Даэн. Рассказ Каярол

— Нет, спасибо, — он встал и замер, словно что-то важное вспомнил. — И все же, Каярол, кто отец?

Можешь успокоить свою сестру, Тайри, — начала я заранее подготовленный монолог. — Их отец — солдат имперской армии. Какой-то из них. И обойдёмся без обвинения в неразборчивости! После тех предательств, которые совершили первые лица нашей империи, я была разбита и нуждалась хоть в каком-то утешении. Мне еще и об этом отчитываться?

Я искренне верила свои слова, так как они были только полуправдой, что даёт желаемые ответы и не приравнивается ко лжи. Ненависть к любимому человек — маленькая цена за то, что Данье не начнёт охоту за моими детьми. Тем более что Эльвьен предо мной виноват.

— Ты слишком к нему сурова, — встал на защиту советника маг.

— Он посадил меня на цепь в этом замке. По-твоему я об этом мечтала? Нет... шагать в строю мне больше по душе. И вместо того, чтобы жить где-то в глуши, мечтать о малом, я решаю проблемы тех, кто продал меня в рабство за сомнительные свободы.

— Будь добра, встань, — в ответ на мою тираду попросил Тайри.

Я искренне удивилась, сверля его тяжелым взглядом, но он молча ждал. А когда покинула удобное кресло, он обнял меня за плечи, а слёзы, чёртовы предательские слёзы, потекли по щекам.

— И не надейся, — негромко успокаивал он. — Я не обиделся. Но я тебе искренне сочувствую.

— Это еще почему?

— Потому что четко вижу два сердца, но только одну Искру. Тебе будет с ними тяжело, Каярол.

Его слова не стали для меня откровением, просто маг озвучил то, о чём я старалась не думать. О плохом всегда думать неприятно. Но именно с того нашего разговора, я стала всё чаше ловить себя на мысли, что как же было бы замечательно забыть подсмотренное будущее и продолжать жить в слепую, как остальные люди, необремененные каким-либо даром. Пораженческие мысли шли в резонанс с моими большими планами по изменению Киорса. И сомнения отступали, ровно до тех пор, пока в памяти не всплывали эпизоды, вызывающие зависть. Мне нравилось смотреть, как Тьери рассказывала Гиону о своих планах по его воспитанию, не имея не малейшего понятия, какие именно из её слов воплотятся в жизнь. У меня не было такой роскоши, строить иллюзорные замки, которые рассыплются под ветрами жестокой действительности, оставив мне один единственный путь — воспитать двух бойцов, напрочь лишенных детства, материнского тепла и простой дружбы. Конечно, я злилась, так как желала своим детям другой судьбы, но иначе было никак нельзя, ведь альтернатива выглядела ещё хуже.

— Просто вы устали, — сказал однажды Велейт, застав меня за поглощением пряной рыбы с вареньем. Причуды беременных его уже не смущали, иначе как ещё назвать чаепитие со мной в тот момент?

— Может, ты все же заберёшь назад свой подарок? Только не расценивай как оскорбление!

Признаюсь, мне и раньше хотелось обратиться к нему с этой просьбой, но обстоятельства принуждали откладывать момент.

— Нельзя забрать то, чего не дарил, миене, — огорошил он меня.

— Вот только врать мне не надо, — разозлилась я, кто на моём месте остался спокойным? Но странным выглядело другое — мне удавалось предсказать наш с ним разговор.

— Миене, — оскорблённо протянул библиотекарь. — Ни словом, ни действием. Моя верность владельцу замка абсолютна.

Интересно почему? Но мимолётный вопрос смело раздражение.

— Тогда перестань разыгрывать обиду и объяснись, — куда спокойнее потребовала я.

— Жестокость вам не к лицу, — как бы между делом заметил он. — Тем не менее, продолжаю настаивать на своём — я вам ничего не дарил.

— Но...

