В ожидании творца... Общий файл.

А Дис между тем продолжил:

— Знаешь? За полчаса до того, как я должен был придти в нашу комнату, мой друг предупредил меня об облаве, сегодня я бы уже не сбежал даже в город. Хотя нас сейчас ждет побег и из него. Но, если бы и тебя на месте не было, меня бы искали уже вчера. Заклятие на твоей клетке должно было перестать работать в строго определенное время, так что я знал, что ты прикроешь. И прости, но обнаружить ты меня сможешь теперь только, когда я колдую. И то только, когда рядом. Другого выхода не было.

— И чего же ты добился? Ведь ты все еще в городе? — не то чтобы драконница перестала злиться, но, кажется, она очень любит своего брата.

И все, что было до этого просто очень сильное волнение, вылившееся в злость и банальную истерику. Хм, знаете, а истерика дракона мне больше нравиться, чем она же у блондинки или просто недалекой девушки.

— Чего? Помнишь план? Самым уязвимым местом было согласие престарелого гада, знаешь у меня в помощниках по его уламыванию глава клана Nami`rion`feo`ain. Понимаешь, что это значит?

— То есть мы будем такие, как все? — в голосе драконницы слышалась искренняя радость и предвкушение, будто это была самая заветная мечта. И более того не самая осуществимая надежда... Она едва не прорыдала: — Мы будем впервые в жизни полноце...

— Замолчи! — но Дис не дал ей закончить эту поистине интересную мысль.

— А ты выходи! Думаешь, я не слышал твоего сопения?! И шевелись, время дорого! Через двадцать минут, максимум двадцать пять по этой таверне нельзя было сказать, что в ней вообще кто-то был? Проверь девушек, и в этот раз по-честному. Оставь нас! Твоя подруга Иней дорого заплатила за наше участие в спасении ваших жизней, цени ее труд.

Промолчала, а что я должна была сказать? Но его глаза в тот момент так смотрели на меня. Даже и не знаю, что за чувство было в них? Разочарование? Недоумение? Обида? Злость? Не знаю... Чужая душа, как известно потемки. Отвернувшись от света, а главное его глаз, скрылась в комнате. Словно закуталась в нежный бархат тени, что скроет от тоски и боли. То, что там произойдет, меня уже не касается. И так будет всегда. Я просто устала от одинаково лживых чувств, так же как и от масок. Ничего не было и... не будет. Не будет. Я так хочу.

Усталость. Она неизбежна. Она околдовывает, дает приют, спасает. Но это яд... Самый страшный яд, что выжигает все внутри дотла. Мне не больно, но я так устала. После этих слов обычно и прыгают в пропасть. Не боль причина самоубийства, а совсем другое... Так оно и есть. Но сейчас нет времени для пустых рассуждений о том, чего нет. Как бы я не относилась к Дису, но этот гаденыш прав. Судя по разговору, он птичка высокого полета, а за таким спустят всех псов, если он действительно сбежал. В чем лично я не сомневаюсь. Соответственно нашей компании тут совершенно нечего делать. Лишние неприятности ни к чему, тех что уже есть и без того хватает. И не на одну жизнь.

Так хватит нерешительно стоять под дверью и думать о глупостях — нужно скорее собираться. Но прежде всего одна мелочь. Тихо отворив дверь, проскользнула в комнату, которую так самонадеянно покинула ранее. Возможно, это было ошибкой, но так мучительно оставаться в неведении. Мало информации. Отсутствие документов. Знание языка по счастливой случайности, хотя что-то сомневаюсь, что это была случайность. Моя мать была в этом мире. Знала его правила. Есть подозрения, что она опасалась, что я действительно попаду в этот мир. В детских сказках все перечисленное не имело особого значения. Но реальность такова, что доверять я не могу никому. Яну не то, что не возьмешь в расчет, просто какой бы она ни была, чего бы ни знала, она остается слишком ненадежным союзником. Чем она так плоха? Она может выдать меня не нарочно, но не к месту. Да, конечно я от нее не отказываюсь. Но беспристрастно глядя на вещи, здесь я никто. У меня нет каких-либо прав, а для их получения мне нужно много информации и еще больше выдержки.

