7 футов над килем

—  Может, радиоперехват? — предположил особист, чтоб хоть что-то сказать.

—  Ха-ха-ха! — залился командир. — Ха-ха-ха! Щерлок Холмс дедуктивный! Они же меня поздравили до того, как шифровка пришла!

—  Верно, — вынужден был согласиться оперативник. — Ну, ладно! Не морочьте себе головы. От глубоких размышлений — службе один вред. Разберёмся! Изложите все обстоятельства подробно в письменном виде.

И удалился, чтобы проанализировать ситуацию.

—  Изложим, изложим! — пообещал командир, потирая руки. — Слышь, Сипунов, присвоили-таки!

—  Поздравляю! — искренне порадовался Сипунов. — А всё же хорошо бы этих янки каким-нибудь манером осадить. Шибко много о себе понимают!

—  Нет! — возразил командир. — Они — ребята хорошие, они первыми мне сообщили. Да и как их осадишь? Что мы про них знаем?

—  Кое-что знаем, — Сипунов важно поднял указательный палец, — вот, например, этим соединением, скорее всего, командует контр-адмирал Хастингс.

—  Это ещё откуда? — опешил командир.

—  В "Зарубежном военном обозрении" вычитал, — объяснил Сипунов. — Хотите, принесу журнал? Хастингс — точно, больше некому!

—  Ну и хрен с ним, с этим Хастингсом! — командир никак не мог понять, к чему клонит Сипунов.

—  Для начала осведомлённость свою покажем! — растолковывал Сипунов. — А дальше чем-нибудь огорошим! Тут всё равно — чем!

—  Вообще-то, мне и так влепят за несанкционированный радиообмен, — заколебался командир. — Ладно, звание всё равно получено. Семь бед — один ответ! Давай, Сипунов, показывай нашу осведомлённость! Огорошивай!

—  Сейчас! — заторопился Сипунов. — Я только шпаргалку нацарапаю! — и принялся писать на клочке бумаги. — Готово! — доложил он. — Можно?

—  Валяй! — разрешил командир.

Сипунов вызвал уже не фрегат, а сам авианосец и, заглядывая в бумажку, похвалил морскую выучку американцев, поблагодарил адмирала за поздравление, потом задумался на секунду и вдруг... поздравил Хастингса с рождением внучки.

—  Что же я опять натворил! — пробормотал Сипунов, закончив послание. — Какая такая, к дьяволу, внучка? Что за напасть? И откуда это из меня лезет?

—  Ты про какую внучку бубнишь, Сипунов? — насторожился командир. — Ты что им опять наплёл?

Сипунов, виновато пожимая плечами и растерянно разводя руками, объяснил, что очень хотелось удивить, и вот вдруг пришло в голову...

Тут американцы после довольно продолжительной паузы вышли в эфир, поблагодарили и были, как показалось Сипунову, если и не огорошены, то, по крайней мере, озадачены.

—  Ну, что же, — командир почесал затылок, — вообще-то, я к прежнему званию уже как-то и привык... Придётся опять звать особиста.

Особист же в это время, сидя у себя в каюте, испытывал сильное беспокойство. Печёнкой чувствовал, что происходит какое-то безобразие, касающееся именно контрразведки. Он уже отправил в свою "контору" донесение, но никаких соображений мудро не высказал. Пусть сами разбираются. Ответная шифровка пришла довольно скоро. Предписывалось активных оперативных мероприятий не проводить, а в качестве ответной акции велено было...

—  Ну, командир, — заявил особист, поднявшись на мостик, — откуда супостаты узнали о твоём счастье, это мы разберёмся. А вот чтобы они там не задавались, мы сейчас обрадуем их адмирала. Сообщим, что внучка у него родилась! Такие вот дела. Мы тоже не пальцем сделанные. Готовь речь, Сипунов. Сейчас они у нас заикаться начнут!

—  Так — уже! — командир опустил бинокль и заметно покачнулся.

—  Что — "уже"? — улыбнулся особист.

