Романтики с Хай Вея

— Угол не тот, и цвет тоже не подходит. Впрочем, дело твоё. Так, с этим всё. Теперь снимай рубашку и одень вот это.

Она кинула Дзеди на колени что-то прозрачное и невесомое, Саша не понял, что. Дзеди, как выяснилось, тоже.

— Это ещё что за бред? — спросил он, приподнимая двумя пальцами прозрачную плёнку. — Для чего мне это нужно?

— Это дублёр. На всякий случай.

— На какой?

— А я откуда знаю, — развела руками Айкис. — Тебе виднее.

— Совсем хорошо!.. Он хотя бы с привязкой?

— Держи карман, дам я тебе с привязкой. Он автономный. И не вздумай возражать.

— Ладно, Айк, — он покорно встал и сбросил свою черную рубашку. Саша с трудом удержался от изумлённого вздоха — он не ожидал такое увидеть. Десятки старых, давным-давно заживших шрамов, больших и маленьких. Везде — на груди, на руках, на шее... Господи, да кем надо быть, чтобы подобное вынести?.. Сашу передёрнуло от отвращения и, одновременно — от жалости. Он на секунду представил себе малую толику того, что могло причинить такие раны и зажмурился.

— Да, на третьем предприятии было несколько... сложновато выжить, — ответил Дзеди его мыслям. — Но мы с Лином выжили. Это тебя удивляет?

— Так это всё — там? — спросил Саша. — Там, где мы были?!

— Ты что — глухой? — Дзеди зябко передёрнул худыми плечами, поморщился. — Я про это ещё там и сказал. Прямо на месте. Айк, посмотри его уши, пожалуйста.

— Дублёра одень, — приказала та. — Развыступался...

Дзеди одел — точно так же, как одевают майку или футболку. В тот же момент его словно ударило изнутри — коротко, но явно болезненно. Он вздрогнул, резко вздохнул. Прозрачной маечки на нём уже не было — она мгновенно всосалась в кожу и исчезла.

— Ну, Айк, — процедил он, немного опомнившись. — Ещё одна такая шутка — и я больше вообще сюда не приеду, понятно?

— Не пугай. Приедешь. Терминал ему, на русском. Пусть почитает.

— Всё хорошо, — Дзеди смахнул не успевший раскрыться терминал ладонью, и тот послушно растаял. — Не создавай проблем там, где их нет.

— Не создавай... дурак ты всё-таки, хотя и умный. Ладно, проехали. Вы сегодня ужинали или нет?

— Я — нет, — признался Саша, которому давно хотелось есть. В гостях у Лены и Юры он постеснялся налегать на еду, неудобно было. Потом — дорога, разговоры, новости... какие тут ужины.

— Дзеди?

— Я обедал, — ответил тот, садясь обратно в кресло. Он уже успел надеть рубашку и стащить со стеллажа какую-то другую книгу. — У Лены.

— Саша, скажи мне, пожалуйста, он не врёт? — спросила Айкис.

— Ну, если считать обедом ту половину печенья, которую он успел раскрошить в тарелку — то да, — осторожно ответил Саша. — Откуда я могу точно знать... может, им есть не нужно...

— Вот этот именно так и считает, что ненужно. Тогда я схожу за едой, а вы тут пока посидите. Кстати, кто что пьёт?

— Водки возьми, — попросил Дзеди. — Ну и... можно какого-нибудь местного пойла, для поднятия тонуса.

— Мне, в принципе, всё равно, — ответил Саша. — Конечно, от пива я бы не отказался, но раз его нет...

— Почему — нет? — искренне удивилась Айкис. — Есть, и разное... В Акиме, кстати, сейчас полторы сотни сортов.

— Волшебный блок какой-то, — пробормотал Дзеди. — Сто с лишним лет прошло, а они как-то исхитряются держать марку. Ещё тогда... помнишь, Айк, как мы с Лином в молодости пили... причём преимущественно делали заказы в Аким. А Борней существует или — всё?

— Французы? Да куда они денутся, есть, конечно. Ты что-то оттуда хочешь?

— Да ничего я не хочу, — признался Дзеди. — Выпить я хочу... сильно. Просто мне это нужно... ты же понимаешь...

