Вель

Раиса Николаева

Вель

Повесть

Глава 1

Старуха замахнулась кулаком на Вель.

— Ленивая, неповоротливая уродица! Я тебе сказала перебрать и выпотрошить рыбу из куля, а ты этого не сделала! Рыба протухла! Кто ее теперь жрать будет? Ты?

И старуха, не помня себя от безумной ярости, стала хлестать девочку по лицу уже заметно завонявшейся рыбиной.

Та даже не пыталась защититься, наоборот, чем раньше ее изобьют до крови, тем быстрее хельми Эттене придет в себя. Но в этот раз ярость женщины, подпитываемая жадностью от потери, никак не желала стихать. Старуха била девочку сначала кулаками, потом протухшей рыбиной, а потом всем, что попадалось под руку. В довершении всего она выволокла ее из дома и захлопнула дверь, оставив на улице почти совсем раздетой. Хоть весеннее солнце днем достаточно весело светило, к ночи сильно похолодало. Девочка свернулась калачиком у стены дома и замерла.

Соседи, видевшие из окон, что произошло, стыдливо делали вид, что они слепы и глухи. Защитить девочку значило взять ее к себе жить, а лишний едок в это время года никому не был нужен.

Вель полумертвой выбросило на берег летним грозным штормом недалеко от поморского селения. Она была привязана к двум пустым законопаченным бочкам.

В этом же шторме погиб муж и два сына хельми Эттене. Когда решали, что делать с девочкой, всем показалось, что у женщины, потерявшей своих мужчин, ей будет лучше всего.

"Владыка Океана забрал сыновей, но взамен подарил дочь", — примерно так они рассуждали. Но вместо доброй матери девочка обрела врагиню, желающую сжить ее со света. Возможно, ум женщины помутился от горя, или еще по какой причине, но старуха возненавидела девочку и издевалась над ней, как только могла. Сначала она хоть немного стеснялась соседей и била ее только дома, но потом, ближе к весне селяне не раз становились свидетелями ее расправ над Вель.

За глаза все, конечно, осуждали Эттене, говорили, что настоящей хельми так вести себя недостойно, но такими разговорами дело и заканчивалось.

Дело в том, что малышка уж очень отличалась внешне от жителей не только этого поселка, но и всего побережья. Такой белой, просвечивающей голубыми прожилками вен кожи не было ни у кого. Также не было ни у кого таких больших глаз и светлых волос, эта девочка пугала всех, к тому же она не помнила, ни кто она, ни как ее зовут, и долгое время не понимала даже речи жителей.

Селяне были темны и суеверны. Шепотом поговаривали о проклятой дочери Владыки Океана или даже дочери морской ведьмы, которую подкинули людям на горе. Эти подозрения подтверждались еще тем, что девочка оказалась на диво сильной и выносливой. Любые синяки и глубокие царапины бесследно исчезали за считанные дни, а мелкие начинали затягиваться прямо на глазах. Это пугало. Люди смотрели на нее с опаской, возможно, именно поэтому не защищали ее от злобной приемной матери.

Без имени девочка жить не могла, они стали звать ее Вельриной, что переводилось как темное наваждение, темные чары. Трудно было придумать имя более неподходящее, чем это.

Веля, как ее скоро стали звать, была очень доброй, жалеющей каждое живое существо, что встречалось на ее пути.

...Наступил вечер, двери дома, наконец, открылись, и приемная мать разрешила войти в дом.

— Еду, сегодня не получишь! Твоя еда сгнила вместе с рыбой, которая испортилась из-за тебя!

Вель молчала, зная по опыту, что лучше не спорить. Она все равно не смогла бы доказать, что рыба пропала по вине самой хельми, жадность которой перевалила порог, когда скупость и ограничения, вместо того, чтобы вести к достатку, приводят к потерям и разорению. Хельми Эттера спрятала две эти рыбины под печкой, а потом, как это уже не раз случалось, забыла о них. Она вообще все постоянно забывала.

Забывала, что у нее нет мужа и сыновей, часто бесцельно ходила по дому, ища их, забывала, кто эта девочка, что живет в ее доме. В такие минуты она не дралась, не ругалась, не обзывалась, но все равно очень сильно пугала. Особенно, когда ночью подходила к постели Вель и водила по ее лицу рукой, стараясь при свете луны рассмотреть его.

А потом старуха и вовсе спятила. Уже ближе к лету в одну из ночей схватила топор и хотела убить девочку, выкрикивая, что это она погубила мужа и сыновей. Вель смогла выбежать из дома и позвать соседей. Эттеру утихомирили, но всем было понятно, что в этом поселении девочке не место.

За двадцать сушеных рыбин ее согласилась приютить община, живущая в лесу. Шаман общины испросил у духов совета и получил их благосклонное согласие. Вель теперь жила в небольшом шатре из связанных между собой и обтянутых кожей жердей. В общине ее не обижали, но и не жалели.

Она работала на равных со взрослыми женщинами, получая за это свою долю еды. Но эту жизнь она, ни за что бы, ни променяла на жизнь в поселке.

Девочка очень полюбила лес, а лес полюбил ее. Она всегда находила самые лучшие грибы и ягоды, и всегда уходила с тропы хищников, словно кто-то заранее предупреждал ее об опасности. Так прошло два года. Когда Вель выбросило на берег, все решили, что ей где-то одиннадцать — двенадцать лет, год она прожила у поморов, два года — у лесных жителей, значит, теперь ей было где-то четырнадцать — пятнадцать лет. В этой общине пятнадцать лет, было временем замужества девочек.

Глава 2.

В этот год шаман оказался сговорчив. Увидев, какой страх вызвала у Вель сама мысль о замужестве, милостиво разрешил отложить этот вопрос ещё на год.

За год Вель расцвела, превратившись в юную девушку. Крепкую и стройную, сильную и нежную, жаль, в лесу зеркал не было, а ручей или озеро не могли точно повторить ее черты и рассказать, какой она стала красавицей. Поэтому она не понимала, почему такими завистливыми взглядами смотрят на нее ровесницы, и такими странными взглядами провожают почти все мужчины в общине. Но она не боялась никого, зная, что шаман благоволит к ней и обязательно защитит ее ото всех.

Вель была доверчива и наивна. Ей даже в голову не могло прийти, чем вызвано такое доброе отношение шамана. Его истинные мысли были от нее сокрыты, впрочем, не только от нее, но и ото всех в племени.

Видя, как похорошела девушка, старик радовался, с удовольствием любуясь ее красивым личиком. Он был доволен собой — как правильно он поступил, отложив ее замужество на год.

За это время не только Вель повзрослела, повзрослел и его слабоумный сын. Причем, повзрослел настолько, что наконец-то захотел выбрать себе жену. Сын шамана был его горем и позором. Может, из-за трав, настой которых шаман пил перед общением с богами, может, его жена была в этом виновата, только его сын уже с самого рождения сильно отличался от других детей. Он почти не говорил, а только мычал, жестами выражая свои желания.

Шаман никогда не смог бы найти ему жену, ни одна девушка из общины не согласилась бы на это. А это значило остаться без внуков, о рождении которых он давно мечтал.

Когда ему предложили забрать девочку-чужестранку из поморского поселения, он обрадовался. Боги ответили на его мольбы, прислав этого ребенка. Она вырастет и станет женой сыну. Шаман внимательно следил, как она взрослела, радуясь, что Вель такая ловкая, умелая и сильная. Его сын будет накормлен и ухожен, а там... он вновь размечтался о внуках, наследующих его Дар.

Поскольку у его сына Дара не оказалось, шаману пришлось взять мальчика, который, так же, как и он, слышал голос богов. Как шаману было обидно, он понимал — когда придет его час предстать перед богами, не сын, а этот приемыш займет его место.

И вот теперь в сердце расцвела надежда. Может быть, внук, подаренный Вель, сможет оправдать его чаяния.

Год пролетел очень быстро. Наступала осень, пора свадеб. Шаман, который соединял мужчин и женщин брачным обрядом, заранее говорил и с девушками, и с юношами, узнавая кто какую пару хотел бы себе выбрать. Эта беседа была очень важна. Если двое юношей хотели взять в жены одну девушку, то выбор между ними делала не она, а бой-соревнование, и жену получал сильнейший.

Такие поединки обычно не заканчивались смертью, но несколько раз бывало, что противники отказывались принять решение шамана, и тогда они бились до смерти одного из них.

В этот раз шаман после беседы с девушками втайне обрадовался, что Вель никому не отдала предпочтение. Но вот когда он стал говорить с юношами, оказалось, что почти все они хотят видеть своей женой именно Вель. Это был удар. Он уже привык к мысли, что девушка останется в его семье, теперь об этом не могло быть и речи.

Мало этого, трое воинов племени, оставшиеся вдовцами, также захотели выбрать себе жен, и также их выбор пал на Вель. Мужчины-соперники с ненавистью смотрели друг на друга, стало ясно — бой за Вель будет до смерти.

Шаман был мудр и умен, он не мог допустить подобного в общине. Смерть ляжет тяжким бременем на всех, вызывая раскол и вражду. Он торжественно объявил, что идет в горы к чудесному источнику. Там, в тишине и покое, узнав дальнейшую волю богов, примет решение. Вель отправится вместе с ним.

Когда они поднялись в горы, старик с грустью сказал ей:

— Девочка, ты должна покинуть нашу общину. Ты принесла нам раздор и ненависть, поэтому должна уйти.

— Куда я пойду? — испугалась Вель.

— В леса, укрывающие эти горы. Там много пещер, будешь жить в одной из них. В лесу много дичи, ягод и грибов, от голода ты не погибнешь. Но если вернешься, тебя ждет смерть. Я запрещу воинам преследовать тебя, но кто знает... Ты должна уйти как можно дальше, встретишь речку — бреди по воде, я не хочу, чтобы мужчины напали на твой след. Я дам тебе нож и огниво, и котелок, и еды не несколько дней. Дам тебе плащ и теплую одежду, но это все.

Вель, глотая слезы, смотрела на шамана, надеясь, что он передумает.

— Все, уходи, — твердо сказал он.

И она ушла.

Глава 3

Вель медленно брела, не разбирая дороги. Возможно, так бы и было, если бы, уходя, шаман еще раз не напомнил, что теперь, когда она больше не под его защитой, она может стать игрушкой любого мужчины, что ей встретится.

Вель мчалась по лесу, не разбирая дороги, полностью положившись на волю Хозяина леса. Лесная община почитала и молилась ему, жертвуя щедрые дары, считая своим заступником. И вот сейчас она мысленно просила его о помощи.

Вель бежала и бежала, удивляясь самой себе, откуда у нее берутся силы. Она должна была бы упасть в изнеможении давным-давно, поскольку бежала уже несколько часов, не останавливаясь даже для того, чтобы перекусить.

В общине знали, насколько она необычна, поражаясь, как под нежной девичьей внешностью может скрываться такая сила и выносливость. Вель хватило ума, учитывая предыдущий опыт жизни в поселении, не демонстрировать прилюдно, как быстро заживают ушибы, порезы и раны. Может, кто-то и обратил на это внимание, но ведьмой или колдуньей ее считать не стали.

И вот теперь в страхе, что за ней может начаться погоня, она бежала, пока не наступила ночь, и не зажглись первые звезды. Только тогда она влезла на дерево и, наскоро перекусив, заснула беспокойным, тревожным сном.

Ее разбудил птичий щебет. Спустившись с дерева, она немного посидела под ним, опершись спиной о ствол, раздумывая, что ей дальше делать. Сильно хотелось пить, вчерашняя гонка по лесу, потом ужин всухомятку вызвали жажду.

Стало понятно: в первую очередь — найти воду, потом укрытие. А потом..., что будет потом, она не представляла.

Родничок нашелся легко, а вот надежное укрытие не находилось. Она вспомнила совет шамана идти в горы, искать укрытие в одной из пещер, и с тоской посмотрела вдаль — скалистые горы были, ох, как неблизко, но выбора не было.

По дороге к ним Вель смогла хорошо продумать, что может ей понадобиться, чтобы хоть как-то перезимовать. Нужны дрова, чтобы жечь костер, и дров должно быть очень и очень много, ведь когда выпадет снег, она не сможет пойти в лес, чтобы пополнить запасы топлива.

Вода — это не слишком большая проблема. Для питья и готовки она воду найдет, а потом можно будет растопить снег.

Еда — вот это уже хуже. Конечно, пока она жила в общине, много узнала о лесе. И где растут деревья со съедобными орехами, и где много шишек, зерна из которых очень питательны, и где найти ягоды и грибы. Она могла даже ставить силки на небольших зверушек, например, зайцев; хоть Вель не любила убивать животных, в общине ей пришлось это делать. Она и кур резала, и уток, значит, сможет зарезать и зайца, если он попадет в ловушку.

Весной можно поискать птичьи гнезда, правда, до весны еще надо дожить.

Как спать в холодной пещере на каменном полу? Наломать ветки не проблема, чем укрыть их? Нет, о том, чтобы добыть шкуру огромного животного, например, медведя, Вель и не помышляла, да и что она сможет сделать с одним ножом.

Тут же страшная мысль, о том, что ее укрытие смогут найти волки, заставило сердце сжаться от страха, но она взяла себя в руки — сначала найти укрытие, а потом уже переживать о возможных опасностях. Такие мысли помогали не думать о долгой дороге, помогали идти и идти, и вот далекие горы приблизились к ней.

Горы, издали казавшиеся монолитом, изобиловали глубокими нишами и трещинами, но, ни одна из них не подходила в качестве дома, и только на третьи сутки их тщательного осмотра Вель нашла что-то более или менее подходящее.

Одно из укрытий начиналось с узкого лаза, потом — невысокий коридор, уступами спускающийся вниз, и небольшая уютная комнатка. Второе укрытие находилось на уровне поверхности — достаточно большая пещера, в которую вел вход в полчеловеческих роста.

Вель вначале хотела выбрать первую, даже стала в ней немного обустраиваться, но вдруг в какое-то мгновение представила себе появившуюся из лаза оскаленную морду и поняла: здесь жить нельзя, это укрытие может стать смертельной ловушкой. Со вздохом сожаления она перебралась во второе.

Главным его достоинством был большой и тяжелый камень, лежащий недалеко от входа. С трудом она перекатила его и протиснула внутрь пещеры — теперь у нее была надежная защита. Камень хоть и неплотно входил в проем, но все равно перекрывал его в достаточной степени, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Глава 4

Вель начала обустройство своего будущего дама с заготовки дров.

О том, чтобы свалить мало-мальски толстое дерево, не могло быть и речи, оставался только валежник в том или ином виде.

Здраво рассудив, что хворост, находящийся недалеко от дома, она сможет собрать даже под проливным дождем, Вель решила спуститься с горы вниз, где лес был гуще, а значит, и больше обломанных веток. Вот тут она столкнулась с первыми серьезными трудностями. Собрав валежник и соорудив огромную вязанку с помощью единственной веревки, что была у нее, она, словно муравей, двинулась к дому. Пройдя примерно половину пути, сообразила, что если она за каждой охапкой будет преодолевать такое расстояние, то не успеет подготовиться к зимовке до наступления холодов.

Будь у неё несколько веревок, она бы стаскала вязанки в одну кучу, а потом быстро перенесла бы к пещере. Сейчас же приходилось развязывать охапку и идти за новой партией — работа была нудной, тяжелой и утомительной.

Единственный плюс: пока искала хворост, нашла дерево со съедобными орехами, уже осыпавшимися с кроны на землю.

У нее не было мешка, но не бросать, же такое добро.

Вель сняла юбку и, стянув один край, превратила ее в очень вместительный мешок.

А кого стесняться? Вокруг на много миль не было ни одной живой души.

Она таскала и таскала ветки, пока куча не стала просто огромной, но и тогда Вель не стала торопиться переносить все в пещеру, а обойдя склон, стала собирать еще такую же.

Нашла яму с маленькими зайчатами. Хотела забрать с собой и попытаться вырастить, но зайчата были еще маленькие и без молока погибли бы. Со слезами на глазах убила их и впервые за столько дней сварила суп. Ела без особого удовольствия, но...все равно ела.

Вот тогда она и подумала о том, что неплохо бы сделать копье и попытаться поохотиться на что-нибудь более крупное, но тут, же грустно вздохнула: разве может сравниться заостренная палка с металлическим наконечником копья.

В общине мужчины охотились на крупных животных именно с ними. Несколько человек сидело в засаде, остальные гнали на них зверя. Метко и с большой силой метнуть копье, чтобы убить животное, очень сложно. Копьеметальщики долго тренировались, ведь если животное быстро не убить, то раненое оно сможет убежать на большое расстояние и — что хуже всего — может унести копье.

Изделия из металла — хоть ножи, хоть наконечники для копий, хоть крючки для ловли рыбы — невероятно ценились, и достать их было очень сложно. Нож, что подарил ей шаман, был просто бесценным подарком.

Еще немного пожалев себя, Вель с новой силой принялась за свою рутинную работу. Найти толстую ветку, обломать с нее тоненькие, чтоб удобнее было тащить, потом еще одну и еще. Покрепче связать, взвалить на плечо отнести на поляну.

