Вель

Мне не нужна была ни богатая, ни красивая жена. На богатой я уже женился один раз для того чтобы вновь собрать земли, когда-то принадлежащие моему роду. А красивая мне не нужна, потому что я не собирался влюбляться...

— То есть, — перебила его Вель, — у Энелли не было ни одного шанса надежды, что Вы со временем полюбите ее и будете счастливы вместе?

— О каком времени ты говоришь? — цинично усмехнулся Ладуэрт, — Этой девочке оставалось жить совсем немного, может чуть больше полгода, и все, больше она мне была не нужна.

-Полгода? — потрясенно прошептала Вель, — Вы отмеряли ей еще всего полгода жизни?!

— Я решил, что это самый оптимальный срок, — спокойно стал объяснять Ладуэрт, — должен же я был получить дивиденды, за годовое воздержание, наложенное на меня священником относительно моей малолетней жены, в то же время мне не нужен был первенец, рожденный ею.

— Как Вы можете так говорить?! — закричала Вель.

— Почему я не должен говорить, если это правда? — удивился он, — Знаешь поговорку: "Хочешь сделать своему ребенку самый дорогой в жизни подарок, выбери ему хорошую мать". Энели никак не подходила для роли матери моего наследника. Самое главное из-за того, что была непроходимо глупа, даже для своего возраста.

Вель поразилась подобному аргументу.

-Причем здесь ее глупость? Просто она была еще молода, у нее не было жизненного опыта.

-Причем тут жизненный опыт? — взорвался Ладуэрт, — Если, нанятые мной учителя, пытались вдолбить ей самые простые, самые элементарные знания о географии страны, о ее истории, а она смотрела на них и, только хлопала глазами, не понимая, что от нее хотят. А когда я попытался объяснить ей, что, будучи хозяйкой в моем доме, она должна учиться управлению и слугами и поместьем, а возможно и землями, что мне принадлежат, у нее вообще была истерика.

Я подумал, что от такой дурры и дети могут родиться такими же дураками. Зачем мне растить, воспитывать наследника, который не поддержит мои начинания? Мои планы грандиозны!

-Ты хочешь стать Правителем, свергнув Аннабель? — догадалась Вель.

-Да, я хочу, чтобы в Эдиэрре правила моя ветвь рода. Ты понимаешь, что мне придется для этого сделать. Так вот я хочу, чтобы мои усилия продолжил мой сын, укрепляя, расширяя, обогащая свою страну. А не какой-то слабый малоумный дурак, не видящей дальше своего носа. Я бы уже давно начал войну за власть, но зачем мне было бороться, если некому передать завоеванное. Теперь все будет по-другому. Теперь я начну борьбу!

Ладуэрт не сказал, но Вель и сама догадалась, что он видит ее в роли матери для своего наследника.

-Подданные не признают ребенка, рожденного вне брака, — быстро сказала она, чтобы хоть как-то отвратить его от этой мысли.

-Мой ребенок будет рожден в браке, обязательно в браке, — значительно подчеркнул он и чуть насмешливо взглянул на нее.

-Если Вы говорите обо мне, то это просто смешно. Вы не сможете жениться на такой безродной нищенке, как я. И Ваши подданные не признают меня. Признают, куда они денуться, морганатические браки существовали всегда, — уверенно ответил он, — к тому же я сильно подозреваю, что это я должен гордиться, взяв тебя в жены, а, учитывая к какому народу ты принадлежишь, то морганатическим этот брак был бы с моей стороны, — уже без улыбки продолжил он.

Вель поёжилась. В словах Ладуэрта был и смысл и логика, а учитывая, насколько могущественным он был, то к его словам следовало отнестись со всей серьезностью.

-И как же ты собираешься свергнуть Аннабель? — осторожно спросила она, — Переворот означает войну, ты к ней готов?

Он вздохнул.