— С вами научишься... понимать, — вздохнула Айкис. — Саша, я предупреждаю сразу, тут у нас мясо никто не ест, это не только не принято, это противозаконно и... долго рассказывать, почему это нельзя, но — нельзя. Ты не волнуйся, голодным не останешься, да и трезвым, наверное, тоже... Если успеешь перехватить бутылку до того, как...

— Айк, может, ты лекцию прочтёшь за ужином? — жалобно спросил Дзеди. — Есть-то хочется.

Айкис вышла. Двери за ней закрылись.

— А почему нельзя есть мясо? — спросил Саша.

— Детектор можно сбить, это же белок высокой организации... да ещё совсем недавно этот белок был живым. Поэтому. И ещё потому, что просто противно, — ответил Дзеди. — Что-то они все за меня сегодня боятся. И начинают усердствовать. Один — зуб вышиб, другая — дрянь какую-то заставила надеть. Не дай Бог, ещё и кто третий придёт — помочь ночку скоротать.

— Ждал третьего — а пришёл первый, — через стену в комнату ввалился Лин, одетый в некое подобие махрового халата и широкие штаны. Волосы у него были влажными. — Ты не очень сильно рассердился из-за зуба?

— Рассердился один такой, — процедил Дзеди. — Да что толку... Вставил уже.

— Пятый, прости, а? — попросил Лин. Придвинул кресло, сел, запахнул разошедшийся на груди халат — Саша успел заметить, что Лин был изуродован ничуть не меньше, чем его друг. — Я...

— Рыжий, перестань!.. Я бы тебя за такое тоже треснул. Но — ногой по заду. Я обещаю, что больше этого не повториться, но тут ситуация сложилась критическая, я не мог упустить из вида эту цепочку ни на секунду.

— Это я понял. Я только не понял, как ты сумел всех нас наколоть, да так ловко, что мы ничего не заподозрили. Даже старики... чего обо мне-то говорить. Ты её свернул, что ли?

— Ну вот ещё. Просто наложил на время контроля старый образ, спящий... и всё.

— Прости, эта сетка не из нашего сектора, — заметил Лин.

— Да, не из нашего. Соприкасается с нашим. Я её временно взял. Кстати, с разрешения. Через год — отдам. Но...

— Что — но? — хмуро спросил Лин.

— Но отдавать не хочу. Жалко.

— Всех тебе жалко. Кроме меня. Вот, Саша, — Лин кивнул на друга, — познакомься. Редкий экземпляр идиота. Это надо было — в статичную схему ввести дополнительный активный элемент! Если бы мы его не загасили, мы имели бы такой расклад — один мёртвый Сефес, скандал на три года вперёд, и, что самое скверное — активированную схему полей эгрегоров, которую затормозить можно только лет за пять, я то и за десять.

— А мёртвый — почему? — не понял Саша.

— Да потому, что работать со схемой приходится совсем в другом режиме... скажем так, жизнедеятельности. Не совсем физическом. Если бы ты вошёл в схему таким, какой ты сейчас — не протянул бы и минуты. Помер бы от разрыва сердца от перегрузки. После рейса мы... как будто собираемся заново. Схема уходит в пассив, мы восстанавливаем внешние каналы, подлечиваемся, если это нужно. Рейс длится пять лет, за это время устаёшь в любом режиме. А этот рейс... — Лина аж передёрнуло. — Это не рейс, а сумасшедший дом был.

— М-да... — протянул Дзеди. — Куда там жонглёру, который жонглирует младенцами! У него бы руки отсохли.

— А... что это все означает? — спросил Саша. — Я не понимаю половины того, что вы говорите, но мне интересно. Спрашивать можно?

— У меня главный вопрос — где ужин?! — спросил Дзеди. — Лин, может, я схожу, помогу ей донести?..

— Идёт, куда денется... Айкис, а что, подносы ещё не изобрели? — спросил Лин. — Помочь надо?

— Смотайся в Аким, там ещё одна наша... корзиночка стоит, — Айкис выдвинула прямо из стены стол и сгрузила на него свою ношу. — На всех хватит.

— Какая красота!.. Сидишь, филонишь, тебя кормят... Как хорошо!.. Айк, дай чего-нибудь вкусненького. Что у тебя там есть?