Вот так, усердно собирая ветки, она вышла к не очень глубокой реке с чистой, холодной водой, стекающей с гор. А еще в реке плавали крупные и, вероятно, очень вкусные рыбины.

Теперь заостренная палка была просто жизненно необходима. Ножом, остругав кончик, Вель зашла по колено в воду и замерла неподвижно.

Одна попытка, вторая, третья, и вот рыба наколота на кончик копья. Бросив ее на берег, для верности пристукнув камнем, чтоб она не упрыгала в воду, Вель стала охотиться на следующую.

Ноги в ледяной воде, так замерзли, что очень скоро она их перестала чувствовать, но ей было все равно. Рыба — это еда, но, главное, она знала, как ее обработать, чтобы та могла храниться долгое время.

Пришлось вернуться в пещеру за котелком: сваренные рыбьи головы, оставшиеся после разделки тушек, были желанным лакомством.

Вель выбрала полянку, со всех сторон продуваемую ветром, и развесила пластованную рыбу на ветках. Три-четыре дня — и сушеные рыбьи пластинки можно будет спрятать в пещере, не боясь, что они пропадут или протухнут.

Она не стала возвращаться домой; сытая и довольная взобралась на дерево и уснула, немного помечтав перед сном, сколько она еще завтра запасёт рыбы.

Даже такие скромные мечты не всегда могут осуществиться. Рано утром, привлеченная запахом варившейся рыбы, к тому месту, где Вель варила уху, вышла медведица с двумя медвежатами.

Вель прижалась к стволу, стараясь даже не дышать. Медведи не волки, от них на дереве не спрятаться. Ей повезло, медведица была сыта, обнюхав котелок, остатки еды и потухшие угли, все семейство медленно удалилось.

Теперь Вель работала очень быстро, совсем не отвлекаясь на еду. Такое грозное соседство ее напугало до полусмерти, и все-таки голодная смерть была еще страшнее.

Глава 5

Вель была всего-навсего юной девушкой, едва вышедшей из подросткового возраста, несмотря на четыре года прожитых в лесной общине, настоящего жизненного опыта у нее не было.

Именно этим объяснялась ее смелость, с которой она решила встретить зиму в своей пещере.

Ей казалось, что к такой зимовке она подготовилась весьма основательно. Внушительная гора шишек, ядра орешков которых, очень вкусны и питательны, сушеные грибы, сушеная рыба, ягоды. Она перетащила все кучи собранного валежника, и его оказалось столько, что в пещере он не поместился. Сложила очаг из камней, над очагом на толстой палке, повесила котел, в котором почти постоянно, что-то кипело, сделала себе постель, натаскав веток и сухой травы, спала, укрывшись теплым плащом, что ей подарил шаман.

Единственно, что по-настоящему удручало — была одежда и обувь. Юбка, которую она использовала вместо мешка, стала вся в дырках, но хуже всего было с сапожками, которые ей пошили еще в общине. Подошва почти протерлась, и если они еще зиму смогут пережить, то весной она уже точно останется без обуви.

Вход в пещеру она привалила камнем, и когда выпал снег, Вель оказалась полностью отрезанной от внешнего мира. Девушка сидела в темной пещере, смотрела на огонь и ждала когда кончится зима, а зима все продолжалась и продолжалась.

Тогда и выяснилось, что все обстоит намного хуже, чем она думала осенью, готовясь к зимовке. Еда кончалась слишком быстро, огромный запас шишек на деле оказался пшиком, чтобы получить горсть ядрышек, надо было выбить с десяток шишек, хорошо, что их можно было жечь потом, как хворост. Ветки, что она собирала осенью, промокли под дождем и плохо горели, приходилось поддерживать огонь в очаге днем и ночью, пока одна часть веток горела, другая подсушивалась.

Вель экономила еду, как только могла, есть она хотела и днем, и ночью. Но самое страшное случилось весной.

Снег уже почти сошел, и Вель откатив камень, несколько раз выходила из пещеры в бесплодных попытках найти хоть какую-то еду. В этот раз она достаточно далеко ушла от пещеры, и, найдя дерево, на котором птицы не конца обклевали плоды, самозабвенно обдирала последние кисти ягод. Она еще успела вернуться, подкатить валун, загородив им вход в пещеру, когда услышала громкое, хриплое дыхание.

Кто-то жадно втягивал воздух, обнюхивая щель вокруг камня. А потом кто-то попытался сдвинуть камень, наваливаясь на него, чтобы открыть проход в пещеру. Вель метнулась к выходу, уперлась в камень руками, не давая его двигать. Снаружи раздался недовольный рев.

"Медведь! Голодный, проснувшийся после зимней спячки!", — молнией сверкнула мысль. Вель похолодела от страха. Стало понятно, что когда она ходила по лесу, на ее след набрел медведь и пришел по ее запаху.

У Вель от напряжения побелели пальцы, но медведь не собирался сдаваться, он лишь изменил тактику. Длинные острые когти впились в камень и медведь встал тащить камень, пытаясь выкатить его из пещеры.

Теперь Вель изо всех сил старалась его удержать, упершись ногами в пол. Она дотянулась до нескольких веток и вбила их в проем между стеной и камнем, чтобы заклинить его. Но это была лишь временная мера. Медведь был голоден, он удвоил усилия, намереваясь любым путем получить еду.

У Вель был только один выход — убить зверя, но как это сделать, если у нее только нож? Она беспомощно оглядела пещеру, но тут ее взгляд остановился на поленьях, горящих в очаге.

"Огонь! Животные боятся огня! Даже медведи!", подумала она, и тут же поняла, что должна сделать. Она вытащила клинья, удерживающие камень, и в тот момент, когда медведь стал его тянуть, сама резко подтолкнула камень вперед. Благодаря таким совместным усилиям, камень, словно пробка из бутылки выскочил из проема, медведь резко осел назад, не удержавшись на лапах, завалился на бок, в эту секунду Вель выскочила вслед из пещеры, и со всего размаха всадила горящую палку в глаз медведя, вбивая ее внутрь черепа. Медведь взревел и завертелся волчком. Это было так страшно: огромный зверь, бьющийся в агонии.

Вель убежала подальше и, зажав уши, ждала, когда медведь затихнет. После того как это произошло, подошла к туше, и, убедившись что он сдох, для верности, на всякий случай полоснула его ножом по горлу, и только потом стала рассматривать.

Ей повезло, со страху ей в пещере показалось, что медведь огромен, на самом деле это был нескладный, худой и какой-то голенастый подросток, Вель на секунду даже стало жаль его. Потом она подумала, что если бы к пещере вышел взрослый, матерый медведь, то она бы уже была мертва, и жалость тут же исчезла.

С медведем нужно было что-то делать, в первую очередь снять шкуру. Вель быстро работала ножом, когда услышала где-то далеко-далеко рев еще одного медведя. Тут она поняла, что в пещере оставаться нельзя, звери обязательно найдут ее. Это не осень, когда животные сытые и нападают лишь в крайних случаях. Голодные звери в сотни раз опаснее. Надо уходить и уходить срочно.

Но бросить столько мяса Вель не могла. Быстро нарезав полосок медвежьего мяса, она наколола их на веточки и укрепила над угольями. Потом стала собирать вещи.

Котелок, нож, кресало, орехи и немного ягод, подумав, увязала небольшую вязанку сухих дров, за пазуху положила охапку сухого сена. Проделав дырки по краям шкуры, накинула ее на себя, мехом к телу, протянув веревку сквозь дырки, затянула шкуру вокруг себя, оставив руки свободными. Сняв готовое мясо с огня, отправилась в путь.

Она решила вернуться в общину, пусть убивают, пусть делают, что захотят, без людей, в одиночестве она больше жить не могла.

Глава 6

Двигалась быстро, хотя это было очень опасно — сырая земля, прикрытая полусгнившими листьями, скользила под ногами. Юбка была вся в грязи, мокрый подол неприятно лип к ногам, но ей было все равно, она хотела домой. Лесная община, конечно, не была ее настоящим домом, но она считала его таким, потому что лучшего у нее никогда не было, во всяком случае, таком, о котором бы она помнила.

Когда Вель ушла в горы, то примерно с неделю бродила, пока нашла пещеру, теперь же не прошло и трех дней, как она была уже внизу.

Нетерпение гнало так сильно, что она сама не заметила, как побежала, вновь удивляясь, откуда у нее для этого взялись силы. Скоро, совсем скоро покажется дом. Странно, почему вокруг такая тишина, обычно гомон голосов был слышен за сотню метров.

Вель выскочила на поляну, где еще осенью стояли десятки легких переносных домиков... и замерла. Поляна была пуста, люди ушли, и, видимо, достаточно давно, еще осенью. Вот тогда у Вель и случился срыв.

Надежда, что весь тот страх, что она испытала во время нападения медведя, голод, холод, одиночество остались далеко позади, рухнула в один миг.

Она упала на землю и закричала громко, страшно и безнадежно. Это были не рыдания, не плач, это было нечто совсем другое, не приносящее ни облегчения, ни успокоения.

Сколько времени она кричала и сколько, потом лежала на земле без сил, она не помнила.

Очнулась ночью. С трудом поднялась, ноги дрожали, в душе была пустота. Утром она еще раз обвела поляну безразличным взглядом. Что-то ее удивило и насторожило. Она осмотрелась еще раз, но уже внимательнее.

Все вещи или продукты, которые надо было сберечь, в общине хранились в схроне. В земле делалось углубление, потом яма обкладывалась камнями, сверху это сооружение накрывалось каменной плитой. Вот теперь Вель смотрела на это сооружение, удивляясь, почему на плоской плите лежит пучок птичьих перьев, придавленный сверху камнем. Случайным это никак не могло быть. Вель подошла к схрону и с трудом сдвинула тяжелую крышку. Заглянув внутрь, почувствовала, как горло вновь сдавило спазмом, и слезы потекли по лицу. Только слезы добрые, прощающие и понимающие.

Внутри лежал для нее подарок. Новая рубашка, новая юбка и... сапожки. Теплые и крепкие. А еще лежало немного сушеного мяса, ягод. И что-то завернутое в лист дождевки. Такое название это растение получило потому, что имело широкие, прочные листья, слегка приподнятые по краям, они хорошо удерживали дождевую воду. Вель осторожно развернула сверток, слезы брызнули с новой силой. Кусочек пчелиных сот с закристаллизовавшимся в них медом. Это было такое редкое и невероятно вкусное лакомство, Вель пробовала его всего три раза. На душе стало легче. Ее любили, о ней думали... просто жизнь так сложилась.

Она откусила кусочек сот, долго жевала, наслаждаясь вкусом. Переоделась в новые вещи, поверх новых сапожек натянула старые разбитые — во-первых, теплее, во-вторых, новенькие так дольше сохранятся. А потом пошла. Пошла в поселение поморов. А куда ей еще было идти?

Она за свою жизнь видела всего два поселения людей: поморов и лесную общину. Люди из леса ушли неизвестно куда, значит, выбора не было.

Вель точно не знала, где находится поселение. Вроде бы, когда ее забрали, община двигалась на запад, теперь Вель решила идти на восток. Сколько миль или сколько дней надо идти, она не имела ни малейшего представления, и где-то в глубине души чувствовала, что не сможет их найти. Но она гнала от себя эти мысли. Она пойдет, она найдет, она выживет. И Вель шла. Шла и молила Хозяина леса о помощи, и он помогал.

Она как-то заранее чувствовала опасность, и крупные хищники ни разу не встретились на ее пути, зато она вышла к небольшому озеру и несколько дней жила на его берегу, пытаясь запастись рыбой. В этом озерце рыба была некрупной и очень костлявой, но она была рада и этому. Варила рыбу в котле, бросала пахучие травы. Но снова предчувствие опасности погнало ее вперед.

Весна — самое голодное время в лесу, еще нет ягод, нет грибов, можно только копать питательные корни растений.

Вель уже давно поняла, что заблудилась, но ей некуда было возвращаться, а поэтому и безразлично, куда идти. Но лес берег ее, потому что в один прекрасный день она вышла... к избушке. Девушка не верила своим глазам. Густой, непроходимый лес — и вдруг дом. Самый настоящий, хоть и небольшой. Она постучала в дверь, никто не ответил, тогда она осторожно вошла. Сени, комната. В комнате стол и табурет, около стены — топчан с какими-то лохмотьями. Когда она подошла ближе, оказалось, что это не лохмотья, а мертвый человек, вернее, его скелет.

Она отшатнулась, но потом взяла себя в руки. Чего пугаться, в этом доме жил отшельник. Жил, а потом умер от старости. Его никто не съел, значит, дом крепок и надежен.

Вель решила здесь остаться и жить.

Глава 7

Вель даже сама удивилась, насколько равнодушно отнеслась к мертвецу в доме. Более того она улеглась спать в этой же комнате, только в другом углу. Заниматься захоронением не было никаких сил, к тому же голод вызывал слабость и головокружение.

Утром стало чуть лучше, нет, чувство голода никуда не делось, но отдохнувший организм был готов к работе.

Яму рыть она не собиралась, а вот найти достаточно глубокий овражек, а потом навалить камней и земли, ей вполне было по силам. Поэтому поисками ямы она занялась в первую очередь. Сначала сделать самое неприятное и важное — похоронить покойника, потом все остальное. Подходящее углубление нашлось в нескольких десятках метрах от дома. Она была рада, что не надо будет далеко его тащить.

Вель осторожно подошла к мертвецу и стала его рассматривать. Особого страха она не испытывала. Ей передалось отношение лесного племени к смерти. Они считали, что смерть — непрерывный жизненный процесс. Своих умерших хоронили просто: засыпали землей и садили над могилой дерево. Над мужчинами орльс, символизирующий силу и мужество, над женщинами сельсу — растение цветущее почти все теплое время года, оплетающее, словно плющ соседние могучие деревья, ища в них опору. Сельса символизировала красоту, слабость и ранимость женщин, не способных выжить без поддержки и помощи мужчин.

Вель собиралась поступить также, только вместо орльса решила посадить другое дерево, поскольку умерший явно был чужинцем.

Человек лежал не просто на топчане, он лежал на тюфяке, накрытым тканью. Руки сложены на груди, Вель снова удивилась. Если человек умирал в одиночестве, например от болезни, то постель должна была бы быть скомканной, и тело, скорее всего скрюченным. Может его кто-то сюда положил, когда он уже умер? Но почему его не похоронили?

Девушка стала разглядывать лохмотья, цепочка на груди скелета привлекла ее внимание. Осторожно потянув за нее, она вытащила медальон.

Медальон? Нет, не предмет удивил ее, а то, что она знала, что это такое, хотя не видела ни разу. Такого слова, что всплыло в ее сознании, не было в языке ни поморских жителей, ни лесных.

Вель сняла украшение с шеи покойного, и сама не зная как, открыла его. Прядь волос, склеенных чем-то темным, больше ничего. Она догадалась, чем склеены волосы — запекшейся кровью. Вель тут же закрыла коробочку. Больше ничего интересного на скелете не было, ухватившись за край тюфяка, она бережно, стараясь не потревожить кости, стащила его с топчана, а потом волоком — к месту захоронения.

Почти полдня таскала камни и землю, сделала небольшой холмик над могилой, в ногах посадила саженец, и только тогда, почти без сил вернулась в дом. Хоть Вель и не знала кто этот человек, но чувствовала себя обязанной, позаботиться о нем как следует, ведь она собиралась жить в его доме и пользоваться всеми его богатствами, что так неожиданно ей достались.

А богатств было немало. Сначала печь. Такой она еще не видела. Сложенная из ровных глиняных кирпичей, над печью воронка, уходящая в крышу, поэтому дыма в доме во время топки печи практически не было. Но главное вертел для подвески котелка, был железный, да еще мог вращаться! Восторг Вель не поддавался описанию, но это были еще не все сюрпризы, что приготовил ей дом.

Ее внимание привлекли узкие закрытые дверки. Потянув за одну из створок, она увидела полки, вделанные в нише и заполненные самыми настоящими, в ее понимании, сокровищами.

Масляная лампа! Она видела ее в селении, в нее наливали жир, вставляли фитиль, и она долго горела, освещая дом ночью. Два глиняных горшка разного размера, две глиняные кружки и несколько тарелок. Две из них лежали отдельно и были такие удивительные. Белоснежного цвета, а по краю шел цветочный узор. Такой красоты Вель еще не видела, она даже побоялась взять их в руки, и любовалась, не прикасаясь к ним. Три ложки: две глиняные, одна деревянная. Удивила ее железная кружка странного вида, словно на ножке закрепили крошечный чуть вытянутый котелок: "Кубок", — шепнул голос внутри, и хотя слово звучало незнакомо, она почему-то понимала его смысл.

В самом низу стоял сундук. Его-то она обследовала с особым интересом. В сундуках всегда хранили самое ценное. Ее разочарование не поддавалось описанию, какие-то предметы прямоугольной формы, внутри которых было много тонких и прозрачных листов: "Книги", сказал тот же голос, но в этот раз она решительно не знала, что это такое. Еще в сундуке были свитки, разрисованные длинными прямыми и изогнутыми линиями. Картинки были раскрашены в разные цвета и исперщлены значками, что это были за свитки, она не поняла.

