кому-то короткое приказание по браслету. — Сейчас его тоже пригласят на беседу.

— А он... — вопросительно начал Боорк.

— Нет, — хищно улыбнулся эсбист. — От этого приглашения он не сможет отказаться!

— Благодарю вас, — вежливо сказал Гриарн, когда Боорк во второй раз закончил свой рассказ. — Если можно, я пока попрошу вас далеко не уходить. Вас проводят в соседний кабинет, там есть видеал. Смотрите кино, местные каналы, читайте новости — в общем, не скучайте.

Дождавшись, пока вызванный по браслету унтер-офицер СБ закроет дверь за Боорком, Гриарн повернулся к суперкарго, посаженному на жесткий стул посреди комнаты.

— Итак, теперь ваша очередь, — произнес он с хищной улыбкой. — Вы хотите чем-нибудь дополнить вашего коллегу?

— А мне нечем дополнять, — хладнокровно ответил суперкарго. — Ерунда какая-то. Этот Боорк после Филлины вообще на голову повернутый, везде ему филиты мерещатся.

— Вот как, — улыбка Гриарна стала просто акульей. — Думаешь, в отсеке убрал, телеметрию подчистил, капитан тебя прикроет, а подельники не выдадут? Точно, да? Только ты одно забыл. Филиты по статусу приравнены к имуществу самого Императора, так что их незаконный вывоз является коронным преступлением. Понял? И того, что мы здесь услышали, хватит, чтобы твое начальство дало добро на допрос с применением спецсредств. А тогда наружу вылезет все. И твои художества на Лавинтисаэ — тоже.

— Какое-такое Лавинтисаэ? — пробормотал суперкарго. — Я не...

— Ты — да, — оборвал его эсбист. — В общем, выбирай. Или ты честно и без утайки рассказываешь нам все, что знаешь об этом деле, и мы оформляем тебе добровольное признание, или мы тебя всего раскрутим спецсредствами, и вмотают тебе тогда на полную катушку! Все понял?!

Несколько секунд суперкарго раздумывал, а потом горестно махнул рукой.

— Вот знал я, что с этими филитами вляпаюсь! Только отметьте, показания даю добровольно!...

— Ну что же, — удовлетворенно заметил Гриарн, когда покаявшегося суперкарго увели. — По крайней мере, я не зря сюда приехал. Все-таки, эти филиты здесь были.

— А вы сомневались? — не удержался от легкой подколки над столичным гостем Згуар.

— Ну... Вообще-то, сюда меня отправляли только проверить сигнал. И я, признаться, воспринимал эту командировку, скорее, как познавательную поездку. Не думал, что кому-то действительно придет в голову идея обратить в рабство филитов.

— И что вы намерены предпринять теперь? Что там говорят ваши инструкции? — голос Згуара был подчеркнуто ровным и настолько спокойным, что его просто нельзя было не заподозрить в личной заинтересованности.

— Для начала, я отправлю отчет своему начальству. Пока же, наверное, начну расследование — судя по всему, именно такой приказ я и получу дней через двадцать. Надеюсь, моих полномочий на это хватит, а вы не откажетесь мне помогать.

— Не откажусь, — усмехнулся Згуар. — Кстати, а похищение филитов — это и в самом деле коронное преступление?

— Э-э-э... Этому делу придано определенное значение, — осторожно сказал Гриарн. — Иначе меня бы не отправили сюда. Но официально, на законодательном уровне — нет. Пока еще нет.

— Жаль. Это был бы прекрасный шанс как следует прижать Синдикат.

— Вы его настолько не любите? — нейтральным тоном поинтересовался Гриарн.

Згуар ненадолго задумался.

— У Службы Безопасности сложные отношения с Синдикатом, да, — сказал он наконец. — Но здесь его многие очень сильно не любят. На Тэкэрэо нет Союза Борьбы, вернее, он есть, но слабенький. Население у нас, как правило, зажиточное, самостоятельное и умеет само организовываться. Наследие пионерных времен, да. Так что противовеса нет. В последнее время Синдикат ведет себя крайне нагло. Их крышует кто-то из окружения управителя, и они просто оборзели от вседозволенности. Эта история с филитами была бы прекрасным поводом дать им по рукам.

— Странно, зачем им вдруг понадобились филиты? — задумчиво произнес Гриарн.

— У меня есть кое-какая версия, — хмыкнул Згуар. — Сугси.

— Причем тут сугси?

— На Тэкэрэо его не выращивают... не выращивали до недавнего времени. Его привозят контрабандой, на кораблях, мелкими партиями, и цена у него просто астрономическая. А у нашей золотой молодежи устойчивая мода на розовые пилюльки. И шикануть ими на вечеринке — это очень круто. Вот у кое-кого в Синдикате и появилась идея наладить его местное производство.

— Так в чем же проблема?

— В кронтах. Чтобы выращивать сугси, нужны кронты, много кронтов. А на Тэкэрэо их мало. У нас нет ни крупной добывающей промышленности, ни плантационного хозяйства. Они работают только в системе городского хозяйства — всякими дворниками, мусорщиками. Или помощниками на фермах. И каждый наперечет.

— Тогда этот проект был бы обречен с самого начала...

— Как раз нет. Лет десять назад у нас как раз появились кронты, как говорится, в товарных количествах. Какие-то деловые то ли с Таангураи, то ли с самой Метрополии решили выращивать здесь туа.

— Туа?

— Да. Вообще-то, туа здесь растет плохо. Чего-то в почве ему не хватает, что ли, или климат неподходящий. В общем, хороший туа у нас только привозной и считается изрядной роскошью. А то, что выращивают на фермах... К этому надо привыкнуть.

— Ах, вот как! Значит...

— Ну да. Вас никто не хотел травить. Просто, когда в следующий раз будете заказывать здесь туа, естественно, не в дорогом ресторане, попросите разбавленный и швырните туда побольше сахара. По крайней мере, так его можно пить. Мне тоже пришлось заново к нему привыкать, после стажировки...

— Понятно. Так что, кто-то захотел выращивать такой туа в больших количествах?!

— Не такой. Некие умники из Центрального ботанического сада вывели новый сорт, приспособленный именно к условиям Тэкэрэо. Но им оказалось нелегко раздобыть денег, а тут подвернулись эти пришлые. Они заложили сразу много плантаций, завезли сюда пару тысяч кронтов, но в чем-то не поладили с Синдикатом. Начались инциденты, нападения на плантации с целью захвата кронтов. Если бы они были местными, их бы, наверное, поддержали. Но они были пришлыми, да... Они побарахтались пару лет и свалили с планеты. А хороший туа так и остался на Тэкэрэо ботанической диковиной... И вот за это, кстати, я лично особенно не люблю Синдикат.

— Хорошо, а причем тут филиты?

— Для кронтов сугси — смертельный яд. Но у филитов красная кровь, другой метаболизм. Может, для них он не так опасен. Это наверняка была пробная партия.

— Но все же они с этим подставились.

— Не скажите. На Филлине сейчас бардак, никакого контроля. И его не будет еще долго. Буквально, садись почти в любом месте, налови сотню-другую филитов и улетай — никто не заметит. Не знаю, что там накопают ваши коллеги...

— Не мои. Там работают люди из какого-то другого отдела. Скорее всего, Внутренних Расследований.

— Не важно. Транспортник сел на третьей базе, в самом захолустье. Там не то, что филитов, стадо буйволов можно было бы провезти, и никто бы не заметил. Если бы не этот пилот, Боорк, никто ничего бы не узнал и ничего бы не увидел. И мы бы не знали.

— Вы думаете, их будет трудно отыскать?

— Я думаю, что мы, скорее всего, никого не найдем. Как давно вы на Тэкэрэо?

— Шестой день... Или уже седьмой?...

— Это все равно уйма времени. Я уверен, что информация о вашей миссии ушла мгновенно.

— Ну, не все так трагично. Этот суперкарго назвал свой контакт...

— Он назвал посредника. И я догадывался, что это будет Лысый Фик, он обычно обделывает дела с офицерами Космофлота. И я начал искать его еще три дня назад, как только меня объединили с вами в одну команду. Так вот, Лысый Фик просто исчез. Бесследно. И, похоже, с концами.

— Что-то не верится. Не такой, вроде бы, веский повод...

— Вы просто не знаете. Здесь заваривается очень крутая каша, и ваш приезд просто все очень ускорил. Словно катализатор в химической реакции, да. Внутри Синдиката назревает маленькая междоусобная война. Несколько семей недовольны нынешней ситуацией, они считают, что главари восстановили против себя слишком многих и занялись слишком серьезными делами. Они хотят вернуться к более традиционным занятиям — например, контрабанде, незаконным увеселениям, строительным подрядам. Никакого сугси, никакой стрельбы на улицах, понимаете? Поэтому та, другая сторона, не хочет давать своим противникам никакого козыря. А вы — козырь, да еще какой! Из самой Метрополии. Проще обрубить все концы.

— Так вы считаете, что дело безнадежное?

— Нет, почему же? Я напрягу своих осведомителей, переговорю с кое-какими людьми. Может, что и проявится. Да, и давайте отпустим нашего пилота, нам он, вроде бы, больше не нужен. Надеюсь, в этом деле он больше не появится...

Входная дверь тихонько скрипнула, и Боорк поднял голову, оторвавшись от созерцания очередного выпуска местных новостей. На пороге стояли два давнишних эсбиста.

— Большое спасибо, вы нам очень помогли, — с почти незаметным оттенком одобрения в голосе сказал Гриарн. — Надеюсь, мы не очень сильно вас задержали?

— Нет, что вы, — Боорк поднялся с места. — Разрешите вопрос. Что теперь будет с филитами?

Гриарн еле слышно вздохнул.

— Будем их искать. Если найдем, думаю, вернем их обратно на Филлину.

— Тогда, может быть, я смогу вам помочь? — несмело предложил Боорк. — Дело в том, что я, кажется, знаю место, куда их увезли.

— Откуда?!

— Что это за место?!

Два одновременно заданных вопроса слились в один.

— Сейчас я все расскажу, — Боорк поднял обе руки, прося слова.

— Тогда давайте пройдем в кабинет, — предложил Гриарн.

— Нет-нет, давайте останемся здесь, — оборвал его Згуар. — Садитесь сюда.

Он подошел к видеалу и увеличил звук.

— Вот теперь рассказывайте. А мы будем внимательно вас слушать.

— Я догадывался, что филитов будут вывозить ночью сразу же после посадки, — начал Боорк. — И когда стемнело, я пошел в гости к птицеловам...

— Куда? — не понял Гриарн.

— На станцию контроля над воздушным пространством. Я попросил их последить за всеми грузовиками, которые ночью покинут базу.

— И они согласились это сделать? — удивился Згуар.

— Ну, я в некоторой степени их коллега. На Филлине мне тоже приходилось заниматься контролем над воздушной обстановкой, хотя и недолго, — нехотя признался Боорк, эта тема была ему неприятна. — И мне, в общем, было, что им рассказать. Да и пришел я не с пустыми руками... А дальше все оказалось не так сложно. Базу-3 нельзя назвать оживленной, за всю ночь ее покинуло меньше дюжины бортов. Наше внимание привлек один. Он вылетел незадолго до рассвета, шел сначала по трассе на Первый, а затем вдруг резко отклонился и встал на курс 290...

— Э-э-э...

— Запад-северо-запад. Вскоре он вышел из зоны наблюдения, но ребятам уже самим стало интересно, и они начали вести его через спутник. Он прошел больше семисот километров и сел уже утром. Квадрат 17-11/24-10. Не знаю, правда, как это привязывается к планетным координатам, но на карте наблюдателей это место обозначено именно так. Хотя никакого ориентира там нет. Просто лес.

— Просто лес, — повторил Згуар, нервно облизав губы. — Конечно, его и выращивают в лесу... Господин Боорк, вам не трудно еще немного посидеть посмотреть видео? Нам со старшим-один надо перетереть один вопрос.

И чуть ли не вытолкал Гриарна в коридор.

— Это меняет дело, — тихо сказал Згуар, придерживая Гриарна за локоть перед закрытой дверью. — Это очень резко меняет дело.

— Вы думаете?...

— Я уверен. Я уже неоднократно слышал, что свою плантацию они спрятали где-то в глуши, далеко на западе. Он их засек! Я думаю, я сумею организовать наблюдение за этим квадратом со спутника и, если они туда снова отправятся, можно будет точно локализовать это место.

— Тогда их надо брать сразу. Если филиты еще там, и мы не опоздали. Но моих полномочий на это не хватит. И как к этому отнесется ваше начальство? К кому я должен обратиться?

— Ни к кому... — Згуар лихорадочно размышлял. — Здесь, на Тэкэрэо, многие вещи делаются неофициально, по знакомству. Думаю, моих связей хватит на небольшую спецоперацию... Только я прикроюсь вами, не возражаете?

— А с чего бы я возражал? Я все понимаю. Я приехал и уеду, а вам здесь жить...

— Меня волнует еще один вопрос, — продолжил Згуар. — Наш пилот. После нас с ним наверняка захочет поговорить кто-то еще, а я этого никак не могу допустить. При малейшей утечке все сорвется, а мы окажемся под ударом. Я совершенно не хочу рисковать. Я не доверяю спецотделу и совершенно не доверяю своему начальству. И я не хочу отпускать пилота без присмотра. Ни на час. Наверное, я его похищу и спрячу. По крайней мере, пока мы не закончим операцию. К тому же, если дело дойдет до суда, он будет свидетелем.

— И где вы спрячете его? Или мне об этом не стоит знать?

— Нет, почему? Он просто погостит у своего старого знакомого. Я живу не в городе, а в небольшом поселке возле реки. Место очень тихое и уединенное. Чужие там не ходят.

— А вы правда его знаете? — вспомнил Гриарн.

— Как ни странно, да. Вот уж, действительно, весь мир — большая деревня. Более того, моя жена — его бывшая подружка. И познакомились мы с ней, когда она пришла ко мне на прием просить за своего приятеля, по глупости и юношескому идеализму впутавшегося в политику.

— Редкая самоотверженность, особенно по нынешним временам. Вы не боитесь... осложнений? Некоторым женщинам бывает... э-э-э... сложно забывать о старых привязанностях.

— Не думаю, — Згуар скривил губы в усмешке. — У меня есть кое-какие доводы.

— Веские?

Згуар широко улыбнулся, показав зубы.

— Пожалуй, больше шести кило.

На протяжении следующих двух с половиной часов Борку на ум неоднократно приходило сравнение с былинкой, попавшей в центр смерча. Вот сорвало ее с места, закружило, понесло непонятно куда, причем без малейшей гарантии того, что потом ее целую и невредимую бережно опустят обратно на землю.

Старший-два Згуар, развивший эту бурную деятельность, в непродолжительных паузах отвечал на это, что, мол, сам виноват. Сам влез в это дело, проявил инициативу, раскопал важнейшую информацию, совершенно не предназначенную для чужих ушей, теперь вот пищи, а беги.

И Боорк старательно бегал вслед за Згуаром, ждал, пока, тот ведет по браслету какие-то переговоры, скромно стоял сбоку, пока тот вполголоса говорит о чем-то с какими-то людьми, куда-то ехал, выбирал различные вещи в крохотных, забитых товарами подсобках и в огромных гулких складах, потом снова ехал...

Эта беготня как-то внезапно закончилась внутри просторного комфортабельного четырехместного катера. Боорк, уже переодетый в штатское, сел впереди на место пассажира рядом со Згуаром. На заднем сиденье валялась новенькая дорожная сумка с военной формой Боорка, сменой белья, туалетными принадлежностями и прочими вещами, только что извлеченными из упаковок.

Катер быстро набрал высоту. Внизу пронеслись и исчезли аккуратные линии домиков городского предместья, а за ними потянулись фермы — вытянутые прямоугольники полей и делянок, голубые квадраты прудов, сгрудившиеся постройки среди садов...

— Сейчас мы едем ко мне домой, — сказал Згуар, поставив катер на автопилот. — Мой отец в курсе, жена в курсе, но для остальных вы — просто мой гость из Метрополии. Это обычно, это ни у кого не вызывает вопросов, поэтому ведите себя естественно. Отдыхайте, если захотите помочь чем-то по хозяйству, вашу помощь с благодарностью примут. Считайте это внеочередным отпуском, примерно, пока, на декаду, а там посмотрим.

Боорк выразительно вздохнул.

— Хватит беспокоиться, ничего по-настоящему важного и срочного за вами не осталось. Все ваши служебные дела великолепно сделает второй пилот, на то он и космолетчик, чтобы находить выход из любой трудной ситуации. А у вашего капитана очень скоро возникнут совсем другие проблемы. Ему в ближайшее время будет не до того, чтобы разыскивать пропавшего штурмана, уверяю вас.

— Ладно, я же не возражаю, — Боорк постарался добавить в голос нотку смирения.

— Да, и еще один нюанс. Мою жену вы знаете. Я бы сказал, знаете ее очень хорошо. Ее зовут Миилен, когда-то она была вашей... знакомой, а потом вы расстались, да. Мы женаты уже больше полутора лет, у нас ребенок. Поэтому я обращаюсь к вам — не как офицер СБ, а как мужчина, если у вас остались к ней какие-то чувства, держите их под контролем. О том, что вы раньше были... друзьями, здесь не знает никто. И я бы не хотел, чтобы мои родные это узнали. Для всех — вы познакомились только здесь и сейчас. Вы меня поняли? Вы обещаете держать себя в руках?

— Обещаю, — пробормотал Билон, поспешно отвернувшись к окну.

Он чувствовал, что синеет. Миилен... Он мысленно распрощался с ней навсегда, да, чуть больше полутора лет назад, когда из очередного разговора с ней понял, что она больше не одна. Тогда он искренне пожелал ей счастья и, казалось, примирился с ее потерей. Но время, как оказалось, только немного затянуло его рану, но не излечило ее. Старые призраки вернулись вновь...

Борясь с внезапно нахлынувшими чувствами, Боорк пропустил момент, когда катер пошел на снижение. Просто далекая лента реки приблизилась и раздалась в ширину, а впереди, на фоне разреженной рощи — практически парка — вырос большой трехэтажный белый дом с высоким крыльцом и декоративными башенками на крыше.

— Ого! Целый дворец! — невольно вырвалось у Боорка.

— Моя семья относится к старожилам. Мы — потомки первых поселенцев на Тэкэрэо, — с явственным оттенком гордости в голосе сказал Згуар. — Но сейчас это не имеет особого значения. Чинопочитание у нас не в чести, а вот гостеприимство вошло в традиции. Чувствуйте себя свободно и не думайте ни о каких условностях.

Их встретил немолодой элегантный мужчина в черных отглаженных брюках и черной жилетке с белой рубашкой — очевидно, дворецкий. Он показал Боорку отведенную ему комнату на втором этаже с видом на спускающийся к реке парк, а затем провел его на первый этаж — в большую светлую столовую.

Первым Боорка приветствовал высокий пожилой джентльмен, выглядевший еще величественнее своего дворецкого.

— Полномочный советник Крао ро-Згиэр, начальник промышленного департамента Тэкэрэо. И моя супруга Тинзее.

— Младший офицер первого ранга Лео ре-Боорк, первый пилот военного транспорта "Вааринга" — постарался не ударить в грязь лицом Боорк.

Затем ему были представлены — уже не так помпезно и официально — и остальные члены семьи. Старик отец Згиэра, отставной окружной начальник, и его улыбчивая седая жена. Старший брат Згуара Згоор и его супруга — хлопотливая пышечка из породы идеальных домохозяек. Их дети — пухленькая девочка лет десяти и пятилетний мальчик, уже обнаруживающий узнаваемые семейные черты. И наконец...

Миилен была в простом домашнем платье, застегивающемся спереди, скромном, но очень милом. Ее изящная фигура чуть расплылась после родов, но уже явно возвращалась в обычную форму. Длинные пепельные волосы, которые она всегда любила укладывать в сложную прическу, были собраны в обычный хвостик, который, тем не менее, ей очень шел. И вообще от нее было трудно оторвать взгляд. Миилен, раньше просто привлекательная девушка, после замужества превратилась в настоящую красавицу, похорошела и расцвела. А еще у нее на руках был ребенок — не крохотный младенец, упакованный в кулек из одеял и пеленок, а крепыш-карапуз трех-четырех месяцев от роду, жадно глядящий на окружающий мир папиными темно-серыми глазами.

"Это мог бы быть мой сын!", — пронзила Боорка внезапная боль, но он справился с ней. Он вежливо поздоровался с Миилен, как и со всеми остальными, осторожно прикоснулся к ручке малыша, уже имевшего детское имя Крао в честь деда, и с усилием отвернулся от них, садясь за стол, на предложенное ему место между Згуаром и супругой Згоора.

Миилен, к счастью, быстро ушла, ей надо было кормить малыша, и без нее Боорк, действительно, почувствовал себя свободнее. Он с удовольствием поел, тем более, что уже успел проголодаться, ответил на несколько ничего не значащих вопросов, поделился своими впечатлениями о Тэкэрэо, рассказал несколько новостей из Метрополии полугодовой давности — в общем, старательно играл роль обычного гостя. День подходил к концу, и уставший Боорк откровенно обрадовался, когда Згуар проводил его в спальню и оставил его там.

В середине ночи Боорк внезапно проснулся. Он оставил открытым окно, забранное частой москитной сеткой, и сейчас откуда-то снаружи доносились чьи-то неразборчивые голоса. Встав с кровати, Боорк осторожно выглянул наружу. Почти полная местная луна наполнила парк причудливыми черно-серебряными тенями, но три человека стояли прямо на виду, на небольшой полянке, которую пересекала дорожка, ведущая к воде.

Приглядевшись, Боорк узнал Згуара и Згоора, а вот третий неожиданно оказался кронтом — маленьким и щуплым, едва достававшим до груди эсбисту, которого трудно было назвать здоровяком. Одет был кронт в какой-то странный комбинезон со множеством карманов, покрытый ленточками и лохмотьями, словно военный маскировочный костюм. На плече у него висел непонятный предмет, в котором Боорк вдруг с удивлением узнал охотничий арбалет, категорически запрещенный к ношению кронтами, под ногами лежали несколько мешков, похоже, туго набитых.

Згуар внезапно наклонился к одному из мешков и, покопавшись, выудил оттуда длинную светлую полоску. С усилием разорвав ее надвое, он протянул половину брату, а в другую впился зубами. Прожевав, он по-приятельски хлопнул кронта по плечу, от чего тот пошатнулся, и, подняв, протянул ему мешок, который выудил откуда-то из густой тени у себя за спиной. Кронт принял груз, взвалил его на спину, попрощался и пошел куда-то вниз, к реке. Згуар и Згоор остались на полянке среди мешков, дожевывая свои полоски.

Боорк отошел от окна и, откинув легкое одеяло, снова лег в постель. Он не знал, чему только что стал свидетелем и, признаться, не хотел знать. Хватит, что он уже раз проявил любопытство. Главное, чтобы филитам оно пошло на пользу, а не во вред.

Глава 3. Один день Драйдена Эргемара

Драйден Эргемар бежал по узким извилистым коридорам в неровно дышащей полутьме. За спиной у него был рюкзак, правую руку ровно оттягивал меч — узкая полоса остро отточенной стали. Под ногами слегка подрагивал упругий пол.

Один поворот, другой... После третьего коридор перегородила металлическая решетка, из-за которой пробивался лунный свет. Эргемар с разбегу таранил решетку, навалившись на нее всем телом, и она вдруг поддалась, беззвучно отползла в сторону и выпустила его в широкое освещенное луной пространство. Перед Эргемаром лежала плантация. Бесконечными рядами уходили к далекому горизонту низкие кустарники, а наброшенная сверху маскировочная сеть превращала посадки в мозаику из светлых и темных пятен.

Выбрав первый же попавшийся ряд, Эргемар рванулся вперед, ощущая под ногами мягкую землю и отбрасывая в стороны кончиком клинка тянущиеся к нему ветви. Еще немного бешеной гонки, и перед ним выросла высокая изгородь из частой проволочной сетки. Эргемар обрушил на нее удары меча, и клетчатая стена внезапно дрогнула и с глухим звоном разошлась в стороны, открыв перед ним высокий узкий проход. Цепляясь за проволоку рюкзаком, Эргемар с трудом протиснулся в щель и побежал навстречу странным кустарникам с широкими пальчатыми листьями и невысоким плотным деревьям, похожим на сосны. Чужой лес принял его и укрыл в своей зеленой бесконечности. Он был свободен, свободен, свободен!...

— Грр-р-дха! Пар-р-р-дъем! Пар-р-р-дъем!

Огромный четверорукий ангах колотил дубинками по боковинам спальных ячеек, производя общую побудку.

Драйден Эргемар с усилием разлепил глаза.

Неужели это был только сон?! Чувство свободы было настолько реальным, что на какие-то мгновения перед пробуждением он поверил ему, и на неуловимо короткий миг сон превратился в явь.

Конечно, это был только сон! Эргемара вдруг охватила страшная тоска. Только лишь во сне он может грезить о свободе на этой проклятой чужой планете, где его отделяют от дома бесчисленные миллиарды километров межзвездной пустоты. И даже если ему удастся вырваться за проволоку, он всего лишь поменяет одну тюрьму на другую...

Эргемар упрямо цеплялся за свой сон, не желая возвращаться к тягостной реальности. И зачем только он проснулся? Во сне он нашел себе свободу, а здесь его ждет лишь очередной скучный и тяжелый день неволи. Разум говорил ему, что этих дней на чужой планете было немногим более сорока, но чувства не желали с этим соглашаться. Эргемар был снова пойман, как комар в янтаре, между двумя бесконечностями, и будущее не сулило ему даже надежды...

— Грр-р-дха!

Новый удар потряс изголовье его ячейки. Четверорукий сердито глядел на Эргемара, потрясая своей дубинкой, и надо было быстро вставать и спускаться вниз, чтобы занять очередь в умывальню.

Впереди лежала плантация, точно такая же, как в его сне. Однако уже рассвело, и под маскировочными сетями лежали обычные оливково-коричневые неровные тени. Было прохладно, и ветер по-осеннему печально шуршал на разные голоса, хотя на самом деле на этой широте как раз наступила середина лета. По утрам на Тэкэрэо было всегда прохладно. Местные сутки длились более двадцати трех филлинских часов, и за долгую ночь земля успевала остыть. Пройдет немало времени, пока утреннюю свежесть не сменит дневная жара...

Как говорил Эмьюлзе Даугекованне, проживший на Тэкэрэо больше половины жизни, климат планеты довольно мягок, так что теплолюбивый кустарник сугси может расти в ее умеренном поясе круглый год. Круглый год! Эргемара снова охватили страх и тоска. Неужели ему суждено прожить здесь долгие годы?! Встретить зиму, и следующую весну, и много других зим и вёсен?!

— Ты в порядке? — озабоченно спросил его незаметно поравнявшийся с ним Дилер Даксель.

— Что? Ах, да, конечно. Просто видел сегодня во сне, будто я совершаю побег отсюда. Причем все это было настолько реально, что я даже поверил, что это не сон, и я на самом деле вырвался на свободу. Понимаешь?

— Понимаю, — грустно кивнул Даксель и хлопнул Эргемара по плечу. — Ты сегодня на сборе, верно? Может быть, тебя заменить?

— Нет, не надо, — покачал головой Эргемар. — Я в порядке. Это только сон такой... Я после него немного сам не свой.

— Ну, смотри, — Даксель с сомнением посмотрел на него, но все же отошел в сторону, откликнувшись на чей-то зов.

В это время они уже подошли к навесу, где был сложен их инвентарь, и Эргемар выбрал из кучи и со вздохом повесил себе на грудь большую плоскую пластиковую корзину. Впереди, до самого горизонта, начинались бесконечные ряды кустарников, а за спиной оставался высокий холм, заросший жесткой серо-зеленой травой, с замаскированной круглой башенкой наверху — база наркодельцов и их единственный дом на этой планете.

Один из четверки ангахов, надзиравших за их работой, нетерпеливо постучал одной из своих дубинок по другой и что-то нечленораздельно прорычал. Не дожидаясь второго напоминания, Эргемар покорно шагнул в междурядье. Перед ним уходили вдаль ровная линия сросшихся между собой плотных кустов, похожих на подушки, и частокол деревянных столбов, поддерживавших слегка колышущуюся на ветру маскировочную сеть. Примерно через каждые двадцать метров поперек рядов тянулись неширокие проходы.

Сделав шаг, Эргемар отщипнул с верхушки куста только что распустившийся розовый листочек и опустил его в свою корзину, затем потянулся за следующим. Справа и слева от него занимались тем же делом Санни и Хеннауэрте Ленневере: предполагалось, что в случае необходимости он сможет придти им на помощь и взять на себя часть их работы.

В первые дни у них шли жаркие споры о том, стоит ли им выкладываться на плантациях или нужно просто плюнуть на пришельцев с их нормами выработки. Крайним сторонником второй точки зрения был Корк Корвейс, считавший, что пришельцев надо раз и навсегда отучить от мысли привозить себе рабочих с Филлины.

Однако победили в этом споре все же Даугекованне и Даксель, не видевшие альтернативы ударной работе. "Ангахи все равно вас заставят, — говорил тогда Дауге. — А если вы совсем откажетесь работать, кээн вас убьют и снова привезут сюда кронтов". А по мнению Дакселя, было крайне важно показать пришельцам, что филиты могут работать не из-под палки, и поэтому с ними нужно обращаться по-иному, чем с рабами-кронтами.

В определенной степени, эта политика принесла успех. Нормы выработки регулярно выполнялись. Ангахи стучали дубинками о дубинки и время от времени грозно порыкивали на отстающих, но ни разу не пускали свое оружие в ход. Мастера-пришельцы не имели с филитами никаких забот и начали понемногу даже по-своему уважать новых работников. Жесткий тюремный режим, которому на плантации подчинялись кронты, был для филитов значительно ослаблен, а различные хозяйственные работы наподобие уборки помещений или штопки маскировочной сетки выполнялись специально назначенными дежурными в рабочее время, а не по вечерам, как это делали кронты. Даксель даже подумывал о том, чтобы разгородить барак, устроив небольшие комнаты для семейных пар, а также вел с пришельцами переговоры о присылке новой рабочей формы, так как их старая одежда должна была вскоре неизбежно придти в негодность.

Но какой бы режим не был в тюрьме, она все равно остается тюрьмой. Эргемар отщипнул еще несколько розовых листочков и сдернул с опорного столба плеть местного вьюнка. Это растение обладало совершенно невероятной жизненной силой. С ним на плантациях постоянно боролись, но каждый день длинные гибкие стебли с кувшинообразными, загнутыми наружу листьями словно сами собой выстреливали изнутри подушек кустов сугси, пытаясь взобраться наверх по столбам.

Понемногу становилось жарче, и Эргемар расстегнул рубашку. Его корзина уже была полна более чем наполовину, и он вытряхнул ее в короб Корка Корвейса, который ходил по поперечным проходам от одного сборщика к другому. Снова повесив пустую корзину на грудь, Эргемар остановился и выпил несколько глотков воды из обшитой брезентом пластиковой фляжки, висевшей у него на поясе. Вода уже успела нагреться, но все равно освежила его.

Сборщики растянулись по полю неровной цепью, по сторонам которой, словно маяки, возвышались ангахи. Они не спеша шли сзади по междурядьям и переговаривались друг с другом гортанными взрыкивающими голосами. Эргемару даже казалось, что они изо дня в день говорят об одном и том же, тоже пойманные в ловушку засасывающей монотонности.

Сегодняшний день полностью повторял вчерашний, а завтрашний ничем не будет отличаться от сегодняшнего... Эргемара снова охватили тоска и горечь. Может ли он хотя бы мечтать о побеге, как это привиделось ему во сне? Ночью они заперты на множество замков и засовов, а днем, если бы ему каким-то чудом удалось перемахнуть через трехметровый проволочный забор, за ним бы немедленно бросились в погоню ангахи — ловкие и беспощадные лесные охотники, сильные как буйволы и опасные как стая голодных волков.

А даже если бы ему посчастливилось ускользнуть от преследователей — что тогда? Снаружи его встретит незнакомый лес чужой планеты, где он даже не знает, чем питаться и чего нужно опасаться. В этих первобытных чащах, которые, как говорил Даугекованне, тянутся на сотни километров, он будет лишь беспомощной добычей для местных хищников — даже тех самых крысо-собак, за которыми иногда охотятся ангахи...

Ч-черт! Прямо из-под ног Эргемара вырвалась темно-коричневая глянцевая лента, с необычайной быстротой исчезнувшая под ближайшим кустом, откуда тут же послышались возня и прерывистый писк. Осторожно раздвинув ветви, Эргемар увидел огромную многоножку, схватившую своими мощными серповидными челюстями мелкое животное, похожее на мышь — светло-серый пуховый шарик, из которого высовывался розовый крысиный хвостик.

Змей в этом районе планеты не водилось или же они были слишком крупными, чтобы проникать сквозь частые ячейки проволочной сетки, однако плантации просто кишели гигантскими многоножками, по своим размерам не уступавшими небольшим змеям. У Эргемара эти ядовитые членистоногие вызывали необъяснимое отвращение и, преодолевая чувство брезгливости, он поднял ногу и с силой впечатал многоножку в землю, целясь чуть повыше ее плоской головы. Раздался хруст, коричневая лента хлестнула Эргемара по ботинку, множество крошечных ножек заскребли по его брюкам, но он давил и давил, пока отвратительное шевеление не прекратилось совсем. Серый пушистый комочек выпал из челюстей многоножки, но не шевелился. Вероятно, зверек уже погиб от яда.

— Гр-р-р-хия! — раздался прямо над головой у Эргемара грубый чужой голос.

За его спиной, как башня, возвышался огромный ангах. Отстранив Эргемара, он протянул нижнюю правую руку и поднял за хвост раздавленную многоножку. Стряхнув с нее пыль, он повесил ее себе на пояс и жестом показал Эргемару продолжать работу.

Эргемар с брезгливостью и отвращением смотрел, как мертвая многоножка болтается между ног ангаха, доставая до его колен. О кулинарных пристрастиях четвероруких ходили жутковатые слухи: говорили, что они используют в пищу почти все живые существа, включая многоножек и крупных жуков. Чтобы подавить тошноту, Эргемар сделал несколько глотков воды из фляжки и, видя, что ангах по-прежнему смотрит на него, начал поспешно обрывать розовые листики.

Пока он расправлялся с многоножкой, остальные ушли вперед. Метрах в двадцати впереди Санни перешла на его междурядье и начала собирать листья с обоих рядов кустов сразу. Эргемар заторопился ей вслед, чувствуя, как горят его уши: это он должен был помогать ей, а не наоборот!

Нет, день сегодня явно не складывался. Листья, как живые, выскальзывали у него из пальцев, ладони покрылись липким соком, а солнце немилосердно жгло даже сквозь маскировочные сети. Проклятый сон все кружился вокруг него, не позволяя сосредоточиться на постылой реальности.

С горем пополам он добрался до конца своего ряда. За последним проходом совсем близко — только руку протяни — возвышалась изгородь из частой проволочной сетки. За ней виднелись густые заросли кустов с огромными пальчатыми листьями, а еще дальше топорщили свои широкие хвоинки невысокие раскидистые деревья с очень темной, почти черной кроной. Чужой лес за проволокой притягивал, и Эргемар впился обеими руками в сетку, не в силах оторваться от нее.

— Гр-р-дар-рш!

Гневный рык вернул Эргемара к действительности. Огромный ангах с двумя дубинками наперевес грозно смотрел на него. Широкая пасть приоткрылась, и внутри ее блеснули крупные белые зубы.

— Ну чего ты пристал?! — в сердцах воскликнул Эргемар.

Закончив ряд, он имел законное право на короткий отдых. И если он хочет отдохнуть, глядя на деревья и кусты снаружи, это его личное дело.

— Муй-на-а! — рявкнул ангах, взмахнув дубинкой.

Удар пришелся по корзине, висящей на боку у Эргемара. На землю посыпался дождь розовых листочков.

— Идиот дубинноголовый! — Эргемар в гневе сорвал с себя корзину. — Это ты теперь будешь собирать?!

Одна из верхних рук ангаха внезапно метнулась вперед, и сильный удар в лоб бросил Эргемара на землю.

— Ах ты, скотина!

Ни один ангах еще ни разу не поднимал руки на филита. Вне себя от ярости Эргемар вскочил и, прыгнув вперед, нанес удар ногой, попав носком ботинка прямо в колено ангаху.

— Ар-р-р-гах-х!

Огромная туша ангаха ринулась на Эргемара, потрясая двумя метровыми дубинками толщиной с руку. Удар каждой из них мог бы выбить из него дух, но Эргемар удачно швырнул корзину под ноги четверорукому гиганту, и тот, споткнувшись, врезался в куст.

Проворно отскочив метров на десять, Эргемар позволил себе оглянуться. К ним уже спешили люди, но их опережали трое ангахов, несущихся к месту схватки огромными скачками. Эргемар никогда не предполагал, что такие неуклюжие с виду великаны могут так быстро передвигаться.

Ангах, ударивший Эргемара, снова оскалился. Он, не торопясь, повесил обе дубинки на пояс и, тяжело ступая, двинулся прямо на крошечного по сравнению с ним филита, протянув вперед все четыре свои руки. Однако большой ком высохшей земли, угодивший ему в лысую башку, заставил ангаха остановиться и повернуться к новому противнику.

— Муй-на-а! — Корк Корвейс весьма удачно воспроизвел боевой клич ангаха.

Корвейс уже где-то оставил свой короб, его голый торс лоснился от пота, а на груди и руках вздувались могучие мышцы. Однако по сравнению с громадным ангахом он казался подростком, решившим вступить в схватку со взрослым мужчиной.

Ангах что-то прорычал и, сбросив на землю свой пояс с дубинками и болтающейся на нем многоножкой, пошел навстречу Корвейсу. Трое других ангахов, бывшие уже почти рядом, остановились и спокойно повесили свои дубинки на пояса, готовые наблюдать за необычной схваткой. К этому времени к месту событий подоспели и около двух десятков филитов, но им также пришлось довольствоваться ролью зрителей.

Они шли навстречу друг другу по узкому поперечному проходу, задевая за ветки кустов. Полуголый Корвейс и заросший бурой шерстью ангах с расставленными в стороны четырьмя огромными руками. Четверорукий был значительно шире филита и выше его на целую голову, а с учетом того, что Корвейс был уже немолод, а его противник — наоборот, полон сил и ярости, у чинета, как представлялось, практически не было шансов.

Ангах и нанес первый удар. С непостижимым проворством он рванулся вперед, выбросив обе верхних руки. Корвейсу удалось блокировать их, но нижние руки ангаха беспрепятственно достигли цели. Раздался сдвоенный глухой шлепок, и Корвейс отскочил назад, болезненно потирая бок, где красными пятнами отпечатались костяшки кулаков ангаха.

Четверорукий победно взревел и снова бросился на противника, но Корвейс, вовремя пригнувшись, уклонился от страшных ударов кулаков, вдвое превосходящих его собственный, и выпрямившись, как пружина, врезал ангаху в челюсть. Гигант пошатнулся, но устоял на ногах. Теперь уже ему пришлось сделать несколько шагов назад.

В дальнейшем оба противника действовали уже осторожнее. Недостаточная маневренность из-за растущих повсюду кустов сугси сильнее мешала более быстрому ангаху, но зато на его стороне были сила и сразу четыре длинных и мощных руки. Раз за разом он пробивал защиту Корвейса, а несколько пропущенных им встречных ударов, похоже, не нанесли ему заметного вреда. В то же время, чинет болезненно морщился, стараясь прикрывать правый бок, по-видимому, сильно пострадавший от мощных ударов. Лицо Корвейса было окровавлено, а левый глаз заплывал после меткого апперкота.

Поражение Корвейса казалось лишь вопросом времени, и оба это хорошо понимали. Ангах не спешил, медленно наступая и поддерживая дистанцию вытянутыми вперед менее длинными нижними руками, в то время как верхние, прижатые к телу, словно находились в засаде. Корвейс так же медленно отступал, наглухо закрывшись в боксерской стойке. Он тяжело дышал, и по его телу ручейками сбегал пот.

— Ар-р-р-гах-х!

Словно спущенная пружина, ангах бешено рванулся вперед. Его огромные кулаки должны были буквально смести Корвейса с дороги, но чинет в ту же секунду гигантской дикой риссой метнулся в ноги своему противнику и борцовским приемом перебросил его через себя. В воздухе мелькнули похожие на колонны ноги ангаха, и исполинское тело рухнуло вниз, ломая кусты.

Поднявшееся облако пыли на несколько секунд скрыло место схватки от зрителей. А когда сцена снова очистилась, все увидели перепачканного в грязи Корвейса, сидящего верхом на лежащем навзничь ангахе. Коленями чинет упирался в незащищенное горло гиганта, а его мощные кулаки мерно поднимались и опускались, нанося удар за ударом по безволосому лицу. Ангах, наверное, мог бы сбросить своего противника одним движением, но он то ли был оглушен падением, то ли растерялся. Огромные руки бессильно царапали землю, ноги бестолково бились в гущине кустов, словно ангах искал и все не мог найти точку опоры.

— Довольно?! — прохрипел Корвейс, нанося очередной удар.

Огромная голова дернулась. Лицо ангаха, покрытое густо-красной кровью пополам с пылью, уже ничем не напоминало, даже отдаленно, человеческое. Откуда-то из глубины распухших губ послышалось скулящее ворчание. Корвейс привстал, отпуская горло своего противника, и вдруг стал валиться набок. На помощь ему бросились Эргемар, Хенна и венсенец Рагон, по профессии — врач-хирург.

— Тяжело пришлось, — прошептал Корвейс, пока Рагон обрабатывал его разбитое лицо. — Силища просто немереная, а техника — дай бог каждому. Надо было мне сразу с ним борьбой заняться, а я, как дурак, решил побоксировать...

За спиной у филитов трое ангахов помогали подняться своему неудачливому товарищу, о чем-то негромко переговариваясь между собой. По сторонам они старались не смотреть.

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил Эргемар.

Корвейс вступил в схватку с ангахом из-за него, и Эргемар чувствовал, буквально, физическую боль, глядя на избитого чинета.

— Ничего, — Корвейс снова болезненно поморщился, когда врач смоченной в спирте губкой начал дезинфицировать его рассеченную бровь. — Жить буду.

Оба они говорили каждый на своем языке, но вполне понимали друг друга.

— Жить будет, — довольно подтвердил Рагон по-баргандски. — Главное, эти самые...

— Ребра, — подсказала ему Хенна.

— ...Ребра целы. А все остальное — заживет за неделю.

— Спасибо, Корк, — прошептал Эргемар, все еще чувствуя вину. — Я никогда этого не забуду...

— Ничего! — Корвейс хлопнул ладонью Эргемара по плечу, снова поморщившись от этого резкого движения. — Мы все здесь... должны держаться друг за друга...

— Все нормально? — опустился рядом на колени Дилер Даксель. — Ты молодец, Корк! Возвращайся сейчас, наверно, вместе с Рагоном в барак, отдохни до вечера. А ты, Драйден, ступай на приемку листьев, скажешь Карвену, чтобы заменил тебя. Думаю, лучше тебе сегодня здесь не маячить.

— Хорошо, — невесело кивнул Эргемар.

Участливые слова Дакселя только увеличили его отчаяние и подавленность. Если бы не его дурацкий сон, совершенно выбивший его из колеи, всем им сегодня удалось избежать бы многих неприятностей. Еще не известно, что будет, когда о схватке узнают пришельцы, и не ясно, чего дальше ждать от ангахов...

— Ничего, у всех бывают тяжелые дни, — сочувственно сказал Даксель. — Все пройдет, Драйден. Не журись.

— Что?

— Не переживай, говорю, не огорчайся. Этот день нужно просто пережить.

— Да, — пробормотал Эргемар.

Он чувствовал себя очень одиноким. Горданский и баргандский языки были схожими, но иногда он не понимал, что говорят Даксель и другие, а они не понимали его. Здесь почти все могут пообщаться с соотечественниками, но в их компании нет, кроме него, ни единого горданца. И, очевидно, никогда не будет...

А затем у него уже не было времени на то, чтобы думать, и Эргемар был за это благодарен Дилеру Дакселю.

Его новая работа требовала, в первую очередь, быстроты и сноровки. Два человека, занятые на приемке, должны сначала промывать поступающие с плантации листья в холодной воде, а затем тщательно раскладывать их в один слой на специальных сетчатых противнях для закладки в сушильную печь, похожую на большой стеклянный инкубатор. Уже готовые листья, принявшие кирпично-красноватую окраску, засыпались в приемный лоток мельницы, а получившийся порошок отправлялся по ленте транспортера в соседнее помещение. Там размолотые листья превращались в конечный продукт — мелкие фиолетовые кристаллики, расфасованные в одинаковые квадратные пластиковые пакеты.

На этой работе приходилось крутиться без отдыху и устали, зато коварные и опасные ангахи были далеко, а климатическая установка в помещении цеха не пускала внутрь дневную жару. Кроме того, приемкой и сушкой листьев занимался Дмууф — наименее вредный из трех старших мастеров.

Это был самый толстый пришелец из всех, кого доводилось видеть Эргемару. Сплошная бесформенная глыба с обрюзгшим, расширяющимся книзу лицом. По словам Даугекованне, Дмууф был законченным алкоголиком, которого терпели только из-за его крайней неприхотливости. Хотя на работе толстый пришелец, как правило, держал себя в руках, он, действительно, производил впечатление опустившегося пропойцы — всегда неопрятный, заторможенный и совершенно равнодушный ко всему окружающему, включая собственные прямые обязанности. Часами напролет он неподвижно свешивался со своего стула, словно кусок сырого теста, и лишь изредка, протягивая вялую пухлую руку, что-то переключал на пульте сушильного агрегата, сопровождая это действие своей излюбленной фразой — "ха инта на", что приблизительно означало: и так сойдет.

Как правило, так оно, действительно, и сходило, однако в этот день невезение Эргемара продолжалось. В один прекрасный момент дверь во внутреннее помещение распахнулась, обдав всех запахом эфира, и на пороге появился недовольный Икхимоу — самый главный из мастеров.

Икхимоу боялись все, включая остальных пришельцев и даже, кажется, могучих ангахов. От этой высокой худощавой фигуры и жесткого лица с холодным взглядом темно-серых глаз словно веяло опасностью. Глядя на Икхимоу, сразу становилось ясно, что здесь не обычная сельскохозяйственная ферма, а тайная фабрика наркотиков, которой заправляют бандиты. Икхимоу и был таким бандитом, и то, что он выполняет достаточно мирные функции управляющего производством, не делало его менее зловещим. На поясе у него висела постоянно расстегнутая кобура, из которой высовывалась слегка потертая рукоятка компактного автоматического пистолета-игломета с обоймой на полторы сотни разрывных игл. Как рассказывал Даугекованне, из этого пистолета Икхимоу лично расстреливал больных кронтов, получивших слишком большую дозу яда сугси, чтобы работать дальше.

За спиной Икхимоу вырисовывался третий пришелец — Гроакх, игравший на фабрике роль главного технического специалиста. Долговязого Гроакха, отличавшегося необычно узким, сухим и костистым лицом с безжизненными рыбьими глазами и загнутым книзу ртом, и имевшего поэтому прозвище "Сушеная Акула", тоже побаивались. В своей маниакальной страсти к порядку Гроакх не проходил мимо малейшего проступка, со щедростью раздавая всевозможные наказания. Сработаться с ним смог только венсенец Хагер, бывший слесарь-лекальщик, отличавшийся крайней педантичностью и аккуратностью.

У Эргемара сердце просто упало. Икхимоу вместе с Сушеной Акулой — что может быть опаснее? Вместе со своим напарником — в этот день им был Димо Роконан — Эргемар начал усердно раскладывать вымытые листья по противням, стараясь не привлекать внимания пришельцев.

Но те, к счастью, не обращали внимания на двух филитов. Икхимоу что-то недобро процедил Дмууфу, который начал путано и сбивчиво оправдываться, затем перебил его короткой фразой и вышел, захлопнув за собой дверь.

Обычно вялого и малоподвижного Дмууфа после этого инцидента словно подменили. Весь остаток дня он, как взведенный, носился по цеху, постоянно совал во все нос и нещадно погонял Эргемара и Роконана. В результате оставшееся время забрало у них столько сил, сколько обычно весь двенадцатичасовой рабочий день. Эргемар едва дождался наступления вечера.

Вечера на Тэкэрэо были благословением и проклятием. Они давали желанный отдых после изматывающе долгого рабочего дня, но одновременно навевали мысли об утраченном, что лишь подчеркивало неестественность их существования.

Они по-прежнему пытались вести филлинский календарь, даже справляя по нему дни рождения и праздники, но он все больше превращался в оторванную от жизни абстракцию. Созданный еще на космическом корабле распорядок трещал по всем швам. Изнуряющая работа без выходных отнимала все силы, и они уже давно не устраивали своих импровизированных концертов, уроки Хеннауэрте Ленневере по изучению языков почти прекратились, и в последнее время Эргемар все чаще стал замечать, что люди все сильнее замыкаются в себе, а поводов для общения возникает все меньше и меньше. Многие начали испытывать различные психологические проблемы, и у нескольких человек уже случались нервные срывы.

Сегодня эти проблемы возникли у него.

Эргемар лежал ничком в своей спальной ячейке, пытаясь забыться, но сон не приходил. В его мозгу метались навязчивые образы: он промывал проклятые листья, раскладывал их на противнях, засовывал в пасть сушилки, а затем все начиналось сначала. Спасения от этого не было.

— Грустишь? — вдруг раздался над его головой знакомый голос.

Санни, поднявшись по лестнице на его третий ярус, осторожно заглядывала в ячейку.

— Грущу, — покорно согласился Эргемар.

— Хочешь, я побуду с тобой? — тихо спросила Санни, и Эргемар машинально отметил, что она говорит по-баргандски совершенно свободно.

— Спасибо, Санни. Ты очень добрая. Но не надо, не сегодня, — покачал головой Эргемар.

Санни по-прежнему всегда была готова помочь снять депрессию, но в последние дни она все чаще проводила время вместе с Карвеном, и Эргемару не хотелось ничем нарушать складывающееся между ними взаимопонимание. Превозмогая себя, он спустился вниз и сделал вид, что прислушивается к беседе между Дакселем и врачом Рагоном, которые что-то обсуждали по-картайски.

Внезапно постоянно запертая снаружи дверь, ведущая во внутренние помещения базы, открылась, и на пороге появился Эмьюлзе Даугекованне. В последнее время (опять это проклятое последнее время) он больше не навещал их по вечерам, приходя исключительно по делу.

— Прибыл транспорт, — сообщил Даугекованне, ни на кого не глядя. — Нужно двенадцать человек на разгрузку.

У них существовал график отправки на подобные работы по вечерам, и Эргемар в нем сегодня не значился. Однако он все равно пошел с грузчиками, вызвавшись вместо Корка Корвейса, который лежал в своей ячейке, облепленный примочками. Эргемару хотелось хоть ненадолго вырваться из опостылевшего барака, где он был одиноким среди толпы.

От барака наружу вел длинный узкий коридор, точно такой же, как в его сне. Он вывел их в атриум — большое круглое помещение, центр построенной в радиальном плане базы. Здесь сходились несколько коридоров, а по чуть суживающимся кверху стенам зала карабкалась вверх спиральная лестница, которая вела в святая святых базы — арсенал, центральный пост и станцию связи, расположенную внутри круглой башенки, что находилась на вершине холма.

Вход на спиральную лестницу был перегорожен массивным прозрачным щитом, а на верхней галерее, облокотившись на поручень, стоял Икхимоу, поглядывая в электронный планшет, который он постоянно носил на поясе рядом с кобурой. Как рассказывал Даугекованне, на этот планшет поступала вся информация о функционировании базы, включая местонахождение каждого ее обитателя.

Следующий коридор вывел их в ангар, игравший роль склада. Широкие ворота были уже распахнуты, в проеме стояли трое ангахов, вооруженные тяжелыми тесаками, и Гроакх, с неудовольствием поглядывающий на часы. Снаружи в сгущающихся сумерках виднелась светло-серая масса транспортного гравилета.

Эта работа была хорошо знакома Эргемару. Под надзором ангахов и нескольких вооруженных пришельцев они вынесли из транспорта два десятка ящиков с продуктами, а затем загрузили в него черные пластиковые контейнеры с порошком сугси. Все проходило в полной тишине и напряженном молчании, и Эргемар не раз ловил себя на том, что подсознательно ждет чьего-то нападения — то ли конкурирующей банды, то ли местной полиции. Еще раз прислушавшись к своим ощущениям, он понял, что хочет этого нападения — оно давало хоть какой-то шанс покончить с их отупляющим прозябанием.

Однако все и на этот раз прошло быстро и спокойно. Закончив погрузку, они промаршировали обратно по тем же коридорам и вернулись обратно в барак, где за время их отсутствия, казалось, ничего не изменилось. Время тянулось как резина, и Эргемар откровенно обрадовался, когда незадолго до отбоя к ним снова заглянул Даугекованне.

— Что-то не в порядке с сушилкой, — сказал он. — Нужно перебрать. Мне требуются четыре человека.

Это означало, что у Даугекованне есть какие-то новости. И не удивительно, что в состав избранной четверки вошли Даксель, Млиско, Эргемар и Добра Сланско.

— Мы все в большой опасности, — спокойно и без интонаций сказал Даугекованне, передавая Эргемару какую-то деталь сушильной установки.

— Ангахи будут мстить? — Эргемар чуть не выронил из рук свою ношу.

— Ангахи будут делать то, что прикажут им кээн. Но если раньше они презирали вас, теперь они будут настороже. Это плохо.

— Нам сегодня обещали привезти рабочую одежду, но так и не привезли, — медленно, словно взвешивая каждое слово, произнес Даксель.

— Верно, — кивнул Даугекованне, невозмутимо склонившись над одним из узлов машины. — Тем, кто будет мертв через несколько дней, не нужна новая одежда.

— Мы не оправдали их надежды? — в голосе Дакселя слышались недоумение и досада.

— Вы очень оправдали их надежды. Но, оказывается, привозить вас с Филлины было запрещено. Даже более запрещено, чем выращивать сугси. Служба Безопасности каким-то образом узнала о вас и... как это говорится... села на хвост нашим хозяевам. Они в панике. Хотят замести все следы. Вас нет, меня, скорее всего, нет, никого нет. Никто ничего не узнает.

— Откуда это вам стало известно? — спросила Добра Сланско.

— От Толстого (в разговоре они никогда не называли пришельцев по именам). Я сегодня заходил к нему, чинить светильник. Он был пьяный, всегда много говорит. Потом не помнит, что сказал.

— Можно ли ему доверять? — задала новый вопрос Сланско. В эту минуту ее очень легко было представить следователем, допрашивающим свидетеля.

— Можно. Я у него часто узнаю новости. Всегда верно. Он сам боится, очень боится, что его тоже ликвидируют. Работает плохо, не умеет держать язык за зубами... Кому такой нужен?

— А сам он откуда узнал? — лениво поинтересовался Млиско.

— Где-то подслушал. Здесь все подслушивают и подглядывают. Я тоже. Иначе нельзя.

— Правдоподобно, — вынесла вердикт Добра Сланско. — И когда это, по-вашему, должно произойти?

— Не позже чем через дюжину дней. К прибытию очередного транспорта. Толстый говорил, на планету прилетели дознаватели из Метрополии. Все должно быть кончено как можно скорее.

— Дюжина дней — это крайний срок, — спокойно сказал Млиско. — А какой наиболее ранний?

— Тоже дюжина дней. Пока вы работаете, приносите доход. Зачем им убивать вас слишком рано?

— Значит, побег? — с замиранием сердца произнес Эргемар.

— Не побег — восстание, — поправил его Млиско. — Мы не должны оставлять здесь никого в живых, иначе в нас немедленно вцепится погоня. Сколько у нас будет форы?

— Сутки. Может быть. Главный (Икхимоу) связывается со своим начальством каждое утро, специальным кодом. Когда они не получат вовремя сообщение, они вышлют разведку. Разведка поднимет тревогу, но они не будут знать причины. Когда они проникнут внутрь, они все поймут и вызовут подкрепление, но к этому времени уже, вероятно, наступит вечер и они отложат погоню до утра. Кээн не любят что-то делать ночью.

— Допустим, нам удастся от них оторваться. Что дальше? — деловито спросил Даксель.

— Нам нужно будет добраться до обитаемых мест. Это чуть больше тысячи километров. Мы возьмем с собой сугси, много сугси. Он очень дорогой. Может быть, продав его, мы сможем вернуться домой.

На некоторое время наступило молчание. Все протирали остро пахнущей жидкостью детали разобранного агрегата.

— Что же, по крайней мере, иного выхода у нас нет, — наконец с трудом выдавил из себя Даксель.

— Не волнуйся, командир, — ухмыльнулся Млиско. — Нас почти сотня, а их всего трое, да шесть ангахов — перещелкаем в момент.

— Система безопасности базы совершенна, — напомнил Даугекованне. — Она создана так, чтобы четверо мастеров и шестеро надзирателей могли не опасаться десяти дюжин отчаявшихся кронтов, которых впереди так или иначе ждет смерть.

Эргемар согласно кивнул. Им уже рассказывали об этой системе безопасности. Подземная база имела в плане вид колеса с несколькими спицами-коридорами и втулкой-атриумом. Отдельные секторы были полностью изолированы друг от друга и сообщались только через радиальные коридоры, каждый из которых был снабжен массивными герметическими дверями с металлодетекторами. Все они могли быть мгновенно заперты по команде с центрального поста или планшета Икхимоу, а каждый сектор — залит снотворным или отравляющим газом.

Рабочие на вечер и ночь накрепко запирались внутри своего помещения, а после отбоя, когда включалась сигнализация, внутрь не мог проникнуть никто, разве что с разрешения самого Икхимоу. Днем рабочие находились на плантациях под постоянным присмотром ангахов, каждый из которых мог мгновенно подать сигнал общей тревоги с помощью передатчика на поясе. Впрочем, один ангах, вооруженный дубинками, мог бы легко справиться с целой группой безоружных филитов.

Наконец, сами пришельцы во время работы находились в полной безопасности. С филитами непосредственно контактировал только один из них, как правило, никчемный пьяница Дмууф, вооруженный только хлыстом-шокером, который здесь не лишал сознания, а только вызывал пронзительную, но переносимую мгновенную боль во всем теле. Против иглометов Икхимоу и Гроакха это было слишком слабым оружием.

И все же Эргемар чувствовал, что близок к решению.

— Они были умны — те, кто это придумал, — хрипло сказал он. — Но они не учли одного — вас!

— Да, — кивнул Даугекованне. — Они не учли меня. Я больше не Эми нга-Дауге, я — Эмьюлзе Даугекованне из Бунтараимы. Я младший мастер, я отвечаю за то, чтобы здесь все работало. Я хожу везде и знаю все коды и допуски. Я на вашей стороне.

— Главный это знает, — коротко бросила Добра Сланско.

— Знает, — согласился Даугекованне. — С тех пор, как вы появились здесь, он следит за мной. И за остальными. Но он не сможет уследить за всеми. Я могу не так много. Я не могу проникнуть в арсенал, не могу пронести вам оружие. Но я могу оставить одного из вас на небольшое время в мастерской. Я знаю, где у меня находятся датчики, и могу вывести их из строя, а потом починить.

— Я могу сделать арбалет! — с хищной улыбкой сказал Млиско. — Я сделаю его разборным, чтобы до поры до времени никто не догадался! А стрелы к нему можно замаскировать под отвертки или шилья!

— Через пять дней у меня плановая профилактика, — заметил Даугекованне. — Мне понадобится много помощников. Тогда мы сможем обмануть Главного, и ты, Эстин, сделаешь свой арбалет.

— Но вот как его потом использовать?... — начал размышлять вслух Эргемар.

Все снова надолго задумались, и этого времени почти хватило, чтобы перебрать все узлы сушильного агрегата, а затем собрать его. Задача представлялась почти неразрешимой. Разобранный арбалет в мастерской у Даугекованне мог бы с тем же успехом оставаться на Филлине. Его можно было бы вынести наружу в ящике с инструментами и даже пройти с ним через металлоискатели на входе в атриум, но в одиночку заходить в барак с какими-либо металлическими предметами Даугекованне было запрещено. В самом же бараке дважды в сутки ангахи проводили обыск с металлодетекторами, срабатывающими даже на швейные иголки и супинаторы в обуви.

— Единственная для нас возможность выступить — это утро, — пробормотал Млиско. — Когда ангахи придут делать побудку, я застрелю их, а затем мы прорвемся в атриум. Но тут надо, чтобы вы уже были там и могли бы провести нас дальше.

— Вам необходимо захватить, в первую очередь, центральный пост, — строго сказал Даугекованне. — Оттуда можно будет блокировать планшет Главного. Иначе он уничтожит всех вас, лишь пошевельнув пальцем. Но ты прав, Эстин. Раннее утро — это единственное время дня, когда их можно захватить врасплох. Главный всегда ночует в центральном посту, но утром, после сеанса связи, он сходит вниз, чтобы подготовить оборудование к работе. Да, другого шанса у нас не будет.

— Тогда арбалет необходимо будет пронести в барак с вечера, — поморщился Даксель. — Ладно, давайте поразмыслим об этом после. Скоро отбой, а мы уже и так поставили все на место. Давайте завтра во время второго перерыва обсудим, кто что надумал. Хорошо?

Они уже шли обратно, когда Эргемар внезапно остановился.

— Послушайте, — несмело сказал он. — Кажется, у меня появилась идея...

Ночь давно вступила в свои права, в бараке стояла тишина, нарушаемая лишь сонным похрапыванием, но Драйден Эргемар все никак не мог заснуть.

Неужели его сон и в самом деле превратится в явь?!...

Глава 4. В великой Гордане все спокойно

Аплодисменты.

Продолжительные аплодисменты, как говорится, переходящие в овацию.

Восторженный шум словно волнами прокатывается по огромному залу, отражаясь от стен и резонируя под огромным куполообразным потолком. Больше тысячи человек в обширном амфитеатре и на боковых балконах аплодируют стоя, преданно пожирая глазами украшенную флагами сцену с трехъярусным президиумом и небольшой трибуной впереди.

На трибуне стоит человек, это бывший спикер горданского парламента Дагир Хоннуок, но не он — герой сегодняшнего дня. Хоннуок сам вовсю аплодирует, стоя вполоборота к президиуму. По чьему-то незаметному знаку он перестает хлопать, поворачивается лицом к залу и деловито поправляет очки.

Это служит сигналом, и зал понемногу стихает. Из конца в конец по нему проносится легкая дробь опускаемых сидений.

— Уважаемые господа! — торжественный голос Хоннуока, усиливаемый мощными динамиками, взмывает под самый потолок. — Заключительное слово предоставляется избранному председателю Континентальной Ассамблеи! Президенту Горданы!! Лёриду Кирстену!!!

Хоннуок напоследок слегка кланяется залу и возвращается на свое место на сцене, которое законно принадлежит ему как секретарю президиума Ассамблеи. А навстречу ему с легкой улыбкой на открытом честном лице спускается Лерид Кирстен. Встав перед трибуной, он поднимает вверх скрещенные руки в приветственном жесте. Зал встречает его новой овацией.

Взгляд президента легко скользит по наполненному людьми залу и вдруг натыкается, словно на острый шип в букете роз, на специальную ложу за пуленепробиваемым стеклом, где неподвижно сидят двое пришельцев. Во всем зале только их, пожалуй, не коснулась атмосфера тщательно срежиссированного праздника.

Ладно. Хочется верить, он когда-нибудь припомнит им подпорченный триумф. А пока...

— Уважаемые господа! Соотечественники!...

Легкий шум проносится по залу, как дуновение летнего бриза.

— Да! Вы не ошиблись! Я обращаюсь ко всем вам как к соотечественникам, потому что сегодня, в этот день, все мы, представители разных народов Западного Континента, впервые в истории сплотились в единую семью! Я нахожу глубоко символичным, что именно здесь, в Сапполене на острове Ксаннет, в первой столице первой баргандской колонии, мы навсегда порываем с нашим колониальным прошлым. Созданная нами Континентальная Ассамблея — это наш единый путь в общее будущее под сенью великой и могучей Звездной Империи, чьи представители сегодня присутствуют в этом зале!...

Снова аплодисменты, сначала жиденькие, но затем размещенные среди делегатов хлопальщики понемногу разогревают толпу до нужного состояния. Подняв руку, Кирстен снова погружает зал в тишину: в демонстрации лояльности к пришельцам тоже нужна мера.

— Путь, которым мы пришли к сегодняшнему успеху, не был ни простым, ни гладким. Всем нам пришлось пересмотреть свои взгляды и отказаться от некоторых вещей, ранее считавшихся незыблемыми. Еще никогда в истории Филлины государства не отказывались от части своего суверенитета в пользу международной организации, замышляемой и создаваемой как союз равноправных народов! Нам всем еще предстоит преодолеть немало препятствий, но я убежден, что все затраты и издержки многократно окупятся при достижении нашей конечной цели — величия и процветания всей западной цивилизации! Как мы показали и наглядно доказали, стремление народов к единству непреодолимо. Именно оно позволило всем нам преодолеть свои мелкие разногласия и послужило надежным фундаментом для разумных компромиссов!...

(Снова продолжительные аплодисменты)

— Моя работа на посту председателя Континентальной Ассамблеи только начинается, и я рассматриваю свое единогласное избрание, в первую очередь, как аванс и знак высокого доверия со стороны всех народов Западного Континента. Впереди всех нас ожидают перемены, в ходе которых исчезнет старый мир и родится новый — наш мир! И я провозглашаю с этой трибуны: много народов — один континент — одно будущее!

(Аплодисменты, приветственные крики. Все встают)

А теперь пора давать сигнал Хоннуоку: пусть поскорее сворачивает эту говорильню.

— Великолепно, Ленни! — Лерид Кирстен приподнял бокал, салютуя своему соратнику. — Блистательная работа. У вас явный талант к постановке массовых сцен. Вы раньше никогда не задумывались о карьере театрального режиссера?

— Это было бы слишком скучно, — довольно улыбнулся министр иностранных дел Горданы Ленни Чоллон. — Не тот размах. И к тому же, в театре слишком редко бывают премьеры.

— Вошли во вкус, да? — засмеялся Кирстен. — Однако, увы, впереди у вас — скучная, рутинная и совершенно необходимая работа по сбору того урожая, который вы с таким успехом взрастили.

— Работа в этом направлении уже ведется, — со всей серьезностью доложил Ленни Чоллон. — Уже проведены все назначения в постоянные комитеты Континентальной Ассамблеи. Мы направили туда самых тупых и упорных бюрократов, каких только смогли сыскать. Они будут заниматься созданием общего законодательства до бесконечности, а пока они будут расставлять запятые, все решения будут приниматься указами президиума...

— Благодарю вас, Ленни, — взмахом руки Кирстен прервал министра иностранных дел. — Этот механизм уже создан, теперь пусть его отладкой занимаются ваши подчиненные. Ваша идея собрать всю эту говорильню на Ксаннете, где за ними легче присматривать, была удачной, так что вы смело можете сосредоточить внимание на других вещах. Не забывайте, что в президиуме Ассамблеи Гордана имеет всего один голос — не больше и не меньше, чем все остальные. Наши... м-м-м... партнеры должны постоянно находиться на коротком поводке. Как у вас идут дела с подготовкой дублеров?

— Работа идет, господин президент. Правда, запасное правительство в настоящее время подготовлено пока что только для Лиива, но мы стараемся. Этот процесс просто требует известного времени.

— У вас будет еще немного времени, Лении, — пообещал Кирстен. — Генерал, поведайте, в каком состоянии находятся наши миротворческие силы?

— Первый корпус в составе одной воздушно-десантной и двух авиапосадочных дивизий уже доведен до штатной численности по личному составу и полностью обеспечен вооружением и техникой. Остальные пять корпусов находятся на стадии формирования, — доложил министр обороны генерал Могли. — Однако уровень подготовки войск, если не считать десантников и, в определенной степени, авиации, оставляет желать много лучшего. Не мешало бы провести несколько учений в обстановке, приближенной к боевой.

— Вы слышали, Ленни? Генерал нуждается в парочке операций для отработки управления войсками. Отправьте через неофициальные каналы сообщение, что в горданском министерстве обороны ищут повод... Полагаю, это обеспечит нам парочку спокойных месяцев для приведения в порядок наших внутренних дел. Дуган, вы еще не испытываете проблем из-за нехватки свободных мест в ваших лагерях?

— Никак нет, господин президент! — молодцевато отрапортовал Дуган Буремен, бывший начальник охраны президента, а теперь руководитель тайной государственной полиции ТЭГРА.

— Нет? А должны бы испытывать. Не снижайте интенсивности арестов, Дуган. Сняли первый слой — не останавливайтесь, снимайте второй, третий, четвертый... Все равно, большую часть тех, кого вы сейчас задерживаете, мы потом выпустим. Пока в стране не установилась четкая вертикаль власти, мы обязаны внушать страх! Вы должны неистовствовать, Дуган! И постоянно тормошить Сеймора, чтобы он поскорее освобождал свои объекты для вас, а то он что-то не слишком с этим торопится. Правда, Сеймор?

Сеймор Скэб, ближайший помощник президента Кирстена, невозмутимо поправил очки.

— Основное торможение происходит на местах, господин президент. Многие главы администраций дистриктов буквально саботируют распоряжения о строительстве жилья и создании рабочих мест для вынужденных переселенцев.

— Ну что же, я долго терпел, — Кирстен глубоко и печально вздохнул и развел руками. — Если эти господа не понимают хорошего обращения и не желают использовать на нужды государства малую толику нажитого неправедным путем богатства, они потеряют все! Настала пора вычистить и этот гнойник! Прокурор Тревис, вы готовы? Организуйте с десяток громких процессов, а затем, под напором возмущенной общественности, у меня не останется иного выхода, кроме как подписать декрет об упразднении выборных глав администраций и замене их на назначаемых президентом губернаторов.

— Есть некоторые трудности, господин президент, — виновато сообщил руководитель Чрезвычайной комиссии по расследованию прокурор Тревис. — Мои люди сейчас полностью заняты подготовкой и проведением процессов по делам депутатов парламента, лидеров партий, крупных мафиози и прочих объектов первой очереди. В ближайшие один-два месяца у нас просто не хватит сил на новое направление.

— Ох, Тревис, Тревис. Разве вам не известно, как в подобных ситуациях поступают все бюрократические структуры? Они раздувают штаты, — с отеческой укоризной покачал головой Кирстен. — Что вам мешает набрать еще людей? Деньги, по крайней мере, на это найдутся, так ведь, Вайкел?

Седой и худой как трость Тейно Вайкел, финансовый советник президента, пошевелил своими длинными ногами.

— Командные высоты в экономике под нашим контролем, так что в средствах мы не ограничены. Кроме того, только за счет конфискаций в прошлом месяце получено свыше двухсот миллионов брасов.

— Всего лишь? — со слегка разочарованной интонацией переспросил Кирстен. — Да исходя из числа и финансовых возможностей ваших фигурантов, мы могли бы рассчитывать и на миллиард!

— Эта работа оказалась более трудной, чем представлялась вначале, — нехотя признал Вайкел. — У многих фигурантов значительная часть средств размещена в банках "тридцатки", куда мы не имеем доступа. Наконец, сохраняющаяся негибкость хозяйственного и гражданского законодательства Горданы вынуждает нас отказываться от некоторых... э-э-э... чересчур прямых действий.

— И непрямые действия могут быть очень действенными, — наставительно заметил Кирстен. — Соберите всех ваших фигурантов в одном месте, затем выберите штук пять не слишком состоятельных, но упорных и прилюдно повесьте их на глазах у всех остальных. С табличкой на груди: "Он не хотел делиться". Я уверен, это даст нужный эффект.

— Может возникнуть нежелательная огласка, — заметил Вайкел. — Это нанесет ущерб нашей репутации.

— Так не допускайте огласки, — пожал плечами Кирстен. — В конце концов, вам всегда окажет в этом помощь Ронайс. Кстати, Ронайс, вы, по-моему, уже дважды рапортовали мне о закрытии "Утренней Звезды", а эта гадость по-прежнему выходит. Как вы это можете объяснить?

Так как особого гнева в голосе президента не ощущалось, бывший начальник пресс-службы, а ныне глава Комиссии по нравственности в средствах массовой информации Мексли Ронайс и в самом деле пустился в объяснения.

— Это всего лишь агония, господин президент. В прошлом месяце вышло всего три номера "Утренней Звезды", в этом — только один. Чем дальше, тем больше она превращается в обычный подпольный листок, у которого нет и не может быть никакого влияния. Движение разгромлено, господин президент, и "Утренняя Звезда" выдыхается. Еще месяц-другой, и она погаснет навсегда.

— Как бы вам не выдать желаемое за действительное, — пробормотал президент. — Движение не разгромлено, нет, отнюдь не разгромлено... Хотя, впрочем, на фоне всех наших побед это не более чем досадная мелочь...

Беглеца взяли на рассвете. Он делал все правильно, пытаясь пересечь горную гряду, окружающую плато Пурона, но переоценил свои силы. Во время ночного подъема он сорвался со скалы и сломал ногу, после чего ему оставалось только молить, чтобы его поскорее нашли. С опухшей, вывернутой наружу ногой его, не особенно церемонясь, потащили в санчасть, а в лагерном карцере заняли места два охранника, которые, как показало поспешно проведенное расследование, по не известной еще до конца причине вчера вечером выпустили несостоявшегося беглеца за ворота.

— Все-таки не любит наш начальник эффектов, — с сожалением произнес начальник канцелярии лагеря шар-лейтенант Крост Гарвонс. — Я бы этих двоих подвесил бы голыми за руки и за ноги посреди плаца. Представляешь, как бы смотрелось?

— Представляю, — хмыкнул Майдер Билон, иронично поглядывая на кровожадного Кроста. — Особенно бы заключенные обрадовались.

— А что, пусть бы тоже развлеклись, — пожал плечами Крост. — Будто они не люди... Вечно ты, Майдер, со своей серьезностью, не понимаешь ты буйного полета фантазии. Ладно, тащи сюда дело этого... бегуна!

Покопавшись в стеллаже, Билон выудил наружу тоненькую папочку. Вот он, Мексли Добулайс, тридцать три года, помощник какого-то депутата парламента. Характеризуется как редкий пройдоха и это, очевидно, так, раз сумел перетащить на свою сторону двух охранников...

— Так, — Крост надул щеки и принял вдохновенную позу. — Пиши. Двадцать первого десятого семьдесят третьего года совершил попытку побега, завербовав двух долдонов из охраны. Особо опасен при задержании. В целях профилактики рекомендуется урезание языка или стерилизация. В скобках: по выбору.

— По-моему, ты уже слишком, — приподнял брови Билон. — А что, если кто-то воспримет все это всерьез? Это ведь официальный документ, может быть, от него зависит жизнь этого человека.

— Ну вот, опять, сбил меня с мысли, — недовольно протянул Крост. — Не видишь, я развлекаюсь? Ладно, если ты так хочешь, пиши сам.

Презрительно фыркнув, начальник канцелярии лагеря покинул помещение, оставив Билона наедине с пишущей машинкой и несколькими шкафами документов. Со вздохом вынув из машинки начатый лист и выбросив его в корзину, Билон вставил новый и начал размышлять над тем, как составить отчет о побеге таким образом, чтобы как можно меньше повредить заключенному Мексли Добулайсу, уже и так заработавшему себе крупные неприятности.

В том, что его вариант будет принят без возражений, Билон не сомневался. Крост был, в общем-то, парень незлой, просто он никогда не думал, как отразятся его шуточки на других людях. Частенько Билону казалось, что он все еще воспринимает окружающее как более или менее забавную игру, в которой ничего не стоит воспринимать всерьез. К счастью, начальник канцелярии был еще и приличным разгильдяем, и Билону ничего не мешало впоследствии корректировать и заменять словесные экзерцисы Кроста в личных делах.

Однако на этот раз завершить отчет Билону не удалось. Его внимание привлекла внезапно появившаяся в поле зрения кавалькада запыленных джипов, медленно катящая через плац. Неужели это побег вызвал такое нашествие? Тогда дела Мексли Добулайса совсем плохи, какой отчет не напиши...

— Эй, Майдер, — довольный Крост снова появился на пороге. — Не надоело еще бумагу марать? Пошли на совещание сходим.

— Какое еще совещание? — не понял Билон. — Здесь?

— А то же! Оказывается, у нас тут организуется что-то типа междусобойчика по обмену опытом. Ну чё, сходим послушаем, хоть какое-то разнообразие...

— ...И вот я говорю вам, без воды — плохо. У меня половина людей страдает поносом, разве это дело?...

— Не спи, замерзнешь! — Билон легонько толкнул в бок мерно посапывающего Кроста, но и сам не удержался от зевка.

Билону тоже было скучно. Пока что единственная полученная им ценная информация заключалась в том, что на плато Пурона и в самом деле находится не меньше десятка изоляционных лагерей, в которых содержится уйма народу. В остальном весь интерес исчерпался уже через десять минут. Все выступающие однообразно жаловались на плохое качество питьевой воды, проблемы с размещением новых партий заключенных, потерявшую ретивость охрану, снова недостаток воды... Обсуждение этих животрепещущих тем шло, по меньшей мере, уже по четвертому кругу, погрузив всех присутствующих в состояние сонного ступора.

Очевидно, это понял и ведущий — нездешний пожилой майор или, как он назывался в ТЭГРА, штурм-комиссар. Дождавшись первой же паузы, он вежливо оборвал оратора и тут же предоставил слово штандарт-комиссару Прейну.

— Здесь сегодня прозвучало немало правильных слов, — дипломатично начал комендант лагеря. — Однако мне хотелось бы поговорить о другом. Я нахожусь на своем посту меньше двух месяцев, но чем дальше, тем больше мне кажется, что сама концепция изоляционного лагеря несовершенна и нуждается в изменении.

По комнате прокатился легкий шум. Билон заметил, что многие оглядываются куда-то назад. Штурм-комиссар за столом как бы слегка усох, а на его лице появилось недоуменно-виноватое выражение.

— Я повторяю, что-то в нашей работе нужно менять, — твердо повторил Прейн. — В лагерях содержатся тысячи здоровых, крепких, активных людей, которые не приносят никакой пользы обществу и стремительно деградируют сами. Мы подвергаем их настоящей пытке бездействием и бездельем. Дни напролет они просиживают на плацу, где им запрещено даже общаться друг с другом. Я не знаю, может быть, таким образом их пытаются научить некой форме медитации, однако пока это не дает никаких результатов. По вечерам все их напряжение выплескивается наружу, из-за чего происходят многочисленные нарушения порядка. Все эти люди не преступники, они просто на время изолированы от общества, куда они рано или поздно вернутся. И я спрашиваю вас, кем они станут после возвращения?! Не будет ли лекарство, которым мы их здесь пичкаем, опаснее самой болезни?! И как оно скажется на нас самих? Скука — обоюдоострое оружие! Не далее как вчера двое охранников от скуки дали бежать заключенному; к счастью, он не ушел далеко.

— Я согласен с вами! — перекрывая снова усилившийся шум, поднялся с места тучный штандарт-комиссар. — У меня в лагере маются дурью полторы тысячи человек, и я чувствую, что сам дурею, глядя на них! Зэков надо занять делом! Пусть шьют мешки, роют канавы или еще что там!

— Это не так-то просто, — раздался чей-то рассудительный голос из глубины комнаты. — На этом проклятом плато незачем копать канавы и нечего добывать. А мешки, которые здесь будут шить, окажутся золотыми. Не забывайте, что все сырье придется завозить сюда извне!

— А какая разница, — проворчал кто-то. — Да хоть из-за границы! А то что получается — мы работаем, а они тут, знаете ли, прохлаждаются! Предлагаю написать рапорта с просьбой переквалифицировать наши лагеря в трудовые, и все тут!

— Господа, господа! — пожилому штурм-комиссару кое-как удалось привести собрание к порядку. — Прежде чем писать рапорты, давайте выслушаем присутствующего здесь представителя центра!

В заднем ряду не спеша встал невысокий человек в мундире штандарт-комиссара, и Билону сразу же захотелось спрятаться под скамейку, а еще лучше ― оказаться где-нибудь подальше отсюда. Представителем центра был не кто иной как Хартен Ринше, бывший координатор СОП в районе Гамбрук по прозвищу Главный Шпион.

Однако Ринше, казалось, не обращал внимания на замершего Билона.

— Для начала, я хотел бы поблагодарить уважаемого штандарт-комиссара Прейна за его смелость, — сказал он негромким голосом. — Концепция изоляционных лагерей и в самом деле страдает определенными недоработками. Судя по всему, мы от нее откажемся. Как очень верно заметил господин Прейн, заключенные лишь временно изолированы от общества, и наша задача, чтобы они вернулись в него по-настоящему полезными его членами! К сожалению, преобразование всех изоляционных лагерей в трудовые, как здесь прозвучало, вряд ли возможно по экономическим соображениям. Тем не менее, перевоспитание трудом и жесткой дисциплиной по-прежнему остается краеугольным камнем нашего подхода к тем, кто в силу различных обстоятельств сбился с пути. Я бы хотел, чтобы вы выслушали штандарт-комиссара Пазука, занимающего пост коменданта экспериментального воспитательного лагеря. Его опыт был признан успешным примером для подражания.

Штандарт-комиссар был молод, вряд ли старше тридцати пяти лет, и смотрелся очень эффектно в безупречном черном мундире с зауженной талией, подпоясанном портупеей, и фуражке с высокой тульей.

— Наша концепция воспитания основана на том, что мы премируем заключенных за правильное поведение и наказываем за проступки, — сказал он высоким, словно позвякивающим голосом. — Я — бывший спортсмен, поэтому мне было легче основать систему на привычных мне очках и баллах. Каждый заключенный, попадающий в лагерь, получает за сутки два балла, и до всех доведено, что тот, кто наберет тысячу баллов, будет немедленно освобожден...

— Так что, получается, за примерное поведение они могут выйти на волю уже через полтора года? — спросил кто-то с места.

— Теоретически — да, — кивнул Пазук, — Но наряду с этими обязательными баллами у нас разработана обширная система поощрений и штрафов. Например, штраф в один балл можно поучить за плохо заправленную постель, неопрятный внешний вид, опоздание на поверку, пререкание с блок-боссом... Да, хочу сказать, что очень важную роль у нас играют именно блок-боссы. С самого начала мы разбили заключенных на блоки, примерно, по двадцать пять человек, и совершенно случайным образом назначили в них блок-боссов, которые получили практически неограниченную власть над своими товарищами. В день блок-боссу начисляется десять баллов, его двум помощникам — по пять. Они имеют отдельные спальные места, повышенный паек, даже имеют право изредка посещать соседний женский трудовой лагерь. Блок-боссам и их помощникам выдано оружие — резиновые дубинки, и они могут пускать их в ход, когда считают нужным, а охрана всегда готова придти им на помощь. Ни за увечье, ни даже за смерть рядового заключенного блок-боссы не несут ответственности, зато с них очень строго спрашивают за соблюдение порядка в блоке. Плохо заправлена у кого-то постель — два балла долой блок-боссу и по баллу его помощникам, нарушение строя на поверке — снова штрафные баллы, блок плохо работает — еще минус несколько баллов...

— А чем они у вас занимаются? — заинтересованно спросил тучный штандарт-комиссар, который первым поддержал Прейна.

— О, это не имеет особого значения. У нас они возят в тачках песок. Один блок — из одной кучи в другую, другой — в обратную сторону. По итогам дня победители, естественно, получают дополнительные баллы, а побежденные — штраф. Пары постоянно меняются, а мы следим, чтобы какой-либо блок не стал, так скажем, чемпионом. Если кто-то вырывается слишком сильно вперед, мы проводим обмен заключенными между блоками.

— То есть, игра не совсем честная? — уточнил кто-то.

— В этом отношении — да. В конце концов, мы не устраиваем соревнования, а занимаемся воспитательной работой. Например, каждый вечер с одним из заключенных из каждого блока беседует специально выделенный офицер, который имеет право добавлять или снимать до двадцати баллов. А по итогам месяца плохие блок-боссы, допустившие снижение числа баллов или налагающие слишком мало взысканий, теряют свою должность и снова оказываются рядовыми заключенными в своих же блоках, а на их место опять-таки случайным образом назначаются новые. У нас пока прошла всего одна такая пересменка, но уже вовсю развиваются процессы отбора. Один из блок-боссов оказался таким свирепым, что мы даже подумываем о том, чтобы по итогам следующего месяца перевести его в охранники...

— Благодарю вас, — прервал увлекшегося Пазука Хартен Ринше. — После завершения совещания штандарт-комиссар ознакомит вас со своей системой более подробно. Хочу сказать, что выглядит она на первый взгляд довольно запутанной и еще нуждается в некоторой наладке, однако она дает результаты! Благодаря ей поощряются, в первую очередь, заключенные, которые активно встали на путь исправления и сотрудничества с администрацией лагеря. Тот, кто прошел жестокую школу блок-босса, больше никогда не превратится в разложившегося интеллигентного хлюпика! Кроме того, мы думаем над тем, чтобы освобождать не только лидеров, но и наиболее опустившихся и забитых заключенных. Они больше не опасны для общества.

— Простите, а что будет с так называемой средней массой? — задал вопрос незнакомый офицер, сидящий рядом с Билоном. — Она что, останется в лагере до скончания веков?

— Очевидно, нет, — подумав, заключил Хартен Ринше. — Через какое-то время, вероятно, заключенные воспитательных лагерей тоже будут выходить на свободу. Насчет этого мне пока сложно сказать, но в центральных органах склоняются к тому, чтобы ограничить срок пребывания на воспитании тремя или пятью годами. Впрочем, это делает нашу задачу еще более ответственной. Из ворот лагеря должен выйти примерный член общества или, по крайней мере, он обязан испытывать дикий страх и ужас от одной мысли о возможности снова угодить за проволоку! Страх — это одна из самых сильных человеческих эмоций, господа! Используйте ее надлежащим образом!...

Билон воспользовался объявленным перерывом, чтобы удрать с совещания. Во время выступления лощеного штандарт-комиссара Пазука его стало тошнить. Однако о нем не забыли. Под вечер Билона вызвали к коменданту лагеря, но в знакомом кабинете с предельно скудной обстановкой его ждал не кто иной, как Хартен Ринше.

— Здравствуйте, здравствуйте, Билон, — встретил его Ринше приветственной улыбкой. — Сожалею, но присесть не предлагаю — ваш начальник что-то не любит лишней мебели. Если хотите, можете устраиваться на краешке стола.

— Да нет, спасибо, — Билон остался стоять. — Кажется, я должен поздравить вас с присвоением высокого звания.

— Спасибо, спасибо, — Ринше довольно потер руки. — У нас сейчас, в некотором роде, кадровый дефицит, так что выдвинуться несложно. Я вот, видите, куда забрался. А ваш старый знакомый Ренсер Элаво теперь верховный координатор СОП во всем Реперайтере. Тренирует пятерки, налаживает сотрудничество с полицией и счастлив. Если бы вы остались на правильной стороне, тоже смогли бы сделать не худшую карьеру.

— Так вышло, что ваша сторона не показалась мне правильной, — осторожно сказал Билон.

— Ну, бывает, бывает, — вальяжно махнул рукой Ринше. — Вы человек еще молодой, горячий, неопытный в каком-то смысле. Я читал ваше досье, с вами и в самом деле поступили несколько некрасиво, так кто вас просил соваться в дела государственной важности?

— Наверно, я так представлял себе долг журналиста, — не удержался Билон.

— Странное у вас понятие о долге, — металлическим голосом произнес Ринше. — Едва столкнулись, как говорится, с прозой жизни, так тут же, словно дитё малое, надулись от обиды и пошли предлагать свои услуги другой стороне. А они вас, между прочим, самым циничным образом использовали. Ведь не просто так вы здесь крутились, да еще и с рацией?

Билон мрачно молчал, и Ринше снова махнул рукой.

— Ладно, дело молодое. Спишем на ваш юношеский азарт и неопытность. Скажу прямо, ваше появление здесь оказалось в свое время немалым сюрпризом и вызвало нешуточные разговоры вокруг вас, скажем так, в определенных кругах. По совокупности вы вполне тянули на то, чтобы оказаться там, за проволокой, однако после некоторых размышлений было решено дать вам шанс. Вы ведь хотите покинуть это неприветливое место?

— Хочу, — против воли вырвалось у Билона.

— Вот, вы же все понимаете. Я тут почитал немного ваши творения. Рапорт о распитии часовыми спиртных напитков, отчет о групповой драке в бараке номер шесть, докладная о протухшей воде... — разве на это вы должны тратить ваше время, ваши силы, я не побоюсь сказать, ваш талант?!

— А на что тогда их тратить? — напрямик спросил Билон. Велеречивость Ринше начинала действовать ему на нервы.

— О, в темах не будет недостатка. Например, вы могли бы написать статью о вашем знакомом Райнене Фремере. Любопытнейшая личность, скажу я вам. Вряд ли вы знаете о нем десятую часть того, что нужно знать. Вам дадут его подробное досье и, я уверен, вы сделаете из него конфетку!

— Он тоже где-то здесь? — поинтересовался Билон.

— Нет. К нашему сожалению, нет. Но, уверяю вас, ему не долго осталось гулять на свободе. Надеюсь, после того, как его приспешники прочитают вашу статью, у них откроются глаза на многие вещи.

— Тогда вам, наверное, нужно привлечь Тора Собернера, — усмехнулся Билон. — По-моему, он великолепно пишет триллеры. Мне с ним не сравниться.

— Ну, вы же великолепно понимаете разницу между литературой и прессой. Помните, статья о Фремере — это ваш обратный билет отсюда.

— А что дальше? — быстро спросил Билон. — После этого материала я буду считаться достаточно перевоспитавшимся?

— Дальше? — задумчиво почесал переносицу Ринше. — Дальше вы, очевидно, продолжите работать в нашей системе. В "Курьер" вы, понятное дело, не вернетесь, да и нечего вам там делать. У нас тут намечается один новый проект... Вы никогда не задумывались над тем, что в Гордане слишком много газет? Есть мнение, что достаточно иметь одну государственную газету, которая будет предоставлять населению всю необходимую информацию, по одной газете на дистрикт и всякие такие листки для местной информации. Ну, конечно, останутся и различные профессиональные издания, но это ведь не по вашей части, верно? Может быть, вы вполне впишетесь в коллектив нашей государственной газеты — ей пока еще не придумали названия. Кому-то нравится "Народный наблюдатель", а кто-то предпочитает более короткие и емкие названия. "Наша Гордана", например, или "Вперед". Или попросту, "Общая газета"...

— Я подумаю над вашим предложением, — бесцветно сказал Билон. Он уже начал уставать от стояния на одном месте.

— Подумайте, подумайте. Недели вам, я думаю, хватит? Когда надумаете, сообщите вашему начальнику шар-лейтенанту Гарвонсу, а он уже передаст, куда следует.

— Кросту?! — изумленно выдохнул Билон.

— Да, а чему вы так удивляетесь? Этот молодой человек тоже хочет поскорей вернуться к цивилизации и абсолютно все правильно понимает. Кстати, я бы не советовал вам затягивать. Боюсь, если вы добровольно не пойдете на сотрудничество, кое-кто может обидеться на вашу неблагодарность, и вас начнут воспитывать... вы, кажется, слышали, как...

— Я подумаю, — пообещал Билон. — Я буду очень усиленно думать.

Билон думал весь остаток дня и большую часть ночи, но так и не пришел ни к какому решению. Три или пять лет в воспитательном лагере, каким его описал штандарт-комиссар Пазук, казались ему концом света, но и соглашаться на предательство он никак не мог. По крайней мере, Орна будет тогда потеряна для него навсегда, и Билон не мог выбрать, что для него страшнее.

К счастью, на следующий день ему было не до отвлеченных размышлений. После побега было решено сменить охрану лагеря, и канцелярия работала весь день с полной загрузкой, причем почти все ложилось, как всегда, на плечи Билона.

Он еще корпел над последними документами, когда дверь в канцелярию с громким стуком распахнулась, и на пороге появился счастливый Крост.

— Виват! — прокричал он, размахивая какой-то бумажкой. — Наконец-то я вырвусь отсюда!

— Что, уже? — удивленно спросил Билон. — Совсем?

— Нет, — слегка пригорюнился Крост. — Мне отпуск дали, на две недели. Представляешь, на Новый Год поеду домой, а там выпивка, дискотеки, девочки... Да ты не кисни так, Майдер. Я чего-нибудь тебе обязательно привезу.

— А там знают, что ты уезжаешь? — Билон выразительно скосил глаза кверху.

— А, это? — пренебрежительно махнул рукой Крост. — Не волнуйся, я им уже передал, что ты на все согласился. Так что, может, мы с тобой уже не увидимся.

— Когда ты едешь? — механически спросил Билон.

Легкомысленные слова Кроста ударили его как обухом по башке и Билон чувствовал, как его охватывает какая-то дикая смесь чувств — ужас, облегчение, стыд, досада, страх, обреченность... На злость у него просто не хватило сил.

— Сегодня еду, вернее, завтра рано утром, — донесся до него словно издалека голос Кроста. — Уже договорился с водовозкой на четыре утра. Ладно, я пойду вещи собирать, а ты шефу документы сам занеси, хорошо?

— Хорошо, — кивнул Билон как заводной болванчик, хотя в действительности ему было совсем не хорошо.

Ему потребовалось не меньше часа, чтобы взять себя в руки и закончить свою работу. В конце концов, уговаривал себя Билон, неизбежное еще не случилось. Он может еще завалить статью, которую ему поручил Ринше, и тем самым, наверно, выбрать воспитательный лагерь. Оставаясь в полном раздрае чувств, он с пачкой бумаг в руках постучал в дверь кабинета Прейна и, услышав ответ, вошел внутрь.

— Садитесь, Билон, — добродушно сказал Прейн, показывая на невесть откуда появившийся в кабинете второй стул. — Я вижу, у вас был трудный день.

— Да, господин штандарт-комиссар, — Билон с облегчением сел, все еще держа бумаги в руках.

— Я знаю, — Прейн устало помассировал виски. — У нас всех настали нелегкие дни. Бог мой, как мы тяжело служим стране, как мы трудно и страшно служим...

— Гарвонс — стукач, — словно само собой вырвалось у Билона.

— Я догадывался, — хмыкнул Прейн. — Но, впрочем, меня это уже не интересует. Завтра я уезжаю отсюда за новым назначением.

— Вы этому не рады? — осторожно спросил Билон.

— Я теперь ничему не рад. Вы слышали вчера, все изоляционные лагеря будут реорганизованы в воспитательные? Чтобы принять это, мне надо было переступить через что-то в своей душе. Я не смог.

— Вы подали в отставку?

— Из нашей службы можно подать в отставку только на тот свет. Особенно, мне. Некоторое время назад я совершил один поступок, который считал — и продолжаю считать до сих пор — правильным. Я знал, что после этого я не смогу остаться в Реперайтере. Похоже, мне теперь навсегда закрыта дорога туда. Кому нужны свидетели и исполнители грязных дел?...

Билон что-то вопросительно пискнул, но Прейн остановил его взмахом руки.

— Оставим, это уже не важно. Я хочу попрощаться с вами, Билон. Я хотел бы вернуть тот день, когда я был всего лишь старшим капитаном и заместителем начальника районного отделения полиции, а вы — молодым восторженным журналистом, пришедшим брать у меня интервью. Но, увы... Я могу дать вам только одно.

Засунув руку в карман, Прейн вытащил кусочек лекарственной упаковки с двумя таблетками и протянул Билону.

— Что это? — удивленно спросил Билон.

— Снотворное. Без вкуса и запаха, мгновенно растворяется в любом напитке и приносит здоровый и спокойный сон на целую ночь. Берите. Я думаю, оно вам сегодня понадобится.

— Спасибо, — пробормотал Билон, все еще не понимая, в чем дело.

— Вот так, положите в карман. А теперь оставьте бумаги и идите... близнец!

Билон медленно возвращался по коридору, размышляя над тем, что хотел ему сказать Прейн. "Близнец" — это он явно имел в виду Кроста, с которым у Билона и в самом деле было изрядное сходство. Оденься они одинаково, и малознакомый человек мог легко спутать одного с другим...

Конечно! Билон остановился, словно громом пораженный. Смена охраны, внезапный отпуск Кроста, снотворное — все внезапно предстало перед ним как звенья одной цепи. Неужели комендант лагеря штандарт-комиссар Прейн имел в виду побег?!

Глава 5. Добрые люди

— Ох, пойду схожу отлить, — Крост тяжело поднялся из-за стола. — Эй, Майди, а ты куда подорвался?

— Да так, все нормально, — Билон смущенно сел на место. Весь вечер он ждал этого момента, а когда он пришел, не смог сдержать себя.

За Кростом захлопнулась дверь туалета, и Билон снова подскочил с места, едва не опрокинув табурет. Дрожащими пальцами он вынул из кармана упаковку с двумя таблетками, зубами разорвал ее и вытряхнул снотворное в наполовину полную бутылку с пивом. Таблетки, как и обещал штандарт-комиссар Прейн, моментально пошли ко дну и мгновенно растворились, не оставив после себя ни пены, ни осадка. На всякий случай встряхнув бутылку, Билон снова уселся на свой табурет и принялся ждать.

— Эх, сразу легче стало, — довольный Крост вернулся к столу и сразу же припал к своей бутылке. Затаив дыхание, Билон напряженно следил, как тот пьет, запрокинув голову.

— Ты чего? — удивленный Крост поставил на стол почти пустую бутылку. — Что ты на меня так уставился? Аж страшно.

— Здоров ты пиво пить, — выдавил из себя Билон первое же, что пришло ему в голову. — Вдвое быстрее меня.

— Пиво — это ерунда, — пренебрежительно махнул рукой Крост. — Ох, как я буду бухать дома!... А потом устроим гонки! По улицам!...

— А за вами полиция, — подхватил Билон.

— Не, — помотал головой Крост. — Я теперь круче, я — ТЭГРА. Если остановят, покажу корочку: мол, преследую преступников, не мешать! А вообще жалко, что ее раньше не было. Вечно нам полиция мешала. Один раз совсем зажали, а я от них по тротуару, по тротуару! Почти ушел, да тут какая-то дура старая прямо под колеса полезла!

— Это после этого тебя сюда отправили? — уточнил Билон.

— Ну, да. Мой папа иногда становится до жути правильным. И я ее, главное, даже не насмерть! Даже в больницу потом ходил... А потом взяли меня, завернули в мундир и повезли сюда — служить отечеству...

— А ты был в дымину пьяным и даже не помнишь, как здесь очутился, — подхватил Билон. Эту историю, как и сотню других, он знал уже наизусть.

— Ага, — зевнул Крост. — И знаешь, Майди, я теперь думаю: стоит мне вообще появляться дома или нет? Конечно, я теперь крутой, но мой папа — все же мэр не самого слабого городка в этой стране и может меня запросто завернуть обратно с порога...

— Он тебя еще не простил?

— Не знаю, — Крост снова широко зевнул. — Что-то мне спать вдруг захотелось. Майди, сделай доброе дело, пихни меня в полчетвертого утра. Я боюсь, как будильник зазвенит, я его по привычке в угол выброшу. Лады?

— Хорошо, — кивнул Билон. — Давай я еще водовозку задержу, чтобы она без тебя не уехала. Какая она?

— Да обычная, — Крост уже заметно клевал носом. — Зеленая... Чё-то я совсем отрубаюсь.

— Так ложись, — предложил Билон. — Ты меня этим не шокируешь. А я пока со стола приберу.

— Ага...

Крост с трудом встал, сделал несколько шагов на заплетающихся ногах и с размаху рухнул на койку, не успев даже разуться.

— Кро-ост, — вкрадчиво позвал Билон.

Крост не реагировал. Билон встал из-за стола, приблизился к койке, наклонившись, посмотрел ему в лицо и даже слегка потряс за плечо. С таким же успехом можно было бы пытаться разбудить мертвеца.

Теперь можно было не спеша заняться приготовлениями. Первым делом Билон, чтобы не забыть потом, взял с тумбочки будильник Кроста и вместо половины четвертого поставил его на девять утра. Конечно, вряд ли Крост проснулся бы от его сигнала, но длительный звон будильника в ранний предутренний час мог бы всполошить соседей.

Сделав одно дело, Билон почувствовал, что почти успокоился. Тяжелее всего было начать, а дальше все должно было развиваться по плану. Он вытряхнул вещи Кроста из большой бело-зеленой спортивной сумки, стоящей в углу, а затем отнес ее в свою комнату и сложил в нее свою одежду — больше у него здесь все равно ничего не было. Сумка осталась полупустой, и Билон засунул в нее свою куртку.

Уже с заполненной сумкой в руках он вернулся в комнату Кроста. В узком коридорчике по-прежнему никто не появлялся, и Билон приободрился. Больше не вздрагивая от малейшего шума снаружи, он не спеша переоделся в костюм Кроста, положил на стол его куртку и вытащил из внутреннего кармана бумажник.

Паспорт, деньги — свыше двухсот брасов, какие-то медицинские справки... Билона вдруг бросило в жар. Среди бумаг не было ни отпускного свидетельства, ни пропуска, ни удостоверения сотрудника ТЭГРА, а ведь все эти документы ему наверняка потребуются, чтобы покинуть закрытую зону. В спешке он перерыл все карманы куртки и пиджака, обыскал висящий на вешалке мундир, но нужные бумаги словно испарились!

"Спокойно! — Билон заставил себя сесть за стол и допить оставшееся в бутылке потеплевшее пиво. — До четырех утра еще уйма времени. Будем рассуждать логически: где неряха и разгильдяй Крост будет хранить важные для него документы, которые потребуются ему завтра утром?

В ящиках тумбочки не было никаких бумаг, шкаф Билон решил оставить напоследок, в ванной на полочке рядом с зубной щеткой обнаружилась только какая-то записка с номерами телефонов, которую он решил оставить без внимания. Чувствуя легкий мандраж, Билон снова вернулся в комнату, и тут его взгляд наткнулся на спокойно спящего Кроста.

Минуточку... С величайшей осторожностью Билон повернул лежащего ничком Кроста на бок и запустил руку ему в нагрудный карман рубашки. И сразу же, к своему величайшему облегчению, наткнулся на целую пачку сложенных вчетверо документов, а из заднего кармана брюк извлек черную корочку сотрудника ТЭГРА. Убедившись, что он на этот раз нашел то, что ему нужно, Билон погасил свет и осторожно присел за стол, развернув будильник так, чтобы свет из окна падал на циферблат. Может быть, и стоило провести остаток времени в своей постели, но Билон почему-то боялся уйти из этой комнаты.

Наступившая ночь оказалась, наверное, самой длинной в его жизни. Стрелки часов словно приклеились к циферблату, и Билон несколько раз доставал свои наручные часы, чтобы проверить, не остановился ли будильник. Вставать из-за стола он боялся, чтобы не поднять шум, и все эти бесконечно долгие часы он просидел, положив голову на руки. Мысленно он прокрутил перед глазами чуть ли не всю свою жизнь, несколько раз засыпал и даже что-то видел во сне, но через какое-то время снова подскакивал в страхе проспать и убеждался, что прошло всего лишь полчаса или даже менее того ...

Но все на свете имеет конец, и без десяти четыре измученный и изнывающий от нетерпения Билон все же покинул комнату Кроста, надев его куртку и нахлобучив на голову его шляпу, чтобы скрыть различия в прическе. Сам Крост по-прежнему сладко спал, и его ноги в тяжелых ботинках свешивались с койки. Уже на пороге у Билона появилась дикая мысль поправить их, но он отбросил ее. Почему-то Билону казалось, что если он хотя бы еще раз дотронется до Кроста, тот немедленно проснется.

Снаружи было еще темно, светили лишь фонари перед комендатурой и на плацу, да прожектора, как обычно, освещали ограду из нескольких рядов колючей проволоки. На угловой вышке была видна фигура часового. Нигде больше не было ни единого человека.

На площадке стояли целых три одинаковых зеленых автоцистерны, но возле них тоже не было ни души. Лишь в семь минут пятого, когда Билон уже был близок к панике, откуда-то появился заспанный водитель.

— Доброе утро, — пробормотал он на немного нервное приветствие Билона. — Я же говорил вам, не торопитесь. Все равно еще надо сначала заправиться, шины подкачать...

— Давайте, я вам чем-нибудь помогу, — предложил Билон, забросив сумку в кабину. — Для скорости...

— Да все нормально, — вяло махнул рукой водитель. На вид ему было под пятьдесят, и торопливости в нем было не больше, чем в столетней хромой черепахе. Все процедуры растягивались у него до бесконечности, что доводило Билона до умопомрачения. Он превратился в один сплошной комок нервов, держа себя в руках лишь ценой колоссальных усилий.

Было без пятнадцати пять, когда автоцистерна, наконец, доползла до крашенных в зеленый цвет ворот лагеря. Едва держась на ногах, Билон выбрался из кабины и почти равнодушно протянул пачку документов незнакомому караульному сержанту. На этот момент у Билона уже не оставалось никаких эмоций, кроме почти невыносимого ожидания.

— В отпуск, господин шар-лейтенант? — с оттенком зависти в голосе спросил сержант. — Когда возвращаетесь?

— Через две недели, — хрипло ответил Билон и, не выдержав, добавил: — Сил моих больше нет, как уже хочется скорее отсюда...

— Езжайте, — сержант вернул Билону документы. — Счастливого пути!

Билон что-то ответил, сунул бумаги прямо в карман куртки и вдруг обмер. Из караульного помещения в сопровождении незнакомого офицера вышел вдруг не кто иной, как сам штандарт-комиссар Прейн.

В голове Билона пронесся целый вихрь взбудораженных мыслей. Вчера Прейн сам дал ему снотворное и напомнил ему о его внешнем сходстве с Кростом. Могла ли это быть ловушка?! Может быть, коменданту лагеря нужен лично предотвращенный побег?!...

— Вы едете? — вывел Билона из транса голос водителя. — Садитесь.

— Да-да, — Билон, не спуская глаз с медленно приближающегося Прейна, полез в кабину.

Хлопнув дверцей, он вцепился в сиденье и словно окаменел, следя краем глаза, как водитель, по своему обыкновению, неторопливо снимает грузовик с ручного тормоза, включает зажигание и медленно трогается с места, навстречу расползающимся в стороны воротам. Вот он уже поравнялся с Прейном и его спутником, комендант лагеря сквозь стекло кабины смотрит на Билона почти в упор и... слегка улыбнувшись, поднимает правую руку в жесте прощания. Тут же Прейн скрывается из виду, автоцистерна вздрагивает на ухабе, проезжая ворота, и начинает понемногу набирать скорость. Лагерь остается позади.

И только здесь Билон вспоминает, что уже снова можно дышать.

— ...Гарвонс, Гарвонс... — немолодой офицер с капитанскими нашивками на черном мундире медленно водил пальцем по длинному списку. — Есть такой. В отпуск?

— В отпуск, — устало подтвердил Билон.

— Расстегните сумку, пожалуйста... Хорошо. Можете ехать. Счастливого пути.

— Спасибо, — облегченно поблагодарил Билон. Еще один рубеж — контрольно-пропускной пункт в горах, при выезде с плато, был благополучно пройден.

Дорога за два месяца не изменилась — точно такая же пыльная колея на полупустынной равнине, и автоцистерна медленно тащилась по ней, переваливая через пригорки и подрагивая на ухабах и камнях.

— Быстрее не получается? — с легким раздражением спросил Билон, стараясь подражать высокому голосу Кроста. Езда на скорости в сорок километров в час уже начала его порядком утомлять.

— Торопитесь? — пожилой водитель равнодушно взглянул на Билона и чуть-чуть повысил скорость. — Далеко вам ехать?

— В Сангурай, — назвал Билон родной город Кроста.

— Да, не близко, — водитель разогнал автоцистерну до пятидесяти. — Семья там у вас или только родители.

— Родители.

— Небось, и пассия имеется? — на лице водителя появилось что-то вроде ухмылки.

— Имелась, — лаконично сказал Билон.

— Что, может загулять? Да вы не беспокойтесь, вы ее быстро к порядку призовете. Я вот, как теща начинает меня пилить, сразу ей говорю: угомонись, мол, старая, а не то в лагерь отправлю, перевоспитываться! Тут же смолкает!

— Вы тоже сотрудник ТЭГРА? — удивился Билон.

— А как же. Все чин чином — корочка, допуск на секретный объект. Я теперь этот, проверенный кадр. Так просто в нашу контору не берут, вы же сами знаете.

— Знаю, — многозначительно кивнул Билон.

— Вот так вы ей и скажите. Сколько вы дома будете? Две недели? Ну, за это время вы ей успеете мозги вправить.

— Постараюсь, — пробормотал Билон.

Напоминание о времени снова вызвало у него беспокойство. Сколько в запасе у него самого? Крост вряд ли проснется до девяти, а вот его отсутствие могут заметить и раньше.

Билон с тревогой посмотрел на часы. Время уже приближалось к шести часам. Допустим, завтрак он несколько раз пропускал, так что вряд ли кто-то обратит на это внимание. На общей поверке в шесть ему присутствовать не нужно. А вот где-то в начале седьмого кто-то может заметить, что в канцелярии по-прежнему никого нет. Тревогу, кончено, сразу же не поднимут, какое-то время его будут искать... Зайдут в его комнату, убедятся, что там пусто, а там может быть, кому-то стукнет в голову проверить в комнате Кроста, где они вчера вместе пили пиво. И вот тогда уже время пойдет на минуты. Наверно, что-то они потеряют, расспрашивая Кроста, затем обратятся к караульным... Лишь когда они окончательно убедятся, что в отпуск поехал вовсе не Крост, они, наконец, засядут за телефон и, наверное, не меньше десяти минут потратят на объяснения. А потом уже начнется потеха... По книгам и кинофильмам Билон неплохо представлял себе, что такое серьезная розыскная операция, и желал в этот момент находиться как можно дальше от негостеприимного плато.

Проезжая последний КПП перед выездом на трассу, Билон почти не волновался. Было еще только десять минут седьмого, и известие о побеге еще никак не могло достигнуть местных караульных, если, конечно, не принимать во внимание какие-либо непредвиденные случайности. Но все, как и ожидалось, прошло гладко, и через несколько минут автоцистерна вырулила на почти пустынное в это ранее время шоссе. Все было отлично, если не считать, что и на хорошей дороге неторопливый водитель не собирался развивать скорость выше шестидесяти километров в час.

Увидев появившиеся по обе стороны дороги дома небольшого городка, Билон не колебался.

— Остановите, — попросил он водителя. — Мы, кажется, договаривались с вами о другом, но я лучше сойду здесь.

Городок казался Билону смутно знакомым — кажется, именно в нем он как-то останавливался два месяца назад, когда кружил на своем вездеходе вокруг неприступного плато, стараясь найти лазейку внутрь. Во всяком случае, он хорошо помнил и заправку с небольшим кафе, и неоновую вывеску придорожного отельчика, и автобусную станцию неподалеку.

С некоторым смущением Билон понял, что за всеми своими треволнениями он как-то забыл составить план дальнейших действий. Он даже не знал, куда ехать. В Реперайтере ему явно сейчас было нечего делать; там у него оставалось немало знакомых, но вряд ли кто-то из них обрадовался бы, увидев на пороге беглеца из секретного лагеря. В Тиринак к родителям? Их адреса известны в ТЭГРА, да и, кроме того, у них сейчас свои новые семьи и своя жизнь, в которой у него почти нет места...

Выходило, что у него нет иного выхода, кроме как отправиться в Зейгалап и надеяться, что за последнее время Орна не переменила место жительства и еще помнит о нем. Билон снова почувствовал тревогу. Ведь он до сих пор так и не знает, есть ли у нее кто-то или нет. Да и вообще, осталась ли она на свободе или, может быть, тоже коротает сейчас дни за проволокой какого-нибудь женского трудового лагеря?... Эта мысль вызвала у него почти физическую боль.

— Мне один билет до Сисры, пожалуйста, — сказал Билон в окошко кассы.

Эта идея показалась ему оптимальной. Его наверняка будут искать на севере, а вместо этого он отправится на юг, в шумную Сисру, где среди полутора миллионов жителей и не меньшего количества рыбаков, моряков и окрестных фермеров будет нетрудно затеряться и одинокому беглецу. Кроме того, Сисра была крупным железнодорожным узлом, откуда можно было без труда попасть почти в любую точку страны.

— Двенадцать пятьдесят. И ваш паспорт, пожалуйста.

— Что? — Билон с недоумением посмотрел на кассиршу.

— Разве вы не знаете? С этого месяца введены именные билеты. Чтобы пресечь спекуляцию. Теперь продажа только по предъявлению документов.

— Понятно, — растерянно сказал Билон. Вынув бумажник, он протянул в окошко деньги и паспорт Кроста. Идея немедленно уйти прочь промелькнула у него в голове и тут же исчезла. В очереди за ним стояли люди, и такие действия могли вызвать подозрения.

— Ваш билет, — любезно сказала кассирша. — Автобус будет через полчаса.

— Спасибо.

Взяв билет, Билон отошел от окошка кассы. Получалось, этот путь был для него закрыт. Ладно, нет худа без добра. Пусть Крост Гарвонс уезжает на автобусе в Сисру, может быть, его преследователи потеряют какое-то время, гоняясь за этим следом.

В супермаркете по соседству Билон купил скромную темно-коричневую сумку через плечо и за задворках здания автостанции переоделся. Куртка Кроста вместе с приметной бело-зеленой сумкой отправилась в мусорный банк, туда же Билон, подумав, зашвырнул и шляпу — все равно, она ему не слишком шла. Держа в руках паспорт Кроста, Билон с минуту напряженно размышлял, но все же решил оставить его, так же как и удостоверение сотрудника ТЭГРА в черной корочке. Конечно, этими бумагами лучше было больше не пользоваться, но даже такие документы были лучше, чем отсутствие документов вообще.

Экипированный по-новому, Билон вышел из-за угла и отправился к шоссе, намереваясь остановить попутку. Но подходящих машин почти не попадалось, и он просто шел вдоль дороги, небрежно помахивая сумкой. Городок был невелик, и уже через несколько минут он увидел, как впереди дома уступают место кустарниковой пустоши, а поперек трассы устанавливается заграждение, возле которого суетятся несколько человек в полицейском синем и черных мундирах ТЭГРА, тормозящие проезжающие мимо машины.

Сердце Билона с размаху ухнуло куда-то вниз. Он не сомневался, что блок-пост появился на выезде из городка не случайно. Тревога уже наверняка была поднята, и уютный городок у шоссе превращался в ловушку.

Стараясь не показывать спешки, Билон развернулся и пошел обратно. На автостанции принимал пассажиров автобус на Сисру, но Билон даже не взглянул в его сторону. Отсюда было хорошо видно, что возле другого выезда из города уже появился второй блок-пост. Перед заграждением стоял большой трейлер с распахнутыми дверцами кузова, и несколько полицейских деловито вынимали оттуда какие-то коробки.

Внезапно Билон почувствовал сильный голод, и ноги сами понесли его к придорожному кафе. Он не мешал им: любые испытания легче переносить, будучи сытым, а не голодным.

Поглощая обильный завтрак, Билон напряженно искал выход. Трасса для него, очевидно, закрыта. Получается, единственный шанс — уходить пешком на восток, в сторону более населенных мест. Однако одинокий путник в здешней пустыне слишком заметен, его тут же найдут. Может быть, попробовать прибиться к каким-то заезжим фермерам?...

— ...Наверняка они кого-то ищут! — раздался прямо над головой Билона чей-то злой голос.

Повернув голову, Билон увидел за соседним столиком трех молодых людей в белых медицинских халатах и мужчину постарше в телогрейке, очевидно, шофера.

— Может и ищут, — спокойно согласился шофер. — Эвон, дорогу перекрыли, что-то разнюхивают. Не знаю, что им надо, но я бы поскорее отсюда убрался.

— Вот взялись на наши головы! — снова со злостью произнес один из врачей. — Сволочи проклятые, ведут себя так, будто они здесь хозяева!

— Тихо, Зак! — испуганно шикнул на него один из его собеседников. — Люди кругом! Мы этих черных любим не меньше твоего, но ты лучше помолчи!

Все четверо, как по команде, встали и заторопились к выходу. Билон, не успев доесть, поспешил вслед за ними.

— Ребята, — тихо сказал он. — Помогите мне. Это меня они ищут.

— Вас?! — осторожный врач уставился на Билона расширившимися глазами. — А кто вы такой?!

— Я бежал из лагеря, — прошептал Билон. — Здесь, на плато Пурона, уйма лагерей.

— А что вы такое совершили? — спросил шофер. Казалось, ему было больше любопытно, чем страшно.

— Я журналист, сотрудничал с "Утренней звездой". Родственники тех, кто сидит за проволокой, до сих пор считают, что их близкие пропали без вести. Помогите мне, и я расскажу людям, что там творится.

— Вот не надо было тебе болтать, Зак, — в сердцах бросил осторожный. — Говорил я тебе, везде есть уши!

