Бедный Сэнсэй

— Алло, алло! Дежурный! Я — ноль-семнадцатый! — водитель что-то переключил в рации.

— Слушаю тебя, ноль-семнадцатый! — голос дежурного с трудом прорывался сквозь трескотню помех.

— Прибыли на место. Сейчас разберемся, что происходит в институте. Доложу через десять минут.

— Хорошо, — ответил голос с помехами. — Давайте.

У дверей центрального подъезда были видны двое милиционеров и ребята с повязками дружинников на рукавах. Подкатив почти к самой стене здания, Никитюк остановил машину. Они вышли на улицу, подошедшие дружинники, обменявшись рукопожатиями с ними, провели их внутрь здания. Какими-то полутемными коридорами, лестницами, проходами удалось, наконец, попасть к актовому залу со стороны кулис. Уже издалека было слышно, как в воздухе отдаются низкие звуки бас-гитары и ударных.

Никитюк с провожатым дружинником шел впереди, уверенно сворачивая, словно родился и вырос в этом институте, хотя Олег подозревал, что тот в этом здании впервые в жизни. Торшин, внимательно поглядывая по сторонам, едва поспевал следом.

— Да нет же, — доносился тихий голос дружинника. — У нас тут все в порядке, пьяных мы не пускаем, никаких драк... Совершенно непонятно, кто мог вам позвонить...

— Разберемся...

Актовый зал оказался не очень большим, не более трехсот мест, но он был буквально переполнен. Студенты облепили сцену со всех сторон, даже проходы впритык забиты молодежью. В уши ударил многократно усиленный динамиками голос:

Мы до сих пор поем, хотя я не уверен,

Хочу ли я что-то сказать.

Но из моря информации, в котором мы тонем,

Единственный выход — это саморазрушение...

Мы до сих пор поем, но нам уже недолго ждать!

Первый номер группы, какой-то раскрашенный парень в черной широкой рубахе, с алой лентой на лбу и волосами, заплетенными в косичку, стоял спокойно. Очень уверенный в себе, он устремил взгляд поверх голов в зале, словно там были дали, не уместившиеся в пределы этого переполненного помещения.

Олег осмотрелся — на лицах вокруг было написано восхищение, если не преклонение. Какая-то экзальтированная девица в штанах в обтяжку во втором ряду то и дело порывалась вскочить, но ее удерживал сидящий рядом парень. На Торшина и Никитюка то и дело направлялись недоумевающие и недовольные взгляды ребят.

— У нас все прекрасно организовано, — слышался близкий шепот дружинника. — Вход по билетам, билеты распространялись только среди наших студентов...

— Разберемся...

Олег почувствовал толчок в бок, увидел, как Славка со значением кивает на сцену. Видно было, что Тор-шину тоже понравилось. Олег начал прислушиваться к словам, но то ли он чего-то не понимал, то ли не слышал, но смысл песни уловить не удавалось. Больше того, он даже приблизительно не мог определить жанр, в котором эта группа работает, — не диско, не джаз, не рок.

— Кто это? — он наклонился к ближайшему дружиннику.

— "Аквариум"... Ленинградцы...

— А поет кто?

— Гребенщиков... Борис...

Фамилия мало что сказала Олегу, как и название группы, и он только пожал плечами. Но в то же время чувствовал, что манера их игры и, казалось бы, бессмысленно связанные слова песни находят ответ в самой глубине его существа. Это было странно, притягательно и немного неприятно.

Сидя на высоком холме,

Видишь ли ты то, что видно мне?

В игре наверняка что-то не так...

В игре наверняка что-то не так...

Он пел так страстно и с такими откровенными и незнакомыми интонациями, что Олег невольно почувствовал какое-то родство с певцом. "Останусь тут, — решил было он, — а Славка пусть уезжает с Никитюком. Обратно сам доберусь". Хотелось послушать еще какие-нибудь песни "Аквариума".

Музыка тем временем умолкла, зал переполнился аплодисментами, свистом, криками восхищения. Они стояли у кулис, и всю аудиторию, а не только сцену, было хорошо видно.