Еще в сундуке были чистые и исписанные, мелкими закорючками, листы бумаги, и гусиные перья, и какие-то маленькие, плотно закрытые сосудики, в которых были разноцветные жидкости, мешочек с монетами, вот их она хорошо знала и понимала, какую ценность они имеют. В углу лежал ножик тонкий и узкий, он был в чехле. Вель вытащила его, боясь, что ржа съела железо. Ничуть не бывало, лезвие из чистого серебристого металла. Потом она увидела круглый, плоский предмет в металлической оправе, глянула в него и закричала от страха, внутри сидела живая девушка и смотрела на нее.

Вель знала о колдовстве и ведьмах, поэтому сразу догадалась, что это какой-то колдовской предмет, спрятала его на самое дно сундука, решив больше к нему не прикасаться. Но даже эта страшная неожиданная находка не испортила ее настроения.

Бережно закрыв сундук, а потом и дверцы шкафа, она просто задыхалась от счастья, ощущая себя самой богатой девушкой в мире.

Но добило ее окно, на которое она, сначала не обратила внимания, занятая другими вещами, а потом глянула на него и замерла, сраженная, что называется, насмерть.

Глава 8

В окне были вставлены прозрачные пластинки, обрамленные металлическими полосами, причудливо изогнутой формы. В поселении в окна вставляли рыбный пузырь, позволяющий только пропускать свет, но не дающий из-за своей непрозрачности, возможности видеть, что происходит за окном. Сквозь эти прозрачные пластины было видно все.

Вель, переполненная впечатлением от таких замечательных находок вдруг почувствовала, еще немного и она будет также трупом лежать на топчане, как и мужчина, которого она похоронила. Девушка ничего не ела уже больше суток, да и то чем она раньше питалась, полноценной едой можно было назвать только с большой натяжкой.

Вель отправилась в лес. В руке удобная палка с утолщением на конце, за поясом нож, тот красивый клинок из сундука, она взять не осмелилась. Осторожно, почти неслышно, внимательно прислушиваясь к малейшим шорохам, пробиралась среди деревьев. Сердце ее радостно возликовало, совсем недалеко она услышала боевое квохтанье кольнаров. Самцы бились за внимание самки. Тенью заскользила на эти звуки. Была надежда, что без добычи она не останется, когда самцы бьются, то не обращают внимания на опасность. Со всей силы запустила в них дубиной. Оба свалились оглушенные ударом. Вель молнией метнулась к ним. Скрутить головы соперникам было делом нескольких секунд. По дороге набрала сухих веток, когда добралась до дома, от слабости уже спотыкалась.

Разожгла огонь, ощипала и выпотрошила одного из кольнаров и, насадив его на вертел, стала с умилением следить как он красиво и равномерно обжаривается.

Вот это вкуснота! Наевшись, она легла спать все в том же углу, что спала в первую ночь, спать на топчане не захотела.

Новый день. Так хорошо и радостно на душе. Подвесила над очагом котелок, вторую птицу она решила сварить. Принюхиваясь к вкусным запахам, весело хлопотала на дому.

Еще когда Вель искала подходящее место чтобы сделать могилу, она натолкнулась на родничок, заботливо обложенный камнями, теперь набрав в горшок воды и нарвав травы, чтобы использовать ее вместо мочалки, занялась уборкой в доме.

В первую очередь вымыла топчан. Вель терла неплотно пригнанные доски и сквозь щели заметила, что под топчаном что-то есть. Попыталась сдвинуть его, и тут обнаружила, что топчан, это тоже сундук только низкий и плоский, подняв настил, она увидела еще один тайник.

В нем лежал,...она на секунду задумалась, как бы охарактеризовать предмет, и из подсознания, в который раз, всплыло незнакомое слово, смысл которого был ей понятен: "Меч". Вель вытащила клинок из ножен и вышла на улицу, чтобы хорошо рассмотреть. Красивое оружие, очень красивое. Она вгляделась в плоскость лезвия и увидела свое отражение, как в ручье или озере.

Благоговейно потерла клинок. Взялась за рукоять, и вдруг размахнувшись, рубанула по ветке ближайшего дерева. Ветвь толщиной в руку с тихим шелестом свалилась на землю. Девушка закружилась от радости. Вот это да! Теперь она сможет не только собирать обломанные ветки, но и рубить их с деревьев.

Обломанными были в основном ветки с хрупких деревьев с легкой, быстро сгорающей древесиной. Ветки, например орльса дающие сильный жар и долго горящие угли, редко попадались, и их было очень трудно отломать от дерева.

Теперь Вель могла не беспокоиться и заранее напасти ветвей, чтобы они хорошо высохли к началу зимы.

Еще под топчаном рядом с мечом лежал ремень с красивой пряжкой и чересседельная сумка. Она с интересом заглянула в нее. Сумка была пуста, зато под сумкой лежал моток веревки. Вель взвизгнула от радости. Вот это была находка! Веревкой можно было связать жердины, на веревке можно сушить гроздья ягод, веревкой можно связывать охапки веток, можно привязывать маленького козленка или олененка, если удастся поймать, да мало ли для чего может пригодиться такая ценная вещь.

Закончив прибирать в комнате, она вышла в прихожую. До сих пор у нее не было времени, как следует ее осмотреть.

Один угол отгорожен, заглянув за загородку, увидела дырку в полу. Понятно, туалет. Зимой, когда снегом заметет двери, на улицу не выбежишь. У поморов в селении тоже так было.

Ведро! Вель внимательно его оглянула. Нет, им пользоваться нельзя обод, стягивающий доски, сгнил.

Еще полки. Мешочки с какими-то крупами. То есть когда-то были мешочки, теперь от ткани и содержимого осталась одна труха. На стене на каком-то сучке висели вожжи, на полу лежало седло.

"Наверное, конь погиб, — решила Вель, поскольку никакого сарая рядом с домом не было, а держать лошадь в доме никто бы не стал. Седло ей не было нужно, а вот вожжи могли пригодиться, Вель стала строить радужные планы, как она прекрасно со временем обустроится в этом замечательном доме.

А пока надо идти на охоту. Вель решила установить силки, в надежде поймать зайца.

Силки — это такая петля с особым узлом, устанавливаемая на тропе, по которой могут двигаться мелкие животные. Силки Вель сплела зимой, когда сидела в пещере, приваленной снегом. Тусклый свет, пробивающийся сквозь щели, дал ей возможность не сойти с ума от скуки, занимаясь этой кропотливой работой.

Силки Вель плела...из своих волос. Ей было ничуть не жалко их отрезать. Длинные волосы очень мешали, цепляясь за ветки деревьев и колючки. Увязать их было нечем: ни платка, ни ленты. Коса постоянно расплеталась, грязные волосы выглядели, словно пакля.

А вот свивать их в тонкую веревку, было одно удовольствие. Вель наращивала прядь за прядью, сложным и прочным плетением, соединяя друг с другом. Она могла по праву гордиться своей работой. Ее веревка прошла испытание, выдержав бешеную агонию крупного зайца.

Глава 9

Лес был очень богат дичью, ягодами и грибами, не проходило ни одного дня, чтобы Вель не пополнила свои припасы, когда уходила за хворостом. Она искала подходящие деревья, потом рубила ветки потолще, отсекала те, что потоньше, и только тогда несла их домой. С собой всегда брала глиняную кринку с водой, а когда вода заканчивалась, собирала в нее малину и землянику. Часть ягод ела, часть сушила в тени деревьев.

Однажды, в середине лета Вель набрела на дупло диких пчел. Девушка забегала вокруг дерева. Нет, лезть в дупло за медовыми сотами она не собиралась — дикие пчелы могут зажалить до смерти, и погибнуть такой смертью ей не хотелось. Но в то же время знать, что такое невероятное лакомство рядом и не предпринять никакой попытки его добыть казалось немыслимым.

Она, к сожалению, никогда не видела, как добывают мед, но поскольку все добытчики меда оставались живыми, значит, какая-то защита от пчел существовала. В голове рождались планы один нелепее другого.

Засунуть руку в дупло, схватить, сколько удастся меда, спуститься по стволу вниз, придерживаясь одной рукой, а потом бежать так быстро, как только возможно. Возникал вопрос: сможет ли она спускаться вниз, вся облепленная кусающими пчелами, да еще пробежать две мили до дома? И будут ли пчелы гнаться за ней, пока она не спрячется, или, немного полетав, оставят ее в покое?

Вель вздохнула — этот план был явно неудачным. Кусочек сот, который она сможет добыть, раздавится во время бега, мед вытечет, но главное — в дупле его останется еще так много! Девушка кружилась вокруг дерева, вспоминая все, что знала о добыче меда.

Дым! Дупло окучивали дымом! Глаза Вель хищно заблестели. Дым там, где огонь. Получение меда становилось реальностью.

Она вернулась домой, нашла подходящую палку, намотала на нее кусочек заячьей шкуры мехом наружу, потом обмазала шкуру смолой, которую она собирала с деревьев. Подумав, взяла меч, чтобы им раскрошить ствол и расширить вход в дупло, чтобы быстрее добраться до меда. Взяла нож и все пустые горшки, что были в доме.

Экипировавшись, Вель вышла из дома и вдруг подумала: а как она полезет на дерево с горшками, факелами, мечами? Руки всего только две. Вспомнив о сумке, быстро все в нее переложила и с тяжелым сердцем отравилась за медом.

Решать проблему пришлось в два этапа.

Сначала развела небольшой костер, подожгла факел и, повесив на шею пояс с мечом и ножнами, держа факел одной рукой, полезла на дерево. Лезть было тяжело. Во-первых, ствол был достаточно ровным, почти без сучков и веток, на которые можно было опереться. Во-вторых, держаться приходилось только одной рукой. И подниматься было необходимо на высоту в пять человеческих ростов. И пламя чадило черным вонючим дымом.

Добравший до улья, Вель засунула несколько раз факел в дупло. Потом мечом стала долбить кору ствола. Пчелы жалили ее в руки, лицо, она была готова к этому, поэтому просто не обращала внимания на укусы. Пробив путь к меду, спустилась вниз, взяла нож и сумку с горшками и снова полезла вверх.

Мёда было столько, что в горшки он весь не поместился. С сожалением оставив большую его часть, Вель потащила добычу домой.

На другой день лицо, руки, ноги опухли и долго болели, а потом чесались, что Вель решила: этого меда на зиму ей вполне будет достаточно.

Отлежавшись два дня, Вель с новыми силами занялась подготовкой к зиме. На очереди была рыба.

В нескольких милях на юг раскинулось озеро. Туда-то Вель и отправилась. Она тащила с собой, как обычно котелок, нож, теперь добавился меч и вертел от камина. Плащ, тарелка, ложка, кружка — с этими предметами было намного комфортнее.

Обычно рыба в озерах была жирной, но костлявой, хотя, если учесть прошлую зиму, Вель была бы рада даже такой. Добыть рыбу оказалось очень непросто. Это не мелкая речушка с прозрачной водой, кишащей рыбой. В озере к берегу на мелководье приплывала только молодь. Вся крупная рыба обитала на глубине, и острой палкой там ее было никак не достать. Нужен был плот и удочка с крючком. Ничего этого у Вель не было.

Она вспомнила о седле, вернее не о седле, а о подпруге. О ремне с застежкой, на которой есть язычок, прикрепленный к пряжке.

Идти домой не хотелось, а вот есть, наоборот, хотелось зверски. Вель зашла в воду по колено и пошарила руками под камнями и корягами, надеясь выловить несколько раков. Но, то ли место было выбрано ею неудачно, то ли в этом озере раки не водились, несолоно нахлебавшись, она поплелась домой.

Так и есть: из этого металлического стерженька с колечком получится замечательный крючок, надо только его согнуть, а потом заточить кончик. Согнуть стерженек удалось с помощью дверного проема. Зафиксировать неподвижно, потом резко закрыть дверь — крючок готов. Заточить его также не составило труда. Тонкая веревка, которую она использовала для силков, вполне годилась вместо лески, ведь все равно, находясь так далеко от леса, она не успевала бы проверять силки. Осталось только сделать удилище.

На озеро Вель попала как раз к вечернему клёву. Руками разрыв влажную землю, нашла несколько червяков и одного насадила на заостренный носик. Забросила удочку и с замиранием сердца стала ждать, получится или нет. Есть! Вель рванула удилище на себя и успела только полюбоваться рыбкой, соскользнувшей с крючка. Взяла камень и чуть круче загнула крючок. Только с третьей попытки рыба средних размеров оказалась на берегу

Уха! Какая вкусная и ароматная! Наевшись, она сладко заснула, крепко, даже во сне, держась рукой за меч.

Глава 10

Проснулась ночью, лицо, руки, ноги нестерпимо чесались от комариных укусов, Воздух просто звенел от их противного жужжания. Комаров было столько, что казалось, они прилетели на пиршество со всего озера.

Вель закуталась в плащ с головой, это помогло, только дышать было тяжело, но выбора не было, пришлось терпеть до утра. Солнечный свет прогнал проклятых насекомых в укрытия, но было понятно, вечером все повторится. Все дни, что Вель жила у озера, она хлебосольно кормила комаров своей кровушкой.

Работа по заготовке рыбы двигалась медленно. Вывешивать пластины рыбы для сушки приходилось только на ночь, иначе Вель рисковала вместо сухих пластинок, получить сгнившие, да еще облепленные личинками мух.

Сил у Вель хватило только на десять дней, решив, что такого количества сушеной рыбы ей будет достаточно, она отправилась домой, потом снова в лес за дровами, ягодами, грибами.

Лето закончилось, наступила осень. Днем солнце пригревало почти по летнему, но вот вечером уже ощущалось приближение холода. Наступление зимы пугало Вель и не только возможным голодом, а и тем, что у нее не было никакой одежды.

Кофту и юбку, что оставил шаман ей в подарок, она постирала, высушила и спрятала в сундук, на случай если ей когда-нибудь посчастливится увидеть людей. Да и если бы она занималась заготовкой и добычей еды в этих вещах, совсем скоро они превратились бы в лохмотья, а поскольку другой одежды не было, то Вель ходила голой, лишь ночью заворачиваясь или укрываясь плащом. Сапожки она также берегла, часто ходила босиком, а когда это было невозможно, то надевала сандалии, что сама смастерила. И вот приближение холодов заставило ее задуматься об одежде.

Шкурок животных, пойманных силками, скопилось уже достаточно, к сожалению шкурки были грубы, потому что Вель не умела их выделывать.

Нет, в лесной общине их выделывали отлично, и она помогала счищать подкожный жир и остатки пленки, но вот, как и из чего готовился раствор, который втирали в мездру, и который после сушки снимался чулком с кожи, делая шкурку мягкой и очень приятной на ощупь, было секретом общины.

Оказывается, его открывали женщине, только после рождения ребенка, когда она становилась полноценным членом общины. До этого девушек в эту тайну не посвящали, ведь всегда существовала вероятность, что она может выйти замуж за чужака, и унести эти знания в общину мужа.

Поэтому шкурки, напасенные Вель, были грубыми и жесткими, но ей выбирать не приходилось.

Она решила заняться шитьем, когда дом завалит снегом, когда будет много времени для долгой кропотливой работы.

Второе занятие, что она для себя придумала, было плетение корзин. Емкостей для переноса вещей совершенно не хватало, корзины могли ей в этом очень помочь. Ее учили плести их, вернее давали заготовку, а она заламывала прутья, оплетая каркас, но Вель была уверенна, что и заготовку она сама сможет сделать.

Вокруг озера росло достаточно подходящих деревьев. Вель принесла в дом несколько вязанок веток. Теперь занятий, для долгих зимних дней было достаточно, она решила, что в этот раз хорошо подготовилась к зимовке. По первым морозам еще удалось поймать силками нескольких зайцев. Их есть она не стала, зная, что мороз позволит им долго сохраняться, а потом начались сильные снегопады, и дом завалило снегом.

Эта зимовка была совершенно не похожа на ту, что она провела в пещере. Тепло, жар от очага согревает комнату, оказалось в дымоходе есть заслонка, и когда Вель ее прикрывала, теплый воздух не уходил в трубу. Она раньше никогда такого очага не видела, он казался ей чудом. Масляный светильник, заваренные ягоды с кусочком медовых сот, она была на седьмом небе от счастья. Вот тогда и принялась за шитье.

Шитьем, ее работу назвать было бы сложно, она соединяла шкурки между собой, прокалывая дырочки и связывая их всем, что только могла найти: и жилами, и кусочками веревки, и ленточками кожи, и даже скрученными прядями волос, за год они отросли вполне достаточно. Вель смогла смастерить нечто похожее на мешок с дырками для головы и рук, потом приделала рукава. Свое изделие она носила мехом к телу, иначе жесткая мездра растирала кожу.

Шкурок, пошить штаны не хватило. Пришлось ограничиться мягкими сапожками, которые она также одевала мехом внутрь. На улице в таких ходить было бы невозможно, но дома они хорошо грели ноги.