—  Уже заикаются, — доложил Сипунов. — Поздравили. Адмирала. Хастингса. С рождением. Внучки.

—  Когда? — особист начал шарить рукой, желая за что-нибудь ухватиться.

—  Да вот только что, — Сипунов показал на циферблат часов и отчётливо позеленел.

Минут пять все молчали и переглядывались.

—  Сипунов, — наконец выдавил контрразведчик. — Ты, как с вахты сменишься, зайди ко мне. Пожалуйста! — и покинул мостик нетвёрдой походкой.

В каюте он уселся за стол, обхватил голову руками и стал раскачиваться из стороны в сторону. Было о чём подумать!

Всякая секретная служба подозревает существование внутри себя ещё более секретной, могущественной, и так всё глубже, глубже и глубже. Значит, где-то в самой сердцевине должна помещаться крохотная, совершенно незаметная организация, обладающая колоссальной властью и влиянием. Что-то вроде "чёрной дыры".

Объём информации, поступающей в эту дыру, огромен, а наружу вроде ничего и не вытекает. Просто происходят вдруг какие-то странные события. И по всему получалось, что Сипунов не просто известный всему флоту баламут, а глубочайшим образом законспирированный пришелец из такой чёрной дыры. Иначе, как он узнал, что у этого проклятого адмирала родилась внучка? Значит, либо знал заранее, а это в нормальной голове не умещается, либо получил информацию каким-то неведомым способом. А что это за способ — об этом думать не нужно и вредно для жизни и карьеры. Но вот о чём думать нужно — это о том, как строить отношения с этим легкомысленным с виду, но страшным по своей секретной сути человеком?

И тут вспомнились многочисленные проделки Сипунова — и упражнения в верховой езде, и полёт на воздушной змее, и знаменитые колоды для рубки мяса. Ведь половины этих безобразий хватило бы, чтобы другого растереть в порошок. Сипунова, конечно, тоже наказывали, но как-то мягко, без остервенения души. Значит, может себе позволить. Значит, поддерживает и направляет его тайная, незримая сила. Вечный возмутитель спокойствия — это выверенная, тонко продуманная легенда, а что он в капитан-лейтенантах который год перехаживает, так может, по другой табели о рангах он — давно генерал! Так-то вот! И каков вывод? А вывод таков — ни при каких обстоятельствах не портить отношений с этим типом, но и не заискивать, дабы великую его секретность случайно не выдать!

Приняв решение, нормальный военный человек действует быстро, чётко и бодро. Особист перестал качаться из стороны в сторону, позвонил на камбуз и вежливо попросил приготовить лёгкую, но вкусную, а главное красивую закуску. К просьбе отнеслись с полным вниманием, и через полчаса стол был сервирован. Особист достал заветную бутылочку коньяка, вымыл и протёр стаканы.

Тут, как раз, и заявился Сипунов. Пока оперативник анализировал ситуацию, капитан-лейтенант тоже усиленно размышлял, но поскольку находился на вахте, делал это без хватания за голову и раскачиваний. Когда первая оторопь прошла, он стал привычно сочинять рапорт, объясняющий, что, вообще-то, он ни в чём не виноват, хотел как лучше, а безобразие вышло вроде само собой. Готов понести заслуженное наказание, и прошу учесть добрые намерения и перенесённую травму. Но тут Сипунов сообразил, что любое оправдание должно нести хоть частицу правды. Если же описать происшедшее во всей откровенной удивительности, то ему не просто не поверят, а ни за что не поймут! А когда командование чего-то не понимает, то впадает в горькую, обидчивую тоску, карает быстро, больно и оскорбительно.

—  Раз вся эта хрень не есть куча пакостных совпадений, — продолжал соображать Сипунов, — то, что это значит? Это значит... значит... значит, всё подстроено, ядрёна шишка! А кем подстроено? Получается, что мной! Это кем же я тогда получаюсь?

Тут мысль его совершила мгновенный туннельный переход, и вспыхнуло ярким светом то же великое озарение, что снизошло на особиста.