— Но подпитал своей Искрой то, что уже являлось вашим, — интриган даже специально интонацией выделил местоимение.

— Ты хочешь сказать, что этот дар всегда был со мной?

— Не понимаю ваше негодование. Танум Взора среди ка мун рё весьма редко встречается, долго развивается. Этим гордиться надо, — оседлал любимого конька Велейт.

— Только я — не маг.

— У ка мун эхаро рё этот дар встречается едва ли не у каждого второго, но совершенно не развивается, так как не подпитывается Искрой, что делает его бесполезным...

— Прошу хватит! — взмолилась я, иначе он подобно старательному преподавателю прочитает мне лекцию и диаграммы начнёт рисовать. Знаем, проходили. — Я уже поняла, что должна быть благодарной. Нет нужды мне мстить.

— И в мыслях не было, миене, — вежливо улыбнулся он, но озорной взгляд его выдавал.

— Но твои слова просто не укладываются в моей голове. Как я могла жить с редким даром и даже не подозревать об этом? В моих воспоминаниях нет спонтанных всплесков.

— А если я докажу, что один всплеск был? Нет, целых два: во время первого вы были слишком малы, чтобы его распознать, а во второй... — он задумался. — Слишком солдатом, что ли...

— Мала? — невольно переспросила я.

— Ваше первое столкновение с принцессой, — подсказал Велейт. — Почти одиннадцать лет, так?

— Двух месяцев не хватило до дня рождения... — идя на поводу его слов, я погрузилась в воспоминания, размытые временем.

Семинария в то время располагалась в южном крыле замка. Король не желал, чтобы дочь надолго покидала его во время учёбы. Король многое ей прощал: и надменность, и травлю адептов из простых семей, и плохие результаты. Вседозволенность принцессы ни для кого не была секретом. И то, что Селис не могла сделать сама, делали за неё другие. В памяти о том дне хорошо сохранилась всхлипывающая на коленях Линай. Её волосы, обычно заплетённые в две косички, были растрёпанными и торчали во все стороны, а одна прядь находилась в руке принцессы, словно короткий поводок, в то время как между пальцами второй руки играло зеленоватое пламя. Нестабильное. Помню, когда я осознала цвет огня, не задумываясь о последствиях, сбила Селис с ног. Она влетела в массу своих прихвостней, и пламя перекинулось на их мантии. О том, что из шести детей сильно пострадали двое, мне стало известно уже в лазарете, когда ка мун рё я уже не являлась.

— Ты... — я отчего-то запнулась, — был свидетелем того случая?

— Нет, — пожал плечами Велейт. — Но мог бы им стать. А теперь, чтобы вы оценили момент своего первого всплеска, ответьте на вопрос: почему вы вступились за малознакомую девочку?

— Она бы осталась калекой, — ответила я и удивилась своему знанию. — Из простой семьи, никто не стал заниматься её ожогами.

— Полагаю, что именно с того печального случая вы начали легко понимать людей и их поступки, словно читали открытую книгу? С кем стоит общаться реже, с кем можно общаться непринужденно, а кого лучше сторониться, так?

— Утверждаешь, что дар помогал мне всё время?

— У лишенцев танум Взора развивается только до уровня интуиции. Не будь того первого всплеска, вы ничем от них не отличались и здесь бы не сидели.

— А были в королевской армии такие как я?

Вопрос не праздный. Ведь под описание Велейта подходил ещё один человек, который за два года нашей совместной службы неоднократно принимал на себя часть удара, предназначенного мне, как "подарок" от принцессы. Ниим Бейн, мой командир. И он тоже читал людей как книги.

— Конечно, были, — грустно улыбнулся библиотекарь, так как никого из них уже было в живых. — Но ведь вас интересует конкретный человек. У вас с Бейном схожая судьба, с той лишь разницей, что он перешёл дорогу не королевской семье, а члену малого света и тот лишил молодого мага Искры. Забавно, что он никогда не жалел об ошибке и гармонично вписался в роль капитана.