Вель экономила еду, как могла, и мяса, и рыбы едва могло хватить до весны, зато сушеных ягод было вдоволь, она грызла их, чтобы заглушить голод.

Несколько раз к дому подходили волки, она слышала их вой, они были совсем рядом. Вель не боялась. Дом настолько крепок, что ни волки, ни медведи до нее не доберутся.

Она старательно плела корзины и думала о весне, а еще она думала о том человеке, что умер в этом доме.

Сколько лет он тут прожил? Почему в доме все вещи оказались в таком порядке? У Вель, например, вся комната была захламлена: и ветви ивы, и кусочки веревок, и шелуха от коры, что осыпалась с прутьев, а ведь она старалась постоянно наводить порядок, когда же она нашла мужчину, и в комнате, и во всем доме, все было безукоризненно прибрано. Странно.

Глава 11

Так прошел еще один год, и еще один. Вель с приходом зимы наносила зарубку на притолоку над дверью. Считать она умела только по пальцам на руке, так и ставила зарубки: один ряд — столько зарубок, сколько пальцев на двух руках, потом еще один ряд, потом третий. Сколько всего лет она уже жила в этом доме Вель, сказать не могла.

В первую же зиму, устав возится со шкурками и прутьями, Вель, не зная чем себя занять, вновь подошла к сундуку. Осторожно, с некоторым душевным трепетом откинула крышку и стала осматривать находящиеся в нем вещи, доставая их из сундука и раскладывая на полу.

Три книги, разного размера и толщины. Стопочка чистых листов. Пучок длинных пустотелых перьев, увязанных ниткой. Бутылочка с жидкостью черного цвета, еще одна с прозрачной жидкостью, и еще — с мутно— зеленой.

Три свитка. Один из них Вель уже когда-то рассматривала, но сейчас, перекладывая, обнаружила, что два других были значительно тяжелее. Развернув, увидела, что свитки были накручены на приятно пахнущие восковые палочки.

Мешочек с монетами. Вель достала одну из них. Мужчина, грозный и страшный, с волосами до плеч, с бородой и усами смотрел куда-то вдаль. Вель засунула руку в сундук и, продолжая рассматривать монету, шарила по дну. Пальцы наткнулись на холодную металлическую поверхность. Она резко отдернула руку: "Заколдованная пластинка!" Вель совсем забыла о ней.

Она резко захлопнула крышку сундука, но страх не уходил. Вдруг она разбудила душу, что заточена в пластинке, и вдруг эта душа начнет ей мстить? Вель забилась в угол, с испугом глядя на сундук. Для храбрости взяла в руки меч и выставила перед собой. Ничего не происходило.

Устав ждать, Вель и сама не заметила, как вновь залюбовалась гладким серебристым лезвием меча и увидела на его поверхности свое отражение, будто в стоячей воде озера. Но в озере трудно было рассмотреть цвет глаз или волос из-за темного ила, скрытого под гладью воды.

А вот в лезвии она отлично видела, что глаза у нее голубые, а волосы — светлые.

Вель задумалась. У той девушки, которую она тогда видела в пластине, тоже были голубые глаза и светлые волосы. Решительно, чтобы не передумать, она подняла крышку сундука и, схватив так напугавшую ее пластину, развернула и посмотрелась в нее.

Она сразу узнала себя. Да, такой она выглядела на отражении, только теперь Вель могла рассмотреть каждую черточку лица, каждую ресничку.

И она смотрела, забыв обо всех других предметах. Смотрела и сравнивала себя со всеми другими женщинами, которых встречала в жизни. У нее и волосы были совсем другими, и глаза, причем, не только цвет, но и разрез. Кожа светлее, губы розовее, нос прямой и тонкий, ямочки на щеках при улыбке, зубы ровные и белые. Вель смотрела на себя, смотрела, и вдруг поняла, что она очень сильно самой себе нравится.

С таким хорошим настроением еще раз заглянула в сундук и нашла предмет, который раньше не заметила. Гребень. Вель попробовала провести гребнем по волосам, но он сразу застрял в ее нечесаных космах. Тогда она недрогнувшей рукой срезала волосы почти под корень, а с этого дня ежедневно стала расчесывать их.

Потом очередь дошла до книг. Вель начала с самой маленькой. Ничего интересного. Все страницы густо усеяны непонятными значками, строчки кривые и неровные. Еще одна книга тоже не показалась ей интересной. Такие же строчки текста, а между ними рисунки, сплошь состоящие из линий.

И только третья книга по-настоящему удивила ее. Сначала девушка обратила внимание на рисунок, окаймляющий страницу, это было плетение ветвей с необычными листьями и цветами. Но главный сюрприз ждал в середине. Несколько картинок были такими красивыми, что у Вель захватило дух. С этого дня тщательное изучение каждого рисунка стало ее самым большим удовольствием.

На рисунках она увидела и зеркало, в которое смотрелась девушка, увидела перо, торчащее из темного пузырька, а рядом чистый лист. Когда она поступила так же, как на картинке, то поняла — эти перья и жидкость предназначены для нанесения значков на бумагу.

Еще, изучая рисунки, она поняла, для чего предназначены восковые палочки. Когда она зажгла одну из них, то от пламени не было ни чада, ни сажи.

Вель смотрела на корабли, на людей в невиданных одеждах, на мужчин, сошедшихся в кровавой битве и пешими, и на конях, и много-много чего невероятно интересного.

А вот свитки ее поначалу разочаровали. Весь лист исчиркан кривыми линиями, и все обведенные пространства разрисованы разными цветами и непонятными значками. Но, поскольку делать было нечего, она стала вглядываться в них, стараясь понять, для чего все это было здесь нарисовано.

Сначала она узнала крошечные кораблики, они были нарисованы на синей поверхности. Догадка пришла сразу: корабли и море! Вот тогда Вель и поняла, что это за свитки. Эти бумаги рассказывали обо всех землях, что окружают ее.

Синее — это, конечно, море. Маленькие башенки — поселения людей. Чем больше башенок, тем крупнее поселение. Вель это поняла. Поселений было множество, но, к сожалению, она так и не смогла понять, где она сама находится, и в какую сторону надо идти, чтобы добраться до людей.

Глава 12

Годы шли и шли. Вель знала, что она стара, и что даже, возможно, скоро ей придется умереть. Она давно поняла, что человек, живший когда-то до нее в этом доме, потому оставил все в таком образцовом порядке, что готовился к смерти, а может, даже и ускорил ее.

Ей бы тоже хотелось поступить точно так же, чтобы тот, кто придет после нее, застал дом в чистоте и порядке, поэтому она внимательно прислушивалась к себе, ожидая, когда же почувствует приближение смерти. Вель помнила стариков, которые жили в общине и в поселке.

Морщинистые, беззубые лица, сгорбленные плечи, скрюченные пальцы, удушающий кашель, приволакивающая походка — никаких таких ужасных признаков старости у нее не было. Она была сильна, быстра, ничего не болело, никаких предчувствий приближающейся смерти не было.

Это ее и радовало и удивляло. Но самым удивительным ей казалось собственное отражение в кусочке застывшей воды — так она называла пластину, в которой можно было видеть свое лицо.

Она не старела. Ни на день. Снова закралось подозрение, что этот предмет заколдован. Он либо врет, искажая изображения и стирая года, либо дарит молодость. Вель склонялась ко второму. Зубы у нее не выпадали, кожа на лице была гладкой на ощупь, глаза были зорки, усталость проходила даже после короткого отдыха.

Но скоро Вель стало не до подобных рассуждений.

...За эти годы было всего несколько малоснежных зим, когда снег не заваливал ее дом почти до крыши, а доставал всего до подоконника, позволяя видеть, что происходило во дворе.

После таких зим, если весной было мало дождей, озеро мелело, и трава быстро жухла. Вель помнила, как шаман говорил, что во время сильной засухи в лесах случались пожары, в которых гибло все живое, и спастись от которых было невозможно.

В такие годы Вель видела где-то далеко взвивающиеся в небо клубы дыма, но ветер уносил их в противоположную от дома сторону.

...Закончилась уже вторая подряд бесснежная зима. Весной прошло несколько ливневых дождей, но с начала лета в небе не появилось, ни облачка. Цветущие растения исчезли так быстро, что меда, которым Вель удавалось запасаться каждый год, оказалось очень мало. Вся трава высохла, погибли многие кустарники. Угроза пожара стала не просто реальной — Вель ждала его начала каждую минуту.

Она хорошо продумала, что будет делать. Спастись от огня можно только в озере, но до него несколько миль, понятно, что с поклажей на плечах она не успеет добежать. Вель стала потихоньку все свои вещи перетаскивать к озеру.

Ей было жаль потерять даже самую малую вещицу. Она отнесла все: и горшки, и книги, и корзины. Вещи погрузила на небольшой плот и была готова в любую секунду отогнать его к середине озера, поскольку высохшие вокруг озера растения также могли заполыхать.

Костер разжигать она боялась, но готовить кушать на чем-то, надо было, поэтому поневоле приходилось возвращаться в дом.

И вот в один из дней она увидела клубы дыма, где— то загорелся лес. Дом находился с подветренной стороны, поэтому была небольшая надежда, что он уцелеет. Но этой надежде не суждено было сбыться. Ветер развернулся, и стена огня пошла в сторону дома.

Вель оттолкнула плот от берега, но, поскольку он был таким небольшим, что даже вещи на нем едва помещались, ей пришлось плыть рядом, лишь придерживаясь за него.

А дальше началось что-то страшное. Горело все, жар стоял невыносимый, и так продолжалось много часов, пока ветер не погнал огонь дальше. Только утром, когда выпала роса, охладив горячую землю и угли, оставшиеся от деревьев, Вель смогла выйти на берег. Она понимала, что дома больше нет, но все равно с какой-то странной надеждой отправилась на, то место, где он стоял.

Остались только очаг и возвышающаяся над ним труба.

Вель побродила по пепелищу. Нашла навесы от дверей, сундука, ларя, металлическую пластину, обрамляющую прозрачные пластинки на окне, вот и все.

Больше ни дома, ни укрытия, а вокруг, насколько хватало глаз — черная мертвая пустота с обугленными остовами деревьев. Отсюда надо было уходить.

Все вещи с собой взять было невозможно. Вель со вздохом стала перебирать их.

Меч? Возьмет обязательно, так же, как кинжал, нож, котелок, кресало, запасную одежду, сапожки, зимнюю одежду, сумку с горшком меда и кое-какой едой. Возьмет деньги, навесы от дверей, найденные после пожара. Подумав, решила взять свиток, на котором были нарисованы корабли и разные земли — это все.

Книги и многое другое придется оставить. Где их спрятать? И Вель придумала. Она оттащила все к дому и сложила в очаге, прикрыв сажу шкуркой. Потом закрыла очаг камнями и обмазала их глиной, разведенной водой, вокруг посадила с десяток лесных орехов из своих запасов, в надежде, что они прорастут следующей весной, а поднявшиеся высокие кусты скроют очаг от чужих глаз.

Обвешанная вещами с ног до головы, Вель быстрым шагом пошла прочь.

Глава 13

Сгоревший лес был страшен. Ни одного живого растения, ни птиц, ни зверей. Сажа, поднимающаяся вместе с пылью, забивающая нос и мешающая дышать. За долгие годы, что Вель жила в этих лесах, она исходила их вдоль и поперек, иногда отдаляясь от дома на несколько суток пути. До пожара она знала, где можно найти ягоды, где родник бьет из-под земли, но теперь все изменилось.

Родник удалось найти только к концу вторых суток, когда жажда уже мучила сильнее голода. Здесь она и устроила первый настоящий привал.

Костер из обугленных веток загорелся быстро. Вель вскипятила котелок воды, бросила в воду горсть сушеных ягод, пожевала немного сушеного мяса, запила ягодным настоем, прикусывая сотовым медом, потом легла на черную землю, подстелив рубаху, сшитую из заячьих шкур, и уснула. Ни комаров, ни муравьев, ни мух, и вообще никаких насекомых.

Проснулась рано, еще только светало. Лежала и думала, правильно ли она идет. Вель поразмыслив, решила, что лес мог загореться только от костра, поскольку гроз с молниями долгое время уже не было.

А там где костер...там и люди. И Вель пошла в том направлении, в котором впервые увидела клубы дыма. Еда быстро закончилась, и только мед, который с кусочком сотов она держала во рту, стараясь как можно дольше растянуть удовольствие, поддерживал силы.

На ее пути встретилось озеро. Часть рыбы плавала кверху брюхом, издавая невыносимый смрад, но в озере была и живая рыба. Вель несколько дней провела около этого места, набираясь сил. И снова в путь. Ей встречались сгоревшие животные, но есть их уже было нельзя. И вот, когда Вель уже начала впадать в отчаяние, она дошла до того места откуда начал гореть лес. Черная мертвая земля закончилась, живой зеленый лес, радостно приветствовал ее.

Как приятно дышать воздухом, пахнущим листвой и цветами, а не гарью и дымом. Еще полдня перехода и Вель вышла на дорогу.

Это была именно дорога, а не тропа, проложенная дикими животными. Вель испугалась, слишком долго она не видела людей. Она утроила осторожность, и пошла лесом, не выпуская дорогу из вида, и прислушиваясь к малейшим звукам, раздающимся с той стороны.

Дорога была не слишком оживленной, за весь день, не проехало ни одного человека. А вечером Вель вышла к дому, стоящему на перепутье.

Она нашла близлежащий ручей, вымыла лицо и тело. Расчесала волосы, заплетя их в косу, надела рубаху с юбкой, сапожки, взяла одну монету, нож, навесы от дверей, хорошо спрятала все остальные вещи и подошла к дому.

Большая усадьба, огороженная забором, широко распахнутые ворота, Вель сдвинулась в сторону, чтобы видеть, что происходит во дворе.

Мужчина средних лет рубил дрова, больше никого не было. Понаблюдав за человеком еще какое-то время, сочтя его не опасным, Вель вошла в ворота. Она настолько неслышно приблизилась к нему, что, когда подняв глаза, он обнаружил стоящую перед ним девушку, от неожиданности выпустил топор из рук. Впрочем, тут же схватил его, и угрожающе двинулся к ней.

Она протянула ему железные навесы, и рукой показала, что взамен просит еды. Мужчины с огромным интересом, рассмотрел предметы, предложенные Вель на обмен, и одобрительно хмыкнув, исчез в доме.

Появился через несколько минут, протянул ей кринку молока, ломоть хлеба, и еще два каравая, завернутые в тряпицу. Вель вгрызлась зубами в ломоть. Какая вкуснота! А, молоко? Ничего вкуснее нет на свете. Мужчина с доброй и даже жалостливой улыбкой смотрел на нее, вдруг Вель услышала какие-то незнакомые звуки, где-то далеко-далеко. Она насторожилась, эти же звуки услышал и хозяин дома.

Он быстро потащил Вель к воротам, что-то обеспокоенно говоря, и всем своим поведением показывая, что она должна убегать отсюда как можно быстрее. Последний жест, изображающий отрезанную голову, не оставлял сомнений, о чем предупреждал мужчина. Он указал ей рукой на восток, и что-то убежденно сказал. Схватив хлеб, она исчезла в лесу.

...Велен Молчун колол дрова во дворе дома, стараясь, как можно дольше, растянуть свою работу. В дом ему заходить не хотелось. А больше всего, ему не хотелось видеть испуганные глаза своей новоявленной жены и ее, затравленный взгляд, которым она его одаривала, стоило лишь зайти в дом.

Женат он был чуть больше месяца, и эта женитьба была для него полной неожиданностью, такой же, как и для его жены. Он работал конюхом в замке графа. До смерти боялся его, как и все, хотя к нему хозяин относился чуть лучше, мать Велена Молчуна была кормилицей графа.

Граф де Ладуэрт был женат уже больше года, но девушка, которую он взял в жены, была столь молода, что священник наложил на него обет не прикасаться к ней, как женщине, в течение года. Когда этот срок прошел, граф, готовясь к роли супруга, в подарок своей жене, повыдавал замуж и удалил из замка всех своих многочисленных любовниц.

Вот таким образом Молчун в одночасье обзавелся женой, и качестве ее приданного коровой, лошадью и добротным домом, стоящим на перепутье, жаль, что дорога была не слишком оживленной. Но он не жаловался, теперь его жизнь была намного спокойнее и безопаснее, чем в замке.

Жестокость графа была запредельной, пытки и казни — самое обыденное дело. А здесь тишина, покой, жаль только, что молодая женщина, которую за него насильно выдали замуж, боялась всего на свете и его в первую очередь.

Он колол дрова, и вдруг увидел девушку, стоящую прямо против него. Худая и щуплая, глаза горели голодным светом. Она протянула ему несколько навесов, Молчун удивился, где она могла их взять, но потом заметил, сажу, въевшуюся в руки, черные пятна кое-где на одежде и волосах, и понял все: дом сгорел, и только это от него осталось.

Вынес молока, хлеб, с удовольствием наблюдал, с какой жадностью она ела. Девушка насторожилась, к чему-то прислушиваясь, и вдруг где-то далеко и он услышал звуки охотничьего рога, спутать которые не мог ни с чем. Звук охотничьего рога графа.