— Не ной, Дойриш, — скривился Зак. — Пора тебе уже привыкнуть, что твоя взбалмошная сестричка вышла замуж за сумасшедшего. Пойдемте. Мы поможем вам.

— Раздевайтесь! — скомандовал Зак, когда они все впятером забрались внутрь тесного фургончика Скорой помощи.

— Совсем? — тупо спросил Билон.

— Нет, только куртку. Вот, одевайте вместо нее, — Зак протянул Билону свой белый халат.

— А вы? — все никак не мог врубиться Билон.

— А я буду больным. Проверяющие всегда обращают больше внимания на больных, чем на врачей. Райн, поставь мне капельницу.

Третий врач, самый молодой, серьезный и молчаливый, закатал лежащему на носилках Заку рукав рубашки и аккуратно воткнул ему в руку иглу, соединенную длинной гибкой трубкой с большим прозрачным пластиковым сосудом.

— Держите, — приказал он Билону, протягивая ему сосуд. — Сидите вот так, с поднятой рукой, и ни на кого не обращайте внимания.

— А что с ним?...

— Все нормально, — засмеялся Зак. — Глюкоза еще никому не вредила. Дон, давай за руль, поехали. А ты, Дойриш, дай мне аптечку.

Выбрав несколько таблеток, Зак бросил их себе в рот и, скривившись, начал жевать.

— А это зачем? — спросил Билон. — Сосуд оказался тяжелым и неудобным, и он поменял руку.

— Ну, должен же я выглядеть как настоящий больной, — хмыкнул Зак. — Вы скажите лучше, у вас документы какие есть?

— Есть, но их лучше никому не показывать, — встревоженно произнес Билон. — Вы полагаете...?

— У меня в кармане халата врачебное удостоверение, — сказал Зак. — Если что, предъявите. Там такая фотография, что никто никого не узнает.

— А как же вы?

— Какие у больного документы? Его бы живым довести, и то ладно. Кстати, мы подвезем вас до Кармайля, не дальше. Вы не против?

— Я не против, — проникновенно сказал Билон, снова меняя руку. — Самое главное, что я не останусь здесь.

Тем временем, шофер Дон уже запустил двигатель. Скорая помощь немного попетляла по каким-то улочкам, а затем, набрав скорость, выскочила на шоссе и понеслась вперед, включив сирену.

— Тормози же, — пробормотал Зак. — Не хватало еще, чтобы этот герой пошел на прорыв...

Билон, опять поменяв руку, глянул на Зака и чуть не выронил сосуд. Зак был мертвенно бледен, его лоб покрывали крупные капли пота, дыхание с хрипом вырывалось из его груди.

— Что с вами?! — не выдержал Билон.

— Все нормально, — тронул его за руку Райн. — Болезнь должна выглядеть правдоподобно. Через час это пройдет. Никаких побочных последствий.

Скорая помощь остановилась. Боковые стекла были закрыты занавесками, но Билон хорошо видел через щель заграждение и полицейских, вооруженных автоматами. Снаружи послышались тяжелые шаги, и кто-то в черной форме рывком раскрыл дверцы.

— Здесь больной! — вдруг звонким голосом выкрикнул Дойриш. — Пропустите нас, его нужно срочно доставить в больницу!

Постовой несколько томительно долгих секунд смотрел внутрь салона. Рейн стоял на коленях рядом с Заком и прижимал к его лицу кислородную маску. Билон в углу продолжал держать проклятый сосуд. Рука у него устала, и он снова поменял ее. Дойриш, единственный не занятый делом, сидел в изголовье носилок, сердито глядя на человека в черном.

— Что с ним? — наконец спросил постовой.

— Прободение желудка, — недовольно ответил Райн. — Вы выяснили все, что хотели?

Дверцы захлопнулись. Скорая помощь тут же стронулась с места и полетела вперед, завывая сиреной.

— Первый прошел, — спокойно сказал Райн, отнимая маску от лица Зака. — Интересно, сколько еще впереди?

На пути им попались еще два блок-поста. На одном их пропустили почти без задержки, а на втором полицейский, попросив Райна убрать кислородную маску, несколько секунд вглядывался в лицо Зака, а потом тоже дал отмашку.

— Проехались с ветерком, — довольно улыбнулся Зак, смазывая смоченной в спирте ваткой место крепления иглы. — Все, брат, приехали.

— Огромное вам спасибо, ребята, — сняв халат, Билон снова набросил на плечи куртку. — Вы спасли мне жизнь.

— Эта наша профессия — спасать жизнь, — без улыбки сказал Райн. — Надеюсь, вы попадете туда, куда вам нужно. Счастливого пути.

— Спасибо, — ответил Билон. И пробормотал про себя: — Хотел бы я знать, как мне из всех возможных путей выбрать счастливый?...

Кармайль был небольшим симпатичным городом, уютно устроившимся в долине неширокой реки. Майдер Билон шел по одной из центральных улиц и радовался, что его снова окружают нормальные городские дома, вечнозеленые кустарники на многочисленных клумбах, новые лица прохожих, среди которых иногда даже попадались красивые девушки, и проезжающие мимо машины. Пьяный воздух свободы кружил ему голову, а привычные городские запахи сводили с ума.

Притянутый одним из таких ароматов, Билон купил в киоске на углу сразу три жареные колбаски с салатом, показавшиеся ему невероятно вкусными. Радость и острое чувство наслаждения жизнью переполняли его, а на лице застыла мечтательная улыбка. Он вырвался из тюрьмы, избежал гибельной ловушки и теперь снова свободен и волен делать все, что ему хочется!

Рассеянный взгляд Билона вдруг натолкнулся на двух полицейских, деловито идущих в сторону киоска, и вся его эйфория внезапно куда-то испарилась. Восхитительная жареная колбаска словно превратилась в картонную, комом застряв у него в горле. Не в силах двинуться с места, Билон механически жевал, глядя, как полицейские подходят все ближе, скользят по нему внимательными взглядами... и проходят мимо. Обострившимся слухом Билон слышал, как они у него за спиной заказывают в киоске по колбаске и по пиву.

Не доев салат, Билон поспешно удалился. От прежнего хорошего настроения не осталось и следа.

Чему радоваться? Он по-прежнему одинокий беглец, за которым идет погоня. Из лагерей на плато Пурона еще не было удачных побегов. Бедняга Добулайс был первым, кому удалось выбраться за проволоку, но он продержался меньше суток, и сейчас все чины ТЭГРА наверняка прилагают все усилия, чтобы его рекорд так и остался не побитым. Они уже, очевидно, знают, что ему каким-то образом удалось ускользнуть из стягивающейся петли блок-постов, и машина розыска, вероятно, приведена в действие. Во всех полицейских участках в окрестных дистриктах сейчас, наверное, разрываются телефоны, а его фотографии размножены и передаются во все концы фототелеграфом. Пройдет еще совсем немного времени, и в тихом Кармайле будет жарко. Этот небольшой город — все-таки самый крупный населенный пункт в радиусе двухсот с лишним километров, и его, скорее всего, будут усиленно искать именно здесь...

Билон снова оказался в тупике. Он видел для себя только два варианта: или немедленно уходить, прорываться из этой пустынной местности на густонаселенный северо-восток, где одиночке легко затеряться среди миллионов людей, или затаиться где-нибудь поблизости, переждать неделю или две, пока уставшие полицейские потеряют внимание и ретивость, а его побег будет вытеснен более свежими новостями и новыми насущными заботами.

Впрочем, Билон хорошо понимал, что второго варианта для него не существует. Он не знает здешние края, ему не на кого положиться, а надеяться на еще одну счастливую случайность было бы безумием. С его документами нельзя обратиться ни в одну гостиницу, а в крохотных пустынных городках в округе новый человек не может остаться не замеченным. Конечно, можно было бы попытаться задурить голову какому-нибудь лоху с помощью удостоверения Кроста, однако и эта ставка была излишне рискованной. Билон решил, что прибегнет к этому, только если у его больше не останется никакого иного выхода.

Но и альтернативных возможностей Билон пока не видел. На трассе расставлены блок-посты, пробираться по проселочным дорогам на попутках слишком опасно, а станции автопроката уже наверняка получили предупреждение на его счет. Какие-то идеи мелькали в его голове по поводу железной дороги, но и там уже, вероятно, выстроены заслоны.

Увидев идущего навстречу полицейского, Билон нырнул в первый же попавшийся магазин и немного послонялся там, со скучающим видом обозревая товары на полках, пока тот не прошел мимо.

Нет, так не годится. Он недолго продержится, если вот так будет шарахаться от каждого человека в полицейской форме. Ему срочно нужен личный плащ-невидимка, что-то вроде формы посыльного или почтальона, как в прочитанном им детективном рассказе... Жаль только, что почтальоны теперь не носят форму, а для посыльного он уже несколько староват...

Внезапно Билону пришла в голову новая идея. Напротив он увидел большой магазин строительных товаров и решительно свернул туда. Немного поблуждав между стеллажами, он, наконец, нашел то, что искал. Бумажник Кроста продолжал служить ему верой и правдой. Заплатив около сорока брасов, Билон вскоре покинул магазин с большим пластиковым пакетом, где лежали темно-синий комбинезон, какие обычно надевают рабочие, каскетка с длинным козырьком и фанерный чемоданчик, в которых носят инструменты.

Зайдя в первый попавшийся многоквартирный жилой дом, Билон поднялся на лифте на верхний этаж и, выйдя на пованивающую мусором и мочой полутемную лестничную клетку, переоделся. Брюки он сложил и спрятал в фанерный чемоданчик, там же поместились туалетные принадлежности и немилосердно утрамбованная куртка. Все остальное Билон оставил в коричневой сумке, небрежно брошенной в углу. Как он надеялся, максимум, к следующему утру эта сумка исчезнет, не оставив никакого следа.

Спустя несколько минут из подъезда уже вышел молодой человек в рабочем комбинезоне, каскетке и с чемоданчиком в руках — то ли слесарь-водопроводчик, то ли мастер по ремонту телевизоров. Билон шел быстрой уверенной походкой человека, занятого делом и знающего, куда идет. Он покружил по жилым кварталам, постепенно добравшись до окраины города, наскоро пообедал в небольшой забегаловке, где его комбинезон смотрелся полностью к месту, а затем направился в сторону каких-то промышленных сооружений, откуда доносился шум проходящих поездов.

Потратив еще около получаса на поиск дороги, Билон протиснулся через удачно подвернувшуюся дыру в заборе и очутился на товарной железнодорожной станции. Повсюду на путях стояло множество вагонов, на платформах шла разгрузка и погрузка, где-то постоянно порыкивали грузовики, небольшие темно-зеленые паровозики, пронзительно свистя, носились взад и вперед. На Билона по-прежнему никто не обращал внимания, но сам он никак не мог сориентироваться в этой суматохе. Ему был нужен состав, отправляющийся куда-то из города, но он не знал, как его найти, и не хотел ни у кого спрашивать.

Постепенно удаляясь от станции, Билон оказался на узкой тропинке, зажатой между двумя бесконечными товарными поездами. Внезапно где-то впереди раздался гудок, один из составов тронулся и начал постепенно набирать скорость. Мимо Билона проплывали черные цистерны, пахнущие нефтью, желто-серые зерновозы и, наконец, обычные красно-коричневые грузовые вагоны, погромыхивающие на стыках. У одного из вагонов дверь была отодвинута в сторону, и Билон, не теряя времени, забросил внутрь свой чемоданчик, а затем, ухватившись за косяк, забрался сам.

Внутри было полутемно и пусто, на полу валялись какие-то пластиковые обрывки упаковки, и Билон сгреб их в кучу, на которую и прилег, подложив под голову чемоданчик. В открытом проеме виднелись какие-то строения, стоящие на путях вагоны, а затем все это исчезло, и снаружи остался лишь унылый пустынный пейзаж. Вагон слегка покачивало, под низом монотонно стучали колеса, облака постепенно начали принимать предзакатный лиловый цвет, и Билон сам не заметил, как задремал.

Билон проснулся от того, что поезд дернулся, как от толчка, и резко остановился, испустив многоголосый металлический лязг. Было уже светло, часы показывали пять минут седьмого, а в открытый проем виднелся стоящий на параллельном пути товарный состав и узкая колея, вся заросшая серо-зеленым бурьяном.

Слегка размяв тело, затекшее от лежания на твердом холодном полу, и пригладив на ощупь растрепанные волосы, Билон понял, что окончательно проснулся. Поезд не трогался с места, и Билон решил, что пора покидать приютивший его вагон, тем более, что ему очень хотелось пить.

Однако раньше, чем он успел встать и отряхнуть пыль со штанин комбинезона, снаружи послышались шаги, и в проем заглянул молодой крепкий парень в ярко-оранжевом жилете железнодорожника.

— Эй, а ты кто такой? — присвистнул он вполголоса. — Ты чего здесь делаешь? А ну, вылазь отседова!

— Тихо! — лязгающим шепотом приказал Билон, доставая из кармана черную корочку Кроста. — Это ТЭГРА! Выполняю особое задание! А ну, залезай сюда! Документы!

— Вот... — сразу притихший парень протянул Билону замасленное удостоверение. — Пропуск...

— Да, настоящий, похоже, — снисходительно заметил Билон. — Теперь немедленно уходите! Вы меня не видели... вообще никого не видели! Внутрь залезли, потому что вам что-то показалось, ясно?!

— Ясно, — обалдело кивнул парень.

— Если увидите кого-то еще незнакомого, не подавайте виду! Вы поняли?! Или напомнить, что бывает за разглашение?!

— Нет! — парень помотал головой так резко, что Билон даже испугался, что она вот-вот отвалится.

— Хорошо! Идите!

— Э-э-э... — парень замялся. — А вагоны...Как с ними?

— Что вагоны? — строго спросил Билон.

— Э-э-э... Пустые. Их сейчас отцеплять будут. А потом на погрузку...

— Ладно, отцепляйте, — ворчливо махнул рукой Билон. — Придется поменять точку. Поблизости никого нет? Выгляните.

— Не-а, — парень, присев, осторожно высунулся наружу. — Поблизости — точно никого.

— Ладно, — подхватив чемоданчик, Билон спрыгнул на утоптанную землю между колеями. — Вы здесь никого не видели, поняли?! Возвращайтесь к своей работе!

— Ага...

Перебираясь через сцепку вагонов, стоящих на соседнем пути, Билон чувствовал спиной взгляд железнодорожника, но не обернулся. Ему страшно хотелось спросить, куда он попал, но это было бы нарушением выбранной роли. Оставалось только верить, что парень окажется не из болтливых и будет молчать о странной встрече... хотя бы пару дней.

За вагонами оказались еще две колеи и какие-то невзрачные на вид строения, между которыми обильно росла высокая пожухлая трава. На крупную станцию это не походило, и Билон слегка огорчился. Чем меньше населенный пункт, там сложнее ему остаться незамеченным.

— Эй! — раздался издалека чей-то громкий начальственный голос. — Ты кто такой?! Чего по путям ходишь?!

Жители этого местечка явно отличались болезненным любопытством. Не раздумывая, Билон нырнул в первый попавшийся проем между сараями, продрался через кусты, протолкнул чемоданчик сквозь погнутые прутья покосившегося забора и полез сам. Однако ржавая кривая проволока, протянутая сверху, оказалась колючей и Билон, не заметив этого, разодрал штанину чуть ли не по всей длине, чудом не поранив ногу.

Отдалившись от путей на достаточное расстояние, Билон печально оценил размеры нанесенного ущерба. Комбинезон, увы, ремонту в полевых условиях не подлежал. Вокруг стояли ряды гаражей, людей поблизости по-прежнему не было, и Билон, устроившись в небольшом тупичке, быстро переоделся. Порванный комбинезон он запихнул в узкую щель между гаражами, вздохнув, добавил туда же и фанерный чемоданчик, не вписывающийся в его новый образ.

Из гаражного комплекса на дорогу вышел уже обычный молодой человек в слегка помятой коричневой кожаной куртке и темно-серых брюках, которым, вероятно, не помешала бы глажка. Тем не менее, все вместе еще оставалось в рамках пристойности.

Двигаясь параллельно железной дороге, Билон вскоре вышел к небольшому зданию станции. Там, к его радости, нашелся туалет, где он привел себя в порядок с помощью извлеченных из кармана куртки мыльницы, зубной щетки и расчески, а затем отыскался и буфет, в котором подавалась вполне пристойная скайра с горячими бутербродами. Слегка подкрепившись, Билон заглянул в кассы и купил билет на электричку до Райвена — ближайшего крупного города. К счастью, для этого не надо было предъявлять паспорт.

Несмотря на то что уже начался уик-энд, пассажиров в поезде было достаточно, и это полностью устраивало Билона. Он, вообще, был доволен собой. Благодаря удачной идее с переодеванием он вырвался из ловушки и теперь, очевидно, намного опередил своих преследователей. За ночь он преодолел большую часть пути, и до желанного Зейгалапа оставалось чуть больше трехсот километров. Как полагал Билон, в таком большом городе как Райвен ему как-нибудь представится благоприятная возможность, да и денег у него еще было почти сто пятьдесят брасов — для беглеца целое состояние.

За размышлениями Билон и не заметил, как электричка добралась до места назначения. В толпе пассажиров он вошел в большое здание центрального вокзала, где его внимание сразу же привлекло расписание, занимающее целую стену. Билону был нужен проходящий поезд на Зейгалап, куда он рассчитывал попасть, просто заплатив напрямую проводнику.

Наметив себе подходящий поезд, Билон облегченно повернулся к выходу. До отправления оставалось еще более трех часов, и он собирался за это время приобрести какую-то сумку и немножко барахла, чтобы не привлечь к себе внимания, отправившись в другой город совсем без вещей. Прикидывая, что ему нужно купить, Билон рассеянно пересек зал и вдруг остановился, как громом пораженный. У широких дверных проемов стояли несколько полицейских, проверяя документы у всех входящих и выходящих одиноких молодых мужчин. Стараясь не привлекать к себе внимания, Билон непринужденно развернулся, делая вид, что забыл что-то важное, и пошел по направлению к аптечному киоску. Однако его взгляд тут же натолкнулся на медленно продвигающийся через толпу полицейский патруль. Вот старший наряда, вежливо козырнув, остановил невысокого молодого человека в очках, проверил его документы, тормознул еще одного парня.

Билон почувствовал, как по его спине бежит холодный пот. Он не знал, по его ли душу выставлены сегодня эти патрули, но предъявлять полицейским документы Кроста было слишком опасно. Решение пришло к нему мгновенно. Если их интересуют одинокие мужчины, нужно срочно перестать быть одиноким!

Лихорадочно оглянувшись по сторонам, Билон заметил в сторонке стоящую рядом с громоздкой спортивной сумкой симпатичную высокую девушку лет двадцати пяти с коротко стрижеными темными волосами. Патруль был уже недалеко и Билон, поторапливаясь, но делая вид, что никуда не спешит, подошел к девушке.

— Разрешите вам помочь? — вежливо сказал Билон. — Я просто обратил внимание, вы стоите одна с тяжелой сумкой. Давайте, я поднесу ее, куда вам нужно.

— Мне кажется, я не слишком нуждаюсь в ваших услугах, — холодно сказала девушка приятным негромким голосом.

— Нет-нет, вы не поняли, — Билон выдавил из себя самую обаятельную из своих улыбок. — Честное слово, я просто хочу вам помочь. Поверьте, я не преследую никаких непристойных целей!

— Что же, тогда надеюсь, что вы преследуете какую-то пристойную цель, — в голосе прекрасной незнакомки Билон уловил интерес и легкий оттенок иронии. — Тогда берите сумку и пойдем, пожалуй.

Слегка улыбнувшись одними уголками губ, она сделала шаг в сторону, и Билон, крякнув, оторвал от пола сумку, и в самом деле изрядно тяжелую. Девушка подхватила его под свободную руку, слегка наклонив голову, и они вместе пошли к выходу, словно давно знакомая парочка. Занятый лишь чудовищной сумкой и думая только о том, чтобы не осрамиться перед красивой незнакомкой, Билон даже не смотрел по сторонам. Все силы уходили у него на то, чтобы держать на лице отчаянную слегка вымученную улыбку. Полицейские у выхода, взглянув на его мучения, пропустили его беспрепятственно.

— Большое спасибо, — все еще держа Билона за руку, девушка одарила его быстрым взглядом насмешливых темных глаз. — О, вот я и вижу папу! Если вам не сложно, отнесите сумку вон туда — к той машине.

Навстречу Билону и его спутнице из большого военного джипа выбрался атлетически сложенный мужчина лет пятидесяти в военной форме. С удивлением Билон заметил у него узкие витые погоны и генеральские звезды на петлицах.

— Рита! — генерал широко раскинул руки, собираясь обнять дочь.

— Вечно ты опаздываешь, папа! — девушка недовольно увернулась от его объятий. — Я так бы и стояла сейчас в зале, если бы мне не помог этот молодой человек!

— Спасибо, — к величайшей радости Билона генерал забрал у него сумку. — Спасибо вам, э-э-э...

— Майдер, — подсказал Билон.

— Спасибо вам, Майдер. Вас нужно куда-то подвезти?

— Я думаю да, папа, — ответила Рита, подходя к Билону и беря его за запястье. — Ты пока грузи сумку, а мы немножко поболтаем. Ты ведь никуда не торопишься, Майдер?

— Нет, — покачал головой Билон. Темноглазая Рита ему нравилась. Не будь Орны...

— А теперь слушай, — тихо сказала Рита, придвинувшись к нему вплотную. — Если попробуешь дернуться, я сломаю тебе руку. Назови хотя бы одну причину, которая может помешать мне прямо сейчас сдать тебя в полицию.

— Откуда вы взяли... — оторопело начал Билон.

— Не будем тратить зря время, — перебила его Рита. — Ты испугался полицейских, испугался по-настоящему. Это было заметно. Кто ты такой?

— Я журналист, сотрудничал с "Утренней звездой", — вполголоса ответил ошеломленный Билон. Рита была почти одного роста с ним, и он смотрел ей прямо в ее темные глаза, теперь решительные и строгие. — Я сбежал из секретного изоляционного лагеря на плато Пурона, это в дистрикте Кармайль. На меня наверняка объявлен розыск.

— Все готово! — раздался голос генерала. — Садитесь.

— Подожди пару минут, папа, мы сейчас, — громко сказала Рита. И тихо продолжила: — Когда это было?

— Вчера. Вчера утром.

— Как ты смог так быстро добраться до Райвена?

— Меня сначала подвезли до Кармайля. Там я забрался в вагон товарного поезда и за ночь добрался до какого-то городка недалеко отсюда, забыл его название. В Райвен доехал на электричке.

— Как ты бежал? — голос Риты оставался таким же холодным, а хватка — столь же крепкой.

— Я был очень похож на одного шар-лейтенанта... начальника канцелярии лагеря. Ему предоставили отпуск. Но вместо него поехал я.

— Давай без вранья, ладно? — слегка поморщилась Рита. — Или тебе сломать руку просто для профилактики?

— Да не вру я! — запротестовал Билон. — Я просто не был в лагере обычным заключенным. Я хотел тайно пробраться на плато и сфотографировать лагеря, чтобы напечатать статью в "Утренней звезде", но меня поймали. Я был кем-то вроде помощника начальника канцелярии, мы даже жили в соседних комнатах. В вечер перед отъездом я подпоил его, а потом надел его одежду и забрал его документы. Охрана в лагере тогда только что сменилась, и они спутали меня с ним. Хочешь, я покажу тебе его паспорт? Там на фотографии — точь-в-точь я!

— Потом, — хладнокровно сказала Рита. — Тебя действительно зовут Майдер?

— Да, Майдер Билон. Я сначала работал в "Курьере", а два с половиной месяца назад, когда они меня подставили во время процесса Джойвара, ушел в "Утреннюю звезду"!

— Рита! Ты скоро?! — снова позвал генерал. — Мама ждет!

— Мы уже закончили, папа, — спокойно ответила Рита, не поворачивая головы. — Майдер поедет с нами, я пригласила его в гости. Ты не против?

— А если б даже и был, разве бы это что-то изменило?!

Совершив небольшое путешествие по городу, минут через пятнадцать джип свернул на тихую зеленую улицу и остановился перед небольшим двухэтажным домом, стоявшим посреди ухоженного сада. Шофер, молчаливый крепкий мужик лет сорока, одетый в военную форму со старшинскими шевронами, уверенно вынул из багажника неподъемную сумку и понес ее к калитке, за ним рядышком шли отец и дочь, а последним тащился Билон, обуреваемый смешанными чувствами. Ловушкой здесь, конечно, не пахло, но он боялся попасть в неловкое положение.

Едва шофер взялся за щеколду калитки, изнутри раздался собачий лай, но не сторожкий, а если так можно сказать, восторженный, каким положено приветствовать возвращающегося хозяина. Закрывая за собой калитку, Билон пропустил волнующий момент встречи. Просто когда он обернулся, Рита, присев, трепала за холку двух радостно визжащих собак — рыжую дворняжку и шелковисто-коричневого охотничьего пса, — а о ее ноги, довольно урча, терлась крупная темно-серая рисса.

— Вот и все снова дома, даже с гостем, — услышал Билон приятный женский голос.

На крыльце дома появилась темноволосая женщина — точь-в-точь Рита, какой она будет лет через двадцать с небольшим. У матери был точно такой же овал лица, такие же темные насмешливые глаза, такие же коротко подстриженные волосы, разве что чуть попышнее и погуще, даже фигура ее оставалась такой же стройной и подтянутой, как в молодости. Лишь морщинки в углах глаз и губ и какое-то неуловимое материнское спокойное достоинство выдавали ее возраст.

— Смелее, — приободрила она Билона. — Наши разведчики очень дисциплинированы и никогда не задевают гостей, особенно, тех, кого привела с собой Рита. — Идите прямо и ничего не бойтесь.

— А я и не боюсь, — улыбнулся Билон.

Он дал собакам себя обнюхать, серая рисса благосклонно разрешила погладить себя и с чувством исполненного долга удалилась по своим делам, а Билон вслед за Ритой и ее отцом поднялся на крыльцо, украшенное резными деревянными столбиками и перилами.

— Я — Ларга Рэстан, — представилась ему хозяйка дома. Рукопожатие у нее было твердое и уверенное.

— Майдер Билон, журналист. Рад познакомиться с вами.

— Я тоже, — улыбнулась Билону Ларга Рэстан. — Раздевайтесь и чувствуйте себя как дома.

Однако чувствовать себя как дома у Билона не слишком получалось. Снимая куртку, он неловко зацепился за рукав, и зубная щетка выскользнула у него из внутреннего кармана, упав на пол. Нагнувшись поднять ее, он чуть не столкнулся с Ритой, опередившей его на секунду. Она ничего не сказала ему, только заговорщицки улыбнулась, а сам Билон ощутил себя немного не в своей тарелке. Кроме того, его несколько беспокоил внешний вид. Брюкам явно не пошло на пользу пребывание в чемоданчике в свернутом виде, а рубашку он не снимал двое суток.

Постаравшись привести себя в порядок, насколько это возможно, Билон вслед за хозяйкой проследовал в большую светлую комнату на первом этаже, где был уже накрыт стол.

— Садитесь где хотите, — радушно пригласила его Ларга Рэстан. — А теперь рассказывайте, какие у вас проблемы.

— А почему вы решили...? — начал было Билон, но тут же сам рассмеялся. Люди, у которых нет никаких проблем, не ходят в мятых брюках и пропотевшей рубашке, а из кармана у них не выпадают зубные щетки.

— Наша Рита не может пройти мимо, если кому-то нужна помощь, — с доброй улыбкой объяснила Ларга Рэстан. — У нас дома всегда было множество потерявшихся щенков, брошенных риссят, выпавших из гнезда пташек... Ее даже в детстве прозвали Гарнизонная служба спасения.

— Ну вот, мама, стоит тебя оставить одну, как ты тут же начинаешь выдавать на меня компрометирующие сведения, — с притворным недовольством сказала Рита, появившаяся из соседней комнаты.

Рита переоделась, теперь на ней были спортивные штанишки до колен и белая обтягивающая футболка с короткими рукавами. Выглядела она во всем этом сногосшибательно — в полном смысле слова.

— Что, отрывают от тебя гостя? — через другую дверь в столовую вошел генерал, также сменивший военную форму на синий с белым спортивный костюм, в котором он сразу стал напоминать ветерана-многоборца. Очевидно, в этой семье любили спортивный стиль.

Во время завтрака (который можно было назвать и очень ранним обедом) основным объектом внимания неизбежно оказался Билон. О своей поездке Рита отчиталась одной фразой (все нормально), и Билону пришлось отдуваться в одиночку. Он не скрывал, что раньше работал в газете "Курьер", а несколько месяцев назад стал стрингером (независимым журналистом). От более подробного рассказа о себе его спасла Рита, умело переведшая разговор на журналистскую работу вообще, и Билон большую часть трапезы посвятил интересным и забавным случаям из собственной практики в отделе городских новостей.

Напряжение понемногу стало оставлять его. В доме Рэстанов была настолько приятная, спокойная и доброжелательная атмосфера, что оставаться на взводе там было просто невозможно. Было видно, что члены семьи очень привязаны друг к другу, а на многочисленные добродушные шутки и подтрунивания, в которых все трое буквально состязались между собой, никто и не думал обижаться. Билон вскоре шутил и смеялся наравне со всеми, и лишь где-то глубоко внутри у него сидела легкая зависть, сопровождаемая странной тоской: его родители развелись, когда ему не исполнилось еще и трех лет, и его семья на его памяти никогда не собиралась вот так, за одним столом.

После обильного и вкусного десерта Рита заявила, что младшему поколению пора ненадолго отделиться от старшего, и повела Билона за собой на второй этаж. Открыв крайнюю из четырех дверей на длинной и узкой площадке, она пропустила его вперед в просторную комнату.

Любое помещение всегда что-то говорит о своем обитателе, и Билон с интересом осмотрелся по сторонам. В комнате помещались кровать, застеленная пестрым покрывалом, книжные полки, большой одежный шкаф, письменный стол, два турника, какой-то незнакомый Билону спортивный тренажер и, что его особенно поразило, веревочная лестница, выброшенная в приоткрытое окно в сад.

— Ты занимаешься спортом? — с интересом спросил Билон, присаживаясь на стул, напротив Риты, устроившейся, скрестив ноги, прямо на кровати.

— Да нет, не спортом, — с легкой иронией опустила уголки губ вниз Рита. — Просто мой отец в свое время был одним из тех, кто создавал в Гордане специальные войска. А я сейчас, можно сказать, нахожусь в его подчинении.

— Спецназ?! — ошеломленно спросил Билон. — Я и не знал, что он у нас есть!

— Мы не слишком себя афишируем, — кивнула Рита. — И нас немного. Но мы существуем.

— Вот это да! — не мог опомниться Билон. — Так значит, ты военная? У тебя, небось, даже офицерское звание есть?!

— Первый лейтенант Ритэйни Рэстан, к вашим услугам, — шуточно поклонилась Рита. — Но давай на время оставим эту интересную тему. Вот что мне с тобой делать, Майдер Билон?

— Отпустить восвояси и поцеловать на прощание, — хмыкнул Билон. — Если это, конечно, не противоречит твоим профессиональным обязанностям.

— Мы не полиция, а армия, — с легким недовольством сказала Рита. — Точнее, мы относимся к военной контрразведке. Ты, говоришь, сотрудничал с "Утренней звездой" и за это загремел в лагерь?

— В принципе, да, — согласился Билон.

— Посмотрим.

Рита одним быстрым движением соскочила с кровати и распахнула створку шкафа. Покопавшись где-то внизу, она шлепнула на стол тяжелую пачку бумаги — подшивку "Утренней звезды" за несколько месяцев.

— Продемонстрируй мне свои статьи, — попросила она. — Или ты писал под псевдонимом?

Билон без труда нашел нужный номер.

— Вот моя статья, — сказал он. — Видишь, даже подписана моим именем. В "Курьере" мне поручили освещать процесс Джойвара, с помощью которого хотели объявить вне закона все Движение. Случайно мне удалось узнать, что за этим стоит. После этого я уже больше не мог работать на прежнем месте.

— Верно, — кивнула Рита. — Теперь я вспомнила. А что-то еще твое здесь есть?

— Да больше ничего и нет, — смущенно признался Билон. — Есть только одна маленькая статья, но она под псевдонимом. О незаконных увольнениях. Я писал большой материал о пришельцах, как они убивали людей на Восточном континенте, только чтобы продемонстрировать перед нами свое оружие, но его не успели напечатать.

— О пришельцах?

— Ну, да. Дело в том... что это именно я первым обнаружил их, когда они только высадились в Зерманде. Точнее, даже не я, а геологи из группы Хольна — его потом убил пришелец — просто я первым о них написал.

— С ума сойти можно! — с искренним изумлением произнесла Рита. — Ты мне потом об этом обязательно расскажешь! Но давай сначала закончим с тобой. Итак, ты удрал из лагеря. Куда тебе надо попасть?

— В Зейгалап, — сказал Билон. Он уже устал отвечать на неудобные вопросы.

— Кто у тебя там? Родители?

— Нет, не родители, — мрачно покачал головой Билон. — Они развелись, когда я был совсем маленьким. Потом мама вышла замуж, отец снова женился, у каждого появились новые дети, и я им сейчас не слишком интересен. Я даже в детстве постоянно жил у дедушек, бабушек и прочих родственников. И они не всегда были мне рады.

— О своем тяжелом детстве расскажешь как-нибудь потом, — хладнокровно прервала его Рита. — Так к кому ты едешь? К девушке?

— Э-э-э... Да, — кивнул Билон. — Но понимаешь... Она... Я и сам точно не знаю... Скорее, как к э-э-э...

— Соратнику по борьбе, — невозмутимо закончила Рита. — Как ее зовут?

— Орна.

— Ты можешь ей позвонить прямо сейчас?

— Да, но...

— Так что же тебе мешает? — усмехнулась Рита. — Она ведь, наверное, и не знает, что ты уже на свободе. Звони, не бойся, наш телефон не прослушивается. Я хочу сама поговорить с ней.

— Ну, если ты настаиваешь... — протянул Билон.

Он боялся этого звонка и хотел оттянуть выход на контакт с Орной до своего прибытия в Зейгалап. По сути, он ведь почти ничего не знал о ней, а долгие разговоры, когда он названивал ей из Реперайтера, практически не обогатили его полезной информацией. Почему-то по телефону говорить неприятные вещи намного проще, чем глаза в глаза, и Билон очень боялся услышать от Орны, что не нужен ей. А еще больше боялся вообще ничего не услышать...

— Набирай номер, — Рита, видя колебания Билона, протянула ему телефонный аппарат. — Не беспокойся. Мы просто поговорим друг с другом... как подруга с подругой.

— Главное, чтобы она была дома, — пробормотал Билон, набирая номер.

Один длинный гудок, другой... На третьем в трубке послышался голос Орны Маруэно.

— Это я, Майдер, — чувствуя, как колотится сердце, сказал Билон. — Помнишь еще такого? Гостя из Реперайтера?

— Майдер?! — в голосе Орны слышались узнавание, радость и опасение. — Ты где? Откуда ты звонишь?

— Я в Райвене! — закричал Билон. — Мне удалось покинуть то место, где я был, хотя хозяева и возражали! В конце концов, я убрался оттуда без спроса!

— Майдер! — теперь в интонациях Орны преобладали страх и восхищение. — Ты сейчас один?

— Орна, милая, у меня все нормально, — уверил ее Билон. — Я сейчас в гостях у одной девушки в Райвене, ее зовут Рита, она хочет поговорить с тобой! Хорошо?

Рита уже нетерпеливо протягивала руку, и он протянул ей трубку.

— А теперь выйди ненадолго из комнаты, — приказала ему она. — Нечего подслушивать женские тайны!

Билону пришлось провести на площадке второго этажа не меньше десяти минут, пока дверь не отворилась, и Рита снова не поманила его внутрь.

— У тебя очень приятная знакомая, — заметила она, усевшись на кровати напротив Билона.

— Надеюсь, я тоже получил не самую худшую характеристику? — спросил Билон. — Можно узнать, какую?

— И не надейся, — усмехнулась Рита. — А то еще начнешь зазнаваться. Вас, мужчин, вообще, нужно держать в строгости, чтобы вы не слишком задавались.

— Понял! — Билон не смог сдержать широкой улыбки.

— Вот я и про то. Так как нам все-таки отправить тебя в Зейгалап, чтобы ты не потерялся по дороге? Знаешь, пошли, наверно, к моему отцу.

Генерал Рэстан сидел в большом кресле и читал газету. Спортивная сумка, с которой приехала Рита, стояла у его ног. Ларга Рэстан смотрела новости по телевизору.

— Папа, нам нужно твое содействие, — заявила Рита, едва ворвавшись в гостиную. — Майдер работал в "Утренней звезде" и за это его посадили в концлагерь. Теперь он бежал, и за ним идет охота по всей стране. А ему нужно попасть в Зейгалап.

— Рита! Ну, нельзя же так все сразу! — расхохотался генерал, глядя на отвисшую челюсть Билона. — Совсем с ума парня сведешь!

— Покажи ему, — негромко посоветовала Ларга Рэстан, лишь на секунду оторвавшись от телевизора.

Она, казалось, совершенно не была удивлена и, как мимолетно подумалось Билону, она каким-то образом все знает.

— Смотри, — присев, Рита расстегнула сумку.

Внутри, упакованные в бумагу и какие-то майки и рубашки, лежали несколько газетных пачек. Упаковка на одной из них была разорвана, и Билон узнал "Утреннюю звезду". Она стала меньше и тоньше, а газетная бумага приобрела коричневатый оттенок, но это была, без сомнения, она.

— Но почему...?

— Почему я занимаюсь антигосударственной деятельностью, распространяя официально запрещенную газету? — с улыбкой переспросил генерал. — Во-первых, потому что меня попросила об этом моя любимая непоседа-дочь. А, во-вторых... Рита рассказывала вам обо мне?

— Да, — кивнул Билон. — О том, что вы создавали в Гордане спецназ.

— Верно. Но это было немного позже. А во время войны я имел должность помощника военного атташе. Наш министр обороны, генерал Могли, тогда занимался тем же самым, но в Граниде. А я был по другую сторону фронта — в Барганде, где мне очень сильно не понравилось. У меня иногда возникало впечатление, что в той стране правит не правительство, а тайная полиция. На фронте ее боялись больше, чем противника, а баргандские генералы, наверное, даже себе не решались признаться, что дела складываются не так, как об этом трубит пропаганда. Их армии терпели поражение за поражением, а в тылу все сильнее сгущалась атмосфера лжи и страха. Даже мне, иностранцу с дипломатическим паспортом, было в то время очень сильно не по себе. Настолько не по себе, что поездки на фронт я считал отдыхом...

— И вы считаете, что наша Гордана становится похожей на Барганд времен войны? — спросил Билон.

— Считаю, — одобрительно кивнул генерал. — ТЭГРА и те, кто за ней стоят, наводят на людей страх, и я хорошо узнаю его. Мы, горданцы, жили не в самой благополучной в мире стране, мы боимся преступности, бедности, болезней. Но мы никогда не боялись раньше собственного правительства. Кирстен хочет, чтобы его боялись, очевидно, он считает, что тогда ему будут лучше подчиняться. А когда я раскрываю наши газеты, мне иногда кажется, словно я снова вернулся на двадцать лет назад, в Тогрод. Движение — это единственная сила, которая сейчас противостоит этому нарастающему потоку лжи.

— Но ведь, насколько я знаю, Кирстен благоволит к армии? — заметил Билон.

— Я военный, и не мое дело — обсуждать законность приказов, которые мне отдают. Но как гражданин, я имею право иметь собственное мнение. Мы и здесь все сильнее начинаем напоминать Барганд времен империи. Прочие страны Западного континента для нас — колонии, с которыми можно не церемониться. Может быть, я старомодный человек, но меня учили, что армия должна защищать страну, а не устраивать разные... миротворческие операции в подражание пришельцам! Я уже немолодой человек, и мне поздно переучиваться!

— Они пытались завербовать папиного шофера, чтобы тот доносил на него, — вполголоса пояснила Рита.

— У меня в жизни бывало всякое, но страх никогда не мог победить меня. Не сможет и сейчас! — генерал Рэстан в сердцах ударил по подлокотнику кресла. — Вы попадете в Зейгалап, Майдер. Назло всем этим черным ищейкам! И я надеюсь вскоре снова увидеть ваши статьи в газете.

— Только они будут под псевдонимами, — развел руками Билон.

— Ничего страшного, у меня теперь есть источники информации, — хитро усмехнувшись, Рита подмигнула Билону. — А теперь, гвоздь программы! Майдер, ты не расскажешь нам, как вы обнаружили пришельцев и что там потом было?...

На следующее утро Майдер Билон покинул гостеприимный дом Рэстанов. Одетый в военную форму со знаками различия старшины, он вел джип, на переднем сиденье которого сидел генерал Рэстан в полной парадной форме. Сзади них в багажнике слегка подрагивали большой чемодан генерала и неприметная серая сумка с гражданской одеждой Билона. Блок-посты пропускали джип без малейшей задержки.

В Зейгалапе Билон по приказу генерала остановился у совершенно обычного жилого дома и поднялся вслед за ним на третий этаж, неся сумку и чемодан.

— Это квартира одного моего друга, — сказал генерал Рэстан. — Обычно она пустует, и вы можете здесь спокойно переодеться и выйти отсюда как обычный гражданский.

— А вы? — спросил Билон, натягивая свитер.

— А у меня здесь свои дела. Ну, до свидания, Майдер Билон. Желаю вам удачи. И ни в коем случае не попадайтесь, иначе Рита с вас сдерет шкуру!

— В прямом смысле? — поинтересовался Билон.

— А то как же. Она у меня девушка серьезная. И умелая.

— Передавайте ей от меня большой привет, — попросил Билон. Он уже стоял на пороге, осталось только застегнуть куртку. — Скажите ей, я очень рад, что с ней познакомился. Она очень необычная... и очень красивая.

— Передам, — усмехнулся генерал. — Вот только насчет последнего поостерегусь. О ее красоте ей и так все уши на службе прожужжали. Вот обидится за неоригинальный комплимент и настучит вашей невесте!

— Это она так ее назвала?! — Билон никак не мог поверить своим ушам.

— Она, она. Ладно, идите, счастливого вам пути. И будьте настороже, охота на вас еще продолжается!

— Хорошо, — пробормотал Билон, переступая порог. — Я буду очень осторожным.

Но на самом деле от счастья он не видел ничего вокруг. Выскочив из подъезда, он бегом бросился на перекресток, где по пути заметил телефон-автомат, затем вспомнил, что у него нет жетонов, метнулся через дорогу в магазинчик, совершил еще массу суетливых и ненужных движений и успокоился только, когда в одной его руке оказалась телефонная трубка, а другой он начал накручивать диск.

— Это я! — обрадовано сказал он, как только услышал голос Орны. — Я уже в Зейгалапе!

— И долго же тебя не было! — сказала Орна. Билон, закрыв глаза, представил, как она улыбается, когда говорит эти слова. — Приходи сейчас...

— Я знаю, куда! — прокричал Билон. — К памятнику! Я сейчас не совсем знаю, где нахожусь, но не позже чем через полчаса я буду там!

— К памятнику, так к памятнику, — согласилась Орна. — Как говорится, место встречи изменить нельзя. Кстати, если ты немного осмотришься по сторонам, где-то поблизости от тебя должна находиться остановка двадцать седьмого автобуса. На нем ты доедешь почти до места.

— Хорошо, — оторопело поблагодарил Билон.

Интересно, это все женщины такие проницательные, или это ему так везет на выдающиеся экземпляры?...

Конечно, Орна уже ждала его у памятника адмиралу Скайнирду, в своих темно-синих узких брючках, длинных сапожках и короткой черной курточке. Ее темно-русые волосы, ставшие немного длиннее, чем два месяца назад, были свободно распущены по плечам, и от ее вида у Билона просто захватило дух. Не говоря ни слова, он сгреб ее в объятия и крепко поцеловал на глазах у всех прохожих. Ему хотелось стоять так с ней весь остаток вечности.

— Майдер, — негромко позвала Орна. — Я тоже так рада, что ты вернулся. Но давай все-таки пойдем ко мне. У меня удобнее, честное слово.

— Ага.

С усилием Билон отпустил Орну, и они пошли вместе по весенним улицам, по аллеям кампуса и по тропинке между корпусов общежитий университета. В подъезде на этот раз было полно народу, и Билон смиренно ждал, пока Орна откроет свою дверь и только когда она захлопнулась за ними, снова обнял ее. Орна крепко прижалась к нему, и он увидел, что ее глаза тоже лучатся от счастья.

...А под вечер, когда они уже насытились друг другом и пили дымящийся лакин из больших чашек на крохотной кухоньке, в дверь осторожно позвонили. Длинный звонок, короткий, два длинных... Открыв дверь, Орна пропустила внутрь худощавого темноволосого человека в очках, в котором Билон без труда узнал Райнена Фремера в его новом образе.

И вот тогда он окончательно понял, что его побег удался.

Глава 6. Западный край

— ...Вот, собственно, и вся моя история, — закончил свой рассказ Майдер Билон.

— Впечатляет, — Райнен Фремер залпом допил остывший лакин. — И что вы теперь собираетесь делать?

— Признаться, я ожидал услышать ответ на этот вопрос от вас, — с некоторым недоумением заметил Билон.

— Вы же не мобилизованный солдат, которому обязательно требуется приказ командира. Свободный человек всегда должен выбирать сам. Например, мы в состоянии снабдить вас достаточно надежными документами и вполне правдоподобной легендой, с которыми вы сможете начать новую жизнь с чистого листа, оставив в прошлом все заботы и треволнения.

— И чем бы я занимался в этой новой жизни? — усмехнулся Билон.

— Скажем, устроились бы в какую-нибудь провинциальную газету. В большой стране не так уж сложно затеряться, особенно если сидеть тихо и больше никуда не встревать.

— Похоже, я уже встрял дальше некуда, — невесело хмыкнул Билон. — И знаете, мне кажется, я обязан написать статью о лагерях. Ведь все, кто помогал мне, — Прейн, те ребята из "Скорой помощи", Рэстаны — надеялись, что я смогу добраться и рассказать обо всем. Я не могу их подводить. И я подпишу статью своим именем — иначе ей могут не поверить.

— Вы подвергаете себя большой опасности, — озабоченно сказал Фремер. — Вы и так бросили им вызов, совершив побег из секретного лагеря. А после такой статьи они будут искать вас с удесятеренной силой. Ваша поимка станет для них делом чести!

— Скажите, у вас всегда принято пугать новичков? — хмуро поинтересовался Билон. — Это чтобы потом никто не говорил: мол, меня не предупреждали?

— У нас принято предупреждать, — подала голос Орна Маруэно. Она сидела с ногами в кресле, обхватив руками голые коленки. — У нас ведь все всегда всерьез. Майдер, честное слово, я не стану думать о тебе хуже, если ты откажешься. Я просто боюсь за тебя.

— Иногда я и сам боюсь за себя, — улыбнулся Билон. — Но на самом деле это будет самая обычная работа. Я напишу статью о том, что сам видел и слышал, вы ее опубликуете, а от погони вы меня укроете. Ничего страшного.

— Хорошо, пусть будет так, — кивнул Фремер. — Вам хватит суток, чтобы подготовить материал?

— Двое суток, — Билон скосил взгляд на Орну.

— Хорошо. Послезавтра вечером к вам придет связной. Он принесет новые документы и билеты на поезд.

— Значит, мне придется уехать? — разочарованно спросил Билон.

— Да, и как можно скорее. Кольцо сжимается. На вас охотятся и полиция, и ТЭГРА, а они знают, что Зейгалап — это одно из мест, где вы, скорее всего, будете укрываться. Вам будет необходимо изменить внешность, а до этого вообще лучше не появляться на улице.

— А мне на улице, в общем, и незачем появляться, — Билон снова с улыбкой взглянул на Орну и получил ответный взгляд.

— Тем лучше. Вы уедете на Дальний Запад и поступите на должность репортера в одну из местных газет.

— Простите, а чем я там буду заниматься? — недоуменно спросил Билон. — Разве это — не та самая безопасная гавань, которой вы меня вначале искушали?

— А почему вы думаете, что на Дальнем Западе для вас не будет работы? — возразил Фремер. — Знаете, в сочетании "оппозиционная газета" одно слово всегда будет главным. А я хочу, чтобы наша "Утренняя звезда" оставалась, в первую очередь, газетой, которая честно информирует своих читателей обо всем, что происходит в стране. Если, как вы говорите, в правительстве вынашивают планы закрытия всех общенациональных изданий, это будет особенно важно. На Дальний Запад уже начинают прибывать беженцы с Восточного континента, этот край должен стать новым домом для тридцати миллионов человек! И вы боитесь, что для вас не найдется интересных тем?!

— Всё, возражения снимаются! — Билон шутливо поднял руки вверх. — Но не значит ли это, что Дальний Запад станет новым домом и для меня?

— На какое-то время — да, — серьезно кивнул Фремер. — Пока нами правят Кирстен и ТЭГРА, ваше имя не будет вычеркнуто из розыскных списков. Свыкайтесь с мыслью, что восток отныне закрыт для вас.

— Не расстраивайся, Майдер, — Орна встала у него за спиной и положила руки ему на плечи. — Всего через три месяца я получу диплом, а там сама переберусь к тебе. Мы расстаемся ненадолго.

— Ладно, — Билон накрыл правую руку Орны своей ладонью. — Если так, я согласен.

— Что же, тогда я покидаю вас, — Райнен Фремер поднялся из-за стола. — Не знаю, когда мы встретимся в следующий раз, но надеюсь, что это произойдет в силу более счастливых для нас обстоятельств. Желаю вам удачи, вам обоим!

И негромкий голос Орны.

— Пожелайте нам лучше счастья...

Ночь. В щель между занавесками исподтишка заглядывает почти полная луна. Откуда-то очень издалека доносится тихая музыка.

— Орна, любимая, мне так хорошо здесь, рядом с тобой! Ты не представляешь, как я счастлив!

— Представляю, представляю, Майдер! Я люблю тебя! Я никогда не предполагала, что это будет так... так чудесно!

— ...Орна...

— Да, Майдер!

— Орна, я не хочу расставаться с тобой!

— Не думай об этом! Мы вместе! У нас с тобой еще целых тридцать пять часов! И я хочу прожить каждую их минуту!...

Но вот промелькнули, пробежали, промчались и эти тридцать пять часов, и еще немного времени, и теперь они стояли на перроне вокзала, а рядом уже ждал наготове поезд, который должен был увезти Билона далеко на запад — в городок под названием Авайри, где его ждало место корреспондента в местной газете.

— Я обязательно напишу тебе, как только устроюсь, — наверное, в сотый раз говорил Билон, держа Орну за руку. — Как мы и договорились, на почтовый ящик, конверт в конверте.

— Я буду ждать, Майдер, — тихо проговорила Орна. — Три месяца пройдут быстро. Я обязательно приеду... только мне придется привыкать к твоей новой внешности.

Билон улыбнулся. Его темные волосы коротко подстригли и осветлили, серые контактные линзы изменили цвет глаз, а благодаря незаметным мазкам грима его лицо сделалось более юным. Вместо Майдера Билона получился Майдер Коллас, двадцати трех лет, недавний выпускник колледжа изящных искусств в городе Харума, дистрикт Зейгалап. По словам незнакомого связного, принесшего ему вчера вечером новые документы, по крайней мере, диплом об окончании колледжа был подлинным, хотя и выписан на несуществующее лицо. Частные учебные заведения получали государственные субсидии по числу студентов, и многие ректора пользовались этим, заводя фиктивных слушателей.

— Ты, главное, ничего не бойся, — говорила ему тем временем Орна. — Твои документы выдержат и обычную проверку, и даже кое-что посерьезнее. Только не волнуйся, полицейские всегда чувствуют волнение. Делай все спокойно, как сегодня, и ничего с тобой не случится.

— Хорошо, — кивнул Билон. — Я не буду бояться.

По дороге на вокзал он не видел ничего вокруг, кроме Орны, и даже не успел испугаться, когда полицейский у входа на перрон попросил у него документы для проверки. Билон надеялся, что в следующий раз, когда с ним не будет Орны, он тоже не покажет страха.

С громким лязгом поезд тронулся с места. Поцеловав в последний раз Орну, Билон заскочил в дверь вагона и долго стоял в проеме рядом с проводником, пока зейгалапский вокзал не остался далеко позади.

"Авай-ри, — стучали в такт колеса. — Авай-ри." Жизнь Билона выходила на новый круг. Что ждет его впереди?...

Проснувшись утром третьего дня, Майдер Билон с удивлением увидел, что снова вернулся из весны в зиму. Вокруг лежала покрытая сплошным белым покровом плоская степь с несколькими пологими сопками на горизонте. Снег не был глубоким — вблизи было видно, что из него торчат сухие верхушки трав, однако на расстоянии все сливалось в однородную белую пелену под неподвижным светло-серым пологом небес.

— В наших краях континентальный климат, — пояснил сосед Билона по купе, пожилой священник, навещавший свою родню в одном из центральных дистриктов. — Жаркое лето и холодная, долгая зима. Морозы и снежные бураны в порядке вещей даже после Нового Года. Зато стоит пригреть солнцу, как за неделю расцветает вся степь. Вы еще увидите, как красиво здесь весной!

— Но весна, наверно, короткая? — заметил Билон, натягивая брюки.

— О, да. Месяц или даже меньше. И так же осень. У нас в году, по сути, всего два сезона — зима и лето.

В вагоне было жарко натоплено, однако Билону почему-то было холодно — вероятно, из-за снега за окнами. А может быть, из-за того, что вода в умывальнике была совершенно ледяной — от нее даже ломило пальцы.

Билон, не торопясь, приводил себя в порядок. Он тщательно промыл глаза — ему пришлось носить контактные линзы вторые сутки подряд, и они уже начали причинять легкое раздражение, почистил зубы, а затем стал восстанавливать свою маскировку. Подушечки под щеки снова сделали его лицо более круглым и юным, а тональный крем скрыл так и не сошедший до конца тропический загар и разгладил кожу, обветренную и высушенную жестокой зимой на плато Пурона. Теперь с той стороны зеркала на Билона уже смотрел не он сам, а Майдер Коллас, выпускник харунского колледжа и будущий репортер в Авайри.

Поезд внезапно стал тормозить, и Билон, увлекшийся разглядыванием в зеркале своего нового лица, едва не упал. Не дожидаясь, пока состав полностью остановится, он собрал свои туалетные принадлежности и вышел из вагонного санузла.

— Смотрите! — встретил его священник. — Вы наверняка такого еще не видели. Думаю, вам будет интересно.

Выглянув в окно, Билон и в самом деле забыл обо всем. Поезд неподвижно стоял на рельсах, а мимо него неспешно текло огромное стадо бизонов. Огромные черно-бурые, шоколадные и рыже-коричневые мохнатые быки не менее двух метров в холке, фыркая, разрывали копытами неглубокий снег, срывали несколько пучков сухой травы и шли дальше, помахивая изогнутыми острыми рогами. Немного дальше, в глубине стада, виднелись меньшие по размерам безрогие самки и светло-коричневые телята, жмущиеся к матерям.

— Сейчас такое увидишь уже не часто, — с гордостью сказал священник. — Помню, в дни моей молодости поездам приходилось стоять по несколько часов, чтобы переждать, пока такое стадо пересечет пути.

Внезапно внимание Билона привлекло резкое движение, выбивающееся из размеренного ритма стада. Приглядевшись, он с изумлением увидел человека, катящего прямо по снегу на странной машине, напоминающей очень высокий трехколесный велосипед с широкими колесами, и с большими тюками, привязанными к массивной раме. Одет был человек в мохнатый полушубок и высокую шапку из черного меха. За его спиной торчал ствол ружья.

— Что это? — Билон прижался к оконному стеклу.

Таких странных ездоков было несколько. Совершая ногами ритмичные движения, будто крутя педали, они быстро разъезжали вокруг огромного стада, подгоняя отставших и не давая бизонам растечься в стороны. Все они словно не обращали внимания на огромные острые рога быков.

— А? Это пастухи, — с улыбкой ответил священник. — Они кочуют вместе со стадом, уводят его в сторону от населенных мест, чтобы бизоны не потравили посевы и не увлекли за собой овечьи отары, отгоняют от него волков, саблезубых, степных медведей и адских псов. Бизоны привыкли к ним и не обращают внимания. А осенью, когда они нагуляют жир, пастухи направляют их поближе к охотничьим поселкам и начинают забой. Тогда в степь выходят все — стар и млад. Снимают шкуры, заготавливают мясо, топят жир, даже собирают кости на муку и удобрения. Бизоны очень важны для всех нас, а мы могли бы очень быстро истребить этих великолепных животных, если бы просто охотились на них, не давая им ничего взамен.

— А на чем ездят эти пастухи? — спросил Билон. Стадо к тому времени уже пересекло железную дорогу, и поезд снова тронулся с места.

— Никогда не видели? Это велокаты. Они примитивны, но довольно просты в изготовлении и очень надежны. У нас многие разводят скот, а без средства передвижения в степи делать нечего. У вас, наверное, тоже такой будет.

— И все здесь ездят на таких велокатах? — содрогнулся Билон. Он представил, каково сейчас седокам часами крутить педали в морозной степи, и мысленно поставил себя на их место. Картина получилась на редкость отталкивающая.

— Конечно! — даже удивился священник. — У меня самого есть велокат, и я езжу на нем на все крестины, свадьбы и похороны. В степи мало дорог, а при наших расстояниях не будешь же ходить пешком! Вы обратили внимание, какие у велоката широкие колеса? У него отличная проходимость, нужно только смотреть, чтобы вовремя затормозить и не загудеть ненароком в какой-нибудь овраг или балку.

— Я буду смотреть, — пробормотал Билон.

Ровная однообразная степь начала действовать ему на нервы. Неужели необходимо было отправить его в такую глушь?!

Спустя час по сторонам железной дороги появились признаки цивилизации. По снегу пролегли колеи, оставленные рубчатыми колесами тракторов и грузовиков, один за другим пошли полустанки, где на запасных путях стояли вагоны с лесом, платформы с разнообразными контейнерами, пирамидами кирпича, песком и щебнем, бетонными блоками, даже строительной техникой. Вокруг ходили люди в тяжелых бушлатах и брезентовых рукавицах, ездили самосвалы, черными проемами тянулись широкие котлованы, вокруг которых трудились экскаваторы. В воздухе разносился натужный рев мощных двигателей и шум работы многочисленных механизмов.

Все это было известно и знакомо, и единственное, что было непонятно Билону, — это длинные ряды неглубоких лунок, которые тянулись на километры и расчерчивали заснеженную степь в узкую и длинную черную клетку. Кое-где пунктир ям прерывался, оставляя проходы шириной около десяти метров, часто с накатанными колеями.

— Ах, это? — священник оторвался от толстой книги, которую он читал, задумчиво попивая принесенную проводником скайру. — Весной в эти лунки будут сажать кустарник. К следующему году он разрастется, и тогда вокруг полей появятся настоящие ветрозащитные полосы.

— Какие полосы? — не понял Билон.

— А вы никогда не задумывались, почему хлеб в Западный край завозят с востока? — строго спросил священник, положив книгу на стол. — Сто с лишним лет назад, когда люди только появились в этих местах, они пробовали распахивать степь. В первые годы они получали прекрасные урожаи, но вскоре степные ветры и суховеи сдули весь плодородный слой. Сейчас там бэдленды — голые пустоши, где растет лишь бурьян, и пройдут еще долгие годы, прежде чем они снова станут степью. Единый милостив, но он не прощает насилия над природой и строго карает ослушников... очень строго. С тех пор мы разводим огороды и выращиваем хлеб только в защищенных от ветра местах и обсаживаем наши поля полосами кустов и деревьев. Степь — это главное наше богатство, и если мы погубим ее, нам останется только умереть или покинуть эти благословенные места.

Огромная стройка вдоль полосы железной дороги тянулась и тянулась без перерыва. Был уже почти полдень, когда поезд наконец подошел к Авайри. Этот город также производил впечатление строительной площадки, однако более чистой и аккуратной. В низинах и распадках между сопками уже выросли целые поселки из чистых двухэтажных домиков из белого и красного кирпича, невдалеке высились песочные и светло-серые корпуса каких-то промышленных зданий и белоснежные длинные коробки супермаркетов, на дорожках укатывали асфальт. Людей и техники было значительно меньше, но все, казалось, спокойно и рационально занимались своим делом, не испытывая ни спешки, не беспокойства.

— Здесь управляются быстрее, — отметил Билон.

— О, да, — священник снова оторвался от книги. — Авайри и окрестности — это банковский участок.

— А то, что мы проезжали раньше, — какой?

— Там? Там стройкой руководят государственные подрядчики. А здесь, как вы видите, за прием беженцев отвечают банки "тридцатки". У них и порядка значительно больше, и делается все лучше. Вы будете жить в самом Авайри?

— Наверное, да, — пробормотал Билон.

— Тогда вам повезло. Вначале меня немного пугало, что мой город, где я прожил столько лет, превращается в нечто совершенно иное и незнакомое. Однако, по крайней мере, это будет выглядеть красиво.

От основных путей отошла в сторону широкая колея, где тоже вовсю трудились рабочие. Поезд лязгнул на стыке и начал замедлять ход.

— Вот мы и приехали, — с удовлетворением сказал священник, пряча книгу в саквояж. — Добро пожаловать в Авайри. Да благословит вас Единый на ваш путь!...

На перроне к Билону, занятому выгрузкой своего багажа, подошел высокий крепкий мужчина лет пятидесяти.

— Вы — Майдер Коллас? — спросил он деловым тоном. — Я — Хари Кримел, издатель и главный редактор газеты "Западный край". А вы, я вижу, неплохо подготовились к путешествию.

— Когда приезжаешь куда-то надолго, постоянно приходится тащить с собой целую кучу вещей, — виновато улыбнулся Билон, оглядывая внушительную пирамиду своих чемоданов и сумок. Даже не верилось, что когда-то все это уместилось в багажнике и салоне его потерянной на плато Пурона "Алорры". — Здесь не найдется чего-нибудь типа багажной тележки?

— Увы, так далеко цивилизация в нашем краю еще не зашла, — с легкой иронией сказал Кримел. — Ладно, перенесем все это по частям. Хорошо, что я ожидал чего-нибудь в этом роде и приехал встречать вас не на велокате.

— Представляю эту картину, — рассмеялся Билон, взваливая на себя самую объемную сумку. — Так вы покажете, куда все это перетаскивать?...

У Кримела был небольшой военный грузовик с просторной темно-зеленой кабиной и кузовом с брезентовым верхом. В углу кузова стоял привязанный к бортам велокат, но Билону так и не удалось внимательно осмотреть это необычное средство передвижения. В два приема они с Кримелом перетащили все его вещи и погрузили их внутрь. Кримел закрыл и зашнуровал полог и широким жестом пригласил Билона в кабину.

Переехав через полотно железной дороги, Кримел направил машину прямо в степь по едва заметному на снегу следу шин.

— Разве вы живете не в Авайри? — удивился Билон.

На широком лице Кримела появилась легкая усмешка.

— А зачем нам Авайри? Этот городок должен стать столицей нового дистрикта, там вскоре появятся администрация, полиция, суды и прочая шелупонь. Оно вам надо?

— Не знаю, насколько вы в курсе... — осторожно начал Билон.

— Я полностью в курсе. Вот я и говорю: оно вам надо? Мы живем в Сухой Балке — это меньше сорока километров отсюда, по нашим понятиям — практически рядом. Славное местечко. И ни одной неприятной рожи.

— Только приятные? — улыбнулся Билон.

— Исключительно. Надеюсь, и ваша будет в их числе. Я позабочусь, чтобы вы почаще бывали на воздухе — тогда вам можно будет вскоре избавиться от вашего дурацкого камуфляжа. Здесь новички быстро меняются, и никто не обратит внимания на перемены в вашей внешности.

— Это здорово! — обрадовался Билон. — Признаться, мне самому ужасно надоели эти валики у меня во рту. Если б у вас еще и цвет глаз мог меняться! А как, кстати, вы будете заботиться о моем времяпрепровождении? Посадите меня на велокат?

— Посажу, — невозмутимо подтвердил Кримел. — Если вы хотите жить здесь, вам необходимо научиться на нем ездить.

— Но разве в ваших местах нет никаких других средств передвижения? — удивился Билон. — У вас ведь тоже грузовик.

— А вы заметили, что я всегда беру с собой велокат? — усмехнулся Кримел. — У грузовика может кончиться горючее, лопнуть шина или что-то испортиться в моторе. Если это произойдет в открытой степи, у вас будут крупные неприятности. Здесь люди живут только у воды, а от одного источника до другого порой пролегают десятки километров — пешком их не одолеешь. Кроме того, бензин и запчасти к нам привозят издалека, и стоят они очень дорого. Грузовик мне, по большому счету, нужен лишь для поездок в Авайри и обратно, туда я вожу отпечатанный тираж, обратно — бумагу и типографскую краску. Для всех прочих случаев я пользуюсь велокатом.

— Вы ориентируетесь в степи по сопкам? — спросил Билон. Постройки Авайри уже исчезли за горизонтом, и заснеженная равнина вокруг вдруг напомнила ему Великую Пустыню, куда он несколько раз выезжал во время своего пребывания в Зерманде.

— Да, по сопкам, — кивнул Кримел. — И еще по телеграфным столбам. Но упаси вас Единый ездить в одиночку, пока вы не освоитесь. В степи нетрудно ориентироваться по солнцу, но в облачную погоду могут возникнуть сложности. Чтобы как следует изучить здешние места, нужен не один год. У нас говорят, степные духи любят заманивать новичков. Иногда потерявшихся в степи через какое-то время находят... чтобы потом похоронить то, что от них осталось.

Это прозвучало настолько зловеще, что Билон замолчал. А грузовик между тем катил и катил по гладкой равнине среди сопок, пока не приехал в Сухую Балку.

— Странное название у вашего поселка, — повернулся Билон к Кримелу. — Совершенно не соответствует.

Выросший в низине посреди однообразной степи поселок радовал глаз. По дну широкой пологой балки струился ручей, обрамленный сухим камышом и кустарниками. По обеим сторонам длинных улиц стояли разноцветные одноэтажные и двухэтажные дома, причем ни один полностью не повторял другой. На небольшой площади посреди поселка, куда вел аккуратный мостик через ручей, высился шпиль небольшого храма, а по обе стороны от него выросли два длинных двухэтажных здания в старобаргандском стиле. Повсюду росли деревья, вверх по склонам тянулись ветрозащитные полосы и делянки каких-то высоких травянистых растений.

— Оно вполне соответствует, — пожал плечами Кримел. — В жаркие годы этот ручей почти полностью пересыхает. Раньше здесь было куда суше и пустыннее, и лишь после того как в 34-том пробурили артезианскую скважину, у нас прекратились проблемы с водой. Видите, в некоторых домах односкатные крыши? Все они были построены более полувека назад, с тем расчетом, чтобы во время весенних дождей вся вода стекала в подземные резервуары.

Дом Кримела, как отметил Билон, тоже был с односкатной крышей. Он стоял почти на краю поселка и был обнесен высокой оградой из колючего кустарника. Открыв ворота, Кримел заехал внутрь и остановился рядом с пристройкой, очевидно, гаражом.

— Вот мы и дома, — с удовольствием сказал Кримел. — И, что характерно, прибыли прямо к обеду.

— Добрый день, — статная темноволосая женщина лет сорока с небольшим протянула Билону руку. — Я Стора Кримел, а вы, очевидно, Майдер Коллас? Вы так молодо выглядите?

— О, это пройдет, уверяю вас, — улыбнулся Билон, глядя в приветливые темно-карие глаза. — Вы и не заметите, как быстро я повзрослею.

— А вам придется, — усмехнулся Кримел. — Иначе Стора лично возьмется за ваше воспитание. Между прочим, она — очень важная персона в нашей газете, на ней лежит тяжелая обязанность приобщения к грамоте наших авторов. Стора — наш корректор и литредактор в одном лице, и я порой удивляюсь, как ловко ей удается переводить мои гениальные творения на нормальный, правильный и невообразимо скучный горданский язык.

— Хари! — брови Сторы собрались в укоризненную складку. — Не порти мне молодого человека! Твои словесные выкрутасы могут сойти за гениальность в трактире, но печатное слово должно распространяться на литературном языке. Иначе все наши читатели просто забудут, как он звучит!

— Не обращайте внимания, Майдер! — рассмеялся Кримел. — Наша со Сторой война за чистоту и образность языка длится уже, по меньшей мере, четверть века — ровно столько, сколько мы работаем в этой газете. И, что самое печальное, мне часто приходится уступать. Как это ни ужасно, но Стора — это пятая часть моего штата и, я бы сказал, самая лучшая часть.

— Льстец! — Стора гордо вскинула голову и величественно удалилась из комнаты. — И не вздумай преследовать меня на кухне! Мы с Тагин сами доведем все до конца, а потом позовем вас на готовенькое.

— И вот так всю жизнь, — с притворным вздохом развел руками Кримел. — У вас есть невеста, Майдер?

— Есть.

— И она тоже журналистка?

— Не совсем, — Билон не стал вдаваться в подробности. — Заканчивает юридический.

— Это хорошо, — снова вздохнул Кримел. — Никогда не женитесь на сослуживицах, Майдер, иначе у вас никогда не будет по-настоящему свободного времени. Даже в постели вы будете говорить о работе.

— Надеюсь, мне это не грозит, — махнул рукой Билон. — Да, вы сказали, у вас всего пять сотрудников. Кто они?

— Первые двое — это мы со Сторой. Третьим идет наборщик, четвертый — один парень, который сидит в Авайри и снимает оттуда всю информацию. Завтра я вас с ним познакомлю. Я думаю, вы понравитесь друг другу. И, кроме того, в Авайри у меня есть еще один тип, который занимается закупкой бумаги, продажей тиража, уплатой налогов и всеми прочими подобными делами, к которым я совершенно не приспособлен. Эту акулу я зову своим главным бухгалтером и плачу ему больше денег, чем зарабатываю сам. Вот, собственно, и все. Надеюсь, шестым будете вы.

— А почему вы совсем не перенесете свое дело в Авайри? — спросил Билон. — Только из-за того, что ваш дом здесь?

— Не только, — проворчал Кримел. — Понимаете, Майдер, Сухая Балка всегда была центром нашей округи, по крайней мере, пока в Авайри не протянули железную дорогу. Если вы взглянете на карту, то поймете, насколько удачно расположен наш поселок. Мы словно в центре большой обитаемой зоны, и люди до сих пор привыкли приезжать к нам, чтобы навестить храм, обменяться новостями, узнать что-то новое или просто посидеть в нашем трактире "Белый Клык", что на площади. Авайри — это здешний отстойник, туда приезжают по железной дороге с материка всякие чиновники, торгаши, мошенники и прочий сброд, который хочет здесь только зашибить деньгу и убраться прочь. Конечно, после того как сюда приедут беженцы, все изменится. Однако и Сухая Балка больше не останется прежней. Вы обращали внимание на новую железнодорожную ветку? Ее тянут к нам. Километрах в двух отсюда будет станция. Не скажу, чтобы мне это очень нравилось, но раз все меняется, нужно меняться и мне. Собственно, именно поэтому я хочу взять на работу вас.

— А могу я ознакомиться с вашей газетой? — несмело спросил Билон. — Мне жутко неудобно, но мне пришлось поспешить с отъездом, и я ровным счетом ничего не знаю о вас.

— Ничего страшного, я о вас знаю ничуть не больше, — оптимистично откликнулся Кримел. — Вот, смотрите.

Не без робости Билон взял в руки тонкий газетный лист. "Западный край" был совсем невелик — всего восемь страниц формата А4, черно-белая печать, крупный старинный шрифт с чуть расплывающимися очертаниями букв. Билону на секунду показалось, что он в музее "Курьера", разглядывает выпуск полувековой давности.

Однако эта газета была датирована прошлой неделей. "Раздел мира завершен", — гласил самый большой заголовок на первой странице. "После создания Континентальной Ассамблеи Гордана окончательно оформила полученную от пришельцев власть над Западным континентом", — было набрано курсивом строкой ниже. На той же странице Билон отыскал статью о процессе над депутатами парламента, обвиняемыми в коррупции, начало материала о подготовке к приезду беженцев и коротенькое поздравление со свадьбой Лонса Даско и Коры Эттершан из поселка Гнилая Лощина.

Медленно перелистывая страницы, Билон постепенно проникался духом газеты. Очень толковые и умные комментарии о событиях в Гордане и за рубежом самым странным образом соседствовали в ней с мелкими и мельчайшими местными новостями, которые писались людьми, прекрасно знающими округу и людей, ее населявших.

— Честно говоря, я не представляю здесь места для себя, — признался Билон. — Я вижу, у вас весьма обширная сеть внештатных корреспондентов, в которую я совершенно не вписываюсь, а о том, что происходит в стране и в мире, вы осведомлены лучше меня.

— О, не все так трагично, — невозмутимо заметил Кримел. — Я же вам говорил, с приездом беженцев все должно измениться. Я хочу, чтобы вы взяли эту тему — целиком и полностью. Вы такой же новичок здесь, как и они, поэтому я рассчитываю, что вы будете хорошо понимать, что нужно им и о чем они бы хотели прочитать в нашей газете. Кроме того, я хочу, чтобы ваши материалы помогли навести мосты между ними и нами, старожилами. Здесь немало тех, кто приезжает и уезжает, и мы долго приглядываемся к каждому новичку, прежде чем допустить его в свое общество. Но когда сюда приедут сотни тысяч людей, мы сами окажемся в меньшинстве. И я надеюсь, что наш опыт и наши знания о здешней жизни помогут этим беднягам найти здесь новый дом...

— Мужчины! — послышался из-за двери голос Сторы. — Вы еще там не умерли с голоду? Прошу к столу!

В большой комнате, где был накрыт стол, покрытый белой вышитой скатертью, их ждали Стора и худенькая смуглокожая девушка с огромными темными глазами и вьющимися черными волосами до плеч. На ней было длинное светло-коричневое платье с золотыми и темно-оранжевыми узорами.

— Хетшу тшегуу, — машинально поздоровался Билон с девушкой. Своим видом она вдруг вызвала у него в памяти Зерманд, который за последние бурные полгода, казалось, совершенно забылся за новыми событиями и впечатлениями.

— Тшегу тевии, — ответила девушка и вдруг удивленно поднесла руки к губам. — А откуда вы знаете...

Билон выругался про себя. Вся его легенда горела синим пламенем.

— Майдер некоторое время прожил в Заморье, — пришел ему на помощь Кримел. — Не беспокойтесь, Майдер. Тагин — исключительно надежный человек. Без нее наша газета, скорее всего, перестала бы существовать. На ее хрупких плечах лежит все — хозяйство, сад, огород, наши обеды и ужины и еще миллион всяких вещей. Я даже не представляю, как она со всем этим справляется!

— Ой, вы преувеличиваете, — смущенно улыбнулась Тагин. — Я прошу прощения, Майдер. Просто я привыкла, что никто здесь не знает наш язык — мой дед приехал в Гордану из Кушуда...

— А я был севернее — в Зерманде! — обрадовался Билон. — Хотя во время вашего деда это, наверное, тоже был Кушуд.

— Да, вы садитесь за стол, — вспомнила о своих обязанностях хозяйки Стора. — Готова спорить, Майдер, что вы ничего подобного у себя на материке и не пробовали!...

— ...Всего было очень много и очень вкусно, — Билон с удовлетворением откинулся на спинку тяжелого старинного стула. — Это было мясо бизона?

— Верно, — улыбнулась Стора. — Правда, к сожалению, мороженое. Бизонов добывают осенью, когда они нагуляли жир, а в конце зимы на них охотиться совершенно нет смысла. Вот если вы задержитесь у нас еще на полгода, я продемонстрирую вам, что такое настоящие бизоньи котлеты!

— Ой, не надо! — запротестовал Билон. — Мне кажется, что я лопну, если еще что-либо услышу о еде!

— Вам еще многому предстоит учиться, Майдер, — отеческим тоном заметил Кримел. — В наших краях едят помногу, особенно зимой. Кто сыт, тому холод не страшен. И когда я был так же молод, как сейчас вы, такой порции мне едва хватило бы, чтобы войти во вкус.

— Хари! — укоризненно заметила Стора. — Не все сразу. Помоги лучше молодому человеку устроиться...

— ...Пока вы поживете у нас, — заявил Кримел, тащивший на плече одну из сумок Билона. — В той комнате на втором этаже жила наша младшая дочь... пока в позапрошлом году она не вышла замуж и не переехала в Авайри.

— У вас две дочери? — поинтересовался Билон.

— Да. Старшая на материке, учится на врача. Она заканчивает в будущем году. У нее есть жених, но она пишет, что уговорит его приехать сюда... Ну как, вам здесь нравится?

— Очень, — честно признался Билон.

Дом Кримелов изнутри казался как-то большим, чем снаружи. Он был весь заставлен потемневшей от времени старинной мебелью, но она здесь была полностью к месту, придавая комнатам некое очарование и ни с чем не сравнимый уют. В этом доме жили долго и счастливо, и эти светлые чувства словно пропитали старые стены.

— Через пару месяцев, когда вы освоитесь, мы подыщем для вас отдельный дом, — продолжал тем временем Кримел. — Впрочем, я думаю, с этим не стоит спешить.

— Да, не стоит, — словно во сне повторил Билон.

Только сейчас он внезапно осознал, что приехал в этой край надолго, а может быть, навсегда. Здесь все было таким новым, незнакомым, отличающимся от всего, с чем он сталкивался раньше, и Билон не был уверен, что ему, горожанину до мозга костей, понравится жить в продуваемой всеми ветрами морозной и жаркой открытой степи. В Зерманде он, по крайней мере, знал, что когда-нибудь вернется обратно, к привычной жизни. Здесь у него такой уверенности не было. Билон почувствовал, что теряет почву под ногами.

— Вы не сильно устали? — участливо спросил его Кримел.

— Что? Нет, не очень. Переноска тяжестей после обеда — это, пожалуй, самое то.

— Я бы не хотел оставлять сейчас вас одного, — жестко сказал Кримел. — Я понимаю, что вы были внезапно выдернуты из привычного вам мира и без предупреждения заброшены в совершенно иную жизнь, причем без права на возвращение — по крайней мере, пока. Мне кажется, в такой ситуации лучше всего — позволить незнакомому миру забрать вас в себя, дать вам влиться в него и почувствовать себя его частью.

— Да, наверно, это так, — слабо кивнул Билон. — И... вы не покажете мне ваш велокат? Я бы хотел понять, как с ним обращаться...

— ...Конечно, за последние годы в нашем краю появилось больше дорог, а вскоре их будет еще больше, — рассказывал Кримел, поглаживая отполированное до блеска деревянное сиденье. — У многих из нас теперь есть автомобили, да и я сам часто еду по делам на грузовике или джипе. Но велокаты — это часть нашего образа жизни. Они возникли здесь, их придумали люди, которые нуждались в транспорте, чтобы передвигаться по открытой степи за стадами бизонов или овечьими отарами. Без них мы бы оставались бедными земледельцами, жмущимися к ручьям на дне балок.

— От него словно веет прошлым веком, — заметил Билон, рассматривая велокат.

— Верно. В те времена было не до технических изысков, в ходу были надежные, прочные вещи, способные выдержать все испытания. Смотрите, конструкция максимально проста. Седок ногами вращает зубчатый диск, который передает усилия непосредственно на шестерню, закрепленную на оси. Здесь просто нечему ломаться. И обратите внимание на колеса.

— Тяжелые, — с интересом оценил Билон. — Они что, литые? Да нет, тогда бы они весили еще больше?...

— Вы немножко невнимательны, — сказал Кримел. — Колеса велокатов сплошные, но это, конечно, не резина, иначе они, действительно, были бы неподъемными. Вы слышали когда-нибудь о сагызе?

— Каучуковой траве?! — удивился Билон. — Это она?

— Да. Сагыз в изобилии растет в наших степях. Это однолетнее травянистое растение с приметными желтыми цветами, похожее на осот. Правда, в высоту оно может достигать человеческого роста. Его стебель внутри полый, а внутри содержится сок, который, загустевая, превращается в пенистую вязкую массу. Кто-то из первых поселенцев заметил, что если высушить эту массу над пламенем костра, она становится легкой и упругой, ее можно резать острым ножом и придавать ей разную форму, а добавка некоторых веществ придает ей прочность и водонепроницаемость. С тех пор в нашем краю выращивается сагыз. Вы, вероятно, видели делянки на склонах балки, когда подъезжали к поселку. Естественно, сок собирают только несколько раз в год, его нельзя цедить каждый день, как это делают с тропическими деревьями-каучуконосами, но для наших нужд его вполне хватает.

— Интересно, — Билон с уважением потрогал широченное рубчатое колесо насыщенного темно-серого цвета. — Такое, действительно, невозможно проколоть. И проходимость, я думаю, великолепная.

— По крайней мере, по степи на велокате можно проехать практически везде, — кивнул Кримел. — Единственное, нужно уметь вовремя повернуть, чтобы не свалиться в овраг. У велоката нет тормозов, и остановить его можно, только перестав крутить диск. Конечно, ездить на нем нелегко, это требует силы. Сам по себе он довольно тяжел, хотя раму сейчас делают из труб, а не сплошного железа, как это было во времена моего детства. К тому же, на него всегда навьючивают много вещей. Сзади, видите, находится корзина для воды и продуктов, а на раму навешиваются спальный мешок, котелок, принадлежности для разжигания костра, лопата, оружие, наконец. Кстати, вы умеете стрелять?

— Вообще-то умею, — неуверенно сказал Билон. — В детстве выбивал в тире из воздушки по сорок-сорок пять очков из пятидесяти возможных. Пару раз приходилось стрелять из автоматической винтовки. Но из охотничьего ружья — никогда.

— Значит, будете учиться. У нас, как правило, не расстаются с оружием. Даже в наших местах, по местным меркам, плотно населенных, в степи можно наткнуться на хищника, а дичь по-прежнему служит важным дополнением к нашему столу. Порой нужно опасаться и недобрых людей. Полиция здесь лишь в Авайри, в глубинку она заглядывает, только если случается что-то экстраординарное, а так за порядком следит добровольная милиция. Вообще, в наших краях нужно уметь постоять за себя.

— Боюсь, я не слишком хорош в драке, — признался Билон.

— А причем здесь драка? Я же говорю, нужно просто уметь постоять за себя. Не быть слабаком и нытиком, пасующим перед трудностями. И не бояться ничего нового. Кстати, я бы посоветовал вам сейчас пройтись по поселку и обязательно заглянуть в трактир "Белый Клык", что на площади.

— Познакомиться со старожилами? — спросил Билон.

— Верно. Я вам говорил, мы довольно медленно принимаем к себе новых людей и внимательно приглядываемся к каждому новичку.

— И сколько нужно времени, чтобы перестать быть новичком? — поинтересовался Билон.

— Достаточно много. Мой отец приехал в Западный край, когда ему не было и двадцати пяти, и прожил здесь больше полувека. Однако его перестали считать новичком, только когда уже не осталось никого, кто помнил бы его приезд, а меня еще иногда называют сыном переселенца. Конечно, с учетом последних событий, все это начинает выглядеть как снобизм, но здешнее общество весьма консервативно. Надеюсь, вскоре ему придется измениться, но пока традиции у нас очень сильны. Так что, пройдитесь по улицам, покажитесь, загляните в трактир, поставите всем выпивку, ответите на пару вопросов — сделайте первый шаг к тому, чтобы перестать быть в наших краях заезжим чужаком, временщиком с материка.

— Могут возникнуть проблемы, — неохотно пробормотал Билон. — Я еще не успел как следует выучить свою легенду.

— Не думаю, что с этим будут какие-то трудности, — махнул рукой Кримел. — Никто не будет вас спрашивать о том, как выглядела главная площадь того городка, в котором вы, судя по вашим новым документам, получали образование, или как звали ваших тамошних учителей. По сути, от вас потребуется ответить только на один вопрос: почему вы приехали в Западный край? Не говорите всей правды, но и постарайтесь не темнить. Многие из нас появились здесь, потому что оказались не в ладах с законом там, на материке. Самое главное, чтобы вы были искренни.

— Постараюсь, — кивнул Билон. — Тогда, наверное, я пойду сейчас. Если я поднимусь в свою комнату, чтобы отдохнуть, наверное, мне потом не захочется никуда идти...

Голова висела на стене прямо над стойкой. Она незряче пялилась на посетителей яростными желтыми глазами-пуговицами и безмолвно шипела на них раскрытой пастью. Этот оскал встречал каждого посетителя трактира, и Майдер Билон от неожиданности даже вздрогнул. Плоская голова хищника была раза в два больше его собственной, а два молочно-белых клыка, изогнутых, словно ятаганы, были сантиметров по тридцать длиной.

— Сейчас такие крупные саблезубые встречаются редко, — сообщил Билону стоящий за стойкой кряжистый мужчина лет сорока пяти в кожаном фартуке, вязаном шерстяном свитере и старинных круглых очках с металлическими дужками. — Его убил мой прадед, здесь, на том самом месте, где стоит этот трактир.

— И поэтому он называется "Белый Клык"? — спросил Билон.

— Верно, — кивнул хозяин. — Вы новый газетчик с материка? Будете работать у Кримела?

— Да.

— Тогда подходите ближе, не стойте у входа, как бедный родственник.

— Спасибо, — Билон присел на высокий табурет у стойки и с интересом оглянулся по сторонам.

Зал с полутора десятками массивных столов из потемневшего от времени дерева терялся в полумраке. Под потолком из широких скрещенных балок висела люстра с несколькими тусклыми электролампочками, но их света хватало лишь на то, чтобы освещать стойку. В стенных нишах стояли несколько разномастных коптилок, однако горели только три из них, слегка рассеивая тьму вокруг столов, где на длинных лавках сидели около пятнадцати мужчин. Они вполголоса переговаривались между собой, из-за чего в трактире стоял постоянный легкий шум, что-то жевали и пили из больших глиняных кружек. Никто даже не повернул голову в сторону Билона, но он сам чувствовал, что его изучают внимательными и не слишком доброжелательными взглядами.

Пока к нему не проявляли видимого интереса, Билон начал разглядывать зал, который неплохо мог бы смотреться в каком-либо историческом фильме. Стены из кирпича, обмазанного белой глиной, были прикрыты тростниковыми циновками и лохматыми бизоньими шкурами. С потолочных балок свешивались связки сухих тыквочек. Между столами были во множестве прибиты бизоньи рога, очевидно, игравшие роль вешалок, а за спиной у трактирщика на двух крюках висело современное пятизарядное помповое ружье.

— Что будете пить? — голос трактирщика вернул Билона к действительности.

— А что у вас принято пить? — спросил в ответ Билон, стараясь держаться увереннее.

— У нас принято пить "Степную жемчужину", — наставительно сказал один из присутствующих, высокий пожилой человек в потертой кожаной куртке.

Он встал из-за своего стола и не спеша отправился к стойке. За ним, словно по команде, потянулись остальные. Билон попеременно переводил взгляд с одного лица на другое. Ни одного молодого, каждому, по крайней мере, не меньше пятидесяти, лица выдублены солнцем и ветрами, большие грубые руки, простая и строго функциональная одежда без изысков и нечто неуловимо общее в походке, выражении лица, манере держаться. В этой компании даже смуглый заморец с начавшей седеть черной короткой бородкой и в круглой расшитой бисером шапочке на голове смотрелся вполне к месту.

— Добрый вечер, — громко поздоровался со всеми Билон. — Я — Майдер Коллас, журналист. Буду работать в газете "Западный край". Вы разрешите мне вас угостить?

На стойке словно сами собой появились полтора десятка высоких стеклянных стаканов, наполненных доверху светло-коричневой жидкостью.

— Это наша "Степная жемчужина", — гордо пояснил самый старший, совершенно седой старик с морщинистым лицом. — Настойка на травах. На материке ее, небось, и не знают.

— Нет, — покачал головой Билон, осторожно поднимая полный до краев стакан, от которого пахло спиртом. — Ваше здоровье, господа!

Все взгляды были направлены на него, и Билон постарался выпить все одним духом и не пролив ни капли. Это было весьма сложным делом: "Степная жемчужина" была изрядно крепкой, а неведомые травы придавали ей странный насыщенный привкус. Удержавшись от того, чтобы прокашляться, и чувствуя подступающие к глазам слезы, Билон твердо поставил опустевший стакан на стойку и был вознагражден рядом одобрительных кивков. Люди вокруг степенно поднесли свои стопки к губам, а Билон тихонечко перевел дух. К счастью, в Зерманде он достаточно потренировался в поглощении крепких напитков, к тому же "Степная жемчужина" не шла ни в какое сравнение с зермандским пойлом, которое, похоже, настаивалось на креозоте и подавалось к столу в нагретом виде.

— Хорошо, — крякнул немолодой румяный здоровяк, смахивающий на раздобревшего на вольных хлебах беглого каторжника. — И надолго вы к нам, Майдер?

— Думаю, да, — у Билона уже начала кружиться голова, но мысли оставались ясными и четкими. — На востоке у меня не осталось ничего, о чем можно было бы жалеть.

— Так говорят многие, — без улыбки заметил стоящий несколько поодаль худощавый человек, выглядевший моложе большинства посетителей. Очки на носу придавали ему интеллигентный вид. — Однако потом часто оказывалось, что свою новую жизнь здесь они представляли несколько иначе. Вы не боитесь вернуться домой разочарованным?

— Мне не о чем жалеть и некуда возвращаться, — упрямо помотал головой Билон. — Я никак не представлял свою жизнь здесь, я хочу воспринимать ее такой, какой она есть. Многое здесь ново и незнакомо для меня, но я хочу, чтобы эта земля стала для меня своей. Там, откуда я уехал, я был мелким репортером в большой газете, обреченным всю жизнь бегать по городу с блокнотом и подлизываться к начальству. Здесь я хочу делать реальное дело и видеть его результаты!

Последние слова вырвались у Билона с удивившей его самого горячностью. Он уже не разбирал, излагает он свою легенду или выражает свои настоящие мысли. Если бы не пришельцы, внезапно промелькнуло у него голове, он и в самом деле был бы обречен на такую жизнь.

— Неплохо сказано, — услышал Билон чей-то голос, кажется, бородатого заморца. — За это можно выпить.

Перед Билоном снова появился наполненный до краев стакан, и надо было опять сосредоточить все усилия на том, чтобы поднять его, не пролив не капли, и выпить, не поморщившись.

— Сомлел, журналист? — кто-то протянул Билону узкую полоску вяленого мяса. — После второй можно и закусить.

— Слабые вы, молодежь, — укоризненно заметил седой старик, уже держащий в руках новую стопку. — А мы вот, выпивали, бывало, по бутылке на брата и шли на охоту. Не веришь?

— Охотно верю, — Билон чувствовал, что пьянеет, но по-прежнему держал себя в руках.

— Врешь! По глазам вижу, не веришь! А ну-ка, давайте сюда мое ружье! Вот, не сойти мне с места, я и сейчас попаду в тыкву на твоей голове!

— Темно здесь, — со скепсисом заметил кто-то.

— Так лампу засветите!

Старик залпом допил свой стакан и подхватил протянутую кем-то старинную, заряжающуюся с дула двустволку с кремневыми замками. При этом его изрядно качнуло.

Кто-то уже зажег лампу, бросившую пятно света на длинный простенок, несколько человек отвязывали от пучка сухих овощей небольшую плоскую тыквочку светло-оранжевого цвета, а Билон сидел на своем табурете, словно в трансе, и только вертел головой из стороны в сторону. Он не мог поверить, что эти солидные пожилые люди вдруг решили сыграть с ним столь злую шутку.

— Эй, Майдер, как тебя, — тихонько тронул его за рукав трактирщик. — Ты бы шел домой, а? Когда папаша Мунтри разыграется, с ним никто не сладит. Как есть, тебя сейчас под стенку поставят, мишенью. Тебе что, охота из-за чьей-то глупости жизнью рисковать?

— Что, отговариваешь? — присел на соседний табурет "интеллигент". — И в самом деле, возвратились бы вы домой, Майдер. Вы же культурный человек, зачем вам здесь бравировать? Папаше Мунтри далеко за семьдесят, рука уже не та, глаз не тот, еще, глядишь, залепит вам прямо между глаз. А откажетесь — подумают, что струсил, нравы здесь те еще... Вы молодой человек, образованный, нужно ли вам перед этими старыми пьяницами удаль свою показывать? Уходите, вас никто не осудит. А еще лучше, уезжайте обратно на материк, а не то сами здесь одичаете...

— Мне некуда уезжать, — Билон слез с табурета и нетвердыми шагами двинулся к ярко освещенному простенку, где его ждали люди. Вероятно, настоящий Майдер Коллас мог бы вернуться назад, но ему, Майдеру Билону, не было места на востоке, откуда он только что бежал...

Но неужели Кримел, отправляя его сюда, знал, что здесь произойдет? Эта мысль вызывала у Билона почти физическую боль.

Голова по-прежнему оставалась ясной, но Билон, словно извне, безразлично следил за тем, как ему кладут на голову легкую плоскую тыквочку. Ноги держали почему-то плохо, и Билон прислонился к холодной стене, покрытой, словно рябинами, отметинами от пуль. Это вызвало у него неприятные ассоциации с расстрелом.

Седой папаша Мунтри, стоя шагах в двадцати напротив Билона, медленно поднял к плечу двустволку. Черные провалы стволов притягивали к себе взгляд. Это были две миниатюрные бездны, в которых можно было легко утонуть.

Из правого ствола вдруг вырвался сноп пламени, и что-то хлопнуло у Билона над головой. Его качнуло, но Майдер удержался на ногах. С трудом, словно преодолевая что-то вязкое, он протянул руку и нащупал на голове целехонькую тыкву.

— Промазал...

Полутемный зал закружился вокруг Билона, но к нему уже спешили, помогли ему сесть за стол и протянули в руку большую кружку, из которой шел пар. Незнакомый горячий отвар был горьким на вкус и пахнул сеном, но хватив одним махом чуть ли не половину кружки, Билон понял, что приходит в себя.

— Промазал, — повторил он, глядя на папашу Мунтри, все еще держащего в руке ружье с дымящимся стволом.

— Ладно, признать годным, — ворчливо сказал вдруг старик, передавая ружье... появившемуся словно из ниоткуда Кримелу. — Из паренька выйдет толк, я вижу.

— Кримел, — позвал Билон. Он ощущал себя неожиданно трезвым. — Это была ваша идея?

— Я же говорил, что мы не так легко принимаем к себе новичков, — Кримел протянул Билону руку, помогая ему встать. — Считайте, первую проверку вы выдержали. Людям робкого десятка, как и излишне благоразумным, нечего делать в Западном краю. Вы не хотите выпить?

— Опять "Степной жемчужины"? — содрогнулся Билон.

— Я вынужден извиниться перед вами, Майдер, — рассмеялся трактирщик. — В настоящей "Степной жемчужине" алкоголя не больше, чем в пиве. Вам специально дали "особой смеси" с добавлением спирта, которую у нас приберегают для приезжих.

— Забористая была штука, — признался Билон. — Но почему-то сейчас я уже ничего не ощущаю.

— Все дело в отваре, который вы только что выпили, — пояснил "интеллигент". — В наших крах растет трава, которая содержит ферменты, расщепляющие алкоголь. Кстати, позвольте представиться. Райнен Эгерсон, учитель.

— А еще ботаник, зоолог и один из лучших внештатных авторов "Западного края", — с доброй усмешкой добавил Кримел. — Автор шести научных работ о природе степей и, наверно, лучший специалист в этой области в Гордане. Вопреки тому, что он иногда говорит, Райнен представляет собой разительный контраст к понятию "одичание".

— Не удивляйтесь, Майдер, — сказал румяный здоровяк, по-прежнему смахивающий на каторжника в санатории. — Для приезжих мы можем выглядеть компанией дикарей, но на самом деле мы бы недалеко ушли, если бы только возились на огородах и охотились на бизонов. Я — Арчан Тансо, заведующий здешней типографией. Наверное, мы с вами еще будем часто сталкиваться по работе.

У Билона снова закружилась голова. Папаша Мунтри и на самом деле в молодости был охотником, но сейчас он исполнял в Сухой Балке должность судьи. Бородатый заморец, как правильно предположил Билон, отец Тагин, был механиком и электриком. Пожилой мужчина в кожаной куртке, который первым подошел к Билону, как оказалось, совмещал функции почтальона, связиста и единственного сотрудника местного отделения "Переселенческого банка". Даже трактирщик в свободное от основной работы время писал маслом неплохие пейзажи, которые потом раздаривал своим постоянным клиентам.

Общаться с этими интересными, приятными и, без сомнения, культурными людьми было легко и хорошо. Билон даже не заметил, как время подошло к половине девятого, когда всем пришла пора расходиться по домам. Вечерний морозец ощутимо пощипывал за щеки, время от времени налетали порывы холодного ветра, но Билон все равно чувствовал себя в приподнятом настроении. Он, правда, еще не познакомился с младшим поколением жителей Сухой Балки, но предполагал, что с молодежью удастся найти общий язык так же легко, как и с отцами семейств. Западный край, поначалу незнакомый и неуютный, похоже, превращался для него в надежное пристанище.

Осталось только выяснить, будет ли он для него таким же надежным убежищем...

— ...Вы разочаровываете меня, Дуган, — Лерид Кирстен недовольно скрестил на груди руки. — Это прокол!

— Господин президент! — лицо стоявшего навытяжку Дугана Буремена пошло красными пятнами. — Я лично изучил все материалы расследования! Это была случайность, идиотское стечение обстоятельств! Никаких побегов больше не будет!

— Дело не в побеге, — ворчливо заметил Кирстен. — Нет такой тюрьмы, из которой нельзя было бы убежать. Меня интересует, почему этот Билон до сих пор на свободе?! Или вы ждете, когда описание его приключений появится в "Утренней звезде", которая по-прежнему выходит, несмотря на все обещания, в частности, и ваши?!

— Работа идет, господин президент! — огромный Буремен будто бы съежился. — В день побега его видели в Кармайле, это совершенно точно. Однако потом он как сквозь землю провалился! Мы продолжаем поиски, господин президент! Уверен, что со дня на день мы снова нападем на след!

— Прошла уже целая неделя, а вы все нападаете на след?!

— Но, господин президент! — Буремен стал еще меньше. — У моих людей не хватает некоторых специфических навыков, необходимых для организации поисков! Если бы вы разрешили более плотно привлечь полицию...

— В полиции полно сочувствующих Движению и вообще ненадежного элемента, и вы об этом знаете, Дуган!... Кстати, а что у вас сейчас делает этот бывший полицейский...?

— Штандарт-комиссар Прейн, господин президент? Он вчера отправлен на новое место работы, заместителем начальника управления ТЭГРА в дистрикте Авайри.

— Отзовите его, Дуган. В свое время Прейн оказал всем нам одну большую услугу, дадим ему еще один шанс. Он упустил этого Билона, пусть он теперь его и ловит! Дайте ему хорошо понять, что его будущее теперь целиком и полностью зависит от его усердия. Он должен получить все полномочия, о которых попросит, но если за три месяца результат опять будет нулевой, я законопачу его в такую дыру, по сравнению с которой Авайри покажется столицей мира!

— Понял, господин президент! Разрешите выполнять?!

— Идите. И (мягче) Дуган, я, в целом, полностью удовлетворен вашей деятельностью. Вы образцово выполняете работу, с которой вряд ли кто-либо справился бы лучше вас. Но, раз вы высоко подняли планку, ей надо соответствовать во всем. В последние недели мы шли от одного успеха к другому, и мне не хотелось бы, чтобы этот дурацкий побег прервал нашу цепь блистательных удач!

Глава 7. Мятеж не может кончиться удачей

Тихий мирный вечер был взорван как бомба.

— Стой! Убью, скотина! Держи его!

В кухне что-то с грохотом рушится, раскатываясь по полу, резко звенит тревожная сигнализация, а в барак врывается Бус, за которым с громким топотом несется главный повар Лилсо с поварешкой в руке.

— Ах ты, ворюга!

Бус спотыкается о табуретку, и громила повар, по росту и телосложению уступающий только Корку Корвейсу, с рычанием бросается на него.

Удар! Тяжелый черпак, на сантиметр разминувшись с головой Буса, врезается в пол и отлетает куда-то в сторону. Повар, потрясая кулачищами, рвется в бой, но на нем уже повисли несколько человек, вцепившись в него, словно охотничьи псы в матерого кабана. Другие оттаскивают в сторону трясущегося Буса. Звон сигнализации не прекращается, и это только усиливает суматоху.

— Скорее!

Драйден Эргемар, делая вид, что продолжает держать на месте упорно сопротивляющегося Лилсо, залезает в карман его фартука, вытаскивает спрятанные там предметы и, не глядя, передает их за спину. Там знают, что с ними делать. Разобранный на части миниатюрный арбалет и три стрелки из рук в руки быстро передаются нескольким людям, у кого есть металлические пряжки на ремнях, железные пуговицы и прочие предметы в одежде, способные сбить с толку металлоискатели.

— Хр-р-гр-р-ша!

В барак с ревом врываются трое ангахов. Огромные дубинки так и ходят ходуном в могучих руках. Кто нарушил порядок?! Кто посмел пронести металлический предмет через кордоны?!

Сейчас кого-то будут бить.

— В чем дело?!

Надоедливый звон, наконец, стихает. На пороге появляется взволнованный и встревоженный Эмьюлзе Даугекованне. Короткая команда на языке пришельцев, и ангахи, уже готовые крушить и низвергать всех без разбору, останавливаются. Грозные дубинки по-прежнему у них в руках, но теперь они опущены. Все трое гигантов чем-то напоминают бульдозеры на холостом ходу.

— Что происходит?! — повторяет вопрос Даугекованне. — Из-за чего сработала сигнализация?

— Вот! — кто-то поднимает с пола поварешку и протягивает Даугекованне. — Это всего лишь большая ложка...

— Это очень большая ложка, — бесцветно замечает Даугекованне. — Я буду вынужден сообщить об этом инциденте.

— Что поделать? Порядок требует, — разводит руками Дилер Даксель, поворачиваясь к Лилсо и Бусу, которые сидят на полу в окружении глядящих на них людей. — Так что у вас тут произошло?

— Этот скот, — тычет пальцем в Буса обозленный повар, — упер целую упаковку печенья! А когда я потребовал положить ее на место, начал дерзить!

Буса приподнимают и встряхивают. На пол падает хорошо всем знакомая упаковка печенья — сладких хрустящих хлебцев, любимого всеми лакомства, которое пришельцы выдают нечасто и понемногу. Обычно в паек оно входит только в чьи-то дни рождения, и при этом каждому достается всего по две-три штучки...

— Как дети малые, — укоризненно качает головой Даксель. — Бус, пять суток на канаву!

Канава — это на самом деле поросшая травой ложбина, по которой проходит канализационный коллектор. Его нужно очистить от многолетних наслоений жидкой вонючей грязи, выполоть вокруг траву и проложить вместо лопнувшей керамической новенькую пластиковую трубу. Канава справедливо считается здесь наказанием. Чтобы сберечь одежду и обувь, работать приходится почти голым на палящем солнце, а ежедневные нормы настолько велики, что на их выполнение едва хватает длинного местного дня.

— Теперь ты, Лилсо, — со вздохом продолжает Даксель. — И чего тебя дернуло хвататься за эту поварешку?!...

— Она самая тяжелая, — с готовностью объясняет Крагди, один из дружков Буса.

Эргемар про себя кивает. Крагди прав. Вся кухонная утварь выполнена из пластика или из специальной керамики, одна лишь поварешка представляет собой единственное исключение в этом царстве неметаллов. Естественно, что когда возникает желание треснуть кого-нибудь по башке, хватаешься, в первую очередь, за нее.

— Тяжелая, — с усмешкой повторяет Даксель. — Что же, с учетом всей тяжести содеянного, придется тебе, Лилсо, с недельку походить с нами на плантацию. Вместо тебя будет готовить Эрна.

— Хорошо, — ворчит Лилсо.

Он все еще сидит на полу, тяжело дыша и раздувая ноздри, словно буйвол. Для него такое взыскание должно было бы выглядеть обидным: в конце концов, он — профессиональный повар, до войны работавший в лучшем ресторане одного кейеранского городка. Однако Лилсо — один из немногих посвященных и хорошо знает, что, если повезет, у них не будет завтра никаких плантаций, а если не повезет, то и никакого завтра...

Даугекованне докладывает по браслету связи обстановку. Ангахи безучастно подпирают стены, руки с дубинками опущены, массивные навершия, способные с одного удара размозжить голову филиту, смотрят в пол. Однако Эргемар хорошо знает, что всего за один миг они способны превратиться из равнодушных изваяний в страшные и беспощадные машины убийства.

Напряжение в бараке растет. Лилсо тяжело встает с пола и пристраивается у одного из опорных столбов, делая вид, что удручен наказанием.

Впрочем, начнись схватка сейчас, у них не будет ни малейшего шанса.

— Все нормально, — успокаивающе произносит Даугекованне, закончив разговор с самим Икхимоу. — Ваши распоряжения утверждены.

Он говорит что-то ангахам, и те, недовольно ворча, покидают барак. Уходит и Даугекованне, забрав с собой злосчастную поварешку. Ему нужно вернуться в кухню, где он сегодня чинил вышедшую из строя микроволновую печь.

Даксель и Млиско довольно переглядываются. Но Эргемара точит червь сомнения. Все прошло слишком гладко! Пришельцы поверили их объяснениям и, вопреки собственным правилам, не стали даже устраивать всеобщий обыск!

Эргемар делает несколько глубоких вздохов, чтобы успокоить себя. Конечно, все это нервы. Жизнь под угрозой смертного приговора плохо влияет на душевное спокойствие. Все и сделано было так, чтобы у пришельцев не возникло никаких подозрений. Даже они, наверное, знают, что повар Лилсо вспыльчив, а приблатненный хулиган Бус нечист на руку и способен довести до белого каления кого угодно. Сигнализация срабатывает от проноса металла через портал, независимо от количества, да и время для акции было выбрано за двадцать минут до отбоя, с расчетом на то, что даже пришельцам будет лень устраивать обыск, на который уйдет не меньше часа.

И все же, всю долгую восьмичасовую ночь Эргемар почти не сомкнул глаз и забылся тревожным сном лишь перед рассветом.

— Пар-р-р-дъем! Пар-р-р-дъем! Гр-р-р-дха!

Эргемар от неожиданности едва не вылетел из своей спальной ячейки. Ему казалось, что он всего лишь на мгновение закрыл глаза, а вот, поди ж ты, уже утро. Может быть, последнее утро в его жизни.

Но пока все было как обычно. Огромный ангах проводил побудку, колотя своей дубинкой по стенкам ячеек и опорным столбам, а его напарник, то и дело открывая пасть в мощном зевке, торчал в проходе открытой двери во внутренние помещения.

Предупреждая удар дубинки по своей ячейке, Эргемар поспешно спустился на пол и старательно завозился, завязывая шнурки. Ангах скользнул по нему равнодушным взглядом и лениво поднял дубинку, намереваясь стукнуть по следующему столбу.

— Ты чего?!

— А ты чего?!

— Ты, грёбала убери, да!

Разжалованный повар Лилсо и канавокопатель Бус стояли друг напротив друга, готовые снова сцепиться. Бус уже успел толкнуть массивного повара в грудь обеими руками, а тот в ответ грозно засопел, сжимая и разжимая пудовые кулаки.

— Пр-рекр-р! Хр-ральт! Пр-р-рекр-р!

Ангах с размаху ударил дубинкой по загудевшему столбу, требуя немедленно прекратить начинающуюся драку. Его напарник в дверях подавил в зародыше очередной зевок и подобрался, готовый вмешаться.

В бараке стоял гвалт, почти заглушивший резкий щелчок спущенной пружины. Ангах, дежуривший у входа, вдруг коротко взвыл, схватился за лицо и с грохотом рухнул навзничь. Из его правого глаза торчал конец короткой толстой стрелки.

Второй ангах, услышав зов умирающего собрата, немедленно повернулся к нему, но в ту же секунду Эргемар, подпрыгнув, огрел его табуреткой по лысой башке. Легкая пластиковая мебель разлетелась вдребезги, не нанеся ангаху ни малейшего вреда. Но разъяренный гигант, вместо того чтобы поднять тревогу с помощью кнопки на поясе, с ревом развернулся навстречу новому противнику. Сразу три огромных дубинки взлетели к потолку, но тут раздался новый щелчок, и ангах, получивший в глаз арбалетную стрелку, завалился на спину, ломая своей тяжестью хрупкие табуретки. Огромная рука заскребла по полу, пытаясь дотянуться до пояса, но Корк Корвейс ногой отбросил ее в сторону, словно ядовитую змею.

На секунду в бараке наступила тишина.

— Это что — мятеж? — раздался чей-то испуганный голос.

— Внимание! — воскликнул Даксель, выбегая в середину помещения. — Мы получили точные сведения, что пришельцы собираются убить всех нас! Мы должны их опередить! Сохраняйте спокойствие! Тела спрятать в ячейках, занимайтесь своими обычными утренними делами! Не паниковать: утром на следящие камеры обычно никто не смотрит ― некогда и некому! Если нам не повезет, попытайтесь пробиться на плантации и в лес! Корк, остаешься за старшего! За мной!

Перепрыгнув через труп ангаха, Даксель бросился в проход, За ним, обгоняя его, заторопился Млиско с арбалетом, заряженным последней стрелкой. Чуть отставая, спешили Эргемар, Диль Адарис, Тухин и бывший баргандский офицер Горн. Их задачей было в случае необходимости прикрыть своими телами Эмьюлзе Даугекованне, пока тот будет взламывать дверь в центральный пост.

Гладкий темно-серый пол упруго толкался в ноги, помогая бежать. Все было как во сне, том самом его давнем сне, и Эргемар вдруг почувствовал тревогу. Их план удавался слишком хорошо, все проходило гладко и без малейшей зацепки. Удача была чересчур явно на их стороне.

"Мятеж не может кончиться удачей, — зазвенела вдруг в голове Эргемара строка из когда-то прочитанного двустишия. — Мятеж не может кончиться удачей..."

Однако капризная фортуна была по-прежнему с ними. Вбегая в просторный атриум, Эргемар увидел впереди беседующих о чем-то Даугекованне и Гроакха. На лице Сушеной Акулы впервые проявились эмоции — удивление, смешанное со страхом — да так и застыли неподвижной театральной маской. Млиско был меток, и пришелец, сложившись, как сломанная марионетка, без звука рухнул на пол.

Им все еще продолжало везти.

Млиско выхватил из кобуры Гроакха пистолет и уверенным движением повернул шпенек предохранителя в рабочее положение. В это время Даугекованне, на бегу доставая из кармана связку миниатюрных инструментов, бросился к двери, преграждавшей им путь на лестницу. Даксель и Горн побежали в разные стороны, готовясь занять сторожевые посты у проходов.

— И зачем так торопиться? — внезапно раздался механический голос автоматического переводчика.

Тяжелые клинкетные двери с металлическим лязгом захлопнулись, запирая путь в радиальные коридоры, а из Центрального поста на балюстраду вышел, довольно ухмыляясь, сам Икхимоу с раскрытым планшетом в одной руке и пистолетом в другой. Рядом с ним семенил подобострастно улыбающийся Дмууф.

— Бросьте пистолет! — приказал Икхимоу, держа на прицеле Млиско. — И ваш стреломет тоже! Любопытная штучка, потом обязательно осмотрю ее повнимательнее... А теперь встаньте рядком... вот здесь, на середине, чтобы я хорошо видел вас. Кто пошевельнется — получит иглу в лоб!

"Он говорит с нами вместо того чтобы сразу стрелять! — внезапно пронеслось в голове у Эргемара. — Значит, у нас еще не все потеряно! Если тянуть время достаточно долго, может быть, такой опытный головорез как Млиско сумеет углядеть для нас какой-нибудь шанс..."

— Откуда у вас переводчик? — громко спросил Эргемар, едва эта мысль успела у него толком сформироваться.

— Ах, это? — Икхимоу поставил открытый планшет на перила балюстрады. — Получил с вашей планеты, в одном комплекте с вами. Или вы думали, мы настолько наивны, чтобы оставлять вас без присмотра? Кстати, вы весьма облегчили мне жизнь, обсуждая свои проблемы именно на том языке, на который настроен мой аппарат.

— Значит, вы знали обо всем? — задал новый вопрос Эргемар.

— Конечно. Старый толстый Дмууф не умеет держать язык за зубами. А когда проспится, не помнит, что сказал и кому, — не так ли, Эми нга-Дауге? Или, как вас теперь нужно правильно называть, Э-миул-зе Дауге-кован-не? Вы были совершенно правы: голос крови и в самом деле сильнее всяких прочих уз. Только вот почему вы применяли этот принцип исключительно к себе?

— Но если вам было известно все заранее, почему вы не остановили нас раньше? — не сдавался Эргемар. — Ведь мы прикончили не только двух охранников, но и одного вашего соотечественника!

— А, ваш мятеж?! Признаться, вы этим лишь оказали мне небольшую услугу...

Прежде чем кто-либо успел пошевелиться, Икхимоу повернулся и дважды выстрелил в грудь Дмууфу. Толстый пришелец с застывшим выражением глубочайшего изумления на лице переломился в коленях и, словно мягкая кукла, покатился вниз по ступенькам спиральной лестницы.

— Бедняга Дмууф, — прозвучал из динамика равнодушный механический голос. — Он так боялся, что его ликвидируют... и, в общем, не зря. От вас не должно остаться никаких следов, и их не останется. Абсолютно никаких.

— И вы теперь в одиночку убьете нас всех?! — в груди Эргемара что-то неприятно ёкнуло.

— Зачем в одиночку? — кажется, даже удивился Икхимоу. — У меня есть помощники, очень хорошие помощники. И в настоящее время они крайне разозлены на всех вас. Да, между прочим, — он на секунду опустил взгляд на планшет — между прочим, они уже приступили к работе. Думаю, когда я через несколько минут решу избавиться от вас, вы будете последними.

— А вы не думаете, что последним будете именно вы?! — закричал Дилер Даксель. — Вам не кажется, что после того как вы заметете здесь следы, ваши хозяева займутся вами?! Вы ведь тоже след, да еще какой!

— Естественно, я об этом думал, — в ровном голосе автоматического переводчика послышалась насмешка. — И принял соответствующие меры. Я должен был ликвидировать вас не сегодня, а пять дней спустя, непосредственно перед прибытием грузового транспорта. Но я не буду ждать так долго. Все эти дни специальный автомат будет поддерживать связь с главной базой, словно я по-прежнему нахожусь в Центральном посту. А я, тем временем, использую по назначению небольшой одноместный катер, который спрятан в укромном местечке поблизости. Смею надеяться, о его существовании не знает даже мое непосредственное начальство, а пока оно будет разбираться, я уже давно покину планету. Как видите, я все предусмотрел.

— Отвлеките его хотя бы на две секунды, — уголком рта прошептал Млиско. — Хотя бы на секунду...

— А... — Эргемар открыл рот, да так и закрыл. Новый вопрос все никак не приходил на ум.

И тогда решился Диль Адарис. С громким криком он метнулся к лежащему шагах в семи-восьми пистолету Гроакха. Он даже успел схватить его. Раздалось несколько выстрелов, сухо щелкнувших как удары хлыста, Адарис, прокатившись несколько метров по гладкому полу, застыл без движения, но в ту же секунду Млиско резко выбросил правую руку вперед и вверх. Икхимоу схватился руками за лицо, выронил пистолет, с глухим бряцанием заскользивший по ступенькам, и повалился набок. Из его правого глаза торчал непонятный молочно белый предмет длиной около десяти сантиметров.

— Пластик там в мастерской был хороший, — сказал в пространство Млиско. — Не хуже металла. Я из него и выточил себе кинжальчик. Вот он и пригодился...

— Скорее, нельзя терять ни секунды! — Даксель потащил еще не совсем пришедшего в себя Даугекованне к двери, преграждавшей им путь на спиральную лестницу. — Открывай!

— Да-да, конечно, — у Даугекованне еще тряслись руки, и он несколько раз глубоко вздохнул, возвращая себе спокойствие.

Вынув из кармана пластиковую карточку, он вставил ее в прорезь на небольшой коробочке с кнопками, прикрепленной у косяка, и набрал короткую комбинацию... Снова набрал... Вытащил и засунул обратно карточку...Еще раз пробежался пальцами по кнопкам...

— Заблокирована с Центрального поста! — выдохнул Даугекованне. — Нужен планшет!

Все как по команде, включая Тухина и Горна, склонившихся над неподвижно лежащим Адарисом, посмотрели наверх. Планшет был там, на перилах балюстрады, куда поставил его Икхимоу, но чтобы добраться до него, нужно было пройти через дверь.

— Я сейчас! — Даугекованне начал скручивать крохотные винтики, которыми коробка крепилась к двери. Он волновался и спешил, и от этого отвертка постоянно соскальзывала.