Увы, но доверчивой сентиментальной девочкой быть не получиться. Иначе мир потопчется на мне хорошенько. А сейчас все что можно сказать обо мне так это только то, что я беззащитна и слаба. Единственный выход — положиться на спутников, но ожидать предательства. И да, черпать как можно больше информации. Как все говорят, именно она сейчас правит миром. Но это применимо и к другим мирам?

И к тому же есть большая вероятность, что на меня открыта охота. Конечно, я могу отвергнуть эту мысль Иней. Но из всех здесь только она мне показалась взрослой что ли. Трезво, пускай и немного цинично, глядящей на мир девушкой. И даже, если ищут не меня, а ее, все же есть смысл поменять не только имя но и внешность. К тому же пусть я безнадежно опоздала, но нужно отдать последний долг матери. Раньше я боялась, как бы мне не хотелось это скрыть. Но сейчас я готова. Действительно готова, а значит...

Когда-то мать рассказала мне удивительную то ли сказку, то ли быль. Хотя, если посмотреть где я оказалась, возможно, то была реальная история ее бурной жизни, которая от меня была столь тщательно скрыта. Она рассказывала про двух людей. Юношу и девушку. И они любили друг друга. Когда я спросила, были ли она принцем с принцессой, мама мне сказала, что не имеет значения, кто возлюбленные. Любовь либо есть, либо нет. И звания, титулы, власть или богатства не имеют ни малейшего значения. Это таинство двоих. Я тогда не совсем поняла, но сейчас мне кажется, что ее слова мне стали чуть более понятны. Так вот эти двое любили друг друга. Они думали их счастье продлиться вечно. Но, увы, где-то вспыхнула война и он уходил.

— Не уходи, — тихо шептала она. Даже не смея его коснуться.

— Не могу. Прости... — тихо ответила за него его гордость.

Он ушел, обещая вернуться. Она осталась, обещая дождаться. Он не жалел ни о чем, даже тогда, когда война превратила его преждевременно посидевшего старика. А жизнь лишила последних иллюзий о том, что война бывает благородна. Ведь война это всегда кровь, гарь, пепел и смерть. Смерть друзей, лица, которых будет помнить лишь он да пара таких же калек войны. Смерть врагов, таких же людей, как и он сам, но которые по ту сторону баррикад. В войне нет ничего такого, о чем мечтают совсем зеленые мальчишки. Такие же, каким был и он когда-то.

Она тоже не жалела ни о чем. Она расцветала как прекрасный цветок. Но не жалела, что ее молодость проходит лишь в ожидание его возвращения. У нее тоже была ее гордость. Часто она выходила к скалистому берегу и любовалась на звезды, по крупицам собирая те счастливые воспоминания, что были еще с ним. Ночью, когда никто ее не слышал, она пела ветру, пела те песни, которые он так любила. И с мольбой просила передать их для того, кого она любит. Дивные то были времена, говорят, иногда даже такие нелепые пожелания исполнялись. Возможно, он даже на таком расстоянии слышал ее прекрасный голос.

Так пел ее голос, летящий в небо... Но ни мольбы, ни любовь, ни песни не могли помочь. Ничто не может противостоять легкой поступи смерти, что ходит по полям брани и собирает свою кровавую жатву. Так говорят. И так и случается. И его не минула участь сия. К ней не пришли эти вести. Но она и без этого все поняла. Она была из тех, кто может видеть чуть дальше, чем другие. И однажды она проснулась от ужасного крика. Своего крика. Она все поняла.

Она тоже ушла. Ушла лечить тех, кто, как и он, пошел по пути смерти. Много смертей она видела. Многое осознала. Она нашла минуты забвения. Лишь в этом было спасение. Минута, когда лишь тяжелая работа позволяет тебе заснуть, чтобы не видеть во сне его мертвого лица.