К Никитюку подбежал кто-то из администрации института. Олег видел, как они отошли к большому рубильнику распределительного электрощита, и администратор дернул рукоятку на себя. Свет в зале стал угасать. Один из музыкантов попробовал струны на гитаре, но звуков не было слышно. В зале раздались возмущенные крики и топот. Вернулся Никитюк:

— Время истекает, пойду доложусь. — И ускользнул куда-то в сторону.

— А почему им не дают сегодня выступать? — Олег повернулся к Торшину. — В игре что-то не так?

— А бог его знает, — отмахнулся тот. — Это дело администрации, а не наше. Им виднее, что запрещать, а что разрешать. Их помещение.

Олег вдруг увидел, что к ним приближается солист, косичка чуть раскачивалась при его походке. Удлиненное лицо, прямой тонкий нос, глубокие запавшие глаза с уверенным, но каким-то уставшим взглядом.

— Товарищ милиционер, — обратился он к Торшину, — прошу вас, не надо останавливать концерта. У нас совершенно нормальные песни, никакого криминала.

— Да не мое это дело, — покачал головой Славка, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Этот вопрос решает администрация, а мы только следим за порядком.

— Но с порядком, кажется, все в порядке? — музыкант печально улыбнулся.

Славка продолжал отрицательно качать головой.

— Это не мое дело, — и отводил взгляд в сторону.

Олег видел, как неприятно было Торшину произносить эти слова, но и сам понимал всю нелепость его положения.

— Пошли, Слав, — он потянул за рукав товарища, когда Гребенщиков с независимым видом удалился. -Никитюк, наверное, уже заждался.

3

С ребятами он познакомился перед тем, как их посадили в автобус. Колька Соколов, с которым Торшин вчера свел Олега, тоже притащился, он скалил зубы и, судя по всему, был страшно рад, что первый прыжок у него откладывается. Пятеро дружков Кольки стояли вокруг и изучающе посматривали на Олега. По какой-то своей дурацкой особенности Олег сразу же забывал имена при знакомстве и теперь молчал, пытаясь их припомнить.

"Господи, — промелькнуло в голове, — и что это меня потянуло на парашютизм?"

Олег улыбнулся своей мысли. Вспомнилось, насколько пресной, будничной с некоторых пор стала представляться жизнь. Ему хотелось каких-то острых, захватывающих ощущений, бороться с собой и побеждать собственные слабости. Возникло и еще какое-то настроение, которому Олег не мог даже придумать названия. Оно было схоже с тем, что приходило перед поединками-спаррингами на тренировках или перед московскими соревнованиями по каратэ.

Теперь дружки Соколова тряслись в автобусе рядом, Олег мельком отметил, что он здесь старше всех. Почти все остальные — юнцы-допризывники! Тут же вспомнились времена, когда он мальчишкой вместе со Славкой Торшиным занимался автовождением в клубе ДОСААФ. Юношеское воодушевление, первые мгновения за рулем... Такое не забывается! И вот теперь, как новый виток спирали, снова ДОСААФ, снова клуб.

Зверски хотелось спать, вчера Олег лег поздно, а вставать пришлось чуть свет. Зевнул так, что рисковал сломать себе челюсти.

— Слышь, Олег, — повернулся к нему полный невысокий парень, один из Соколовских дружков. — А что ты в клуб заниматься, как все, не пойдешь?

— Так мне один прыжок всего нужен, — нейтральным тоном ответил Олег и внезапно вспомнил, что этого толстяка тоже зовут Олегом.

— Смотри, а то мы много тренировались. И как от самолета отделяться, и на "рейнском колесе", и с тросовой горки.

— Выживем, — Олег отвернулся к окну, чтобы скрыть новый гигантский зевок.

— Ты вот что, Олег, — толстяк мягко тронул его за рукав, — когда приземляться будешь, обе ноги обязательно вместе держи, а то вывихнуть запросто можешь.

