Позволь мне тебя коснуться

Никто из отдыхающих не ложится раньше семи утра, и город 'оживает' только лишь к вечеру. Пока мы шли до клуба, который нас манил больше всего — 'COLOSSOS', познакомились с несколькими группами иностранцев и, в конце концов, прибились к швейцарцам, которые, конечно же, знали немецкий язык. Заплатив за вход десять евро, мы с Гансом попали в рай.

Никогда в жизни я не видел ещё такого огромного сборища безумных подростков, собранных в одном месте. Ди-джей крутил какой то заезженный хит этого лета, который действовал на мой мозг, снова гипноз, и ноги сами несли меня в центр танцпола, хотя я совершенно не умел танцевать, в отличие от Ганса. Но водка в моей крови быстро научила меня это делать. Не успел я досчитать до десяти, как меня окружили девушки, и мы с Гансом переглянулись взглядом из серии: 'Разве наш день рождения сегодня?'. Правда, скорее это был мысленный сигнал, потому что из-за цвета музыки и дыма, которую пускали каждую минуту, было трудно разглядеть даже своего ближайшего соседа. Я даже толком не видел девчонку, которую обхватил за талию и прижал к себе, позволяя ей тереться бедрами о член.

Здесь все вообще-то были такими. Да, это была 'грязная' аморальная вечеринка, но это, черт возьми, один из самых лучших вечеров в моей жизни, потому что... Не знаю, это даже трудно объяснить. Наверное, потому что я ни о чем не думал. Я просто находился под абсолютным кайфом. Серотонин со скоростью света вырабатывался в моей крови.

Это была та часть вечера, которую я ещё помнил. Мы танцуем в клубе, веселимся, заливая в себя разные вкусы водки, смешивая с текилой, хотя Ганс, вроде, выпил меньше, но об этом я узнал только на следующее утро.

Дальше я помнил всё какими-то странными отрывками. Двух девушек, что смотрят на меня своими очаровательными большими глазками. Они такие красивые, что, кажется, будто я нахожусь во сне. И они такие доступные. Они хотят меня, готовы сделать ради меня, что угодно, хотя я всего лишь семнадцатилетний парень, ничем не отличающийся от других в этом клубе.

Кажется, мы какой-то компанией гуляли на пляже после, и я отчетливо помню, что Ганс иногда пытался привести меня в себя и бил по щекам, но я в ответ только буянил и отгонял его прочь, умоляя о том, чтобы он не мешал мне веселиться.

Хотя он и сам был хорош, как потом оказалось.

Вся ночь длилась, будто три минуты, будто вспышка, которая калейдоскопом пробежалась перед глазами. На утро у меня жутко болела голова. Я проснулся в нашем номере, ну слава Богу, живой и здоровый. Но почему-то наши с Гансом кровати были сдвинуты, и я, осознав этот факт, присел на ней, пытаясь отойти от шока.

— Какого хрена вчера было? — позеленев от тошноты, говорю я, задавая этот вопрос сам себе. Мне срочно нужен тазик. Или пакет. И много-много таблеток от головной боли. И...Что это?

— Это тебе оставили. На память. — Ганс отвечает на мой мысленный вопрос, когда я вижу его в дверях ванной — он чистит зубы и смотрит на меня с ухмылочкой. Знаю я это выражение лица. Не предвещает оно ничего хорошего. В моих руках два бюстгалтера: один красный кружевной, другой синий со стразами между чашками. А что, очень даже красивое белье... Тааааааааааааак...

— Только не говори, что у нас был секс вчетвером, — ледяным голосом произношу я, не зная даже, как отнестись к этому факту.

— Ну, вот ещё. Не хватало мне участвовать в оргии с родным братом, — фыркнул Ганс, шепелявя, потому что его рот был занят зубной щеткой. — Поздравляю, ты отхватил себе сразу двух.

— Черт, почему я ничего не помню. — Я разочарованно вздыхаю и хватаю себя за волосы, чуть ли не зарываясь лицом в белье, наверняка прекрасных нимф, которые почему-то поспешили меня покинуть. — Черт, черт, черт. Только я могу так облажаться — не помнить первый секс в своей жизни. Ещё и сразу с двумя.

