Год возмездия. (Законы войны-3)

Copyright by Мельник Владимир Анатольевич, 2010-2012 год.

На правах рукописи.

Год возмездия. (Законы войны-3).

Предисловие.

Вот и вышли мы на 'финишную прямую' повествования. Некоторым прочитавшим может показаться многое нереальным, надуманным, 'притянутым за уши' и так далее. Скажут, что очень много 'роялей' и ляпов. Что ж, спорить не буду — каждый имеет право на свои заблуждения, в том числе и я. Но хочется заметить, что эта трилогия — фантастика, то есть возможно все. Поэтому, призываю не колупаться и выискивать исторические совпадения или еще что-то — вы их не найдете, потому что все вымышлено. Просто читайте и выносите из книги что-нибудь свое: кто-то просто убьет время, кто-то похихикает над идеями автора, кто-то задумается, а кто-то начнет действовать. Главное для меня — не оставить читателя равнодушным ибо пофигизма в окружающем нас мире и так хватает.

Заранее хочу предупредить эстетов и лиц, которые от слова 'попа' падают в негодующий обморок — эта книга не для вас, потому что описывает общение в армейском коллективе, с соответствующей лексикой. Также не стоит читать тем людям, что не любят кровавые сцены — война без этого не обходится. Я буду только рад не травмировать 'легкоранимую детскую психику' и тонкую душевную организацию вышеуказанных товарищей.

Хочу поблагодарить тех верных читателей и критиков, которые не бросили чтение трилогии на половине первой главы 'Законы войны'. Тех людей, которые своими придирками помогли 'отточить' наше повествование. Имена и фамилии некоторых я не знаю, но не могу не выразить свою признательность, таким камрадам как : LLINA, Стефан, Павел Чинаев, Savl, Глеб Пустельга, Александр Храмов, Bonabor, Грешник, FIV, Шелест Максим, Сергеев Станислав, Стрелков Сергей, Андрей Твердохлебов, Занин Антон и многие другие.

В общем, не буду больше 'тянуть резину в долгий ящик'. Не хочу испытывать терпение читателя — ведь интересно же чем закончится? ;)

Приятного чтения!

С уважением,

Мельник В.А.

1.

г. Рось, столица Российской Федерации. Красная площадь. 12 мая 2018 года. 09:59.

 — Внимание! Говорит и показывает Рось! — пронесся над главной площадью России знакомый с детства каждому голос Игоря Кириллова. — Слушайте и смотрите Красную площадь! Парад Победы!

Раздалась троекратная перекличка колоколов Фроловской башни и, не успев звон раствориться в воздухе над столицей, как сменилась десятью ударами курантов. На брусчатке, вдоль ГУМа, застыли два ряда 'коробок' выстроенных войск, которые воспринимались каким-то одним организмом, а не отдельными солдатами и офицерами. Возле Кремлевской стены расположились трибуны с ветеранами и просто людьми в штатском. Все было почти как в моем мире, только отсутствовал Мавзолей 'Вождя коммунизма' — здесь из него не стали делать мумию, а похоронили в стене, как и остальных выдающихся людей России. Над Главной площадью страны повисла звенящая тишина. Ветер колыхал флаги России, Окраины, Беларуси, Китая, КНДР, Венесуэлы, Туркменистана и Казахстана. Стены ГУМа были почти скрыты под драпировками из полотнищ под цвет российской символики, а в центре Главного Универсального Магазина стоял огромный экран, вокруг которого были щиты с георгиевскими лентами и надписями '1947-2018'. На фасаде Государственного Исторического Музея висели натянутые полотна с изображениеми 'Ордена Отечественной войны 1-й степени' и теми же памятными датами.

 — Пара-а-ад! Под государственный флаг Российской Федерации! И Знамя Победы! — пронесся над зычный голос Командующего Парадом, генерала-полковника Герасимова, — Смир-р-рна-а-а!

 — Для встречи слева! На краул! — продолжил он, вскинув руку в воинском приветствии.

Зазвучал знакомый с детства Гимн Борьбы с фашизмом — 'Вставай страна огромная!' и в этом мире он точно такой же, как и у нас. Со стороны Собора Василия Блаженого появились две знаменосные группы. Первая несла Государственный флаг РФ, а вторая — Знамя Победы. Расчет был одет в смесь современной формы и мундира времен Екатерины Великой, что нисколько не мешало выглядеть вполне органично и эстетично. Бойцы высоко вскидывали колени и, дойдя до начала построения войск, перешли на парадный, 'кремлевский', строевой шаг. Нестерпимым блеском сверкали начищенные сапоги до колен и клинки сабель у фланговых, глаз резала белизна перчаток.

 — На Красную площадь выносятся Государственный флаг Российской Федерации и Знамя Победы! — сказали громкоговорители голосом Игоря Кириллова. — В парадной колонне военнослужащие батальона Почетного караула 154-го отдельного комендантского полка Военной комендатуры города Рось. Именно им предоставлено право открыть Парад Победы на Главной площади страны.

Дальше перечислялись кто и за что удостоин чести нести флаги... На Президентской трибуне стояли лидеры государств-союзников по антинатовской коалиции: Медведевский, Якович, Лукашенко, Смирнов, Ху Цзиньтао, Уго Чавес, Ким Чен Ир, Назарбаев, Ниязов. А также специально приглашенные президенты Армении, Азербайджана, Южной Осетии, Абхазии, канцлер ФРГ — Меркель.

Парадный расчет дошел до общей знаменосной группы, которая держала штандарты фронтов и знамена наиболее отличившихся соединений, возле Государственного Исторического Музея и построился на правом фланге. 'Вольна-а-а-а!' — пронеслось над площадью.

 — Пара-а-а-ад! Смир-р-рна-а-а! — скомандовал Герасимов. — Для встречи слева! На краул!

Из Фроловских ворот Кремля выехал ЗиЛ-кабриолет, в котором стоя, держась за специальный поручень, ехал принимавший Парад Министр Обороны России генерал армии Шаманов, которого назначили через полгода после начала войны, отправив в отставку Анатолия Сердюка — его незадачливого предшественника. Навстречу Министру выдвинулась машина с Командующим войсками Росской оперативной группировки — генерал-полковником Герасимовым. На середине Красной площади оба автомобиля встретились.

 — Товарищ Министр обороны — Главнокомандующий Вооруженными силами Российской Федерации, войска Росского гарнизона и стран-участниц антинатовской коалиции для Парада в ознаменование семьдесят первой годовщины Победы в Великой Отечественной войне построены! Командующий Парадом — генерал-полковник Герасимов! — доложил он.

Кабриолеты отрепетированно развернулись и двинулись к застывшим по команде 'Смирно!' войскам. Остановливаясь в шести намеченных точках, Министр поздоровался с построенными в 'коробки' участниками Парада. Теперь машины направились к Президентской трибуне. К остановившемуся автомобилю строевым шагом приблизился офицер в парадной форме украшенной аксельбантом, с отданием чести открыл дверцу, чтобы Шаманов мог выйти для доклада Президенту. Генерал армии молодцевато, но как-то с достоинством, преодолел пять ступенек на трибуну и предстал перед Медведевским

 — Товарищ Верховный Главнокомандующий Вооруженными силами Российской Федерации, войска Росского гарнизона и стран-участниц антинатовской коалиции для Парада в ознаменование семьдесят первой годовщины Победы в Великой Отечественной войне построены! Министр Обороны — генерал армии Шаманов! — отрапортовал Владимир Анатольевич, вскинув руку к нижнему срезу фуражки.

 — Вольна-а-а! — скомандовал Герасимов, а Медведевский направился к микрофонам, что стояли на помосте перед трибуной, его шествие сопровождала 'Заря', исполняемая до одури вышколенными горнистами.

 — Дорогие ветераны! — обратился Президент России, после того как умолкла музыка. — Уважаемые граждане России! Уважаемые зарубежные побратимы в борьбе и гости! Товарищи солдаты и матросы! Сержанты и старшины! Товарищи офицеры, генералы и адмиралы! Поздравляю вас с очередной годовщиной Великой Победы! Семьдесят один год назад был разгромлен нацизм и японский милитаризм. Остановлена машина уничтожения целых народов. Нашей стране и всей Европе был возвращен мир. Был положен конец идеологии разрушавшей основы цивилизации. Сейчас наш народ и держава столкнулись в смертельной схватке с мировым агрессором, который сначала пытался навязать нам свою волю, провести подмену идеалов, ввести свою меру ценностей, поссорить с нашими соседями и братьями-славянами, но, потерпев в этом поражение, теперь решил силою оружия заставить покориться ненавистному 'дяде Сэму'. В годы Великой Отечественной войны, Союз Социал-коммунистичейских республик принял основной удар национал-фашистов. Они бросили на Восток три четверти своих войск. Хотели испепелить нашу страну, но встретили сопротивление беспримерное по мужеству и силе. Оборона Роси и Санкт-Петербурга, битва за Сталинград, Курская дуга — это не просто этапы Той войны. Это кровь и слезы, горечь поражений и радость побед, ранения и гибель боевых товарищей. И один выбор — либо победить, либо стать рабами. Сейчас наши народы испытываются на прочность, как и в те огненные годы. Эта война сделала нас сильной нацией. Каждый день, каждый час, каждую минуту люди принимают решения на полях сражений и в тылу. Нынешнее поколение не посрамит память своих дедов и прадедов — разгромит врага и водрузит Знамя Победы над Белым домом в Вашингтоне, как в свое время подняли его над Рейхстагом в сорок пятом году. Уже наши войска начали победное шествие — освободили Кырым, Кубань, Воронеж и другие города. Я больше чем уверен, что нынешнее поколение и ветераны особую ответственность за судьбу страны пронесут через всю свою жизнь. Наши ветераны дали нам главное — они завоевали нам свободу. Каждую секунду своими смертями и ранениями нынешние солдаты завоевывают право наших народов на свою самобытность, идеалы, независимость и самое главное — на истинную свободу, а не 'демократическую' подмену ее понятия. Время имеет огромную власть, но оно слабее человеческой памяти — нашей с вами памяти. Мы никогда не забудем солдат сражавшихся на фронтах, женщин, заменивших мужчин на заводах, детей, прошедших немыслимые для их возраста испытания в годы Великой Отечественной войны. Все они — Герои. Нашему поколению выпала тоже нелегкая судьба, которая никогда не станет пищей Забвения. В сорок пятом году была одержана не только военная, но и огромная нравственная Победа — общая Победа, а в сорок седьмом — окончательный разгром японского милитаризма. За нее боролись все народы бывшего Союза СКР, ее приближали наши союзники. Теперь они показали свое истинное хищное лицо и стали смертельными врагами не только наших народов, но и всего Человечества, потому что проповедуемая ими идеология ведет в тупик, превращает людей в бездумных потребителей. И сегодня в торжественном параде, вместе пройдут солдаты России и стран-участниц антинатовской коалиции. Единый строй — свидетельство нашей решимости защищать мир, свою самобытность и независимость от напавшего врага — дабы в будущем не допустить новых трагедий. Войны лишили жизни десятки миллионов людей — граждан многих возрастов, многих стран, национальностей, вероисповеданий. В России практически в каждой семье есть тот, кто погиб или пропал без вести, кто умер от голода в блокаду, кого спалили в печах концлагерей — с этим невозможно смириться, невозможно забыть. Вечная им Память! Уважаемые друзья, уроки Второй и, идущей сейчас, Третьей Мировой призывают нас к сплочению перед лицом мирового агрессора в лице Североамериканских Соединенных Штатов и блока НАТО. Мы обязаны победить и помнить, что войны не начинаются водночасье. Зло набирает силу, если перед ним отступают, стараются его не замечать. Только вместе мы можем противостоять современным угрозам. Только на основе добрососедства мы сможем решать проблемы глобальной безопасности, чтобы идеалы справедливости и добра торжествовали во всем мире, а жизнь будущих поколений была свободной и счастливой. Дорогие ветераны, семьдесят один год назад вы завоевали мир для нашей страны, для нашей планеты и дали нам возможность жить. Низкий вам поклон! — сказал, склонив голову Президент, — Сейчас наши солдаты делают титанические усилия, чтобы сломать хребет смертельному врагу и восстановить спокойствие на нашей многострадальной Земле и мы это сделаем! С праздником вас! С Днем Великой Победы! Слава победителям! Ура!

'Коробки' выстроенных войск пришли в неуловимое движение, как-будто один, единый организм сделал вдох, чтобы разразиться троекратным 'Ура!' тысячами голосов, слившимся в один. А теперь зашевелились трибуны: все встали и замерли — заиграл Гимн Российской Федерации, который был почти такой же как и в моем мире. Послышались раскаты салюта, сопровождавшего главную песню страны. Даже с некоторыми вариациями, он продолжал символизировать всю мощь и крепость России, а люди, все как один, пели слова Гимна, которые не изменились с момента написания при ССКР.

Когда смолкли звуки этого символа страны, спустя секунду снова вступили горнисты. Чтобы дать понять присутствующим о том, что вот-вот начнется главное действо. Ради которого участники тренировались и репетировали несколько месяцев.

В кафе за столиком сидели два офицера в камуфляжах, с общевойсковыми знаками различия. У одного из них на правой стороне груди висела красная планка о тяжелом ранении. У его соседа — две желтых и одна красная. Оба носили на правом рукаве, под общевойсковым шевроном, недавно введенную нашивку с изображением скрещенных сабель и автомата, увенчанные каской — это означало, что военнослужащий является фронтовиком. Они о чем-то негромко беседовали, потягивая пиво из запотевших бокалов. Плазменная панель на полстены показывала происходящее на Красной площади. Несмотря на праздник, в кафе было пусто. Скорее всего посетители подтянутся ближе к вечеру. Бармен за стойкой меланхолично протирал бокалы, ведя неспешную беседу с официанткой. На единственном занятом столе, где сидели офицеры, стояли два полупустых бокала пива и пустая тарелка, на которой пару десятков минут назад лежали соленые сухарики. Приглядевшись, у обоих на погонах можно увидеть маленькие зеленые звездочки капитанов. Тот, что с одной красной полоской повернулся к бармену... Да-да! Это я — Свешников Владимир Анатольевич, новоиспеченный капитан. А кто второй? А вы как думаете? Конечно же, Валерка Зарубин.

После освобождения Севастополиса и Кырыма, мы покинули созданное партизанское соединение, которое отправили в тыл на переформирование, чтобы через несколько месяцев вернуться на передовую уже регулярным подразделением. Магашов, конечно же, не забыл о нашем существовании и, когда позволила обстановка, отозвал обоих в Рось. Так получилось, что попали на День Победы. Кстати, в этом мире он двеннадцатого мая сорок седьмого года. Почему? Я объясню чуть-чуть позже. В общем, вызвали меня и Валерку 'на ковер' к начальнику ГРУ Генерального штаба, вручили погоны капитанов досрочно, а также по ордену Мужества и отпустили восвояси. Петр Михалыч стал полковником и получил Орден Святого Георгия четвертой степени. Сами понимаете, что вызывать на вручение в Кремль и светить нас было бы верхом глупости. Теперь, сидя в кафешке и, потягивая пивко, смотрели Парад и рассуждали, как провести двадцать суток очередного отпуска. Да-да, за Авакс и освобождение Кырыма, нам разрешили отдохнуть.

А теперь немного истории... В этом мире нет ядерного оружия и энергетики, соответственно бомбардировок Хиросимы и Нагасаки не было. В общем, наши войска заняли Берлин тридцатого апреля сорок пятого года — разгромили фашистов. Потом была двухлетняя война с Японией. Русские войска за два месяца разгромили Квантунскую армию, потом еще несколько месяцев захватывали Сахалин, Курилы и Алеуты. После чего начали шествие на юг — по Японским островам, навстречу союзникам. Вот здесь и затормозилось продвижение — джаппы дрались за свою землю с особым фанатизмом. Под контролем наших войск до 1954 года находились острова Хоккайдо и Хонсю. Все та же Идрицкая дивизия брала Императорский дворец в Токио. В общем, двеннадцатого мая закончилась война подписанием капитуляции Японией. Пендосы захватили только Окинаву и Сакисиму.

 — Так чем займешься в отпуске, Валера? — спросил я, затягиваясь 'Явой'. — Куда поедешь?

 — Черт его знает — пока не решил. — вздохнул Зарубин. — Киев и Каховка пока не освобождены. Ехать некуда...

 — Все надеешься своих найти?

 — Знаешь, Вован, чувствую, что Света и Сережка живые, а доказательств найти не могу. А родители еще до войны умерли — папаня, в порыве 'белочки', маму ножом пырнул, а сам спрыгнул с балкона и разбился.

 — Да уж, хуёво. А что Магашов? Он ведь говорил, что наводит справки.

 — Ищем, говорит, но результатов пока ноль... А сам куда поедешь? — спросил Валера, достав из лежавшей пачки 'Явы' сигарету и, прикурив, пустил струю дыма.

 — Да к теще.

 — Нашлась?

 — Ага. В Пермском краю, в перделовке какой-то.

 — Ну, вот, тебе прикольно — к теще на блины...

 — А ты чего к своей не поедешь?

 — Тоже не знаю где они. Да и отношения, мягко скажем, не сложились.

 — Слушай, Валерыч, поехали со мной? И мне не скучно, и тебе не нужно думать куда себя деть.

 — А как твоя 'вторая мама' отреагирует?

 — Думаю, нормально. Короче, погнали в Домодедово за билетами.

 — Ну, пиво давай хоть допьем... — улыбнулся Зарубин, потушив окурок в пепельнице.

 — А-а-а, ну это святое! — гыгыкнул я, поднося бокал к губам.

Пока мы шастали по тылам, на счетах в Сбербанке у обоих накопились изрядные суммы, даже несмотря на дороговизну всего и вся во время войны. Расплатившись у барной стойки, вышли на улицу и поймали такси до Домодедово.

В воинской кассе 'отоварили' проездные документы, в комендатуре ВОСО отметились как уезжающие в Пермь (тоже нововведение), отзвонились Магашову, сообщили куда летим и до отправления оставался еще целый час. Решили посетить 'Дьюти фри' — с пустыми руками-то не поедешь. Да и в дорогу надо припасти 'горючего' — полученное 'железо' надо ведь обмыть. В аэропорту на удивление было много военных. Патрули нас не трогали, только отдавали честь, а солдатики с уважением смотрели на наши нашивки фронтовиков и за ранения. Тем более, что мы не дебоширили и вели себя тихо. Служба в 'Двине' приучила не любить пристального общественного внимания. Нагрузившись баулами с подарками теще, дошли до первого попавшегося кафе, где решили дождаться объявления о начале регистрации на рейс.

Потягивая холодный, свежевыжатый апельсиновый сок из стаканов, лениво посматривали на вечную суматоху аэропорта. Люди с сумками и чемоданами спешили к регистрационным стойкам или еще куда.

 — Старший сержант полиции Хавроненко! — представился подошедший местный блюститель правопорядка, в сопровождении двоих бойцов-ВВшников с автоматами, в касках и бронежилетах. — Предъявите ваши документы, граждане!

 — А в чем проблема, товарищ старший сержант? — спросил я, протягивая удостоверение с отпускным билетом. — Мы что-то нарушаем?

 — Извините, товарищ капитан, но ваши сумки вызывают подозрения. — ответил полицейский. — Пройдемте с нами, товарищи офицеры. Тут недалеко...

 — А для чего? — поинтересовался Зарубин, укладывая документы и застегивая нагрудный карман.

 — Чистая формальность, товарищи офицеры, — досмотрим сумки и, если все в порядке, отпустим.

 — Ведите, товарищ старший сержант, нам скрывать нечего. — поднявшись с кресла ответил я. — Только вот с девчатами расплачусь.

Досмотр занял не более десятка минут и извинившись, полицейские нас отпустили. Хоть немного убили время, а то оно тянулось как...даже и не знаю с чем сравнить. Удивительно, но 'полицаи' реально извинились — надо будет в Интернете поискать, может астероид какой ударил в Землю.

 — Мужики, вы уж зла не держите. — сказал на прощание Хавроненко, — Служба такая, сами понимаете.

 — Да все в порядке, сержант. Не парься! — ответил Валера.

 — Где воевали-то?

 — Да вот, Кырым освобождали... — ответил я. — Сейчас отдыхаем.

 — Блин, везуха, а меня начальник отделения на фронт не отпускает.

 — Не бзди, никуда от тебя война не уйдет — она у тебя здесь, в аэропорту. Видишь, ты проявил бдительность и обшмонал нас. А если бы мы были не теми, за кого себя выдаем? Зашли бы на борт с баулами, а в них — взрывчатка. Так что все нормально — каждый делает свою работу. — сказал Зарубин.

 — Ну, ладно, счастливого пути! — сказал полицейский и крепко пожал нам руки.

И вот приятный женский голос объявил долгожданные слова: 'Объявляется начало регистрации на рейс С7303, Рось — Пермь авиакомпании 'Сибирь', у терминала номер пять'. Ну вот, наконец-то!

За стойкой стояла улыбчивая симпатичная девушка в униформе. Приняв у нас билеты и документы, ухоженными пальчиками поклацала по клавиатуре компьютера и вернула наши бумажки обратно.

 — Товарищи офицеры, вам, как фронтовикам, наша авиакомпания дарит свои фирменные майки, по бутылке коньяка 'Арарат' и желает приятного полета. — сказала девчушка, а к нам подошел парень и передал два пакета с логотипами авиакомпании 'Сибирь'.

 — Ну вот! Зря только на водяру тратились! — хмыкнул Валера, когда шли в накопительный зал, после досмотра и сдачи багажа. — А тут халява подвернулась.

 — Ничего не зря — всеравно два раза бегать! — засмеялся я.

 — Да ладно! Лететь-то всего два часа!

 — Ну и что? А чем в это время заниматься?

 — Тут уж не поспоришь... Главное, чтобы террористов на борту не было.

 — Типун тебе...

Пока стояли в зале, мое внимание привлекла троица мужиков, которые уже были навеселе. Ну, что-то отмечают... Мы вот тоже, погрузимся и 'жахнем по маленькой'.

Через десять минут уже сидели в салоне Airbus A319. Миловидные стюардессы помогали рассаживаться остальным пассажирам. Заревели двигатели самолета, загорелась надпись на табло 'Пристегнуть ремни'. Девчата в униформе проконтролировали требование капитана судна... После рулежки и разбега, крылатая машина плавно набирала высоту.

Когда вспыхнула разрешительная надпись на отстегивание ремней — люди оживились. Валера уже разлил 'трофейный' коньяк по пластиковым стаканам и развернул пластиковую одноразовую формочку, замотанную в упоковочный целлофан с нарезанным лимоном, посыпанный шоколадной стружкой. Идилия, ё моё! Замеченная мною троица начала о чем-то бурно и громко спорить. Подошедшая стюардесса была послана матерно 'куда подальше'. Я встал, заправил выбившуюся из под ремня фланку камуфляжа, направился к источнику нецензурщины и шума. Остальные пассажиры даже притихли, ожидая развития событий.

 — Мужики, вы б это... потише тут выражались. Дети и женщины тут все-таки. Девчонку обидели ни за что. — обратился к ним.

 — Слышь, служивый, иди-ка ты на хуй! — ответил один из них, толстый, с трехдневной щетиной на помятом от запоя лице.

 — Во-во! — поддержал его другой. — А то неровен час зашибем!

 — Мужики, давайте жить дружно и не будем портить полет окружающим. — предложил я, все еще надеясь предотвратить ненужный мордобой.

 — Слышь, мужики в поле пашут! Эй, вояка, тебе ясно сказали, вали отсюда, а то ебло разобьем! — вскочил третий, который сидел у прохода.

 — Не надо так со мной разговаривать! — со злостью сказал я и воткнул пальцы левой руки стоящему 'оппоненту' в ключичную впадину, обхватил косточку, ощутимо сжал. Его спутники опешили, а сам человек скрючился от боли. — Не нужно шуметь, ругаться! Ты меня понял?

 — А-а-а, — заорал от боли мужчина.

 — Ты чего с Коляном делаешь?! — очнулся второй, сделал попытку встать, но, тут же получив хук с правой от меня в нос ,успокоился и только поскуливал, зажав лицо, а сквозь ладони начала сочиться кровь.

 — Так вот! На чем я остановился?! А-а-а! Точно! — продолжил я совершенно спокойным голосом и не отпуская ключицу третьего товарища. — Не надо материться, шуметь, обижать персонал, а особенно: хамить незнакомым дядям в погонах. Слышь, боров небритый, ты меня понял?! И у тебя десять минут времени на 'побриться'! Время пошло! Смотри — проверю! Понял?!— находящийся в ступоре толстый, утвердительно усиленно закивал так, что казалось голова отпадет.

 — А ты? — обратился к Коляну.

 — А-а-а-а! Да понял-понял я! Отпусти, скотина! — ответил тот.

 — Ответ невежливый — ты расстроил меня. — двинул ему в солнечное сплетение. — Понял?!

 — Понял! — проскрежетал на остатках воздуха в легких Колюня.

 — И ты, наверное, тоже понял? — спросил 'оставшегося с носом'.

 — Мы-мы-мы, — промямлил он что-то сквозь прижатые к лицу 'клешни'.

 — Вот и хорошо! Молодцы! Я вас пачты лублу, хлопцы! Обожаю, когда можно найти взаимопонимание! — сказал я и отпустил ключицу 'терпилы номер три'.

Теперь можно вернуться на место и спокойно 'жахнуть' с Валеркой 'За взлет!'. Напарник на всякий случай стоял в проходе и в случае чего в два-три прыжка смог бы помочь. Когда уже все закончилось — он занял свое место.

 — Ну, что, уговорил ребят? — усмехнулся Зарубин.

 — Хорошие хлопцы попались — душевные. Животных любят...Ну, давай! Тяпнем что ли?

 — Ага. Давай!

Только стакан проделал путь от столика ко рту, как подошла стюардесса. Та, которую обидели эти 'оппоненты'.

 — Спасибо вам, ребята! А то я уже и не знала, что с ними делать! — склонившись над нами, смущенно улыбаясь, прошептала она.

 — Да ладно, вам... — прочитав имя по табличке на правой стороне груди, сказал Валера, — Маша. Все нормально! Мой друг просто не сошелся с ними во мнении о Ницше...

 — Да я видела, как вы не сошлись — весь умывальник в кровищи... Спасибо, ребята! Будете что-нибудь кушать?

 — Нет, Машенька, спасибо большое! — ответил я, — У нас все есть. Мы тут с другом выпьем немножко и будем тихо себя вести. Вы не против?

 — Нет, конечно. Может запить принести?

 — Машенька, закуска и запивон только градус крадет! — поучительно уставил в потолок Зарубин, — Товарищ едет к теще! Как тут трезвым являться?!

 — Ну, не знаю! — звонко засмеялась девчонка. — Эх, такой парень, а уже женат...

 — Он — вдовец. — многозначительно подмигнул бывший нацгвардеец, — Так что не теряйся, Маша...

 — Ой, да ну вас! — покраснев, махнула ладошкой стюардесса. — У человека горе, а вы его сватаете...Ладно, я пошла работать, а если что-то понадобится — зовите меня. Вот тут кнопка есть.

Опустошив бутылку на двоих, почувствовали, что самолет заходит на посадку. Загорелась надпись 'Пристегнуть ремни'...

Когда наш лайнер закончил рулежку и застыл на 'авиастоянке', народ потянулся к выходу с вещами. Меня кто-то легонько подергал за рукав. Оборачиваюсь, а это — толстяк из той давешной троицы.

 — Э-э-э, товарищ капитан! — промямлил он, — Я это... побрился, вот. Ну, как вы и приказали...

 — Тебе сколько времени давалось? — с напускной суровостью спросил я , — Почему не доложил вовремя?

 — Ну, я это... беспокоить не хотел.

 — Ладно, на первый раз прощаю... Сделай, толстый, так, чтобы я тебя очень долго искал.

 — Хорошо! Конечно! — сказал жирдяй и спешно засеменил к выходу.

Когда он исчез в люке и скачками преодолевал трап, мы с Валеркой не сдержались и захохотали...

В Большом Савино было холоднее, чем в Росе. Поежившись на ветру, проникнувший под камуфляж, мы почапали в здание Аэропорта, где надели заранее припасенные бушлаты. На выходе в город сразу попали в оборот местных таксистов. Узнав цену на подвоз 'под самый дом', решили ограничиться поездкой до железнодорожного вокзала, а там на электричке до станции Боковая, возле поселка Вильво. Там сейчас живет мама Оксаны.