— Знаю, Соколов мне уже говорил. — Он мельком посмотрел на тезку и вдруг увидел в его глазах застывшее и странное выражение. И сразу понял, что парень говорил все это не столько ему, сколько себе. Припомнилось, что вся группа сегодня совершала свой первый прыжок.

За окном автобуса уже давно начался сельский пейзаж, зеленели молодой листвой подмосковные леса, топорщились свежими всходами поля. С утра прошел дождь, а потом выглянуло солнце и зелень казалась промытой и красивой. От этой чистоты природы на душе тоже становилось светло и ясно.

Олег и так и этак предвосхищал предстоящий прыжок, пытался предугадать свои чувства. Будет ли страшно от раскрывшейся под ногами бездны? Сможет ли сделать этот шаг?

Совхозные поля вдруг сменились ровными площадями аэродрома, аккуратно разлинованного пунктирами невысоких трассовых фонарей. К тому моменту, как группу высадили из автобуса, Олег мысленно прыгнул, наверное, уже не меньше сотни раз.

Ребята вокруг шли какие-то поникшие, словно выключенные. Шутить ни у кого не было сил. По лицам было видно, что все — и поездка на аэродром, и посадка в самолет — воспринимается ими как неизбежное, почти роковое.

Парашюты были приготовлены заранее и уложены в козлы. Ребят разбили на три группы по десять человек. После того как все переоделись, произвели перекличку. Олег бодро откликнулся на фамилию "Соколов" и получил толчок в бок. Сдержавшись, чтобы автоматически не ответить, оглянулся и увидел подмигивающее полное лицо соседа по автобусу.

Он пошевелил плечами, подвигал руками и ногами, привыкая к весу и форме комбинезона. Несмотря на то, что Колька Соколов был чуть ниже Олега, его комбинезон оказался велик. Голову охватывал тонкий гладкий шлем, а парашют, словно большой рюкзак, сильно оттягивал плечи.

Захватывающая минута, кажется, приближалась.

— Не дрейфь! — сосед по автобусу улыбнулся и поправил лямку своего парашюта. — И помни, ноги во время приземления обязательно держи вместе! А то раз, и перелом или вывих...

На поле ревели, прогревая моторы, серо-зеленые АН-2. От их пропеллеров в разные стороны разлетался по земле мелкий мусор.

Инструктор прошел вдоль ряда, внимательно проверяя оснастку подопечных. Закончив с последним, отошел чуть в сторону и громко подал команду:

— По кораблям!

В самолете Олег оказался снова рядом с тезкой, который вдруг сделался молчаливым и задумчивым. Начался тряский неуклюжий разбег. Вспомнилось, как ловко и комфортабельно стартовал и садился пассажирский лайнер. Тряска резко оборвалась, сменившись плавным, чуть вдавливающим в сиденье взлетом.

Олег посмотрел вокруг. После резкой яркости солнечного утра салон, освещаемый только иллюминаторами, казался почти совсем темным. Ребята жадно всматривались вниз через толстые круглые стекла. Потом Олег наткнулся на взгляд сидящего около люка инструктора. На мгновение стало страшно: неужели раскусил "зайца"? Но тот дружески подмигнул ему, и все вернулось на свои места.

Самолет взял крен на левое крыло и стали видны аэродромные постройки, какой-то тренировочный городок, грузовики и заправщики.

Олег почувствовал, как в комбинезоне ему постепенно становится жарко и душно, ремни парашюта врезались в тело. До решающего мгновения оставались считанные минуты. Пульс вдруг стал произвольно учащаться, громко отдаваясь в висках и перекрывая шум пропеллеров.

Вот он — в небе! И путь обратно на землю один. Он должен пройти его сам, собой измерив и небо, и землю.

Олег почувствовал напряжение во всем теле, как нервное состояние, как короткий стресс перед окончательной схваткой. Пробуя одну группу мышц за другой и делая концентрирующее дыхание, он преодолел себя, расслабился.

Его раздумья прервал хрипловатый звук сирены и резкий голос инструктора, открывающего дверцу:

— Приготовиться!