— Перебьёшься, — отрезала Айкис. — Саша, вы не поможете? А то от этого разве может быть какой-то толк... Ему лишь бы сожрать.

— Ты её больше слушай, — огрызнулся Дзеди, вставая. — Айк, вы кого с кем на этот раз скрестили? Надеюсь, не бананы с яблоками?

— Ага, точно, — заметил вернувшийся Лин. — Выглядят как бананы, а по башке бьют, как яблоки... Нет, Айк, что это за извращение такое? — он запустил руку в корзинку с фруктами и вытащил что-то, действительно отдалённо напоминающее помесь банана и яблока.

— Попробуешь — поймёшь, — отрезала Айкис.

* * *

Еда оказалась вкусной, но совершенно незнакомой. Хрустящие снаружи и совершенно воздушные внутри булочки, сдобренные каким-то родственником красного перца, как показалось Саше. Овальные, сужающиеся к верху и расширяющиеся к основанию, глубокие тарелки, в которых лежала слоями горячая смесь из неизвестных овощей (Саша ни за что не догадался бы, что это — овощи, Айкис подсказала), которую полагалось есть двумя деревянными лопаточками с закруглёнными краями. Сыр был очень похож на помесь "рокфора" и "дамталлера" — с громадными дырками и с зелёными прожилками. Нет, это не плесень. Это травы. Свежих овощей тоже было полно — и совершенно обычных, и тех, что Айкис назвала "изменёнными". Дзеди практично поинтересовался, что их этих новых "измененных" годится под водку. Лин намёк понял и через минуту у всех было налито. Саша обратил внимание, что тут были в обиходе предметы "наоборот". Если у нас больше распространены чашечки с узким дном и широким верхом, то тут нормой была посуда с узкой горловиной. И смотрелась она, кстати, весьма недурно. "Интересно, а мыть её трудно?" — подумал Саша.

— Легко, — ответил Лин. — Кто же её руками-то моет, скажи на милость? Айк, дай мне вон ту штучку, пожалуйста...

— Какую штучку? — не поняла Айкис. — Тут много разных штучек...

— Айк, я имею в виду вон ту горячую хрень... просто не помню, как она называется.

— А что, есть какая-то разница? — Айкис пододвинула Лину тарелку. — Что-то Саша мало ест, вы не находите?

— Нахожу, — ответил Дзеди за всех. Он налил всем водки, приподнял рюмку и предложил: — Давайте за то, что мы все встретились. И, как принято говорить у вас дома, Саша, за знакомство. Ты не стесняйся, поздно уже...

— Я рад, — несмело начал Саша, — что я встретил... как бы это так сказать... представителей некой положительной стороны... или формации. Я не знаю, как правильно следует вас называть, но... — он замялся.

— Саша, — нежно начал Дзеди, — дорогой, кто тебе сказал, что — положительной? Что вообще такое — положительное, отрицательное?.. Может, мы всё же выпьем за знакомство, а потом вы хотя бы немного узнаете о тех, кто сидит с вами за одним столом?

Пока ещё никто не был пьян, так, лёгкое подпитие, не более. Картина более чем тривиальная, даже по земным меркам — мало ли кто как и где пьёт? Стол, закуски, еда, беседа, неяркий рассеянный свет, ночь за окном... Всё вроде бы правильно. Вот только как-то странно заблестели глаза у Дзеди, когда Саша упомянул о добре и зле. Пьяно и лихо. Отчаянно.

— Да, Саша... Разреши тебе представить — Айкис, ведущий генетик Дома... серийная убийца. Полторы тысячи жизней... я точно сказал, Айк?

— Тысяча семьсот, — ответила та. С лица её вдруг разом исчезли все краски. — Без тех восемнадцати, Дзеди... без последней группы.

— Теперь — мы. Сефес Энриас, Саша. Экипаж номер 785, стаж сто пять лет. В зоне контроля — на данный момент около трёхсот тысяч объектов. Спроси у Лина — скольких он убил... ну, хотя бы за этот год. Для общего блага. Для той великой силы, которой на самом деле нет. Спроси, сколько жизней на моей совести. Спроси, я разрешаю... вот только ответить не смогу. Потому, что я не считал. Делал то, что умею — и всё. Потому, что так надо.

— Но для чего? — спросил Саша онемевшими губами. — Зачем?