И что-то во мне щёлкнуло.

— Велейт, — отчего-то шепотом поизносила я. — Капитаны, те, кто нарушали закон Тела, они тоже были магами?

— Развитыми магам. Правда, об этом принято не распространятся. Но догадка верная, миене, — он выглядел довольным, значит, я задавала правильные вопросы. — Раньше это была почётная традиция, добровольно лишать себя всего ради защиты королевства и народа. Её привезли с собой мятежные маги, покинувшие Коф.

— Полагаю, добровольцев среди них не было?

— Ни одного, — я понимающе хмыкнула. — А ученикам и объяснять не надо, ради чего их лишали Искры. Их направляли, о них заботились, они защищали — все были довольны. Но прошло время, и острым углом встал вопрос: кому доверить опасное знание? Ученикам? Но тогда те поймут вероломность учителей, и что тогда убережёт наставников? К слову, к тому времени среди капитанов были только неугодные по тем или иным причинам. Самое удивительное, что именно проблема привела к формированию Плаема, как королевства, а король и малый совет — стали её решением.

— Тогда чем Плаем отличался от Коф? — я тоже знала историю в общих чертах.

— Ничем, — развёл руками Велейт. — Та же система каст, тот же контроль населения через манипуляции с законом Личности.

— Территория больше, — заметила я.

— Амбиции тоже были больше чем у кофских искусников. И к чему это привело? Сперва боялись каждой тени, а после и вовсе упали во тьму.

Последние слова он произнёс как-то отстранённо и холодно, с затаённым осуждением.

— Сколько тебе лет, Велейт? — очередная догадка зазвенела маленьким колокольчиком на краю сознания.

— На пару "вы" в общении наберётся, — хитро заметил он.

— Не тешь надежды. Я уже не смогу обращаться к тебе с почтением, — не удержалась улыбки я.

— А если я скажу, что Кофрин Первый мой родной брат?

— Это ничего не изменит, мы оба в курсе данного факта.

— Всё потому, что считаешь нас равными.

— Даже если это не так, не рушь мои надежды. Но о твоём брате я бы послушала.

— Не сомневаюсь, ведь в нашей истории есть не только поучительный смысл, — он недолго смотрел в одну точку, прежде чем начать. — Мы родились в первом поколении, уже в стабильной кофской колонии, но до формирования Плаема. Оба с танумом Взора, я старший, он младше на год. То было неопределённое время, когда навязанные Коф законы уже размылись до неузнаваемости, а новые еще не написаны. Это к тому, что из нас двоих во тьму сорвался именно я, призванный быть примером. Всезнание и вседозволенность — это именно та власть, которая развращает и губит. Мой брат оказался выше пороков. Это вызывает гордость даже спустя века. И с каждым прожитым столетием я благодарен ему за то, что он запер меня в этом замке, сковал правилами и ограничениями.

— Но зачем? Не проще ли было поступить, как с неугодным?

— Очередной правильный вопрос, миене, — рассмеялся Велейт. — Он возложил на меня миссию, которая по началу показалась мне невыполнимой — ждать и оберегать отмеченных богами.

— И много ли их было за четыре сотни лет? — с некоторым сомнением поинтересовалась я.

— Вы первая, — сказать, что я удивилась, означалось приуменьшить то задумчивое состояние, в которое я впала. — И за вами оказалось очень сложно угнаться. Годы планирований и подготовок, а я едва успел оказаться на том заседании совета вовремя.

— Значит, ты мог спасти Линай, если бы появился раньше?

— Наверное мог, — впервые с момента нашего знакомства в его голосе слышалась неуверенность. — Но есть то, что сильнее случая — предназначение. И предназначение своей подруги вы создали сами, когда защитили её от ожогов и агонии гнева, которые в итоге оборвали бы жизнь адептки Дюфаре.