Он показал знаками, что девушка должна бежать, опасаясь не столько за ее жизнь, сколько за ее честь. Граф с понравившимися девушками не церемонился.

Глава 14

Насколько легче дорога, когда знаешь куда идти. Вель сразу поверила, что мужчина, показав направление, желал ей помочь, поэтому ноги быстро несли ее на восток.

Оказалось, что между двумя ковригами хлеба, ей в дорогу положили еще кусочек сыра. Как это вкусно: ломоть хлеба с сыром, а потом мед.

Вель, каждый каравай разделила на шесть частей. В день съедала одну часть, когда от двух хлебин осталось три части, она услышала запах дыма. Только не грозного и страшного, как от лесного пожара, а мирного и домашнего, напоминающего об уюте. Вель вышла на лесную поляну, посередине стоял дом, красивее которого она не видела.

Крыльцо, лесенка, что на него вела, наличники над окнами, карниз, все было украшено деревянной резьбой. Несколько окон, смотрели на нее прозрачными пластинами. Цветные занавеси украшали их.

Рядом с домом находился сарай, в открытые двери было видно двух лошадей. Из трубы шел дым.

Вель долго стояла, спрятавшись за кустом, ожидая увидеть хозяев. Только к вечеру на крылечко вышла девушка, юная и красивая, совсем недавно перешагнувшая подростковый возраст. Она позвала кого-то по имени, и тут же из дома вышел парень, чуть старше нее.

Они взялись за руки, и отправились вместе в лес, о чем-то тихонько разговаривая. Вель посчитала, что это очень хороший момент, чтобы заявить о своем присутствии, и вышла им навстречу. Как они испугались, причем оба. Девочка спряталась за спину парня, а он начал что-то кричать, высоким, еще ломающимся голосом, напрасно стараясь сделать его грозным, внушающим страх.

Вель протянула к ним руки, показывая, что она без оружия и на языке жителей лесной общины, попросила о помощи. Разумеется, они ее не поняли, но увидев, что Вель не внушает страха, сами догадались пригласить ее в дом.

Усадили за стол, накрытый скатертью, поставили перед ней тарелку, положили ложку, что-то при этом, говоря, словно за что-то извиняясь, наполнили тарелку едой.

Вель вдохнула запах поднимающийся от жареной утки, натертой какими-то пахучими травами, и чуть не потеряла сознание от наслаждения. Потом она стала есть, стараясь сдерживать себя изо всех сил и не рвать зубами мясо, как ей бы хотелось.

А потом...а потом ее уложили на кровать в маленькой комнате, на мягкий тюфяк, накрытый тонкой тканью, а сверху укрыли покрывалом. Так Вель не спала еще никогда.

Она проснулась раньше хозяев. Решив отблагодарить их за гостеприимство, постаралась переделать всю необходимую работу по дому.

Вымыла тарелки, вытряхнула скатерть, подмела полы. Принесла воды, колодец оказался сразу за домом. Набирать воду было очень легко, необходимо подвесить ведро на крючок и опустить поднятую вверх сторону палки в колодец.

Потом Вель зашла в сарай. Пахучее сено лежало в углу, набила им кормушки для лошадей, принесла два ведра воды, напоила их. Мельком глянула на поленницу. Вот это настоящие дрова, а не ветки, которыми Вель топила печь. Мелькнула беспокойная мысль, что дров маловато, но она успокоила себя, хозяева знают, сколько дров им надо на зиму.

После этого Вель тихонько скользнула в лес к своим вещам.

Взяла хлеб, горшок с остатками меда, по дороге нарвала ягод, и когда девушка с парнем спустились вниз, их ждал королевский завтрак. Увидев мед, девочка что-то счастливо залопотала, было заметно, что она рада такому лакомству.

Потом она потащила Вель в свою комнату и стала наряжать ее в свои платья. Девочка переплела ей косы, украсила их цветами, заставила надеть какой-то роскошный наряд, все время что-то весело приговаривая. Увидев себя в зеркале в темном, расшитым блестящими нитями платье, мягким на ощупь, словно самая тончайше выделанная кожа, Вель ахнула. Девушка, чуть старше великодушной хозяйки, смотрела на нее недоверчиво удивленным взглядом. Вель была все также молода как много-много лет назад. Она ничего не понимала. Впрочем, ей было не до осмысления, происходящего с ней.

Искренняя забота совершенно незнакомой девушки тронула до слез, Вель не знала, чем благодарить за такое внимание.

Так хотелось побольше узнать о ней и о парне. Кто они? Почему здесь живут, но спросить смогла только их имена.

Ткнув себя рукой в грудь, представилась: "Вель". Девочка поняла, что от нее хотят, также ударила себя в грудь и выдала несколько замысловатых слов, улыбнувшись, сказала коротко: "Энели, — потом показала рукой на дверь и видимо, имея в виду парня, добавила, — Тэрин"

Стало понятно, парня зовут Тэрин, а девушку Энели. Кем они приходятся, друг другу сомнений не возникало, они не были братом и сестрой. Вель видела несколько раз, как они целовались, к тому же спали в одной комнате, значит муж и жена, но все-таки что-то ее смущало. Сначала она не могла точно сказать что именно, но потом поняла. Страх, неприкрытый страх, стоило лишь какому-либо шуму появиться снаружи дома. Это не был страх встречи с диким хищником, страх Энели и Тэрин был совсем другим. Они замирали на месте, вслушиваясь в звуки, и только стоило убедиться, что это всего лишь шумели деревья от порывов ветра, радость возвращалась на их лица.

Как Вель поняла, они собирались жить в этом доме всю зиму, но никаких приготовлений к зимовке не делали. Это ее страшно удивляло. В лесу еще можно было найти последние грибы и ягоды, солнце их уже не могло высушить, но около очага это было вполне возможно. Не запасались сухой травой для лошадей, того сена, что было в сарае не хватило бы и на начало зимы.

И это не говоря о мясе и рыбе. Осенний лес еще был полон дичью, но когда все завалит снегом, добыть еду будет сложно, но хозяева дома ничего запасти не старались.

Глава 16

То, что Энели и Тэрин беглецы Вель догадалась давным-давно, правда, сначала она решила, что они убежали от родителей, не разрешающих им пожениться. Она часто думала, чьи родители Энели или Тэрина стояли на их пути? Думала, как Тэрин или Энели могли кому-то не нравиться. Такие добрые, такие искренние и... такие глупые. Они никак не хотели понимать, что скоро наступит такое трудное и тяжелое время, и что если к нему хорошо не подготовиться, можно погибнуть.

В тоже время такое легкомысленное отношение к предстоящей зимовке наводило Вель на мысль, что так долго жить в этом доме, они не собирались.

Ни Энели, ни Тэрин не желали, ни ветки таскать из леса поближе к дому, ни ягоды сушить, ни грибы собирать. Они только веселись, смеялись и целовались. Вель думала про себя: " Все понятно: они сбежали из дома, а теперь, только ждут, когда у родителей от беспокойства за их жизни, пройдет вся злость, и тогда они вернуться к ним, и родители будут вынуждены согласиться на свадьбу", — она даже время примерное могла предсказать: после первого снега, когда у лошадей закончится корм, не станет птиц на озере, и появятся первые трудности в добыче еды, но все оказалось не так.

Сначала, в один прекрасный день, Энели почувствовала головокружение и тошноту. И она сама, и Вель сразу поняли, что это означает. У Энели будет ребенок. Как она и Тэрин радовались этому известию, смеясь и лаская друг друга.

По мнению Вель, время возвращаться домой наступило, но, ни Энели, ни Тэрин не приступали к сборам, и, ни слова не говорили об отъезде. Наоборот, теперь они еще больше сюсюкали между собой, вообще забросив все дела.

Вот тогда Вель не выдержала, всеми доступными ей способами, стала объяснять им, что они должны вернуться домой, что они совершенно неприспособленны к жизни в лесу, что они не смогут вырастить ребенка сами, что родители ждут их.

Энели отрицательно замотала головой, что-то с жаром объясняя. Вель выхватывала смысл отдельных слов: "Возвращаться нельзя...ждет смерть...останутся жить здесь...дома нет"

— Почему смерть? — спросила Вель, — Кто принесет смерть? Мать? Отец?

Энели снова замотала головой, и снова стала повторять слово, которого Вель не знала. Заметив, что ее не понимают, Энели схватила Тэрина за руку и опустилась рядом с ним на колени, изображая какой-то обряд, потом оттолкнула Тэрина и вместо него руками нарисовала образ высокого мужчины, постаравшись придать своему лицу грозное и страшное выражение.

И в эту минуту Вель поняла: Энели сбежала от мужа! Вель окатило волной ледяного страха. И в морском поселении, и в лесной общине, жену, сбежавшую с любовником от мужа, ждало только одно наказание — смерть, смерть обоих.

Вель в ужасе стала объяснять это Энели, но та спокойно кивнула головой, подтверждая, что знает об этом. Вель стала говорить, что они не должны оставаться в этом доме, их все равно найдут и убьют, но Тэрин засмеявшись, сказал, что они обманули погоню, и их ищут совсем в другой стороне.

Его слова не убедили Вель, но и Энели встала на сторону Тэрина, знаками изобразив, как уставший от поисков муж, прекращает их, оставил свою жену в покое.

Вель была поражена таким обычаям. В общине, да и в поселке, муж искал бы, сбежавшую жену до тех пор, пока не удостоверился, что она мертва. Ну, может в этих землях другие порядки? Вель постаралась унять свое беспокойство. Зато ей в голову пришла мысль показать свиток с кораблями и замками Тэрину. Мысль оказалась очень хорошей.

Он внимательно рассмотрел значки, уверенно развернул свиток, сориентировав относительно солнца. Потом, взял уголек, начал исправлять рисунки. Огромные земли, в центре которых были нарисованы башенки, он разделил на несколько небольших кусочков разного размера и формы. Потом большую часть обвел жирной линией, и, дорисовав еще несколько башенок, ткнул пальцем и сказал:

— Земли графа де Ладуэрта, — потом указав на Энели, — графиня де Ладуэрт.

Вель поняла, что обведенные земли, принадлежат мужу Энели.

— Где находится этот дом? — в страшном беспокойстве спросила Вель. Тэрин ткнул пальцем. У Вель отлегло от души — достаточно далеко от замка графа, хотя смотря с чем сравнивать. До моря расстояние было во много раз больше, но она смогла его одолеть, да еще и пешком.

— Где-то здесь, дом родителей Энели, — продолжал Тэрин, — а вот это, — он снова назвал слово незнакомое Вель, она только поняла, что достаточно большие земли имеют какое-то отношение к его девушке.

— Наше королевство называется Эдиэрра, — вступила в разговор она, и это было последнее, что Вель уловила из рассказа, потому что пошла тарабарщина из совершенно незнакомых слов и понятий. Вель постаралась хорошо запомнить все, что ей только что рассказали, а еще она поняла, что тот человек, давший ей хлеб, направил ее прочь с земель графа.

Но скоро новые заботы, заставили чувство беспокойства, страха и настороженности притупиться.

Энели было плохо. Тошнота мучила ее постоянно, она не могла выносить запахи готовящейся еды, а особенно паленых перьев и кожи.

Вель предложила выход. Она будет жить на берегу озера, стрелять ощипывать и готовить птиц, а Тэрин раз в день все будет забирать. На том и порешили.

Тэрин оставил Вель свой лук, лошадь, принадлежащую Энели, горшки, котелок, покрывало, помог ей сделать шалаш, натаскал веток для подстилки, и Вель зажила одна. Она собирала ягоды, орехи и передавала девочке, которая кроме них ничего не могла есть. Запах мяса вызывал приступы рвоты, Тэрин рассказывал, что она постоянно плакала без причины, стала бояться всего на свете и очень сильно похудела.

В такие минуты Вель становилась страшно, она лучше всех понимала, что их ждет зимой, но, то, что случилось, оказалось намного страшнее.

Глава 17

Вель встала на рассвете, быстро разожгла костер, на вертел насадила двух уток, еще с вечера натертых разными пахучими травами и соком ягод, наполнила сумку орехами и стала ждать приезда Тэрина. Она обычно издалека слышала бег его лошади, поэтому успевала переодеваться в новые вещи, что подарила ей Энели, и которые Вель берегла, обычно продолжая носить свое рванье.

...Когда Тэрин передал ей сверток, сказав, что это подарок Энели в благодарность за ее заботу о них, у Вель перехватило дыхание. Такого внимания ей не оказывали никогда в жизни, а когда она развернула подарок и посмотрела, что в нем, то слезы выступили на глазах.

Энели пошила ей костюм, из одного из своих платьев. Рубаха до бедер с красивым воротником и разрезом на груди, чтобы её было удобно надевать через голову, и... брюки. Мягкие штаны из прочной, тёмной ткани. В них было тепло и очень удобно ездить на лошади или бродить по лесу. Такая одежда как раз и была нужна Вель.

Длинные юбки в лесу — это какое-то наказание. Рано утром мокрый подол из-за росы на траве очень противно бьет по ногам, острые колючки кустарников цепляются за развевающуюся юбку, а уж, чтобы влезть на дерево, край юбки вообще приходилось зажимать зубами. И снова благодарность к Энели переполнила сердце Вель за то, что та заметила, как юбки ее тяготят, за то, что столько дней кроила и шила для нее, не пожалев своего платья.

Энели очень хорошо шила и вышивала, это были ее любимейшие занятия. В этот дом она привезла и разноцветные нитки, и несколько иголок, и даже ткань с пяльцами, и уже успела вышить несколько небольших салфеточек, украсив их какими-то буквами, радуясь и гордясь ими. Хоть они и показались Вель красивыми, но она неодобрительно нахмурилась, считая, что есть много более важной работы, чем украшение салфеток. Но вот сшитые вещи, тем более такие удобные и полезные — совсем другое дело!

...Костюм она берегла, надевая лишь перед приездом Тэрина, но в это утро, сколько она ни настораживалась, приближающегося галопа лошади не слышала. Тэрин не приехал ни днем, ни ближе к вечеру. Вель металась вдоль берега, не находя себе места. "Может что-то случилось с Энели?" — беспокоилась она.

А когда солнце почти скрылось за горизонтом, Вель увидела в той стороне, где стоял дом, поднимающиеся клубы черного дыма. Ахнув, вскочила на лошадь, успев схватить только меч, и помчалась к дому.

"Это пожар, — в ужасе думала она. — Наверное, эти беспечные дети разожгли около дома костер, и дом загорелся. Хотя вряд ли, несколько дней шли дожди, стены дома влажные, поджечь их не так-то просто", — Вель не могла найти объяснения, поэтому просто гнала лошадь вперед.

Дом полыхал. Вель спрыгнула с лошади и с надеждой стала озираться: "Где Энели и Тэрин? Они успели выбежать из горящего дома?" — Но их не было нигде, так же как и лошади. Вель стала медленно обходить горящий дом, не отводя глаз от пламени, и вдруг обо что-то споткнулась. Глянула под ноги и похолодела: Энели и Тэрин, полностью обнаженные лежали на земле и смотрели...нет не смотрели, потому что у них не было глаз, так же как и ушей, и носа. Мальчика оскопили, а в открытый рот...Вель засунула кулак, чтобы не кричать от ужаса.

У девочки был распорот живот, и кто-то выдрал ее внутренности, но вдруг Вель осознала: это не внутренности — кто-то вырвал из Энели ребенка, которого она носила. Она, видимо, моля о пощаде, сказала об этом, но вместо жалости вызвала безумную по своей жестокости ярость.

Что сделали с Энели и Тэрином... Вель, не в состоянии осознать такого чудовищного злодеяния, окаменевшая от горя, смотрела и смотрела на них.

Посидев еще немного, покачиваясь, направилась в лес, искать место, где похоронить этих детей, приютивших ее и ставших для нее семьей.

Вот подходящий овражек. Она стала долбить кончиком меча землю, руками углубляя будущую могилу, горстями выбирая почву. Мысли едва ворочались в голове от боли: "Надо вернуться за плащом... сруб колодца сгорел... не забыть взять котелок и веревку, иначе воду не достать...обмыть тела..." Но самая главная мысль, что терзала ее, и от которой хотелось кричать, была: "Как она могла поверить этим глупым несмышленышам, что муж Энели бросит поиски и оставит их в покое?!" В то, что все это сотворил муж Энели, Вель не сомневалась.

С такой звериной жестокостью мог с ними расправиться только человек, сошедший с ума от ревности и ярости.

А еще Вель думала, что даже ее смерть от лап того медведя в пещере, не была бы такой страшной и мучительной. Люди хуже и страшнее зверей.

Эти мысли настолько захватили ее, что звук приближающейся кавалькады она услышала, когда отряд был уже совсем рядом.

Мгновенно скинув юбку, Вель обмотала ею морду лошади, боясь, что та, почуяв других лошадей, приветственным ржанием сможет ее выдать. Потом увела лошадь подальше в лес, накинула поводья на сук, очень осторожно вернулась к дому и стала сквозь густые кусты наблюдать за происходящим.