Несколько лет спустя накануне своей свадьбы с человеком, которому она спасла жизнь, она снова увидела сон. Кстати я не поверила, что она может выйти замуж. Но мама мне сказала, что даже человек стал жить столь долго, что его не хватает на одну любовь. Вот только каждый раз все совсем по-другому. Эта девушка увидела сон. И тогда она пошла на тот скалистый берег, где она была счастлива с тем, кого нет больше в ее жизни. Она тут не была давно. Слишком давно. Но боль была так же сильна, как в то первое утро после сна-кошмара. У нее с собой был последний дар. Дар любви. Она отрезала те длинные волосы, что были такой же гордостью, что и ее голос. Она сожгла их. И сейчас пришла рассыпать пепел над заливом их разбитых надежд. Отдать последнюю дань. Она спела ту песню. Их песню. И уже почти ушла. Но, оглянувшись, посмотрела на море и сказала:

— Бескрайний Ветер... Ты ведь дашь нам шанс встретиться и полюбить в следующей жизни?

С тех пор этот ритуал, говорила мне мать, был последней данью тем, кто ушел от тех, кто остался страдать в одиночестве. Последний дар, когда ты начинаешь новую жизнь. Жизнь без того, кого любил. На мой взгляд, слишком слезливая история, но если подумать, в ней что-то есть. Отдать последнюю дань памяти умершему человеку, раньше мне казалось это глупым. Но сейчас я хочу быть свободной, хочу другую жизнь и потому отрежу волосы. Это не грани отчаяния это нужда в смене моего облика и смене облика жизни...

Огляделась в поисках ножниц. Увидела их на туалетном столике, что был примечен мною ранее. Села за него и... А дальше? Дальше я взяла ножницы и примерилась ими к волосам. Во мне всегда на подсознательном уровне существовало некое табу на стрижку. Это необычно. Я ходила в парикмахерскую, подравнивала волосы. Но всегда, когда дело касалось того, чтобы обстричь себя самой внутри поднималась внутренняя и отчего-то старая неприязнь. Откуда она появилась, увы, не ведаю. И потому, кинув взгляд на отражение в зеркале, я стянула волосы в своеобразный хвост. А затем, чтобы не передумать, зажмурилась и решительно отрезала лишние космы.

Что ж гром не грянул с небес, не разверзлась твердь земная. Просто, когда открыла глаза пряди синего и красного цвета были все той же длины, я начала равнять волосы, но для ножниц эти пряди словно и не существовали.

Тут, в отражении, заметила пристальный взгляд Яны. Невольно отшатнулась, но затем, справившись с минутной слабостью, обернулась, чтобы проверить ее состояние. По словам Диса, он не знал какое точно время ей понадобиться, чтобы прийти в себя, но не думаю, что оно должно было быть настолько малым.

Глядя сейчас на Яну, я всем нутром ощущала исходящую от нее звериную сущность. Немного любопытную, немного дикую, но преданную мне и душой, и телом. Как будто она была животном, но на грани рефлексов знала что я — 'своя'. Странное чувство. С той же необычной, текучей грацией она приблизилась ко мне, не задевая Иней и будто считая, что той и вовсе не существует. Только я и она. Она и я.

— Ты одна из нас. — Яна не спрашивала, лишь констатировала факт, который был очевиден лишь ей.

Она аккуратно подцепила пальцами прядь красного цвета и начала бережно накручивать ее на свой палец. Яна не замечала ничего вокруг. Словно, это она и не она одновременно.

— Ты не сможешь отрезать эти пряди. Хотя это, в общем-то, не имеет смысла...

— Почему?

— Что почему? Почему не сможешь или почему не имеет смысла? Ответ прост на оба вопроса и одинаков тоже для обоих. Ты действительно хочешь знать? — одновременно делая ударение на слове действительно и в то же время чуть сильнее дернув мои волосы, она намекала на боль?

— Думаю, повторять вопрос не имеет смысла? — спросила я, внутренне страшась, что Яна, та девочка, которая мне очень дорога, попросту сошла с ума. Или о ней мне все еще известно слишком мало. Третьего не дано, точнее просто этого не вижу. Что было еще страннее, что в то время, что мы молчали, она ловко начала сплетать бесплотные пряди синего и красного в какую-то убористую сеть из косичек.