Они не могут, не имеют права терять эти секунды — Эргемар с отчаянием огляделся по сторонам. Выше и ниже двери вместо перил лестницу огораживала гладкая непроницаемая стенка из прозрачного пластика, через которую нельзя было перелезть и за которую нельзя было ухватиться. Обычные поручни начинались только со второго марша, там, где у них над головами заканчивалась горизонтальная площадка, и лестница снова начинала виться по стенам огромного цилиндра.

И все же это был хоть какой-то шанс.

— Эстин, подсади! — выкрикнул Эргемар, подбегая к лестнице и протягивая руки, словно стараясь ухватиться за край площадки более чем в полутора метрах у него над головой.

Млиско, мгновенно поняв все, послушно присел, и Эргемар с помощью Тухина и Дакселя вскарабкался ему на плечи. Придерживаясь за стену, Млиско осторожно встал и сделал два медленных шага назад. Пальцы Эргемара скребли по нижней кромке лестничной площадки, но ему не хватало каких-то сантиметров, чтобы уцепиться за край.

— Держись, Драйден! — пропыхтел снизу Млиско.

Эргемар почувствовал, как кто-то цепляет его за ноги и слегка подталкивает его вверх. Рванувшись изо всех сил, он кончиками пальцев ухватился за край площадки, несколько невообразимо долгих секунд висел на грани падения, но все-таки удержался и начал медленно подтягивать себя вверх. Вскоре ему удалось зацепиться сначала коленом, а затем и всей ногой за край площадки, и, опираясь на нее, тяжело перевалиться через перила.

После всего этого хотелось только присесть на ступеньку и отдышаться, но Эргемар заставил себя сделать еще один бросок. Проклятая лестница все вилась и вилась по кругу, он совершенно выбился из сил и понял, что его путь подошел к концу, только когда чуть не споткнулся о неподвижное тело Дмууфа.

Толстый пришелец прокатился почти целый лестничный марш и лежал на ступеньках головой вниз, словно большая кукла. Прижавшись к поручню, чтобы не вляпаться в густо синие пятна крови, Эргемар поднялся на верхнюю галерею и остановился, тяжело дыша.

Икхимоу лежал на боку, запрокинув голову. Его левый глаз был закрыт, из правого, куда угодил кинжал Млиско, стекала на пол синяя струйка. Рядом валялся ненужный уже пистолет.

Несмело протянув руку, Эргемар поднял оружие. Главный пришелец вызывал невольный страх даже после смерти. Внезапно Эргемару показалось, что левый глаз Икхимоу мигнул. Прежде чем он успел осознать это, пистолет дважды подпрыгнул в его руке, и между глазами пришельца появилась дырка, из которой тут же толчком выплеснулась темно-синяя кровь. Вторая игла угодила в стенку прямо над головой Икхимоу, оставив после себя выбоину с неровными краями.

— Ты стрелял?! — закричал снизу Млиско. — Он был жив?!

— Теперь — уже точно нет!

Опомнившись, Эргемар подхватил с перил планшет и, торопясь и перескакивая по две-три ступеньки, побежал вниз. Последних полмарша он преодолел мощным прыжком, едва не подвернул ногу.

Скинув планшет на руки Даугекованне, Эргемар рывком перебросил свое тело через перила. После прыжка с трехметровой высоты он не удержался на ногах, но тут же был подхвачен Млиско.

— Держи, — Эргемар протянул ему оружие. — Тебе нужнее.

— У меня уже есть, — Млиско тряхнул пистолетом Гроакха. — Дай лучше Горну!

Баргандский офицер все еще сидел на корточках над телом Адариса.

— Он жив? — жадно спросил Эргемар со странной смесью обреченности и надежды.

Горн печально покачал головой.

— Наповал. Ты не знаешь, что он кричал перед тем, как...

— Спаси меня, Бог, — невнятно ответил Даксель, напряженно следивший за действиями Даугекованне. — Диль верил, что если попросить Единого о помощи, он спасет...

Слова Дакселя заглушил металлический лязг. Тяжелые двери, преграждавшие им путь в радиальные коридоры, разошлись в стороны. Опережая всех остальных, в открытый проем бросились Млиско и Горн, за ними поспевали Даугекованне с планшетом и Тухин, зарядивший арбалет стрелой, извлеченной из тела Гроакха.

Сколько времени мы потеряли! — пронеслась в голове Эргемара страшная мысль. Пока они отвлекали Икхимоу, доставали планшет и возились с открыванием дверей, прошло, по меньшей мере, пять-семь минут — достаточно для четверых беспощадных убийц, чтобы расправиться с толпой безоружных! "Мятеж не может кончиться удачей!" — снова вспомнилась Эргемару строчка из давнего двустишия. Они одержали победу над пришельцами, но чего она стоит, если они проиграли незримый бой со стрелками часов?...

Но, подбегая к двери в барак, Эргемар с облегчением понял, что они все же не опоздали. Изнутри доносился истошный визг, и так кричать могла только госпожа Бэнцик — скандалистка, спорщица и истеричка, впервые показавшая свой норов еще в первые сутки на корабле пришельцев, когда она вздумала защищать Буса, пытавшегося украсть упаковку с пайками. Обычно Эргемар ее терпеть не мог, но сейчас, слыша ее голос, почувствовал только огромное облегчение.

Даугекованне на секунду склонился над планшетом, и широкая дверь с легким скрипом отошла в сторону. Оттуда сразу же хлынули яркие краски, движения и громкие звуки, среди которых выделялось ритмичное хэканье.

Первым, кого увидел Эргемар, был огромный ангах, избивавший Корка Корвейса. Мощные руки с зажатыми в них дубинками, словно четыре огромных цепа, мерно поднимались и опускались, обрушивая удар за ударом на распластавшееся на полу неподвижное окровавленное тело. Казалось, озверевший ангах хочет вбить то, что осталось от чинета, прямо в бетонный пол.

Трое остальных ангахов, не торопясь, наступали на толпу филитов, сгрудившихся у входа в кухонное помещение. В руках гигантов были уже не дубинки, а почти метровой длины широченные тесаки и огромные багры с узкими гранеными остриями и страхолюдными мясницкими крюками, покрытыми кровью. Пол барака был усеян обломками пластиковой мебели, среди которой лежали, увы, и несколько мертвых тел.

Вся эта картина изменилась в мгновение ока. Захлопали пистолеты в руках Млиско и Горна, и ангах с дубинками в руках вдруг, взревев, повалился навзничь, пятная все вокруг кровью из многочисленных ран. Троица с тесаками на секунду замерла, а затем один из них бросился бежать к полуоткрытой двери, ведущей наружу, а двое, отбросив в сторону багры и размахивая клинками, ринулись прямо на толпу безоружных филитов. Навстречу ангахам метнулся Димо Роконан, размахивая обломком табуретки, и тут же рухнул с раскроенной головой, но он выиграл для всех полторы секунды, которых хватило стрелкам, чтобы поразить новые цели. Оба ангаха, получив по несколько разрывных игл в спину, растянулись на окровавленном полу, так и не успев начать бойню.

Тухин выстрелил в последнего ангаха из арбалета, но стрелка, угодившая гиганту в одну из рук, не затормозила и не замедлила его. Прежде чем кто-то успел что-либо сделать, он исчез за дверью, захлопнув ее за собой.

— За ним! — рванулся вперед Горн.

— Не уйдет! — растянул губы в оскале Даугекованне. — Я заблокировал там все двери. Теперь он пойман.

Все к тому времени высыпали из кухни, радуясь спасению и ужасаясь от вида убитых. Но дело было еще не закончено. Млиско и Горн с пистолетами наготове заняли позиции у запертой двери, за которой скрывался последний враг. Все замерли, только из дальнего угла доносились чьи-то негромкие всхлипы.

Горн рывком рванул дверь на себя, но в открытый проем, опережая Млиско, вдруг кинулся маленький хенанец. Сверху на него обрушилась стальная молния, разрубившая его буквально напополам, но и ангаху удалось пережить своего противника ровно на полсекунды. Прошитый чуть ли не десятком игл, великан с ревом обрушился на пол, содрогнувшийся от удара.

Не прекращая стрельбы, Млиско ворвался в помещение тамбура и тут же с облегчением опустил пистолет. Все кончилось, и можно было собирать трофеи и считать потери.

Победа обошлась им дорогой ценой. Погибло пятнадцать человек, и потеря каждого из них казалась невосполнимой. В самом начале схватки была убита Добра Сланско, заслонившая собой Тихи. Был выдернут из толпы багром и зарублен врач Рагон. Ради нескольких решающих мгновений пожертвовал собой Димо Роконан. Принял на себя удар, предназначавшийся для Млиско, маленький незаметный застенчивый хенанец, чьи успехи в изучении иностранных языков так и не продвинулись дальше нескольких баргандских слов, и имя которого так никто толком и не успел запомнить...

Тело Корка Корвейса представляло собой сплошное кровавое месиво, относительно неповрежденными были только ноги и голова.

— Мы остались живы благодаря ему, — рассказывала Эргемару Хеннауэрте Ленневере; глаза ее были сухими и колючими. — Они ворвались к нам со стороны двора, сразу же зарубили несколько человек, а остальных оттеснили в кухню и стали своими баграми выхватывать одного за другим. Тогда Корк прорвался вперед, откинул в сторону багры и вызвал одного из них на бой. С голыми руками он продержался против вооруженного дубинками ангаха больше пяти минут. Он швырял в него табуретками, пытался отразить с их помощью удары, но в конце концов ангах сбил его с ног и стал избивать. Все это время остальные трое просто смотрели, не трогали нас. Если бы не Корк, вы бы, наверное, не успели...

— А если бы не Диль Адарис, мы бы погибли все, — кивнул Эргемар. — В решающую секунду он отвлек на себя внимание пришельца... ценой своей жизни. Возможно, он наделся, что бог спасет его, но на самом деле это Диль спас всех нас... Но как нам теперь будет не хватать его, его и Рагона... Без них мы как самолет, потерявший половину крыла...

К счастью, раненых было немного — всего семь человек, и тяжелее всех — Бус, которому ангах отрубил кисть правой руки. У Карвена была глубокая рваная рана в правом боку, где его пробороздил крюк.

Их единственного врача не было в живых, и ранеными занялась Эрна Канну — высокая рыжеволосая гранидка, два года провоевавшая фронтовой санитаркой. Ей помогал Эстин Млиско, за время своей военной службы в рядах коммандос и карьеры наемного солдата научившийся оказанию первой помощи. Вдвоем они обработали раны и покрыли их заживляющим гелем из аптечки. Больше они сделать ничего не могли. В одном из помещений базы Эргемар видел регенерационный аппарат, точно такой же как тот, на котором ему вылечили ногу, но как он работает, не знал даже Даугекованне, а разбираться с подробной инструкцией не было времени.

Им некогда было даже скорбеть по погибшим. Каждый час задержки сокращал их резерв времени перед неизбежной погоней. И пока одна группа раскладывала посреди хозяйственного дворика погребальный костер, другая, во главе с Даугекованне, обшаривала базу в поисках вещей, которые могли бы пригодиться им во время похода.

Проще всего было с оружием. База была, по сути, маленькой крепостью, и с помощью запасов, хранившихся в арсенале, ее можно было оборонять от целой армии. Там были шесть игольных пистолетов, аналогичных тем, что достались им в наследство от Икхимоу и Гроакха, двенадцать автоматических иглометов с магазинами на сто сорок четыре патрона и одно штурмовое ружье, названное потрясенным Млиско мечтой десантника на вражеской территории.

Это и в самом деле было настоящее произведение оружейного искусства. Изготовленное из пластика и легких сплавов, ружье в полностью снаряженном состоянии весило не более трех килограммов. Оно имело удобный складной приклад, специальный прицел не известной им конструкции, позволяющий вести снайперский огонь на расстоянии до километра (они не знали слова "лазер", а у Даугекованне не хватило ни слов, ни знаний), и подствольный гранатомет с магазином из шести гранат осколочного, фугасного или шокового действия. Снизу и по бокам ствольной коробки находились сразу три патронника, позволяющие вести одиночный и автоматический огонь тремя типами боеприпасов: обычными иглами, пулями повышенной мощности (разрывными, бронебойными и зажигательными) и капсулами, предназначенными для настильной стрельбы. Точно над целью капсула лопалась, усеивая все вокруг миниатюрными разрывными стрелками.

Наконец, поверх ствола можно было устанавливать метатель, выстреливавший на расстояние до пятидесяти метров тонкий металлический трос с кошкой или гарпуном на конце. Даугекованне, который за время своего пребывания на базе Дальней разведки не раз видел штурмовое ружье в действии и даже имел возможность познакомиться с ним поближе, рассказывал, что солдаты Звездной Гвардии передвигаются по этим тросам с помощью специальных захватов, в мгновение ока взбираясь на отвесные стены и преодолевая реки и расщелины.

Кроме стрелкового оружия, в арсенале нашлись четыре прибора ночного видения, огромное количество разнообразных боеприпасов, ящик самонаводящихся сенсорных мин, срабатывавших при появлении цели в радиусе тридцати метров, и ящик компактных, но мощных взрыв-пакетов с таймерами и взрывателями ударного действия. Все эти тонкости Даугекованне были известны лишь по описаниям, но оба ящика, тем не менее, добавили в общую кучу.

Остаток места в бункере для хранения оружия занимали переносные зенитно-ракетные комплексы — шесть ракет в тонких полутораметровых цилиндрических контейнерах и два пусковых механизма к ним со съемными лазерными прицелами и решетками антенн. О том, как с ними обращаться, не знал никто, но Млиско решил на всякий случай захватить их с собой. По крайней мере, с ними они могли чувствовать себя не совсем беззащитными против атаки с воздуха.

На базе нашлось довольно много инвентаря для ухода за плантациями и выполнения хозяйственных работ: лопаты, мотыги, секаторы, топорики на длинных ручках, несколько бритвенно-острых мачете с полуметровыми клинками, даже два плазменных резака, за несколько секунд перерубающих опорный столб маскировочного навеса. Необычайно ценной для них была и портативная швейная машинка, найденная — подумать только — в комнате Гроакха.

Значительно хуже обстояли дела с продовольствием и совсем плохо — с водой. Запасов круп, бобов, консервов и прочих продуктов семи десяткам человек хватило бы при экономном использовании не более чем на три недели, несколько ящиков со стандартными пайками позволили бы им протянуть еще несколько дней, а дальше необходимо было переходить на местные ресурсы. Воду база получала с подземного источника, а резерв хранился в больших цистернах, поэтому взять с собой они могли только то, что поместилось бы в их фляжках. Правда, на продовольственном складе отыскались с полсотни пластиковых колб с низкосортным спиртным напитком. Большую часть их безжалостно опорожнили, чтобы использовать освободившиеся бутылки под воду, и только несколько штук взяли с собой в качестве согревающего средства.

Конечно, они могли пополнять свои запасы из ручьев и речек, попадающихся у них на пути, но никто не знал, как может подействовать на них вода чужой планеты. Эргемар дорого бы дал за то, чтобы у них были обеззараживающие таблетки, подобные тем, что они использовали в Зерманде, однако у пришельцев таких не водилось. Вода на базе очищалась стационарными фильтрами, и нужды в чем-либо ином не было.

Единственное, что им оставалось, это употреблять воду только в кипяченом виде... если ее было, в чем кипятить. В их распоряжении не было ни чайников, ни котелков, ни кастрюль, пригодных для приготовления пищи на костре, не говоря уже о таких вещах, как палатки или надувные лодки. К счастью, консервированные бобы поступали к ним в громадных пятикилограммовых жестянках, из которых с помощью шила и проволоки можно было изготовить неплохие ведра.

Решить проблему с ночлегом и защитой от дождя предполагалось с помощью постельного белья, которое было изготовлено не из материи, а из мягкого ворсистого пластика, целлофановых мешков из-под каких-то удобрений и маскировочной ткани. Хотя она и состояла из множества скрепленных между собой лоскутков, сложенная в несколько слоев, она почти не пропускала влагу и неплохо держала тепло. Кроме того, ей можно было воспользоваться и по прямому назначению. Два огромных рулона, нашедшихся на складе инвентаря, были разрезаны на куски примерно пятиметровой длины.

Ближе к полудню все на время оставили свои занятия для небольшой церемонии прощания с погибшими. В хозяйственном дворике собрались все семьдесят три человека, включая раненых. Пятнадцать тел в саванах из пропитанной спиртом бумаги лежали в два ряда, обложенные связками наспех нарубленных веток кустов сугси и обрывками картонных ящиков. В ногах каждого тела был установлен крохотный флажок цветов их родных стран.

— Наверное, эти флаги здесь излишни, — медленно и через силу проговорил Дилер Даксель, обращаясь ко всем собравшимся. — Здесь все мы — люди с планеты Филлина, от которой нас сейчас отделяют бесчисленные километры межзвездной пустоты. Я не знаю, имеют ли наши боги какую-то силу в чужом мире, но я хочу верить, что души всех этих людей, погибших сегодня во имя нашей свободы, найдут правильную дорогу! А нам всем нужно обязательно выжить и вернуться, чтобы их смерть не была напрасной! Покойтесь с миром, братья и сестры. Пусть Единый и Добрый Бог возьмут вас под свою руку...

У Эргемара в горле стоял комок. Эти слова должен был произнести Диль Адарис, но он сейчас лежал вместе с остальными на ложе из хвороста. Хеннауэрте Ленневере, переведя слова Дакселя на картайский и чинетский, склонилась и щелкнула зажигалкой. Пламя медленно разгоралось, неохотно облизывая все еще сочащиеся соком ветви, а затем внезапно вспыхнуло ярким дымным огнем. В воздухе затанцевали яркие искры, поднявшийся ветер разметывал легкие черные хлопья...

Когда костер догорел до конца, каждый взял себе по щепотке пепла. Тот, кто останется в живых и вернется, развеет его над родной планетой, чтобы и погибшие в чужом мире тоже смогли возвратиться домой... После этого люди продолжили сборы: каждый час был важен, и нужно было спешить.

Солнце прошло по небу планеты Тэкэрэо две трети своего дневного пути, когда они, наконец, выступили в путь. Одноместный катер Икхимоу искать, понятное дело, никто не стал, а вот три найденные на базе гравитележки очень сильно им пригодились. Это были длинные узкие платформы с сиденьем для водителя впереди и прямоугольным низким кузовом, парящие, примерно, в метре над землей. Эргемару они больше всего напоминали автокары, какими пользуются на вокзалах и в аэропортах, только вместо колес у них были полукруглые широкие выступы, слегка выходящие за край платформы. Ширина тележки была немногим более метра, что было для них очень удобно, так как позволяло двигаться по девственному лесу.

О принципах действия гравитационного двигателя Даугекованне имел самое приблизительное представление, хотя и умел устранять простейшие поломки. Как и вся техника пришельцев, тележки работали на энергопатронах — небольших серых цилиндриках длиной чуть больше десяти сантиметров и толщиной в большой палец руки. Судя по всему, энергопатроны представляли собой очень мощные аккумуляторы — так, плазменный резак на одном патроне мог работать целый час без перерыва, штурмовое ружье при интенсивном использовании требовало перезарядки раз в несколько месяцев, а небольшие приборы вроде сенсоров, переносных фонарей или пультов могли обходиться без смены питания годами...

Тележкам требовалась целая батарея из двенадцати энергопатронов, которой хватало, приблизительно, на одни местные сутки непрерывного движения. Перезарядить же их, по словам Даугекованне, можно было только в специальных установках на электростанциях. К счастью, на базе такой установки не было, и склады ее были полны неиспользованных патронов. Кроме того, чтобы растянуть их запасы подольше, Даугекованне уменьшил до предела мощность двигателя каждой тележки. Теперь они могли только неподвижно висеть в воздухе, а специально выделенные люди тянули их за собой на веревке, как воздушные шарики.

Две платформы из трех занимали раненые — Карвен и шуанец Жеран Зибеляйт, которому крюк от багра глубоко пробороздил ногу. Третья платформа была нагружена ящиками с боеприпасами, энергопатронами, снаряжением и продовольствием. Там же находилось и их "секретное оружие" — пластиковые пакеты с фиолетовым порошком. По словам Даугекованне, взятый ими сугси стоил достаточно, чтобы скупить на корню весь персонал небольшого космодрома.

Длинная колонна тяжело нагруженных людей растянулась по плантации на добрую сотню метров. Одни несли оружие, другие — свертки маскировочной ткани, третьи помогали идти раненым. Рюкзаков не было почти ни у кого, поэтому для переноски вещей большинство использовали корзины, в которые раньше собирались листья. В ходе поисков была собрана вся материя, которую удалось найти на базе, и конфискована одежда у пришельцев, а чехлы из кожзаменителя были разрезаны на ремни, но наверняка должно было пройти несколько дней, прежде чем они с помощью единственной швейной машинки смогут изготовить себе что-то более-менее подходящее. Сейчас на эти вещи, как и на многие другие, не было времени.

Проволочная сетка, окружавшая плантацию, с шуршанием разошлась в стороны, и филиты, один за другим, ступили под сень незнакомого чужого леса. Перед тем, как сделать шаг наружу, Эргемар в последний раз оглянулся. За длинными рядами кустов и навесами из маскировочной ткани уже не было видно базы, где прошло больше двух месяцев их жизни и где лишь пепел остался от тел пятнадцати их погибших товарищей. Теперь там были только три мертвых пришельца и шесть ангахов — их хоронить не стали и оставили там, где их настигла смерть.

Проходя мимо, Эргемар украдкой пощупал широкий пальчатый лист местного кустарника — он был слегка шершавым и теплым. Долгие дни неволи он мог лишь мечтать об этом, а теперь его сны стали явью. Темные кроны деревьев сомкнулись у него над головой, ноги ступали по мягкому ковру из миллионов опавших широких хвоинок и мелких сухих веточек, откуда-то издалека доносились странные отрывистые звуки, похожие на кваканье лягушек.

Громкий скрежещущий крик откуда-то сверху заставил всех замереть. Люди застыли на месте, сжимая оружие. Однако лес снова погрузился в тишину, нарушаемую лишь шорохом хвоинок, и колонна двинулась дальше, с трудом находя себе путь среди густого подлеска и множества высоких прямых стволов.

— Чего притихли? — послышался рядом бодрый голос Дилера Дакселя. — Не бойтесь этого леса, пусть сам он поостережется нас! Главное — мы вырвались! Мы свободны! Наше восстание победило! Ура!

Все с удовольствием ответили Дакселю радостным воплем, от которого по всему лесу пошло гулять звонкое веселое эхо. А Эргемар снова вспомнил полюбившееся ему двустишие, теперь уже обе строчки разом.

Мятеж не может кончиться удачей,

В противном случае, его зовут иначе.

Глава 8. Операция "C Новым годом"

Каждый двенадцатый день на базе "Восток" — выходной. В такие дни можно отдохнуть после тяжких трудов, отоспаться, навестить земляков, посетить барак одиннадцатой, женской, бригады, поиграть на расчерченной на полу доске картонными фигурами в битву или шашки или же, наконец, провести время в сладком ничегонеделании.

Для Кена Собеско и Гредера Арнинга выходной еще представлял возможность без помех обсудить наиболее животрепещущие темы. Поэтому сразу же после обеда они уединились в тихом неприметном месте возле торцевой стены барака.

Однако сегодня обсуждать им было нечего. Со времени памятного разговора с Куоти прошло уже две недели, но за это время они ни на шаг не продвинулись в решении своей главной задачи — организации побега. Ограда зоны для пленных была теперь, помимо камер, оснащена биодатчиками и еще какой-то хитрой сигнализацией, и заблокировать сразу все следящие системы не представлялось возможным. Днем же, во время работ, бежать можно было только с прямого попустительства Куоти, а этот вариант Собеско отклонил с самого начала. Не то, чтобы он не хотел подводить помогающего им пришельца; просто он не был уверен, что тот пойдет ради филитов на такое самопожертвование.

Все же прочие возможности были уже давно рассмотрены и отвергнуты как невероятные или слишком рискованные, а новых мыслей у них уже давно не появлялось. Поэтому Собеско и Арнинг просто сидели на молодой зеленой травке, наслаждаясь теплым весенним днем, и с удовольствием подставляли лица приятно греющему солнцу.

Здесь их и нашел посыльный.

— Привет, — поздоровался он с Собеско. — Вас к себе кум вызывает. Обоих.

— Срочно? — лениво поинтересовался Собеско, по-прежнему сидя на земле.

— У него все срочно.

— Ну, ладно, — Собеско не спеша поднялся сам и протянул руку Арнингу. — Тогда пошли.

Выходной — это не только время отдыха. Это еще и любимый день для проведения профилактических бесед с заместителем начальника лагеря по режиму или, по-местному, кумом. Как уже хорошо знали Собеско и Арнинг, ближайшие три-четыре квинты, а то и целый час им теперь придется провести, отвечая на разные хитрые вопросы, среди которых половина наверняка будет с двойным, а то и тройным дном, рассказывать о положении дел в бригаде, стараясь между делом не сказать ничего лишнего, и заверять немолодого подозрительного эсбиста в своей полной лояльности и готовности помочь.

Однако в маленьком бараке на окраине лагеря, уже давно получившем прозвище "хитрый домик", их ждал не кум. Зайдя внутрь, они увидели за стеклянной перегородкой не кого-нибудь, а самого начальника планетной Службы Безопасности.

— О, вот и наши герои труда из седьмой бригады, — встретил их эсбист довольной улыбкой. — Заходите, заходите!

Собеско насторожился. Начальник планетной СБ и так смертельно опасен, любезно улыбающийся же начальник опасен вдвойне. Какую пакость он задумал? Не об этом ли предупреждал их Куоти?

— Миида ахтантагаи, гзури и хсиу седьмой бригады... — сухо и по деловому начал докладывать Собеско, но был остановлен вальяжным взмахом руки.

— Достаточно. Я же сказал, заходите сюда.

Дверца в стеклянной перегородке, разделявшей хитрый домик на две части, отошла в сторону, и оттуда повеяло приятным теплом и легким ароматом, похожим на цветочный. Еще более насторожившись, Собеско и Арнинг переступили через порог. Похоже, они первыми удостоились чести побывать на "господской" половине, и за эту привилегию явно надо было чем-то расплачиваться.

— Снимайте ошейники! — распорядился между тем пришелец.

— Вообще-то, нам не положено, — осторожно напомнил Арнинг.

— Это я решаю, что вам положено, а что — нет! Снимайте!

Подчиняясь окрику эсбиста, Собеско и Арнинг расстегнули свои ошейники и осторожно положили их на столик перед перегородкой. Пришелец невозмутимо сложил их и засунул в карман.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно произнес он, распахивая входную дверь. — Прошу.

Прямо перед хитрым домиком был припаркован небольшой гравикатер величиной с легковой автомобиль. Его стеклянный колпак был тонированным, и даже вблизи не было видно, есть ли кто-либо внутри или нет.

— Смелее, — эсбист распахнул перед ними дверцу, похожую на автомобильную. — Залезайте внутрь.

У Собеско перехватило дух. Его очень интересовали летающие катера пришельцев. Однажды он попробовал расспросить о них Куоти, но у автомата-переводчика не хватило слов, а у них с Арнингом — знаний. Из этой беседы они смогли вынести только основные приемы управления гравикатером и заверения Куоти, что водить его очень легко.

Собеско даже почти не обратил внимания на то, что эсбист приковал его и Арнинга наручниками, вделанными в дверцы, и пристегнул широкими ремнями. Впереди и наискосок от него находилось место пилота, и Собеско следил за действиями пришельца во все глаза, стараясь не упустить ни одной мелочи.

Усевшись на пилотское кресло, эсбист любезно поинтересовался, не жмут ли им ремни, получил ответ Арнинга, что все в порядке, и достал из нагрудного кармана небольшую пластиковую карточку, которую вставил в прорезь под большим экраном посреди пульта.

"Что-то вроде ключа", — с разочарованием понял Собеско. Один из их планов, предусматривавший угон гравикатера, похоже, приказал долго жить, однако Собеско не отчаивался. Может быть, наблюдение за пришельцем поможет ему придумать другой.

Тем временем, эсбист включил большой тумблер справа от экрана. Пульт управления сразу ожил, загорелись шкалы на незнакомых приборах в левой его части, а на самом экране медленно проявилось изображение карты, в центре которой замигала яркая точка.

"Очень удобно", — оценил Собеско. На карте был виден их лагерь с прямоугольниками бараков, немного выше были показаны строения базы и большой квадрат посадочной площадки; заштрихованные зеленым полоски со схематичными изображениями деревьев, очевидно, обозначали сады и лесопосадки. Особенно поразило Собеско то, что карта выглядела трехмерной. Присмотревшись, на ней можно было увидеть пригорки и впадины, а холмы у нижнего края карты были тонированы по линиям горизонталей.

Карта окружающей местности была крайне важна, но Собеско с усилием отвел от нее взгляд. Он едва не пропустил момент, когда пришелец, протянув руку, повернул вправо большой черный переключатель рядом с тумблером "зажигания". Катер слегка вздрогнул и словно подпрыгнул, приподнявшись, примерно, на метр над землей. Тогда пришелец повернул переключатель еще на одно деление, и на одной из шкал на пульте скакнула в сторону стрелка. Откуда-то снизу послышалось тихое мягкое урчание.

Откинувшись на спинку своего кресла, эсбист взялся за два небольших джойстика, торчащих посреди пульта, прямо перед экраном, и слегка наклонил их вперед. Катер тут же пришел в движение, рванувшись вперед и вверх. Ускорения при этом почти не чувствовалось, из-за чего полет казался не совсем настоящим. Тем не менее, они быстро поднимались, за считанные секунды достигнув высоты порядка пятисот метров. После этого пришелец выровнял машину, перейдя в горизонтальный полет.

Как рассказывал Куоти, левый джойстик определял высоту полета, правый — скорость и направление. Машина была, очевидно, очень чувствительной, руки эсбиста на управляющих рукоятках лежали почти неподвижно, и Собеско подумал, что с непривычки вести катер, наверное, нелегко. Мысленно поставив себя на место пилота, он решил, что самым сложным для него поначалу будет определение правильных усилий, необходимых для изменения направления или высоты.

Убедившись, что катер идет правильным курсом, эсбист спокойно оставил оба джойстика в среднем положении и занялся переключателями, находящимися слева от экрана. После щелчка самого нижнего из них на экране вместо схематичной карты окрестностей возникло изображение длинной береговой линии и гряды островков. Следующий щелчок снова уменьшил масштаб — островки стали похожи на бусины, нанизанные на ниточку, а у нижнего края экрана появились северные отроги гор Гармо, еще один — и компьютер услужливо предоставил карту всего северо-восточного Заморья, прихватив большой кусок Великой Пустыни и южное побережье Приморья. Яркая точка в центре экрана, по-видимому, все равно должна была изображать катер, и Собеско, вспомнив уроки географии, наконец, впервые смог определиться, где находится база пришельцев. Если он не ошибался, она должна была располагаться в Венселанде, недалеко от фидбаллорской границы.

Очевидно, получившееся изображение чем-то не устраивало эсбиста и, перебросив второй снизу тумблер в верхнее положение, он начал вращать ладонью маленький черный шарик, закрепленный в гнезде у левого нижнего угла экрана. Изображение дрогнуло, карта на экране начала ползти на север, потом на запад, у правого края появились несколько красноватых точек, а в самом вверху, где-то в районе чинетско-архойской границы, загорелся желто-оранжевый огонек. Еще одна база?!

На этом пришелец, видимо, успокоился. Перебросив обратно тумблер, он с помощью переключателя вернул карту в прежнее состояние и снова взялся за джойстики. Катер слегка клюнул носом и пошел на снижение. Собеско уже видел, что он держит курс на один из маленьких островков невдалеке от берега.

Впереди появилось море, покрытое морщинами волн. На экране вдруг вспыхнула и тут же пропала ярко-белая пунктирная линия, пересекшая карту правильной дугой. На секунду скосив глаза вниз, Собеско заметил под ними ниточку ограды, протянувшуюся вдоль широкой полосы прибрежных дюн — очевидно, тот самый периметр безопасности, о котором рассказывал им Куоти.

Островок — голая песчаная коса, поросшая редкой жесткой травой, — вырастал на глазах. Пришелец, потянув оба джойстика на себя, гасил высоту и скорость. Над самой целью катер неподвижно застыл в воздухе метрах в пяти от земли, но это место чем-то не понравилось эсбисту и, тронув правый джойстик, он отвел машину немного в сторону и только затем посадил, повернув обратно переключатель рядом с тумблером "зажигания" сначала на одно, а потом и на оба деления. Само "зажигание" он не выключал.

Собеско с шумом выпустил из легких воздух — оказалось, он следил за посадкой, затаив дыхание. В голове его метались противоречивые мысли. Почему пришелец так неосторожно и легко открыл им все свои тайны? Он что-то замышляет или просто считает их недоумками, не способными понять, что они только что увидели? Если это так, он заслуживает, чтобы его хорошенько проучили...

Эсбист воспринял громкий выдох Собеско по-своему.

— Вот и мы и на месте, — произнес он, явно с покровительственной интонацией, хотя переводчик, как всегда, передал его слова ничего не выражавшим механическим голосом. — Теперь мы с вами снова на надежной земле. Я не буду пока освобождать вас, но, думаю, вы не в обиде. Все равно, гулять здесь особенно негде...

Собеско и Арнинг молчали, ожидая продолжения. Что такого важного хочет сказать им эсбист, если он привез их на этот уединенный необитаемый островок посреди моря?

— Поглядите, какой простор! — прозвучал голос из переводчика, и Собеско показалось, что пришелец снова надсмехается над ними. — Какая свобода, но увы, недоступная для вас... А вы хотели бы заслужить себе свободу?

— Что значит — заслужить? — медленно спросил Арнинг.

— Заслужить — это значит, выполнить действия, которых я от вас потребую, — объяснил пришелец. — Если вы сделаете все правильно и до конца, вы получите свободу.

— Чего вы от нас хотите? — поинтересовался Собеско. Он уже не сомневался, что это ловушка.

— Я хочу, чтобы ваша бригада совершила побег.

— Но зачем?! — удивился Арнинг. — Ведь это вы следите за тем, чтобы мы не устраивали побегов!

"Прокол", — обеспокоенно заметил про себя Собеско. О функциях Службы Безопасности им рассказал Куоти. Простым филлинским узникам неоткуда знать подобные тонкости.

Однако эсбист, похоже, не заметил ошибки Арнинга.

— Меня лишили практически всех полномочий! — резко сказал он и, казалось, даже голос переводчика задрожал от сдерживаемой злости. — Работа моих подчиненных обставлена множеством унизительных ограничений! После того как вы совершите побег, командование поймет, как сильно оно ошиблось, лишив меня возможности как следует выполнять мою работу!

"Дилер Даксель был прав, — с грустной усмешкой вспомнил Собеско старого товарища, пропавшего, если верить Куоти, где-то в глубинах космоса. — Как он говорил: будь пришельцы хоть десятиногими тараканами, подчиненные у них будут, точно так же как у нас, подсиживать начальников, а одни службы интриговать против других. Однако почему он тогда обратился именно к нашей бригаде? Не значит ли это, что он готовит и для нас какой-то подвох?..."

Очевидно, те же мысли посетили и Гредера Арнинга.

— По какой причине вы выбрали нас? — настороженно спросил он. — И как мы можем совершить побег — это же абсолютно невозможно?!

— Для вашей бригады — возможно, — усмехнулся пришелец. — Вспомните, в каком месте вы работаете сейчас.

Собеско машинально кивнул. Их работа по прокладке кабелей была уже почти завершена, и в последние дни они занимались сетью траншей в непосредственной близости от энергостанции — длинной бункерообразной одноэтажной коробки на краю посадочной площадки. Сразу же за ней начиналась небольшая, но довольно густая роща.

— После обеденного перерыва вы нападаете на вашего начальника работ, — продолжал пришелец. — Убиваете его, прячете труп в зарослях, а затем спокойно уходите. До самого вечера никто и не заметит вашего отсутствия.

— Но зачем убивать?! — не выдержал Арнинг. — Тогда и нас не помилуют!

— Вас и так не помилуют, — спокойно заметил пришелец. — За побег в любом случае полагается высшая мера. Убийство начальника работ необходимо мне — для большего резонанса. К тому же, он посмел перейти мне дорогу... Впрочем, какое вам дело — разве вам не хочется убить хотя бы одного врага?

— Но как мы его убьем? — воскликнул Арнинг. — У него ведь есть оружие, а у нас — нет!

— Как это — нет? — скривил губы пришелец. — Ваши перфораторы и, особенно, резаки — это очень хорошее оружие. Вы разрежете его пополам так быстро, что он даже пикнуть не успеет.

— Хорошо. А ошейники? — не сдавался Арнинг.

— Пусть вас это не волнует. Все, что вам надо сделать, это всем одновременно снять их, а потом снова застегнуть. Оператор подумает, что на несколько секунд прервалась связь, и не станет поднимать тревогу. Так уже бывало, и неоднократно.

— И все-таки, бригада на такое дело не пойдет, — задумчиво сказал Собеско. — Слишком мало шансов. Ну, снимем мы ошейники, разбежимся, кто куда — и что дальше? Нам ведь рассказывали, тут на каждом шагу ловушки.

— Хотите хорошую новость? Если я не ошибаюсь, через пять дней у вас праздник — Новый год. По этому поводу вам даже устраивают свободный от работы день. Так вот, за сутки до Нового года командование базы ставит всю технику охраны периметра на двухдневную профилактику! Им просто некого будет послать в погоню за вами.

— Вы сказали — охрану периметра? — переспросил Арнинг. — А что такое сам периметр? Это не та ограда, которую мы видели на берегу, когда летели сюда?

— Да, это она, — кивнул пришелец. — Но пусть она вас не беспокоит. Все защитные устройства ориентированы наружу.

— Да, но когда мы через нее переберемся, мы как раз окажемся снаружи! Что тогда?

— А не слишком ли много вопросов вы задаете? — огрызнулся пришелец.

— Ровно столько, сколько надо, — спокойно ответил ему Собеско. — Если для вас на карте карьера, то для нас — жизнь, не так ли?

— Следует ли понимать это, что вы приняли мое предложение? — уточнил эсбист.

— А у нас был выбор? — усмехнулся Собеско. — Так что там насчет периметра?

— Периметр можно форсировать на берегу. Он проведен немного неудачно — по гребням дюн. Если вы под него подкопаетесь — а под периметр нужно обязательно подкопаться, самой ограды касаться нельзя — на склонах дюн вы попадете в мертвую зону. Идя вдоль берега, вы постепенно доберетесь до того места, где периметр сворачивает вглубь. Так вы сможете уйти.

— На каком расстоянии для нас опасен периметр? — задал новый вопрос Собеско.

— На открытой местности — до полукилометра. Первые выстрелы — пристрелочные, поэтому если вас засекут, сразу падайте и ползите прочь, не поднимая головы. Так у вас будут хоть какие-то шансы.

— Периметр засекает цели по теплу тел?

— Не только, — хмыкнул пришелец. — Тело и мозг каждого живого существа испускают определенные волны, которые мы научились улавливать и распознавать. На этом принципе построены все наши биодетекторы.

Собеско чуть не задохнулся. Он и не ждал ответа на этот вопрос. Неужели пришелец не понимает, какой драгоценной информацией делится?! Или он уже просто считает их мертвецами, которые никому ничего не выдадут?

— Постойте! — подскочил вдруг Арнинг. — Но если ваши машины оснащены биодетекторами, получается, от них вообще нельзя скрыться!? И даже если у нас будет несколько часов в запасе, нас все равно найдут, не дадут даже дойти до вашего периметра! Ведь до него километров двадцать пять, не меньше!

— Чуть больше, — спокойно заметил пришелец. — Но пусть вас — лично вас — эта проблема не волнует. Я подброшу вас до периметра.

— Что?

— Я буду ждать вас у западного края рощи — напротив разрушенных домов. Вы отправите всю толпу на север, к берегу моря, а сами незаметно свернете в сторону. Там вы увидите мой катер.

— Но для чего это вам? — с подозрением спросил Арнинг. — После того как побег состоится, мы вам будем уже больше не нужны, верно? Легче убрать опасных свидетелей.

— Как вы сказали — убрать? Фи! А что мне потом делать с вашими трупами? Прятать их в лесу и потом трястись, что кто-то набредет на них и начнет задавать вопросы о причине смерти? Я предпочитаю честно работать со своими агентами и награждать их по заслугам. Не скрою, впрочем, что, если ваш побег не удастся, я буду рядом, чтобы первым отреагировать на объявленную тревогу и показать свою бдительность. Но тогда первые пули достанутся вам, поэтому советую сделать все, как надо.

— И когда нам начинать подготовку? Уже сегодня? — проворчал Собеско.

— Нет, не сегодня. Вы сами поймете, когда придет время. Да, чтобы у вас не было ненужных иллюзий... — эсбист достал из "бардачка" два ошейника. — По возвращению обратно вы оденете именно эти украшения. Они почти ничем не отличаются от старых, за одним маленьким исключением: в них спрятаны микрофоны, так что я буду слышать все, что вы произносите, пусть даже самым тихим шепотом. У меня в кармане лежит диктофон, который будет постоянно включен, чтобы прослушивать ваши беседы. В общем, не советую и пытаться меня обмануть или переходить на другие языки. Пусть меня и лишили многих полномочий, но у меня достаточно власти, чтобы обеспечить вам гарантированную отправку в мусорный конвертер! У нас, знаете ли, именно так принято поступать с вашими трупами. Вы меня поняли?! Вопросы есть?

— Есть, — подал голос Собеско. — А как быть с вашими стукачами? Они ведь не будут молчать, зная, что готовится побег.

— А вот насчет этого — не беспокойтесь, — ухмыльнулся эсбист. — Вы сами вскоре поймете, почему... Ну что, поехали?

По дороге обратно в барак Собеско и Арнинг молчали. Им было, что обсудить, но микрофоны в ошейниках не располагали к беседе. Им могла бы помочь бумага, но в их распоряжении не было ни чистого ее клочка, ни карандаша — за этим пришельцы следили очень строго.

Вздохнув, Собеско направился ко входу, но Арнинг ухватил его за рукав и махнул в сторону их обычного места у торцевой стены. Пройдя к самому углу барака, Арнинг остановился и показал рукой вниз. Во время дождей в этом месте с крыши стекал ручеек воды, и земля до сих пор оставалось влажной и мягкой.

"Ты веришь?" — по-гранидски написал пальцем на земле Арнинг.

"Нет", — коротко ответил Собеско и, чтобы было полностью ясно, приписал: "Нас убьют. Всех".

Арнинг кивнул, соглашаясь.

"Что делать?" — вывел он еще одну надпись.

Собеско задумчиво почесал подбородок. Нет, других вариантов у них просто не существует.

"Куоти", — ответил он одним словом.

И тут же стер ладонью все написанное.

— Вы что, предлагаете все это всерьез, суперофицер второго ранга?

— Да, ваше превосходительство. Согласно имеющейся у меня информации, на базе "Восток" в ближайшее время могут произойти серьезные беспорядки — групповой побег или даже мятеж. Для их недопущения необходимо принять, я бы сказал, незначительные предупредительные меры.

— Интересно, что бы вы назвали значительными мерами? Предупредительный расстрел каждого двенадцатого? Или лучше всех сразу? А так вы всего лишь требуете расформирования всех бригад, массового обмена рабочими с другими базами и, в довершение всего, отмены профилактических работ с техникой охраны периметра, когда на их подготовку уже затрачена уйма времени и сил. Да все это дезорганизует работу всех баз более чем на декаду!... Впрочем, для вас это, наверное, пустой звук... Скажите лучше, где вы были раньше, суперофицер второго ранга?! Или Служба Безопасности на Филлине разучилась применять для предотвращения беспорядков малозаметные, я бы выразился, хирургические меры, а сразу начинает с предупредительной стрельбы на поражение?!

— Вы сами не разрешали проводить мне хирургическое вмешательство, ваше превосходительство, — вкрадчиво напомнил эсбист. — Теперь же болезнь зашла слишком далеко. Обстановка накалилась до предела!

— Да ничего подобного! — не выдержал начальник базы "Восток". — Я всех руководителей работ опрашиваю, никто ничего такого не замечает! Вот вы все говорите про донесения ваших информаторов, предъявляете записи каких-то разговоров! А записи все эти — одна болтовня, не вижу я в них никаких призывов к беспорядкам! Покажите хоть одно надежное доказательство, тогда я вам хоть дюжину раз поверю!

— Так у вас есть такие доказательства? — повернулся Пээл к эсбисту. — Ах, только сведения агентов? Но позвольте, вы ведь всегда заявляли, что филиты ненадежны, не так ли? Что же так принципиально изменилось за последнюю дюжину дней? Вы, суперофицер, прямо как тот пророк, что постоянно предрекает конец света, а он все не наступает.

— Значит, вы не даете санкции, ваше превосходительство? — резко полоснул взглядом начальник планетной Службы Безопасности. — Тогда я официально заявляю, что слагаю с себя всякую ответственность! И прошу соответствующей резолюции на моей докладной!

Пээл несколько секунд молчал и эсбист внезапно почувствовал мгновенный страх — а вдруг командующий возьмет, да согласится?! Может быть, стоило внести в докладную и предложение о предупредительном расстреле перед строем предполагаемых зачинщиков? Нет, это был бы перебор.

— Вот. Вы этого хотели?! — Пээл размашисто поставил свою подпись. — Теперь ответственность за безопасность базы "Восток" лежит на мне, не так ли? Идите, суперофицер. Если бы вы были моим подчиненным, я бы официально объявил вам предупреждение о неполном служебном соответствии!

Эсбист покорно наклонил голову и удалился. Он выглядел расстроенным и подавленным, как положено выглядеть человеку, только что получившему заслуженный разнос от начальства, но про себя он победно улыбался. Для него все развивалось в полном соответствии с планом.

Однако если бы начальник планетной Службы Безопасности не был настолько уверен в своей победе, то, возможно, он заметил бы понимающую усмешку на лице генерала. Отпустив всех, командующий расстегнул рукав мундира и по браслету вызвал к себе Реэрна.

Выстроившись в колонну по три, бригада двинулась в свой обычный путь к воротам. Кен Собеско мрачно шагал рядом, почти физически ощущая, как его переполняют дурные предчувствия. Вот сейчас они выйдут наружу, и что тогда?... Куоти спросит, как дела, он ответит официальным рапортом, и пришелец просто пожмет плечами и отойдет в сторону, решив, что они не расположены сегодня беседовать. Тем более, что так чаще всего и бывало в последние дни, когда им нечего было сказать друг другу.

Так будет и на этот раз. И что дальше? Как передать Куоти, что проклятый эсбист, который слышит каждое их слово, приказал им через три дня уходить в побег, попутно прикончив его самого? И главное, как сделать это, не возбуждая подозрений? Собеско хорошо понимал, что начальник Службы Безопасности, предлагая им свой план, рискует не только карьерой, но, наверное, и кое-чем большим и, почувствовав малейшую опасность для себя, он расправится с ними немедленно и без колебаний.

Время от времени Собеско посещала безумная идея пойти ва-банк и напрямую рассказать все Куоти в надежде на помощь его неведомого покровителя, который две недели назад таки вырвал ребят из лап Службы Безопасности. Но чем поможет он в этот раз? Уж конечно, не защитит и не укроет: Собеско хорошо знал возможности любой спецслужбы и не сомневался, что эсбист без труда найдет способ покончить с ними, не вызывая подозрений. А что они могут сделать ему? У них нет ничего, кроме слов, а показания представителей низшей расы по законам пришельцев можно не принимать в расчет. Надо было быть не просто безоглядным оптимистом, но полностью оторванным от жизни идиотом, чтобы вообразить, что начальника Службы Безопасности всей планеты могут привлечь к ответственности, опираясь на донос двух рабов.

Более реальным казался Собеско другой вариант — сделать то, что велит пришелец, а затем попробовать захватить его врасплох. Забрать у него карточку-ключ, угнать катер, а там положиться на удачу. Пришельцы, несмотря на свой высокий рост, не производили впечатления силачей, и Собеско не сомневался, что справится почти с любым из них. Но и эсбист, очевидно, должен учитывать этот вариант и, конечно, постарается не подпускать их к себе.

Однако все равно это шанс, и неплохо было бы попытаться обсудить его с Арнингом. Кстати, нельзя забывать, что и у его напарника, наверняка, есть какой-то план, и он постарается воплотить его в жизнь. Собеско снова охватила волна беспокойства. За Арнингом нужно присматривать, чтобы он не наделал глупостей. Чинет славный парень и хороший товарищ, но он склонен к неожиданным перепадам настроения и импульсивным поступкам, а его умной голове иногда не хватает житейской сметки.

Ворота были уже рядом, и Собеско испытывающе взглянул на Арнинга, как всегда, вышагивающего впереди бригады. Тот улыбнулся ему и приподнял руку в приветственно-успокаивающем жесте. Собеско приложил палец к губам и сделал серьезное лицо и получил в ответ согласный кивок.

Что же, на какое-то взаимопонимание он все-таки может рассчитывать.

Первая половина дня прошла без происшествий, но Собеско это ничуть не успокоило. Приближалось самое опасное время — обеденный перерыв. В утренние часы Собеско не раз ловил на себе недоуменные взгляды Куоти и почти не сомневался, что во время обеда пришелец наверняка попробует выяснить, в чем дело. Конечно, они быстро дадут ему понять, что язык теперь необходимо держать за зубами, но что успеет сказать Куоти и что услышит эсбист? Не хватало еще только выдать ему заговорщиков — их единственных союзников во вражеском стане.

Поэтому за обедом Собеско намеренно повел с Куоти длинный разговор о производственных вопросах. Пришелец исправно отвечал, спрашивал сам, проводил на карманном калькуляторе нужные расчеты, однако Собеско чувствовал, что в нем нарастает тревожное удивление. Куоти был готов взорваться недоуменным вопросом, и Собеско напряженно ждал этого момента, чтобы за мгновение до него упредить, удержать молодого пришельца от неосторожных слов, показать ему, что их слышат недобрые уши.

Бригада работала на самом краю космодрома, где толстые керамито-бетонные плиты выпирали из земли, словно большие ступени. Они сейчас и сидели на этих ступенях, и лишь Гредер Арнинг, быстрее других справившийся со своим пайком, не спеша ходил взад и вперед по глинистому отвалу. Остановившись напротив беседующих Собеско и Куоти, он начал, словно от нечего делать, корябать что-то на земле огрызком палки.

Что это? Какие-то кривые переплетенные линии, которые, казалось, ничего не означали. И вдруг Собеско понял: Арнинг пишет на языке пришельцев. Он даже узнал надпись, которую он хочет воспроизвести. Подобный плакат висел над входом в недостроенную энергостанцию и означал: "Опасность!"

— ...и все будет нормально, — ответил Собеско на очередной вопрос Куоти и встал, что должно было означать окончание разговора. Глядя прямо в глаза пришельцу, он прижал палец правой руки к губам, а левой указал в сторону надписи Арнинга.

К счастью, Куоти не проронил ни слова. Его брови подскочили вверх, лицо приняло удивленное выражение, но он молчал!

Тогда "заговорил" Гредер Арнинг. Копируя Собеско, он также приложил палец к губам, показал другой рукой себе на ошейник, потом на ухо, а затем дважды провел пальцем по рукаву своего комбинезона, словно рисуя на нем нашивки-уголки главного эсбиста. Заметив проблеск понимания в глазах Куоти, он повторил свою пантомиму, потом снова "нарисовал" нашивки, показал пальцем в его сторону, сделал резкое рубящее движение рукой и провел ладонью по своему лицу сверху вниз, как это сделал когда-то пришелец-взрывник с погибшим Шелни.

Собеско ждал. Они с Арнингом сделали все, что могли, теперь все было в руках Куоти. На какое-то мгновение его посетила тревожная мысль о стукаче в рядах бригады, но, сделав усилие, он отбросил ее. В конце концов, все привыкли к тому, что они обедают вместе с пришельцем, в отдалении от остальных, кроме того, Арнинг показывал свое представление, стоя спиной к бригаде.

Куоти несколько секунд смотрел на них, а затем пружинисто вскочил на ноги. Подойдя к ним вплотную, он небрежно стер подошвой ботинка надпись, сделанную Арнингом, хитро улыбнулся им и приложил палец к губам.

— Поднимайте людей, — громко сказал он. — Если вы хотите отдыхать на свой Новый год, сегодня вам нужно ударно поработать.

За весь остаток дня они перемолвились с Куоти едва десятком фраз, но на прощание, когда Собеско уже начал заводить бригаду обратно в лагерь, Куоти снова на секунду приложил палец к губам и ободряюще махнул им рукой.

По крайней мере, Куоти теперь был предупрежден. Что делать дальше, Собеско пока не слишком представлял. Однако на этот раз все решили за него. Незадолго до отбоя к нему подошел Рико и, заговорщицки ухмыляясь, предложил ему прогуляться за угол барака.

Неужели это Рико?! — обожгло Собеско запоздалое подозрение. Тот самый стукач, о котором он, якобы, не должен беспокоиться?

Тормоз Рико, тугодум Рико, нелепый недотепистый клоун, которого никто никогда не принимает всерьез... Могло ли это быть лишь искусной маской? Призадумавшись, Собеско вдруг с удивлением вспомнил не один и не два случая, когда Рико своими дурацкими выходками, вызывавшими всеобщий незлой смех, гасил в зародыше серьезные ссоры и не давал разгореться конфликтам. И почему-то он всегда в курсе того, что происходит вокруг, хотя не говорит ни на одном иностранном языке. Не говорить-то он не говорит, но может быть, он понимает?...

И случайность ли то, что он ведет его на то самое место у торцевой стены барака, где обычно беседовали они с Арнингом, когда им надо было обсудить какую-либо проблему с глаза на глаз? И вообще, что Рико знает об их делах с Куоти? Уж не потому ли начальник планетной Службы Безопасности обрек на смерть именно его?...

— Что ты весь так напрягся, командир? — с легкой насмешкой вдруг спросил Рико. — Или почувствовал что?

— Почувствовал, — усмехнулся в ответ Собеско.

Это был совершенно другой Рико! Куда-то внезапно исчезли и туповато-удивленное выражение лица, и бессмысленный взгляд широко открытых наивных глаз, и простоватая манера речи. Словно за всем этим всегда скрывался другой человек, который вдруг на секунду приподнял маску.

— А? И чего? — маска снова была надета на место. — У меня тут, эта, дело есть. Важное!

— Ладно, не темни, — кивнул Собеско. — Я понял. Говори, что тебе приказали передать.

— Это я-то темню? — правдоподобно удивился Рико. — Ничего мне не передавали, я сам подслушал.

— Где подслушал?

— В хитром домике. Меня туда после ужина вызвали.

— По долгу службы? — наугад бросил пробный шар Собеско.

— Вы знали? — на лице Рико появилось знакомое выражение непонимающего удивления.

— Догадывался, — Собеско и на самом деле начал догадываться. — Кум о чем-то проговорился?

— Нет, не кум, — прошептал Рико чуть ли не в самое ухо Собеско. — Он только начал со мной беседовать, как тут входит самый главный, тот, кто Дранго тогда арестовывал. Они друг с другом стали разговаривать, а переводчик, видать, кто-то из них забыл отключить. И я все слышу!

Внезапно Собеско стало скучно. В этом представлении для одного зрителя все роли были заранее расписаны, оставалось только доиграть этот акт пьесы до конца, постаравшись не сфальшивить.

А для Рико все было всерьез.

— ...Представляете, — жарко шептал он. — Два дня вся ихняя зона безопасности не будет никем охраняться! Он так и сказал! А под периметр подкопаться — раз плюнуть!... Интересно, что такое периметр?

— Да ограда, наверное, как здесь, — сказал Собеско. — Руками ее лучше не трогать, а понизу подрыть можно. На берегу моря, там, где песок.

— Командир, это ша-анс! — проныл, прошелестел Рико. — Главный говорил, в эти два дня хоть весь лагерь может уйти в побег, ловить будет некому! Я знаю, вы хотели бежать! Возьмите меня с собой!

— Вот как? — поднял брови Собеско. В заранее написанной пьесе один из актеров вдруг начал нести отсебятину. Что, черт возьми, знает Рико?! Что знает эсбист?! Но необходимо молчать, молчать об этом! Что бы такое сказать, чтобы развернуть разговор в сторону группового побега?!

Но Рико понял его молчание по-своему.

— Вы мне не доверяете, да?! Я знаю, мне надо было признаться с самого начала, но тогда вы бы стали относиться ко мне по-другому, не так, как раньше! А мне было нужно, чтобы вы ничего не замечали!

— Постой! — непонимающе покачал головой Собеско. — Что я не замечал?

— Вы же догадывались, догадывались, — прошептал Рико. — Да, я был у них осведомителем! Но я это сделал сам, специально, чтобы не вызвался кто-то другой! Я их постоянно запутывал, я же был за вас, я молчал о...

— А на каком языке ты с ними общался? — перебил его Собеско первым же пришедшим в голову вопросом.

Тоже мне, конспиратор-одиночка! Сгорела его конспирация давным-давно! Начальник Службы Безопасности знал, через кого забросить нужную информацию!... Как он сейчас, наверное, забавляется, слушая их беседу...

— На гранидском я с ними общался, — Рико, кажется, сбился с темпа. — Я баргандский и картайский понимаю, но говорю плохо.

Да, логично, кивнул Собеско. Если здесь у Службы Безопасности есть переводчики, настроенные на картайский и венсенский, можно предположить, что на базе "Центр" в ходу гранидский, а на севере, где он видел отметку на карте, очевидно, используются чинетский и архойский...

— И откуда же ты такой взялся? — спросил Собеско, чтобы прервать паузу и не дать Рико вылезти с очередной речью.

— Из театра, — потупясь, признался Рико. — Есть такой театр "Профиль" в Лешеке. Я пятнадцать лет на сцене, на характерных ролях. Постоянно играю всяких чудаков, недотеп, обманутых мужей... Правда, похоже?

— Похоже, — согласился Собеско. — Ты почти ни разу не заигрывался. Только зачем ты на себя напялил такую маску в жизни?

— А так удобнее, — пожал плечами Рико. — Когда люди видят перед собой лишь безобидного придурка, они не принимают его всерьез. Им приятно осознавать свое превосходство над туповатым увальнем, они начинают относиться к нему снисходительно и прощают ему выходки, которых бы не потерпели от нормальных людей. Иногда это помогает выжить.

— Ладно, — сказал Собеско. — Я согласен, каждый выживает, как может. Пригласи лучше сюда Гредера, Дранго, потом этого картайца, Шотта, и, наверное, Даскара из Фидбаллора.

— А зачем их?...

— Послушай, — наставительно заметил Собеско. — Если ты подслушивал нас с Гредером, то, очевидно, уяснил, что в одиночку или вдвоем-втроем бежать отсюда невозможно. Хороший побег — дело коллективное...

— ...Вот так, значит, и обстоят дела, — закончил Собеско свою короткую речь. — Лучшего шанса, чем тридцать пятого, у нас не будет.

— Верно, — поддержал его Арнинг. — Срываемся сразу же после обеда, разделяемся на мелкие группы и уходим, держа общее направление к северу. У нас будет не менее пяти часов, а если повезет, то и больше. В запасе есть еще два дня, попробуем приучить пришельцев, что мы можем возвращаться с работ и позже обычного. Я думаю, мы с Кеном это возьмем на себя.

— Много риска, — недовольно пробормотал огромный Дранго. — Не все захотят пойти в побег. У нас в бригаде мало героев, большинство хочет просто доработать до конца. Надеются на пришельцев, да...

— У них не будет другого выхода, — мягко заметил Собеско. — После того как мы прихлопнем нашего начальника, ни у кого из нас не будет выбора.

— Мне это не нравится, — нахмурился Дранго. — Получается, мы используем всех остальных, заставляем их бежать, рисковать жизнью против их воли.

— По другому нельзя, — терпеливо пояснил Собеско. — Иначе как мы сможем уйти?

Ты этого хотел, проклятый пришелец?! Так получай!

— А нашего обязательно... того? — осторожно спросил Шотт, худощавый парень лет двадцати с небольшим, ненавидящий пришельцев лютой ненавистью. — Он, вроде бы, безобидный. Вы же с ним...

— Да, мы с ним общались, — поспешно перебил его Собеско. — И то, что я предлагаю сейчас, во многом, результат этого общения. Это, в конце концов, всего лишь еще один пришелец, не так ли?

— Да, одним больше, одним меньше, — рассудительно кивнул фидбаллорец Даскар, сорокапятилетний ветеран войны. — Вы его сами кончать будете?

— Сам, — твердо сказал Собеско. — Не беспокойтесь, рука у меня не дрогнет.

— Хорошо, — Даскар недобро улыбнулся. — Тогда... всё?

— Да, расходимся. И давайте до поры до времени ничего не выносить за пределы нашего круга. Я не думаю, что Рико освещал нашу деятельность в одиночку.

— Это Шехха, — вдруг подал голос Рико.

— Что?

— Информатор — Шехха. Ну, тот картаец из Фидбаллора, с выбитым зубом. Кен, переведи им, коммуникатор для связи с хитрым домиком находится в туалете, в крайней слева кабинке. Очень, знаете, удобно, сидишь и надиктовываешь рапорт за день. А если надо, тебя потом вызовут и что-то спросят или дадут задание... Я заметил, Шехха всегда занимает ту самую кабинку и часто сидит там подолгу... совсем как я. Он — информатор, голову даю!

— Ну что же, — пожал плечами Собеско. — Даскар, присмотри тогда за ним, пожалуйста. И если что...

— Понял, — кивнул фидбаллорец. — Ну что, ребята? Тут у меня чуток выпивки со вчерашнего дня осталось. Выпьем за успех нашего безнадежного предприятия?

— Операции, — поправил Собеско.

— С Новым годом!

— Что?

— С Новым годом, — повторил Рико по-баргандски. — Операция "С Новым годом"!

— А почему "С Новым годом"? — подозрительно спросил Дранго.

— А чтобы никто не догадался!

Все весело рассмеялись, пластиковая колба с остатками пойла пошла по кругу, но Собеско вдруг почувствовал, как по его спине пробежал неприятный холодок.

Теперь у них точно нет дороги назад.

Глава 9. Нейтрализация

Утро вечера мудренее, — говорили древние и, пожалуй, были целиком правы. Сегодня, при свете яркого весеннего утра, вчерашние разговоры казались Кену Собеско какими-то ненатуральными, а планы — бредовыми. Какой побег?! Какое убийство?! О чем вы?! Бригады строятся на работу, повсюду раздаются знакомые команды, восходящее солнце золотит серые стены бараков... Все как обычно, как бывало уже десятки раз и будет еще столько же.

Наверное, это потому, что выступление — только послезавтра. Есть что-то особенное в этом сроке, когда ты понимаешь, что действовать придется, и придется скоро, но впереди есть еще целых два дня спасительной отсрочки, а значит, можно пока не менять привычный образ жизни, как всегда, рассчитывая сделать все необходимое в последний момент...

— Таанхтагаи наэрмугдолнистоу! Седьмая бригада для выхода на работы построена! Больных и наказанных нет!

— Принято! Гзури! Отправить бригаду на работу!

— Й-есть! Лмири... Хнау!

Привычно пропустив бригаду вперед, Собеско зашагал по неширокому проселку рядом с Арнингом. Метров через двести с ними неторопливо поравнялся Куоти. В правой руке у него была зажата небольшая черная коробочка с несколькими кнопками, миниатюрным дисплеем и высунутой короткой антенной.

— А теперь рассказывайте, — негромко сказал он. — Что там у вас приключилось?

— Да ничего у нас такого не произошло, — сделав страшное лицо, Собеско приложил палец к губам. — Если выработка немного и снизилась, это только из-за перфораторов. Там у нескольких штук буры затупились, пора менять...

— У вас в ошейниках звуковые датчики, — перебил Кена Собеско Куоти. — Я их только что на время заблокировал с помощью этого нейтрализатора. Рассказывайте.

— В выходной нас вызвал к себе кум... то есть, заместитель по режиму... — начал Собеско.

Он не был готов к такому повороту и поэтому стал запинаться, но ему на помощь пришел Арнинг. Несколькими точными фразами он лаконично обрисовал ситуацию и, закончив, вопросительно посмотрел на Куоти, ожидая продолжения.

— Я понял, — кивнул Куоти. — Это хорошо, что у нас есть еще два дня в запасе. Завтра, я думаю, мы решим, что делать...

— Да нет, решать, что делать, нам нужно сегодня, сейчас, — генерал Пээл недовольно откинулся на спинку кресла. — Скажу вам, Реэрн, я просто восхищен. Какой размах, а? Хотя, на месте нашего недреманного ока, я постарался бы придумать что-нибудь получше.

— Этот план был тоже хорош, ваше превосходительство. Если бы он удался.

— Неплохо сказано, Реэрн. А каков тогда ваш план?

Реэрн на несколько секунд задумался.

— Знаете, ваше превосходительство, — осторожно сказал он. — Я бы предложил сделать ставку на филитов.

— На ваших лояльных филитов? — засмеялся Пээл. — Лояльный филит — это очень оригинальное сочетание, не так ли? Впрочем, раз уж мой кабинет не прослушивается...

— Он прослушивался, ваше превосходительство, — невозмутимо заметил Реэрн. — Просто я заблокировал датчик.

— Тем более. Поскольку то, что я вам сейчас скажу, будет граничить с государственной изменой. У меня нет каких-либо предубеждений против участия филитов в нашей операции. С некоторых пор я доверяю им больше, чем кое-кому из наших соотечественников... Вы доверяете вашим филитам, Реэрн?

— Доверяю, — Реэрн выдержал тяжелый взгляд генерала. — Они тоже сделали свой выбор.

— Знаете, что тяжелее всего для начальника? — вдруг спросил генерал. — Оказаться в такой ситуации, когда все зависит от подчиненных. Признаюсь, мне очень непривычно и неприятно зависеть от филитов.

— Я понимаю вас, ваше превосходительство. Наш начальник Службы Безопасности тоже решился понадеяться на филитов. Но он не смог довести свой план до конца. Он не захотел предложить им честную сделку.

— А вы смогли? И что же вы считаете честной сделкой?

— О, всего лишь жизнь и свободу в обмен на сотрудничество. Это совсем не дорого, ваше превосходительство. Без помощи филитов мы сможем лишь ненадолго остановить нашего противника, благодаря им мы полностью нейтрализуем его.

— Вы полагаете?

— Да, ваше превосходительство. Побег должен удаться. Причем таким образом, чтобы ни у кого не возникло ни малейших сомнений в том, кем и как он был организован.

— Все это так, так, — недовольно произнес Пээл. — И все же это риск.

— Филиты справятся, ваше превосходительство. И они, и младший офицер первого ранга Куоти сыграют свои роли, как полагается. Нам надо будет лишь оказать им кое-какую техническую помощь.

— Но помните, Реэрн. Никаких улик.

— Никаких, ваше превосходительство. Улики исчезнут вместе с беглецами. Бесследно.

— Хорошо, Реэрн. Действуйте. Но учтите, бесследно — это значит, любыми средствами!

— Я всегда помню об этом, ваше превосходительство.

О скольких мелочах нужно помнить, чтобы организовать хотя бы завалящий побег! — начальник планетной Службы Безопасности озабоченно потер подбородок. И как только с этим справляются сами узники — или они всегда нуждаются в помощи извне? Некоторое время он размышлял над этим вопросом, но затем все же махнул рукой. Сомнительно, чтобы ему здесь пришлось столкнуться с этой проблемой, да и к тому же у него сейчас есть и другие заботы, поважнее.

Кажется, он действительно предусмотрел все и принял все меры предосторожности. Густая роща у самого края посадочного поля — надежное укрытие. К тому же, его здесь нет — он вместе с заместителем начальника лагеря по режиму, или, как его называют филиты, кумом, инспектирует охранный периметр.

На кума можно положиться. Он подцеплен на очень надежный крючок. Служба Безопасности не прощает предателей, которые продают информацию не только подпольщикам, но и спецотделу космофлота. Даже если кум придет с повинной, выдаст его, выдаст свои контакты, поможет в проведении важной операции — что же, его поблагодарят, спишут все грехи, может быть, даже наградят, а потом переведут на новое место, где он через полгода или год тихо скончается от сердечного приступа или погибнет в результате несчастного случая.

Нет, страх — это, определенно, самый надежный инструмент. Кум не подведет его, как не подведут и филиты. Им уже тоже нет хода назад. Они сделают все, что от них требуется, а он даже выполнит свое обещание — вывезет их за пределы периметра. Его катер не регистрируется следящей аппаратурой. А если кто и заметит его — кому какое дело, что еще один офицер в рабочее время втихую слетал на острова, чтобы подышать свежим морским воздухом, поохотиться на чаек, пособирать на берегу раковины и цветную гальку...

Да! Он высадит филитов прямо на одном из островков! У них даже будет шанс спастись, если они смогут вплавь преодолеть пять километров по холодному весеннему морю. А на следующие сутки с запада должен подойти хороший циклон, который смоет все следы...

Усмехнувшись про себя удачной идее, начальник планетной Службы Безопасности еще раз взглянул на экран биоискателя. Россыпь меток на нем не двигалась с места, а микрофоны в ошейниках двух филитов не передавали пока ничего, кроме шороха помех. Очевидно, они обедают молча.

На самом деле, они вовсе не молчали.

— ...Самое главное — разговорить его, — вполголоса излагал Куоти, методично поглощая порцию кормового брикета. — Он должен прямо и недвусмысленно признаться, что это именно он толкнул вас на побег.

— Он может вообще ничего не говорить, — заметил Собеско. — Два выстрела — и никаких свидетелей.

— На крайний случай у вас будет парализатор, — Куоти осторожно вытянул из кармана краешек металлической трубки и тут же задвинул обратно. — В нем будет один заряд.

― Как далеко он стреляет? — с интересом спросил Собеско.

— До тридцати метров, вам хватит, — отмахнулся Куоти. — Не отвлекайтесь, у нас мало времени. Слушайте дальше...

Собеско согласно кивнул, а вот Гредеру Арнингу внезапно стало скучно. Пришельцы играют в свои игры. Им нужен этот побег, чтобы они смогли захлопнуть подготовленные друг для друга ловушки, но нужен ли он им, филитам? Скольким из них удастся вырваться на свободу? Двоим, троим? Никому? Думает ли Кен об этом? Или он, как военный, готов пожертвовать всем отрядом ради выполнения задания? Или?...

Им ведь ничего так и не удалось обсудить между собой. Собирается ли Кен выполнять план Куоти или у него есть какие-то свои идеи на этот счет? Все приходится делать наспех, несогласованно, оставив на произвол судьбы ряд важных деталей...

Впрочем, отсутствие общего замысла означает, помимо всего прочего, и существенное расширение степеней свободы. Кое-что он уже сделал и, а что-то постарается сделать сейчас. Конечно, он уже больше полугода не тренировался, но основные приемы специальной борьбы так быстро не забываются. Интересно, а у пришельцев под ухом тоже расположен нервный узел?...

А Собеско с Куоти тем временем продолжали уточнять подробности.

— А как вы будете знать, что мы выполнили задание?

— У вас будет миниатюрный передатчик, — Куоти подкинул на ладони маленький шипастый предмет, похожий на головку репейника. — Зацепите его на одежду или на волосы.

— И как он включается? — Арнинг не без робости взял у Куоти передатчик-крохотульку.

— Он уже включен. — Куоти строго приложил палец к губам. — Учтите, он работает и как маячок, так что в случае какого-либо затруднения мы придем к вам на помощь...

"Как же, на помощь", — саркастически подумал заместитель командующего по вооружению суперофицер второго ранга Мивлио, сидящий перед монитором. Крохотный "репейник" работал не только как микрофон, но и как камера, и на экране виднелись странно искаженные лица Куоти и одного из филитов.

Будучи одним из немногих посвященных, суперофицер Мивлио имел от генерала Пээла специальное задание. Он должен был ликвидировать обоих филитов после того, как те сделают свое дело. Увы, это печальная необходимость. Побег любого из рабочих седьмой бригады не нанес бы никакого ущерба Империи, но этим двоим известно слишком многое... Информация — это сила, а война еще не закончена, и противнику нельзя давать ни малейшего шанса.

Конечно, ни Реэрн, ни Куоти, которые, похоже, симпатизируют филитам, никогда об этом не узнают. Это будет небольшое грязное, но необходимое дельце из тех, о которых не рассказывают в кают-компании. Суперофицер Мивлио выполнит эту задачу, как выполнил свою его командир в самом начале филлинской операции...

О, внимание! Изображение на экране снова дрогнуло. Филиты стали подниматься на ноги. Сейчас начнется...

Ну, пора. Кен Собеско со вздохом поднял с земли тяжелый плазменный резак. Теперь самое трудное — натурально заехать пришельцу по затылку, чтобы, не дай бог, не убить его, а лишь правдоподобно сбить с ног. Потом надо будет связать его и вынуть из карманов все необходимое — парализатор, коробочку-коммуникатор, с помощью которой с ним, якобы, можно будет потом связаться, и, самое главное, контейнер с вакциной. Это хорошо, что Гредер взял себе датчик. Надеюсь, он догадается вовремя отвернуться. Только что он делает?!...

...Этого не заметил почти никто. Просто Гредер Арнинг сделал неуловимое движение, и младший офицер первого ранга Куоти вдруг свалился мешком на землю.

— Что это с ним?! — раздался чей-то неуверенный голос.

— Это побег! — резким командирским тоном прервал его Собеско, загоняя вырвавшуюся из-под контроля ситуацию обратно в рамки плана. — Согласно достоверным сведениям, на сегодняшний день пришельцы сняли охрану, и мы обязаны этим воспользоваться! Нас никто не хватится до самого вечера! За это время мы успеем пересечь всю их зону безопасности и вырваться на свободу!

— Это невозможно! — запротестовал кто-то. — Нас поймают!

— Кто хочет, может оставаться! — жестко бросил Собеско. — Но помните, пришельцы не будут разбираться, и за нападение на одного своего пустят в расход всех!

Кто-то сдавленно охнул. Зумах, долговязый трусоватый венсенец, упал на колени.

— Я еще раз повторяю! — повысил голос Собеско. — Кто желает остаться, пусть отойдет на десять шагов в сторону!

Никто не шевельнулся. Все смотрели на валявшегося без сознания Куоти, которого Арнинг деловито связывал его же ремнем. Собеско поймал встречный взгляд Даскара. Фидбаллорец кивнул и с полуулыбкой поднял вверх большой палец.

— Очень хорошо! — Собеско обвел строгим взглядом бригаду. — Тогда всем сейчас медленно и спокойно взяться за ошейники! По моей команде вы одновременно расстегиваете их, быстро снимаете и тут же застегиваете снова! Вы поняли?! Самое главное — сделать это одновременно, тогда пришельцы решат, что это какой-то сбой, и ничего не заподозрят!... Все готовы?... Внимание... Давай!

Конечно, полной одновременности добиться не удалось. У многих дрожали руки, кого-то подвела тугая защелка, но все же меньше чем через десять секунд все ошейники уже валялись на земле. Еще раз оглядев бригаду, Собеско заметил на лицах улыбки. Избавившись от символов своего рабского положения, люди словно распрямили спины.

— Мы сделали большой и очень важный шаг, ребята! Теперь нам всем надо разбиться на мелкие группы, по три-четыре человека. Общее направление движения — на север, к морю! Когда увидите ограду, руками не трогать, она может быть под сигнализацией. Копать под ней, потом уходить, прячась за укрытиями, на периметре наверняка есть камеры! Вопросы есть?

— Есть! — вылез вперед Рико. — Вы возьмете меня в свою группу?

— Нет, — покачал головой Собеско. — Иди вместе со всеми. Нам с Гредером надо слегка задержаться, замести следы. Удачи вам всем, ребята!

Неожиданно Гредер Арнинг, сорвавшись с места, подбежал к Рико и взял его за руку.

— Счастливо, — срывающимся голосом крикнул он. — Скажи ребятам, пусть не увлекаются и сохраняют холодную голову! Будьте осторожны, здесь повсюду глаза и уши! Идите!

Рико недоуменно взглянул на свою руку, затем на Арнинга, и вдруг, что-то поняв, косолапо побежал по направлению к кустам на краю рощи, увлекая за собой всех остальных.

За кустами Рико разжал руку. На ладони у него лежал скрученный комочек туалетной бумаги. Расправив его, Рико заметил на нем неровные расплывающиеся ржаво-бурые пятна, сливающиеся в буквы.

Шевеля губами, Рико с трудом расшифровал короткий текст, написанный кровью: "Побег — провокация. Нас заставили пришельцы. Не идите."

Несколько секунд Рико напряженно пялился на измятый листок, а затем с топотом бросился догонять остальных, шепотом зовя Даскара и Шотта. В конце концов, наверное, еще не поздно повернуть назад...

А Собеско с Арнингом в это время осторожно оттаскивали все еще не пришедшего в себя Куоти в кусты. Чувствуя себя грабителем, Собеско вынул из кармана пришельца нейтрализатор, маленькую черную коробочку коммуникатора и крохотный контейнер с вакциной.

— Извини, друг, — пробормотал про себя Собеско. — Ты уж прости, но это нам надо для дела.

Вспомнив о подслушивающем устройстве, он оборвал себя и поспешно взглянул на Арнинга. Тот, повернувшись в другую сторону, старательно взлохмачивал волосы. Добившись, по его мнению, приемлемого результата, он двумя пальцами ухватился за "репейник" и подцепил чуть повыше уха.

— Ты в порядке? — бросил ему Собеско. — Тогда бежим!

— А хорошо бегут!

Группа меток на экране биоискателя начала смещаться к верхнему краю, и тонкие губы начальника планетной Службы Безопасности сами собой растянулись в довольно усмешке.

Приятно, когда операция разворачивается по плану. Теперь надо будет провернуть небольшое дельце с двумя филитами, а там останется лишь издалека приглядывать за беглецами, да следить, чтобы никто не наткнулся на них раньше времени. Особенно, это относится к суперофицеру Мивлио, этому губернаторскому племяннику, который уже второй день сидит на базе, пытаясь что-то вынюхать. Ничего, пусть вынюхивает. Донесения информаторов бросают подозрения, в первую очередь, на третью и одиннадцатую бригады, а пока он будет с ними разбираться, все уже кончится.

Еще раз усмехнувшись, начальник СБ бросил еще один взгляд на экран, и победная улыбка мигом сползла у него с лица. У нижнего края мерцала одинокая метка, и хотя биоискатель не различал кээн и филитов, начальник был готов поклясться, что знает, кого она обозначает. Проклятые филиты не выполнили его поручения до конца! Может быть, они вообще решили попытаться сыграть в свою игру?! Нет, вот эта крупная метка, приближающаяся к центру экрана, это наверняка те двое. Надо же, какие наглецы! Что же, тем лучше. По крайней мере, так их не придется вылавливать по всей зоне безопасности.

Передвинув кобуру с пистолетом на живот, начальник СБ вылез из катера и, прислонившись к холодному борту, начал ждать, прислушиваясь к лесным шумам. Почти сразу же он уловил приближающийся шорох, сопровождаемый треском сухих веток, а еще через пару минут на поляну выскочили двое филитов. Оба они тяжело дышали после бега по лесным зарослям. У бригадира вся спецовка впереди была испачкана старой паутиной и покрыта мелким мусором, а в растрепанных волосах заместителя застрял какой-то сор.

— Что вы сделали с вашим начальником работ?! — повелительным жестом эсбист остановил их шагах в пятнадцати от катера. — Почему вы не убили его?!

— Да грех лишний на душу не захотели брать, — развел руками заместитель, не показывая, впрочем, никаких признаков осознания вины. — Оглушили, связали, положили под кустик... Никуда он оттуда не денется, я думаю...

— Вы здесь не для того, чтобы думать! — сердито оборвал его начальник СБ, жалея, что переводчик не воспроизводит интонацию. — Вам было приказано — убить! А вы тут занимаетесь самодеятельностью!

— А почему это для вас так важно? — вдруг хитро сощурился бригадир. — Или вы уже успели отчет написать?

Начальник СБ слегка смутился. Отчет и на самом деле был уже вчерне набросан, и подлое убийство филитами младшего офицера Куоти занимало в нем одно из центральных мест. Но какое право имеют судить об этом грязные отродья низшей расы?!

— Не забывайтесь! — зло лязгнул он. — Отвечайте, почему вы не выполнили мой приказ?!

Он намеренно выбирал самые грубые формы, принятые в обращении к кронтам, однако переводчик, похоже, не уловил этой тонкости. Во всяком случае, на филитов его тирада заметного впечатления не произвела.

— А мы специально не стали его убивать, — нахально объяснил заместитель. — Пристукни мы его, и все — нужный резонанс вам обеспечен. Можно всех наших хватать без разговоров и к стенке ставить. А теперь вам точно придется дожидаться, пока они не начнут через ограду лезть. Может, у кого из них и получится уйти. Так будет справедливо. Мы ведь не хотели бежать, это вы нас заставили.

— Ах, какая похвальная забота, — прошипел эсбист. — Хочу вас заверить, после того, как вы сорвались, уже никого не будет волновать, чей это был замысел. Что бы я не задумал, а исполнение-то было целиком вашим! И на снисхождение можете не надеяться.

— Но ведь мы исполнили все остальное! — воскликнул заместитель, и в его голосе начальник СБ с удовлетворением уловил нотки отчаяния. — Мы сделали все, что вы нам приказали! Мы организовали побег, вовлекли в него всю бригаду, напали на начальника работ! Что нам теперь, вернуться и добить его?!

— Ладно, — начальник СБ милостиво махнул рукой. — Хоть вы, недоумки, и не сделали все, как надо, я не стану нарушать своего слова. Залезайте внутрь.

— Вы вывезете нас за пределы периметра? — переспросил заместитель. — Выполните то, что обещали нам в награду за побег?

— Выполню, — ухмыльнулся начальник СБ. — Или вы мне не верите?

Филиты со странным спокойствием переглянулись.

— Кажется, он сказал достаточно, — заметил бригадир.

Заместитель согласно кивнул, хотя в его глазах, как показалось эсбисту, застыл вопрос. И тогда бригадир внезапно рванулся вперед. Начальник СБ целую секунду оторопело смотрел на бросившегося в атаку филита и только потом схватился за кобуру. Однако пистолет словно зацепился за что-то внутри, и прежде, чем он успел выхватить оружие, Кен Собеско мощным ударом послал его в нокаут.

Начальника СБ подвела самоуверенность. Он слишком привык к тому, что за ним стоит система — безотказный, смертоносный и могущественный механизм, опутавший своими щупальцами всю Империю и наводящий страх на всех ее жителей. Годами лучась в отблесках этого страха, начальник СБ уже воспринимал, как должное, что его боятся и перед ним трепещут, и уж никто никогда не дерзнет поднять руку на него — крошечный, но важный винтик чудовищной нерассуждающей машины, готовой всем своим весом обрушиться на наглеца, безрассудно покусившегося на ее часть. Он был удавом, парализующим жертвы не гипнозом мертвенного взгляда своих немигающих зрачков, но распространяемым им страхом.

Что же, в этот раз удаву попались бесстрашные кролики.

Придя в себя после удара, начальник СБ осознал, что валяется на прелых листьях лицом вниз, а его руки деловито приматывают к лодыжкам его собственным ремнем. Он лихорадочно рванулся, но тут же получил пару крепких подзатыльников и утих. Те же руки, что вязали его, без особого почтения перевалили его на спину и прислонили к стволу дерева. Правый глаз саднил и не открывался, а уцелевшим левым глазом начальник обозревал бригадира, с довольной улыбкой массировавшего кулак.

— Сколько времени я ждал этой минуты, — услышал эсбист механический голос переводчика. — Ты не представляешь, как мне хотелось дать по морде какому-нибудь надутому пришельцу...

— Кен, не трать время, — окликнул его Гредер Арнинг. — У нас его мало.

Начальника СБ снова ткнули мордой в листья, а деловитые руки прошлись у него по карманам.

— Да как вы смеете?! — рявкнул эсбист, отплевываясь от набившихся в рот листьев. — Немедленно развяжите меня! Вы не представляете, что теперь с вами будет! Вас разрежут на мелкие кусочки! Вас сожгут по частям на электрической плите! Вас засунут живьем в мусорный конвертер!... Вы все равно никуда не уйдете! Без меня вы не выберетесь отсюда!

— Еще как выберемся, — поковырявшись в карманах начальника, Собеско извлек наружу его личную карточку. — А вот ты, скотина, кругом влип.

Гредер Арнинг вынул из растрепанных волос небольшой предмет, похожий на сухой репейник, и невозмутимо прицепил его на мундир эсбиста. Скосив уцелевший левый глаз вниз, начальник СБ с ужасом опознал в нем миниатюрную камеру, и из его груди вырвался какой-то звериный рев. Вот теперь он понял, что и в самом деле влип. Эсбист отчаянно рванулся изо всех сил, но ремни держали крепко, и он лишь снова уткнулся лицом в надоевшие листья.

— Ты покричи, покричи, авось, быстрее услышат, — прозвучал в его ушах голос переводчика, а затем гарнитуру грубо сорвали у него с головы, а от плеча отцепили динамик. Скрежеща зубами от бессильной злости, начальник СБ обреченно смотрел, как филиты направляются к его катеру. Они о чем-то возбужденно переговаривались между собой, но теперь он не понимал ни слова.

— Кен, ты всерьез думаешь лететь на этой штуке?!

— Конечно. Гредер, подумай сам, разве у нас есть какой-либо иной выход?

— Кошмар! — суперофицер Мивлио в ужасе схватился за голову. — Неужели они действительно собираются угнать катер?!

Тут уже не до межведомственных склок. Нужно объявлять тревогу, поднимать в воздух дежурные "Молнии", хватать беглецов. Мивлио подхватился с места, метнулся к двери, остановился, вернулся обратно к столу, снова бросился было бежать и снова остановился. Изображение на экране, которое продолжала давать камера, теперь прикрепленная к мундиру начальника СБ, оставалось неподвижным. Может быть, филиты так и не смогут справиться с катером и дело удастся решить без лишней огласки?

С громко бьющимся сердцем Кен Собеско снова вставил отобранную у эсбиста карточку в прорезь и щелкнул тумблером. Катер оставался немым и недвижимым.

— Ты уверен, что делаешь правильно? — обеспокоенно спросил Арнинг.

— Кажется, — ответил Собеско, чувствуется, как его лоб покрывается потом.

Он лихорадочно пытался вспомнить, не делал ли в тот раз пришелец еще что-либо. Не может ли быть в катере еще какой-нибудь тайной кнопки? Он украдкой пошарил по нижнему краю сиденья, но ничего так и не обнаружил.

— Зачем ты вообще бросился на него? — Арнинг уже не скрывал тревоги. — Он, кажется, и в самом деле собирался нас куда-то отвезти.

— А зачем ты мне тогда помогал? — сквозь зубы осведомился Собеско.

— Ну, я думал, ты знаешь, что делаешь. И у тебя есть какой-то план...

— У меня есть план! — пробормотал Собеско, снова вынимая карточку из прорези. — И давай пока будем придерживаться его, а если уж ничего не выйдет, перейдем к твоему.

— А у меня больше нет никакого плана, — растерянно признался Арнинг. — Разве что бежать на своих двоих ...

— Это мы всегда успеем, — процедил Собеско, еще раз рассматривая карточку со всех сторон. — Черт, что же с ней не так?!

— Попробуй вставить другой стороной, — посоветовал Арнинг. — Пусть эта металлическая пластинка будет сверху.

Собеско, не говоря ни слова, перевернул карточку, засунул ее в прорезь и еще раз щелкнул тумблером. Приборная шкала медленно осветилась, а снизу послышалось ворчание двигателя, показавшееся ему слаще самой изысканной музыки.

— Есть!

Собеско обрадованно повернул переключатель. Ворчащий звук превратился в басистое гудение. Катер подскочил в воздух и застыл в метре над землей. Собеско осторожно взялся за левый джойстик и легонько двинул его вперед. Катер вздрогнул и начал медленно-медленно подниматься вверх. Собеско нажал посильнее, и вдруг ветви деревьев, окружавших поляну, стремительно заскользили вниз, словно в скоростном лифте. Легкая перегрузка вдавила их в кресло и тут же отпустила.

— Вот это да! — Гредер Арнинг осторожно глянул вниз.

Они неподвижно висели метрах в двухстах над землей. Под ними топорщились верхушки деревьев, сзади и слева было широкое поле космодрома с громадой космического корабля на заднем плане, а впереди простирались поля и черточки посадок, сливавшиеся у горизонта в неясную синюю полосу. Это могло быть море.

— От винта, — пробормотал Собеско, берясь за правый джойстик.

Теперь он уже представлял, как чутко реагирует катер на малейшее движение управляющих рукояток, и уверенно направил катер в полет на север.

— Где они?! — суперофицер Мивлио грозно навис над дежурным по контролю зоны безопасности. — Почему я их не вижу на экране?!

— Не могу знать, господин суперофицер второго ранга, — оператор растерянно защелкал переключателями. — Осмелюсь предположить, у них на катере отключен маячок.

— Чушь! Как могли филиты...

Мивлио оборвал себя. Филиты-то точно не могли до такого додуматься, а вот начальник Службы Безопасности вполне мог позаботиться о том, чтобы вывести свой катер из-под наблюдения. Впрочем...

Еще не успев додумать до конца эту мысль, Мивлио бросился бежать в радарный пост. Конечно, датчики при большом желании и умении можно отключить, но еще никто не придумал, как укрыть катер от локатора.

— Скорее всего, это они, — доложил ему по-деловому немногословный оператор. — Только что вышли из зоны безопасности и движутся на северо-северо-восток на малой высоте. Скорость относительно невелика.

— Понятно, — скривившись, Мивлио начал расстегивать рукав мундира, чтобы активировать браслет связи. Очевидно, эту историю уже нельзя было удержать в узком кругу.

— ...И вы устраивали все эти игрища за моей спиной?! — зло и раздосадованно поинтересовался начальник базы "Восток". — И не думайте, я не приму на себя ответственность за пуск ракет!

— Они уходят, уходят же! — заскрежетал зубами Мивлио. — Еще несколько минут, и мы их уже не достанем!

— Помнится, командующий сам взял на себя заботу о безопасности, — невозмутимо заметил начальник базы. — Пусть он и принимает решение о пуске.

— Конечно, запускайте ракеты! — едва выслушав Мивлио, распорядился Пээл. — Устроить побег на нашем катере — это неслыханно! Их необходимо остановить любой ценой!

Но прошло еще несколько драгоценных минут, пока приказ, спущенный с самого верха, не достиг непосредственных исполнителей. На базе поднялась суматоха. Расчеты спешно готовили к запуску зенитные ракеты. Техникам был срочно дан приказ приостановить профилактические работы и снарядить к вылету девятку "Молний". Поднятый по тревоге комендантский взвод получал оружие и готовился пуститься в погоню за беглецами на катерах. А суперофицер Мивлио, стоя за спиной начальника базы в центральном посту, молча страдал, глядя, как безвозвратно теряется время.

Наконец зенитные установки исторгли громовой рев и свист, отправив вслед беглецам три самонаводящиеся ракеты "земля-воздух".

— Они уже на самом пределе дальности, — меланхолично отметил офицер-ракетчик. — Мы еще достаем их, но уже на излете. Стоит им предпринять маневр уклонения или хотя бы увеличить скорость...

— Я понял! — оборвал его Мивлио. — Будем надеяться, что филитам не хватит на это мозгов! Похоже, они пока летят всего на одном разгонном двигателе, и молитесь звездам, старший-один, чтобы они не догадались включить второй...

— Кен, ты видишь?! — выкрикнул Гредер Арнинг, показывая на три приближающиеся точки у нижнего края экрана. — Это погоня!

— Я вижу, — напряженно процедил Собеско, не поворачивая головы.

— Они настигают нас! — с тревогой заметил Арнинг. — Ты не можешь лететь быстрее?

— Я делаю все, что могу!

Собеско изо всех сил давил на правый джойстик. Под ними со страшной скоростью проносилась морская гладь, сливаясь в однородную серо-голубую поверхность, высоко вверху мчались назад облака. Однако стрелки на шкалах всех приборов застыли на своих местах, не сдвигаясь ни на миллиметр. Только три ярких точки на экране посреди пульта неумолимо приближались к катеру.

— Они, по крайней мере, втрое быстрее нас! — оценил Арнинг. — Кен, какая у нас скорость?

— А черт его знает! — со злостью откликнулся Собеско. — Ты знаешь их цифры, попробуй определи сам!

— Если это — скорость, то около трехсот, то есть, по нашему, немного больше пятисот километров в час, — определил Арнинг. — Но смотри, шкала имеет резерв до шестисот!

— Гредер, я еще только учусь, — Собеско взялся за левый джойстик. — Лучше помолчи.

Катер резко рыскнул в сторону. Две точки повернули за ним, срезая угол, а вот третья продолжала тянуть по прямой и вдруг исчезла с экрана.

— Это ракеты, зенитные ракеты! — воскликнул Собеско. — Держись, Гредер! Я сейчас попробую стряхнуть их с хвоста!

Следующие несколько минут гравикатер, словно сухой лист, подхваченный шквалом, выделывал в воздухе невероятные горки и петли, то взмывая к небесам, то едва не врезаясь в волны, бросаясь из стороны в сторону и чуть ли не возвращаясь по собственным следам. Гравикомпенсаторы, не приспособленные к таким прыжкам, уже не справлялись, и на двоих пассажиров то обрушивались жестокие перегрузки, то они едва не вылетали из своих кресел при внезапном появлении невесомости.

Но усилия Собеско не пропали даром. Еще одна ракета, израсходовав горючее, упала в море, и лишь последняя продолжала преследовать катер, вцепившись в него, словно гончая в волка. Метка почти достигла центра экрана, и Арнингу казалось, что если он обернется, то увидит ее — ослепительно белую точку на фоне туч.

— Кен! — не выдержал Арнинг. — Догоняет!

Кен Собеско со зверским лицом вцепился обеими руками в джойстики. Катер взмыл высоко в небо и с полуторакилометровой высоты ринулся в крутое пике. Вслед за ним устремилась почти настигшая их ракета.

Перегрузка снова вдавила их в кресла. Впереди на глазах вырастала серо-стальная стена моря, а позади за ними гналась хвостатая смерть. На пульте замигал красный огонек, а пробудившаяся вместе с ним сирена начала распиливать воздух тревожным прерывистым воем.

Конечно, они бы разбились, но автоматика, взявшая на себя управление, какими-то чудом вытянула катер из пике. Едва не чиркнув о гребни волн, он с усилием выровнялся и начал полого набирать высоту, гася скорость. А далеко за их спиной из моря высоко взметнулся мощный всплеск. Ракета, гонясь за катером, не смогла повторить его сумасшедший маневр и с размаху ушла под воду. Ее боеголовка сдетонировала, и она прекратила свое существование, эффектно, но бесполезно.

― Черт, кажется, вырвались! — Собеско, тяжело дыша, зализывал прикушенную губу. — Но я никогда, больше никогда в жизни не буду так рисковать... В пике, на незнакомой машине... И надо было, наверное, привязаться.

— Да, если бы было, чем, — отозвался Арнинг. Он сильно ударился грудью о пульт и, болезненно морщась, растирал ушибы. — И как мы только не разбились?

— Крепко они строят, — с уважением сказал Собеско.

С осторожностью он взялся за джойстики и снизил скорость, переведя катер в горизонтальный полет.

Арнинг, протянув руку, переключил компьютерную карту на самый мелкий масштаб.

— Как нам еще далеко, — озабоченно заметил он. — От ракет мы ушли, но кто знает, что еще у пришельцев в запасе...

— Тьма и пламя! — выругался суперофицер Мивлио. — Они все-таки ускользнули!

— Мы сделали все, что могли, — пожал плечами ракетчик. — Что поделать, они уже были на пределе дальности.

— Через четверть часа мы поднимем в воздух "Молнии", — сообщил начальник базы. Вот только...

— Я понял, — Мивлио с отвращением взялся за микрофон коммуникатора. — На это вам тоже нужна санкция командующего.

— И это ваши лояльные филиты, Реэрн! — генерал Пээл раздраженно отбросил в сторону микрофон. — Посмотрите, что они натворили!

— Но, ваше превосходительство, — возразил Реэрн. — Кто же знал, что наше недреманное око так глупо подставится?! Можно сказать, он сам вынудил их на этот побег.

— Но как они научились управлять катером?! — Пээл начал нервно расхаживать по отсеку. — У вас есть какие-либо объяснения этому?

— Есть, ваше превосходительство, — невозмутимо заметил Реэрн. — Он возил их на острова. Очевидно, он был слишком неосторожен, и они запомнили его действия.

— То есть, вы предлагаете свалить все на нашего бывшего начальника СБ? — генерал остановил свой бег и внимательно посмотрел на Реэрна.

— А разве это не так, ваше превосходительство? Из-за своего мелкого самолюбия он спровоцировал беспорядки, толкнул вполне лояльно настроенных к нам филитов на побег, замыслил убийство офицера космофлота. И наконец, он окончательно выпустил ситуацию из-под контроля, вследствие чего вмешательство командования базы оказалось запоздалым и недостаточно эффективным... Вы ведь и не собирались отпускать филитов, не так ли, ваше превосходительство? — Реэрн вдруг поднял голову и в упор взглянул на генерала.

— Что? А, вздор, Реэрн! — Пээл отвернулся, отводя взгляд. — Ладно, вы правы, Служба Безопасности ответит за все. Кстати, интересно, этого олуха уже освободили или он так и валяется связанным?...

Сильные руки подхватили начальника планетной СБ и помогли ему совершить несколько первых неуверенных шагов по направлению к опустившемуся на поляне катеру. Лица солдат были строгими и неулыбчивыми.

Начальник СБ понуро плелся между ними. Он знал, что вид у него сейчас крайне непрезентабельный. Форменное кепи потеряно, мундир измят и испачкан, привычная кобура с пистолетом больше не оттягивает пояс. Ремень ему так и не вернули, из-за чего эсбист чувствовал себя арестованным. Собственно говоря, так оно и было.

Покорно и мрачно он забрался на заднее сиденье катера и двое дюжих солдат заняли места слева и справа от него, сдавив его своими телами. Офицер, сидящий впереди, легко тронул управляющие джойстики, и катер начал набирать высоту.

Но почему никто не гонится за другими беглецами?! Он еще может, может быть полезным! Начальник СБ дернулся, стараясь хотя бы немного высвободиться из тисков, но бросив случайный взгляд вниз, застыл, оторопело вытаращив глаза.

Катер как раз неспешно проплывал над краем посадочного поля космодрома. Седьмая бригада, как ни в чем не бывало, продолжала работу. Филиты с перфораторами старательно проделывали отверстия в неподатливом керамито-бетоне, а за ними кто-то с плазменным резаком проплавлял контуры выемки. Рядом невозмутимо стоял Куоти, что-то объяснявший рослому филиту, очевидно, новому бригадиру. Увидев над головой катер, он поднял голову и проводил его взглядом.

Эсбист, не веря своим глазам, бессильно обмяк и, если бы не конвоиры по бокам, наверняка, не удержался бы на сиденье. Филиты и здесь обвели его вокруг пальца! Но где, где и как он ухитрился так проколоться?! Где он совершил ошибку? Эта мысль точила его, как червь, пока не сожрала целиком.

Дальше он действовал, словно сомнамбула. Его встречали люди — он не узнавал их, ему приказывали — он механически повиновался, не осознавая, что делает, ему задавали вопросы — он что-то отвечал невпопад, не понимая их. Он смог вынырнуть из этого омута, только оставшись один в небольшом полутемном отсеке, сидя на неудобном стуле за узким столиком. На голой столешнице лежал одинокий серебристый пистолет с коротким стволом. Обреченно начальник СБ взял со стола оружие, нащупал холодным дулом висок и почти с облегчением нажал на спуск.

Сухой хлопок выстрела был почти не слышным. Кроме того, его полностью заглушил рев двигателей девятки "Молний", бросившихся в погоню за беглецами. "Молнии" сильно задержались с вылетом, но зато их скорость была намного выше, чем у гравикатера.

Северный берег Срединного моря встретил их неласково. Высокий береговой обрыв был окутан туманом, у его подножия грозно шумел прибой, кое-где были заметны пятна нерастаявшего снега. Весна явно не слишком торопилась в эти края.

Уже вполне уверенно действуя джойстиками, Собеско посадил катер на краю обрыва. Впереди простирался обширный луг, весь в грязно-белых и серо-бурых пятнах, перечеркнутый полосой грязной проселочной дороги, вдали виднелись какие-то полуразрушенные постройки. Небо было затянуто серым, и весь пейзаж поражал угрюмостью и запустением.

— Где это мы? — неуютно передернул плечами Собеско.

Гредер Арнинг щелкнул тумблером, переключая масштаб карты.

— Мармонтана. Километрах в тридцати от устья Вегера.

— Да, непорядок, — Собеско почесал затылок. — Штурман из меня еще, похоже, тот. Там за нами никто больше не гонится?

— Не видно, вроде бы.

— Тогда едем дальше. Доберемся до Вегера, а там поднимемся по нему прямо до Самодонеса.

— Они исчезли с экрана радара, — доложил оператор. — Очевидно, совершили посадку.

— Ничего, — Мивлио скривил губы в мрачной усмешке. — Далеко они не уйдут. Вы можете указать предполагаемый район?

— Да, господин суперофицер второго ранга, — кивнул оператор. — С точностью до нескольких километров. Похоже, они сели прямо на берегу моря.

— Это хорошо, — Мивлио удовлетворенно повернулся к начальнику базы. — Вам все-таки придется послать людей, чтобы найти и подобрать брошеный катер.

― Будет сделано, ― начальник базы мрачно кивнул.

― Очень хорошо, ― Мивлио снова взялся за микрофон, вызывая отсек дистанционного управления. ― Старший-один, пусть по прибытию на место ваши "Молнии" тщательнейшим образом все прочешут на минимальной скорости. После этого качественно обработайте все населенные пункты в округе. Я хочу быть уверен, что они не ускользнули от нас.

— Принято, — отозвался комендант. — Мы выполним все наилучшим образом.

— Господин суперофицер второго ранга, — подал голос оператор. — Они снова появились. Продолжают полет в северо-восточном направлении.

— Тем лучше, — пожал плечами Мивлио. — Вы слышали, старший-один? У вас опять прежняя задача — догнать и уничтожить в воздухе.

— Кен, смотри, — Арнинг ткнул пальцем в самый низ экрана. — Кажется, это опять за нами.

— Вижу, — Собеско чуть тронул правый джойстик, срезая очередную излучину реки. — По-моему, нам пора заканчивать нашу поездку. В первый раз мы выкрутились чудом, а чудеса обычно не повторяются.

— Но мы успеем добраться до Самодонеса? — обеспокоенно спросил Арнинг. — Эти новые, вроде бы, не настолько быстрые.

— Все равно они быстрее нас, — Собеско щелкнул пальцем по экрану, где жирная размазанная метка, обозначавшая девятку "Молний", успела чуточку сдвинуться по направлению к центру. — Гредер, я больше не хочу рисковать. Дотянем до ближайшего города и будем садиться.

Однако первый город они все же пропустили. Преследователи были еще слишком далеко, а Собеско тоже хотелось совершить посадку поближе к Самодонесу. После того как они за пару часов преодолели более тысячи километров, добираться дальше на своих двоих отчаянно не хотелось.

Второй город был сильно разрушен и Собеско, поколебавшись, тоже оставил его за кормой. Вокруг уже были густонаселенные места, под ними почти непрерывно проносились отдельные фермы, деревушки и поселки, а через несколько минут на высоком правом берегу реки снова появились городские кварталы.

— Ну что? — Собеско взялся за левый джойстик. — Будем садиться?

— Подожди, — Арнинг задержал его руку. — Я, кажется, знаю, что это за город. По-моему, это Фаэнд, всего в ста километрах от Криденга! Может, ты все же попытаешься дотянуть?

— Опасно, — пробормотал Собеско. Последователи уже сократили разрыв почти наполовину и отставали от них всего на какие-то две сотни километров. — Ладно, рискнем.

Они пошли на посадку, уже когда далеко впереди показались окраины Криденга. Преследователи были совсем рядом, и дальше рисковать было нельзя. Они и так задержались в воздухе на несколько минут больше, чем могли себе позволить.

— Вот, зря я тебя послушался, — в сердцах бросил Собеско, направляя катер на поросший камышом мыс, припорошенный снегом. — Оставили бы себе машинку как трофей, а так придется бросать им на поживу!

— Черт с ним, Кен! — отмахнулся Арнинг. — Я вот о чем думаю: как бы сделать так, чтобы они совсем от нас отстали?

— Как? — Собеско вскинул голову. — А ну, выдергивай шнурки из ботинок! И немедленно выметайся отсюда!

Привязав шнурки к тумблерам на пульте, Собеско сделал на их концах скользящие петли, накинул их на оба джойстика и резко затянул, одновременно вываливаясь наружу вслед за Арнингом. Катер, словно освободившись от ноши, рванул вверх, набирая высоту и скорость, стремительно превратился в точку, едва заметную в темнеющем вечернем небе, и вдруг исчез в ослепительной вспышке. Прямо над головами Арнинга и Собеско, вжавшихся в снег, с ревом промчалась девятка "Молний" и, заложив вираж, легла на обратный курс.

— Ух, кажется, мы вовремя, — Собеско поднялся на ноги, отряхивая штаны от снега. — Как ты думаешь, они от нас отстали?

— Надеюсь, — Арнинг тоже встал во весь рост. — Ты это здорово придумал, Кен! Ох, как хорошо! Мы вырвались! А я, считай, дома.

— Только холодно уж очень у тебя дома, — поежился Собеско. — Ох, чувствую, будем мы всю новогоднюю ночь у костра от холода зубами лязгать!

— Ничего, перетерпим, Кен, — весело улыбнулся Арнинг, поплотнее застегивая свой комбинезон. — Самое главное — мы на свободе! А все остальное приложится.

Глава 10. Такая холодная весна

Последний день перед Новым годом оказался у Ринчара Линда до предела наполненным заботами.

Ранним утром, когда ночная темень за окнами только начала уступать место серенькому рассвету, он спустился во двор и, ежась от пронизывающего холода, присел возле большого сугроба, наметенного у стены. Осторожно сняв верхнюю грязноватую корку с помощью алюминиевой миски, Линд начал той же миской черпать снег из кучи и насыпать его в большую кастрюлю, которую он принес с собой.

В сумраке пасмурного утра снег казался сероватым, однако Линд точно знал, что освещение здесь не при чем. Снег, выпадавший в эту суровую и долгую зиму, и в самом деле был серым, словно вобравшим в себя дым и гарь пожаров, опустошивших четыре месяца назад огромные пространства Восточного континента.

Как рассказывали Линду друзья из Криденгской обсерватории, мельчайшие частички пепла от сгоревших городов и лесов до сих пор висели в атмосфере, не пропуская к земле солнечное тепло и свет, и зима, которой давно было пора возвращаться в свои северные владения, продолжала властвовать над миром. Температура по ночам упорно держалась ниже пятнадцати градусов мороза, а днем, даже когда неяркое солнце пробивалось сквозь мутную пелену облаков, мороз ослабевал, в лучшем случае, только до минус десяти градусов.

Наполнив снегом кастрюлю, Линд подхватил ее за ручки и осторожно понес ее наверх по холодной и скользкой лестнице. Растопка снега требовала немалых затрат драгоценных дров, а полученную воду надо было пропускать через фильтры, на которых оставался темно-серый налет, но это было все же лучше, чем спускаться к реке или источнику, а потом долго подниматься по разрушенным и заснеженным улицам с тяжелыми ведрами в руках.

С водой в Криденге было напряженно. Городская насосная станция была уничтожена при бомбежке, и о ее восстановлении не могло быть и речи. Городские власти с помощью уцелевшего оборудования бурили скважины, но район, где жил Линд, находился на возвышенности, и водоносные горизонты пролегали там слишком глубоко. Ему несколько раз советовали перебраться в центр города, где снабжение водой, продовольствием и топливом было значительно лучше, а в бомбоубежища и станции метро, превращенные в общежития, на несколько часов в день даже подавалось электричество. Однако Линд не хотел покидать дом, где он прожил всю свою жизнь.

В небольшой кухне все уже были на своих местах. В печке-буржуйке горел огонь, выведенная в окошко труба уютно гудела, а из постепенно нагревающихся кастрюлек распространялись вкусные запахи. Мама помешивала столовой ложкой аппетитно пахнувшее варево, а Тэви, сидя за узким столиком, раскладывала по тарелкам вялую зелень, которую выдавали в качестве средства против цинги, и осторожно, чтобы не накрошить, нарезала острым ножом серый пайковый хлеб.

— Доброе утро, — поздоровался Линд с Тэви, ставя кастрюлю со снегом на пол у печки. — Как спалось?

— Нормально, спасибо, — Тэви, закончив резать, ссыпала крошки в блюдце. — Как там на улице?

— Холодно. Приличный мороз и довольно противный ветер.

— Как я устала от этого холода! — Тэви зябко закуталась в наброшенный на плечи клетчатый плед. — Что говорят твои звездочеты? Скоро будет теплеть?

— Наверно, не скоро, — смущенно развел руками Линд, словно именно он был виноват в неблагоприятных прогнозах. — Правда, у них сейчас, конечно, не те возможности, что раньше, так что они могут и ошибаться.

— Как бы мне этого хотелось, — Тэви устало вздохнула и в кухне наступила тишина, прерываемая лишь треском пламени.

— Ты идешь сегодня на службу? — спросил Линд, просто чтобы прервать затянувшуюся паузу.

— Конечно! — подняла тонкие брови Тэви. — Я же должна придти, всех поздравить, раздать подарки... Хотя настроение совершенно не праздничное. Новый год — это день весны и солнца, а сейчас... А помнишь, Ринчар, как мы все встречали Новый год... кажется, в 64-м?! Ты тогда притащил не ветку, а целый куст весенней красавицы! А теперь без нее и праздник — не праздник, правда, тетя Лэра?

— Да, Новый год без весенней красавицы — это как-то грустно, — согласилась Лэра Линд. — Вместе с ней и зима не казалась бы такой страшной и бесконечной.

— Я попробую! — Ринчар Линд вдруг порывисто вскочил с места. — Я постараюсь достать весеннюю красавицу! Все равно, у меня на сегодня нет никаких важных дел.

И подхватив с тарелки ломоть хлеба с зеленью, Линд застегнул пальто, натянул на голову шапку и, взяв перчатки, выбежал прочь из кухни.

Выйдя из дома, Ринчар Линд, не раздумывая, свернул направо. После вторжения пришельцев Криденг словно съежился до своих границ столетней давности, и жизнь в полуразрушенном и замерзшем городе теплилась лишь в старом центре. Если где-то и можно было надеяться разыскать веточку цветущей весенней красавицы, которой в Чинерте было принято украшать дома под Новый Год, то только там.

Спустившись по когда-то красивой, а ныне черно-белой от присыпанных снегом пожарищ улице Рассветов, Линд прошагал из конца в конец по всему длинному бульвару Герениса, обогнул оплавленные остатки памятника жертвам Гражданской войны на площади Согласия и, наконец, свернул на протоптанную в снегу дорожку, вившуюся по расчищенной от обломков мостовой улицы Благодатных Дождей.

Это уже был почти центр, и на его пути стали все чаще попадаться люди. Линд обогнал пожилого мужчину, тянувшего за собой санки, на которых сидела закутанная в одеяла девочка лет шести, посторонился, пропуская торопившегося куда-то парня с непокрытой, несмотря на жестокий мороз и ветер, головой, а затем и вовсе ступил на обочину, чтобы дать дорогу двум женщинам неопределенного возраста, которые вдвоем несли большую плотно набитую сумку. Несколько раз мимо Линда медленно проезжали грузовики с закрытыми брезентом кузовами. Из больших уродливых коробок газогенераторов по бокам кабин тянулся хвостом рваный серый дым.

Пройдя мимо большого серого здания бывшего пожарного депо, откуда из-за широких створок запертых ворот доносилось едва слышное тарахтение станков, Линд почувствовал привычный прилив воодушевления. Израненный, засыпанный снегом и скованный морозом, оторванный от страны и от мира город жил, выпускал промышленную продукцию, шил теплую одежду и обувь, лечил и защищал своих граждан и даже управлял клочком свободной от пришельцев земли, до которой он мог дотянуться оборванными ленточками дорог и пропеллерами неуклюжих деревянных аэропланов. Предметом особой гордости горожан было то, что в нем продолжали работать несколько институтов, где преподаватели в нетопленых кабинетах с заколоченными окнами негнущимися от мороза пальцами писали мелом прямо на закопченных стенах, театр, переместившийся в актовый зал бывшей первой гимназии, за зиму дал пять премьер, а на открытом катке на углу улиц Цветочной и Купеческой играли музыканты и кружились на коньках веселые молодые пары...

Жизнь постепенно брала свое, и даже в этом промерзшем насквозь печальном мире, возникшем на месте разрушенного прежнего существования, хотелось настоящего праздника, весны, тепла и счастливого смеха. Линд пристально вглядывался во всех попадавшихся навстречу прохожих — не несет ли кто из них в руке или сумке заветную веточку, усыпанную бело-розовыми цветами размером с крупную горошину, но пока таких не встречалось. До войны весенняя красавица сама расцветала в первые дни весны, заливая белоснежной пеной дворы, парки и скверы, но в этот суровый год она еще не успела пробудиться от зимней спячки.

Свернув в промежуток между двумя домами, Линд прошел через двор и, перебравшись через развалины, вышел на параллельную улицу Солнечных Улыбок. Отсюда было рукой подать до здания бывшей земельной налоговой администрации, где теперь размещалась редакция городской Общей газеты, куча прочих служб и контор и даже жилые помещения для оставшихся без крова сотрудников.

Поднявшись по боковой лестнице на третий этаж, Линд прошел по пустому полутемному коридору, освещающемуся только через окна в торцах, и, толкнув знакомую дверь, очутился в большой комнате, тесно заставленной разномастными столами, шкафами и стульями. На столах стояли пишущие машинки, повсюду валялись пачки бумаг, а на одном из шкафов красочным натюрмортом высилась целая батарея пустых бутылок.

Окно в комнате было тщательно закрыто и завешено темной плотной материей, поэтому в ней стоял полумрак. Только на одном из дальних столов неярко светила керосиновая лампа, перед которой, положив голову на руки, дремал светловолосый человек с такой короткой стрижкой, что казался лысым. Это был дежурный редактор Крон Даманис.

— Привет, Крон, — весело сказал Линд, входя в комнату. — Чего во тьме сидишь?

— А так теплее, — Даманис, ничуть не удивившись нежданному гостю, приподнял голову. — А ты чего здесь? Что-то вчера забыл?

— Ничего не забыл, — покачал головой Линд. — Просто пришел навестить. Какие новости?

— Да никаких, вроде бы, — Даманис задумчиво потер лоб. — Хотя нет, есть новость. По радио прислали предновогоднее обращение президента, вон лежит. Если хочешь, почитай.

— Да уже потом почитаю, в номере, — Линд отодвинул стул и сел напротив Даманиса. — Ты вот что скажи: ты не слышал, где сейчас можно достать весеннюю красавицу?

— Весеннюю красавицу? — удивленно переспросил Даманис. — В такую погоду?! Раньше ее в холодные зимы в теплицах выращивали, только где они теперь, эти теплицы? Хотя подожди... Где-то я недавно видел веточку. Даже точно скажу, в общежитии авиаотряда! Знаешь, где это? На улице Горящих Свечей.

— Конечно, знаю! — кивнул Линд. — У меня самого там живет пара приятелей. Спасибо, Крон, я знал, что ты мне поможешь. Тогда счастливо, с наступающим тебя!... И кстати, открой, наверное, окно, а то тут у тебя дышать нечем.

— А ну его, — махнул рукой Даманис. — Все равно через час спущусь к себе домой, на второй этаж. Там сейчас жена порядок наводит. Пока, Ринчар, с праздником! До встречи в Новом году!

Выйдя из редакции, Линд почувствовал, что вокруг стало чуточку теплее. Холодный ветер немного утих, в воздухе закружились редкие крупные снежинки, причем, это был нормальный белый снег, без надоевшего сероватого оттенка. Это обрадовало Линда, так как до улицы Горящих Свечей было не близко, и к тому же, чтобы не идти через полностью разрушенный район бывшего предместья Гончары, надо было сделать приличный крюк через Прохладную Набережную.

Набережная, как всегда, была полна народу. Одни спускались к реке за водой и осторожно ступали по неровной тропинке, балансируя с наполненными ведрами. Другие шли к наведенной через реку переправе, чтобы навестить родственников и знакомых, живущих на левом берегу. Третьи, и их было большинство, еще с ночи отправились порыбачить и теперь возвращались домой с уловом. Впрочем, на льду еще можно было заметить десятки неподвижных фигур, застывших над лунками — то ли более терпеливых, то ли просто неудачников. Линду, не большому любителю тратить время на сидение с удочкой, всегда казалось, что в Вегере просто не найдется столько рыбы, чтобы одарить всех желающих предпраздничными трофеями.

