Холодная осень сорок седьмого

Отсмеявшись, и утерев слезы, Юрьев убирает пистолет в кобуру, и, качая головой, лезет в карман. Инструкции и укладки не дураки составляют. Порывшись, вытаскивает искомое — в их снаряжении есть и такие специфические вещи, как довольно приличная сумма в американских долларах и даже несколько золотых монет. Все без дураков, не фальшивки и то и другое. На всякий случай — порой это оружие лучше пули и взрывчатки. Все еще посмеиваясь, Юрьев демонстрирует хозяевам бумажку:

— Пять, пять, мать их, сраных долларов. Это, мать вашу, вам. За разбитую морду, и, мать его, виски! — опять срабатывает какая-то непонятность с загруженными знаниями — у Юрьева прорезается вполне себе ирландско-американский говорок. — Это, мать его, немало, за сраную, мать ее, бутылку, не так ли? Не стоит обижаться на нас, и не надо много болтать. Вообще, мать его, не надо болтать. И все будет хорошо, у вас не будет неприятностей, мать их, но будут, мать их, доллары. Вы меня поняли? Эй, как вас, мать вашу, зовут? А? Не слышу, мать вашу? Джонни и Джейн? Отлично, мать вашу! Джонни и Джейн, сидите тихо, мы сейчас уйдем, а вы потом все тут приберете. И не болтайте. Вы, мать вашу, меня хорошо поняли?!

— Твое сраное ружье я забросил на крышу — добавляет Михалыч, у которого вдруг тоже прорезается что-то из закачанных знаний, только акцент и выговор совсем другой, нежели у Юрьева — Не торопись за ним лезть, не огорчай нас, сынок. Ты ведь не хочешь меня огорчить, дружище Джонни? Нет? Вот и отлично!

— Все, мы уходим, сидите тихо! Что?

— Это... Михалыч переходит на русский, впрочем, чего уже тут хитрить — Юрич... у тебя ж НЗ с собой...

— Конечно, а чего вдруг тебе?

— Так это... слушай, там же есть... Дай малым-то по леденцу — у нас в укладке этого добра-то навалом...

— Ох... — Юрьев аж кривится — ну что за контингент попался в группу! Но, посмотрев на две пары глаз в углу, лезет в укладку и достает из НЗ пару витаминизированных леденцов, протягивает малышам. Дети, в таком возрасте, они страха особо еще не знают, средний малыш сразу хватает, девочка тоже вроде берет — но тот же останавливает руку брата, и смотрит на родителей. Ага, не такая уж и наивная. Да и вопрос еще, сколько ей лет — с такой-то жизнью вполне может из-за недокорма выглядеть маленькой. А Дженни смотрит испуганно, вот и рот открыла, вроде как что-то сказать хочет... Ну, да, конечно, это ж русские... вздохнув, Юрьев забирает у малышки леденец, разворачивает обертку, и сует конфету себе в рот. Усмехнувшись, глядя на выражение крайней обиды на лице девочки, достает еще один леденец, и протягивает ей снова. Та, уже не глядя на мать, быстро разворачивает леденец и сует в рот, даже опередив брата. Еще раз усмехнувшись, Юрьев выходит первым.

Отойти они успели, не расслабляясь, идя улиткой, прикрывая друг друга, едва метров на тридцать, как дверь домика снова открылась, нарисовав на земле яркое пятно света. Неужели все же облажался или они там совсем тупые и в героев решили все же поиграть? — только и подумал Юрьев, беря отлично видимую на светлом фоне фигуру в проеме двери на прицел.

— Hey, Russian! Hey! — фигура в проеме стоит на месте, старательно маша над головой пустыми руками — Don't shoot! Hey!

— Твою мать -бормочет Юрьев, и уже на английском негромко отвечает — Чего тебе, Джонни? Подойди сюда, без глупостей!

Джонни как-то не очень решительно, явно робея, но приближается, остановившись шагах в пяти.

— Ну? Чего тебе?

— Ребята... У вас есть еще доллары?

— Чего? — не сразу понимает Юрьев

— Вы же русские — утверждает, а не спрашивает Джонни — Вам нужен еще виски? Я могу вам достать и вашу vodka. Вам же нужна vodka?