В элекропоезде пришлось увидеть и 'хлебнуть' всю реальность российской глубинки: попрошайки, гопники и просто бомжи. Торговцы всякой ерундой нескончаемой чередою ходили и нахваливали свой товар. В тамбурах дымили дешевым куревом работяги. На нас смотрели с нескрываемым любопытством и уважением. Видимо, военные, с фронтовыми нашивками, в этих краях нечастые гости.

Через три с половиной часа мы были уже на месте. Темнота и шумящий в верхушках деревьев леса ветер. На улицах никого, как-будто вымерло все вокруг. Тем более, что поселок небольшой — всего около полутора тысяч народу. Зашли в обшарпанное здание, которое гордо именовалось 'станция Боковая'. Там тоже пусто, но за то хоть не дует. Сели на замызганные лавочки в зале ожидания и приготовились к ночлегу — закинули баулы вместо подушек.

Неожиданно скрипнула дверь и в помещение вошел старик в желтом жилете с молотком. Скорее всего путевой обходчик.

 — И что вы робяты тута забыли? — прогундосил он. — Ночлежку нашли себе что ли?

 — Да нет, батя, приехали в гости, а не можем дом найти. — ответил Валера.

 — А к кому приехали-то? Я на нашей Боковой почти всех знаю.

 — К Горинцевой Ирине Константиновне. — ответил я.

 — Эт кто ж такая? Чего-то не слыхал о такой. Может она из вильвенских беженцев?

 — В смысле, 'беженцев'?

 — Ну, к нам сюда с Краснодарского края людишек отселили, когда туда мериканец пришел.

 — А-а-а! Да, она из тех краев.

 — Ну, вот что, робятки, идемте, покажу дорогу.

После получасового блуждания по темным улочкам поселка, мы уже стучались в деревянную калитку избы. Послышался лай собаки и в оконце загорелся свет.

 — Кто там?! — спросила вышедшая на крыльцо женщина, запахиваясь в пальто.

 — Ирина Константиновна, это я — Володя Свешников. — с дрожью в голосе сказал я, который показался каким-то чужим.

2.

 — Какой-такой Володя Свешников?! — спросила женщина. — Не знаю такого.

 — Как не знаете?! — опешил я. — Муж Оксаны — ваш зять.

 — Не знаю я никакой Оксаны! Иди себе по-добру по-здорову, а то собак спущу!

 — Ирина Константиновна, но как же так?!

 — Так ты к Ирине?! — в голосе женщины послышалась неуверенность и она хлопнула себя по лбу ладошкой. — Вот я дура старая! Она ведь рассказывала... Заходите, ребятки, заходите! Ира, к тебе! — крикнула она в дом.

Свет сорокаваттной лампочки немного ослепил на мгновение, когда зашли в дом из темноты. В небольших сенях мы попытались скинуть берцы, но встретили ярый протест хозяйки, которая потянула меня за рукав в горницу. На лавке, у окна сидела мама Оксаны, закутанная в платок. Она встала, подошла ко мне, положила свои сухонькие, огрубевшие от тяжелой работы, ладони на мои предплечья и посмотрела в глаза. Что-то неуловимо знакомое в этом взгляде заставило сердце биться так, как-будто птица пытается освободиться из силка. Оно и не удивительно — ведь глаза моей покойной жене достались от мамы. Молча женщина рукой пригнула мою голову и поцеловала в лоб.

 — Ну, чё вы стоите?! — всплеснула руками встретившая нас тетя. — Небось голодные! Разоблокайтесь, робятки! А я сейчас на стол соберу!

 — Да вы не волнуйтесь! — сказал Зарубин, — Мы сытые.

Пока Валера общался с хозяйкой дома, пригляделся к Ирине Константиновне: она заметно постарела и сдала. Правда, видел ее всего лишь однажды — Оксана как-то фотографию показывала. Не покидало ощущение, как-будто женщина тащит тяжелейший груз. Это видно по сутулой осанке, опущенным плечам и вообще... Оно и немудрено: потерять обоих дочерей — не самое легкое для матери. Мы сидели на лавке и молчали. Только Ирина Констатнтиновна взяла мою ладонь в свои и гладила.

Тем временем, Зарубин с хозяйкой, которую звали Светлана Валентиновна, накрывали на стол. Теперь можно и осмотреться, как говорится. Изба была из двух комнат: горницы, треть которой занимала печь и спальни. Три небольших оконца со старыми занавесками, два шкафа, лавки вдоль стен и стол посередине. Дополняла весь интеръер икона какого-то святого с зажженной лампадой, вокруг окраинского рушника, судя по узору вышивки. Интересно, откуда он здесь взялся? А также в рамках фотографии мужчин, детишек — в общем, как в обычной деревенской хате.

Через десять минут уже сидели и насыщались чем Бог послал. Еда особым разнообразием не отличалась: щи, отварная картошка, яичница и соленья. На столе появилась поллитровка деревенской самогонки...

Пока Валера беседовал с Валентиновной, я послушал, что рассказала теща. После того, как погибла Оксана, пришло извещение о смерти тестя, который воевал под Киевом. Потом эвакуация и переезд сюда. Население поселка почти всё работает на лесозаготовках. Мужиков и парней почти не осталось, а те, что есть — беспробудные алкаши. В общем, их теперь заменяют женщины. Ирина Константиновна пыталась разыскать меня, писала на номер полевой почты, с которого было последнее письмо, но безрезультатно. Все выспрашивала, где служил и как. Как погибла ее дочка. А рассказывать не хотелось...

г. Севастополис, март 2016 год.

Послышался вой ревуна, предупреждавший о налете. Низкий рокот реактивных двигателей вражеского самолета хищно напомнил, что лучше спрятаться. В общую какафонию звуков вклинился шорох взлетающих ракет пэвэошников, трели 'Шилок' добавили шуму. Население ЗПУ военкомата кинулось врассыпную по щелям вокруг здания. Я бегу и держу Оксанку за руку, чтобы, не дай Бог, не потерялась. Девушка еле поспевала перебирать ногами. Послышался свист и кто-то крикнул: 'Наша!' Метрах в двадцати что-то оглушительно рвануло. Бросился на жену, чтобы прикрыть собой и она упала рядом. Переждав град комьев земли и асфальта с щебенкой, поднял голову. Взял Оксанку за руку... но что-то не то: слишком рука податливая, мягкая. Привстал на четвереньки и глянул вниз. Вокруг головы девушки расплывался темно-красный кровавый 'ореол'. Лицо было спокойным и умиротворенным, а остекленевшие красивые карие глаза уставились в небо, где все еще продолжалась стальная буря. Мои руки судорожно начали ощупывать голову жены, пока ладонь не царапнул в области затылка острый как бритва зазубренный край осколка. То, что сам порезался — даже не заметил. И не понятно было чья же кровь на ладони: убитой Оксаны или моя. В голове пульсировала надежда, что ЕЩЕ НЕ ВСЕ. Пощупал пульс... Ну, зато быстро и без страданий...

 — Хватит, Володя! Хватит! — почти взмолилась Ирина Константиновна и заплакала.

Валера молчал, а у Валентиновны тоже потекли слезы. Не знаю, может не стоило сегодня маме Оксаны рассказывать, но лучше сейчас пройти этот мучительный момент. Время — лучший лекарь.

Я вышел на крыльцо, накинул бушлат и закурил. На удивление — не чувствовал вкуса и запаха табака. После второй подряд сигареты вернулся в горницу. Женщины уже успокоились и можно уже было разговаривать нормально.

 — А мои-то мужики все воюют... — вздохнула Валентиновна, когда мы уселись снова за стол. — Вроде под Воронежем-городом щас. Но, Бог милует, живы и здоровы.

 — И много мужчин у вас? — поинтересовался Валера, нанизав на вилку соленый белый грибочек.

 — Трое: муж да сынков двое. И когда ж этих сволочей заокеанских прогонют-то? Сколько кровушки пролили, а все никак пинка под зад дать не могут...

 — Уже начали, Светлана Валентиновна, уже гоним их. — вздохнул Зарубин. — Вот, Кырым освободили...

 — А вы никак фронтовики? — спросил хозяйка.

 — Да, пришлось повоевать немного. — сказал я. — В отпуск, на побывку приехали.

 — А по званию вы кто?

 — Оба — капитаны.

 — Ет как? Ет главнее, чем сержант?

 — Ну, на семь ступеней старше. — ответил напарник.

 — Да ты что?! Вот, видишь, Константиновна, тебе твоим зятьком гордиться надоть! В офицеры вышел!

 — Да ладно вам, Светлана Валентиновна. — отмахнулся Зарубин, — Кстати, Вован, ты ничего не забыл?

 — Блин, точно! Вот я гобёл! Мы ж тут подарки привезли! — сказал я и пошел за сумками.

Наши гостинцы произвели впечатление — потому что многое из привезенного Валентиновна видела по телевизору, а теща — забыла, как и выглядит.

Через час я с Валеркой уже лежал на печи, укрывшись пуховым одеялом. Сон не шел, слишком возбужденное было общее состояние. Попытался заснуть, но не получилось. После перекура попробовал снова: в этот раз успешно.

Проснулся от звуков возни у печки — женщины стряпали завтрак. Как по-команде оба выскочили из своего ложа и пошли умываться к колодцу, который стоял во дворе. Было весьма свежо и фраза 'не месяц май' — тут была неактуальна, потому что уже вторая декада этого месяца, а еще холодрыга. В незашнурованных берцах, камуфляжных штанах, с голым торсом мы принимали 'водные процедуры', обильно фыркая и крича. За забором проходили редкие прохожие и здоровались. Вышла теща с двумя чистыми полотенцами, пожурила, что простудиться можем и все такое. Зарубин облокотился нечаянно на изгородь, от чего та незамедлительно упала — сразу видно, что давно в доме нет мужских рук. Виновник сразу бросился исправлять, но отступил под двойным напором тещи и Валентиновны, которые звали завтракать.

После обильной утренней трапезы принялись исправлять забор, что заняло не более часа. Потом полезли на крышу, так как хозяйка пожаловалась, что та течет. В общем, почти весь день были заняты созидательным трудом с перерывом на обед. Вечером решили прогуляться, посмотреть окрестности так сказать. Тем более, что день был субботний и по словам Валентиновны в клубе должна быть дискотека. А мне было интересно посмотреть на такое мероприятие в селухе. Тем более, что и я, и Валерка парни молодые — по двадцать три года, а из-за войны еще свое не отгуляли.

Клубом называли небольшое здание в конце центральной улицы поселка. Оттуда неслись звуки какой-то попсы, а у входа толпилась молодежь, в основном девчонки. Были конечно и парни, некоторые враждебно посматривали на нас. Зато противоположный пол глядел с нескрываемым интересом — новые молодые парни, еще и офицеры, всегда вызывают повышенное внимание в таких захолустьях. Зашли внутрь, там никого, кроме 'диджея' не было. Постояли, покурили и пошли домой. Тем более, что Валентиновна обещала баньку истопить. А это гораздо лучше, чем шляться по улице.

По дороге увидели магазин и решили его навестить — надо ж к баньке-то приготовиться. Ну, пивка купить или еще чего. Когда подымались на крыльцо из дверей вышла дородная девушка и начала вешать замок на двери.

 — Добрый вечер! А вы уже закрываетесь? — спросил Зарубин.

 — Здрасти, да, уже пора. — ответила продавщица.

 — Вот блин, а мы хотели скупиться немного. Девушка, может задержитесь на минутку?

 — А это вы к Константиновне приехали? — с интересом спросила девушка.

 — Нет, это он приехал, а я его адъютант-телохранитель! — усмехнулся Валера, показывая на меня. — Командование за особые заслуги перед Отечеством отрядило целого капитана охранять священное геройское тело. — загыгыкал напарник и тут же получил ощутимый толчок локтем в бок от меня.

 — Да вы что?! Ладно, проходите. Если б кто другой из наших мужиков попросил — дулю с маком, а вы, сразу видно — не алкаши.

 — Ну, спасибо на добром слове, красна девица, — засмеялся мой напарник.

 — Вот, выбирайте. — позволила местная работница торговли, включив свет.

Магазин ничем особым не отличался: парочка прилавков, три стелажа и один холодильник с напитками. Осмотревшись, решили взять по четыре бутылки 'Балтика ? 3', по пачке 'Дуката' и еще всякой сладкой мелочи. Валера достал пачку денег из кармана и отсчитал нужную сумму и передал продавщице.

 — А как вас зовут, девушка? — поинтересовался Зарубин.

 — Катей. — слегка кокетливо представилась продавец.

 — Катенька, а у вас сушеная рыбка не продается? А то банька, с пивком да без рыбки — это ж как брачная ночь без невесты.

 — Нет, не продается. Но для героев-фронтовиков найдем... — сказала она и удалилась в подсобку, чтобы через пару минут выйти с пакетом сушеных карасиков. — Кушайте, ребята. На доброе здоровье.

 — Спасибо, Катюша. Сколько мы должны за рыбку-то?

 — Да Бог с вами! Какие деньги?! Идите уже, а то банька-то простынет.

 — Еще раз спасибо, Катенька! — сказал я, вытащив из пакета шоколадку, положил на прилавок и пододвинул девушке.

Когда пришли домой, полезли на чердак, где висели изумительные березовые веники, парочка которых составила нам компанию в бане. В парной витал благодатный хлебно-хвойный жаркий дух — Валентиновна постаралась: кваском на раскаленные камни плеснула, а запах ели давала тёсовая облицовка. Баня сама была приземистой, потолок низкий — приходилось немного нагибаться. В углу стояла большая бочка с водой, а у печки с жаровней, где покоились куски гранита, было два полока. Здесь же лежали две шайки.

Когда вошли в предбанник, быстро выскочили из одежды и в парную. Жар аж дух захватывал — сто лет не парился с таким наслаждением. Сначала я охаживал Зарубина веничком так, что тот аж выл от удовольствия. Потом поменялись... Наверное, надо быть русским, чтобы понять весь кайф парной. Потому что если бы за нами сейчас наблюдали, например, те же пендосы — вряд ли они подумали бы что-то хорошее о двух парнях, которые вместе моются. Еще при этом, как два садомазохиста, хлещут друг друга ветками и воют от наслаждения. Этим козлам не понять, что в баню у нас ходят не для гомосятины...

г. Севастополис, июнь 2016 год.

Ротная колона заехала в узость Совбалки и теперь петляла по серпантину вниз, к бывшим складским штольням. Теперь здесь можно отдохнуть, привести себя в порядок и так далее по тексту. На КПП тормознул какой-то офицер и, что-то переспросив на головном БМП, махнул бойцу у шлагбаума, чтобы пропускал. Броня остановилась и люди начали спрыгивать на землю. Бойцы построились без моей команды — взводяги и ЗКВ все сделали сами. От роты осталось всего двадцать пять человек из семидесяти. Было видно, что солдаты и офицеры вымотались, на лицах толстый слой пыли и грязи. Быстро дав распоряжения на обустройство роты, пошел разыскивать местное начальство.

Вечером, когда бойцы уже отсыпались, настала очередь и нашего, так сказать офицерского отдыха. Возле второй штольни стоял морской грузовой контейнер, в котором организовали что-то наподобие сауны...

 — Эх, бля, хорошо! — вздохнул Шпитальный, сидя на третьем полоке, растирая шею и грудь.

 — Да и не говори, — вторил ему, сидящий рядом, Петрович-старшина.

Парились втроем, потому что сделанные из снарядных ящиков полоки не были расчитаны на большее количество людей. Пот тек градом и, казалось, вместе с ним 'вытравливалось' из души все плохое и мерзостное, что пришлось повидать на этом, да и на прошлых боевых выходах. Невольно появилось ощущение, как-будто душа очищается, что ли, вместе с телом. Мысли стали светлыми и хотелось жить, веселиться, радоваться...

У-у-у-у-у! Бах! Мерцавшая от дизель-генератора лампочка потухла. Потом землю сотряс еще один взрыв, а потом еще и еще. В чем были, в том и выскочили из контейнера, побежали в штольню. Пока преодолели расстояние до спасительной горы — пришлось несколько раз упасть, пережидая, пока отсвистят осколки и попадают камни, поднятые дьявольской силой заокеанской взрывчатки.

Когда налет утих, мы глянули друг на друга и минут пять ржали: все трое грязные, извазюканные и, самое главное, голые...

Я лупил веником спину Валерке по второму кругу, когда отворилась дверь и в парную, которая освещалась керосиновой лампой, ввалились две девчонки лет по двадцать. Они о чем-то весело щебетали и в первую секунду нас не заметили. Потом у всех начался минутный ступор...

 — Здрасьте, девочки! — сказал я, повернувшись к визитершам и прикрыв веником причинное место.

Девчонки от неожиданности аж подпрыгнули, а одна из них даже взвизгнула. Зарубин сел на полок и, положив ладони между ног, сдвинул колени.

 — Здрасьте, мальчики! — нашлась одна и обе с писком выбежали в предбанник.

 — Бля, вот это попали! — загыгыкал Валерка.

 — Ты смотри, а то еще жениться заставят, как честного человека. — засмеялся я.

 — Не, не заставят — я женат. Это ты у нас холостой. Так что, смотри теперь...

 — А может это типа бонуса было? Ну, два часа паришься в бане — получи бабу в подарок. — спросил я.

 — Ты погоди, они щас еще за кузнецом побегут.

 — А зачем нам кузнец? Не-е-е, нам кузнец не нужен. Ладно, Валерыч, пойдем лучше по пивку вдарим да с рыбкой.

Скрип двери в предбаннике и удаляющийся топот указал, что посетительницы нас покинули. Ополоснувшись из бочки, вытершись и одевшись, пошли в дом, где нас ждало холодное, со слезой питерское пиво.

 — Светлана Валентиновна, а что у вас тут за девахи шастают по баням? — спросил Зарубин, отламывая голову очередному сушеному карасю.

 — Какие-такие девахи?

 — Да заходили тут две, когда мы парились, но быстро убежали и представиться не успели. — и мы оба засмеялись.

 — Вот я дура старая! — схватилась за голову хозяйка дома. — Это ж соседские Танька да Нюрка. Наши мужики енту баньку на двоих ставили, а я ж им и сказала сегодни, что топлю мол, приходите попарьтеся. А предупредить для кого топлю забыла.

 — Ну ничего, бывает. Только мы вам в предбанничек 'времянку' электрическую кинем, чтоб свет был и девчата в следующий раз увидели одежду. — примирительно сказал я.

 — Кстати, а ничего так, телки-то, — подмигнул мне напарник, когда Валентиновна и теща отошли. — Мож приударим?

 — Да ну тебя, Валерыч, при живой-то теще!

 — Думаю, она тебя не осудит.

 — Ладно, посмотрим.

На следующее утро мы решили поискать строительный магазин, чтобы переделать электрику в доме, благо в здании бывшей хлебопекарни оказался небольшой магазин промтоваров. К вечеру электрифицировали все, что только можно было...

Деревня гудела от новости: К Константиновне-беженке, муж покойной дочери приехал с другом, оба офицеры-фронтовики. Причем зять — вдовец, а товарищ — холостой, так как обручального кольца никто не видел. Парни непьющие, работящие и много раз были ранены, приехали на побывку за геройства. В общем, 'сарафанное радио' работало на всю катушку и передавало 'последние сводки'.

Вечером вышли прогуляться к реке Вильва, которая затейливо петляла между редколесья. Полюбовавшись пейзажами, услышали звук дискотеки и пошли на него. Там ведь все-таки люди и, самое главное, девушки.

У поселкового клуба стояли группы парней и девчат. В общем, как и в прошлый раз. Выкурили мы по сигарете и решили пойти, как говорится, 'на контакт с местным населением'.

 — Девчата, а шо у вас никто тут не танцует? — спросил неугомонный Валерка.

 — Да пусть малолетки дрыгаются, а мы тут просто тусим. — ответил чей-то развязный, подвыпивший, женский голос.

 — А-а-а. Тусите, значит... — протянул Зарубин.

Тут же послышалось шушуканье 'это ж те самые, офицеры-фронтовики...'. Потом пришли какие-то трое парней, от которых разило сивухой за несколько метров. Пообсуждав между собой что-то, направились к нам.

 — Эй, служивые, угостите-ка сигаретой... — проблеял один.

 — А может у вас и по сто грамм найдется? — поддержал второй.

 — Держи сигарету, а спиртное мы не пьем. — сказал я, протягивая пачку.

Тот, что первый запросил курево, вытащил сигарету, протянул ее мне, и, с наглой усмешкой, остальные положил себе в карман. Что ж, я человек не жадный — пусть берет.

 — А чё это вы не пьете? Вы чё, не русские? — спросил третий.

 — А что, если русский, то обязательно должен пить? — спросил Зарубин, сделав рукой неуловимый знак 'Приготовься!'

 — Должен. Или вы там с хохлами пообщались и сами галушечниками стали? — пьяно засмеялся первый. — Слышь, Ваня, это хохлы! Ты глянь на них! Это за них наши пацаны щас кровью харкают.

 — Молодые люди! — обратился я к подошедшим. — Мы пришли сюда отдыхать и нам не нужны неприятности.

 — Гляди-ка как бакланить умеет. Ишь ты, 'молодые люди'! — передразнил третий, прикуривая сигарету, — Да они ссыкуны, пацаны! Вы чё, не видите?!

 — Слышь, дядя, ты вместо того, чтобы выпендриваться тут, лучше скажи, почему все мужики вашего поселка воюют, а ты здесь самогонку хлещешь? — зло сплюнув спросил я. — Да ты просто баба! Зассал на фронт пойти, закосил, сучара подзаборная?! Да я ж тебя щас своими же руками замочу, урод!

В следующий момент, мой кулак впечатался в солнечное сплетение третьего, от чего тот согнулся и повалился в грязь. Удар в пах правым ботинком — вырубил второго. Когда двинулся к первому, подскочил Зарубин и начал меня удерживать.

 — Вали отсюда, придурок! — крикнул мой напарник, — Он же контуженный на всю голову! Ему убить, что тебе стопарь ёбнуть! Его даже сажать не стали, потому что за зеков страшно стало...

 — Дай мне его сюда! Я ему нос откушу и уши отрежу в свою коллекцию! Мне до сотни как раз не хватает! — продолжал я изображать бешенного вояку. — Отдай мне его! Валера, я его 'замочу'! Выслежу, отрежу голову и над входом прибью!

Чувак не заставил себя долго уговаривать и с криком умчался в темноту. Девчонки, которые наблюдали за происходящим, первое время молчали, а потом захохотали. Двое упавших потихоньку пришли в себя и решили за благо исчезнуть.

Через полчаса с небольшим я уже за руку шел с соседкой Таней, той самой, что была в бане. С кем там остался Валера — не знаю, его проблемы.

 — А вы правда контуженный на всю голову и у вас коллекция отрезанных ушей? — с опаской спросила моя спутница.

 — Да ну, нет, конечно. Это мы с Валеркой поприкалывались, чтобы не нанести лишних увечий вашим хлопцам. — со смехом ответил я

 — У вас такой интересный говор, а вы откуда?

 — Слушай, Таня, давай 'на ты', а то я себя неудобно чувствую.

 — Хорошо.

 — Я ведь с Окраины, с Херсонщины, а там у нас все так говорят.

 — Ты знаешь, тогда, в бане, я увидела, что у тебя вся грудь и спина исполосованы. Откуда это? Тебя ранили?

 — Да, было дело... А ты где работаешь?

 — Да где ж мне еще работать? На лесозаготовках. А давно ты вдовец?

 — Уже два с небольшим года.

 — И у тебя не было женщины с тех пор?

 — Знаешь, как-то некогда было: то почти год лечился после ранения, потом воевал... В общем, было не до женщин.

 — А страшно быть на фронте? — спросила Таня и начала гладить ладошкой мое лицо.

 — Ну, смотря где... В тылу — не страшно, а вот 'на передке' — бывало, что и обсырались хлопцы. Знаешь, ничего в этом смешного и стыдного я не вижу...

И эти слова были прерваны неожиданным поцелуем... В общем, домой я пришел утром. Теща ничего не сказала, ни единым словом или жестом не проявила враждебности или еще чего плохого. Может быть она понимала, что со смертью Оксаны жизнь не заканчивается. Не знаю, с одной стороны чувствовал себя предателем и было стыдно смотреть в глаза Ирине Константиновне. А с другой — елки-палки, я здоровый молодой мужик, который недавно только вынулся из пекла и неизвестно, что будет завтра или послезавтра — может вообще, к ебеням собачьим, замочат... В общем, ни о чем не жалею.

Следующая неделя прошла в работе на лесозаготовках, рыбалке по выходным и в пламенных ночах с Таней. До сих пор удивляюсь — откуда только силы брались! Но все хорошее имеет такую гнусную закономерность, как заканчиваться. Еще было пять дней до отъезда, как у меня зазвонил мобильник. Высветился номер Магашова...

 — Привет, Володя! — бодрым голосом сказал шеф, — Как отдыхается?

 — Добрый день, Петр Михайлович! Вроде ничего!

 — Хочу огорчить, немедленно вылетайте обратно.

 — А что случилось?

 — На месте расскажу. Жду вас через два дня. — сказала подполковник и повесил трубку.

 — Вот ведь блядь! — чертыхнулся я. — Валера! Собирайся! Магашов вызывает!

3.

Самолет набрал высоту и нам любезно разрешили отстегнуться. Над входом в салон висела плазменная панель, по которой показывали выпуск новостей. Надев наушники, напоминавшие стетоскоп, решил послушать, что же творится в мире.

Минская оперативная группировка, состоявшая из российских и беларусских частей, проводила Гродненскую наступательную операцию. Как раз была прямая трансляция оттуда. Корреспондент стоял на фоне кормы 2С19М1 самоходной гаубицы 'МСТА-С', периодически заглушаемый грохотом выстрелов, и рассказывал, что сейчас бойцы российской 17-й гвардейской мотострелковой бригады штурмуют территорию ООО 'Гродно-Азот', где засели остатки польской 15-й Гижицкой механизированной бригады. Потом картинка сменилась: снимали с вертолета панораму над городом. Дым затруднял обзор, но было видно, что на юго-запад тянулись колонны техники к Старому и Новому мосту, а также наведенным понтонным переправам через Неман. На западном берегу под ударами российской авиации была видна сеть опорных пунктов обороны противника. Неожиданно картинка вздрогнула и изображение начало резко дергаться, а потом и совсем исчезла. Включили снова студию и диктор сообщил, что вертолет со съемочной группой был сбит и совершил аварийную посадку в тылу противника. На других направлениях Беларусского театра военных действий союзные войска дошли до государственной границы с Литвой, Польшей и Окраинской республикой. Заметно потрепав североамериканские, канадские, венгерские, румынские, британские дивизии, части западно-окраинских националистов, остатки литовских батальонов и остальной прибалтийской мелочи.

На севере союзные войска вытеснили противника из Воронежской и Орловской областей. И теперь бои идут в Брянских лесах, а также на Курском и Белгородском направлениях. Передавали репортаж из Обояни. Там пендосы применили химическое оружие. Солдаты в защитных химкомплектах и противогазах нового образца укладывали на носилки тела погибших бойцов в российской форме и экипировке, а также местных жителей. Другие обрабатывали технику и вооружение какими-то специальными растворами. На умерших было страшно смотреть: тела скрючены предсмертными судорогами, посиневшие губы и лица. Было видно, что смерть была для них избавлением от мук. Потом показали несколько укупорок от артиллерийских снарядов с тремя зелеными ободками и надписью 'VX-GAS', которые нашли в нескольких километрах от города. Стало понятно, ЧТО применили пендосы.

На Южном направлении союзные войска вели бои с турецкими частями, вторгшись на территорию Турции. Правительства Армении и Грузии 'дали коридор' для прохода союзной группировки к турецкой границе. К российской оперативной группировке 'Кавказ' присоединились добровольческие отряды из осетин, абхазцев, грузин, армян и других народов Закавказья. Их преобразовали в регулярные части, укомплектовали техникой, вооружением, снаряжением и, под присмотром русских советников, отправили на передовую.

Тактическая группировка 'Кырым' после освобождения полуострова перешла к обороне на Чонгарском перешейке и в районе Перекопа. После ликвидации Таманской группы войск противника, через Кереченский пролив была налажено паромное сообщение. Теперь 'потекла река' войск и грузов на Кырым, чтобы в скором времени снова начать наступательные действия.

