"Гуд бай, Америка-остров..."-1

Леха и заподозрил.

— Чем-то ты сегодня доволен, брат? Или где сметаной тебя кормили?

А что, может и кормили. И морду царапали — от большой любви. У них там это просто, я поняла.

— Да я родился сегодня. Заново.

— Ну? — удивился Лешка. — Ты раньше чего молчал?

— А мне самому сегодня только сказали.

— "Сказали", — заулыбался Демон. — Здорово. Мне нравится.

И ведь не рисуется — ни капли. Вот счастливый человек — всегда такой вид, что ему верить хочется. Другой бы сказал — сразу видно, что соврал, мол, самому только сегодня напомнили. Вот Мартинг бы такое вякнул — сразу понятно, что грузило и враль, и шуточка тяжеловесная; а Вовка — словно сам удивлен и обрадован. Верится ему — вот талант у человека! Что хочет ляпнет, и не подумает ; а смешно и весело — мне завидно просто. Что в нем такого, что Леха к нему приклеился раз и навсегда, как к брату, ревность черная меня угрызает, а я?

— Семнадцать?

— Семнадцать.

— Салага. На видики только через год можно будет, где всякая бяка.

— Это надо отметить.

— Ну я думаю.

— Тогда пузырь с тебя, пузырь с нас. Принято? Если Мартинг с Джеком подгребут — с них еще один. Лешка, у тебя сколько денег? — организовывал Демон.

— Я пить не буду.

— Тебе и не дадут.

— Кретин, — обиделась Майка.

— Я тоже не буду...

— Что, меньшинство поддерживаешь? Твое же рождение! Хоть символически.

— Вино там, что еще в этом роде...Мне нельзя. Меня скручивает здорово.

— Тогда одну легкого и два для настоящих мужчин. Так, Лешка?

— Так. Идите, берите.

— Куда, а деньги. Лешка, Майка?

— У меня только пять.

— Давай свою пошлую пятерку. Важно участие.

Лешка тоже выгреб из карманов.

— Уходим! — Димка толкнул Володьку к выходу.

— Ты чего толкаешься?

Дверь задвинули.

— Да Майка, что с тобой?

Лешка удивленно заглядывал ей в глаза.

— Хорошо. Пошли тогда курить.

Пошли. И я тогда чуть не разревелась, рассказала все. Ну не все, конечно...Что я уйду, не хочу оставаться — мне не в жилу. А он обидется, сказал Лешка. А мне на это и чихать и кашлять. Ну, как хочешь. Так и хочу. А что сказать? Да ничего. Как объяснить? А никто и не спросит. Дурочка ты. Для меня не новость. Дважды дурочка.

И тогда-то я и разревелась. Кого я обманываю, девчонка среди вас всегда в дурочках ходить будет. В квадрате дура. Вы так долго мне это вдалбливали, что шансов нет. Да, девчонка, да, истерика, ну и что?

Лешка растер мне слезы по щекам — руки чистые, говорит, я гарантирую. И сказал, что б я не грузилась, хочешь все послать — посылай, Детку побоку — так Детку побоку, как хочешь, так и будет.

Я даже носом шмыгать перестала. Лешка, он молодец, он может сказать то, что надо.

— Ну, счастливо тогда. Напиться.

— Ну, это я тебе обещаю, — говорит. — До завтра.

Возвращался Демон один. Он уже издали махал руками в возмущении по поводу этого факта.

— Ты где Детку мою потерял? Где пойло? Где деньги?

— Да вот они, деньги! Ты пойми (Старик, здорово), у самого универсама в машину какую-то прыгнул — и привет. Будто не за его рожденье пить хотели! Кинул нас, одним заходом.

— Не гони. Что за машина?

— Иномарка, я не понял, какая. Рядом тормознула. Черти оттуда кричат — какая встреча, поехали кататься. Детка к ним сел — мне даже слова не сказал — что б я с этой падалью еще разговаривал по-человечески? Все, считайте, схоронил — добра от меня он не увидит больше — вот чмо, да?

— А...Ты про новости слышал? Старик-то наш женится.

— Старик? Ты тоже нас кидаешь?

Старик улыбался.

— Нет, правда?

— А почему же мне не жениться?

— Ну, день приколов. Началось в деревне утро...

