Лидия

— Всё это время? Какое время? Сколько уже я здесь?

Девушка помотала головой, показывая, что не собирается отвечать.

— Зачем? — Я схватил её за плечи. — Зачем ты делаешь это, Лида? Я же вижу, что это ты! Неужели ты и правда не узнаешь меня?

— Не надо, — сказала девушка.

— Ведь ты на самом деле всё помнишь! — выкрикнул я и тряхнул её за плечи. Она не сопротивлялась; казалось, она готова была в любую секунду упасть в мои руки. — Но тогда зачем? Они заставляют тебя?

Девушка подняла голову.

— Это так жестоко, — дрожащим голосом сказала она. — Почему именно сейчас? Это как... жестокая издёвка...

— Что жестоко? — не понял я. — О чём ты говоришь?

— Я не Лида! — крикнула Таис и грубо оттолкнула меня на кровать. — Прекратите повторять это! Или я больше никогда...

Она вытащила из кармана пульт и угрожающе взмахнула им перед собой. Я посмотрел на непонятный прибор в её руке, а потом коснулся пальцами воспалённой кожи на своём правом плече.

— Что это? — спросил я. — Вы делаете какие-то инъекции? Это вы меня так лечите?

— Это... — оторопело пробормотала девушка, — это для вашей же...

— Для моей пользы? — сказал я. — Как заботливо с вашей стороны! Ну что ж, давай! Жми на свою кнопку ради моей пользы и закончим этот бессмысленный разговор. Я не буду на тебя смотреть, если так тебе будет проще.

Я прикрыл лицо рукой.

Ничего не происходило.

— Извини, — послышался голос Таис. — Мне не стоило приходить. Я ошибалась.

Раздался тяжёлый металлический лязг, и огромная дверь отворилась. Таис взглянула на меня в последний раз, покачивая в руке цилиндрическим пультом, желая удостовериться, что я не последую за ней.

— Погоди! — крикнул я.

Таис остановилась.

— Положим, что всё, что ты... что вы говорите — это правда. Каким-то... невероятным образом. Но я действительно был на Ахилле, и вы говорили, что были и другие пострадавшие тоже... Первый пилот. Я его помню.

— Да, — сказала Таис.

— Они здесь?

Таис замялась на секунду.

— Да, — нехотя сказала она. — Здесь есть и другие, с Ахилла.

— Я могу их увидеть? — спросил я. — Кого-нибудь. Первого пилота. Это помогло бы мне. Быть может, если бы мы могли поговорить...

— Нет, — Таис покачала головой. — Мы думали об этом. Вы просто не совсем понимаете... Скорее всего, вам стало бы ещё хуже.

— Хуже? Хуже, чем это?

Я показал рукой на пустые белые стены.

— Извините, — повторила девушка и вышла из камеры.

Дверь почти моментально закрылась за ней — приводные механизмы взвыли, и тяжёлая бронированная створка с размаху ударила по косяку. Гулкое металлическое эхо прокатилось по сверкающим стенам. Но уже через секунду меня снова окружала невыносимая тишина.

Я вышел в центр комнаты. По моему лицу стекали капельки пота; воздух в камере вдруг стал плотным и тёплым, нагревшись от слепящего света из стен.

— А теперь... — сказал я, — а теперь просто отключите меня. Ну же! Нажмите на свою кнопку! Вы ведь так часто это делаете!

Тишина.

— Я устал, — сказал я. — Я не могу так больше. У меня больше нет сил.

Мои босые ноги окоченели и почти ничего не чувствовали. Дышать было тяжело, с каждым вздохом лёгкие мои наливались болезненной тяжестью.

— Лида... — пробормотал я. — Нет...

Я поднял голову.

— Таис! Таис, пожалуйста! Я схожу здесь с ума! Если ты правда... если это не то, чего ты хочешь... Если ты...

Над головой моей раздалось пронзительное дребезжание — можно было подумать, что кто-то пытается включить неисправный микрофон.

— Таис... — повторил я. — Я не могу больше терпеть ни этот жуткий свет, ни темноту... ни этот холод.