Всадники приблизились к дому. Сколько их точно было, Вель сказать не могла, ей стало страшно, она не сомневалась, что это именно они сотворили такое с Энели и Тэрином. Но что им было нужно здесь сейчас?

— Бери плащ и заверни в него эту шлюху. Возьмешь ее на лошадь с собой, — приказал один из мужчин кому-то. Один из всадников беспрекословно спрыгнул с лошади и, сбросив плащ, двинулся к телу девушки. — Подожди, — остановил его мужчина, отдавший приказ, — возьми мой плащ. Когда подъедем к городу, я заберу ее на свою лошадь. А этого ублюдка — говоривший носком сапога ткнул в сторону мертвого мальчика,— при въезде в крепость привяжем за ноги веревкой к лошади и будем волочить по земле, чтоб его видели все!

Еще один мужчина небрежно замотал тело Тэрина в какую-то тряпку и бросил на круп лошади. После этого всадники умчались.

Вель долго, совершенно опустошенная сидела на земле и словно завороженная смотрела, как догорает дом. Потом она вернулась на озеро.

Часть 2

Глава 1

Сборы были недолгими. Вещей, как всегда, совсем немного, все лишнее она сложила в шалаше, и сев на коня отправилась в дорогу. В этот раз Вель точно знала, куда ехать. Она решила отправиться к родителям Энели и рассказать, что с их девочкой сотворил муж. Почему-то, судя по его действиям, Вель была уверенна, что он собирается утаить правду, скрыв свое истинное участие в смерти жены.

Вель была в дороге уже несколько дней. Она по достоинству оценила лук, подаренный Тэрином, теперь недостатка в еде не было, а значит, отпадала необходимость обращаться за помощью к людям, в тех редких поселениях, что встретились на пути.

Вель боялась всех, но мысль о встрече с отрядом всадников, нагоняла такой ужас, что она постоянно прислушивалась, нет ли позади топота лошадиных копыт. Может из-за этого она не сразу осознала, что такой отряд движется не позади, а впереди нее.

Сначала она наткнулась на место привала этих людей, и как заправский следопыт исследовала это место, пытаясь определить, сколько воинов в отряде. Выходило не меньше пятнадцати.

По остаткам пищи постаралась узнать, насколько они ее опережают, а потом всю дорогу следила за направлением их движения.

Несколько раз встречались перепутья дорог, но каждый раз всадники выбирали, то направление, в котором двигалась и она.

Как Вель не сопротивлялась этой мысли, но пришлось признать, что отряд движется к дому родителей Энели. Но это еще не все, она вдруг подумала, а что если отряд ведет сам граф де Ладуэрт? Впрочем, поразмыслив, отбросила эту мысль.

Тогда на поляне всадников было намного больше, вряд ли граф согласился бы путешествовать с меньшим количеством. Скорее всего, эти люди несли печальную весть родителям о смерти дочери, а значит, скоро они должны были бы возвращаться назад, Вель стала ехать еще осторожнее, но никакого отряда, движущегося ей навстречу, она не встретила.

Вдали показались высокие стены башни, Вель поняла, что добралась до цели.

Башня, огороженная рвом, стояла на открытом месте, скрытно на лошади, к ней было невозможно приблизится.

Найдя ручеек, Вель стреножила лошадь, спрятала свои вещи, оставив только кинжал и лук со стрелами, и дождавшись покрова ночи, двинулась к башне. Добралась под утро. Мост оказался опущенным, решетка ворот поднятой, а ров почти высохшим. Ловко спустившись под мост, забившись в небольшую нишу, Вель стала наблюдать за происходящим.

То, что она сначала приняла за башню, оказалось высокой стеной, огораживающей настоящую башню, что находилась внутри кольца стены. Башня была то ли недостроенной, то ли такой был изначальный план, только она была ниже стены, и издалека ее совсем не было видно. Зато теперь осторожно заглянув в распахнутые ворота, Вель увидела и двор, и дом, и все, что происходило внутри.

Даже она, ничего не знающая о вывешивании траурных флагов и других знаков скорби, почувствовала, что обитатели дома как-то не так реагируют на такую страшную весть.

Во дворе замка раздавались пьяные крики, ругань, слышались оскорбления. Сначала Вель не понимала, к кому они относятся, но перебравшись в новое укрытие внутри двора, увидела и источник криков, и объект, к которому они относились.

На крыше внутренней башни стояла молодая женщина и с тоской смотрела вниз, на буйствующих мужчин. Рядом с ней вцепившись в ее платье, стояли двое плачущих маленьких детей.

— С— — а, спускайся! — орал один из мужчин, — Граф баронство передал мне! Теперь крепость моя! Но я не трону, ни тебя, ни твоих ублюдков. Видишь со мной священник? Он обвенчает нас немедленно. Ты поняла?

Женщина не отвечала, лишь крепче прижимала к себе детей.

— Мы отсюда не уедем, пока я не женюсь на тебе, или пока ты там не сдохнешь от голода, — пьяно захохотал говоривший, смеясь собственной шутке. Один из мужчин, стоявших рядом, что-то ему возразил или поправил его. Это кричавшему не понравилось, он с яростью отпихнул советчика, но здравый смысл, видимо взял вверх, и он снова стал уговаривать женщину, по-хорошему, спуститься вниз.

— Граф де Ладуэрт сказал, что как только ты родишь мне наследника, сможешь уехать куда захочешь. Хоть в земли своей семьи, хоть в монастырь! — в этот момент женщина что-то спросила, — Дети? Девочку сможешь забрать с собой, и сына тоже, — тут же спохватившись, быстро добавил он, но было поздно, всем, даже Вель стало понятно, что мальчик живым из замка не уедет.

Конечно, кому интересно оставлять в живых наследника, которой через десять лет сможет потребовать возврата дома и имущества отца. Женщина скрылась из вида, было слышно, что она плачет. Мужчина, собирающийся жениться на ней с досады на себя, что так глупо все испортил, схватил бутылку вина и стал жадно, запрокинув голову, пить из нее.

— Граф сказал, что женщина должна остаться живой, пока вы с ней хотя бы не поженитесь! — снова стал выговаривать один из мужчин.

— Да, знаю я!

— Чего же ты ее пугаешь?

— Да мне противна сама мысль, что эта старая кошелка будет в моей постели!

— Ты же сам выпросил у графа это баронство? Ты знал, что придется, в качестве довеска брать и жену!

Ничего не отвечая, лишь злобно зыркнув, потенциальный жених допил вино и выбросил бутылку.

Глава 2

Из укрытия, что Вель выбрала для себя, был хорошо виден двор крепости, и можно было наблюдать за каждым из мужчин. Сразу бросалось в глаза, что командовал всеми будущий незадачливый супруг баронессы, остальные подчинялись ему, выполняя команды.

Один из мужчин был в одежде, отличающей его от всех: длинном темном балахоне с глубоким капюшоном, подвязанном веревкой. Именно этот мужчина что-то зло выговаривал всем, но в первую очередь командиру. Тот неохотно отдал какое-то приказание, и двое из его людей стали запрягать лошадей в две телеги, стоявшие около пристройки.

Потом в них что-то грузили, а потом груженые телеги выехали из ворот. Они проехали совсем недалеко от Вель; сквозь щели бортов она разглядела груз и в ужасе закрыла рот ладонью, чтобы не закричать. Телеги везли мертвых людей, мужчина в балахоне шел последним, что-то распевая заунывным голосом и размахивая каким-то предметом, из которого валил дым.

Вель догадалась: это повезли куда-то хоронить мертвых, скорее всего, убитых людей. Эти убитые были защитниками крепости, — вероятно, сам барон и его охрана. Теперь становилось понятно, почему баронесса осталась совсем одна. Вель продолжила наблюдение, не зная, что ей делать. Пустые телеги вернулись через два часа; Вель прикинула примерную скорость движения, время на рытье могил, — по всему выходило, людей похоронили недалеко от замка.

Во дворе крепости кипела жизнь. Завизжала свинья в сарае, скоро распотрошенную тушу потащили в дом, жарить на вертеле. Вель, ничего не евшая со вчерашнего дня, с завистью проследила за исчезнувшими в дверях мужчинами.

Трое спустились в погреб и вынесли несколько бутылок и несколько кувшинов с вином. На женщину, снова выглянувшую между зубьев крыши башни, никто не обращал внимания.

Вель видела, как она со страхом смотрела вниз, видимо, осознавая, что выбор у нее небольшой: сброситься с крыши вниз вместе с детьми, приняв легкую смерть, либо медленно умирать от голода, либо же сдаться на милость победителей, приняв все условия, продиктованные ими.

Скоро мужчины исчезли в доме. Послышались пьяные выкрики, начался пир горой. В животе у Вель противно заныло, но она часто бывала голодной и хорошо знала, как усмирять это чувство. Надо просто об этом не думать, переключив внимание на что-то важное. Как раз открылась дверь, и несколько мужчин вышли во двор. Вель хотела прислушаться к разговору, но ничего кроме дружного журчания не услышала. Ей стало противно, она брезгливо поморщилась, — мужчины справляли малую нужду в двух шагах от двери, даже не удосужившись отойти подальше в сторону. В общине такого себе не позволял никто. Дом, жилище было священным.

Скоро к вышедшим присоединились и остальные, почти у каждого в руках была кружка или бутылка с вином, которое лилось рекой.

Вдруг один из мужчин со злостью ударил, стоящего рядом. Тот шмякнулся на землю, но тут же с ревом вскочил и кинулся на обидчика, их едва растащили в стороны.

-Глари? Ты чего перепил? — завопил кто-то.

-Какого черта Бовли задушил ту малышку?! Сейчас бы повеселились! — с пьяной злостью ответил зачинщик ссоры.

-А ты бы не задушил, когда бы она на тебя ночью бросилась с ножом? — пьяным и немного виноватым голосом оправдывался Бовли.

-Не мог с ней справиться, не убивая?

-Да я сначала решил, что это привидение. В белой изодранной рубашке, вся в крови.

-А как она еще могла выглядеть после знакомства с нами? — похабно захохотал кто-то.

-Надо было хоть тех монашек не убивать, сейчас бы и старушки сгодились, — прагматично, без тени иронии, со вздохом сожаления сказал один из мужчин. Своими словами он вызвал лавину насмешек и скабрезных шуток, Вель не поняла и десятой части из них.

-Опустите решетку! — приказал командир. И ржавая решетка со скрежетом опустилась. Валь порадовалась за себя, что догадалась перебраться во двор, но новая мысль охладила ее: "Что если они зайдут в дом и закроют изнутри двери на засов?".

Надо было пробираться внутрь дома, и Валь стала ждать темноты, надеясь, что слишком рано спать они не пойдут.

Так и вышло. Все люди находились в постоянном движении, самым частым маршрутом была дорога в погреб за новыми порциями вина. Проникнуть в дом и затаиться оказалось на удивление легко, теперь только дождаться когда все уснут, и тогда...

И тогда Вель решила убить всех, всех этих мужчин до единого.

Усталость давала себя знать, члены пьяной компании покидали её один за другим. Самые выносливые свалились под стол и спали, не пытаясь добраться до кроватей.

Было уже далеко за полночь, когда Вель приступила к выполнению своего плана.

Как тень она проскальзывала в незапертые комнаты, подходила к кровати, за волосы оттягивала голову назад и одним ударом резала горло.

Никто из убитых не издал ни одного звука. Вель стольких животных убила, что стала настоящим мастером. Она не испытывала ни страха, ни угрызений совести.

В общине убийство врага не считалось преступлением, а эти люди были ее личными врагами, во всяком случае, она так считала.

К утру все было кончено. Ни одного живого, кроме самой Вель и женщины с двумя детьми на крыше.

.

Глава 3

Когда рассвело, Вель вышла на середину двора и позвала женщину. Как обращаться к ней она не знала, поэтому просто несколько раз громко крикнула: "Эй!".

Ее услышали. Женщина выглянула с крыши.

— Спускайтесь, — Вель махнула рукой, делая приглашающий жест, — не бойтесь!

-Вы кто? — спросила дама, внимательно разглядывая девушку.

-Меня зовут Вель. Я приехала, чтобы рассказать, что случилось с Вашей дочерью Энели, — при этих словах женщина на секунду закрыла лицо руками. Стало ясно, что она знает о ее смерти, но потом она резко убрала руки от лица и с волнением закричала:

-Девушка, бегите! В доме бандиты, они могут обидеть Вас!

— Их уже нет, — успокаивающе крикнула Вель, — я убила всех!

-Как убили? — потрясенно переспросила ее баронесса.

-Ножом. Одного за другим, пока они спали!

Но женщина ей не поверила. Она в замешательстве стояла на крыше, боясь, что слова незнакомой девушки — это ловушка, чтобы выманить ее вниз. Вель хорошо все понимала и, чтобы успокоить её, вытянула за ноги одного мертвеца на середину двора. Аргумент оказался весьма убедительным.

-Я сама не смогу спуститься с детьми, пожалуйста, помогите нам.

-А что надо делать?

-Поднимитесь по лестнице к чердаку, я сброшу веревочную лестницу, Вы ее придержите, чтобы подстраховать детей, там очень опасно.

Вель поднялась наверх. Теперь она поняла, почему бандиты не смогли схватить баронессу. Башня была недостроена, и к крыше раньше вели леса, которые теперь кучей обломков лежали далеко внизу. Спуститься вниз, как и подняться на крышу, можно было только по веревочной лестнице, которую женщина, спасаясь, втащила за собой, оказавшись в результате хоть и в безопасности, но в ловушке.

Дети спускаться боялись. Вель пришлось, привязав конец лестницы веревкой, подниматься за ними и спускать по одному, крепко прижимая к себе. Наконец всё было позади.

Женщина с благодарностью, едва удерживаясь от слез, обняла девушку.

-Спасибо Вам. Меня зовут баронесса Селисия де Партти, в девичестве — баронесса де Санаэтти, но для Вас я просто Селисия, и обращайся ко мне на "ты", — попросила она

— Вель.

— Просто Вель? — засмеялась баронесса.

— Да, просто Вель, другое имя мне в общине дать не успели.

-Мама, я хочу есть, — заплакала девочка, а потом и ее брат. Женщина всполошилась, но едва она двинулась к комнате с очагом, Вель шепнула ей на ухо о трупах, что там лежали.

-Сколько?

-Трое.

Баронесса сорвала с ближайших окон занавеси и, вручив их Вель, попросила прикрыть убитых. И все.

А потом Селисия разожгла очаг и, нарезав кусочков мяса с остатков свиной туши, быстро пожарила их в сковороде. Еды хватило и детям, и баронессе, и Вель. Дети были настолько слабы, что после сытной еды и тепла от очага их стало клонить в сон. Это было даже к лучшему; быстро уложив детей спать в комнатке для слуг, в которой, единственной из всех, не было трупов, Вель и баронесса стали думать, что делать дальше.

Вообще-то и думать было нечего. Надо было срочно бежать. Единственное место, где баронесса могла чувствовать себя в безопасности, это были земли ее семьи.

Странно, Вель ясно почувствовала, как неохотно Селисия говорит об этом, впрочем, это не мешало баронессе начать готовиться к дальней дороге.

-Скажи, — неуверенно начала женщина, — а куда ты собиралась направиться после того, как повидаешь нас с мужем? Ну, после того, как сообщила бы нам о..., — женщина замолчала, пытаясь справиться с рыданиями, потом, видимо, вспомнив о малышах, которых надо было спасать, тряхнула головой и почти спокойно закончила, — куда ты потом собиралась ехать?

-Не знаю, — честно ответила Вель, — у меня нет дома, нет семьи, нет друзей, никого нет.

-А если я предложу тебе ехать со мной? Не бойся, — быстро добавила баронесса, — я оплачу твои услуги. Я только прошу помочь довезти детей до замка моей семьи.

-Ты хочешь нанять меня служанкой?

-Нет, не служанкой, скорее телохранителем.

-Поеду с радостью, — коротко ответила Вель. Селисия благодарно кивнула и исчезла в коридоре дома. Появившись через несколько минут, протянула девушке добротный мужской костюм и хорошие сапоги. И одежда и сапоги были небольшого размера, вполне подходящего Вель.

-Переоденься, — коротко предложила баронесса, — твоя одежда в крови, надо принести воды из колодца, погреем у очага, сможешь вымыться.

Вель оглядела себя: действительно, рукава, живот, были в бурых пятнах. Молча, взяла ведро и вещи. Пока она умывалась и переодевалась, Селисия, как ни странно, вместо того, чтобы бегать по комнатам в поисках вещей, насыпала в большой чан муки, вбила туда несколько яиц, подлила чуть воды и стала месить тесто.

Вель, сначала удивилась, а потом догадалась, что женщина собирается печь хлеб в дорогу, и стала помогать ей. Вдвоем по очереди вымесили тесто. Раскатав его в тонкий пласт, на сухом металлическом листе стали раскладывать тонкие лепешки, чтобы испечь их над огнем.

Эту работу Вель могла делать сама, и Селисия стала собирать вещи. Вещей требовалось немало: для нее, для детей, для ночевок в поле или в лесу — по ночам начались заморозки, на холодной земле не поспишь. Да еще еда и кое-какие ценности — куча вещей росла.