-Наилучшим вариантом было бы, чтобы Аннабель и ее сын сами отказались от престола, признав, что их ветвь незаконно занимает его уже ста лет. И ведь, действительно, незаконно! — в ярости закричал он, смахнув с бешенством со стола посуду и остатки еды, — Из-за одного трусливого ублюдка, что исчез вместе с документами, что ему доверили. Найти бы их! — мечтательно сказал он, тогда можно было бы обойтись без крови и гражданской войны.

-Какой ублюдок? — не удержалась Вель от вопроса.

Он устало посмотрел на нее и покачал головой.

-Это очень длинная, очень запутанная семейная история. Может когда-нибудь я тебе ее и расскажу.

Глава 8

Вель ни минуты не сомневалась, что все, сказанное Ладуэртом о ней, как о матери его будущего ребенка, не шутка. В этом ее убедили и тон, и слова, а самое главное глаза графа, то, как он внимательно и серьезно смотрел на нее, с такой уверенностью, и в его взгляде не было ни капли сомнения.

Мысль о том, чтобы родить ребенка этому чудовищу настолько ужаснула ее, что она решила бороться до конца, а если придется и умереть, но только не допустить этого.

Каждый день, каждый час, каждую минуту она ожидала насилия со стороны графа, но ничего не происходило. Наоборот, с каждым днем он держал себя по отношению к ней все более и более учтиво. Вставал, если она входила в комнату, целовал ей руку при встрече и прощании, постоянно одаривал маленькими знаками внимания: букетами роскошных или маленькими букетиками полевых цветов, коробочками с изысканными лакомствами, украшениями. Портниха и белошвейка постоянно жили в замке, у Вель появилось роскошное постельное белье, украшенное вензелем с первой буквой ее имени, появилось роскошное нижнее белье, появились роскошные аксессуары к платьям, а потом появились...учителя. И не просто какие-то студенты на подработке, настоящие профессора старые и седые.

Чему ее только не учили. У нее должна была бы пойти кругом голова от такого обрушевшегося на нее потока знаний, но Вель справлялась. Выручала феноменальная память, ей стоило один раз прочитать, один раз объяснить, и она сразу запоминала сказанное, прочитанное и услышанное.

С ней занимались танцами, риторикой, учили королевскому этикету. Вель хорошо понимала, для чего все это делается, и начинала, еще больше боятся Ладуэрта. Он ничего не упускал в ее подготовке к будущей роли королевы.

Вель ждала, когда графу надоест изображать из себя благородного рыцаря, когда похоть, словно шелуху, сметет с него сдержанность и уважение к ней, когда он захочет взять ее силой. Вель основательно готовилась к этому дню, к сожалению, оружия добыть не удалось, потому что, несмотря на кажущуюся свободу, за ней пристально следили, и ей не удалось украсть кинжал ни у какого из охранников, ни нож на кухне, но она все равно была уверена, что так просто Ладуэрту с ней не справиться, в спальне стояли стулья и пушетки, и много чего другого, да и вообще любой предмет в сильных руках мог стать оружием.

Вель готовилась к нападению, а Ладуэрт все не нападал и не нападал. Она терялась в догадках, не в силах понять логику этого странного человека.

Этого не могла понять и Селисия, единственная подруга, с которой могла общаться Вель.

-Я думала, он не выпустит тебя из своей спальни, пока ты ему не надоешь, — как-то сказала она. — По слухам он еще никогда не отказывал себе в удовольствии. Которое может получить. Но с тобой он ведет себя совершенно иначе, я даже удивлена, — продолжала она, — если бы ты ему не нравилась, он давно выкинул бы тебя из своего замка, обычно он не церемонится с надоевшими ему женщинами.

Вель молчала.

Во-первых, она не могла рассказать Селисии правду о себе.