На улице Маленьких Барабанщиков, поднимавшейся круто вверх к Святой Горке, где до войны стоял древний собор святых Хорма и Лутуса, уцелело всего несколько домов, но зато на перекрестке гордо высился старинный указатель. Проходя мимо него, Линд, по привычке не смог сдержать улыбки. Название улицы было дано на зеллийском языке, в котором слово "барабанщик" сильно напоминало чинетское "огородник", и туристы, не знавшие зеллийского, всегда недоумевали, что это за "Маленькие Огородники", в честь которых была названа улица.

Свернув на середине подъема в сторону, Линд пересек небольшую площадь Восковых Масок и очутился на узкой улочке Горящих Свечей. Среди старинных трехэтажных домов, сейчас чуть ли не поголовно лишившихся крыш, издалека было заметно высокое здание дореволюционной постройки, которое сейчас использовалось в качестве общежития для отряда связных, в том числе, и для авиаторов, на своих планерах и самолетах осуществлявших контакты с отдаленными селами и городами. В знак приближавшегося праздника уцелевшие стекла первого этажа были обклеены цветной бумагой, а над входом был прикреплен большой венок из темно-зеленого лапника, обвитого яркими лентами. Посреди венка висел надраенный до блеска колокольчик, от которого вниз тянулась длинная веревка. По традиции считалось, что колокольный звон перед Новым годом отпугивает нечистую силу, заставляя ее держаться подальше от веселящихся людей.

Несколько раз дернув за веревочку и удовлетворенно услышав радостное треньканье, Линд вошел внутрь, поздоровался со знакомым вахтером и по многократно опробованному маршруту поднялся на четвертый этаж, где жили летчики. Здесь его сегодня тоже не ждали, но в гости к этим людям Линду можно было смело приходить и без приглашения.

Первое, что увидел Линд, зайдя в крохотную и поэтому всегда теплую комнату, где жили его друзья Либсли Ворро и Кисо Неллью, была веточка весенней красавицы в стеклянной банке, стоявшей с краю стола. За столом сидел Неллью и упорно сражался с каким-то текстом с помощью потрепанного чинетско-вилкандского словаря. Либсли Ворро лежал на узком диванчике сбоку от приятно гудевшей печки и, кажется, дремал.

— Привет, — поздоровался Линд по-вилкандски. — С наступающим.

— И тебя тоже, — отозвался Ворро, приоткрыв глаза, но не изменив позы. — Что-то тебя давно не было.

— Дела, дела, — Линд, расстегнув пальто, присел на свободный стул. — К вам еще попробуй выберись. И где вы только красавицу достали?

— В Фаэнде, — с готовностью ответил Неллью, оторвавшийся, наконец, от бумаги. — Ребята с третьего отряда там дня три назад были. Привезли лекарства, немного сахара, так им на радостях целую охапку дали. На всех хватило.

— А не знаешь, в Криденге где-то можно найти красавицу? — спросил Линд.

— Не знаю, не видел. — Неллью посмотрел на Ворро и виновато развел руками. — Тебе нужно? Хочешь, свою отдадим?

— Нет, спасибо, — Линд поднялся на ноги. — Вы извините, ребята, но я сегодня тороплюсь, еще до вечера кучу дел сделать надо.

— Ринчар, — нерешительно остановил его Неллью. — А у тебя не будет немножко времени помочь мне с переводом? А то Ли сам прочитал, а мне рассказывать не хочет.

— Сам читай, — ворчливо отозвался с дивана Ворро. — Кому здесь из нас практика нужна — тебе или мне?

— А что ты читаешь? — заинтересовался Линд.

— Послание вашего президента. Сегодня по радио передали. А я, понимаешь...

Линд понимающе кивнул. За зиму Неллью, и в самом деле, добился немалых успехов в разговорном чинетском и даже зеллийском, особенно в отношении различных авиационных терминов, но мало-мальски сложные тексты были ему еще не по силам.

— Сейчас посмотрим, — Линд взял в руки лист бумаги с несколькими абзацами, отпечатанными на машинке. — Дорогие соотечественники! Наконец уходит в прошлое 5373 год, год трудный и тяжелый, принесший много бед и несчастий всему нашему миру...

— Это я уже прочитал, — смущенно заметил Неллью. — А что там дальше?

— Но даже после самой долгой и жестокой зимы приходит весна, — продолжил переводить на вилкандский Линд. — За последние месяцы мы многое потеряли, но многое нам удалось сохранить. Нам пора перестать прятаться в развалинах, испуганно смотря в небо. В этом году перед всеми нами стоит задача по возрождению нашей страны, и нам в этом не смогут помешать никакие пришельцы... Интересно, — прервал сам себя Линд. — Тут дальше пишется о том, что теперь пришельцев на Филлине осталось слишком мало. Они будут и дальше мешать, обстреливать города, но их не надо больше бояться. Если поднимется вся страна, пришельцам с нами не совладать.

— И ты в это веришь? — лениво спросил Ворро.

— А почему бы и нет? Ты ведь сам постоянно бываешь в других городах и видишь — люди постепенно восстанавливают свою жизнь. Пришельцы ведь не разбили нас, а только разорвали связи между частями страны, словно закупорили артерии и вены в человеческом теле. Как только закончится зима, кровь снова заструится по жилам. Может быть, нужно только немного маскироваться, чтобы нас не засекли с воздуха. В конце концов, переправу на левый берег ведь ни разу за зиму не бомбили, хотя и пришельцам должно быть ясно, насколько она нам нужна!

— Ну и что? — пожал плечами Ворро. — Все равно, это не жизнь, одно прозябание. Вон, мы на каких-то этажерках летаем. Сколько бы пришельцев не было, разве они нам дадут пересесть на нормальные самолеты? Да никогда! "Буревестник" полностью починили, на полозья поставили, а летать на нем некуда! Может там, на севере, где сейчас ваш президент, что-то по-другому, а здесь как мы зарывались в землю, так и будем зарываться. Разве что Кир Гордис что-нибудь придумает. Ринчар, ты о нем что-нибудь слышал?

— Ничего, — покачал головой Линд. — Только тогда, помнишь, сообщили, что нормально добрался до места, а потом тишина. Наверное, чем-то занимается.

— Не жалеешь, что не поехал с ним тогда? — вдруг бросил острый взгляд Неллью.

— Иногда жалею. Ладно, ребята. Я пойду, наверное. С праздником вас! Пусть новый год для вас будет счастливее старого!

— Спасибо, Ринчар, — отозвался Неллью. — И тебе того же! Желаю тебе найти свою весеннюю красавицу!

Покинув общежитие, Линд повернул обратно к набережной. Как говорили в Криденге, если чего-либо нельзя найти на Длинном рынке, значит, этого не существует в природе, и даже война не внесла никаких изменений в этот нехитрый принцип. Он уже начал уставать и немного замерз и, чтобы сократить дорогу, пошел напрямую через развалины, по протоптанным в снегу извилистым тропинкам.

Разрушенные кварталы и пустые, заваленные обломками, улицы потеряли свою индивидуальность, стали неотличимо похожими друг на друга, и Линд пожалел, что свернул в эти печальные места. Редкие цепочки следов петляли, метались из стороны в сторону и, казалось, не вели никуда, однако вскоре впереди над развалинами выросла, словно одинокий маяк, высокая храмовая башенка, чудом уцелевшая в огне войны. Увидев башенку, Линд сразу воспрянул духом. Этот храм находился на улице Хрустальных Молоточков, в двух шагах от Длинного рынка, кроме того, службу в нем отправлял его старый знакомый отец Костас.

Священник работал в небольшом садике, окружавшем храм. Сняв рукавицы, он осторожно касался пальцами хрупких веточек, торчащих над снежным валом.

— Храни вас Единый, отче, — поздоровался Линд. — Как там ваши гибриды, не померзли?

В свободное время отец Костас выращивал цветы и был известным в городе селекционером-любителем. Собственно, их знакомство и началось с того, что Линд написал о нем статью.

— Благодарение Единому, все пока живы, — отец Костас нежно дотронулся до крохотной почки, словно съежившейся от мороза. — В нашем климате растения научились противостоять холоду, гораздо опаснее для них неожиданные оттепели. Правда, этой зимой не было ни одной. Признаться, я уже перестаю верить, что когда-нибудь станет тепло.

— Даже после самой долгой зимы приходит весна, — заметил Линд.

— Вы тоже читали это обращение? И как оно вам?

— По крайней мере, оно задает нам цель, за которую стоит бороться. Хотя я не знаю, что нам удастся сделать в реальности.

— И все равно, это очень важно! Люди потеряли веру, они не знают, как жить. Многие верующие отринули Бога, решив, что он бросил их. Атеисты, вроде вас, гадают, за какие грехи нас всех постигла такая тяжкая кара. Даже те, кто считал наш мир безнадежно испорченным и хотел его разрушения, теперь напуганы и растеряны, так как их невозможная мечта вдруг осуществилась... А сохранился ли у вас смысл жизни, Ринчар?

— Наверное, да, — серьезно сказал Линд. — Понимаете, мне легче, чем остальным. У меня есть привычная работа, которая заполняет мое время, у меня есть мама и Тэви, которые нужны мне и которым нужен я. Мне некогда жаловаться на жизнь и чувствовать себя потерянным. Хотя я согласен, обращение президента — это символ. А как старый ремесленник слова, я хорошо знаю, что символы подчас не менее важны, чем реальные достижения.

— Вы хорошо сформулировали, Ринчар. А хотите, я сейчас покажу вам еще один символ?

Вслед за отцом Костасом Линд, пригнувшись, прошел через небольшую дверцу, почти сливающуюся со стеной. И ахнул: посреди маленькой комнаты в квадратной деревянной кадке рос роскошный куст весенней красавицы, весь покрытый бело-розовой кипенью цветов.

— Это тоже всего лишь символ, — улыбнулся отец Костас. — Однако глядя на эти цветы, мы забываем, что за окном по-прежнему зима, и начинаем думать о весне, которая неизбежно придет и к нам... Я боялся, что ей не хватит света, но позавчера она вдруг распустилась, будто тоже чувствует приближение праздника. Хотите веточку, Ринчар?

— Хочу, — выдохнул Линд. — Это просто чудо, настоящее чудо!

— А разве сейчас можно прожить без чудес?

Дзинн-Бам-м!... Бам-м!... Бам-м!... Бам-м!... Бам-м!...

Старинные часы пробили десять раз, и над столом взметнулись бокалы. Соприкоснувшись, они издали чистый хрустальный звук. И пусть в них не игристое и пенящееся альбенское, а всего лишь дешевое кисленькое вино, а сам стол беден и скуден — разве это важно сейчас? Пышные белые цветки весенней красавицы словно сами собой светятся в полутемной комнате. В полуголодном, стынущем и опустелом Криденге тоже встречают Новый год — праздник радости и весны. И конечно, вопреки всем невзгодам, надеются на лучшее.

— С Новым годом, с новой весной! — Ринчар Линд со счастливой улыбкой смотрел поверх бокала на маму и Тэви. — Пусть этот год будет лучше прошлого! Пусть он принесет нам победу, счастье и любовь!

— И любовь, — тихо откликнулась Тэви, пригубливая свой бокал. Весь вечер она казалась немного грустной, а ее броская красота лишь подчеркивалась легкой сумрачностью лица. Линд не мог отвести от нее взгляда. Ради такой женщины можно было ждать всю жизнь.

"А зачем ждать?" — вдруг промелькнула у него в голове бесшабашная мысль. Говорят в новогоднюю ночь сбываются все мечты, так почему бы не сделать ей предложение прямо сегодня? Они живут рядом уже больше двух месяцев, и хотя между ними так и не возникло настоящей близости, они все равно стали друзьями, изучили сильные и слабые стороны друг друга, научились понимать и прощать мелкие ошибки и вместе преодолевать трудности. Может быть, все еще разделяющий его и Тэви барьер можно преодолеть вот так — одним скачком...

— Тэви, — негромко сказал он, когда все кончилось, и мама начала собирать со стола. — Ты можешь сейчас заглянуть ко мне? Я хотел бы тебе кое-что сказать.

— Какое интересное совпадение, — улыбнулась Тэви своей чарующей улыбкой. — Я как раз собиралась с тобой кое о чем поговорить.

— Тэви, — Ринчар Линд взял с книжной полки небольшую коробочку. — Много лет назад, когда я был еще молодым и неисправимым романтиком и только что получил гонорар за свою первую книгу, я увидел в витрине одного магазина это колечко. Не знаю, почему, но я не смог пройти мимо и купил его, надеясь, что когда-нибудь я смогу кому-нибудь его подарить. Тэви, прими от меня этот подарок. Мы прожили бок о бок два месяца, а в наши времена это, порой, не меньше, чем целая жизнь. Мы нужны друг другу, Тэви. Я люблю тебя. Выходи за меня замуж, по-настоящему.

— Ох, Ринчар, — Тэви опустила голову. — Извини, мне жаль, что у тебя это так далеко зашло. Я не могу взять такого подарка.

— Но почему? — прошептал Линд. — Мне всегда казалось, что мы... Чем я оказался плох для тебя?

— Ринчар, ты действительно хороший. Ты надежный, спокойный, ты умеешь быть интересным. С тобой было бы, наверно, легко жить... Но ты слишком пассивный! Ты никогда ничего не хочешь делать сам!

— О чем ты, Тэви?

— Разве ты не понял? Ты любил меня, но что ты сделал, чтобы доказать эту любовь?

— Но я же...

— Что — ты? Ты просто отдал мне всю инициативу и ждал, что я сама вдруг брошусь в твои объятия? Можно подумать, я должна была из кожи вон лезть, чтобы заслужить твое внимание! Так не бывает, Ринчар! Женщину нужно завоевывать, ее надо покорить, сломать ее сопротивление своим напором и страстью! Увы, но тебе никогда не хватало решимости сделать последний шаг.

— Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь, Тэви. Но зачем изобретать такие сложные теории? Если женщина любит тебя, зачем ее завоевывать? А если же нет... К чему ограничивать чужую свободу, навязывать себя человеку, который совсем не уверен в своих чувствах? Каждый сам должен делать свой выбор, и я не хочу и не стану подменять его решение своим.

— Точнее, ты этого не умеешь, Ринчар. Женщины любят победителей, а ты просто отказался от борьбы.

— Я не отказываюсь...

— Поздно, Ринчар. Если бы ты повел этот разговор тремя, может быть, двумя неделями раньше, ты бы, может быть, еще смог удержать меня. Сейчас — нет!

— У тебя...

— Да, есть. И он сделал именно то, чего я так и не дождалась от тебя. Он не стал выжидать, вздыхать, вилять или глубокомысленно рассуждать о свободе выбора, а просто твердо и ясно сказал, что любит меня и что я нужна ему.

— Я тоже люблю тебя, Тэви! И ты нужна мне!

— Нет, Ринчар. Мы оба слишком похожи, нам нужно быть в центре внимания и командовать всеми остальными. Тебе нужна обычная добрая и ласковая девушка, мечтающая только о тихом семейном счастье и готовая стать твоей верной спутницей и помощницей. Она будет варить тебе суп, штопать носки, нянчить детей и слушать, как ты рассказываешь о разных интересных вещах, далеких странах и мудрых книгах... Кстати, твоя мама поняла меня. Она знает, что я ухожу, и не стала задерживать меня.

— Тэви, я прошу тебя, останься. Ты ведь сама не уверена в том, что делаешь, и поэтому говоришь жестокие и несправедливые слова. Вспомни, мы ведь вполне научились ладить с амбициями друг друга, и тебе было хорошо рядом со мной, как и мне с тобой. Ты устала от зимы, от постоянной, повседневной борьбы за существование, тебе захотелось чем-то разнообразить свою жизнь, отвлечься от забот, найти что-то новое... Тэви, прости меня, я не смог как-то увлечь, растормошить тебя. Мне надо было сделать это даже вопреки твоей вечной усталости, даже против твоей воли! Но поверь, теперь я знаю, что нужно делать!

— Прости, Ринчар. Ты опоздал. У нас будет ребенок.

Молчание.

— Да, он мог бы быть твоим. Но почему ты не остался со мной тогда, в тот вечер, когда мы вернулись с празднования Дня середины зимы? Ты просто пожелал мне спокойной ночи и пошел спать в свою комнату.

— Но ты ведь сама тогда сказала, что устала и хочешь отдохнуть!

— Эх, Ринчар, ну кто же верит женщине на слово?! Даже если она изнывает от желания, она все равно будет отнекиваться и сопротивляться, чтобы потом с удовольствием уступить. Почему ты тогда не проявил настойчивости?

— Если б я знал...

— Такие вещи не нужно знать, их надо чувствовать и делать. Я же говорила, Ринчар, в тебе нет чувства победителя, ты не знаешь, когда необходимо нанести завершающий удар. Прости, Ринчар, но ничего уже сделать нельзя. Завтра я уйду, а сейчас... просто обними меня покрепче.

Снова молчание.

— Ринчар, пойми, ты очень много для меня сделал, и я хочу отблагодарить тебя... чем могу. Пусть эта ночь будет твоей, ты ведь всегда этого хотел, верно? Пусть у тебя останутся от меня приятные воспоминания, а не горечь и боль.

— Не надо, Тэви, — Линд опустил руки. — Я не хочу такой благодарности, которая для меня будет слишком напоминать подачку. Будь счастлива со своим избранником, пусть у тебя будет хороший сын... или дочка. И не надо как-то вспоминать обо мне, это был просто небольшой эпизод в твоей жизни, о котором лучше забыть.

С видимым трудом повернувшись, Линд пошел к двери, двигаясь медленно, словно преодолевая сопротивление вязкой среды.

— Постой! Куда же ты?!

— Мне кажется, после всего, что было здесь сказано, мы не можем провести эту ночь под одной крышей, — не оборачиваясь, тяжело проговорил Линд. — Кому-то из нас надо уйти, очевидно, мне. Надеюсь, когда я утром вернусь, я тебя уже не застану. Даже сейчас Криденг — достаточно большой город, чтобы не встречать того, с кем лучше больше не встречаться.

Медленно, словно во сне, Линд надел ботинки, обмотал шею шарфом, набросил на плечи пальто и натянул на голову теплую меховую шапку. Не оборачиваясь, он вышел из квартиры, тихо закрыв за собой дверь и начал спускаться по темной промороженной лестнице подъезда. Внизу на него тут же обрушился ледяной ветер, но Линд не чувствовал холода. Мерно и равнодушно шагая, он шел по темному городу, не думая о направлении и уставив взгляд в тускло освещенные серпиком ближней луны темно-серые облака, медленно проплывающие по черному небу.

Дурак! Дурак! Дурак!!! Надо было хватать ее за руку, задержать, удержать! Никуда, ни к кому, не отпускать, она же сама об этом чуть ли не просила! Нет, опять отступил, сыграл в благородство, не стал бороться! Права она, кругом права! Слабак, слабак, нет ни смелости, ни решительности! Теперь бы вернуться, встать на пути, лечь костьми, не пустить...

Поздно! Теперь — поздно. Упустил ты свою любовь. И ничего уже не исправить...

Затем у него в голове не осталось ни одной мысли, и, наверное, это обрадовало бы его, если бы он еще помнил, как радоваться.

Небо на востоке чуть окрасилось лиловым, темнота ночи начала уступать место рассвету, и только тогда Ринчар Линд прервал свой бесконечный бег по улицам мертвого города и впервые остановился и огляделся по сторонам, ощущая, как гудят ноги после ночного марша.

Вокруг высились заснеженные деревья, узкая протоптанная дорожка тянулась куда-то вдаль, а сзади и справа за редким частоколом стволов угадывалась какая-то неясная темная масса, напоминавшая по очертаниям проломленное полушарие. Ринчар Линд невесело вздохнул и нагнулся зачерпнуть щепотку снега, чтобы промокнуть разгоряченный лоб. Он узнал эти места. Оказалось, ноги сами собой привели его на южную окраину города, в ботанический сад, а разрушенное полушарие справа было остатками зимнего сада, в стеклянный купол которого осыпался во время одного из обстрелов от близкого разрыва бомбы.

Возвращаться домой Линду по-прежнему не хотелось, и он упрямо зашагал вперед. Всего в полутора километрах отсюда находилась обсерватория Криденгского университета, где он был частым гостем. Кроме того, астрономы приютили у себя оставшихся без крыши над головой синоптиков, а у них можно было узнать прогноз погоды на ближайшие пару суток. Линд очень устал от этой зимы.

Через пару сотен метров вдруг повеяло запахом дыма. Неподалеку горел костер, и это удивило Линда. В ботаническом саду не было никакого жилья, а любой гость мог пройти еще километр и получить приют в обсерватории. Так и не придумав правдоподобной версии, Линд решительно свернул с тропы и пошел прямо по снегу на запах. Возможно, в другое время он бы поостерегся, но сегодня все его эмоции будто атрофировались, и он просто шел вперед, не думая об опасности.

Вскоре Линд увидел впереди небольшую деревянную будочку, в которой до войны, вероятно, хранился различный инвентарь. Из выбитого окошка тянулась наружу струйка дыма, а подойдя поближе, он услышал голоса. Звуки далеко разносились в тихом заснеженном лесу, однако Линд никак не мог различить ни слова. Внезапно он понял, и ему сделалось даже жарко от своего открытия: люди у костра разговаривали по-баргандски! Он разобрал, как один из невидимых собеседников жалуется на холод, а второй немного извиняющимся тоном уверяет, что они скоро найдут других людей.

Любопытство явно вернулось к нему раньше других чувств, и Линд решительно пошел вперед. Снег был ему почти по колено, и он с шумом протаптывал себе дорогу, задевая ветки кустов. Его приближение не могли не услышать. Дверца деревянной будочки медленно отворилась, и навстречу Линду вышли два человека.

Увидев их, Линд остановился в недоумении. Незнакомцы были очень странно одеты, на них не было ни шапок, ни теплых курток, а лишь незнакомого покроя комбинезоны неприятного серо-зеленого цвета с яркими красными знаками на груди — ромбом и треугольником с закругленными углами. Присмотревшись, Линд увидел еще одну странность. Одежда на этих двоих была словно снята с чужого плеча. У стоявшего впереди молодого темноволосого парня комбинезон был явно коротким. Из-под штанин, достававших только до середины голеней, высовывались синие спортивные шаровары, заправленные в высокие ботинки без шнурков. Второму, невысокому крепышу, одежда была узка, и он зябко обхватил плечи руками, чтобы прикрыть от морозного ветра свою широкую грудь.

Незнакомцы не торопились вступать в контакт, и Ринчар Линд решил заговорить первым.

— Доброе утро, — несмело произнес он. — С Новым годом. Вам никакая помощь не требуется?

— С Новым годом, — миролюбиво отозвался высокий парень. — И нам действительно нужна помощь. Нам нужно срочно связаться с какими-нибудь властями.

— Что?! — Линд не смог скрыть удивления. — Кто вы?... Если это, конечно, не секрет... Видите ли, я журналист, работаю в Криденгской общей газете, меня зовут Ринчар Линд.

— А меня — Гредер Арнинг, — откликнулся темноволосый. — А это — мой друг Кен Собеско. К сожалению, он не говорит по-чинетски. Он из Граниды?

Из Граниды? У Линда тут же завертелись на языке новые вопросы. Кто они? Откуда взялись? Почему не пошли переночевать в обсерваторию? И почему они так странно одеты, мягко говоря, совсем не по погоде?

При вспоминании об одежде Линда вдруг охватил стыд. Ему-то хорошо беседовать, стоя в теплом пальто и шапке. А у них, небось, от холода зуб на зуб не попадает.

— Прошу прощения, — поспешно сказал он. — Если вы не против, может, продолжим разговор в более удобном месте? Всего в километре отсюда находится здание обсерватории, там можно будет и согреться, и, наверное, перекусить. Я проведу вас.

Собеско и Арнинг переглянулись и обменялись несколькими фразами на баргандском. Насколько уловил Линд, Собеско немного в шутку укоряет Арнинга, что тот вечером предложил устроить ночевку в снегу, не дойдя всего километра до жилья. На это Арнинг, кажется, ответил, что бывал в Криденге всего дважды, да и то в центре, а в этом жилье к незваным гостям могли отнестись и без особого дружелюбия.

— Да все будет нормально! — не удержался Линд, перейдя на баргандский. — Они там все — нормальные люди, ученые. Я их хорошо знаю, я журналист, начальник отдела науки, техники и образования. Я к ним чуть ли не каждую неделю захожу!

— Тогда чего же мы ждем? — недовольно сказал Собеско, постукивая зубами. — Идем! Точнее, бежим!

Через пару сотен метров запыхавшийся Линд был вынужден перейти на шаг. Арнинг и Собеско обогнали его, но потом тоже снизили темп. Отдышавшись, Линд отметил еще одну странность на их комбинезонах — странные непонятные значки, нарисованные очень яркой розово-оранжевой краской на спинах. Цветовое сочетание было совершенно диким, и у Линда промелькнула мысль, что ни один нормальный человек не станет разрисовывать свою одежду такими красками.

Количество загадок нарастало. У странных незнакомцев не было не только теплой одежды, но и каких-либо вещей. Тогда как они появились здесь и откуда пришли в своих легких комбинезонах? Может быть, на них напали грабители, которые дали им эти непонятные комбинезоны взамен отобранной одежды? Неестественное поведение для грабителей...

— Вы... издалека... пришли? — рискнул спросить Линд, поравнявшись с Арнингом.

— Издалека, — спокойно кивнул тот. — Даже очень издалека. Но это долгая история, ее лучше рассказывать не на бегу.

Час от часу не легче! Линда буквально распирало от любопытства, и лишь появившийся за деревьями купол обсерватории на время пригасил его терзания. Там еще отсыпались после новогодней ночи, и сонно зевающий дежурный, не задавая никаких вопросов и, кажется, даже не заметив странных гостей, пропустил их внутрь, в небольшой холл, где стоял неразобранный праздничный стол и было почти тепло.

Арнинг и Собеско набросились на остатки ужина так, словно не ели целые сутки, и Линд, заново затопивший печку, вдруг тоже почувствовал голод и присоединился к своим спутникам. Некоторое время они были слишком заняты, чтобы разговаривать, но вскоре Арнинг отложил в сторону недоеденный кусок хлеба с холодным мясом и повернулся к Ринчару Линду.

— Вы хотели что-то спросить у нас? Тогда задавайте вопросы. Правда, хочу заранее предупредить, что наши ответы могут показаться вам не совсем правдоподобными...

...— Впечатляет, — с уважением заметил Линд. — Это просто совершенно невероятно!

— Я говорил вам, — слегка усмехнулся Гредер Арнинг. — А вы нам поверили?

— Тут не захочешь — поверишь. — Линд показал рукой на стол, где были разложены пистолет, переводчик, личная карточка эсбиста и несколько банкнот из отобранного у него кошелька. — Все это, ваша одежда... Но то, что вы сделали, — у меня просто в голове не укладывается! Вы не против, если я напишу о вас статью?

— Статью? — удивился Кен Собеско.

— Ну, да. Я ведь журналист, не забыли? Это будет сенсация! О вас будет говорить весь город!

— Не уверен, что это хорошая идея, — осторожно сказал Собеско. — Пришельцы, надо понимать, уверены, что убили нас. Если они каким-то образом узнают, что мы живы, их гнев может обрушиться на весь город!

— А какое пришельцам дело до нас?! — воинственно спросил Линд. — Они что, читают наши газеты? Вы мне об этом не говорили. Понимаете, мы все здесь живем сейчас, словно в мрачной темнице! Война, боль, смерть — все это еще слишком свежо в нашей памяти... И эта зима, которая все никак не кончается!... Людям необходима надежда! Им нужно знать, что пришельцы не всесильны и их не надо так бояться! Вам удалось вырваться из плена пришельцев несмотря на всю их охрану, технику, ракеты! Разве это не победа?! Дайте же людям отпраздновать ее вместе с вами!

— Нам пока рано праздновать, — внезапно помрачнел Собеско. — Пришельцев нужно бояться. То, что произошло с нами, — это единственный счастливый случай, который, может быть, больше не повторится. Да и откуда вы знаете, что мы прибыли к вам с добрыми целями?

— Н-не понял, — оторопело признался Линд. — А с какими тогда?!

— Вы знаете о нас только то, что мы посчитали нужным сказать, — жестко произнес Собеско. — Все доказательства, предоставленные нами, говорят лишь о том, что мы действительно были в плену у пришельцев, — и больше ничего! Откуда вы знаете, может быть, это пришельцы прислали нас сюда с какой-то недоброй целью? Может быть, они заразили нас какой-нибудь смертельной болезнью, чтобы мы принесли ее к вам? Или они хотят выяснить, где находится наше правительство, чтобы нанести по нему удар?! Сейчас идет война, а на войне нельзя быть легковерным. Возьмут ли ваши власти на себя ответственность, чтобы отправить нас прямо к президенту Калансису? Я бы на их месте не решился.

— А вам надо к президенту?! — потрясенно спросил Линд.

— В том-то и дело, — кивнул Гредер Арнинг. — Честно говоря, я вынужден сказать, что в своем рассказе мы опустили ряд важных деталей. Мы не просто воспользовались раздорами между двумя группами пришельцев. Среди них есть те, кто выступает против создавшегося в их Империи порядка. Они хотят вступить в контакт со свободными филитами и предупредить наши народы о грозящей опасности.

— Вот это да! — не удержался от восклицания Линд. — А я с самого начала подумал, что вы выполняете какую-то секретную миссию. Только, конечно, для каких-то наших служб.

— Увы, мы можем работать совсем на другие секретные службы, — грустно усмехнулся Арнинг. — Ну что, не пропало у вас желание нам помогать?

— Я понимаю, — осторожно сказал Линд. — У меня и в самом деле ничего нет, кроме ваших слов. И наверное, проще всего было бы не рисковать и передать вас властям — пусть те разберутся. Но мне всегда казалось, что лучше ошибиться, доверяя человеку, чем оскорбить его недоверием! Может быть, я слишком легко верю в приятную правду, но я не хочу и не буду верить в какие-то хитрые комбинации пришельцев и предателей-филитов! В конце концов, я тоже два месяца назад совершил невероятное — прилетел из Вилканда в Криденг на самолете! Я с вами!... А может быть, все-таки написать о вас статью?

— Понимаете, нам не хотелось бы использовать официальные пути, по крайней мере, пока есть другая возможность — покачал головой Арнинг. — Не подумайте, что мы скрываемся, но прибегнуть к ним — неизбежно означает потерять время. Нам могут не поверить... я бы и сам, признаться, нам не поверил... задержать, подвергнуть каким-то проверкам. Я не знаю, сколько времени это продлится, а времени у нас нет. Пришельцы готовят против нас новое оружие, и может быть, они уже сейчас собираются пустить его в ход!

— Знаете, со всеми вашими разговорами уже и я начал вас в чем-то подозревать, только вот не знаю, в чем, — ответил нервным смешком Линд. — Если все это так важно и срочно, почему вы рассказываете это мне — можно сказать, первому встречному?

— Вы не просто первый встречный, вы — журналист, — спокойно сказал Собеско. — А значит, вы должны уметь слушать, разбираться в правде и лжи и иметь много полезных знакомств. Может быть, вы поможете нам?

— Я постараюсь, — медленно произнес Линд. Его лицо вдруг осветилось. — Вот и не верь после этого в совпадения! Я только час назад подумал о том, что мне больше нечего делать в Криденге, и вот — подворачивается случай покинуть его! Кен, Гредер, я знаю людей, которые могут вам помочь. Однако вам сначала придется убедить их, а как минимум один из них, в отличие от меня, не отличается особым легковерием...

Глава 11. Свадебное путешествие

Вода была везде. Справа и слева, насколько хватало взгляда, простиралось целое море воды, из которого торчали деревья, столбы линий электропередач и крыши построек. В середине широкой извилистой линией прослеживалось русло реки, пересеченное наполовину затопленным мостом, ведущим из неоткуда в никуда.

— Да это же настоящая катастрофа! — вырвалось у Кэноэ.

— Нет, что вы, ваше высочество! — повернул к нему испуганно-недовольное лицо начальник 14-го округа 33-й провинции. — Это всего лишь наводнение, разве что, может быть, чуть более сильное, чем обычно!

— Всего лишь наводнение, — тихо повторила Кээрт, крепче прижавшись к плечу Кэноэ. — Как мы все-таки беззащитны перед природой...

Кажется, окружной начальник воспринял эти слова на свой счет.

— Мы вовсе не беззащитны, Блистательная! Только в прошлом году мы освоили свыше двадцати миллионов на совершенствование защиты от наводнений. Нами были выполнены земельные работы объемом более миллиона кубических метров, построено свыше двадцати километров насыпей и дамб, проложено тридцать семь километров водоотводных каналов...

Начальник продолжал сыпать цифрами и Кэноэ внезапно почувствовал скуку.

— Прошу прощения, — вежливо прервал он увлекшегося окружного начальника. — Все это, конечно, хорошо, но где результаты ваших трудов? Почему наводнение охватило такое огромное пространство?

— О, это всего лишь несчастливая случайность, ваше высочество, — сделал успокаивающий жест окружной начальник. — Этой зимой в горах выпали обильные осадки, а весеннее потепление оказалось слишком быстрым и резким, что вызвало ускоренное таяние снегов. И, наконец, в последние недели прошли обильные дожди, из-за чего река окончательно вышла из берегов. Но мы были готовы и к этому, ваше высочество! Проведенные нами работы и открытие створов плотин гидроэлектростанций позволили уберечь от подтопления густонаселенные районы выше по течению. Бесспорно, нам пришлось при этом пожертвовать низовьями, но это всего лишь малоценные в сельскохозяйственном плане земли с редким населением, которое было, к тому же, заранее эвакуировано.

— Но посмотрите, — вдруг сказала Кээрт, показывая куда-то вправо и вниз. — Я вижу людей на крыше одного из домов! Они, наверное, не успели эвакуироваться!

— Да! — поддержал ее Кэноэ. — Давайте спустимся к ним! Мы должны им помочь!

По широкой дуге гравикатер пошел на снижение. Вскоре он, снизив скорость до минимума, заскользил, словно лодка, по улице, превратившейся в протоку.

Взглянув по сторонам, Кэноэ с интересом отметил, что местные жители не были столь уж беззащитными перед наводнениями. Все дома стояли на искусственных возвышенностях, имели приподнятые фундаменты и глухие цокольные этажи, а к входным дверям нужно было подниматься по лестницам. Поднимись вода хотя бы на метр ниже, и у хозяев этих домов не возникло бы больших проблем. Однако сейчас мутные волны вздувшейся реки полностью затопили дворы, скрыли под собой лестничные площадки и угрюмо плескались прямо под закрытыми пластиковыми ставнями окнами. Быстрое течение, взвихривая водовороты, прибивало к стенам домов ветки, вырванные с корнем кусты и всякий прочий мусор.

Пилот немного приподнял гравикатер, и Кэноэ увидел прямо пред собой троих мужчин — одного пожилого и двух помладше, — сидящих рядком на плоской крыше. Все трое были одеты в непромокаемые куртки, брезентовые штаны и высокие резиновые сапоги до колен. Один из молодых держал на коленях старинное пулевое ружье.

Скучающе-неприязненное выражение их лиц удивило Кэноэ. Так не смотрят на появившихся спасателей. Очевидно, подумал он, им пришлось ждать помощи слишком долго.

— Привет! — воскликнул он, приподнимаясь и раздвигая в стороны фонарь кабины. — Сожалею, что вам пришлось пережить немало неприятных часов, но теперь мы снимем вас отсюда! Помощь пришла!

— Нам не нужна никакая помощь, убирайтесь! — заорал в ответ один из молодых мужчин, тот, у кого не было ружья. — Мы останемся здесь! Вы не заставите нас покинуть наш дом!

Кэноэ с трудом сдержал улыбку. Эта неожиданная отповедь позабавила его. Однако окружной начальник, похоже, не углядел в ней ничего смешного.

— Смотри, с кем разговариваешь, олух! — со злостью прикрикнул он. — Перед тобой — его высочество Тви оэро-Кэноэ Кэвирноэрон, племянник Императора, и его супруга — блистательная Кээрт!

Трое мужчин на крыше обменялись оторопелыми взглядами.

— О, прошу прощения, ваше высочество! — самый старший из них поднялся на ноги, неловко исполнив глубокий поклон. — Прошу вас, проявите снисхождение к моему сыну, он еще молод и не сдержан на язык. Мы ни в коем случае не хотели оскорбить вас, ваше высочество, и особенно вас, блистательная! Мы подумали, что это кто-то из районной администрации снова хочет насильно увезти нас отсюда.

— Но почему вы не хотите эвакуироваться? — удивился Кэноэ. — Вокруг все затоплено. Здесь наверняка небезопасно оставаться.

— Наши дома построены крепко, ваше высочество, — убедительно заверил его пожилой. — Они выдержат. А кому-то все равно надо было остаться, проследить за порядком.

Присмотревшись, Кэноэ заметил, что сбоку с крыши спускается лестница, к которой привязана моторная лодка.

— Вы охраняете дома от мародеров? — вдруг спросила Кээрт.

— Не только, блистательная, — молодой человек с ружьем поклонился, не отрывая глаз от ее прекрасного лица. — Больше всего мы опасаемся, что, если в поселке никого не останется, кто-то явится и намеренно разрушит наши дома, чтобы заставить нас переселиться.

— Но почему вы так не хотите уезжать? — задал вопрос Кэноэ. — Ведь это, наверное, неудобно — жить в месте, которое затопляется наводнением. Это ведь происходит не в первый раз, верно?

— Здесь можно было спокойно жить, пока пятнадцать лет назад не прорвало дамбу, — мрачно ответил пожилой. — Но вначале власти не захотели ее чинить и только безучастно смотрели, как нас подтапливает все больше и больше. А когда мы научились справляться с бедой самостоятельно, они вздумали заставить нас перебраться на брошенный химический завод! Конечно, мы туда не хотим!

— Вот нам и приходится постоянно держать ухо востро, — добавил молодой человек с ружьем. — Так что, спасибо за заботу, ваше высочество, но мы справимся сами. Нам вы ничем не поможете, разве что распорядитесь, чтобы нас больше не трогали. Или дамбу починили...

Кэноэ вопросительно взглянул на окружного начальника, но тот упорно делал вид, будто его ничего не касается.

— Я позже объясню вам, ваше высочество, — наконец еле слышно шепнул он. — А теперь продолжим поездку?

— Но вам точно ничего не требуется? — спросила Кээрт. — Может, вам нужны питьевая вода, пища или тепло? Не стесняйтесь, мы поможем вам, чем можем.

— Сп-пасибо, блистательная, — запинаясь, произнес парень с ружьем. Он по-прежнему не сводил с Кээрт восхищенного взгляда. — Честное слово, у нас все есть. Да и осталось нам всего сутки отдежурить, а завтра нас сменят. Вы только скажите там, чтобы нас в покое оставили...

Еще раз приглядевшись, Кэноэ заметил возле выступа в центре крыши, похожего на старинный дымоход, несколько больших пластиковых пакетов, стопку одеял и даже, кажется, крытую брезентом переносную печку с баллоном сжиженного газа. Здесь и в самом деле всерьез подготовились к противостоянию стихии.

— Я постараюсь помочь вам, чем могу, — сказал он, придав голосу максимальную теплоту. — Желаю вам удачи и скорейшего возвращения в свои дома.

— Спасибо, ваше высочество, — услышал он в ответ нестройный хор из трех голосов.

Все трое снова поклонились ему, а затем долго смотрели, как торжественный кортеж гравикатеров поднимается в воздух и исчезает вдали.

— Я должен внести некоторую ясность, ваше высочество, — повернулся к Кэноэ окружной начальник после того, как затопленный поселок остался за кормой. — Действительно, все началось с прорыва дамбы в низовьях реки пятнадцать лет назад. Однако окружные власти вовсе не бездействовали. Соответствующие сигналы были поданы во все компетентные инстанции, и уже через год после... м-м-м... инцидента администрация провинции распорядилась провести необходимые ремонтные работы.

— Но что же тогда произошло? — не выдержал Кэноэ. — Почему дамба так и не была восстановлена?

— Э-э-э... Мне трудно в точности судить, ваше высочество, — промямлил окружной начальник. — В то время я еще не занимал свой нынешний пост, как, впрочем, и губернатор провинции. Но у меня... э-э-э... создалось впечатление... что выделенные средства и материалы были... э-э-э... отчасти использованы... м-м-м... нецелевым образом...

— Иными словами, все было украдено? — безжалостно подытожил Кэноэ.

— Э-э-э... Я бы не говорил так категорично, ваше высочество. Однако... э-э-э... уровень выполненных работ оказался... э-э-э... не совсем удовлетворительным, и наводнения продолжались.

— Но повторить ремонт было уже нельзя, — с грустной усмешкой заметила Кээрт.

— Да, совершенно верно, блистательная. Средства, выделенные на приведение дамбы в порядок, были уже... э-э-э... освоены, и отчет об успешном завершении строительства ушел в центр. Если бы был поднят вопрос о... дублировании работ, это было бы... воспринято так, как будто бы администрация района, округа и даже провинции... не справилась бы с поставленной задачей.

— Все ясно! — гневно бросил Кэноэ. — А о людях, живущих в затапливаемых районах, никто и не подумал!

— Почему не подумал?! — обиженно возразил окружной начальник. — На уровне округа нами была принята широкомасштабная программа по отселению! Не запрашивая дополнительных фондов из центра, мы смогли предоставить постоянное жилье более, чем двадцати тысячам человек! К сожалению, отдельные упрямцы, наподобие тех, с кем вы изволили только что общаться, ваше высочество, саботируют ее реализацию. Но мы доведем наше дело до конца, и тогда наводнения не будут наносить ущерб ни одному гражданину Империи, ваше высочество!

— Я не думаю, что выгонять людей из домов — это самый лучший метод, — сухо сказал Кэноэ.

— О нет, ваше высочество! Мы не собираемся применять никаких насильственных методов! Мы просто разработали действенную систему стимулов, которая сама подтолкнет этих... граждан к принятию правильного решения! Еще в прошлом году, после аварии водопровода, мы полностью отключили его, равно как и канализацию. А сейчас мы прекратим подавать им электричество и полностью отрежем их от сетей связи. Не беспокойтесь, ваше высочество! Как только они переселятся на новое место, все они получат щедрую компенсацию!

— Мне кажется, лишать людей даже минимальных удобств — это не самый лучший способ убеждения, — тихо произнесла Кээрт. — И что они говорили о химическом заводе?

— Да, в самом деле, почему они не хотят уезжать? — поддержал ее Кэноэ. — Мы можем сейчас отправиться в то место, что назначено им для жилья?

Поселок располагался в широком распадке между двумя грядами невысоких обрывистых холмов, покрытых редкой порослью пожелтевшей травы, и представлял собой несколько ровных рядов одинаковых серых двухэтажных домиков, напоминавших коробки. На пыльных, залитых растрескавшимся асфальтом улицах кое-где торчали, словно палки, чахлые деревья с редкими листочками на полуголых ветвях. В отдалении виднелось беспорядочное скопище закопчено-черных и ржаво-коричневых конструкций — старый завод. В поселок от него тянулась линия электропередачи на широких уродливых опорах.

— Не самое симпатичное местечко, — поежился Кэноэ. — Теперь я понимаю, почему люди не хотят сюда переселяться.

— Вскоре здесь все будет по-другому, ваше высочество, — убедительно произнес окружной начальник. — Завод был оставлен около двадцати лет назад, когда истощилось месторождение руды, которую он перерабатывал, и с тех пор поселок был законсервирован. Все эти дома уже отремонтированы, в них вполне можно жить. Как только здесь появятся жители, мы откроем автобусный маршрут до районного центра, благоустроим территорию, обновим зеленые насаждения, откроем первоклассный общественный распределитель. Это будет прекрасный жилой район!

— А мы можем здесь сесть? — вдруг тихо спросила Кээрт. — Я хотела бы посмотреть на него вблизи.

С некоторой неохотой, как показалось Кэноэ, окружной начальник отдал необходимое приказание, и катер пошел на посадку. Он опустился прямо на небольшой площади на пересечении центральных улиц.

— Как приятно размять ноги! — Кэноэ с удовольствием выбрался из катера и огляделся по сторонам.

С земли серые домики выглядели еще уродливее, чем сверху. Однообразные прямые линии навевали тоску, сухая земля между зданиями была совершенно голой, ветер то и дело поднимал с нее султанчики пыли. Даже воздух был каким-то затхлым и пахнул чем-то резким и неприятным.

— Что это? — повернулась к окружному начальнику Кээрт. — Откуда этот запах?

— С завода, — уверенно определил направление ветра Кэноэ. — Неужели там до сих пор что-то производят?

— Э-э-э... н-не могу знать, — с некоторой растерянностью развел руками начальник. — Может быть, осталось что-то в резервуарах? Честно говоря, я никогда здесь не бывал, я распоряжусь, чтобы причину выявили и устранили.

Кээрт сделала несколько шагов и пнула носком туфельки отслоившийся кусок асфальта.

— Нет, это дует не с завода, — тихо произнесла она. — А что находится за той грядой? Какая-то свалка?

Нет, там была не свалка. За невысокой цепью холмов их глазам открылась широкая котловина в виде овала длиной не меньше трех километров и шириной почти в километр, вся заполненная какой-то грязно-белой сыпучей массой. В середине ее тянулась длинная угольно-черная лужа с маслянисто-бурыми берегами. Из широкой трубы, высовывавшейся из подножия одного из холмов, стекал в лужу тоненький ручеек серо-черного цвета. Мерзкий запах был повсюду, он чувствовался даже на стометровой высоте, на которой парил катер.

— Какой ужас! — с отвращением скривился Кэноэ. — И люди должны жить рядом с этим?!

— Признаюсь... э-э-э... некоторые вопросы действительно не были... э-э-э... учтены надлежащим образом, — осторожно заметил окружной начальник. — Хотя, должен сказать, этот вариант расселения был избран по рекомендации... э-э-э... районных властей. Решающим доводом здесь выступило то, что данный населенный пункт можно сделать... э-э-э... обитаемым без значительных расходов. Напомню вам, ваше высочество, мы вынуждены были решать проблему переселения без привлечения дополнительных средств.

— Но теперь, я надеюсь, этот вариант уже отпал? — уточнил Кэноэ. — И никто больше не повезет сюда людей?

— Э-э-э... Не все так просто, ваше высочество, — сделал непонятное движение руками окружной начальник. — Этот поселок уже внесен в генеральный план расселения, на его расконсервацию выделены определенные средства, выполнены значительные работы. Боюсь, ничего изменить уже нельзя.

— Как это — нельзя?! — возмутился Кэноэ. — Вы ведь обладаете властью в пределах всего округа! Что вам мешает избрать другое место?!

— Э-э-э... Все дело в том, что генеральный план уже подписан губернатором и утвержден Канцелярией Совета Пятнадцати. Для того чтобы что-то в нем изменить, я должен провести необходимые согласования...

— Так согласуйте! — резко сказал Кэноэ. — Или вы считаете, что не стоит беспокоить вышестоящие инстанции ради такой мелочи, как поселение нескольких сотен человек в двух шагах от этой клоаки?!

— Я постараюсь что-либо сделать, — без особой убежденности пообещал окружной начальник. — В бюджете провинции предусмотрены затраты на рекультивацию земель. Надеюсь, через некоторое время это... э-э-э... хранилище отходов будет ликвидировано.

— Да, еще через пятнадцать лет! — со злостью бросил Кэноэ. — А сейчас я бы хотел осмотреть еще несколько мест, где были поселены жители районов, страдающих от наводнений. Они тоже живут в подобных условиях?!

— Прошу прощения, ваше высочество, — отвел взгляд окружной начальник. — Но я не могу удовлетворить эту вашу просьбу.

— Это еще почему?! — не понял Кэноэ.

— У меня... э-э-э... есть указания... Не поощрять общения с населением... Во избежание ненужного ажиотажа...

— Это чьи такие указания?! — недобро спросил Кэноэ. — А если я буду настаивать на общении?!

Лицо окружного начальника приняло жалкое выражение.

— Вы поймите, ваше высочество... Я ничего не имею против... Но я — лицо подчиненное... У меня есть начальство, которое убедительно настаивает... на недопущении нежелательного общения...

— Вот как?! — процедил сквозь зубы Кэноэ. — С каких это пор принц Императорского Дома стал нежелательным для собственного народа?! Или в вашей провинции на этот счет придерживаются особого мнения?!

— Ваше высочество, я понимаю ваш гнев, — окружной начальник вдруг перестал дрожать. — Однако я вынужден заметить, что предпочту вынести его, чем недовольство со стороны господина губернатора. В конце концов, существуют определенные правила, регламентирующие посещение членами Императорского Дома каких-либо территориальных единиц державы. Вы эти правила не соблюдаете, ваше высочество. Однако я, как государственное лицо, должен соблюдать субординацию. Вы хотели осмотреть место стихийного бедствия? Вы его осмотрели. И, надеюсь, убедились, что власти провинции, округа и даже района делают все возможное, чтобы минимизировать его последствия. Замечу, что во время этого наводнения не погиб ни один человек, и я надеюсь, что на будущий год в зоне подтопления вообще не окажется ни одного жилого дома.

— Но я все же прошу вас, Достойный, не выгоняйте из их домов тех людей, которых мы видели на реке, — вдруг тихо попросила Кээрт. — Вы же видели, им некуда уезжать, пусть они хотя бы живут, как жили. Не отключайте у них электричество.

— Хорошо, блистательная. Не буду, — окружной начальник слегка поклонился Кээрт. — Я дам указание районной администрации, чтобы она не настаивала на скрупулезном исполнении именно этого пункта генерального плана расселения. И учтите, я это сделаю под свою ответственность.

— Я ценю это, Достойный, — поблагодарила Кээрт без следа улыбки. — А теперь куда вы нас хотите отвезти?

— Если вы не против, в окружной центр. К вашему лайнеру. Я очень признателен вам, ваше высочество, блистательная, что вы нашли время, чтобы посетить наш округ в столь нелегкий час...

Принц Кэноэ жестоко страдал. Он возвращался домой, и возвращался отнюдь не победителем. Его, словно мальчишку, покатали на катере над затопленными полями, наглядно продемонстрировали, что властям абсолютно наплевать на простых людей, а когда он попробовал поднять хвост, тут же отбросили в сторону, словно мелкую досадную помеху.

— Кэно, не казни себя так, — Кээрт, неслышно подойдя сзади, нежно положила ему руки на плечи. — Ты сделал все, что мог.

— А что я мог? — с горечью спросил Кэноэ, не поворачивая головы. — Так, одно сотрясение воздуха. Даже то немногое, чего нам удалось добиться, сделала ты, а не я.

— А разве в жизни все всегда должно быть легко? — мелодичный голосок Кээрт вдруг как-то отвердел. — Кэно, если ты поставил перед собой цель помогать людям, ты должен быть готовым к тому, что тебе начнут мешать — будут куда-то не пускать, в чем-то отказывать, отвлекать твое внимание на второстепенные вещи, чтобы ты прошел мимо главных. Наши чиновники, за редким исключением, ленивы и корыстны и ненавидят тех, кто заставляет их что-то делать, особенно, если это прямо входит в их служебные обязанности.

— Да, я заметил, — невесело хмыкнул Кэноэ. — Но что я мог всему этому противопоставить?

— Может быть, тебе надо было лучше подготовиться к поездке, — посоветовала Кээрт. — Заранее изучить обстановку, точно знать, что ты хочешь увидеть, кого посетить. И, наверно, тебе стоило взять с собой твоих секретарей и вообще придать всему более официальный характер. Люди такого сорта очень четко чувствуют, когда перед ними человек, облеченный властью...

— ...А когда просто скучающий принц с женой погулять вышел, — подхватил Кэноэ. — Да, ты, наверное, права, Кээрт. Я понесся туда как на пожар, ничего не зная и надеясь, что мне все расскажут и покажут на месте. Вот они и показали. Ровно столько, сколько им было нужно!

— Верно, Кэно! — поддержала его Кээрт. — Никогда не упускай инициативу! Пусть они не успевают за тобой, принимают поспешные решения, попадают в нелепые ситуации. Если ты с помощью домашней заготовки сможешь захватить их врасплох, ты уже наполовину выиграл. Импровизация — это не самое сильное место у чиновников!

— Но тогда мне все равно придется в чем-то принять их правила игры, — вздохнул Кэноэ. — Получать разрешение на поездку в Управлении Двора, брать с собой надзорников и целую кучу прочего ненужного народа, терять время, а потом постоянно отбрыкиваться от требований соблюдения протокола!

— Доблесть не в том, чтобы обойти закон, а в том, чтобы заставить его работать на себя, — твердо сказала Кээрт. — Ты должен научиться сражаться с чиновниками их же оружием, потому что другого у тебя чаще всего не будет. Ты ведь много знаешь, Кэно, и быстро соображаешь, и ведь это они по закону должны подчиняться тебе, а не ты — им. У тебя есть права, нужно только их использовать.

— Я попробую, — Кэноэ ласково накрыл руки Кээрт, лежащие у него на плечах, своими ладонями.

— Подожди, Кэно, — Кээрт слегка отстранилась от него. — И еще очень важно: ты должен уметь держать удар. Нельзя побеждать всегда и во всем. Ты должен быть готов к тому, что время от времени будешь терпеть неудачи. Их не нужно бояться и не надо так тяжело переживать. Это — всего лишь урок, который нужно усвоить, чтобы в следующий раз сделать лучше! Я заметила, Кэно, ты совершенно не умеешь проигрывать. Даже на корте, когда что-то пошло не так, ты начинаешь ругаться и швырять на землю ракетку. Когда проигрываешь, нужно сохранять хладнокровие, чтобы затем собраться с силами и победить, а если выигрыш невозможен, — то достойно признать себя побежденным и готовиться к новой схватке.

— Ты что, хочешь сказать, что мне время от времени нужно перед кем-то сдаваться? — недовольно спросил Кэноэ.

— Зачем сдаваться? Просто иногда стоит пожертвовать чем-то менее важным, чтобы затем одержать большую победу.

— А знаешь, что было моей самой большой победой?! — Кэноэ, резко повернувшись, ухватил Кээрт за руки и попытался притянуть ее к себе. — Это ты!

— Это ты так думаешь, — Кээрт ловко освободилась от его объятий. — На самом деле, это ты — моя большая победа!

Незаметным движением она вдруг оказалась у него на коленях, а ее смеющиеся глаза и губы придвинулись вплотную к его лицу. Кэноэ крепко обнял ее, ощущая всей кожей щедрый жар ее тела, и на ближайшие полтора часа все его проблемы перестали для него существовать.

Дома ничего не напоминало Кэноэ о неудачной поездке в 33-ю провинцию, но он все равно чувствовал себя не в своей тарелке и на следующее утро тихонько отправился в Старый Город. Императорская Страховая Компания была его любимым детищем, и наблюдения над тем, как она успешно растет и развивается, всегда давали ему заряд бодрости и уверенности в себе.

— Слава Звездам! Я ждал вас, ваше высочество, — встретил его директор компании, господин Граух, и Кэноэ с тревогой почувствовал напряжение в голосе бизнесмена. — К сожалению, у меня плохие новости.

— Что произошло? — хмуро спросил Кэноэ.

Граух нервно огляделся по сторонам.

— Позавчера меня вызвали в Службу Безопасности, — сообщил он, понизив голос до шепота.

— У вас здесь тоже есть Служба Безопасности? — искренне удивился Кэноэ.

— А как же! В конце концов, мы относимся к 43-му району Особого Столичного Округа. В Старом Городе может не быть многих вещей, необходимых для нормальной жизни, но в отношении Службы Безопасности мы, увы, ничем не отличаемся от остальных.

— Прошу прощения, я перебил вас, — вернулся к теме разговора Кэноэ. — Так чего они от вас хотели?

— Я надеялся, что взятку. Но дело оказалось хуже, чем я думал. Они потребовали закрытия нашего предприятия.

— Что?! — воскликнул Кэноэ, пораженный до глубины души. — Они хотят, чтобы вы ликвидировали Императорскую Страховую Компанию?!

— Да, — мрачно кивнул Граух. — Им нужно, чтобы я закрыл отделения, распустил служащих, прекратил принимать взносы и выплачивать страховки. И, как они выразились, спокойно вернулся на свое место.

— Но почему?! — Кэноэ не мог успокоиться. — Чем вы им помешали?!

— Я могу только догадываться, — вздохнул Граух. — Может быть, наше предприятие оказалось слишком успешным. Вы представляете, на сегодняшний день у нас насчитывается уже более семидесяти шести тысяч клиентов, и их число растет на тысячу человек в день! Наверное, от всего этого у меня закружилась голова. Вы ведь знаете, наш бизнес существует только потому, что власти его терпят. Чтобы жить спокойно, мы должны сидеть тихо и не высовываться, а я нарушил этот закон.

— Возможно, дело не только в вас, но и во мне, — тихо сказал Кэноэ. — Я ведь тоже, в каком-то смысле, высунулся и теперь меня, похоже, стараются засунуть обратно. Я становлюсь опасным для вас, господин Граух. Вы думали о том, что теперь делать?

— Думал, — неохотно подтвердил Граух. — Ваше высочество, я не последний человек в Старом Городе, у меня есть сильные друзья и высокопоставленные покровители. А с нашей районной Службой Безопасности я живу бок о бок уже не первый год. Однако сейчас все мои связи бессильны! Я попытался навести справки, но, по всем признакам, приказ о ликвидации компании пришел откуда-то сверху, куда мне нет доступа.

— Вы собираетесь уступить?

— Пока нет, — лицо Грауха пробороздила мрачная усмешка. — Завтра я собираюсь попросить о встрече с самим Дзуомом.

— А это еще кто? — поинтересовался Кэноэ.

— Дзуом — это главный человек в Старом Городе, — разъяснил Граух. — Без него здесь ничего не делается. Раньше я был для него слишком мелкой сошкой, но сейчас, я думаю, мое положение несколько изменилось. Я попрошу у него защиты, в крайнем случае — отдам ему этот бизнес...

— Что значит — отдадите? — перебил его Кэноэ.

— Это значит, что господин Дзуом станет владельцем предприятия, получающим большую часть доходов. При этом я, вероятно, сохраню свое место управляющего. Признаюсь, ваше высочество, эта тема увлекла меня. Мне нравится заниматься страхованием, в последние несколько декад я посвящал компании все свое время. Я даже полностью передал дела по дому своему помощнику.

— Но позвольте! — резко сказал Кэноэ. — Пока что глава предприятия — я! Пусть это и формальность, но я дал свое согласие только при условии, что Императорская Страховая Компания создается не столько для получения доходов, сколько для улучшения жизни людей в Старом Городе! Будет ли господин Дзуом придерживаться этого принципа? Если нет, то может быть, оставить этот вариант на крайний случай? Если мишень не вы, а я, может, мой формальный отход от дела, отказ от прежнего названия и все такое прочее помогут сохранить суть компании?

— Я попробую это сделать, — серьезно пообещал Граух. — Я не стану пока искать встречи с Дзуомом и постараюсь выпутаться сам. Я официально объявлю о том, что компания прекратила свое существование, закрою отделения, перестану на время принимать новых клиентов... Все равно, я давно чувствовал, что мне пора сделать паузу, ваше высочество. Этот бизнес нов для меня и моих друзей, нам приходится учиться всему буквально с азов, а этот постоянный рост клиентуры не давал нам передышки. В последние две-три декады я ощущал, что теряю контроль над ситуацией. Теперь, я надеюсь, мне удастся навести порядок, прежде чем двигаться дальше.

— А как вы собираетесь работать? — с интересом спросил Кэноэ. — Ведь отделения будут закрыты.

— Я уже думал над этим. Перейду на систему агентов, пусть ходят по домам, навещают людей на работе, а для ведения базы хватит одной комнаты с десятком компьютеров. Только... тогда нам, наверно, некоторое время лучше не встречаться, ваше высочество.

— Да, так будет лучше, — согласно кивнул Кэноэ. — Признаться, я даже не уверен, что смогу и впредь так же свободно покидать Дворец.

— Только не падайте духом, ваше высочество, — убедительно попросил Граух. — Знайте, люди здесь по-прежнему поддерживают вас! Они понимают, что вам тоже приходится нелегко, и вы не всегда можете делать то, что хотите. Я обещаю, я сделаю все возможное, чтобы сохранить компанию — ради вас!

— Спасибо, — впервые за всю беседу улыбнулся Кэноэ. — Я верю в вас, вы справитесь! А я тоже постараюсь найти какой-нибудь выход.

Но в действительности Кэноэ был вовсе не так уверен в себе. После происшествия с Граухом он чувствовал растерянность и совершенно не представлял, что ему теперь делать.

Ш-ш-шух-х!!!

Над деревьями дворцового парка ярко вспыхнула россыпь золотых огней, медленно опускаясь и тая в темном вечернем небе. Музыка, на миг стихшая, грянула снова, ввысь устремились струи фонтанов, повсюду завертелись огненные колеса, залив все призрачным бело-синим светом и метущимися тенями, а над головами танцующих снова разгорелись искры салюта.

Кэноэ понимал, что, оставшись в своих апартаментах, он не только нарушает порядок, требующий его присутствия на празднике, но и показывает, что удары, нанесенные ему невидимым противником, достигли цели, однако ничего не мог с собой поделать. После того, что случилось с ним вчера и сегодня утром, он не находил в себе сил веселиться, как ни в чем не бывало, беседовать с родственниками об обычных благоглупостях и говорить комплименты разряженным дамам. В раздражении он отвернулся от окна и, с шумом отодвинув стул, молча сел за небольшой столик в углу комнаты.

— Кэно, — тихо сказала ему в спину Кээрт. — Не накручивай себя, пожалуйста. Еще не случилось ничего непоправимого. Может, это все совпадение.

— Да, — Кэноэ заставил себя поднять голову и вымученно улыбнуться Кээрт. — Один раз — случайность, два — совпадение, три — тенденция, однако! Будем ждать третьего раза?

Кэноэ видел, что Кээрт расстроена из-за его испорченного настроения, и это только усиливало его душевные муки. Встав из-за стола, он пересек комнату и, присев на диван рядом с Кээрт, обнял ее и уткнулся лицом в ее душистые волосы. Ему было стыдно перед любимой, еще вчера призывавшей его быть сильным. Да, наверное, она права: афронт, который он получил в 33-й провинции, и наезд на Грауха могли и не быть звеньями одной цепи.

Дверь в их покои медленно и осторожно приоткрылась.

— Не помешаю? — леди Элаэнне мягко присела в кресло напротив.

— Мама, когда это было, чтобы ты нам мешала? — спросил Кэноэ, с неохотой оторвавшись от Кээрт и сев прямо.

— Не знаю, — улыбнулась леди Элаэнне. — Но молодым время от времени нужно побыть отдельно от родителей. Дети, вам не кажется, что вы немножко закисли здесь, во Дворце?

— Что ты имеешь в виду, мама? — насторожился Кэноэ. — Мы должны куда-то уехать?

— Да, Аутви, — леди Элаэнне смотрела строго и без улыбки. — Сейчас вам лучше всего на время покинуть планету.

— Это только пожелание или уже что-то решенное? — невинно поинтересовалась Кээрт.

— На днях должен появиться рескрипт о принятии под Высокую Руку новой колонии — Филлины. По закону, особу Императора на торжественной церемонии должен представлять один из принцев. Скорее всего, это будешь ты, Аутви.

— Мы полетим сразу на Филлину? — заинтересовалась Кээрт.

— Нет. Церемония принятия под Высокую Руку не проводилась уже больше двух столетий. Ее нужно как следует подготовить, а это — дело долгое и нелегкое. Поэтому вам не нужно будет спешить. Вы погостите на Таангураи, посетите Тэкэрэо, может быть, еще где-нибудь остановитесь по дороге.

— Но это значит, что нам придется отсутствовать несколько месяцев, — огорчился Кэноэ. — А у меня здесь столько дел!

— А мне кажется, одному шустрому молодому человеку и его очаровательной жене как раз не мешало бы на несколько месяцев выпасть из кое-чьего поля зрения, — мягко заметила леди Элаэнне. — Дети, вы вели себя немного неосторожно. Вам совсем не нужно сейчас привлекать к себе излишнее внимание.

— Что, уже зашло настолько далеко? — мрачно спросил Кэноэ.

— Все еще поправимо, — улыбнулась леди Элаэнне. — Просто вам на время надо уехать, вот и все. Между прочим, когда вы вернетесь, принц, приведший под руку Императора новую колонию, сможет позволить себе значительно больше, нежели обычный молодой принц.

— Я понял, мама, — лицо Кэноэ осветилось неуверенной улыбкой. — Знаешь, милая, — весело повернулся он к Кээрт. — Кажется, у нас с тобой все-таки будет настоящее свадебное путешествие!

Глава 12. Зачистка

Пейзаж на "той стороне" был почти таким же, но это "почти" не давало покоя Дэссу Ургану. Приложив к глазам бинокль, он еще раз вгляделся в далекий ландшафт. Поля, перелески, развалины каких-то построек, невысокая частая поросль фруктового сада... Поля! — вдруг понял он. На этой стороне крестьяне, несмотря на опасную близость пришельцев, убрали весь урожай. Там, за черным пунктиром периметра, пересекшим горизонт от края до края, уже несколько месяцев не ступала нога человека, и прошлогодние хлеба бессильно легли, прибитые зимними дождями. Ургану даже казалось, что он видит зеленые ростки пшеницы-самосейки, пробившиеся через полусгнившую солому.

Слегка поведя биноклем, Урган перевел взгляд на кочковатый луг, тянувшийся до самой ограды. Все кочки были похожи друг на друга, и только через полминуты ему, наконец, удалось заметить, что одна из них медленно ползет по направлению к периметру. Если бы он не знал точно, что это действительно так, он мог бы подумать, что ему лишь кажется.

— Признаться, мне вначале было немного странно видеть, как вы занимаетесь этим при свете дня, — заметил Урган, опуская бинокль. — Раньше мне почему-то казалось, что такие вещи должны делаться ночью.

— На самом же деле, это не так, — кивнул старший лейтенант Альдо Моностиу, тоже опуская бинокль. — У пришельцев отличные приборы ночного видения, и в темное время суток мы с ними находимся в неравных условиях. Днем, когда они не так бдительны, у нас намного больше шансов остаться незамеченными.

— У ваших солдат хорошая маскировка, — одобрительно сказал Урган. — Если не знаешь, никогда не подумаешь, что на том поле находятся целых пять человек.

— О, дело не только в маскировке. На моих ребятах специальные трехслойные комбинезоны. Снизу — слой теплоизолирующего материала, затем — металлическая фольга, а покрыто все сверху прорезиненной тканью, которая поглощает волны радаров. И наконец, на всех — глухие шлемы. Все они сейчас — как боевые аквалангисты, только на суше.

— И это скрывает их от аппаратуры пришельцев?

Альдо Моностиу пожал плечами.

— По крайней мере, с тех пор, как мы перешли на эту экипировку, по нам ни разу не открывали огонь. До этого мы потеряли четверых. Убитыми.

Дэсс Урган негромко вздохнул и снова приник к биноклю. Он напряженно следил за тем, как, то и дело останавливаясь, медленно движутся по мокрому лугу пять бугорков, разворачиваясь в неглубокий клин.

Передний разведчик был уже совсем рядом с проволокой. Прямо над ним возвышался темно-серый гладкий столб с рогатым шаром на вершине.

— Бутафория, — вдруг довольно громко произнес Альдо Моностиу, не отрываясь от бинокля.

— Что?

— Большая часть этих шаров — бутафория, — отрывистым голосом объяснил старший лейтенант. — Пришельцы не настолько богаты, чтобы цеплять датчики на верхушку каждого столба по всему периметру протяженностью в полтораста километров. По настоящему у них, в лучшем случае, по парочке сторожей на километр. И автоматические пулеметы на высотках. Все остальное — это самая примитивная сигнализация.

Альдо Моностиу издал короткий смешок и снова замолчал. Урган, не отрываясь от бинокля, смотрел, как разведчик, прикрепив к низу столба какой-то предмет, осторожно отползает обратно.

— Вы не пробовали ходить на ту сторону? — поинтересовался он.

— Через ограду? Нет. Слишком рискованно. Нам никак нельзя раскрывать перед пришельцами наши возможности. Вы заметили, что датчик на столб цеплял один, а остальные четверо были готовы вытянуть его... или его тело, если с ним что-то случится.

— И что теперь, когда он нацепил этот датчик?

— Теперь? Не знаю, — пожал плечами Альдо Моностиу. — Надо понимать, что с помощью этого устройства наши научники смогут получить какую-нибудь полезную для нас информацию. А затем эти сведения, возможно, пригодятся нам для чего-нибудь.

— Да, когда придет черед по-настоящему рвать проволоку, — усмехнулся Урган. — Хотя, мне бы сейчас не помешала информация о том, что делается на той стороне.

— Ну, в общих чертах мы об этом и так знаем.

— Вот как? — прищурился Урган. — Откуда?

— Сейчас возле Тамо... возле того места, где раньше был Тамо, идет стройка. Очень большая стройка. Как говорят пришельцы, они сооружают грузовой терминал для своих космических кораблей. Там работают наши, из Лешека. Очень много наших, больше двух тысяч. И еще — человек семьсот наших пленных, из тех, кого пришельцы взяли во время вторжения. Мы знаем о том, что делается на их базе.

— А эти пленные... могут вернуться домой? — спросил Урган. Он надеялся, что старший лейтенант не заметит, как дрогнул его голос.

Кажется, Альдо Моностиу не обратил на это внимания.

— В принципе, после того, как пришельцы перевели пленных со своей базы на стройку, они их не держат. Но почти никто не ушел. Они живут в комфортабельных бараках, пришельцы продолжают давать им паек, поручают им руководить другими рабочими... Там есть человек двадцать жителей Нейсе и окрестностей...

— А...

— Списки у меня с собой. Но вы, я помню, рассказывали о своем друге, Эстине Млиско. Его там нет. Я специально интересовался. Один парень, его взяли в плен на третий или четвертый день, был у него в расчете подносчиком снарядов. Он рассказывал, что ваш друг пытался бежать. Его поймали и куда-то увезли, и больше о нем ничего не известно.

Урган сочувствующе вздохнул, но, по меньшей мере, наполовину это был вздох облегчения. Лика Ранси, его Лика, с которой он прожил три тревожных и чудесных месяца, любила его, в этом он был уверен. И все же, он не знал, как бы она повела себя, появись вдруг здесь исчезнувший во вражеском плену ее прежний жених Млиско...

Чтобы скрыть волнение, Урган снова поднес бинокль к глазам. Пять бугорков с той же медлительностью и осторожностью ползли по полю. Однако теперь они удалялись от ограды.

— Какие еще новости? — спросил Урган немного сдавленным голосом. Весть о Млиско пробудила в нем слишком много воспоминаний. — Вы пока еще ладите с пришельцами?

— Пока еще ладим. Наша свободная зона за последнее время здорово выросла, сейчас она простирается почти до Тамо и в ней живет чуть ли не десять миллионов человек. Весь Лешек сейчас похож на одну большую стройку, а любой свободный клочок земли распахивается под поля и огороды. В городе на крышах домов сооружают теплицы.

— И это вас все Гордана снабжает? — удивился Урган.

— Нет. Пришельцы позволили нам возобновить добычу железной руды в Доксе и угля в Хако, а также восстановить сталелитейный завод, комбинат ЖБК, парочку электростанций и еще с десяток предприятий различного профиля.

— А им-то от этого какая польза? — нахмурился Урган.

— Для их стройки тоже нужен металл, очень много металла. Мне рассказывали, там планируется возвести какие-то совершенно циклопические сооружения! Такое впечатление, что по сравнению с их транспортниками боевые корабли, что мы видели, — просто мелочь!

— Ну, хорошо, построите вы им этот грузовой терминал, — мрачно сказал Урган. — А дальше — что?

— Не знаю, господин полковник. Посмотрим. Они строят, мы о них собираем информацию, а там видно будет. Вы же видите, наши научники время зря не тратили. Кстати, вам просили передать отдельную благодарность за танк.

— Они в нем хоть что-то поняли? — заинтересовался Урган. — А то разобрать мы его разобрали, а вот разобраться времени не нашлось.

— Я, к сожалению, слишком мало знаю, — потупился Альдо Моностиу. — Что-то слышал краем уха, не более того. Они какие-то чудовищно сложные, господин полковник! Вы наши ЭВМ видели? Огромная такая дура размером со шкаф! А у пришельцев эти штуки — величиной с два спичечных коробка, не больше, и в тысячу раз мощнее наших! И натыкано их по всему танку — не счесть! У пулеметов, и то у каждого своя! И все управляется центральной машиной, которая получает команды по радио.

— Странно, тогда их танки должны быть очень уязвимыми, — удивленно заметил Урган. — В одной машине столько важных узлов.

— Да у них только броня крепкая! — воскликнул Альдо Моностиу. — Ее бы только пробить, а там почти любое попадание для них смертельно! Правда, наши ученые так пока и не сообразили, отчего ваш танк из строя вышел. Некоторые детали послали в Гордану — может быть, там разберутся.

— В Гордану?! — настороженно поднял бровь Урган.

— А разве они — не филиты?! — Альдо Моностиу спокойно встретил его неприязненный взгляд. — Им пришельцы нравятся не больше, чем нам! К тому же, в Гордане сейчас много наших. Им сейчас землю на Дальнем Западе дают, целую провинцию — дистрикт, по-местному. И вырастет скоро в Гордане вторая Гранида...

— Нет, старший лейтенант! — резко оборвал Альдо Моностиу Урган. — Наша Гранида — одна! И она здесь!

В щели — полуподвале разрушенного дома — повисло неловкое молчание. Но тут снаружи послышались голоса и шум — это возвращались с успешно выполненного задания разведчики.

— С удачей, ребята! — радостно встретил их Альдо Моностиу. — Две квинты на отдых, а потом возвращаемся на базу. С утра отработаем четвертый квадрат.

Через полчаса группа, собрав снаряжение, двинулась на базу — небольшую ферму, чудом уцелевшую в трех километрах от периметра. Вместе с разведчиками шел и Урган. Он тоже собирался переночевать у старика-крестьянина, в одиночку ведшего нехитрое хозяйство, а утром вернуться в Нейсе.

— Воздух! — крикнул кто-то сзади.

Все попадали на землю, вжавшись в мокрую прошлогоднюю траву. Прямо над ними, не торопясь, на небольшой высоте проплыла девятка "Молний".

— Разлетались они тут в последние дни, озабоченно заметил Урган, отряхивая штаны. — Но пока лишь летают, не бомбят. Старший лейтенант, что там у вас, об обещанных колонистах ничего не известно?

— Ничего, господин полковник, — покачал головой Альдо Моностиу. — Грозились-грозились, да так и не решились. Может быть, они перенесли свои планы на будущее.

— Вот и хорошо, — Урган приладил на плечи сбившийся рюкзак. — Зиму спокойно протянули, глядишь, и до следующей осени дотянем.

Но надеждам полковника Дэсса Ургана не было суждено оправдаться.

— Господа, — генерал Пээл обвел взглядом смотрящих на него офицеров. — Я собрал вас, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие.

— К нам едет ревизор? — подался вперед суперофицер третьего ранга Экхао, главный интендант Центральной базы.

— Хуже! — голос генерала был суров и печален. — К нам едут колонисты!

— Какие еще колонисты? — удивился начальник базы Север, которого эта проблема касалась меньше всех. — Они же должны прибыть только после конца второй фазы!

— Увы, в Метрополии опять все переиграли, — развел руками генерал. — Очевидно, статус колонии будет присвоен Филлине уже в ближайшее время. А в колонии должны жить колонисты, это закон. Кроме того, на базе наших баз, извините, гм... за каламбур, будут построены крупные станции слежения за космическим пространством. А им будет нужен персонал, в том числе гражданский.

— Значит, будем воспринимать это как неизбежность, — миролюбиво заметил Реэрн. — Сколько у нас времени на подготовку к их встрече?

— Насколько мне известно, первый транспорт должен прибыть на Филлину, ориентировочно, через две дюжины дней, — сухо ответил Пээл.

В отсеке наступила тревожная тишина.

— Но это же невозможно! — не удержался от восклицания кто-то. — Мы ничего не успеем!

— Мы должны успеть, — внушительно сказал Пээл. — Две дюжины дней — это уйма времени, если суметь правильно ими распорядиться. За двадцать четыре дня нам необходимо, во-первых, очистить участок для поселения, во-вторых, обеспечить его должной защитой и, в-третьих, построить на нем дома для колонистов. Вот и все. По-моему, вполне решаемая задача. Господа офицеры, у кого есть какие мысли относительно ее решения? Прошу высказываться коротко и по существу.

— Участок для... э-э-э... размещения колонистов тот же, что предполагался раньше? — на всякий случай осторожно поинтересовался главный интендант.

— Естественно! — резко ответил Пээл. — У нас нет каких-либо иных подготовленных площадок. Правда, уровень подготовки нашего участка тоже следует признать в высшей степени минимальным.

— Это не беда, — успокаивающе откликнулся Реэрн. — Стандартные дома собираются легко и быстро. Коммуникации мы протянем временные, на скорую руку, и уже после заселения колонистов будем, не спеша, заменять их на постоянные. Если привлечь рабочих с баз Восток и Север, мы уляжемся в срок.

— Я против привлечения филитов, — подал голос мрачный офицер-спецотделец. — Особенно, с базы "Восток". После недавнего... м-м-м... инцидента мы все старательно сделали вид, будто ничего не произошло. То, что за попыткой группового побега не последовало никаких санкций, было наверняка воспринято филитами как проявление нашей слабости. Я считаю, что в настоящее время неразумно собирать вместе филитов с разных баз. Особенно, на строительстве таких объектов, как дома для колонистов.

— Я понимаю вашу логику, суперофицер, — кивнул Пээл. — Реэрн, в таком случае, вы получите в свое распоряжение только рабочих с базы "Север" и пару бригад с грузового терминала. Справитесь?... Очень хорошо. Теперь давайте к следующему вопросу.

— Следующий вопрос, наверно, у меня, — без улыбки заметил суперофицер Мивлио. — Прежде, чем что-либо строить, участок нужно очистить. А с этим у нас могут возникнуть проблемы.

— Верно! — поддержал Мивлио начальник охраны периметра Центральной базы. — Помню, во время первой фазы зачисткой зоны безопасности занималась целая сотня танков, и то ей дней шесть потребовалось. А у нас сейчас и дюжины шестерок не наберется.

— Давайте не сосредотачиваться на том, чего у нас нет, — поморщился Пээл. — Помните, что задача, которая перед нами стоит, должна быть выполнена любыми средствами.

— Прошу прощения, ваше превосходительство но я вынужден сказать еще об одной вещи, которой мы не располагаем, — не побоялся возразить командующему начальник охраны. — Сейчас мы не имеем возможности растянуть периметр безопасности настолько широко, чтобы прикрыть колонистов. Запасных датчиков на складах нет. А установок активной защиты у нас и так некомплект.

— Не вижу в этом большой проблемы, — бросил Мивлио. — Как вы видите, участок для поселения представляет собой неправильный четырехугольник размером примерно десять на пятнадцать километров. С одной стороны его прикрывает наша зона безопасности, с трех других — речки с обрывистыми или топкими берегами. Если очистить этот участок от филитов, его будет не так уж и сложно защищать.

— Да, но сначала надо очистить, — вздохнул спецотделец. — Во время предыдущей операции у нас не было недостатка ни в технике, ни в боеприпасах, и мы, к тому же, имели дело с деморализованным, захваченным врасплох противником. Теперь у нас нет ни одного из этих преимуществ, как нет и шести дней в запасе, верно?

В отсеке повисла тишина.

— А что, если предупредить филитов? — вдруг задал вопрос Реэрн. — Зимой в похожих обстоятельствах они эвакуировали часть населения. Может быть, сейчас они уйдут сами?

— Они не уйдут! — зло бросил спецотделец. — Какая-то часть останется, зарывшись в свои норы, и будет стрелять нам в спину!

— Пусть попробуют! — рассмеялся Мивлио. — Мы тоже не сидели всю зиму, сложа руки. На всех наших танках установлены броневые экраны. Это должно защитить их от тех самых филлинских противотанковых ракет, которые когда-то доставили нам столько неприятностей! Я был бы только рад, если бы они снова полезли в бой! Только как бы их заставить высунуть нос наружу?

— А мы их выкурим! — улыбнулся Пээл. — Ну что, мастер, кажется, пришла ваша очередь? Ваши люди готовы?

— Мои люди всегда готовы, даже варить не надо, — откликнулся командир дислоцированной на Центральной базе роты Звездной Гвардии. — Вы хотите, чтобы мы выгнали филитов из их нор, ваше превосходительство?

— Да, мастер, я хотел бы, чтобы вы взяли на себя этот труд, — кивнул Пээл. — Впереди вас пойдет головная группа танков, которая будет выявлять подозрительные места. За вами — комендантская рота на катерах для окончательной ликвидации узлов сопротивления.

— После нас вряд ли что-нибудь останется, ваше превосходительство, — невозмутимо заметил гвардеец.

— Нет, нет, не увлекайтесь. Не будет же ваша рота в одиночку чистить весь участок. Время, время! Нам нужно беречь время! Поэтому — немедленно начинаем подготовку. Операция по зачистке должна состояться уже через два дня.

— Через два дня нельзя, ваше превосходительство, — глухим голосом напомнил о себе тэон. — Через два дня праздник, День Коронации. Весь личный состав обязан присутствовать на торжественном собрании.

Пээл бросил на тэона острый неприязненный взгляд, но сдержался. Он уже уяснил, что, общаясь с суперофицером второго ранга Трегуином, ни в коем случае нельзя оставлять без внимания ни одну мелочь.

— Вы слышали, господа? — вместо этого спросил он собравшихся. — Значит, срок операции переносится вперед на одни сутки. Мы начинаем послезавтра! А вы, Реэрн, немедленно снеситесь с вашими филитами и передайте им требование на эвакуацию!

— Пришельцы требуют, чтобы мы покинули этот район? — переспросил Урган. — Наконец-то! А я боялся, что этого уже и не случится.

— Вы подготовились к их приходу? — поинтересовался Альдо Моностиу.

— Еще бы! Мы занимаемся этим с тех пор, как вы принесли нам приятное известие о прибытии колонистов. И я весьма признателен пришельцам за то, что они дали нам почти трехмесячную отсрочку.

— Подземные схроны? — догадался Альдо Моностиу.

— Более того! Подземные ходы на запретную территорию! Смотрите, — Урган развернул перед Альдо Моностиу большую карту. — Вам знакомо это обозначение? Это развалины, остатки замка Горра, который когда-то стоял в этом месте и был разрушен после долгой осады во время подавления какого-то мятежа. Один из учителей первой гимназии в Нейсе увлекается историей района, и он предположил, что в замке были подземные ходы. Мы начали их искать и, представьте, нашли! Тогда строили крепко, нам даже почти не пришлось ничего раскапывать. И теперь пусть пришельцы выстраивают свой забор вдоль этой речушки — мы будем преодолевать его понизу!

Несколько секунд Альдо Моностиу внимательно разглядывал карту.

— Высотка, на которой стоял замок, господствует над местностью, — заметил он. — Пришельцы могут занять такой удобный наблюдательный пункт.

— Не беда, у нас есть ход номер два. Вот здесь, в пойме этого заболоченного ручья, еще до войны хотели провести какие-то осушительные работы. Прокопали водоотводные каналы, уложили в землю дренажные трубы... Потом началась война, и все это бросили на полпути. А когда война закончилась, в общем, стало не до того... Мы расчистили пару труб. Там мокро, грязно и не слишком просторно, но при желании по ним можно перебраться на ту сторону.

— Потрясающе! — не удержался восхищенный Альдо Моностиу. — Я уверен, маршал очень обрадуется, услышав об этом! У нас еще никогда не было таких благоприятных возможностей для наблюдения за пришельцами!

— Да, насчет наблюдений, — Урган хитро прищурился. — Я понимаю, у вашей группы специальное задание и мне вы не подчинены, но как вы смотрите на то, чтобы задержаться в зоне и понаблюдать за пришельцами? Я ни в коем случае не приказываю, старший лейтенант, и отдаю себе отчет о крайней степени риска. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы вы исчезли без следа, не успев ничего сообщить...

— Сообщить бы мы успели в любом случае, — Альдо Моностиу вынул из нагрудного кармана продолговатую черную пластмассовую коробочку с кнопками. — Благодаря этому мы постоянно поддерживаем связь друг с другом и Лешеком.

— Какой легкий, — Урган с осторожностью взял черный предмет. — Это вы получили у пришельцев?

— Купили у пришельцев, — уточнил Альдо Моностиу. — За золото. Они оказались очень падкими на него.

— Зря вы таскаете это с собой, — Урган с отвращением и опаской положил, почти бросил коммуникатор на стол. — Кто знает, что вложили в эту штуку пришельцы? Может быть, она и сейчас передает им наш разговор или сигнализирует, где мы находимся. И если вы собираетесь на разведку в запретную зону, лучше обойтись без них.

— Мы очень осторожно пользуемся связью, господин полковник, — возразил Альдо Моностиу. — И у нас пока не было ни одного случая, который мог бы подтвердить ваши опасения.

— Как бы такой случай не появился сейчас, — хмыкнул Урган. — Ладно. Скоро прибудет мой адъютант младший лейтенант Шанви, он покажет вам наши схроны и пути для отхода. Желаю вам удачи на завтра.

Урган повернулся к Альдо Моностиу спиной и тут же забыл о нем. Сейчас ему предстояли совсем другие дела. Надо было срочно связываться с Нейсе, перебрасывать на правый берег реки подводы, тележки и прочий транспорт, организовать эвакуацию и искать для людей новый приют. На все про все пришельцы дали ему всего сутки, и Дэсс Урган не собирался превышать этот срок ни на час.

Глава 13. Ударом на удар

"Молнии" появились над Нейсе через час после восхода солнца. Две девятки, вынырнув из облаков, быстро пронеслись над городом, словно стая серебристых стремительных птиц, и снова исчезли в тучах, громоздившихся над высоким правым берегом реки Масне. Гром рассекаемого воздуха неприятно ударил по ушам.

― Началось, — мрачно сказал невыспавшийся Урган.

Почти всю ночь он провел на ногах, организовывая эвакуацию. На правом берегу жило поразительно много людей, и всех их нужно было предупредить, помочь им собраться, найти им новое место для жилья... Заботы множились и разрастались, и даже несмотря на крайнюю спешку эвакуацию так и не удалось завершить к утру. По сообщениям связных, около двухсот человек еще оставались на том берегу реки, мучительно медленно просачиваясь сквозь узкое горлышко единственной переправы. Их можно было поторопить, приказав им бросить их имущество и скот, но Урган еще надеялся, что все обойдется и без подобных чрезвычайных мер.

― Вижу цель, — доложил оператор, управляющий одной из девяток "Молний".

― Где?! — подался вперед суперофицер Мивлио, назначенный командующим операцией по зачистке.

Но оператор уже вывел изображение на экран координаторского поста. Картина была немой, но Мивлио казалось, что он слышит звуки — громкое беспорядочное блеяние, скрип колес повозок и надсадные крики филитов, сливающиеся в однообразный гомонящий шум. На переправе царила суматоха. На узком настиле, проложенном по останкам разбомбленного моста, застряли вереницей тележки, повозки, люди вперемешку с большими черными или рыже-коричневыми животными с короткими прямыми рогами. Стадо других животных, поменьше и с грязно-белой курчавой шерстью, в беспорядке сгрудилось на спуске к мосту. На левом берегу несколько человек с усилием толкали вверх по неровной дороге тяжелый воз, сбрасывая с него какие-то мешки. Сбоку несколько лодок тянули за собой неуклюжий плот, на котором скучились десятка полтора филитов пополам с их скарбом. Плот все время рыскал и норовил развернуться по течению...

Идеальная цель. Несколько секунд суперофицер Мивлио, морщась, смотрел на охваченный суетой берег.

― Не отвлекайтесь, пусть их, — нехотя сказал он. И, поднеся к губам микрофон, негромко скомандовал: — Танки, вперед!

― Танки пошли! — взволнованно сообщил Альдо Моностиу.

Старший лейтенант, напряженный как струна, сидел в неудобной позе за крошечным столиком, с которого свисал край карты. На голове у него были тоненькие черные наушники, от которых тянулась ко рту пластиковая дужка с нашлепкой микрофона.

― Я понял, — мрачно кивнул Урган. — Что на переправе?

― Пробка, — радист на секунду оторвался от приемника. — Мост слишком узкий, за ним крутой подъем. Повозки застревают.

― Пусть протаскивают их на руках или сбрасывают их в воду, но чтобы через три квинты на том берегу не осталось ни одного человека! — распорядился Урган. — Лика, отправляй туда людей на подмогу — всех, кто есть поблизости!

― Есть!

Лика Ранси, четко повернувшись, подозвала к себе нескольких курьеров и начала шепотом отдавать им приказания. Коротко кивая в ответ, они срывались с места, и по лестнице, ведущей наверх из штабного подвала, застучала частая дробь их ботинок.

― Господин полковник, — снова позвал Альдо Моностиу. — Только что передали — танки пришельцев изменили внешний вид! На них словно навесили какие-то металлические коробки!

― Защита от мухобоек! — первым догадался командующий обороной района Нейсе капитан Эреншельт. — Я отвожу истребителей.

― Отводите, — кивнул Урган. — Сегодня не их день. Черт, надо будет посоветоваться с инженером, может быть, он придумает, как заменить взрыватели на замедленные... Что там еще?!

Альдо Моностиу, снова застыв с напряженным лицом, начал лихорадочно наносить на карту какие-то пометки.

― Лим... то есть, сержант Каско, сообщает, что видит шесть групп танков. Они словно перепрыгнули через периметр на узком фронте, а теперь расползаются в стороны!

― Это было лишним! — ударил кулаком по стене Урган. — Альдо, передайте вашим солдатам, пусть они как можно осторожнее пользуются связью! Я не могу доверять этим штучкам пришельцев!

― Что там? — суперофицер Мивлио на секунду остановился и снова продолжил нервно прохаживаться взад и вперед по координаторскому посту. — Почему они молчат?

― Не могу знать, господин суперофицер второго ранга, — виновато потупил взор оператор-радиометрист. — Аппаратура постоянно сканирует весь диапазон радиочастот. Либо они вообще не пользуются своим радио, либо...

"...Либо там и в самом деле никого нет", — закончил про себя Мивлио. Он не верил в то, что филиты покорно покинули запретный район, даже не потрудившись оставить в нем своих шпионов и диверсантов, и отсутствие каких-либо перехваченных сигналов злило и нервировало его. По его мнению, филиты-соглядатаи были просто обязаны сообщить своим начальникам, что танки вошли в зону.

"А что, если прав Реэрн?" — мелькнула у него в голове неприятная мысль. Что, если филиты, получив предупреждение, и в самом деле ушли, побоявшись бросить вызов имперской военной машине? Еще раз изучив свои ощущения, Мивлио осознал, что не хочет этого. Он ничего не имел против самого зампотеха, славного парня и хорошего специалиста, однако чем дальше, тем больше его раздражало то, как легко Реэрну удается добиваться повиновения солдат и филлинских рабочих без разносов и наказаний.

Мивлио знал, что подчиненные ненавидят его за мелочную требовательность, переходящую в занудную придирчивость, и равнодушную жестокость, которую он сам считал необходимой жесткостью. На корабле, где он больше занимался техникой, чем людьми, все это как-то не замечалось, но здесь, на базе, менее скованной распорядком и уставом, он все сильнее чувствовал эту неприязнь, которая начинала действовать ему на нервы.

Мивлио знал, что рано или поздно получит генеральские звезды, и хотел получить их благодаря реальным заслугам, а не помощи высокопоставленной родни, но всегда полагал, что для этого нужно, прежде всего, выполнять свои служебные обязанности и приобретать новые знания и компетенции, а все остальное приложится. Он никогда не умел и не хотел управлять людьми — зачем, ведь проще заставить, для чего ж еще нужны приказы и уставы? И Реэрн, по его мнению, проявлял к подчиненным неуместную снисходительность.

И еще Мивлио никак не мог понять либерализма Реэрна по отношению к филитам. Жители планеты были врагами, побежденными, но от этого не менее опасными и коварными. И уж конечно, они должны были воспользоваться любой возможностью, чтобы нанести имперским силам максимальный вред.

Там должны, наверняка должны быть их лазутчики! Мивлио снова покосился на радиометриста, но тот лишь виновато развел руками.

Может, филиты и в самом деле не пользуются своими радиопередатчиками? И не в их ли руки попали те три дюжины коммуникаторов, которые, по слухам, бесследно исчезли с одного из складов на Центральной базе? Впрочем, на тех же складах есть и аппаратура по перехвату...

Хотя, зачем беспокоиться? — внезапно появилась у него трезвая мысль. Чем бы ни были оснащены филиты, спрятавшиеся в зоне, танки с биоискателями и гвардейцы найдут их и без всякого радиоперехвата...

В своих мимикридных бронекостюмах и глухих шлемах гвардейцы не только были, но и выглядели как пришельцы с иной планеты. Беззвучными мощными тенями они не шли, а словно просачивались сквозь густой подлесок, оставляя после себя только легкий шорох потревоженных веток. Так — настороженно, но с полным осознанием собственного превосходства — пробираются по джунглям опасные хищники.

Гвардейцев совсем немного, можно даже сказать, что их очень мало. Если бы операторы "Молний", имеющие возможность обозревать всю зону с птичьего полета, потрудились сосчитать их, они не добрали бы и до девяти дюжин. Однако в их скупых движениях и нарочитой небрежности, с которой они держат свое оружие, столько силы, что, увидев их, десять раз подумаешь, прежде чем встать у них на пути, а затем тихо отойдешь в сторону.

Внезапно один из гвардейцев, держащий в руках вместо штурмового ружья пульт биоискателя, останавливается и поднимает руку вверх.

― Что у тебя, Дум? — раздается в наушниках переговорных устройств напряженный голос старшины. — Засек цель?

― Сложно сказать, — недовольно отвечает гвардеец. — У меня что-то мерцает по азимуту тридцать, но постоянного контакта нет. Компьютер цель не высвечивает.

― Только мерцает? — включается в разговор командир роты. — Хауг, ты что-то видишь? Просканируй свои двухсотые сектора.

Десяток секунд паузы.

― Не подтверждаю, — слышится в наушниках новый голос. — Вижу в двухсотых секторах пять, шесть теней, но это, похоже, помехи или мелкая живность.

Снова долгая пауза.

― Продолжим, — наконец решает командир. — Дум, пометь контакт на своей карте и передай "черным". У них на катерах более мощные биоискатели, может, они кого и обнаружат.

― Ага, как же, — говорит кто-то с ворчливой интонацией. — Чтоб "черные", да что-то обнаружили...

― Разговорчики, — с улыбкой напоминает командир. — Не расслабляйтесь. Работаем дальше. И если мы пока никого не обнаружили, это еще не значит, что здесь никого нет.

Пятерка гвардейцев бесшумно скользит вперед и снова скрывается за очередной лесопосадкой. Были они — и нет их. А в воздухе слышится мягкое урчание двигателей десятка гравикатеров. Все они набиты солдатами из охраны Центральной базы, прозываемыми "черными" за цвет их нашивок. На самом же деле, они никакие не черные, а наоборот, матово-белые, в широких шлемах и пластиковой броне, смахивающей на рыцарские латы.

― Внимание, — говорит командир одного из отделений, сидящий рядом с пилотом катера. — Гвардейцы передали, где-то здесь у них был неподтвержденный контакт. Кси, проверь, у тебя ничего не светит?

Солдат за пультом биоискателя пожимает плечами.

― Ничего не вижу, господин унтер-офицер второго разряда. Наверное, "зеленым" опять что-то показалось. Где тут прятаться?...

Унтер-офицер кивает. И в самом деле — где тут прятаться? Под ними — широкое кочковатое поле, покрытое сухой прошлогодней травой и островками кустарника с только пробивающимися зелеными листочками. Свежая травка кое-где пробивается сквозь сушняк, из-за чего поле похоже на серо-желто-бурое лоскутное одеяло с зелеными пятнышками и полосками. В полукилометре впереди виднеются какие-то постройки и окружающий их большой сад. Если поблизости кто-то и скрывается, то наверняка, именно там.

Катер, не останавливаясь, тянет вперед на высоте около пяти метров и вскоре скрывается за деревьями. И только тогда одна из кочек посреди поля еле заметно приходит в движение. Филит, скрытый маскировочным плащом, медленным и плавным движением подносит к губам коммуникатор, и в эфир уходит короткое донесение.

― Пришельцы пустили за танками пехоту и десант на гравикатерах.

― Пехоту? — с легким удивлением переспросил Дэсс Урган. — Это любопытно. Я думал, пришельцы всегда посылают в бой только машины. Что же, наверное, это к лучшему.

― Это совсем не к лучшему, — Альдо Моностиу нервно сжал и снова разжал кулаки. — Никакая это не пехота, а что-то вроде спецназа, элитные войска. То, что их отправили на прочесывание местности, — это тревожный признак, очень тревожный признак.

Старший лейтенант старался держаться спокойно, но напряжение и тревога словно изливались из него.

― Вы беспокоитесь о своих людях? — тихо спросил Урган.

Альдо Моностиу молча кивнул.

― Мне надо было пойти туда, вместе с ними, — вдруг вырвалось у него. — Когда я командовал расчетом реактивной установки, все было... проще. По крайней мере, я не прятался в тылу! А сейчас весь риск берут на себя мои солдаты, а мне приходится заниматься работой, с которой справилась бы любая девчонка-связистка!

― Вы — командир, старший лейтенант! — голос Ургана снизился до яростного шепота. — Я понимаю, что вам было бы легче на передовой! Но ваша задача здесь — не сражаться самому, а сделать все, чтобы никто из ваших людей не погиб зря! Вы знаете, каково это — видеть, как погибают солдаты, только потому что командир чего-то не учел?! Так дай вам Единый и не узнать!

― Я понял, господин полковник, — наклонил голову Альдо Моностиу. — Я дам приказ своим людям затаиться и продолжать скрытно наблюдать, стараясь не выдавать себя. Если они не нашли одного наблюдателя, может быть, они пропустят и остальных.

― Верно, — кивнул Урган. — Ваши люди опытны и умелы, они сделают все, как подобает. В конце концов, нам сейчас нужно не сражаться с пришельцами, а только следить за ними... Кстати, это хорошо, что они пустили за танками своих спецназовцев.

― Почему?

― Танки пересекли бы всю зону за полчаса, а так, может быть, те люди у переправы успеют перебраться на наш берег...

Оператору "Молний" было нечем заняться, и он начал следить за филитами, скучившимися у переправы. Там по-прежнему царила суматоха. Неуклюжий плот не слушался буксирующих его лодок и вместо того, чтобы плыть на правый берег за новыми пассажирами, бесцельно кружился на середине реки. Затор на мосту никак не хотел рассасываться, люди, повозки и животные смешались в невообразимую толкотню. Кто-то упал в воду, и его выуживали с помощью длинных досок. На левом берегу, где узкая дорога шла круто вверх, сцепились бортами сразу несколько телег и их никак не могли растащить. Наконец, всеобщую панику усиливали животные с грязно-белой шерстью, разбежавшиеся по всему берегу. Несколько филитов безуспешно пытались загнать их в воду.

"Не успеть им", — злорадно подумал оператор. С высоты он хорошо видел, как танки, не торопясь, приближаются к реке. Конечно, расстреливать и давить они никого не будут, но уморительно будет посмотреть, как эти филиты станут со страху бросаться в воду.

Чтобы лучше все видеть, оператор перевел свою девятку на меньшую высоту и снизил скорость. Выполняя этот маневр, он отвлекся на некоторое время, а когда снова взглянул на берег, лицо его исказилось недовольной гримасой.

На переправе вдруг неизвестно откуда появились люди, много людей. Им, наконец, удалось растащить сцепившиеся повозки и на руках вкатить их наверх. Телеги, сгрудившиеся на мосту, сдвинулись с места и по одной стали подниматься по крутому склону. Даже овцы, чего-то испугавшись, внезапно разом бросились в реку и дружно поплыли на тот берег, конвоируемые парой лодок.

Законная добыча ускользала в последний момент. Оператор "Молний" почувствовал разочарование. Неужели сегодня так и не произойдет ничего интересного? Он снова пустил свои машины по большому кругу, стараясь захватить камерами все группы гвардейцев, редкой цепочкой продвигавшиеся по зоне. Внезапно одна из крохотных фигурок внизу остановилась и замахала руками, созывая к себе остальных.

Девятка "Молний" описала еще один круг над местом находки, однако связь молчала. Очевидно, и в этот раз гвардейцам не требовалась поддержка с воздуха.

Вот так. Вечно самое интересное достается кому-нибудь другому.

― Что это?

Из-под осыпи на дне небольшого овражка выглядывал кончик маскировочной сети и, потянув за него, гвардеец внезапно увидел перед собой неглубокую нишу, внутри которой виднелась небольшая металлическая дверца.

― Похоже на какое-то тайное укрытие!

Срочно вызванный к месту находки командир взвода осторожно прикоснулся к тускло блестящей дверной ручке. Дверь словно приглашала открыть ее и зайти внутрь.

― Скорее всего, внутри никого нет, — доложил гвардеец с биоискателем. — Никаких импульсов, даже самых малых.

― И все равно, не будем рисковать.

Взводный, зацепив ручку крюком и защелкнув карабин, начал осторожно отступать, разматывая тросик. Остальные гвардейцы заняли позиции по сторонам, направив внутрь ниши стволы своих штурмовых ружей.

Резкий рывок! Незапертая дверь с размаху резко ударила по земляной стенке, и вниз с шуршанием посыпались легкие комочки грунта. Изнутри еле заметно пахнуло затхлым воздухом и запахом смазки. За дверью оказалась небольшая камера и узкий лаз, ведущий куда-то в сторону и немножко вниз. Если бы не железная дверь снаружи, его можно было бы принять за нору какого-то зверя.

― Они обнаружили один из схронов, — бесстрастно доложил Альдо Моностиу, и только лихорадочно блестящие глаза выдавали его волнение.

― Который? — Дэсс Урган даже не повернул головы.

Альдо Моностиу сверился с картой.

― На вашей схеме он обозначен под третьим номером.

― Это хорошо, — Урган слегка улыбнулся. — Я так и рассчитывал, что они на него наткнутся. Что же, если они попробуют проникнуть внутрь, их ожидают кое-какие сюрпризы.

― Стоп! — взводный придержал рукой гвардейца, уже готового нырнуть в узкий лаз. — Осторожно!

Тоненькая проволока, протянутая поперек прохода сантиметрах в тридцати от земли, блеснула в лучах фонариков.

― Это еще что? — отступив назад, гвардеец недоуменно посмотрел на командира. — В первый раз такое вижу. Что это может означать.

― Я видел подобное на Каангахорэ, — почесал шлем старшина. — У ангахов ветка, лежащая на пороге, означает: никого нет, просьба не входить. Может быть, здесь то же самое?

― Посмотрим, — взводный осторожно зацепил проволоку крючком. — Всем отойти. Может быть, это какая-то ловушка.

Отойдя на пару метров от ниши с дверью, он сильно дернул за тросик. Изнутри раздался громкий хлопок взрыва, во все стороны полетели комья земли, железная дверь гулко задрожала под градом осколков.

"И это все?" — хотел иронично спросить взводный, но вдруг из-под земли грянул еще один взрыв, в несколько раз громче и сильнее первого. Взрывная волна опрокинула близко стоявших гвардейцев, разбросала их в стороны и присыпала дымящейся землей, остро воняющей тротилом...

С высоты трехсот метров взрывы были почти не слышными и совсем не страшными. Просто крутой склон овражка вдруг содрогнулся и выпустил из себя серо-черные клубы дыма и пыли. Под ними совершенно скрылись маленькие фигурки гвардейцев, и даже камеры "Молний" не могли проникнуть за эту пелену.

― Что произошло?! — наполнился эфир тревожной скороговоркой. — Что произошло?! Отвечайте! Вы живы?!

― Жив! — взводный нетвердо привстал на колени и потряс головой, чтобы сбросить со шлема осыпавшую его землю.

Ему не следовало этого делать. В голове, и так гудящей, словно огромный колокол, словно снова взорвалось что-то большое и гулкое. В глазах потемнело, но гвардеец сумел удержать себя на краю сознания.

В конце концов, он был командиром, и ему следовало, в первую очередь, позаботиться о своих солдатах.

С трудом подняв голову, взводный медленно и осторожно повел ею из стороны в сторону. На месте ниши и камеры с боковым лазом зияла огромная дыра, из которой тянуло дымом. Железная дверь, искореженная и посеченная осколками, лежала на земле, едва не придавив одного из гвардейцев, который слабо ворочался, тщетно пытаясь встать. Все кругом было засыпано серовато-черной землей, покрывшей тонким слоем разбросанные в беспорядке тела.

Впрочем, все эти тела уже начали понемногу шевелиться.

"Все живы!" — блеснула у взводного радостная мысль, но тут же угасла, словно огонек спички. У одного из гвардейцев лопнуло стекло шлема, и он, жалобно мыча, слабо барахтался в пыли, прижимая к лицу покрывшиеся темно-синей кровью перчатки. Другой, опираясь на руку, тупо смотрел на толстый зазубренный осколок, торчащий у него из бедра. У третьего осколками была иссечена вся грудная кираса, и его побледневшее лицо, искаженное болью, красноречиво свидетельствовало, что некоторые из них пробили ее насквозь. Бронекостюмы сделали все, что могли, и спасли своих владельцев от гибели, однако их возможности оказались не беспредельными.

В наушниках свистело и трещало, и взводному пришлось несколько раз легонько хлопнуть себя по шлему, чтобы восстановить связь.

― Докладываю, — слабо сказал он, не обращая внимания на тревожные голоса, больно отдающиеся во всем черепе. — При попытке проникнуть... в тайное убежище филитов... сработали два взрывных устройства... Погибших нет, есть трое раненых... пять... нет, шестеро — контужены. Нужна помощь.

Взводный обессилев, умолк, но все же, спохватившись, заставил себя выговорить еще несколько необходимых слов.

― Будьте осторожны... Это была... ловушка...

Взводный еще не думал о том, что всем им изрядно повезло. Настоящей ловушкой была, конечно, не примитивная противопехотная мина с растяжкой поперек входа в убежище. Она, наоборот, предназначалась для того, чтобы быть найденной и обезвреженной, просто при попытке разминировать вход или перешагнуть через проволоку должен был сработать основной "гостинец" — мощный фугас с чутким взрывателем нажимного действия.

Как ни странно, гвардейцев спасла неосведомленность, хотя сейчас, конечно, никто из них не считал двойной взрыв чудесным спасением.

― Проклятые филиты! — суперофицер Мивлио в гневе ударил кулаком по краю пульта. — Я так и знал, что они так просто не уйдут отсюда! Приказываю! Во избежание новых потерь все подобные подземные укрытия сразу же уничтожать снарядами объемного взрыва! Комендантской роте — провести профилактическую обработку зданий и сооружений в зоне из огнеметов! Внутрь не входить!

Маленькое облачко дыма, появившееся с краю обзорного экрана, резко повысило его настроение. Что, уже начинают выполнять его приказ! Очень оперативно!

― Это не мы, — несколько виновато доложил командир комендантской роты. — Филиты переправились на другой берег реки и сжигают за собой мост.

― Ах, вот как? — Мивлио почувствовал легкое разочарование. Филиты успели вовремя убраться из зоны? Жаль, очень жаль. Но все равно, свое они получат, рано или поздно.

Они ушли! Оператор "Молний" чуть не застонал от огорчения. Проклятая задержка из-за взрыва позволила им в последнюю минуту избегнуть карающего меча Звездной Империи.

Поведя свою девятку на очередной круг, оператор снова увидел их — длинную вереницу людей, повозок и скота, пылящую по дороге. Это цель буквально просилась под удар — он провел захват и убедился, что вся колонна надежно покрывается одним залпом девяти машин.

Разочарованно оператор шевельнул вторым пальцем левой руки, лежащим на кнопке сброса на подлокотнике. Однако тело, получившее от мозга противоречивый сигнал, отреагировало неожиданным образом. За долю секунды до того, как отменить захват цели, оператор бессознательно нажал другим пальцем на пуск, и девять ракет, оставляя за собой грязно-белый след, с воем устремились с небес на землю...

Стены еле заметно дрогнули. С потолка слетела и растворилась в застывшем воздухе струйка пыли.

― Бомбят, — машинально заметил Урган и тут же резко повернулся. — Бомбят?! Где?!

У сидящего в углу радиста вдруг помертвело лицо.

― Наблюдатель сообщает, обстреляна колонна эвакуированных с правого берега. Накрытие залпом. Он говорит, что всю дорогу заволокло дымом, и он даже не может различить, остался там кто-либо в живых, или нет...

― Ах, выродки! — зло и горько вырвалось у Ургана. — Старший лейтенант! — обернулся он к Альдо Моностиу. — Что сейчас делают пришельцы в зоне? Где они?!

Альдо Моностиу покорно взялся за коммуникатор.

― Они жгут деревню, — коротко доложил он.

― Какую деревню? Где?! — Урган проявлял все большее нетерпение.

― Деревня Буншо, господин полковник. Около десяти пришельцев зашли в нее с северной стороны и поджигают дома из ранцевых огнеметов.

― Они спешат?! — перебил его Урган.

― Что? — поперхнулся Альдо Моностиу. — Нет, не спешат. Мой разведчик передает, они действуют очень аккуратно и методично. Я бы сказал, с опаской.

― Прекрасно! — скривил губы в злой гримасе Урган. — Радист, передавайте! Ракетную установку — к бою! Цель — деревня Буншо, квадрат 46! Пусть открывают огонь, как только будут готовы! Только бы пришельцы задержались там хотя бы на десять минут!

― У вас есть ракетная установка? — удивился Альдо Моностиу.

― Да, уцелела с довоенных времен. Я берег ее на крайний случай, и вот он, наконец, настал. У нее будет достойная цель.

― Но, господин полковник! — шепотом запротестовал Альдо Моностиу. — Так вы убьете всего нескольких вражеских солдат, но спровоцируете пришельцев на сокрушительный ответный удар! К тому же, своими действиями вы ставите под угрозу то, что удалось добиться нам в Лешеке!

― Может быть, вы и правы, старший лейтенант, — тихо сказал Урган, глядя прямо в глаза Альдо Моностиу. — Может быть, я сейчас делаю большую ошибку. Но есть на свете вещи худшие, чем ошибка. Это — преступное потакание бандитам и убийцам, безразличное трусливое равнодушие, которое только подталкивает их к новым злодеяниям! Ваше перемирие с пришельцами оказалось фикцией, они сами нарушили его по своей прихоти. Они должны быть очень чувствительными к потерям, старший лейтенант, и я хочу ударить их по самому больному месту! Впредь они будут знать, что за всякое свое преступление они получат справедливое возмездие!

Урган замолчал, не отрывая яростного взгляда от глаз Альдо Моностиу и вдруг добавил негромким глухим голосом.

― Уходите сами отсюда, Альдо, и уводите своих людей. Здесь снова начнется война, и вам тут больше нечего делать. Если пришельцы начнут выставлять вам претензии, валите все на меня! Называйте меня мятежником, анархистом, изменником — я все вынесу. Вчера, после вашего предупреждения, я передал приказ всем жителям покинуть район. Если люди из Нейсе доберутся до вас, помогите им, чем можете. Прощайте.

Отвернувшись, Урган словно забыл об Альдо Моностиу. И даже не повернул головы на дробный стук каблуков его ботинок вверх по лестнице.

― Что за самоуправство?! — бушевал генерал Пээл. — Кто разрешил самовольное открытие огня?!

― Ваше превосходительство, — суперофицер Мивлио спокойно и даже чуточку отстраненно смотрел на экран связи, на котором гневался его начальник. — Я признаю, оператор нарушил приказ. Но я полностью поддерживаю его действия и считаю, что он заслуживает не наказания, а поощрения.

― Объяснитесь, суперофицер, — ледяным голосом произнес Пээл.

― Ваше превосходительство, я расцениваю этот поступок как инстинктивную и потому верную реакцию подлинного патриота Империи на подлую провокацию, устроенную филитами! Его самовольное поведение следует воспринимать, как удар возмездия, и это полностью извиняет...

― Достаточно! — прервал словопрения Мивлио Пээл. — Суперофицер, мы с вами не на собрании, и не забывайте, что кроме военных, нам нужно решать и ряд немаловажных политических задач! И если патриотический порыв вашего оператора приведет к ухудшению отношений с филитами и преждевременному возобновлению военных действий, это нанесет немалый ущерб не их, а нашим интересам.

― Все равно, это пресловутое перемирие с филитами оказалось фикцией, — примирительно развел руками Мивлио. — Как только им представилась возможность, они тут же воспользовались ею, чтобы нанести нам подлый удар в спину. Трое граждан Империи ранены, еще шестеро контужены. Филиты обязаны знать, что за подобные провокации их всегда постигнет неотвратимая кара! Да и разве они могут ненавидеть нас еще сильнее?

― Нет, — Пээл покачал раскрытой ладонью перед лицом, признавая правоту своего заместителя по вооружению. И про себя добавил пришедшую на ум поговорку: "Пусть ненавидят, лишь бы боялись"...

― ...Как вы думаете, а филиты нас боятся? — осмелился задать вопрос унтер-офицеру молоденький солдатик комендантской роты, неловко управляясь с толстым и длинным стволом огнемета.

Унтер-офицер выстрелил из подствольного гранатомета в окошко небольшого аккуратного домика, до этого чудом пережившего все бомбардировки и обстрелы, и только когда внутри сверкнуло пламя и повалил дым, повернулся к любопытному новобранцу.

― А ты как думал, дубина? Если бы они нас не боялись, то не рванули бы отсюда так, что только пятки сверкали! И все равно, им это не помогло, — унтер-офицер засмеялся, вышибая входную дверь новой гранатой. — Да ты не стой, не стой! Работай!

Солдат торопливо нацелил огнемет в выбитое окно, но из ствола вырвалась только тоненькая слабая струйка, похожая на драконий плевок.

― Господин унтер-офицер второго разряда, — поднял он испуганные глаза на командира отделения. — Разрешите, я к катеру сбегаю, бак с огнесмесью поменяю?

― Давай чеши! — свирепо рявкнул унтер. — Быстро! Да, и захвати для меня новую обойму, а то нам еще два дома обрабатывать, а у меня на них всего три гранаты осталось!

Солдат поспешил со всех ног, исходя потом в тяжелом защитном костюме, но добежать до катера так и не успел. Далеко за пределами его видимости, в полуразрушенном фабричном поселке на окраине Нейсе, крыша одного неприметного сарайчика вдруг оторвалась от стен и поползла вниз — все быстрее и быстрее. Если бы оператор "Молний" смотрел в этот момент в ту сторону, он увидел бы, как из полутемной глубины ангара выдвинулись тупые головки ракет.

А затем установка дала залп — как и предусматривалось, первый, последний и единственный.

― Кто это стреляет?! — молоденький солдат, одолев всего половину пути до гравикатера, испуганно задрал голову вверх. Вначале он ничего не увидел, но вдруг в разрыве облаков появилась россыпь черных точек, оставляющих за собой огненные хвосты. Они, казалось, неслись прямо на него. На него?!

Первая же долетевшая до цели ракета разорвала его на куски прямым попаданием. Еще через несколько секунд наступила очередь остальных. Деревня Буншо перестала существовать вместе с ее поджигателями.

― Смотрите!

Гвардейцы, прочесывавшие болотистую низину на самом краю зоны, как по команде повернулись к клубам дыма на горизонте. Ветер донес до них гром многочисленных разрывов.

― Это не наши! — вдруг понял старшина, стоявший крайним в цепи. — Филиты обстреляли черных!

Внезапно в его ушах прозвенела резкая трель. Старшина машинально схватился за биоискатель, висевший у него на груди, и сдавленно ахнул. На экране, только что не показывавшем ничего, кроме обычного фона, появилась метка — яркая жирная метка! Откуда она взялась?!

И вдруг старшина увидел обладателя этой метки. Низкая расплывчатая фигура в шлеме, похожем на его собственный, и закутанная в грязно-зеленый пятнистый балахон со свисающими лохмотьями словно выросла шагах в десяти от него прямо из высокой мокрой осоки. В руке у фигуры что-то тускло блеснуло.

Старшина был хорошим солдатом. Едва увидев противника, он выронил биоискатель и начал падать на бок, одновременно вскидывая руки, к кистям которых были пристегнуты метательные ножи. Он опоздал буквально на полсекунды. Пистолет-пулемет системы Вейна с глушителем выплюнул короткую очередь, и бронекостюм вздрогнул под ударами пуль. Одна из них звонко расколола кожух биоискателя, который еще только начал падать, на долю мгновения словно зависнув в воздухе.