Звон прекратился.

— Таис! — крикнул я.

— Достаточно! — раздался искажённый неисправным модулятором голос.

— Что достаточно? — спросил я.

— Сядьте на кровать, — приказал голос. — Я сейчас выключу свет. Попытайтесь уснуть.

— Таис... — начал я.

— Сядьте на кровать! — Голос снова сорвался на звон, от которого закололо в ушах.

— Таис, — повторил я, — у меня остался последний вопрос. После этого я замолчу и... постараюсь уснуть.

Надсадный шум прекратился — кто-то переводил дыхание, обдумывая мои слова.

— Я слушаю, — донеслось с потолка.

— Таис, — сказал я, — я тебе верю, я верю, что ты хочешь помочь. Я понимаю, что ты не можешь мне всё говорить, что ты, возможно, и не знаешь всего, но постарайся ответить на этот самый последний вопрос.

— Я слушаю, — нетерпеливо повторила через модулятор невидимая Таис.

Я сглотнул слюну.

— Скажи, — спросил я, — среди пострадавших, среди тех, кто с Ахилла, есть девушка твоих лет?

Голос молчал.

— Да, — послышалось, наконец, с потолка, и этот единственный слог, произнесённый механическим басом, превратился в протяжный электрический гул, который ещё долго стоял у меня в ушах.

74

Прошёл уже почти месяц после нашего последнего свидания с Лидой в театре, но она по-прежнему избегала меня, придумывая всевозможные причины, чтобы отказаться от встречи. Сначала у неё появились неотложные семейные дела, а к ближе к сессии она решила круглые сутки готовиться к несложным промежуточным зачётам.

Я смог поговорить с ней всего несколько раз, когда мы случайно встречались в коридоре у поточных или в институтской столовой. Она была приветлива, позволяла поцеловать себя в щёку и всё время куда-то спешила — на лекцию, непонятную встречу, домой. Прощаясь, Лида иногда долго смотрела на меня своими зелёными грустными глазами, чуть нахмурив брови и улыбаясь, как она умела, только уголками рта — как будто извинялась за что-то, о чём не могла или никак не решалась сказать.

— В планетарии пустили новую программу, — сказал я однажды, чтобы хоть как-то её задержать.

Лида была вместе с Анной, которая уже нетерпеливо тянула её за рукав.

— Ты же знаешь, это не планетарий, — сказала она.

— В космическом театре, — поправился я.

— Нам вообще-то пора, — сказала Анна.

— Давай потом, — сказала Лида. — Я сейчас тороплюсь.

Она ехала с Анной в город, а у меня оставался ещё последний семинар. Мы расходились по разные стороны узкой аллеи, которую обступали развесистые зелёные ели и уродливые облетевшие деревья.

— Звёзды и любовь! — крикнул я удаляющимся девушкам.

Лида остановилась.

— Что? — спросила она.

— Звёзды и любовь, — повторил я. — Так называется новая программа. Мне показалось, будет интересно.

Анна некрасиво скривилась, как если бы я сболтнул какую-то глупость. В действительности в фальшивом планетарии пустили голографический фильм о чёрных дырах и столкновении галактик. Я и сам не понимал, зачем решил соврать про звёзды и любовь — ведь требовалось лишь несколько секунд, чтобы уличить меня во лжи, просто открыв расписание сеансов в суазоре.

— Интересно, — сказала Лида. — Но как-нибудь потом, ладно?

— Ладно, — согласился я.

Девушки медленно пошли по аллее, хотя совсем ещё недавно так торопились, что даже отказались от моего робкого предложения их проводить. Я вдруг почувствовал себя так, словно в тот самый момент, когда Лида отвернулась, я перестал существовать. Я помню, что тогда на аллее не было никого, кроме нас троих, хотя память наверняка обманывает меня — вечером, перед последними занятиями, в институтском городке всегда много студентов. Но я видел только Лиду и её некрасивую подругу, видел, как они неторопливо удаляются, позабыв обо мне.