— Допустим — Юрьев начинает понимать, в чем дело. Конечно, война и неудачи на фронте весьма сильно подорвали доллар. Но заплаченные им пять долларов за бутыль дрянного виски — это очень много.

— О-кей, Джонни — подумав, говорит Юрьев — Ты мне нравишься. У тебя деловая хватка. Сразу видно настоящего американца!

— Это все Джейн — негромко бормочет Джонни, отводя взгляд — Просто... у нас не очень много еды, а скоро зима...

— О-кей, парень-Джонни, я все понимаю. Но учти, я тоже не девочка из Армии Спасения. Я, если ты еще не понял, немного из другой вообще армии. И не дурак вовсе. Так что учти — если хочешь еще долларов, то не думай, что сможешь и дальше получать по пятерке за сраную бутылку! О-кей, Джонни-парень, да, нам нужен виски. Сойдет любой, даже не очень хороший.. но, надеюсь, ты не окажешься настолько глуп, чтоб продать нам какую-нибудь отраву? — по правде сказать, биореактор Михалыча одинаково хорошо переварит и метиловый спирт, но зачем же расслаблять клиента? — Джонни, мы не против, чтобы покупать у тебя виски, немало виски. Но, конечно, по реальной цене. Что ты скажешь за два доллара за пинту? Это хорошая цена! Подумай, Джонни — я дам тебе денег вперед, с условием, что ты купишь и прибережешь для нас виски — мы потом заглянем, и заберем. Полтинник, Джонни — и с тебя три галлона виски, идет?

— Идет — не особо и думая отвечает американец, и тут же спрашивает — А вам пойдет канадский виски?

— Ха — эвон оно что, да ты, парень, еще и контрабандист... Ясное дело — в Канаде и дешевле и купить проще — Подойдет. А что, так просто через границу сходить, а, парень-Джонни?

— ...Ну... — немного смущается бородач — Главное не попасться полицейским тут — канадцы не особо зверствуют...

— Ясно, учтем. Вот тебе полтинник — и не обманывай нас. Три галлона, Джонни. И можешь наплевать на качество и выдержку, это нам не так важно. И, да. Надеюсь, ты понимаешь, что если ты проболтаешься — то от полиции или военных ты хрен получишь каких-то денег? И военную медаль они тебе не дадут, а если бы и дали — медаль, Джонни, поверь мне, не очень хороша на вкус, и совсем не питательна, ее нельзя есть и кормить ею детей, Джонни. А вот эти доллары они у тебя точно отберут. Так что — в твоих интересах не болтать, Джонни. Все, удачи, иди домой, Джонни. И вот что, совет тебе. Если тут ... вдруг... появятся еще русские... Джонни, не трогай ружье, и сиди тихо. Это будет лучше, и для тебя, и для всей твоей семьи.

* * *

Все же, прежде чем уйти, Юрьев быстро опросил американца — но абсолютно безрезултатно. Они тут сидят в лесу, изредка выбираясь в поселок за всяким необходимым, Джонни там иногда подрабатывает, но не часто, что происходит не представляют. Да и не интересуются, что и немудрено при такой-то жизни.

— ...Юрич, ну это же как так? Я их танки видел, самолеты видел, радиостанции. Они ж вроде развитая страна. А это как? Это что? Да у нас в лагерях для сволочи всякой условия лучше! Это как это вот так, а?

— Копьеталисьм! — говорю я за Юрьева, копируя Шварценеггера.

— Нет, Юрич, так жить нельзя, так можно сдохнуть — осуждает враждебный строй Никаноров — Я ж поглядел пока там был — у них там рядом типа огород, а так он дровосек что ли, или еще чего такое... Тележка у него там — ручная, Юрич! Даже лошади и то нет! Как так вот жить? Зачем?

— Зато, Михалыч, у нас, по крайней мере, есть источник топлива на всякий случай. И, если так считать, мы одной семье здешних пролетариев материальную помощь оказали. Он же на вырученные деньги знаешь, как поднимется? Ого. Такой им приварок к карточкам. Ты бабу-то его видел? Такая денег мимо хозяйства спустить не даст.

— Это да. Баба справная, хоть и не красавица. Неплохой мужик, если не предаст, конечно.

