Богатырь - не звание! (Общий файл)

— Но как? — откашлявшись, дабы старый маг не уловил в хриплом голосе неуверенности, как можно небрежнее бросил Саренхан. — Обряд вызывания этого демона похоронен с вызвавшими его…

— Ты уверен? — брови Феодосия подобно двум маленьким мышкам прыгнули вверх. — И где интересно моя могила?

Саренхан нервно рассмеялся. Конечно же! Как сам не понял этого раньше?

— Волку — Волчий Демон, не так ли? — рассмеялся Феодосий, но в следующий миг, его не поблекшие за долгую жизнь глаза, серьезно посмотрели на Саренхана. — Да и Талисман себя сразу проявит…

— Одним выстрелом — двух зайцев,— низко склонил голову Саренхан.

Феодосий помолчал. В глазах старого мага мелькнула такая усталость, что Саренхан невольно поежился — из каких седых веков держит путь этот человек… или уже не человек? Но наваждение продлилось всего миг. Взгляд Старейшего вновь обрел прежний блеск.

— А может быть трех… Как знать? — загадочно произнес Феодосий.

Ипасписты — элита императорских войск. Только им доверяют Божественные базилевсы. А все потому, что все как один ветераны многих кровавых битв да еще и беззаветно преданные Императорам! Погруженный в такие приятные размышления ипаспист Рулаф заступил на дежурство у небольшого входа в собор святой Софии — самый величественный из построенных человеком. У собора было много входов-выходов и обычно у них редко выставляли охрану, но сегодня, по высочайшему приказу самих базилевсов, весь собор оцепили двойным кольцом охраны. У главного, большого входа поставили аж два десятка человек! Не иначе как сами Божественные пожалуют в собор. Вот только, что им делать там ночью… Но Рулаф не забивал себе голову подобными размышлениями. На то они и Базилевсы, что бы самим решать куда, когда и зачем идти. А его дело проследить, что б ни одна мышка не проскользнула незамеченной.

Раздавшиеся шаги привлекли внимание Рулафа. Рука привычно легла на рукоять короткого меча. Мышцы напряглись готовые взорваться молниеносным каскадом смертельных ударов.

Вынырнувшая из мрака фигура остановилась в трех шагах от ипасписта. Всмотревшись в прикрытое капюшоном лицо, Рулаф неохотно отпустил рифленую рукоять.

— Могу я пройти в храм? — насмешливо спросил архимандрит Василий ретивого служаку. — Или ты меня не пропустишь?

Недовольно сопя, Рулаф посторонился открывая проход. Василий ступил в темный провал двери, и неожиданно оглянулся.

— Ипаспист Рулаф, если не ошибаюсь?

Рулаф кивнул. Губы сами собой расползлись в довольной улыбке — если сам архимандрит помнит его имя, то не все потеряно в жизни. Случалось что простые ипасписты становились императорами.

— Ты хорошо несешь свою службу, Рулаф. Прими это в благодарность от Базилевсов. — Василий стянул с пальца золотой перстень украшенный огромным изумрудом.

Дрожащей от возбуждения рукой, Рулаф, потянулся за неожиданным подарком. Их пальцы на миг соприкоснулись и ипаспист застыл как древняя эллинская статуя.

— Из тебя получился бы хороший артист, — усмехнулся вынырнувший из темноты Саренхан. — Какой талант пропал зря!

— А из тебя вышел бы неплохой шут! — зло огрызнулся Василий. — Поторопись, через пять минут он придет в себя.

— И не вспомнит о подарке Божественных Базилевсов? — насмешливо сощурился Саренхан скрываясь внутри собора. Пожав плечами, архимандрит натянул кольцо обратно на палец и ступил следом. Сзади уже слышались шаги остальных.

…Позевывая от скуки, Рулаф старательно вглядывался в темноту. Где-то на задворках мозгов крутилась небольшая мыслишка, что сегодня он потерял что-то важное… Но вот что? Рулаф прислушался. Из собора не доносилось ни звука. Наверное базилевсы передумали — решил он для себя.

