Печать Владетеля (Три важных слова)

— Итак, — после небольшой паузы, взятой на осмысление, продолжил Хиронимо свою речь. — Явление странника-упредителя с вестью о печати и проявление Гнева Соальдера можно считать случаями доказанными, пожалуй, даже взаимно доказуемыми. Лик странника-упредителя в храме, свидетельство синьореза Таддео о термическом ударе по Звездочету — лично мне этих свидетельств более чем достаточно, чтобы признать реальность событий. Теперь о Щите Веры. Золотой Щит, заслонивший троих, — определенно относится к явным проявлениям силы Владетеля. Но чья именно сила духовная смогла его установить — о том мы с вами говорить можем долго, а придем ли к мнению единому — один Соальдер ведает. Два благословенных и носительница печати Крылатого Меча, способная взывать к Владетелю, равно могли стать 'виновниками' вызова щита, не отдавая себе сознательного отчета в приложении усилий. Или щит мог быть вызван сообща, отсюда такой радиус щита и его мощь.

Определенно, дивные вести вы принесли! Ты прав, племянничек, последний раз Золотой Щит наблюдали давно, или же вести о чуде не дошли до храмов, что тоже я могу допустить. Ведь учет чудес ведется большей частью в военное время на полях сражений и является следствием наблюдений за благословенными, тогда как сила Крылатого Меча издавна могла проявляется не только через них и ими, а и обычными на взгляд сторонних наблюдателей людьми в чрезвычайных обстоятельствах. Или, уточню, в таких ситуациях, каковые субъектом приложения силы Соальдера расценивались как критические. Ныне мы продолжаем верить Владетелю и обращаемся к нему с просьбами о защите, но явных чудес ждать перестали. Не знаю уж к худу это или во благо.

— Равно верны будут оба ответа, — задумчиво покачала головой Ариэнна. Размышления о печати и своем праве на нее синьолла решила пока отложить. Немного отойдя от шокового сознания уникальности случившегося, девушка получала истинное удовольствие от беседы с образованным служителем Соальдера. — Вера в чудо прекрасна и вдохновенна, но и рассчитывать на свои силы люди должны уметь. Не каждый и не в каждый час за щитом спрятаться сможет и гнев Владетеля на обидчика призвать. Мы становимся более самостоятельными. Возможно, глядя на это, Крылатый Меч радуется тому, как растем мы, его воспитанники.

— Замечательный философский тезис, — восхитился Хиронимо.

— Теперь я понимаю, почему ты так настойчиво стремишься в аспирантуру, — улыбнулся Таддео.

— Да, философия теологии кажется мне перспективным направлением, — согласилась девушка с такой мечтательной улыбкой, с каковой иным синьоллам полагалось грезить о красавчиках-синьорезах. И щеки ее порозовели больше, чем от всего выпитого нынче слабого вина.

— Возможно, именно в этом следует искать ответ на так и не прозвучавший сегодня из уст синьоллы Ариэнны вопрос, — подметил призадумывавшийся страж.

— Какой вопрос, дядюшка? — живо откликнулся хрустящий печеньем Флавио. Почему-то выпечкой заинтересовался лишь он, никому другому в беседке кусок в горло не лез.

— 'Почему я?' Чем так дорога наша милая синьолла Крылатому Мечу, дорога настолько, что вокруг нее случилось столько проявлений силы Владетеля, сколько не сосчитано и по всей Итолле за последний десяток лет, почему он одарил ее своей печатью? — не без удовольствия объявил Хиронимо. — Уже давно наши теологи не родили никакого интересного труда. Право слово, мне будет весьма любопытно почитать ваши работы, синьолла Амато!

— Я еще ничего не написала, — запротестовала девушка.

— Напишете, какие ваши годы, — усмехнулся Хиронимо, плеснул себе еще из кувшинчика, и отсалютовал красавице бокалом на треть заполненным вином. — Под ЕГО защитой непременно напишете!

— А ведь, пожалуй, мы могли посчитать не все проявления, — неожиданно оживился Флавио. — Если синьолла Розабелль до сих пор спит в моем файо на стоянке — это можно счесть очередным проявление воли Соальдера.