—  Так тому и быть! — решил Сипунов. — Пусть считают меня хоть Матой Хари, лишь бы плясать не заставляли!

Поэтому вошёл он в каюту чекиста безо всякой робости, а увидев накрытый стол, обнаглел окончательно.

—  А ты парень сообразительный, — похвалил он контрразведчика, закидывая ногу на ногу и закуривая. — Значит, можешь рассчитывать на успехи в службе, если конечно... — и он внимательно посмотрел на хозяина каюты.

Чекист вздрогнул — как ему было не узнать этот взгляд. Он ведь сам долгие годы вырабатывал его! Этот необычный взгляд одновременно доброжелательно-проницателен, холодноват, чуть грустен, излучает уверенную силу, но без высокомерия, и не таит, упаси бог, угрозы, а лишь намекает на возможность её. И много, много другого и всякого, можно отыскать в этом взгляде. Такого, чему верное определение сможет найти лишь опытный психоаналитик, и то если будет слегка выпивши.

Всё это увидел и понял особист: ещё раз остро порадовался своей сметливости и откупорил коньяк.

Вот и вся история этого беспокойного похода.

А вот вам -

ЭПИЛОГ

Когда эсминец "Непросыхающий" ошвартовался в базе и командир соединения поднялся на мостик, первое, что он увидел — тот самый окурок, прилепившийся к стеклу.

Вот теперь уже окончательный

КОНЕЦ

Чудеса химии

Широко простирает химия руки свои в дела человеческие.

Михайло Ломоносов

Ещё учась в школе, Сипунов порою задумывался над этим высказыванием. Всё пытался сообразить, откуда у химии "растут руки". Даже спрашивал учительницу, но ничего кроме неприятностей не последовало. Потом он забыл про химические конечности, но жизнь заставила вспомнить.

Эсминец "Непросыхающий" уже месяц стоял у стенки, время от времени подрагивая корпусом, словно вспоминая недавний поход. Корабельному человеку береговая жизнь в радость только первые две недели. В море, сколько бы начальников ни стояло у тебя над душой, число их всё же ограничено. В базе таких ограничений нет. И скоро начинает казаться, что мир населен исключительно штабными, которые, словно стая изголодавшихся насекомых, вьются вокруг тебя днём и ночью. Они потирают руки, потрясают инструкциями и приказами, гортанно выкликают номера параграфов, которые ты нарушил. Господи! Чем же ты провинился, бедный моряк? А тем, что вернулся к родным берегам, что не сгорел по вине нерадивого матроса, не умер от ржавых консервов или вонючего технического спирта. Многие на тебе вины, многие. Вот и получай своё! И получали! Однако будем справедливы, жалованье платили полностью и вовремя.

И вот однажды, получив причитавшееся, Сипунов с минёром решили отправиться в ресторан, предупредив жен, что остаются на дежурстве. Просился было с ними и доктор, но минёр вспомнил тропическую прививку и высокомерно заявил, что от доктора пахнет тифозным бараком. Это было отчасти верно, поскольку накануне проводилась дезинфекция.

—  Как за спиртом ко мне шляться, так не пахну? — обиделся эскулап.

—  А у тебя разве спирт остался? — насторожился минёр.

—  Как же, останется после вас! — огрызнулся доктор.

—  Вот я и говорю, — успокоился минёр, — будь здоров, Айболит. Мы тебе потом расскажем, как всё было.

—  Видали, запах от меня! — ворчал доктор, машинально перебирая склянки в шкафу. — Подумаешь, запах! Запах им не нравится! Да и нет никакого запаха!

Он ещё несколько раз пробормотал слово "запах" и вдруг замолчал, замер, а потом неприлично громко захохотал.

Сипунов с минёром в это время собирались на берег — брились, прыскались одеколоном, гладили брюки и весело подтрунивали над медиком. И вот, наконец, весёлые и нарядные вышли они на ют. Был замечательный день ранней осени, тёплый, но не жаркий. И на душе... Ну, в общем, хорошо было.

На юте их встретил доктор. Видно, что-то делал по своей части и ещё не успел снять резиновые перчатки.