Негромкие шаги вереницы облаченных в черное магов, обретали мрачную мощь отражаясь от высоких сводов собора святой Софии. Шедший первым Феодосий, не замедляя движения вскинул руки. С шипением вспыхнул огонь на приготовленных ранее жаровнях. Багровые языки пламени взметнулись вверх, сгущая окружающий мрак. Колышащееся пламя причудливым образом исказило лики святых. В отблесках света и тьмы они кривлялись, глядя на магов с икон и красочных фресок.

Молча, бесплотными тенями, маги двинулись к начерченным на полу символам. Обряд начался.

— Катараг! — усиленный эхом голос Феодосия пронесся по залу колыхнув пламя жаровен. — Твоим именем, и именами Тока, Амана и Суграма.

Из темноты выступил архимандрит Василий, держа за руку маленького мальчика лет десяти. Широко раскрыв немигающие глаза, мальчик шагнул в круг света скованный Словом Послушания. Неуверенно переставляя ноги, ребенок подошел к Феодосию и остановился точно в центре образованного магами круга.

— Танит элерат сниф катар. Реталот самир фазират, кареса сниф варвжа! — слова давно забытого на земле языка срывались с губ старого мага и медленно таяли в воздухе.

Феодосий едва заметно кивнул. Давно ожидавший этого, Саренхан освободил бурлящую внутри Силу отдавая ее старому магу. Сначала нехотя, но потом все убыстряясь Сила начала покидать хозяина обретая новое пристанище в иссохшем от старости теле. Феодосий снова кивнул. Моментально расслабляясь, Саренхан перенаправил поток Силы. То же сделали и остальные. Сила побежала от мага к магу замыкая круг. Рядом скрипнул зубами Урген — резко перенаправить ток Силы непросто даже опытному магу.

Сила наполнявшая Старейшего, окутала его тело слабо мерцающим в темноте коконом. Маленькие молнии змейками пробегали по его прозрачной поверхности.

— Горрубад сатрем сфизахол сар-актрас г’лем харит Катараг’ч… — Бросив в жаровню щепотку буроватого порошка, Старейший с наслаждением втянул в себя густой сизый дым. Резкий запах ударил в ноздри Саренхана. Голова закружилась как после бокала дорогого вина.

Феодосий медленно поднял руки ладонями вверх. Вспучиваясь, жутко затрещали мраморные плиты пола. Медленно, словно разбуженная после долгого сна, одна из плит поднялась в воздух и застыла у пояса мага. Новый взмах рукой, и стоявший рядом ребенок плавно оторвавшись от пола оказался распластанным на этом своеобразном жертвеннике. Не переставая выкрикивать заклинания, Старейший извлек из широкого рукава балахона тускло блеснувший полировкой каменный нож. Только Саренхан с его острым зрением смог рассмотреть затейливую вязь, покрывавших полированный камень, символов. Откликаясь на требовательный голос мага, они пульсировали в такт его словам, словно живущие собственной жизнью. Взметнувшийся над седой головой Феодосия нож, отвесно упал вниз. С треском ломая ребра и разрывая нежную детскую плоть, старый маг триумфально вскинул над головой еще трепещущее маленькое сердце. Дернувшись два раза в его руке, оно брызнуло тоненькой струйкой крови на горящее экстазом лицо. Тельце на мраморной плите выгнулось в агонии, из горла вылетел стон похожий на хрип.

— Пей его боль! Пей его страдания! Сурим аш г’нат! — захваченный ритуалом маг мешал языки и наречия. — Пей! Прими жертву!

Вторя словам заклятия, из темноты, окружающей жаровни, раздался низкий, полный неприкрытой угрозы, рев. Огонь в ближайшей к магу жаровне взметнулся вверх, опал, растекаясь по мраморному полу и, наконец, поднялся на высоту человеческого роста образуя жуткую пылающую дверь. Словно в глубоком трансе, Феодосий сжимая в руках кровоточащее сердце, ступил под огненный свод.