— Знаешь, есть такое понятие — оптимум. Ни прибавить, ни убавить. Аналогий огромное количество... поскольку на этом принципе держится мироздание. Мы — не хорошие, Саша. Ни плохие, ни хорошие. Мы никакие. Плохой на самом деле тот, кто решил, что действует во благо. Нельзя этого делать, — Дзеди вытащил из пачки сигарету, щёлкнул по ней, сигарета затлела. Он глубоко затянулся, Саша видел, что руки у него дрожат. — Это больно... но нельзя. Понимаешь?

— Нет, — честно сказал Саша. — Не понимаю. Я читал об этом, но посмею не согласится. Тут тоже много примеров и аналогий, бесспорно. Может быть, из ребёнка, которого шлёпают на улице, вырастет вор и убийца, если этого не сделать. Но это всё — демагогия и трёп. Конечно, любой взрослый не позволит издеваться...

— Саша, ты знаешь, кто такие Сефес? Это хуже, чем ваши прогнозы погоды... потому, что предсказывают со стопроцентной гарантией. Это — наша работа, понимаешь? — Дзеди прищурился, снова затянулся. — Тот самый оптимум. Я тебе объясню на схеме, только ты не стесняйся спрашивать, если что-то будет непонятно. Для меня решить эту схему — доля секунды, даже меньше. Но я пьян.

— Хорошо, если что-то не пойму — спрошу, — ответил Саша.

— Отлично. Представь себе такой аккуратненький шестигранник... представил? Или нет?

— Представил. И что дальше?

— Этот шестигранник... скажем так, плавает в воде. Так вот. На каждом углу у него привязано либо грузило, либо воздушный шарик. Просто?

— Просто.

— Ну вот... просто, сказал тоже... условия задачи такие — у тебя три этих шестигранника, но они... не все должны плавать, понимаешь? Даже не три, ты тоже датый, давай хоть два...

— Да ладно, три так три... А грузил и шариков поровну? — спросил Саша.

— Не обязательно. Допустим, на одном шестиграннике ты видишь два грузила и четыре шарика. На другом — наоборот. Твои действия?

— Ну... отвязать от одного шарики, привязать грузила... тогда один потонет, а второй...

— Ага, верно, — вмешался Лин. — Ты ещё скажи, что на третьем — поровну, три на три. И дай определение принципу шести пловцов...

— Иди в этот... как его?.. Не важно. Ещё чего, принципы всякие... Это правильно. Если три на три, идёт разделение... А ты понял, Саша, о чём мы сейчас говорили? — спросил Дзеди.

— Кажется, о шестигранниках, — ответил Саша.

— Верно, о них. Вот только каждый шестигранник — это модель эгрегора планетарной системы. Ты своим решением утопить один шестигранников обрёк на очень незавидную судьбу около шестидесяти миллиардов человек. Ну как? Приятно? Или не по себе?

— Но я не знал, что... Это невозможно! Ни один человек не может управлять таким количеством людей...

— А мы и не управляем. Мы направляем. Некоторые дураки думают, что мы ещё и защищаем... но это бывает очень редко. Кстати, людей гораздо больше. Мы говорили про низший цикл, а есть ещё и высшие... и средние... и промежуточные... и... Лин, ты льёшь водку мимо моего стакана. Нет, опять мимо... Айк, отбери у него бутылку!

— Дзеди, что такое высший цикл? — спросил Саша. Он не понимал — всё казалось слишком уж просто... вот только разум, привыкший к логическим построениям, к анализу, эту кажущуюся простоту отвергал. — И вообще... вам же приходилось... топить шестигранники... или нет?

— Приходилось, Саша, — ответил Лин. — Даже слишком часто... увы.

— Но почему? Ведь можно, наверное, как-то помочь, если есть такая возможность?

— Нельзя, — ответил Дзеди. — Пойми... это, конечно, звучит жестоко, но мы вынуждены так поступать, чтобы потом иметь возможность дать кому-то взлететь. Сефес всегда работают парой. Если Лин, к примеру, позволит себе кого-то пожалеть... то я буду вынужден кого-то... м-мм... ты меня понял. Должно соблюдаться равновесие в воздействиях, и воздействия должны разбиваться на действия пары.