С опозданием на две секунды по тому месту, где только что стояла фигура, ударил залп штурмовых ружей, но ее там уже не было. Разведчик бесследно исчез, будто провалившись сквозь землю или растворившись в траве так же внезапно, как только что из нее появился. Пройдет еще несколько минут, прежде чем гвардейцы, оказав помощь раненому старшине (бронекостюм и здесь спас своего хозяина от гибели; его защиту смогла преодолеть только одна пуля, неглубоко засевшая между ребрами) и, раздвинув стволами ружей траву, найдут в ней открытый зев трубы, ведущей куда-то прочь из зоны. Один из солдат, конечно, запустит в нее струю из огнемета, но разведчик к тому времени будет уже далеко.

― Это неслыханно! — возмущенно произнес генерал Пээл, и Мивлио заметил, что не его лице пролегла новая жесткая складка. — Двенадцать погибших, один раненый, вражеский шпион скрылся — Это просто недопустимо!

― Ваше превосходительство! — Мивлио пытался говорить спокойно, и это у него почти получилось. — Необходимые меры приняты. Вражеская установка уничтожена. Ситуация снова под нашим контролем. Дайте только команду, и мы выжжем здесь все до самого горизонта!

― Нет, суперофицер! — Пээл подавил тяжелый вздох, возвращая себе самообладание. — Мы не будем больше вести на Филлине крупномасштабные боевые действия. Это не война, это террор, а с террористами бесполезно сражаться бомбами и ракетами. Если вы помните, Мивлио, мы некоторое время назад установили, что центр управления у филитов находится где-то на восточной окраине города. Вызывайте гвардейцев. Дайте им приказ найти его и уничтожить!

Тишина действовала Дэссу Ургану на нервы. Пришельцы уже больше часа ничего не предпринимали, и это не нравилось ему все сильнее и сильнее. "Молнии" уже давно перестали кружить в небе, но на их место прибыли четыре массивных "Дракона". Эти тяжелые, похожие на громадные утюги, машины, нарушая все законы аэродинамики, неторопливо плыли над городом на небольшой высоте, словно хищники, высматривавшие добычу.

Что задумали пришельцы?! Дэсс Урган чувствовал, что начинает испытывать страх перед гнетущей неизвестностью. Может быть, прав был Альдо Моностиу, считавший, что ради мимолетного удовольствия немного отомстить пришельцам не стоило ставить под угрозу жизнь тысяч людей. А он ведь даже не знает, попали ракетчики, или нет. Однако если бы они снова промолчали, им бы пришлось оставить без ответа новое преступление пришельцев, в очередной раз отступить, как сделали они в прошлый, и в позапрошлый, и во все предыдущие разы после начала вторжения.

Нет, когда-нибудь надо было все равно перестать пятиться. И разве он не сделал все, что мог, чтобы избавиться от тысяч сковывающих его гражданских? В районе идет эвакуация, с утра во всех поселках и лагерях беженцев объявлена воздушная тревога. Может быть, пришельцы потому и молчат, что не находят для себя подходящих целей?...

В любом случае, переигрывать уже поздно. Он выбрал свой путь борьбы с пришельцами, и уже не время думать об их ответных действиях. Самое главное, чтобы ему самому удалось нанести им достаточно болезненный удар...

― Вижу противника! — вдруг ожила рация, стряхивая со всех сонное оцепенение. — Около сотни вооруженных пришельцев высаживаются с воздушных катеров на западной окраине Нейсе, недалеко от молокозавода!... Разбиваются на небольшие группы... Двигаются в сторону города... Кажется, они засекли меня!...

Передача прервалась, и в эфире наступила тишина, что красноречивее всяких слов.

Урган почувствовал, что его сердце вдруг на секунду провалилось куда-то вниз. Они ждали бомб, а вместо этого пришельцы послали в атаку спецназовцев. Со всей ясностью Урган ощутил, что противник целенаправленно охотится за ним, а он сам не ждал этого и не готов к такой схватке. Штаб задумывался, в первую очередь, как убежище, и сейчас в нем собралось несколько десятков человек. Всех их не выведешь отсюда по подземным ходам и канализационным трубам. И от пришельцев не отсидеться — штаб замаскирован только от воздушного противника, да может быть, еще от танков.

Внезапно Урган ощутил на себе испуганный взгляд Лики, и это привело его в чувство. Он командир, и люди, собравшиеся здесь, рассчитывают на него. Он не имеет права сдаваться!

― Лейтенант! — подозвал он к себе начальника охраны штаба. — Берите первое и второе отделения и зайдите пришельцам во фланг! Постарайтесь завлечь их за собой к заводу! Третье отделение! Ваша задача — обойти их со стороны парка и атаковать их с тыла! Действуйте только из засад; нанесли удар — и тут же скрывайтесь! Ясно?! Тогда вперед!

Три десятка молодых парней простучали каблуками по ступеням и растворились в сумраке мертвого города. Их была всего лишь горстка по сравнению с наступающими на них пришельцами, но с ними уже становилось как-то легче и спокойнее.

― Теперь вы, — Урган подозвал к себе офицеров штаба. — Всех гражданских разбить на группы по пять-шесть человек и вывести в безопасное место. Шанви, поведешь первую группу, разведаешь дорогу. Лика, ты пойдешь со второй. Интервал между группами — пять минут, направление движения — резервный командный пункт в Грилленёде. Если со мной что-либо случится, капитан Эреншельт примет командование!

― А как же ты, Дэсс?! — не выдержала Лика, впервые позволив себе нарушить дисциплину.

― Я вместе с нестроевыми бойцами займу позицию на подходах к штабу. Если пришельцы прорвутся через первый заслон (не если, а когда, — мысленно поправил он себя), мы попытаемся задержать их, сколько возможно (минуты на полторы). Капитан, — обратился он к начальнику связи. — Вы остаетесь за старшего. Уйдете с последней группой, а перед тем, как покинуть штаб, пошлете ко мне связного. Тогда мы тоже отступим. Ясно?

― Ясно, — немолодой немногословный начальник связи спокойно кивнул, а Урган почувствовал, как напряжение, не отпускавшее его в последние сутки, наконец, спадает. И он пошел готовить к походу свое воинство.

Воинство было, конечно, не ахти какое. Сам Урган, старшина-ординарец, связист, штабной кашевар, пара ребят с хозвзвода, вызвавшийся добровольцем курьер из Ликиных подчиненных. Но зато у них были зенитный пулемет с заправленной в него лентой тяжелых золотисто-зеленых патронов длиной в ладонь с чуть подогнутыми пальцами, хорошая позиция в полуподвальном помещении, соединенном подземным ходом с трубами канализации, и достаточно много времени.

А Нейсе, все же, немаленький город, — думал Дэсс Урган, прислушиваясь к окружающей тишине. От молокозавода до нас добрых шесть... ну, хорошо, пять километров. Это даже если быстрым шагом — не меньше часа, а пришельцы будут идти развалинами, осматривать подозрительные, по их мнению места, а на полпути их встретят наши парни. Конечно, им вряд ли удастся задержать пришельцев или даже серьезно сбить их с курса, но они наверняка заставят их быть осторожными. Да, они будут очень, очень осторожными. Я бы на месте их командира не лез, очертя голову, вперед, и они потратят не меньше двух часов, прежде чем доберутся до нас. А к этому времени, надеюсь, никого из нас уже не будет...

Урган не знал, что пришельцы и не собирались тащиться к нему через весь город. Высадившись на западной окраине Нейсе и убедившись, что там никого нет, гвардейцы снова погрузились на гравикатера и продолжили наступление...

Внезапно где-то совсем рядом послышалась стрельба, ударили очередями автоматы, им в ответ грохнули хлопки штурмовых ружей. Затем что-то где-то взорвалось с большим шумом и треском, и снова стало тихо.

Неужели это все?! Своим обострившимся восприятием Урган вдруг понял, что это и на самом деле все. Его наспех сколоченный заслон был пойман пришельцами в ловушку и погиб, так и не выполнив боевой задачи. Теперь вся надежда оставалась только на его немногочисленную группу.

Пришельцы способны засекать нас издалека, вспомнил он вдруг слова Альдо Моностиу. У них есть приборы, которые каким-то образом находят филитов — то ли по теплу тела, то ли по запаху их мыслей, однако эти устройства не отличаются высокой точностью. Конечно, глупая идея, но, может быть, она сработает? Жестом Урган подозвал к себе бойцов.

― Вы, двое, поднимайтесь на второй этаж, — тихо приказал он. — Ты поищи себе позицию на чердаке или на крыше. А вы отправляйтесь в соседние дома. При виде противника открывайте огонь и сразу же отступите, попытайтесь увлечь его за собой. Наш единственный шанс — вытянуть их на открытое место!...

А потом, когда все мыслимое и немыслимое было сделано, оставалось только ждать у готового к стрельбе пулемета.

И снова они появились раньше, чем он ожидал. Он едва не пропустил их — высокие, но будто со смазанными очертаниями фигуры, облаченные в постоянно меняющие цвет комбинезоны и глухие шлемы. Они двигались уступом, стремительно перемещаясь от одного угла, от одной подворотни к другому. И их было шестеро — только шестеро из целой сотни.

Биоискатель снова барахлил, и гвардеец-наводчик все никак не мог разобраться с его противоречивыми сигналами. Впереди, в полуразрушенных домах на небольшой площади, в которую вливалась улица, явно кто-то был, но этот кто-то никак не хотел обнаруживаться. Метка мерцала то в одном месте экрана, то в другом, а при попытке повысить разрешение все пропадало в ряби помех.

― Контакт есть, но не локализированный, — так и доложил он командиру отделения. — В каких-то из тех домов явно сидят несколько филитов, но их место пока не определяется.

― Может, это какие-нибудь гражданские? — послышался в наушниках ироничный голос одного из гвардейцев. — Если бы это были местные военные, они бы уже наверняка открыли по нам огонь из своих дурацких пукалок. Этим недоумкам почему-то постоянно не терпится.

― Тише, — для порядка прикрикнул старшина. — Гражданские, или не гражданские, нас не касается. Попробуй поставить на слежение, может, когда подойдем ближе, станет ясно, где они сидят. Ино, отработаешь тогда с дистанции.

― Понял, командир, — самый высокий гвардеец, вооруженный вместо штурмового ружья гранатометом, поощрительно похлопал по стволу и изготовился к стрельбе.

― Тогда вперед!

Перебежками они пересекли улицу и заняли позицию по обеим сторонам перекрестка, выходящего на площадь. Никто из них, впрочем, и не думал особо скрываться — из короткого боя с пытавшимися остановить их филитами они вынесли точный вывод, что автоматные пули не в состоянии пробить бронекостюм на расстоянии, по меньшей мере, тридцати шагов. До подозрительных домов на той стороне площади было больше шестидесяти.

По взмаху руки старшины двое гвардейцев выскочили вперед и рванулись к новому укрытию — поваленному дереву с вывернутыми корнями. И почти сразу же ударили выстрелы — с той стороны площади по ним повели огонь несколько автоматов. Отметив направление, старшина выпустил в ответ гранату из подствольника и в несколько скачков пересек простреливаемое открытое пространство. Уже на последнем прыжке два сильных удара в грудь бросили его на землю, хотя в горячке боя он почти не почувствовал боли.

В какой-то момент старшина понял, что стреляют только они сами.

― Прекратить огонь, — скомандовал он. — Где противник?

― Троих или четверых мы прихлопнули, — услышал он почти спокойный голос наводчика. — Я сам снял одного с крыши того дома напротив. Вижу одну метку прямо перед собой, вторая медленно перемещается в северном направлении и третья — в южном. Похоже, они удирают.

― Дгинк, вызови поддержку, — обратился старшина к командиру пятерки. — Пусть прочешут все там с воздуха.

― Дгинк не отвечает, — вдруг раздался чей-то встревоженный голос. — Он ранен!

Действительный рядовой Дгинк не был ранен, он был убит. Пуля, пробив забрало шлема, угодила ему точно между глаз. Старшина, зачем-то вытирая перчатки о костюм, медленно поднялся с колен. С такого расстояния шлем должен был выдержать удар автоматной пули, или во время боя ему действительно не показалось, что с той стороны, кроме очередей, он услышал еще необычно резкий и громкий одиночный выстрел?

Однако додумать до конца эту мысль ему не удалось. Все пятеро гвардейцев столпились вокруг убитого командира пятерки, и Дэсс Урган не посмел упустить этот момент. По пришельцам ударила длинная нескончаемая очередь.

Дэсс Урган с трудом заставил себя оторваться от пулемета. Ненавистные фигуры вражеских солдат дергались от попадания все новых пуль, и от этого казались еще живыми. Но ничего живого там, конечно, быть не могло. Бронекостюмы гвардейцев были способны на многое, но даже им было не совладать с тяжелым пулеметом, за десяток секунд выхлестнувшим во врага всю ленту — восемьдесят пуль тринадцатимиллиметрового калибра.

Через секунду это осознал и Урган. Так хорошо показавший себя пулемет остался без боеприпасов, превратившись в бесполезный груз. Идея пришла к нему молниеносно.

― Прикрой меня! — воскликнул он, рывком втягивая себя в узкое окошко полуподвала. — Надо забрать их оружие!

Он не пробежал и десяти шагов. Горячий воздух вдруг толкнул его в спину, а дом за его спиной словно присел от удара ракеты и завалился внутрь себя, испустив тучу пыли. Эта туча поглотила Дэсса Ургана целиком.

Когда Урган открыл глаза, он увидел прямо над собой перепачканное, но все равно прекрасное лицо Лики.

― Ты живой! — счастливо всхлипнула Лика и разрыдалась, упав ему на грудь.

― Не плачь, — просипел Урган. Говорить было тяжело, словно гортань и легкие были доверху заполнены битым стеклом. — Как ты меня отыскала?

― Я пошла вслед за вами, — Лика подняла мокрое от слез лицо. — Я села с винтовкой в том доме, наискосок, и видела, как вы расстреляли пришельцев, потом ты выскочил, а дом тут же взорвался, и тебя засыпало обломками. Затем набежало много пришельцев, они собрали своих убитых, погрузили их в свой воздушный катер и полетели вместе с ними. Тогда я выбралась из своего укрытия и побежала искать тебя. И нашла!...

― Спасибо, Лика, — Урган с трудом поднял руку и приобнял ее. — Помоги мне встать, милая... И все же, когда ты начнешь выполнять все мои приказы, а не только те, которые тебе нравятся?!...

Они еще не знали, что, не выполнив приказ об эвакуации, Лика спасла жизнь и ему, и себе. Из Нейсе удалось выбраться только Пири Шанви. Две шедшие по его следам группы были перехвачены пришельцами на окраине города и истреблены до последнего человека. Третья группа, вовремя заметив опасность, вернулась обратно в надежде отсидеться от пришельцев, но ни ей, ни всем остальным это не удалось. Как раз в то время, когда Лика искала и откапывала из-под обломков Ургана, гвардейцы обнаружили штабной подвал и, разъяренные потерей товарищей, уничтожили снарядами объемного взрыва и огнеметами всех, кто там находился.

И все же, докладывая генералу Пээлу об успешно проведенной операции и одержанной победе, суперофицер Мивлио все никак не мог отделаться от впечатления, что новая война с филитами еще только начинается.

Глава 14. Идет охота

Небо сплошь затянуто серыми тучами, но не видимое за ними солнце уже начинает припекать.

На поляне у склона невысокого холма с прорезанными внутрь широкими воротами стоят четыре гравикатера. Два побольше выглядят, пожалуй, слишком изысканными для обычных грузовиков, но, тем не менее, это все равно простые рабочие лошадки, которых используют, чтобы куда-то перевезти полторы тонны груза или до дюжины человек. Третий катер, отливающий лаково-черным блеском, рассчитан всего на шесть пассажиров, но по размеру почти не уступает грузовикам. Такие массивные тяжелые катера называют вседорожниками: мол, я в воздухе — всем остальным в сторону и подвинуться!

Четвертый катер, тоже черный, как и все остальные, выглядит самым маленьким, хотя размеры у него отнюдь не скромные. Это "бумер" — скоростная четырехместная модель из тех дорогих игрушек, которые ушлые мастера любят оснащать совершенно недозволенным, но, порой, совершенно необходимым бортовым оружием. Владелец этого катера, похоже, лучше чувствует себя защищенным. Даже неопытный глаз легко разглядит прямые щели на боковых обтекателях, откуда по команде могут высунуться ракетные консоли.

Впрочем, за этими катерами и, особенно, находящимися рядом с ними людьми следят очень опытные глаза. В густых девственных зарослях, окружающих поляну с трех сторон на расстоянии менее тридцати метров от катеров, словно ниоткуда возникают неясные тени в маскировочных комбинезонах и полусферических шлемах. Лица закрыты черными матерчатыми масками, на глазах — широкие очки-дисплеи. От очков к узким прорезям ртов тянутся усики микрофонов.

— Вижу двух караульных и трех водил.

— Трех? Их должно быть четверо! Где четвертый?! Срочно ищите четвертого!

Несколько минут безмолвного ожидания. Вдруг дверца "бумера" откатывается в сторону, и на сцене появляется недостающий актер. Быстрым шагом, но не теряя достоинства, он следует к ближайшим кустикам.

— Маг, бери его!

— Работаем!

— Есть блокировка автоматики!

— Пошел!

Пок! Пок! Пок! Длинноствольные "снайперки" бесшумно выплевывают стрелки с парализующим составом. Пятеро валятся мгновенно, шестой, тот самый водитель "бумера", делает еще один шаг и только тогда начинает медленно заваливаться.

Он еще не успевает осесть на землю, а тени уже появляются на поляне. Их много, целых две дюжины, их комбинезоны покрыты пятнами различных оттенков серого, темно-зеленого и коричневого, пятна ползут, переливаются друг в друга, размывают силуэты бегущих, мешают целиться. Правда, целиться в них сейчас некому.

Эфир дрожит от торопливых слов и команд.

— Давай антидот!

— Колем водил, живо!

Небольшая пауза.

— Командир, их внутри шестнадцать! Из них четырнадцать боевиков. И восемь ангахов!

— Ничего, нас все равно больше! Пошли!

Ш-ш-ш-шух!!!

Ворота окутываются легким дымом и распахиваются. Оттуда тянет удушливой вонью. Тени врываются внутрь. Длинный пустой коридор, атриум! Посредине лежит полуразложившийся труп, вокруг бурые и грязно-лиловые пятна.

— Здесь должен быть Центральный пост! Вверх.

Несколько человек бегут по спиральной лестнице. Один труп под ногами, второй. Дверь распахивается пинком. Внутри пусто. Только на пульте перемигиваются огоньки.

— Командир, мы нашли три тела. В плохом состоянии. Живых нет.

— Ищите! Они все должны быть здесь!

База смердит, она вся провоняла мертвечиной. И она пуста. Двери распахнуты, везде беспорядок. Здесь кто-то был, хватал различные вещи на скорую руку и исчез... оставив за собой множество следов.

Большое помещение. Три яруса спальных ячеек вдоль стен. Раскардаш, поломанная пластиковая мебель, обрезки какой-то ткани. Снова большие бурые пятна, изрядно затертые, по ним ползают насекомые. Дверь наружу приоткрыта, оттуда тянет свежим воздухом, слышны какие-то неразборчивые голоса.

— Кажется, они здесь. Пошли!

Открытый двор. Справа и слева какие-то пристройки с распахнутыми настежь дверями, посреди — большое кострище. Прямо на остывшем пепле рядком выложены пять громадных четырехруких тел. Три ангаха вершат какое-то действо, за ними наблюдает кучка кээн. Больше дюжины молодых мужиков, все при оружии, но в разной степени растерянности и обалделости. Чуть в стороне мрачный тип постарше в безукоризненном черном костюме и черной рубашке. Рядом с ним — парень типа шкафчик с иглометом на изготовку и отчаянно бледный молодой человек, прижимающий к лицу белый, изрядно изгвазданный, платок.

— Всем бросить оружие! Лечь лицом вниз!

Немая сцена. Ангахи продолжают, не обращая внимания на повернувшиеся в их сторону стволы. Парни с оружием недоуменно смотрят на появившиеся ниоткуда тени в камуфляже.

— А ну, бросай оружие!

Штурмовое ружье выплевывает целую очередь разрывных капсул впритирку к головам бандитов. Выстрел из игломета.

Один из парней с ужасом смотрит на свою руку с превратившейся в лохмотья правой кистью и с воем бухается на колени. Остальные торопливо отбрасывают в сторону стволы и ложатся на пыльные плиты. Большой босс яростно смотрит по сторонам, что-то шипит, но его грубо бросают на землю, да еще и добавляют ботинком, оставляя сзади на черных брюках рубчатый след. Ангахи завершают свою церемонию, спокойно, с достоинством, складывают оружие и разводят в стороны руки — все четыре.

Некоторое время стоит тишина, слышен только скулеж раненого бандита. Его успокаивают еще одним пинком и уколом антишокового. Наконец, снаружи слышится шум шагов, и во дворик выходят четверо. Один несет большой блок с аппаратурой, у трех других руки свободны. Они одеты точно так же, как и все остальные, но, очевидно, что это командиры. Все трое неторопливо прохаживаются вдоль стоящих ангахов и лежащих бандитов. Затем они отстегивают и скатывают ко лбу маски.

— Бригад-мастер! — приподнимает голову босс. — Что ваши люди тут делают?! Шо вам тут надо?!

Тут он замечает Згуара.

— Ах ты щенок! — прокатывается по двору сдавленный злобный рык. — Ты труп, понял!?

Один из гвардейцев по кивку командира заламывает боссу руку за спину и снова втыкает его лицом в землю.

— Тихо. Здесь я говорю, — негромко, но с угрозой в голосе произносит бригад-мастер. — Это вы здесь все щенки. Мы вас взяли как последних лохов. Все нараспашку оставили, даже центральный пост бросили. И пострелять не пришлось...

"А жаль", — буквально повисает в воздухе так и не прозвучавшее вслух окончание.

— Поэтому разговаривать будем спокойно, без шума и криков, — продолжает бригад-мастер. — Будем говорить, я спрашиваю?!

Босс бормочет что-то одобрительное. Двое гвардейцев поднимают его, наскоро обшаривают, отбирая пистолет в потайном кармане и нож в ножнах, дают возможность отряхнуть костюм и препровождают к стоящим поодаль командирам. Раненого бандита оттаскивают в сторону и наскоро перевязывают, фиксируя раздробленную руку. Остальные гвардейцы стоят неподвижными истуканами, держа на прицеле лежащих бандитов и стоящих ангахов.

— Так шо вам тут надо?! — агрессивно начинает босс, глядя в упор на бригад-мастера и демонстративно не замечая Згуара.

— Нам? — невозмутимо усмехается гвардеец. — Нам ничего тут не надо. Мы просто пролетали мимо, видим — вдруг одна важная персона куда-то собралась. Мы и решили посмотреть, куда она так намылилась, да и еще в такой компании? И мы здесь таки что-то нашли! Что это там такое интересное растет, розовенькое?!

— А понятия не имею! — ухмыляется босс. — Мы сами тут мимо летели, видим — что-то интересное. Вот и решили посмотреть. Даже стряпчего взяли, — показывает он на лежащего молодого человека, все еще прижимающего к лицу платок. — А вы что подумали?

— Так это не ваши кустики?

— Конечно, не наши! Ну зачем нам какие-то кустики?!

— Очень хорошо, — бригад-мастер радостно скалит зубы. — Тогда это будет наше хозяйство. Мне хороший лесной полигон пригодится.

— Ладно, — скрипит зубами босс. — Заметано!

— Не заметано! — вдруг оживает Гриарн. Он подходит к боссу в упор и вдруг хватает его за грудки. — Где филиты?

— Какие еще филиты?! — босс рывком уходит из захвата, двое гвардейцев хватают его за локти, не давая нанести удар. — Нет здесь никаких филитов!

— Я вижу, что нет, — Гриарн небрежно тычет бандита пальцем в живот, отчего того скручивает в болевом спазме. — Но они здесь были. Где они?!

И повторяет экзекуцию.

— Эй, уберите его от меня, — вопит струхнувший босс. — Что это еще за псих?!

Лицо эсбиста озаряется хищной улыбкой.

— Я старший дознаватель отдела коронных преступлений Службы Безопасности, — Гриарн снова хватает босса за грудки и притягивает его лицо к своему. — И конечно, я псих — другие у нас просто не выдерживают. Мне наплевать, кто ты здесь такой, мне плевать на законы — их для меня не существует. А если меня, бедняжку, здесь вдруг обидят, и я не отошлю своего ежедневного отчета, то сюда приедет целая бригада, и она будет очень-очень зла. Твой покровитель в канцелярии управителя будет просто в восторге!... Я прибыл сюда, чтобы найти филитов, похищенных со своей планеты филитов, и я их найду. Где они?!

Неуловимое движение, и босса снова охватывает болевая судорога. Он бьется в руках гвардейцев, словно рыба, вынутая из воды.

— Я не знаю никаких филитов! — вопит он. — Уберите от меня этого придурка!

Гриарн делает еще одно движение, и босс захлебывается своим криком.

— Бригад-мастер, — поворачивает голову Гриарн. — У вас найдется трое небрезгливых подчиненных, чтобы проводить меня и фигуранта в какое-нибудь укромное место? Хотя нет, — его голос приобретает сладострастную интонацию. — Нет, мы займемся этим прямо здесь. Слышишь, дружочек, я хочу, чтобы твои люди слушали, как ты кричишь, это будет очень эротично. Я хочу, чтобы они посмотрели, как ты обделаешься. Я знаю один простенький ударчик, от которого у человека все дерьмо вылетает наружу, как будто вышибли дверку, хи-хи. Или ты все-таки скажешь мне, где филиты?

Босса снова скрючивает болью. Он жадно хватает ртом воздух. Гриарн ждет.

— Их здесь больше нет, — наконец выдыхает бандит. — Э-э-э... Нет, не на-а-адо! Они были здесь, были, но перебили всю охрану и ушли!

— Как перебили?! — не понимает Гриарн.

— Подожди, — Згуар хватает его за рукав. — Это давай спросим у специалистов.

Он обращается к стоящим ангахам и начинает говорить с ними на каком-то взревывающем и лязгающем языке. Один из ангахов с облегчением опускает руки и отвечает, помогая себе жестами. Они разговаривают довольно долго, наконец, Згуар поворачивается к Гриарну и бригад-мастеру.

— Как говорит уважаемый Хрмапрз Брхраграт (жест в сторону ангаха), филиты, похоже, действительно взбунтовались и каким-то образом убили троих мастеров-кээн и пятерых надсмотрщиков, но при этом потеряли больше дюжины своих — их тела сожжены на этом костре. Двое ангахов и один кээн убиты какими-то острыми предметами — метательными ножами или стрелами, остальные — застрелены из игломета. Затем филиты обыскали базу, забрали продукты, часть оружия и снаряжения и ушли в лес. Скорее всего, это произошло от пяти до семи дней тому назад. Кстати, бригад-мастер, вам, наверное, будет интересно. Один из убитых ангахов — сам великий воин Грибрнхраур Фркрстраб Гркнхрагр!

— Кто? — спрашивает Гриарн, не поворачивая головы. Он уже отпустил босса, но продолжает фиксировать его взглядом, покачивая рукой с вытянутым в его сторону пальцем.

— Знаменитый телохранитель-убийца, известная личность в преступном мире Тэкэрэо. Два года назад он прилюдно завалил главу одной из семей Синдиката, после чего его куда-то сплавили. Как оказалось, сюда.

— Понятно, — гвардеец искоса смотрит на босса. — А из твоих кто там лежит? Кто был тут главным?

— Икхимоу, — мрачно хрипит босс, не отводя глаз от покачивающегося перед его животом пальца.

— Надо же! — восхищается Згуар. — Вы что, эту плантацию вообще как лёжку использовали? Еще один проштрафившийся спец по мокрым делам, — объясняет он Гриарну. — Грохнул начальника седьмого округа первой провинции, но сработал не чисто и был опознан. На него объявили вольную охоту, которая до сих пор не отменена, так что тот филит, который его шлепнул, заслужил благодарность.

— Так где же теперь филиты? — вспоминает Гриарн.

— Вы их больше не увидите! — злобно хохочет босс. — За ними уже пошли ангахи, охотничий отряд! Вы опоздали, вы их уже не догоните!

Згуар, не глядя, врезает бандиту по зубам.

— Не свисти! Ангахи объявили священную месть. Дух великого воина умилостивят пять голов, остальным хватит и про две. Так что они должны вырезать пять... тринадцать филитов, а потом вызвать вас, да? У них маяки? Какие, на какой волне?

— Потроши стряпчего, он знает, — бандит уже окончательно сломлен.

— Обязательно.

Бригад-мастер кивает своим людям, те отволакивают в сторону молодого человека с платком, потерявшим всякий цвет и теперь уже просто пыльным. Остальных бандитов поднимают пинками и гонят внутрь базы. Вслед за ними тащат и босса, он идет скрючившись и держась за бок, продолжая со страхом коситься на Гриарна.

— Эй, вы, — кричит им вдогонку бригад-мастер. — Только заберите с собой своих жмуров! А то провоняли мне тут все здесь!...

Ангахи остаются на месте. Они нашли себе новых хозяев.

— Вот и все, — буднично говорит Гриарн, сцепляя руки за спиной. — Все они крутые, пока они с оружием, а ты — нет. А стоило чуть-чуть потрогать за пузико, и все — поплыл наш клиент. Кстати, может, не следовало их отпускать?

— По закону прихватить их было трудно и муторно, — объясняет Згуар. — А теперь всю работу за нас сделает сам Синдикат. Надеюсь, этого босса — бывшего босса — уберут еще до вечера. Там сейчас веселуха пойдет — только успевай оттаскивать!

— Ладно, все это лирика, — сухо говорит Гриарн. — Но филитов мы опять упустили.

— Ангахи их найдут. Там их было дюжин семь, так что большая часть останется нам. Остается только ждать. И, наверное, готовить дело в суд, я так думаю? Или как решит ваше руководство?

— Что же, очень может быть, что оно так и решит. Надеюсь, мы сегодня собрали достаточно аргументов, чтобы убедить ваше начальство? Если надо, я помогу. Как вы видели, — слегка показывает зубы Гриарн, — я могу быть очень убедительным.

Згуара слегка передергивает. Он слышал о психологических приемах, позволяющих быстро сломить даже такого человека, как босс Синдиката — этот сгусток злобы, жестокости и агрессии, хищного зверя, нелюдь в человечьей шкуре, но одно дело знать, а другое — видеть, пусть даже в качестве пассивного наблюдателя...

— В связи с этим я, наверное, пока попридержу у себя пилота, — переводит Згуар разговор на более нейтральную тему. — Как ни говори, а он — один из ключевых свидетелей. А если мы так и не найдем филитов, то вообще — ключевой.

— У вас с ним все нормально? — вежливо интересуется Гриарн.

— Абсолютно. Он как-то хорошо вписался в нашу компанию и даже смог найти общий язык с моим дедом, а это, как вы понимаете, совсем не просто!

Шесть часов! По многолетней привычке Боорк подскочил с постели, но тут же облегченно повалился обратно, в ее мягкую глубину. Не надо спешить ни на вахту, ни на построение. Завтрак подадут, как всегда, в полвосьмого, значит, можно подремать, поваляться еще почти час по длинному местному времени, а потом, не торопясь, привести себя в порядок.

К хорошему привыкают быстро. Боорк был в гостях меньше декады, но ему иногда казалось, что он живет в этом доме не меньше месяца. И не против провести здесь еще, как минимум, еще столько же...

Нет, конечно, он понимал, что приютившая его семья относится к самым сливкам местной аристократии. Дед несколько лет назад ушел в отставку с поста окружного начальника — редкое достижение для уроженца Тэкэрэо, обычно такие должности занимались карьерными чиновниками Министерства колоний. Згиэр в представлении Боорка был кем-то вроде отраслевого министра в центральной администрации Тэкэрэо, его брат служил заместителем начальника пятой провинции планеты, а сестра была замужем за генералом Военного Космофлота, причем, как понял из разговоров Боорк, в ближайшее время генерал должен был прибыть на Тэкэрэо по какой-то служебной надобности. Згуар несмотря на молодость и относительно невысокий чин считался восходящей звездой планетного отделения Службы Безопасности, а Згоор был председателем сельскохозяйственного кооператива, в который входили его кузены, трех— и четырехюродные братья, дядья, племянники и прочие родственники до седьмого колена, населявшие этот поселок (если так можно было назвать граничащие друг с другом полсотни огромных поместий) с красноречивым названием Згир.

Однако одновременно это была большая и очень дружная семья, в который каждый занимался своим делом и делал его четко, споро и весело. Старый отставник весь день объезжал хозяйство — целую латифундию площадью более пятисот гектаров, включавшую плантации, парники, хлева, мастерские, рыбные пруды, грядки и обширный фруктовый сад, смежный с приречным парком. В поместье трудились несколько дюжин рабочих, примерно, поровну кээн и кронтов. Причем, как с удивлением заметил Боорк, все относились к кронтам как к равным, ничем не выделяя их подчиненного положения.

Згоор иногда помогал деду в управлении поместьем, но чаще отсутствовал где-то по своим делам, как и его отец и младший брат, обычно отбывавшие на службу одновременно — двумя катерами в сопровождении двух военных машин с охраной.

Женщины занимались обустройством быта. Бабушка следила за чистотой и порядком в доме, госпожа советница заботилась о внешнем виде здания, а также занималась садом и парком. Супруга Згоора командовала на громадной кухне и в кладовых с рядами бочонков, бутылей, банок с консервированными овощами и фруктами, солений и наливок. Миилен, как самая младшая, чаще всего сидела с ребенком, следила за другими детьми или была на подхвате у других женщин семьи. Боорк практически не видел ее и встречался с ней лишь на завтраках и ужинах.

В принципе, сам Боорк считался здесь гостем без каких-либо обязанностей, но безделье надоело ему уже на второй день. Ежедневное занятие нашлось ему как-то само собой — он стал помогать деду, который оказался великолепным рассказчиком и настоящим кладезем самой различной информации об истории Тэкэрэо. Боорка это искренне интересовало — так он, наверное, и нашел путь к сердцу властного, требовательного и весьма язвительного старика, которого откровенно побаивались рабочие и которому беспрекословно повиновались все члены семьи.

В последнее время за завтраком дед обращался почти исключительно к Боорку, что, вероятно, радовало прочих домочадцев. А после вчерашнего ужина его тихонько отозвал в сторонку Згоор и то ли в шутку, то ли всерьез стал допытываться, не является ли Боорк случайно потомком их потерявшегося троюродного прадедушки?

Сегодня за завтраком почти половина мест пустовала. Згуара куда-то вызвали с самого утра, советник Згиэр вместе со Згоором уехали в космопорт, встречать какой-то важный корабль, а Миилен... Миилен просто не пришла, отсыпаясь после трудной ночи. Поэтому разговаривали за столом только старик и Боорк.

— Знаете, у меня к вам есть еще один вопрос, — сказал Боорк, когда все злободневные темы, вроде бы, были исчерпаны. — Только он может показаться вам неудобным или бестактным.

— Ничего страшного, — старик остро взглянул на Боорка. — Я никогда не боялся неудобной правды, а сейчас мне уже нечего бояться. Задавайте.

— Видите ли, — немного, запинаясь, начал Боорк. — Я летаю в космос не первый год, служил в транспортном флоте, бывал более чем на половине колоний, читал справочную литературу... Практически каждая колония на чем-то специализируется. Мааримпоа и Лавинтисаэ — на металлах, Кэтэркоро, Киилинарэ, Каангахорэ — на различных сельскохозяйственных культурах, Кзуавиэрго — на морепродуктах... Даже Таангураи и Буэривое, которые, по справочнику, относятся к переселенческим колониям, имеют выраженные экспортные товары. На Буэривое это, например, углеводороды, зерно и спирт. А какой, если можно так выразиться, вклад в процветание Империи вносит Тэкэрэо? На вашей планете нет ни шахт, ни плантаций, верно? Здесь построены огромные космопорты, но они почти пусты, хотя могли бы переваливать в пять, в десять раз больше грузов. Почему здесь все такое большое, а используется так мало? Планетное управление Космофлота занимает восемнадцатиэтажное здание, а заняты от силы пять, почему? Почему во всем, что касается Тэкэрэо, сплошные тайны?

— Интересный вопрос, — старик покачал головой, посмотрев на Боорка уже с уважением. — Попробую на него ответить. Вот вы — космолетчик, обязаны знать, какая дальность у наших кораблей.

— Около пятнадцати стандартных светолет, — пожав плечами, ответил Боорк. — Предел Ниана. Рассеяние при прыжке возрастает пропорционально кубу расстояния. Чтобы перемещаться на большую дистанцию и попадать, куда надо, нужны очень мощные компьютеры и прецизионные двигатели. Это слишком дорого.

— А до Тэкэрэо от Метрополии — восемнадцать светолет. Поэтому и летают к нам напрямую только военные и курьерские корабли, а остальные делают промежуточную остановку на Таангураи. Что-то возить от нас в Метрополию невыгодно. Слишком дорого?

— Тогда почему здесь все-таки основали колонию?

— Это старая история, — старик откинулся на спинку стула. — Это было триста лет тому назад... Тогда казалось, что вот-вот появятся корабли нового поколения, способные отодвинуть предел Ниана до двадцати четырех, даже до тридцати светолет. Тэкэрэо должна была стать опорным пунктом для проникновения в Дальний Космос, базой для первопроходцев, вторым центром управления Империей... Здесь создали уникальную промышленную базу. На Тэкэрэо есть мощности для обслуживания и комплексного ремонта кораблей. У нас расположен единственный на все колонии завод, где могут изготовлять реакторные сердечники. У нас был создан комплекс по выпуску вычислительной техники — от полупроводников до готовых микросхем. У нас... Да что говорить!... Конечно, все эти мощности, по большей части, законсервированы, но мы все-таки выпускаем на своих заводах управляющие блоки для тяжелой техники и поставляем их напрямую на Лавинтисаэ — она, как вы знаете, тоже находится в нашем секторе — вместе с продовольствием в обмен на металлы и сплавы. Поэтому мы можем обходиться без собственной добывающей промышленности.

— Обидно, — покачал головой Боорк. — Знать, что способен на большее и не реализовать себя — это печально.

— Я знаю, что вы не одобряете филлинскую экспедицию, — продолжал старик, попивая из высокого стакана фруктовый сок. — Но в те месяцы, когда шла подготовка к ней, Тэкэрэо словно зажила полноценной жизнью. Вам, наверное, больше сможет рассказать мой сын, но тогда все как-то пришло в движение. Планета, наконец, делала то, для чего была предназначена. Сейчас-то все снова утихло, но я чувствую, что-то готовится, что-то будет! После Филлины наша жизнь уже не будет прежней! Эх, быть бы мне сейчас хотя бы лет на тридцать моложе!...

В голосе старика чувствовалась горечь, и Боорка пронзило острое сочувствие к отставному окружному начальнику, который за всю жизнь так и не дождался своего момента, а когда время пришло, то оказалось, что полноценно жить и действовать предстоит уже не ему, а детям и внукам...

— А все-таки, есть ли у Тэкэрэо свой уникальный продукт, которого нет больше ни у кого? — спросил Боорк, чтобы перевести разговор на менее болезненную тему, тем более, что он знал ответ.

— Белорыбица! — засмеялась бабушка, поддержанная ободряющими улыбками всех остальных. — Такой нигде больше нет, ее у нас все покупают, все от нас везут.

— Вы ж, наверное, тоже покупали, — оживился старик. — Хотя сейчас ее стали разводить в прудах, и вкус, конечно, стал уже не тот. Я вот еще помню, лет пятьдесят назад прямо здесь, не сходя с места, во время хода можно было наловить за час штук двадцать или тридцать. А сейчас в наших местах ее, конечно, повывели. Сети, электроудочки, все такое... За настоящей белорыбицей нужно отправляться в верховье реки, на озера... Нам иногда привозят оттуда, с оказией... Вот будет в следующий раз, вот тогда уж вы попробуете, что такое настоящая, речная, белорыбица горячего копчения!...

"Уж ни кронты ее привозят, с охотничьими арбалетами?", — подумал Боорк, но промолчал. Это была не его тайна. Разговор, тем временем, перешел на кулинарные рецепты, и завтрак быстро завершился.

После завтрака у Боорка внезапно обнаружилось несколько часов свободного времени. Дед отбыл куда-то на встречу, срочных дел в поместье не было, а хозяйки предложили Боорку не путаться под ногами и идти отдыхать в свою комнату или в парк.

Спустившись к реке, Боорк, не спеша пошел по неширокой дорожке вдоль берега. Она то прижималась почти к самой воде, становясь подобием мостика с высокими декоративными перилами, то ныряла в заросли, срезая мысик, и выходила на небольшие уютные полянки со скамьями и круглыми беседками.

Одна полянка, другая... Третья оказалась занятой. В небольшой беседке, прячущейся в тенистых зарослях, стояла детская коляска, а возле нее сидела, оперев голову на руки, Миилен. Услышав шаги, она подняла голову.

— Аулео, — назвала она его привычным детским именем. — Здравствуй...

— Здравствуй, — Боорк зашел в беседку и сел за два шага от нее, изо всех сил борясь с желанием подойти к ней и заключить в объятия. — Как ты?

— Ничего, — улыбнулась она знакомой улыбкой. — Только немного устала. Малыш полночи не давал спать, а теперь отсыпается.

— Но ты все равно хорошо выглядишь, — сказал Боорк. — Ты теперь настоящая красавица.

— Ты тоже изменился, как-то повзрослел. Я слышала, ты теперь в Военном Космофлоте. Жаль, что ты здесь не носишь форму. Наверное, она тебе идет.

Раньше Миилен не переносила Космофлот. Постоянно ходить в форме, подчиняться дурацким приказам, ходить строем — что может быть ужаснее?!

— Да, я изменился, — с усилием произнес Боорк. — Раньше я и не думал, что когда-нибудь смогу служить в Космофлоте... и принимать участие в захватнической войне. Я не стрелял, не запускал ракеты, но на мне тоже кровь... Я убийца...

— А я раньше не представляла, что смогу выйти за офицера Службы Безопасности, — тихо откликнулась Миилен. — И что превращусь в простую обывательницу, богатенькую домохозяйку...

— Тебе здесь плохо? — спросил Боорк.

— Нет, почему же? У меня есть мой сын, мои родители оформляют документы и скоро приедут жить на Тэкэрэо. Здесь ко мне все хорошо относятся.

— А...?

— Он меня любит. И я тоже... уважаю его. Он такой надежный, такой правильный, всегда все делает логично, рационально...

Когда-то для Миилен слово "рационально" было сродни ругательству. "Поступать всегда правильно, рационально — как это скучно!" — всегда возмущалась она, и ее глаза возбужденно блестели. Она так торопилась жить и так хотела жить ярко, интересно, насыщенно, пренебрегая скучными запретами и нарушая приличия. В их компании она всегда была заводилой, она вечно подбивала его на всякие приключения и авантюры... Кроме забастовки. В это приключение он влез сам...

— И еще, наверное, он всегда рядом, — продолжил Боорк, чтобы не молчать.

— Ах, Аулео, — грустно улыбнулась Миилен. — Ну, когда мне мешали расставания?

И верно. Она всегда говорила, что не может постоянно гореть, словно свеча, ей нужны вспышки, яркие эмоции, новые впечатления. "Это прекрасно, что ты космолетчик, что ты декадами не бываешь дома, — часто говорила она ему. — Зато мы не можем надоесть друг другу. Мы встречаемся редко, но как мы жаждем этих встреч!". Однажды, когда они попробовали вместе провести ее отпуск — целых две декады, они чуть не поссорились в итоге. Но когда он пришел к ней в прошлый и, как оказалось, в последний раз, почти два года назад, после трехмесячной разлуки, они не могли оторваться друг от друга всю ночь, а потом Миилен отпросилась на работе и они провели вместе весь день и еще одну ночь, а потом, хотя Боорк к тому времени ощущал себя выжатой и выкрученной тряпкой, они прощались так, что он чуть не опоздал на рейс...

Боорк с трудом удержался, чтобы не застонать. Это воспоминание причинило ему боль.

— А ты по-прежнему пишешь стихи? — снова спросил он, чтобы разорвать повисшее между ними молчание.

Миилен покачала головой.

— Нет. У меня просто нет на это времени.

Снова давящая тишина.

— Наверное, мы и не могли остаться прежними, — снова заговорил Боорк. — Наивный мальчик, романтичная девочка... Жизнь все равно сломала бы нас, заставила бы стать такими как все...

— Возможно, — согласилась Миилен. — Но мы, по крайней мере, были бы вместе. Ах, Аулео, зачем ты только ушел?...

— Но ты же сама тогда сказала, что у тебя есть кто-то другой! — помертвел Боорк.

— Аулео! Как же ты не понял!? Я сказала это, чтобы подразнить тебя, чтобы ты скорее приехал!

— Как?! — прошептал Боорк.

Они всегда понимали друг друга даже не с полуслова — с полувзгляда, а полуприкосновения с лихвой хватало им, чтобы воспылать страстью... Один лишь раз... один-единственный раз он не смог понять ее.

— У меня тогда был очень сложный период, — покаянно сказал Боорк. — Я считал себя неудачником, конченным, я думал, что не достоин тебя, что ты должна быть счастливой с кем-то другим...

— Это была моя ошибка, — Миилен закрыла лицо руками. — Я осознала это, как только ты прервал связь. Я поняла, что это навсегда. Через декаду Згуар сделал мне предложение. Он уезжал, возвращался к себе домой на Тэкэрэо, и я согласилась.

Вокруг снова сгустилась стена молчания. Казалось, его можно резать ножом или черпать ложкой, словно желе.

— Огонек! — вдруг позвал ее Боорк ее старым ласковым прозвищем, которое так часто слетало с его губ во время их безумных и бесконечных ночей. — Прости меня, пожалуйста. Если можешь...

— Аулео...

Она встала и прошла эти два шага, разделяющие их. Боорк, как встарь, обнял ее, уткнувшись лицом ей в живот и ощущая ее запах. Потом, спустя бесконечное мгновение, Миилен опустилась перед ним на колени, и он почувствовал на своих губах вкус ее губ.

Внезапно какой-то резкий звук ворвался в их уединение. Миилен вскочила на ноги.

Это заплакал ребенок.

— Все хорошо, все хорошо, малыш, — приговаривала Миилен, взяв его на руки из коляски. — Мама здесь, мама рядом.

— Какой маленький, — произнес Боорк, рассматривая малыша и ощущая в себе какое-то странное, ранее не испытываемое чувство нежности.

— Мы не маленькие, мы уже большие, нам уже четыре месяца...

Ребенок уже успокоился и с интересом смотрел на Боорка.

— А можно, я возьму его на руки? — неожиданно для себя спросил Боорк.

— Ты точно этого хочешь? Згуар месяц боялся к нему притронуться. Слишком, мол, маленький, слишком хрупкий.

— Да.

Боорк принял от Миилен малыша, неловко прихватив его под мышки и прижав к себе. Однако ребенок не испугался и не заплакал, а внимательно посмотрел на Боорка своими серыми глазами и попытался ухватить его за воротник рубашки.

— Ишь ты, — улыбнулась Миилен. — Признал. Обычно он у нас чужих не очень привечает.

— А я не чужой? Я свой, — Боорк перехватил малыша поудобнее, пристроив его на сгиб левой руки. — И он вообще у нас молодец. Удержал нас от... от того, что лучше было не делать.

— Да, лучше было не делать, — медленно повторила Миилен. — Но я все равно рада, что мы снова встретились.

— И я, и я!

— А как долго ты у нас пробудешь.

— Не знаю, — Боорк пожал плечами. — Может быть, пока филитов не найдут.

— Тогда пусть их ищут как можно дольше!

Глава 15. Занимательная прогулка по экзотическим местам

Драйден Эргемар проснулся от крика. Резкий ноющий вопль зародился где-то в кронах ближних деревьев, за считанные секунды достиг силы и тембра пожарной сирены, завибрировал от ничем не сдерживаемой мощи и вдруг оборвался на нестерпимо высокой ноте. Однако блаженная тишина длилась не больше секунды. Едва угасший крик был подхвачен кем-то в отдалении, в хор вплетались все новые и новые голоса, и вскоре казалось, что уже весь лес вздрагивает и сотрясается от резонирующих визгливых воплей, напоминающих нестройную перекличку паровозных гудков.

Вздохнув, Драйден Эргемар начал выбираться из вороха маскировочной ткани, служившей ему постелью. Все равно, рассветная перекличка неведомых крикунов, которых они прозвали будильниками, будет продолжаться не меньше получаса, а затем они так же неожиданно умолкнут до следующего утра. Самих будильников они никогда не видели и даже не предполагали, кто это может быть — животные, птицы или какие-нибудь местные лягушки. Проходя по лесу, они часто слышали высоко на ветвях деревьев какую-то возню и даже видели какое-то мельтешение на фоне темной хвои, но как-то идентифицировать эти силуэты и, тем более, связать их с разными лесными звуками им пока не удавалось.

Аккуратно сложив свой кусок ткани, Эргемар под аккомпанемент несмолкаемых воплей спустился к ручью, чтобы умыться. В лесу было еще сумрачно и прохладно. Густые ветви высоких деревьев с темной сине-зеленой хвоей сплели над головой плотный полог, однако в разрывах было видно, что все небо заволокли однотонно-серые тучи. Это обеспокоило Эргемара. Уж не собирается ли сегодня пойти очередной из местных дождей, которые способны лить целыми сутками напролет, заволакивая все вокруг мокрой серой пеленой?

Сегодня! Эргемара словно обожгло, а прохладная чистая вода лесного ручья показалась ему ледяной. Сегодня пришельцы должны обнаружить их побег!

— Вот и кончилась наша фора, — вполголоса заметил устроившийся рядом Млиско, словно прочитав мысли Эргемара. — Теперь у нас начнется совсем веселая жизнь.

— Куда уж веселее, — Эргемар снова плеснул водой себе в лицо. — Но, по идее, сегодня они еще не успеют пуститься за нами в погоню?

— Кто его знает? — повел плечами Млиско. — Может, и не успеют. Но я бы не стал рассчитывать на лучшее. Сегодня нам надо будет очень быстро поворачиваться.

Но пока все было, как обычно. Неумолкающие арии будильников уже подняли на ноги весь лагерь. Люди неспешно собирали свои постели, шли умываться к ручью, навещали расположенные неподалеку заросли кустарника, где вчера вечером дежурные выкопали с десяток ямок.

Внезапно в хор однообразных воплей, раздававшихся с вершин деревьев, вплелся истошный женский визг. Почти сразу же захлопали выстрелы.

Подбежав к месту событий, Эргемар увидел, как одна из женщин всхлипывает, прижавшись к широкой груди Дилера Дакселя, а рядом мрачно улыбающийся Эстин Млиско вытаскивает из зарослей за хвост мертвую пятнистую крысо-собаку больше метра длиной.

Если все прочие лесные жители старались не попадаться им на глаза, то эти хищники с противными вытянутыми мордами, широкими пастями и голыми крысиными хвостами словно считали лес своей личной собственностью, которую во что бы то ни стало нужно было отстаивать от незваных пришельцев. Страха перед людьми они не испытывали никакого и не раз шипели на проходящую мимо колонну из-за кустов или из-под корней деревьев, а иногда даже пытались наскакивать на них, чтобы с размаху вцепиться своими острыми мелкими зубами. К счастью, при этом инопланетные твари полностью пренебрегали всякой разумной осторожностью, что делало общий счет совсем не в их пользу. За три пары порванных штанов и украденную упаковку с пайками распрощались с жизнью не менее десятка из них.

— Закопайте эту мерзость! — Млиско брезгливо отбросил мертвого зверя в сторону. — Пойдемте, парни, покараулим, а то эти сволочи совсем озверели.

Венсенец Шакти Даговин, чей десяток сегодня был дежурным, послал одного из своих людей за лопатой, а лагерь, тем временем, продолжил свои обычные приготовления к походу.

— Зря мы это делаем, — вдруг негромко сказал Эргемару бывший повар, а ныне — командир хозотделения Лилсо, наблюдая вместе с ним, как двое землекопов торопливо забрасывают труп крысо-собаки землей и опавшей хвоей.

— Что — зря?

— Рано или поздно нам все равно придется переходить на местные ресурсы. Мы все здесь очень хорошо едим. Если так и пойдет дальше, уже недели через две придется урезать пайки.

— Ты имеешь в виду... этих?! — Эргемара передернуло.

— Ну, не обязательно. Есть же и те, на кого они охотятся.

— Я бы не особенно на это рассчитывал, — заметил незаметно подошедший Даксель. — Я уже давно думаю, почему эти твари так агрессивны? И мне кажется, что они не боятся нас, просто потому что не умеют бояться. В этом лесу они — самые сильные, и им даже в голову не приходит, что кто-либо может быть круче их.

— А что говорит по этому поводу Дауге? — поинтересовался Эргемар.

— А ничего не говорит. Он про этот лес знает не больше нашего. Но, по его словам, ангахи никогда не приносили из лесу более крупной дичи. Так что, более опасные хищники здесь, похоже, и не водятся.

— И то хорошо, — кивнул Эргемар, но тут же снова помрачнел, вспомнив об ангахах. Не идут ли они уже по их следу?

— Ребята, только давайте сегодня поскорее, — озабоченно сказал Даксель. Он, кажется, подумал о том же самом. — Время не ждет. Лилсо, давай уже начинай завтрак. Кто уже готов, тот готов, а остальные подтянутся.

Завтрак сегодня состоял, в основном, из холодных остатков вчерашнего ужина. Разжигать костры не стали, и во время еды все постоянно с тревогой посматривали на небо, словно боялись увидеть там гравикатера пришельцев. Обычные утренние разговоры были тихими и немногословными.

Даксель несколько раз озабоченно оглядывался по сторонам, очевидно, размышляя о том, не стоит ли принять какие-либо меры по поднятию духа, но, в конце концов, так ни на что и не решился. Настроение настроением, зато завтрак в этот день завершился, по меньшей мере, минут на двадцать быстрее обычного. Никто, в отличие от того, что бывало раньше, не копался и не задерживал остальных.

Наскоро перекусив, люди начали торопливые сборы, а дежурные в это время снова взялись за лопаты, закапывая все оставшиеся от ночевки отходы и нечистоты.

— Надо подумать, может быть, и не стоит больше тратить на это время, — хмурясь, произнес Млиско. Он уже упаковал все свои вещи и теперь следил, как дежурные наводят порядок.

— Но ведь так мы оставим после себя следы, — напомнил Эргемар.

— Мы и так оставляем после себя массу следов. Особенно, когда идем по лесу. Безошибочно определить, где мы шли, способен даже ребенок.

Эргемар пожал плечами. По его мнению, оставлять после себя в лесу мусор было просто неприлично.

Однако вскоре подошли к концу и сборы и, наконец, длинная колонна беглецов отправилась в путь, понемногу принимая походное построение.

В первые дни они просто валили по лесу всей толпой, но теперь уже стало вырисовываться какое-то подобие порядка. Впереди двигалась группа дозорных под командованием чинета Ратана Рантиса. Имея вполне мирную профессию электрика, он был страстным охотником и чувствовал себя в лесу как дома, пусть даже и лес был не свой, а инопланетный. Замыкал их строй арьергард, где старшим был баргандский офицер Горн. Чаще всего вместе с ними шел и Млиско, хотя ему как-то удавалось быть везде. Он, словно челнок, без устали сновал из головы колонны в хвост и обратно в голову, перебрасывался несколькими словами с Дакселем или еще с кем-то другим, тут же внезапно отбегал в сторону и снова возвращался совсем с другой стороны...

В отличие от Млиско, Даксель постоянно был у всех на глазах. Он шел впереди основной колонны, ровным и спокойным шагом невозмутимо отмеривая километр за километром. Иногда он останавливался, выслушивая короткий доклад кого-либо из разведчиков или ожидая, пока подтянутся отстающие, и снова возвращался на свое место впереди.

Роль своеобразного центра притяжения в колонне играли три гравитележки, движущиеся след в след со скоростью пешехода. От первоначальной идеи тянуть их за собой пришлось почти сразу же отказаться — мешал густой подлесок, постоянно заставлявший браться за мачете и даже включать плазменные резаки. На одной из тележек высилась гора снаряжения, обвязанного веревками и прикрытого маскировочной тканью, две другие были постоянно облеплены людьми.

Хотя темп, заданный Дакселем, был не слишком высоким, не всем было под силу выдерживать его весь долгий местный день. Кроме того, у многих оказалась не совсем подходящая для длительного похода обувь, и уже в первые же дни несколько человек натерли ноги. Эрна Канну и помогавший ей Млиско по вечерам трудились без устали, врачуя всевозможные потертости и болячки.

Тележками же занимался Эмьюлзе Даугекованне. Днем он вел свой маленький караван, выбирая дорогу среди деревьев и подминая невысокие кусты, а во время привалов без устали возился с машинами, что-то подкручивая, регулируя, настраивая и меняя использованные энергопатроны, запас которых истощался с угрожающей быстротой. Во все остальные дела Даугекованне подчеркнуто не вмешивался, предоставляя возможность командовать Дакселю и Млиско. Как казалось Эргемару, он ощущает неловкость, из-за того что так мало знает о планете, где прожил столько лет, и в лесу чувствует себя нисколько не увереннее остальных.

Впрочем, в этом лесу мало, кто мог чувствовать себя уверенно. С одной стороны, он напоминал Эргемару неплохо знакомую ему тайгу северной Горданы — в нем преобладали высокие деревья, похожие на сосны, только с более темной сине-зеленой хвоей и странными пальчатыми веточками, — однако при этом он постоянно преподносил сюрпризы.

Безобидные на вид кустарники оказывались от корня до кончиков листьев покрытыми крохотными незаметными крючочками, которые цеплялись похуже любого репейника. Кусты эти росли часто, и их приходилось или обходить, или попросту вырубать под корень — на радость их преследователям, бесплатно получающим лишний знак.

Ни кровососущих насекомых, ни пиявок в этом лесу не водилось — или же беглецы были им не по вкусу, — но на привалах им не было житья от крохотных ящерок, сползавшихся отовсюду буквально сотнями и тысячами. Эти тварюки длиной с палец, окрещенные проглотиками, не знали страха ни перед чем и, похоже, искренне считали себя хозяевами леса. С необычайной нахальностью они карабкались по одежде людей, прыгали с веток и старались буквально вырвать изо рта любой мало-мальски аппетитный кусок. Особенно сильно это не нравилось женщинам, так что любой обед или ужин (по утрам проглотики были не так активны) превращался в нервотрепку.

Наконец, лес словно постоянно играл с ними, загадывая загадки, на которые не было ответов. Он был полон различных таинственных звуков, но стоило людям подойти поближе, как они тут же стихали, и только высоко в кронах деревьев изредка слышалась какая-то возня. Они часто видели разрытую опавшую хвою, но не имели ни малейшего представления, кто в ней рылся. Они чувствовали на себе взгляды любопытных глаз, но не видели их обладателей.

При этом, с по-настоящему серьезными опасностями им еще ни разу не приходилось встречаться. Животных крупнее надоедливых крысо-собак здесь, похоже, не водилось, кусты цеплялись за них своими длинными плетями, но не грозили им шипами и колючками, а в толстом слое опавшей хвои и листьев не таились кривые корни, о которые можно было бы споткнуться и сломать ногу.

В целом, идти было не слишком утомительно, но шли они все равно совсем не быстро, в очередной раз подтверждая широко известное правило о том, что караван всегда движется со скоростью самой медленной повозки. Причем, проблема была не только в неважных ходоках, которые не могли все одновременно поместиться на двух гравитележках. Правило о непременном употреблении только кипяченой воды оказалось одним из тех благих намерений, которые не выдерживают столкновение с реальной жизнью, и утолять жажду им, как правило, приходилось из родников и ручьев, к счастью, в изобилии попадавшихся у них на пути. Однако местная вода не всем пришлась по вкусу, и добрая треть отряда жаловалась на понос. Из-за этого каждые полчаса приходилось делать короткую остановку, и страдальцы с видимым облегчением разбегались по окрестным зарослям, следя, чтобы поблизости не оказался кустарник с крючками на листьях.

Кроме того, определенные неудобства им доставляла местная фауна. Вот, как сейчас...

Истошный визг, громкое недовольное шипение, выстрел — естественно, в молоко, и из-под ног людей стремительно выскакивает толстая темно-серая крапчатая ящерица длиной почти с руку и исчезает в кустах.

— Укусила! — плачет одна из женщин. — Она меня укусила!

— Полноте, милочка, — слышен успокаивающий голос Эрны Канну. — Дайте вашу ногу... Смотрите, штанина цела, никакого даже следа нету. Она просто коснулась вас и тут же удрала.

Все еще рыдающую женщину подводят к гравитележке и кто-то, не дожидаясь напоминания, тут же освобождает ей место. Еще минута, другая, и караван снова отправляется в путь — до следующей задержки.

— А интересно, — главный повар Лилсо оценивающе-профессиональным взглядом задумчиво смотрит вглубь леса, где только что скрылась наделавшая шороху ящерица. — Сколько на этой твари было мяса?...

— Думаешь, нам надо разнообразить наше меню? — со смехом осведомляется Эргемар, хотя ему и не совсем до смеха.

— Думаю, — Лилсо тоже не намерен шутить. — Вот только сколько понадобится таких ящериц на семь десятков народу?...

Лилсо грустно вздыхает и поправляет рюкзак, вернее, большой узел с лямками, сшитый из маскировочной ткани. Вздыхает в ответ и Эргемар. Разговор о еде как-то напомнил ему, что до обеда еще очень и очень далеко.

Однако в этот раз обеденное время пришло несколько раньше обычного. Примерно через час местность начала понижаться, из земли стали то и дело вырастать невысокие камни, поросшие мхом, или целые ноздревато-серые скалы, а затем они вдруг оказались на краю огромного болота.

Картина была странной и даже жутковатой. Впереди лежало широкое плоское пространство, покрытое, как толстым ковром, сплошным слоем серо-зеленого мокрого мха, из которого торчали редкие невысокие деревья, похожие на перевернутые воронки. Примерно, на высоте полутора метров ствол раздувался, расширяясь книзу, а возле самой земли разделялся на несколько кривых узловатых плетей, то нырявших в мох, то снова выныривавших из него буграми и надолбами воздушных корней. Кое-где пятнами рос невысокий синеватый камыш с темно-серыми метелками на концах стеблей, в других местах поблескивала темная вода. Над болотом стлался серый, низкий и какой-то липкий туман, еле заметно текущий под слабым ветром.

— М-да, — произнес в пространство, ни к кому особо не обращаясь, Даксель. — Кажется, приехали. Надо бы разведать, что там по сторонам, а пока — привал.

Разведчики вернулись к концу обеда и прибыли с неутешительными вестями. Болото тянулось вправо и влево, по крайней мере, на несколько километров, и обойти его было совсем не просто. Зато группа, отправленная на поиск тропы через болото, сообщила, что оно вполне проходимо, и, примерно, через километр вода исчезает совсем, а на горизонте виднеется что-то, похожее на кромку леса. Это воодушевило всех и, покончив с едой, колонна беглецов осторожно двинулась вперед.

Как и говорили разведчики, лужи и заросли камыша скоро пропали. Под ногами у людей оказался сплошной ковер мха — мягкий и слегка пружинящий, словно натянутая ткань. Стелящиеся и переплетшиеся между собой веточки, своей плотностью напоминавшие войлок, были усеяны небольшими светло-коричневыми шариками; под подошвами ботинок они превращались в беловатую кашицу. Деревья-воронки с торчащими из-под мха воздушными корнями исчезли, уступив место странным плотным шарообразным кустам с мясистыми глянцевыми листиками. По сторонам время от времени появлялись какие-то крупные массы, но низкий стелящийся туман мешал их разглядеть. Иногда из тумана доносились неясные чавкающие звуки, но определить направление или расстояние никому не удавались.

Постепенно все разговоры стихли. Люди жались друг к другу и к гравитележкам, держа оружие наготове и напряженно вглядываясь в сгустившийся туман. Видимость в нем составляла никак не меньше ста метров, но почему-то все боялись потеряться и отстать. Непривычное окружение действовало на нервы, а в мягком мху, в котором ноги утопали почти по щиколотку, не оставалось никаких следов. Казалось, если остановиться и лечь, в нем можно утонуть без следа.

Верхушки деревьев, внезапно появившиеся над кромкой тумана, вначале вызвали у всех вздох облегчения, сменившийся удивленным разочарованием. Это был не тот лес, по которому они шли уже шесть дней и к которому успели привыкнуть. Прямо из мха вертикально вверх поднимались тонкие узловатые стволы, на высоте четырех-пяти метров превращающиеся в плотное переплетение кривых веточек, похожих на лианы. Кое-где сверху опускались длинные плети, некоторые из них дотягивались до мха и утопали в нем.

Несколько минут все молчаливо стояли у кромки этих странных зарослей, не решаясь идти вглубь.

— С ума сойти, — вдруг тихо сказал Млиско. — Весь этот лес — это на самом деле одно и то же дерево! Я пару раз видел нечто подобное в центральном Заморье. Но там туземцы не дают им разрастаться, а это... Ему может быть не одна тысяча лет!

Тем не менее, странный лес не производил впечатления опасности. "Стволы" поднимались из мха достаточно редко, изнутри не доносилось никаких странных звуков, и Даксель первым ступил под густой полог.

Ну, а что еще было делать — не поворачивать же назад?

Через некоторое время Эргемару начало казаться, что они идут по какому-то бесконечному залу с торчащими в беспорядке колоннами или по огромной пещере, пробираясь среди сталактитов и сталагмитов. Ветви вверху сплелись между собой уже так плотно, что почти не пропускали свет, и в лесу стояла туманная полутьма. Вокруг стояла какая-то торжественная тишина, и только время от времени где-то по углам слышался легкий шорох, словно дуновение ветерка.

Однако это странное место вовсе не было необитаемым. Обогнув препятствие в виде частокола из нескольких прижавшихся друг к другу стволов, Эргемар, между делом оказавшийся почти в голове колонны, увидел впереди группу странных существ. Похожие на вставших на задние лапы ящериц, примерно, в метр высотой, они были покрыты темно-зелеными и желто-коричневыми пятнами неправильных очертаний и медленно бродили по моховому ковру, совершенно птичьими движениями наклоняя узкие и длинные головы к земле и снова застывая в настороженной позе.

Заметив приближающихся людей, один из ящеров издал скрипучий писк. Вся группа из десятка существ разного размера бросилась в бегство, быстро перебирая длинными ногами с огромными расставленными в стороны тонкими пальцами, снова заставляющими вспомнить каких-нибудь болотных птиц, и в мгновение ока исчезла в лабиринте стволов.

— Ты заметил, как они от нас рванули? — мрачно спросил Эргемара появившийся рядом Млиско. — А между прочим, они совсем не мелкие по местным меркам. Или где-то поблизости встречаются и более крупные твари?

Эргемар молча пожал плечами, однако в этот момент он вдруг пожалел, что в свое время вооружился только легким пистолетом. Эти заросли, действительно, таили в себе опасность. Чувствуя себя не очень уверенно, он незаметно перетянул кобуру на живот и расстегнул ее — так было как-то спокойнее.

Через некоторое время вокруг стало немного светлее. В переплетении ветвей над головой появились проплешины, стволы-колонны начали попадаться реже, однако моховой ковер стал словно прогибаться под ногами, затрудняя ходьбу, в нем появились разрывы, где стояла черная маслянистая вода.

Вначале все обходили эти лужи, благо, они попадались довольно редко. Большие, мутные, неподвижные, они казались коварными и очень глубокими. Только Крагди, один из дружков раненого Буса, имевший на ногах крепкие сапоги до колен, похоже, не разделял общей боязни, и когда у него на пути оказалась небольшая, всего лишь метра полтора в поперечнике, лужа, он спокойно шагнул напрямик.

Раздался громкий плеск. Не успев даже вскрикнуть, Крагди рухнул в воду, уйдя в нее с головой. На мгновение все замерли. Будь Крагди налегке, вытащить его не представило бы никакой трудности. Но тридцатикилограммовый груз за спиной мог легко превратиться в смертельную ношу.

Через несколько томительно долгих секунд облепленная тиной голова Крагди появилась на поверхности воды.

— Помогите! — воззвал он, громко отфыркиваясь. — Здесь яма! Глубокая — дна не достать!

Эргемар, не раздумывая, бросился на помощь, сбрасывая на бегу рюкзак.

— Осторожно! — Млиско ухватил его за рукав. — Смотри! Это никакая не яма!

Барахтаясь в воде, Крагди поднял волну, и теперь было ясно видно, что моховой ковер, по которому они шли, был на самом деле всего лишь тонким покровом над трясиной, чем-то вроде корки льда над замерзшим озером. Лужи, подобные той, в которую угодил Крагди, были полыньями в этом льду. Пытаясь выбраться, Крагди цеплялся за мох, и тот отрывался кусками в его руках.

— Держись! — Млиско уже осторожно ложился на живот, разматывая веревку. — Хватай! Тяните его!

— Тяните же! — вдруг испуганно завопил Крагди. — Что-то коснулось моей ноги! Схватило за ногу!! А-а-а!!!

Ухватившись за веревку, несколько человек мощным рывком выдернули Крагди из западни, но вместе с ним из бурлящей воды появилось нечто вроде спутанного клубка щупалец, уцепившегося за его ноги. Щупальца были довольно тонкими, но длинными и с черными роговыми крючками на концах, а еще через секунду на поверхности появился их обладатель — белесый спрут с продолговатым туловищем около метра в поперечнике, на котором выделялись огромные выпуклые глаза. Из клубка щупалец высунулся длинный загнутый крючком клюв. Крагди, оглянувшийся назад, заорал совсем уже нестерпимо, зажмурив глаза и вцепившись в веревку.

Эргемар действовал, почти не рассуждая. Выпустив из рук веревку, он выхватил пистолет и открыл огонь, целясь прямо в отвратительные черно-серые буркала. Он, без сомнения, попал, из одного глаза спрута засочилась беловатая жидкость, но иглы, которыми был заряжен пистолет, очевидно, не причинили ему большого вреда. Несколько щупалец взметнулись высоко в воздух и, свиснув, словно плети, ухватили Крагди поперек туловища. Вода в проеме слова забурлила. Очевидно, подводный хищник был готов скрыться внизу со своей добычей.

Помешал ему Млиско. Оставив попытку перетянуть спрута, он схватился за свое штурмовое ружье и дал почти в упор очередь разрывными пулями. Тело чудовища разнесло буквально в клочья, во все стороны полетели серые ошметки, снова взметнулись в воздух и бессильно опали несколько щупалец, а тут уже подоспели на помощь Рантис и Даксель с плазменными резаками, и благодаря им Крагди удалось, наконец, освободить от смертельных объятий.

Лужа к тому времени превратилась во взбаламученный проем, где бултыхались куски оторванного мохового ковра, вырванные с корнем куски каких-то водных растений и останки разорванного в клочья спрута. Внезапно один из самых крупных кусков зашевелился и резко ушел под воду, очевидно, кто-то невидимый схватил его и утащил на глубину. Вода снова забурлила и пошла тяжелыми волнами, похоже, там намечалось новое пиршество. Несколько женщин вскрикнули.

Крагди оттащили подальше от воды, к одному из стволов-колонн. Это место казалось более безопасным; вблизи было видно, что от ствола отходят множество корешков, вплетенных в слой мха, словно металлическая сетка — в бетон. Однако теперь опасным казалось все: люди не решались подходить друг к другу, боясь, что моховой ковер не выдержит общей тяжести и порвется.

И все же, Млиско, Эрна Канну, Эргемар и еще несколько человек не побоялись собраться вокруг потерявшего сознания Крагди. Удивительно, но сапоги все еще были на нем, хотя штанины брюк и нижняя часть рубашки и куртки были разорваны в клочья. Щупальца спрута были покрыты несколькими рядами крючков с зазубренными концами, и даже отрубленные, они цепко держались за свою добычу. Ноги и ягодицы Крагди оказались покрытыми множеством мелких порезов и царапин.

Покрыв его раны заживляющим гелем и укутав одеялом, Крагди погрузили на гравитележку, и колонна немедленно продолжила путь. На этом страшном месте посреди опасной трясины никому не хотелось оставаться ни одной лишней минуты. Однако общая скорость теперь сильно упала. Все двигались с повышенной осторожностью, далеко обходя черные пятна проемов и, зачастую, пробуя на прочность моховой ковер, прежде чем сделать следующий шаг. Безоружные то и дело опасливо оглядывались по сторонам, вооруженные сжимали в руках пистолеты и иглометы, готовые открыть огонь при малейшем признаке опасности.

А еще через час такого пути опасное болото вдруг кончилось. По бокам сначала появились небольшие островки, опутанные корнями деревьев — на этот раз не тонких колонн, а огромных кривых стволов, моховой ковер стал, кажется, меньше пружинить, туман начал рассеиваться, а затем прямо впереди вырос невысокий песчаный склон с торчащими из него темно-серыми скалами. Вверху — это было уже хорошо видно — росла нормальная трава и тянули свои ветви знакомые синеватые "сосны".

Сил ни у кого уже не осталось, и все повалились прямо на песок, не позаботившись даже о том, чтобы снять узлы и рюкзаки. Многочасовой переход через болото вымотал людей до предела, оставалось надеяться только на то, что оно окажется таким же неудобным и для их преследователей, а может быть, даже заставит их потерять след.

С громким стоном Эргемар высвободил руки из лямок и принял сидячее положение. Долгий день подходил к концу, а это означало, что кому-то надо было позаботиться о месте для ночлега, сухих дровах, чистой воде и ужине. В данном случае, "кому-то" означало самого Эргемара и его отделение.

В первый же вечер, пошедший на решение организационных вопросов, вся группа беглецов была разделена на семь отделений по десять человек (Млиско, Даксель и Даугекованне не входили ни в одно из них, выполняя не совсем определенные, но явно руководящие функции). Два отделения занимались при этом только разведкой и охраной, третье, под командованием Лилсо, было хозяйственным, а остальные четыре по очереди брали на себя раскладку лагеря и поддержание порядка. Смена одного отделения другим происходила после обеда, и теперь дежурство на ближайшие сутки переходило именно к Эргемару и его подчиненным, одним из которых был, кстати, Крагди, так пока и не пришедший в себя, а другим — еще не оправившийся от раны Карвен.

Однако в отделении и без них хватало рабочих рук. Эргемар уже собирался поднять Рустема и Тухина, чтобы вместе с ними поискать поблизости ручей и более подходящее место для ночлега, чем голый песчаный склон, как вдруг заметил новую напасть. Со стороны болота со скоростью курьерского поезда прямо на них надвигалась огромная черная туча.

— Ребята, поднимайтесь! — выкрикнул Эргемар, показывая рукой назад и вверх. — Кажется, дождь собирается!

Однако они почти ничего не успели. Они еще упаковывали получше вещи и доставали непромокаемые накидки, сделанные из пластиковых чехлов, когда буря настигла их. Ее предвестником стал мощный порыв ветра, под напором которого громко застонали наверху деревья, слежавшийся песок на склоне закурился поземкой, а вырванная у кого-то из рук накидка взлетела, словно сорванный парус, и тут же исчезла из вида. А еще через несколько секунд на них обрушилась стена воды. Больше всего это было похоже на тропический ливень, под которые Эргемару уже приходилось попадать. С неба с грохотом лился настоящий водопад, мгновенно ослепивший, оглушивший их и промочивший до нитки. Видимость упала до пары десятков шагов, по песку потекли струйки, быстро сливаясь в потоки. Бросив случайный взгляд вниз, Эргемар увидел, что моховой ковер безмолвно и из-за этого жутковато на глазах ползет вверх, поднимаясь вместе с уровнем воды.

— Все наверх! — громко скомандовал Даксель, стараясь перекричать шум дождя. — Скорее! Здесь нас всех смоет!

Спотыкаясь, падая и помогая друг другу, они взобрались по склону, двигаясь против ревущих потоков воды, и оказались в редком лесу. Дождь немного поредел, и теперь впереди были видны множество курганов, поросших деревьями и кустарниками. Курганы были повсюду, сколько хватало взгляда — низкие и высокие, большие и совсем маленькие, пологие, словно оплывшие, и с крутыми обрывистыми склонами. Кое-где сквозь растительный покров проглядывал камень, с некоторых спускались языки осыпей, однако было очевидно, что все курганы представляют собой скалы, слегка присыпанные землей. Вода не задерживалась на них, скатываясь маленькими водопадами, а широкие и почти прямые проходы между курганами на глазах превращались в бурные реки.

— Вверх, вверх! Поднимаемся наверх! — кричал Даксель. — Не стойте на месте, выше, выше!

По неровному, каменистому скользкому склону они взобрались на плоскую вершину пологого холма и там сгрудились, прикрываясь пластиковыми полотнищами, которые постоянно рвало из рук сильными порывами ветра. Даугекованне опустил тележки на грунт, но оставил включенной систему обогрева водительских мест, и все по очереди медленно сдвигались по кругу, чтобы немножко погреться. Внизу вода лилась уже сплошными потоками, и лес начинал напоминать затопленный город с улицами-каналами. От болота волнами поднимался пар и доносились какие-то звуки, неясные за шумом дождя. Черная туча уже целиком закрыла небо. Наступила почти ночная темнота, хотя до заката оставалось еще больше часа.

Дождь не прекращался всю ночь, и это была, бесспорно, одна из самых неприятных ночей в жизни каждого из них. Под льющимися с неба потоками воды нельзя было ни развести огонь, ни обсушиться, ни согреться, ни толком поесть. На мокрой земле нельзя было даже лечь, и всю ночь они могли только дремать урывками, тесно прижавшись друг к другу. Неприкосновенный запас спиртного, взятый с базы, был израсходован почти полностью, но и он вряд ли мог решить все их проблемы. Эргемар постоянно с ужасом думал о том, сколько простуженных окажется завтра, и что делать с больными, которые не смогут идти.

Тучи разошлись только перед самым рассветом. Восходящее солнце осветило жалкую кучку промокших и промерзших беглецов, сгрудившихся на вершине кургана. Вода внизу уже спала, но в проходах между буграми везде блестели лужи и валялись сорванные бурей ветки и даже целые поваленные деревья. В кронах слышались какие-то шорохи и писки, а где-то далеко привычно заорал будильник, предвещая наступление нового дня.

И тогда Эргемар вспомнил, что на нем по-прежнему лежит ответственность за состояние лагеря. Растолкав Тухина, он выбрался из-под мокрого полога и начал прикидывать, как бы тут сообразить насчет завтрака.

Огонь! В первую очередь, им нужен огонь! Обычно они относились к разжиганию костров с большой осторожностью, обращая больше всего внимания на маскировку, однако сейчас даже безопасность отступала на второй план перед теплом и горячей пищей. К тому же, с восходом солнца от мокрой травы и луж начали подниматься струйки пара, которые могли скрыть дым от костра для воздушного наблюдателя.

Только вот как развести этот костер? Обычно, в лесу не было недостатка в сухих сучьях и хворосте, но сейчас все возможное топливо было не то что сырым, а промокшим насквозь. С сожалением Эргемар поднял с травы ветку, сорванную с одной из "сосен", растущих на вершине их холма. Конечно, кора была мокрой, а с кончиков игл капала вода.

Черт! Эргемар брезгливо отбросил ветку в сторону и попытался вытереть о траву липкие пальцы. Ветка обильно сочилась прозрачной смолой с чуть горьковатым приятным ароматом. Может быть удастся поджечь хотя бы ее? Просто для очистки совести Эргемар вынул из кармана разрядник — мощную зажигалку, работавшую на энергопатронах, — и нажал на спуск. Между двумя шпеньками проскочила мощная искра и вдруг смола ярко вспыхнула почти бездымным синеватым пламенем. От ветки пошел пар, хвоинки и тоненькие прутики на ее конце весело затрещали, а мокрая трава вокруг пожелтела и задымилась.

Не прошло и получаса, как вокруг запылали костры, запах леса смешался с ароматом горящих смоляных веток, а в жестянках, подвешенных над огнем, забурлила бобовая похлебка. Солнце начало уже всерьез пригревать. Все разделись до белья, разложив промокшие вещи прямо на подсохшей траве. Эта выставка тут же привлекла внимание нескольких десятков проглотиков, но, убедившись, что материя им не по вкусу, ящерок оставили в покое.

— Кажется, придется подождать, пока все не высохнет, — хмуро заметил Даксель, присевший позавтракать рядом с Эргемаром и Млиско. — Проклятье, не меньше, чем полдня потеряем!

— Не горячись, — лениво посоветовал Млиско. — Какая разница, полуднем больше, полуднем меньше... Если пришельцы сегодня утром отправили за нами ангахов, они все равно настигнут нас дней через пять, максимум, через шесть.

— Так быстро? — нахмурился Даксель.

— Мы же ползем как черепахи. Сколько мы прошли за эти дни? Километров сто пятьдесят, наверное...

— Больше, — с легкой обидой заметил Эргемар.

— Ну, пусть сто семьдесят. Все равно, нам не уйти.

— А если встретить их здесь? — вдруг предложил Эргемар. — Все эти курганы — неплохая местность для обороны, по крайней мере, им будет трудно подобраться к нам незамеченными. Станем лагерем, поставим вокруг мины, может быть, попробуем поджечь болото... Захватим их врасплох, а?

— Будь у нас хотя бы два десятка хороших бойцов, я бы рискнул устроить им засаду, — проворчал Млиско. — Но здесь... Ангахам ведь даже не обязательно нападать на нас, достаточно только обнаружить и вызвать поддержку с воздуха...

Над биваком повисла мрачная тишина.

— Можно я тут с вами посижу? — раздался прямо над головой Эргемара мелодичный голосок.

Даже не поворачивая головы, Эргемар мог бы с уверенностью определить, что составить компанию им хочет Териа Трентон из Тогрода — симпатичная молодая девушка с миловидным полудетским личиком и кокетливым длинным хвостиком пышных рыжевато-каштановых волос. Маленькая — Эргемару она едва доставала до плеча — и хрупкая на вид, Териа походила на девочку, хотя ей на самом деле было никак не меньше двадцати пяти. Да и фигурка у нее была отнюдь не детской.

До последнего времени Териа считалась официальной подругой Роми — молодого слегка флегматичного баргандца атлетического телосложения с повадками профессионального телохранителя. Правда, записные сплетницы, в их замкнутом мирке точно знающие, кто, где, когда и с кем, уверяли, что Териа не спит с Роми, а он только заботится о своей спутнице, помогает и оберегает ее. Глядя на Терию, в это можно было поверить: она держалась со всеми вежливо, приветливо, но немного отстраненно и совершенно неприступно. Она никогда не принимала участия в их импровизированных концертах, хотя разминка, которую Териа вместе с Роми делала по утрам и перед сном, очень походила на упражнения профессиональной спортсменки или танцовщицы.

Мадам Бэнцик неприязненно называла ее Принцессой, но это прозвище так и не прилипло к ней, хотя, по мнению Эргемара, очень ей соответствовало. Манеры и какое-то неуловимое, врожденное изящество Терии явно выдавали в ней баргандскую аристократку, одну из тех, кто потерял всё после свержения монархии по итогам проигранной войны. Впрочем, о себе Териа рассказывала очень мало и неохотно. Сирота, родители погибли во время войны, жила у родственников, работала то ли секретарем, то ли менеджером в какой-то консалтинговой фирме... Вот и все.

Ранее Драйден Эргемар практически не обращал внимания на Терию: его не привлекали совершенно недоступные цели. Однако Роми погиб во время восстания, и Териа сама попросилась в отделение к Эргемару. Обрадованный Крагди попытался было приударить за ней, но был в первый же вечер отшит в резкой форме, а Териа начала высказывать осторожные знаки внимания своему новому командиру. Эргемар пока не форсировал ситуацию — прежняя отстраненность Терии и возбуждала, и в то же время отталкивала его, — но складывающаяся игра из коротких диалогов, полунамеков и мелких просьб во время привалов ему нравилась. В последние дни он внимательно приглядывался к Терии, как, без сомнения, и она к нему.

— У вас воды нет? — тем временем, спросила Териа, обращаясь к Эргемару. — А то у меня почти кончилась.

— Держи, — Эргемар протянул ей свою фляжку, стараясь не слишком откровенно пялиться на ее груди, ясно видные под тоненькой маечкой. — Что-то совсем мало воды осталось, — озабоченно заметил он, чтобы оборвать неловкую паузу. — Может, сходить на разведку, поискать?

— Идите, — кивнул Даксель. — Все равно, до обеда мы тут и с места не тронемся, а воды и в самом деле почти нет.

— Можно и я с вами? — попросила Териа.

— А почему бы и нет? — пожал плечами Млиско. — Только какое-то оружие тебе надо с собой взять. Ты стрелять умеешь?

— А как же?! В детстве я из тира не вылезала! — Териа взяла у Дакселя игломет, повязала вокруг головы широкую ленту и тут же стала похожей на маленькую и очень хорошенькую амазонку. — Ну что, пошли?

— Как бы нам тут не заблудиться? — пробормотал Эргемар, спускаясь с холма вслед за Млиско и Терией. — Сплошные курганы, и все они похожи друг на друга.

— Не заблудимся, — коротко бросил Млиско. — Видишь, этот проход совершенно прямой. Пойдем по нему, а там видно будет.

— А верно, — восхищенно сказала Териа. — Я еще вчера вечером заметила! Эти курганы не просто в беспорядке разбросаны, а словно группами. Будто это древний город, а холмы — его кварталы. А между ними — улицы...

— Бывает такое, — авторитетно кивнул Эргемар. — Помню, во время последней экспедиции видел я одно ущелье — точь в точь старинная крепость со стенами, башнями, даже будто разрушенным городком в низине. И вокруг — тишина такая...

Предоставив Млиско следить по сторонам, Эргемар начал рассказывать Терии истории из своей богатой практики, заботясь только о том, чтобы не ступить в лужу или не споткнуться о камень. Во многих местах ливень смыл почву, и на поверхности оказались заносы песка или плоская светло-серая поверхность, пересеченная частыми трещинами.

Внезапно на этом блеклом фоне мелькнуло что-то более яркое.

— Смотрите! — Эргемар даже остановился. — Это же гранит, красный гранит! И такой гладкий, словно отполированный! Это же невозможно, его не должно здесь быть!

— Почему? — с интересом спросила Териа.

— Понимаете... — Эргемар запнулся. — Я, конечно, не геолог, но все же побывал в нескольких экспедициях и кое-чего нахватался по верхам. Вся эта местность какая-то странная! Под всеми этими холмами — камень, серый такой, похожий на вид на бетон, наверное, какая-то разновидность вулканического туфа. А эта поверхность под нашими ногами — явно застывший асфальт. Такое впечатление, что болото, через которое мы прошли — это очень древний кратер, а здесь было лавовое поле. Потом оно растрескалось — отсюда эти прямые линии между курганами, а затем, наверное, его частично занесло землей, частично — размыло водой. Но откуда здесь взяться граниту — это же глубинная порода! — я ума не приложу!

— Ну, лучше тебя здесь никто не разберется, — развел руками Млиско. — Других экспертов по геологии, кроме тебя, у нас нет. — Но если здесь был вулкан, то, может быть, есть и какие-нибудь минеральные источники?

— Может быть, и есть, — пожал плечами Эргемар. — Но если здесь что-то и было, то очень давно. Все старое, неактивное...

Пройдя по той же широкой ложбине между группами курганов еще с пару километров, они одолели небольшой подъем и вдруг застыли в изумлении. Под ними начинался высокий склон, а внизу медленно несла свои воды широкая и могучая река. Дальний берег, до которого было, наверное, не меньше километра, густо порос камышом и топорщился щеточкой леса.

— Вот незадача, — огорчился Эргемар. — Опять столько времени потеряем.

Они уже дважды пересекали небольшие речки, потратив на каждую по паре часов. Но здесь, имея в качестве переправочных средств всего три тихоходные гравитележки, они должны были затратить на преодоление препятствия не меньше полусуток.

— А смотрите, — вдруг сказала Териа, показывая на далеко выдающийся лесистый мыс, на котором то ли вчерашняя буря, то ли разлившиеся воды реки повалили два десятка длинных прямых "сосен". — Почему бы нам не построить плоты и поплыть по реке?!

— Интересная идея, — задумался Млиско. — Хотя, нет. Река широкая, течение очень медленное, к тому же, наши плоты будут видны любому наблюдателю с воздуха — это значит, плыть придется только по ночам. Так ангахи, идя по берегу, догонят нас еще быстрее.

— Жаль, — разочарованно протянул Эргемар. — Но подождите! А что, если плыть не по, а против течения?!

— Это как? — недоуменно спросила Териа.

— Очень просто! Построим три плота, к каждому привяжем по гравитележке — им же все равно, что под ними — земля или вода! Течение здесь медленное, вот они и потянут нас вверх по реке. А чтобы не заметили с воздуха — замаскируем плоты зеленью и будем прижиматься к какому-нибудь берегу! Мало ли, что здесь по реке плавает!

— Интересно, интересно, — пробормотал Млиско. — Река течет поперек к нашему маршруту, так что таким образом мы сделаем хороший крюк. Зато у нас появляются хорошие шансы оторваться от погони! Они будут, наверняка, искать нас на другом берегу или вниз по течению, но вряд ли кто-то сообразит, что мы можем поплыть вверх по реке! Драйден, ты гений! Правда, так мы весь ресурс тележек просадим...

— А какая разница? — пожал плечами Эргемар. — Я слышал, как Дауге вчера говорил Дилеру, что при таком расходе энергопатронов нам так или иначе дней через десять придется бросить две тележки из трех. А так они еще сослужат нам хорошую службу!

— Да, ты прав, — коротко кивнул Млиско. — Тогда возвращаемся, перенесем сюда лагерь и будем сооружать плоты. Надеюсь, до вечера мы с этим управимся. А потом мы поплывем, поплывем... Знаешь, Драйден, кажется, у нас появляется реальный шанс уйти!

Глава 16. Чужая родина

— Вы волнуетесь, Майдер? — вполголоса спросил Билона Хари Кримел. — Не отвечайте, я сам волнуюсь.

Билон, Кримел и еще полторы тысячи человек стояли тесными рядами вдоль железнодорожных путей у вокзала Авайри, ожидая прибытия поезда с первой партией беженцев с Восточного континента. Перрон был тем самым, куда прибыл Билон всего лишь две с половиной недели назад, но теперь казалось, что с тех пор прошло куда больше времени. Западный Край обладал своим неповторимым, затягивающим ритмом, и теперь Билону думалось, что он всегда жил в этих местах, или, по крайней мере, провел в них немалую часть жизни.

Стоя на широкой трубе системы забора воды, Билон немного возвышался над толпой и видел почти всех собравшихся. Поезд запаздывал, и некоторое время он развлекался, находя знакомые лица, — их оказалось неожиданно много, словно он и в самом деле относился к старожилам этих краев.

На небольшом возвышении, сколоченном из досок и крытом сине-красной материей, стоял в окружении небольшой свиты губернатор только что созданного дистрикта Авайри, недавно присланный откуда-то с материка и назначенный на свою должность без всяких выборов. Это был худой, высокий человек лет сорока пяти с суровым и жестким лицом, которое невозможно было бы представить улыбающимся. Билон еще не общался с губернатором, и тот представлял для него загадку — настолько он отличался от типичных региональных политиков — вальяжных, гладких и цепких, с хитрыми и хищными взглядами.

Рядом с губернатором тянулся в струнку и надувал щеки низенький толстячок в пухлой меховой шапке — начальник местного отделения комиссии по делам беженцев. Совсем недавно он занимал какой-то второстепенный пост в городской администрации Авайри и при встрече запомнился Билону некоторой оглушенностью от свалившейся на него ответственности и странной смесью боязни с чем-то не справиться и немного глуповатого энтузиазма. Впрочем, по мнению Билона это с лихвой компенсировалось тем, что начальник местной комиссии по делам беженцев был, похоже, человеком честным и искренне болеющим за свое дело. Вот и сейчас он то и дело смешно подскакивал, чуть ли не вставая на цыпочки, чтобы в очередной раз что-то сказать высокому губернатору.

Немного поодаль, почти у самого края трибуны для почетных гостей, с ироничной улыбкой наблюдал за суетой начальника комиссии по делам беженцев солидный мужчина в старомодной высокой шапке — владелец местного пивоваренного завода — самого крупного предприятия в Авайри и окрестностях. Билону также уже приходилось общаться с ним, и тогда пивовар, признав, что рассчитывает на повышение спроса после приезда беженцев, сообщил, что не планирует расширять свое предприятие, по крайней мере, до осени. Все дело в сырье, объяснил он Билону. В Западном Крае приходится рассчитывать только на местные ресурсы, а они ограничены, завозить же что-либо с материка слишком невыгодно.

О транспортной проблеме говорил Билону и еще один его недавний собеседник — начальник участка железной дороги, что соединяла Авайри с материком. Сейчас он стоял не на самой трибуне, а немного сбоку от нее, натянув на уши форменную фуражку — погода была не по-весеннему холодной, из открытой степи то и дело налетали короткие снежные заряды. Рядом со своим начальником пристроился высокий симпатичный молодой парень в такой же форме железнодорожника — муж младшей дочери Кримела, с которым Билон успел не только познакомиться, но и немножко подружиться.

Несколько дней назад Билон подробно обсудил с начальником участка строительство новой ветки, а уже потом, когда блокнот и ручка были спрятаны, а на свет появились бутылка "Степной жемчужины" и вяленые полоски бизоньего мяса, железнодорожник доверительно сказал Билону, что не верит во всю эту затею с поселением беженцев. Западный Край очень богат ресурсами, но их никто никогда толком не разрабатывал, сообщил он тогда Билону. Расходы на содержание железной дороги велики, так что компании приходится устанавливать очень высокие тарифы. Поэтому поезда так редки, товары, завезенные с материка, так дороги, а обратно отправляется только дорогой и малогабаритный груз, наподобие выделанных звериных шкур для производителей модной одежды и обуви, лекарственных трав или деликатесных копчений из бизоньего мяса. Новую ветку компания строит только потому, что получила дотацию от государства, но по ней все равно будет нечего возить.

Однако железнодорожник-пессимист был все же исключением. Большинство жителей Авайри и прилегающих поселков, с которыми Билону довелось общаться в последние дни, ждали от прибытия беженцев чего-то нового, чего-то такого, что могло встряхнуть местную жизнь, придать ей движение и смысл, усилить почти не существующую связь с окружающим миром. Зачастую люди сами не могли выразить, чего они ждут и хотят от наступающих перемен, но Билона это вовсе не обескураживало. В конце концов, это его работой было выразить эти ожидания и облечь их в слова.

— Едут, едут! — вывел Билона из раздумий многоголосый шепот.

Далеко впереди, там, где рельсы уходили к далекому горизонту, появилась темная точка. Она все приближалась и росла на глазах, принимая обличие темно-синего локомотива, тянущего за собой десяток разномастных вагонов. Через несколько минут поезд, лязгая и вздрагивая на стрелках, въехал на станцию и затормозил, останавливаясь, посреди застывшей в ожидании толпы.

Небольшой сборный оркестрик, стоявший где-то сбоку, заиграл что-то бравурное, но тут же умолк, сбившись с ритма. Над головами людей как-то неуверенно взмыли ввысь и снова пропали несколько флагов. Из вагонов никто не выходил. С неба сыпал мелкий снег, то и дело взвихривающийся поземкой. Билона начало охватывать чувство тяжелого недоумения.

И тут на перрон с высоких подножек вагонов начали медленно спускаться люди. Все они были в одинаковых черных полушубках и вязаных шапочках, из-за чего походили на солдат или заключенных. Это ощущение усиливалось тем, что почти у всех были при себе только холщовые вещмешки с узкими брезентовыми ремнями, лишь немногие несли сумки или чемоданы. Даже дети, которых было довольно много среди беженцев, все были какими-то подавленными и угрюмыми.

Они все выглядят, словно ссыльные, вдруг пронеслось в голове у Билона. Они покинули свои дома под бомбами пришельцев, пересекли океан, провели зиму в лагерях для беженцев, а теперь их увезли еще дальше, в холодный и пустой край бесконечных плоских степей, мороза и одичания.

"Но это же не так! — захотелось крикнуть Билону. — Ваши странствия кончились! Вы еще полюбите свой новый дом, как полюбил его я! Разве вы не видите, что мы рады вам?! Улыбнитесь же!..."

И тут вдруг снова грянула музыка. На этот раз оркестр играл намного увереннее и стройнее. Над толпой опять взметнулись горданские и гранидские флаги, в которых лиловый цвет, правда, больше походил на синий. Губернатор на трибуне вышел вперед и деловито прокашлялся в микрофон. Музыка как-то рывком смолкла.

— Дорогие друзья, — сказал губернатор сухим казеным голосом. — Мы рады приветствовать вас всех в нашем дистрикте Авайри, который отныне станет нашим общим домом. Теперь все вы — горданцы, а наше государство не бросает своих граждан в беде. Мы построили для вас красивые прочные дома. Мы дадим вам кредиты на обзаведение хозяйством и будем выплачивать вам пособия, пока вы не встанете на ноги. Предыдущие правительства Горданы долгое время пренебрегали Западным Краем, позволяя ему погрязать в отсталости и запустении. Мы призываем вас начать вместе с нами его настоящее освоение и создать здесь подлинный очаг цивилизации! Будьте лояльны Гордане, и ваша лояльность будет вознаграждена!

Переводчик, стоявший бок о бок с губернатором, повторил его последнюю фразу по-гранидски, и тут в толпе беженцев началось оживление. Из строя черных полушубков вышли два человека, разительно выделявшиеся на общем фоне. Это были высокий кряжистый мужчина лет сорока, одетый, несмотря на холод, в гранидский военный мундир с неизвестными знаками различия, и молодая красивая женщина в длинном темно-синем пальто с рассыпавшимися по плечам темно-каштановыми волосами, в которых белыми точками застряли несколько снежинок. Под взглядами всех собравшихся они поднялись на трибуну.

— Я — бригадный генерал гранидской армии Симу Койво, — перевела женщина слова военного. — Я глава (она слегка запнулась) гранидского самоуправления. Я приношу нашу благодарность народу Горданы за... за все, что он сделал для нас в эти трудные часы... и дни. Мы все будем рады найти здесь новую родину и хотим построить в этом краю новую Граниду... взамен той, что мы потеряли под жестокими ударами пришельцев...

Билон, внимательно следивший за людьми на трибуне, заметил, как губернатор при словах о новой Граниде на мгновение скривил губы в усмешке и обменялся парой слов с одним из своих спутников. Гранидец, обернувшись, бросил на него острый взгляд. Кажется, между двумя людьми, претендующими на власть в переселенческих поселках дистрикта Авайри, назревал конфликт.

Там, на трибуне, это, наверное, чувствовалось еще сильнее. Закончив речь, генерал Симу Койво остался на трибуне вместе с хорошенькой переводчицей, а микрофон у него буквально выхватил председатель комиссии по делам беженцев. Он очень долго и путано вещал о братской солидарности между двумя народами, а затем без всякого перехода вдруг перешел на сугубо земные вещи наподобие пособий, пайков и списков. Становилось скучно. На черные полушубки беженцев, молча стоявших на перроне, садился снег.

Не став дожидаться конца, Билон покинул свой наблюдательный пост на трубе и стал пробираться к выходу. Насколько он помнил, официальная часть речами не ограничивалась, но досматривать ее до конца он не собирался. У него уже возникло четкое впечатление, что самое интересное он уже увидел и услышал.

Прямо с вокзала Билон отправился в Новый Город — так в Авайри называли окраинный район, где были построены дома для переселенцев. Правда, к назначенному сроку успели только "банковские" строители, аккуратно расположившие вдоль нескольких улиц двух— и трехэтажные коттеджи, в которые уже смело можно было заселяться. Рядом, на "государственных" площадках, тянулись длинные прямоугольные корпуса пятиэтажек, сияющие чисто вымытыми окнами и сияющие свежей штукатуркой, однако Билону было хорошо известно, что за этими фасадами пока еще ничего нет, кроме голых стен. Отделочные работы не прекращались там ни днем, ни ночью, но сегодня рабочие отдыхали, очевидно, чтобы не нарушать торжественность момента.

Церемония встречи изрядно затянулась, и Билон едва не замерз, вышагивая вокруг окрашенного в красно-синие цвета фургончика с надписью "Заселение". Наконец, со стороны железной дороги послышался шум моторов, и на улицу въехало несколько разномастных обшарпанных автобусов.

Всю торжественную часть Билон пропустил, скромно стоя в сторонке. Там произносились речи, ярко горели софиты телекамер, кто-то под аплодисменты принимал из рук криво улыбавшегося губернатора ключи от новой квартиры... Вся эта официальная мишура и так будет исчерпывающе освещена в городской газете "Авайри сегодня", а его, как корреспондента конкурирующего издания "Западный Край", интересовали совсем другие вещи. Кроме того, Билону было абсолютно противопоказано светиться перед телекамерами.

Его время наступило намного позже, когда губернатор, на прощание вежливо раскланявшись с бригадным генералом Симу Койво, уехал на своем роскошном лимузине, телевизионщики свернули свою аппаратуру, а зеваки, по большей части, разошлись. Переселенцы, оставшись предоставленными самим себе, полностью взяли дело в свои руки. Толстенький председатель комиссии по делам беженцев бегал кругами вокруг них и пытался распоряжаться, но его не слушали. В конце концов, он ринулся прямо к генералу, руководившему своими соотечественниками, однако получил от него короткую, но выразительную отповедь и понуро отступил в сторонку с потерянным выражением лица.

Дождавшись, когда генерал закончит с раздачей ключей, Билон решительно подошел к нему.

— Добрый день, — поздоровался он по-гранидски. — Разрешите задать несколько вопросов?

Очевидно, эта фраза, составленная с помощью словаря и полузабытых уроков Кена Собеско в Зерманде, оказалась достаточно правильной. Генерал прервал разговор с одним из своих людей и повернулся к Билону.

— Задавайте, — с усмешкой сказал он по-гордански. — Кто вы?

— Я Майдер Коллас, корреспондент газеты "Западный Край", — Билон с облегчением перешел на родной язык. — Я готовлю статью о вашем прибытии и хотел бы спросить вас о некоторых вещах.

— К сожалению, у меня нет времени, — произнес генерал резким отрывистым голосом. — Но я знаю, кто ответит вам вместо меня. Лада!

— Да, — молодая женщина в темно-синем пальто с интересом посмотрела на Билона.

— Этот молодой человек — из газеты. Он задаст тебе вопросы. Ответь на них.

Распорядившись, генерал повернулся к ним спиной и продолжил свой разговор с одним из беженцев. Женщина вопросительно посмотрела на Билона.

— Как у вас со временем? — спросил Билон, стараясь придать своему голосу максимальную учтивость. — Вы не против, если я приглашу вас в одно место поблизости, а то, наверное, неудобно разговаривать на улице.

— Приглашайте, — голос женщины был усталым и тусклым. — Я уже так замерзла, что только и мечтаю о тепле.

В небольшом помещении уютного теплого бара, находившегося на границе собственно Авайри и Нового Города, женщина (она представилась Билону: Лада Вакену) немного пришла в себя, а полстакана "Степной жемчужины" вернули ее щекам легкий румянец.

— И вы все это пьете? — спросила она Билона, чуть покачивая полупустым стаканом. — Ну да, конечно, у вас ведь такой ужасный климат! Там, на востоке, откуда мы приехали, уже весна, вовсю цветут сады, а здесь... — она зябко поёжилась. — Похоже, я никогда не привыкну к этим морозам.

— Я думал то же самое, когда приехал сюда, — попытался утешить ее Билон. — А теперь мне иногда кажется, что я только здесь впервые нашел свой настоящий дом. Вот увидите, вы привыкните, вам понравится в этих местах!

— Настоящий дом... — повторила она его слова с грустной улыбкой. — Вы давно здесь, Майдер?

— Полмесяца, — Билон заметил, как удивленно приподнялись ее брови. — Я приехал сюда незадолго до Нового Года. Я бросил все, что было у меня на материке, и мне больше нет дороги назад. Я такой же, как вы, Лада. Такой же... вынужденный переселенец, ищущий новый дом в морозных степях.

— Нет, не такой же, — тихо возразила она. — Вы можете сесть на поезд... нет, не спорьте — вы можете в любой момент сесть на поезд и вернуться обратно. Мы — нет... Вам сколько лет?

— Двадцать семь, — машинально ответил Билон и тут же прикусил язык. Согласно его нынешним документам, ему только через три месяца должно было исполниться двадцать четыре.

— А мне — тридцать один, — она устало подперла голову руками. — Но мне кажется, я старше вас на добрую сотню лет, Майдер. Ребенком я перенесла войну, наш город тогда сильно бомбили, и мне казалось, что ничего более страшного быть не может. А потом на нас напали пришельцы... Мы с мамой бежали вместе по улице, когда поблизости взорвалась бомба. Мне, как говорят у нас, повезло. Меня даже не зацепило обломками. А мама отстала от меня на пять шагов... Вы когда-нибудь видели, как торчит из раны сломанная кость?! Она такая белая, с чуть желтоватым оттенком, а из нее сочится что-то бледно-розовое... И повсюду — кровь, ярко-алая кровь... Мне потом говорили, так всегда бывает, когда разрывает артерию... Мне кажется, я не забуду этого до конца своих дней... И почти у всех нас есть такие воспоминания. Наши дети до сих пор плохо спят по ночам. Вы знали об этом, Майдер?! В лагере нам не рекомендовали рассказывать горданцам такие вещи... дабы не травмировать новых соотечественников. К тому же, вы, вроде бы, так хорошо подружились с пришельцами... Я сильно травмировала вас, Майдер?

— Я знал об этом, — тихо сказал Билон, глядя в ее глаза. — Я знал...

Он хотел добавить, что видел разрытую ракетами пустошь на месте мирной зермандской деревушки, а незадолго до этого нес в лагерь тело геолога Хольна, убитого пришельцем. Но это были воспоминания Майдера Билона, а не Майдера Колласа, корреспондента газеты "Западный Край", и он должен был хранить молчание.

— Я знал, — повторил он вместо этого. — Я знал, а с моей помощью узнают и другие. Здесь, в Западном Крае, жизнь не такая, как на материке. И люди здесь другие. Я думаю, они поймут и примут вас и может быть, вы тоже когда-нибудь почувствуете себя как дома.

— Может быть, — прошептала она, глядя невидящими глазами куда-то мимо Билона. — Когда-то один мудрый человек сказал, что родину нельзя унести с собой на подошвах сапог. Однако нам пришлось сделать именно это. И наша родина сейчас там, где есть мы.

— И поэтому вы хотите построить за океаном вторую Граниду? — догадался Билон.

— Конечно. Как говорит Симу... генерал Койво, человек, вырванный с корнем из родной земли, имеет шанс прижиться на новом месте только в привычном окружении. Поэтому мы хотим жить вместе, говорить на своем родном языке и учить ему наших детей, подчиняться тем, кому мы привыкли подчиняться. Разве это плохо? Генерал Койво говорит, что мы готовы быть лояльными горданскими гражданами, но мы гранидцы и хотим оставаться гранидцами. Почему бы нам не жить так, как нам хочется?!

— Генерал Койво назвал себя главой гранидского самоуправления, — напомнил Билон. — Вы его выбрали на эту должность?

— Что? Нет, он специально прибыл в Гордану первым кораблем, чтобы организовать нашу жизнь здесь. Но разве это имеет значение? В лагере мы сами управляли собой, и у нас это получалось вполне неплохо. Везде поддерживался порядок, никто не голодал, все получали медицинскую помощь, у нас была своя больница и даже школа. Почему же здесь должно быть иначе?

"Очевидно, у губернатора дистрикта есть свое мнение на этот счет", — подумал Билон, но деликатно промолчал.

— Вы давно знаете генерала? — спросил он, чтобы перевести разговор на менее скользкую тему.

— Больше трех месяцев. Мы познакомились уже в лагере. Я пришла к нему, чтобы навести справки об одном человеке и... так получилось, что я стала работать с ним.

— Вы его переводчица?

— И переводчица тоже, — она слегка усмехнулась уголком рта. — В тех случаях, когда он не хочет говорить по-гордански. Хотя на самом деле, я по профессии дизайнер по интерьерам. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь еще работать по специальности...

— Но вы хорошо знаете язык, — отметил Билон. — Вы выучили его еще дома?

— Только азы. Как ни странно, по-настоящему говорить я научилась уже здесь, в лагере. Это было для меня настоящим спасением. Я зубрила слова, и это помогало мне забыть о том, что осталось позади.

— Это было очень важно? — серьезно спросил Билон.

— Очень! Жизнь в лагере — это как болото, она затягивает людей все глубже и глубже. Эти вечное ничегонеделание, тоска, безысходность — все это страшно меняет людей. Они становятся пассивными, недовольными, словно им постоянно обещают что-то и не дают, они вечно жалуются на жизнь, но ничего не могут и не хотят делать. Мы еще не успели приехать, а они уже начали жаловаться на холод, мизерные пособия и скудные пайки, на то, что нам надо будет каждую неделю отмечаться в полиции, словно преступникам, даже на то, что кого-то из них поселили не на втором этаже, а на первом... Пожалуйста, будьте к этому терпеливыми, Майдер. Вам когда-нибудь приходилось ждать поезд на вокзале? А он все не приходит — днями, неделями, месяцами... Люди не могут жить в зале ожидания, они не виноваты, что туда попали...

— Но этому как-то можно противостоять? — обеспокоился Билон.

— Да! Прежде всего, нам нужна работа! Не эти пособия — они только ухудшат все дело, — а настоящая работа! Вы же хотите, чтобы мы помогли вам освоить эту территорию, так дайте же нам рабочие места! Дайте нам снова почувствовать себя людьми, а не забытыми пассажирами из зала ожидания! Нам всем нужно занять себя, причем, максимально полно, чтобы на сожаления и страдания просто не оставалось свободного времени!

— Это вы хорошо сказали, — кивнул Билон.

— Это не я. Это сказал один человек, с которым я... была знакома в лагере. Он уже однажды эмигрировал в Гордану несколько лет назад, а накануне войны вернулся, чтобы сражаться с пришельцами. Его звали Кен, Кен Собеско.

— Что?! — Билон едва не вскочил со своего места. — Вы сказали, Кен Собеско?! Невысокий, примерно, одного роста с вами, но очень сильный?! Раньше был военным, капитаном авиации?!

— Да, это он, — растерянно сказала Лада Вакену. — А откуда...

— Где он сейчас?! — возбужденно перебил ее Билон. — Что с ним?!

— Не знаю, — она тяжело вздохнула. — Он завербовался в бригаду строителей, но она так и не вернулась обратно. Я пыталась узнать через Симу... генерала Койво, но даже ему ничего не удалось выяснить. Кажется, это было как-то связано с пришельцами, и горданцы просто не захотели нам говорить.

— Значит, с пришельцами? — недобро произнес Билон. — Что же, я понимаю...

— Что вы понимаете? — Лада Вакену подняла на него удивленные глаза. — И скажите, все-таки, откуда вы знаете Кена?

— Встречался с ним еще до войны, — коротко сказал Билон. Его легенда на глазах трещала и расползалась по швам.

— Подождите, вы Майдер... журналист... — Лада старательно наморщила лоб. — Кен рассказывал мне, что он был знаком с горданским журналистом Майдером в Зерманде, только он называл другую фамилию, не вашу...

— Да нет, называл-то он мою фамилию, — устало вздохнул Билон. — Это я сейчас не под своей. Просто по возвращении домой у меня возникли некоторые проблемы с властями...

— Что, и у вас такое возможно? — обеспокоенно посмотрела на него Лада. — А я слышала...

— Увы, сейчас все возможно, — пожал плечами Билон. — Так что, будьте осторожны.

— Вы тоже, — она слегка оттянула рукав пальто, бросив взгляд на изящные женские часики. — Ой, да я заболталась тут с вами до неприличия. Я уже ответила на все ваши вопросы?

— Даже больше, чем на все, — Билон вслед за ней поднялся из-за стола. — Я еще смогу как-нибудь увидеться с вами? И где мне искать вас?

— Пока еще сама не знаю, — она легко махнула рукой. — Придете в наш квартал, спросите, где управа (она отчетливо произнесла это слово по-гранидски). Скорее всего, я буду там.

— Хорошо, — Билон дотронулся до ее руки. — Тогда желаю вам устроиться на новом месте.

— Спасибо, — улыбнулась она. — А вам тогда — желаю удачи.

К некоторому удивлению Билона, это пожелание исполнилось. Зайдя в администрацию дистрикта, куда он позавчера подавал просьбу об интервью, он узнал, что губернатор готов принять его меньше, чем через час.

Губернатор сидел за большим рабочим столом, на котором в идеальном порядке были расставлены ровные стопки документов. Сам он читал какую-то сводку, время от времени делая в ней пометки длинным остро отточенным карандашом.

— Вы представляете "Западный Край"? — сухо спросил он Билона вместо приветствия. — Знаю, неплохая газета, хотя вы позволяете себе определенные вольности.

— Мне трудно об этом судить, — дипломатично сказал Билон. — Я работаю в газете совсем недавно, фактически, только с начала этого месяца.

— Вы приехали с востока? — губернатор бросил на Билона чуть более заинтересованный взгляд.

— Да, незадолго до Нового Года.

— Откуда?

— Я закончил колледж изящных искусств в Харуме, дистрикт Зейгалап, — на этот раз Билон четко придерживался своей легенды.

— Сколько вам лет?

— Двадцать три.

— И не боитесь браться за большие дела? Похвально.

— Мой главный редактор поручил мне переселенческую тему, потому что я такой же новичок, как они, — пояснил Билон. — Он считает, что так я лучше пойму их проблемы.

— Очевидно, он прав, — жесткие черты лица губернатора слегка разгладились. — Я общался с вашим главным редактором. Он умный человек, но его представления неизбежно ограничены местечковой тематикой. Я полагаю, вы сможете показать более широкий взгляд на вещи. Задавайте ваши вопросы. У вас есть ровно двадцать пять минут.

Билон на секунду заколебался. У него, конечно, были загодя подготовленные вопросы, много вопросов, но все они вдруг показались ему второстепенными.

— Почему вы выступаете против самоуправления у переселенцев? — спросил он по наитию и тут же был вознагражден несколькими сухими смешками.

— Вы тоже обратили внимание? Что же, это важный вопрос, и я с удовольствием на него отвечу. Я против, потому что считаю всю эту идею с самоуправлением бредом, и бредом небезопасным.

— Но ведь в лагерях эти... м-м-м... переселенцы организовывали свою жизнь самостоятельно, — вспомнил Билон слова Лады Вакену. — И у них, вроде бы, неплохо получалось. Почему же здесь обязательно должно быть иначе?

— Здесь есть принципиальная разница, — недовольно ответил губернатор. — Никто не против, если они изберут нескольких уважаемых людей из своей среды для улаживания мелких конфликтов, помощи в оформлении бумаг на горданском или организации культурных мероприятий. Но вы знаете, что они маскируют этим безобидным с виду словом "самоуправление"? Они хотят жить обособленно и по своим законам, а также создавать собственные органы власти, фактически независимые от горданской администрации. Вы понимаете, к чему это может привести?

— Пока нет, — Билон на секунду оторвался от блокнота.

— Вам известна история эрефтийского кризиса?

— Известна, — наклонил голову Билон, поймав себя на том, что ему хочется сказать в ответ: "Так точно".

— Там тоже все начиналось с культурной автономии, а закончилось стрельбой и немалой кровью. Четыре года назад я сам брал со своим батальоном этот проклятый остров и потерял на нем четырнадцать славных парней, каждый из которых стоил большего, чем все эти грёбанные повстанцы, вместе взятые! В Гордане не должно появиться своего острова Эрефти, на море или на суше!

— Вы боитесь подъема сепаратистских настроений? — удивился Билон.

— Я ничего не боюсь. Я мог бы сейчас командовать дивизией, но мне сказали, что здесь — самый трудный участок. И я занял этот пост еще и для того, чтобы история, подобная эрефтийской, больше никогда не повторилась!

— Значит, никакой новой Граниды за океаном? — спросил Билон.

— Никакой! И кстати, почему только Граниды? На следующей неделе в дистрикт Авайри прибудут баргандские переселенцы, затем — беженцы из Вилканда, Шуана, Картая... Им что — тоже всем нарезать отдельные территории? Вы видели флаг нашего дистрикта?

— Нет.

— Тогда держите! — губернатор протянул со своей половины стола большой лист бумаги.

Развернув его, Билон увидел в верхней части герб с лобастым бизоном, а внизу — голубой прямоугольник с протянувшейся через него радугой и белой четырехконечной звездой в левом верхнем углу.

— Эта радуга не случайна, — сказал губернатор. — Она символизирует людей разных национальностей, которые вместе будут осваивать и отстраивать Западный Край. Но так, как радуга едина в своем многоцветии, так и люди должны быть едины в своем многообразии. Скоро все переселенцы получат горданские паспорта. Они превратятся в обычных горданских граждан со всеми их правами и обязанностями. И чем быстрее они покончат со своим навсегда ушедшим прошлым и задумаются о своем общем будущем, тем лучше. А горданскими гражданами должны управлять горданцы, а не генералы разбитой армии не существующего больше государства!