-На двух лошадях поедем мы, каждая возьмет по ребенку. Нужны две небольшие подушки, чтоб малышам было удобно, — рассуждала Селисия. — Весь остальной груз привяжем еще к двум лошадям — итого четыре лошади.

Она глянула во двор: пятнадцать лошадей, да еще три, что были у них, — выбирать было из чего.

-Что будет с остальными? — спросила Вель, — Просто выпустим за ворота крепости? — баронесса кивнула. — Неправильно! — Вель была непонятна такая расточительность. — Надо забрать всех лошадей! Мы сможем продать их или обменять на что-нибудь!

-Вель, — мягко сказала баронесса, — ты не из наших земель, и не знаешь наших законов. Так вот, по ним женщина не имеет права поднимать на мужчину руку, даже если существует угроза ее жизни и чести. За убийство мужчины женщине грозит мучительная смерть.

Я сказала детям, что всех плохих людей убил их отец, потому что, если кто-то узнает, что это сделала ты, тебя ждет смерть.

На самом деле, мы не можем взять ни одну из лошадей этого отряда. Они все заклеймены. И мы не сможем объяснить, где взяли их, не признавшись, что имеем отношение к смерти их хозяев.

Но у нас, к сожалению, только три лошади, одну придется позаимствовать, но о продаже или обмене не может быть и речи. Остальных выпустим из замка. Трава еще есть, воду они найдут, тут много родников, а потом их поймают люди. И еще: сейчас об этом некогда говорить, но в дороге мы решим, что рассказывать о происшедшем, чтобы это звучало убедительно и безопасно для нас, а сейчас надо как можно быстрее уехать из этой крепости.

.

Глава 4

Два самых роскошных платья, два поскромнее, несколько пар обуви — в один короб, детские вещи, запасные плащи, подбитые мехом, — в другой, коробку с драгоценностями, мешочек с деньгами — к себе на пояс, несколько серебряных кубков, блюдо, подсвечник, обмотав кусками батистовой ткани, — в корзину.

Вроде бы все.

— Не густо, да? — словно извиняясь за такой скудный скарб, сказала Вель баронесса, — Муж был очень скупым. Эти вещи — мое приданное, у него же не могла лишней юбки выпросить, не говоря уже об украшениях или посуде. Хотя деньги у него водились, он прятал их где-то в подвале. Жаль, нет времени поискать, мне бы они пригодились.

Вель снова удивилась: о муже, несомненно мертвом, Селисия говорила без малейшего сожаления, без малейшей теплоты в голосе.

Баронесса еще раз осмотрела комнаты, ее взгляд упал на картину — единственный портрет, на который расщедрился ее муж. Старшая дочь — еще совсем ребенок, она сама, молодая и красивая, муж, стоящий рядом.

Селисия стала снимать портрет со стены. Рама была громоздкой и тяжелой, женщина попросила у Вель кинжал и, вырезав полотно из рамы, скрутила и упаковала среди вещей.

Осталось взять самую малость: все документы, какие были — купчая на крепость, брачный договор, свидетельства о рождении детей, — и меч отца, передающийся по наследству от отца к сыну.

Оказалось, что ножны пусты, меча в них не было.

-Меч, наверное, забрал командир, — предположила Вель. Пришлось обыскивать трупы. Это занятие оказалось небесполезным. Несколько кошельков, медальонов, колец, пряжек с драгоценными камнями. Нашелся и меч, и несколько красивых кинжалов. Все это добро Вель вывалила на стол.

Баронесса забрала меч и, вложив его в ножны, также запаковала среди вещей, все остальное поделила на две части, отдав одну Вель. Также она подарила ей два платья, объяснив, что ходить в мужской одежде считается допустимым только в дороге; когда они прибудут в поместье родителей, Вель придется надеть платье. А еще она повесила ей на шею какой-то медальон, предупредив, что его нельзя снимать ни в коем случае, если она не хочет угодить в тюремные церковные застенки.

Когда все вещи были погружены на лошадей, бедных лошадок почти не было видно под горой предметов, увязанных на них.

Зато теперь можно было достаточно быстро двигаться и не бояться голода и холода.

Лошадей, принадлежавших убитым мужчинам, выгнали за ворота. Решетку опустить не получилось, а вот ворота они смогли закрыть, и женщины двинулись в путь.

Вель пришлось сделать крюк, чтобы освободить своего стреноженного коня, и перепрятать свои вещи, оставшиеся от сгоревшего дома, в глубокое дупло.

С собой она забрала только медальон.

Подумав, решила забрать и лошадь, отпустить ее можно было в любую минуту. Поэтому лошадок удалось, немного разгрузить, и они значительно ускорили темп движения.

Баронесса оказалась ценным проводником. За годы жизни в этих землях изъездила их вдоль и поперек; как она сама призналась, — искала кратчайшие пути на случай побега от мужа. Поэтому теперь они двигались неведомыми тропинками вдали от тракта, значительно сокращая путь.

Дети сидели впереди каждой из них на мягких подушечках и спали почти всю дорогу, привалившись к всадницам.

Жаль, во время быстрого движения невозможно было разговаривать, поэтому только во время привалов удавалось задавать вопросы и обсуждать какие-то проблемы, главной из которых было полное незнание Вель мира, в котором она очутилась.

Еще в крепости, когда уставшие и испуганные дети, только спустившись с крыши, собирались поесть, они, прежде чем приступить к трапезе, втроем пропели какие-то длинные и нескладные слова, — такими они, во всяком случае, показались Вель. Теперь на каждом привале перед едой это песнопение повторялось.

-Что это за странные такие песни? — не смогла удержаться Вель от вопроса. Когда дети уснули, баронесса стала рассказывать.

-Вель, эти песни — молитва благодарности Тэрру и его жене Эдэе за еду и кров.

-Кто такие Тэрр и Эдэя?

-Тэрр — это Бог. Ему было тоскливо и одиноко. Он собрал звездную пыль и вылепил из нее тело девушки. Вместо глаз вставил звезды, волосами стала разноцветная радуга, а голосом самая нежнейшая мелодия. Прекрасней творения не было ни в одном из миров, тогда он вдохнул в нее жизнь, назвал Эдэей и сделал своей женой.

Она была отрадой его сердца, и все, что нас окружает, и мы с тобой в том числе — это их дети.

И мир, и земля, и люди, и животные, и растения, и камни, и рыбы, и птицы — это все их дети. — Вель слушала Селисию и честно пыталась представить и девушку с такими странными чертами, и как могли родиться у нее и змеи, и люди, и ничего не понимала. Ее сердце отвергало саму мысль о таком смешанном рождении, в общине были совсем другие верования, но она внимательно продолжала слушать баронессу.

Тэрр строг со всеми своими детьми, но он не может углядеть за ними, даже с помощью всей своей божественной силы. Поэтому часть ее он передал жене Эдэе, и теперь она также могла помогать ему.

Он доверил ей растения и животных: диких и домашних, поэтому с просьбой об урожае или приплоде скотины обращаются к ней, а вот в решении любых вопросов между людьми: несправедливых обид, конфликтов, войн обращаются к нему.

К нему также взывают, когда требуют справедливости, а ее просят о защите. Например, жена, вызвавшая гнев мужа молит ее, чтобы Эдэя упросила Тэрра, и он смягчил бы сердце сурового мужа, не позволив тому убить свою жену.

-Убить жену? — переспросила Вель, — Муж может убить свою жену?

-Да, может, — грустно подтвердила Селисия, — и ему за это ничего не будет, если он сможет доказать с помощью свидетелей, что жена вызвала его гнев упрямством или вздорным характером. В этом отношении немного защищены знатные девушки. Семья может потребовать возврата приданного, если в момент заключения брачного союза они честно предупреждали мужа, что девушка упряма, зла, мстительна или скандальна. Но кроме этого ничего.

Глава 5

На одном из привалов Селисия вдруг тихо спросила:

— Энели умерла тяжелой смертью?

И тут же прикрыла глаза, не дождавшись утвердительного кивка Вель. Это было понятно и так. До этого момента Селисия ни разу не спрашивала о своей старшей дочери, но мысли о ней ее не оставляли.

— Тот, который напрашивался мне в мужья, сказал, что Энели убил любовник, с которым она убежала от мужа.

— Нет! — почти закричала Вель, — Энели убил не Тэрин! Он очень любил ее и берег. И Энели, и Тэрина убил граф! Я не видела, как их убивали, но я видела графа, когда он вернулся чтобы забрать с собой их тела. Видела, с какой злобой и ненавистью он смотрел на мертвую девочку. С каким отвращением и презрением отнесся к ее мертвому телу! — Вель резко замолчала, увидев, как слезы побежали по лицу Селисии, но Вель обязана была сказать еще кое-что, прежде чем закончить свой страшный рассказ, — Энели ждала ребенка. Граф разрезал ей живот и вырвал ее лоно. Я не вру. Граф очень жестокий и страшный человек.

— Я верю, — сдерживая слезы, ответила Селисия, — я знаю, на какую жестокость способен граф, я это прочувствовала на себе, — увидев не понимающие глаза Вель, стала тихо рассказывать, — по закону королевства Эдиэрры сюзерен имеет право первой брачной ночи с женой вассала. Так вот мой муж после свадьбы не прикасался ко мне две недели, пока не доставил в замок графа.

— Энели была дочерью графа? — ахнула Вель.

— Нет, что ты! После той первой брачной ночи я болела два месяца, а потом еще три месяца кричала диким криком при одном только приближении мужа. И еще четыре года у нас не было детей, муж уже начал думать, что я бесплодна, — Селисия судорожно вздохнула, вспоминая то время, — как я умоляла Берта не отдавать Энели замуж за графа! — неожиданно выпалила она. — Ведь Энели была еще моложе меня, когда я выходила за Берта, но единственное чего я смогла добиться, это отсрочки исполнения супружеских обязанностей графа по отношению к ней на один год.

— Граф любил Энели?

— Не знаю. Во всяком случае до свадьбы, он не видел ее ни разу. Это был брак по расчету.

— По расчету? Вы дали Энели большое приданное?

— Нет, что ты, какое приданное! — Селисия немного помолчала, обдумывая как рассказать обо всем Вель, чтобы та поняла: — Мой муж был, мягко говоря, не самым благородным человеком.

Третий сын небогатого дворянина, значит по закону не получал ничего. Его старший брат вступил в отцовское наследство, а он со средним братом Ведером занялись... разбоем.

— Чем?! — поразилась Вель.

— Разбоем, — спокойно подтвердила Селисия свои слова, они грабили путников, и думаю на их совести не одна загубленная душа. Собрав достаточно денег, Берт и Ведер выкупили земли с небольшими крепостями на них, принадлежащие короне.

Эти земли примыкали к землям графа де Ладуэрта, и скоро аппетиты графа стали таковы, что он предложил им свое покровительство, другими словами предложил им стать его вассалами. Муж согласился, брат — нет.

И вот земли Ведера стали костью в горле графа, тем более что Ведер был скандален, вспыльчив, весьма кичился свободой и хвастался этим.

Берт, женился на мне, а его брат держал в своем замке кучу любовниц.

Постепенно противостояние графа и Ведера достигло такого пика, что стало понятно, дни его сочтены, вот тогда Ладуэрт и предложил моему мужу сделку.

Граф откровенно сказал, что скоро Ведер будет убит, и его земли унаследует Берт. И вот эти земли и должны были бы стать приданным моей старшей дочери. Мой муж согласился. Я не хотела этого брака. Мне жизнь дочери была важнее.

— Вы боялись, что граф может ее убить?

— Так Энели была его третьей по счету женой! Первая жена была старше графа, умерла где-то через пять лет после свадьбы, в качестве приданного оставив ему большую часть его теперешних земель. На второй жене, он женился по любви, во всяком случае так поговаривали, но потом она неожиданно умерла и ее смерть была странной и подозрительной. И вот Энели. Я боялась за свою девочку, но по закону страны отец мог распоряжаться жизнью детей по своему усмотрению.

Муж надеялся, что благодаря Энели он сможет возвыситься, получив больше власти и возможности получать больше денег, но все обернулось наоборот.

Когда к нам прибыл посланец графа и сообщил, что Энели сбежала, Берт ужасно перепугался. Он немного надеялся, что месть графа ограничится только расправой над Энели. Но граф пошел намного дальше.

Тот мужчина, который хотел жениться на мне, получил дозволение графа на захват нашей крепости в благодарность за то, что выследил беглецов. Он сам хвастался этим в первый день после убийства мужа.

— А как они захватили вашу крепость?

— Да очень просто. Приехали, сказали, что у них сообщение для барона, муж приказал открыть ворота и поднять решетку, он все еще надеялся, что для нас все закончится только немилостью графа. Думал о том, что граф отправит Энели в монастырь, может, будет держать в заточении, может, разведется с ней, о том, что он ее убьет, думать не хотел, а уж о том, что граф приказал убить его, и подавно не думал.

Но он видимо что-то почувствовал, поскольку приказал мне подняться с младшими детьми, на всякий случай, на крышу. Я для малышей захватила одеяло, немного воды и еды. И, как оказалось, не напрасно.

Я не видела, что происходило в доме. Сначала крики, потом смех, потом грохот падающей мебели, потом леса, с помощью которых я поднялась на крышу, рухнули вниз. Я догадалась, это муж сбросил их, чтобы захватчики к нам не добрались. А потом, тот, кто собирался взять меня в жены, стал мне все рассказывать.

Ты не представляешь, какой ужас я пережила. Спасения не было: или смерть моя и детей, или ненавистная свадьба и все равно смерть детей. Спасибо тебе, что спасла нас.

Глава 6

Еда, что они захватили с собой из замка, кончилась через три дня, и чтобы не возвращаться на тракт в поисках харчевни, Вель пришлось снова начать охотиться. Для нее это было совсем не трудно, то заяц, то тетерев пополняли их рацион. Сваренные в котле со специями, они были очень вкусны, а чтоб было еще вкуснее, Селисия немного подсаливала бульон.

Для Вель соль была не в диковинку, она знала ее вкус. В морском поселении самую ценную рыбу, предназначенную для продажи именитым клиентам, перед тем как вялить, выдерживали в солевом рассоле. Вель пробовала такую рыбу, это было очень вкусно. И Энели с Тэрином также ели присоленную пищу, угощая и ее. Вель понимала, какая это ценность и была благодарна Селисии за щедрость.

А еще она была благодарна ей за то, что Селисия учила ее всему, что может помочь выжить в этой стране среди людей. Оказывается, жить среди людей ничуть не проще, чем в лесу среди зверей, Вель это очень скоро себе уяснила.

Запомнить множество молитв всем святым, какие почитались в этой стране — с этим особых проблем не возникло, даже самые длинные молитвы она запоминала со второго раза и могла воспроизвести почти без запинки.

Имя правящей королевы, ее малолетнего сына (будущего короля), имя погибшего мужа королевы (именно так, муж королевы не был королем), дворянские титулы, имена самых родовитых семейств, а главное законы, которые регламентировали жизнь королевства — запомнила с первого.

И вот как раз эти законы, просто потрясли Вель.

Самыми бесправными жителями королевства были женщины низшего сословия, они не имели никаких прав: ни принимать решений, ни пользоваться деньгами, ни распоряжаться жизнью собственных детей, но самое страшное они не имели права защищать себя или свою честь, используя силу или оружие. Вель не могла не поразиться, насколько такие законы были не справедливы.

— Они действуют уже сто двадцать лет, — грустно сказала Селисия, — раньше женщины могли защищать себя и их даже учили этому, но теперь не то, что использовать оружие, женщина не имеет права даже брать его в руки.

— А почему законы так сильно изменили? — не удержалась от вопроса Вель.

— Это очень долгая и страшная история. Я потом тебе расскажу. Ты запомни главное: никому и никогда не говори, что умеешь метать кинжалы или стрелять из лука, а особенно, стольких мужчин ты убила. Я тут подумала, будет лучше, если мы скажем, что ты дочь одного из погибших друзей моего мужа, и что он поклялся ему вырастить тебя, словно свою дочь. Так ты будешь лучше защищена. А то, что защита тебе потребуется, можешь не сомневаться.

И еще, никогда не упоминай имени Энели. Я хочу, чтобы малыши как можно быстрее забыли о ней, — Селисия произнесла эти страшные слова, спокойно глядя на Вель. Увидев ее потрясенное лицо, устало и тихо продолжила: — Не надо на меня так смотреть. Энели получила то, что заслужила. Она своим эгоизмом и глупостью погубила нашу семью. Из-за нее убили мужа, из-за нее жизнь этих малышей теперь под угрозой. Из-за нее мы вынуждены бежать, бросив свой дом.

— Энели полюбила! И не захотела жить с нелюбимым мужчиной! — Вель стала горячо защищать, погибшую такой страшной смертью, девочку.

— Она полюбила! — с горьким сарказмом передразнила Селисия, — а почему за ее любовь мы должны расплачиваться своими жизнями?!