— О да. Ты ещё много чего не помнишь. И чего тебе стоил этот секс... — Он почесал затылок, посмотрев на меня с сомнением. — Я и сам не понимаю, как это произошло.

Он снимает футболку, и я не сразу замечаю, что у него серьга в левом соске.

Жеееееесть. Это выглядит жутко. Я начинаю подозревать его в том, что он вдруг решил сменить ориентацию. У него всегда была эта странная страсть к пирсингу. Наверное потому, что он обожал рок и как-то даже проколол себе язык, что по его рассказам было жутко больно.

— Ты совсем дурак? — выдохнул я, улыбаясь. — Ну теперь нас точно можно будет отличить. — пошутил я, но он поджал губы, а затем злорадно улыбнулся мне в ответ.

— Лучше не смотри в зеркало. Лучше никогда к нему не подходи, — отвечает он, и я моментально спрыгиваю с кровати и встаю рядом с ним в ванной, присматриваясь к нашим отражениям.

Я уже давно привык видеть себя со стороны — мы с Гансом одинаково питались и делали одни и те же упражнения, когда посещали фитнес-центр. Даже наши мышцы были накачены одинаково. Ни одна девушка не заметила бы подмены в случае, если бы мы захотели поменяться нашими сексуальными партнершами.

— Ну и что такого? Я прекрасен, как всегда, — дразню его я, поправляя волосы. — Выгляжу, куда лучше тебя, с этим твоим новым пирсингом... — И тут я замолкаю, присматриваясь к своим грудным мышцам.

Нет. Ну, только не это. Ну как это могло произойти?

— ЧТО ЭТО? — Я хватаюсь руками за раковину, чтобы не упасть от шока, который накрывает меня с головой. — Почему я тоже сделал эту хрень?!

Ганс ржет без остановки, наблюдая за моей паникой, и за тем, как я пытаюсь достать пирсинг из своего правого соска. Это очень больно и неприятно, да и вообще у меня слишком толстые пальцы для такой ювелирной работы.

— Ты перестанешь, а? — Я с укоризной смотрю на него, не понимая, как это могло произойти. — Почему ты не остановил меня, когда я это делал? Мы похожи на двух геев!

— Да ладно тебе. — Он закончил чистить зубы. — По-моему не плохо. И, между прочим, это была твоя идея. Точнее, идея твоей вчерашней девушки. А точнее двух...

— МОЯ ИДЕЯ? — Я наконец-то достаю серьгу и кладу её на полочку рядом с раковиной. — Фух. Хорошо, что это можно снять.

— Да. Они сказали, что переспят с тобой, только если ты сделаешь это. — Он показывает пальцем на свою грудь. — Ну а я сделал это первым, потому что я люблю пирсинг и решил тебя поддержать. Так что, можешь не благодарить меня за свой первый секс.

— Которого я, блин, не помню. — Включив холодную воду, умылся, чтобы прийти в себя.

— Всё могло быть и хуже. Мы же с тобой хотели приключений, — произносит он, по-братски обхватывая меня за плечи.

Мы смотрим друг на друга в зеркале.

— Да уж, но ты мог бы и остановить меня. И сними эту сережку, ты похож на гомика. — Я морщусь, но Ганс качает головой, полностью не соглашаясь со мной.

— А мне нравится. И девушкам тоже. — Я слегка хлопаю его по затылку, всё еще злясь. Он ударяет меня в ответ по плечу, но, разумеется, мне не больно.

— Да уж, это будут незабываемые каникулы.

— Как хорошо, что мы всегда будем вместе. Ты и я. — Ганс в ответ кивает и подмигивает мне в зеркале, и я замечаю, что сейчас наши глаза разного цвета. У него они тоже меняют цвет в зависимости от настроения.

Он выглядел так, будто эта ночь и правда перевернула его жизнь. И только позднее, я узнаю, что он познакомился с прекрасной девушкой, которая покорила его сердце, стала его первой любовью.

В это день он изменился и повзрослел, в то время как я оставался безответственным подростком и парнем 'перекати поле'.