— Или энным проявлением способности Розы спать везде и всюду, если она по настоящему хочет спать, — рассмеялась Ариэнна, припоминая десяток-другой курьезных случаев, когда подруга после вечеринок, затянувшихся до утра, отсыпалась на лекциях, семинарах и даже в столовой над тарелкой супа.

— В любом случае, это пусть и занимательно, но принципиального значения не имеет, если, разумеется, синьолла Розабелль не впала в летаргическое оцепенение, а проснулась или проснется, когда вы вернетесь из храма, — шутливо заметил Хиронимо, не посчитавший сонливость девушки чудом Соальдера. Страж глянул на часы-перстень и грустно вздохнул: — Весьма любопытная у нас с вами вышла беседа, но, к сожалению, через полчаса меня ждут на Совете Храмов. Буду делать доклад об итогах реконструкции и давать финансовый отчет. Молю, пообещайте мне, синьолла, держать в курсе событий вашей жизни, касающихся Владетеля и регулярно навещать старика! Запишите мой номер каликса и звоните, коль возникнет желание поболтать о чудесах!

— Заношу, обещаю и даже исполню прямо сейчас, — торжественно кивнула Ариэнна, занося координаты старшего стража-служителя в память каликса, и объявила, пряча улыбку: — Завтра в соборе на Гофре-Джэрозу состоится моя помолвка с синьорезом Таддео Севайо.

— Чудесная весть, надеюсь, Крылатый Меч благословит ваш союз, — от всей души пожелал Хиронимо, спрятал каликс под коттой и приподнялся с плетеного кресла. Все встали вслед за старшим стражем-служителем.

Страж проводил гостей почти до дверей храма и был вынужден поспешно прощаться. Требовалось срочно бежать за бумагами для Совета Служителей и поиска отлучившегося заместителя. Очень некстати сразу двум стражам храма пришлось отправляться в комнаты откровений с посетителями, возжелавшими задушевной беседы, а оставлять храм без присмотра не полагалось.

Буквально на пороге святилища Соальдера всю компанию встретил веселый с легким наигранным возмущением голосок Розабелль:

— Почему вы меня не разбудили, изверги!

— Потому и не разбудили, что не изверги, о прелестная синьолла! — воскликнул Флавио в ответ, прижимая обе руки к сердцу, будто слова Розы причиняли ему неизъяснимую муку. — Несправедливы упреки твои!

— Хоть записку бы оставили, а то проснулась — никого нет, шея затекла, — пробурчала девушка, уперев руки в бока. Эдакая сердитая статуэтка цвета слоновой кости вызвала у рыжего аналитика улыбку пополам с восхищением.

— А если бы мы тебе оставили записку, шея не затекла? — изумилась Ари. — Это же новое слово в физиотерапии!

— Ну тебя, — махнула рукой прыснувшая подруга и прекратила дуться, великодушно объявив:

— Ладно, я вас прощаю, но взамен вы будете ждать, пока я колонны Серого Шалаша после реставрации осмотрю и сфотографирую.

— Наказание принимается, о великодушная синьолла, — торжественно поклонился девушке Флавио.

— Лесть вас от ожидания не спасет, — польщенно отрезала девушка.

— Та часть храма, куда вы стремитесь, чем-то особенна? — заинтересовался Таддео, оглядывая склоненные громады колонн, однако не замечая в них ничего уникального, кроме наклона, о котором не раз писали и говорили, который был изучен и описан во множестве трудов, посвященных архитектуре храмов Соальдера.

— Конечно! Неужели не знаете? — в свою очередь удивилась Розабелль. — Ведь именно отсюда после прощальной молитвы уходил из города отряд Ромея Гартаро! Тот самый, что встал в ущелье стеной, не пропустив волну десанта ошедассов к столице в Первую Великую Войну.

— Я знаю об этом, — согласился синьорез Севайо. — Но чем привлекают Вас колонны?