В Роси прошела встреча глав Российской федерации, Окраинской республики, Беларусской республики, Абхазии, Южной Осетии, Валахии и Приднестровской республики. Обсуждался вопрос о создании нового единого государства в рамках конфедерации. Саммит закончился подписанием 'Декларации о вхождении в состав Конфедерации евразийских стран'. Народы, лидеры которых приехали на встречу — поддержали идею создания единого государства на проведенных референдумах, кроме, конечно, Окраины, которая еще оккупирована.

Главным законодательным органом признавался Совет Конфедерации, в который входили главы парламентов государств-участниц. За исполнительную власть отвечал Президиум Конфедерации, состоящий из президентов этих стран. На время войны было решено сосредоточить всю гражданскую и военную власть в руках Президента Конфедерации, то есть Совет будет чисто номинальной инстанцией. В связи с тем, что основной груз борьбы с САСШ и НАТО несет на себе Россия, то до окончания боевых действий — председательствующей страной будет РФ. Таким образом, Медведевский будет единоличным лидером Конфедерации. На мой взгляд, это неплохое политическое решение — такое государственное устройство неплохое для переходного периода. Хватит уже — наотделялись! Теперь пришло время объединяться и укрупняться.

В Североамериканских соединенных штатах создали резервационные лагеря в пустынных местностях, куда вывозят всех выходцев из бывшего ССКР. Сразу пустили репортаж переснятый с американского ВВС, в котором показали сборище землянок, обнесенное колючей проволокой, вышки с прожекторами и стоящими на них пендосами с винтовками. Показали заключенных — хмурых и оборванных людей с голодным блеском в глазах. Грязные и завшивленные детишки, когда приблизилась камера, бросились врассыпную и начали прятаться где только можно. Теперь демонстрировали молодую девчонку, лет двадцати, с грудным ребенком, которая стояла у ворот лагеря и предлагала себя охранникам за еду. На лице следы побоев и голодания, а дитё орало благим матом, несмотря на то, что мамаша совала ему в рот сосок своей дрябловатой, пустой груди.

Следом пустили сюжет о Колымском лагере. Здесь военнопленные пендосы, а также другие натовцы строили дороги, валили деревья и разрабатывали новые месторождения. Почти все делалось вручную. На секунду появился общий вид какого-то каръера, где открытым способом добывали какую-то руду. Тысячи заключенных в темно-синих робах махали кирками и лопатами, некоторые сновали с тачками заполненными выработкой. Вокруг прохаживались бойцы конвойных частей с автоматами, резиновыми дубинами и собаками. Короче говоря, неудачливые захватчики 'ударным трудом зарабатывали себе прощение'.

В одном из самых крупных ночных клубов Нью-Йорка сработало взрывное устройство, в результате чего погибло около сорока человек и пятьдесят ранено. На экране бегали пожарные, полицейские и медики с носилками возле развороченных витрин заведения и соседних магазинов. Перевернутые горящие машины затрудняли доступ в клуб. Крики, плачь заглушали голос комментатора и перевод...

Снова приказали пристегнуть ремни и, казалось, что пол плавно начал по наклонной глиссаде проваливаться вниз... Возле выхода из терминала нас встретил парень лет двадцати в гражданке, сопровождаемый полицейским патрулем из трех человек.

 — Свешников Владимир Анатольевич? — сказал встречающий, предъявляя полицейское удостоверение. — Капитан полиции Еремин, уголовный розыск. Вам придется проехать с нами.

 — Что случилось? Я вообще-то военнослужащий и вы не имеете права меня задерживать, — сказал я, недоумевая.

 — Капитан, что тут происходит? — нахмурился Валера, — Вы понимаете, что у вас могут быть неприятности?

 — Неприятности сейчас будут у твоего друга. — сказал подошедший сержант полиции, держа в руках наручники, изготовив их к застегиванию.

 — Вы обвиняетесь в убийстве. Вот постановление суда на арест — сказал Еремин, продемонстрировав бумагу А-4 с гербовой печатью.

 — Так я на фронте каждый день кого-то убиваю, — невесело хмыкнул я. — Работа у нас такая.

 — Вот в уголовке все и расскажешь, 'фронтовик'. — ухмыльнулся сержант. — Руки давай.

 — Слышишь, ты, крыса тыловая. Ебало свое залепи, урод мусорской!

 — Хм, ладно, потом поговорим. Ручонки-то протяни по-хорошему, а то щас тебе ускорителя дам!

 — Сергиенко, веди себя по-проще, — неожиданно произнес капитан из уголовки. — Офицер перед тобой все-таки.

 — Да знаю я таких 'офицеров'...Понавешивают на себя побрякушек...

Неуспел сержант и договорить, как получил от меня лбом в переносицу, так как застегивал браслеты спереди. Потом удар коленом в промежность и окрик Валерке: 'Не лезь! Сам!' Оставшиеся патрульные стояли обступив по бокам. Соответственно, оставалось сделать ложный выпад в сторону одного, с одновременным ударом ноги в живот другого. Через секунду полицейские, кроме отропевшего немного Еремина, лежали на полу. 'Убойщик' выхватил ПМ и взял меня на мушку. Валера подскочил к нему и быстро разоружил, выщелкнув затвором патроны, вернул пистолет владельцу.

 — Слышишь, сержант, ты капитана-то своего слушай иногда, — сказал я своему обидчику, наступив ботинком на грудь. — Он дело говорит. Не надо офицеров, а особенно фронтовиков оскорблять.

 — Я еще с тобой посчитаюсь, сука! — прогнусавил сержант, заливаясь кровью из разбитого носа. — На параше сгною!

 — А теперь идем, капитан. — обратился я к Еремину, возвращая наручники и протягивая руки.

 — Слушай, капитан, ты где служил? — спросил 'убойщик', защелкнув на моих запястьях браслеты. — Я еще такого не видел!

 — В армии. Валера, ты шефу сообщи, а то еще в дезертиры запишут.

 — Не базар! Вован, мы тебя вытащим!

 — Все, пошли! — сказал Еремин, указывая на выход.

 — Эй, капитан! — окликнул 'убойщика' Зарубин. — Ты забыл!

И мой напарник протянул ему горсть пистолетных патронов, которые он успел собрать. Еремин благодарно кивнул и засунул их в карман куртки. Патрульные встали и отряхивались, взгляды их не предвещали ничего хорошего. Они вопросительно посмотрели сначала на Зарубина, а потом на капитана, который к моему удивлению отрицательно кивнул.

Спустя минуту за мной захлопнулась дверь 'обезьянника'. Вот это попадос! Кого я убил?! Ладно, разберемся по месту. А Еремин ничего, нормальный вроде мужик. Мог бы и Валерку 'прицепом' прихватить 'за оказание сопротивления', но не стал. А эти гоблины поделом получили, нехер марать своими погаными языками офицеров!

'Бобик' петлял по улицам Роси и минут через двадцать остановился в каком-то дворе.

Задняя дверка УАЗика открылась и меня 'попросили' на выход. Проученый сержант зловеще усмехался, постукивая ПРом по ладони. Ну-ну, 'герой'! Хотя, эти ребята отдуплить на подвале могут так, что потом костей не соберешь. Ну, посмотрим, что там дальше будет. Скорее всего к бомжам кинут — это их любимая 'визитная карточка' для строптивых. Ну, так Валера рассказывал, когда тот еще нацгвардейцем был и ходил на охрану общественного порядка. Хех, тем хуже для них!

Получилось так, как и думал: посадили в камеру с двумя 'жителями улиц'. То, что они воняли — это просто ничего не сказать. Как говорится: 'Все ароматы Франции в одном флаконе'. Ну, ничего, бывало и хуже, когда летом во время обороны Севастополиса была нехватка воды, то от моих бойцов смердило не лучше.

Мое появление в камере вызвало только оценивающие взгляды и все. Видимо форма и погоны не распологали к 'разводу' нового постояльца. Общаться с этими типами у самого желания не было, поэтому присел на корточки в угол, напротив дверей. Теперь остается ждать пока к следаку поведут, ведь должны же все-таки предъявить обвинение и дать ознакомиться с делом.

Конец декабря 2016 года. г. Севастополис. Артиллерийская бухта.

Пассажирский катер 'Сатурн' привычно взвыл сиреной, сигнализируя о том, что он отходит. Несмотря на осаду, рейсовое сообщение между северной и южной частями города сохранилось. Разница от мирного времени была только в том, что на верхней палубе установили спарку ЗУ-23 с постоянно дежурящим расчетом, но и то, этот факт имел больше демонстрационный характер, чем практический. И от серьезного налета эта штука не спасет, разве что отпугнет пендосовских летунов.

Заплатив положенные 'два с полтиной', я зашел в катер и выбрался на кормовую площадку, где уже собрались многие военные и дымили дешевым куревом. Оно и понятно, в случае чего оттуда легче выпрыгнуть в воду и успеть отплыть, чтобы воронкой не засосало, когда эта галоша тонуть будет. Несмотря на запрещающие значки, я тоже прикурил сигарету,сделал затяжку и выдохнул дым. Ветер был крепкий, но добротный бушлат не давал замерзнуть. Сдав кормой назад, 'Сатурн' лениво разворачивался в сторону причала на площади Захарова. Миновав развалины бывшего спортклуба КЭФ началась небольшая качка — свинцовые волны лениво 'перебрасывались' нашим суденышком.

Неожиданно послышался лязг разворачиваемой в сторону моря Зушки. Резкий крик: 'Воздух!' и кто-то из расчета ПВОшников добавил: 'Мужики! Поддержите!' Я так понял, что это предназначалось нам — тем у кого есть оружие. Зататакала ЗУ-23, перемежая грохот очередей звоном рассыпающихся стреляных гильз. В сторону еще невидимого нам, стоящим на юте, нападавшего самолета протянулись похожие на тугие канаты пулеметные трассы. Как в замедленной съемке, я увидел аккуратную строчку по воде из автоматической бортовой пушки палубника. Несколько взрывов в корпусе нашего 'лайнера' показали, что основная задача выполнена — катер поврежден. Но и мы не остались в долгу. Когда пендосовский стервятник приближался, мы дружно ответили заполошной стрельбой из автоматов и пулеметов, что у нас были. В том числе и я успел высадить рожок в белый свет как в копеечку. 'Хорнет' пронесся над нами, о чем известил очень громкий аккустический удар, который на мгновенье вышиб дух из грудины и сбило дыханье. Тем временем самолет пошел на разворот, оправившись от грохота трансзвуковой скорости пролетевшего истребителя, кое-кто пустил ему вдогонку несколько очередей. Неожиданно у американца отвалились какие-то мелкие части от правой плоскости, а уже через полсекунды внезапно отлетел целый кусок крыла, который мгновенно потеряв скорость, кувыркаясь начал падать вниз будто лист кровельного железа. Крылатая машина, нелепо дернув вверх носом, уже в следующее мгновение перевернулась, и так и не успев потерять скорости, рухнула в воду, подняв огромный фонтан, и мгновенно затонула. Выяснять и любоваться было некогда ибо в салоне катера начался гвалт и люди, в основном гражданские, подались панике. Некоторые военные, стоявшие рядом со мной, попрыгали в стылые зимние воды. Оказавшийся рядом какой-то моряк со знаками различия капитана третьего ранга принялся организовывать раздачу спасательных средств. Только вот давка, которая образовалась внутри, не дает возможность пробиться не то, что к нишам по бортам, где лежали спасательные жилеты, но и вообще войти внутрь. Гражданские начали выбегать на ют и прыгать за борт. Выломав вторую створку дверей, количество желающих покинуть судно удвоилось. Такая же суматоха была и на дверях по бортам, а также на носу, откуда люди тоже прыгали в воду. А народу собралось достаточно много, потому что катера ходили сейчас редко, и желающих переправиться на этом катере собралось почти три сотни.

Подскочив к леерам юта, я глянул на верхнюю палубу, чтобы выяснить, почему замолчала зенитная установка — картина была страшной: от троих бойцов остались ошметки и покореженная ЗУ-23, в кресле которой в буквальном смысле находилось полтуловища в дымящемся камуфляже без головы. Ходовая рубка, где обычно располагался капитан суна, была разворочена и оттуда шел густой черный дым. Представляю, какой фарш накромсали эти снаряды внутри салона. Но любоваться особо было некогда — надо действовать. Хотя, что тут сделаешь? Пиздец! На мгновение меня охватило чувство беспомощности. Здесь, в море, негде найти укрытия.

Катер начал крениться на левый борт. В салоне почти никого не осталось и теперь, закинув автомат за спину, можно спокойно прыгать в воду и отплывать подальше, чтобы в воронку не засосало. Но женский крик и детский плач заставили вернуться. В быстро заполняющемся соленой морской водой салоне, барахтались женщина средних лет и пацаненок лет пяти. По расплывающемуся красному пятну в воде я понял, что кто-то из них серьезно ранен. Подхватив мальчишку за шкирку, потянул его к себе и направился к окну. , где заставил его держаться за поручень. Повернулся, чтобы помочь женщине, но она скрылась под водой. Сделав глубокий вдох, нырнул, но нихрена не увидел. А катер неумолимо погружался. Все, времени нет! Два удара прикладом автомата не помогли открыть окно салона. Не долго думая, даю по оргстеклу очередь и вот оно — спасительное отверстие. Выпихнув пацана, вылез сам, выкинул мешавший автомат и, держа за шкирку мальчика, погреб изо всех сил прочь от скрывавшегося под водой катера. Руки и ноги деревенеют, чувствую, что не успею. Волны били немилосердно и я уже вдоволь нахлебался воды. Пацан что-то кричал, плакал, но услышать не получалось — последствия аккустического удара, как потом объяснили. Все! Нет больше сил! Прости, пацан, не успел я вытащить наши задницы! Неожиданно, чьи-то сильные руки схватили теперь за воротник камуфляжа меня и потащили. Оглянулся и заметил резиновый борт RIPовской моторной лодки, который в тот момент показался мне таким родным. Уже сидя на пластике днища 'моторки', ко мне подполз тот самый пацан, и по его дрожащим синим губам я прочел: 'Дяденька, а где же ваш автомат?' Шок и стресс иной раз преподносит разные сюрпризы в реакции людей.

В результате гибели катера 'Сатурн' погибло пятьдесят пять человек из трехсот. По распоряжению нашего руководства пробовали вешать полотнища Красного креста, но пендосы нападали еще больше — типа добивали раненых. Сволочи! Пацаненка того, я больше никогда не видел. Слух ко мне вернулся на следующий день. Когда возвратился в военкомат, я зашел к Канарейчуку, выпросил флягу 'шила' и 'в одно рыло' его приговорил.

Из-за дверей послышалось: 'Свешников! На выход!' и проскрежетали ключи, отпирая замок. Появились двое сержантов, в руке у одного была резиновая дубинка, а у второго наручники. Я неспешно встал с корточек, и подошел к ним. Другие обитатели камеры начали что-то канючить, но после того, как одного из них перетянули ПРом ('демократизатором') все затихли.

 — Лицом к стене! — приказал тот, что с наручниками. — Руки за спину!

Так же неторопясь выполнил требования и дал себя заковать. По команде 'Вперед!' вышел из камеры и снова любовался на облупленную стену. Когда закрылась дверь, второй конвоир просунул дубинку между моей рукой и подмышкой, потянул на верх и пришлось наклониться, потому что ощущения не из приятных. Можно было, конечно, вырубить обих, но все-таки интересно, в чем же обвиняют. Сейчас, стопудово, ведут к следаку. Можно и в бега податься, но от этого лучше не будет — сразу получается, что 'рыло в пушку'. Поднявшись четыре пролета по лестнице, повернув направо, снова уткнулся в стену рядом с дверью, пока один из конвоиров зашел в этот кабинет, скорее всего доложиться. Так и есть — через несколько секунд я уже сидел перед Ереминым. Сняв наручники, сержанты удалились.

 — Закуривай, капитан! — кивнул он на пачку 'Честерфилда'.

 — Нет, спасибо, бросаю.

 — Ладно, дело твое. Вот распишись, о том, что тебе доведены твои права.

 — Давай без прелюдий — в чем меня обвиняют? — чирканул я на заполненном бланке.

 — Хорошо. Тебе имя Егоров Николай Петрович ничего не говорит?

 — Нет, а кто это?

 — На, посмотри. — протянул мне стопку фотографий следак. — Не узнаешь?

 — Хм, это один из тех, кого я 'призвал к порядку' в самолете, когда в отпуск к теще летел. — действительно, на фото был труп Николая.

 — Причем, есть свидетели, которые показали, что ты угрожал расправиться с ним по прилету. Так вот, этого Егорова нашли через час в туалете аэропорта со свернутой шеей.

 — И что? У меня алиби есть — в это время ехал на такси к жэдэ-вокзалу. Зарубин Валера подтвердит.

 — Это кто?

 — Мой напарник. Капитан Зарубин Валерий Петрович.

 -Хорошо, проверим.

В общем, еще около часа Еремин протоколировал мои показания, потом дал их на подпись — от чего я, конечно же, отказался. То же самое постигло и с закорючкой в бланке о предъявлении обвинения. Следак не стал напрягаться, просто заполнил какой-то бланк и вызвал конвой.

В камеру с бомжами я уже не вернулся — сразу вывели в тот же дворик и усадил в автозак. Скорее всего отправляют в СИЗО. Да уж, вот уж не верь после этого насчет 'от сумы и от тюрьмы не зарекайся'. Ладно, посмотрим что там будет дальше.

4.

конец июня 2016 года. Севастополис. Район бухты Казачья.

В нескольких километрах от нас еще звучали очереди и взрывы — шел бой за Камышовский порт и в развалинах спального района по улицам Бориса Михайлова, Правды, Маршала Крылова.

Бойцы, изнывая от жары, расселись прямо на выжженной солнцем земле и молча наблюдали, как в остатках военного городка казачкинского полка морской пехоты двигались колоны мирного населения, которое не успело эвакуироваться и теперь спешило зайти в нутро БДКашек, подошедших к сгоревшей нефтебазе 'Югторсан'. Чуть дальше в море, ожидая своей очереди, виднелись силуэты еще нескольких десантных кораблей. Они выгружали новые части, а обратно уходили подзавязку набитые ранеными и беженцами. Благодаря возвращенному в строй ракетному крейсеру 'Рось', а также более ни менее боеспособных остатков Эвксиноморского флота и ВМС Окраины, перемещение масс людей и техники происходило вполне тихо. Пендосовские летчики старались не испытывать судьбу и не лезли в Казачью бухту. Благо, успели перебазировать и несколько дивизионов российских установок 'Куб', ракетное вооружение которых можно будет при случае использовать и по наземным целям. Но это все вроде лирики, а мне и взводным надо думать, как не пустить пендосов в район Тридцать пятой батареи. Потому что оттуда уже можно будет обстреливать прямой наводкой последний наш аэродром, где стояли остатки армейской авиации из пяти 'крокодилов'.

С хмурыми, грязными и усталыми лицами бойцы начали занимать, обустраивать позиции в развалинах дачного поселка, что раскинулся вдоль дороги к Маяку-1. С российских кораблей иногда запускали ракеты, а кое-где бортовой артиллерией обстреливали невидимые нам наземные цели. Ветер доносил запахи гари от пожаров, вонь от разбомбленных очистных сооружений, чуть сладковатый смрад мертвечины от разлагавшихся в завалах трупов, вперемежку с горелым мясом — человечьим. Ведь жара стояла ужасная и 'жмуры прокисали' очень быстро.

Пока бойцы оборудовали ротный НП, я со Шпитальным осматривал окрестности в 'стекла'. Гул канонады перекрыл аккустический удар от реактивных двигателей пролетевшей над головами тройки 'Хорнетов'. Из ложбины послышались залпы 'кубовских' ракет и буквально в считанные мгновения один из вражеских самолетов развалился в воздухе, осыпав обломками прибрежные воды со стороны открытого моря. Остальные же поспешно ушли в сторону Румынии.

 — Вот ведь блядство-то! — вздохнул я, опустив бинокль.

 — Не то слово, Вован. — подтвердил 'политический'. — И конца этому не видно.

 — А чего ж не видно-то? Вот дадим пендосам пизды — тогда все и закончится. Хотя, нет, все только начнется.

 — Интересно, что начнется?

 — Мирная жизнь, Саша! Девочки, холодное пиво и пахлава с шаурмой на пляже.

 — Вот ты о чем. Хе-хе! Я б щас...

 — Сань, ну его в пязду, не надо о жратве.... А вообще, только Богу известно, сколько нам еще протопать придется.

 — Это да. Лишь бы сейчас из этой жопы вылезти. Знаешь, с каждым часом мне все меньше верится, что нас эвакуируют.

 — Не гони беса, ты ж, бля, замполит — должен бздохновлять наш бойцовый народ и меня в том числе на ратные подвиги. А если ты не веришь, то хреновый из тебя комиссар. На любой войне без идеи хреново. Вот ты из-за чего воюешь сейчас?

 — Ну помогаю дружественной Окраине в отражении агрессии...

 — Саша, ты эту хуйню проверяющим из штаба бригады лечи или бойцам на общегосударственной подготовке, а мне не надо. Мы с тобой уже не одно ведро говна на брудершафт выжрали, поэтому говори как есть.

 — Честно говоря, даже и не задумывался особо... Дали приказ — я выполняю.

 — Бля, ну и как ты еще справляешься со своими обязанностями?! Если сам для себя не понимаешь ради чего все ЭТО!

 — А сам-то ты за что воюешь?

 — Я? Хм. Я мщу за жену, за неродившегося ребенка... А знаешь, как бы это ни пафосно, ни банально звучало, но еще воюю за тех, у кого такая же херня произошла, а также, чтобы у других ее не случилось.

 — Знаешь, Володя, скорее всего, я дерусь за то, чтобы не пустить эту заокеанскую заразу на порог своего дома.

 — Ну вот видишь. А то 'не знаю — не знаю'. — пробурчал я, рывком сел на дно СПСа и закурил. — Самое смешное и страшное во всем этом, что мне интересно, чем же вся эта мясорубка закончится. Смешное, что в такой ситуации воспринимается это своего рода спортом. А страшное — что можно не дожить до финала. И не сколько смерть страшна...Впрочем, жизнь покажет.

29 мая 2018 г. СИЗО. Где-то под г. Рось.

'Первый!' — крикнул принимающий зоновский начкар, в ответ, наклонившись, с сумкой в руке, выскочил из 'воронка' и побежал сквозь коридор 'вованов' мужичок лет сорока. Как мне когда-то Валера объяснил, это связано с тем, чтобы подельники, которые на свободе или еще кто, не смог подстрелить зэка.

Шестым выбежал я, с сумкой, с которой ездил в отпуск — вернули все-таки, правда плеер из нее исчез. Ну не суки ли?

На процедуре оформления и приема в 'ласковые карающие руки' СИЗО останавливаться не буду — ничего интересного. Я уже мысленно готовился к встрече с сокамерниками. Во время периода подготовки, нам кое-что рассказывали на занятиях по прикладной психологии и конфликтологии. Да-да, даже такое проходили. Правда на нее уделили всего пару часов — основной упор делался на физподготовку, стрельбу и другие направления помогающие выживать в экстримальных условиях вражеского тыла. Примерный план действий я уже прикинул. Тем более, что Валера тоже много интересного рассказывал о психологии уголовников — он ведь нацгвардеец, то бишь тот же 'вован' (ВВшник) только вид слева.

Со скрипом за мной закрылась дверь камеры. В ноздри сразу ударила вонь немытых тел, дешевого курева и общая спертость воздуха, уныния и какого-то негатива. Обстановка разнообразием не отличалась: небольшое зарешеченое окно под потолком, покрашенные синей краской стены, тусклая лампочка, два ряда двухэтажных нар по обеим стенам, несколько табуретов и стол. Ну и как всегда — параша и раковина, с соответствующим запахом. Интересно, к кому попал? К уркам? Ну сейчас посмотрим.

С ближних нар повысовывались небритые морды, по которым так и хотелось зарядить чем-нибудь тяжелым. Поглядывали с интересом, оценивающе. Видимо, прикидывали, что за один тут появился, на что развести можно и так далее. Я как и раньше, был в камуфляже, только без знаков различия.

— Ну здорово, мужики! — после минутного молчания и стояния у дверей.

— Мужики в поле пашут! — хмыкнул кто-то.

— Ебать, а ты что, баба тогда?

— Ты смотри-ка, какой умный! — и с нар соскочил татуированный крепыш. — Слышь, петушок, ты чё, рамсы попутал? Ты в курсах на кого хайло раззеваешь?

— Ша, Сявый! Ну чего ты накинулся на человека? — раздался скрипучий, неприятный голос с первого этажа шконок у окна. — Ловко он тебя подъебал.

 -Таким острым языком только жопы брить. — набычившись, ответил Сявый.

Я промолчал, не нужно становиться на одну ступень с 'шестеркой'. Подошел к крайней от входа, на втором ярусе, свободной шконке, закинул туда сумку и залез туда сам. Поудобней расположился, положив свой сидор под голову. Теперь надо быть начеку ибо все самое интересное и веселое только начинается.

Вдруг подошел опять тот самый крепыш. Оперся руками на койку и наглым, не предвещающим ничего хорошего, взглядом уставился на меня.

— Слышь, фраерок, я с тобой еще базар не закончил. Ты че борзый-то такой?

— Зато я с тобой, шестерка фуфельная, базар-вокзал разводить не собираюсь. — ответил я и отвернулся к стене.

От такого ответа крепыш даже слегка растерялся. Он пару секунд молчал, очевидно не в силах заставить свой, не обезображенный интеллектом, мозг обработать оскорбление. Наконец он начал:

— Слышь, ты, хуйлан окопный...

— Рот закрой. — прервали его откуда-то снизу.

— Чего? — осекся крепыш.

— Хайло завали, тварь глухая! — уже рявкнул все тот же голос. — Сядь, прижми свой хвост, пока я его тебе вместе с жопой не оторвал!

— Да тут фраерок не по понятиям базарит... — начал оправдываться крепыш, но его снова прервали.

— Я тебе щас так побазарю, охренеешь..

В ответ Сявый промолчал, и тихо бормоча ругательства запрыгнул на свою койку. Я снова отвернулся к стене и прислушивался к тому, что творится вокруг.

Молчание продолжалось с минуту, когда скрипнули нары и все тот же голос спросил.

 — За что попал сюда, служивый?

 — Сто пятая статья УК РФ.

Зэки в ответ аж присвиснули.

 — Кого замочил-то? — спросил в ответ обладатель голоса, явно бывший в этой камере авторитетом. То, что он мог заставить любого в этой камере замолчать одним коротким приказом, говорило о многом.

 — Думаю, раз тут самая последняя шестерка знает, что я окопник и служивый, то и за что сюда попал тоже, скорее всего известно....так чего лишний треп разводить?

В ответ пахан звучно усмехнулся.

 — Что ты фронтовик по тебе за километр видно. А попал сюда явно не за то, что пендосовского 'интуриста' на перо посадил где-нибудь под Воронежем — за это сейчас награждают и усиленную пайку дают. Рассказывай, чего сиськи-то мнешь?

 — А ты что, следак или прокурор, чтобы я с тобой "по душам" о своем деле рассказывал? Мои проблемы касаются только меня.

 — Ладно, не гоношись. — снисходительно ответил пахан. — С нар-то слезь, а то днем лежать запрещается. Сейчас 'Ваня' в зрачок посмотрит — нам всем из-за тебя нагорит. Ты лучше не страдай, а к нам подсаживайся. За жизнь побазарим нашу скорбную.

 — Ладно. Коллектив подставлять не приучен. Нехорошо это. — сказал я и, спрыгнув с нар, подошел к столу. Где на скамейках сидело человек пять уголовников, видимо авторитетных, потому что по ним можно было составлять энциклопедию зэковских татуировок. Садиться сразу не стал — мало ли, может какой их закон нарушу — а, как говориться, не разведав обстановки идти на открытый конфликт пока не стоит.

Паханом оказался небольшого роста мужичок с плешивой башкой и очках в золотой оправе. Встретив его на воле — никогда бы не подумал, что этот дедуля — убийца-рецидивист с почти тридцатилетним стажем отсидки 'в местах не столь отдаленных'. Об этом я узнал конечно гораздо позже. Насчет того, что старичок 'в законе' говорили синие наколотые перстни на пальцах. Вообще, в камере насчитал девять человек. Короче говоря, если что, то придется валить насмерть — иначе затопчат. Но если зовут к столу и приглашают к разговору — то не стоит будить лихо пока оно тихо. Посмотрим, что там дальше будет.