— Кстати, о будущем, — Билон взглянул на свой список заранее подготовленных вопросов. — Не приведет ли появление переселенцев к разрушению традиционного уклада жизни жителей Западного Края?

— Старый уклад исчезнет, это неизбежно, — жестко заявил губернатор. — Сейчас во всем дистрикте Авайри проживают двести шестьдесят четыре тысячи человек, но что будет, когда их станет, скажем, два миллиона двести шестьдесят четыре тысячи? Очевидно, они не смогут прокормиться, охотясь в степи на бизонов и выращивая овощи на своих делянках. Конечно, в Западном Крае сохранятся и степь, и бизоны, это часть нашего наследия, от которого мы не имеем права отказываться. Но чтобы сделать край по-настоящему цивилизованным и обитаемым, мы должны создать в нем современный агропромышленный комплекс.

— Я видел в степи ветрозащитные полосы, — вставил Билон.

— К сожалению, мы находимся еще в самом начале длинного и трудного пути. Мы не имеем возможности подгонять природу и не имеем права силой брать у нее то, что нам требуется. Пройдет не менее двух-трех лет, прежде, чем Западный Край сможет обеспечить себя хлебом.

— Но рабочие места для переселенцев будут создаваться не только в сельском хозяйстве? — задал Билон еще один вопрос из своего списка.

— Я пока не могу ответить на этот вопрос, — с неудовольствием произнес губернатор. — У нас широкие планы, а дистрикт, без сомнения, крайне нуждается в современной промышленности, однако мы попали в настоящий заколдованный круг. Чтобы заводы в Западном Крае были рентабельными, они должны работать на местном сырье, а для развития сырьевой базы требуется оборудование, которое нельзя изготовить здесь и слишком дорого везти с востока.

— И как же разорвать этот круг? — с интересом спросил Билон.

— Очевидно, свое веское слово должно сказать государство. Я полагаю, в ближайшее время эта проблема будет решена — тем или иным образом. Государственные интересы должны стоять выше, чем так называемая рентабельность или прибыли железнодорожных компаний!

— Большое спасибо, — Билон посмотрел на часы. — Последний вопрос. Что бы вы сами хотели сказать нашим читателям?

— Западный Край находится накануне величайшего в своей истории преобразования, — внушительно произнес губернатор. — Это большой труд, и мы должны приложить все свои усилия, и даже сверх этого. Поэтому всех, кто пытается вставить нам палки в колеса, — злонамеренно или по недомыслию — будет ждать суровая кара! Сейчас не время для дискуссий или проявления амбиций! Я слышал, в Западном Крае больше всего ценится свобода, но нам сейчас важнее всего дисциплина!

Все это прозвучало настолько безапелляционно и угрожающе, что Билон непроизвольно повел плечами, словно от холода. Дописав последнюю фразу, он захлопнул блокнот и торопливо поблагодарил губернатора за интервью.

— Статья появится в ближайшем номере, — сообщил он напоследок. — Это в начале следующей недели.

— Хорошо, — коротко бросил губернатор, снова взявшись за свои бумаги. — Надеюсь, вы покажете мне ее, прежде чем пускать в печать?

— Обязательно. Это такой порядок, — поспешно кивнул Билон, закрывая за собой дверь, оббитую вместо покрытия из эрзац-кожи настоящей бизоньей шкурой.

Он уходил из кабинета губернатора с двойственным чувством. Он уже держал в голове план будущей статьи. Он знал, что будет писать о людях, принесших родину на подошвах своих сапог, и как изменится край с их приездом. Статья должна получиться, он чувствовал это, и уже проговаривал про себя ее самые "ударные" фразы. Однако при этом его не оставляло тяжелое ощущение тревоги. В Западный Край вступала новая жизнь, но она несла с собой слишком много новых конфликтов.

— Да, Западный Край — это настоящий клубок! — Лёрид Кирстен в раздражении отбросил в сторону папку с документами, глухо шмякнувшуюся на стол. — Однако мы обязаны найти в этом клубке ниточку, за которую можно было бы потянуть. Вайкел, ваш эксперт утверждает, что корень всех проблем лежит в завышенных железнодорожных тарифах. Это так?

Долговязый Тейно Вайкел, финансовый советник президента, движением циркуля забросил одну ногу за другую.

— Я бы не утверждал это с такой категоричностью, однако высокие транспортные расходы и в самом деле сдерживают развитие Западного Края. Железнодорожным компаниям...

— Я знаю, что заставляло железнодорожные компании устанавливать высокие тарифы! — прервал Вайкела президент. — Но я не понимаю, чего они ждут сейчас?! Западный Край обладает огромным потенциалом, и все их проблемы с загрузкой магистралей скоро потеряют всякую актуальность!

— Увы, потенциальные поступления не занесешь в доход, а снижать тарифы нужно уже сейчас. Это значит, руководству компании придется пойти на уменьшение прибыли, будут недовольны акционеры... К тому же, нет никакой гарантии, что проекты, на которые мы рассчитываем, будут реализованы. Все они очень затратны и имеют очень длительный срок окупаемости — десять, а то и все пятнадцать лет. Даже банки "тридцатки" жалуются, что для них это слишком рискованные инвестиции.

— Я говорил вам, Вайкел, — подал голос со своего места Сеймор Скэб. — Вы сами видите, иного выхода нет. Надо национализировать все западные железные дороги и создавать государственную компанию по освоению Западного Края — по типу той, что основали для своих северных территорий чинеты в начале 40-х. К счастью, самая тяжелая проблема — кадровая — нам не грозит. Благодаря нашему соглашению с "тридцаткой", у нас не будет недостатка в квалифицированных менеджерах.

— Так и поступим, — кивнул Кирстен. — Не стоит надеяться на частных предпринимателей там, где им невыгодно работать. Частный бизнес служит, в первую очередь, себе, а не государственным интересам. Только не будем разводить лишние структуры. У нас есть фонд "Возрождение", пусть он и займется Западным Краем.

— Господин президент! — Вайкел резко выпрямился в своем кресле. — Компании, которые находятся под контролем фонда, и так несут на себе тяжкий груз расходов на обустройство беженцев! Вы не можете навесить на них еще и Западный Край! Если выжать их досуха, с чем мы тогда останемся?!

— Ладно, — вздохнул Кирстен. — Хорошо, мы оставляем этот план на крайний случай. Что у нас там с внутренними ресурсами?

— Западный Край нам обойдется, по крайней мере, в пятнадцать миллиардов брасов только за этот год, — сухо напомнил Вайкел. — Таких резервов у нас нет.

— Как это — нет? — медленно и раздельно произнес Кирстен. — А кто постоянно докладывал мне о том, что мы практически не ограничены в средствах?

— Пятнадцать миллиардов — это очень большая сумма, господин президент. Кроме того, нам придется нести большие непредвиденные расходы.

— Да, особенно, на эту так называемую церемонию принятия под Высокую Руку, — Кирстен сердито отбросил в сторону одну из папок. — Я бы сказал, что у пришельцев настоящая мания к пошлой роскоши!... Вайкел, вы уже разобрались с этим проектом?

― Предварительно, господин президент. Наилучший вариант для сооружения этой... так называемой Улитки Миров ― бывший военный полигон возле станции Техерот, дистрикт Гортуэла. Но меня очень смущают сроки. Пришельцы требуют все построить в течение всего трех месяцев! Это же невозможно!

― А вы поручите строительство Хэнку Вистеру, ― предложил Скэб.

― Пройдохе Хэнку?!

― Да, бывшему замминистра промышленности, коммерции и торговли. Насколько мне известно, он сейчас готовится получить свои десять лет с конфискацией по ускоренному порядку. Пройдоха знает всех и организует все, что угодно. Он, конечно, превысит изначальную смету вдвое, но зато построит точно в срок и качественно.

― Хорошо, ― кивнул Кирстен. ― Вайкел, тащите сюда Пройдоху и популярно объясните ему, как он может заработать себе прощение... частичное. Пусть потом сам выберет между вдвое меньшим сроком и конфискацией лишь половины имущества. Ладно, эту проблему мы решили, вернемся к делу. У кого есть идеи относительно того, где можно взять недостающую сумму?

— На самом деле, в этом нет ничего сложного, господин президент, — вкрадчиво заметил Вайкел. — Незначительное повышение налогов и заем порядка десяти миллиардов брасов на вполне приемлемых условиях решат все наши проблемы.

— А что мы будем делать на будущий год? — неприязненно скривился Кирстен. — Снова повышать налоги и занимать еще десять миллиардов? Это слишком легкий путь, а мы не должны искать легких путей. Давайте лучше подумаем о мобилизации внутренних ресурсов... на внешние мы, кажется, не можем рассчитывать?

— Не можем, — нехотя подтвердил министр иностранных дел Ленни Чоллон. — Все соглашения на этот год уже подписаны, и их пересмотр в одностороннем порядке... по крайней мере, до середины года, стал бы с нашей стороны политической ошибкой.

— Ну что же, не будем спорить, — Кирстен слегка пожал плечами. — Тогда вернемся к внутренним источникам. Скажем, что может дать работа с вашими новыми фигурантами, Тревис?

— В ближайшее время — немного, — виновато развел руками глава Чрезвычайной комиссии по расследованию. — На уровне дистриктов и округов все так тесно переплелось, что нам приходится проводить прополку, так сказать, целыми кустами. К сожалению, жестокий кадровый дефицит...

— Послушайте, Тревис, — недовольно перебил его Кирстен. — Я же дал вам карт-бланш...

— Набрать можно и тысячу человек, — возразил президенту Тревис. — Однако это не возместит нехватку нескольких десятков квалифицированных специалистов. Сейчас мы активно проводим поиск нужных людей среди беженцев, но нам потребуются месяцы, чтобы полностью интегрировать их в нашу структуру.

— Хорошо, пусть будет так, — покорился неизбежному Кирстен. — Тогда что скажете вы, Буремен? — Помнится, я давал вам поручение, и даже не одно, провести расследование в лесной промышленности. Вам удалось разобраться, почему отрасль с годовым оборотом в четырнадцать миллиардов не только убыточна, но и постоянно высасывает субсидии из бюджета?!

— Э-э-э... господин президент... — гигант Буремен, начальник тайной государственной полиции ТЭГРА, съежился в своем кресле. — Господин президент, к сожалению, мои возможности... э-э-э... имеют границы.

— Вот как? — вкрадчиво спросил Кирстен. — И что же в этой стране может ограничить возможности тайной полиции ТЭГРА? Может быть, кто-либо из присутствующих сможет просветить меня на этот счет?

— Прекратите ломать комедию, Кирстен! — сердито зашевелился министр промышленности, коммерции и торговли, миллиардер Пикас Форк. — Вы знаете не хуже всех остальных, что лес — это мой бизнес! И это я должен спрашивать вас о том, чтó вынюхивают ваши ищейки на моей территории!?

— Господин Форк, — примирительно сказал Кирстен. — Мы сотрудничаем с вами уже несколько месяцев и вы, очевидно, имели немало возможностей заметить, что наши взаимоотношения имеют взаимовыгодный характер. Однако и я хочу рассчитывать на ряд ответных жестов от вас. Операции с лесом приносят вам не менее восьмисот миллионов чистой прибыли в год, и не платить из них ни браса в казну, не говоря уже о дотациях, — это просто невежливо.

— Господин президент, — Пикас Форк оскалил зубы в широкой улыбке. — На самом деле, в прошлом году я заработал на лесе девятьсот восемнадцать миллионов, и то по причине неблагоприятной внешнеэкономической конъюнктуры. Однако я бы хотел напомнить вам, что несколько месяцев назад вы сами обратились ко мне за поддержкой, и мы с вами договорились о союзе на равных. Я понимаю это так, что я помогаю вам в определенных вопросах, а вы не пытаетесь вмешиваться в мои дела. Если я в чем-то не прав, поправьте меня, господин президент. Или я, может, не до конца выполняю свою часть обязательств?

— Ну ладно, — Кирстен пошел на попятную. — Налоги, как говорится, дело добровольное: не хотите — не платите. Однако я тогда попросил бы вас составить памятную записку, в которой вы бы точно очертили границы своих владений — по состоянию на момент заключения нашего договора. Чтобы мы их по неведению не нарушили...

Несколько секунд Кирстен и Форк сверлили друг друга напряженными взглядами, но затем Форк опустил глаза и еле заметно кивнул.

— Так мы договорились, господин Форк? Вот и славно. Кстати, вы еще подумайте на досуге о вкладе, который может внести ваше Министерство в сбор средств, необходимых для освоения Западного Края. И вы все, поразмыслите тоже над этим и подготовьте мне свои предложения, скажем, на послезавтра. А теперь... Сеймор, Тревис, Буремен, Могли — останьтесь. Все остальные — свободны.

— Кажется, наш министр промышленности и так далее изрядно обнаглел, — непринужденно заметил Кирстен, когда четверо оставшихся устроились поближе вокруг него. — Не пора ли подумать о том, как бы его заменить?

— Это было бы не слишком сложно, — подал голос прокурор Тревис. — Однако тогда перед вами встала бы более серьезная проблема — кем бы его заменить?! К сожалению, многие ваши выдвиженцы очень быстро воспринимают пороки своих предшественников. К тому же, они еще и спешат, ибо голодны.

— Вы совершенно правы, Тревис. Кадры и в самом деле — наша главная проблема, — энергично кивнул Кирстен. — Но я собрал вас здесь именно для принятия кадрового решения. Сегодня я подписал указ о создании Внутренней армии, и мне нужен ее командующий!

— Но разве ТЭГРА не в состоянии... — осторожно начал Буремен.

— Нет! И ТЭГРА, и ваша Чрезвычайная комиссия, Тревис, это инструменты для контроля, в то время, как нам сейчас нужна грубая сила. Мы соберем в эту армию беженцев из лагерей — самых отчаянных и озлобленных! У них не будет никаких связей с этой страной, они не будут бояться никого и не будут подчиняться никому, кроме своих командиров!

— Это опасная сила, — проворчал генерал Могли. — Нужен незаурядный и, главное, верный человек, чтобы держать весь этот сброд в руках. И так уж нам нужна эта Внутренняя армия? Разве Вооруженные силы не в состоянии провести парочку полицейских акций?

— Нет, генерал, — покачал головой Кирстен. — Вашими трудами в Гордане создается великолепное войско, но его задачей должна быть защита интересов страны за ее пределами. Кроме того, ваша армия должна тесно сотрудничать с пришельцами и быть у них под надзором, тогда как для Внутренней армии они должны стать ее главным потенциальным противником! Так сказать, чтобы нам было, что противопоставить им, если у нас возникнут по-настоящему серьезные противоречия.

— А как же наведение порядка в стране? — не понял Буремен.

— Естественно, Внутренняя армия будет заниматься, и очень активно, борьбой с внутренними врагами, — усмехнулся Кирстен. — Но, по большому счету, это будет лишь прикрытием. Нам необходимо отыскать уязвимое место наших друзей-пришельцев, которые вот-вот раздавят нас в своих объятиях, и в нужный момент — ударить по нему со всей силой!

― Война с пришельцами ― это безумие! ― вскинулся Сеймор Скэб. ― Наши противоречия не настолько велики...

― Не настолько, ― легко согласился Кирстен. ― Но, тем не менее, мы должны обладать определенной страховкой на случай их внезапного обострения. Всем понятно? Тогда предлагайте ваши кандидатуры, господа.

— Если бы речь шла только о пришельцах, я бы предложил дивизионного генерала Рэстана, — проворчал Могли. — Но в борьбе с внутренним врагом на него нельзя в полной степени положиться. Рэстан слишком щепетилен, к тому же, есть сведения, что он симпатизирует Движению.

— Какие еще сведения?! — вскинулся Кирстен. — Если он связан с Движением, тогда почему он еще в армии?!

— Может быть, я неправильно выразился, господин президент, — поспешно сказал генерал Могли. — Рэстан подозревался в сочувствии к Движению, но негласное расследование это не подтвердило.

— Ладно, будем пока держать Рэстана в запасе, — Кирстен снова принял расслабленную позу. — У кого еще есть предложения?

— У меня, — снова подал голос Сеймор Скэб. — Полковник Круэвон, заместитель начальника политической полиции Барганда во времена империи. Основатель и руководитель так называемых очистительных отрядов. После войны усиленно разыскивался спецслужбами нескольких стран, но обвел их всех вокруг пальца и всплыл уже здесь, в Гордане, в должности начальника личной охраны Дилера Стайса. Напомню, что, будучи на этом посту, он оказал нам неоценимые услуги.

— Я знал этого Круэвона, — с отвращением произнес генерал Могли. — В конце войны он был готов продаться каждому, лишь бы его не выдали вилкандцам и позволили покинуть страну. А здесь он кончил тем, что продал Стайса, и хотя он продал его не кому иному, а нам, от этого он не стал мне более симпатичен. Это кровожадная, хитрая и злопамятная сволочь и к тому же — дважды предатель!

— Ну, я бы выразился менее грубо, — невозмутимо заметил Скэб. — Скажем, он вовремя присоединялся к более сильному.

— Да? А не придет ли ему в один прекрасный момент идея, что новой сильной стороной, которую ему надо поддержать, должны стать пришельцы?!

— Возможно, возможно, — пробормотал Кирстен. — Однако нет сомнения, что этот кондотьер без совести и родины в определенных обстоятельствах может быть весьма полезен. А впрочем... вот вам решение! Мы разделим командование! Формально Внутреннюю армию возглавит Круэвон. Пусть ему уже за шестьдесят, но пару лет он будет держать эту банду в руках, а мы позаботимся, чтобы он не успел ни с кем снюхаться! Буремен, я подчиню его вам, пусть он занимается только своими акциями, а людей для него будете подбирать вы. При этом, в составе Внутренней армии будет тихо работать один небольшой отдел, скажем, отдел специальных операций, который мы поручим генералу Рэстану! Могли, Сеймор! Передайте нашим героям, что я завтра хочу их видеть. А теперь — возвращаемся к работе... Пожалуй, только вы, Буремен, задержитесь на минутку.

— Я весь внимание, господин президент, — почтительно сообщил Буремен, как только он остался наедине с Кирстеном.

— Отрадно слышать. Вы еще не забыли того журналиста Билона?

— Как можно, господин президент?! Дело находится под моим личным контролем!

— И как успехи?

— Штандарт-комиссару Прейну удалось выяснить, что Билон покинул Кармайль в вагоне товарного поезда. Его видели в окрестностях Райвена, но дальше след пока теряется.

— Не густо за три недели. Вы уверены, что Прейн его найдет?

— Так точно, господин президент!

— Даже несмотря на то, что он, как вы утверждаете, фактически, помог Билону бежать?

— Именно поэтому, господин президент! Он знает, что мы тоже ищем Билона, и будет стараться отыскать его раньше нас, чтобы снова спрятать. Мы тщательно следим за Прейном, и он сам выведет нас к Билону!

— Ну хорошо, Буремен, продолжайте работать, — Кирстен несколько раз похлопал по столу сложенной в трубку газетой "Утренняя Звезда". — Только смотрите, не дайте мне нового повода задуматься об ограниченности ваших возможностей.

Глава 17. Ангел спасения

День обещал быть хорошим. Солнце еще только показалось над зубчатой кромкой леса, но было заметно, что оно по-весеннему яркое, теплое и радостное. Даже окутывавшая его в последнее время дымка разошлась и растаяла без следа в сияющем голубом небе. И хотя утренний морозец все еще пощипывал за нос и щеки, в нем больше не было прежней силы и злости. Он не студил, а лишь бодрил, подкрашивая лица легким румянцем.

— Вот, кажется, и весна пришла, — мечтательно произнес Неллью, стоя в широком проеме ворот ангара. — До смерти надоели уже эти холода. А теперь пригреет солнце...

— ...и растопит все наши аэродромы, — ворчливо добавил Ворро, неслышно подошедший и вставший рядом. — И никуда мы с тобой не долетим, а застрянем где-нибудь недалеко от Галаны.

— Чего это они должны размокнуть? — обиделся Неллью. — Мы же на север летим. Там, наверное, все еще холодно. И разве тебе самому не хочется побыстрее добраться до цели?

— Да уж, конечно, хочется, — проворчал Ворро. — А то мотаешься тут... сто километров в одну сторону, пятьдесят — в другую. Так и квалификацию потерять недолго.

— Сейчас ты ее быстро восстановишь, — рассмеялся Ворро. — Почти две тысячи километров, лишь в полтора раза меньше, чем от Муизы до Криденга. Постой! — вдруг остановился он. — Знаешь, Ли, я впервые подумал: по расстоянию разница небольшая, а насколько различное отношение! Тогда мы летели совершенно наугад, на свой страх и риск, почти без надежды добраться и уцелеть. А теперь — есть и полетные карты, и промежуточные аэродромы, и чуть ли не расписание. И думаешь не о том, как бы не попасться пришельцам, а о том, где бы лучше переночевать и куда бы успеть к обеду. Почти как обычный рейс, до войны!

— Вот именно, что почти, — едко заметил Ворро. — Что-то мне здесь это подозрительно. И пассажиры эти таинственные, и Линд едва из кожи не вылез — лишь бы именно его с нами послали... Или нас — с ним.

— Ты думаешь, они что-то темнят? — неуверенно спросил Неллью.

— Не думаю, а вижу. Вот почему они так не хотят использовать официальные каналы? Ну, доложились бы о себе — что, это сильно бы им помешало? Они торопятся попасть на север, очень сильно торопятся! К чему бы это? И всей правды о своем побеге они ни нам, ни Линду не рассказали — это я точно чувствую. Может, это и вовсе не побег был!

— Не знаю, — с сомнением произнес Неллью. — Может быть, я думаю о людях лучше, чем они заслуживают, но я согласен с Линдом: своим надо доверять. Впрочем, наша задача — довезти их до места, а там пусть с ними разбираются.

— Наша задача — довезти до места Линда с его пакетом, — напомнил Ворро. — Кстати, вот и они, — показал он в сторону группы людей, неторопливо идущих по летному полю. — Что, по вагонам?

— Нет еще, — Неллью посмотрел на часы. — Разрешающего сигнала не было, значит, патруль пришельцев еще в воздухе. Не торопись, Ли. Смотри, они пока еще только разговаривают.

— Вон они, твои летчики, — кивком головы указал Линду направление его собеседник, высокий, атлетически сложенный мужчина лет тридцати с небольшим, одетый в бушлат военного образца. — Ты уверен в них?

— Полностью, Ратан, — серьезно сказал Линд. — Ведь это они доставили нас с Гордисом из самого Вилканда.

— И все же, они никогда раньше не бывали в Чинерте. Не знают маршрут.

— Я полностью уверен в них, Ратан, — повторил Линд. — Они справятся. К тому же, они лучше всех знают свой самолет, а он превосходит все остальное, что здесь есть.

— Хорошо, не буду спорить, — пожал плечами Ратан. — В конце концов, это тебе лететь.

Ринчар Линд сделал долгую паузу.

— Я должен сказать тебе большое спасибо, Ратан, — наконец произнес он. — Если бы не твоя помощь, я бы, наверное, никуда не полетел.

— Не преувеличивай, — махнул рукой Ратан. — Ты и сам неплохо отстаивал собственную кандидатуру.

— Твое слово было последним. Согласись, любой мог бы доставить в центр этот отчет.

— Это не просто отчет, — напомнил Ратан. — Это исключительно важный документ. В нем подробно излагаются все события, происшедшие в Криденге с начала войны, и дается полная информация обо всех ресурсах, которыми мы обладаем и будем обладать в ближайшем будущем.

— Пусть так, — пожал плечами Линд. — Но все равно, на роль курьера могла бы найтись еще сотня кандидатур. Ты настоящий друг, Ратан.

— Ты по-прежнему уверен, что лететь должен был ты? — вдруг спросил Ратан Линда.

— Абсолютно.

— Это из-за Тэви? — Ратан отвел взгляд.

— И из-за Тэви тоже, — глухо произнес Линд. — После того, что случилось, мне тяжело быть здесь.

— Но ты настаивал на этом назначении не для того, чтобы...

— Я в порядке, — Линд неудачно попытался улыбнуться. — Ну... почти в порядке. Это на редкость отвратительное ощущение — знать, что женщина, которую ты любишь больше всего на свете, ждет ребенка, и этот ребенок — не твой... Первые несколько дней я вообще не мог спать. Только закрывал глаза, и тут же в голове начинало прокручиваться — ну, почему это произошло, и чем он оказался лучше меня? И самое худшее, что ты знаешь точный ответ: ничем не лучше, просто настойчивей...

— Ты знаешь, кто это? — Ратан искоса взглянул на Линда.

— Нет.

— Сказать?

— Нет! — Линд резко покачал головой. — Она знала, что я люблю ее, и не хотела... быть... со мной. И какая теперь для меня разница — с кем она?... Для меня это теперь прошлое! Мне надо жить дальше!

— Наверное, это хорошо быть нелюбопытным, — невесело усмехнулся Ратан. — Тогда и я попробую не задавать вопросов относительно тех двоих, кого ты потихоньку подсадил в самолет.

— Ты знал?!

— Если бы я не знал, мне надо было бы давать предупреждение о неполном служебном соответствии, — через силу рассмеялся Ратан. — Так, как, это по-прежнему не мой секрет?

— Пока нет, — извиняющимся тоном сказал Линд. — Поверь мне, Ратан. Это действительно очень важно, может быть, для всех нас!

— Ладно, — Ратан снова взглянул на Линда. — Пусть будет так. Кому мне еще не верить, как ни своему однокурснику?

— Спасибо, Ратан. И присмотри, пожалуйста, за моей мамой. Она, конечно, не будет совсем одинокой, она пригласила пожить с ней подругу с физико-математического. Но ты все равно, заходи к ней время от времени.

— Постараюсь. А ты давай для этого повод. Радируй почаще, чтобы я мог относить ей сообщения.

— Хорошо, — кивнул Линд. — А сейчас мне пора. Нам уже дают добро на взлет.

На летном поле началось движение. Тяжелый тягач, натужно фырча и плюясь дымом из коробки газогенератора, потянул из полуподземного ангара самолет. Случись здесь быть Онорану Печари, он сразу бы заметил изменения в облике своего старого "Буревестника". Чинетские механики переделали и укрепили поплавки, поставив самолет на шесть широких лыжин, что позволяло ему подниматься и садиться на снежные аэродромы. На носу появились антенны детектора, представлявшего собой весьма совершенную антирадарную систему, замечающую слежку на расстоянии свыше ста километров. Наконец, механики залатали пробитые осколками крылья и нарисовали рядом с вилкандскими опознавательными знаками сине-бело-желтые чинетские.

Ринчар Линд, держа подмышкой пухлый портфель с документами, поднялся по легкой металлической лесенке и, помахав свободной рукой провожающим, скрылся внутри. Самолет взревел двигателями, быстро заскользил по укатанному снегу взлетной полосы и поднялся в воздух.

— Они улетели, — к Ратану подошла красивая молодая женщина. Из-под ее платка выбивались рыжие волосы.

— Ты тоже решила его проводить, Тэви? — повернулся к ней Ратан. — Не хотела показываться на глаза?

— Нет, — Тэви слегка отстранилась. — Ты сказал ему?

— Нет.

— Почему? — Тэви повысила голос.

— Я предложил. Он сам отказался. Он сказал, что для него это уже не имеет значения. Давай лучше поговорим о другом, Тэви. Я был у доктора Темериса. Он сказал, что еще можно.

— Я же сказала, этот вопрос не подлежит обсуждению! — резким и напряженным голосом произнесла Тэви.

— Ну, почему ты так зациклилась на этом?! Подумай сама, нам ведь хорошо с тобой вдвоем, с ребенком это будет слишком тяжело, особенно, в такое время! У тебя ведь тоже важная работа! Я прошу тебя, сделай аборт!

— Я сказала, эта тема закрыта! Или ты всегда хотел только спать со мной?!

— А разве ты сама не хотела того же самого? — усмехнулся Ратан. — По-моему, тебе нравилось. В любом случае, ты сделала свой выбор, Тэви.

— Да, я сделала выбор, — Тэви, отвернувшись, смотрела на ту точку в небе, где несколько минут назад исчез из вида длиннокрылый самолет. — И сейчас мне все больше кажется, что я сделала его неправильно...

— Ох, я опаздываю!

Вирта Эрилис ускорила шаг, а затем и вовсе перешла на бег, крепко держа в руке маленькую сумку с учебниками и конспектами. Большая сумка с вещами била ее по боку.

К счастью, бежать было недалеко. Уже через пару минут впереди появилась широкая площадка, на которой, взревывая, разворачивались несколько больших грузовых трейлеров. Нужная ей машина еще была на месте, и Вирта, проворно вскочив на подножку, потянула на себя дверцу.

— Я не сильно опоздала?

— Три минуты — это не опоздание, — Валин Мэнсинг помог Вирте забросить внутрь большую сумку. — Ну что, дочка, поехали?

Грузовик съехал с площадки и осторожно покатил по узкой лесной просеке в сторону трассы. Среди деревьев промелькнули занесенные снегом покатые крыши землянок, показался и исчез знакомый барак спасательной службы, а потом по обеим сторонам потянулся один только лес.

Тяжело качнувшись на неглубокой выемке, трейлер выехал на широкий накатанный зимник. Валин Мэнсинг увеличил скорость и принял более свободную позу.

— Что, дали тебе отпуск в спасательной службе? — с улыбкой повернулся он к Вирте.

— Дали, — кивнула Вирта. — Только это не отпуск, а тяжкий труд. Две недели — начитка лекций, затем экзамены и зачеты. И еще куча заданий на следующий триместр.

— Разве это так тяжело? — снова улыбнулся Валин Мэнсинг. — Ты ведь, наверно, уже столько всего узнала, чего ни один институт и за год не даст?

— Все это — только практические навыки, — вздохнула Вирта. — А нас учат еще и теории. Чтобы не только, например, уметь зафиксировать перелом, но и понимать, что там произошло, и какое назначить лечение. Чтобы стать хорошим врачом, нужно очень много всего знать.

— А о будущем ты уже задумалась? — спросил Валин Мэнсинг. — Кем ты хочешь быть после окончания учебы?

— Скорее всего, останусь в спасательной службе, — повела плечами Вирта. — Буду врачом-спасателем, как доктор Кэрт.

— А этой... радиологией не хочешь заняться?

— Нет, — Вирта сумрачно покачала головой. — Там все как-то слишком тяжело... Если человек заболел, спасти его уже невозможно...

Вирта замолчала. Она вспомнила, как хоронили Равеля Мэнсинга — в наглухо закрытом свинцовом гробу, словно он и мертвый представлял опасность для живых.

— Ты извини, Вирта, — глухо сказал Валин Мэнсинг. — Просто мы с Тэй вот о чем подумали. Ты нам теперь словно как дочка...

Вирта мысленно кивнула. Ее короткое и трагичное замужество неожиданно сильно сблизило ее с родителями Равеля. Она часто проводила свободное от работы время в их комнатке, помогала Тэй Мэнсинг по хозяйству, даже несколько раз ночевала у них, когда Валин Мэнсинг уезжал в дальние рейсы. По отношению к Равелю Вирта не ощущала ничего, кроме светлой грусти и легкой неловкости, но боль его родителей была еще слишком сильна, и она делала все возможное, чтобы хотя бы немного приглушить ее.

— ...Так мы вот о чем подумали, — продолжал Валин Мэнсинг, глядя прямо перед собой. — Ты, Вирта, — совсем еще молодая, красивая девушка. Зачем тебе запирать себя, как говорится, в четырех стенах? Если найдешь себе хорошего парня, не колеблись, выходи за него замуж. Равеля больше нет, так ведь живым — живое. Не от него, так от тебя внуков дождемся. Ты нам теперь навсегда родная, но ты все равно, и свою жизнь должна иметь...

— Спасибо, — растерянно поблагодарила Вирта.

В последние недели по всем лагерям беженцев прокатилась целая волна свадеб. Люди, пережив смерть близких и ужас уничтожения своего мира, словно торопились жить и любить. Но Вирта пока что не связывала эту тенденцию с собой, и вовсе не из-за Равеля, а потому что пока не встретила человека, которого, как ей казалось, она могла бы полюбить. Молодые парни, недавно пришедшие в спасательную службу, относились к ней с подчеркнутой предупредительностью и даже не пытались с ней флиртовать, и это ее полностью устраивало.

Валин Мэнсинг молчал и Вирта, виновато смотря в сторону, взялась за учебники. Оставшиеся сто двадцать километров пути прошли для нее почти незаметно.

После трагедии Флонтаны все мало-мальски важные объекты было решено рассредоточить по небольшим населенным пунктам. Одним из таких пунктов был Недерон — маленький поселок, выросший в свое время вокруг железнодорожной станции и бумажного комбината. Поезда по железной дороге не ходили с начала войны, комбинат давно простаивал по причине отсутствия подвоза сырья, но в здании его дирекции теперь размещались несколько факультетов Галанского медицинского института, переехавшие туда в середине зимы.

Тепло попрощавшись с Валином Мэнсингом, Вирта сошла на краю обширного поля, превращенного в аэродром. Корпуса комбината были совсем рядом — только перейти дорогу, но она остановилась, привлеченная необычным зрелищем. На летное поле садился самый странный самолет из всех, что ей когда-либо приходилось видеть. Его плоский расширяющийся кверху фюзеляж ассоциировался, скорее, с катером, чем с летательным аппаратом, и казался странно маленьким по сравнению с длинными крыльями с широкими выступами посредине. Больше всего странная машина походила на гидроплан, вдруг вознамерившийся совершить посадку на безукоризненно гладкое снежное озеро.

Необычный самолет коснулся земли и понесся по полосе в вихре снежной пыли. Он остановился всего в паре сотен метров от Вирты, и теперь ей было видно, что он стоит на нескольких парах длинных и широких лыж, казавшихся несколько чужеродными, словно их сняли с другого самолета, чтобы поставить на этот.

Разглядывая самолет, Вирта едва не пропустила момент, когда за пилотской кабиной открылась дверца, из которой опустилась легкая металлическая лесенка. Один за другим по ней спустились наружу пять человек.

Первые трое почти не привлекли внимание Вирты, но на четвертом ее взгляд ненадолго задержался. В высоком светловолосом парне чувствовалось какое-то необычное обаяние; он с интересом оглядывался по сторонам, словно видел окружающий заснеженный пейзаж в первый раз, и даже, заметив Вирту, помахал ей рукой.

Проигнорировав это приветствие, Вирта перевела взгляд на последнего, и вдруг ее сердце взволнованно зачастило. Этот человек был необычайно похож на Гредера Арнинга! Из-за расстояния Вирта не могла сказать наверняка, кроме того, она видела только его профиль, но все равно он очень сильно напоминал ей Арнинга, от которого не было никаких известий вот уже больше трех месяцев, с тех пор, как он покинул Галану. Мог ли он прилететь сейчас на этом самолете?

"Повернись, ну повернись хоть на секунду", — просила про себя Вирта, но таинственный человек так ни разу и не обернулся. Вместе с остальными он медленно пересек поле и скрылся в бараке, где помещались аэродромные службы. И тогда Вирта, вздохнув, вспомнила, что ей тоже надо идти.

В следующий раз она вернулась к таинственному самолету уже вечером, когда после дневных занятий она решила заглянуть на узел связи (тот самый барак у края летного поля), чтобы узнать последние новости, а заодно, и слегка отдохнуть.

Конечно, в иных обстоятельствах она охотно бы осталась со своими однокурсницами, но когда ей пришлось в пятый раз рассказать о Равеле Мэнсинге и получить очередную дежурную порцию сочувственных вздохов пополам с легкой завистью, Вирта поняла, что слегка устала от общества милых подруг. С кем бы она сейчас с удовольствием провела время, так это с Тэй Хейзерис или Линн Валькантис, но Тэй задержалась на сутки в своем госпитале, а Линн еще два месяца назад поступила на какие-то жутко таинственные курсы и перешла на индивидуальный график занятий.

Погода к вечеру испортилась, за тонкими стенками барака завывал набирающий силу буран, и Вирта уже всерьез задумывалась: а не стоит ли ей принять предложение дежурного и дать проводить себя до "дома", вернее, общежития, в котором временно поселили студенток-медичек.

Дежурный был молод — не старше двадцати пяти — и весь проникнувшийся важностью своей работы. Вирту он явно не знал и всеми силами старался произвести на нее впечатление. Выпытывать у него информацию было легче легкого.

Правда, существенно помочь Вирте он так и не смог. Он принял дежурство уже после прибытия таинственного самолета, и мог сказать только, что "борт откуда-то с юга, кажется, из Криденга", а прибыли на нем какие-то важные пассажиры, которых немедленно повезли в "центр" на аэросанях.

Вирта вздохнула. Гредер Арнинг в ее представлении никак не походил на роль важного лица. Кроме того, пришла ей в голову мысль, если бы он снова где-либо объявился, то обязательно отправил бы ей весточку.

Общение с дежурным уже наскучило Вирте, и она уже начала изобретать предлог, который позволил бы ей откланяться. Однако тут запищал зуммер аппарата связи, и дежурный, прервав на полуслове очередной анекдот, схватился за наушники. Его лицо вдруг как-то мигом посерьезнело.

— Беда! — обеспокоенно выдохнул он. — Те самые аэросани с сегодняшними пассажирами! Пытались проехать напрямик по Сосновому ручью и угодили в аварию! Они сейчас прямо в тайге, в двадцати километрах от трассы!

— Это далеко отсюда? — отрывистым голосом спросила Вирта.

— Километров пятьдесят, — дежурный сверился с картой. — Но что же делать?!... Я немедленно свяжусь с Ретарной, там ближайшее подразделение Спасательной службы!...

— Не надо Ретарны! — неожиданно для себя жестким и не терпящим возражений тоном приказала Вирта. — Они будут добираться туда до утра! Я тоже — Спасательная служба! Необходимо срочно послать им на выручку транспорт, лучше всего — тяжелый вездеход наподобие "Зубра"!

Как оказалось, в Недероне в этот вечер не оказалось ни одного представителя Спасательной службы, кроме нее, и Вирта оказалась в самом центре процесса подготовки экспедиции. Она приказывала — и ей подчинялись, не задумываясь над тем, имеет ли она право приказывать. Она распоряжалась — и поселковые власти беспрекословно и немедленно выполняли ее распоряжения, доверяя ее знаниям и опыту. Сама Вирта испытывала в эти моменты странное, ни с чем не сравнимое чувство осознания важности и ответственности своего дела, но в то же время больше всего боялась не оправдать ожиданий людей, которые надеялись на нее.

"Наверное, я окончательно стала взрослой", — мельком подумала она, но развивать эту мысль не было времени. Она изо всех сил старалась вспомнить все, что делали перед тяжелыми выездами Дарин Кедерис или Алвин Туманис, и повторить все их действия без ошибок и упущений. В ночной тайге, во время снежного бурана, их могла погубить любая мелочь, и там никто не будет делать скидки на то, что ей всего двадцать лет, а в Спасательной службе она работает меньше четырех месяцев...

Но, кажется, она предусмотрела все и вспомнила обо всем. Меньше чем через час после принятия сигнала бедствия на выручку потерпевших аварию аэросаней отправился тяжелый вездеход "Зубр" с экипажем из пяти человек. Сидя на широком переднем сиденье между водителем и проводником, Вирта в последний раз мысленно перечислила список взятых с собой медикаментов и оборудования. В свете фар неслись и бешено кружились снежинки, заволакивая все вокруг непроницаемой белой пеленой. Однако Вирта почему-то была твердо уверена: все у них получится.

Фары старались изо всех сил, но им никак не удавалось прорваться сквозь белую мглу больше, чем на десять-пятнадцать метров. Мотор аэросаней постоянно взвывал на высоких оборотах, словно отплевываясь от снега. Дворники елозили по ветровому стеклу, не переставая, однако уже через секунду после каждого их взмаха оно покрывалось белыми непрозрачными пятнами.

— И надо нам было лезть в эту круговерть! — ворчливо произнес по-чинетски Ворро, в одиночку устроившийся на заднем сиденье. — Переждали бы пару суток, ничего бы и не случилось.

Оглянувшись назад, Неллью увидел, как неприязненно сжались в ниточку губы Кена Собеско. Гранидец не знал чинетского, но по интонации догадался о смысле сказанного. Кроме того, у Собеско как-то сразу не сложились отношения с Либсли Ворро.

— Нельзя было ждать, — убедительно сказал Гредер Арнинг. — Мы и так потеряли целых две недели в Криденге. Может быть, сейчас на счету каждые сутки! К тому же, мне приходилось слышать, что здешние бураны могут длиться по несколько дней подряд.

— Это точно! — молодой водитель, на секунду оторвавшись от штурвала, повернул к ним свое веселое возбужденное лицо. — Ничего, проскочим! Мы уже идем по Сосновому ручью, километров через десять выйдем на Долгое озеро, а там, считай, прямая дорога до места! К полуночи доберемся!

Сильнейший порыв ветра едва не развернул аэросани. В свете фар внезапно появились и пропали очертания невысоких скалистых обрывчиков, зажавших узкое русло. Водитель, ругаясь, выровнял машину и прибавил ходу, стараясь побыстрее проскочить опасный участок. Мотор снова взвыл и, вдруг, резко поперхнувшись, закашлялся и засбоил, перейдя на широкий шаг. Машину затрясло и повело в сторону.

— Держитесь! — отчаянно выкрикнул водитель, вцепившись в штурвал.

Раздался громкий хлопок, мотор взорвался воем и замолк, полозья громко затрещали, уткнувшись в какое-то препятствие, а прямо над ними вдруг вырос лобастый край скалы, покрытый пестрой мозаикой из белых и темно-серых пятен. Выкрикнув что-то предостерегающее, Неллью вжался в комок в своем кресле, и в ту же секунду скала со звоном и хрустом вдавилась внутрь.

Неллью пришел в себя от резкой боли в ноге. Открыв глаза, он увидел прямо над собой сердитое лицо Ворро, освещенное тусклым зеленоватым светом.

— Наконец! — ворчливо произнес Ворро, хотя в его голосе явно слышалась нотка облегчения. — Вечно ты встреваешь во всякие переделки!

— Мы попали в аварию? — Неллью вспомнил надвигавшуюся на него скалу. — Что с остальными?!

Лежа на узком сиденье в задней части аэросаней, он не видел ничего вокруг. Схватившись за спинку он приподнялся, но страшная боль в руке, на которую он вздумал было опереться, и внезапный приступ головокружения швырнули его обратно.

— Ты что, сдурел?! — напустился на него Ворро. — Тебе, дураку, руку чуть не оторвало, пока тебя чинили, с тебя полведра кровищи вылилось! Куда ты еще собрался?!

Неллью пропустил это мимо ушей. Падая обратно на сиденье, он задел за что-то левой ногой, и на него обрушилась еще одна волна обжигающей боли.

— Нога! — не удержался он от стона.

— Ну да, еще и нога. Вывих или перелом — в этой темнотище не разберешься! Лежи смирно!

Неллью судорожно глотал холодный воздух. Чтобы хоть как-то отвлечься, он попытался вспомнить картину, которая на секунду предстала его взору при свете аварийной лампочки. Весь перед аэросаней смяло как консервную банку, а острый скальный клык раскроил машину пополам. С водительского кресла, почти уткнувшегося в скалу, бессильно свешивалась запрокинутая голова.

— Водитель!...

— Мертв, — мрачно сообщил Ворро. — Буквально раздавило в лепешку. Ты вообще уцелел неизвестно как. Все остальные почти в порядке. Ринчар получил по лбу, но быстро оклемался. Но основная проблема в том, что нас теперь продувает насквозь, и если ребята не разожгут печку, мы тут через час замерзнем, как мыши!

— Помощь, — простонал Неллью.

— Рация сдохла! — зло сплюнул Ворро. — Арнинг пытался дать по ней сигнал бедствия, но так и не известно, услышал нас кто-то или нет! Вот дурацкая история! Это ж надо было — столько пролететь, а на земле гробануться!

Откуда то послышался запах солярки и разогретого металла, а затем к шумам ветра, завывавшего за тонкими стенками кабины, добавилось негромкое уютное урчание.

— Все равно сильно задувает снаружи! — послышался голос Арнинга. — Нельзя чем-то заткнуть эти щели?!

— Сейчас попробую! — отозвался Ринчар Линд, и до Неллью донесся хлопок дверцы.

— Очнулся? — вверху появилось разгоряченное лицо Кена Собеско. — Значит, будешь жить!

— Это он, в основном, тебя чинил, — с неохотой добавил по-баргандски Ворро. — Я был так, на подхвате.

— Спасибо, Кен, — слабым голосом поблагодарил Неллью. — Я продержусь...

Снова послышался хлопок дверцы, это вернулся Ринчар Линд. Неизвестно, что ему удалось сделать, но задувать, и в самом деле, стало ощутимо меньше.

— Ну и метет! — возбужденно крикнул он. — Ни зги не видно! И ветер такой, что чуть с ног не сбивает!

Ворро жалко и зло выругался.

— И что нам теперь делать?! — неожиданно закончил он свою тираду почти спокойным вопросом на баргандском.

— Ждать, — коротко сказал Собеско. — Если к утру не придет помощь, мы с тобой отправимся назад по руслу ручья, попытаемся добраться до дороги.

— Ты выбрал в напарники меня? — в голосе Ворро послышались нотки удивления. — Почему?

— Ты самый упрямый. Ты будешь ворчать и жаловаться на жизнь, но все равно будешь идти вперед, пока не дойдешь или не сдохнешь.

Несколько секунд стояла тишина, заполняемая только однообразным воем ветра и гудением печки. Затем Ворро хрипло рассмеялся.

— Молодец, Кен! Это мне нравится! Похоже, мы с тобой поладим! Ты как, пилот, тоже по земле ножками немало пошагал?!

Раздался звучный хлопок ладони о ладонь. Кажется, подумал Неллью, натянутые отношения между Ворро и Кеном Собеско становились достоянием прошлого.

— Послушайте, — вдруг сказал Арнинг. — Ночь впереди длинная. Давайте я вам расскажу все про нас с Кеном. От начала и до конца. Наверное, нам надо было это сделать сразу, только уж больно невероятная у нас получилась история. В общем, хотите — верьте, хотите — нет, а начиналось все так...

Арнинг рассказывал долго. Иногда ему на помощь приходил Собеско, который говорил по-баргандски совершенно свободно. Неллью пытался сконцентрироваться на звуках чужого языка, но у него не всегда получалось. Несколько раз он проваливался в странные яркие видения, затем снова возвращался обратно. Ворро поил его из фляжки-термоса чем-то теплым, он покорно проглатывал жидкость и снова возвращался в свои грезы.

— И в этой крохотной коробочке — вакцина? — услышал он слегка оторопелый голос Ворро и понял, что рассказ Арнинга подошел к концу.

Каким-то образом он знал, о какой вакцине идет речь, и против какой болезни ее нужно применять, хотя и не понимал, как ему удалось уловить это.

— Да, — послышался лаконичный ответ Собеско. — Если верить пришельцу, который нам ее дал.

— Верить пришельцу?... — кажется, до Ворро дошла вся сложность ситуации.

— Именно, — закрыв глаза, Неллью представил, как Собеско улыбается, загибая вниз уголки губ. — Теперь вы понимаете, почему мы не решились обращаться в различные промежуточные инстанции?

— Но тогда получается, что никто кроме нас не знает об этом? — тихо спросил Неллью.

Странно, но его услышали все.

— Никто, — медленно произнес Собеско. — Плохо, я об этом не подумал. Мы не имеем права... не оставить вести.

— Я знаю, что нужно сделать, — спокойно сказал Гредер Арнинг. — Я напишу подробный отчет. Если нас... не успеют найти, он сохранится.

— У меня есть бумага! — вскинулся Линд. — Вот, держи блокнот!

Арнинг что-то сказал в ответ, но Неллью снова потерял нить разговора. Он опять утонул в ярких и причудливых видениях, странным образом смешивавшихся с явью. Он видел перед собой голуболицых пришельцев, почему-то с огромными шприцами в руках, держался за штурвал самолета, летящего между двумя слоями цветных облаков, считал снежинки в мощном свете фар, заливающем все вокруг яркой вихрящейся желтизной...

Вокруг него раздавались какие-то звуки, а затем над ним вдруг склонилось невообразимо прекрасное девичье лицо. Большие серые глаза глядели на него ласково и строго, из-под черной шапочки выбилась на лоб светлая прядь волос. Это, наверное, был ангел, посланец сил света, пришедших к ним на выручку.

Неллью весь утонул в этих чудесных ясных глазах, он задыхался от неземной любви и читал прекрасной незнакомке какие-то стихи, завороженный ритмом слов и слогов.

— Он говорит, что ни разу в жизни не видел никого красивее вас, — услышал он в полузабытьи голос Ворро, и какая-то часть его погруженного в полусон разума отметила, что Ворро говорит по-чинетски.

— Да, — прошептал Неллью, окатывая, словно камешки на языке, угловатые чинетские слова. — Вы прекрасны. Я всю жизнь мечтал о встрече с вами, но прошу вас, у меня еще осталось много дел на земле...

— Опять бредит, — озабоченно сказал Вирте невысокий коренастый незнакомец с беспокойными светлыми глазами. — Он потерял много крови. Вы вылечите его?

— Обязательно! — Вирта снова склонилась над носилками.

Светловолосый вилкандец шептал что-то ритмичное, словно декламировал стихи на незнакомом языке. Его глаза были живые и осмысленные, и они притягивали Вирту, вызывая у нее какие-то странные, не испытываемые ею ранее чувства. Ей хотелось защитить его, как можно скорее привезти его в госпиталь, сделать что-то с неловко вывернутой ногой, поменять пропитанные кровью неуклюжие повязки...

— Вирта! — окликнул кто-то ее срывающимся от волнения голосом. — Это ты?!

Это, конечно, был он, Гредер Арнинг, который стоял по колено в снегу возле разбитых аэросаней.

Но даже счастливо бросившись ему на шею, Вирта поймала себя на том, что по-прежнему продолжает думать о раненом светловолосом вилкандце...

18. Вижу цель

"А интересно, что здесь раньше было? — подумал Гредер Арнинг, с любопытством оглядываясь по сторонам. — Наверное, военная база или какой-нибудь секретный институт. Тогда они здесь хорошо устроились..."

Большая вырубленная в скале комната, в которую его проводили, представляла собой смесь рабочего кабинета и гостиничного номера. В глубине ее находился стол из светлого дерева, на котором стояли телефонный аппарат без диска, письменный прибор и несколько поставленных стоймя скоросшивателей. По углам притаились два шкафа — один со стеклянными дверцами, за которыми просматривались ряды папок и книг, другой, судя по всему, одежный. Вдоль длинной боковой стенки протянулась узкая тахта, на которую Арнинг немедленно уселся. Прямо напротив него с короткого карниза свисали короткие светло-голубые шторы, создающие полную иллюзию наличия окна. Не удержавшись, Арнинг встал и, подойдя поближе, отдернул штору. За ней оказалась неглубокая ниша с телевизором. Усмехнувшись, Арнинг задернул штору обратно.

Нет, у того, кто жил здесь, были неплохие представления о комфорте — Арнинг ткнул носком ботинка в толстое темно-зеленое ковровое покрытие. Несколько нарушали уют только стены из серого камня, довольно грубо отесанные. В свете ламп дневного света под потолком порода слегка поблескивала мелкими кристалликами.

Дверь отворилась, и в комнату вошел человек, которого в первую секунду Арнинг принял за очередного сопровождающего. За шесть месяцев, прошедших со времени их последней встречи, президент Кир Калансис сильно изменился. Он словно постарел на несколько лет и сильно похудел, его широкое приветливое лицо побледнело и осунулось, на лбу пролегли морщины, которых не было раньше, в серых глазах поселилась усталость...

Только голос был тем же самым — молодым, сильным и здоровым.

— Здравствуй, Гредер! — Кир Калансис сжал его в своих объятиях и сердечно похлопал по плечу. — Я рад, что ты жив.

— А Рэл больше нет, — вдруг с болью вспомнил Арнинг. — Пять дней назад исполнилось полгода...

— Да, я знаю, — с грустью вздохнул Кир Калансис. — Погибла при бомбежке, да? Вместе с маленьким?

Гредер Арнинг кивнул.

— Хорошо, хоть с Кэрт все в порядке, — сказал он. — Я слышал, она работает в спасательной службе.

— Верно, — Кир Калансис жестом указал Арнингу на стул, приставленный к краю стола. — Ты уже знаешь?

— Да, мне сказала Вирта, моя троюродная сестра. Я встретил ее позавчера.

— Хорошая девочка, — улыбнулся Кир Калансис. — Я был на ее свадьбе в начале зимы.

— Она вышла замуж? — удивился Арнинг. — Мне она ничего не говорила.

— О, это была романтическая и очень печальная история. Ей сделал предложение мальчик, с которым она вместе работала. Когда пришельцы сбросили атомную бомбу на Флонтану, он пошел на разведку в эпицентр и получил смертельную дозу радиации. Уже в госпитале, в безнадежном состоянии, он попросил Вирту стать его женой, и она не смогла отказать ему. Он умер через пять дней...

— Я не знал этого, — сдавленным голосом сказал Арнинг. — В то время я был... далеко. Я еще почти ничего не знаю. Даже живы ли мои родители, или нет...

— И я не знаю, — вздохнул Кир Калансис. — Самодонес буквально стерли с лица земли в первые же дни. Кого-то успели эвакуировать, но ни на север, ни на юг, к горам, не добрался почти никто.

В комнате на несколько секунд повисло тяжелое молчание.

— Откуда ты прилетел? — наконец спросил Кир Калансис нейтральным голосом.

— Из Криденга.

— И как там сейчас?

— Наверное, как везде, — пожал плечами Арнинг. — Снег, развалины... Однако люди не сдаются. Ваше новогоднее обращение всех очень воодушевило... Вы действительно верите, что нам удастся восстановить страну, не взирая на пришельцев?

— У нас просто нет другого выхода, — Кир Калансис тяжело вздохнул и устало опустился на стул. — Наше положение исключительно сложное, может быть, даже катастрофическое. Эту зиму мы кое-как протянули на довоенных запасах и стратегических резервах, но следующую нам уже не пережить... Наша страна жива, но ей словно переломали все кости. Нефть продолжает добываться, но ее невозможно отправить туда, где она нужна. Уцелели многие заводы, но у них нет ни энергии, ни сырья. Есть электростанции, но разорваны все линии электропередачи. Урожай, по большей части, удалось собрать и сохранить, но его не на чем доставить в голодающие районы...

— Неужели все так безнадежно?! — вырвалось у Гредера Арнинга.

— Конечно, нет. Ни северные, ни восточные земли почти не подверглись нападению пришельцев, значит, у нас есть тыл, на который мы могли бы опереться. Мы когда-то критиковали широкомасштабное строительство гидроэлектростанций, а теперь они станут основой нашей энергетики. Сельские районы пострадали относительно мало, так что голода нам, надеюсь, удастся избежать. Сейчас самое главное — снова попытаться объединить все, что уцелело, в единое целое. Необходимо восстанавливать мосты, железные и автомобильные дороги, развивать речной транспорт, вывезти излишек людей туда, где требуются рабочие руки!

— Пришельцы... — начал Гредер Арнинг, но Калансис, увлекшись, перебил его.

— Безусловно, пришельцы опасны, но они не всемогущи и не могут быть повсюду. Конечно, если бы мы начали отстраивать тысячу крупных заводов, они смогли бы помешать нашим планам. Но что они смогут сделать, если с наступлением тепла по всей стране начнутся десятки тысяч строек?! Мы — большая страна с относительно слаборазвитой транспортной сетью, раньше это было нашим недостатком, но сейчас станет спасением. Вся Чинерта теперь превратилась словно в архипелаг из тысяч мелких сухопутных островов, но и каждый остров по отдельности сможет самостоятельно строить дома и дороги, выплавлять металл, выращивать хлеб и открывать ремонтные мастерские.

— Но хватит ли на это ресурсов? — осторожно спросил Арнинг.

— Нет, — весь энтузиазм Кира Калансиса словно куда-то исчез, перед Арнингом снова сидел пожилой и очень усталый человек. — Без массового производства и налаженной транспортной сети эта задача совершенно невыполнима, а у нас нет и не будет в ближайшем будущем ни того, ни другого. Просто я не мог сказать людям, что им остается только лечь и умереть или вернуться к самому примитивному натуральному хозяйству. Если честно, я сейчас надеюсь только на чудо, на то, что наш народ, поставив перед собой недостижимую цель, проявит инициативу и смекалку и сумеет совершить невозможное.

— В последнее время я начал верить в чудеса, — улыбнулся Арнинг.

— Я тоже. В конце концов, иного пути у нас нет. При этом, нам очень нужно еще одно чудо — чтобы пришельцы по-прежнему сидели на своих базах и не слишком мешали нашим усилиям.

— Пришельцам сейчас не до нас, — сказал Арнинг. — Они сейчас готовят вторую фазу вторжения — копят запасы и завозят новую технику. В прошлом году они только создавали плацдарм, а вскоре они появятся снова и в удесятиренном количестве.

— Вторая фаза вторжения? — задумчиво переспросил Калансис. — Очень может быть. Наши аналитики выдвигали и такую версию.

— Это не версия, — устало произнес Арнинг. — Это их план. Дело в том, что... я провел эту зиму в плену у пришельцев. Я попал к ним в плен в Галане, затем работал на их базе где-то в Северном Заморье. Перед Новым Годом мне и моему другу Кену Собеско из Граниды удалось бежать. Мы угнали воздушный катер и на нем добрались до Криденга. К сожалению, сам катер сохранить не получилось. За нами была погоня, и им пришлось пожертвовать.

— Гредер!? — брови Кира Калансиса недоуменно поползли вверх.

— Да, я знаю, что это кажется невероятным. Но, тем не менее, это чистая правда. — Гредер Арнинг сбросил с себя куртку и остался в рабочей спецовке, полученной от пришельцев. — Вот в этой одежде мы работали. Там, на спине — мой номер, вот это — личная карточка одного из пришельцев, которую мы отобрали у него во время побега. Мы, вообще-то, прихватили с собой оттуда немало сувениров, просто я нас всякий случай решил не брать их сюда, чтобы потом не объяснять вашей охране, что это и для чего это нужно.

— Это невероятно! — Кир Калансис машинально вертел в руках карточку покойного эсбиста. — Но, если так, это чрезвычайно важно! До этого момента у нас не было практически никакой достоверной информации о пришельцах!

— Мы можем многое рассказать о них, — кивнул Арнинг. — В плену мы познакомились с одним пришельцем и даже немного подружились с ним. От него мы узнали много интересного.

— Постойте! — воскликнул Кир Калансис. — Как же вы общались с ним?!

— У пришельцев есть автоматические переводчики с их языка на баргандский. Один такой мы даже привезли с собой.

— Как удивительно! — пробормотал Калансис. — Раньше я просто верил в чудеса, но теперь, кажется, начинаю верить в них всерьез! Вы пробовали как-то фиксировать ваши наблюдения о пришельцах?

— Да. Пока мы были в Криденге, мы попытались составить нечто вроде отчета, — Арнинг вынул из кармана и положил на стол свернутую в трубку тетрадь. — Здесь то, что мы посчитали наиболее важным. Но, если задать нам правильные вопросы, мы, наверное, смогли бы рассказать и больше.

— Какие слабые места вы заметили у пришельцев? — немедленно задал вопрос Кир Калансис.

— Их несколько. Во-первых, все у них делается по приказам свыше, причем, приказы могут противоречить друг другу, но их все равно выполняют, даже не пытаясь проявить собственную инициативу. На базе, где мы работали, строители, когда укладывали покрытие на поле для посадки космических кораблей, чтобы выполнить работу точно в срок, не стали делать канавки для прокладки кабеля. Вместо того чтобы попросить в своей метрополии технику для прокладки этих канавок, пришельцы пригнали туда нас, хотя вручную мы бы никогда не смогли выполнить эту работу вовремя. А когда мы придумали, как можно ее сделать в срок, они сначала не хотели давать нам инструменты, так как это запрещалось какой-то их инструкцией. И так во всем. Пришельцам постоянно приходится жить какой-то двойственной жизнью. Многие их правила и законы противоречат здравому смыслу, и им то и дело приходится их обходить, тратя время и силы.

— Интересно, — заметил Кир Калансис. — Значит, нештатные ситуации должны хотя бы на время ставить их в тупик. Что еще?

— Во-вторых, они очень боятся потерь. И это вовсе не потому, что они так ценят жизни друг друга. Смертная казнь на их родной планете — в порядке вещей. Как нам рассказывали, двести лет назад в их армии появилась очень мощная группировка, выступавшая за автоматическую боевую технику, управляемую на расстоянии. Помимо всего прочего, они говорили, что с принятием на вооружение такой техники любой бой можно выиграть, не подвергая опасности жизни граждан Империи. Эта группировка победила, и теперь считается, что воевать нужно без потерь. Командир, у которого погибают солдаты, — плохой командир.

— Странно, — пожал плечами Кир Калансис. — Но ведь даже прошлогодняя война показала, что такая техника уязвима и, наверное, дорога.

— Да, но ведь они ей раньше не воевали. Нам говорили, что их армия в последний раз сражалась почти четыреста лет назад. Они захватили какую-то планету и обратили все ее население в рабов. Но эта планета была развита намного хуже нас — у тех были только заряжающиеся с дула ружья и пушки.

— Вот это новость! — не удержался от восклицания Кир Калансис. — Великие завоеватели без капли боевого опыта! Теперь мне понятно, почему их действия так часто вызывали удивление у наших генералов! Если бы нам это знать до начала вторжения! А так они победили нас, скорее, страхом, чем силой!

— В-третьих, среди них нет единства, — продолжил Арнинг. — У них странная форма правления, где опять проявляется их двойственность. У пришельцев есть Император, но он не имеет никакой власти. Всем правит так называемый Совет Пятнадцати, о котором ничего не говорится в их законах. Но хотя на словах везде царит единомыслие и единогласие, там постоянно идет борьба. Наш побег удался, потому что две группировки пришельцев попытались использовать нас, чтобы скомпрометировать друг друга. Наконец, у них есть какая-то подпольная оппозиция — к ней, кстати, принадлежал тот пришелец, который помогал нам.

— Подполье? — переспросил Кир Калансис. — И чего оно добивается?

— Мне сложно сказать, на эту тему мы почти не общались. Но у меня возникло впечатление, что они борются, скорее, не за что-либо, а против. По крайней мере, они не одобряют захват Филлины и даже хотят помогать нам.

— Тогда вряд ли они способны на многое, — с легким разочарованием отметил Кир Калансис. — И чем же они могут нам помочь?

— Они уже помогли, — серьезно сказал Арнинг. — На базе пришельцев, где мы работали, есть секретная лаборатория, которой было поручено создать абсолютное биологическое оружие против нас — болезнь, от которой у нас нет ни иммунитета, ни лекарств. Они выполнили эту задачу. Но дружественным нам пришельцам удалось достать вакцину против этой болезни. Мы привезли ее с собой. Собственно говоря, именно ради этого мы и совершили побег.

— Кажется, наш разговор стремительно выходит на другой уровень, — Кир Калансис тяжело поднялся на ноги. — Я собираю послезавтра экстренное заседание правительства, на нем будешь присутствовать ты вместе с твоим другом из Граниды. Я распоряжусь, чтобы вас устроили здесь на ночлег и обеспечили всем необходимым.

— А где это — здесь? — не удержался от не относящегося к делу вопроса Гредер Арнинг. — Что здесь было — военная база?

— Что? — удивленно повернулся Кир Калансис. — Нет, раньше в этих соляных шахтах был санаторий для легочных больных. Здесь очень целебный воздух, не замечаешь? Кстати, санаторий по-прежнему действует, мы заняли только его часть. Если у нас уж зашел разговор о болезнях и лекарствах, можешь считать свое пребывание здесь оздоровительной процедурой.

— ...И все-таки, это меня ни в чем не убеждает, — упрямо покачал головой министр внутренних дел, сухой и желчный Рейн Шегинис. — Я, конечно, понимаю, господин президент, что господин Арнинг — ваш зять, но вся эта история с побегом и дружественно настроенными пришельцами выглядит весьма подозрительно. И кроме того, эта так называемая вакцина! Еще неизвестно, что она собой представляет!

— К сожалению, мы пока не можем сказать что-то определенное, — откликнулся директор института микробиологии Моран Торк. — Образец, который нам позавчера передали, это культура клеток человеческой крови — так называемых Т-лейкоцитов. Как мы предполагаем, они могут иметь отношение к иммунному механизму. Однако это — не обычные клетки!

— И чем же они необычны? — с интересом спросил министр науки и технологии Мидар Даренис.

— Во-первых, они существенно меньше нормальных лейкоцитов. Во-вторых, они быстро размножаются, чего обычные клетки делать не в состоянии.

— А в-третьих?

— А в-третьих, нам пока больше нечего добавить, — Торк развел руками. — Согласно нашим предположениям, пришельцам удалось модифицировать их генетический код, однако ни изучить механизм этого процесса, ни даже проверить эту гипотезу мы не в состоянии. Мы слишком мало знаем о человеческих генах, к тому же, здесь у нас нет необходимой аппаратуры. Конечно, мы продолжим исследования, но я не думаю, что за ближайшие несколько месяцев нам удастся что-либо выяснить.

— Итак, мы должны довериться пришельцам, — продолжил Шегинис. — Но имеем ли мы право пойти на это? Мне кажется, риск слишком велик. Даже если, как считает Арнинг, пришелец, который передал им эту... это... был искренен, он сам мог бы быть использован втемную. Помните, ставка здесь — даже не наши жизни, а жизни всего нашего народа! Мы не можем позволить себе роскошь ошибиться.

— Спасибо, Рейн, — слегка рассеянным голосом поблагодарил Шегиниса президент Кир Калансис. — Уметь сомневаться — это и в самом деле очень ценное качество. И все же, цена бездействия в данном случае может оказаться еще более высокой, чем цена риска. Моран, вы можете гарантировать абсолютную безопасность при работе с этой культурой?

— Да, господин президент, — кивнут Торк. — В здешнем филиале работали с различными болезнетворными бактериями и вирусами, и мы можем поручиться, что из наших бункеров ничего не вырвется наружу.

— Хорошо. Тогда одновременно с вашими исследованиями вы займетесь производством вакцины. Нам необходимо, по меньшей мере, сто восемьдесят миллионов доз — по одной на каждого жителя страны. Кроме того, нужно, наверно, подумать и о наших соседях. Мы должны передать им образцы культуры, чтобы они также были готовы на тот случай, если пришельцы применят свое биологическое оружие.

— Вы не боитесь, что эта так называемая вакцина может оказаться страшнее самой болезни, господин президент? — напрямик спросил Шегинис.

— Немного боюсь, Рейн, — спокойно признался Калансис. — Но если люди начнут умирать, а у нас не окажется нужных лекарств, я, не колеблясь, воспользуюсь этим шансом, даже если это будет наш последний шанс.

— Господин президент, — Моран Торк уронил на стол карандаш. — Боюсь, поставленная вами задача непосильна для нас. Сто восемьдесят миллионов доз — это чересчур много. У нас всего лишь лаборатория, а тут требуются промышленные масштабы!

— Я вряд ли могу добавить что-либо обнадеживающее, — покачал головой Даренис. — Большая часть фармацевтических заводов потеряна, а остальные еле справляются с производством самых необходимых лекарств. Я думаю, если напрячься, можно будет наладить выпуск, но на это уйдет не меньше нескольких месяцев.

— Нет, мы не можем столько ждать, — Кир Калансис обвел взглядом всех собравшихся. — У кого еще есть варианты?

— Зеннелайр, — коротко сказал министр иностранных дел Эреган Ольсинг. — Почти половина территории страны, включая столицу, не затронута вторжением пришельцев. У них могут найтись необходимые мощности.

— Принимается, — Кир Калансис положил обе ладони на стол. — Моран, Мидар, вы налаживаете производство здесь. Вы получите высший приоритет, все необходимые ресурсы будут выдаваться вам по первому требованию. Срок — два месяца. Одновременно мы реализуем резервный вариант в Зеннелайре. Гредер, я посылаю тебя в Ньидерферазу в ранге специального посланника. Ты должен помочь убедить их.

— Да, господин президент! — Гредер Арнинг встал со своего места и сдержанно наклонил голову. — Я справлюсь!

— Итак, этот вопрос мы решили, — Кир Калансис слегка откинулся на спинку кресла. — Перейдем к следующему. Мне представляется крайне важным наличие у пришельцев группировки, выступающей против их правительства. Какие перспективы могут открываться у нас в связи с этим?

— Если эта оппозиция действительно существует, — скептически добавил неугомонный Шегинис.

— Скорее всего, она существует, — негромко подал голос со своего места Торви Терсенис, директор Информбюро — одной из двух чинетских спецслужб. — Мы с коллегами из военной разведки проанализировали так называемый меморандум Собеско-Арнинга и пришли на его основании к определенным выводам. Нынешний государственный строй пришельцев можно охарактеризовать как олигархическую диктатуру, которая время от времени, очевидно, сменяется периодами авторитаризма. Сейчас, по-видимому, в их правящей верхушке происходит борьба за власть между двумя группировками, опирающимися на армию и службу безопасности. Также есть основания предполагать, что данный конфликт привел к ослаблению государственного механизма пришельцев, в связи с чем на арене появилась третья сила в лице более-менее организованной нелегальной оппозиции, выступающей за слом всей существующей системы в целом.

— Почему вы думаете, что их государственная власть слаба? — заинтересованным голосом спросил Шегинис.

— При сильной диктатуре не бывает сильного подполья. Кроме того, к таким сложным интригам, каковыми был обставлен побег Арнинга и Собеско, прибегают лишь при наличии примерного равенства сил. Правда, надо заметить, что и армия, и служба безопасности пришельцев одинаково поддерживают завоевание Филлины. Расхождения у них, по-видимому, только в методах.

— А что собой представляет оппозиция? — задал вопрос Ольсинг.

— По результатам предварительного анализа, это может быть некое либерально-демократическое движение, выступающее с общегуманитарных позиций. Его можно было бы сравнить с нашей так называемой "легальной оппозицией" дореволюционных времен, однако вхождение в эту организацию армейских офицеров предполагает наличие вооруженного крыла. По другой версии, мы имеем дело с какой-либо группировкой в рядах вооруженных сил, которая по какой-либо причине выступает против захвата Филлины.

— И что это может быть за причина, — поинтересовался кто-то на дальнем конце стола.

— О, все что угодно. Вплоть до того, что это могут быть воротилы подпольного работоргового бизнеса, которые выступают против появления на их рынке рабов с Филлины. Мы постараемся установить, какие интересы преследуют наши нежданные союзники, но сейчас для нас достаточно, что они в какой-то степени совпадают с нашими. Кстати, нельзя ли как-то решить вопрос с этими автоматическими переводчиками? Это двойственное общество пришельцев открывает неплохие возможности для вербовки, но вначале нам с ними надо как-то договориться.

Директор института кибернетики просто развел руками.

— Мы ничего не можем сделать. Пришельцы опередили нас на сотни лет. Мы начинаем понимать, на каких принципах работают их компьютеры, но чтобы воспользоваться их разработками, нам необходимо преодолеть один Единый знает, сколько промежуточных ступеней!

— Тогда, наверное, вам, господин Собеско, надо будет снова встретиться с вашим знакомым пришельцем и попросить у него еще несколько штук, — улыбнулся Калансис. — Вы согласны?

— Да, конечно, — кивнул Кен Собеско, выслушав перевод. — Но могу ли я спросить, о чем еще мы можем договариваться с Куоти и его соратниками?

— Любая оппозиция хочет сама стать властью, — невозмутимо заметил Терсенис. — Я думаю, мы найдем способы оказаться полезными друг другу. Главное — установить контакт.

— Сначала нам самим нужно определиться, чего мы хотим, — недовольно сказал военный министр Рик Баберис. — Любые разведывательные мероприятия должны быть подчинены общей стратегии.

— Конечная цель у нас может быть только одна — изгнание пришельцев с Филлины, — хмыкнул Шегинис. — Вопрос в том, как ее добиться.

— Раньше мы рассчитывали на захват их баз, — нахмурился командующий сухопутными войсками маршал Сертенис. — В принципе, мы и сейчас могли бы уничтожить их базу "Север", что расположена недалеко от нашей границы с Арахойном, но это стоило бы нам слишком больших потерь. Благодаря той информации, что доставили нам господа Собеско и Арнинг, мы теперь имеем возможность захватить базу рейдом спецназа. Но что дальше?

— Дальше может быть только удар возмездия с остальных баз, — хмуро скривил губы Баберис. — Скорее всего, этот удар будет атомным. Мы это уже просчитывали, и не один раз. Если в арсеналах у пришельцев найдутся хотя бы две сотни бомб, это гибель для всех нас.

На несколько секунд в зале наступила тишина.

— Минутку, — вдруг негромко произнес Кир Калансис. — Знаете, маршал, ваш план с захватом базы имеет право на существование. Но при одном условии — все базы необходимо захватить одновременно! Причем, не убивая пришельцев, а беря их в плен!

— Заложники! — тут же сориентировался Баберис.

— Да! Но не только! Для пришельцев это еще и опорные центры перед вторым этапом вторжения. Без них операция становится более сложной и дорогостоящей... может быть, слишком сложной и дорогостоящей! Захватив базы, мы должны тут же вступить в переговоры с пришельцами. Может быть, мы с ними сумеем найти взаимоприемлемый вариант. Мы могли бы, например, согласиться войти в состав их империи, платить им дань или, как они выражаются, обязательные поставки, может быть, даже согласиться на то, чтобы отправлять на их планеты группы наших рабочих или предоставить им землю для их колонистов...

— Но что тогда это меняет для нас?! — не выдержал Шегинис.

— В первую очередь, нам необходимо, чтобы они перестали убивать и похищать наших граждан и разрушать наши города и заводы, — твердо ответил Калансис. — Наш мир уже никогда не вернется к тому, что было до войны. Пришельцы сильнее нас, и войны с ними нам не выдержать. Но если нам удастся показать им, что каких-то своих целей они могли бы достичь и мирным путем, у нас есть шанс.

— Не самый большой шанс, — пробормотал Баберис. — Особенно, если правы вы, Торви, и их нападение на нас имеет какую-то внутреннюю подоплеку. Хорошо бы разговаривать с ними, имея в запасе что-то по-настоящему мощное.

— Я понял вас, — сухо отозвался со своего места Кир Гордис, научный руководитель программы атомных исследований. — Нам кое-что удалось выяснить за последние месяцы, но в настоящее время мы уперлись в проблему с разделением изотопов урана. К сожалению, того, что нам нужно, содержится в природном уране менее одного процента, причем этот процент крайне сложно извлечь. Судя по всему, этот процесс будет крайне непроизводителен, так что нам понадобятся большие заводы и два-три года времени.

— Год, — сказал Калансис. — Нам нужно успеть до начала второго этапа вторжения. Если войска пришельцев снова хлынут на Филлину, нам с ними не совладать. Необходимо готовить операцию по одновременному захвату всех баз, и для этого нам нужно наладить взаимодействие с Горданой, сохранившимися государственными структурами Северного Заморья и Гранидой.

— С Горданой? — с сомнением произнес Шегинис.

— Без ее помощи нам не обойтись, — вздохнул Калансис. — Будем надеяться, информация о биологическом оружии и нужде пришельцев в рабах позволит им взглянуть на своих инопланетных союзников с новой стороны. Эреган, я хочу послать в Гордану одного из ваших заместителей. Ему придется добираться через Великий Восточный океан и хребет Край Мира, но это, мне кажется, тот случай, когда обходные пути быстрее приведут к цели. Миссию в Северном Заморье мы совместим с поездкой Арнинга в Зеннелайр, а что касается Граниды, я рассчитываю на вас, господин Собеско. Вам известно, что с Центральной базой пришельцев соседствует так называемая Свободная зона Лешек?

— Нет, господин президент, — выслушав перевод, Кен Собеско недоуменно покачал головой.

— Мы время от времени перехватываем радиопередачи правительства Свободной Граниды, которое возглавляет маршал Моностиу. К сожалению, нам пока так и не удалось установить с ним надежную связь.

— Я встречался с маршалом Моностиу, господин президент, — с облегчением сказал Собеско. — И это было именно в Лешеке, через неделю после начала вторжения пришельцев. Я думаю, он помнит меня.

— Очень хорошо! — улыбнулся Кир Калансис. — Тогда на вас возлагается двойная задача. Надеюсь, вы с ней справитесь? Вам с Арнингом надлежит отправиться во Фраувенг, но не сейчас, а через несколько дней, когда Моран подготовит для вас образцы вакцины. Кроме того, я слышал, в вашем распоряжении находится уникальный самолет?

— Да, господин президент. Мы прилетели на нем из Криденга, а до этого, насколько мне известно, он проделал путь из Вилканда в Чинерту...

— Я знаком с эпопеей этого самолета, — кивнул Калансис, перемигнувшись с Киром Гордисом. — И много наслышан о его экипаже. Один из них, кажется, в госпитале?

— Да, на пути к вам мы уже на земле попали в автокатастрофу. Но нам сказали, он быстро идет на поправку.

— Вот и отлично! — Кир Калансис стремительно встал из-за стола. — Цель есть, задачи поставлены, давайте же их выполнять! А вы, — повернулся он к Арнингу и Собеско, — готовьтесь к новой дороге. И пожелайте вашему вилкандскому другу скорейшего выздоровления!

— Неллью, к вам гости!

— Что? — Кисо Неллью приподнялся на локте здоровой руки. — Какие еще гости?

Сегодня он не ждал никаких посетителей. Ли вместе с Арнингом, Собеско и Линдом, завезя его в госпиталь, уехал в то место, где сейчас размещалась резиденция чинетского правительства. Так как это было только вчера, обернуться туда и обратно они никак бы не успели. Кир Гордис? Неллью очень сомневался, что ученый-атомщик, наверняка занятый важнейшими исследованиями, станет отрываться от них ради человека, с которым он был знаком менее двух недель.

Очевидно, санитарка ошиблась. Наверное, гости пришли не к нему, а к его соседу по палате — пожилому неразговорчивому чинету, лежащему здесь с переломом ноги.

Вздохнув, Неллью расслабленно откинулся на подушки, но тут же снова поднялся, забыв о своих ранах. В палату медленно и как бы немного смущенно входила тоненькая сероглазая девушка с рассыпавшимися по плечам золотистыми волосами. Из-под расстегнутого белого халата виднелись черные брюки и серый свитер.

У Неллью перехватило дыхание. Прекрасная незнакомка, образ его видений и снов, вдруг появилась перед ним наяву. Это было невероятно!

— Я думал, что вы — сон, — непроизвольно вырвалось у него. Все его умственные способности в тот момент были направлены на то, чтобы без ошибок произнести эту фразу по-чинетски.

— Вы разочарованы? — негромким мелодичным голосом спросила девушка, останавливаясь в двух шагах от изголовья его койки. — И что бы было, если бы я была только сном?

"Тогда я не захотел бы просыпаться", — хотел сказать Неллью. Он попытался перевести свою мысль на чинетский, но запутался в наклонениях и смущенно умолк.

— Я думала, что вы меня не помните, — девушка словно и не заметила его промаха. — Когда мы вас нашли, вы бредили. Ваш друг говорил, вы читали стихи. Что-то про ангела...

— Я все помню, — Неллью не мог оторваться от прекрасного лица незнакомки. — Ты мой ангел любви, залетевший на землю... Ты мой ангел мечты, что внезапно сбылась... Свет твоих серых глаз — из глубины вселенной... И летящих волос золотой океан...

— Очень красиво, — прошептала девушка. — А дальше.

— Я дальше не могу, — признался Неллью. — Это мой друг перевел на чинетский. Больше не успел.

— Тогда почитайте по-вилкандски, — попросила она. — У вас очень мелодичный язык.

— Я попробую...

Целых полминуты Неллью отчаянно собирался с мыслями, все больше впадая в панику. Он знал множество стихов, но в этот момент память словно изменила ему. Если бы девушка проявила хоть малейший признак нетерпения, он, наверное, так и не справился бы с волнением, но ясные серые глаза смотрели на него спокойно и ласково, и Неллью, наконец, сумел преодолеть ступор.

Начав с "Ангела", первое четверостишие из которого ему перевел на чинетский Ринчар Линд, он, постепенно воодушевляясь, прочитал еще несколько стихотворений, а затем закончил "Признанием в любви", от которого ему самому стало жарко. Если бы девушка понимала по-вилкандски, он никогда бы не решился произнести эти строки вслух.

Но она, к счастью, не понимала, иначе Неллью тут же на месте умер бы от смущения.

— Красиво звучит, — произнесла она. — Кто это написал?

— Это Корреоне, наш великий поэт конца прошлого века, — ответил Неллью. — Он еще писал прозу — романы, рассказы.

— А я знаю, — вдруг сказала девушка. — Я читала. "Пять минут после полуночи". Мне очень понравилось. Такая светлая книга и немножко грустная.

— Вам понравилось?! — обрадовался Неллью. — Правда? Мне тоже! Вы читали вторую часть?

— Есть и вторая? — заинтересовалась девушка. — Я не знала. Здорово!

— Она называется: "Светлый..."... Как это сказать по-чинетски, когда десять часов, но дня?

— Полдень...

— Да, "Светлый полдень", — Неллью старательно повторил чинетское слово. — У меня она есть... правда, только на вилкандском. Я взял ее из дома, когда мы уходили.

— А где вы жили? — тихо спросила она. — Тогда?...

— В Тарануэсе. Мы были летчики, "Элиэньети Виалакана". Потом, когда пришли пришельцы, — Воздушный мост. Нас стреляли пришельцы...

— Сбили, — тихо поправила она.

— Да, сбили... Мы вернулись в Тарануэс, но все уже улетели. И тогда мы пошли пешком. К морю, от моря... Потом прилетели сюда.

— Я до войны жила в Галане, — задумчиво произнесла девушка. — Училась в медицинском. Но вообще-то я сама из Фраувенга. Это такой большой порт на Срединном море. Такой же, наверно, солнечный и веселый, как ваш Лимеолан.

— Я родился в Лимеолане, — через силу сказал Неллью. — Но его больше нет. Мы садились там...

Он сделал неловкое движение, и его раненую руку пронзила острая боль. В глазах у него потемнело, а когда все снова пришло в норму, а боль утихла, он увидел, что девушка стоит на коленях возле его койки и осторожно поддерживает его голову.

— Спасибо, — поблагодарил он, и вдруг его пронзила страшная мысль. — Не уходите сейчас, — попросил он ее взволнованным голосом. — Я ведь даже не знаю, как вас зовут.

— Вирта, — сказала она, улыбнувшись. — И я пока не собираюсь никуда уходить.

— Вирта, — медленно повторил Неллью, словно пробуя на вкус это сочетание звуков. — Красивое имя. А меня зовут Кисо. Кисо Неллью.

"Я знаю", — хотела ответить Вирта Эрилис, но замолчала. Темно-серые глаза светловолосого вилкандца были совсем близко, они притягивали и манили ее. Молчал и Неллью, тоже не в силах оторвать взгляда от ее глаз.

— Да поцелуйтесь же, в конце концов! — вдруг подал голос пожилой сосед Неллью, о котором оба они благополучно забыли. — Не останавливайтесь на полдороги!

Услышав чужой голос, Вирта и Неллью сначала испуганно отпрянули в стороны, но затем рассмеялись и последовали совету. И это было чудесно!

С этого дня и начались их встречи. Каким-то чудом Вирте еще удавалось сохранять более-менее ясную голову. По утрам она прилежно посещала лекции, писала конспекты, готовясь к экзаменам, но едва освободившись, она мчалась в госпиталь, где долгими часами сидела рядом с изголовьем его койки, разговаривала с ним, продираясь сквозь дебри двух языков, или просто держала его за руку и молчала, не отводя взгляда от его сияющих счастьем глаз. Вирта влюбилась впервые в жизни и отдавалась любви со всей страстью, которая немного пугала ее саму, но одновременно и наполняла ее жизнь каким-то новым смыслом.

Неллью же был просто на вершине счастья. Его чинетский становился заметно лучше с каждым днем, а здоровье просто с неимоверной скоростью шло на поправку. И только одна мысль постоянно тревожила его: он точно знал, что впереди его скоро ждет еще одна дальняя дорога.

Глава 19. Приятный вечер в теплой компании

Музыка держала в напряжении весь зал. Она, грохоча, прокатывалась по нему, отражаясь от стен, озаряемых вспышками нестерпимо-фиолетового света, — семь повторяющихся чистых и тревожных аккордов на фоне глухого рокота барабанов и позвякивания гонгов. Звуки становились все громче, темп нарастал, фиолетовые вспышки били, подобно молниям, и вдруг музыка внезапно и как-то стремительно смолкла на полном скаку, оставив после себя только эхо, продолжавшее звенеть в ушах собравшихся. Огромный зал погрузился во тьму, и лишь один прожектор, светивший вертикально вниз, бросал яркий луч света на коленопреклоненного Кэноэ и стоявшего за ним Императора.

Повинуясь приказу передатчика, спрятанного в ухе, Кэноэ низко склонил голову, и Император, положив руку ему на затылок, начал нараспев читать ритмичную формулу Поручения — те самые семь тревожных аккордов, неслышные призраки которых метались сейчас между стенами зала.

Негромкий глуховатый голос за его спиной умолк, и Кэноэ по команде распорядителя положил правую руку себе на плечо раскрытой ладонью вверх. Голову он при этом продолжал держать склоненной. Император, сделав шаг в сторону, взял с усеченной пирамидки алтаря жезл и вложил его в ладонь Кэноэ. По залу пронесся громовой удар литавр, снова вспыхнула и заискрилась огнями фиолетовая молния. Большой прожектор почти погас, остался лишь тоненький лучик, освещавший неподвижного Кэноэ с жезлом в руке и стоявшую за ним полутемную фигуру Императора в широких одеждах, превращавших его в огромную бесформенную массу.

Снова заиграла музыка. Сначала медленная и тихая, она постепенно разогревалась, разгоняя кровь по жилам.

"Тэй-й-и-и-ннн! — пели невидимые голоса. — Тэй-й-и-инн!"

"В путь!"

Стараясь двигаться как можно непринужденнее и не запутаться в парадном плаще, Кэноэ с облегчением встал с колен и поднял высоко над головой жезл — уменьшенную копию того самого Хрустального Жезла, который, по легенде, получил от посланцев со звезд первый император династии Кэвирноэронов. Музыка стала громче, голоса влекли, тянули, звали его в путь, и Кэноэ, повинуясь их зову, бегом начал спускаться по ступеням с высокого помоста, держа жезл, словно факел, в поднятой вверх правой руке. Прожектор следовал за ним, заставляя крупный кристалл горного хрусталя в навершии жезла испускать резкие яркие блики.

Толпа медленно расступалась перед Кэноэ, открывая ему путь к широким дверям. Может быть, даже слишком медленно: огромный зал был переполнен, в нем еле хватило места всем желающим посмотреть церемонию Поручения — событие редкое и, в своем роде, уникальное. В последний раз она проводилась более десяти лет тому назад, при посылке чрезвычайного Императорского комиссара на охваченную восстанием Кронтэю. Может быть, следующего раза придется ждать еще дольше.

Наверное, Кэноэ надо было гордиться собой. Только что он стал тэмолоноэтаоркэги, буквально — Императорским Подручным, отправленным для выполнения специального задания и с особыми полномочиями. Присвоенный один раз, этот статус давался пожизненно, но число людей, обладавших им, почти никогда не превышало дюжины во всей Империи. Список прилагающихся к нему прав и полномочий занимал целых две страницы убористого текста, хотя сегодня он вряд ли всерьез заинтересовал бы кого-нибудь, кроме историков и профессиональных церемониймейстеров.

И кто только придумал такие долгие ритуалы?! Кажется, в то время еще не успели изобрести театр...

Людское море неохотно подавалось в стороны, словно густая вязкая каша, и Кэноэ приходилось практически бежать на месте, вздымая жезл. Продвижение через зал происходило мучительно медленно, и он лениво подумал, что в телерепортаже этот кусок, наверно, изрядно сократят или прокрутят на повышенной скорости.

Но, наконец, высокие створки дверей медленно распахнулись, и Кэноэ увидел перед собой широкую площадку, тоже заполненную людьми. Впереди, над ступенями, спускавшимися к парадному входу, торчал, словно большая голенастая птица, съемочный кран с телекамерой.

В полной тишине, сопровождаемый объективами и взглядами сотен людей, Кэноэ сбежал по ступеням, пересек холл и, не оглядываясь, проследовал к длинному открытому колесному экипажу. Согласно протоколу церемонии, новоиспеченный Подручный должен был немедленно и ни на что не отвлекаясь, отбыть для исполнения полученного задания.

Конечно, на самом деле, он никуда не собирался срываться... по крайней мере, так сразу. Экипаж, под приветственные крики зрителей обогнув угол Дворца, остановился возле одного из боковых входов, чтобы Кэноэ мог спокойно выбраться из него и удалиться в свои покои. Что же, свою роль он сыграл, получил свою порцию аплодисментов, теперь можно и отдохнуть.

Через полчаса, приняв душ и переодевшись, Кэноэ был готов признать, что жизнь все-таки не совсем плоха. В конце концов, даже при наличии самой любимой и любящей жены мужчина должен время от времени побыть один. Кээрт сейчас на приеме, который дается в его честь, и, хотя завтра они летят вместе, должна играть на нем роль верной супруги, ожидающей возвращения своего героя. Вернется она, судя по всему, не раньше полуночи.

Взяв с полки книгу, Кэноэ с удовольствием устроился на удобном диване, рядом с которым уже был заранее установлен низкий столик с несколькими бутылками пенистого кробро в специальном холодильном мини-контейнере и большим блюдом соленых орехов, вяленых полосками кальмаров и моллюсков в кисло-сладком соусе. Налив себе запотевший от холода стакан, Кэноэ сделал несколько первых, самых сладостных глотков и забросил в рот пару орешков. Подумав, повторил процедуру, взяв теперь вместо орехов солоноватую упругую полоску. Выходило совсем недурственно.

Однако долго наслаждаться ему не дали.

— Ваше высочество, — в дверь осторожно поскребся камердинер Фруамс. — К вам гость. Прикажете принять?

— Гость? — Кэноэ с удивлением отложил в сторону книгу. — Какой еще гость, я сегодня никого не жду?

— Он из 28-й провинции, — заговорщицким шепотом сообщил Фруамс. — Ждет вас в кабинете.

— Что-то я не помню никаких своих знакомых из 28-й провинции, — Кэноэ с неудовольствием встал, оправляя одежду. — Ну ладно, поглядим, кто это...

Последняя фраза застряла у него в горле. Навстречу ему с гостевого кресла поднялся, весело улыбаясь, ни кто иной, как Суорд — человек, которого Кэноэ меньше всего ожидал встретить у себя в гостях.

— Вы?! — непроизвольно вырвалось у Кэноэ. — Разве вам не опасно приходить сюда?!

— Опасно? Ни в коем случае! — весело улыбнулся Суорд. — Только не здесь, не во Дворце. Тут весьма строгий входной контроль, но если ты его прошел, дальше можешь делать все, что хочешь. Все местные системы слежения не менялись уже, наверное, сотню лет, и при наличии кое-каких технических средств их ничего не стоит обдурить. Ну, а такие средства у меня есть.

— Тогда возражения снимаются, — усмехнулся в свой черед Кэноэ. — Разрешите догадаться, что привело вас сюда в сей неурочный час. Похоже, вы хотите дать мне какие-нибудь дружеские напутствия перед отлетом на Филлину?

— Вы угадали, — Суорд внезапно посерьезнел. — И выслушайте, пожалуйста, первое напутствие. Не воспринимайте вашу миссию как увеселительную поездку. Вокруг Филлины сейчас идет весьма сложная и неприятная возня. Насколько мне известно, где-то в будущем году на нее предполагалось обрушить вторую волну вторжения. Это десятки тысяч наземных и воздушных боевых машин и, самое главное, сотни тысяч солдат, которые должны уничтожить остатки филлинской государственности и провести, как говорится, окончательную зачистку — то есть, истребить филитов на территории, предназначенной для заселения колонистами, или вытеснить их в окраинные районы. И только после снятия военного положения, которое, судя по опыту Кронтэи, может сохраняться не одну дюжину лет, Филлину с остатками ее коренного населения и несколькими миллионами наших поселенцев можно будет признать полноправной колонией.

— Но вместо этого она становится колонией сейчас, — медленно произнес Кэноэ.

— Именно! А это значит, что никакой второй волны не будет. Имперским войскам нечего делать в лояльной и мирной колонии. А если они даже и придут туда, скажем, для подавления бунта, им все равно придется действовать с большой оглядкой и подчиняться местным властям. Какой афронт для честолюбивого фельдмаршала Гдоода, который уже примеряет на себя лавры победителя Филлины и, возможно, уже приглядывается к креслу Председателя Совета Пятнадцати! Он сделает все, лишь бы сорвать вашу миссию. На Филлину срочно отправляются колонисты — как мне кажется, с твердым намерением подставить их под удар и создать тем самым повод для ответного наступления. На Филлину посылаетесь вы, якобы для проведения церемонии принятия планеты под Высокую Руку, но на самом деле очень многие желают, чтобы она не состоялась.

— И чего же мне ждать? — с некоторой растерянностью спросил Кэноэ.

— Я не знаю, как далеко могут пойти Гдоод и его клика. Надеюсь, вас, все-таки, не планируют убивать, хотя я бы не стал полностью сбрасывать эту опасность со счета. Скорее всего, вас постараются максимально задержать в пути, а все это время на Филлине будет идти работа по разжиганию новой войны. Если к моменту вашего прибытия на планете будут полным ходом идти боевые действия, церемонию придется отложить, а там, может быть, и отменить.

— Но разве это не выгодно для вас? — Кэноэ внимательно посмотрел на Суорда. — Ведь если Филлина надолго превратится в горячую точку, это, очевидно, отвлечет Гдоода и Совет Пятнадцати от дел в Метрополии. И если большая часть наших войск окажется втянутой в бои где-то на задворках Империи, это значит, что у армии будет меньше возможностей помешать вашему выступлению.

— Мне неоднократно приходилось слышать, что в политике не может быть места морали, — медленно сказал Суорд. — И что в политике ничто не должно считаться безнравственным, если оно идет на пользу делу. Может быть, я никуда не годный политик, плохой революционер и оторванный от жизни романтик, но есть вещи, через которые я не могу переступить. Мне по-человечески жаль филитов, которым мы и так принесли немало зла, и я не хочу, чтобы их мир снова стал ареной для разрушительной войны. Наши войска не имели опыта подобных операций в масштабах целой планеты уже четыреста лет — со времен Кронтэи — и мне совсем не хочется, чтобы они его снова приобретали. И, наконец, я желаю успеха вашей миссии — и не только как политик, заинтересованный в росте авторитета Императорской власти, но и, смею надеяться, как ваш друг.

— Однако добиться этого будет, похоже, весьма трудно, — невесело заметил Кэноэ.

— Такие вещи и не бывают легкими. Но, как говорится, кто предупрежден, тот вооружен, а вы теперь предупреждены. Кроме того, вам не придется решать вашу задачу в одиночку. Мои люди предоставят вам поддержку и защиту. Вас и вашу жену будут надежно охранять... от различных неожиданностей. И на Филлине, и, особенно, на корабле.

— Но что может случиться с нами на борту Императорской яхты? — нахмурился Кэноэ.

— Не знаю. И это беспокоит меня больше всего. Любую опасность легче встречать лицом к лицу. В вашей свите будет человек, которого вы должны будете немедленно оповестить обо всем, что покажется вам подозрительным. Аналогично, вам следует неукоснительно выполнять все его распоряжения, касающиеся вопросов безопасности.

— Только безопасности? — не удержался от вопроса Кэноэ.

— Ну... Во время вашей недавней поездки в 38-ю провинцию вы игнорировали вообще все его рекомендации и, признаться, немало этим его огорчили. Видите ли, он искренне верит, что Императорская власть должна постоянно поддерживать свое реноме, а все требования протокола должны соблюдаться.

— Так это... Мер...? — удивился Кэноэ.

Суорд молча кивнул.

— Только помните, все должно оставаться, как и было — полностью всерьез. Та, другая сторона тоже будет иметь на корабле своих соглядатаев, и они не должны почувствовать никакой фальши.

— Есть ли еще вещи, которые мне необходимо знать? — осведомился Кэноэ, немного обиженный тем, что Суорд напоминает ему об элементарных вещах.

— Да. Это филиты. Многие из них будут считать вас своим врагом и, при этом, нельзя сказать, что они будут совершенно не правы. Это ведь мы вломились в их дом непрошеными гостями и жестокими завоевателями. Будьте же готовы к тому, что вы столкнетесь с враждебностью — искренней или спровоцированной теми, кто хотел бы сорвать церемонию, — может быть, даже с открытой агрессией. Не поддавайтесь на провокации и старайтесь быть максимально терпимым. Покажите им, что не все в Империи считают их поверженными противниками и будущими рабами. Я не знаю, удастся ли вообще когда-нибудь уничтожить ту пропасть, разделившую наши народы, которую мы с таким рвением вырыли, но если у вас появится малейшая возможность навести через нее хотя бы самый хрупкий мостик, воспользуйтесь ею! Галактика велика, а нам известен лишь крошечный ее краешек. Мне трудно судить, окажемся ли мы когда-нибудь в ситуации, когда нам срочно понадобятся друзья, однако нам ни при каких обстоятельствах не нужно лишних врагов.

— Мы постараемся что-нибудь сделать, — серьезно пообещал Кэноэ, говоря и за себя, и за Кээрт, ни на секунду не сомневаясь в том, что она еще до возвращения с приема будет знать в деталях все подробности только что состоявшегося разговора.

Однако для себя он решил подумать над этими вопросами попозже. Завтра будет новый день, а сейчас у него есть несколько бутылочек кробро, блюдо с лакомствами, почти целый вечер и огромное желание хотя бы ненадолго забыть о своих проблемах.

Это, похоже, понял и Суорд, уже, кажется, приготовившийся сказать что-то дружески-напутственное на прощание, но тут дверь внезапно приоткрылась, и в комнату заглянул камердинер Фруамс. Вид у него был совершенно обалделый. В первую секунду это позабавило Кэноэ, но затем интерес сменился острой тревогой. Что могло произойти, чтобы привести в настолько ошарашенный вид обычно невозмутимого и даже флегматичного слугу?!

— Ва-ваше высочество, — запинаясь, произнес, наконец, Фруамс. — К в-вам еще од-дин гость...

— А он не может подождать? — стараясь сохранять спокойствие, спросил Кэноэ. — Я, в некоторой степени, немного занят.

— Н-нет... Ой!...

Фруамс исчез, словно кто-то резко дернул его назад. Дверь широко распахнулась, и на пороге появился немолодой худощавый человек в парадном мундире чиновника высокого ранга. На узком стоячем воротничке ярко блеснула и погасла золотая ленточка.

Это был Оонк!

— Добрый вечер, ваше высочество! — Председатель Совета Пятнадцати непринужденно сделал глубокий поклон, каким было положено приветствовать Императорского Подручного. — Прошу прощения, что нарушаю ваше уединение и врываюсь к вам без предварительного уведомления... Впрочем, я вижу, вы тут не один. Браво, господин Суорд, вы, я смотрю, не теряете времени! Признаться, вы по-настоящему удивили меня, а этого уже давно никому не удавалось!... Кажется, это наша первая встреча, так сказать, воочию?

— Да нет, мы с вами уже однажды виделись, ваше высокопревосходительство, — невозмутимо сказал Суорд, даже не привстав со своего кресла. — Это было, если мне не изменяет память, в 86-ом году, на Большом Дворцовом приеме, собранном, между прочим, по поводу дня рождения этого молодого человека, которому тогда как раз исполнилось пять лет. Вы, помнится, тогда изволили сдержанно похвалить эксперимент в 26-й провинции.

— Да, и что интересно, при этом мы оба чувствовали себя не в своей тарелке, — Оонк спокойно опустился в свободное кресло и закинул ногу за ногу. — Я в тот день впервые присутствовал на Большом приеме, а вы, надо понимать, будучи руководителем тайной нелегальной организации, испытывали определенную неловкость от общения с генералом Службы Безопасности.

— Ну, я таких подробностей уже и не помню, — улыбнулся Суорд. — Но вы, насколько я понимаю, пришли сюда не только для того, чтобы поздравить его высочество с еще более высоким назначением?

— Интересно, но я могу сказать то же самое и о вас, — с точно такой же улыбкой заметил Оонк. — Возможно, я своим неожиданным прибытием прервал какой-то важный разговор? О чем же вы общались с принцем Императорского Дома?

— О Филлине, — подал голос Кэноэ. Ему показалось, что Суорд намеренно медлит с ответом.

— Какое интересное совпадение! — на губах Оонка продолжала играть легкая улыбка. — Я тоже собирался поговорить с его высочеством и, притом, именно о Филлине. И чем же вас так привлекает эта далекая планета?

— Меня не может не интересовать мир, который в ближайшем будущем должен стать нашей одиннадцатой колонией, — вкрадчиво сказал Суорд. — Конечно, если этому не помешают некие непредвиденные обстоятельства, равно неприятные для жителей этой планеты, его высочества и вас.

— А вас?! — Оонк остро глянул на Суорда. — Или, если смотреть на дело шире, какой свой интерес в этом деле видит возглавляемая вами организация?

— Союз Борьбы глубоко скорбит о том, что мирная планета Филлина подверглась нападению со стороны имперских сил, и сочувствует ее народу, — медленно, выбирая слова, произнес Суорд. — Однако, коль сделанного не воротишь, мы предпочли бы видеть Филлину полноправной колонией, а не полигоном для сил Космофлота. И чем скорее, тем лучше.

— Благодарю вас, — любезно наклонил голову Оонк. — Вы уже успели изложить вашу точку зрения его высочеству?

— Да, — Кэноэ было немного не по себе, но он стойко выдержал взгляд Председателя Совета Пятнадцати.

— Очень хорошо, — Оонк снова приветливо улыбнулся. — Тогда преамбулу я могу опустить. Итак, ваше высочество, вы уже знаете, что на вас возложена очень ответственная миссия.

— Разрешите вопрос, — Кэноэ бесстрашно встретил взгляд Оонка. — Мое назначение — это ваш выбор?

— В конечном итоге — мой, — согласно кивнул Оонк. — Мне понравилось, как вы проявили себя в 38-й провинции. Но ответьте и вы мне на один вопрос, принц. Что подвигло вас на эти действия, весьма неожиданные для человека вашего воспитания и положения?

— В один далеко не прекрасный день, когда мне было грустно и тоскливо, один человек сказал мне, что у меня должна быть своя цель в жизни, — медленно начал Кэноэ, постепенно воодушевляясь. — Тогда я только выслушал эти слова, но никак не соотнес их с собой. Однако когда в 38-й провинции произошла трагедия, затронувшая жизни родных одного человека, близкого нашей семье, я понял, что не могу остаться в стороне. Я летел туда, не зная, что я там встречу, и не будучи готовым к тому, что увидел. Но мне захотелось что-то сделать для людей, которые потеряли крышу над головой, лишились родных и близких. И у меня что-то получилось, я смог немного помочь им, и мне захотелось делать это снова и снова!

— Вы видите?! Молодой человек хочет что-то сделать, — сказал Оонк куда-то в пространство, обращаясь то ли к Суорду, то ли к самому себе. — Нечастое явление в наше время. Обычно люди хотят не делать, а получать, причем, желательно, даром и, по возможности, сразу. Вы не такой, как они, ваше высочество, и это мне понравилось. Полагаю, я ответил на ваш вопрос?

— Полностью, — слегка наклонил голову Кэноэ. — Что я должен для вас сделать?

— Во-первых, уцелеть, — серьезно сказал Оонк. — И, во-вторых, успешно принять под Высокую Руку Филлину, сначала как лояльную одиннадцатую колонию Империи, а впоследствии, надеюсь, как первую планету, имеющую статус свободно ассоциированной территории.

— Простите?

— Да, ваше высочество, — усмехнулся Оонк. — Я не хочу отдавать Филлину военным не только по причине наших, к сожалению, всем известных разногласий с фельдмаршалом Гдоодом. И не только потому, что не верю в старые сказки и старые страхи. Видите ли, у меня есть свои виды на эту планету. Я бы хотел, ваше высочество, чтобы вы вместе со мной смотрели на филитов как на наших будущих союзников и партнеров в освоении Дальнего Космоса, которым в свое время мы так прискорбно прекратили интересоваться. Один из отделов в Министерстве колоний уже работает по моему заданию над проектом концепции так называемого союзного гражданства, благодаря которой филиты найдут свое место в Империи — должен сказать, весьма достойное место.

— Признаться, я думал о чем-то подобном, — со своего места подал голос Суорд. — Но я никогда не предполагал...

— Что я на такое способен? Полноте! Между нами куда больше сходства, чем вы склонны воображать. В некоторой степени, мы даже единомышленники и можем работать вместе над нашим общим делом.

— Как интересно! — восхитился Суорд. — Вы, кажется, хотите завербовать меня или, как у вас говорят, подобрать для меня крючок?!

— Хочу, — невозмутимо признался Оонк. — И знаете, какой крючок я для вас подготовил?! Полную откровенность! Хотите услышать еще одну неожиданную вещь?! Я, первый человек в Империи, глубоко не удовлетворен тем положением, в котором она находится. Державе необходимы перемены! Я знаю не хуже вас, Суорд, что если позволить делам идти, как они идут сейчас, через две с половиной, максимум, три дюжины лет в государстве начнется всеобщий развал. К сожалению, сейчас мои руки связаны. В нынешнем руководстве почти никто не может, а вернее, не хочет увидеть то, что отлично видим и понимаем мы с вами. В высших кругах Империи у меня практически нет ни единомышленников, ни соратников. Однако все это изменится, как только я сосредоточу в своих руках единоличную власть! Когда у меня будут все необходимые рычаги, я смогу осуществить преобразования. Кстати, вам, должно быть, будет приятно услышать, что в качестве образца я намереваюсь использовать ваш проект в 26-й провинции. Я весьма хорошо изучил ваш эксперимент и высоко его оцениваю.

— Не сомневаюсь, что вы его хорошо изучили, — хмыкнул Суорд. — В свое время вы очень тщательно выискивали и вытаптывали все, что имело к нему хоть малейшее отношение.

— Политика, ничего личного, — небрежно махнул рукой Оонк. — Вы вполне реально претендовали на власть, что, по ряду причин, не устраивало меня. Не более и не менее. Не будете же вы утверждать, что вы уже отказались от своего желания свергнуть меня?

— Не буду, — кивнул Суорд. — И если мне представится шанс, постараюсь воплотить его в жизнь.

— Все правильно! — сухо рассмеялся Оонк. — Только я ведь не предоставлю вам такого шанса, верно? При старике Кооге вы еще могли бы на что-то надеяться, но не сейчас. Конечно, приди к власти мой заклятый друг Гдоод, вам еще может что-то обломиться, но тогда вам, боюсь, придется выступить в роли не врачевателя, а могильщика. А это вас вряд ли устроит. Я прав?

— Вы совершенно правы, — вежливо сказал Суорд. — И я согласен с тем, что в нынешних условиях ваше правление представляет собой наименьшее зло для государства.

— Вот видите, — довольно улыбнулся Оонк. — Вы сами все сказали. И я, признаться, не вижу ничего такого, что помешало бы нам быть союзниками.

— Письмо тридцати шести, — негромко напомнил Суорд.

— Ах, это?! Неужели вы не знаете? Все живы и здоровы, прекрасно себя чувствуют и работают на меня. Собственно, это с их помощью и была создана программа, которую я намереваюсь претворить в жизнь, как только получу для этого все возможности. Не верите? Хотите, я устрою вам встречу с кем-нибудь из них... да хоть со всеми! Они очень хорошо о вас отзываются.

— От чего же, я вам верю, — пожал плечами Суорд. — Просто ранее я не предполагал, что вы можете задержать авторов письма, так сказать, для личного использования.

— Многие наши беды происходят от недостатка знаний, равно как и их избытка, — наставительно произнес Оонк. — Надеюсь, теперь вы перестанете считать меня людоедом, пьющим кровь невинных младенцев? Конечно, мое предприятие не обойдется без кровопускания, но это будет очень умеренное, я бы сказал, выборочное кровопускание. И, положа руку на сердце, разве вам жаль этих воров, казнокрадов и бесполезных тунеядцев, от которых я собираюсь избавиться? Я думаю, на моем месте вы действовали бы так же, ведь все они — точно такие же враги для вас, как и для меня. Так почему бы нам не объединиться против наших общих недругов? На публике все будет продолжаться по-прежнему, но реально вы поможете мне взять власть, а я дам вам часть этой власти. После своей победы я, так сказать, протяну руку подполью, а вы ее примете. Вы получите должность, условно говоря, первого министра и станете заниматься вашей реформой. Для ваших соратников будут другие достойные посты, согласно их способностям и наклонностям. Мне будут очень нужны умные и честные люди, а в вашей организации в них, к счастью, нет недостатка. Между прочим, вы обратили внимание, что за последние несколько лет я не казнил ни одного из ваших людей? Я берегу их для будущего, которое может стать и вашим будущим.

— А какое будущее вы готовите для народа Империи? — поинтересовался Суорд.

— Сытое и благополучное! Заполненные товарами прилавки, много хорошей еды, отмену карточек! Я снова верну цену деньгам и научу людей их зарабатывать. А для слишком хитрых всегда будет наготове Служба Безопасности.

— Вы планируете полностью переориентировать ее на борьбу с экономическими преступлениями? — спросил Суорд.

Он говорил тем же слегка расслабленным тоном, но по каким-то неуловимым признакам Кэноэ понял, что этот вопрос — один из ключевых.

Похоже, это увидел и Оонк.

— Я собираюсь ориентировать СБ на борьбу с экономическими преступлениями, но не планирую освободить ее от выполнения прочих задач, — медленно и раздельно произнес он, выделяя паузой каждое слово. — Впрочем, я рассчитываю, что со временем противодействие мошенничествам и злоупотреблениям станет ее главной целью, так как исчезнет почва для политических преступлений.

— А инакомыслие?

— Какое еще инакомыслие? — искренне удивился Оонк. — Я надеюсь, вы и ваша организация будете на моей стороне, а значит, некому будет поднимать чернь на бунт для захвата власти. А так — против чего им протестовать?! Я накормлю голодных, для обывателей создам изобилие вещей, умным дам возможность делать карьеру, предприимчивым — разрешу заниматься бизнесом без всех тех глупых ограничений, что существовали в 26-й провинции, непоседам — открою дорогу в Дальний космос. Если все будут довольны, откуда у них возникнут причины для возмущения?

— Увы, такие причины будут возникать всегда, — вздохнул Суорд. — Когда человек голоден, раздет и ютится в каморке, он озлоблен и жаден и не в состоянии думать ни о чем, кроме своих проблем. Однако стоит ему удовлетворить свои материальные потребности, у него возникают духовные. Одни захотят развлекаться, и я не поручусь, что вам понравится большинство их развлечений. А другие, то самое образованное, умное и честное меньшинство, на которое вы хотите опереться, начнут испытывать желание самостоятельно, без подсказки властей, решать свою судьбу, свободно общаться друг с другом, обсуждать между собой даже те темы, которые официально считаются недозволенными, критиковать бездействие, некомпетентность и корыстолюбие чиновников — то есть, заниматься тем, что сейчас принято называть потрясением устоев. Что вы собираетесь делать со всем этим?

— Вот охота вам рассуждать о всяких аномалиях, — поморщился Оонк. — Ну, что мне сказать? Я, конечно, отменю некоторые идиотские старые запреты — пусть, например, обсуждают у себя на кухне все, что им вздумается. Но я никогда не стану ослаблять гайки! Вы, кажется, изучали историю Великого Восстания, Суорд. Вы-то уж должны понимать, что тогда начнется!

— А кто говорит, что ослаблять их надо сразу?! — приподнял правую бровь Суорд. — Наоборот, все должно делаться очень постепенно. Сначала провести выборы в Большой Совет из кандидатур, предложенных властью. Затем дать людям время научиться выбирать свое непосредственное руководство — блоковых и участковых начальников — и контролировать их работу. Потом можно будет постепенно освоить новые уровни. И уж, конечно, выборы — это слишком важная вещь, чтобы доверять их всем и сразу. Необходимо ввести своеобразное звание избирателя, которое еще нужно заслужить. Можно взять в качестве прообраза наши Школы свободных людей, где мы учим самостоятельно мыслить, принимать решения и чувствовать ответственность, даем базовые знания по юриспруденции, экономике, истории. Возможно, это выглядит немного наивно, но это действует! У нас уже подготовлены люди, которые сами смогут стать учителями в сотнях и тысячах подобных школ!

— Мне приходилось читать ваш проект, — сухо заметил Оонк. — Помню, помню, все эти образовательные цензы, двойные и тройные голоса, придание законодательных функций Большому Совету... Но я не могу понять — зачем?! К чему изобретать такую сложную и нелепую систему? Власть должна быть устроена просто — какой смысл в подобных излишествах? У меня в Службе Безопасности каждый начальник получал все необходимые полномочия для решения своих задач и нес полную ответственность за результаты! Эта система работала и, замечу, работала неплохо. В будущем я собираюсь распространить ее на всю Державу. И почему вы уверены в том, что это ваше умное и образованное меньшинство непременно перейдет в оппозицию к власти? Оно само может стать властью! Система будет открытой для всех, кто чувствует в себе силы действовать и желание взять на себя ответственность! Среди чиновников больше не будет некомпетентных казнокрадов! Вы печетесь о Школах свободных людей, а я займусь школами для управленцев! Академия, которую вы закончили, является сейчас единственным подобным заведением на всю Империю. Я хочу открыть такие академии в каждой провинции, а позднее — и в половине округов! Зачем к этому придумывать что-то другое? Между прочим, даже в вашем проекте реально заниматься делами будут профессиональные управленцы. Не больно ли накладно создавать весь ваш громоздкий механизм, только для того чтобы он играл роль символа?

— Вы зря недооцениваете символы, — покачал головой Суорд. — Они зачастую становятся реальной силой. И мой, как вы выразились, проект должен стать символом того, что власть больше не считает людей организованным стадом, которым должны управлять ваши обученные чиновники, а воспринимает их как граждан, чувствующих, что и от них что-то зависит. Я полностью поддерживаю ваш план по воспитанию у управленцев чувства ответственности, но почему ограничиваться только ими? Пусть это чувство станет взаимным! Пусть ваши управленцы будут знать, что они подотчетны не только своему начальству, но и народу, на чью жизнь непосредственно воздействуют принимаемые ими решения.

— Для этого все равно не нужно ничего изобретать, — недовольно возразил Оонк. — Есть институт народных контролеров, основанный еще в незапамятные времена, есть пресса, наконец. Нужно лишь, чтобы все это заработало, как следует. Хотите, я сделаю вас главным народным контролером — сокращенно Главнарконом, чтобы вы взяли на себя борьбу со злоупотреблениями чиновников? Публика будет вас обожать — я обещаю!

— Если бы дело было только в недостатке контроля, — вздохнул Суорд. — Разве вы не замечаете, что одна из главных причин наших сегодняшних бед — это предельная, чудовищная взаимная отчужденность народа и власти!? Все ваши реформы провалятся, если их не подержат люди, и не миллионы, а миллиарды людей. А они пока отторгают все, идущее от власти, независимо от того, разумны эти предложения или нет. Почему в наших городах столько грязи?! Откуда в людях столько грубости, хамства, желания непременно все испортить и запакостить?! Неужели лишь из-за того, что они голодны, плохо одеты и не могут достать всего того, что им хочется? Как мне кажется, одна из главных причин их равнодушия — это то, что они чувствуют такое же равнодушие по отношению к себе! Если власть никогда не интересовалась их мнением, не спрашивала у них совета, даже не ставила их в известность о причинах приятия тех или иных решений и при этом еще требовала от них единомыслия и послушания, то и люди тогда будут воспринимать власть как противника, в лучшем случае — как раздражающий источник помех и неприятностей. Мой проект как раз и направлен на то, чтобы постепенно сломать эту стену отчуждения, дать понять людям, что власть рассматривает их как партнеров, а не как бессловесное быдло, что она видит в них ответственных членов общества! Выборы и должны стать символом всех этих перемен, показать людям, что власть готова считаться с их мнением, что им можно не бояться его высказывать, даже если оно не совпадает с мнением самой власти. Пусть у людей появится право на инакомыслие! Даже если вы не собираетесь принимать его в расчет, так хотя бы не мешайте им высказаться!

— Символы, опять ваши символы, — хмыкнул Оонк. — Вот честно вам скажу, не понимаю я всего этого. Власть — это сила действий, а не слов. Это способность принять решение и обеспечить его выполнение. А символы... Вот Император у нас тоже символ. Не потому ли вы уделяете ему столько места в вашем проекте?