— Ты наша. Ты имеешь ту же вторую суть, что спрятана столь искусно, что не разглядишь. Но сущность твоя сродни нашей. Как много ты знаешь о ней? Что можешь принять ты следующая пути алой мести и голубо... Впрочем, какая разница? Ты узнаешь все в свое время. Или не узнаешь? Ну и ладно, это не имеет значения. Кстати, передай малышке, с которой мы делим нашу двуликость, хотя вернее будет сказать двуличность в одном сосуде, привет от ее истинного 'я'. — Она сардонически усмехнусь своим мыслям, видя в этом нечто забавное.

А затем начала падать мне на колени. До этого я под гипнозом взгляда второй сущности Яны присела на край кровати. Думаю, она и не помнит. Надо проверить, если подтвердятся эти слова о сущностях, то кто тогда я?

— Яна... Девочка моя, очнись, — тихо и нежно повторяя это, я в тоже время гладила ее по голове, как маленького ребенка. Хотя слово как не уместно в данной ситуации. Я слишком много думаю, поэтому это может быть оправданием тому, что не заметила, что моя подопечная открыла глаза.

А затем, коснувшись рукой моих косичек, сказала:

— Как красиво... Но зачем ты отрезала длинные волосы?

Значит правда. Что ж примем этот факт, пусть неожиданный, но не менее от этого полезный, к сведению. Анализ событий можно провести и позже. Времени в обрез, а я тут решила в короткие сроки стать и пророком, и парикмахером, и еще неизвестно кем.

— Так получилось. Пойдем собираться...

— А кто сделал тебе прическу, как в книжке?

Я, было, хотела спросить, что за книга. Но времени и впрямь не так много. Да и потрясений на сегодня было столько, что стычка с теми идиотами была словно вчера. Или даже неделю назад.

— Прости, Яна, но нужно спешить. Поговорим об этом в другой раз?

Нетерпеливо дождавшись кивка, я сказала, почти приказала:

— Нам нужны вещи. Для похода. Опасаюсь длительного. Я в этом не разбираюсь. А времени все меньше. Если что-то забудем, это уже будет не так легко достать. Но точно знаю, вернемся мы сюда не скоро, если вообще вернемся. Так что вещи, имеющие для тебя большое значение, бери в первую очередь. Но не много. Кстати деньги не повредят. С остальным справишься?

Получив очередной кивок, я направила взгляд на Иней, что все еще не подвижно лежала на кровати.

— А мне будет, чем заняться, — с иронией пробормотала я.

Понимала, что Яна еще не оправилась. Но я не знаю, что брать раз, а во-вторых, проблема с переносом Иней нависает дамокловым мечом. Подопечная уже скрылась в другой комнате, только после этого я решилась приблизиться к Иней. Отчего-то мне было страшно и больно вспоминать ее лицо полное безумия и ненависти. И потому страх пожирал мое сознание. Но страх надо встречать лицом к лицу.

Потому резко повернула голову и всмотрелась в ее черты лица. Она не приходила в сознание. Лицо было обезображено страданиями, что она видела перед глазами. А может, и нет. Не знаю. Мало ли что может показаться нечистой совести. Я простояла так минут пять, смотря на отражение своей боли и страданий, что заполнили Иней в мыслях, как и меня во снах. Мы и вправду похожи. Но слишком долго боль терпеть нельзя, даже чужую. Отвернувшись, я решила пойти помочь Яне.

Но была остановлена всхлипом Иней. Сначала я даже не поняла, что это. В это с трудом верилось, даже при нашем коротком знакомстве. Обернувшись на звук, четко осознала, что это был именно всхлип. Но Иней? Я была удивлена, мне казалось, что эта железная леди не способна на подобное. Хотя, если ничего не бояться, то можно ли назвать такое существование жизнью? Не знаю, но не хотелось бы мне существовать подобным образом.