* * *

Можно ли почувствовать момент, который меняет тебя? Я чувствовал это несколько раз — несмотря на легкость в моих мыслях, я понимал, что так я лишь стараюсь отгородить себя от очередной боли, которая ждёт меня за поворотом судьбы.

У меня было такое чувство, будто я иду по дороге своей жизни, а она периодически колошматит меня лицом об асфальт. Я терпел всё это, переживая самые трудные моменты вместе с братом.

Смерть мамы. Нам было пять.

Женитьба папы на другой женщине.

Постоянные крики отца и этой женщины.

Дедушка с бабушкой дарят нам собаку на десятый день рождения, и мы называем его Тимом — питбуль серебристого окраса, которого мы очень любили.

Тим умирает, и мы с Гансом хороним его в лесу за городом, вспоминая, как восемь лет он был неотъемлемой частью нашей жизни.

А потом происходит то, что ломает меня настолько, что я просто перестаю двигаться. Я лежу на этом асфальте жизни и жду, когда по мне проедется каток.

Мое сердце выпотрошено на куски. Такое чувство, что у меня в груди дыра или механическая машина по перекачке крови.

Он уехал, оставил меня, и я бы ненавидел его, если бы знал, что с ним всё в порядке. Но это было не так.

Не знаю, почему эти воспоминания пролетели у меня перед головой сейчас, когда я был наедине с Эмили. Я бы хотел поговорить с ней об этом, потому что знал, что она будет меня слушать. Но я не стал этого делать, потому что я просто привык держать всё в себе.

Её губы были близко, и клянусь, я несколько лет никого не целовал, но в эту секунду был готов это сделать. Но я знал, что она не готова.

В нашем недопоцелуе было больше сексуальности, чем во всех моих бурных ночах вместе взятых. По крайней мере, в тот миг, когда её робкое дыхание покрывало моё лицо, я подумал именно об этом.

Она вся дрожала. Её ресницы трепетали, то ли от страха, то ли от возбуждения, уголки рта дергались от волнения, и я не помню ни одной девушки, которая вела бы себя так по отношению ко мне. Я не помню, когда в последний раз встречал девушку, которая бы не вешалась мне на шею и не текла при одном моем взгляде на неё.

Может, это было в прошлом десятилетии, но точно не в ближайшем прошлом.

Она закрывает глаза, когда я слегка наклоняюсь к ней и почти касаюсь её губ. Полных, настоящих и чувственных губ.

Я не хочу, чтобы они мне нравились. Я не хочу, чтобы мне нравился румянец на её щеках. И я мечтаю о том, чтобы она встала и убежала и больше никогда не связывалась со мной. Я умоляю Бога сделать это для меня... Хотя бы что-то сделать.

'Оттолкни её. Будь жестче. Будь жестоким, какой ты со всеми' — проноситься совет в моей голове и я киваю, будто сам себе, соглашаясь с этим изречением.

— Я не прикоснусь к тебе, Эми. Пока ты сама об этом не попросишь. — Я придаю тону своего голоса самый равнодушный тон, на который только способен. Не знаю, вышло у меня это или нет. Я хочу нагрубить ей, как Ребекке, но потом смотрю на её хрупкие черты лица и не могу этого сделать.

Она распахивает глаза. Они теплого карего цвета, и огоньки, что в них пляшут, выглядят, как надежда.

Эми молчит, и я натягиваю на себя соблазнительно уверенную ухмылку и отстраняюсь от неё. Хватая пиво с ближайшей полки, прикладываю губы к горлышку бутылки и пью.

Знаю, что я выгляжу, как урод, как равнодушный кретин...

— Ты мне отвратителен. — Эмили смотрит на меня и морщится, и я понимаю, что добился того, чего хотел.

— Я буду твоим лучшим отвратительным другом, идёт? Я занесу тебе краску попозже, — как ни в чем не бывало, сообщаю я, продолжая играть. Она кидает джойстик рядом со мной, молча встает и направляется к двери.

Как только Эми отворачивается, на мне снова появляется мое настоящее выражение лица, и я с тоской провожаю её красивую спину. Открытое платье позволят мне увидеть двух ярко красно-желтых птиц, что изображены на её коже.