— Император — это легитимность, стабильность и преемственность, — строго сказал Суорд. — Ваша система неплоха, но она уязвима, потому что завязана на вас. Сохрани нас от этого Звезды, но случись что с вами... и что тогда?! Что сталось с просвещенным правлением Хоронда, когда его отстранили от власти?

— Хоронд поддался слабости, сделав официальным наследником своего сына, — поморщился Оонк. — У меня, слава Звездам, нет сыновей. Уж не думаете ли вы, что я не способен подготовить должного преемника? Я оставлю ему Державу еще при жизни, а сам превращусь в этакого доброго дедушку, верховного судию и хранителя устоев. Ваше предложение о расширении полномочий Императорской власти интересно, но оно запоздало лет на тысячу. При всем уважении к Его Величеству (легкий поклон в сторону Кэноэ), он превратился в лицедея, исполняющего на потеху публике одну и ту же бездарную пьесу. Вот скажите, ваше высочество, не удобней было бы вам в вашей миссии, если бы вы выступали представителем реальной честной власти, без этих церемоний, ритуалов, протоколов и иных ужимок?

— Мне сложно сравнивать, — осторожно сказал Кэноэ. Ему почему-то не хотелось признавать правоту Оонка. — Я пока даже не знаю, как будет оно сейчас... со всеми этими атрибутами. Но я хочу сказать, я согласен с тем, что люди нуждаются в возможности совершать самостоятельные поступки. Когда я был в 38-й провинции, я видел, как самоотверженно работали все они — врачи, спасатели, транспортники. Если бы все они спрашивали позволения что-либо сделать, они бы не успели спасти людей.

— Ладно, — скучающим тоном произнес Оонк. — Кажется, сегодня уже было сказано слишком много слов. Давайте переходить к делу. Итак, Суорд, как я понимаю, нам с вами не удалось договориться?

— Мы расходимся по стратегическим вопросам, — согласно кивнул Суорд. — Но, мне кажется, это не мешает нам заключать тактические союзы там, где наши интересы совпадают.

— Вот как? — в глазах Оонка засверкали веселые искорки. — Видите, ваше высочество? И это говорит человек, лишь полчаса назад признавшийся, что хочет меня свергнуть!

— Политика, ничего личного, — немедленно подмигнул Оонку Суорд, и оба они с удовольствием рассмеялись.

— Хорошо, — Оонк продолжал улыбаться. — Я принимаю ваше предложение, за неимением лучшего. И на каком направлении вы желаете сотрудничать?

— По-моему, за нашей беседой мы незаслуженно забыли главного героя сегодняшнего дня, — Суорд снова был серьезен. — Я считаю, что мы должны вместе позаботиться о безопасности его высочества и его супруги, а также об успехе всей миссии.

— Безусловно, — кивнул Оонк. — В качестве посредника предлагаю использовать генерала Дрэана. А непосредственно на корабле в вашей свите принц, есть человек, которому поручено прикрывать вам спину. В критической ситуации слушайтесь его беспрекословно. Это ваш старший надзорник Меркуукх.

Кажется, Кэноэ так и не удалось скрыть изумление. Оонк снова весело расхохотался.

— Ах, даже так? Я догадываюсь. Суорд, вы что, тоже получили безопасность Меркуукху?! Вы не знали, что он — мой человек?

— Я знал это и именно поэтому поручил, — невозмутимо ответил Суорд. — В любом важном деле должно быть единоначалие.

— Нет, я положительно в восторге! — Оонк восхищенно хлопнул рукой по подлокотнику. — Суорд, вы опять поразили меня! Я не хочу терять такого сотрудника! Обещайте, что после моей победы вы, если останетесь живы, пойдете ко мне на службу!

— Хорошо, — со спокойной улыбкой отозвался Суорд. — Но только если вы пообещаете, что в случае моей победы пойдете ко мне на службу.

— Идет! — Оонк, смеясь, легко поднялся с места. — Теперь, кажется, между нами не осталось никаких недоговоренностей? Ну что же, я благодарен вам, Суорд, за приятный... очень приятный вечер. И вам, ваше высочество. Искренне желаю вам удачи. Увы, но я последним присоединился к вашей компании, но уйду первым. Государственные дела, знаете ли...

Еще раз поклонившись на прощание, Оонк исчез за дверью. Кэноэ бросился проверять, но тут же расслабленно опустился в свое кресло. В этом не было необходимости. Оонк ушел.

— Он — это опасность, — еле слышно произнес Кэноэ, глядя в глаза Суорду. — Он улыбается, шутит, даже говорит правильные вещи, но он — опасность. Для вас, для меня, для всех.

— Я знаю, — задумчиво кивнул Суорд. — Однако он — уже знакомая, а значит, понятная опасность. А, как я вам уже говорил, больше всего я не люблю неопределенности.

Глава 20. Свой — чужой

Чем отличается церемония представления перед двухдневной поездкой в другую провинцию от той, что проводится в начале длительного космического путешествия? Исключительно, размахом!

На обширной площадке перед широким парадным пандусом Императорской космической яхты "Звезда" выстроились безукоризненно правильными шеренгами несколько десятков человек. В лучах яркого весеннего солнца блестели металлические застежки, пряжки и ленточки. Расположившийся сбоку оркестр негромко исполнял "Славу". Все вместе это выглядело очень внушительно и, наверняка, весьма красиво.

Однако Кэноэ при виде этого красочного парада испытывал только волнение и тревогу. Кто они — эти люди, рядом с которыми ему придется прожить, наверное, не один месяц? Кто среди них враги, которым получено сорвать его миссию, а может быть, убить его самого или (от этой мысли его всего словно обдало холодом) — его Кээрт? Смогут ли друзья, которые тоже где-то там, среди застывших рядов, вовремя распознать и предотвратить опасность?

Словно ища поддержки (а почему, впрочем, словно? Все так и есть), Кэноэ коснулся руки идущей рядом Кээрт и почувствовал в ответ легкое нежное пожатие. Это помогло, спокойствие начало понемногу возвращаться к нему, а мысли потекли по иному направлению.

И, верно, зачем бояться, даже если его подстерегает неведомая опасность? Вместе с ним — его родная любимая Кээрт, на которую он всегда может положиться больше, чем на самого себя. Где-то поблизости катят к грузовому люку тележки с вещами Фруамс и камеристка Кээрт — веселая заботливая толстушка Доорин: оба они в случае опасности, не колеблясь, закроют их своими телами. По бокам неспешно вышагивают телохранители — обманчиво сонный Тень Гига и его напарник — здоровенный и неуклюжий на вид парень по прозвищу Малютка Гро — рядом с ними вообще можно не опасаться за свою жизнь. Наконец, и где-то здесь, и на Филлине, и во многих других местах существуют и действуют десятки и сотни людей, о большинстве которых он никогда не узнает, но все они, по приказу двух самых могущественных людей в Империи, будут явно и тайно помогать ему, хранить и оберегать его самого, его спутницу и его дело.

И подходя вплотную к рядам придворных, Кэноэ уже ощущал уверенность в своих силах и злой азарт. "Вы хотите помешать мне? — мысленно сказал он неведомым противникам. — Что же, постараемся сделать все возможное, чтобы у вас ничего не вышло!"

А дальше все было просто и привычно. Представление, поклон — более глубокий, чем обычно, поскольку сегодня он был не просто принцем первого ранга, а Императорским Подручным, кивок в ответ, а затем шаг или два в сторону, где перед ним появляется новое лицо.

— Трано не-Таутинг, первый секретарь вашего высочества.

Всё то же, всё те же. Строгое лицо старательного отличника, внимательные глаза (вот, так и забыл тогда сказать про очки), и, кажется, новая ленточка на мундире Управления двора.

— Поздравляю вас с повышением, Таутинг. Вы теперь включены в мою постоянную свиту?

— Спасибо, ваше высочество. Да, по возвращении из 38-й провинции мы с Наарит были зачислены в вашу личную канцелярию. Я теперь ее начальник, а Наарит — мой заместитель.

Что же, приятно видеть рядом знакомые лица. Вот и Наарит — фиалковые глаза сияют, темно-лиловые волосы, кажется, стали еще пышнее и гуще, грудь едва не разрывает зауженный в талии мундирчик с короткой юбочкой. На поясе — уже не просто электронный блокнот, а целый компьютерный планшет типа "Универсал". И на полных чувственных губах — легкая приветственная улыбка, на которую просто нельзя не ответить своей.

— Ксо ди-Хургаад, третий секретарь вашего высочества.

Невысокий серьезный парень, примерно, такого же возраста, как Таутинг и Наарит. Мундир Управления двора сидит на нем как влитой, но нет того отточенного совершенства жестов, которое вбивают в первую очередь во всех юных придворных. Движения, между тем, плавные, скупые, чувствуется, что своим телом он владеет в совершенстве. Непростая птица, надо будет потом обязательно узнать, откуда она сюда залетела...

— Гвиэнт ди-Никтиа, четвертый секретарь вашего высочества.

О-го-го, ну и красоточка! Кэноэ поймал себя на том, что разглядывает ее на целых две секунды дольше положенного. Впрочем, поглядеть было на что. Роскошные светлые волосы, слегка завивающиеся на концах и красиво прихваченные голубой ленточкой. Обрамленное этими волосами озорное личико с безукоризненными чертами и затягивающим взглядом искрящихся серо-зеленых глаз. Точеная фигурка и изумительные ножки, длина которых подчеркивается юбочкой, лишь чуть менее узкой и чуть более короткой, чем у Наарит, но почему-то очень соблазнительной.

— Я счастлива, что удостоена чести пребывать в вашей свите, ваше высочество. Готова с честью выполнить все свои обязанности.

Голос звонкий и чистый, с глубокими интонациями. Почему-то так и хочется сказать — страстный.

Кэноэ почувствовал смущение. Эта девушка неудержимо притягивала его. Затем он вспомнил, что четвертого секретаря еще называют ночным, и смутился еще больше.

Легкое прикосновение руки Кээрт позволило ему придти в себя. Конечно, эта красотка не появилась в его свите просто так! Кто-то пытается отвлечь его с помощью этой сексуальной куклы, так пусть же ничего у него не выйдет! Кэноэ почувствовал раздражение. Ответив Кээрт на прикосновение, он сухо кивнул Гвиэнт и сделал следующий шаг в сторону.

— Ркаамо ма-Уэрман, первый секретарь Блистательной Кээрт!

Это еще кто?! Кэноэ ощутил, что его раздражение вспыхивает с новой силой. Смазливый красавчик, напоминающий киноартиста из сериалов. Загорелое лицо, тело, словно взятое напрокат у статуи в Императорском парке. Все на месте, но все чуть-чуть слишком, а от этого выглядит нарочитым, ненастоящим. Но женщинам, говорят, это нравится... Кэноэ почувствовал, как напряглась рядом Кээрт, и легонько коснулся пальцами ее руки. Пусть тоже почувствует, что он рядом.

— Раэнке ма-Фистиэн, второй секретарь Блистательной Кээрт.

Почти полная противоположность яркой и чувственной Гвиэнт. Невысокая худенькая девушка, которая выглядит совсем юной — моложе остальных секретарей. Симпатичное треугольное личико, веснушки по бокам остренького носика, огромные испуганные глаза за тонкими стеклами очков в простой оправе. Темные волосы собраны в короткий аккуратный хвостик. Но при всем при этом не производит впечатления заморыша: фигурка вполне ничего и вообще смотрится очень женственной.

— Я счастлива служить вам, ваше высочество, блистательная.

Голос тихий, немного робкий. Эта девушка казалась до невозможности хрупкой и нежной, ее хотелось обнять, утешить, прикрыть от грубого и холодного мира, и Кэноэ подумалось, что она так трогательна в своей беззащитности, что, кажется, переигрывает. Похоже, эта тихоня не так проста, как хочет выглядеть.

Но додумать до конца ему, конечно, не дали. Церемония представления продолжалась, и перед ним представали все новые и новые члены его свиты.

— Таахел, инженер по связи.

Невысокий хрупкий человек, похожий на промокшую птицу. Глаза бегают. Неприятно.

— Эерган, инженер по информации.

Это технарь, сразу видно. Вон, даже планшет на поясе, причем, по меньшей мере, на класс выше, чем у Наарит.

Суперофицер третьего ранга Ровоам, начальник охраны вашего высочества!

Темно-серый парадный мундир Службы Безопасности, лицо решительное, волевое, над левой бровью раздвоенный шрам. Располагает к доверию.

— А где ваши подчиненные, суперофицер?

— Везде, ваше высочество! В том числе, и здесь. Они охраняют вас и вашу супругу и будут вашим надежным щитом во время полета и на Филлине.

Хотелось бы верить. А то больно бравый вид у начальника охраны. Как бы не подвел в реальном деле. Впрочем, его парни, будем надеяться, дело знают.

— Благодарю за службу, суперофицер! Но не огорчайтесь, если вашим подчиненным так и не представится возможности отличиться.

Начальник походной канцелярии (мощный детина с квадратным саквояжем на ремне через плечо), начальник курьерской службы (и за спиной — пятеро молодцеватых курьеров в одинаковых остроконечных шапочках с крылышками), врач с двумя помощниками, санитарами и санитарками (к сожалению, не доктор Дроам, а какой-то незнакомый пухленький типчик средних лет с неприязненным взглядом, а поклонился так, словно проглотил что-то плохо сгибающееся), начальник над слугами (две дюжины лакеев, выстроенных за его спиной в четыре ряда, хором пропели что-то приветственное), распорядитель, камерир (старший хозяйственник, мощный во всех смыслах мужик), главный гардеробщик... Кэноэ почувствовал, что, если можно так выразиться, заканчивает уставать.

— Меркуукх, старший честедержатель, ваше высочество.

— А где...

— Младший честедержатель Лмугэо уже вылетел на Таангураи, чтобы подготовить все к вашему прибытию, ваше высочество.

Вот и все. Не человек, а запечатанный сосуд. Ничего, время открыть его наступит позже. Благо, в ряду придворных Меркуукх — последний. За ним только экипаж Императорской яхты.

— Командир принц второго ранга Свэрэон, ваше высочество. Приветствую вас и ваших спутников на борту "Звезды"!

На принце Свэрэоне (к слову сказать, двоюродном дяде Кэноэ) был надет парадный космофлотовский мундир суперофицера первого ранга, а сам он производил впечатление бывалого космического волка. Его лицо с ранними морщинами, отчего он казался старше своих пятидесяти пяти лет, было покрыто темным "звездным" загаром, короткий ежик черных жестких волос был обильно припорошен сединой, взгляд темно-серых глаз был жестким и суровым. Однако Кэноэ хорошо знал, что таким принц Свэрэон бывает только на службе, дома же он каким-то непонятным образом преображается в доброго дядю Сво — шумного, глуховатого и слегка бестолкового, ничем не напоминающего бравого командира.

Интересно, что Свэрэон и жить умудрялся прямо на корабле, по-видимому, унаследовав тягу к странствиям от своей матушки — неугомонной принцессы первого ранга Тэхоэнт, много лет назад пропавшей без вести на одной из дальних колоний. На "Звезде" Свэрэон занимал обширные апартаменты, где безраздельно распоряжалась его жена Вэниэлт, которая сочетала в себе черты заботливой мамочки и властной домоправительницы, а на службе становилась пассажирским помощником в звании суперофицера второго ранга, беспрекословно выполнявшим приказы своего командира.

Впрочем, вот она, тетя Вэниэлт, стоит в шеренге офицеров корабля, отчего на душе становится как-то спокойнее. В детстве с полетов на "Звезде" начинались самые запоминающиеся приключения, и этот корабль всегда означал в его представлении нечто интересное и немного загадочное. Так было раньше, так будет и сейчас.

Ответив на приветствие последнего в ряду офицера, Кэноэ вступил на трап и начал подниматься по нему, сопровождаемый Кээрт, командиром и офицерами корабля, телохранителями и неожиданно появившимися вдруг охранниками и провожаемый десятками взглядов. Среди них, наверняка, были и враждебные, Кэноэ ясно чувствовал это, но сейчас это было не важно. "Тэй-й-и-и-н-нн, — манила, звала его в дорогу неслышная музыка, — тэй-и-и-нн"...

В пути будет время во всем разобраться.

Конечно, это был только обзорный экран, но иллюзия была полная. Планета за толстым выпуклым стеклом иллюминатора быстро уходила вдаль, а затем и вовсе скрылась в мутной пелене пробиваемой насквозь атмосферы. Голубизна неба сменилась космической чернотой, корабль слегка вздрогнул от нескомпенсированной перегрузки, по экрану проплыло и исчезло яростное косматое солнце, а затем на нем снова появилась планета — огромный сине-лиловый шар с белой рябью облаков. Шар медленно поворачивался над ними, вернее, это поворачивался сам корабль, ложась на курс.

Звукоизоляция в Императорских апартаментах была полная, однако динамики для пущей достоверности передавали в каюту обычные взлетные шумы, и Кэноэ своим опытным ухом уловил, как отдаленный вой взлетных двигателей сменяется глубоким гулом маршевых. Корабль отправлялся в путь.

В ту же секунду у них над головой ожил селектор.

— Ваше высочество, блистательная, — вкрадчиво прошелестело из динамика. — Командир счастлив сообщить, что корабль успешно завершил взлетные процедуры и благополучно лег на курс к планете Таангураи. Длительность разгона — десять стандартных суток. Счастливого вам полета! Командир корабля приглашает его высочество принца Кэноэ и его супругу принцессу Кээрт на торжественный обед, который состоится в 17.00 по корабельному времени в зале собраний. Нижайше благодарим за внимание.

Динамик с легким щелчком отключился, и Кэноэ, отстегивая ремни, встал с противоперегрузочного ложемента и помог подняться Кээрт.

— Вот мы и летим, — Кэноэ с улыбкой приобнял ее за плечи. — Домой?

— Домой, — счастливо вздохнула Кээрт. На секунду она крепко прижалась к нему, но затем вдруг выскользнула из его объятий. — Подожди, Кэно, я хочу посмотреть.

— Нашу планету из космоса? — Кэноэ подошел вслед за ней к фальшивому иллюминатору. — Разве ты ее раньше не видела?

— Видела, но только на экране.

— Ну, вообще-то, это тоже экран, — усмехнулся Кэно.

— Ну и что? — Кээрт, не оборачиваясь, пожала плечами. — Зато посмотри, как красиво!

Подойдя ближе, Кэноэ не мог не признать, что Кээрт целиком права. Планета медленно уплывала вдаль, сияя своими насыщенными цветами в бархатной черноте космоса. Она была так прекрасна, что Кэноэ вдруг ощутил мимолетную тоску. Увидит ли он ее еще раз? Что ждет его в этом полете? Кто на этом корабле его друзья, а кто — враги? И как же это, наверное, будет тяжело — подозревать всех и каждого, искать во всех поступках двойное дно и постоянно ждать нападения...

— Ты грустишь, — Кээрт, оторвавшись от экрана, ласково и встревоженно взглянула ему в глаза. — Пойдем лучше, покажешь мне, где здесь что и как. Ты ведь раньше летал на "Звезде"?

— Летал, — подтвердил Кэноэ, ощущая, как рядом с надежной теплотой Кээрт снова тают его страхи и тревоги. — Но не в Императорских же апартаментах! Так что, смотреть будем вместе.

Осмотр занял у них не меньше получаса. Конструкторы и дизайнеры, создававшие Императорские покои на корабле, хорошо понимали, что в космическом полете главные проблемы — это скука и однообразие. В распоряжении Кэноэ и Кээрт был целый маленький мирок, состоящий из небольших отсеков, соединенных между собой причудливо изогнутыми коридорчиками. По нему можно было бродить часами и всякий раз находить для себя что-то новое. Каждое помещение отличалось от остальных оригинальным, разностилевым дизайном. Проходя по всем этим коридорчикам и отсекам, наверняка, всегда можно было найти место, лучше всего соответствующее любому сиюминутному настроению. Больше всего поразило Кэноэ то, что в Императорских апартаментах на космической яхте не было и следа тяжеловатой и немного давящей роскоши, типичной для дворцовой архитектуры. Те, кто проектировал эти помещения, предназначали их для того, чтобы в них жить — приятно и со вкусом.

Особенно поразил Кэноэ огромный спальный помост, занимавший большую часть очередного отсека. Не понятно, как это удалось дизайнерам, но на том обширном ложе хотелось только предаваться любви, и, притом, немедленно.

— До семнадцати еще почти два часа, — прошептал Кэноэ на ухо Кэрт, показав на часы, висящие на стене рядом со схемой апартаментов. — Может, мы немножко здесь задержимся?

— Нет, Кэно, не сейчас, — Кээрт строго покачала головой. — Я хочу еще привести себя в порядок, а тебе, наверное, нужно получить ответы на кое-какие вопросы. Я ведь чувствую, что ты тревожишься, потому что чего-то не знаешь.

— Ваше высочество, — послышался из ожившего вдруг динамика деликатный голос камердинера Фруамса. — У вас просит аудиенцию старший честедержатель Меркуукх. Прикажете принять?

Кэноэ переглянулся с Кээрт. Ну что же, значит, все ясно.

— Просите, — сказал он. — Проведите его (он сверился со схемой) в ореховый кабинет. Я сейчас иду.

Войдя в отсек (точная копия Императорского рабочего кабинета во дворце в Метрополии), Кэноэ застал Меркуукха за странным занятием. Старший честедержатель стоял посредине помещения и сосредоточенно водил из стороны в сторону маленькой черной коробочкой с торчащей из нее короткой толстой антенной.

— Что это вы делаете? — поинтересовался Кэноэ вместо приветствия.

— О, прошу прощения, ваше высочество, — Меркуукх согнулся в глубоком церемониальном поклоне. — В ваше отсутствие я позволил себе провести в вашем кабинете поиск и нейтрализацию подслушивающих устройств.

— И с какими результатами? — Кэноэ сел за небольшой столик посреди кабинета и жестом пригласил садиться Меркуукха.

— Никак не могу найти один датчик, ваше высочество... Ах, вот оно... Ах, шалуны! — Меркуукх двумя пальцами осторожно снял со своего мундира какой-то крошечный предмет, похожий на соринку, и старательно втоптал его каблуком в ковер. — Еще раз прошу прощения, ваше высочество. Но мне подумалось, что вы бы не хотели иметь рядом с собой чужие уши.

— Вам правильно подумалось, — миролюбиво кивнул Кэноэ. — Садитесь, Меркуукх. Итак, что еще — кроме этих подслушивающих устройств — побудило вас просить об аудиенции в первый же час полета?

— Ваше высочество, — Меркуукх привстал с кресла и наклонил голову. — Я посмел нарушить ваш отдых, движимый целью сообщить вам, что в этом полете, наряду с моими обычными обязанностями, на меня возложена дополнительная ответственная миссия...

— Я полностью осведомлен о вашей миссии, — нетерпеливо оборвал его Кэноэ. — Я уже знаю, что вы будете обеспечивать вашу безопасность, а в определенных ситуациях я должен беспрекословно подчиняться вам. И давайте без титулов, Меркуукх. Поведем нормальный деловой разговор. Мне известно, что здесь, на корабле, есть и наши друзья, и наши враги, но я не знаю, кто они. Я не хочу и не могу подозревать всех и каждого и шарахаться от каждой тени. Внесите мне ясность, Меркуукх. Кому в своем окружении я могу доверять?

— В первую очередь, Таутингу, — решительно сказал Меркуукх.

— Потому что он уже летал с нами в 38-ю провинцию?

— Не только, — Меркуукх сделал небольшую паузу. — Начальник вашей личной канцелярии заслуживает вашего доверия и по той причине, что несмотря на свою молодость он занимает некий весьма важный пост в Союзе Борьбы. И ему тоже поручено заботиться о вашей безопасности.

— Понятно, — умный, старательный и ответственный Таутинг, и в самом деле, вполне естественно смотрелся в роли подчиненного Суорда. — А Наарит

— Возможно, вам будет забавно, — губы Меркуукха дрогнули в еле заметной усмешке, — но среди всех секретарей — ваших и блистательной Кээрт — только она одна — настоящая.

— То есть?

— Она единственная, у кого нет каких-либо... параллельных обязанностей. Просто хорошая умненькая девушка из очень приличной семьи. Закончила Академию управления, стало быть, профессионал высокого класса. В этом же качестве и попала в вашу свиту. Ни в чем никогда не подозревалась и ни в чем не замешана.

— Ясно, — кивнул Кэноэ. — А в чем замечен мой третий секретарь?

— Хургаад? Он — Служба Безопасности, ваше ближнее прикрытие. Выполняет, примерно, те же задачи, что и Таутинг, но только с помощью своей агентуры. На него вы, бесспорно, тоже можете положиться.

— А какие функции в моем окружении выполняет Гвиэнт? — Кэноэ поймал себя на том, что не может совершенно равнодушно произнести это имя.

— Формально, то же самое: ваша безопасность. Только со своей стороны. Ее приставил к вам спецотдел Космофлота.

— Выходит, именно ее мне и надо опасаться? — спросил Кэноэ с чувством некоторого облегчения. Гвиэнт до сих пор притягивала его, и ему подумалось, что ее проще будет воспринимать как врага.

— Ее? Не уверен, — с сомнением произнес Меркуукх. — Понимаете, ее назначили вполне открыто и официально, уже поэтому не может быть, чтобы она скрытно работала против вас. Конечно, бывает, что темнее всего оказывается под фонарем, но... — Меркуукх неопределенно покачал головой. — Сомнительно, очень сомнительно.

— И все же, она появилась здесь неспроста, — сказал Кэноэ.

— Безусловно! Такие девушки никогда не появляются просто так. Ее внешность — сильное оружие, вопрос только, на кого оно будет направлено.

— Это оружие очень сильно действует на меня, — нехотя признался Кэноэ. — Знаете, у каждого мужчины есть свой тип женщины. Одним нравятся худенькие и стройные, другим — пышные красавицы, вроде нашей Наарит. Понимаете? Так вот, Гвиэнт — это мой тип! Тот, кто назначил ее сюда, очень хорошо изучил мои вкусы и знал, что я не смогу не обратить на нее внимание.

— Вполне вероятно, вполне вероятно, — задумчиво нахмурил брови Меркуукх. — Ваша дружная пара кое у кого вызывает неприязнь и непременное желание ее разбить. Конечно, за тем, что находится на виду, наверняка, прячется и еще что-то, но и такая цель, безусловно, может присутствовать. Особенно, в свете появления в роли первого секретаря вашей супруги Уэрмана.

— А он кто такой, этот красавчик? — Кэноэ ощутил в своем голосе неприязнь.

— Управление Двора. Профессиональный утешитель одиноких жен и отвергнутых любовниц. Но во всем остальном, кажется, вполне безобиден. Вам нужно только уделять достаточно внимания вашей прекрасной супруге и не поддаваться на провокации самому.

— Я постараюсь так и поступать, — кивнул Кэноэ. — Итак, остается Раэнке. Кого представляет здесь она?

— О, может быть, я не совсем точно выразился. Она, насколько мне известно, не имеет никакого отношения к подполью или спецслужбам. Просто Раэнке — это блат, махровый блат. Дальняя родственница некого высокопоставленного лица, устроившего свою протеже в Управление Двора, а затем пропихнувшего ее в вашу свиту. Такое впечатление, что девочка еще не привыкла к своему новому положению. Отсюда — робость и смущение, которые кажутся несколько наигранными. Однако девочка она неглупая, аккуратная и усидчивая. Будет лезть из кожи вон, чтобы зарекомендовать себя с хорошей стороны. Мне кажется, она еще, так сказать, чистый лист и будет верна тому, кто напишет на нем свое имя первым.

— Благодарю вас, — Кэноэ слегка наклонил голову. — С секретарями мы разобрались. Кто дальше? Могу ли я, например, доверять своему начальнику охраны?

— Полностью. Суперофицер Ровоам не хватает звезд с неба и не посвящен в некоторые вещи, но это очень компетентный специалист, честный и самоотверженный служака. Он и его люди, не колеблясь, выполнят свой долг даже ценой собственной жизни. Единственная проблема в том, что они ориентированы, так сказать, на внешнюю опасность и к борьбе с врагом, пробравшимся в ряды своих, они, скорее всего, не совсем готовы.

— А у вас есть подозрения, кто может быть этим внутренним врагом?

— К сожалению, нет, — Меркуукх виновато развел руками. — Все остальные — это вполне лояльные и проверенные работники Управления Двора. Правда, непосредственно перед поездкой в вашей свите было сделано сразу несколько срочных замен, что необычно. Кандидатуры обоих инженеров — Таахела и, как его, Эергана были окончательно утверждены, буквально, вчера. Начальника курьерской службы вообще выдернули прямо из отпуска, хотя на эту должность хватало и других кандидатов. Затем, с вами должен был лететь ваш личный врач, Дроам, но накануне отлета он вдруг сам заболел...

-Что с ним? — почти перебил Меркуукха Кэноэ.

— Не беспокойтесь, ничего опасного, обострение старого ревматизма. Но отправиться вместе с вами он, понятное дело, не смог. Доктор Хаорн, который был назначен на его место, — немного странный человек. Если бы я не знал его много лет, я бы сказал, что он вызывает подозрения. Но Хаорн решительно не может быть заговорщиком. Он невероятный болтун, ему нельзя доверить никакую тайну, кроме врачебной.

— Враг не обязательно должен занимать какой-либо важный пост в моей свите, — хмуро заметил Кэноэ. — С тем же успехом он может быть каким-нибудь третьим помощником младшего подметальщика и все время прятаться в тени, пока мы шарим на виду.

— Нет, это абсолютно исключено, — покачал головой Меркуукх. — Вполне вероятно, что у противника есть агентура среди слуг, но это не более чем простые исполнители. Понимаете, простому, не доверенному, слуге не так легко добраться до вас или вашей супруги. У каждого из них свои жестко закрепленные обязанности, каждый в любое время должен находиться на строго определенном ему месте. Все они постоянно под контролем, да еще и следят друг за другом — эта система отработана тысячелетним опытом и не дает сбоев. Конечно, при определенных обстоятельствах и простой лакей может немало наворотить, но строить на этом серьезную операцию я бы не стал. Если здесь прячется враг, он должен быть где-то рядом.

— Но враг точно есть? — для очистки совести задал наивный вопрос Кэноэ.

— Увы, есть. Причем, как минимум, двое.

— А почему вы так решили? — вскинул голову Кэноэ.

— Дело в том, что между окончанием церемонии представления и отлетом с борта Императорской яхты было отправлено шесть закодированных сигналов. Один из них — мой, об источниках трех других, в том числе, о нашей дорогой Гвиэнт, мне известно. Значит, остаются два чужих.

— Что же, хоть в чем-то определились, — невесело усмехнулся Кэноэ. — Теперь давайте подумаем над тем, что мне может угрожать.

— Я не думаю, что вас хотят убить, — Меркуукх успокаивающе положил руки на стол. — Ваше высокое положение служит вам лучшей защитой. Вы ведь не только Императорский Подручный, но и принц Императорского Дома. Если с вами случится... нечто серьезное, это вызовет широкий общественный резонанс, начнется расследование, которое, к тому же, будет вестись квалифицированными сотрудниками Службы Безопасности и без особого соблюдения законных процессуальных норм. Идти на такое преступление — слишком большой риск. Всегда есть опасность, что какие-то концы не удастся зачистить, и что-то выплывет наружу. Да и, признаться, в этом нет никакой нужды. Цинично говоря, ваша гибель не изменит ничего. Император назначит другого Подручного, и он выполнит то, чего не смогли сделать вы.

— Могут быть разные обстоятельства, — хмуро заметил Кэноэ. Предупреждения Оонка и Суорда по-прежнему казались ему более весомыми, чем оптимистичные рассуждения Меркуукха.

— Безусловно, могут. Равно как вас могут похитить, отравить или вывести из строя какими-либо иными средствами. Но только если церемонию принятия по Высокую Руку необходимо будет оттянуть — любой ценой. И, как мне кажется, если таковые планы существуют, они будут исполняться на Филлине и руками филитов, скорее всего, используемых втемную. Но это, согласитесь, уже другая опасность, и от нее вас будут защищать уже другие люди. Я считаю, на них можно будет положиться.

— Я понимаю, — кивнул Кэноэ. — Дело в самой церемонии, а не во мне. Давайте поставим вопрос по-другому. Какие есть способы ее сорвать или, хотя бы, надолго отложить?

— Минуточку, — пробормотал Меркуукх. — Конечно, если ко времени нашего прилета на Филлине будут идти полномасштабные военные действия, ни о какой церемонии не может быть и речи. Но это — уже вне нашей с вами сферы влияния. Во всех иных же случаях отменить или отложить церемонию можете только вы — как полномочный представитель Императора.

— А разве у меня есть такое право?

— Есть. Подручный может изменить и даже отменить Указ Императора, если этого потребуют интересы державы. Ведь может так оказаться, что за то время, что прошло после издания Указа, ситуация успела коренным образом измениться. Или даже сам Указ мог быть подготовлен на основании неверной или злонамеренно искаженной информации. На месте, как говорится, всегда виднее. Подручный — это не простой исполнитель поручения Императора, это полновластный проводник его воли.

— Тогда мне особенно надо беречься, — хмуро сказал Кэноэ.

— Безусловно. Но и вы не беззащитны. Давление, шантаж, угрозы убить вас или вашу супругу? Со всем этим мы в состоянии справиться...

— Послушайте, — Кэноэ пришла в голову новая идея. — Все эти ритуалы требуют безукоризненного выполнения каждой мелочи. Может ли вся церемония быть признанной недействительной из-за какого-либо нарушения? Вы должны это знать!

— О да, конечно, может! Но здесь тоже есть одна хитрая загвоздка. Дело в том, что решение о признании церемонии несостоявшейся принимаете опять же вы, а указывать вам на допущенные значимые ошибки могу лишь я, старший честедержатель. И, как ни прискорбно мне это признать, в такой ситуации мне придется поставить политическую целесообразность выше требований протокола. Ну, а кроме меня и Лмугэо, который тоже не станет поднимать шум, никто даже и не заметит, если что-либо было сделано не так.

— Все равно получается, что если они захотят обязательно сорвать принятие планеты под Высокую Руку, им придется что-то сделать со мной, — помрачнел Кэноэ. — Я должен либо оказаться не в состоянии провести церемонию, либо сам отменить ее.

— Все это так, так, — медленно произнес Меркуукх. — Я сейчас попытался поставить себя на место ваших противников и вдруг увидел за них решение. Очень изящное решение. Если воплотить его в жизнь, вы не просто захотите отменить церемонию, но будете сами искать малейший повод, чтобы это сделать! И что-то мне говорит, что такие поводы вам предоставят, чтобы позволить вам сохранить лицо.

— О чем вы, Меркуукх?! — заинтересовался Кэноэ.

— Когда вы спросили, что может сделать церемонию недействительной, я начал вспоминать, что может сорвать ее. В принципе, если не следить за чистотой соблюдения ритуалов, обойтись можно без всего, даже без Императорских грамот о признании Филлины колонией. Был уже прецедент, и в случае их утери вы имеете право составить и подписать новые! Но есть одна вещь, без которой никакая церемония не состоится! Хрустальный жезл! О том, как точно нужно принимать под Высокую Руку, не знает никто, но всем известно, что Императорскому Подручному положен Хрустальный Жезл! Если его украсть или уничтожить, вам придется все отменить и возвращаться домой. А Император, чтобы сохранить честь державы, обязан будет подтвердить ваше решение!

— Но это же только копия, — слабо запротестовал Кэноэ.

— Это не просто копия. Сейчас их всего одиннадцать на всю Империю. Каждый из малых Жезлов тысячи лет назад создавали великие мастера, прошедшие специальный ритуал, который давно забыт, а их творения хранили дюжину дюжин лет вместе с настоящим Хрустальным Жезлом, чтобы они пропитались подлинным Звездным Светом... Ну, и не говоря еще и о том, что это очень сложное и совершенное электронное устройство, настроенное лично на вас и содержащее множество допусков, ключей и паролей. Если лишить вас вашего Жезла, его невозможно будет заменить.

— И что вы собираетесь предпринять, чтобы не допустить этого? — обеспокоенно спросил Кэноэ.

— Надо подумать... Сейчас ваш Жезл находится в капитанском сейфе. Я, пожалуй, изыму его оттуда и переложу в свой, заменив его копией.

— Вы не доверяете принцу Свэрэону?! — Кэноэ добавил в свой голос нотку холода.

— Что вы?! — кажется, Меркуукх даже испугался. — Прошу простить меня, если я своими невразумительными словами заставил вас так подумать! Я хотел сказать, что его светлость принц второго ранга Свэрэон не совсем посвящен во все обстоятельства вашей миссии и может просто не знать о том, какой опасности подвергается Хрустальный Жезл. Капитанский сейф, в отличие от моего, к сожалению, не представляет собой последнего слова техники и может быть вскрыт квалифицированным специалистом. А я не ручаюсь, что такого специалиста сейчас нет на борту.

— Хорошо, вы меня убедили, — кивнул Кэноэ. — Значит, вы сейчас позаботитесь о том, чтобы перенести Хрустальный Жезл в безопасное место. А дальше будем смотреть в оба и искать этих двух наших противников.

— Да, ваше высочество, — Меркуукх встал из-за стола и исполнил глубокий поклон. — И хочу заверить, у вас пока нет повода для волнения. Если здесь, на корабле, что-либо затевают против вас, это должно произойти не сейчас, а много позже, не ранее вашего отлета с Таангураи или даже Тэкэрэо. Вашим недругам нет резона спешить, иначе их выигрыш времени окажется недостаточно значительным.

— Я это учту, — сказал Кэноэ, тоже поднимаясь и отвечая на поклон кивком.

Аудиенция была завершена, а до семнадцати часов как раз оставалось достаточно времени, чтобы тоже привести себя в порядок перед торжественным обедом.

Глава 21. Клещи и прочие паразиты

— Подручный Императора, его высочество принц Кэноэ! Блистательная принцесса Кээрт!

Переступая порог отсека, Кэноэ едва не споткнулся. Зал собраний корабля был полон народу, яркие светильники бросали отблески на золотое шитье парадных мундиров, серебряные галуны, хрустальные бокалы на покрытых крахмально-белыми скатертями столах. Экипаж, свита, даже лакеи и официанты застыли, согнувшись в поклоне.

Картина знакомая и, прямо скажем, насквозь привычная, но, если можно так выразиться, с другой стороны. По своему статусу, Кэноэ много раз присутствовал на подобных приемах, но никогда Императорские почести не оказывались ему самому. От этого становилось немного не по себе, будто бы он появился перед гостями в одежде с чужого плеча.

Однако смущение ушло так же быстро, как и пришло. Ему вспомнилось, как, порой, смотрела на него толпа во время открытия новых отделений Императорской страховой компании, которая сейчас, если верить господину Грауху, официально прекратила свое существование. От тех взглядов — восторженных, ждущих и жадных, действительно, иногда хотелось спрятаться, здесь же он выступал лишь в качестве символа, части обязательного ритуала, если хотите, зрелища.

Что же, пусть все эти люди получат то, ради чего собрались. Взяв за руку Кээрт, Кэноэ медленно и торжественно последовал через весь отсек к дальнему столу, где стоя ждали его командир Императорской яхты принц второго ранга Свэрэон и его жена, пассажирский помощник суперофицер второго ранга Вэниэлт, оба — в парадных космофлотовских мундирах.

Идя через зал, Кэноэ жалел лишь о том, что когда-то на занятиях по придворному церемониалу уделял слишком мало внимания и усердия так называемому торжественному шагу и не умел шествовать так величественно и величаво, как дядя-Император. Правда, они с Кээрт тоже должны были выглядеть очень эффектно: она — в воздушном белом платье и с красиво уложенными золотистыми волосами, он — в синем с золотом космофлотовском мундире с нашивками суперофицера первого ранга. Поэтому Кэноэ решил, что для первого появления перед публикой сойдет и так.

Кажется, ему уже начинало нравиться быть Императорским подручным.

Сам по себе торжественный обед не произвел на Кэноэ особого впечатления. Как говорится, если ты видел одно подобное мероприятие, ты видел их все. Ему даже не надо было произносить речи, исполнять какие-либо ритуалы и вообще что-то делать — достаточно было поднимать вверх бокал на каждом из одиннадцати официальных тостов, провозглашаемых капитаном Свэрэоном, да периодически подцеплять крохотной двузубой вилочкой розетку деликатесного мясного или креветочного фарша и легким движением руки изящно отправлять его в рот. Миниатюрность порций навевала легкую тоску, тем более, что все остальные в еде себя не ограничивали. Увы, но протокол церемонии, согласно которому новоиспеченный Императорский подручный должен был разделить трапезу со своими спутниками, не конкретизировал, кому сколько достанется.

После последнего, одиннадцатого, тоста, которые полагались ему как Подручному и принцу первого ранга, Кэноэ и Кээрт встали из-за стола и торжественно покинули зал, сопровождаемые старшими офицерами корабля.

На этом официальная часть и завершилась. Леди пассажирский помощник, перевоплотившаяся в тетю Вэниэлт, пригласила Кээрт себе в каюту — "посидеть и посплетничать о вещах, не предназначенных для грубых мужских ушей", а принц Свэрэон, заговорщицки ухмыляясь, приоткрыл перед Кэноэ массивную герметичную дверь с табличкой "только для экипажа".

— Вот такое мое хозяйство, — капитан Свэрэон обвел широким жестом россыпь экранов на стенах тесной командирской рубки. — Можно сказать, ты сейчас видишь мозг корабля. Такой чести удостаиваются далеко не все пассажиры.

— Да уж, — засмеялся Кэноэ, наливая себе в высокий стакан пенистого кробро. — Знаете, дядя Сво, когда я в детстве летал на "Звезде", я всегда мечтал о том, чтобы заглянуть сюда хотя бы одним глазком.

— А теперь? — улыбнулся Свэрэон, с шумом отхлебнув из своего стакана.

— Теперь я вырос и стал мечтать о других вещах, — вздохнул Кэноэ. — Вообще, я заметил, многие наши детские мечты потом сбываются, вот только мы к тому времени уже перестаем быть детьми.

— У меня в детстве была мечта объехать всю Метрополию и побывать на всех планетах, — доверительно сообщил Свэрэон. — А потом она просто стала моей работой, и это уже не так интересно. Ты тоже думал о таком, племянник?

— В детстве я думал и о Дальнем Космосе, — согласился Кэноэ. — Хотя вообще-то мои мечты обычно были более приземленными. Например, про эту рубку, где мы с вами сейчас находимся, ходило столько интересных слухов, и мне, помню, отчаянно хотелось их проверить.

— Я думаю, большая часть этих слухов была полностью обоснованной, — Свэрэон снова с гордостью обвел взглядом свое хозяйство. — Ты ведь знаешь, "Звезда" — это во многих отношениях совершенно уникальный корабль. Например, его система обеспечения безопасности пассажиров вообще не имеет аналогов. Ты ведь в курсе, что на каждом корабле космофлота существует спасательная камера? А на "Звезде" такой камерой являются, по сути, все пассажирские отсеки.

— Это как? — не понял Кэноэ.

— Смотри, — коснувшись кнопки на командирском пульте, Свэрэон вывел на один из экранов большую трехмерную схему. — Пассажирские палубы на "Звезде" заключены в шар, окруженный со всех сторон хозяйственными и служебными отсеками, которые в случае аварии, например, при попадании метеорита, примут на себя удар, спасая центральную цитадель.

— Но в самой цитадели просматриваются, по меньшей мере, три слоя, — заметил Кэноэ, с интересом разглядывая схему.

— На самом деле их пять, включая центральный, где расположены Императорские апартаменты, — кивнул Свэрэон. — Конечно, планировка сложноватая, но это сделано опять-таки по соображениям безопасности. Корабль разделен на большое число герметичных отсеков, однако, обрати внимание, что все без исключения помещения имеют, как минимум, два выхода. И абсолютно из любого отсека можно попасть в пронизывающую весь корабль систему переходов. Кстати, на официальной схеме их нет, там показаны только эти кольцевые и радиальные служебные коридоры.

— А это еще зачем? — удивился Кэноэ.

— Наверное, те, кто проектировал "Звезду", принимали во внимание даже угрозу его захвата. Этого не знает сегодня, наверное, уже никто, но корабль оснащен системой распознавания "свой-чужой". Она идентифицирует и локализует всех, кто находится внутри корабля. Чужой никогда не войдет в переходы, а для пассажиров и экипажа вход контролируется многоуровневыми допусками. Первый допуск — только у меня. Тебе я, кстати, присвоил второй, как и нескольким моим офицерам.

— И что дает этот второй допуск?— поинтересовался Кэноэ.

— О, довольно широкие полномочия. Вплоть до права пользования внутренней транспортной системой — специальными капсулами. Первым — внешним — уровнем сети могут пользоваться все офицеры и даже некоторые пассажиры, но основная часть доступна лишь немногим. Это не афишируется, но благодаря этим капсулам я почти из любой точки корабля могу за считанные секунды попасть в командирскую рубку и, при необходимости, мгновенно восстановить управление кораблем.

— Здесь находится дублирующий пункт управления? — Кэноэ еще раз посмотрел на стены рубки, буквально каждый квадратный сантиметр которых был занят экранами, переключателями или сигнальными лампочками.

— Здесь находится основной пункт управления всей жизнедеятельностью корабля, — с легкой снисходительностью улыбнулся Свэрэон. — Отсюда можно сделать все. Запустить двигатели и заглушить двигатели, закрыть или открыть любые двери, даже откачать из какого-либо отсека воздух или пустить туда снотворный газ...

— Но вы же не всегда здесь, — заметил Кэноэ.

— А в этом и нет нужды. Все здесь полностью автоматизировано, центральный компьютер постоянно анализирует обстановку и в критической ситуации способен принять верное решение быстрее, чем человек даже осознает возникновение проблемы.

— И в случае аварии... — начал Кэноэ.

— В случае серьезной аварии автоматика за долю секунды отделит от корабля двигательный отсек — как известно, почти все космические катастрофы происходят именно по его вине. Или вовсе отстрелит центральную цитадель, которая тогда отправится в самостоятельный полет.

— Самостоятельный? — удивился Кэноэ.

— Естественно! "Звезда" — это, фактически, корабль в корабле. Центральный шар обладает собственными двигательными установками, а его гравикомпенсаторы мы даже используем при подготовке к прыжку в качестве резервных. Хочешь, продемонстрирую?

— Не надо, — миролюбиво махнул рукой Кэноэ.

— Нет! — чувствовалось, что дяде Сво уже давно не приходилось демонстрировать достоинства своего корабля перед пассажирами, и ему не хотелось обрывать процесс. — Смотри, ты сейчас сам увидишь, как автоматика подстроит работу резервных гравикомпенсаторов к основным!

Повернувшись к пульту управления, Свэрэон защелкал переключателями. Один из экранов на ближней стене начал медленно разгораться, демонстрируя Кэноэ привычную схему распределения масс внутри корабля. На больших шкалах в центре пульта вздрогнули и поползли вверх яркие оранжевые стрелки.

Внезапно Кэноэ пронзило чувство тревоги. Вдруг обострившееся чутье пилота подсказало ему, что в окружающей картине что-то пошло не так. Переборки пронзила мелкая, вначале едва ощутимая, но все усиливающаяся дрожь. На одной из шкал гравикомпенсаторов оранжевая стрелка резко заколебалась, прыгая то вверх, то вниз. Словно ниоткуда возник напряженный ноющий звук.

Все это уложилось менее чем в три секунды. Капитан Свэрэон, мгновенно отреагировав на опасность, резко бросил тумблер в нейтральное положение. Непонятный звук оборвался, стрелки на шкале, погаснув, вернулись в исходное положение, дрожь утихла. Все произошло настолько быстро, что, казалось, вообще не происходило. Но дядя и племянник, молча смотревшие друг на друга, знали, что все случилось на самом деле.

— Внимание вахтенному механику, — Свэрэон, коротко прокашлявшись, взял микрофон селекторной связи. — Говорит капитан. Срочно проверить состояние резервных гравикомпенсаторов. По исполнению — немедленно доложить!

Кэноэ молча сделал большой глоток кробро, почти не чувствуя вкуса. Тревожные подозрения, которые пытался развеять Меркуукх, вспыхнули в нем с новой силой. Молчал и Свэрэон. Кэноэ, неплохо зная характер своего двоюродного дяди, чувствовал, что тот больше разгневан, чем встревожен, но пока сдерживает себя.

— Капитан, докладывает вахтенный механик, старший офицер второго ранга Мсиэл, — раздалось из динамика через несколько минут, показавшихся им обоим вечностью. — Мы обнаружили причину неисправности. Очевидно, при проведении последней профилактики на базе кто-то оставил внутри кожуха распределительного узла резервных гравикомпенсаторов универсальный ключ. Это вызвало короткое замыкание и разбалансировку системы. Неисправность устраняется.

— Спасибо, Мсиэл, — сдержанно поблагодарил механика Свэрэон и, отключив селектор, дал волю своему гневу.

— Это неслыханно! — капитан с яростью ударил кулаком по подлокотнику своего кресла, аккуратно выбрав место, где не было ни кнопок, ни переключателей. — До чего докатился космофлот! Кто-то забыл ключ в распределителе! А почему, тьма его побери, не в маршевом реакторе!? Распустились все там! С ума все посходили, что ли?! Я им там устрою!...

— Дядя Сво, — хладнокровно прервал поток ругательств Кэноэ. — А какие могли бы быть последствия этого... инцидента?

— Нам еще повезло, что мы обнаружили все сейчас, в начале разгона, когда нагрузка на компенсаторы минимальная, — немного успокоился Свэрэон. — Обычно резервные гравикомпенсаторы включаются непосредственно перед прыжком, а тогда, тьма его разбери, вообще могло случиться все, что угодно! Вплоть до мгновенного разрушения самого компенсатора! Я даже не представляю, как на это отреагировала бы защитная автоматика! Может быть, половина корабля вошла бы в прыжок, а центральная цитадель осталась бы в обычном пространстве с релятивистской скоростью. Я немедленно займусь расследованием! Я радирую в центр и потребую от них, чтобы они навели порядок на своих базах! Я устрою механикам такую взбучку, что они век будут помнить, как не проводить проверку всех агрегатов перед стартом!

— Не надо, — устало попросил Кэноэ.

Он почему-то не сомневался, что никакая проверка ничего не даст. Если кто-либо решил таким образом избавиться от нового Императорского Подручного, он, наверняка, надежно спрятал все концы в воду, причем, может быть, и в прямом смысле. В такой ситуации поднимать шум означало лишь демонстрировать свою слабость.

— Как это не надо?! — капитан Свэрэон продолжал бушевать, все больше распаляясь. — Весь корабль находился под угрозой! Ваша жизнь находилась под угрозой! Даже Императорское поручение находилось под угрозой! Я обязан немедленно дать ход расследованию!

— Хорошо, — согласился Кэноэ. — Но пусть расследование будет тайным и ограничено стенами корабля. Делами базы займемся по возвращении.

— Все должно быть открытым и гласным! — Свэрэон упрямо ударил кулаком по подлокотнику. — Нам нечего скрывать, и я не позволю, чтобы мой экипаж находился под подозрением! Я немедленно оповещу офицеров корабля об этом инциденте и потребую их содействия в проведении дознания!

— Суперофицер первого ранга Свэрэон! — произнес Кэноэ звенящим металлическим голосом, поднявшись со своего кресла. — Властью Императорского Подручного я приказываю — никаких открытых расследований, никакой огласки! Если это случайность, чья-то небрежность, пусть она и останется случайностью! Если ключ оказался внутри кожуха намеренно, пусть тот, кто это сделал, до поры до времени не узнает, что его трюк раскрыт. Иначе, ежели он и сейчас находится на корабле, он может сделать потом другую попытку, с другим агрегатом. Поручите механику Мсиэлу негласно провести проверку всего оборудования — и основного, и резервного, а о результатах доложить лично вам. Так же негласно выясните, кто из членов экипажа имел возможность подложить ключ и обладает достаточной квалификацией, чтобы вызвать таким образом короткое замыкание. Как только удастся что-либо выяснить, немедленно сообщите мне, а я распоряжусь, чтобы подозреваемых взяли под скрытый надзор.

— Слушаюсь, ваше высочество! — капитан Свэрэон, тоже уже стоя на ногах, четко отдал честь. Дисциплина старого космического волка оказалась сильнее раздражения и упрямства. — Разрешите выполнять?!

— Выполняйте! — кивнул Кэноэ и добавил, сбавив тон до доверительно-родственного: — Не обижайтесь, дядя Сво, так надо. И не беспокойтесь, гарантию даю, что никто на корабле ничего не успел заметить. Так, задрожало чуток и тут же прекратилось. Даже я, если бы в тот момент не здесь с вами был, ничего бы и не почувствовал.

— Ладно, — капитан Свэрэон устало махнул рукой. — Тайно, значит тайно. Попробую что-то выяснить, хоть и не люблю я эти интриги. Я от них в космос сбежал, а они меня и здесь достают. Ну что, посидим еще или пойдешь?

— Пойду, наверное. — Кэноэ осторожно оперся на пульт. Как тут быстрее всего ко мне попасть?

— Очень просто, — Свэрэон снова оживился. — Садись обратно в кресло. Видишь на том экране схему? Найди номер отсека, где ты хочешь оказаться, нажми большую кнопку под левым подлокотником и громко назови его. А там автоматика все сделает.

— Сейчас попробуем, — Кэноэ, снова расположившись в кресле, с интересом взглянул на схему.

— Подожди, племянник, — Свэрэон удержал его руку. — Знаешь, на всякий случай запомни. Обращай внимание на кнопки пожарной сигнализации. Чтобы попасть в переходы, открой крышку и просто прикоснись рукой к кнопке, не нажимая ее. Автоматика сама опознает тебя и откроет вход. А датчики содержания углекислого газа — это ключи к транспортной системе. Тоже поднимешь крышку, прикоснешься пальцем к нижнему краю шкалы, и рядом с тобой раскроется капсула. Я на всякий случай дам тебе расширенный допуск, чтобы ты мог попасть и в рубку, и вообще куда угодно. Код рубки — один, просто один. Здесь введешь на клавиатуре пароль — три единицы, тройку и букву "С", и корабль твой. Чтобы разобраться, просто выведешь на экран справку. Запомнил?

— Спасибо, дядя Сво, — Кэноэ понимающе посмотрел на Свэрэона. — Я запомню.

Левая рука с некоторым усилием вдавила внутрь кнопку.

— Тридцать пять!

Пол вокруг кресла вдруг пришел в движение. Мгновенно схлопнувшись, он заключил сидение вместе с Кэноэ в полупрозрачный овальный кокон. В следующее мгновение он стремительно провалился вниз. Последнее, что успел увидеть Кэноэ, это широкую улыбку на лице капитана Свэрэона.

Головокружительное путешествие по туннелям, напоминающим внутренности огромного монстра, длилось всего несколько секунд и завершилось резким торможением. Капсула оказалась в горизонтальном тупичке, освещенном, как и все переходы, тусклым лиловым светом. С тихим шипением овальный кокон разошелся в стороны, а стена, в которую упиралась капсула, отъехала вбок. Впереди виднелся обычный корабельный коридор с серо-голубыми стенами и зеленоватым ковровым покрытием на полу. Если Кэноэ не ошибся, за два поворота отсюда должен был находиться вход в Императорские апартаменты.

— Однако, — громко сказал Кэноэ, поднимаясь с кресла. После непосредственного знакомства с внутрикорабельным транспортом у него слегка кружилась голова. — Как по мне, лучше пользоваться нормальными коридорами и лифтами.

Прислушиваясь к своим ощущениям, Кэноэ сделал несколько неуверенных шагов. Стена мягко и бесшумно закрылась у него за спиной, и лишь неприметная шкала датчика углекислоты чуть ниже уровня глаз свидетельствовала о том, что за ней что-то может скрываться.

Голова, вроде бы, пришла в норму, и Кэноэ медленно пошел вперед, с интересом оглядываясь на закрывшуюся стену. Завернув за угол, он неожиданно натолкнулся на спешившего навстречу человека, сбив его с ног.

— Вот те раз! — непроизвольно вырвалось у Кэноэ.

У его ног, беззвучно открывая и закрывая рот, сидел с самым оторопелым видом толстенький доктор Хаорн.

— Сожалею, — миролюбиво сказал Кэноэ, протягивая руку. — Вставайте, доктор.

— Нет! — неожиданно тонким для его солидной комплекции голосом взвизгнул Хаорн. — Я не приму вашей помощи, ваше высочество!

Он проворно отполз в сторону и, неуклюже встав на четвереньки, начал подниматься, придерживаясь за стену.

— Вам, право, не стоило так нервничать, — заметил Кэноэ, несколько удивленный странной реакцией Хаорна. — В конце концов, в том, что мы с вами столкнулись, нет вашей вины.

— Нет, ваше высочество! — выкрикнул Хаорн, отодвигаясь от Кэноэ. — Я сознательно отказался от вашей помощи, потому что не хочу ее принимать!

— Почему? — приподнял бровь Кэноэ. К чувству удивления стало примешиваться недоумение. — Вы можете открыть мне причины такого... нехотения? Я вам не нравлюсь?

— Вы приказываете?! — доктор Хаорн изобразил нечто, напоминающее поклон.

— Я прошу, — спокойно сказал Кэноэ. — Нам с вами предстоит долгое совместное путешествие, и мне бы хотелось узнать о вас больше.

— Хорошо! — Хаорн выпятил грудь и даже, кажется, встал на цыпочки, чтобы казаться выше. — Я скажу! Я не хочу принимать вашей руки, ваше высочество, потому что считаю вас паразитом!

— Кем?! — Кэноэ показалось, что он ослышался.

— Паразитом! — с отчаянной гордостью повторил Хаорн. — Вы — прыщ на теле трудового народа! Вы ничего не производите, не выполняете никакой полезной работы, а только потребляете, пожирая созданные другими людьми богатства!

— У вас интересные взгляды, — ничуть не кривя душой, произнес Кэноэ, стараясь не выдать интонацией появившееся у него чувство легкой брезгливости. — Однако, я вижу, это не мешает вам служить в Управлении Двора.

— Не мешает! — тоненько выкрикнул Хаорн. — Я маленький человек, и потому жалок и подл! Я тоже паразит, причем, вдвойне, я паразитирую на других паразитах! Если вы — прыщ, то я клещ, присосавшийся к этому прыщу! Ма-а-аленький такой безобидный клещик. Может быть, даже в чем-то полезный.

— Интересно, зачем вы мне все это говорите? — спросил Кэноэ, ловя себя на том, что он, и в самом деле, смотрит на Хаорна как на некое редкое насекомое.

— Я — маленький, совсем маленький человечек, ваше высочество, — Хаорн согнулся в нарочито неуклюжем поклоне. — И потому вынужден сгибаться перед обстоятельствами. Я не в силах сопротивляться и потому хитрю и приспосабливаюсь. Я раздражаю вас, я ничтожный паразит, но я могу быть для вас очень, очень, удобным паразитом!... Не хотите, ваше высочество?

— Что?

Доктор Хаорн ловко вытянул из нагрудного кармана цилиндрик ингалятора и пшикнул себе в рот.

— Не желаете ли, ваше высочество? Как говорится, свежее дыхание облегчает понимание! Природа не наделила нас высокой чувствительностью к запахам, но на самом деле мы ощущаем больше, чем можем осознать. Есть ароматы, которые вызывают различные эмоции. Доверие, например, умиротворение, даже вожделение. Или, как сейчас, восторг! Я рад служить вашему высочеству! Нет такого вашего приказа, который я бы отказался выполнить. Я совершенно беспринципен и циничен и потому буду для вас очень полезным слугой. Паразит всегда будет верен своему хозяину, потому что может существовать только вместе с ним. Приказывайте, ваше высочество, и я выполню любой ваш приказ! Вам даже не надо будет осквернять свои уста ненужными словами! Я угадаю ваши желания и сделаю все так, как надо!

— Извольте, — сухо сказал Кэноэ. Чувство легкой брезгливости переросло в нем в сильное. — Вот вам мой первый приказ. Исчезните с глаз моих и не появляйтесь, покуда я сам вас не вызову! Выполняйте!

— Слушаюсь, ваше высочество!

— Весь излучая восторг, Хаорн проворно проскользнул мимо Кэноэ и свернул за угол, где, судя по доносящимся звукам, перешел на бег. У Кэноэ как-то не возникло желания проверить.

Ну и фрукт, вернее, клещ! Кэноэ брезгливо повел плечами, словно стряхивая с себя что-то противное и липучее. А ведь избавиться от него просто так не удастся. Для этого надо сообщать в Управление Двора, разводить целую бюрократическую переписку, тратить уйму времени на всякие согласования... Этак дело как раз закончится к возвращению. Нет, лучше оставить все как есть, только, по возможности, ничем не болеть, чтобы не сталкиваться с доктором Хаорном, так сказать, воочию.

И все же, Кэноэ не покидало ощущение, что здесь что-то нечисто. Поведение доктора Хаорна было странным, очень странным. Его восторг, с которым он убегал прочь, был, кажется, натуральным, а все остальное производило впечатление какого-то дурного водевиля. Кэноэ постоянно сталкивался с чиновниками и специалистами Управления Двора и знал, какой строгий там проводится отбор. Каким бы гениальным врачом ни был Хаорн, с такими замашками его бы не пустили даже на порог этого весьма ответственного учреждения...

За размышлениями он даже не заметил, как наперерез ему из бокового коридора выскочил еще один человек.

— Ваше высочество! — услышал он снизу умоляющий шепот. — Ваше высочество!

Что такое?! Оторвавшись от своих раздумий, Кэноэ увидел прямо перед собой стоящего на коленях инженера-связиста Таахела, взъерошенного и несчастного и еще сильнее, чем раньше, похожего на мокрую птицу.

— Что случилось? — устало спросил Кэно. — Вы тоже хотите мне в чем-то признаться?

— Хочу! — умоляюще прошептал Таахел. — Только не здесь, не здесь!

— А где можно? — поинтересовался Кэноэ, подумав, что инженер по связи наверняка должен разбираться в подслушивающих устройствах.

— Сюда, ваше высочество!

Поднявшись, Таахел какими-то нелепыми скачками отбежал в сторону, жестами показывая на узкий неприметный коридорчик, заканчивающийся сливающейся со стеной дверью с еле заметной табличкой: "Служебное помещение".

На секунду Кэноэ охватила тревога. Куда тянет его Таахел? Не западня ли это? Однако чувство опасности молчало, и Кэноэ, поколебавшись, все же двинулся вслед за инженером.

Переступив высокий комингс, Кэноэ оказался в крохотной комнатушке со стеллажами вдоль стен и коротким рабочим столом, заставленным незнакомой аппаратурой. Отовсюду и словно ниоткуда слышался негромкий монотонный звук, заполнявший весь отсек низким басовитым гудением.

— Ваше высочество! — закрыв дверь, Таахел снова пал на колени перед Кэноэ, едва не стукнувшись о край стола. — Ваше высочество! Я должен признаться вам в страшном преступлении!

— Я слушаю вас, — Кэноэ старался сохранить спокойствие, хотя обстановка казалась ему неестественно театральной. — И встаньте, пожалуйста.

— Нет, не встану! — Таахел в отчаянии замотал головой. — Я должен сначала признаться, ваше высочество! Я не хотел ничего злоумышлять против вас, но меня заставили! Мне угрожали!...

— Стоп, стоп, — остановил Кэноэ готовый прорваться словесный поток. — Подождите. Давайте по порядку. Кто вам угрожал?

— Не знаю! — всхлипнул Таахел. — Это произошло в день моего назначения в вашу свиту! Меня остановили на улице и попросили... пройти!

— И кто они были? — спокойно спросил Кэноэ. — Кем они представились?

— Они не представлялись, — ошеломленно произнес Таахел. — Я подумал... если они говорят "Пройдемте", значит, имеют право... Они вели себя... как власть. Они посадили меня в машину... обычный синий служебный автомобиль... и заявили, что если я хочу остаться живым и на свободе, я должен выполнить то, что они мне прикажут!

— Они шантажировали вас? — уточнил Кэноэ. — Вы что-то совершили раньше?

— Я не знаю! — испуганно отшатнулся Таахел. — Я ничего не делал! Я когда-то работал в Столице без разрешения, но это было давно, и потом я все оформил, честное слово!... И вы ведь знаете, не обязательно быть в чем-то виновным, чтобы тебя обвинили! Мне очень нужна работа в Управлении Двора! Там много платят, карточки высокой категории, а у меня старые родители в девятнадцатой провинции, родители жены, сын часто болеет, врачи сказали, что ему надо хорошо питаться...

— Я понял, — мягко остановил его Кэноэ. — Так чего же хотели от вас эти люди?

— Я должен копировать все сообщения, отсылаемые с корабля, и отправлять их пакетом по определенному адресу... в так называемый почтовый ящик!

— И это все? — доброжелательно спросил Кэно. — А устанавливать подслушивающие устройства вас, скажем, не просили?

— Нет! — Таахел испуганно отпрянул. — Не просили... Но что же мне теперь делать, ваше высочество?!

— Для начала, перестаньте так волноваться, — посоветовал Кэноэ. — Это хорошо, что вы мне все сообщили. В случае необходимости мы сможем вас защитить. Пока что же продолжайте делать все то, что они от вас потребовали. Пусть они думают, что вы по-прежнему работаете на них, а раз вы нас предупредили, вы нам теперь ничем не навредите. И кстати, встаньте, пожалуйста, с колен.

— Слушаюсь, ваше высочество! — Таахел стремительно вскочил на ноги, глядя на Кэноэ преданными глазами. — Что-то еще, ваше высочество?

— Да, последний вопрос, — кивнул Кэноэ. — Вы перед отлетом отправляли кодированный сигнал?

— Нет! — Таахел снова испуганно отшатнулся, натолкнувшись на стол. — Я не пользуюсь кодированными сигналами! Я должен лишь дублировать радиограммы и отправлять их обычными пакетами.

— Хорошо, Таахел, спасибо, — Кэноэ улыбнулся, успокаивая, словно ребенка, взъерошенного инженера, который был, как минимум, в полтора раза старше его самого. — Ваша верность будет достойно вознаграждена. И постарайтесь вспомнить побольше подробностей. Через некоторое время я вызову вас к себе, и вы повторите то, что сказали мне, в присутствии еще одного человека, который занимается вопросами безопасности. И, самое главное, ничего не бойтесь. Хорошо?

— Да, ваше высочество! — Таахел согнулся в глубоком поклоне, снова наткнувшись на стол.

— Вот и ладно, — удовлетворенно сказал Кэноэ. — Тогда я пойду. Вы останетесь здесь, Таахел?

— Нет, ваше высочество, — инженер с легким испугом помотал головой. — Я тоже уйду. Но другим путем.

Ах, да. Кэноэ вспомнил слова капитана Свэрэона, говорившего, что из любого помещения на корабле есть, как минимум, два выхода. Приглядевшись, он увидел и вторую дверь, почти не заметную за стеллажами.

На часах уже было почти 22.00 по корабельному времени, и Кэноэ решил, что для первого дня полета у него уже накопилось достаточно впечатлений. Завернув за угол и ответив на приветствия двух охранников, он уверено потянул в сторону дверь в свои апартаменты.

— Добрый вечер, ваше высочество, — услышал он звонкий голос. — Счастлива сообщить вам, что за время моего дежурства никаких происшествий не случилось. Ваша супруга, блистательная Кээрт, все еще находится в гостях у леди Вэниэлт и, судя по тому, что туда были только что затребованы с вашей личной кухни еще один кувшинчик туа и две порции фруктового салата, пробудет там еще, как минимум, час. Готова служить вашему высочеству.

Гвиэнт! Без особого удовольствия Кэноэ отметил, что любуется ею. Коротенькая юбочка открывает стройные ножки чуть ли не на всю длину. Ясные серо-зеленые глаза задорно выглядывают из-под челочки, светлые волосы, небрежно перехваченные лентой, струятся по плечам, тонкий стан грациозно изогнулся в поклоне. А расстегнутый ровно на одну пуговку больше, чем следует, форменный жакет Управления Двора демонстрирует чуть ли не во всех подробностях небольшие красивые груди. Бюстгальтер Гвиэнт, похоже, не носит принципиально, да и жаль, наверное, такую красоту прятать.

— Благодарю вас, Гвиэнт, — нейтрально сказал Кэноэ, отводя взгляд.

Он надеялся, что его голос, и в самом деле, звучит ровно и безэмоционально.

— Вы можете называть меня Гвен, ваше высочество, — Гвиэнт, наконец, выпрямилась, сверкнув своими притягивающими очами. — У вас не будет ко мне каких-либо поручений?

— А что вам можно поручить? — не удержался от язвительного вопроса Кэноэ. — Извините, Гвиэнт, но я достаточно хорошо осведомлен о вашей основной работе.

— А разве это помеха, ваше высочество? — чарующе улыбнулась Гвиэнт. — Я получила всю необходимую подготовку, позволяющую мне выполнять обязанности вашего четвертого секретаря. А кроме всего прочего, я могу заботиться о вашей безопасности или скрашивать ваше одиночество. Как сейчас, например. Разве это плохо?

— Я не говорил, что это плохо, — сухо сказал Кэноэ, добавив в голос нотку неодобрения. Намек Гвиэнт на скрашивание одиночества ему не понравился.

— Однако вы так подумали, ваше высочество, — Гвиэнт снова поклонилась, демонстрируя все достоинства своей фигуры. — Прошу прощения, если вы посчитали мое обращение к вам слишком навязчивым. Я решила, что в длительном полете, который нам предстоит, мы должны лучше узнать друг друга, ваше высочество. Если я не права, готова понести наказание.

Все эти слова были произнесены покаянным тоном и с покорно склоненной головой, но Кэноэ не оставляло впечатление, что проклятая девчонка продолжает с ним играть. Он чувствовал замешательство, не зная, что говорить, и как реагировать. Гвиэнт явно провоцировала его, а он никак не мог найти нужный тон. Конечно, он отлично понимал, что она имеет в виду, но этот вариант он для себя полностью и окончательно исключил. Оставалось только играть роль верного мужа.

— Мне кажется, любое наказание для вас станет, скорее, поощрением, — наконец, неуклюже сказал он, чтобы покончить с затянувшейся паузой. — Боюсь, я начинаю узнавать вас не с самой лучшей стороны.

— Тогда вам нужно продолжить, ваше высочество, — Гвиэнт, выпрямившись, снова кокетливо стрельнула в него своими озорными глазами. — На самом деле, я вовсе не такая страшная, как кажусь поначалу. Я, например, почти не кусаюсь. Даже любя.

— Я рад за вас, — высокомерно наклонил голову Кэноэ. — Однако, я полагаю, детальный разговор о ваших достоинствах можно будет отложить на будущее. А пока, спокойной ночи, Гвиэнт. Желаю вам не слишком скучать во время вашего долгого одинокого дежурства.

Не оглядываясь, Кэноэ гордо распахнул двери, ведущие в его покои, и услышал за спиной веселый смех Гвиэнт.

— Спокойной ночи, ваше высочество! Пусть вам приснятся приятные сны! И зовите меня Гвен! Я уверена, вы ко мне еще привыкните!

Не говоря ни слова, Кэноэ захлопнул за собой дверь. Богатый событиями день подходил к концу, оставляя после себя усталость и чувство легкого раздражения. Не зря говорят, что лучше всего запоминается последнее слово, которое сегодня осталось, что и говорить, не за ним. Он мог бы быть доволен всеми проведенными за день беседами, но вот словесный поединок с Гвиэнт (или все-таки Гвен?!) закончился, увы, отнюдь не в его пользу.

Ничего, полет впереди долгий, и ему, наверняка, еще не раз представится возможность сравнять счет.

Глава 22. Ловись, рыбка, большая и маленькая

Над рекой стоял густой туман, и это было хорошо, так как давало им отсрочку перед дневкой и позволяло проплыть еще пару километров вверх по течению. В серо-молочной тишине, окружавшей их со всех сторон, раздавался только мерный плеск весел, да с переднего плота, очертания которого метрах в двадцати впереди едва угадывались в утреннем полусумраке, время от времени доносился голос впередсмотрящего.

Течение было медленным, и Драйден Эргемар решил пока не включать двигатель гравитележки, чтобы дать ему отдохнуть подольше. Глянув на индикатор заряда, он с удовлетворением отметил, что за эту ночь им удалось сэкономить не менее двух энергопатронов.

С тех пор, как они три ночи назад покинули большую реку и начали продвигаться вверх по одному из ее притоков, они все чаще шли только на веслах. Воспоминания о погоне и преследователях уже отдалились — во всех смыслах, — а каждый сбереженный патрон означал лишние километры пути и давал какое-то чувство большей защищенности в их нелегком и опасном путешествии.

Туман, скрывавший их от возможного наблюдения с воздуха, тоже давал чувство защищенности. Кроме того, на рассвете лучше всего клевала рыба, а с плота ловить было не в пример удобнее и добычливее, чем с берега.

— Есть!

Рустен, один из рыболовов, сидящих на корме плота с примитивными удочками из прутьев и леской из тонкой серой проволоки, резким движением выдернул на неровный настил из веток бьющуюся рыбу размером с предплечье взрослого мужчины. Кто-то из гребцов, на секунду отвлекшись от своего монотонного занятия, успокоил ее ударом весла — не лишняя предосторожность, исходя из энергичной живучести местных рыб и их непреодолимого желания вернуться в родную стихию, как только для этого представится малейшая возможность.

Чаще всего им попадались "форели" — большие сильные и очень вкусные рыбы до полуметра длиной и двух-трех килограммов весом с голубоватыми полосатыми спинками и пятнами по бокам, отливающими розовым в солнечном свете. Порой это была различная речная мелочь величиной от ладони до двух и с массой неприятных мелких косточек, но зато незаменимая при приготовлении ухи. Наконец, четырежды им на крючок попадали настоящие гиганты метровой длины с широким гребнем вдоль хребта и зубастой пастью. Первая такая рыбина просто оборвала проволочную леску и легко ушла, но вторую подстрелил из игломета прямо в воде удачно оказавшийся рядом Ратан Рантис, и решение было найдено. Два следующих речных чудовища без особых проблем стали их трофеями, приятно разнообразив их стол.

Однако в этот раз Рустен поймал что-то новенькое. Выловленная им рыба отличалась интенсивными темными полосами, доходившими почти до белесого брюшка, острыми шипами на спине и темно-красными плавниками, тоже колючими.

— Кто его знает? — с сомнением произнес командир хозотделения и бывший повар Лилсо, по-прежнему отвечающий за наполнение их меню. — Я бы ее выбросил. Вдруг ядовитая.

— А с чего ты взял? — обиделся Рустен. Он не был заядлым рыбаком и поэтому с большим пиететом относился к каждой выловленной им добыче. — Почему это она вдруг ядовитая?

— Слишком яркая, — скептически покачал головой Лилсо. — Да еще и колючая. Это рыбка словно говорит всем: не тронь меня.

С сомнением на лице Рустен освободил рыбу от крючка и Лилсо, не говоря ни слова, зашвырнул ее за хвост обратно в реку. Послышался громкий плеск, по воде пошли круги.

— Зря это он, — неодобрительно заметил Рустен, насаживая на крючок ящерку-проглотика — без сомнения, самую лучшую наживку.

— Может быть, — пожал плечами Эргемар, присев рядом с Рустеном. — Я понимаю, что лучше перестраховаться, чем отравиться, но, по-моему, Лилсо боится зря.

— Это почему? — с интересом поднял голову Рустен.

— Мы в умеренном поясе. Здесь не такая богатая и разнообразная жизнь, чтобы кому-то был нужен яд, чтобы выжить. Это в тропиках полно ядовитых рыб и прочих гадов, а в наших краях они не водятся. У нас в Гордане, например, всякую речную рыбу, в принципе, можно есть, хотя и не вся она, может быть, вкусная, да и у вас тоже. И ядовитых змей у нас почти нет. Есть гадюки, но они опасные только для мелких грызунов, для человека их яд не смертелен.

— А у нас есть ядовитые змеи, — с сомнением в голосе заметил Рустен. — В пустыне.

— Вот именно, что в пустыне! Так это же почти тропики! А на берегу Срединного моря их нет. Здесь, наверно, то же самое. Заметь, сколько мы уже здесь путешествуем, а до сих пор не встретили ничего по-настоящему опасного.

— Крагди, — вполголоса напомнил Рустен.

— Ну, он уже выздоровел. И вообще, все это болото было каким-то странным, нетипичным. Может, эти деревья, мох, спруты (Эргемара передернуло) даже не с этой планеты, а с родины пришельцев! А здесь просто размножились.

Рустен молчал, следя за бороздящей воду леской.

— Я вот о чем думаю, — вдруг тихо сказал он. — Ты сам сказал, здесь почти нет опасностей. Может быть, мы бы смогли жить на этой планете?!

— Жить? — в недоумении переспросил Эргемар.

— Да, жить, по-настоящему, — Рустен глубоко вздохнул, как это бывало всякий раз, когда ему не хватало баргандских слов. — Поселиться здесь, построить дома, просто жить... Дауге говорил, большая часть планеты совершенно не исследована. Мы заберемся куда-нибудь в глушь, где нас не найдут пришельцы. Будем ловить рыбу, охотиться, со временем научимся находить съедобные местные растения... Нас не так мало, мы не погибнем. У нас будут дети, а эта планета станет их родиной.

— Я никогда не думал об этом! — признался потрясенный Эргемар. — Но это значит, мы больше не вернемся домой!

— А разве так мы вернемся? — голос Рустена был еле слышным, но в нем чувствовалась горечь. — Сколько у нас шансов? Мы хотим добраться до городов пришельцев, но захотят ли они вернуть нас обратно на Филлину? Не проще ли им нас убить или оставить здесь навечно, чтобы мы работали на них? Если пришельцы так жестоко обращаются со своими зеленокожими рабами, будут ли они милосердны к нам?

— Но мы можем заплатить за места на космическом корабле, — сказал Эргемар. Он тоже знал, что их шансы на возвращение очень малы, но еще не хотел себе в этом признаться.

— Ну, да, — горько хмыкнул Рустен. — Представляешь себе ситуацию? Это тоже самое, если бы у нас на западном побережье, еще при старой империи и до отмены рабства, группа беглых рабов пробралась в морской порт и просит капитана военного корабля тайно перевезти их на Западный континент, предложив ему в уплату мешок "дьявольской пыли" или опия. Как ты думаешь, что сделает капитан?

— Не знаю! — яростно прошептал Эргемар. — Но мы должны попробовать! Понимаешь, если остаться здесь, это будет не жизнь, а прозябание. Мы превратимся в дикарей, находящих себе пропитание охотой и рыбной ловлей, да еще испуганно прячущихся от пришельцев и постоянно боящихся, что их заметят с воздуха. Я не хочу такой жизни ни для себя, ни для своих детей!

— Зато они будут жить, — тихо сказал Рустен.

Эргемару показалось, что он хочет еще что-то добавить, но момент для этого был упущен. Туман вдруг стал редеть, а река, по которой они плыли, неожиданно раздалась в стороны, превратившись в длинное и широкое озеро. Далеко впереди из рассеивающейся дымки начали появляться вершины снежных гор.

Вернувшись на свое место, Эргемар включил двигатель, и гравитележка, прочно привязанная к плоту, начала разворачивать его в сторону неглубокой бухты, окаймленной лесом. Возле берега, представлявшего собой невысокую и очень ровную террасу из темно-серого камня, мокли полупогруженными в воду несколько больших древесных стволов, и это обрадовало Эргемара. Лучше места для дневки было не найти.

Один за другим три плота причалили к каменистому берегу и люди, с опаской поглядывая на быстро проясняющееся небо, начали торопливо сносить на сушу свои вещи. Кто-то уже спешил в лес собирать хворост, а двое мужчин с лопатами начали углублять яму, образовавшуюся у комля вывороченного с корнем дерева, чтобы использовать ее в качестве походной печи. Видя большие связки рыбы, которые несут с собой рыбаки, Эргемар, поспешно отвязывающий от бревен гравитележку, довольно улыбнулся. Не то, чтобы он предпочитал такой завтрак стандартным пайкам или бобовой похлебке, но, по крайней мере, рыбная ловля помогала им растягивать запас продуктов.

Днем Эргемар, бодрствовавший всю ночь, мог отдыхать, но спать не хотелось. Утро было ярким, солнечным и пока не жарким, между деревьями проглядывалась синяя гладь озера, высоко в кронах деревьев кто-то возился и щебетал почти птичьими голосами, а ровная и плотная земля под ногами, покрытая толстым слоем опавших игл, словно приглашала по ней пройтись.

Проверив заряд в пистолете, Эргемар, обогнув заросли кустов, где уже устраивались временные шатры из маскировочной ткани, спустился в небольшой овражек и тут же остановился, поняв, что прогулку придется ненадолго отложить.

— Привет, Драйден, — улыбнулся ему Дилер Даксель. — Ты очень вовремя, а то мы как раз хотели за тобой послать. Как-то так получилось, что все мы в сборе, а значит, можно будет кое-что обсудить.

Драйден Эргемар улыбнулся в ответ. Все, действительно, были в сборе. Сам Даксель удобно устроился на выступающем из стенки оврага широком корне. На одну "ступеньку" ниже него на похожем корне сидел Эстин Млиско, придерживая за плечи прильнувшую к нему Эрну Канну. Еще ниже о чем-то увлеченно беседовали Ратан Рантис и Горн, и это было немного загадочно, так как оба они знали на языках друг друга не более, чем по десятку слов. К этому разговору профессионально прислушивалась Хеннауэрте Ленневере, что не мешало ей, впрочем, одновременно общаться с Эми Дауге, который в этот момент, очевидно, снова был Эмьюлзе Даугекованне. Дауге улыбался, что он делал, в общем, довольно редко, и казался изрядно помолодевшим. Это было особенно заметно по контрасту с хмурым Лилсо, сидящим на стволе упавшего дерева почти на дне оврага. Лилсо проглядывал свои записи в большом потрепанном блокноте, и вид у него был совсем невеселый. Рядом с ним, но демонстративно глядя в сторону, расположился мрачный Шакти Даговин, бывший таможенник из Венселанда, избранный командиром отделения, похоже, только за знание баргандского и картайского языков.

Так или иначе, с приходом Эргемара в овражке собрались все семь командиров отделений и три лидера их группы, что позволяло начать импровизированное совещание.

— Итак, за восемь дней... точнее, ночей мы преодолели около 350 километров — сначала по большой реке в северном направлении, потом по ее притоку, двигаясь вверх по течению на северо-восток, — коротко прокашлявшись, сказал Даксель. — Будем надеяться, что от преследователей мы ушли.

— По крайней мере, проследить наш след на воде им будет намного труднее, — добавил Млиско. — Но лучше будет считать, что мы лишь оторвались. На время.

— Хорошо, будем почаще оборачиваться назад, — кивнул Даксель. — Но сейчас, по-моему, пришло время поговорить, что нас ждет впереди.

— Путь по реке мы прошли до конца, — подал голос Эми Дауге. Он достал планшет и теперь развернул его, выведя на экран большую мелкомасштабную карту — единственную, что нашлась в его памяти. — Мы сейчас находимся вот здесь... на берегу этого озера. Дальше нам двигаться некуда — к северу одни только горы, и нам там нечего делать. Пустившись в плавание по реке, мы немного отклонились от маршрута, и теперь нам надо идти на юго-восток. Мы должны будем пересечь вот эту гряду, и примерно через сто пятьдесят километров попадем в бассейн другой реки, которая приведет нас в обитаемые районы.

— А космодром? — заинтересованно поднял голову Шакти Даговин.

— Будет и космодром, — подобранным с земли прутиком Дауге, словно указкой, показал на темный квадратик на компьютерной карте. — Прямо на нашем пути окажется один из трех космических портов Тэкэрэо, название которого можно перевести как "Первый". Вообще, мне кажется, что центр колонии когда-то находился именно там, и только позже ее столицу перенесли сюда — южнее и ближе к морю.

— И сколько нам надо пройти до этого "Первого"? — прищурился Млиско. — Километров восемьсот?

— Около семисот пятидесяти. По прямой. Но часть пути мы можем проделать по воде. Построить плоты и сплавляться вниз по течению.

— Плоты — Это хорошо, — подал голос Лилсо. — Река — это рыба.

— А кстати, как у нас с продовольствием? — спросил Даксель.

Лилсо развернул свой блокнот.

— Круп, сухих овощей и обезвоженного мяса у нас осталось на двадцать четыре полных порции, то есть ровно на восемь дней. Консервированных бобов несколько больше — сто четыре банки...

— Естественно, потому что эта дрянь уже никому не лезет в глотку, — вполголоса проворчал Млиско.

— ...наконец, в нашем распоряжении еще есть пайки — триста шестьдесят шесть рационов. Но их не хватит и на двое суток — уж очень интенсивно мы их использовали. Это все.

— Получается, нам хватит еды меньше, чем на три недели? — быстро подсчитал Млиско. — Небогато.

— Могло бы быть хуже, — невесело усмехнулся Лилсо. — Благодарение Единому, нас пока очень выручает рыбная ловля. Но даже за ее счет мы покрываем едва половину потребностей.

— Дауге, а вы не знаете, есть ли здесь еще что-нибудь съедобное, кроме рыбы? — спросила Эрна Канну.

Эмьюлзе Даугекованне тяжело вздохнул.

— Съедобные растения, может быть, и есть. Я не знаю. Ангахи охотились в лесу, приносили ящериц, мелких зверьков. Я даже пробовал, вполне съедобно. Но нас слишком много.

— Нет, охота исключена, — перевела Хенна слова Ратана Рантиса. — Крупных зверей мы пока не встречали, а прокормить ящерицами и крысами семьдесят человек нереально.

— Что же, значит, нам надо будет поторопиться, — подвел итог Даксель. — И надеяться, что и по ту сторону холмов в речках будет не меньше рыбы, чем здесь. Однако нам надо будет сейчас решить, что делать с тележками. Боюсь, что в горах они будут тормозить нас еще больше, чем в лесу.

— Еще десять дней, и нам не надо будет ничего решать, — сказал Дауге. — Энергопатроны заканчиваются, а мы обязаны сохранить запас для инструментов и оружия. Я предлагаю две оставить здесь и взять с собой одну — для больных и раненых. Лишнее снаряжение надо бросить.

— Как это — бросить?! — вскинулся Млиско. — Оставлять здесь оружие я не дам! Если на нас всерьез навалятся, пистолетики нас не спасут!

— Если на нас всерьез навалятся, нас ничего не спасет, — хмыкнул Даксель. — Но я бы и в самом деле не стал ничего бросать без самой крайней необходимости. Как говорится, выкинуть легко, а вот чем заменить в случае нужды?

— В принципе, оружие, продукты, снаряжение мы могли бы сейчас нести на себе, — рассудительно заметил Горн. — Но хватит ли одной тележки всем раненым?

— Крагди уже почти в порядке, хотя по-прежнему спит только на животе, — включился в разговор Эргемар. — У Карвена рана заживает, но он еще слишком слаб, чтобы идти наравне со всеми, да еще по горам.

— То же самое я бы сказал и о Зибеляйте, — добавил Шакти Даговин. — И вспомните, сколько было раньше случаев, когда кто-то натирал или подворачивал ногу. Без двух тележек, как минимум, нам не обойтись.

— Да, на этом мы и остановимся, — кивнул Даксель. — Дауге, прошу вас, попытайтесь выжать из вашей техники все, что можно, но на переход через водораздел их должно хватить.

Дауге молча пожал плечами. Он никогда не спорил.

Но не стала молчать Эрна Канну.

— Мы дойдем! — Убежденно сказала она своим звучным и сильным голосом. — Мы обязательно дойдем. Но что нам делать потом, когда мы доберемся до этого космодрома под названием "Первый"?

В овраге повисла напряженная тишина. Эрна Канну словно нарушила некое табу, первой высказав то, о чем они не решались говорить все эти дни, будто боясь спугнуть будущее, которое для них могло и не наступить.

— Что же, наверное, пришла пора ответить и на этот вопрос, — наконец медленно произнес Даксель. — Пока мы были беглецами, уходившими от погони, мне казалось наиболее важным благополучно пережить каждый следующий день и дожить до нового рассвета. Но теперь — теперь, да, я тоже знаю, что мы дойдем. А значит, надо подумать о новых вещах.

Даксель завозился, принимая более удобную позу.

— Наше будущее видится мне следующим образом, — продолжил он. — Сегодня мы отдохнем, а завтра с утра отправимся в путь. Мы пересечем водораздел и постараемся отыскать достаточно полноводную реку, чтобы мы смогли сплавиться по ней до обитаемых районов. Там нашей первой задачей будет вступить в контакт с местными властями.

— Властями?! — не выдержал Ратан Рантис.

— Да, властями, — с нажимом повторил Даксель. — Семи десяткам чужаков не преодолеть сто с лишним километров по незнакомой и достаточно густо населенной местности, чтобы при этом еще и остаться не замеченными. Мы могли бы попробовать преодолеть эту дистанцию одним броском, чтобы не дать местным жителям опомниться и не оставить после себя ничего, кроме странных слухов и непонятных следов, но для этого необходимо, чтобы на космодроме уже находился готовый к полету на Филлину корабль, на который мы бы могли тайно проникнуть, а затем тайно его покинуть. Я бы не стал надеяться на такое благоприятное для нас стечение обстоятельств.

— А на что нам надеяться при вашем раскладе? — резко и неприязненно спросил Шакти Даговин. — На то, что добрые пришельцы отправят нас домой? Да как только мы сами им сдадимся, так тут же попадем в точно такое же положение, с которого начинали! Только уже без шансов на успешный побег.

— Ну, почему, мы будем в совершенно ином положении, — возразил Даксель. — Раньше мы находились во власти преступников, а теперь обращаемся в полицию, Службу Безопасности или местную администрацию — официальные государственные органы.

— Эти официальные государственные органы сами могут быть связаны с бандитами, — заметил Млиско.

— Могут, — согласился Даксель. — А это значит, что нам необходимо выходить на как можно более высокие круги и делать это самим — не ждать, пока нас приведут к какому-нибудь начальнику, а самому заявиться к нему в гости — всей компанией, как говорится, с шумом и музыкой.

— Неплохо было бы подключить прессу, — добавил Эргемар. — Жизнь в провинции скучна и монотонна, а мы станем настоящей сенсацией. А чем шире огласка, тем труднее будет нас тихо придушить.

— Верно! — кивнул Даксель. — Мы вызовем к себе интерес и должны обратить его себе на пользу. Мы должны вызывать сочувствие — нас незаконно вывезли с родной планеты и заставили делать наркотики, а мы вырвались и спешим заявить об этом законным властям. Я думаю, что в такой ситуации власти должны будут поступить с нами по закону и справедливости.

— Интересно, что они понимают под законом и справедливостью? — вдруг поинтересовался Млиско. — Что было бы, если бы такой побег совершили эти зеленые... кронтэани? Что бы сделали с ними?

— Скорее всего, ничего, — медленно произнес Дауге. — Отправили бы на работу туда, где нужны рабочие руки. Но мы, когда уходили, убили двух кээн. Это очень плохо. Мы, наверное, тоже хаунракхами... низшая раса. Хаунракхами не должны убивать кээн. Наказание — всегда смерть. Независимо от... обстоятельств. Даже если защищаешь свою жизнь, нельзя убивать. И смерть — не только тому, кто убивал, но и тем, кто видел, как убивают, и не помешал.

— Славные у них законы, — хрипло рассмеялся Млиско. — Интересно только, под этот расклад только мы пятеро попадаем или всю нашу славную компанию при желании можно привлечь?

— Я могу сказать, что это я убил, — после долгой паузы глухо сказал Дауге. — Все равно, мне некуда возвращаться.

— Хенна резко сказала что-то по-галингски, и Дауге смущенно умолк.

— Так может, нам никуда и не идти? — Хенна вновь вернулась к своим привычным обязанностям, переведя слова Ратана Рантиса. — Построим где-нибудь дома — да хотя бы здесь, у озера, и будем здесь жить, раз уж нас сюда занесло, а возвращение домой нам не светит. Оружие у нас есть, инструмент тоже, головы на плечах имеются. Не пропадем!

— Я добавлю от себя, многие тоже так думают, — заметила Хенна, закончив с переводом. — Мне уже два человека предлагали нечто подобное.

— И мне предлагали, — Эргемар вспомнил Рустена.

— Я понимаю, люди устали от похода, — кивнул Даксель. — а впереди еще больше половины пути. Но мне все же хотелось бы отложить этот вариант напоследок — если не останется ничего иного. Мы чужаки в этих лесах. Мы не знаем здесь никаких съедобных растений, нам не на кого охотиться. А жить на одной рыбе... Нет, это будет не жизнь, а прозябание. Если нам и вправду придется здесь поселиться, мне бы хотелось, чтобы мы были к этому подготовлены. Нам нужны знания, семена, куча всяких мелких вещей, чтобы иметь хотя бы минимальные удобства, неплохо было бы перезарядить наши энергопатроны... Получить все это мы можем только там — у пришельцев. Мы можем стать лагерем недалеко от обитаемых мест и сделать небольшую разведку, чтобы выяснить обстановку и понять, стоит ли нам на что-то надеяться. В конце концов, у нас есть деньги, и мы можем купить у пришельцев все необходимое.

— За наркотики? — неприязненно спросила Эрна Канну.

— Нет, у нас есть настоящие деньги. Мы нашли их в вещах Икхимоу и Гроакха.

— Больше двадцати тысяч по нашему счету, — уточнил Дауге. — Это очень много. Можно будет купить много вещей.

— Тогда зачем мы тащим эти наркотики? — поморщилась Эрна.

— Лишняя степень свободы, — объяснил Даксель. — Мы не знаем, с чем столкнемся на месте, и любая дополнительная возможность может оказаться спасительной. Они очень много стоят — больше тех самых двадцати тысяч, занимают мало места и почти ничего не весят. Так пусть они у нас будут — на всякий случай.

— Постойте, а зачем нам отправляться к пришельцам всей толпой? — предложил Ратан Рантис. — Человек десять могли бы смотаться туда и обратно, что надо — узнать, что надо — купить. Небольшой группе проще сделать это быстро и скрытно. А остальные будут пока обустраиваться на месте — делать дома, ловить рыбу, расчищать землю под огороды.

— Да, но ведь это означает, что мы остаемся здесь навсегда, — возразил Даксель. — А я предлагаю попытаться вначале использовать шанс вернуться домой. Он невелик, этот шанс, но он есть! Кто знает, может быть, нам удастся найти место на космическом корабле. Тогда мы должны держаться все вместе.

— Нам никак нельзя разделяться, — поддержал Дакселя начхоз Лилсо. — А если ангахи все еще сидят у нас на хвосте — что тогда? Или что делать, если вдруг разведчики не вернутся? Да и еды у нас в обрез — только до места добраться. Разведчики на себе много не унесут — так что, нам потом на одной рыбе сидеть? Благодарю покорно!

— Кто еще хочет что-то добавить? — устало спросил Даксель. Ответом было напряженное молчание. — Тогда будем голосовать. Как я понимаю, предложений два — продолжать путь всем вместе или разделиться. Кто за то, чтобы всем двигаться дальше?

"Даксель прав, нам нужно вначале попробовать пробраться на космодром", — подумал Эргемар и решительно поднял руку. Вместе с ним проголосовали Даксель, Млиско с Эрной, Дауге, Хенна, Лилсо, Горн и, с задержкой, Ратан Рантис.

— Ладно, — криво усмехнулся Шакти Даговин. — Это безумие, но ничего лучшего мы все равно не придумаем. Я тоже "за".

— Вот и все, — Даксель тяжело поднялся на ноги. — Решение принято. Будем готовиться к продолжению пешего похода. А сейчас, по-моему, пора завтракать.

Наскоро перекусив большим куском пахнущей дымком рыбы, зажаренной на прутьях, Эргемар, прихватив игломет, отправился в манящую глубь леса. Он все-таки решил прогуляться по окрестностям, тем более, что ему согласилась составить компанию Териа Трентон.

— Тебе нравится гулять по этому лесу? — неожиданно спросила Териа.

— Что? Наверное, да, — Эргемар не сразу ответил на неожиданный вопрос. — Помнишь, я тебе рассказывал о своем сне? Мне кажется, что после него этот лес перестал быть для меня чужим. Я не боюсь его и знаю, что он мне не угрожает. А еще иногда я немного устаю от того, что меня постоянно окружают люди, и я ухожу побродить по лесу — в одиночку или с тем, с кем мне хочется быть рядом.

— А тебе хочется быть рядом со мной? — Териа внезапно остановилась и, схватив Эргемара за лацканы куртки, притянула его к себе.

— Хочется, — ее глаза и губы были совсем рядом, и Эргемар потянулся к ним, уже догадываясь, что последует дальше.

Он ошибся.

— Мне тоже хочется быть с тобой, — грустно сказала Териа, слегка отстраняясь от него. — Но позже, Драйден, хорошо? Я сейчас чувствую себя какой-то зажатой, напряженной. Мне кажется, что, если я на минутку расслаблюсь, то тут же рассыплюсь, словно стеклянная... Мы ведь снова пойдем пешком? Вы об этом говорили?

— Об этом, — нехотя признал Эргемар. — Завтра утром мы снова выходим в поход. Нам нужно пересечь холмы на востоке, чтобы добраться до другой реки. А там Дилер рассчитывает найти подходящее место, чтобы мы смогли сделать новые плоты и опять плыть.

— А что дальше? — Териа глядела куда-то в сторону. — Мы ведь не вернемся домой, верно?

— Не знаю, — Эргемар пожал плечами. — Какие-то шансы у нас есть. Но многие говорят, что, если мы не сможем вернуться, мы должны построить дома и поселиться на этой планете.

— Нет, только не это, — Териа обхватила себя за плечи, словно ей было холодно. — Здесь все такое чужое. Я так хочу домой, в Тогрод. Я знаю, ты говорил, что тебе не нравятся большие города, но Тогрод тебе обязательно понравится! Он такой красивый и... разный! Говорят, что каждый человек может найти себе кусочек Тогрода по душе...

Териа возбужденно щебетала, рассказывая о своем городе, а Эргемар вдруг почувствовал, что ему стало легче. Все это время, пока они плыли по реке, они почти не общались, и в их отношениях наступила какая-то непонятная пауза.

Лес вокруг изменился. Вместо привычных "сосен" с широкой сине-зеленой хвоей их окружали светло-коричневые прямые стволы с гладкой корой, кое-где проборожденной вертикальными трещинами. Привычную опавшую хвою под ногами сменила невысокая светло-зеленая трава с пятнами мха, из которого кокетливо высовывались блестящие от влаги темно-шоколадные и оливковые шляпки грибов. Деревья здесь росли реже, и лес был наполнен солнцем, пробивающимся через негустые кроны. Кругом росли кусты с махровыми пальчиковыми листьями. В наклонных столбах света над миниатюрными полянами весело толпились какие-то мошки, а за ними заинтересованно наблюдал с ветки небольшой светло-бурый зверек с острой мордочкой.

"Здесь совсем нет ни бабочек, ни птиц", — вдруг подумал Эргемар. Без них чужой лес был каким-то полупустым, тоскливым. Жизнь на этой планете вообще не была слишком разнообразной. За две с лишним недели пути они увидели только вторую разновидность деревьев и познакомились едва с десятком местных обитателей. Даже цветы попадались здесь очень редко, и они были крошечными и совсем не пахли.

— Смотри, Драйден! — вдруг восхищенно сказала Териа.

Впереди виднелись несколько курганов, похожих на те, на которых они переждали ливень чуть больше недели назад. На них почему-то не росли ни деревья, ни кусты, а лишь тянулись кверху странные растения с серовато-зеленым оттенком, похожие на растрепанные метелки. А среди них, словно по контрасту, то и дело вспыхивали яркими фонариками большие желтые цветы, напоминающие одуванчики.

Прокричав что-то обрадованное, Эргемар бегом взобрался на ближайший холмик и, присев, начал рвать цветы, которые вблизи выглядели как ярко-желтые пушистые шарики. Они еле высовывались из широких мясистых розеток, и Эргемар пожалел, что из них не получится хорошего букета.

Потянувшись за особенно крупным цветком, Эргемар поскользнулся на крутом склоне и чуть не съехал вниз. Чтобы удержаться, он уцепился за пучок травы и неожиданно легко вырвал его с корнем. Под тонким слоем почвы виднелся сероватый пористый камень. Чуть поскребя его пальцем, чтобы очистить от земли, Эргемар легко узнал уже неоднократно попадавшуюся им породу, похожую на выветрившийся бетон.

Териа была просто в восторге.

— Ты чудо! — счастливо засмеялась она, приняв от Эргемара целую охапку цветов.

Она немедленно воткнула самый крупный шарик себе в волосы и от этого сделалась еще красивее, а остальные понесла в руке, крепко зажав коротенькие стебли.

Но Эргемар в этот момент думал совсем не о цветах.

— Они какие-то странные, эти холмы, — задумчиво сказал он. — Мы идем уже две недели, прошли, наверное, больше пятисот километров, а они все такие же самые. Там у них внутри сплошной камень. И деревья на них не растут.

— А это важно? — рассеянно спросила Териа. Она поднесла россыпь золотых шаров к лицу и уткнулась в них, словно в меховую горжетку. — Драйден! Они пахнут!

Цветы издавали легкий сладковатый запах.

— Я не знаю, насколько это важно, — лирическое настроение Эргемара куда-то ушло. — Ты знаешь, я раньше работал с геологами, а они всегда обращают внимание на изменение растительности.

— Но это пока не опасно, верно? — Териа снова принюхалась к запаху цветов. — Так мы гуляем или нет?

— Гуляем, гуляем, — поспешно подтвердил Эргемар, взяв Терию за руку. — Интересно, а на том холме только обычная трава и кустики и никаких цветов...

Эргемар вполуха слушал Терию, сам рассказывал ей о чем-то — кажется, о родной Гордане, но прежней безмятежности уже не было. Чужой лес по-прежнему ничем не грозил им, в нем не чувствовалось никакой опасности. Однако у него были свои тайны, и он не хотел делиться ими с непрошеными гостями с другой планеты. В этот момент Эргемар жалел, что недостаточно внимательно прислушивался к профессиональным разговорам геологов — кто ж знал, что придет время, когда ему понадобятся именно эти обрывки знаний, а от его квалификации пилота не будет ровным счетом никакого толку. Да и какой он сейчас пилот, после такого перерыва...

Впереди блеснула гладь воды. Дорогу им преградила узкая — не более пяти метров шириной — речка с поросшими густой высокой травой берегами. Противоположный берег был плоский и низменный, его покрывала такая же сочная густая трава с многочисленными темно-коричневыми лужами. Очевидно, в сильные дожди эта речушка выходила из берегов, превращаясь в серьезную преграду.

— Вот и кончилась наша прогулка, — вздохнул Эргемар. — Будем возвращаться?

Заблудиться он ничуть не боялся. Речка должна была вывести их прямо к озеру, а оттуда можно было легко вернуться в лагерь, идя по берегу.

Но идти оказалось меньше, чем он ожидал. Всего через сто метров впереди показался широкий залив. В этом месте озеро глубоко вдавалось в сушу и уже последним усилием выбрасывало вперед широкий язык камышовых зарослей. В этих камышах и терялась река, однако перед тем как нырнуть в плавни, она неожиданно вливалась в широкий, почти круглый бассейн. Его берега были чуть выше окружающей местности, и от этого казалось, что воду заключили в неровное, покосившееся кольцо. Приглядевшись, Эргемар увидел торчащие из травы над самой водой темно-серые камни.

Держа Терию за руку, Эргемар осторожно приблизился к воде и охнул от удивления. Бассейн был совсем неглубоким. В нем ясно просматривалось гладкое песчаное дно, а над ним в толще мутноватой коричнево-зеленой воды неспешно двигались тени больших темно-серебристых рыбин. Их было много, десятки, а может быть, и сотни, сгрудившиеся, словно в садке рыбного магазина, в круглом бассейне десяти с небольшим метров в поперечнике.

— Вот это да! — выдохнул Эргемар. — Это, наверное, их сюда занесло с высокой водой, а потом вода спала, и им теперь обратно нет хода! Здорово! Надо скорее всем об этом рассказать, здесь нам всем на два ужина хватит и на завтрак останется!

— Драйден! — Териа испуганно ухватила его за рукав. — Смотри!

Высоко в небе над гористым северным берегом озера появилась яркая точка. В считанные секунды она превратилась в крохотное серебристое пятнышко, на мгновение словно застывшее в воздухе, а затем исчезнувшее за далекими очертаниями горных вершин.

Только после этого Эргемар смог стряхнуть с себя оцепенение. Схватив Терию за руку, он сбежал с кольца, чтобы укрыться в негустых зарослях.

— Что это было? — Териа выглядела, скорее, удивленной, чем испуганной.

— Вряд ли то была воздушная машина, — страх прошел, и к Эргемару вернулась способность здраво рассуждать. — Скорее всего, космический корабль.

— Он мог увидеть нас?

— Не думаю, — Эргемар решительно покачал головой. — Он был слишком далеко от нас. Ты заметила, где он опустился, — аж за теми горами.

— Так далеко? — с сомнением протянула Териа. — Но тогда как мы его увидели? Он был очень большой?

— Да, наверное, — Эргемару на миг стало зябко. — Знаешь, Тери, давай пока никому не будем об этом говорить.

— А о рыбе? — вдруг серьезным деловитым тоном спросила Териа. — О рыбе будем говорить?

— Обязательно! — Эргемар облегченно рассмеялся и, не удержавшись поцеловал Терию в аккуратный носик. — О рыбе будем говорить непременно!

Два часа спустя, когда одна часть отряда занималась заготовкой хвороста для костров, а другая, собравшись вокруг бассейна, с азартом вылавливала рыбу с помощью сетей из маскировочной ткани, Эргемар втихомолку отозвал в сторону Дакселя, Млиско и Дауге и в двух словах рассказал им об увиденном корабле. Ответом было лишь напряженное молчание — всем было ясно, что им ни в коем случае нельзя ослаблять бдительность, а отсутствие в памяти компьютерной карты с планшета какой-либо информации о посадочных площадках в северных горах ровным счетом ничего не значило. А Эргемар подумал, что на этой планете они вряд ли когда-нибудь смогут почувствовать себя в полной безопасности.

Глава 23. Преодоление

— Младший офицер первого ранга Боорк! За проявленное гражданское мужество и оказание содействия в раскрытии дела государственной важности вам объявляется Императорская Благодарность с правом ношения почетного знака! Кроме того, вам присваивается внеочередное звание старшего офицера третьего ранга!

— Служу Императору! — машинально откликнулся ошеломленный Боорк.

— Молодец, Боорк! — начальник транспортной службы Космофлота на Тэкэрэо генерал третьей величины Смиум протянул ему новенькие "шпалы" и почетный знак в форме многолучевого солнца. — Так держать!

Была у него такая привлекательная черта — он умел и любил радоваться успехам подчиненных.

— Что мне делать дальше, ваше превосходительство? — осмелился поинтересоваться Боорк: в конце концов, за этим сюда шел. — С "Вааринги" меня списали...

— К сожалению, нам придется расстаться, — генерал порылся в бумагах на столе и выудил оттуда лист с голубой полосой у края. — Пришел приказ о выводе вас из состава транспортного флота и переводе в отдельный отряд резерва офицерского состава.

— Где это?...

— Здесь все написано, — генерал протянул Боорку лист. — Но скажу: вы заслужили доверие, и в скором будущем вас ждет некое специальное задание особой важности. Кстати, пока вы будете ожидать этого назначения, советую записаться на курсы повышения квалификации при ООРОС. Их окончание даст вам право подать рапорт о переводе в постоянный штат Космофлота. Вы поняли?

— Так точно, ваше превосходительство! — Боорк принял предписание. — Разрешите идти?

Его мысли были далеки от предстоящего ему нового назначения и даже от неожиданной награды. С одной стороны, он пока остается на Тэкэрэо. А с другой, наверное, сейчас он сможет покинуть гостеприимный дом старшего-два Згуара... Боорк не мог решить, что для него хуже: совсем не видеть Миилт или каждый день вежливо здороваться с ней, словно с полузнакомой женщиной, которая давно и навеки принадлежит другому...

— Все, как я и предполагал, — Гриарн помахал листом бумаги, только что распечатанном на спецпринтере. — Провести расследование, установить виновных и найти филитов.

— И два из трех поручений уже выполнены, — хмыкнул Згуар. — Поздравляю.

— Где бы я был, если бы не умел угадывать пожелания начальства? — довольно хмыкнул Гриарн. — Но меня волнует третий пункт. До сих пор не объявились ни филиты, ни отправленные за ними в погоню ангахи, и это меня всерьез беспокоит. Не было ли у них какого-то дополнительного сигнала?

— Кто знает? Увы, но босса уже об этом не спросишь.

— Кстати, как там дела?

— В Синдикате? Война еще не закончена. И это хорошо. Меньше будут отвлекаться на другие дела. Но я все равно пока придержу пилота при себе: и от греха подальше, и на виду.

— Ни чрезмерная ли забота?

— Нет. Это первый за долгое время судебный процесс на Тэкэрэо, в котором, пусть даже косвенно, будет замешан Синдикат. И мое первое дело, взятое на контроль Центральным аппаратом. Поэтому я хочу не допустить никаких неожиданностей, пусть даже маловероятных. Суду нужны живые свидетели!

— Понимаю. Но извините, что я лезу не в свое дело, однако вы рискуете. Я заметил, как они друг на друга смотрят.

— Я был бы плохим офицером, если бы позволил, чтобы личные моменты встали у меня над интересами дела. К тому же... Пусть смотрят, между ними все равно ничего не было.

— А откуда вы знаете? Опять, извините за любопытство, просто у меня жена осталась дома, и, наверное, поэтому...

— Да нет, я все понимаю. Но, знаете... У меня дома три... нет, уже четыре женщины и куча слуг. И чтобы я чего-то не знал... Вы недооцениваете мои профессиональные способности! И вообще, давайте лучше будем говорить о деле. Я поставил человека круглосуточно отслеживать местные новости. Любые происшествия, необычные случаи, странные встречи — всё! И я активизирую свою агентуру в пограничных поселках. Если филиты либо ангахи объявятся, мы должны сразу же об этом узнать!

— Ну, будем надеяться. В конце концов, где-то же эти филиты есть!

Они шли по холмам уже пятый день, и они уже успели утомить их до невозможности. Изогнутые линии на компьютерной карте оказались острыми обрывистыми гребнями, рассеченными узкими глубокими долинами, так густо поросшими кустарником, что через них приходилось, буквально, прорубаться со средней скоростью полтора километра в час. Впрочем, возвышенности, где в изобилии встречался тот же кустарник, они преодолевали ничуть не быстрее.

Некоторые холмы манили издалека гладкими и почти голыми склонами, чуть прикрытыми сухой жесткой травой, но они по-прежнему опасались угрозы с воздуха и потому избегали слишком открытых мест. Кроме того, однажды решившись штурмовать такой купол, они обнаружили, что ни о какой легкости подъема там и речи быть не может. Коварный склон был раскален добела горячим солнцем Тэкэрэо и весь покрыт мелкими и крупными камнями, то и дело норовящими съехать вниз шуршащей пыльной осыпью. Тот подъем обошелся им в две подвернутых ноги, один солнечный удар и пару десятков болезненных ушибов и царапин.

Поэтому двигаться им приходилось так.

Тяжко! Ой, как тяжко! Тридцатикилограммовый узел за спиной тянет вниз, что-то неудобное и ребристое впивается чуть пониже лопаток, пот заливает глаза, но нет возможности даже стереть его со лба — одной рукой Эргемар вцепился в тонкий ствол дерева, другую протягивал вниз, помогая Терии Трентон преодолеть еще один метр пути.

Сероглазой амазонке тоже приходилось нелегко. Пышные волосы растрепались и посерели от пыли, ленточка съехала набок, по грязному личику проложили дорожку капли пота, одна коленка была перевязана, чуть пониже другой покрылась высохшей корочкой свежая ссадина, задорная улыбка сменилась усталой гримаской. И все же, Териа не сдавалась. Поправив лямку узла чуть ли не больше ее самой, она с помощью Эргемара поднялась на уступ и, прижавшись к нему горячим телом, шумно перевела дух.

И почему последние метры подъема всегда оказываются такими трудными? Впрочем, сейчас дело было вовсе не в том, что эти метры — последние. Обернувшись назад, Эргемар мог видеть длинный, густо поросший деревьями и кустарниками, но достаточно пологий склон, за каких-то десять метров до гребня упиравшийся в отвесный обрыв, только в одном месте прерывавшийся узкой зеленой седловиной. Склон там тоже был почти вертикальным, но, карабкаясь с одного уступа на другой и придерживаясь за стволы невысоких деревьев, вцепляющихся корнями прямо в ноздреватый известняк, его все-таки можно было преодолеть.

Слегка передохнув и выпустив из рук спасительный ствол, Эргемар поднялся еще на метр и помог взобраться Терии. До гребня оставалось совсем немного, но Эргемар сделал еще одну короткую паузу, глядя, как в нескольких метрах от него медленно и рывками поднимается вдоль стенки обрыва их последняя гравитележка, вся облепленная людьми. Лицо Дауге было встревоженным и сосредоточенным, вся конструкция дребезжала и сотрясалась, и Эргемар испугался, что она может не дотянуть до верха, как это случилось вчера с их второй тележкой, сдохшей во время особенно тяжелого и длинного подъема. Тогда Млиско затеял настоящий скандал, но не позволил выбросить ни одной обоймы с патронами. В итоге в узлах за спиной появился новый груз, восполнивший истощившиеся запасы съестного.

Тележка, громыхая, словно переполненный трамвай, скрылась за гребнем, и Эргемар, вздохнув, снова полез вверх. Ухватившись за протянутую руку Млиско, а другой рукой подтягивая за собой Терию, он преодолел последние полтора метра подъема и с тихим стоном облегчения сбросил с плеч опостылевшие лямки. Теперь хотелось просто лежать в жесткой пыльной траве, уставив взор в близкое светло-голубое с сероватым оттенком небо, но надо было сбрасывать вниз веревки и помогать выбраться наверх тем, кто не мог преодолеть последние метры подъема без посторонней помощи.

Последним поднялся на гребень папаша Гитри. Старику было тяжело, может быть, даже тяжелее всех остальных, но он упрямо шел вперед, наотрез отказываясь садиться на тележку. Вымотавшийся до предела Эргемар лежал на траве и, затаив дыхание, смотрел, как папаша Гитри медленно, словно отдыхая после каждого движения, вынимает из свой поклажи пластиковую бутыль, почти наполовину заполненную водой, и откручивает крышку.

С водой у них тоже было плохо. За три последних дня им попался только один ручей, и то вода там была мутноватой и с заметным привкусом. Теперь у них была на исходе даже она — несколько десятилитровых пластиковых канистр, где они держали общий запас, опустели еще за завтраком, и сейчас они могли располагать только содержимым своих фляг.

Старик прополоскал рот, сделал несколько скупых глотков и снова, подержав воду во рту, выплюнул ее на землю. Услышав какой-то неясный сдавленный звук, Эргемар лениво повернул голову и вдруг наткнулся на исполненный ненависти горячий взгляд.

Бус, опираясь на искалеченную руку, смотрел на папашу Гитри с бессильной жадностью. Рядом с ним валялась на земле такая же пластиковая бутылка, оплетенная веревкой, — без единой капли воды.

Повинуясь внезапному чувству жалости, Эргемар снял с пояса свою флягу, где оставалось еще не меньше полулитра воды, сделал несколько торопливых глотков и протянул Бусу.

— Держи!

Глаза бывшего хулигана, после понесенного во время восстания увечья потерявшего весь свой задор и агрессивность, влажно блеснули. Не говоря ни слова, он дрожащими руками взял бутылку и жадно присосался к ней. Эргемар даже почувствовал укол сожаления. Это была последняя его вода, а пополнить запас было негде.

— Спасибо, — хрипло поблагодарил Бус, возвращая бутылку Эргемару.

Там еще что-то плескалось, и Эргемар, протерев горлышко, сделал еще несколько мелких медленных глотков, стараясь подержать воду подольше во рту. Подавив искушение допить весь оставшийся запас до конца, он закрутил крышку и повесил бутылку обратно на пояс. Ему немного полегчало, теперь он смог сесть и оглянуться по сторонам.

За узким гребнем начинался длинный и крутой, но вполне проходимый спуск в узкую долину, которую с юга запечатывал голый обрывистый кряж. Там кто-то двигался, очевидно, прыгунцы — забавные зверушки, похожие на вставших на задние лапы кроликов, примерно, метровой высоты. Впрочем, разглядеть их поближе никогда не удавалось. Людей к себе прыгунцы никогда не подпускали и при малейшем признаке опасности уносились прочь мощными прыжками, балансируя толстым длинным хвостом.

По другую сторону долины выбрасывала свои языки-отроги новая гряда, еще выше той, что они преодолели. Зато, как с радостью заметил Эргемар, обрыв там был не сплошной, а в нескольких местах гребень снижался, образуя перевалы.

Внизу были заметны ярко-зеленые пятна осоки, и Эргемар подумал, что в долине, наверняка, есть вода. Это не слишком его обрадовало: скорее всего, это была лишь очередная грязная лужа, заросшая травой. Раньше они обходили такие места стороной, чтобы не увязнуть в густой вонючей грязи, напоминающей по консистенции горячий гудрон, но теперь они вряд ли могли позволить себе брезгливость.

