Год возмездия. (Законы войны-3)

Усмехнувшись, схватил свою нынешнюю спутницу — палку. Подбросил ее и перехватил почти за низ. Глянул на свои ноги, на нее... Размахнулся. Хрясь! В правой руке у меня остался лишь кусок от этого символа немочи — разломалась о толстый ствол липы. И тут же, как-будто по заказу, сверкнула молния, а через несколько секунд пророкотал гром майской грозы.

Больше ни разу не пользовался ни костылями, ни еще какими-либо поддерживающими средствами. Выговор от Семенова получил, и пришлось заплатить за порчу госпитального инвентаря, но это все ерунда, по сравнению с тем, что я вернулся к нормальной жизни.

10.

Из-за закрытых дверей палаты слышалась музыка и гомон голосов. Запахи говорили о том, что там поглощается что-то вкусное. Чутье подсказывало — там идет банальная пьянка.

Думал сначала просто открыть дверь и войти, но в последний момент постучал. На секунду в палате голоса примолкли, потом слегка нетрезвый мужской голос крикнул: 'Войдите!'. Ну что ж. Щас, как говорится, войдем... Так войдем, что тошно станет.

Рывком открываю дверь и вхожу. Бывший рабочий кабинет переоборудован в палату на шесть коек. Возле окна стояли две кровати на которых расселись трое пациентов и две девушки в камуфляжах. Между ними стояли две сдвинутые табуретки, на которых стояла полупустая бутылка коньяка и еще какая-то еда. Точно такой же пузырь, но уже опорожненный, стоял на полу возле койки.

Судя по внешности, двое из этих типов были уже на начале пути выздоровления, что свидетельствовало наличием повязок на голове у одного, сидящего возле окна, и забинтованной до плеча правой руке у другого, развалившегося на противоположной койке. Девахи были не ахти, честно говоря. Даже не хочу останавливаться на их описании не хочу Судя по эмблемам — связистки. Одна толстая и рябая, вторая чуть худее — русая.

Третий 'выздоравливающий' сидел в отутюженной пижаме, с залихватски закушенной сигаретой. Лицо было багровое от выпитого, откормленное и холеное. Аж лоснится от сытости и благополучия.

Остальные обитатели палаты лежали на своих местах и тщательно делали вид. Что не замечают происходящего. Видимо, их не пригласили к столу...

— Тебе чего, боец? — спросил третий, с наглой ухмылкой обнимая за шею деваху-связистку.

— Мне нужен старший лейтенант Мохеров. — ответил я, а в душе уже начинает кипеть злость.

— Ну, я старший лейтенант Мохеров. — ответил все тот же холеный тип, затягиваясь дымом из сигареты, выпустил струю мне практически в лицо. — Че надо?

— Да посмотреть на тебя хотел, урода.

— Ты че, боец?!! Берега попутал?!! — завизжал мой заместитель. — Ты как с офицером разговариваешь?!

— Ну, какой ты офицер — я уже вижу. Кстати, разрешите представиться — капитан Свешников, командир разведроты, в которой ты должен как бы служить.

— И что теперь? — нагло осклабился Мохеров. — Я в госпитале лежу, болею.

— Ну, как ты болеешь я вижу тоже. Короче, или я тебя наблюдаю к вечеру в расположении роты, или будем разговаривать в другом месте.

— И что ты мне сделаешь? — начал бычиться старлей, аж привстал. — У меня тут все на мази.

— Для начала я сделаю вот это. — сказал я и дал в хорошо откормленное рыло кулаком, от чего Милесович улетел к окну, ударился о батарею отопления и затих в позе эмбриона, при крыв руками голову, видимо ожидая продолжения побоев. — И больше повторять не собираюсь: в двадцать ноль-ноль наблюдаю твое тело в расположении роты, дрожащим от возбуждения и желания выполнять прямые служебные обязанности.

— Э! Слышь, капитан, ты чё?!! — подхватился один из собутыльников с повязкой на голове.

— Радуйся, что ты ранен в голову... Или тебе тоже втащить? — на что мой оппонент решил не рисковать. — А теперь слушай сюда: бабы — нахер отсюда пошли, а вы, два ушлепка — быстро навели порядок в палате. Через пять минут проверяю. Время пошло...

Девахи не были дурами и спорить со мной не стали. Встали с коек, бочком-бочком исчезли за дверями палаты.

— Эй, капитан, ты не охренел? Я — майор, между прочим... — попытался возмутиться с повязкой на голове.

— Слышь, майор, ты сейчас начальнику госпиталя и особисту будешь рассказывать почему ты, с травмой черепной коробки, нарушаешь распорядок дня, правила поведения в лечебном учреждении, а также умышленно затягиваешь процесс своего излечения путем потребления спиртных напитков. Знаешь чем это попахивает? Или мне пованговать немного, чтобы предсказать сколько ты еще будешь майором? Поэтому не вякай и делай, что тебе сказали. Осталось четыре минуты...

— Тебе тоже объяснить, что надо делать? — обратился я ко второму собутыльнику.