Во-вторых, была с ней полностью согласна. Она и сама чувствовала, что очень нравиться Ладуэрту. Он очень часто сопровождал ее на прогулках, не позволяя себе ни одного оскорбительного слова или движения. Разговаривал с подчеркнутым уважением, не пытался ни облапить, ни поцеловать. Очень часто они просто рядом сидели в беседки, но это молчание не было, ни тягостным, ни обременительным. Ладуэрт мог откинуться назад, облокотившись спиной о перила, и молча смотреть в небо, наблюдая за проплывающими облаками, о чем-то мучительно думая в эти мгновения.

"Почему он ее не трогает? — этот вопрос невыносимо мучил Вель, без ответа на него, она не могла чувствовать себя сколь немного комфортно. Ответ на свой вопрос она неожиданно получила в одной из бесед с графом Ладуэртом.

Специально Ладуэрт это делал или нет, но он часто беседовал с Вель на самые разные темы, словно проверяя, как она усваивает знания, полученные от учителей. Во время таких бесед она могла, в свою очередь спрашивать его о чем угодно, он не только запрещал. Но даже поощрял ее в этом.

И вот однажды она снова спросила его, как же так случилось, что ветвь его рода потеряла право на трон. Ладуэрт искоса взглянул на нее, но потом, поняв, что она как никто другой должна знать историю его рода, нехотя начал рассказывать. Вель просто почувствовала, насколько важна, насколько болезненна для него эта тема.

Мой прапрадед, некогда правивший Эдиэррой, официально не был женат. На все уговоры подданных, что ему пора жениться и родить наследника, он отвечал, что ему только тридцать лет, что он еще молод, и что у него все впереди. Но подданных не обманешь, все знали о романе, что вспыхнул между королем и девушкой-телохранителем. Роман, завершившийся рождением ребенка. Король признал сына, но не официально, то есть наградил свою возлюбленную графством с присвоением соответствующего титула своему сыну. Если бы король успел жениться и завести наследника, то понятно, ребенок, рожденный вне брака, не имел бы ни одного шанса претендовать на корону. Но король умер официально неженатым...

-Я слышала, что короля убила эта девушка-телохранитель, его возлюбленная, мать его ребенка, — перебила Вель рассказ графа, не желая, оставлять невыясненным такой важный вопрос.

-Да, — вынужден был признать Ладуэрт, — она его убила. И никто доподлинно не знает почему. Хотя, что я вру! — вдруг, ударив кулаком по скамейке, закричал он, — Один человек знает, вернее знал. Священник, что исповедовал ее перед казнью. Его хотели допросить, чтобы принудить сказать в чем она исповедалась, но он исчез! Мало того, что он сам сбежал, так он еще прихватил рубашку, что была на короле в момент убийства. Эта рубаха вся была залита его кровью.

-А, зачем Вам нужна та рубаха? — удивилась Вель. Ладуэрт грустно усмехнулся.

-Понимаешь, в нашем королевстве действует закон, что если король умирает не оставив законного наследника, то трон занимает тот, в котором, течет кровь, как можно ближе приближенная к королевской.

И вот, исходя из этого закона, трон занял дядя убитого короля. А сын короля и фактически его прямой наследник, был еще так мал, что не смог отстаивать свои интересы, требуя, чтобы в проверке учавствовала и его кровь. И могущественных покровителей у него тоже не было. Хорошо, что его не убили, а это вполне могло бы случиться.

Так вот, если бы сейчас у меня была бы та рубаха, то сравнив мою кровь, и кровь сына королевы, я без войны смог бы занять трон в нашем королевстве, — объяснил Ладуэрт.

Глава 9

-А умершие короли лежат в королевских усыпальницах? — продолжала спрашивать Вель.

-В том-то и дело, — с горечью ответил Ладуэрт, — что в усыпальнице лежит лишь урна с прахом. Простолюдинов в нашей стране хоронят в могилах, а вот особ королевской крови сжигают, чтобы никто не смог после смерти потревожить их останки. За всю историю нашего государства не раз случалось, что король, занявший престол, обычно не совсем законным путем, выбрасывал из усыпальницы останки предшественника, выставляя их на всеобщее поругание. Не жалели даже женщин. И вот именно в те времена и был принят этот закон. Так что рубаха с засохшей кровью была бы единственным свидетельством.