— Слышь, Пинцет, подвинься. — бросил пахан одному из зэков, который с наглым интересом рассматривал меня. Сделав брезгливый жест рукой зэку, "главный по камере" обратился уже к вашему покорному слуге. — Не стой, солдат, садись.

Тип по кличке Пинцет торопливо передвинул задницу подальше. Чуток помедлив, осмотревшись по сторонам, ожидая какой-то подвох, уселся за стол.

 -Ну рассказывай служивый, где воевал? — спросил пахан. — У меня оба брательника воюют, один я вот, видишь, попался ни за что. Сижу вот.

 -На фронте воевал. — ответил я. При этом продолжая боковым зрением фиксировать окружающую обстановку.

 — Ну, фронт большой. — рассудил пахан, и добавил. — Да ты не стесняйся, пацанам правда интересно послушать за войну.

Он оглядел стоящих и сидящих вокруг зэков и спросил у них:

 — Правда?

 — Да! Интересно! Расскажи, солдат! — заголосили все, кроме крепыша, который, кажется, все еще не мог успокоиться.

 — Вспомнил! — крикнул один из зэков.

 — Че ты там вспомнил, Сопля? — спросил с удивлением пахан.

 — Да смотрю ебальник знакомый. А мы с ним под Севастополисом пендосов вместе мочили. Ну здорово, начальник! — протянул мне левую руку Сопля. — Или не помнишь?

 — Живой все-таки — усмехнулся я, ответив на рукопожатие. — А мы тебя как погибшего подали. Помню конечно, Пестов Михаил Григорьевич.

 — Да, живой, только вот полклешни оттяпали, коновалы херовы — ответил Сопля, продемонстрировав праваую руку, которая до локтевого сустава была ампутирована.

 — Ну теперь тебе сто лет жизни впереди, раз в той мясорубке уцелел.

 — Сто не сто, а умирать пока не тороплюсь.

 — Погоди, так ты что, в Севастополисе воевал что ли? — удивился пахан. Кажется, он и в самом деле был удивлен.

 — Приходилось.

 — И этого знаешь? — он показал на Соплю.

 — Да. Приходил ко мне боеприпасы на жратву менять.

— — Оппа! — неожиданно раздался громкий голос из угла камеры. — А мы думали он бздит, а он не бздит!

Это был тот самый Сявый. Он хлопнул в ладоши и даже изобразил что-то наподобие танца вприсядку, и повернувшись к Сопле, пошел к нему, нараспев повторяя и весело ухмыляясь:

— А мы думали он бздит, а он не бздит! Граблю не трамваем переехало калеке!

 — Ты заебал. — остановил его пахан, и снова повернувшись ко мне, спросил: — Вот оно как... а как воевал-то? Вместе с этими что ли понагнали?

 — Местный я, из Севастополиса. С самого начала там был. Потом служил в Седьмой гвардейской горнострелковой. Та что эвакуацию наших прикрывала. Сопля со своими корешами в том бою нам здорово помогли — если бы не их 'крупняк' — я бы сейчас с вами тут не разговаривал.

 — Значит он герой. — усмехнулся пахан. — А мы думали башкой он тронутый, и 'на вольтах' сидит. Не повезло тебе, солдат, много лиха хлебнул, видать. Если все, что этот контуз тут рассказывал, правда... Да и о бригаде вашей слыхал — ты, видать, счастливчик, раз оттуда выбрался.

 — Я все как было рассказывал! — крикнул Сопля таким тоном, будто был готов броситься обнимать меня, но остался сидеть на месте, зажатый с двух сторон быковатого вида уголовниками.

 — Тихо там! Тебя пока не спрашивали! — огрызнулся пахан, и так сказать опрос. — Так ты получается с Украины что ли?

 -Есть такое дело. С Херсонщины. А это играет какую-то роль?

 — Ну получается земеля ты мне, служивый... А ну-ка, пацанчики, пойдите пока покурите — обратился авторитет к остальным сидящим зэкам. — Надо мне с солдатиком с глазу на глаз перетереть.

 — Ну, а теперь в сторону лирику. — посуровел пахан, когда все остальные ушли. — Я-то чего с тобой так мирно базарю — маляву с воли получил. Очень авторитетный человек за тебя мазу потянул. Просил за тобой присмотреть как за сыном рОдным. Откуда знаешь Сома-то? Или кто у тебя с ним завязан? Фуфло мне гнать не надо — сразу почую, так что говори как есть. Сом за фраера подписываться не будет.

 — Не знаю я никакого Сома.

 — Ну, а на воле кто у тебя остался?

 — Да корефан мой Валерка — служим вместе, да командир.

 — Ладно, вижу, что не паришь. Короче, кликуха моя Отвертка, но ты можешь звать меня 'дядя Вася'. Здесь меня все знают и даю тебе зуб, что пока я на крытке, тебя никто не тронет. Но смотри,если сам залошишься или зафаршмачишься — тут уже и я тебя не отмажу.

 — Я понял, дядя Вася. Вы там, если что подсказывайте, что почем...

 — Ну иди, отдыхай, солдат Володя.

 — А откуда имя-то мое знаете? Я ведь его не называл.

 — Ты не удивляйся — пока ты еще на 'вороне' катался, мы уже все знали. Кликуху бы тебе надо подобрать подходящую. Ну посмотрим, я еще подумаю. Иди, отдыхай.

Не долго думая, отправился на свою шконяру. Заскочил на нее, улегся по-удобнее и закрыл глаза. Как говорят в Одессе: 'Таки есть за шо подумать'. Интересно, кто мог 'потянуть мазу' за меня? Или, во всяком случае, организовать, чтобы нужные люди это быстро сделали. Валерка? Вряд ли. Он хоть и косвенно был связан с зэками, но не настолько, чтобы Сом (хер его знает, что за рыба) подписался под неизвестного сидельца. Кто еще? Магашов? Шеф вообще очень интересная личность! Эдакий 'серый кардинал' и меня всегда удивляли его возможности и связи, которые использовались для решения многих вопросов. Короче говоря, скорее всего это Михалыч. Вот ведь старый хрен! Интересно, зачем это ему? Ну то, что он настоящий Командир (именно с большой буквы 'К') и своих не бросает — это всем в 'Двине' известно. Но чтобы настолько, тем более, что отмазывать не от случайного мордобоя с гражданскими на танцах и побег от патруля комендатуры — а от реального убийства. Зачем ему это надо? Устраивать мне тут 'курорт'. Хм, напрашивается весьма нескромная мысль: ведь шеф знает наш уровень подготовки и боевого опыта, а также нравы, которые царят на зонах, и для того, чтобы я 'не наломал дров, ног и рук' организовал режим благоприятствования. Чтобы, так сказать, не усугублять положение своего подчиненного перед законом и вытащить с зоны. Выглядит вполне логично, а также 'дешево и практично'. Если здесь еще что-то натворю, то реально 'будут вилы', как говорят здесь, то есть в СИЗО.

От размышлений меня отвлек подошедший Сопля. Он улыбался во весь рот — конечно же, у него немного поднялся авторитет. Хотя этого типчика это всеравно не спасает от роли 'шестерки'.

 — Спишь, командир? — спросил Пестов.

 — Есть немного. Че хотел? — сказал я, повернувшись к нему.

 — Расскажи-ка лучше, как ты из Севастополиса выбрался?

 — Долгая история.

 — А мы и не торопимся. Да, пацаны? — обратился он к остальным сидельцам. Те ответили

 — Чисто случайно прибился к нужным людям и меня вывезли на 'вертушке'. Вот и все. Короче, Сопля, не заебуй, дай поспать.

 — Ну ладно, командир. — сказал он, примиряюще подняв руки, и пошел на свое место.

Когда снова отворачивался к стене, краем глаза заметил едва заметный кивок дяди Васи и, смотревший на него, Сявый резко подорвался и направился ко мне. Хм, наверное, проверка 'на вшивость'. Ладно, сейчас развлечемся.

 — Слышь, баклан, — обратился ко мне крепыш. — Че там у тебя в сумарЕ? Может жратва? Так поделись с братвой! Или в западло?

 — Ты чё, клоун, подофигел от невыносимой легкости бытия? За 'баклана' я рожу твою, не обезображенную интеллектом, обглодаю! — и спрыгнул с койки на пол. Взял свой сидор в левую руку. — Ты че, ущербный, на бзду меня взять решил? Лошару нашел что ли? Или халяву по жизни поймал?

Пока Сявый судорожно соображал, что ответить или сделать, потому что не ожидал такой реакции, я взял и швырнул сумку ему в лицо. Потом мая-гери в грудь и, пока не опомнился, даю свинг в нижнюю челюсть. В этот раз удар немного смазался — чирком прошел по его подбородку и врезался в грудную клетку. Можно сказать, что ему реально повезло — обычно после такого 'пробоя' нижняя челюсть ломается по-середине и рвет кожу на щеках, когда суставы из сумок выходят. Завершающий удар был в солнечное сплетение — противник лежит на полу и, как рыба, выкинутая на берег, двигает ртом, пытаясь сделать вдох. Делаю три шага назад, к двери, чтобы с тыла не напали и стою в стойке. Желающих повторить 'подвиг' Сявого не оказалось, хотя и ожидал в последствии группового месива.

К пострадавшему сразу подскочили сокамерники. Начали переворачивать его на живот, потому что Сявого начало рвать. Блин, только бы не сломал ему что-нибудь или селезенку с печенкой не отбил.

 — Пацаны! Вкиньтесь, он обосрался! — воскликнул Сопля и заржал.

 — Ебало закрой! — рявкнул дядя Вася. — Вот что, солдат, вижу, что не на продуктовом складе служил. Садись за стол, тереть будем — базар к тебе есть.

 — Эй, а ну быстро чай нам сгоношили! — рявкнул Отвертка остальным.

Ну, раз приглашают — надо садиться. Что и делаю. На столе появляются две кружки с крепким чаем и столько же пакетов с печеньем и конфетами соответственно.

 — Вижу ты нормальный пацан, Володя. — закурив и выпустив облако дыма сказал дядя Вася. — Только смотрю на фронте у себя совсем отмороженным стал — краев не видишь. Но это херня в нашем деле. Короче, услуга за услугу: я за тебя тоже тяну мазу, а ты оберегаешь мой покой. За все надо платить, служивый.

 — Мне надо подумать.

 — Ну думай, конечно. Это правильно. Мозги человеку на то и дадены, чтобы думки вертеть. Только быстрее определяйся, а то на меня суки зуб имеют, поэтому и собираю нормальных пацанов. С такой подготовкой ты далеко можешь пойти. Кстати, вот тебе погоняло — 'Тычок'.

 — Тычок так Тычок. Называйте хоть унитазом — главное не срите.

 — Хорошо сказал. Но ты думай быстрее, послезавтра ответ дашь.

 — Хорошо, дядя Вася.

Пока Сявый приходил в себя, подмывался, стирался и отгавкивался от подколок, ко мне подошел Сопля.

 — Слышь, командир, а ловко ты Сявого размотал. — сказал Пестов с угодливой улыбкой. — Покажи удар-то.

 — Не базар. На тебе и покажу, только в этот раз не промахнусь. Короче, бля, отвали от меня!

 — Да ладно тебе.

Два дня меня никто не трогал и было все спокойно. Потом была суббота — банный день. В принципе, организация помывки ничем особым от армейской не отличалась. Те же краны с горячей и холодной водой, тазики, казенное хозяйственное мыло, порезанное на куски и мочалки. Конечно же, никто ими не пользовался ибо это 'западло'. Ну разве что опущенные, потому что им не положено иметь свои моющие аксессуары, так сказать.

В процессе приведения своего тела в чистоту заметил, как возле дяди Васи столпились Пинцет, Халил и Гвоздь. О чем-то беседовали и поглядывали на меня. Потом подошел к ним Сявый, начал что-то энергично рассказывать, но Отвертка что-то рявкнул и тот заткнулся. Видимо, решают, что со мной делать. Ладно, вернемся в камеру — поглядим. Но этой ночью надо быть начеку — мало ли что. Впрочем, фронтовая жизнь приучила спать чутко, вполглаза, но всеравно расслабляться не стоит.

Когда вернулись из бани, авторитеты сели за стол и пили чай. Я, недолго думая, запрыгнул на свою койку.

 — Тычок! — позвал дядя Вася. — А ну-ка подойди сюда. Есть базар к тебе.

Ну, началось! Ладно, сейчас посмотрим, если что, то первого завалю Отвертку, а там уже как получится.

 — Это кто тебе так спину да грудак расписарил?

 — Доктора.

 — Ранен был что ли?

 — Да. Когда оставили Севастополис, наша бригада почти вся полегла, а я получил пулю в позвоночник. Почти десять месяцев по госпиталям...

 — А че не рассказывал?

 — А че трепаться? На войне всякое бывает.

 — Вот гляньте, пацаны, нормальный хлопец у нас Тычок — кровь за Родину пролил. А вот решения своего пока не сообщил. Так что скажешь, Тычок?

 — Хорошо. Я согласен.

 — Вот реальный базар, реального пацана. Уважаю.

Заскрежетал механизм открываемого замка. Зашли два контролера и один из них сказал:

 — Свешников, с вещами на выход!

5.

Опять любуюсь обшарпанными стенами СИЗО. Ведут куда-то по бесчисленным переходам и лестницам. Такое же множество решеток, замков отпиралось и закрывалось пока я не оказался в том же дворе, где стоял 'воронок'. Спрашивать конвоиров было бесполезно, поэтому весь путь проделал молча да и общаться с этими 'коллегами' (тоже ведь погоны носят) желания не было ни малейшего. Быстро и профессионально обшмонав меня и вещи, загрузился в клетку автозака, где сопровождавший караульный из комендантских солдат, судя по нашивкам, моментально заковал в наручники руки вашего покорого слуги. Ну, такова наша доля арестантская!

Захлопнулась дверь кабины и машина куда-то двинулась. О направлении судить мог только по количеству поворотов и остановок, но это ж мозги набекрень съехать могут, чтобы просчитать место, куда везут. Я ж не Терминатор и не Гугл, чтобы карту помнить — это только в низкосортных боевиках и книгах спецназовцы могут так узнать дислокацию объекта, куда направляется 'воронок'. Честно говоря, как-то пофигу — ну не расстреливать же. Тем более, что везли-то вояки — значит решили передать по ведомственной принадлежности, значит не все так плохо. Скорее всего на 'губу' то есть гауптвахту везут. Тут будет попроще, чем в СИЗО — все-таки со своими, вояками, проще договориться.

Впрочем, пока не доедем, не узнаю — прав или не прав. А раз появилась возможность — то нужно поспать...

г. Севастополис, окрестности Инкермана, Совбалка. июнь 2016 г.

 — Всеравно, Володя, день равноденствия в году один! — спорил со мной Сашка Шпитальный.

 — Да ты гонишь, Сашок! Тебя чему в школе учили? Насколько я помню — их два: весенний и осенний.

 — Нормально меня учили! Вот давай Ивасова спросим? Леха, подь сюды! — крикнул он прапору-взводному. — Вот скажи, сколько дней равноденствия в году?

 — А хуй его знает — мне до пизды — лишь бы война скорее закончилась. — невозмутимо ответил Ивасов. — А вам, видимо, делать нехер, раз о такой фигне спорите.

 — Но-но, прапорщик, не забывайся, — погрозил Шпитальный.

 — Ладно, Леха, иди ко взводу. — сказал я и уже обратился к замполиту, — Сань, ну смотри, всего существует два дня равноденствия: весенний и осенний. Ведь зимой день короче ночи?

 — Ну есть такое дело... — хмыкнул он.

 — А летом день длиннее ночи. Ведь по логике вещей — должны ж быть точки когда день равен ночи?

 — Ну-у, наверное.

 — А теперь один факт из истории.

 — Даже так? — усмехнулся Шпитальный.

 — Даже так! Я, в отличии от некоторых, на уроках в школе пиво не бухал за воротами. Короче говоря, почему Гитлер напал именно двадцать второго июня?

 — И почему?

 — Потому что в этот день была самая короткая ночь и самый длинный день.

 — Погоди, а причем тут равноденствие?

 — Хм, точно. Это, по ходу, день солнцестояния. — хмыкнул я. — Кстати, их тоже два в году.

 — Эт почему же?

 — Ну раз есть самая короткая ночь и самый длинный день, то должен быть самый короткий день и самая длинная ночь — все просто.

 — Звучит логично, но неубедительно.

 — Ну спорим? — предложил я.

 — Спорим на три литра 'шила', — согласился замполит. — Только это, как мы проверим кто прав?

 — Ты не волнуйся, беги спиртягу ищи...

На звук нашего спора начали подтягиваться зрители из числа бойцов роты. Через минут пять в гуще нашего 'любимого' личного состава тоже началось обсуждение данной астрономической проблемы. Солдаты даже начали чертить что-то и доказывать друг другу.

 — Товарищ гвардии старший лейтенант, а товарищ гвардии лейтенант прав, — обратился к Шпитальному Топалов, по кличке Топа. — Два дня равноденствия и два дня солнцестояния...

 — Топа, блять, ты что, самый умный что ли? — рявкнул на бойца замполит.

 — Ну чего вы, товарищ гвардии старший лейтенант? — заканючил солдат. — Нам ведь тоже интересно! Никогда же не задумываешься над этим...

 — Так, боец, иди отсюда, не мешай командирам совещание проводить!

 — Ну вот так всегда... — вздохнул Топалов и пошел к группе солдат нашей роты.

Через минут тридцать о проблемах солнцестояния и равноденствия спорила вся наша рота. А часа через три — уже весь небольшой военный городок в совбалковских штольнях, что сразу несколько парализовало жизнедеятельность войсковой части. К вечеру было внеочередное построение, на котором 'взял слово' начальник штаба нашей бригады гвардии подполковник Шевцов, недавно прибывший по замене.

 — Вы чего, ублюдки, ёб вашу мать?! Вам заняться больше нечем? — орал первый зам. — Солнцестояние — хуележание! Вместо того, чтобы приводить матчасть в порядок и людей готовить, они тут хуйней всякой занимаются! Свешников, Шпитальный! Выйти из строя! Рвачов, зачитай приказ! — я и замполит вышли на середину плаца, и это не сулило ничего хорошего.

 Приказ по вэчэ пэ пэ сорок пятьсот четырнадцать, номер пятьдесят четыре, — забубнил вышедший с 'гроссбухом' помощник начальника штаба по строевой части капитан Рвачов.

 — Рвачов, выйми хуй изо рта и читай нормально, чтобы каждая блядь слышала! — продолжал материться Шевцов.

 — С целью поддержания морального духа и боеготовности в подразделениях бригады. — уже гораздо громче продолжил ПНШ. — Приказываю: первое — запретить обсуждение вопросов связанных с днями весеннего и осеннего равноденствия, а также зимнего и летнего солнцестояния. В случае нарушения — наказание в рамках уставных полномочий командиров подразделений. Второе — заместителям по воспитательной работе подразделений довести до личного состава достоверную информацию о вопросах по пункту один из надежных источников. О выполнении доложить по команде не позднее двадцати двух ноль-ноль. Контроль возлагаю на заместителя по воспитательной работе бригады. Третье — за попытку срыва плана обслуживания техники и боевого обучения личного состава объявить 'строгий выговор': командиру первой горнострелковой роты первого горнострелкового батальона гвардии лейтенанту Свешникову В.А., заместителю по воспитательной работе первой горнострелковой роты первого горнострелкового батальона гвардии старшему лейтенанту Шпитальному А.П. Подпись...

 — Ну дальше все понятно. Можете встать в строй, Александр Семенович, — сказал Шевцов Рвачову, а теперь он перекинул свое внимание на меня и Сашку. — Ну что, лейтенанты?! Появилось свободное время и теперь можно подрывать боеготовность бригады?! Видимо, у вас дохуя нерастраченной энергии! За такое вас надо под трибунал отдать — хотя это для вас будет шара! Лучше всего — вывести в дальнюю штольню, да к стенке поставить и растрелять к ёбанной матери. Но у нас дефицит командного состава и рота ваша одна из лучших по бригаде. Так что отделываетесь 'строгачами', а завтра — рота в полном составе и выкладке совершает марш-бросок в пешем порядке на высоту Горная. Контроль за исполнением возлагаю на майора Мирошкина — вашего комбата. Встать в строй!

 — Сергей Алексеевич, — продолжил 'энша', после того как мы быстро вернулись на свои места, обращаясь к замполиту бригады, — доведите, пожалуйста, выдержки из энциклопедии.

Через полчаса нас распустили, после того как бригадный 'политический' прочитал припасенные цитаты из умной книги. Получилось как я и говорил: два дня равноденствия — осенний и летний, и столько же дней солнцестояния.

 — Володя, ну вот какого хера я-то 'строгач' выхватил? — возмущенно спросил в курилке Шпитальный.

 — А потому что вовремя с командиром роты не согласился! — наставительно поднял указательный палец вверх, прогыгыкал я. — Ты что, первый день в армии? Сказали тебе 'люмень' и никакого 'чугуния'!

 — Мне ж скоро капитана получать, а в карточке 'строгач' висит...

 — Строгач — не сифилис... Ты лучше думай, где три литра 'шила' достанешь!

 — Какие три литра?

 — Которые ты мне проспорил!

 — Да ну тебя! — возмущенно махнул рукой замполит, выскочил из курилки и скрылся в темноте, под гогот присутствовавших здесь других офицеров, с интересом наблюдавших нашу словесную перепалку.

На неделю я, и особенно, Сашка Шпитальный стали объектами насмешек со стороны офицерского состава батальона. Пока не пришел приказ выдвигаться в район тридцать пятой батареи, неподалеку от Казачки. На Шевцова, за его манеру общаться с подчиненными особо не обижались: он хоть и матерился как сапожник, но всегда на самых опасных участках с нами, да и вообще, хоть имел взрывной характер, но был не злопамятный, не подлый, а в большинстве случаев справедливым. Спиртягу замполит все-таки отдал, только выпили мы ее на поминках...

3 июня 2018 года. Гарнизонная гауптвахта г. Рось.

Снова лестницы, решетки и скрежет замков. Только теперь, как говорится 'родным пахнуло' — ведут в камеру бойцы-'комендачи', после повторного обыска и оформления. По сравнению с СИЗО на 'губе' был 'евроремонт'. Видимо, с началом войны начали выделять деньги на реконструкцию и, соответственно, тщательно следить за целевым использованием средств. В принципе, руководству гауптвахты было что терять — например, вместо уютного кабинета поиметь окопы Закавказья или Западной 'стратегички' (так называли Западную стратегическую группировку войск). Ну сами понимаете, что резон есть: или гонять солдатню, или пулям кланяться.

После всех канцелярско-организационных мытарств, типа помывки, переодевания, дезинфекции попал как раз к обеду. Надо отдать должное, на удивление — кормили хорошо: борщ был наваристым, с гущей и даже попался маленький кусочек мяса, 'музыкальное' или гороховое пюре было густым, к которому прилагалась котлета, а венчал этот небольшой гастрономический праздник — компот из сухофруктов. После СИЗОшных харчей все это воспринималось как 'ликование желудка'. Короче говоря, гражданских зэков кормили отвратительно. Хотя, благодаря протекции дяди Васи от 'общака', куда все скидывали свои передачи с воли, мне иногда доставались и ништяки.

Камера, в которую я попал, разнообразием не отличалась — те же нары, только с матрацами и подушками( в СИЗО такого не было), зарешеченное окно под потолком. В общем все как всегда, только расчитано здесь на пребывание четырех человек. Здесь уже было трое сидельцев, ожидавших решения своих судеб. Как потом узнал — это была так называемая 'офицерская хата', поэтому и нары днем к стене не пристегивались, и курить разрешали, и спальные принадлежности предоставляли. К солдатам и сержантам относились гораздо строже.

Зашел молча. Залег на свободную койку — общаться с сокамерниками не было желания. Начнутся распросы-рассказы — выслушивать очередную порцию 'я не виноват' да и вообще негатива очень не хотелось. Одно только радовало, что и ко мне никто не проявлял интереса.

Часа через три из-за двери послышалась команда: 'Пятая! Строиться на проходе!'. Сокамерники быстро повскакивали со своих мест построились у стола между нар. Ничего не оставалось делать, как последовать их примеру и встать на левом фланге шеренги. Скрежетнул замок, вошли два солдата с резиновыми дубинками и пистолетами в кобурах.

 — Свешников, на выход! — сказал один из них, доставая из футляра на ремне наручники.

Застегнув браслеты, заведя руки за спину, меня снова повели куда-то. Как оказалось в комнату для допросов. Там уже сидел майор в повседневной форме со знаками различия военной юстиции, скорее всего следак. И, в принципе, после Валерки Зарубина — самый родной для меня человек — полковник Магашов. То, что здесь шеф находится — не удивительно, с его-то связями... Но вида не подавал, что рад — мало ли... Еще не известно в каком Петр Михайлович настроении.

 — Присаживайтесь! — майор указал на привинченную к полу табуретку. И, обратившись к конвоиру, добавил, — Можете быть свободным.

 — Я майор юстиции Савенков Игорь Владимирович, твой следователь. Давай, капитан, рассказывай, что произошло у тебя в аэропорту 'Большое Савино'? Кури. — продолжил прокурорский, придвинув ближе пачку трофейного 'Camel'.

 — Нет, спасибо. А ничего не произошло. Во время перелета в Пермский край для проведения очередного отпуска, в самолете, призвал к порядку троих подвыпивших гражданских, которые в состоянии алкогольного опьянения начали нарушать общественный порядок. После приземления, конфликт продолжения не имел. Когда по вызову начальства вернулись в Рось — арестовала полиция, предъявив обвинение в убийстве некоего Егорова Николая Петровича. Вот собственно и все.

 — Алиби есть на момент совершения преступления?

 — Есть конечно, капитан Зарубин может подтвердить.

 — На, почитай, что на тебя наговорили дружки этого Егорова. — сказал Савенков и протянул два распечатанных стандартных листа бумаги.

Не буду цитировать написанное, изложу вкратце. Тот наш 'разговор' на борту описали вполне правильно, но вот после пошла какая-то лажа. Оказывается, по прилету, я подошел к ним, вывел в туалет 'для поговорить', вырубил двоих корешей, а Егорова замочил и ограбил, будучи в изрядном подпитии. Самое интересное: кроме этих двух уродов больше свидетелей не было.

 — Гражданин майор, что тут за ерунда написана? — спросил я, возвращая протоколы допросов.

 — Да я и сам вижу, что все шито белыми нитками. Менты обрадовались, что никого искать не надо, но вот с доказухой не заладилось. А когда пришло распоряжение сверху передать твое дело нам, военной прокуратуре, так вообще плясали от радости, что можно от 'глухаря' избавиться.

 — Это все хорошо, но что мне делать дальше?

 — Пока ты сидел в СИЗО, по просьбе Михаила Петровича, мы провели свое небольшое расследование. Опросили Зарубина, Марию Толоконникову (стюардессу с того самолета), Петра Васина — таксиста, что вас вез на железнодорожный вокзал. В общем, у меня появились основания изменить тебе меру пресечения на 'подписку о невыезде'. Под ответственность твоего командира — полковника Магашова. Через пару месяцев суд рассмотрит твое дело и вынесет приговор. В общем так, сейчас иди за вещами, все необходимые документы я уже оформил. — сказал майор и нажал кнопку вызова караульного, который моментально появился в дверном проеме.

 — Проводите товарища капитана в камеру, — обратился к конвоиру Савенков. — Пусть собирает вещи и на подписку.

Через час я уже вышел на крыльцо 'губы' и с жадностью, зажмурив глаза, вдохнул полной грудью июньский воздух. Эх, хорошо-то как! Воля! Когда закончил наслаждаться свободой, заметил припаркованный через дорогу 'Тигр'. Открылась задняя дверь и из нее вылез улыбающийся Зарубин. Недолго думая, пошел к нему.

 — Ну что, жив, зэчара?! — спросил с ухмылкой Валерка, стискивая меня в объятьях. — Решил, сучка подзаборная, на зоне зашариться?! А хер ты угадал!

 — От тебя зашаришься! Ты ж, упырь, везде достанешь!

 — Ладно, идем, а то шеф ждет и он сильно не в духе.