Ворвался ветер, вмиг исчезла духота. Вместе с остальными ребятами Олег поднялся и повернулся лицом в направлении люка. Первые три человека прыгнули с интервалом в несколько долгих томительных секунд. Каждому инструктор кричал что-то, наклонившись к уху, после хлопал по плечу, отправляя в разверзшуюся небесную пропасть.

Перед Олегом остался только тезка, один из дружков Соколова. Вот и к его уху наклонился провожатый. Сквозь шум ветра Олег слышал:

— Как, страшно?

Парень не ответил, завороженно глядя вниз широко открытыми глазами.

— Ерунда! Не смотри под ноги, смотри в небо! Пошел! Но тезка вдруг отрицательно замотал головой и быстро бросился в сторону, к сиденьям, жадно глотая воздух и по-звериному шаря глазами вокруг. Олег заметил искорки презрения, мелькнувшие в глазах инструктора.

— Ну, а ты?!

Олег молча подошел к срезу люка, от сильного ветра перехватило дыхание. Посмотрел вверх, туда, где в неизмеримой дали висели легкие перистые облака.

— Пошел! — и легкий шлепок по плечу.

Его вмиг охватило головокружение и озноб. Но он уже был в пустоте...

Олег инстинктивно съежился — казалось, еще секунда, и обо что-нибудь ударишься. Чувство падения было знакомо, не раз испытал его в детстве. Но здесь он летел и летел беспрепятственно. Поначалу ощутив приступ тошноты, сознательно гася готовый прорваться на передний план сознания ужас, взял себя в руки. Вдруг рывок — резкий, неожиданный, и Олег будто завис в воздухе на одном месте. Нет, все же летит вниз. Чуть побалтывало из стороны в сторону. Взглянул наверх и увидел огромный белый купол, как шляпа исполинского гриба, в котором сейчас заключена его жизнь.

И в этот момент, перебивая все прочие ощущения, пришло то, основное, ради чего он оказался тут. Олега вдруг словно пронзило током — таким острым было восприятие раскинувшегося грандиозного мира, пронизанного лучами восходящего солнца. Где-то у горизонта даль была закрыта голубоватой утренней дымкой. Плюшевой моховой порослью раскинулся справа лес. Зеленые, лоснящиеся на ветру, поля с нереально маленькими домиками, река, извивающаяся и блестящая, как змея, крохотные фигурки людей. Все словно застыло в красоте этого нескончаемо длинного мига жизни. Это и был мир, где между небом и землей висел Олег — слишком земной для птицы и слишком небесный для человека. Не выдерживая пронзительности этого чувства сродства и гармонии, он радостно закричал какие-то восторженные слова. Но не услышал сам себя.

"Чтобы говорить людям об экологии, — подумал ошарашено Олег, — их нужно просто поднимать на самолетах и сбрасывать на парашютах, чтобы они оставались один на один с этим чудным, прекрасным миром, наслаждались чарующим полетом сквозь все его слои..."

Земля приблизилась неожиданно быстро. Не успев толком сориентироваться, но стараясь держать ноги вместе, он упал, больно стукнувшись подошвами и затем коленями. Олег собрался подняться, но в это время купол коснулся земли и его подхватил порыв ветра. Олега опрокинуло и потащило вслед этому раздувшемуся белому парусу. Напрягаясь изо всех сил, он пытался руками и ногами сопротивляться движению, но это было бесполезно. Перед глазами мелькали борозды поля со свежими всходами, попалась какая-то большая лужа, мгновенно окатившая его холодной жидкой грязью. Наконец, сгруппировавшись, Олег ухватил лямки парашюта, подтянул колени к животу и, улучив момент, вскочил на ноги, готовый завершить дело. Но в это время подоспевшие на помощь ребята уже поймали его купол и сообща гасили его.

Утирая грязь с лица и слыша добродушный хохот новоиспеченных парашютистов, он подумал, что земля его встречает совсем не так гостеприимно, как небо.