— Почему раньше-то не говорил? Тоже не предупреждали?

— Я и сейчас на секунду забежал. Мотоцикл продавать буду — надо кому?.. По-родственному...Ладно, ушел. Лешка, я к тебе вечером забегу, что и как — рассказать, а сейчас времени нет.

— Ленке привет! — крикнул Леха.

— Ты думаешь, на каком она месяце?

— Циник ты.

— Я не циник. Просто так рано не женятся. Ему двадцать два всего. Интересно, а мотоцикл он почто продавать будет? Я бы взял по-дешевке. Майка-то где?

— Удрала.

— Все, Старик первый. Следующий Мартинг, стопудово.

— Не смеши меня — Мартинг! Мартинг до конца тысячелетия не женится.

— Ставлю Мартинга. Я бы у Старика тачку взял, но мне армия светит. Второй раз не отмазаться. Говорят, если кому-то ящик поставить, то можно...

— Детка пропал, ты знаешь, — Лешка искал ключи, они выходили из квартиры. — Ты в школе его не видишь?

— Я-то нет. Но думаю — он просто не подходит, мы же поругались.

— Ты чего, серьезно? — удивился Лешка. — Думаешь, он помнит?

Я промолчала.

— Надо зайти. Свет-то горел вчера. Сейчас забежим на минутку, ладно? Я его уже три дня достать не могу. Он будет мотоцикл брать или нет. Он меня уже одолел, честное слово.

На первом этаже Майка толкнулась в Джекову дверь. Постояли, подождали.

— Да что они все, в прятки играют, что ли? — громко возмутился Лешка, пробуя голос на эхо подъезда.

— Громче ори, — посоветовала Майка.

— Ох ты наглая.

Препираясь, позвонили к Володьке (Майка трусила ужасно). Открыл братишка.

— Дома?

— Кто?

— Володька.

— Какой? — и исчез. Лешка озадаченно поскреб в затылке.

— Золотой, наверно.

— Это приколы такие — объяснила Майка.

Пришел Володька. Немного поломался и вышел в коридор.

В коридоре воцарилось молчание.

— Ну побили, — признался Володька.— Ну так то не смотрите. Не в первый раз, не в последний.

— Так ты три дня дома сидел? Я, как дурак по клетке бегал, а ты дома сидел и прикалывался? Выходить боялся?

— Прикалывался, — хмыкнул Детка, прикрывая лицо свое ладонями, на ощупь пробуя его. — Не знаю. Может, теперь это так и называется. Я вчера только из больницы ушел.

— Рассказывай, — потребовал Лешка. — Почему тебя все время бьют? Не, класс... Слушай, тебя надо в медучилище, наглядным пособием... Майка, нравится?

— Конечно, по глазам же видно, — засмеялся Володька. — Такие глаза, я валяюсь.

— Как это с тобой?

— Да так. Погоняли дурака. Как мячик. Забавно было.

У него перед дверью стояла скамейка, он на нее и сел. Помолчали. Лешка полез за сигаретой.

— Поймал меня Юннат. Когда мы с Димкой за вином маршировали. Вот и увезли под Монзино, где дорогу открыли... Вот сколько раз били, а так — никогда. Я чуть не подох. В больницу увезли, а там весь набор. Три ребра, сотряс мозга. Блин, когда вдыхаешь побольше, так чувствуется. С легкими чего-то. А я вчера вечером удрал. Парень шмотья мне принес с черного хода... Дома лучше. С матерью что было...

О боже, какой страшный — подумала Майка. Если на улице увидеть — бомж, синяк, алкаш, дегенерат. Я что, правда думала, что в него влюбилась?

Синяки под глазами лиловые, с желтыми вздутиями; рот опухший с какой-то язвообразной заморочкой, по левой стороне — словно щеткой с иголками проехались — от виска до одежды, а может, и ниже. В домашнем мешковатом костюме защитного цвета в пятнах, сшитом по типу спортивного, хб, с капюшоном даже и шнурками — мама, наверно шила, и опять же сидит на нем — классно-классно...

— А чего ты делать собираешься?

— Как что? — он вскинул глаза. — Дома сидеть... Лежать. Тут без вариантов, кажется.

— А...— сказал Лех, изобразив мысль бровями.