— Не, я промолчу. — ответил тот и принялся одной рукой собирать с импровизированного стола объедки. — Эй, разведка, че разлегся-то?! Давай убирай тоже.

Мохеров встал и принялся тоже наводить порядок, стараясь не глядеть в глаза своим недавним собутыльникам. Что ж, можно еще одну подляну сделать — например, сказать, что мой заместитель не будет убирать. То есть, после моего ухода — ему сами же эти его корефаны ряшку начистят, да и авторитет немножко того...

Сзади скрипнула дверь и на пороге палаты появилась постовая медсестра и. по всей видимости, начальник отделения.

— Что здесь происходит?! — спросил врач. — Вы кто такой?

— Здравия желаю, для начала. — козырнул я. — Капитан Свешников, командир отдельной разведроты сто двенадцатого полка. Прибыл проведать своего подчиненного. А вы, как я понимаю, начальник отделения?

— Да, я начальник травматологического отделения, майор Саньков. Что здесь происходит?

— Виктор Степаныч, — раздался густой прокуренный бас с койки возле двери. — Капитан пришел и призвал к порядку своего подчиненного и этих обалдуев, а то задолбали — каждый день куролесят и 'на стакане' сидят. Если бы мог ходить, давно уже надавал подзатыльников.

— Разберемся. — буркнул Саньков. — А вы, капитан, покиньте отделение.

— Виктор Степанович, на пару слов. — ухмыльнулся я, жестом приглашая доктора в коридор и на всякий случай подхватил его за локоть.

— Что вы хотели, капитан? — нахмурился майор-медик, когда мы подошли к окну напротив двери в палату.

— Короче, майор, у меня маленький, но очень интересный вопрос: Почему в травматологическом отделении находится инфекционный больной?

— Какой инфекционный больной?

— Мохеров. Насколько мне известно, у него 'желтуха'. Во всяком случае, в медслужбе полка он значится с таким диагнозом.

— Он у меня числится с закрытой черепно-мозговой травмой и сотрясением головного мозга. -вдруг забеспокоился доктор.

— Как по мне — то у этого фуфлыжника, ложная мозолистая ветрянка. Короче, майор, мне бы очень не хотелось докладывать по команде о должностном подлоге или саботаже. Мне этот старлей нужен в роте и сегодня. Поэтому, давай по-тихому выпиши этого упырка и отправь ко мне. А уж мы его долечим как полагается. Как говорится, в родном и дружном коллективе. Со всей пролетарской нежностью...

— Но я не могу....он ведь не прошел весь курс лечения. — пытался возразить Саньков.

— Да он у тебя бухает каждый день, смалит как паровоз... Слушай, майор, у меня мало времени и очень не хочется идти к особистам... Можешь ведь выписать за нарушение режима?

— Теоретически, конечно...

— Я говорю только о главном критерии истины — практике. В общем, какую формулировку ему напишешь — мне монопенисуально. Можешь его выгнать хоть за немедицинский запах носков, но сегодня он должен вернуться в подразделение. Ну так что?

— Но я так не могу... так же нельзя!

— Надо, Федя, надо... Или ты с разведкой поссориться желаешь? Не говоря уже о приятных минутах или часах общения в особом отделе. Сделаешь?

— Хорошо, сделаю. — сказал Виктор Степаныч и, развернувшись пошел по коридору в сторону сестринского поста.

— Спасибо! — крикнул я ему вдогонку и ухмыльнувшись, пошел на выход из госпиталя.

Примерно, через полчаса начали подтягиваться сопровождавшие меня бойцы. Некоторые были веселые, а некоторые задумчивые. Скорее всего, это после визитов к тем ребятам-разведчикам, которые уже не вернутся в роту по причине инвалидности или других моментов связанных со здоровьем. Да и зрелище страданий других людей, даже незнакомых, не придает оптимизма. Уж я-то это знаю очень хорошо...

— Товарищ капитан, можно выдвигаться. — доложил Рыжий.

— Народ весь на месте?

— Так точно.

— Ну тогда, как говорится, 'а-ля, у-лю'. Погнали. — сказал я, садясь на башню БМП. — В штаб дивизии...

'Бэха' летела как на крыльях. Есть в езде на такого рода технике свой кайф. Мощь и рев двигателей, вышибленная от встречного ветра слеза... А если еще машина находится в умелых, опытных руках — вообще одно удовольствие ехать. И, самое главное, можно не бояться помять бок деревья или столбы. Иногда ловил себя на мысли самому сесть за штурвал и, проскрежетав включаемой передачи заставить эти семнадцать тонн с небольшим металла мчаться по лесной дороге со скоростью той же легковушки в городе. Но тогда я рискую растерять по дороге свой личный состав...

Расслабляться не стоит — много еще шатается по окрестностям всяких недобитков. Понятное дело, что пусть ими занимаются особисты, контрики и 'вованы'. Но очень не хочется получить пулю в родном, (хотя спорное утверждение насчет 'родного'), тылу.

Штаб дивизии встретил нас своим всегдашним муравейником из людей. все куда-то торопились, что-то делали. В общем, народ был при деле. Видимо, Шпитальный всем в очередной раз жопы наскипидарил.