Спустя пару дней я встретил Лиду снова — на сей раз у большой поточной, где Соколовский обычно читал свои снотворные лекции по истории колоний.

— Звёзды и любовь? — сказала вместо приветствия она.

Я даже вздрогнул от неожиданности.

— Да, — сказал я. — Если я ничего не перепутал.

Лида была одна, и я невольно осмотрелся по сторонам, ожидая увидеть её надоедливую подругу, которая вечно мешала нам нормально поговорить.

— Я пока не уверена, — сказала Лида, — но, может, на этих выходных у меня получится вырваться.

На ней было то самое светло-коричневое платье с кружевной юбкой, которое она надела на наше первое свидание в звёздном кафе, и короткое бордовое пальто, слишком лёгкое для почти уже зимней погоды. Впрочем, снега всё ещё не было, а фальшивые иллюминаторы в коридоре заливало слепящее вечернее солнце, которое, казалось, могло расплавить не только лёд, но и толстое оконное стекло.

— Это было бы классно! — сказал я. — Мы так давно уже никуда не выходили.

Лида улыбнулась — её губы едва заметно вздрогнули, — и тут же принялась взволнованно приглаживать волосы, смутившись собственной улыбки.

— Слушай, — начал я, — если... если я...

Прозвучал раздражённый звонок — громкий и надрывный, — и Лида, деланно вздохнув, взглянула на маленькие ювелирные часики на своей руке.

— Пора, — сказала она. — Извини. Лучше не опаздывать. Потом поговорим, — и убрала чёлку со лба.

Однако она согласилась!

Я был счастлив целых два дня, пока Лида сама не позвонила мне вечером. Очередные неотложные дела. Я промычал в трубку что-то нечленораздельное и с силой надавил на горящую красную кнопку 'Отбой', едва не порвав экран.

Потом, уже незадолго до начала сессии, я встретился с Лидой после лекции, специально подкараулив её в коридоре рядом с аудиторией. Она снова была одна, без подруги, и это добавило мне решительности.

Увидев меня, Лида совсем не удивилась, как будто знала, что я её жду.

— Привет, — только и смог выдавить я из себя, тут же растеряв всю свою смелость.

Лида улыбнулась в ответ, и я вдруг понял, что нам совершенно не о чем говорить — заводить разговор о ненастоящем планетарии уже не имело смысла, а обсуждать приближающуюся сессию так, словно мы едва знакомы, мне не хотелось.

— Ждёшь кого-то? — спросила Лида.

На ней был тёплый свитер с высоким воротником, а на плече висела привычная уже сумочка, похожая на небольшой портфель, и Лида как-то нетерпеливо дёргала её за тонкую кожаную лямку.

— Виктора, — зачем-то сказал я, хотя знал, что его не было на лекции.

— А, ну ладно, — Лида нахмурилась. — Я пойду.

Она прижала к себе болтавшуюся на плече сумку и прошла мимо меня, опустив голову и стараясь не смотреть в мою сторону.

— Погоди! — Я схватил её за руку и тут же отпустил, испугавшись.

Лида остановилась.

— Я не жду Виктора, — сказал я. — Я ждал тебя. Нам надо поговорить.

— О чём? — спросила она.

Я и сам не понимал. Я мог предложить ей сходить куда-нибудь, но был уверен, что уже заранее знаю ответ. Мог извиниться за тот поцелуй, так неожиданно изменивший всё между нами.

Но я не хотел извиняться за поцелуй. Я хотел снова её поцеловать.

— Так о чём же ты собирался поговорить?

Лида, наконец, оставила в покое свою сумочку.

— О нас, — сказал я так тихо, как если бы в действительности не хотел, чтобы она меня услышала.

— Что? — спросила Лида. — Здесь шумно. Может... Знаешь, вообще сейчас перемена небольшая, а я...

— Ты торопишься, — подсказал я.

— Да, но... — Лида вновь схватилась за лямку сумочки. — Мне кажется, я где-то оставила свой проектор голограмм. Ну, знаешь, куб такой. Может, в столовой или предыдущей поточной.

Я оживился.

— Сходить с тобой? — предложил я.