— Упаси бог...Чем скорее меня забудут, тем лучше. Больше я в чужие огороды не лазаю. Я и так испугом отделался. Юннат — добрый, в общем, парень. Не убил. Даже не покалечил. Так, больше для порядка...

— А в школу как?

— Ты смеешься, да, Майка? Правда, смеешься? Я из ума еще не выжил — на улицу так идти.

— А у Стариков свадьба двадцать первого. Всех зовут.

— По сколько скидаетесь?

— Пока по пятьсот, но с тебя можно меньше. Откуда у тебя деньги.

— У меня есть полштуки, — обиделся Володька. — Только это не деньги. Вы уже решили — что?

— Что дарить — ерунда. Главное — собрать.

— Ну ладно, мы пойдем, — сказала Майка. — Тебе лежать надо. А Лешка к тебе вечером забежит.

— Ладно...Майка, матери на работу телега пришла из школы, меня выгонять собираются. И еще сколько проваляюсь — точно, выгонят. Нужно алгебру сдавать; я во все въезжаю, а там посмотрел : пределы-беспределы, логарифмы без всякой рифмы...Короче, что: если я там чего не додумаю, ты мне дашь тетрадь, или так, на пальцах... Помнишь, обещала.

Он улыбнулся огромными губами.

— Тебе что, острых ощущений по жизни не хватает?.. Ладно, если обещала.

— Я позвоню, если что?

— Посмотрим.

— Ориведерчи, ромо.

— Ага, счастливо.

Володька чуть было не перешагнул в дверь, позабыв об утренних своих подвигах.

В двери было вставлено стекло. Сашка смотрел "Остров сокровищ"

— Ты прибрался?

— Да! — чересчур бодро откликнулся тот.

Брат перестал схватывать на лету.

— Еще раз спрашиваю: ты прибрался?

— Я досмотрю мультики и все сделаю, — жалобно затянул тот привычную песню.

— Короче, в полет. Мультики потом. Чем быстрее, тем скорее. Валяй.

— Ну че...— Санька, однако, живехонько обернулся за тряпкой, пыль потом развозил по мебели, почти не кося в телек.

В конце концов, может же старший брат чего-то захотеть? Сформируем здоровую, всесторонне развитую личность с обостренным чувством дисциплины.

Володька с утра разводил побелку, мазал потолки — до чего не доходили руки с самого переезда. Надо еще в пылесосе поковыряться вечером. Володьке нравилось заниматься хозяйством.

Примчался брат, юркнул в кресло. Без сомнения, пыль исчезла во всей квартире, несмотря на мультики.

Вернулась с работы мать, разогрела ужин. Сашке было разрешено на улицу, и он улетучился. Мать повздыхала привычно, обозвала чудовищем, обрадовала подарком — маской Кинг Конга. За потолки Володьке попало — какой ремонт, лежать надо! Марш в постель...Но плавно перешла на письмо из школы, и о том, что надо сдавать, или второй год учиться; что непутевый он...

И тогда в дверь позвонили, а Володька обрадовался, потому что разговор опять пошел нудный. Он ведь все пообещал, зачем гонять одно и то же.

Мама отправилась открывать.

Пришел тот дядька, которого он видел в машине и который, как сказали, нашел его на дороге. Мать смутилась, растрогалась, повела его пить чай, Володька надел маску.

— Здрасте...

— Здравствуй. Ну, как?

Хорошо, не видно чтоли.

— Вот, пластическую операцию сделали. Как вы думаете, удачно прошла операция?

— Ты бы о матери подумал. Думаешь, ей легко с вами? А за тебя она вообще места не находит...

— А ведь мы с вами уже знакомы. Тачку высаживали, помните? Вы меня еще с велосипедом до города таранили.

— Какую тачку? — забеспокоилась тут же мать.

— Да, точно, — заулыбался дядька. — Машину. А я-то думал, что кажется, будто ты мне знаком. С дороги съехал, — объяснил он матери.— Вдвоем выкатывали.

— А, — успокоилась мать.— Я сейчас чай поставлю, — и убежала на кухню.

— А ты что про отца говорил?

— Какого отца? — удивился Володька.

— Ну машина, сказал, у отца. Ты на ней ездить и научился. Соврал?

— Не...Это у парня погоняла такая — Отец. Все так зовут.