 — Херово.

Магашов на допросе у следака и во время всего трехчасового путешествия в Центр не проронил ни слова. И внешне не было понятно его состояние духа. Скорее всего устроит 'тихую Варфоломеевскую ночь' у себя в кабинете. Ну, Бог не выдаст, свинья — не съест. Впрочем, так все и получилось: по приезду мы сразу направились в магашовские 'аппартаменты'. Также молча зашли, Петр Михайлович кивком головы указал Зарубину на дверь, после чего тот моментально исчез в коридоре. Ого! Видать, дело пахнет керосином!

Полковник подошел ко мне вплотную и полминуты сверлил взглядом. А потом как двинет с кулака да по морде вашего покорного слуги. От удара отошел на пару шагов, из носа полилась кровь. Отвечать не стал — прав он, на все сто. Вот чего не ожидал так не ожидал. А рука еще тверда у шефа. Человечище!

 — Ну с возвращеньем, Володя! — сказал Магашов и протянул руку для пожатия. — Заставил ты поволноваться и поднапрячься.

 — Виноват, товарищ полковник! — немного гнусавя, останавливая ладонью 'юшку' из носа, только и нашел что сказать в ответ.

 — Виноватых пиздят немилосердно! Нахера ты этих уродов трогал? Сколько раз тебе было сказано, что нельзя вступать в конфликты с гражданскими? На, утрись! — протянул шеф мне пачку салфеток.

 — Товарищ полковник, а это вы мне лафу в СИЗО устроили?

 — Какая разница?

 — Я просто хочу проверить свои умозаключения и аналитические способности.

 — Я те дам аналитические способности! За твои выкрутасы тебе не аналитические, а анальные способности на британский флаг рвать надо!

 — Но все же, товарищ полковник?

 — Да, я. А то я тебя знаю, накостыляешь там направо и налево, а на тебя потом еще одну статью повесят или урки ночью пришьют. В общем, пришлось свои связи напрягать и кое-каким людям, весьма серьезным отдавать долги.

 — Даже так?

 — Просто в свое время одного из серьезных криминальных авторитетов от 'вышака' при Союзе спас. Вот он и отплатил.

 — Я так и думал.

 — Думал он. — проворчал полковник, усевшись в свое кресло и задымив сигаретой. — Если бы ты своей безмозглой башкой думал, то не вляпался бы в эту херню. Ты б видел как напарничек твой, Валерка, как трипперный зайчик скакал в поисках свидетелей. Даже в Пермь слетать успел... Вот поэтому вы у меня всегда были на хорошем счету — потому что друг о друге заботитесь. Думаю, что и ты бы для своего напарника такое же сделал.

 — Несомненно. Но это все лирика. Вы ведь не для этого меня сюда позвали. Ну по морде дали — это понятно, 'типа первая часть Мерлезонского балета'.

 — Вот что мне всегда нравилось в тебе, Володя, так это твое чутье. Благодаря ему и вопреки всякой логике ты остаешься в живых. В общем, сам понимаешь, пока ты под судом я не имею права тебя держать в подразделении. — с этими словами шеф достал из сейфа папку и протянул мне. — Вот приказ о твоем исключении из списков части. Ознакомься и распишись.

 — Товарищ полковник, а что дальше? — поставив каракулю не читая, спросил я.

 — Пока тут страсти улягутся, тебе лучше уехать в действующую армию. Потом, когда тебя оправдают — вернешься и продолжишь службу.

 — А как же Валера? Как он без меня?

 — На время твоего отсутствия он будет инструктором в Центре.

 — А куда меня направляют?

 — В Западную 'стратегичку'. Все что я смог сделать — это 'в распоряжение Командующего группировкой'. Короче, куда пошлют. Постараюсь сделать тебе теплое место при штабе.

 — Не нужно, товарищ полковник. Сам виноват — сам и разберусь по месту.

 — Ладно, это твой выбор и я ожидал, что ты так скажешь. Уважаю. Зайди в строевую, получи предписание и езжай.

 — У меня же подписка о невыезде.

 — Можешь не волноваться — уже все улажено. Так что иди и решай свои вопросы.

 — Есть, товарищ полковник. Разрешите идти?

 — Иди, сынок. Будь там осторожным.

 — Есть, быть осторожным. — сказал я и вышел.

В коридоре, возле туалета стоял Валерка и докуривал очередную сигарету, суда по количеству дыма.

 — Что он тебе сказал? — выпалил напарник.

 — Выгнал из подразделения. Поеду в Западную 'стратегичку'.

 — А как же я?

 — Ты остаешься инструктором в Центре. Диверсантов тренировать.

 — Ну нихуя себе! Нет! Я щас пойду к шефу и выскажу все!

 — Валерыч, не надо. Это всеравно на два-три месяца, пока меня не оправдают. А потом — аля улю.

 — Ладно. Давай я тебя хоть провожу что ли.

 — Давай.

Командирский 'Тигр' довез нас до Киевского вокзала. Настроение у меня было никакое, это если мягко сказать. В воинской кассе 'отоварили' бронь на плацкарт до Киева, который освободили пару месяцев назад и где располагался штаб Западной стратегической группировки.

Вагон номер три. До отправления еще десять минут и можно постоять, покурить.

 — Ты как-нибудь маякни, Вован, когда доберешься.

 — Каким образом? Не говори ерунды.

 — Эх, завидую я тебе сейчас немного.

 — Чего это?

 — Ну в Киев едешь...

 — Думаю, долго там не задержусь.

 — Ты адрес не забыл?

 — Конечно не забыл. И обязательно побываю. Если найду твоих — дам адрес и телефон.

 — Спасибо, Вован.

 — Отъезжающие, заходите в вагон! — громко сказала проводница.

 — Ну все, Валерыч, я поехал. — сказал я обнимаясь на прощание с другом.

 — Вован, ты там по-осторожнее. Береги себя!

 — Буду. До встречи, упырь!

 — Езжай уже, сучара!

За окном проносились предместья Роси. Мощный локомотив тянул состав на юг, в 'мать городов русских', то есть Киев. С одной стороны было немного обидно, что из-за наговора этих уродов меня вышвырнули из 'Двины'. А с другой — окажусь в знакомой обстановке — на фронте. А там уж как получится. Всеравно, буду проситься в пехоту. Ну и дурак ты, Володя, не навоевался еще? Видимо нет. То что из глубинной разведки выкинули — это временно и это утешало. А с другой стороны, война на переднем крае уже другая пошла. Это не то, что было в пятнадцатом или шестнадцатом годах, когда каждый патрон экономили, тряслись над каждым сухарем или ИПП. Обеспечение и вооруженность сейчас совершенно другие, вышли, так сказать, на совершенно другой качественный уровень. 'Отмылась' наша армия от наносного, то есть приспособленцев, просто дебилов или дураков, да и откровенных каръеристов, агентов влияния и тому подобной шелупони, которая пригрелась 'у теплой сиси Мамы-Родины'. Вгору пошли реально опытные командиры. Наконец-то наша армия НАУЧИЛАСЬ ВОЕВАТЬ. Я хоть и был немного далек от простой пехоты, но это чувствовалось по успехам на театрах военных действий. Сколько полезных и нужных образцов техники, вооружения и оборудования появилось в войсках. Но все это меркнет перед тем качеством людей, что все это использовало на полях сражений. На удивление произошел какой-то национальный перелом в мозгах простых людей. Видимо, еще чуть-чуть и превратили бы нас в ходячих желудков, общество потребителей. Хотели сделать стадо баранов, которым ничего кроме пива, баба и сладкой жвачки с экранов телеящиков — НЕ НУЖНО. Отметил для себя, пока ехал, что слова 'американец', 'пендос' или 'натовец' — стали синонимами крепких ругательств. Исходя из вражеской пропаганды — все выглядело чисто и гладко — давали людям гуманитарную помощь, помогали восстанавливать города. А на самом деле, зверствовали на оккупированных территориях не хуже фашистов в прошлой Мировой войне. Поэтому и партизанить было проще — местное население поддерживало. Будь по-другому — выловили бы очень быстро. Конечно, в Кырыме было всякое — и татары сотрудничали с пендосами да турками, и некоторые наши. Ничего, мы туда вернулись и теперь воздадим каждому по заслугам. Все-таки прав был в свое время 'дядя Джо', как называли Сталина те же американцы с бриттами. Сотрудничали с врагом? Вперед! На освоение целинных земель! Это не то, чтобы относилось к крымским татарам, но ведь и чеченов тоже отправили 'гондурасить на Колыму' — такая политика государства. Объясните, почему, например, казанские татары сражались за Родину? Почему они не требуют независимости Казани? Может я многого не знаю, но напрашивается только один ответ: они знают, что моментально получат люлей. При развале Союза наши, кырымские татары почувствовали волю на почве неразберихи в лихие девяностые и теперь решили 'поднять голову'. Самое смешное, что перед войной в силовых структурах Кырыма около шестидесяти процентов личного состава были представителями этой национальности. Оно и понятно, почему 'Отряды Меджлиса' наносили ошутимые удары правительственным войскам во время 'контрсепаратистской операции'.

 — Давайте билет! — присела на край нижней полки проводница с кожаной папкой, в которой кармашки с номерами мест были заполнены сложенными в несколько раз бланками билетов. — Постельное брать будете? Двести рублей.

 — Хорошо, приносите. — сказал я, отдавая и билет, и две сторублевки.

 — Через часик принесу чай.

 — А вот за это дополнительное, категорическое спасибо! — хмыкнул я.

Давненько на поезде не ездил. Надо было хоть почитать что-нибудь взять. Ладно, и так обойдусь. Из динамика в потолке нашего купе лилась какая-то музыка, неизвестного мне исполнителя. В слова и мелодию не вдумывался — воспринимал как общий фон. Соседи посматривали на меня с интересом, но с разговорами не приставали. Да и хорошо! Что-то в последнее время ты, Володя, стал людей сторониться. Скорее всего это связано с тем, что ты двадцать четыре часа в сутки последнее время не имел возможности побыть одному. Так называемый 'комплекс личной территории' — как я его называю. Не было возможности для определения 'личного пространства'.

А поезд все дальше и дальше катил, упорно двигая вагоны среди однообразных пейзажей Средней полосы России.

6.

Поезд монотонно постукивал колесами на стыках рельсов. Чем дальше на юг — тем больше чувствуется присутствие войны. На станциях и полустанках стало больше военных и меньше гражданских, по дороге все чаще можно было наблюдать воронки от мощных взрывов, закопченные развалины зияли пустыми глазницами оконных и дверных проемов. Стало больше покореженных остовов сгоревшей техники, как нашей, так и вражеской. Иногда попадались холмики могил. Правда сейчас уже наладили похоронное дело на фронте — теперь трупы выносят с поля боя и отправляют по месту жительства для последнего упокоения, даже если это сопряжено с потерями. Бывали случаи, когда командиров подразделений судили и приговаривали к большим срокам за то, что не обеспечили эвакуацию тел павших за Родину. Да и атмосфера в армии была такая, что если пришли на поле боя все, то все и вернутся, кто-то раньше — в цинковых гробах, кто-то чуть позже на костылях и инвалидных колясках, кто-то гораздо позже — своими ногами. Если ты не обеспечил вынос тел своих подчиненных с поля боя для отдания последних почестей павшим за Родину — то становился изгоем. Бывали конечно случаи, когда и хоронить было нечего — например, попадает ракета в танк, а экипаж потом в буквальном смысле приходилось лопатами оттуда выскребать. Тем не менее, делали полноценные гробы и останки отправляли домой. В данном случае, речь идет не о том, чтобы человека просто закопать, а сохранить память о павшем за свободу своей Родины солдата для будущих поколений. Конечно, на мою память, когда воевали в осажденном Севастополисе или партизанили — хоронили павших где придется, но когда наша армия начала наступать — упорядочили данный вопрос. Бывало, что с пендосами была негласная договоренность не обстреливать похоронные команды с обеих сторон. Для идентификации на каски надевали белые чехлы, которые шили из наволочек. Иногда даже помогали друг другу: сложат вражеские тела в кучу и отойдут. С турками и татарами в этом плане не договаривались, так как они часто уродовали трупы наших солдат. С этими тварями разговор обычно короткий — в плен не брали. Интересно, почему вдруг я задумался об этом? Наверное, потому что возвращаюсь на передок. Интересно, что там будет? Ну приеду — узнаю, как обычно.

Попутчики в купе попадались самые разные: и беженцы, возвращавшиеся в родные места, и торговцы с разнообразными мешками да баулами, и просто вояки, как я, едущие к месту службы. Попадались и гопники, промышлявшие по вагонам. Гражданские с уважением смотрели на мою нашивку о тяжелом ранении, 'фронтовик' (специально введенный шеврон обозначающий, что его носитель пребывает в действующей армии). Лезли с распросами о войне и, как ни странно, каждый старался угостить чем-нибудь. Например, до Калуги со мной ехал кряжистый усатый мужик лет пятидесяти на вид, с несколько недобрым взглядом из глубоко посаженных глаз под кустистыми бровями. Он расстелил газету на стол, открыл сумку, достал пакет с едой, 'мерзавчик' водки и два стакана.

 — Давай, служивый, присоединяйся. — сказал он, разливая водку.

 — Да нет, спасибо. — отнекивался я.

 — Не обижай, капитан.

 — Хорошо.

 — Сына ездил в госпитале проведать, — сказал он после того, как махом опрокинул содержимое стакана в рот и захрупал соленым огурцом. — Досталось ему.

 — Понимаю. Где он воевал?

 — Под Белой Церковью. Вот уже два месяца лежит. Осколочное ранение брюшной полости. Так врачи сказали. Удивляются, что выжил и идет на поправку. Моя порода — рощухинская.

 — А сами чего не на фронте?

 — Да мне уже седьмой десяток пошел — не взяли. Старый, говорят, ты уже. — как бы оправдываясь ответил мужик, пробуравив меня взглядом. — Как звать-то тебя, капитан?

 — Володей.

 — А меня Дмитрий Тимофеевич. — представился Рощухин, протянув руку для пожатия.

 — Очень приятно. — ответив на его мужское приветствие.

 — А сам куда путь держишь?

 — Да все туда же — на Запад. — усмехнулся я. — Еду за новым назначением в Западную 'стратегичку'.

 — Эт понятно. А воюешь давно?

 — Да с первого дня. Я ведь еще в Окраинской армии начинал.

 — А лет-то тебе сколько?

 — Двадцать три года. А что?

 — Да ничего... — пристально посмотрел на меня, покачал головой и разливая водку по стаканам, сказал Дмитрий Тимофеевич. — Взгляд у тебя как у старика. У моего сына сейчас такой же. Что ж там с вами делают-то?

 — Ничего не делают... воюем просто как положено.

 — Оно-то понятно. А это где тебя? — спросил Рощухин, указывая на нашивку по ранению.

 — Да так, при обороне Севастополиса подстрелили.

 — Ты ТАМ выжил?! Тогда мне все ясно.

 — А сын ваш кто по званию?

 — Да уже полковника получил. Говорят, если не комиссуют, то генеральскую должность дадут.

 — Ого!

 — Вот тебе и ого. Это мой самый старший. А младший как ты, в капитанах. Только он на годик тебя старше.

Потом Дмитрий Тимофеевич показывал фотографии своей семьи, рассказывал о том кто где и как служит или работает. Было видно, что человек гордится своими детьми, которых, как оказалось, у него было четверо. Именно было. Потому что двоих уже 'забрала на свой алтарь Победы Родина', как бы ни пафосно это звучало. Когда у Рощухина дошла очередь до фотографий погибших сыновей, на лице не дрогнул ни один мускул, только появившаяся едва заметная дрожь пальцев выдала, что ему больно, не зажили, не затянулись еще душевные раны утраты. После этого он снова разлил остатки водки, которая, на удивление, не пробирала, так сказать.

 — Давай, Володя, за тех, кто погиб на этой войне. За сынков моих — Алексея и Ивана. — и мы молча, не чокаясь, выпили.

Также, не говоря ни слова, вышли в тамбур и закурили. Говорить не хотелось...

июнь 2016 года. Окрестности Севастополиса, район поселка Алсу. 17-й километр Ялосского шоссе.

Подстелив трофейный спальник под задницу, я уселся на дно командирского СПСа. Поставив взводным задачи, появилась минутка побыть одному. Несмотря на то, что позиция роты была скрыта листвой 'зеленки', пронизывающий горный ветер доставал и здесь. Всю последнюю неделю боремся с холодом по ночам и голодом днем. Последнюю 'ленточку' со жратвой и боеприпасами разбомбили пендосы. Костры разводили только по ночам и то, сначала накидаем дров, часик ждем пока прогорит, если вражеская артиллерия или авиация не накроют — берем еще тлеющие головни и на них уже готовим, греемся, сушим одежду. Все время находишься как в каком-то полусне, потому что ночью спишь урывками — так как из-за пронизывающего холода, росы и мокрой от нее одежды комфорт еще тот.

Сегодня выглянуло солнышко и уже начало ласково пригревать. Повесив бушлат и фланку на залитую солнцем стену СПСа, я сидел на его дне одетый в штаны, майку и разгрузку. Рядом стоял постоянный спутник и друг — верный АКС-74. Наша позиция перекрывала небольшую заброшенную асфальтированную дорогу к Морозовке. Я с первым и вторым взводом оседлал небольшую удобную гору, а под командованием Шпитального третий и четвертый взвода — соседнюю, через дорогу. Основные силы батальона были в районе Чернореченского каньона, а нас выставили для заслона на случай высадки вражеского десанта, чтоб в тыл не ударили и не отрезали проход к своим. Благо хоть дали арткорректировщика и два расчета 'Подносов'. Боеприпасов-то кот наплакал, еды — еще меньше. Вот и воюй как знаешь. Правда час назад уехал отряд спецминирования, который расставил на основных проходимых пехотой участках 'охоту' и поделился боеприпасами да едой — они-то на базу ехали. Да и сами мы сложа руки не сидели — заминировали дорогу на совесть и ближние подходы к позициям утыкали растяжками из гранат да сигнальных ракет. В общем, сделали все, чтобы никто незамеченным или безнаказанно не приблизился к нам, либо не прошел мимо.

От безделия сидел и зековским ножом обстругивал палку, определенного практического предназначения для этого предмета не было, но себя занять надо было. Бойцы под руководством своих командиров углубляли ходы сообщения между огневыми позициями — прокопав траншеи до скалы теперь выкладывали стенки из камней. Из того же материала строили дополнительные СПСы или усиливали уже существующие. Короче говоря, все при деле. Надо бы пойти и 'проинспектировать' Шпитального, но желания особого не было. Разве что через пару часов можно выдвинуться со 'внезапной' проверкой, да и в картишки перекинуться с замполитом да взводными, чайку попить.

Порывом ветра фланку сбросило со стены и мой взгляд упал на край кожаного бумажника, торчавшего из внутреннего кармана. Достав его, вынул фотографию Оксаны — это все, что осталось у меня от жены. Она жизнерадостно улыбалась, в глазах озорные огоньки... Защемило в груди, засвербело в носу и на глаза навернулись слезы. Понятное дело, что плакать никто и не собирался, как-то оно все само...

 — Девушка ваша, товарищ гвардии лейтенант? — это мой негласный ординарец Топа, заглянул из-за спины, когда влез в СПС с двумя солдатскими кружками дымящегося чая.

 — Нет, жена. — буркнул я в ответ.

 — Красивая.

 — Была.

 — Как была?

 — Погибла она. В марте месяце при авианалете.

 — Простите.

 — Да ничего, Топа. Че ты там принес?

 — Да чай, товарищ лейтенант.

 — И не стыдно тебе эту бурду называть таким чудесным словом как 'чай'?

 — Ну другого-то нет.

 — Да понятно. Всеравно, Топа, херово ты о командирском здоровье заботишься, — решил поприкалываться с Топалова от безделия. — Незачет тебе.

 — А что такое, товарищ гвардии лейтенант? — округлил глаза 'ординарец'.

 — Нет чтобы раздобыть каких-нибудь ништяков к чаю. Все за тебя ротный должен думать! — и я вытащил из трофейного рюкзака пачку галет, которые до этого раздобыл у командира группы спецминирования.

 — Круто! — сглотнув голодную слюну, сказал Топа.

 — Ладно, позови Пегрикова и Ивасова, и заодно им чаю организуй.

 — Есть! — сказал 'денщик' и убежал выполнять приказ.

Узнав о галетах, взводяги быстро подтянулись к командирскому СПСу, в котором помимо меня еще обитал Топа, так как дежурил у радиостанции.

 — Звал, командир? — спросил Серега Пегриков и облокотился на стену нашего укрытия, от чего вывалилось пару камней и один из них угодил мне на ногу.

 — Топа, блядский сын! — взвыл я. — Ты где? Бегом сюда! Я тебе щас глаз на жопу натяну и моргать заставлю! Какого хуя камни так хреново сложены?

 — Да что сразу Топа? — возмутился 'ординарец'. — Нехер облокачиваться на стены, так они рушиться не будут!

 — А если пендосы полезут? — продолжаю выволочку. — От первого же попадания пули доблестного командира первой роты погребет под развалинамии СПСа? Топа, ты подохренел от невыносимой легкости бытия! Если не устранишь в течении часа — будешь пулемет таскать!

 — Да сделаю я, товарищ гвардии лейтенант.

 — Вот и хорошо. Серега, садись, чайку с галетами тяпнем, — обратился я уже ко взводному-1.

 — О! А вот это хорошо! — воскликнул Пегриков, выхватил кружку с чаем у Топы, присел на корточки и взял один хлебец. — Командир, тут Топалов говорит, что ты женатый.

 — Был. Вот ведь трепло! Что еще он рассказал?

 — Да так, что погибла она. Если не хочешь — не рассказывай...

 — Честно говоря, не хочу.

 — Ну и ладно. — сказал комвзвода-1, аппетитно хрустя галетой.

 — А ты женат, Серега?

 — В разводе я. — Пегриков моментально помрачнел и даже жевать перестал, уставившись в одну точку, что-то либо обдумывал, либо вспоминал.

 — Давно?

 — Да перед самой войной.

 — А что ж так? Бухалниудилялвнимания, наверное, жинке трындюлей выписывал?

 — Нет. История банальна и стара как мир: на шахте зарплату год как не платили, ну и загуляла с богатеньким козлом. Как узнал — навешал пиздюлей сначала ей, потом выловил этого фирмача, он сеть продуктовых магазинов держит, отвесил и ему по-нашему, по-шахтерски. Хотя он, в принципе, и не виноват. Как в старой поговорке: сучка не захочет — кобель не вскочит. Так вот, потом за мной начали бандосы охотиться. Неделю по друзьям мыкался, а тут война началась и вот я здесь.

 — А дети?

 — Нет, детей нету. Наверное и слава Богу. Чем от такой сучки, так лучше вообще... Три года с ней прожил...

 — Знаешь, Серега, это хорошо еще, что сейчас у тебя говно всплыло. А если бы на старости лет? Не, это к лучшему. Кстати, тому олигофрену или как там его, олигарху ты еще поляну должен был накрыть.

 — Ну не знаю.

 — А чо тут знать-то? Будет как у Василия Ивановича с Петькой опосля войны.

 — Это как?

 — Ну вот выгоним пендосов, поселимся с тобой в Севастополисе. Женим на какой-нибудь морячке, с которой ты морячат настругаешь, а я буду другом семьи...

 — Да ну тебя, Володя!

 — Любишь ее еще?

 — Не знаю. Разумом — убить готов, а каждую ночь снится.

 — Значит любишь. Во всей этой ситуации у тебя есть один положительный момент — она хоть жива.

 — Уж лучше бы погибла, как у тебя — не так больно было бы.

 — Кто знает, Серега, кто знает...

 — Чего-то вы такие грустные? — спросил подошедший Ивасов.

 — Да так, за жизнь бакланим, — ответил я, протягивая ему кружку чая с положенной сверху галетой.

 — А чо за нее базарить? Жить надо сейчас!

 — Леха, а ты женат?

 — Да нахуй нужно?! Не-е-е, я еще не нагулялся.

 — Сколько ж тебе лет?

 — Двадцать шесть, а что?

 — А ничего... Завтра прихлопнут тебя, а кого или что ты после себя оставишь кроме могилы и кучи дерьма?

 — Знаешь, командир, если выберемся из этой жопы, поеду я по родному Юзбассу да конфеты первым встречным ребятишкам раздавать — вдруг мой попадется.

 — Эх Леха-Леха! Членистоногий ты наш!

 — А чо я членистоногий-то?

 — Ну куда член — туда и ноги.

 — Это да.

Неожиданно на дороге со стороны Ялосского шоссе показался КАМАЗ-рефрижератор. На лобовом стекле скотчем приклеен лист А-4 с красноречивой надписью: 'Груз 200'. Бойцы без команды бросились врассыпную по позициям, защелкали предохранители и затворы.

С пассажирской стороны открылась дверца, оттуда высунулся человек, замахал рукой и что-то крикнул, пытаясь перекрыть надрывный рев мощного дизеля. Отчаянно скрипя колодками, дальномер остановился. Держа на мушке лобовое стекло на месте водителя, я показал пальцами 'два' и ткнул в сторону рефрижератора. С места сразу сорвались Степанчиков и Мальцов, аккуратно лавируя между растяжками, двинулись к машине. Осторожность тут была не лишней — американскася спецура не зря свой хлеб кушает — и не на такие уловки пускалась, чтобы пробраться в наши тылы и беды натворить. Тем более, что нас сюда выставили именно поэтому — ожидался десант.

Пока бойцы подошли к КАМАЗу из кабины вылезли двое в камуфляжах. Степанчиков держал обоих на прицеле, Мальцов проверял у визитеров документы. Минута, в течении которой боец изучал 'ксивы', тянулась нестерпимо медленно. На всякий случай поглядывал под будку рефрижератора и задние двери — там реально можно было хоть роту спрятать. Заодно не стоит ослаблять внимания за окрестностями. Сашка Мальцов махнул, что все в порядке и я облегченно выдохнул, одновременно щелкая предохранителем АКСа.

Взяв с собой пятерых, по единственной, только нам известной тропинке спустились к 'пришельцам'. Водитель был мужик лет сорока с недельной небритостью и небольшими залысинами на седеющей с короткой стрижкой голове. Второй был парень лет двадцати пяти с помятой физиономией и такой же щетиной. От обоих разило перегаром за несколько метров. Подойдя ближе, увидел их знаки различия — оба были прапорщиками.

 — Эй, служивые, тащите своих 'двухсотых' да жратву с патронами забирайте. — сказал тот, что по-моложе.

 — Да типун тебе, блядь, на твой поганый язык! — неудержался подошедший Пегриков. — У нас тут уже кишки слиплись от голодухи, а они пьяные хуй знает где катаются!

 — Да иди ты в жопу! На труповозке трезвым ездить — свихнуться можно! — грозно прогудел водитель, а потом уже добавил более спокойным тоном. — Пока к вам добрались два раза чуть не накрыли. Хорошо еще, что пендосы очень редко рефрижераторы бомбят — уважают типа 'последний путь'. Ладно, пойдем, лейтенант, добро свое получать. То, что у вас нет 'жмуров' — это хорошо.

 — Еще бы. — невесело ухмыльнулся я, направившись к задним воротам холодильника.

Когда прапорщик-труповоз открыл первую створку — на асфальт выплеснулась и потекла тонкой струйкой почти черного цвета кровь. Из глубины контейнера в нос ударил отвратительный сладковатый смрад разложения. К горлу подступил тошнотный ком и великим усилием воли сдержался, чтобы не выплеснуть содержимое желудка. Чего не скажешь о других бойцах, которые с непривычки 'пугали' придорожные кусты в паре метров от меня.

На деревянной палете стояли ящики с патронами и сухпаями. А за ними в четыре слоя, вповалку, лежали тела бойцов. Виднелись и матросские фланки, и окраинское 'стекло', и российская 'пятицветка' — расцветки камфуляжей. Кое-где лежали просто целлофановые черные, непрозрачные мешки. ЧТО в них или кто, я даже и думать не хотел. Некоторые лежали завернутые в плащ-палатки, но по частям. Попались в поле зрения даже несколько 'мумий' — обгоревшие останки экипажа вертолета, как потом объяснил прапор, что по-моложе.

Стараясь не смотреть вглубь рефрижератора, бойцы быстро поскидывали на асфальт содержимое палеты, после чего водитель неторопливо закрыл дверь 'передвижного некрополя', как я мысленно окрестил эту машину.