— Хитрец, — невесело усмехнулась я. — Теперь мне некого винить, кроме себя самой, а это невыгодно.

— Четыреста лет интриг, миене, — развел руками Велейт. — В этой области я лучший.

— Ты сказал "отмеченных", значит, их будет больше?

— Ваш друг Тайри является вторым. Господин первый советник — третий. Вы трое благословлены Тамероном, а это божество крайне редко привечает смертных, так как его благословления слишком непредсказуемые и предаются потомкам в ослабевшей форме. Всеотец пантеона — хаос и порядок в одном лице.

— Значит...

— Ваши близнецы станут четвертой и пятой из отмеченных на моём жизненном пути. Один сверх меры подозрительный кайом-нат станет шестым.

— Я думала, их истребили.

— Плохо старались, — рассмеялся Велейт, — никуда не годиться. Дальше ваш правнук...

— А внучка?! — перебила его я и библиотекарь нахмурился.

— На её судьбу не предъявило прав ни одно божество. К тому её жизненный финал настолько печален, что рассказывать о нём я не стану.

— Это ещё как понимать?

— У меня нет желания вас потом успокаивать. Беременные женщины такие эмоциональные.

В итоге остаток дня я беззлобно фыркалась. Эмоциональные, видите ли.

Странный на первый взгляд разговор всё же имел приятные последствия. Впрочем, я почти уверена, что Велейт специально его завёл, чтобы помочь мне примириться с собой. И оказалось на удивление легко смириться с видениями, представив их продолжением себя, а вовсе не подарком сомнительного доброжелателя.

Время начинает течь быстро, когда сталкиваешься с осознанием, что в одном единственном дне слишком мало часов. Особенно забавно его течение кажется от того, что за ним не поспевает никто, кроме тебя. Только пожаловать было некому, что за один пролетевший час я проживала два в лучшем случае, а после путалась в датах и забывала пообедать. Мой обычный день заваливал меня бумагами: прошениями, доносами и отчетами из окрестных городов, в которых на руководящих должностях уже находись присланные из Ардии люди. Их наличие существенно упрощало мне жизнь, но порой обстоятельства раздражали настолько, что возникало желание помахать мечом прямо в кабинете и переехать в новый, пока в старом делают ремонт. Велейт списывал мои всплески на причуды беременных, появляясь в кабинете в одно и то же время. За ним всегда проскальзывала тихая служанка и обедом на двоих. Время от времени Совет присылал ко мне своих представителей с кризисом идей, которые поголовно (особенно подчеркну это слово) возвращалось к работе с фанатичным блеском в глазах. Позже, когда вопрос академии наконец-то сдвинулся с неприметной точки на бумаге, Тайри упорно допытывался, как можно было за пару недель выдрессировать молодых магов так, чтобы они произносили "миене" с томным придыханием. Но моим правдивым ответам он отказывался верить, регулярно советуя придумать отговорку посвежее. К счастью, ему быстро надоело.

Роды начались в ключевой момент, а именно на собрании Совета в полном составе с целью решить вопрос размещения исследовательской части академии. И вот на жарких спорах о том, что в черте города наличие такого объекта слишком опасно, а за чертой места много, но все равно лучше подальше, у меня отошли воды. Сами же роды протекали сложно, превратившись для меня в сплошной ад на несколько часов. Помню, как в перерывах между схватками и криками костерила проект академии на чем свет стоит, прежде чем потерять сознание.

После мне снился странный сон, словно мы с Линай снова бредём по полю в сторону защитного купола. Только поле другое, да и купол не грязного оттенка, а приятного лилового. Как вдруг увязла в мягкой земле по самую щиколотку и не могу сделать и шага, а подруга уходила всё дальше, как будто не слыша моих криков.

Я открыла глаза с чувством, что меня обманули. Поманили чем-то притягательным и отшвырнули назад, как надоевшую собаку. И, если судить по отвратительному самочувствию, то бросили меня в самую бездну на камни.