Они летят друг к другу, но я знаю, что они останутся неподвижными изображениями и никогда не встретятся.

12 глава.

POV Макс

Провожу рукой по мокрым волосам и наклоняю голову слегка влево, чтобы прочистить уши от морской воды. Сегодня я встал ещё раньше обычного — теперь мне нужно было готовиться к соревнованиям, и хотелось выкроить побольше времени на совершенствование своих трюков. Но, как назло, волны сегодня были слишком маленькие, поэтому никакого совершенствования мастерства не вышло.

Я просто бороздил океан пару часов и почему-то постоянно падал с доски, радуясь тому, что время слишком раннее, и этого никто не видит.

Отчасти я знал, почему так происходит — сегодня я решил взять борд в прокате, чтобы потихоньку отвыкнуть от своего, родного. Он был других размеров и тяжелее, что мне не нравилось, и доставляло дискомфорт при скольжении. Но других вариантов у меня не было. Уже сегодня я должен отдать свою старую доску Эмили. Если, конечно, она захочет меня видеть.

В моих мыслях я видел то, как заношу Эмили краску, и уже в следующее мгновение она выливает на меня целое ведерко.

'Ты мне отвратителен' — её голос будто заперт в моей голове, и уже который день я вспоминаю то чувство, которое ощутил на своей коже, когда, чуть было, не поцеловал её.

Самое ужасное — это чувство незавершенности. Я всегда получаю то, что хочу. Я просто прихожу и беру это. А тут... Боже, я не смог поцеловать девчонку. Я представил, как Ганс залился бы смехом, если бы узнал о том, что я не смог сорвать то, что мне причиталось.

'А она с характером. Даже не думай, что она достанется тебе легко' — он сказал бы именно это, и его голос так отчетливо прозвучал в моей голове, что я ещё больше разозлился.

'Чего тебе надо? Уйди из моей головы. Ты не настоящий. Ты — лишь проекция моих мыслей' — отвечаю я себе, но брат настаивает на своем. Я не хочу с ним спорить, потому что это будет считаться шизофренией.

Усевшись на пляжный песок, наблюдаю за девушками в купальниках, которые пришли искупаться и пофотографироваться на фоне океана. Туристки. Их бикини настолько маленькие, что не оставляют места для фантазии. Не интересно. Хотя у одной из них довольно таки красивая и подтянутая грудь.

Я тяжело вздыхаю и, зарывшись одной рукой в песок, достаю телефон и беру его в другую. Набираю знакомый номер, вспоминая о том, какой сегодня день.

— Агент Броди слушает. — Мужчина на том конце провода обладает низким басистым голосом.

— Клайд, это Макс. Макс Кенинг, — отвечаю я и чувствую, как мое сердцебиение начинает учащаться.

— О, мистер Кенинг. Я рад вас слышать...— начинает он, но я спешу его перебить.

— Давайте сразу к делу, Броди. Я плачу вам не за пустые разговоры.

— Хорошо-хорошо, — поспешил Клайд и зашуршал какими-то бумажками. — Ганс Кенинг. Тело нигде не найдено, — прочитал он и начал рыться дальше.

— Вы проверяли новые зоны? — с волнением в голосе спрашиваю я, уже заранее зная, чем закончиться этот разговор. Ещё одним дьявольским разочарованием.

— Да, разумеется. Мы проверяем по одной зоне в месяц. Датчики молчат. Обломки не найдены, собственно, как и ваш брат...— Он говорит всё тише, будто бы боится, что я сейчас опять психану.

— Продолжайте поиски. Я вышлю вам деньги на этой неделе, — сдержанно говорю я, сжимая телефон в своих руках изо всех сил. Ещё чуть-чуть и я его раздавлю как щепку.

— Хорошо, мистер Кенинг. Не отчаиваетесь... — многозначительно тянет он, но я уже кладу трубку.

Прошел год. Даже больше. Не отчаиваться? Ага, именно на это я способен в такой ситуации. Неведение ещё больше причиняет мне боль. Потому что я все время жду, когда мой олух — брат — объявится на пороге.