— Да, — ответила Лида. — То есть нет, — она рассмеялась. — И туда, и туда мы сходить не успеем. В столовую я сама схожу, а ты посмотри в поточке, где была предыдущая лекция, хорошо? Если найдешь, позвони мне. Перед следующей лекцией или после пересечёмся.

— Проектор голограмм, — повторил я.

— Да, — сказала Лида. — Ты его помнишь.

Мы вместе спустились на лифте, и Лида, взмахнув на прощание рукой — так, словно мы расставались на несколько дней — вышла в промёрзлый осенний сквер.

В поточной никого не было.

Поднимающиеся друг на другом, как в амфитеатре, ряды уныло-серых пластиковых парт выглядели так, как будто всех студентов срочно эвакуировали посреди лекции, выгнали из здания из-за сработавшей пожарной тревоги, и только теперь истерическая сирена замолкла, обнажив давящую тишину вокруг. На партах стояли банки из-под газировки, валялись смятые целлофановые пакеты, кто-то даже забыл на втором ряду свою сумку. Я прошёлся мимо учительского стола, окружённого четырьмя колоннами проекторов, и суазор в моём кармане встревоженно завибрировал, предупреждая о чём-то.

'Третий или четвёртый ряд сверху', — написала Лида. — 'Ближе к окну'.

Я улыбнулся. Четвёртый ряд, второе место от окна. У нас была лекция по естествознанию. Лида тогда сидела одна, в окружении пустых стульев. Я смотрел на неё всю пару и хотел подождать в перерыве, но она вышла раньше меня и тут же растворилась в нетерпеливой толпе студентов, которая так упорно ломилась к выходу из здания, точно от этого зависела их жизнь.

Я поднялся на четвёртый ряд.

До начала следующей лекции оставалось ещё минут пятнадцать. Обычно в это время в аудиториях уже собирались студенты — раскладывали вещи, читали сообщения в сети, — но тогда я был совершенно один. Не слышалось даже голосов из коридора. Я вдруг почувствовал, что лежащий в кармане суазор — единственное, что ещё как-то связывает меня с окружающим миром.

Я развернул суазор и быстро набрал сообщение:

'Хорошо. Уже смотрю'.

Четвёртый ряд, второе место от окна. На столе Лиды не было ни пустых банок, ни обвёрток от низкокалорийных батончиков из буфета. Я сел на её место и осмотрелся. Электронные шторы на окнах не работали, и на шероховатой, как застывшая пена, поверхности стола вытягивались ровные солнечные тени. На естествознании я сидел на самом последнем ряду, у противоположной стены, и Лида, наверное, могла меня видеть, хотя мы ни разу не встречались глазами. Она всё время смотрела в окно или вниз, на профессора, который деловито расхаживал вокруг проекторов, разминая затёкшие ноги.

Где же он может быть?

Я осмотрел соседние места, но не нашёл ничего, кроме смятой коробки из-под бисквитов. В поточной не убирали, а значит куб не должны были забрать.

Я заглянул под парту.

Там тоже ничего не было — даже привычного уже мусора, оставленного студентами. Но я не собирался так быстро сдаваться. Я залез под парту и принялся осматривать соседние места. Руки мои быстро покрылись колкой, похожей на стеклянную крошку пылью, я ударился обо что-то правым плечом — наверное, о выставленную ножку стула, — но всё равно продолжал искать.

Устав, я расселся, сгорбившись, в полумарке, под партой — как будто прячась от лектора, который вот-вот должен был зайти в поточную.

Решив, наконец, выбраться, я слишком резко приподнялся на руках, ударился головой о столешницу и осел на пол, потирая ушибленный затылок. В ту же секунду послышался грохот — я задел за что-то ногой, и какой-то предмет стремглав полетел вниз по рядам, проскакивая между партами, прямиком к широкому столу лектора.

Я быстро спустился вниз, преследуя куб, но рядом со столом ничего не оказалось. Я несколько минут осматривал всё вокруг, пока, наконец, не догадался заглянуть под один из голографических проекторов.