— Не колонны, а колонна! — воздела палец вверх Роза и, подхватив юбку, целеустремленно двинулась к крайней колонне в левом ряду у дверей храма, почти скрытой своими соседками. И уже оттуда донесся торжествующий вскрик:

— Вот они!

— Кто, синьолла? — с вежливостью доктора, расспрашивающего галлюцинирующую пациентку, уточнил аналитик.

— Не кто, а что, синьорезы! Подписи почти всех членов отряда Гартаро. И короткая молитва Соальдеру! Все, как описывал профессор Синьгиз в своей монографии, — запальчиво откликнулась девушка. — Да вы посмотрите сами! Вот же! 'Помоги нам выстоять и вернуться, Крылатый Меч' — сама молитва и инициалы каждого из отряда по всему периметру внизу колонны процарапаны. Почти каждого! Семнадцать человек не стали расписываться из почти трехсот. Я когда это в монографии прочла, сразу сюда поехала, а Храм на реставрации. Ужасно обидно было, я немного переживала, что подписи затереть могут. Это же памятник...

— Эти подписи — тоже памятник, — тихо промолвил Флавио, присоединяясь к синьолле, водившей пальчиком по маленьким, едва заметным угловатым буковкам, оставшимся на камне.

— Потому их и сохранили, я узнавала, — почему-то шепотом отозвалась Роза.

— А сколько их вернулось, подсчитано? — тоже тихо спросила Ариэнна, не для того, чтобы оценить функциональность именной наскальной молитвы, но для того, чтобы в равной мере почтить память героев выживших и павших.

— Двести двадцать один человек, — мгновенно откликнулась подруга. — Для того боя, какой им пришлось выдержать, для той победы — очень много, ошедассов было в пятеро больше.

— Ущелье — выгодная позиция, — задумчиво прикусил губу Таддео, похолодев глазами, будто заглядывал сейчас в тот героический и трагичный день.

— В отряде Ромея Гартаро погибли почти все благословенные, они были щитом для отряда. Выжило лишь двое, — печально добавила Роза.

— На то мы и благословенные. Мы — щит Соальдера всем иным, — философски пожал плечами синьорез Севайо, принимавший и понимавший такой размен. Главное: победить врагов, защитить свою страну и своих людей, а выжить — что ж, если получится — прекрасно, ну а нет, на все воля Владетеля. Так всегда было, есть и будет вне зависимости от того, сколь явно и мощно проявляется через благословенных сила Крылатого Меча.

Синьорезы, прижав ладонь левой руки к правому плечу, отдали молчаливый салют памяти защитникам Итоллы. Синьоллы присели в глубоких реверансах, склонив головки и скрестив указательные пальцы в знаке меча Соальдера. А потом все четверо в торжественном молчании пошли по ступеням к стоянке машин. Солнышко уже заметно припекало, от утренней свежести не осталось и следа.

— Ты не будешь фотографировать? — спохватилась Ариэнна, заметив, что Роза не сделала ни единого снимка.

— Нет, — синьолла нахмурила лоб и убрала зажатый в руке каликс в чехол на поясе, щелкнула магнитной кнопкой, закрывая. — Сейчас мне не кажется это верным. Наверное, потому монография и хранится в частично закрытых архивах вне пределов общего доступа, чтобы из этого места не сделали достопримечательности. Мы помним тех, кто стоял в ущелье, этого достаточно. Кто захочет, узнает, отыщет, увидит. Делать из молитвы экспонат — неправильно.

— Я думаю, ты права, — синьолла Амато обняла подругу и поцеловала ее в щеку. — Спасибо, что показала все нам.

— Спасибо, синьолла, — Флавио и Таддео синхронно кивнули, хотя, пожалуй, рыжий аналитик и не отказался бы поблагодарить юную деву точно так, как это делала Ариэнна, или даже более пылко.

Серый Шалаш покидали в прежнем почтительном к памяти ушедших героев молчании. Впрочем, скорбеть долго Роза не умела, и очень скоро ее веселая болтовня заставила расслабиться всю компанию. Зеленый файо Флавио доставил Таддео с невестой к дому Амато. А сам синьорез Вилагро повез Розу куда-то совсем не в том направлении, где находилось Ливио-пласо. И этому Ари совершенно не удивилась, лишь проводила машину с улыбкой.