 — Ну ладно, лейтенант, поехали мы. А то еще в Шестую бригаду надо заскочить — там у них взвод пендосовские морпехи вырезали под Черноречьем. — сказал прапорщик тот, что старше и, достав сигарету без фильтра, закурил.

 -Слышь, а чего у тебя в будке так воняет? Ты что, не включаешь холодильник? — спросил я у водилы.

 — А он и не работает. Это так — для успокоения начальства и пендосов. Бутафория. — ответил, пыхнув дымом вперемежку с перегаром 'труповоз',залезая в кабину.

 — Ну как всегда в нашей блядской стране.

 — Это точно. Ладно, удачи, мужики! — сказал он и КАМАЗ, выдохнув солярочный выхлоп, взревел двигателем, а потом медленно стал сдавать назад.

Пока перетаскивали груз в расположение, все пришибленно молчали, находясь под впечатлением от увиденного в недрах холодильника на колесах. У нас тоже были потери, но обычно приезжала 'таблетка' или 'вертушка' прилетала (если везло) и вместе с раненными забирали тела. Но чтобы так массово — ни разу не было.

Оставив на обочине долю взводов Шпитального, я отправил остальных наверх, в расположение, оставшись с Топой и пулеметчиком Чинцовым. Для прикрытия на всякий случай спуска 'грузчиков' от замполитовской группы. Решил убить двух зайцев сразу: и 'инспекцию провести', и просто пообщаться с людьми.

После получасового подъема в расположение третьего и четвертого взводов оптимизма в настроении не прибавилось. Сашка радушно пригласил в свою 'ленкомнату', как он окрестил СПС в котором обитал. Там уже лежал на расстеленном спальнике Петраков. Поздоровавшись со всеми, я решил снять стресс. Спиртное у Петровича есть, но это будет фатальной ошибкой, если употребить на 'боевых' — это только в фильмах показывают, что на передовой пьют. А так как жить хотелось — то напряжение сняли с помощью чая, сосисочного фарша и дубовых сухарей, которые размачивали все в той же коричневой бурде, которую именовали китайским напитком.

Шок от увиденного долго не оставлял меня. Даже сам не знаю почему. Вроде уже не первый месяц на передовой, уже успел привыкнуть к смерти, трупам. Но всеравно...

Июнь 2018 г. Киев.

Моя дорожная сумка легла на замызганную, выщербленную брусчатку перрона. Попрощавшись с проводниками, отошел на несколько шагов и остановившись, глубоко вдохнул воздух и огляделся. Киев-Пассажирский был в разрухе... Встречавших наш поезд было мало. Скорее всего это связано с тем, что население города-героя прошлой войны уменьшилось в разы за счет эвакуации и гибели. На фоне были видны развалины многоэтажек в районе улицы Саксаганского. Наверное, единственные, кто порадовался моему прибытию в столицу Окраины — это гарнизонный патруль да носильщики с таксистами. Не успел и подумать, как появились первые и очень кстати, надо сказать.

 — Начальник гарнизонного патруля лейтенант Самойленко, — представился офицер со значком на груди. — Предъявите ваши документы, товарищ капитан.

 — Да, без проблем. — и вытащив из внутреннего кармана фланки протянул удостоверение и предписание.

Пока лейтенант изучал мои 'ксивы', солдаты из патруля встали по бокам и ненавязчиво контролировали каждое телодвижение. Ну что тут скажешь? Молодцы, видать натаскивают их хорошо. Тем более, что лично для меня причин для волнений, а тем более для агрессивных действий нет.

 — Куда направляетесь, товарищ капитан? — спросил лейтеха, внимательно посмотрев мне в глаза, видимо оценивал реакцию на вопрос.

 — Ну в предписании все написано.

 — Это все понятно, тем не менее, куда вы направляетесь, товарищ капитан? — более строго спросил начальник патруля и, права рука его легла на кобуру с пистолетом, а бойцы напряглись.

 — В штаб Западной стратегической группировки, для получения дальнейшего назначения. — усмехнувшись, глядя на их реакцию, ответил я. — И если вы, товарищ лейтенант, поможете мне и сообщите, где это находится, то весьма обяжете.

Патрульные расслабились и лейтеха рассказал как добраться до нужного мне места. Как оказалось — это было относительно недалеко от вокзала — на Воздухофлотском проспекте, в здании, где раньше размещалась Национальная Академия обороны МО Окраинской республики. Несмотря на то, что совсем недавно еще в столице шли ожесточенные бои, основные улицы уже расчистили от завалов и баррикад. А также разминировали и обезвредили неразорвавшиеся взрывоопасные предметы. Поэтому идти можно было спокойно, во всяком случае днем. Потому что несмотря на комендантский час и приличное количество войск — в Киеве орудовали банды преступников.

Прохожих в гражданском было на удивление мало. Некогда город-миллионник казался вымершим. Только военные патрули и люди в камуфляжах сновали по своим служебным делам. Оно и не удивительно — во время Майдана и Гражданской войны народу полегло прилично, когда НАТОвцы дошли сюда и началась оборона — много людей погибло или эвакуировалось. Но судя по тому, что поезда в Киев приходили заполненные гражданскими — народ постепенно возвращался в родные места.

На КПП Штаба Западной стратегической группировки дежурный лейтенант долго изучал мои документы. Вернув их, он подошел к телефону и куда-то позвонил. О чем тот беседовал я не вслушивался — просто осматривал здание, которое перед войной была главным вместилищем военной науки страны, которая уже практически не существует. Бойня, которая была тут при захвате, а в последствии и освобождении города, практически пощадила выстроенный в классическом стиле главный корпус Академии. Только кое-где окна, оставшиеся без стекол, а также следы копоти на фасаде говорили о локальных пожарах. Видимо, это одно из самых уцелевших зданий в городе, раз здесь решили разместить главный военный руководящий орган на данном участке обширного театра военных действий. Во дворе Академии, который был запущен во время оккупации, уже чувствовалось присутствие вояк — строительный мусор если и встречался, то уссже уложен в кучи или из него сделали огневые позиции. Дорожки обрамлялись выбеленными известкой бордюрами. Стояли кунги со всевозможными радиостанциями, по углам главного корпуса расставили БМП, на которые понавесили еще и дополнительные трубы 'фаготов'. И около десятка палаток ровными рядами довершали весь этот милитаристский пейзаж.

Через пару минут в сопровождении сержанта я направился в Управление кадров. Честно говоря, с одной стороны был небольшой мандраж от неизвестности последующего назначения, а с другой — было немного 'фиолетово', если не высказаться крепче, куда пошлют. Вот такая противоречивая натура у меня!

В обшарпанном 'предбаннике' за компьютером сидела тетка лет сорока и что-то наяривала по клавиатуре. Когда меня все-таки заметили и поинтересовались целью визита, то нераздумывая отправили в кабинет за стенкой, где сидел начальник сектора учета и комплектования офицерского состава майор Степанов. В коридоре на грубо сколоченной скамейке сидело двое офицеров, судя по эмблемам в петлицах — пехотинец и артиллерист. Один из них, с майорскими звездами на 'стаканах' камуфляжных погончиков, спросил меня:

 — Ну что, пехота, за пополнением приехал? Тогда за нами будешь!

 — Да я и есть пополнение.

 — Оп-па! А куда отправляют? — спросил он уже с вялым интересом.

 — Да пока не знаю. Вот сейчас зайду и скажут.

 — А служил где до этого?

 — В морской пехоте, в горных стрелках, партизанил немного.

 — А личное дело с собой?!

 — А то, как же.

 — Дай посмотреть. — уже с неподдельной заинтересованностью попросил майор.

 — А кто вы такой, чтобы я вам дело давал?

 — Ну точно! — как бы определил что-то для себя, воскликнул собеседник. — Майор Чихонцев, помощник начальника штаба Сто двеннадцатого мотострелкового полка Восьмой гвардейской дивизии. Кадровик я, короче. Ну дай глянуть, капитан! Уже двое суток тут валандаюсь...

 — Ну ладно. Читайте. — пожал я плечами и достал из своего рюкзака папку с личным делом, которую вручили мне при отъезде из Центра вместе с предписанием и аттестатами.

Интересно было наблюдать за реакцией Чихонцева при прочтении послужного списка: начал теребить подбородок и качать головой. Сидевший рядом старлей с артиллерийскими эмблемами на петлицах пытался тоже заглянуть, но под строгим взглядом майора отвернулся. Было такое ощущение, что у этого штабиста, как у дворового пса, пытаются забрать кость. После ознакомления с остальными документами, кадровик 112МСП Восьмой гвардейской дивизии внимательно посмотрел на меня и предложил выйти перекурить. А чего отказывать человеку, если нормально предлагает?

 — Слышишь, капитан, — повернув титульной стороной папку моего дела, видимо имя прочитать. — Володя, ты тот, кого я искал!

 — Немного не понимаю о чем вы, товарищ майор.

 — Серега. — протянул руку Чихонцев.

 — Хорошо. Давай по порядку, Серега. — пожимая в ответ.

 — В общем, мне 'кэп' уже полмесяца жопу развальцовывает, что должность командира разведроты полка вакантная. Вот и послал сюда. Наказал, чтоб без ротного не возвращался. А тут ты...

 — Мне лично похер.

 — Вот и договорились. Стой здесь! Я сейчас все улажу и поедем к нам.

 — Серега, погоди. Есть одно обстоятельство, о котором я тебе должен сообщить.

 — Ты беременный? Гомосек? Адвентист Седьмого дня?

 — Кроме шуток. В общем, под следствием я.

 — Оп-па! А ну-ка рассказывай! — немного напрягся майор.

Вкратце поведал историю своих мытарств на зоне и наблюдал за реакцией Чихонцева. Под конец рассказа он снова приобрел задор 'кладоискателя, который наконец-то отрыл заветный сундучок'. В принципе, как уже и раньше говорил, мне пофигу где служить. И никогда не думал, что могу вызывать такие эмоции у людей. Точнее не я, а мой послужной список.

 — Володенька! Не парься! — ткнул легонько меня в плечо кадровик. — Судя по твоей биографии, по тебе давно уже Звезда Героя плачет. Ты того чувака замочил?

 — Нет, конечно.

 — Ну и все! А зарекомендуешь себя хорошо — так и отобьем тебя у судейских. Все, я побежал! Жди здесь! — сказал Чихонцев и убежал улаживать всю бумажную волокиту.

Где-то минут через сорок Серега вернулся и был доволен как-будто ему орден вручили. Оно и понятно — избавился от головняка. Потом мы пошли в местную военторговскую столовку, пообедали плотно, ожидая пока появится попутный транспорт. А ехать нам нужно было в Васильков на недавно восстановленный аэродром, откуда уже вертушкой в расположение дивизии, которая, по словам Чихонцева, стояла в районе Староконстантинова Хмельницкой области, куда ее вывели на отдых и доукомплектование.

Перед посадкой на борт прошли стандартную процедуру регистрации на рейс и вместе со взводом салаг из учебки под предводительством усатого прапорщика, залезли в 'корову' или транспортный МИ-38. Через два с половиной часа мы были на месте...

7.

'Буханка', которая нас встретила на аэродроме вертолетчиков, еле ползла по убитому асфальту, лавируя между выбоинами и лужами. Водитель, сержант, лет тридцати о чем-то беседовал со старшим машины — усатым старшим прапорщиком. Несмотря на то, что мы были в глубоком тылу, у меня не проходило ощущение обнаженности, что ли. Скорее всего это было связано с тем, что все пассажиры были вооружены, а ваш покорный слуга кроме табельного 'Пернача' ничего не имел. Если учесть, что в этих краях, по словам сопровождающих, неспокойно из-за отдельных партизанских групп недобитых 'юльковцев' и просто националистов или разрозненные группы пендосов, пшеков и других натовцев, то можете понять, почему мандраж возникает. В случае чего, носимого боекомплекта хватит разве что минут на десять боя да застрелиться. Несмотря на общую убитость дороги, водила гнал как мог, чтобы успеть в расположение до темноты. Потому что передвигаться ночью на одиночной машине еще пока равноценно самоубийству. 'Вованы' да контрА только начали зачистку здешних краев от бандформирований. Даже был издан специальный приказ по группировке, запрещающий пешее передвижение личного состава в одиночку или группами менее трех человек без оружия и полного боекомплекта вне расположений войсковых частей. Чихонцев тоже был только с ПМом, оно и понятно — штабист есть штабист. Правда под лавкой, на которой я сидел, стоял ящик с РГДэхами и россыпью запалов к ним. Это все мне поведал Серега, пока ехали в Староконстантинов, в штаб дивизии, расположение полка было в селе Сахновцы. Ну субординацию еще никто не отменял — надо представиться комдиву и его замам. Не знаю, почему я не отрекомендовался в штабе группировки, скорее это связано с тем, что командующему, генералу армии и так есть чем заняться, кроме как беседовать с вновь прибывшими офицерами.

Несмотря на то, что Староконстантинов был расположен не так далеко от прифронтовой зоны, все равно встречались на дорогах и местные жители. Большая часть из них составляли женщины, дети и старики. Мужиков почти не было — либо с нами воевали, лио к нашим присоединились (встречались и такие), либо просто были перемелены кровавым молохом войны. Ведь драка шла нешуточная — молотили мы пшеков, прибалтов, 'бандерлогов', то бишь бандеровцев и остальных натовских шавок весьма капитально, боеприпасов не жалели. Поэтому частенько и гражданским перепадало...

По дороге нас с частотой раз в десять-пятнадцать километров останавливали на блокпостах для проверки документов, иногда стопорили мобильные патрули ВАИ. То есть служба неслась по-настоящему. Скорее всего, эти все мероприятия продиктованы кровной необходимостью — мало ли недобитков или еще каких упырей осталось в лесистой местности Хмельнитчины.

Солнце клонилось к закату, когда мы притормозили у КПП расположения дивизии. Сержант-дневальный заглянул в нашу будку через боковую дверь и кивнул солдатику с красной повязкой у самодельного шлагбаума, который, отмотав веревку, дал стреле этого нехитрого устройства контроля въезда-выезда под тяжестью приваренных танковых траков на другом конце 'оглобли' подняться вверх. Подняв клубы пыли наш УАЗик заехал на территорию. В редколесье раскинулись аккуратные ряды армейских палаток, скопище самой разнообразной техники и куча спешащего по своим делам армейского народа.

'Буханка' пронзительно скрипя торомозами замерла возле обыкновенной армейской палатки, у входа в которую стояли двое бойцов при полной экипировке. Блин, жалко пацанов, на солнцепеке и в брониках с касками стоять еще то удовольствие. Да и противоречие старому солдатскому принципу 'Подальше от начальства — поближе к кухне', что называется налицо. Рядом где-то тарахтел дизель-генератор, а из-за неплотно закрытого полога вырывался свет обыкновенной лампочки. Это было 'место обитания' командира полка полковника Вахрушева, как сообщил мне Серега. Часовые пропустили Чихонцева, а у меня попросили документы. Что ж все правильно, а вдруг кадровик диверсанта привез? Хотя, в действительности, так и есть — ваш покорный слуга как бы по военной специальности — диверсант. Через минуту из палатки выскочил Серега и потянул в 'предбанник'.

 — Володя, наш 'кэп' немного прибацнутый на строевых и уставных заморочках. Короче, постарайся вести себя в стиле 'Есть! Так точно! Ура!'.

 — Хорошо, постараюсь. — усмехнулся я, немного отвык просто от всех этих козыряний и игры в плац-парады.

 — Ну что, готов? Пошел! — сказал Чихонцев и 'по-гагарински' махнул рукой.

Постучал в фанерную дверь, которая была вмонтирована в самодельную перегородку из того же материала в палатке, разделяя полевое помещение на 'приемную' и кабинет комполка. Из глубины 'апартаментов' послышалось усталое: 'Входите!'

 — Товарищ полковник, капитан Свешников, разрешите представиться по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы в должности командира разведроты. — отрапортовал я, приставив 'лапу к черепу'.

Немного сбился при докладе, так как последний раз это делал на украинском языке и при обороне Севастополя. Полковник посмотрел на меня испытывающе-изучающим взглядом, потом встал, подошел ко мне, подал руку для пожатия. Еще раз козырнув, 'поручкался' с 'кэпом'.

 — Командир сто двенадцатого мотострелкового полка полковник Вахрушев Дмитрий Афанасьевич. Присаживайтесь, капитан. — сказал Вахрушев, кивком головы указав на стул у основания т-образного стола за которым он сидел и что-то писал, когда я вошел.

Полковник взял папку с моим личным делом и минут пять изучал содержимое. На лице при прочтении не было никаких эмоций. Судя по первому впечатлению — дядька был боевой и то, что его удалось застать в собственной палатке за столом это чуть ли не единичный случай, как потому удалось узнать.

 — Ну что. Это хорошо, Владимир Анатольевич, что вы — боевой офицер. — откинувшись на спинку кресла сказал Дмитрий Афанасьевич. И вдруг его лицо приобрело несколько хищное выражение лица, а глубоко посаженные карие глаза начали пронзительно сверлить меня. — А теперь давай-ка начистоту: почему тебя из ГРУ поперли? Судя по твоему послужному списку — ты профессионал, который смог выжить в гОвнах крутого замеса. Например, Севастополис — ты чуть ли не единственный выживший офицер из Седьмой горнострелковой. Плюс партизанил в Кырыме почти восемь месяцев. Награды такие, что простой ротный должен Рейхстаг взять, чтобы получить их... Кто ты такой, капитан? Почему тебя, такого гарного хлопца, в нашу пехоту сослали? На алкаша или наркошу ты не похож — я их за версту чую.

 — Товарищ полковник, кое-что я не имею права разглашать. Прошу меня понять правильно. По поводу причины появления здесь — расскажу все как есть.

 — Ладно, понимаю. Ну, тогда рассказывай.

Поведал ему свою историю, не называя, конечно, фамилии и имена. Мало ли что, а то потом особисты выстроятся в очередь за моей задницей. По мере повествования лицо 'кэпа' начало приобретать спокойное выражение. Под конец он вообще усмехнулся.

 — Ну, слава Богу. Я-то думал... Отобьем, если хорошо себя зарекомендуешь. Рота у тебя боевая — одни контрактники, которые войну прохавали от и до. Немного расхлябанные, но это из-за того, что не хватает офицеров. Твоя задача их подтянуть и поделиться своим опытом. В общем, врастай, капитан. Раскачиваться некогда.

 — Есть, врастать, товарищ полковник!

 — В дивизии уже был?

 — Никак нет, товарищ полковник.

 — Тогда бери Чихонцева и дуй туда. Остальным моим замам представишься после возвращения. Комдиву не говори, что вначале у меня побывал — не любит он, когда субординацию не соблюдают.

 — Есть, товарищ полковник!

 — К вечернему разводу чтобы вернулся.

 — Есть вернуться к вечернему разводу!

 — Вот и хорошо.

 — Разрешите идти, товарищ полковник? — сказал я, встав со стула, и приложил руку к голове в воинском приветствии.

 — Иди. — сказал он и вернулся к своей бумажной волоките.

Когда вышел, выдохнул и ко мне подскочил Чихонцев.

 — Ну что там, Володя? — спросил майор.

 — Да все нормально. Теперь в штаб дивизии отправляют вместе с тобой. Комдиву надо представиться.

 — А что 'кэп' сказал?

 — Да херня, говорит. Главное, чтобы служил нормально.

 — Вот! И я тебе о том же говорил! Ладно, ты покури пока, я к командиру заскочу и пойдем.

 — Да не вопрос. — сказал я, вытаскивая из правого нагрудного кармана пачку сигарет и зажигалку.

Недалеко от командирской палатки располагалась импровизированная курилка, состоящая из дырявой железной бочки, которая использовалась в качестве урны и пепельницы одновременно. На удивление, желающих подымить не было. Видимо, народ опасается принимать никотин вблизи места, где можно встретить 'кэпа'. Поэтому, мысленно плюнув, спрятал сигареты обратно и подошел к группе офицеров, что-то оживленно обсуждавших. В толпе оно как-то лучше — есть возможность затеряться, если будет угроза получить 'торпеду в корму', выражаясь военно-морским языком.

Прислушался, о чем говорят мужики: обсуждали какого-то капитана Старцева, который совершил очередной залет по пьянке. Заметив, что я 'грею уши', резко сменили тему на виды по рыбалке в местной округе. Хм! Ну и не удивительно, мало ли что за капитан стоит, может из штаба дивизии или еще кто.

Тем временем из палатки комполка выскочил Серега и, кивнув головой, приглашая следовать за ним, двинулся в сторону стоящих неподалеку кунгов.

 — Ну что, Серега, командир доволен? Жопа твоя теперь отдохнет? — спросил я у Чихонцева.

 — Ну! Доволен теперь как слон! Тем более, что не салабона привез, а настоящего зубра.

 — Да ладно тебе. Лучше расскажи за комдива.

 — Это отдельная история. Вообще, мужик нормальный, правда матерится как сапожник. Короче, сам узнаешь, когда представляться пойдешь.

 — Как хоть зовут его?

 — Генерал-майор Шпитальный Петр Николаевич. Служака до мозга костей.

 — Слушай, а у него случайно сына нет?

 — Уже нет. Пропал без вести в Севастополисе. Кстати, а ты не встречал такого? Ты ж вроде в Седьмой горнострелковой служил, где и он.

 — Знаю я его.... точнее знал.

 — Да ты что?!

 — Серега, давай как-нибудь потом?

 — Ну, хорошо-хорошо.

Комдива я застал возле кунга являвшимся его 'кабинетом', когда генерал, виртуозно матерясь, 'вставлял' какому-то капитану из штадива, выражаясь по-старомодному. Давненько не приходилось слушать столько мастерски придуманных идиоматических выражений — заслушаться можно. Но приводить цитаты не буду, если вы не против.

 — Тебе чего, капитан? — спросил он меня, когда закончил прочуханку незадачливому штабисту.

 — Товарищ генерал-майор, капитан Свешников, разрешите представиться по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы в должности командира разведроты сто двенадцатого мотострелкового полка вверенной вам дивизии. — отчеканил я, в этот раз без запинки, вытянувшись по стойке 'смирно'.

 — Прибыл, значит? У командира полка уже был?

 — Никак нет, товарищ генерал-майор.

 — Это правильно. Ладно, пойдем побеседуем. Личное дело и карточка учета взысканий-поощрений с собой?

 — Так точно!

 — Очень хорошо.

Комдив залез в свою 'берлогу' и я вслед за ним. Про себя удивился, что целый генерал живет в кунге, а не, допустим, в одном из домов, которые уцелели в соседнем поселке, что за три километра на северо-запад от нынешнего расположения. Беседа протекала примерно по такому же сценарию, что и с комполка. Единственная и существенная разница произошла после ознакомления с моим личным делом. Надо отдать должное, не мужик, а кремень. Только выступившие желваки на челюстях дали знать, ЧТО испытывает этот человек на данный момент.

 — Как он погиб? — спросил глухим голосом генерал.

11 сентября 2016 года. Район 35-й батареи, бухта Казачья. СевастопОлис.

Остатки нашего батальона закрепились в развалинах дачных домов садового товарищества 'Сатурн-2'. После четырех неудавшихся атак турецких десантников по нам работала пендосовская авиация. Пересидев налет в подвале некогда крутой виллы, солдаты побежали занимать позиции. Все прекрасно понимали, что нас бросили на убой — никто никого эвакуировать не собирается. Особенно, если учесть, что командование СОРа 'перенесло' свое КП в Новороссийск еще неделю назад. А если выразиться нормальным языком — тупо нас кинули, мол е.... разбирайтесь сами. Все, кто остался в живых из нашего батальона теперь уже не задумывался о том, чтобы выбраться из этой передряги, а как больше за собой захватить врагов на тот свет. В глазах читалась решимость стоять до конца, вперемешку с некоторой долей обреченности. О сдаче в плен никто даже и не заикался. Я сидел на корточках, с тыльной стороны дома, в котором пережидали обстрел, облокотившись спиной к прохладному бетону и, жевал виноград, который по покореженной взрывом конструкции рос тут же, обвивая стену постройки.

 — Володя, у нас раненных уже двадцать человек, — вытерев пот со лба рукавом, присел рядом замполит роты Сашка Шпитальный, положив на колени АКС. — Трое пять минут назад умерло, мы их прикопали тут, неподалеку, чтобы не 'прокисли'. Боеприпасов с гулькин нос. Короче, полный писец.

 — Ты не паникуй, раньше времени. Нам бы до темноты продержаться.

 — И что дальше? Мы с таким количеством раненых далеко не уйдем.

 — И что ты предлагаешь? Добить их что ли?

 — Сдурел что ли?

 — Ну, так предлагай!

 — В общем, я думаю...

 — Ты думаешь? Саня! Ну не твое это! Не твое! — гыгыкнул я, продолжая жевать ягоды.

 — Да ну тебя! Я ведь серьезно!

 — Ладно-ладно. Я просто обстакановку разрядить хотел. Говори дальше.

 — Нам просто так уйти не дадут.

 — Открыл Америку! Ясен пень — не дадут.

 — Короче, Володя! Делаем так: я и еще пятеро бойцов остаемся, а ты с остальными и раненными уходишь. Все очень просто.

 — Погеройствовать захотел?

 — Какое тут геройство?! По-другому никак не получится оторваться. Давай поступим как на подводной лодке.

 — Это как?

 — Ну, когда у них авария или еще какая фигня, то в поврежденный отсек отправляют на разведку самого бесполезного с точки зрения выполнения поставленной боевой задачи офицера. Как правило — это замполит.

 — Да уж, какие мудрые у нас все-таки подводники! — засмеялся я. — А как же я без своего воодушевителя-то? Рота без замполита — как деревня без дурака.

 — Не смешно, Володя. Ты должен быть с остальными. И вообще, дай мне хоть раз принять решение самому.

 — Хорошо. Уговорил... Ты ж знаешь, что погибнешь.

 — Знаю. А кто за нас это сделает?

 — Да знаю я, Санек. А кто с тобой останется?

 — Ну, попытаюсь выбрать добровольцев.

 — Хорошо. Вы главное хотя бы с полчаса продержитесь.

 — Постараемся.

К моему удивлению, добровольцев оказалось больше, чем нужно. Также по своему желанию остались несколько раненых, которые не могли идти, но оружие держать были способны. До наступления темноты противник активности не проявлял. Так, вел беспокоящий огонь, чтобы мы не расслаблялись и не наглели. Видимо, перегруппировывались или подтягивали резервы. Из города еще слышалась канонада, значит кто-то еще боролся за брошенную кырымскую твердыню.

Саня и его добровольцы: Семенов по кличке 'Семен', Каримский он же 'Карим', Елтыков — 'Ёлка', Васяев — 'дядя Вася', Леонов — 'Лёнчик', стояли и провожали нашу колонну взглядами. Я уходил замыкающим.

 — Прощайте, мужики! — сказал я им. — Спасибо вам. Простите, если что не так.

 — Прощай, командир. — сказал сорокалетний Семенов — шахтер из Юзбасса. — Все было хорошо. И ты нас прости.

 — Давай, Саня! Прости, если чем тебя обидел. — обнявшись с замполитом сказал ему я и, достав из разгрузки последнюю свою РГД-5, протянул Шпитальному. — Это тебе. Объяснять?

 — Нет. Сам все знаю. Иди уже, а то отстанешь по темноте-то.

И развернувшись, не оглядываясь, начал карабкаться по кучам строительного мусора, которые ранее были домами. Непривычная, пронзительная тишина вдруг окутала меня. Даже звуки перестрелок из города перестали напоминать об агонии города-героя. Как бы это ни пафосно звучало — захваченного, но не покоренного. Так оно и будет, пока на нашей земле есть такие люди как Сашка и эти пять Мужиков. Кто-то начнет носом крутить а ля 'мужики в поле пашут' — Бог им судья.

Грохот заполошной стрельбы с того места, где занял позиции наш заслон, известил, что вот и наступил 'последний и решительный' для этих ребят, спустя буквально десять минут после нашего отхода. С раненными, уставшие и голодные, мы отошли не более чем на километр. Постепенно интенсивность огня спадала. Видимо, по мере гибели защитников развалин 'Сатурна-2'. Я шел и стискивал зубы, кулаки, чтобы перебороть в себе желание вернуться самому и дать на это команду остальным. Пронзительный крик, хлопок взрыва и невнятный вой дал понять, что ВСЕ КОНЧЕНО. Все как один остановились. Кто-то начал снимать головные уборы, кто-то материться. Один из раненных заплакал... стоявший рядом со мной Петраков — перекрестился, и что-то пробормотал по поводу принятия рабов божьих.