-Но если даже такая рубаха где-то и спрятана, то от нее осталась только сгнившая ткань. Чтобы столько лет сохранить ткань в целостности, о ней надо заботиться и беречь ее, — не удержалась от замечания Вель. Граф с бешенством ударил кулаком по столу. Слова Вель попали в самую точку. Увидев, как девушка испугалась взрыва его гнева, Ладуэрт нежно и успокаивающе поцеловал ей руку.

-Ты права, эта мысль и мне часто приходит в голову. И от этого мне становится еще больнее, — Ладуэрт вздохнул, а потом как-то странно посмотрел на нее, — Твои слова являются лишним подтверждением, что мы думаем по многим вопросам совершенно одинаково, я снова убеждаюсь в том, что ты будешь достойной королевой.

Вель не знала, что ответить на его слова, впрочем, Ладуэрт не ждал никакого ответа, этот вопрос был для него решенным.

-Что в этом альбоме? — спросила Вель, стараясь прервать неловкое, тяжелое молчание, что повисло после слов Ладуэрта.

-Это альбом с реликвиями угасшего королевского рода, которые я должен был бы унаследовать. Наш герб, наши штандарты и знамена, военная форма. Память о них осталась только вот в этих рисунках, — в его голосе явно зазвучали грустные и тоскливые нотки. Вель осторожно стала переворачивать листы, с интересом рассматривая картинки. Вдруг ее внимание привлек рисунок старинного королевского герба. Она с волнением стала всматриваться в него. Сомнений не было! Она его уже видела. Он был изображен на медальоне, что она взяла с собой из дома в лесу, в котором жила одна долгие годы.

-Я видела этот рисунок, — сказала она, проведя рукой по картинке. — У меня был медальон, на крышке которого был изображен этот герб.

-У тебя был медальон с моим родовым гербом? — не веряще переспросил Ладуэрт.

— Я не знаю, чей там был изображен герб, но рисунок на крышке был таким, — и Вель ткнула пальцем в картинку. — Я это точно помню, поскольку много раз рассматривала и медальон, и рисунок, и цепочку.

— Ты открывала медальон? — тут же стал допрашивать ее Ладуэрт, и, дождавшись утвердительного кивка, быстро спросил, — Внутри были портреты? Как выглядели изображенные на них люди?

— Не было никаких портретов! Внутри медальона находилась лишь прядь волос, испачканная засохшей кровью, — услышав это, Ладуэрт схватил ее за руки и грубо встряхнул, не в силах сдержать свое волнение.

-Где этот медальон?! Где он?

-Медальон был зашит в потайной карман одного из моих платьев. Я сейчас не знаю, где он, — Ладуэрту не надо было долго объяснять, этих ее слов хватило, чтобы он быстро вышел из комнаты, на ходу отдавая приказания слугам. Вель не поверила своим глазам, когда через два дня этот медальон оказался в ее руках. Они вместе с графом вновь рассмотрели его. Слушая его объяснения, она, другими глазами взглянула на это украшение.

-Этот медальон женский. Его сделали на заказ, и уже после того, как король подарил графство своей любовнице. В этом медальоне должны были бы быть портреты, возможно короля и его любовницы, а возможно, ребенка, почему их удалили? — задал он сам себе вопрос. — В медальоны вместе с портретами часто клали локон, — он внимательно стал рассматривать, отрезанную прядь, пытаясь определить, кому она принадлежала: ребенку, мужчине или женщине. — Волосы принадлежат мужчине, — вынес он свой вердикт, а потом к ужасу Вель, лизнул засохшую кровь языком. Ладуэрт некоторое время сидел с закрытыми глазами, а когда распахнул их, Вель даже отшатнулась от страха, увидев, сколько ненависти, плескалось в них.