— Дрянь ты, все-таки, — видимо обрадовался дядька. — У тебя мать такая...

— Ничего, — снисходительно согласился Володька. — Мать-то ничего, а вот намерения у вас серьезные?

— Чего? — мужик округлил глаза.

— Я пошутил, — кротко объяснился Володька. — У меня сотряс, поэтому шутить получается плохо. Только я тут за старшего, на всякий случай.

— Ну давай тогда познакомимся, раз ты за старшего. Мухин. Владимир Иванович, — он протянул руку.

— Доннер. Владимир Николаевич.

— Маску то сними.

Володька стащил маску, и ею отдал честь, минуя его ладонь.

— Да, — вздохнул мужик. — Лучше одевай обратно.

— Дела житейские.— Володька кинул ее на трюмо.— Я в ней гостей принимаю.

Вышла мать с заварочником в руке.

— Володька?

— Не хочу.

Он ушел к себе, поставил "Алису", "Лодку".

Таблеток оставалось на месяц, не больше. Даже по самым гуманным подсчетам. Мама-мама, что я буду делать — подумал Володька, тупо обозревая свое сокровище. Неужели когда-нибудь я смогу без этого. И забудутся страх и изнуряющие сны, когда этого нет под рукой, или не подошло время. И время перестанет делиться на циклы : "когда дурак, поперся" и " когда дурак, потому что пруха вышла". Только на черное и белое. Когда дураком ты оказываешься все равно в любом случае.

Ночь, отпустившая нервы, проскользнула на одном дыхании. Целая ночь счастья и расслабления... Ночь шагнула в утро, а утро — в день; серый, неясный... Маза снова закончилась. Время ширяться, и время напрягаться — как любил говорить Кадет, пусть ему неволя будет в радость, а не в гадость.

На кухне он оторвал горбушку от батона, как воду, выпил стакан молока. Из школы припрыгал брат, уселся за книжки. Воспитал — усмехнулся Володька. Главное — толкнуть по рельсам, а там и без меня поедет... Если что случится, только что б мать не напрягал. А похоже, и не будет, кровь в нем не та, а это в крови — или есть или нет. А что он мог взять от отчима? Ладно, пусть. Брат есть брат, от отчима — ничего, только от матери. Мягкий он.

Пришел Санька.

— Чего без света сидишь?

Из люстры выплеснулось желтое электрическое пламя, еще более оттенив унылую серость за окном. Брат поставил чайник, до чего Володька не додумался, просто сидел на диване и смотрел в стол, на порезы голубой клеенки.

Санька трещал про школу. Он не слушал.

Пришла мать, сварила суп, отпустила брата бегать, ушла к соседке. А Володька устал смотреть на клеенку и считать порезы, и телефон с готовностью тыкался в ухо, но кому позвонить, он не знал...Просто попинать слова, без смысла, не напрягаясь.

Ни Майки, ни Джека дома не было. Тогда стал вспоминать номер Игоря, но не смог, позвонил в справку, спросил Реквиес по Черноисточинскому шоссе, дом примерно десять, квартиру не знаю, но вы поищите, фамилия-то редкая.

Трубку сняли.

— Игоря можно?

— Я.

— Привет.

— Угу.

— Узнал?

— Чем обязан?

— Не знаю. Скучно. Дай, думаю, Рексу позвоню.

— Кому?

— Рекс. Сокращенно. Нравится?

— За базаром следи. Скотина.

— Понятно. Тебе тоже не весело. Болит у тебя чего? Фигня, старик, к бессердечным даже инфаркт не цепляется.

— Это все?

— Нет. А ты нудный. Я, собственно, что звоню — ты по утрам что пьешь — чай или кофе?

— Я по утрам ничего не пью.

— Ну вот. Тогда я кончаю. А ты, милый?

— Пошел ты!

Володька положил трубку. Хмыкнул. Включил "Вести", да так и заснул.

Майка только-только вернулась из школы домой, и еще в дверях услышала телефон. Подбежала, сняла трубку. Вовкин голос обжег, кровь прилила к щекам.

— Майка?

— Володька?

— У тебя как со временем?

— В смысле?

— Да проблемы у меня. Позанимаемся?

— Чем? — задала она очевидный по глупости вопрос.