 — Ну, чего встали?! Пошли дальше! — прошипел я со злостью. — А то сейчас на хвост сядут — поляжем все!

И остатки нашего батальона побрел дальше в сторону берега, где можно по камням уйти в фиолентовские скалы...

июнь 2018 г. окрестности г. Староконстантинов, Хмельницкая область.

В кунге можно топор вешать — так накурено. Генерал смолил одну за одной, слушая мой рассказ.

 — Я знал, что Сашка погибнет как настоящий мужик, — сказал он. — А ты как умудрился выжить?

Ну, ничего не оставалось, как рассказать свою историю вкратце. Тем более, что краем глаза посмотрел на часы и увидел, что время подходит к вечернему разводу.

 — Я тебя ни в чем не виню, капитан. Ты и Сашка поступили правильно... Значит разведротой будешь командовать? — задумчиво сказал он, возвращая обычный вид командира дивизии, а не убитого горем отца, который крепится и старается не подавать виду.

 — Так точно, товарищ генерал-майор!

 — Хочешь, к себе в штаб заберу? Найдем тебе должность нормальную...

 — Спасибо, товарищ генерал-майор, но я лучше по назначению пойду. Не привык я как-то по нашим тылам отсиживаться в штабах.

 — Я и предполагал, что ты так ответишь. Уважаю твой выбор... И еще, капитан, — Шпитальный-старший достал из сейфа карту-пятисотку с изображенными на ней какими-то значками. — Покажи место, где Сашка погиб.

Присмотревшись, узнал довоенную карту Севастополиса, на которой были нанесены положения противоборствующих сторон в хронологическом порядке. Глаза привычно сориентировались и, пальцем указал требуемую точку в районе 35-й береговой батареи. Петр Николаевич достал красный карандаш, обвел ее и написал дату '11.09.2016 г.' и три восклицательных знака.

 — Ладно, капитан, иди. Спасибо тебе, что выжил и рассказал, — сказал на прощание генерал, пожав мою руку. — Думаю, воевать ты будешь хорошо. И вот, возьми мой домашний адрес. После войны, если выживем — приезжай, ты у нас в доме будешь желанным гостем.

 — Спасибо, товарищ генерал-майор! Разрешите идти?! — взяв бумажку с росским адресом, козырнул я и вылез из кунга.

Покойный Сашка никогда мне не рассказывал о своих родителях. Наверное, это и к лучшему — никто бы не стал над ним подтрунивать по поводу Арбатского округа и 'волосатой лапы'. Он хоть и замполит, но я за свою службу видел два типа офицеров их специализации. Есть козлы, которые ни хрена не умеют, кроме как языком красиво чесать и подляны всякие делать — это именно замполиты. А есть комиссары, как я их называю, — это те, кто в атаку первыми идут и бойцов подымают. В мирное время, эти люди строят свою работу так, что после увольнения со срочной службы некоторые солдаты еще несколько лет пишут им письма, пока жизненный круговорот событий не притупляет память о тех двадцати четырех месяцах, проведенных в сапогах и гимнастерке (образно выражаясь, конечно). Сашка был именно комиссаром... Это он показал своим Поступком одиннадцатого сентября шестнадцатого года. Да-да, именно с большой заглавной буквы.

 — Ну как? Тебя Шипа строгачем не одарил?

 — Да нет, все нормально. Приказал идти представляться 'кэпу'.

 — Ну ты и везунчик, Володя! Мужики из пункта боевого управления дивизии говорят, что он сегодня злой как медведь-шатун. Пистона вставляет всем подряд. А тут с тобой так все спокойно. Блин, может у вас, у диверсантов, метода есть какая секретная на высокое начальство воздействовать? — тарахтел Чиховцев по дороге к расположению полка. — Может поделишься?

 — Ну на то она и секретная! — усмехнулся я. — Идем, покажешь, где остальные замы Вахрушева обитают. Потому что до развода надо успеть еще и им представиться.

 — Хорошо. Но все равно, чему-то такому психическому вас все-таки учат.

 — Не говори ерунды, Серега.

По заместителям командира полка до развода пройтись не получилось. Так как завыла сирена — объявили тревогу и, полк высыпал на импровизированный плац между палаток. Начиналась обычная боевая работа...

8.

Как оказалось, кто-то по ошибке или по-пьянке включил ревун. "Кэп" рвал и метал — многоэтажные матюги разлетались над плацем и застывшим в строю полком. Грозился всех разогнать к чертовой матери и сулил самые изощренные сексуально-садистские кары. Невольно пахнуло чем-то родным, слегка забытым — атмосферой простой пехоты.

Когда "театр одного актера" в лице комполка закончился и всех распустили — я отрекомендовался остальному командованию. Начальник штаба полка, майор Бандурко повел представлять личному составу разведроты.

Бойцы стояли на курилке и при виде НШ быстро построились. Высокий белобрысый боец (знаков различия на масхалате не было) лет двадцати подал необходимые в данном случае команды и, развернувшись на месте строевым шагом, с приставленной к "кондомке" ладонью, направился в нашу сторону.

— — Товарищ майор, личный состав отдельной разведроты находится на плановых занятиях по ночному ориентированию на местности! Командир второго взвода, лейтенант Горбылев! — после отдания рапорта, офицер сделал шаг в сторону и повернулся лицом к строю.

— — Здравствуйте, товарищи разведчики! — поздоровался Бандурко, приложив "лапу к черепу".

— — Здравия желаем, товарищ майор! — неожиданно слаженно, после секундного вдоха прокричали мои будущие, точнее нынешние подчиненные.

— — Представляю вам нового командира роты. Прошу любить и жаловать: капитан Свешников Владимир Анатольевич. Офицер он боевой, опытный, прибыл к нам из ГРУ. — и уже обращаясь ко мне. — Командуйте, товарищ капитан!

— — Здравствуйте, товарищи разведчики! — только и нашел, что поздороваться, лихорадочно вспоминая все уставные заморочки.

— — Здравия желаем, товарищ капитан! — без особого воодушевления отозвалась рота.

Начальник штаба уже ушел, и я остался один на один с новыми своими подчиненными. Почти физически ощущал на себе изучающе-оценивающие взгляды тридцати двух пар глаз. Ладно, оставим эту всю душевную лирику. Пора за дело браться.

— — Товарищ капитан, а вы к нам надолго? — спросил кто-то из строя. — Или до первого выхода?

— — Представьтесь, пожалуйста, товарищ военный. Вы не на базаре, чтобы без команды и разрешения из строя выкрикивать. Сделайте как это положено. — ответил я.

— — Сержант Ивалов, "замок" второго разведвзвода, товарищ капитан. — сделав шаг вперед рослый парень лет двадцати семи в пятнистой горке, поверх которой была надета разгрузка недавно введенная для разведывательных подразделений, а под правой подмышкой на ремне висел АКС.

— — Так вот, товарищ сержант, отвечаю: Ровно на столько, сколько посчитает нужным командование. Товарищ лейтенант, — обратился уже к единственному взводному. — доложите пожалуйста, чем в действительности сейчас занимается рота.

— — Согласно расписанию — ночным ориентированием на местности. — сквозь зубы процедил Горбылев.

— — Лейтенант, командуйте роте перекур пять минут. А сами давайте отойдем в сторону.

— — Есть! — презрительно хмыкнул он. — Ро-о-ота! Перекур пять минут! Вольно! Разойдись!

Бойцы не спеша разбрелись и собирались в группы по интересам. Тем временем, отошли со взводным на пару десятков шагов в сторону.

— — Володя! — произнес я, протягивая руку для пожатия. — Сам понимаешь, при подчиненных не стоит фамильярничать.

— — Лейтенант Горбылев Игорь Петрович! — козырнул тот, проигнорировав мою руку.

— — Ну-ну. — хмыкнул я. — Хорошо, давай без чинов. Говори, что не так.

— — Это моя рота! — процедил взводный. — Я с ними от Воронежа иду, знаю каждого как облупленного. А ты тут такой красивый нарисовался... В общем, лично против тебя я ничего не имею — назначили так назначили, но для нас ты пока НИКТО.

— — А не слишком ли ты много на себя берешь, лейтенант? — я подошел к нему вплотную и посмотрел в глаза. — Ты ведь меня совсем не знаешь.

— — Не ты первый мне это говоришь, капитан. — усмехнулся Игорь. — Что, может неуставняком займешься? Ну, в воспитательных целях...

— — Если понадобится, то и в башню настучу. Если ты не понимаешь через голову, то придется объяснять через другие места. Пойдем подальше, нечего бойцам видеть, как командиры "совещание проводят".

— — Опозориться боишься? — коротко хохотнул Горбылев. — Ну, пойдем.

Отошли еще шагов на пятьдесят, скрывшись в сосняке. Пока взводный снял и отложил в сторону автомат, разгрузку — вел себя нарочито медленно, с этакой ленцой... Возле уха просвистел кулак лейтенанта, но вбитая в мозг и тело реакция почти автоматически заставила действовать. Нырок под руку, серия ударов с правой руки и ноги отбросила противника в сторону. Постояв друг напротив друга с пару секунда, оба молча бросились в атаку. Буквально за три секунды успели провести несколько серий ударов, как снова разошлись. Что ж, лейтеха неплох! Что-то знакомое в его тактике и технике. Короче говоря, сходились мы еще три раза, и все три раза была ничья. На четвертом "раунде" Горбылев пропустил удар в солнечное сплетение, а потом еще хук справа и маваши-гери в голову уложили его на опавшую хвою, взрытую нашими берцами в процессе выяснения отношений. Лейтенант лежал буквально секунд пять без движения, судорожно вдыхая наполненный ароматами соснового бора воздух. Я подошел к нему и протянул руку, чтобы помочь подняться. Взводный на этот раз не проигнорировал мой жест и схватил ладонь так, как — будто собираемся еще и в армрестлинге соревноваться.

Поднявшись, он присел на стоявший рядом пенек, достал из нагрудного кармана пачку "Донских" и протянул мне, вытряхнув предварительно две сигареты на длину фильтра. Ну, раз человек предлагает, чего отказываться-то? Чиркнув трофейной "Zippo", Горбылев протянул горящую зажигалку сначала мне, приглашая прикуривать. Подымив с минуту, видимо собираясь с мыслями, наконец Игорь произнес.

— — Первый раз мне кто-то навешал люлей в рукопашке... Слушай, ты откуда вообще к нам приехал?

— — Ну, из ГРУ, а что?

— — Просто смотрю, как ты работаешь, и все до боли знакомое. Балашиха?

— — Балашиха. Я тоже заметил, "знакомые мотивы" — хмыкнул я. — Семеныч тренировал?

— — Он самый. — улыбнулся Игорь. — А у кого служил? Ну, если это не суперсекретная информация.

— — В ведомстве Магашова.

— — Офигеть! И ты, молчал! Я ж тоже у него служил, правда выпускной экзамен провалила наша двойка.

— — А где работали на выпускном?

— — Район Рассказихи, на базе РАВ.

— — Так это мы против вас действовали.

— — Получается да. Ловко вы там сработали.

— — Ладно, Игорь, это все сопли в сахаре. Как будем роту "пилить"? Сам понимаешь, что у подразделения должен быть один командир.

— — А че тут порожняки гонять? Тебя назначили ротным? Вот и командуй. Только не могу понять, почему тебя, спеца экстра-класса в пехоту сослали? Они там чё, в штабах совсем шарахнулись башкой об сосну?! Это все равно, что микроскопом гвозди забивать!

— — Ну, им там виднее. Просто есть тут одно говно, в которое случайно вляпался, вот у вас и пережидаю.

— — Ладно, потом расскажешь. Пойдем что ли к бойцоте, а то их надолго одних оставлять не стоит. Хотя, слушай, дай мне минут пять, я им объясню "политику партии" и уже потом будет все в ажуре.

— — Хорошо. Мир? — протянул ему руку.

— — Мир, конечно! — "дав пять" усмехнулся Горбылев. — Я пошел.

— — Давай.

Не знаю, о чем там беседовал с разведчиками Игорь, но когда я подошел, рота уже стояла построена и лейтенант скомандовал "Смирно!". В общем, пять секунд на строевые заморочки и солдат отправил отдыхать.

После построения снова подошел Горбылев в сопровождении еще одного военного лет тридцати. Именно военного, потому что на его горке знаков различия не было.

— — Товарищ капитан, — обратился лейтенант, — это наш старшина, сержант Санаев. Отдайте ему, пожалуйста, все ваши аттестаты, чтобы решил вопросы с довольствием и оружием.

— — Отлично. — пожав руку старшине ответил я, ибо заниматься этими вопросами было некогда. — Как вас зовут?

— — Иваном, — ответил Санаев, как — будто вытягивал из недр своего организма слова, и добавил, — Сергеевичем.

— — Вот что, Иван Сергеич, — продолжил я, достав из нагрудного кармана пачку своих документов, передал старшине, оставив лишь удостоверение личности. — Держите! Разберетесь, что нужно, а что не понадобится — вернете.

— — Есть, товарищ капитан! — ответил сержант, аккуратно спрятав документы за пазухой. — Разрешите идти?

— — Идите! — когда старшина удалился, уже обратился к Горбылеву. — Игорь, а в роте что, кроме тебя больше нет взводных офицеров?

— — Как ни смешно, но есть. — хмыкнул как-то недобро в ответ лейтенант — Еще есть у нас такой товарищ старший лейтенант Мохеров — вечный сачок и фуфлыжник. В госпитале он сейчас.

— — С чем лежит?

— — У него "желтуха", но скорее всего "воспаление хитрости и растяжение языка". Потому что уже четвертый месяц лечится.

— — Больше никого нет?

— — Больше никого нет.

— — А прапорщики есть?

— — Откуда? От нас все бегут. Потому что обычно в самую жопь кидают. Либо бегут в другие роты, либо погибают.

— — А кто техникой занимается? Кто "мазуту" контролирует?

— Есть у меня сержант Мекашин. Техник от Бога, руки просто платиновые.

— — Хорошо. Игорь, кто на твой взгляд, из личного состава роты потянет командование взводами?

— — Ну, есть такие как Ивалов, Дашков и Петрицын. Пацаны воюют еще с Воронежа. И уже давно фактически взводами рулят.

— — Поручиться за них можешь?

— — Как за себя самого.

— — Вот и отлично! А замполит есть? Ну, хотя бы виртуальный?

— — Как же, есть конечно, старший лейтенант Милесович, правда он все время в штабе дивизии у зама по воспитательной на побегушках.

— — А чего не вернешь его в строй? Блин, я в шоке! И это элита полка! Ладно...

— — А что я ему сделаю? Я всего лишь взводяга, а он заместитель командира роты. Послал нахер, ну я ему немножко напинал, так такая вонь поднялась! Спасло то, что остался один в роте из командиров. Зато теперь ты штатный ротный, вот и занимайся.

— — Игорь, короче, смотри, задачи до утра: первое — составь мне список "мертвых душ" роты, будем пытаться оживлять и комплектовать взвода; второе — посади толкового бойца, напиши представления на Ивалова, Дашкова, Петрицына, Мекашина и Санаева.

— — Какие представления?

— — Какие-какие... На присвоения звания "прапорщик"*. Если нет взводных и негде взять — будем продвигать своих. А позже, рассмотрим вопрос о присвоении лейтенантских званий.

— — Вот бля, и чего я раньше до такого не додумался? — удивился Горбылев. — Не думал, что так можно.

— — Еще как можно. Я даже пробовал такой способ.

— — Это где?

— — Тебе в рифму ответить? Короче, Игорь, не отвлекайся. Что у нас с техникой, ГСМ, боеприпасами, медикаментами, сухпайками и другим имуществом? Утром мне нужны эти сведения на бумаге в виде актов на передачу роты. Еще, когда последний раз народ в роте к "железу" представлялся? Завтра к вечеру мне нужны представления на особо отличившихся в хорошем смысле этого слова. По поводу боевых листков, стенгазет и походных ленкомнат не спрашиваю ибо уверен, что их нет, потому что замполит лижет жопу штабу дивизии. Насчет планов-конспектов и журналов по боевой подготовке не спрашиваю, ведь тоже мудаком быть не хочу. В общем, Игорь, поговори с бойцами, покумекайте, что можно сделать, чтобы моя задница не трещала под натиском начальства из-за этой всей бумажной волокиты. Думаю, выход найдете, потому что в роте остались самые смекалистые и удачливые — другие здесь просто не выживают.

— — Володь, а что делать с неучтенкой?

— — Это какой?

— — Ну боеприпасы, оружие, особенно трофейное. Просто иногда его в рейды берем, когда на живца ловим.

— — Слушай, мне тебя что ли учить? Поставь задачу старшине, чтобы это было трудно найти и все. Все ясно?

— — Ясно. Еще один момент: ты когда последний раз хавал? Идем, перекусим.

— — А вот это категорически правильное предложение. Идем.

Расположение разведроты было в двух чудом уцелевших рядом стоящих частных домах, владельцы которых, видимо, ушли с НАТОвцами. Когда вошел в "командирский" домик, сразу стало заметно, что здесь живет разведка: налажено электропитание, светомаскировка, лучшая мебель и на накрытом столе стояла керамическая посуда. В общем, быт был устроен по всем канонам фронтовой роскоши. Еда была под стать всему: жаренная картошка, всякие соленья-варенья и, конечно же, мясо. Пока я ел, Горбылев навел шухер среди подчиненных и все начали работать. Кто старшине помогал барахло считать, кто писал боевые листки или конспекты. В общем, работы хватало всем. Это связано было с тем, что могли в любой момент приехать проверяющие, чтобы "посмотреть обстановку" и заодно вдуть за что-нибудь. Это никому не нужно. Ведь пока Игорь исполнял обязанности ротного с него и спроса особого не было, тем более, что рота все время воевала. А теперь, раз уж появился штатный командир — то будут пердолить со всей пролетарской нежностью.

Ночь прошла в ознакомлении с положением дел в роте и знакомством с личным составом. В три тридцать объявил отбой, чтобы народ поспал, потому что работы еще уйма. Я еще до пяти утра сидел на веранде и под кофе с сигаретой изучал, подписывал представленные бумаги. На входе в дом появился Санаев, немного помявшись обратился ко мне.

— — Товарищ капитан, разрешите обратиться.

— — Да, конечно, Иван Сергеич, проходите, присаживайтесь.

— — Есть! Тут вот какое дело. — продолжал выуживать из себя слова сержант — Идемте, я вас одену. В общем, экипирую, как положено. А то вы в этом камуфляже да без разгрузки с автоматом, как нудист какой-то по пляжу ходите. Или вам все сюда принесть?

— — Да нет, давайте сходим, заодно гляну, как вы устроились.

Минут через пятнадцать я стал обладателем абсолютно новой горки "Хамелеон 4Р"**, разгрузки "Атлант"

* * *

с десятью снаряженными магазинами и, соответственно, старый добрый АКС. От предложенных обвесов типа "ночника", лазерного целеуказателя, оптики, демпферной накладки, тактического фонаря — я отказался. Ограничился лишь штатным коллиматором, который в последние месяцы начал массово поставляться в войска и был весьма приличного качества. Просто смысла в таскании на себе лишнего веса, особенно, активного, то есть потребляющего электропитание, оборудования нет. Сядут батарейки во время рейда в тыл противника — останется только выбросить. "Ночники" есть те, что установлены на БТРы, да и ночные бинокли ЛОМОвские "Сова-1М"

* * *

, которые тоже массово потекли в войска, как-то удобнее, меньше весят и энергии потребляют меньше. Накладка, чтобы смягчить отдачу, тоже не нужна — я не снайпер и из автомата особой точности при огневом контакте не нужно. Во всяком случае, в нашей специфике — если ты вступил в перестрелку, значит провалил задачу. Если, конечно, целью не является уничтожение или захват зданий. Подствольник тоже не стал цеплять — выстрелов к нему много не унесешь, а как все выпуляешь — превращается в мертвый вес, который не выкинешь. Сами знаете, что бывает за утрату оружия. Лучше ручных гранат и патронов больше с собой взять. Ну, или на крайний случай — пару "мух" или недавно поставленных на вооружение РПГ-14 "Клоп"

* * *

. Эти гранатометы и меньше весят, но и боевые характеристики скромнее, тем не менее, с малых дистанций — убойная, в прямом смысле, штука. Лучше они тем, что одноразовые, то есть отстрелял, тубус выкинул и ноша становится на полтора килограмма легче. От комплекта защиты конечностей, тактического шлема и бронежилета тоже отказался по все той же причине — лишний вес. Зато нульцевая "балаклава" — самое то. Пар-то костей не ломит. Ну еще прибарахлился кожаными митенками — перчатками с обрезанными пальцами. Также дополнилась экипировка рацией ТАКТ-405 с гарнитурой, запасным аккумулятором и адаптером для подзарядки от бортовой сети БТРа или любой другой бронетехники. Абсолютно новый, непромокаемый восьмидесятилитровый рюкзак разведчика "РРМ-80"

* * *

вместил в себя остальные необходимые вещи, такие как: спальник "Махаон"

* * *

, фляга, плащ-накидка, котелок и еще всякие мелочи. Переложил свой "Пернач" в тактическую набедренную кобуру... В общем, я остался доволен и чувство "голого тела" исчезло.

В семь утра рота уже стояла на общеполковом разводе. Ничего, разведчики свои "шестьсот минут" на сон всегда урвут. Еще через полчаса я вместе с остальными замами, комбатами, начальниками служб и командирами других подразделений ожидал возле "кэповской" палатки начала совещания. Команда "Товарищи офицеры!" возвестила, что Вахрушев вышел к нам — соответственно, вытянулся по стойке смирно и стоял до повторной такой же команды. Председательствовал на совещании майор Бандурко. Описывать доклады командиров подразделений и начальников служб не буду — так как это обычная ежедневная рутина. Ознакомившись со строевой запиской, а также проинспектировав технику и вооружение роты, пришлось немножко, как говорят в Одессе, "таки трезво ужаснуться"... Вот и дошла наконец очередь до меня.

* — в самом начале войны в Положение о прохождении службы офицерами, прапорщиками (мичманами) в РФ и ОР, а впоследствии Союзной армии, были внесены изменения. В связи с большой убылью офицеров и прапорщиков в начале войны, а также в связи с большим количеством вакантных должностей офицерского состава в звене "командир взвода" было разрешено комплектовать эти должности сержантами и прапорщиками, успешно справляющиеся с обязанностями. Также присваивать воинское звание "прапорщик" было разрешено от командира дивизии и выше, а также командирам отдельных полков и бригад. Раньше эти полномочия имел лишь командующий армией (в РФ) и Оперативным командованием (в Окраинской республике). Первое офицерское звание "лейтенант" ("младший лейтенант") — теперь мог присвоить командующий армией и выше. Это связано с целью упрощения процедуры присвоения званий, уменьшения скорости прохождения документов по инстанциям и борьбой с бюрократией в войсках. Конечно же, были злоупотребления, но постоянно действующие комиссии, которые ездят по войскам и проверяют эти вопросы, вскрыли несколько таких фактов. После чего отстранили, а в последствии: понизив в звании и должности нескольких комдивов и командармов. Одного командира дивизии, даже расстреляли по приговору военно-полевого суда за то, что он торговал званиями и должностями.

** — одна из последних разработок полевого обмундирования для разведподразделений, которая массово пошла в войска. Авторский вымысел.

* * *

— тоже авторский вымысел.

9.

— — Свешников! — вызвал на доклад Бандурко. — Доложите о состоянии дел в разведроте. И что у тебя за внешний вид? Что за партизанщина? Ты что, на боевых? Может скоро в шлепках и плавках приходить на совещание будешь? Разгоню вашу банду к чертям собачьим!

— — Мне кажется, товарищ майор, командир разведроты полка должен быть в любой момент, даже сидя на унитазе, быть немедленно готовым к выполнению боевых задач командования.

— — Ладно, убедил. — хмыкнул Бандурко. — Итак, докладывайте, товарищ капитан.

— — Есть доложить! Итак, исходя из изученной мною обстановки, дела роты весьма в плачевном состоянии. Общий некомплект личного состава составляет семьдесят человек, из них не хватает двух офицеров, двух прапорщиков, остальные солдаты и сержанты. На лицо офицеров — двое, а числится — четверо, если со мной считать. Пятнадцать человек в госпиталях, заместитель по воспитательной работе — в штабе дивизии. Из взводных, только лейтенант Горбылев. Короче говоря, 'мертвых душ' — пятеро, то есть те, кто числится в роте, не ранен, не больной, но находятся в других подразделениях. Теперь о технике: из положенных по штату БРМ-3К — одной единицы, БМП-3 — девять единиц, БРДМ-3 — трех единиц, в наличии есть всего шесть штук БМП-3. Из них на ходу всего четыре.

— — Стоп! Капитан! — вмешался Вахрушев. — Судя по твоему докладу у нас разведрота небоеспособна? Так получается что ли?

— — Никак нет, товарищ полковник. На то мы и разведка, чтобы при любых раскладах выполнять задачи командования. Вины лейтенанта Горбылева я не вижу — тут комплекс объективных причин, по которым эти вопросы не могли быть решены.

— — Хорошо сказано. И не валишь вину на предшественника. — как бы размышляя сказал комполка. — Продолжай, капитан, продолжай. Что ты предлагаешь? Как перебороть сложившуюся ситуацию? Взводных я тебе не дам. Хоть сам рожай, хоть Горбылева клонируй — нет у меня никого, и никто идти к вам не хочет.

— — Товарищ полковник, вот — показываю стопку бумаг. — представления на назначение лейтенанта Горбылева мой заместителем, а также на присвоение нескольким сержантам звания 'прапорщик' для замещения ими вакантных должностей командиров разведвзводов, техника и старшины роты.

— — Иван Мироныч, — обратился комполка к НШ, — займитесь и как можно скорее проведите по строевой части, а также отправляйте в штаб дивизии документы на звания. Ишь ты, какой, а? А впрочем, все правильно, капитан! Если люди себя проявили, то почему их не повышать в званиях и должностях? И убьем двух зайцев сразу... Продолжайте, Свешников.

— — По сведению моего техника, завтра в строю будет еще одна БМП-3, на оставшейся машине нужна замена двигателя. По остальным, положенным по штату единицам — я ничего, кроме как просить доукомплектовать, не могу.

— — Капитан Писарюк! — обратился Вахрушев к начальнику бронетанковой службы, который сразу вытянулся по стойке смирно. — Что можете сказать? И вы, Василий Петрович, — уже к заму по вооружению, — подключайтесь.

— — Двигателей нет, и ближайшие две недели не предвидится. — ответил Писарюк. — Но мы можем посмотреть то, что есть и из битой техники что-нибудь собрать. Странно, что я не в курсе, и почему разведчики не обратились в ремроту?

— — Как же, не обращались... — хмыкнул я. — По моим сведениям, ваши рембатовцы послали к чертям, сказав, что после наступления у них работы невпроворот...

— — Кто послал? — вмешался зам по вооружению подполковник Светлов. — Фамилии! Накажем!

— — Старший прапорщик Рыглов, например. — ответил я, сверившись со своими записями.

— — Ваша ремрота охуела от легкой жизни! Странно, что разведчики им пиздюлей не навешали. — вмешался 'кэп'. — Писарюк, возьмите на контроль ввод в строй шестой единицы разведроты. Чтобы послезавтра она была на ходу. Василий Петрович, какие у вас будут соображения по доукомплектованию этой же роты техникой?

— — А что я могу? В дивизии технику не дают... — начал мямлить вооруженец.

— — Василий Петрович, после совещания зайдите ко мне, я вам расскажу, что вы можете, а что не можете. Короче, хоть воруйте, угоняйте, хоть рожайте, но через три дня капитан Свешников мне докладывает о полном штатном укомплектовании техникой его роты.

— — Есть! — ответили оба офицера.

— — Свешников, у тебя еще что-то?

— — Так точно, прошу разрешения покинуть расположение полка на завтра. Хочу в госпиталь съездить — проведать и заодно познакомиться с раненными бойцами своей роты и заодно повыковыривать оттуда 'шлангов', чтобы личным составом доукомплектоваться. Плюс необходимо побывать в штабе дивизии, хочу познакомиться со своим замполитом и в глаза ему глянуть.