Душа Саренхана затрепетала маленькой птичкой, когда всмотревшись в завесу огня, различил потоки обжигающей лавы и огромный плоский камень, на котором едва заметно шевелилось, пока еще почти безжизненное, тело демона. Уловив дрожание Силы, Саренхан бросил быстрый взгляд в сторону. Бледное лицо архимандрита Василия с дрожащими от страха губами, жалобно смотрело в след ступившему в пламень Феодосию. Саренхан ободряюще кивнул и снова посмотрел в бушующую адским жаром дверь.

Бьющееся в руке старого мага сердце ребенка, продолжало разбрызгивать по сторонам капельки алой крови. Падая под ноги, капли с шипением испарялись, но неведомым образом превращали жидкую лаву в твердую, каменную тропу. Казалось, воздух звенит от внезапно наступившей тишины. Не слышно бурного рева огня, потрескивающего шуршания лавы, только гулко отдающиеся в голове шаги старого мага — как удары тяжелого бронзового колокола.

— Приди в наш мир! — громко, разбивая тишину, прогремел голос Феодосия, когда его мрачный путь закончился у ложа демона. — Пусть это станет твоим, даст тебе жизнь и власть!

Грудная клетка демона распахнулась словно крылья нетопыря, и маг, недрогнувшей рукой, вложил уже почти замершее сердце в черный провал груди. Ребра с треском запахнулись и через миг, черная плоть демона заалела, как раздуваемые ветром угли.

По собору громом прокатился зловещий хохот разбуженного демона. Лики святых исказились дьявольскими гримасами. В последнем рывке пламя жаровень взвилось вверх и опало. Собор погрузился во мрак. Только протянутая магами ниточка Силы мерцала холодным голубым светом.

— Вот и все, — раздался из темноты негромкий, полный усталости голос Феодосия. — Можете разорвать круг… На ваше счастье он не понадобился.

Тоненькая мерцающая ниточка потускнела и растворилась в непроглядной тьме. Саренхан произнес Слово Огня. Над его головой ярко вспыхнул огненный шарик размером с грецкий орех. Тьма недовольно отступила.

— Молодец, сообразил, — почти прошептал Старейший. Его лицо напоминало восковую маску, словно жизнь стремительно покидала старое тело. Морщины, не так заметные ранее, глубокими канавами исполосовали лоб и дряблые щеки. Перехватив взгляд Саренхана, Феодосий попытался улыбнутся непослушными губами: — За все приходится платить… за все. Можете уходить. Встретимся на Совете.

Маги, дожидавшиеся разрешения, дружно повернулись к выходу. Остались только Саренхан и Василий. Оба не нарушая молчания вопросительно смотрели на Феодосия.

— Получилось, — отвечая на их невысказанный вопрос бросил маг. — Он уже там. Набирает силу.

— Да, — вовремя спохватился он. — Не забудьте снять с собора Покров Тишины…

Глава 14.

Чудесный клубочек весело катился сквозь заросли сочной зеленой травы. Насидевшись за последние дни в душной суме, он как живой радовался яркому солнцу и свежему воздуху… и большому человеку сидящему высоко, на конской спине. Время от времени, клубочек озорно прыгал под конские копыта и вертелся юлой. Конь приняв правила нехитрой игры, делал вид что пугается, ржал и резко взбрыкивал тревожа задумавшегося всадника. Василий сперва недовольно хмурился, а потом махнул на них рукой — пусть повеселятся. Кто знает, что всех ждет впереди.

Дорога тянулась скучной, желтовато-серой лентой. Ни тебе путника навстречу, ни каравана. Даже словом перемолвится не с кем. Разве что с конем или клубочком, да вот беда — ни тот ни другой ответить не могут. А что слушают внимательно, так толку из этого ни какого. В полудреме покачиваясь в седле, Василий в который раз думал о выпавшей судьбе.