—  Ну? — спросил минёр, глядя исподлобья.

—  Вы, конечно, паразиты! — доктор горько усмехнулся. — Но не таков я человек, чтобы обиды помнить. Идите, веселитесь! Всё равно я вас, подлецов, люблю! — и он обнял Сипунова, а потом и минёра. Обнимал деликатно, не впритирку, одну руку возлагая на погон, а другой обвивая за талию, словно в скромном танце. Потом всхлипнул и ушёл.

—  Выпил он, что ли? — удивился минёр. — Ты заметил, он до сих пор в резиновых перчатках. Совсем рехнулся на своей дезинфекции.

—  Ладно, пошли! — поторопил его Сипунов. — А то всех приличных девиц разберут.

—  Вот и хорошо! — наставительно заметил минёр, отдавая на трапе честь. — Это доктор у нас на приличных падок: всё жениться хочет, дурень. Ну, а нам бы чего попроще да подоступнее!

Они ступили на асфальтовую дорожку, заботливо окаймлённую поставленными торчком белыми кирпичами — украшением, из-за которого подвыпившие моряки частенько летали кувырком.

—  Нужно зайти, — минёр кивнул в сторону одиноко стоявшего бетонного строения, прозванного "бункер Гитлера".

—  На корабле не мог? — проворчал Сипунов.

Внутри строение было вымыто до нестерпимой чистоты, но запах стоял такой, что у офицеров заслезились глаза.

—  Нет! — сказал Сипунов, расстёгивая брюки. — Это не гальюн. У нас на корабле — это гальюн. А это сортир, и больше ничего.

—  Ошибаешься, — возразил минёр, чихая от аммиачно-хлорных испарений, — раз на территории военно-морской базы, значит, гальюн!

Справив нужду, двинулись далее, на ходу продолжая учёный спор. Когда, предъявив пропуска, они миновали контрольно-пропускной пункт и вышли в город, минёр потянул носом и заметил: "То ли я в этом гальюне-сортире надышался, то ли и сюда злой морской дух доходит".

—  Я тоже чую, — согласился Сипунов.

В троллейбусе запах не только не исчез, но, пожалуй, и усилился. Вокруг офицеров, стоявших на задней площадке, постепенно образовалось пустое пространство. Пассажиры косились на моряков и укоризненно качали головами.

—  Вот чёрт! — выругался минёр. — До чего же въедливый этот запах, даже неудобно.

—  А ты на подметках ничего не принёс? — деликатно осведомился Сипунов. — Мне чудится, что вонь у тебя откуда-то снизу идёт.

Минёр, как цапля, поднял ногу, но в этот момент троллейбус затормозил, и офицер на одной ноге проскакал до самой кабины, уронив по дороге двух-трёх пассажиров.

—  У меня всё чисто, — сообщил он, вернувшись, — да и откуда оно возьмётся? Запах — запахом, но ты же видел, как там всё надраено.

—  Может, по дороге вляпался? — предположил Синунов.

—  Теперь ты осматривайся, а я тебя подержу, — вместо ответа предложил минёр.

Сипунов, страхуемый минёром, поочередно поднял ноги и осмотрел подметки.

—  И вроде не пьяные! — укоризненно заметила пожилая женщина. — А ведут себя, как...

—  Давай, лучше пешком прогуляемся, — предложил Сипунов, — может выветрится.

Не выветрилось. Швейцар в ресторане даже передёрнулся лицом, когда приятели прошли мимо.

—  Знаешь, — сказал минёр, — я бы ушёл, но самолюбие не позволяет. Да и жрать хочется!

Сипунов не ответил, он усиленно размышлял, сдвинув брови и выпятив подбородок. Подошёл официант и подал меню. Сипунов уставился на худощавое, невозмутимое лицо работника сервиса.

—  Вам не кажется, что здесь чем-то пахнет? — осторожно осведомился капитан-лейтенант.

—  У дас чем долько не бахнет, — равнодушно прогундосил официант. — И потом, у беня дасмок, — и хлюпнул носом.