— — Хорошо, затея здравая. Разрешаю. Что еще?

— — Давно бойцы разведроты награды не получали...

— — Александр Сергеевич, — обратился комполка к заму по воспитательной работе подполковнику Роменскому. — что скажете?

— — Ну если бы подавали вовремя и правильно оформленные наградные, то и проблем бы не было. Вот, например, ремрота и зенитно-ракетный дивизион...

— — Александр Сергеевич, ну что вы как маленький! Что ремрота все время в тылу, что зенитчики опухли ото сна, так как благодаря нашим 'соколам' у них работы нет. А разведрота все время в лесах и на боевых, бандерлогов и пендосов гоняет, не вынимая. Свешников, ты разобрался почему сложилась такая ситуация с наградами? А то стыдно сказать: тыловики сверкают боевыми орденами, а наша элита, разведка — сверкает только голой жопой!

— — Так точно, товарищ полковник, этим обычно занимается заместитель по воспитательной работе роты, который все время ошивается в штабе дивизии на побегушках ЗВРа. Лейтенант Горбылев носил сразу четыре офицерские фуражки и одной задницей на все базары успеть просто физически не мог.

— — Ну другие же успевают! — вставил замполит полка.

— — В других подразделениях, товарищ подполковник, офицерского состава больше. Вот, — показываю еще одну стопку бумаги, — наградные за последние бои. Прошу рассмотреть и подать на реализацию.

— — Александр Сергеевич, возьмите на личный контроль этот вопрос. Свешников, у тебя все?

— — Так точно, товарищ полковник! — ответил я.

— — Хорошо. После совещания тоже зайди ко мне... Итак, продолжаем...

Как дальше шло совещание описывать не буду. Решив еще несколько организационных вопросов по мотострелковым батальонам, поставив общие задачи для полка, командир завершил нашу 'сходку'. Когда все разошлись, я подошел к Вахрушеву, который стоял возле своей палатки и о чем-то беседовал с Бандурко.

— — А-а-а, Свешников, чего хотел? — спросил он, отвлекшись от беседы со своим заместителем.

— — Так это...товарищ полковник, капитан Свешников по вашему приказанию прибыл. Вы же дали команду после совещания подойти.

— — А, ну да. — как-будто что-то вспомнив, протянул полковник. — Что ж, первые результаты и старт мне понравился. Растряс наше тыловое болото, а то у меня как-то руки не доходят. Только предупреждаю — без рукоприкладства и мордобоя. А то я знаю ваши нравы... Сам понимаешь, ты сейчас нажил себе недоброжелателей, ведь ни одна блядь работать не хочет. В общем, если будут проблемы, сразу мне говори, у меня хуй толще, решать будем сообща. В штабе дивизии тоже не особо выеживайся.

— — А мне-то что, товарищ полковник? Я все равно под следствием — все взятки гладки.

— — Тем не менее, предупреждаю, здесь тебе не ГРУ. Ладно, есть еще какие-либо пожелания и предложения?

— — Так точно, разрешите мне отвезти наградные и представления на звания в штаб дивизии самому? Думаю, так быстрее будет.

— — Хорошо, я дам команду. Подойдешь к заму по воспитательной и заберешь. Если эти бляди возвращать будут документы из-за бюрократии типа 'не так оформлено' — докладываешь мне. А уж я сам с ними разберусь. У тебя все?

— — Так точно, товарищ полковник!

— — Тогда иди, занимайся по распорядку.

— — Есть! — приложив руку в отдании воинского приветствия, я развернулся и отправился к роте.

По дороге меня перехватил Серега Чиховцев.

— — Володя, ну ты и шухер навел! Тебе осталось только залезть в кунг зама по вооружению и посредине кучу навалить. Рвет и мечет! Кстати, пойдем, я тебе выписку из приказа дам на Горбылева, что он стал твоим замом. Потом пришли его ко мне, чтобы вписать новую должность в удостоверение личности. Представления на прапорщиков я уже переделал, по нашей старой дружбе. 'Кэп' звонил, приказал тебе их отдать. В общем, Володя, идем ко мне, заберешь и мою макулатуру для штаба дивизии. Заодно чайку попьем.

— — Ну идем. Слушай, а чего они тут все на ходу спят? Командир полка вроде боевой мужик...

— — Да тут у многих замов 'волосатые лапы' наверху, вот и приходится выкручиваться. Но батальоны у него по струнке ходят — полк-то боевой, а какой дурак блатной в пехоту пойдет? Там ведь и подстрелить могут.

— — Ну тогда все понятно...

Быстро попив чай в строевой части, направился наконец-то в роту, с пакетом бумаг, которые нужно будет отвезти в штаб дивизии. Бойцы обслуживали технику, ремонтировали одежду, в общем, приводили себя в порядок. Горбылева я застал в 'офицерском' домике за поеданием хлеба с вареньем и чаем.

— — Ну что, Игорь, держи выписку из Приказа по полку — ты теперь официально мой заместитель. Потом, как будет время, зайди к Чиховцеву, чтобы он тебе в удостоверение должность записал.

— — Надеюсь, ты меня не замполитом сделал, — усмехнулся лейтенант, — Чай будешь?

— — Не, спасибо. Дел за гланды. Ты что, не рад? Повышение все-таки...

— — Спасибо. Все нормально.

— — Чем люди заняты?

— — Да кто где: кто оружие чистит, кто старшине помогает. В общем, все при деле.

— — Игорь, дай команду, чтобы дежурную машину и подразделение на выезд готовили.

— — Сам давай, я ж теперь твой зам, соответственно, в неформальной обстановке могу теперь послать в задницу. — гыгыкнул Горбылев.

— — Не понял?

— — Да сейчас доем и все организую.

— — А-а-а. Ясно.

— — Далеко собрался? Я так слышал, в дивизию.

— — Ага. Слушай, военторговская шаланда давно приезжала?

— — А тебе зачем? Нехватка замучила?

— — Да собрался тут в госпиталь заскочить, к раненным нашим бойцам зайти, а с пустыми руками сам понимаешь, нехорошо приходить.

— — Володя, сейчас все будет. Это ж святое дело! Сивцов! — крикнул лейтенант в окошко. — Старшину ко мне! Мухой!

— — Есть! — откликнулся боец и, перейдя на бег скрылся за углом дома.

Через десять минут возле ворот 'командирского' дома рыкала двигателем БМП-3 с отделением разведчиков под командованием Дашкова — здоровенного рыжего амбала. Я залез на броню и сел на башню — командирское место. Краем глаза заметил, как в глубине десанта исчез какой-то вещмешок. Стукнув два раза по броне прикладом АКСа, дал команду на выдвижение.

Часа через два мы уже были возле импровизированного блок-поста на въезде в село Самчики, которое осталось почти нетронутым войной. Госпиталь располагался в трехэтажном кирпичном здании Сельскохозяйственной исследовательской станции. Возле главного входа ходили два бойца в полной экипировке с автоматами наперевес. Подняв тучу пыли, наша 'коробочка' припарковалась с противоположной стороны дороги. Разведчики без команды по спрыгивали с брони и собрались возле десантного люка БМП. Следом спрыгнул и я. Поправив разгрузку, закинул автомат на плечо.

— — Вот что, мужики, я человек новый, никого из наших раненых не знаю, соответственно и они меня тоже. Давайте так: я пойду 'шлангов' буду вытаскивать, а вы уж сами проведайте своих. И каждому обязательно гостинец дайте. А то мало ли...

— — Да все будет в ажуре, товарищ капитан, — обратился Дашков. — Никто в обиде не будет. Может Вам в помощь для быстрейшего 'оздоравливания' шароебщиков пару человек дать? Мы ж со всей любовью...

— — Ну дай пару человек. В общем, через час все встречаемся у 'коробочки'. Дашков, ты старший, чтобы все тихо тут, как ночью в бане. Местным 'бакланам' морды не бить. Понты не колотить. Девок-медичек не лапать. — под дружный гогот закончил я инструктаж. — Ни капли в рот, ни сантиметра в жопу! Все! Расходимся.

— — Семенов, Прошкин! С командиром! — дал команду Дашков, пригрозив огромным кулачищем. — Не дай Бог ему придется глотку драть! Я вам глаза на жопу натяну и моргать заставлю.

— — Да ладно, все будет как в лучших домах ЛондОна, Рыжий. — ответил не менее амбалистый Семенов.

Все разошлись, кроме экипажа 'бэхи', который остался охранять наше транспортное средство. По небольшому парку бродили ходячие раненные, которых можно было узнать по наличию бинтов и других медицинских приспособлений, которые помогают заживлять раны и переломы. А также по госпитальным 'синюхам' и халатам, что еще с советских времен у меня вызывали ассоциацию с военными лечебными учреждениями. Помимо пациентов сновал и медперсонал, который тоже выделялся своей обычной рабочей униформой — белыми халатами. Редкими вкраплениями попадались люди в форме — либо выписанные, либо как и мы — приехали проведать своих, либо из роты обеспечения и охраны госпиталя. Впрочем, обращать на это особого внимания не хотелось: впереди довольно-таки неприятная часть визита — 'возвращение заблудших сыновей' в лоно родной разведроты.

Для начала справился у часового возле входа на территорию, где я могу узнать о местонахождении своих подчиненных. Указав на дверь главного входа, солдат стрельнул у меня сигарету и дальше со скучающим видом продолжал нести службу.

В холле прямо возле дверей стоял стол, за которым сидел субтильный усатый мужичонка, лет так пятидесяти, в выгоревшем камуфляже. Поверх которого накинут несвежий халат. Он сидел за пошарпанным, видимо еще советским, столом, на крышке которого лежал толстая амбарная книга. Судя по потрепанности краев обложки и того, что она была раскрыта примерно на второй половине — этот гроссбух путешествует за госпиталем очень и очень долго.

— Ты к кому, сынок? — спросил усач, приняв меня за солдата, так как на горке не было знаков различия.

— Подскажите, в какой палате лежит старший лейтенант Мохеров? — ответил я, не обратив внимания на нарушение субординации.

— Это 'Свиристелка' что ли? — усмехнулся он в усы, — Документы давай, я тебя запишу.

— Да, конечно. — вытащил из-за пазухи удостоверение личности и протянул ему.

— Ой, извините, товарищ капитан, звания не разглядел. В пятой. Сейчас идете на право, третья дверь слева.

— Нормально, отец, звездочки на горке не носят. А чего 'Свиристелкой' Мохерова называешь?

— Дык хлопец он, скажу вам, не серьезный, трепло и балабон. Ни одной юбки не пропускает, при этом хвалится своими подвигами. Разведчик херов!

— Ну, понятно. — ухмыльнулся я, положив обратно свою 'ксиву', поправил на плече ремень АКСа и направился в указанную палату.

В коридоре лежали на матрацах раненные, которые только поступили, по всей видимости. Так как еще были в форме и в наспех наложенных бинтовых повязках. Тут стоял знакомый по Бурденко и другим госпиталям, в которых мне довелось побывать, смесь запахов крови, нечистого тела, хлорки, лекарств. Запах страдания и мучений, запах страха и смерти. Бр-р-р! Главное не думать об этом и не вспоминать...

февраль 2017 год. 970-й клинический военный госпиталь МО РФ. г. Ростов-на-Дону.

— Ну что, лейтенант?! Как самочувствие? — спросил мой лечащий врач полковник медицинской службы Семенов, здоровенный мужик медведеобразной фактуры, при этом очень доброжелательный и весьма позитивный во всех проявлениях человек. На вид ему было не более сорока пяти лет, а уж сколько ему исполнилось в действительности — не знаю, в удостоверение личности не глядел.

— В норме, товарищ полковник. Как всегда — лопатой не добьешь! — попытался пошутить я, но при этом на душе было очень неспокойно и причина для душевных терзаний было только одна: буду ли я ходить.

— Это хорошо, что шутишь. Положительный настрой — это половина пути к полному выздоровлению. Хочу тебя поздравить: сегодня с тебя снимаем гипс на позвоночнике.

— Мне радоваться?

— Обязательно. Ведь руки и ноги ты свои чувствуешь?

— Конечно. Ведь чешутся иногда. И раны уже не так болят.

— После снятия гипса Свешникова ко мне. — обратился Семенов к Ларочке, постовой медсестре, которая вела мою палату.

Прошло два часа... Слезы на глазах, искусанные в кровь губы, стиснутые зубы. Как же больно-то! Сука-а-а-а!

— Слушай, тебя случайно не доктором Менгеле зовут? — спросил я сквозь стиснутые зубы у массажиста, который в очередной раз массировал и разминал мышцы на моих конечностях. Так как из-за почти полугодовой лежки на больничной койке они атрофировались. Казалось, будто тот пытался сделать из моего бренного тела кусок теста и как заправский пекарь, которому не хватало только скалки, мял и сжимал мышцы рук и ног.

— Нет. — ухмыльнувшись ответил мой 'мучитель'. — Лежи себе и сопи в две дырки. Я тебя научу Родину любить. Через месяцок, глядишь, бегать уже будешь.

Сегодня я смог поднять руку... Поднять руку и почесать нос. Как же это все-таки классно!!! Больно было немного, но это ерунда. Главное, что прогресс есть.

Спустя месяц, я уже смог самостоятельно умываться, чистить зубы. Наконец-то я не чувствовал себя куском мяса. Вы себе просто представить не можете, насколько важно иметь возможность делать на первый взгляд самые обыденные вещи. Например, побриться или самостоятельно покушать. Ведь недаром говорят, мол чтобы сделать человеку хорошо, необходимо сначала сделать плохо, а потом вернуть обратно. Также и у меня получилось. Потихоньку возвращаюсь к нормальной жизни...

Еще один месяц пролетел. Теперь, когда вместо лежания и тупого изучения качества побелки потолка, самокопания и сна, дни летят как птицы. Уже делаю первые шаги по палате. Семенов уже даже ругать начал за то, что я слишком себя мучаю тренировками по вроде бы простому делу — ходьбе.

Первая неделя была посвящена тому, что я тренировался на своего рода брусьях, которые мне поставили в палату. Держась за них руками, я снова учился чувствовать и передвигать ногами. Тяжко однако... Но ничего, преодолеем. Слишком уж много мне пендосы задолжали.

Пролетела еще неделя. А я теперь уже могу самостоятельно ходить в туалет. На костылях правда, но это временно. Представьте себе, какой же это кайф сидеть на унитазе и гадить! Не в утку под себя, а с газеткой в руках...

Мужики с палаты что-то мутят... Ах ну да! Сегодня же Восьмое марта! Надо девчонок наших поздравить. Скинулись деньгами и отправили Прошку (лейтенанта-танкиста Проханова), как самого ходячего в самоход за конфетами и цветами. Не мог не поучаствовать. Даже достался поцелуй в щечку от Ларочки...

В нашем отделении уже все привыкли к моей ходячей по коридору на костылях фигуре. Бывало, что до часу ночи бродил туда-сюда — разрабатывал ноги. Результатом были: стертые подмышки, гудящие и болящие ноги, и выговор от Семенова. На последнее я обычно клал с прибором — очень уж хотелось вернуться к нормальной жизни. И наконец настал день. Когда я уже смог ходить с одним костылем, а чуть позже — с тросточкой.

Эх дни... Как же вы быстро начали пролетать, но уже не мимо меня, а с пользой... В открытое окно пахло весной и сиренью. Май есть май. Очень не хотелось в такой погожий день сидеть в палате. Налегая на трость, я ковылял по лестнице к выходу на улицу. Первый раз за последние месяцы, казавшиеся годами, самостоятельно выхожу на улицу... Толкнул тяжелую дубовую дверь — не поддалась. Неужели закрыта?! Здесь что-то не так! Неужто не получится выйти во двор?! А хер вам! Зажал палку подмышкой, уперся двумя руками — пошла-а-а, родимая!

Немного ослепило солнце после некоторого сумрака в вестибюле госпиталя. Левая ладонь инстинктивно прикрыла глаза стороной к источнику света. Шаг. Еще один. Еще один. Бух! Это закрылась за мной дверь во внутренний двор.

Вдох-выдох, вдох-выдох... Я дышу и теперь этот жизненно важный процесс организма доставляет мне только удовольствие — так как теперь исчезла боль в легких. Нет уже этого чувства, когда каждая попытка насытить свой организм воздухом, отдается сверлящей, пронзающей каждую клеточку твоего тела болью. Когда даже на запахи уже не обращаешь внимания, потому дышишь 'в полдыха'. Это просто блаженство!

Пять ступенек крыльца я преодолел. Еще десять шагов и стою у куста сирени. Даже и не заметил, что все это расстояние прошел с палкой, зажатой подмышкой. Притянул рукой к себе распустившуюся ветку символа мая. Как же она приятно пахнет!

Не знаю, сколько простоял, но потом медленно пошел в глубь небольшой аллеи из липовых деревьев кажется. Вдоль асфальтированной дороги стояли лавочки, на которых сидели пациенты госпиталя, которые могли свободно перемещаться. Кто-то играл в шахматы, кто-то 'козла забивал', кто-то в карты резался. Попадались такие же как я — чудики, которые стояли на одном и том же месте по несколько минут. Иногда мелькали белые халаты медперсонала, которые либо торопились по своим служебным делам, либо сопровождали больных, которые не могли самостоятельно уверенно передвигаться.

Дождевая туча налетела неожиданно, как пендосовский самолет. Сразу многие краски окружающего весеннего великолепия померкли. Пустился проливной дождь, как-будто где-то там, наверху, открыли кран душа. Все сидевшие или бродившие во внутреннем дворе, пытаясь укрыться чем попало от небесной влаги, бросились под защиту лечебного корпуса.

А я так все стоял и стоял. Чувствуя, как промокла насквозь моя пижама, но это все вторичное. Запрокинул голову и с огромным удовольствием, подставил лицо под упругие капли дождя.

Вернув голову в нормальное положение, перенес взгляд на свои ладони. На них скопилось немного воды. Настолько мне было классно! Прижал ладони к лицу и вытер, как-будто бы умываюсь. Хотя оно так и было — Я СМЫВАЛ СВОЮ БОЛЬ. Может быть и не физическую, но душевную смыл точно.

А теперь взор мой был направлен на прислоненную к стволу дерева трости. Она всегда вызывала у меня ассоциации либо с пижонством, либо с дряхлой глубокой старостью. Слава Богу, что ни первое, ни второе еще не посетило вашего покорного слугу.

Из открытого окна второго этажа высунулась Света — одна из сменщиц Ларочки. Гневно хмуря чуть подрисованные бровки, кричала мне, чтобы немедленно возвращался в отделение.

Усмехнувшись, схватил свою нынешнюю спутницу — палку. Подбросил ее и перехватил почти за низ. Глянул на свои ноги, на нее... Размахнулся. Хрясь! В правой руке у меня остался лишь кусок от этого символа немочи — разломалась о толстый ствол липы. И тут же, как-будто по заказу, сверкнула молния, а через несколько секунд пророкотал гром майской грозы.

Больше ни разу не пользовался ни костылями, ни еще какими-либо поддерживающими средствами. Выговор от Семенова получил, и пришлось заплатить за порчу госпитального инвентаря, но это все ерунда, по сравнению с тем, что я вернулся к нормальной жизни.

10.

Из-за закрытых дверей палаты слышалась музыка и гомон голосов. Запахи говорили о том, что там поглощается что-то вкусное. Чутье подсказывало — там идет банальная пьянка.

Думал сначала просто открыть дверь и войти, но в последний момент постучал. На секунду в палате голоса примолкли, потом слегка нетрезвый мужской голос крикнул: 'Войдите!'. Ну что ж. Щас, как говорится, войдем... Так войдем, что тошно станет.

Рывком открываю дверь и вхожу. Бывший рабочий кабинет переоборудован в палату на шесть коек. Возле окна стояли две кровати на которых расселись трое пациентов и две девушки в камуфляжах. Между ними стояли две сдвинутые табуретки, на которых стояла полупустая бутылка коньяка и еще какая-то еда. Точно такой же пузырь, но уже опорожненный, стоял на полу возле койки.

Судя по внешности, двое из этих типов были уже на начале пути выздоровления, что свидетельствовало наличием повязок на голове у одного, сидящего возле окна, и забинтованной до плеча правой руке у другого, развалившегося на противоположной койке. Девахи были не ахти, честно говоря. Даже не хочу останавливаться на их описании не хочу Судя по эмблемам — связистки. Одна толстая и рябая, вторая чуть худее — русая.

Третий 'выздоравливающий' сидел в отутюженной пижаме, с залихватски закушенной сигаретой. Лицо было багровое от выпитого, откормленное и холеное. Аж лоснится от сытости и благополучия.

Остальные обитатели палаты лежали на своих местах и тщательно делали вид. Что не замечают происходящего. Видимо, их не пригласили к столу...

— Тебе чего, боец? — спросил третий, с наглой ухмылкой обнимая за шею деваху-связистку.

— Мне нужен старший лейтенант Мохеров. — ответил я, а в душе уже начинает кипеть злость.

— Ну, я старший лейтенант Мохеров. — ответил все тот же холеный тип, затягиваясь дымом из сигареты, выпустил струю мне практически в лицо. — Че надо?

— Да посмотреть на тебя хотел, урода.

— Ты че, боец?!! Берега попутал?!! — завизжал мой заместитель. — Ты как с офицером разговариваешь?!

— Ну, какой ты офицер — я уже вижу. Кстати, разрешите представиться — капитан Свешников, командир разведроты, в которой ты должен как бы служить.

— И что теперь? — нагло осклабился Мохеров. — Я в госпитале лежу, болею.

— Ну, как ты болеешь я вижу тоже. Короче, или я тебя наблюдаю к вечеру в расположении роты, или будем разговаривать в другом месте.

— И что ты мне сделаешь? — начал бычиться старлей, аж привстал. — У меня тут все на мази.

— Для начала я сделаю вот это. — сказал я и дал в хорошо откормленное рыло кулаком, от чего Милесович улетел к окну, ударился о батарею отопления и затих в позе эмбриона, при крыв руками голову, видимо ожидая продолжения побоев. — И больше повторять не собираюсь: в двадцать ноль-ноль наблюдаю твое тело в расположении роты, дрожащим от возбуждения и желания выполнять прямые служебные обязанности.

— Э! Слышь, капитан, ты чё?!! — подхватился один из собутыльников с повязкой на голове.

— Радуйся, что ты ранен в голову... Или тебе тоже втащить? — на что мой оппонент решил не рисковать. — А теперь слушай сюда: бабы — нахер отсюда пошли, а вы, два ушлепка — быстро навели порядок в палате. Через пять минут проверяю. Время пошло...

Девахи не были дурами и спорить со мной не стали. Встали с коек, бочком-бочком исчезли за дверями палаты.

— Эй, капитан, ты не охренел? Я — майор, между прочим... — попытался возмутиться с повязкой на голове.

— Слышь, майор, ты сейчас начальнику госпиталя и особисту будешь рассказывать почему ты, с травмой черепной коробки, нарушаешь распорядок дня, правила поведения в лечебном учреждении, а также умышленно затягиваешь процесс своего излечения путем потребления спиртных напитков. Знаешь чем это попахивает? Или мне пованговать немного, чтобы предсказать сколько ты еще будешь майором? Поэтому не вякай и делай, что тебе сказали. Осталось четыре минуты...

— Тебе тоже объяснить, что надо делать? — обратился я ко второму собутыльнику.

— Не, я промолчу. — ответил тот и принялся одной рукой собирать с импровизированного стола объедки. — Эй, разведка, че разлегся-то?! Давай убирай тоже.

Мохеров встал и принялся тоже наводить порядок, стараясь не глядеть в глаза своим недавним собутыльникам. Что ж, можно еще одну подляну сделать — например, сказать, что мой заместитель не будет убирать. То есть, после моего ухода — ему сами же эти его корефаны ряшку начистят, да и авторитет немножко того...

Сзади скрипнула дверь и на пороге палаты появилась постовая медсестра и. по всей видимости, начальник отделения.

— Что здесь происходит?! — спросил врач. — Вы кто такой?

— Здравия желаю, для начала. — козырнул я. — Капитан Свешников, командир отдельной разведроты сто двенадцатого полка. Прибыл проведать своего подчиненного. А вы, как я понимаю, начальник отделения?

— Да, я начальник травматологического отделения, майор Саньков. Что здесь происходит?

— Виктор Степаныч, — раздался густой прокуренный бас с койки возле двери. — Капитан пришел и призвал к порядку своего подчиненного и этих обалдуев, а то задолбали — каждый день куролесят и 'на стакане' сидят. Если бы мог ходить, давно уже надавал подзатыльников.

— Разберемся. — буркнул Саньков. — А вы, капитан, покиньте отделение.

— Виктор Степанович, на пару слов. — ухмыльнулся я, жестом приглашая доктора в коридор и на всякий случай подхватил его за локоть.

— Что вы хотели, капитан? — нахмурился майор-медик, когда мы подошли к окну напротив двери в палату.

— Короче, майор, у меня маленький, но очень интересный вопрос: Почему в травматологическом отделении находится инфекционный больной?

— Какой инфекционный больной?

— Мохеров. Насколько мне известно, у него 'желтуха'. Во всяком случае, в медслужбе полка он значится с таким диагнозом.

— Он у меня числится с закрытой черепно-мозговой травмой и сотрясением головного мозга. -вдруг забеспокоился доктор.

— Как по мне — то у этого фуфлыжника, ложная мозолистая ветрянка. Короче, майор, мне бы очень не хотелось докладывать по команде о должностном подлоге или саботаже. Мне этот старлей нужен в роте и сегодня. Поэтому, давай по-тихому выпиши этого упырка и отправь ко мне. А уж мы его долечим как полагается. Как говорится, в родном и дружном коллективе. Со всей пролетарской нежностью...

— Но я не могу....он ведь не прошел весь курс лечения. — пытался возразить Саньков.

— Да он у тебя бухает каждый день, смалит как паровоз... Слушай, майор, у меня мало времени и очень не хочется идти к особистам... Можешь ведь выписать за нарушение режима?

— Теоретически, конечно...

— Я говорю только о главном критерии истины — практике. В общем, какую формулировку ему напишешь — мне монопенисуально. Можешь его выгнать хоть за немедицинский запах носков, но сегодня он должен вернуться в подразделение. Ну так что?

— Но я так не могу... так же нельзя!

— Надо, Федя, надо... Или ты с разведкой поссориться желаешь? Не говоря уже о приятных минутах или часах общения в особом отделе. Сделаешь?

— Хорошо, сделаю. — сказал Виктор Степаныч и, развернувшись пошел по коридору в сторону сестринского поста.

— Спасибо! — крикнул я ему вдогонку и ухмыльнувшись, пошел на выход из госпиталя.

Примерно, через полчаса начали подтягиваться сопровождавшие меня бойцы. Некоторые были веселые, а некоторые задумчивые. Скорее всего, это после визитов к тем ребятам-разведчикам, которые уже не вернутся в роту по причине инвалидности или других моментов связанных со здоровьем. Да и зрелище страданий других людей, даже незнакомых, не придает оптимизма. Уж я-то это знаю очень хорошо...

— Товарищ капитан, можно выдвигаться. — доложил Рыжий.

— Народ весь на месте?

— Так точно.

— Ну тогда, как говорится, 'а-ля, у-лю'. Погнали. — сказал я, садясь на башню БМП. — В штаб дивизии...

'Бэха' летела как на крыльях. Есть в езде на такого рода технике свой кайф. Мощь и рев двигателей, вышибленная от встречного ветра слеза... А если еще машина находится в умелых, опытных руках — вообще одно удовольствие ехать. И, самое главное, можно не бояться помять бок деревья или столбы. Иногда ловил себя на мысли самому сесть за штурвал и, проскрежетав включаемой передачи заставить эти семнадцать тонн с небольшим металла мчаться по лесной дороге со скоростью той же легковушки в городе. Но тогда я рискую растерять по дороге свой личный состав...

Расслабляться не стоит — много еще шатается по окрестностям всяких недобитков. Понятное дело, что пусть ими занимаются особисты, контрики и 'вованы'. Но очень не хочется получить пулю в родном, (хотя спорное утверждение насчет 'родного'), тылу.

Штаб дивизии встретил нас своим всегдашним муравейником из людей. все куда-то торопились, что-то делали. В общем, народ был при деле. Видимо, Шпитальный всем в очередной раз жопы наскипидарил.