— Не предаст, Михалыч. Если надумает предать — его же эта баба, за детей беспокоясь, сама и прирежет. Это замечательно просто, что у них там дети, а то, глядишь, пришлось бы их и ... того. И не хмыкай, не хмыкай мне тут! Ты на службе, или где уже?!

— Так точно... Да понимаю я все... Это я так... Эп!

Прервав на полуслове разговор, Михалыч останавливается и дает сигнал контакта жестом. Юрьев опять включает ПНВ — не поймешь в такой ситуации, чего лучше экономить, то ли батареи от разряда, то ли лампы от перегорания на пусках. Однако ничего не видит и в прибор, на все двести метров, что дает прибор — ничего подозрительного. Вопросительно пихает в плечо Михалыча

— Акустический контакт, на два часа. Звон металла, шорох и хруст грунта. Дальность от трехсот до трехсот пятидесяти метров. Сигнал точечный, разовый — шепотом докладывает Михалыч.

Эге. Вон тот распадок, судя по всему. Кто-то там звякает металлом. Минут десять стоим на месте сканируя всеми способами (кроме, разумеется, активной радиолокации и свечения фонарем) все вокруг. Нет, ничего и нигде. Эфир чист. Что делать? А чего уж там...

— Никаноров, к бою, идем как обычно, выходим на дистанцию в упор, огонь по ситуации... Если что, не миндальничай, но и просто так гражданских не вали, сам видишь, какие тут кадры попадаются. Стараемся тихо брать живьем. Может, в этот раз хоть допросим с пользой. Пристрелить всегда успеем...

— Есть!

После осторожного сближения перебежками достигаем края распадка, еще немного-и последний рывок, уже в прямой видимости противника — и там еже как карта ляжет, может, придется сразу и бить на бегу. Ну... пошли!

Выскакиваем и несемся вперед, Михалыч, конечно, обгоняет Юрьева в боевом режиме-то... Ага, вот они, у небольшого валуна, две фигуры, одна лежит другая стоит... Обе неподвижны, может быть и не слышат толком, бежим-то довольно тихо. Оружия в руках стоящего не видно, уже хорошо, вот уже совсем рядом, метров двадцать, с разбегу приседая за нетолстое деревце и взяв на прицел стоящего, Юрьев негромко (а чего орать, ночь, тишина — и так все слышно хорошо) командует по-английски:

— Не двигаться! Буду стрелять! Бросай оружие! Руки вверх!

В десяти метрах справа то же дублирует Михалыч. Стоящая фигура как-то странно дергается, и начинает неестественно медленно поворачиваться, однако руки не поднимает. Что-то в ее движениях настораживает Юрьева, какие-то они... не человеческие... не человеческие? Так конечно, именно! Это же БЭМО! Мать вашу, вот и нашлась пропажа! Только что теперь-то будет?

— Михалыч, это ж наши песики — негромко комментирует наблюдения Юрьев, и уже обращаясь к БЭМО, тоже на русском — Эй, боец! А ну-ка, ко мне, бегом!

— Это... командир — как-то озадачено произносит Михалыч, но Юрьев его уже не слушает. Он уже и сам, откровенно сказать — с липким в прямом смысле слова, липким от внезапно выступившего пота ужасом, понимает — силуэт явно не человеческий, явно БЭМО но силуэт ЧУЖОЙ, незнакомый вовсе... Единственное что успевает еще подумать Юрьев, что вот ведь гадство — из ППСБ БЭМО ну никак не взять, даже если в упор все патроны выпустить. А у них нету ведь ровно ничего, вообще ничего, ни пушки Михалыча, ни гранат... Как же глупо-то вышло, с сожалением отмечает себе Юрьев. Обидно ему очень. А потом со стороны противника доносится голос:

— No need to shoot. Who are you?