Эргемар немного подумал о том, с помощью каких фильтров они могли бы получать из этой грязной взвеси воду для питья, но тут его внимание привлек поднимающийся по склону разведчик из отделения Ратана Рантиса.

— Вода! — радостно возвестил тот, сбивая дыхание на последних метрах подъема. — Там внизу вода! Родник прямо из-под земли бьет!

Радостная весть вернула им силы быстрее, чем смог бы любой допинг. Подхватив узлы с поклажей, все спустились — скатились вниз по умеренно густо поросшему кустами склону и вскоре оказались в прохладном тенистом распадке, на дне которого весело журчал ручеек, вытекающий из крохотной — едва ли двух метров в поперечнике — неглубокой лужицы с гладким песчаным дном. Время еще только перевалило за полдень, но Дилер Даксель все равно приказал делать привал и готовить обед. Как отлично все понимали, лучшего места для этого сегодня может и не найтись.

Проглотив свою порцию подогретых бобов, Эргемар растянулся прямо на траве. После обеда его отделение заступало на дежурство, а значит, каждую минуту отдыха надо было ценить. Однако вскоре его окликнул Дилер Даксель.

— Драйден, не спишь? Тогда пошли с нами. Там ребята нашли кое-что интересное. Кажется, здесь когда-то кто-то разбился.

Двумя ударами мачете Эстин Млиско вырубил под корень последний куст и отбросил в сторону ветки, мешающие обзору, но даже тогда Эргемару понадобилось почти полминуты, чтобы понять, что же он видит перед собой, — наверное, его запутала решительная непохожесть летательного аппарата на знакомые самолеты и вертолеты. Это была небольшая — не больше пяти метров длиной — обтекаемая машина, лежащая с небольшим креном на левый борт. Очевидно, она когда-то имела каплевидную форму, но теперь вся ее передняя часть была смята и разорвана, словно жестяная. Серо-серебристый металл, на котором кое-где еще держалась темно-зеленая краска, топорщился острыми краями. Бока были в глубоких вмятинах. Одно треугольное крыло зарылось глубоко в землю, другое было снесено напрочь, а притопленная смятая труба сопла высовывалась из корпуса жалко и даже чуточку неприлично.

Удивительно, но стеклянный колпак, покрывавший всю верхнюю часть корпуса, уцелел, хотя и покрылся паутиной молочно-белых трещин. Через неширокий пролом в передней части просматривались четыре скелета, пристегнутые ремнями к креслам. На ближайшем, все еще сжимающем сжатыми костяными кулаками джойстики, сохранились обрывки одежды, а с оскаленного черепа свисали длинные серые пряди. Женщина?!

Несколько минут стояла тишина, даже удивившая Эргемара. Только немного погодя он понял: все ждут, что скажет он, как их главный эксперт по авиации.

— Сложно сказать, — хрипло произнес Эргемар, коротко прокашлявшись. — Такое впечатление, что он хотел перевалить ту гряду, но во что-то воткнулся на гребне и закувыркался вниз по склону. Но тогда он, наверное, должен был просто разлететься на куски, а его обломки разнесло бы метров на триста.

— Кээн делают... лаатамсхауги... всякие летающие машины... очень прочно, — глухо сказал Дауге. — Это такой... свиустаунгра... воздушный катер. Очень дорогой, очень быстрый, не для... всех. Он сделан из... нхионса... такой специальный материал. Легкий, совсем как алюминий, но не металл. И прочный, очень прочный... Не знаю, как на баргандском. И кабина из металлопластика. Он мог не разбиться, упав вниз.

— И когда это могло быть? — деловито спросил Даксель, ни к кому прямо не обращаясь.

Дауге пожал плечами.

— Трудно сказать. Нхионса не ржавеет и не корродирует. Двадцать лет, тридцать лет, не известно.

— Да, не меньше двадцати, — подтвердил Эргемар. — Следов от падения не видно, все вокруг заросло. Но и не намного больше. Машина не успела врасти в землю, плоть отделилась от костей, но сами кости еще не рассыпались от времени. Так что, случилось это не так давно.

— Говоришь, дорогой катер? — пробормотал Млиско. — Интересно. Похоже, здесь разбились какие-то шишки, а их даже не смогли найти. Это хорошо, значит, места здесь по-настоящему глухие. Кстати, интересно посмотреть, что там внутри.

Дауге, не говоря ни слова, подошел к катеру, положил обе руки на покрытый трещинами колпак и сделал какое-то резкое движение. К удивлению Эргемара, фонарь неожиданно легко сложился, до половины уйдя в пазы. На всех пахнуло чем-то затхлым и неприятным — наверное, пришло в голову Эргемару, это и был запах тления.

— Никто из них даже не пробовал вылезти, — со странной смесью насмешки и сожаления вдруг сказал Млиско. — Зачем было делать такой прочный катер, если эти бедолаги все равно погибли там же, на месте? Вон, у того, кто впереди, все ребра переломаны...

Внезапно Млиско подошел к катеру и, опершись на приоткрытый фонарь, осторожно — чтобы не потревожить кости — снял что-то с шеи пилота. Все столпились вокруг него, рассматривая находку.

На ладони у Млиско лежал большой — размером с крупную сувенирную медаль — медальон насыщенного золотистого цвета на золотой цепочке. Его крышку украшало рельефное изображение солнца с многочисленными короткими и длинными лучами. Внутри оказались два выгравированных на сверкающей белой пластинке профиля — похоже, мужской и женский, а также какая-то надпись, изящно прорезанная по металлу.

— Тэхоэнт тоэ-Своэрант, Нлао руи-Тоорон, 3750 год, — с трудом разобрал надпись Дауге. — 3750 год — это давно, больше пятидесяти лет назад... Что-то мне здесь знакомо, что-то я слышал, только давно, очень давно... Не помню...

— Похоже, на свадьбу был подарок, — сочувственно вздохнула Эрна Канну. — Интересно, они вместе летели? Этот медальон — явно женский...

— И не бедные были, — Млиско закрыл медальон и подкинул его на руке. — Явное золото. А вот что за белый металл внутри, не пойму. Не платина — это точно, в этом я немного разбираюсь. Ну что, посмотрим дальше?

Дилер Даксель, подойдя к катеру, сильным толчком поставил фонарь на место.

— Хватит, — строго сказал он. — Ничего полезного для нас мы там не найдем, а трупы обшаривать — мы что, гробокопатели какие? Медальон возьми с собой, Стин. Как дойдем, передадим пришельцам — может, те и отыщут родных. А те бедняги пусть пока здесь покоятся. Эми, сделаешь пометку на карте?

— Сделаю, — Дауге коротко кивнул.

— А нам пора дальше. И так столько времени тут потеряли!...

Следующий подъем дался им без особого труда. На гребне, представлявшем собой странный двойной горб, рассеченный ложбиной, Эргемар оглянулся назад, на долину, где остался разбитый катер. С высоты уже не было ничего видно, но Эргемар, прикинув место его упокоения, мысленно провел вверх прямую черту, и ему явственно показалось, что именно там ближний к долине гребень, состоящий из крупных обломков разрушенной временем известняковой стены, был проломлен, словно забор врезавшимся грузовиком. Как вдруг ясно представилось Эргемару, женщина-пилот, желая слихачить, прошла впритирку первый гребень и бросила машину вниз по склону, не успев заметить, что всего через несколько метров прямо перед ней вдруг вырастает новая стена из неровных острых глыб... Ему даже показалось, что он слышит звук удара, скрежет разрываемого о камень корпуса и дробный грохот, с которым потерявшая управление машина валится вниз, по крутому неровному склону. Вряд ли кто-то из них даже успел сообразить...

Что только не придет в голову от жары... Эргемар тряхнул головой. Видение исчезло, и он начал спускаться, догоняя товарищей, уже растянувшихся неровной зигзагообразной цепочкой по поросшему высокой травой и кустарником склону. Впереди была новая долина, а за ней — еще одна гряда, образованная почти вертикально тянущимися вверх серо-рыжими скалами с зеленой оторочкой зарослей, разделенными глубокими узкими каньонами. Похоже, дорога приготовила для них новые испытания.

Ночной лагерь отходил ко сну. Давно угасли костры, залитые для верности водой из журчавшего неподалеку ручейка, стихли разговоры. Дежурные растянули между деревьями навес на случай дождя. Под ним укладывались спать несколько десятков человек, похожие в своих коконах из маскировочной ткани на большие неаккуратные свертки.

Только командирам отделений, собравшимся на свое ежевечернее совещание, было не до сна, и невеселы были их речи.

— Зря мы сунулись в эти горы, — злобным шепотом прошипел Шакти Даговин. — Зря-а-а...

— А что еще было делать?! — не сдержался Горн. — Что, делать крюк в двести километров было бы лучше?

— Лучше, — упрямо повторил Даговин. — Пусть и дольше, но шли бы по нормальному лесу, без всяких этих вверх-вниз, вверх-вниз. У меня в отделении уже половина людей на последнем пределе. Папаша Гитри вот-вот свалится, а все, старый упрямец, не хочет на тележку садиться. Да и нет уже там места — ее и так уже со всех сторон обсели, будто там клеем намазано... А что будет, если — оборони нас Гланиус, и она сломается?!

— Не должна, — сухо сказал Дауге, похоже, принявший последние слова Даговина на свой счет.

— Ну хорошо, протянет она еще день или два. И что дальше? Люди уже выбиваются из сил!

Шакти Даговин, кажется, был счастлив. Он постоянно предсказывал неприятности, и когда они происходили, просто наслаждался своей правотой. На этот раз возразить ему было нечего.

— Двенадцать человек больше не могут идти, — тихо сказала Эрна Канну. — Еще двадцать два по различным причинам частично или полностью освобождены от груза. А это — на минуточку — почти половина отряда. Вчера было, соответственно, восемь и четырнадцать. Рост в полтора раза. Почти у всех ушибы, растяжения, ссадины. Бинты кончаются, антисептик кончается, тоник этот — и тот кончается.

— Это не тоник, — зачем-то поправил Дауге. — Точнее, это тоник, но для кээн, не для нас. Для нас — простая шипучка, без действия.

— Все равно, люди в это верят, и им действительно становится лучше, — нахмурилась Эрна. — Осталась последняя коробка. Завтра к вечеру ее не будет.

— У двух человек обувь полностью развалилась, — добавил, ни как кого не глядя, начхоз Лилсо. — Еще у нескольких — на подходе, в том числе, и у меня. В лесу можно было хоть как-то выйти из положения, на этих проклятых камнях — нет!

Над распадком повисла тревожная тишина. Каждый их них мог бы без труда продолжить этот скорбный перечень. У Эргемара в отделении тоже было далеко не все в порядке. Вечером на подъеме потеряла сознание Тихи, и ее пришлось уложить на тележку, буквально, на руки сидящим там людям, а Рустем, еще раньше взваливший на себя двойной груз, совершенно выбился из сил. Карвен так толком и не оправился от ранения и большую часть пути или ехал на тележке, или ковылял, поддерживаемый Санни. Крагди, несмотря на то что после нападения спрута прошло уже почти две недели, до сих пор жаловался на бессонницу и ночные кошмары, а некоторые из почти зашивших царапин на его ногах и ягодицах вдруг снова воспалились и стали нарывать. Крагди не жаловался и даже тащил поклажу наравне с остальными, но было видно, что каждый шаг дается ему не просто.

— Ладно, — наконец нарушил молчание Даксель. — Возможно, мы и в самом деле допустили ошибку, отправившись в этот поход по горам. Но я прошу на время забыть об этом и подумать о более важных вещах. Например, что нам делать дальше.

— Только не возвращаться, — быстро сказала Хенна. Обычно во время совещаний она предпочитала только переводить и почти никогда не высказывалась сама. — Все что угодно, только не возвращаться.

— Да, — возвращаться нельзя, — согласился Шакти Даговин. — Но тогда что нам остается? Идти назад — нельзя, вперед — нельзя, оставаться на месте — тоже нельзя!?...

— Из любого положения есть, по крайней мере, три выхода, — сказал Даксель. — Мы можем, несмотря ни на что, все же продолжать двигаться вперед. Эти проклятые горы должны же, в конце концов, когда-нибудь кончиться! Можем попробовать свернуть на юг, хотя этот вариант мне откровенно не нравится...

— А какой тогда третий? — не вытерпел Даговин.

— Коллективное самоубийство, — ответил Даксель без всякой улыбки. — Но он мне не нравится еще больше.

— Идти вдоль или поперек разницы особой нет, — изрек Млиско, глядя на компьютерную карту, которую вывел на экран планшета Дауге. — Южнее мы попадем в настоящий лабиринт из всяких ущелий, каньонов и горок. Та же морока, только на сотню кэ-мэ больше. Я за то, чтобы продолжать путь. Если карта не врет, мы почти достигли плоскогорья.

— Карта неточная, — поморщился Даговин. — Вчера мы ждали, что выйдем на плоскогорье сегодня. И что изменилось?

— Стало быть, ты за поворот на юг? — уточнила Эрна Канну.

— Нет, — Даговин ожесточенно помотал головой. — Слишком поздно. Теперь нам одна дорога — вперед.

— Вот и определились, — довольно ухмыльнулся Млиско. — Выходит, у нас остался только один насущный вопрос: как заставить пройти еще два десятка километров по бездорожью этот балласт и не надорваться при этом самим.

После поломки второй тележки Млиско навьючил на себя больше пятидесяти килограммов груза, в основном, боеприпасов. Он не подавал вида, насколько ему тяжело, но последние сутки измотали даже его.

— Пожестче надо быть, пожестче, — предложил Горн. — Предоставить места на тележке только тем, кто действительно не может идти, а остальные пусть только подсаживаются на нее по очереди, как и было. А не то эта, не к ночи будь сказано, мадам Бэнцик — здоровая как корова, а сидит весь день на этой тележке, и ничем ее не сдвинешь. Или Бус — с тех пор, как без руки остался, ничего не делает и на тележке постоянно торчит, хотя с ногами у него все в порядке и ряху такую наел, что уже поперек себя шире.

— Может быть, — кивнул Даксель. — Но давайте пока оставим крайние средства на крайний случай. Пока мы все — невзирая на некоторые моменты — единая команда, и мне хотелось бы сохранить это настроение как можно дольше. Нас слушают, потому что уважают. А если мы начнем заставлять людей что-либо делать, подгонять их, нас станут бояться.

— Пусть бы боялись, лишь бы шли, — проворчал Млиско. — Хорошо быть добрым, не спорю. Только когда подопрет, так обо всякой доброте забудешь. Вот ляжет завтра кто-то на землю, чем ты его поднимать будешь, кроме как пинками? Сейчас расходиться будем, а завтра готовьтесь — чувствую, кто-то обязательно сорвется. Рейн, пусть твои ребята будут поблизости. Если кто истерику поднимет, скрутите его — и на тележку! Мы тут не в турпоход собрались, понимать надо! Вопросы есть?

Вопросов не было, и все стали расходиться. Остался лишь Эргемар как дежурный по лагерю и Даксель, неподвижно сидящий, глядя в одну точку, на скатанном в рулон куске маскировочной ткани.

Совещание оставило у Эргемара неприятный осадок. Вероятно, Млиско и Горн с их солдатской жесткостью были правы, но Эргемару была ближе позиция Дакселя, который всеми силами старался поддерживать в них чувство единства и взаимопомощи и пресекать любое насилие. Безусловно, и мадам Бэнцик, и Бус раздражали многих своими ленью и эгоизмом, но Эргемару хотелось верить, что в по-настоящему критической ситуации и они поведут себя как люди. Раньше им всегда хватало слов, чтобы погасить в зародыше любой конфликт и устыдить неправых, и Эргемару не хотелось думать о том, что будет, когда им однажды придется пустить в ход силу.

Даксель все еще сидел, подпирая голову руками. Эргемар, чувствуя, что больше не может разделять его одиночество и ответственность, встал и, стараясь двигаться как можно тише, ушел проверять посты. Ночь была тихой и ясной, и его мысли вскоре потекли в другом направлении. Он думал о потерпевшем крушение катере пришельцев, который они нашли днем. Кто были те, кто погиб тогда? Искали ли их, а если да, то почему не нашли? Кому принадлежал золотой медальон?... На все эти вопросы не было ответов, и Эргемар немного жалел, что, занятые собственными проблемами, они даже не попытались приподнять хотя бы краешек завесы над чужой тайной.

Обойдя лагерь по периметру, Эргемар вернулся обратно на ту же полянку в зарослях, где проходило их совещание. Дакселя там уже не было, но на стволе поваленного дерева сидел человек в той же позе, подперев голову руками и смотря куда-то себе под ноги. От этой фигуры веяло такой безнадежностью, что Эргемару стало не по себе. Подойдя ближе, он узнал Рустема.

— Не спится? — спросил Эргемар, присаживаясь рядом.

— Нет, — односложно ответил Рустем, по-прежнему глядя в землю.

— Как Тихи?

— Спасибо, ей уже лучше. Спит.

— Может быть, завтра все придет в норму, — предположил Эргемар, остро чувствуя неуместность своего фальшиво бодрого тона.

— Не придет, — помотал головой Рустем. — Тихи беременна.

— Что?! — Эргемару показалось, что нетвердо знающий баргандский язык Рустем употребил неверное слово.

— Беременна, — со вздохом повторил Рустем. — Она ждет ребенка.

— Давно? — тупо спросил Эргемар. Он все еще не решался поверить.

— Третий месяц. Может быть, уже четвертый.

— Вот черт!

До Эргемара только начала доходить вся катастрофичность ситуации. Беременная женщина в этих горах и лесах, где нелегко приходится даже здоровым мужикам... "А если дело не ограничивается одной лишь Тихи?!" — вдруг обожгла его новая мысль. Среди них — полтора десятка постоянных пар, не считая краткосрочных связей, и никто ни от кого никогда не требовал ханжеского соблюдения приличий... А что, если и Териа ждет ребенка — от Роми? Эргемар почувствовал, как его бросило в жар.

Рустем понял его молчание по-своему.

— Мы не хотели, — торопливо и виновато заговорил он, мешая баргандские слова с венсенскими и картайскими. — Мы старались быть осторожными, но не всегда... получалось. Наверное, это случилось на корабле. Мы тогда были так рады, что остались живы... Когда пришельцы делали опыты над нами, они давали какие-то пилюли... предохраняющие... потом перестали... А потом стало поздно...

— Я понимаю, — безнадежно махнул рукой Эргемар. — Кто еще знает?

— Только Санни. Раньше еще была Добра.

— Так значит, это она из-за... — Эргемар не закончил фразу.

— Да. Тихи говорит, что должна родиться девочка. Мы назовем ее Доброй. А если мальчик, его будут звать Добри... Главное, только чтобы кто-то родился.

— Потому ты и хотел остаться? — понял Эргемар.

— Да, эта планета не очень опасна, мы могли бы здесь жить. А теперь мы только обуза — для всех остальных.

— Прорвемся, — уверенно сказал Эргемар, стараясь не выдать охватившей его паники. — Это хорошо, что ты мне сказал. Будем оберегать ее вместе. Главное, у нас еще есть время.

— Да, немного есть, — покорно согласился Рустем, не поднимая головы.

— А шел бы ты спать, — посоветовал Эргемар. — У тебя сегодня какая смена, третья?

— Третья.

— Так иди отдыхать. Отсыпайся, тебе завтра будут нужны все силы!

— Спасибо, — невпопад поблагодарил Рустем.

Он встал и, слегка пошатываясь, прямо через кусты побрел по направлению к спальному навесу. Эргемар остался сидеть. Новость, принесенная Рустемом, прогнала у него весь сон, а в голове засела и не хотела убираться назойливая фраза: "И мало нам было других неприятностей!".

Только через несколько минут, немного придя в себя, Эргемар поднялся с места. Он решил еще раз проверить посты, а заодно, немного проветриться. Однако, успев сделать лишь несколько шагов, он вдруг услышал неясный шум. Рука Эргемара дернулась, было, к кобуре с пистолетом, но тут же облегченно остановилась. Кто-то один шел со стороны лагеря, пытаясь не шуметь, но все равно производя массу всяческих шорохов. Еще через полминуты он появился на поляне. Тень скрывала его лицо, но в глаза Эргемару сразу же бросился пластиковый кокон, покрывавший до локтя укороченную руку с тупым конусом вместо кисти.

— Бус? — неуверенно окликнул его Эргемар.

— Д-да, — Бус испуганно отшатнулся. — А, это вы... Спасибо за воду.

— Пустое, — произнес Эргемар, с интересом отмечая смятение и странную возбужденность Буса. — Что, не спится?

— Нет, — Бус угрюмо опустил взгляд. — Устал страшно, и сон все не идет, и не идет.

— Бывает, — сказал Эргемар, даже не стараясь скрывать иронии.

Уж кто-кто, а Бус меньше, чем кто бы то ни было, мог сегодня жаловаться на усталость. Почти весь день он пропутешествовал, сидя на тележке, а на привалах, как верно подметил Горн, не делал ровным счетом ничего для обустройства лагеря.

Бус, безусловно, тоже уловил эту интонацию.

— Совсем считаете меня никчемным, да? — угрюмо спросил, по-прежнему глядя куда-то вниз. — Да и что сказать, я и сам себя презираю, сил нет.

— Слушай, Бус, — тихо, но твердо сказал Эргемар. — Хватит уже себя жалеть. Ты должен дальше жить, понял! Ну, не повезло тебе, понимаю. Но ты же не голову потерял, так? Я, вон, про летчика читал, что не то что без руки, без ног летал!

— Да нет, как вы не понимаете?! — скривился Бус. — Думаете, в этом дело? — он сунул свой обрубок чуть ли не в лицо Эргемару. — Я ведь струсил, понимаешь?! Все из себя крутого корчил, а как до дела дошло, тут моя крутость и кончилась!

Бус вскинул голову и впервые взглянул в глаза Эргемару. Взгляд его был жалкий и в то же время затравленный.

— Думаешь, я всегда крутой был? Да я до войны в автомастерской работал! Рихтовал там или колеса бортировал... А после работы с парнями на стадион — поорать там, потом подраться с чужими фанатами стенка на стенку. Я настоящих крутых только по телику видел. Ну, пригоняли нам иногда угнанные тачки, мы их на запчасти разбирали, только это не в счет... А в плену так попал в одну компанию и вдруг понял, что нет там никого сильнее меня! Даже нет, там не сила решает, а наглость, нахрап. Ну, подмял я всех под себя, собрал кодлу — так это я себя впервые человеком почувствовал! Ты знаешь, как это круто, когда ты идешь, а тебя все боятся! Или когда пайки делить!...

Бус оскалился и злобно сплюнул. В эту минуту он чем-то напоминал Эргемару змею, вдруг лишившуюся яда.

— А даже когда вы верховодить стали, я хрен кого боялся! Ребята со мной были, и даже вам был облом со мной связываться. Когда вы свое восстание замыслили, все равно без меня не обошлось. А чего б и для форсу не сделать?! Терять-то нечего было, а дело — вот оно! Я ж думал, как кончится заварушка, так я вообще в авторитет войду! А потом как поперли на нас те громилы, и стал я не человек, а дерьмо дрожащее!...

— Ну, ангахов испугаться — это не грех, — хмыкнул Эргемар. — Я бы тоже, пожалуй, струхнул, когда они на безоружных людей набросились.

— Но вы же не испугались, верно? — тихо проныл Бус. — А я тогда не просто испугался — у меня паника была, ужас смертный. Я ведь наружу тогда одним из первых ломанулся, а они вдруг — на меня, все на меня! Я тогда Роми за руку схватил, чтобы им прикрыться, а они его своими мечами — на куски, на куски! Только я и сам не уберегся. Даже и не заметил, когда это было. Смотрю, а у меня вместо кулака обрубок и кровь хлещет! А меня уже за плечо и назад — спасать, значит. А там уже Корк вперед высунулся, а потом... вы подоспели. Другие с ними сражались, а я... обделался. Все думали — от шока, что руки не стало, а я — от страха.

— Видать, тогда никто ничего не заметил, — угрюмо сказал Эргемар. — А теперь уже и не вспомнишь, кто что делал.

— Лучше б вы меня судили, — Бус снова смотрел в землю. — Я бы любую кару принял. А никто мне тогда и слова худого не сказал, только сочувствовали. Я уже говорю себе — мол, и так наказан; калека безрукий, ни в мастерской от меня больше толку нет, ни даже помахаться... А все равно — как закрою глаза — так и чувствую, что я за него снова руками хватаюсь, и вместо себя — под мечи! Иду я — и все время жду, как мне кто-то скажет: "Убийца и трус — тебе не место среди людей!". А рука болит... Ее нет, а она болит и чешется — сил нет. Особенно ладонь. И хочется так почесать, а нечего... Устал я от этого... Не могу больше...

Бус замолчал. Молчал и Эргемар, не зная, что сказать. Наверное, надо поговорить с Млиско, пришла к нему, наконец, здравая мысль. Он воевал и, вероятно, сталкивался с подобными ситуациями. Он знает, что делать.

Внезапно неподалеку послышался шум. Не осторожный шорох человека, пробирающегося сквозь чащу, а громкая возня, сопровождающаяся глухими ударами и вдруг прорезавшимся девичьим визгом.

— Жди тут! — крикнул Бусу Эргемар и ломанулся прямо через кусты на шум — теперь в этом уже не было никаких сомнений — драки. В конце концов, это был его долг как дежурного по лагерю.

Однако, как ни спешил Эргемар, а успел он лишь к шапочному разбору. К тому времени как он, продравшись через заросли, оказался на небольшой полянке, окруженной по краю молоденькими деревцами, все уже кончилось. Одного драчуна крепко удерживал в захвате Рейн Рантис, второго спокойно, но решительно, оттеснял в сторону Тухин, один из караульных первой смены. Немного поодаль стояла, прижимая к груди руки, перепуганная вилкандка Элльи — несомненная виновница всего происшествия.

Когда в тесной замкнутой группе людей, обреченных на совместное существование на многие месяцы, а, может, и до конца жизни, женщин в полтора раза меньше, чем мужчин, причем, не все они молоды и привлекательны, ситуация сама по себе становится взрывоопасной. Элльи же своим поведением, увы, отнюдь не вносила мир и спокойствие в их коллектив. Слов нет, она была красивой, милой, очень живой и непосредственной (может быть, даже слишком непосредственной) девушкой, но все эти несомненные достоинства изрядно обесценивались крайне легкомысленным отношением к жизни. Этой пигалице явно были приятны знаки внимания со стороны мужчин. Она с удовольствием принимала и даже поощряла ухаживания, была со всеми дружелюбна и приветлива, но при этом не торопилась отвечать кому бы то ни было взаимностью. Несколько парней, наиболее активно добивавшихся расположения Элльи, уже давно смотрели друг на друга весьма косо, а теперь дело дошло и до драки...

Как и ожидал Эргемар, силами мерялись два самых настойчивых ухажера — вилкандец Даро Кьюнави, претендовавший на благосклонность Элльи на правах ее единственного соотечественника в их компании, и признанный покоритель женских сердец венсенец Примо Эрилан. Красавчик Эрилан не был обделен вниманием противоположного пола, но, похоже, с некоторых пор воспринимал само наличие недотроги Элльи как личный вызов.

Впрочем, сейчас Эрилан отнюдь не выглядел красавчиком. Разбитая губа и заметный даже в темноте фонарь под глазом недвусмысленно свидетельствовали, что короткий боксерский поединок завершился совсем не в его пользу.

— Что здесь произошло? — устало задал Эргемар лишний вопрос.

Рантис отпустил Кьюнави, и тот стал сердито массировать помятую шею. Эрилан хмурился исподлобья, потирая почему-то не пострадавший на первый взгляд нос. Элльи, уже полностью придя в себя, смотрела куда-то в сторону, высокомерно подняв носик, словно ее ничего не касалось.

— Ну, так все-таки, что здесь произошло? — строгим и неодобрительным тоном повторил вопрос Эргемара появившийся на поляне зевающий во весь рот Даксель.

— Этот ... ее разбудил и с собой сюда повел, — мрачно сказал Кьюнави. — Наверное, стихи читать. А как я подошел, так он стал возбухать и рукам волю давать. Вот и пришлось дать ему пару раз по морде.

Эрилан громко и обиженно ответил по-картайски. Этого языка Кьюнави не понимал, но на всякий случай громко засопел и сжал кулаки. Рантис для верности выставил перед собой руку, словно шлагбаум.

— Тихо, тихо! — призвал их к порядку Даксель. — Люди кругом спят. Так, а что скажет, так сказать, третья сторона?

— Ничего особенно не было, — обиженно дернула плечиком Элльи. — Примо пригласил меня посмотреть на падающие звезды. Потом мне стало холодно. И ничего такого я не имела в виду.

Элльи была сама невинность. Вот только ее вид наводил на самые грешные мысли. Вся ее одежда состояла из коротенькой накидки, сшитой из простыни, и все присутствующие то и дело бросали в ее сторону заинтересованные взгляды. Впрочем, даже это ни о чем не говорило. Элльи частенько обходилась самым минимумом одежды, словно не замечая, какую реакцию это вызывает у окружающих.

— Все ясно, — Даксель глубоко вздохнул. — Конечно, я рад, что у кого-то после даже такого сложного дня сохранился избыток сил, но меня решительно не устраивает способ их применения. Придется вам завтра взять по лишней канистре с водичкой и по ракете на вьюк.

Эрилан кивнул. Когда надо, он очень хорошо понимал баргандский. Кьюнави мрачно проворчал что-то виновато-согласное.

— Теперь что касается вас, — Даксель еще раз вздохнул. — Слушайте, вы, романтичная девушка! Хватит уже водить людей за нос! И не говорите, что это не мое дело! Сейчас это уже мое дело! Я не хочу, чтобы кто-либо из нас был причиной ссор и драк! Я ошибался, когда относился к вам как к взрослому ответственному человеку, которого уже не надо учить элементарным правилам приличия. Постараюсь эту ошибку исправить. И определитесь, в конце концов, со своими чувствами!

— Я определилась! — капризно и даже с вызовом произнесла Элльи. — И уже давно. Я хочу быть с тобой!

Она подошла к Дакселю и на глазах у всех по-собственнически повисла у него на плече. Кьюнави издал какой-то сдавленный звук. Рантис на всякий случай, не глядя, сцапал его за воротник.

— Пороть! — просипел над ухом у Эргемара чей-то голос, может быть, даже его собственный. — По-роть!

— А ну-ка, разойдись! — ко всеобщему облегчению прервала немую сцену Эрна Канну. — Идите-ка отсюда, мужчины! У нас тут пойдет женский разговор по душам!...

Выглядела Эрна очень решительно, к тому же она была сильно не в духе. От нее, и в самом деле, хотелось оказаться где-нибудь подальше, и Эргемар с чувством облегчения ретировался. Слегка поплутав по ночным зарослям, он вернулся на поляну, где оставил Буса, но там его уже не было.

Буса не оказалось на месте и утром. После недолгих поисков его нашли в густых зарослях метрах в двадцати от той поляны, где с ним разговаривал Эргемар. Ножом Бус вскрыл себе вену на локтевом сгибе, а затем лег прямо на землю и лежал, пока не истек кровью. Лицо его было белым и спокойным, глаза закрыты.

— Тяжелая штука — совесть, с усмешкой сказал Млиско, которому Эргемар рассказал о причине самоубийства Буса. — Как впервые в человеке проснется, так с непривычки и задавить может.

Нагнувшись, он снял с ног Буса еще крепкие ботинки и протянул Лилсо.

— Держи, кому-то наверняка пригодятся. Жаль, куртку не догадался снять, хорошую вещь испортил...

Других эпитафий не было. Буса не любили, и его смерть ни у кого не вызвала особого сожаления. Однако утренний лагерь был непривычно тихим, а во время завтрака все то и дело оглядывались на небольшую проплешину у подножья склона, где работали землекопы. Сероватая почва была полна камней, поэтому дело шло тяжело, и могила получилась неглубокой. Ее завалили теми же камнями, придав им грубое подобие пирамидки.

После коротких сборов они снова двинулись в путь вверх по склону. Теперь их было на одного человека меньше, и каким бы неприятным и, порой, несносным, ни был Бус, его потеря не могла не произвести тягостного впечатления. Все словно безмолвно спрашивали друг друга: кто следующий не выдержит тягот долгого пути?

Склон был нетяжелым, но длинным, и колонна изрядно растянулась. Внезапно Эргемар, идущий вместе с Терией в середине группы, заметил, как облегченно останавливаются люди, достигшие гребня, а Элльи, все утро выглядевшая немного пришибленной и не отходившая ни на шаг от Эрны Канну, оживилась и захлопала в ладоши.

Они, наконец, вышли на плоскогорье. Перед ними простиралась равнина, поросшая высокой желто-зеленой травой, где-то вдали упирающаяся в голубоватые пологие вершины невысоких гор. Однообразие пейзажа оживляли рощицы ветвистых деревьев с раскидистыми кронами, что было хорошо, так как давало им и тень, и укрытие от наблюдений с воздуха.

Повсюду были слышны обрадованные возгласы. Настроение, придавленное утренними событиями, заметно пошло на подъем. Конечно, впереди лежала еще не одна сотня километров, но самый тяжелый отрезок пути они уже преодолели. Эргемар видел, как с тележки слезают люди, кто-то забирает у тяжело нагруженного Млиско трубу пусковой установки противовоздушных ракет, а скандалистка мадам Бэнцик, необычно тихая и покорная, уступает свое место бледной Тихи.

Говорят, в каждом сражении есть точка кризиса, пришла к Эргемару новая мысль. Тот, кто ее преодолевает, выигрывает бой. Эргемар не знал, сколько у них еще впереди боев и кризисов, но первая серьезная схватка с дорогой, похоже, завершилась их победой.

Глава 24. Полный корабль неприятностей

Транспортный корабль заходил на посадку. Это было величественное и волнующее зрелище: огромный выпуклый диск завис над башенками локаторов и куполами станций связи, над крытыми коробками складов и рядами стоящих на краю поля грузовых транспортеров, словно угрожая рухнуть вниз и задавить их своей тяжестью.

И как ему в голову могла придти такая нелепая мысль? Реэрн, стоя вместе со всеми старшими офицерами Центральной базы в группе встречающих, невесело улыбнулся над своими фантазиями. Нет, конечно, пусть все идет, как заведено, но лучше бы этот корабль вместе со всем своим содержимым так и не долетел бы до Филлины. В детстве Реэрн, как и многие дети его поколения, читал очень смешную повесть "Полный корабль неприятностей" и смотрел снятый по ней забавный фильм. Сейчас именно такой корабль, полный всяческих неприятностей, готовился опуститься на посадочное поле первого филлинского полноценного космодрома, только вот не было в этом ну абсолютно ничего смешного.

Реэрн покосился на застывшее лицо генерала Пээла, тоже, судя по всему, не испытывающего ни малейших положительных эмоций от зрелища посадки. Интересно, читал ли он в детстве эту книжку и вспоминает ли о ней? По крайней мере, ему прибытие этого корабля тоже принесет только массу новых проблем.

Неприятность первая, — Реэрн мысленно загнул один палец — комиссия из управления космофлота во главе с маршалом Гмиазмом, известным всему обитаемому космосу под прозвищами Редкостный Экземпляр, Давильщик, Людоед и Бешеный Мясник.

Этими прозвищами Гмиазм, тогда еще генерал второй величины, обзавелся лет десять назад на Лавинтисаэ, где в одном из периферийных округов вспыхнули беспорядки среди кронтэйских рабочих. Оказавшегося поблизости генерала вместе с его кораблем послали просто навести порядок и разобраться, однако тот понял поставленную задачу по-своему.

Проведенное впоследствии расследование выявило впечатляющую картину злоупотреблений и воровства со стороны местной администрации и нехотя признало обоснованность требований протестующих, однако генерал Гмиазм не затруднял себя подобными разбирательствами. Он просто бросил против бунтовщиков тяжелую технику и дал приказ открыть огонь на поражение, в результате прилетевшей на разборки комиссии пришлось, буквально, по крохам собирать нужные сведения у немногочисленных уцелевших.

Скандал был большой. В конце концов, почти поголовное истребление рабочих, требующих лишь, чтобы их нормально кормили и поили очищенной от тяжелых металлов водой, и разрушение сооружаемого ими важного объекта было, пожалуй, слишком радикальной мерой. Казалось, что Гмиазму светит, в лучшем случае, позорная отставка без пенсии, но за него неожиданно вступился сам тогдашний председатель Совета Пятнадцати Коог. Старик, по слухам, уже тогда начавший выживать из ума, испытывал слабость к решительным людям, не боящимся крови, и Гмиазм вместо заслуженного трибунала был осыпан чинами и милостями. В дальнейшем он попал в фавор к командующему Гдооду, решившему, что ему нужно личное пугало для слишком самостоятельных подчиненных, и генерал, вскоре получивший маршальские ромбы, стал абсолютно непотопляемым. В последние несколько лет маршал, облаченный высочайшим доверием и снабженный широкими полномочиями, без устали носился по космосу, инспектируя отдаленные форпосты и базы и творя суд и расправу.

Правда, поговаривали, что Бешеного Мясника можно укротить. Его было бесполезно пытаться умаслить подношениями и задобрить безукоризненным порядком на вверенном объекте — даже на самой идеальной базе Гмиазм умел находить нарушения, вызывавшие жуткие начальственные разносы, после которых, порой, одни офицеры теряли нашивки, а другие писали рапорт об увольнении из рядов. Однако маршал по-своему уважал людей, которые не испытывали перед ним страха и не трепетали перед всевластным самодуром.

Что же, остается надеяться, что у генерала Пээла хватит сил и мужества, чтобы противостоять Бешеному Мяснику. Однако маршал, как бы то ни было, — неприятность преходящая, он прилетит и улетит, а вот с неприятностью номер два придется жить долго — наверняка, не один месяц. На одном корабле с комиссией из космофлота на Филлину прибывала целая армия из Управления Двора, которой было получено подготовить сцену для проведения торжественной церемонии принятия под Высокую Руку, до которой оставалось всего ничего — два с небольшим филлинских месяца.

Реэрну даже не хотелось представлять, что будет с базой, когда на ней обоснуется эта толпа высокопоставленных бездельников, которых придется охранять, ублажать, развлекать и, в конце концов, делать за них их же работу, и непременно в самом авральном порядке. Интересно, успели ли уже известить филитов с Западного континента, какое им привалило счастье, и насколько пышной и дорогостоящей церемонии ждут от новых подданных?

Впрочем, зампотеху Реэрну вряд ли придется тесно общаться с утонченными придворными из Метрополии, а вот третья неприятность будет касаться его лично, особенно, как филлинского резидента Союза Борьбы. На планету везут колонистов — девяносто шесть семей, четыре с лишним сотни ни в чем не повинных людей, которые окажутся в самом эпицентре конфликта. Филиты будут рассматривать их как законную мишень, кое-кто в космофлоте рассчитывает использовать их в качестве повода к возобновлению военных действий и срыву перехода власти к гражданской администрации, а Беглец и его единомышленники мечтают превратить их в горючий материал для революционного выступления. И все эти порывы, благородные или нет, надо будет гасить, и не только потому что руководство Союза требует сохранения мира, а потому, что оставить этих людей на произвол судьбы было бы подлостью.

И, наконец, неприятность номер четыре — неопределенная и поэтому особенно неприятная. Этим же многострадальным кораблем на Филлину прибывает целая научная экспедиция для углубленного изучения — что бы вы думали — планеты и ее обитателей. Оказывается, надо было сначала напасть на филитов, сбросить на них две дюжины ядерных бомб, построить на их земле свои базы, а только затем задаться целью познакомиться с ними поближе.

Хлопот от них будет не так уж и много: ни о каком содействии они пока не просили, и даже охрана у них своя — два взвода внутренних войск. Вот только организует ее научный департамент космофлота, а возглавляет ее целый суперофицер второго ранга.

Вот и думаешь, чего ждать от этих ученых, из которых, наверное, не меньше половины, а то и все не имеют никакого отношения к чистой науке. А если учесть, что встречать кого-то из прибывших примчался с базы Восток еще и толстяк из Отдела специальных исследований, начальник Перевозчика, дело выглядит совсем невеселым. И только бы знать, удалось ли филитам, бежавшим на катере, уцелеть и добраться до своих, а, главное, доставить по назначению вакцину. Увы, но этого не знают ни он, ни Куоти и, возможно, никогда не узнают. И может быть, пора подумать и о налаживании нового канала связи со свободными филитами, а это — задачка еще та...

Ну, и в дополнение к четырем большим неприятностям еще куча мелких и крупных забот — от канализации в только что построенных жилых домиках до прибывающего тем же кораблем нового эмиссара центра с очередным важным и срочным заданием... Да, раньше они и не знали, насколько спокойной была их прежняя жизнь, а теперь этой жизни пришел конец.

― Реэрн, — негромко окликнул его суперофицер Мивлио. — Вы что, задумались? Посадка завершена, идемте встречать этих... высоких гостей.

Весь день генерала Пээла не покидало ощущение неправильности происходящего. Он ожидал и был морально готов к начальственному рыку, ругани, разносам и придиркам, но ничего подобного не было и в помине. Грозный маршал Гмиазм был спокоен, тих и почти вежлив, чего за ним обычно никогда не водилось. Похоже, такое поведение высокого начальства было сюрпризом и для его свиты: некоторые из сопровождавших маршала офицеров к концу обхода имели просто оторопелый вид.

Возможно, в другой день Пээл и порадовался бы такому удачному повороту событий, но сейчас эта тишина все больше действовала ему на нервы. Можно было не сомневаться: маршалу и стоящему за ним Гдооду явно было от него что-то нужно...

Торжественный обед, данный в честь маршала, прошел в напряженном молчании, и Пээл даже почти обрадовался, когда Гмиазм, зайдя в его собственный кабинет, по-хозяйски уселся за стол и взмахом руки выгнал прочь всех помощников и адъютантов. Разговор наедине должен был прояснить многое, если не все.

Не менее минуты Пээл выдерживал тяжелый пристальный взгляд маршала, не торопившегося приступить к беседе. Генерал был совершенно спокоен. Он уже примерно знал, о чем его будут спрашивать, и вопрос, заданный, наконец, маршалом, не застал его врасплох.

― Генерал, скажите честно и откровенно, как вы оцениваете ситуацию на Филлине?

Пээл на секунду задумался. Когда начальство просит говорить честно и откровенно, это означает, что говорить надо именно то, что оно хочет услышать. Впрочем, генерал практически не сомневался в правильности своего ответа.

― Я оцениваю ситуацию на Филлине я как совершенно отвратительную, — в последний момент он едва удержался от так и просившихся на язык совершенно уж нецензурных эпитетов. — Все это пресловутое умиротворение на самом деле — полный блеф!

― Продолжайте, — благосклонно кивнул маршал, подтвердив для Пээла правильность выбранного им тона.

Продолжать было нетрудно, особенно, если учесть, что генерал и в самом деле говорил чистую правду.

― Мы успешно пресекаем всю осмысленную деятельность филитов в радиусе пятидесяти-ста километров от наших баз, — начал он. — Но все, что находится за пределами этих зон, нами практически не контролируется, для этого имеющихся в наличии сил слишком мало. Мы совершаем регулярные облеты территории, чтобы филиты хотя бы раз в две-три дюжины дней видели наши "Молнии" и, так сказать, ощущали наше присутствие. До последнего времени мы напоминали филитам о том, кто является хозяином на планете, посредством точечных ударов по восстанавливаемым ими объектам, делая упор на промышленные и энергетические мощности, а также транспортную инфраструктуру. Однако от этой политики пришлось отказаться. На складах всех четырех баз осталось в наличии менее тысячи ракет класса "воздух-земля", причем, среди нет ни боеприпасов повышенной мощности для разрушения подземных убежищ, ни даже антирадарных ракет, используемых нами для уничтожения узлов связи противника. Между тем, за все время, прошедшее с момента завершения первой фазы вторжения, мы не получили ни одного транспорта с боеприпасами, хотя непременно упоминаем об этом во всех донесениях...

Пээл на секунду прервался, чтобы перевести дух. О нехватке ракет и бомб можно было говорить еще много и долго, только какой в этом смысл? На досуге генерал как-то подсчитал примерный расход боеприпасов во время филлинской кампании и получил совершенно астрономические цифры. Одни только "Молнии" должны были выпустить по противнику не менее полутора миллионов ракет.

После этих подсчетов он начал подозревать, что решение об отмене второй фазы вторжения имело под собой не столько политическую, сколько финансовую подоплеку. Филлинская операция, наверняка, полностью очистила все склады космофлота от запасов, что копились там на протяжении десятилетий, а еще одну подобную битву империя в своем нынешнем состоянии, судя по всему, просто не потянула бы.

― Прекращение активных действий самым негативным образом сказывается на общей обстановке, — продолжил он свой отчет. — Филиты, не подвергаемые воздействию с нашей стороны, начинают восстанавливать свой экономический потенциал. Во многих районах ведутся полевые работы. Следящие спутники замечают признаки налаживания сети наземного транспорта. В некоторых местах филиты даже осмеливаются использовать авиацию, чему мы не можем никак помешать из-за полного исчерпания запасов ракет "воздух-воздух". Наконец, мы наблюдаем повсеместное восстановление управленческого механизма, столь успешно разрушенного нами во время вторжения. По всей территории идет активный обмен радиопередачами, которые мы не можем даже толком заглушить из-за отсутствия необходимых технических средств. По моему мнению, принимать в такой обстановке решение об отмене второй фазы вторжения было явно преждевременно. Мы просто любезно предоставляем противнику возможность придти в себя и снова усилиться, сделав нашу власть над Филлиной чисто номинальной.

Ну, если это не то, что хотел услышать маршал, то ему, и в самом деле, пора в отставку за непригодностью к службе.

― Так ты все знал это и молчал?! — оскалился в ответ Гмиазм, не проявляя, впрочем, особой агрессии.

― Не молчал! На протяжении последних трех месяцев по местному календарю мною было подано в различные инстанции десять рапортов о положении дел на планете. Кстати, один из них был направлен лично вам как генеральному инспектору Военного Космофлота!

― И ты думаешь, что прикрыл себе задницу этими бумажками?! — снова рыкнул маршал.

― Я сделал все, что мог, и все, что от меня зависело! — не остался в долгу Пээл. — Но я не имею ни права, ни возможности оспаривать Императорский указ о присвоении Филлине статуса колонии. Здесь не то что возражение, но и любое небрежение будет преступлением против Империи!

Это чтобы ни маршал, ни те, кто за ним стоят, не думали, что он согласится на роль добровольного козла отпущения. Не такой он дурак, чтобы саботировать Императорские Указы, даже ради "родного" Военного Космофлота.

― Подчиняться Императору — наш священный долг, — был вынужден согласиться маршал. — И мы должны принять усилия, чтобы ничто не сорвало торжественной церемонии. Можем ли мы здесь столкнуться с каким-либо противодействием со стороны филитов — например, в виде нападения на наши базы?

― Это исключено! — отрезал Пээл. — Наших сил хватит, чтобы предотвратить любое выступление. Возможны лишь действия каких-либо диверсионных групп противника, но мы принимаем меры и на этот счет. Охрана периметра баз будет усилена, в том числе, за счет использования патрулей Звездной Гвардии.

― Хвалю, — сказал маршал с кислой физиономией. — Однако, как мне кажется, необходимо принять меры и на случай нападения филитов после принятия планеты под Высокую Руку.

― О, да. В таких случаях управитель колонии объявляет военное положение и мобилизует ресурсы для отражения вражеской атаки.

― Управитель, говоришь? — недовольно протянул маршал. — Объявить военное положение должен ты сам, как старший воинский начальник, а затем взять всю власть в свои руки.

― Никак нет! — вспыхнул Пээл, чувствуя, что его опять хотят втянуть в какое-то сомнительное предприятие. — Объявление военного положения — это все равно прерогатива управителя, и я в любом случае буду обязан ему подчиняться!

― Ладно, генерал, я тебя понял, — маршал неожиданно успокоился. — Службу ты знаешь и законы тоже. Только слышь, ты военных держись, военных, а не штатских. Понял, умник?... Завтра вылетаем на базу "Север", посмотрим, что у тебя там за хозяйство. А пока я пошел. Пообщаюсь, так сказать, с личным составом...

Неожиданно быстро для своей комплекции маршал выбрался из-за стола и, на прощание бросив тяжелый взгляд на Пээла, вышел вон.

Примерно, через час, ознакомившись с досье на всех офицеров базы, маршал Гмиазм, устроившись с комфортом в роскошном салоне, специально предназначенном для подобных высоких гостей, вызвал к себе суперофицера третьего ранга Мивлио...

Дверь за маршалом захлопнулась с громким стуком. Генерал Пээл с усилием провел ладонью по лицу сверху вниз. Разговор оставил после себя отвратительное послевкусие, словно он по недосмотру съел что-то протухшее. Впрочем, тьма с ним, с этим маршалом. Надо будет просто вывернуться наизнанку, но сделать так, чтобы церемония по объявлению Филлины колонией прошла без сучка и задоринки. И, самое главное, нужно поближе познакомиться с Императорским Подручным, этим принцем как-его-там. Генерала, имеющего такие связи, так просто не задвинуть куда-то в сторону, как ненужную мебель. А там, если благословят Звезды, и Оонку удастся сковырнуть Гдоода с его прихлебателями с насиженных местечек...

Нет, надо приниматься за работу. Сегодняшним кораблем ему прислали нового начальника планетной СБ, вот и пора познакомиться с этим подарком...

― Перед отлетом на Филлину я был удостоен беседы с известным вам высокопоставленным лицом, — сообщил эсбист, когда "официальная" часть была завершена. — Я уполномочен передать вам личное послание.

Покопавшись в нагрудном кармане, он бережно развернул завернутую в мягкую пластиковую упаковку тонкую пластинку с фигурными вырезами и протянул ее генералу.

― Я понял, — Пээл поставил на место очередной — уже третий — кусочек "мозаики" и несколько секунд полюбовался чистыми переливами цветов. — Я слушаю вас.

― Мне было поручено сообщить вам, что церемония принятия Филлины под Высокую Руку крайне важна для будущего Империи, и что есть силы, готовые сделать все возможное, чтобы сорвать это ответственное мероприятие.

― Это для меня не новость, — хмыкнул Пээл. — Ваш руководитель может быть уверен в том, что я тоже сделаю все возможное, чтобы это ответственное мероприятие состоялось. Есть ли что-то еще, что я должен знать или сделать?

― Во-первых, вы должны знать, что можете столкнуться с чем-то гораздо большим, нежели обычное сопротивление, нерадение или саботаж. Для срыва церемонии привлечены совершенно невероятные силы.

― Признаться, не понимаю, — несколько оторопело сказал Пээл. — Простите, но Филлина... эта заштатная планета на границе наших владений... Чем она заслужила такое внимание? Почему она вдруг стала настолько важна, что ради нее кто-то вздумал противоречить Императорским Указам?

― Генерал, прошу прощения, вы плохо помните историю Космофлота, — сухо ответил эсбист. — Хотя я понимаю, это не самая светлая его страница. После завоевания Кронтэи планета почти семь дюжин лет находилась под властью военных, и понадобились просто титанические усилия, чтобы передать ее в ведение Министерства колоний. Все эти семь дюжин лет именно Космофлот контролировал поставки с Кронтэи сырья, продовольствия, рабочих, предметов местного искусства. И никто никогда точно так и не узнал, сколько в итоге прилипло к рукам отдельных чинов. Впрочем, весь Космофлот тогда просто купался в богатстве. Даже генералы третьей величины имели огромные нигде не зарегистрированные поместья с сотнями рабов. Сейчас многие в верхушке Космофлота мечтают повторить такую же операцию с Филлиной. Деньги, власть, влияние... Это достаточно серьезные мотивы, как вы думаете, генерал?

― Да, безусловно, — кивнул Пээл. — Выходит, помимо обычного разгильдяйства, наплевательства и идиотизма исполнителей мне придется столкнуться еще и с целенаправленным противодействием?

― Скорее всего. Поэтому я бы порекомендовал вам действовать пожестче и, так сказать, не взирая на лица. Ничего не опасайтесь и ни перед чем не останавливайтесь. Служба Безопасности в моем лице окажет вам самую прямую и решительную поддержку. В конце концов, невиновным всегда можно будет принести извинения... потом, после благополучного завершения церемонии. Кроме того, вполне возможно, что некоторые атаки будут направлены лично на вас. Ваше внимание будут стараться отвлечь на различные вопросы, не имеющие отношение к подготовке церемонии. Подумайте, на кого из офицеров вы можете положиться, кому сможете доверить важные участки работы. Но при этом прошу тщательно продумывать все назначения и обязательно информировать об этом меня. Воспринимайте меня и моих людей как необходимый элемент контроля. Чтобы надежно прикрыть вам спину, я должен обладать всей информацией.

― А насколько обширной информацией вы обладаете на данный момент? — поинтересовался Пээл. — Требуются ли вам какие-то данные от меня или моих офицеров?

― Да, в некоторых отношениях мои данные страдают некоторой неполнотой, — согласился эсбист. — Я привез с собой приказ о снятии с должности моего предшественника, но никак не ожидал, что встречу его здесь в виде замороженного трупа.

― Это решение было одобрено представителями СБ на всех четырех базах, — резко сказал Пээл. Это была неприятная тема, и ее следовало как можно скорее закрыть.

― Я ни в коем случае его не оспариваю. Просто многие нужные мне сведения мне придется получать из различных источников, а на это уйдет время.

― А... — Пээл на секунду заколебался. В конце концов, излишнее любопытство — это, конечно, порок, но, говорят, Оонку нравятся подчиненные, которые не боятся самостоятельно думать и задавать неудобные вопросы. — Какой смысл было вообще назначать этого... гм-м... неудачника на Филлину?

― О, насколько я могу судить, это было сделано с целью создания контраста.

― Между им и вами?

― Нет-нет, речь идет о вас и ваших офицерах. Когда злобный и упертый дурак отстаивает одну точку зрения, у любого нормального человека возникает инстинктивное желание занять прямо противоположную позицию. Согласитесь, вы ведь в последнее время начали симпатизировать филитам?

― Филитам? — удивился Пээл. — А причем, позвольте спросить, здесь они?

― Колония Филлина должна стать мирной колонией. А для этого на ней должен царить мир — между нами и филитами.

― Вот как? — Пээл снова задумался. — Будет ли выслушано мое мнение — как человека, находящегося непосредственно на Филлине?

― Не только выслушано, но и учтено, — заверил эсбист. — Вы — один из главных наших экспертов по Филлине. Я готов со всем вниманием выслушать вас и передать ваше мнение руководству.

― Хорошо, — кивнул Пээл. — Тогда слушайте. Мое мнение таково: между нами и филитами не может быть мира, по крайней мере, сейчас. Слишком поздно или слишком рано.

― Слишком поздно или слишком рано? — переспросил эсбист. — Поясните, пожалуйста.

― Мы могли бы с самого начала установить мирные взаимовыгодные отношения с филитами и обойтись без войны, — размеренно начал Пээл. — Но этого не случилось. Была война. Теперь между ними и нами кровь. Очень много крови, и совсем недавно. Мир для них — это передышка, возможность лучше изучить нас, стать сильнее и отомстить...

― Прошу прощения, но есть еще и западные филиты, с которыми войны не было. Насколько я знаю, мы даже помогли им, — вставил эсбист, когда пауза слишком затянулась.

― Западные филиты или восточные, — это не имеет значения. Мы сейчас не сможем предложить им мир, который был бы для них однозначно выгодным. Западные уже получили господство над своим континентом, а что их ждет дальше? Я видел, какой для них установлен план обязательных поставок. Мы еще не успели создать коллаборационистскую прослойку, которая ощутила бы все преимущества от сотрудничества с нами. Вот вы вспомнили Кронтэю. Да, это была не лучшая страница в истории Военного Космофлота. Злоупотребления там были, конечно, чудовищные. Но я вижу и другое. Именно за то время, пока космофлот управлял Кронтэей, там была создана та система управления, которая худо-бедно просуществовала триста лет и начала давать сбои, лишь когда ее стали "улучшать" и "гуманизировать"! Я был на Кронтэе десять лет назад, когда там началось восстание, и видел много чего, что мне потом хотелось забыть. Военные не только сломили и запугали кронтов. Они нашли там слои населения и даже целые народы, которые нашли свою выгоду в верном служении Империи и сохранили эту верность до конца! На Филлине такой прослойки еще нет, ее еще не успели найти или создать.

― Да вы просто политик, — натянуто улыбнулся эсбист. — Вам бы не войсками командовать, а в Большом Совете заседать.

― И к тому, и к другому готов, — так же невесело улыбнулся Пээл. — Безусловно, все это не означает, что я буду оспаривать уже принятое и закрепленное Императорским Указом решение. Я выбрал свою сторону и буду ей верен. Однако в филитах я вижу, прежде всего, большую опасность. И больше всего меня беспокоит этот анклав в двух шагах от Центральной базы. Их собралось там слишком много, намного больше, чем нужно для функционирования транзитного порта. И они уже озабочены не только выживанием. Во время зачистки территории под поселение для колонистов гвардейцы наткнулись на разведчика филитов, которого не смогли засечь биоискатели! Нас на планете горстка среди целого моря враждебных народов, и я с тревогой думаю о том, что может произойти, если это море вдруг начнет волноваться.

― Этого не должно произойти! — строго сказал эсбист.

― Да, этого не должно ни в коем случае произойти в ближайшие шесть дюжин дней, иначе о присвоении планете статуса колонии можно будет забыть надолго. И учтите, у меня будут связаны руки. И до церемонии, и, особенно, после. Вы представляете, что будет с управителем, который решится дать добро на полномасштабные военные действия в своей колонии, не говоря уже о применении — спаси нас от этого Звезды — ядерного оружия?! И именно в возможном нападении филитов, а не в каком-то мифическом саботаже я вижу сейчас наибольший риск.

― И что бы вы посоветовали в этой ситуации, как эксперт по Филлине? — эсбист был совершенно серьезен и даже немного напуган.

― Попытаться наладить контакты с филитами ― и на западе, и на востоке, — немедленно дал ответ Пээл. — Разъяснить им все выгоды от превращения в имперскую колонию, ежели таковые имеются. Потребовать от них лояльности взамен на отсутствие бомбежек. И держать на виду большую дубину, которой при необходимости их можно было бы сильно стукнуть. Конечно, они при этом не должны знать, что применить эту дубину мы, скорее всего, не сможем.

― Я обязательно доложу об этом, — заверил эсбист.

― Докладывайте. Но не забудьте, что пока информация будет идти в ту и другую сторону, пройдет больше половины отведенного нам срока. Так что вам придется в ближайшее время действовать по собственному разумению, на свой страх и риск. Такова уж специфика дальней колонии, привыкайте.

― Я понял, — кивнул эсбист. — Приступлю к действиям немедленно. Однако не могли бы вы посоветовать мне какой-либо выход на восточных филитов? Не из анклава, а с неконтролируемых территорий?

― Какой тут уж выход? Неконтролируемые территории потому и неконтролируемые, что находятся вне нашего контроля, — хмыкнул Пээл. — Единственное, что могу посоветовать, попробуйте спросить об этом моего заместителя по технике суперофицера третьего ранга Реэрна. В нем, так сказать, эта симпатия к филитам проявляется, по-моему, в наибольшей степени.

― Большое спасибо за совет, ваше превосходительство, — эсбист встал, сигнализируя об окончании разговора. — Я обязательно им воспользуюсь. Разрешите идти?

― Идите. И будьте осторожны с филитами. Мне, признаться, становится не по себе от одной только мысли, что кто-то от большого ума может попытаться использовать их в наших межведомственных разборках.

Тиид не собирался злоупотреблять вниманием командующего силами Империи на Филлине. Он вообще не собирался привлекать чьего-либо внимания. В толпе прибывших и встречающих он был совершенно незаметен и неразличим — обычный долговязый молодой человек с мальчишечьей улыбкой и в светло-сиреневых солнцезащитных очках в тонкой оправе. Переодень его в гражданское, он вполне сошел бы за студента старшего курса или лаборанта.

На Тииде была аккуратная военная форма со знаками различия старшего офицера второго ранга и оранжевым кантом вспомогательных служб Военного Космофлота, но это не имело значения. За свою не очень продолжительную, но впечатляющую карьеру Тиид привык носить различные маски. Он был настоящим мастером, мастером провокаций, и именно в этом качестве прибыл на Филлину. Тиид не испытывал иллюзий: ему досталось сложное и, главное, очень ограниченное во времени задание, но это лишь подогревало его азарт. В случае удачи ему были обещаны нашивки суперофицера, причем, он должен был стать одним из самых молодых суперофицеров во всем Военном Космофлоте, включая спецподразделения. Такая награда стоила того, чтобы за нее побороться.

По-прежнему никем не замеченный, Тиид дошел до здания штаба Центральной базы, показал допуск часовому у входа и уверенно поднялся по лестнице на второй этаж, где постучался в дверь небольшого кабинетика в боковом коридоре.

― Простите, здесь находится аналитическая служба спецотдела? — вежливо спросил он, заходя внутрь.

― Здесь, — молодой, немногим старше самого Тиида, старший офицер второго ранга поднялся из-за стола, где он что-то печатал на клавиатуре компьютера. — И вы видите перед собой весь ее личный состав. Чем обязан? И кто вы, кстати?

― Старший офицер второго ранга Вуурм, — назвался Тиид своим нынешним именем. ― Научный департамент космофлота. Прибыл сегодня в составе миссии по изучению Филлины. Показать вам мои верительные грамоты?

― Покажите, — меланхолично кивнул аналитик. — Не потому, что я такой формалист, просто большая часть информации о Филлине, как ни странно, имеет третью категорию секретности.

― У меня вторая категория допуска, — Тиид протянул аналитику свою карточку.

"А если очень надо, то и первая и даже нулевая. Только тебе, старший-2, это не обязательно знать".

― Второй заместитель начальника экспедиции, руководитель группы, — прочитал офицер-аналитик титулы Тиида. — И насколько велика ваша группа?

― Не очень велика. Я и два помощника.

― Но это все равно лучше, чем ничего. Итак, чем я могу быть вам полезен?

― Это ваше? — Тиид вытащил из кармана флешку. — Вы написали эти отчеты?

― Я, — не стал отнекиваться аналитик, ознакомившись с ее содержимым. — Надо сказать, у вас на редкость полное собрание моих сочинений, кроме, естественно, самых последних. Вас интересуют они?

― Нет, тема моих исследований несколько уже и, в то же время, глубже. Меня интересует нынешнее состояние управленческих структур на территории, бывшей зоной военных действий. Вы писали об этом, но последний ваш отчет на эту тему имеет трехмесячную давность. Нет ли у вас, случайно, более свежей информации? Или такой, что не вошла в отчеты? Это не официальный запрос, мне просто хотелось бы кое-что прояснить для себя, чисто в рабочем порядке. И никто не расскажет об этом лучше вас.

― Вы мне льстите, — хмыкнул аналитик. — Ну что ж, какая информация вас интересует — краткая или развернутая?

― Боюсь, для развернутой я еще недостаточно подготовлен. Если можно, начните с краткой. Скажем, о том, что происходит в непосредственной близости от наших баз.

― Извольте. Подтягивайте стул сюда, поближе, — аналитик открыл на экране большую карту. ― Вы знакомы с географией планеты?... Очень хорошо. Тогда начнем. Итак, наша Центральная база. В непосредственной близости от нее находится крупный филитский анклав — так называемая Свободная Гранида. Вначале в него входил только этот город — Ле-сек по-местному, по нашей классификации — 6-2, но потом в эту зону были включены и дополнительные территории, вот они, отмечены светло-коричневым. Управляют этой Свободной Гранидой местные военные, с ними у нас постоянные и тесные контакты. Есть основания предполагать, что они тихонько собирают о нас информацию, скупают наши технические устройства и даже посылают разведгруппы на нашу территорию, однако ведут себя они смирно. В их анклаве скапливается все больше филитов, мы им в этом не препятствуем. На данный момент население Свободной Граниды оценивается почти в 10 миллионов, так что накормить и разместить эту массу народа представляет собой весьма нетривиальную задачу даже несмотря на помощь с Западного континента. Пока местные власти с этим кое-как справляются. На остальной территории шестой зоны население теперь довольно редкое, в основном, главенствует примитивное натуральное хозяйство. Свободная Гранида эти земли не контролирует, им хватает и своих забот. Рассказывать дальше?

― Если можно, что представляет собой седьмая зона? Вилканд, если я не ошибаюсь.

― Не ошибаетесь. Как минимум, четыре региональных правительства — в горных районах, на побережье и в центральной части. Каждое плотно контролирует достаточно ограниченную территорию, влияние плавно уменьшается при удалении от этих центров, пока не переходит в полную анархию. Между собой эти центры контактируют только по радио. Этой стране здорово досталось — четыре ракеты с атомными зарядами, три по портам, одну — на столицу. Да, к седьмой зоне отнесена и эта отдельная маленькая страна, Солер. Там был только один крупный город, руки до него не доходили, поэтому на него скинули боеголовку помощнее. Сейчас там тихо, пусто и почти чисто.

― Исчерпывающе. А что собой представляют ближайшие окрестности базы Восток?

― Да ничего особенного они собой не представляют. База очень удобно расположена в самом узком месте между морем и отрогами пустынного плато. Местное население разбежалось оттуда еще во время вторжения. На западе и востоке сохранились местные государственные образования, а в основном равнинная местность благоприятствует их связности, но нас они ничем не беспокоят. Только в последние пару дюжин дней, когда мы практически прекратили налеты, филиты осмелели, но максимум, на что они решаются, это распахивать поля за сто километров от зоны безопасности базы. Нужно рассказывать подробнее?

― Пожалуй, нет. Теперь остается база Север.

― Да, вот здесь дела посерьезнее. Шестнадцатая зона — это часть Чинерты, крупнейшего государства на Восточном континенте. Во время вторжения мы хорошо обработали их густонаселенные западные районы, но восток и север — зоны с восемнадцатой по двадцать четвертую — оказались практически не тронутыми. По семи городам были выпущены ядерные ракеты, но это все. Я в этом полностью не уверен и не отразил это в своих отчетах, но у меня складывается впечатление, что в Чинерте сохранилось единое правительство — где-то на севере, в восемнадцатой зоне. Страна разделена на большое число региональных центров управления, но между ними проходит активный радиообмен, восстанавливается транспортное сообщение, вплоть до авиации. Они сохранили значительную часть промышленных мощностей на востоке, в последнее время туда перебрасывается население с запада, а обратно идет продовольствие и, возможно, какое-то оборудование. Буквально в последние дни, судя по информации со спутников, в Чинерте стартовали широкомасштабные восстановительные работы. Это тысячи объектов, в основном, малых и средних. Возможностей помешать этому у нас, скорее всего, в ближайшее время не будет.

― Насколько велика угроза для базы Север? — Тиид постарался не выдать охватившего его оживления.

― В непосредственной близости от базы местного населения практически нет. Отдельные мелкие хозяйства не в счет. База находится на безлесной возвышенности, окружающие ее леса в основном сожжены, что облегчает контроль над подходами. Хотя всю зиму там время от времени засекали пеших разведчиков. Подозрения вызывает и город 16-4-4, местное название Аргондо. Он был сильно разрушен, но в нем осталось население, пусть и немногочисленное. Впрочем, "Молнии" с базы Север регулярно делают облеты, ничего подозрительного они ни разу не обнаруживали.

― А что вы скажете об Арахойне? — спросил Тиид. — До его границы совсем близко.

― О, там ничего интересного. Региональные центры управления расположены, в основном, на побережье. Прилегающий к нашей базе район практически покинут. Я удовлетворил ваше любопытство?

― Да, в полной мере. Вы не против, если я попозже снова обращусь к вам, за более... э-э-э... развернутой информацией?

― Если у меня будет время, пожалуйста.

― Знаете, я чувствую себя обязанным. Хотите, я на пару дней одолжу вам своих помощников? Все равно какое-то время у нас уйдет на всякие организационные моменты... Нет-нет, не беспокойтесь, у них есть допуск третьей категории. Младший-2 Дестаи очень исполнительный молодой человек, а младший-2 Ариант, наша Арита, — просто замечательная девушка. Очень приятная во всех отношениях.

"Да, а особенно хорошо она умеет потрошить компы".

― Хорошо, присылайте ваших помощников, — засмеялся аналитик. — Работа им найдется.

― О да. А скоро ждите в гости моего начальника. Хотя его больше интересует Западный континент. Насколько я знаю, большая часть исследований будет проводиться именно там.

Выходя из здания штаба, Тиид невидящим взглядом скользнул по несколько комично выглядящей паре — пыхтящий толстяк в мундире Службы Безопасности с нашивками суперофицера третьего ранга и маленький неприметный пожилой человечек в штатском, которого Тиид пару раз видел на корабле, — судя по всему, представитель какого-то гражданского ведомства, прибывший готовить церемонию. Эти двое вполголоса разговаривали как старые знакомые, а может, и были ими.

Едва не налетев с разбегу на толстяка, Тиид промчался мимо них и тут же забыл об этой встрече. Сейчас он думал лишь о том, с чего начать, и, кажется, у него в голове стал вырисовываться план.

― Ваш план был просто идиотским! — негромко, но очень сердито выговаривал маленький горообразному толстяку. — Какого ... вы сюда приперлись!? Вы б еще меня при всех назвали вашим превосходительством! Мы с вами являемся хранителями самой большой тайны на этой планете, и нам категорически воспрещается привлекать к ней чье-либо внимание! И кстати, перестаньте сопеть!

― Виноват! — пробормотал толстяк, изо всех сил стараясь стать поменьше. — Исправлюсь! Мне хотелось... как можно быстрее представить свою работу... последние разработки... самое важное...

― Я ознакомился с вашими разработками и не нашел их выдающимися, — оборвал бормотание толстяка маленький генерал. — Да, высокая контагиозность, летальность порядка 95% — это выглядит неплохо — для начала. Но очень короткий инкубационный период, появление иммунитета у выживших и нулевая выживаемость вне организма носителя делают этот штамм не совсем подходящим для использования в качестве боевого бактериологического оружия. Как вы намеревались его распространять? Чтобы справиться с вашей разработкой, достаточно самых элементарных карантинных мероприятий.

― Но вы еще незнакомы с нашей последней новинкой, — толстяк сразу же оживился. — Уровень летальности снизился, правда, до немногим более 80%, но зато этот штамм приобрел совершенно уникальные свойства! Изначально бактерия попадала в дыхательные пути, а уже оттуда в кровь, где ... э-э-э... делала свое дело. Поражение кровеносных сосудов должно было происходить достаточно быстро, поскольку слизистые оболочки и прочие ткани организма не являлись для нее подходящей средой. А вот новый штамм прекрасно себя чувствует и размножается именно в дыхательных путях! Кстати, благодаря этому инкубационный период замедлился до десяти и более дней. И, самое главное, даже если заразившийся пациент выздоравливает или получает вакцину, он все равно остается носителем и может заражать окружающих!

― Да, это уже более интересно, — благосклонно кивнул маленький генерал.

― Но и это еще не все! У нас зарегистрировано три случая заражения новорожденных от матерей-носительниц! Три случая их трех возможных! Причем, дети сами становились носителями!

― Что?!!! — генерал даже остановился, лицо его помертвело. — Да вы понимаете, что сотворили?!

― Это абсолютное оружие! — толстяк прямо лучился восторгом. — Численность филитов можно будет радикально уменьшить в течение одного поколения! А в течение двух — практически полностью свести к нулю! Более того, это идеальный механизм контроля! Мы можем держать на самом коротком поводке даже так называемых лояльных филитов! Достаточно лишь...

Генерал издал какой-то сдавленный звук, и толстяк осекся. Он только сейчас вспомнил, что в прошлом году у генерала родился первый внук, которого тот просто обожал, после чего он стал излишне чувствительным в некоторых вопросах.

― Нет-нет, мы, конечно, дали всем детям вакцину, — поспешно добавил он. — Мы готовы продолжать исследования, но нам пока не хватает нужного материала...

― А зараженные навсегда остаются носителями? — глухо спросил генерал. — Есть ли возможность вернуть ваших ... подопытных... в общество? Слишком большой расход материала непроизводителен.

― Мы работаем над этим, — с готовностью откликнулся толстяк. — Мы пробовали сочетание ультрафиолетового излучения с универсальным бактерицидом, но это дает лишь 99%-ную гарантию. Надеюсь, ее удастся довести до стопроцентной.

― А каким штаммом вы заражали филитов, которых продали на Тэкэрэо? — вдруг строго спросил генерал.

― Ка... какое еще Тэкэрэо?! — попытался изобразить оскорбленную невинность толстяк.

― Что вы тут в позу встали? Ваш сообщник, суперкарго транспортного корабля, арестован и дал на вас показания. Сейчас с его помощью СБ должно выйти на его заказчиков на Тэкэрэо. Кстати, а откуда у вас информация, что филиты нечувствительны к сугси?

― Что? — искренне удивился толстяк. — М-мы таких опытов не проводили, в первый раз такое слышу.

― Ладно. Те, кому надо, разберутся. И с вами разберутся.

― А что со мной будет? — толстяк уже откровенно дрожал, словно огромный студень.

― Что заслужили, то и будет. Вам что, денег не хватало? Или вы не понимали, что выполняете ответственнейшую работу высшего уровня секретности?! Торговля медицинскими препаратами, расходными материалами, инвентарем, а теперь уже и незаконная работорговля?! Вас ждет суд, причем, для вас — закрытый и заочный. И я не сомневаюсь, что на нем ваши сообщники постараются свалить на вас максимальную вину. Так что, лет десять каторги вам обеспечены.

― Но я же...

― Да, выполняете важную, ответственную и секретную работу. И именно поэтому до сих пор на свободе. Причем, только потому, что было признано нецелесообразным вводить в вашу группу нового руководителя. Естественно, если ваши разработки завершатся полным успехом, это вам зачтется. Не думайте, что вы выйдете сухим из воды, но зачтется. Итак, я повторяю вопрос: каким штаммом были заражены филиты?

― Первого типа, безусловно, первого! Я бы никогда не решился выпустить за пределы блока носителей! Они не заразны!

― И все же, и все же... — пробормотал генерал, как бы про себя. — В таком деле нельзя рисковать. Если этих филитов на Тэкэрэо найдут живыми, я буду настаивать на их профилактическом уничтожении. Пускать их обратно на Филлину никак нельзя...

День заканчивался, и это был длинный и нелегкий день. Реэрн устало сидел, развалясь на стуле в дальнем углу столовой, и читал, вернее, пытался читать, чтобы отвлечься.

― Не помешаю? — новый начальник планетной СБ суперофицер третьего ранга Тхаан, с которым Реэрн еще не успел толком познакомиться, не дождавшись приглашения, присел за его столик. — Читаете? Вы не против, если я вам сейчас выдам одну небольшую цитату?

― Никоим образом, — пожал плечами Реэрн, отставляя книгу в сторону.

― Люди достигают успеха разными путями, — размеренно начал Тхаан, внимательно следя за реакцией Реэрна. — А вот неудачники похожи друг на друга как две капли воды. Глупость, трусость и неправильная самооценка — вот причины всех неудач в мире.

Реэрн продолжал неподвижно сидеть, глядя на эсбиста с застывшей полуулыбкой, но внутри у него бушевала целая буря чувств. Он ждал этой встречи весь день, но никак не думал, что с этими словами к нему подойдет новый начальник планетной СБ. Неужели...

Похоже, эсбист таки заметил его колебания.

― Смелее, Стрелок! — широко улыбнулся он добродушной и совсем не азартной улыбкой. — Это не ловушка... Отзыв!

― Поэтому нам нельзя быть глупцами, трусами, зазнайками и нытиками, — теперь и в самом деле не имело смысла запираться.

― Вот и хорошо, — Тхаан вынул из кармана диск без этикетки и протянул Реэрну. — Прочитаете на досуге, здесь запечатано вашим личным паролем. А я пока вам кратко все поясню на словах.

Реэрн слегка приподнял бровь, но это не осталось незамеченным.

― Нет-нет, я — самый настоящий офицер СБ и действую с одобрения своего руководства. Ранее я никогда не имел дела с вашим Союзом Борьбы, даже в... профессиональном качестве. Просто у нас с вами заключен пакт о тактическом союзе.

― Простите, — перебил говорливого эсбиста Реэрн. — Кого вы имеете в виду под "нами" и "вами"?

― Высшее руководство Службы Безопасности и Союза Борьбы, — спокойно ответил Тхаан, слегка понизив голос. — Вы еще не в курсе? Не так давно в Метрополии состоялась встреча в верхах, на которой была достигнута договоренность о совместных действиях на Филлине.

― Нет, я и в самом деле не в курсе, — сказал Реэрн. — И какую общую цель подразумевают эти совместные действия?

― Вы не догадываетесь? Конечно же, спокойное и мирное провозглашение Филлины колонией. Я не ошибусь, если скажу, что для вашей организации так же неприемлемо установление режима военного правления на Филлине как и для нас?

― Не ошибетесь. И что же уготовано самим филитам в этой новой колонии Филлине?

― Ну, это слишком высокая политика для меня, но, насколько я знаю, для них предусмотрено достаточно привлекательное будущее. Филлину планируется превратить в новую базу для освоения Дальнего Космоса. Причем, не просто в форпост, а в полноценную базу с современными космодромами, ремонтными, энергетическими и промышленными мощностями. Здесь также будет размещено производство различного оборудования для дальних колоний, чтобы не тащить все с Метрополии. На планете будут, буквально, созданы целые отрасли, включая гражданские! Естественно, на всех этих заводах будут работать филиты.

― Тогда для чего было это все? — тихо спросил Реэрн. — Вторжение, война, разорение четверти планеты? И как мы теперь можем оправдаться перед филитами?

― Боюсь, этот вопрос не по адресу, — вздохнул эсбист. — Я не политик, а лишь исполнитель. Все, что я могу сказать, это то, что каждое из предыдущих решений принималось в конкретной обстановке и под влиянием конкретных обстоятельств. Вероятно, тогда все они — каждое по очереди — были верными.

― Так и решение о признании Филлины колонией тоже может когда-нибудь устареть? — задал еще один вопрос Реэрн.

― Нет, это — нет. Некоторые действия бывают необратимыми, и вы это знаете. Императорские Указы обратно не принимаются.

― Хорошо, — кивнул Реэрн. — Будем на это надеяться. Так чем же наша организация может быть полезной для вас здесь, на Филлине? К сожалению, нас здесь мало.

Трое, если точно. Он сам, Куоти на базе Восток и на Центральной — Беглец, который все дальше пытается идти своим путем, исподволь подогревая недовольство солдат и мечтая вызвать волнения среди колонистов.

― Ну, во-первых, я рассчитываю лично на вас. Вы — заместитель командующего по технике, а, значит, занимаете высокое положение в здешней иерархии. Приведение под Высокую Руку — сложная церемония, требующая проведения множества предварительных мероприятий, и на каждом из них возможны недочеты, ошибки или прямой саботаж. Я буду отслеживать это со своей стороны, командир — со своей, а вас я попрошу заняться технической стороной дела. Церемония должна удаться! И, во-вторых, я надеюсь на вас как на канал связи с филитами. Вы ведь получали задание установить с ними контакт и оказать посильную помощь?... И, признайтесь, этот ведь вы организовали тот побег на базе Восток?

― Нет, организовал побег ваш неудачливый предшественник. Я лишь попытался им воспользоваться для установления контакта. Но я до сих пор не знаю, смогли ли они уйти и добраться до своих. Новых же надежных контактов нам пока создать не удалось. Мы работаем над этим.

― Тогда будем надеяться...

― Конечно, будем. Филиты — очень изобретательный народ, и я не удивлюсь, если они придумают что-то сами.

Глава 25. Дан приказ ему на запад

Соседа днем выписали, и Кисо Неллью остался в палате один. Впрочем, скучать ему было все равно некогда. Сейчас, когда нога совсем перестала его беспокоить, он мог ходить, куда вздумается, и делать все что угодно — выйти наружу, чтобы побродить по пробуждающемуся весеннему лесу, взять почитать очередной детективчик из каким-то чудом нашедшейся в местной библиотеке стопочки книг на вилкандском в ярких бумажных обложках или сходить поупражнять руку в тренажерной.

Именно там, в тренажерной, его и нашли Либсли Ворро и Ринчар Линд.

― Привет болящему! — Ли хлопнул его по плечу. — Или уже какому — выздоравливающему?

― Выздоравливающему, выздоравливающему, — кивнул Неллью. — Завтра медкомиссия и, наверное, на выписку.

― Это хорошо, — пробормотал Ворро, протянув руку, чтобы пощупать бицепс у Неллью. — А ты-то как себя чувствуешь? Пришел в норму?

― Похоже, пришел, — Неллью прекратил упражнения и оперся о тренажер. — В старые времена меня, может, и не допустили бы до полетов, но сейчас, думаю, пройдет.

― Это хорошо, — повторил Ворро. — Я уж боялся, что мне другого штурмана дадут, местного.

― Что, уже пора? — вздохнул Неллью.

― Пора, брат, пора. Озеро уже вскрылось, еще пару дней, и будет готов наш гидроаэродром. И груз обещали к этому времени подогнать. Так что готовься, штудируй свои карты.

― Понятно, — Неллью повернулся к Линду. — А как вы, Ринчар? Тоже уже скоро уезжаете?

― Завтра.

― К пришельцам в гости? — засмеялся Ворро.

― Ага. Наблюдателем-аналитиком. Со мной поедет еще один наблюдатель — некий Л.Валькантис. До сих пор не знаю, кто это такой.

― Так и не познакомился с будущим напарником? — спросил Неллью.

― Не-а. Не знаю, как он будет от пришельцев прятаться, а от меня он скрывался очень даже успешно. Ничего, завтра уж точно встретимся. А вы, если будет время в Криденге, зайдите к моей маме, передайте привет. Ну, и все прочее, что жив, здоров и при деле.

― Передадим, передадим, — успокоил его Ворро. — У нас в Криденге по графику ночевка, так что время найдется. И маме твоей привет передадим, и этой, рыжей...

― Ей незачем! — Ринчар Линд как-то сразу поскучнел. — И незачем вообще было поднимать эту тему!

Он тепло попрощался с Неллью, молча пожал руку Ворро и вышел.

― Ну вот, обидел человека ни за что ни про что, — расстроенный Неллью сердито повернулся к другу.

― А что? Так и надо прощаться, чтобы не жалко было расставаться, — смутить Ворро было положительно невозможно. — Хватит ему уже из-за этой бабы киснуть! Нашел бы себе другую, и нет проблем!

― Ну, не все могут как ты.

За зиму в Криденге Неллью видел Ворро, как минимум, с пятью разными подругами, и расставался он с ними, похоже, без малейшего сожаления.

― Это их проблемы! Послушай, а как ты со своей Виртой? У вас там большая любовь, верно?

― Нормально, — сухо ответил Неллью. Ему не хотелось говорить с Ворро о Вирте. — Только и она скоро возвращается в свой отряд. Сегодня у нее последний экзамен.

― Ну вы хоть успели разок...? — характерным жестом Ворро показал, что имеет в виду.

Ворро почувствовал, что краснеет.

― А это не твое дело! — резко ответил он.

― Значит, не успели. Куда ты только смотрел, Кисо?! Я серьезно говорю: мы с тобой не в обычный рейс летим — Тарануэс-Кьево, а куда подальше. И не понятно, когда вернемся. И у нее работка — не сахар. Так что, гляди, Кисо, потом будешь локти кусать!... В общем, бывай, надеюсь, завтра свидимся.

Ворро ушел, оставив после себя какое-то неприятное чувство. Неллью, чтобы развеяться, немного поупражнял руку на тренажере, а потом вернулся в опустевшую палату, где взял с тумбочки книжку в яркой обложке. И где-то через час дождался таки тихого стука в дверь.

Вирта была одета в черные брюки и серый свитер — так же, как и в тот раз, когда она впервые пришла к нему в палату. Белый халат она просто набросила себе на плечи. Светлые волосы были в этот раз заплетены в косу.

― Привет! — Неллью заключил ее в объятия. — Как ты? Как твой экзамен? Сдала?

― Сдала! На "хорошо".

Ее губы и сияющие глаза были совсем рядом, и Неллью потянулся к ним, застыв в бесконечно долгом поцелуе. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и Неллью чувствовал тепло ее тела, от которого его самого бросило в жар.

Потом они сидели у него на кровати, наперебой рассказывая друг другу, как они прожили эти бесконечные сутки разлуки, и снова целовались, слыша горячее дыхание друг друга. В последние дни они тоже проводили много времени наедине, пока деликатный сосед ходил в другую палату играть в битву с каким-то знакомым, но сегодня все было по-другому, совсем по-другому.

Ухитрившись взглянуть на часы, Неллью увидел, что до вечернего обхода еще больше часа. До этого времени их не должны были побеспокоить, и он решился.

― Может, останешься... пока? — с замирающим сердцем спросил он Вирту.

― Ты этого хочешь? — Вирта внимательно посмотрела на него и вдруг улыбнулась отчаянной озорной улыбкой, сразу же осветившей ее лицо.

― Да! — выдохнул Неллью.

Он снова обнял ее и, не выпуская ее из объятий, повалился спиной на кровать.

― Подожди! — Вирта сделала попытку встать. — Давай хотя бы попробуем запереть дверь.

Палаты не запирались изнутри, но Неллью быстро вышел из положения, засунув в дверную ручку ножку от стула. Повернувшись к Вирте, он увидел, как она достает из сумочки какую-то пачку в глянцевой упаковке.

― Что это?

― Влажные салфетки, — смущенно улыбнулась Вирта. — Мне их дала Тэй Хейзерис, сказала, что могут понадобиться. Только, Кисо, любимый, пожалуйста, будь терпеливым. У меня... понимаешь... совершенно нет опыта.

― Ничего страшного, — решительно сказал Неллью, подходя к Вирте и снова обнимая ее. — Признаюсь, у меня опыта еще меньше. У нас все получится!

И конечно, все у них получилось. Пусть вышло не совсем так, как им приходилось читать в книгах или смотреть в кино, но они не променяли бы этот опыт ни на что другое. Завтра их ждала долгая разлука, но теперь им было не страшно расставаться. Они были уверены, что обязательно встретятся снова. Не могут не встретиться.

Караван растянулся вдоль обочины дороги почти на два километра. Возглавляли его два легких бронетранспортера-разведчика, за ними следовал массивный двухбашенный бронеавтомобиль, вооруженный автоматической пушкой и двумя пулеметами. Конечно, для пришельцев это оружие было слабовато (а какое не было?), но от лихих людей защитить могло. Несмотря на то, что в прошлом месяце армейцы настигли и уничтожили несколько банд, нападавших на транспортные колонны, дороги еще не были полностью безопасными.

За бронеавтомобилем начиналось хозяйство саперов — автокран, большой грузовик-платформа с бревнами, балками, съемным бульдозерным ножом и другим инвентарем для срочной расчистки дороги или наведения переправы, жилой кунг, мощный тягач с установленной на нем лебедкой и громадными буксировочными крюками.

За тягачом приткнулся заправщик, потом — еще один бронеавтомобиль, на этот раз — чисто пулеметный, а затем уже начинался собственно караван — большие трейлеры с крытыми кузовами, заполненными грузами, ради доставки которых они и двинулись в свой тысячекилометровый путь. Доски и стальной прокат, коробки с лекарствами и ящики с гвоздями и шурупами, смазочные масла, бумага в листах и рулонах, тюки мамонтовой шерсти и выделанные кожи, мешки с сушеными грибами и бочки с моченой ягодой — все то, что могли дать действующие предприятия района, и что он мог оторвать от себя без особого ущерба для своего хозяйства.

Обратно, если будет все нормально, эти грузовики тоже не вернутся пустыми. Они привезут насосы и трубы, цемент и минеральную вату, ткани и обувь и еще многие товары, которых избыток где-то в других местах и отчаянно не хватает здесь... Гредер Арнинг, с которым Линд тоже вчера простился перед дорогой, назвал торговые потоки кровью современной экономики, без которой она хиреет и умирает, превращаясь в простое выживание на уровне каменного века. Эта кровь начинала снова течь по жилам — пусть еле-еле, в стократ меньшем масштабе, чем до войны, но это было только начало. Линд профессионально подумал, что за время пути ему, очевидно, представится возможность пообщаться с водителями, узнать об их рабочих буднях, почувствовать их проблемы и трудности, приобщиться к их маленьким радостям, но тут же вспомнил, что ему, наверное, так и не доведется написать об этом статью. "Зато пригодится для книги", — решил он про себя.

Ринчар Линд посмотрел на часы и ускорил шаг. До отправления было более получаса, возле некоторых машин еще суетились механики, но Линд все равно не хотел задерживаться. Он любил приходить одним из первых и ждать других людей, пытаясь угадать, кто они такие, и какой у них может быть характер.

Еще один заправщик, бронеавтомобиль с повернутой в сторону близкого леса башней, а за ним уже видны штабной кунг с антенной, два пассажирских автобуса и, наконец, широкий бензовоз, головной в колонне, везущей их самый главный груз — двести тонн солярки — пусть и плохонькой, произведенной на построенных за зиму примитивных мини-НПЗ, но пригодной в качестве горючего для тракторов.

Конечно, может, не слишком рационально возить ее в такую даль в этих прожорливых бензовозах, каждый из которых во время пути туда и обратно сожжет чуть ли ни тонну драгоценного топлива. Обычный железнодорожный эшелон привез бы в несколько раз больше и с гораздо меньшими затратами. Только вот, беда, слишком уж рьяно уничтожали пришельцы и без того не слишком густую железнодорожную сеть Чинерты. Слишком много разбомблено мостов и узловых станций. Как недавно узнал Линд, первыми будут восстанавливать основные магистрали, соединяющие относительно не пострадавшие земли на востоке с густонаселенным западом, однако первые поезда по ним обещали пустить не раньше конца лета, и то, если не будет серьезного противодействия пришельцев...

Автобусы тоже подготовили к дальней дороге. В них поснимали сиденья, привинтив вместо них к полу узкие койки, утеплили стенки и закрыли большую часть окон листами фанеры в два слоя, установили печурки на мазуте, отгородили сзади туалетные и умывальные кабинки, заполнили багажные отсеки продуктами и припасами. Все свое ношу с собой — караван был полностью автономной единицей, не зависящей в своем продвижении от скудных местных ресурсов.

Возле первого автобуса уже стояли два десятка человек с сумками и рюкзаками. Ринчар Линд видел список пассажиров — там были инженеры и квалифицированные рабочие для запуска остановленных во время войны предприятий, несколько медиков, связист, полицейский подполковник, отправившийся заменить своего погибшего коллегу, человек пять механиков для создаваемых машинно-тракторных станций, эксперт-строитель, едущий, чтобы изучить состояние какого-то поврежденного моста, мастер-преподаватель для создаваемого технического училища и другие нужные в нынешние времена люди. И, наконец, как своеобразный довесок, он с загадочным Л.Валькантисом с их не совсем понятной пока работой по наблюдению за пришельцами. Иногда Линду казалось, что к базе чужаков его посылают, словно до войны в Муизу — в качестве полуофициального летописца.

― Доброе утро! — громко поздоровался Линд, подойдя к собравшимся пассажирам. — А кто здесь Эл Валькантис?

― Это я, — услышал Линд негромкий, чуть хрипловатый голосок. — Меня зовут Линн. А вы, наверное, Ринчар Линд?

Л.Валькантис оказался девушкой. Невысокой — всего лишь по плечо Линду — тоненькой и, кажется, очень молодой. У нее были короткие темные волосы, большие серые глаза, выделяющиеся на узком лице со слегка выступающими скулами, и немного ироничная улыбка. Она не была красивой, но была, без сомнения, симпатичной. В ней чувствовался какой-то огонек, веселая живинка, превращающая заурядную, в общем, внешность в запоминающуюся и привлекательную.

Кажется, ему повезло с напарником, то есть, напарницей. Линд подумал, что Линн Валькантис вполне может ему понравиться. Ведь, самое главное, она была совсем не похожа на Тэви...

Криденг был совершенно не похож на тот полуразрушенный, закованный в зимнюю стужу город, который они покидали менее месяца назад. Под крылом заходящего на посадку самолета проносилась земля, одетая первой весенней зеленью, и деревья в зеленой дымке. Развалины усердно расчищали, а кое-где уже тянули свои руки к небу подъемные краны, передавая строителям балки, связки арматуры или полные поддоны кирпичей.

Ворро сбросил скорость. Самолет, прижавшись к самой воде, прошел над островком, чуть не задевая фюзеляжем за ветки кустов, и мягко коснулся поплавками глади речной протоки, бывшего канала для соревнований по гребле, за свою прямоту и ширину выбранного в качестве гидроаэродрома. "Буревестник" затормозил, как всегда, быстро. В противоположность своему крылатому тезке, он явно больше тяготел к воде, покидая ее всегда не сразу и словно с неохотой, из-за чего каждый взлет с акватории, по размеру меньшей, чем целый морской залив, превращался в нервотрепку. Зато посадки проходили как по маслу.

Ворро ювелирно притер теряющий на глазах скорость самолет к тоненькой нитке наплавного причала. Он был весь мокрый от поднятой волны, но вода уже спала, и им удалось выйти на берег, не замочив ног.

Конечно, старый "Буревестник" никогда не был пассажирским самолетом. Он создавался ради единственной цели — сверхдальнего перелета в условиях отсутствия хороших наземных аэродромов как на одном, так и на другом берегу Великого Восточного океана. Однако конструкторы, борясь за каждый килограмм веса и используя любой кубический сантиметр свободного пространства для хранения топлива, были все-таки вынуждены учитывать и необходимость минимальной безопасности для экипажа, выделив целых полтонны на груз спасательного снаряжения и резервного продовольствия. Сейчас эти полтонны приходились на шесть пассажиров и небольшое количество их вещей.

Кроме Кена Собеско, Гредера Арнинга и его спецгруза — морозильного контейнера в громоздком теплоизоляционном кожухе — с ними в этот раз летели четыре человека. Один из них должен был следовать с ними в Зеннелайр — директор института микробиологии Моран Торк, невысокий, спокойный, но весь излучающий властность и решительность человек лет пятидесяти, больше похожий на менеджера крупной корпорации, чем на ученого. Трое то ли охраняли, то ли сопровождали Кена Собеско и собирались отправиться вместе с ним в гости к пришельцам.

Эти несомненные представители какой-то чинетской спецслужбы были удивительно не похожими друг на друга. Старшим среди них был Лотар Негелис, спортивный молодой парень лет тридцати с небольшим, чем-то напоминающий Неллью Кена Собеско, если не внешностью, то характером и отношением к жизни. Негелис оказался старым знакомым Гредера Арнинга, очень обрадовавшегося его появлению. Насколько мог заметить Неллью, они о чем-то беседовали в течение всего полета.

В подчинении у Негелиса были здоровяк лет сорока Кир Фелучис — профессионал-спецназовец, очевидно, достигший совершенства в науке выживания, и долговязый молчун, которого Негелис охарактеризовал как радиста-виртуоза и непризнанного технического гения. Весь полет до Криденга непризнанный гений, сидя прямо на полу, занимался сборкой какого-то миниатюрного приборчика, по-видимому, имеющего какое-то отношение к радиосвязи.

Пассажиров повезли в какую-то спецслужбовскую гостиницу, а они с Ворро немного задержались, следя за тем, как самолет буксируют в специальный надводный ангар, а техники принимаются за его послеполетное обслуживание.

Стоя на берегу канала и ожидая Ворро, который пошел узнавать насчет транспорта в город, чтобы навестить Лэру Линд, Неллью бездумно следил за медленно текущей чернеющей водой.

― Добрый вечер, — неожиданно услышал он рядом с собой негромкий женский голос. — Я вас узнала. Это вы были в экипаже, когда улетал на север Ринчар Линд?

Неллью стремительно обернулся. Уже наступили сумерки, вокруг быстро темнело, но даже в последних лучах угасающего света Тэви Чиронис поражала своей яркой красотой. На ней было длинное серое пальто, свободно лежащие темно-рыжие волосы чуть шевелил ветерок. Одежда скрывала ее фигуру, и Неллью, даже зная, что он должен увидеть, не мог рассмотреть в ней никаких признаков беременности.

― Добрый вечер, — с некоторым опозданием сухо ответил он.

Сегодня ее красота почему-то показалась ему недоброй. Ринчар Линд был неплохим парнем, он заслуживал лучшей участи.

― У вас есть какие-то новости... о Ринчаре? — спросила Тэви после долгой паузы, наступившей вслед за обменом приветствиями.

― Зачем это вам? — спросил Неллью, стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно. — Для вас это прошлое, не так ли?

― Это мне решать, прошлое или настоящее, — ее голос приобрел какие-то звенящие нотки. — Он не прилетел с вами?

― Нет. Он выбрал для себя другое задание. Поехал наблюдателем за базой пришельцев недалеко от архойской границы. Не думаю, что он скоро вернется.

― Послушайте, — узкие пальцы Тэви сплетались и расплетались, и Неллью подумал, что ей не хватает платка, чтобы комкать его в руках. — Вы знаете, как его найти?

― Он не оставил нам обратного адреса, — покачал головой Неллью. — Если хотите, испробуйте официальные каналы. Ваша должность, кажется, дает такую возможность? Хотя не понимаю, зачем это вам.

― Это мое дело, — отрезала она, но Неллью показалось, что она скрывает за грубостью растерянность. — Я слышала... ваш напарник хочет поехать сейчас к матери Линда. У вас должен быть адрес!

― Так почему бы вам не спросить потом прямо у нее? — Неллью было неприятно задавать этот вопрос, но он хотел как можно быстрее покончить с этим разговором.

― Для матери ее дети всегда правы, даже если они где-то допустили ошибку, — сухо сказала Тэви, глядя на блестящие в свете большой луны воды канала. — Я не могу туда вернуться. Не сейчас.

― Вы слишком горды, чтобы просить у нее, — вдруг догадался Неллью. — Со мной проще, мы едва знакомы, и я мужчина. Вы ведь привыкли к тому, что всегда поступаете правильно, а ваша внешность поднимает вас над другими людьми. Вы умеете руководить и принимать решения, но вам никогда не приходилось просить прощения, верно? Только, боюсь, уже поздно.

― Это не вам решать! — яростно прошипела Тэви. Злость, как ни странно, не портила ее и не превращала из красавицы в чудовище. — Да, вы правы, черт бы вас побрал! Если бы я могла, я попросила бы у Ринчара прощения! Я хочу родить, я хочу стать матерью! Раньше я никогда не осознавала, насколько этого хочу! Мне всегда мешали карьера, бизнес, дела! Человек, с которым я... была, не желал и слушать о ребенке! Он боялся, что это будет слишком трудно. Да, я жалею, я сто раз пожалела, что выбрала это ... себялюбивое ничтожество! Мой муж, он бы поддержал меня, но он погиб, а я не могу быть одна! Мне нужна будет помощь! Слышите, что я говорю?! Но я не могу, не могу попросить о ней сама! Только не ее!

― Насколько я знаю маму Ринчара, она — очень добрый человек, — мягко сказал Неллью. — И попросить прощения — это не значит унизиться. Если получится, если мы поедем к ней в гости, я попробую замолвить словечко за вас. А по поводу Ринчара... — Неллью продиктовал на память шестизначный номер полевой почты. — Попробуйте написать, если вам удастся выразить себя на бумаге.

― Я попробую, — поблагодарила Тэви. — Кажется, я действительно чего-то не выучила в свое время в области человеческих отношений. Спасибо.

Она повернулась и пошла прочь... прямо навстречу спешащему Ворро. Однако тот почти не заметил ее.

― Идем, Кисо! — крикнул он, не дойдя до Неллью не менее десяти шагов. — Нас завезут и заберут, но на все про все у нас только два часа времени! Поспешим!

Торопясь вслед за другом, Неллью оглянулся. Тэви стояла и смотрела им вслед, ее лицо казалось неестественно бледным, но, наверное, это был лишь серебристый лунный свет.

Гредеру Арнингу нравился Фраувенг. Да что там, он любил этот большой, шумный и веселый город, где родились его родители. Но сегодня он ждал встречи с ним с неясной тревогой. Там, во Фраувенге, жила — если еще жила — семья Диля Адариса, которой он должен был принести печальную весть о том, что их муж и отец оказался в плену у пришельцев. Там до войны жило немало его родственников, и он боялся узнать, скольких из них уже нет в живых. Наконец, Фраувенг был связан для него с лучшими воспоминаниями, и он не хотел увидеть его разрушенным и опустевшим, как навсегда покинутая им Галана.

Однако Фраувенг не разочаровал его. Древний город, основанный еще до возникновения не то, что Тогродской империи, но и Да-Дзаннона, пережил на своем долгом веку многое. Его сжигали дотла пираты и зеллийские кочевники, баргандцы и чинеты, его обстреливали с моря, а во время последней войны нещадно бомбили с воздуха, но он неизменно снова поднимался из руин и пожарищ, становясь лишь все краше и краше.

Пережил Фраувенг и пришельцев. Конечно, те не могли оставить без внимания трехмиллионный город — главный порт Чинерты на Срединном море, ее важнейшую военно-морскую базу, центр судо-, машино— и прочестроительной промышленности. Старая крепость на острове в устье Вегера, выстоявшая даже под ковровыми бомбардировками баргандской и мармонтанской авиации, была разнесена, буквально, по камешку, и лишь бесформенные кучи обломков отмечали места бывших башен и бастионов. От причалов и молов в порту остались кое-где торчащие из воды камни и сваи, чудом уцелевший маяк лишился верхушки, а его белые камни были жестоко выщерблены осколками. Сильно пострадали и новостройки на окраинах, однако старый центр из трех-пятиэтажных зданий почти не понес урона. Даже отсюда, с полукилометровой высоты, были видны многочисленные дымки из труб домов, вернувшихся к старинному печному отоплению.

Ворро, все больше осваивающийся за штурвалом "Буревестника", аккуратно посадил самолет в акватории бывшего военного порта, сохранившегося гораздо лучше, чем торговый. Здесь их уже ждали: прямо к дверце подвалил небольшой катер, и сильные руки моряков помогли им перебраться на палубу.

― Готовься, — прошептал Арнингу улыбающийся Лотар Негелис. — На берегу тебя, кажется, ждет сюрприз.

― Хороший?

Старший сын Барка и Тэй Негелис несмотря на свой немалый чин в Информбюро до сих пор обожал розыгрыши, причем, не все они были совершенно безобидными для разыгрываемых.

― Хороший, хороший, — Негелис весело хлопнул его по плечу. — Нашлась твоя мама! Она здесь, встречает нас.

― Где?!

Гредер Арнинг почувствовал, как зачастило, забилось его сердце. Он рванулся на нос катера, остро жалея, что не может выпрыгнуть за борт и побежать впереди этой медленной посудины, прямо по воде. На причале, куда они правили, стояли несколько человек, но Арнинг не узнавал среди них своей матери, чьи густые черные волосы выделяли ее в любой толпе. И вдруг он вздрогнул и крепко ухватился за леер. Мать, действительно, была там, только она стала совершенно седой!

― Мама! — опережая всех, Гредер Арнинг рванулся к ней, чтобы обнять ее, прижать к своей груди. — Я так рад, так рад...

Но эта радость была горькой. Рядом с матерью не было отца, рядом с ним — Рэл и сына, а значит, они остались только вдвоем...

― ...Отец оставался в Самодонесе до конца, — рассказывала ему мать сухим напряженным голосом. — Я была постоянно с ним, вела протоколы, печатала документы, лишь бы не расставаться с ним ни на минуту. На восьмой день, ночью, его куда-то вызвали, и он не захотел меня разбудить. Они попали под бомбежку, я даже не видела его... потом. Там не осталось ничего. На следующий день я уехала из города , наш транспорт был полупустым, из Самодонеса уже некого было эвакуировать... Мы хотели пробиться на юг, добраться до гор, но не смогли. Дороги, мосты разбомбили, бензина было уже нигде не достать... Я шла пешком, добралась до Эрдинга, там разыскала Эрилисов. Я так и знала, что они уедут из Фраувенга к себе на дачу. Там вообще собралось много людей. Мы вместе вели хозяйство, ловили рыбу, собирали фрукты, ягоды. Мы хорошо подготовились к зиме... А потом к нам пришли какие-то подонки... Я смогла убежать, остальные не захотели уходить в ночь и мороз. Они на что-то надеялись. Когда я привела помощь, я пришла на пожарище... Через месяц этих мерзавцев нашли и публично повесили... Слабое утешение для тех, кто погиб...

Бедная Вирта. Теперь она осталась сиротой.

― Многие погибли, — надтреснутым голосом сказал Лотар Негелис. — Костас Феланис попал под бомбежку в Галане, Эри умерла на севере этой зимой. Нашей семье повезло больше. Только о Римаре нет никаких вестей, его никто не видел ни живым, ни мертвым. Остальные целы. Отец по-прежнему делает газету, Кир теперь трудится у него. Мама заседает в продовольственном комитете. Митту эвакуировали, она продолжает занятия, только перешла на архитектурный, хочет после войны заняться восстановлением наших городов...

― Каких городов? — горько вдохнула мать. — Повсюду эти проклятые пришельцы, разве они дадут нам жить?

― А мы у них и не будем спрашивать, — зло оскалился Арнинг. — Пусть они дадут нам хотя бы малейший шанс, и тогда они ответят! За все!

― Они ответят за все!

Дэсс Урган на секунду опустил бинокль. В эту минуту он жалел, что видит пришельцев через него, а не, скажем, в оптический прицел. Но отсюда, с более чем километрового расстояния, в цель могла бы попасть только Лика из своей снайперской винтовки, а он категорически отказывался брать ее в эти опасные вылазки.

Это был уже шестой его поход в зону безопасности пришельцев. Пару раз вместе с ним ходил Пири Шанви или же его сопровождал кто-то из отряда истребителей Клюма Эванга, но еще ни разу он не послал на ту сторону охранного периметра кого-то вместо себя. Урган осознавал, что желание отомстить пришельцам становится у него чем-то вроде навязчивой идеи, но не мог и не хотел отказываться от этого жгучего желания.

Впрочем, Дэсс Урган не собирался давать волю чувствам. Больше всего ему не хотелось глупо и бесцельно погибнуть, и на враждебной территории он всегда действовал подчеркнуто хладнокровно, терпеливо и осторожно. Во время первых четырех вылазок ни он, ни его напарники не покидали развалин замка Горра и даже не отдалялись более чем на двадцать метров от подземного хода.

Этот пологий холм, которым почему-то пренебрегли пришельцы, стал для них отличным наблюдательным пунктом. Похоже, охрана периметра возлагалась, главным образом, на сигнализацию и защитные устройства на самой ограде. Трижды в день мимо развалин проходили танковые патрули, но они всегда появлялись практически в одно и то же время и ни разу их не обнаружили. Ни гвардейцев, ни штурмовиков в белых латах они не видели ни разу, хотя всегда были начеку, больше всего опасаясь их внезапного появления.

Порой Дэсс Урган остро чувствовал нехватку знаний и умений. Он больше полугода не садился за штурвал самолета, а поэтому уже не мог считать себя полноценным боевым летчиком, но и в наземных боевых действиях он был не более чем слегка поднатаскавшимся профаном. Все эти дни он ждал от пришельцев какого-то подвоха, но его все не было. Вчера, осмелев, они рискнули спуститься с холма и углубиться в зону более чем на километр, а сегодня они предприняли еще более дальний рейд. Преодолев с помощью небольшого овражка открытое поле и пройдя через густую рощу, в которой, кстати, находился один из не найденных пришельцами схронов, они очутились на поросшей кустарником высотке, откуда открывался вид на несколько рядов небольших аккуратных домиков, выстроившихся прямоугольником.

Дэсс Урган не слишком боялся, что его обнаружат. И он сам, и Пири Шанви, сегодня сопровождавший его, были одеты в прорезиненные защитные костюмы с подбитыми металлической фольгой капюшонами, разрисованные темно-зелеными, коричневыми и серыми пятнами неправильных очертаний, и высокие резиновые бахилы. Такая одежда, конечно, не могла сравниться со "скафандрами" Альдо Моностиу и его команды, но пока позволяла им оставаться незамеченными. Кроме того, в ней было удобно преодолевать сырой подземный ход, где вода кое-где достигала колен, а с потолка то и дело шлепались вниз тяжелые мокрые капли.

Смахнув со лба капли пота, Урган снова приник к биноклю. Возле домов никого не было, но на дальнем от него конце поселка собралась целая толпа пришельцев. Ветер доносил до него обрывки музыки. Похоже, там был какой-то праздник.

Нет, не надо было столько пить!

Реэрн украдкой смахнул со лба каплю пота. Проклятая церемония все никак не начиналась, и ожидание становилось уже нетерпимым. Конечно, бедным поселенцам приходилось еще хуже, но они, в конце концов, ждут заселения уже несколько дней, потерпят и лишние полчаса.

Ф-фух, наконец-то!

Возле трибуны опустился гравикатер, откуда вышли маршал Гмиазм, генерал Пээл и еще несколько офицеров. Все они находились в разной степени помятости после вчерашнего большого банкета в честь окончания инспекции, причем, наиболее свежим среди них выглядел сам маршал.

Как говорится, учитесь, господа, вот что значит опыт!

Маршал, не спеша, взошел на трибуну, где уже торчали департаментский советник Буонн, прилетевший сегодня утром с Западного континента, и еще несколько чиновников из гражданской администрации. По сравнению с представительным маршалом в парадной форме и при церемониальном оружии все они выглядели скромными серыми мышками.

Это называется: смотрящий да увидит. Филлина скоро должна стать колонией, но пока власть на ней принадлежит военным, а поселенцы получают дома и землю от щедрот Космофлота. Впрочем, все они и так будут работать на Центральной базе либо на строящейся локаторной станции в качестве рядовых операторов, техников, уборщиков и прочего обслуживающего персонала — к великой радости солдат наземной службы, которым пока что приходится исполнять все эти многочисленные обязанности, и к большому тайному неудовольствию их командиров.

Ибо хуже нерадивого солдата может быть только солдат с избытком свободного времени.

Но вот закончились речи, и наступило самое главное. Повинуясь приказу кого-то с трибуны, двое солдат принесли и поставили перед толпой колонистов стол с горкой ключей.

― Что же там происходит?!

Дэсс Урган снова поднес к глазам бинокль, но проклятые домики заслоняли ему весь вид. Неужели пришельцы просто возьмут и разойдутся? Это было бы обидно, получится, что они с Шанви зря просидели в этих кустах целых два часа.

Нет, не зря. Пришельцы по одному, по двое, небольшими группами начали растекаться по проходам между домиками. Особенно густая толпа медленно перемещалась в центральном, самом широком, настоящей улице, которая делила поселок надвое. Впереди там шел кто-то большой и осанистый в раззолоченном мундире, словно ведущий целой группы бомбардировщиков, а за ним тянулась многочисленная свита.

Ургана так и тянуло выпустить в сторону этой важной шишки оба магазина — и основной, и запасной, но он поборол искушение. Все равно, с такого расстояния он только напугает их, в лучшем случае, кого-то заденет шальными пулями. Растрачивать же себя ради такой ерунды было глупо. К тому же, на нем все еще лежит ответственность за Лику и жителей Нейсе и окрестностей, которые остались здесь и не ушли в Лешек, где жить тяжело и голодно, где люди неимоверно скучены на небольшом пятачке и существуют лишь по милости горданцев, которые их кое-как подкармливают, и пришельцев, которые позволяют им существовать.

Чтобы отвлечься, Урган еще раз внимательно оглядел весь поселок. Домов много, почти сотня. Все одинаковые, стандартные, хотя строители и попытались внести какое-то разнообразие, раскрасив их в разные цвета. Все одноэтажные, с верандами вдоль фасада и небольшими чердаками-мансардами, сгруппированы по четыре. Каждый дом окружен невысоким редким заборчиком, но вокруг поселка никакой ограды нет. Конечно, место там открытое, нет даже деревьев, но метрах в двухстах от крайних домов начинаются весьма перспективные заросли. Осталось только продумать пути отхода...

Маленький поселок на чужой планете... Так, наверное, начинались все колонии Империи, а он сейчас был свидетелем рождения еще одной из них. Настроение у генерала Пээла было приподнятое. Зловредный маршал Гмиазм не нашел особых упущений в его хозяйстве, а вчерашний банкет и вовсе настроил его на почти благодушный лад. Похоже, ему светит слава одного из немногих офицеров, сумевших до отвала накормить Людоеда вегетарианскими блюдами и усмирить Бешеного Мясника. Или тот просто стареет...

Кругом же царил праздник. Чистая, ничем не замутненная радость людей, впервые в жизни переступивших через порог собственного дома на чистой, зеленой планете, вдали от переполненных народом смрадных трущоб, откуда все они так удачно вырвались. Сейчас этих людей мало, но скоро их будет больше, и тогда они станут здесь настоящей опорой Империи.

Где-то поблизости появился задумчивый и какой-то печальный Реэрн, и генерал тепло поздравил его — в конце концов, из всех офицеров базы он сделал больше всех, чтобы нынешний праздник удался. Какая-то женщина приветливо распахнула перед ними дверь, и они вместе зашли в новенький дом, еще пахнущий строительными запахами, пока безликий и стандартно одинаковый, как и все его собратья. Ничего, пройдет совсем немного времени, и каждый из этих домов обретет индивидуальность, на голых стенах появятся картинки или вышивки, а на полу коврики или плетеные циновки... Пожалуй, надо подумать над строительством еще одного поселка, поближе к базе, чтобы и офицеры смогли привезти сюда свои семьи...

А здесь их радостно встречала настоящая большая семья. Муж — высокий молодой парень с крепкими большими руками с уплощенными пальцами, загрубевшими от физической работы, и его хрупкая улыбчивая жена. И трое детей — от старшей девочки лет шести до младенца на руках у матери. И бабушка — хранительница семейного уюта и традиций...

Пээл подхватил на руки среднего — очень серьезного малыша лет трех, и тот доверчиво прижался к его плечу. Генерала, чьи дети уже давно выросли, вдруг охватило забытое радостно-щемящее чувство, а на глаза сами собой навернулись слезы.

― Знаете, — украдкой шепнул он Реэрну, — ради таких минут стоит жить!

Два человека стояли у входа на причал, глядя на чуть колыхающуюся внизу воду, подернутую мелкой рябью.

― Ненавижу я эти прощания, — сказал Кен Собеско. — От них прямо жить не хочется! Ты бы знал, со сколькими людьми я так распрощался за последние полгода!

Гредер Арнинг только вздохнул.

― Мне кажется, нужно обязательно оставлять себе зацепку, чтобы вернуться. Что-то несделанное. Я, например, так и не разыскал здесь родственников Диля Адариса. Собственно, у меня и времени не было кого-то разыскивать.

― Мои несделанные дела в Макьелине, — вздохнул в ответ Собеско. — Но туда еще надо добраться. А я опять проскочу мимо, причем, на этой чертовой жестянке!

― Тебе не нравится идея плыть на подводной лодке?

― Нет! — решительно помотал головой Собеско. — Знаешь, я все же летчик, хотя сейчас, наверное, уже бывший летчик. А этим... консервным банкам я просто не доверяю.

― И может быть, зря, — пожал плечами Арнинг. — Сейчас более безопасного транспорта, скорее всего, и не найдешь. Знаешь, Срединное море — оно узкое, самолетами насквозь просматривается. Даже в ту, прошлую, войну, они потопили кучу всего. Не зря все большие корабли тогда в основном в базах отстаивались, а вылезали — только чтобы свои войска на побережье поддержать, не больше. Так ты представляешь, какой должна быть подлодка, чтобы здесь выжить, да не просто уцелеть, а выполнить боевое задание?! У той лодки, что вас заберет, и покрытие противорадарное, и автономность, и воздух она может с поверхности забирать без полного всплытия... А маленькую десантную лодку, что вас на берег повезет, вообще создавали для высадки всяких диверсионных групп, так что скрытность там полная. Флота у пришельцев нет, сонаров, глубинных бомб, наверное, тоже нет, а с воздуха вас ущучить будет не так уж просто!

― А поменяться местами со мной не хочешь? — усмехнулся Собеско. — Шучу, конечно. У каждого из нас уже своя дорога, и не нам их выбирать. Ладно, Гредер, ты — классный парень, и у нас с тобой хорошо выходило! Удачи тебе и всем остальным! Или, как у вас говорят, если смерти, то мгновенной, если раны, — небольшой!

― Да ну тебя! — возмутился Арнинг. — Какой еще смерти?! Раз выпало жить в нынешнее время, так надо жить! И обязательно возвращайся, слышишь?!

― Ну, по крайней мере, мне тебя будет найти, наверно, проще, чем наоборот...

Меньше чем через час с импровизированного гидроаэродрома поднялся в воздух длиннокрылый самолет. Набирая высоту, он сделал круг над гаванью, словно прощаясь с отошедшей от причала подводной лодкой.

Теперь все придет в движение.

Конец третьей книги