Что и говорить, покидала его жизнь, побила. Как любой княжеский богатырь чего только не повидал, не перенес. А вот самому к Ящеру соваться… это впервой будет. И не в страхе тут дело. Куда как страшнее сидеть сейчас сложа руки, но вот что он Ящеру скажет? Плевать хотел Ящер на людские беды. Ему они только на руку. Но и силой отбирать у него оружие чудесное… череcчур пожалуй. Как ни крути, а супротив него выстоять не удастся. Это Сварог смог на Ящера ярмо накинуть, а он далеко не Сварог. Вот и получается что путь будет напрасным. Может сразу на заставы махнуть? А там будь что будет. Но Василий решительно отогнал малодушные мысли. Жизнь давно научила использовать любой шанс, пусть даже самый маленький. А этот шанс далеко не мал. Коли и вправду существует оружие такое, то добыть его первое дело в предстоящей войне.

Деревеньки и веси стали возникать на пути одна за другой. Не желая привлекать внимания — рассказ Одинца о погоне крепко сидел в голове — Василий старательно объезжал их стороной. Да и что в них делать? Еды хватает, а корчмы там и с огнем не найдешь. Но вот раз они стоят так часто, значит и город недалеко. А в городе и корчма наверняка есть.

Город и впрям обнаружился очень скоро. Вот только… невзрачный он был какой-то, запущенный. Первое на что наткнулся опытный взгляд — на не вырубленный кустарник вокруг городской стены. Настолько густой, что армию можно спрятать, не то что отряд захватчиков. Да и ров, издалека видно, давно не чищен — смердит так, что хоть нос зажимай. Богатырь покачал головой. Неряха здешний князь, коли о таких вещах не заботится. Уповает, небось, на дружину Владимира, да вот подзабыл видно, что случилось с таким же неряхой — ярлом Гордоном. Владимир крепит Русь больше с рубежей, а вот на внутренние усобицы поглядывает сквозь пальцы… быть этому городу захваченным.

Страж на воротах неодобрительно покосился на широкие, затянутые кольчугой плечи, рукояти мечей, выглядывающие из-за плеч, но ничего не сказав покорно взял пошлину. Только когда Василий уже въехал в город, не удержался и спасая достоинство князя, да и свое, бросил в широкую спину.

— Ты, смотри тут. Не балуй. Мы это не любим.

Бросив взгляд на его необъятное брюхо, прислоненный к воротам боевой топор с пятнами ржи, Василий без тени насмешки кивнул. Этот хоть попытался.

Проехав через городские ворота, Василий скривился еще больше. Доски в воротах не меняли похоже с момента постройки стены. Дерево успело прогнить, такие не тараном, такие пальцем вышибают. Да и сам городок своей нищетой и унылостью производил удручающее впечатление. Не быть ему захваченным, сменил мнение богатырь. Кто на такую нищету позарится? Скорее выродится в деревеньку, а там и вовсе о нем забудут.

— Эй, служивый, — спохватившись окликнул Василий успевшего задремать стража. — Как городок-то зовется?

Страж с недовольной миной открыл глаза, сонно почесал отвислое брюхо, потом негромко изрек.

— Неплюевск. — и, упреждая улыбку богатыря, сурово пояснил. — Князь нашенский — Неплюй. Коли назвал его так батюшка, то и нам насмехаться не след.

Корчма, оказалась такой же захудалой, как и весь городишко, видно гости здесь нечасты, а местным не по карману в корчме пировать. Несколько ветхих, пощербленных долгими годами службы, столов. Только и радует — густые, ароматные запахи доносящиеся из кухни. Мысленно пересчитав оставшуюся наличность, Василий пришел к выводу, что хороший отдых не повредит. Дорога впереди еще долгая, а представится ли случай выпить хорошего винца — неизвестно. Стало быть, откладывать на потом — лишать себя, может быть, последнего шанса. Успокоив совесть таким трезвым рассуждением, Василий тяжело опустился на трухлявую лавку. Лавка натужно скрипнула, принимая на себя несколько пудов живого веса. Как бы не проломилась, с сомнением подумал Василий. Заставят потом платить, не докажешь, что сломалась от старости. Хоть и остались в калите монеты от предыдущего хозяина коня, а разбрасываться ими не след.

Корчмарь в мгновение ока подскочил, услужливо смахнул грязной тряпицей обильные крошки с темной от времени столешницы.