* * *

... Юрьев остался в живых исключительно по глупейшей случайности. От которой не застрахован ни один профессионал. Его подвел гранатный запал, вставленный в шашку, обернутую записями покойного Смирнова. Потом, сильно позже, Юрьев его старательно рассмотрел, и пообещал сам себе найти того старшину, что собирал им 'приданное', и сначала набить морду, чтобы не отдавать под трибунал, но запомнил на всю жизнь. А потом напоить до беспамятства за то, что жив остался. Запал был аж 42го года выделки, советский. Будь он свежей выделки, из ГССР или БелССР — то рванул бы, как положено. А этот — даже не щелкнул. С запалами военного выпуска такое бывало, срок хранения — не более трех месяцев. Это все знали и помнили. Морду за такое бить, конечно. А то и под суд. С другой стороны, сам конечно обязан был проверить, но хлопот-то было! В общем, как вышло, так вышло. Запал, после, конечно сменил, перебрав имевшиеся и отправив еще два таких же в утиль сразу. Остальные выделки завода номер 214 из Нойендорфа — к этим никаких вопросов, рванут как надо...

* * *

... Юрьев-то сразу сообразил, что пришел им каюк, полный и окончательный — стрелять бесполезно от слова совсем. Ну и рванул кольцо, не думая даже больше ничего. А вот то, что запал не сработал, понял не сразу. Потому что еще до того, как прошли положенные три с половиной секунды, случилось то, о чем он и не подумал вовсе. Никаноров, очевидно, не хуже него сообразивший о бесполезности стрельбы тяжелыми и медленными мягкими кольтовскими пулями по БЭМО, внезапно рванулся, со всей скорости, в рукопашную. Юрьев как-то вовсе упустил это из виду. И с изумлением наблюдал, как Михалыч буквально сбил, сграбастав в охапку, стоящего БЭМО, и завалил на лежащего рядом. Секунды две Юрьев наблюдает за их копошением, а потом уже до него дошло — сначала, что он вот-вот взорвется, а спустя две секунды, пока он ждал взрыва — что с запалом что-то не то — тут уже и мозг подсказал, что даже щелчка капсюля не было.

— Командир! Есть! Держу! — радостно орет Михалыч. Юрьев нервно усмехнулся, откидывая ПНВ на лоб и стирая заливающий глаза пот. Как так можно взмокнуть за пять секунд? С бровей капает, льется, в прямом смысле слова. И руки дрожат. А этот... держит, ага. Как мужик того медведя поймал. Но тут же соображает — у вражеского (ну а какой еще может быть тут?) БЭМО при себе вполне может найтись какое-то оружие посерьезнее — раз, и пока Михалыч его держит — можно попробовать как-то (как, мать его?) отключить... В любом случае, рассиживать, как кисельная барышня тут нечего, надо постараться помочь товарищу.

Подбегает Юрьев, и видит достойную кисти пера Шаляпина картину — один БЭМО непривычного вида валяется неподвижно, накрест на нем другой, которого в обхват, фиксируя намертво, держит Михалыч. При этом Никаноров страшно ругается на нескольких языках подряд, и регулярно требует по-английски немедленно прекратить сопротивление и сдаться. И совершенно не слышит, как его противник повторяет раз за разом:

— I'm not resisting, sir. We need help, sir. My partner is severely damaged. He needs help, sir. We surrender, sir.

— Никаноноров, тихо!

— А?.. Есть!

— Держи его пока... — и обращаясь к БЭМО, уже по-английски — Кто ты? Что вы здесь делаете? Где остальные?

— Сэр — голос у вражеского БЭМО спокойный — ну так что с машины взять, железяка же — Мы экспериментальные машины армии Соединенных Штатов Америки. Мы здесь пытаемся укрыться от солдат армии Соединенных Штатов Америки. Точное местонахождение остальных киборгов мне неизвестно. Часть погибла в боестолкновении с солдатами армии Соединенных Штатов Америки. Сэр, прошу Вас оказать нам помощь. Иначе мы погибнем. Мой напарник серьезно поврежден, сэр. Его электропитания хватит на несколько десятков минут, после чего он погибнет. Прошу Вас помочь нам, сэр. Если необходимы формальности — мы сдаемся, сэр.

— Интересно девки пляшут, коли юбки поскидать... — в голосе Никанорова не то что удивление, а можно смело сказать, признаки того самого когнитивного диссонанса, о котором Юрьеву однажды несколько часов втирал попутчик-философ в одной давней поездке. Да и сам Юрьев не сразу врубается в происходящее. Впрочем, у этого убивца в башке не только расчетно-наводящая приставка, у него там компьютер что надо работает. Три секунды ему надо, чтобы сопоставить хрен к носу и дважды-два, и сделать выводы.