— Флавио не обидит твою подругу, — неверно истолковав задумчивость спутницы, поспешил нарушить неловкое молчание Таддео.

— Я знаю, — спокойно подтвердила Ариэнна. — Розабелль не та девушка, которая даст себя обидеть, а твой друг Флавио не из тех, кто обижает. Они оба очень хорошие люди!

— Да, — согласился синьорез и подал девушке руку, чтобы провести через калитку к дому.

Шум мотора файо заставил жильцов, не отдергивая шторы на окне в комнате отдыха, выглянуть на улицу. Ари негромко рассмеялась:

— Ого, матушка с отцом решили поиграть в разведчиков и подглядывают за нами. Интересно, что они надеются или опасаются увидеть?

— Полагаю, они хотят увидеть, как мы целуемся при прощании, убедиться в искренности наших чувств и, хм, отношений. Ведь завтра помолвка, — неловко предположил Таддео, испытывая куда большее смущение, чем обычно случалось с синьорезом благословенным в общении с противоположным полом. В общем-то, довольно редком общении.

— Да? Пожалуй ты прав, — призадумалась Ариэнна и, решительно набрав в грудь воздуха, отчего зрачки в светлых глазах синьореза резко увеличились в размерах, выдала: — Тогда стоит им это продемонстрировать.

— Ты уверена? — озаботился Таддео, резко остановившись и не выпуская руки синьоллы, из-за чего продолжавшая идти Ари неожиданно для себя оказалась развернута к спутнику лицом.

— Уверена в необходимости демонстрации, не уверена в том, что мне этого хочется, но предполагаю, что противно не будет, потому действуй, — скрупулезно отчиталась девушка о своих соображениях.

Благословенный невольно рассмеялся, частично сбрасывая напряжение:

— Это самое экзотическое разрешение, о каком мне доводилось слышать.

— Хм, а, по-моему, вполне конкретное, четкое и по существу вопроса, — пожала плечами смущенная девушка и подняла на синьореза взгляд.

Серо-голубые, резко потемневшие глаза встретились с переменчивыми сине-зелеными и потерялись в них. Чеканное лицо из несколько насмешливого стало серьезным и в то же время каким-то мягким, будто под твердой оболочкой спряталась нежность. Пальцы Таддео переплелись с ее пальцами. Уста медленно склонились к устам. Ари затаила дыхание. Опасаясь, предвкушая, пытаясь прочувствовать момент?

Горячие, чуть шершавые губы синьореза коснулись мягких губок синьоллы, мужчина дернулся, как прошитый током, зашипел будто от боли и осторожно отстранился. Отступил на шаг, не выпуская, впрочем, рук девушки из своих. Словно вообще забыл, что их держит.

Ари распахнула прикрытые на миг глаза. В лице Таддео было потрясение. Нет, не потрясение синьореза впервые поцеловавшего свою избранницу, но шок человека, изведавшего настоящую муку.

— Тебе было больно, — констатировала, не предположила Ариэнна. Синьолла говорила, а в голове уже принялись крутиться предположения и версии.

— Я словно коснулся губами раскаленной плиты, находящейся под напряжением, — хрипло признался совершенно растерявшийся синьорез. — Но едва отстранился, боль тут же исчезла.

Ари высвободила из пальцев Таддео свою ладонь, коснулась его губ кожей запястья, проверяя температуру. Констатировала:

— Они не горячие. На твоих губах нет следов термических ожогов. Статического напряжения для удара электричеством такой силы тоже недостаточно, да и нет на мне одежды из ткани, которая могла бы его вызвать. Значит, все дело в наложенной печати Соальдера.

— 'Никого не подпустит ближе'? — процитировал по памяти Таддео слова вестника, услышанные вчера на балу от невесты. Сказать, что синьорез был растерян, значило сильно преуменьшить. — Именно так и не будет пускать? Для прочих — невнимание, для благословенных, на которых не действует завеса, — боль физическая?