Почему она не отвела гнев своего мужа в первую очередь от нас?! Ты знаешь, как она сбежала? — и, не дожидаясь ответа продолжила. — Она сначала сделала вид, что едет к нам домой, вот поэтому Ладуэрт отказался поверить нам, что мы ее не видели. Вот поэтому он решил, что мы прячем ее и помогаем ей, вот поэтому наш дом уничтожен.

Почему Энели не могла хотя бы попытаться сымитировать свою смерть? Замок графа стоит на берегу глубоководной реки с бешеным течением. Что мешало Энели оставить на берегу одежду, чтоб все решили, что она утонула? Тогда никто не заподозрил бы нас в пособничестве ее побегу. Зачем она подставила нас под удар?!

Если она так сильно любила, она, в конце концов, могла любить тайно, чтобы никто не знал о ее чувствах. Да, это грех, но то что она сделала, грех во много раз более тяжкий! Она не только опозорила мужа, семью, она погубила всех! Такая цена ее любви!

— Зачем вы отдали ее замуж за нелюбимого?

— Ты же знаешь, я была против, но вот Энели как раз очень хотела выйти замуж за графа. Она, конечно, была ребенком, но именно ее просьбы заставили меня смириться.

И потом. Граф хоть и чудовищно жестокий, но умный и достаточно справедливый человек, она могла хотя бы попытаться полюбить его, но нет, она выбрала себе в возлюбленные какого-то прыщавого подростка недалекого ума и вместе с ним натворила столько бед. Ей нет прощения!

Вель хотела возразить и не могла. Она вспомнила Энели: глупенькая, легкомысленная девочка, Тэрин был таким же. Вель еще тогда в доме удивлялась их беспечности и непредусмотрительности.

Селисия была права, когда на кону стояло столько жизней, так поступить, как поступили Энели с Тэрином, было не допустимо.

Глава 7

Вель не могла не заметить, что чем ближе они приближались к землям родителей Селисии, тем беспокойнее и нервознее она становилась.

— Селисия, ты не рада, что возвращаешься домой? — не выдержала Вель. — Семья — это все-таки защита и безопасность или я чего-то не понимаю?

— Вель, мне не с чего радоваться. Я никогда не была дорога родителям. Они меня не любили, — Селисия грустно усмехнулась, о чем-то вспомнив, — впрочем, не меня одну, родители не любили ни одну из нас, ни одну из своих дочерей, — тут же уточнила она, заметив не понимающий взгляд Вель, — у моих родителей всего семеро детей. Пять дочек, которые рождались одна за другой и двое младших сыновей Седрик и Корин. Только сыновья для родителей что-то значили, только им они дарили внимание и любовь. А мы девочки так — балласт, сбыть который стоит больших денег. Вот и выдавали нас замуж за тех, кто соглашался на меньшее приданное, как в случае с моим мужем.

— Он согласился взять тебя без приданного?

— Ну не совсем без приданного. Немного денег, немного посуды, ткань, постельное белье. Но для Берта главное было мое имя. Купив земли и крепость, ему потребовалась жена из приличной семьи, чтобы в случае возникновения вопросов о его состоянии можно было бы сослаться на ее приданное. Кстати женитьбы от него потребовал граф, взяв под свое покровительство.

Берт с братом еще разыграли в карты, кому из них на мне жениться. Выпало Берту.

Вель с ужасом слушала рассказ Селисии. Она и подумать не могла, что та жила такой беспросветной жизнью. Ни одного лучика счастья, ни одной искорки радости. Она вспомнила, как Селисия рассказала, что объездила на лошади все окрестные земли, мечтая сбежать от мужа и выбирая маршрут побега, теперь стало понятно, почему.

— А если родные тебя не примут?

— Примут! Куда они денутся! Другое дело, что мой приезд им очень не понравиться, но выгнать меня они не решатся. Дело в том, что я могу тогда обратиться за помощью к королеве.

— К королеве? — пораженно переспросила Вель. Она уже знала, что королева правила всеми землями и всеми подданными на них. Вель не могла даже представить такое могущество, поэтому так и поразилась, услышав упоминание о королеве из уст Селисии.

— Да, к королеве, — подтвердила та, — мы были дальними родственниками отца нынешней королевы Аннабель. Когда ей исполнилось десять лет выбирали подружек или фрейлин ее возраста, и я попала в их число, благодаря такому родству. Два года я прожила во дворце рядом с принцессой, мы тогда настолько подружились, что даже переписывались какое-то время.

Родители меня знают: я способна на самые решительные действия, и в случае полной безысходности, обращусь к ее Величеству, взывая к памяти нашей детской дружбе. Но я не хочу идти на такой шаг, эту возможность я оставлю только на самый крайний, самый последний случай. Нет, родители побоятся выгнать меня. Такая недобрая слава может повредить моему брату, будущему наследнику моих родителей. Нет, так они не поступят, но мою жизнь, несомненно, превратят в кошмар, — и Селисия горестно вздохнула, она хорошо представляла, сколько упреков, сколько злых слов она услышит в родном доме, но делать было нечего. Потом она вспомнила, что еще ничего не сказала девушке, о той проблеме, что может ждать и ее.

— Вель, — осторожно начала Селисия, — я должна тебя предупредить, — она чуть помолчала, а потом решительно продолжила, — в доме родителей не только меня ожидают неприятности, но возможно и тебя также. Мой брат Седрик, избалованный и наглый молодой человек, никогда не встречающий отказа, в исполнении своих желаний. Он ...в общем, берет любую понравившуюся ему девушку, находящуюся в зависимом положении, не обращая внимания на ее желание или нежелание близости с ним. Родители смотрят на это сквозь пальцы, в данный момент, выбирая ему достойную жену, и считая такое его поведение вполне допустимым, пока он не женатый. Это гадко и омерзительно, но таковы реалии.

Если он тебя увидит и ты ему понравишься (а я в этом не секунды не сомневаюсь), он может начать на тебя охоту. И вот я хотела сказать, если он будет домогаться тебя, преследовать, ты можешь уехать, куда захочешь. Я помогу тебе, дам денег, дам рекомендательное письмо и подскажу к кому обратиться за помощью. Ты поняла?

Вель утвердительно кивнула, задумавшись после рассказа Селисии о проблемах, которые могут у нее возникнуть. Ей не хотелось покидать ни Селисию, ни детей, к которым она уже привязалась. Рядом с ними она не чувствовала одиночества, ощущала поддержку и заботу.

А от Селисии она была вообще в восторге, считая ее умной, сдержанной и очень мудрой. А еще от нее исходила такая сила, что Вель поневоле чувствовала себя ребенком или младшей сестрой, хотя однозначно по годам была гораздо старше ее.

Больше двух недель пути, и вот уже вдали стали видны шпили башен, путешествие заканчивалось. Отпустили лошадь, клеймо на боку которой могло бы их выдать и с тяжелым сердцем подъехали ко рву, ограждающему замок.

Глава 8

Опасения Селисии, что ее приезд не вызовет радости у родителей полностью подтвердились. Вель была поражена такому отношению, но о своих чувствах она, разумеется, никому не говорила.

Для начала: когда они, проехав по подъемному мосту, приблизились к воротам и сообщили стражникам кто они, ворота гостеприимно так и не распахнулись. Вместо этого их принудили достаточно долго ждать, пока посыльный мальчишка доложит об их приезде, а потом прибежит с сообщением, что только баронесса Силисия может быть пропущена в замок, детям и Вель необходимо ждать около ворот.

Селисия ушла, ее не было больше часа. Уставшие и голодные дети плакали и капризничали, но кроме Вель это никого не волновало. Вернулась Селисия, лицо было заплаканным, в глазах никакой радости, вслед за ней подошла служанка и конюх. Родители Селисии приняли ее и разрешили остановиться в своем замке.

Поселили их всех в угловой башне, находящейся достаточно далеко от покоев барона и баронессы де Санаэтти, чтобы детские крики не беспокоили их, так они, во всяком случае, объяснили. И Селисия, и Вель, лишь облегченно вздохнули, узнав, что видеть барона и баронессу им придется не слишком часто.

Началась новая жизнь. Селисия достаточно удобно расположилась в предоставленных комнатах. Места хватило всем. У детей была большая детская, очень уютная спальня и ванная, рядом находилась комната Вель. У Селисии была спальня, небольшая гостиная и еще комната для отдыха.

Служанку им не выделили, поэтому всю работу по уходу за детьми, уборку в комнатах, топку каминов, им приходилось делать самим. Дрова ежедневно приносил конюх, складывая около дверей, не заходя в дом, несколько ведер воды приносила и выносила девочка — помощница кухарки. Делали они это с такой неохотой, демонстрируя всем своим видом, как им не приятна эта работа, что Вель хотелось самой приносить и дрова, и воду, только бы их не видеть. Завтракать, обедать и ужинать приходилось в замке. Селисия и дети ели за столом с бароном и баронессой, Вель ела с прислугой. И вот эти часы были самыми неприятными не только для нее, но и для Селисии, и даже детей.

Слуги почти открыто демонстрировали свое призрение, и это было показателем того, как относятся к дочери родители. Чем Селисия заслужила такое отношение, было непонятно.

Впрочем, спустя некоторое время, все немного изменилось. Барон и баронесса даже снизошли до того, чтобы нанять учителя для маленького внука, девочку начали учить вышиванию и танцам. Возможно, это было вызвано тем, что в этот момент обоих сыновей в замке не было, и они, скучая о них, часть своего внимания подарили внукам.

Седрик, старший сын и наследник вот уже два месяца был в составе дипломатической миссии, находящейся в соседнем королевстве, вызывая в сердце родителей безумную гордость за него.

Второй сын, в столице изучал юриспруденцию, и родители очень надеялись, что в недалеком будущем он станет королевским прокурором.

Отсутствие братьев весьма порадовало Селисию, без них было гораздо проще и спокойнее. Она могла полностью заниматься своими детьми, раздумывая, что ей делать дальше. Хотя особенно раздумывать было не о чем, ее мать, сильная и властная, все уже решила за нее.

Баронесса Варианна де Санаэтти была умной, хитрой и жесткой женщиной. Своего мужа держала в ежовых рукавицах, о чем он к счастью не подозревал, поскольку она постоянно твердила о своем уважении к нему, пафосно, нарочито, демонстрируя покорность, на деле, уступая ему лишь в самых незначительных мелочах. Вель, доселе не встречающая такого лицемерия, была потрясена ее притворством, которое бросалось в глаза всем, кроме мужа баронессы.

Барон ничего не замечал: не замечал, что слуги, слушающиеся его жену не только с одного слова, а с одного взгляда, его собственные распоряжения выполняли лениво, неохотно и небрежно, не замечал, что обо всех происшествиях в замке сначала докладывают ей, а он получал только ту информацию, которую она разрешала ему сообщать, не замечал, что жена единолично решает все вопросы, связанные с поместьем, деньгами, судьбой детей, предоставляя ему лишь право завизировать ее решения.

Вообще-то баронесса Варианна могла бы служить образцом, чего может добиться нелюбимая, не красивая, но хитрая и услужливая жена от умного, сильного, энергичного и красивого мужчины, обладающего одной единственной фобией — он страшно боялся паралича, который хватил его отца, превратив за мгновение цветущего мужчину в полную развалину.

Воспоминание, как отец лежал совершенно беспомощный, не имея возможности самостоятельно повернуться даже на бок, но при этом хорошо осознающий свое положение, мучила барона постоянно. Он помнил слезы, которые иногда катились из его глаз. Поистине смерть была для отца желанной гостьей.

Этот страх барона жена незаметно и осторожно использовала в качестве своего главного оружия. Стоило ей только заподозрить, что муж уходит из-под ее влияния, как она тут же озабоченно начинала присматриваться к его лицу, утверждая, что оно у него то чрезмерно покраснело или наоборот побледнело. Или начинала озабоченно всматриваться в его зрачки, утверждая, что они, то чрезмерно расширены или наоборот сужены, иногда она неожиданно вспоминала о вещем сне, предупредившем ее о возможном недомогании мужа. И барон "ломался", отказываясь от участия в очередной охоте или пирушке, или каком-нибудь столь же веселом времяпровождении.

Приглашались врачи, его заботливо кутали, поили микстурами, кормили диетическими блюдами. Сама же Варианна в это время занималась делами мужа, какими не мог заниматься он по состоянию здоровья.

Но все это Вель узнала потом, а в первую встречу с баронессой ее поразили глаза: небольшие, злые и очень умные глаза-бусинки, мгновенно оценивающие собеседника, мгновенно решающе, какую линию поведения выстраивать по отношению к нему.

Со знатными, важными людьми она лебезила, но только перед теми, в чьем покровительстве нуждалась, с прочими держалась на равных, не позволяя принизить себя, свою семью или свой род. С мужем была ласкова и обходительна, не давая ему поводов усомниться в ее лояльности по отношению к нему, но при этом, безраздельно командуя и управляя им. Сыновей любила до безумия, прощая любые выходки и оправдывая их поведение в глазах мужа и окружающих. Со слугами строга, но не жестока, понимая, что ее комфорт во многом зависит от них, и лишь с дочерьми была беспощадна до крайности. Почему так происходило, Селисия не понимала ни в детстве, ни сейчас. Строгость на грани жестокости, наказания соизмеримые с наказанием для проштрафившейся прислуги.

Глава 9

Селисия чувствовала себя в замке родителей просто изгоем, чужой и не желанной, поэтому неудивительно, что самым близким для нее человеком стала Вель. Никаких отношений на уровне хозяйка — прислуга. Они стали близки, словно сестры, и этому не мешала разница в возрасте, поскольку Селисия принимала ее за семнадцатилетнюю девушку.

Странно, но Вель и сама не считала себя старой, хотя по всему выходило, что была старше Селисии лет на пятнадцать. Почему она не старела, Вель не понимала, и никаких объяснений этому найти не могла, поэтому благоразумно молчала, понимая, насколько это неправильно. Это была ее единственная тайна, с которой она боялась делиться с другими. Во всем остальном Вель была честна и искренна. Очень любила детей Селисии, огорчалась, видя холодное и черствое отношение к ним со стороны барона и баронессы.

Такое отношение они подтверждали с завидной регулярностью при каждой встрече. Особенно старалась баронесса. Зная от учителей о весьма скромных успехах внука в обучении, она просто изводила его едкими насмешками.

Действительно, для сына Селисии пережитый в замке отца страх, не прошел бесследно. Он начал заикаться, и любой грубый и резкий окрик приводил его в ступор.

Такие проявления стресса, возможно, исчезли бы при добром и заботливом отношении, но бабушка, считала, что это только трусливый и робкий характер мальчика.

Как Вель злилась на баронессу за такое отношение, как сердилась на учителей.

— Кевин умный мальчик! — бушевала она, — Это учителя не хотят помочь ему, придираясь и злобствуя, чтоб угодить Варианне, подтверждая ее мнение о нем. Селисия, почему ты не хочешь помочь сыну?

— Как? Я пробовала сказать учителю, что он резок и груб с ребенком, но мое возмущение вызвало на его лице лишь усмешку. Он ощущает поддержку матери, игнорируя меня и мои замечания. А один раз даже нагло заявил, что Кевин обманывает меня.

— Ну, так сядь рядом с ним на время уроков и сама проследи, как учитель с ним обходится!

-Я хотела, но мама запретила учителю разрешать мне сидеть рядом с сыном, мотивируя тем, что мое присутствие отвлекает его и мешает лучше запоминать то, что ему говорят. Кевин, действительно постоянно крутился, баловался, мне кажется, так выражалась его радость, что я рядом с ним. Конечно, учитель нажаловался об этом матери, и вот результат, — Вель раздраженно буркнула

— Так сама с ним позанимайся, чтобы он запомнил эти проклятые буквы!

— Мне он называет их без запинки, но вот учителю...под его недобрым взглядом он стоит, как столб и не может вымолвить, ни слова. А еще я пыталась объяснить ему, как из букв составлять слова. У меня не вышло, — Селисия огорченно покачала головой, а Вель в бессильной гневе прошипела:

— Если бы я умела читать, то сама бы выучила мальчика этому!

— Ты хочешь выучиться читать? — спросила Селисия, — Это легко устроить. Конечно, учить тебя никто не будет, но ты можешь присутствовать на уроках, и слушать все, что говорят сыну.

— А как ты объяснишь мое присутствие в комнате для классных занятий?

— Я скажу учителю, что ты будешь там находиться для того, чтобы следить за поведением Кевина. Сделаешь вид, что вышиваешь или шьешь, а сама можешь слушать объяснения!

Хоть Селисия почти в шутку предложила Вель учиться одновременно с маленьким Кевином, эта мысль обоим показалась очень привлекательной. И вот на следующий день в комнате для занятий, в самом уголке с пяльцами в руках обосновалась Вель.

Учитель, в который раз показывал Кевину буквы, и в который раз убеждался, что мальчик не запомнил ни одной.

— Предупреждаю в последний раз, — зловеще шипел учитель словесности, — если к следующему уроку, Вы не назовете мне все буквы, то я пожалуюсь на Вас баронессе, и она прикажет наказать вас розгами, — от таких угроз Кевина стало трясти, и он горько заплакал, Вель едва удержалась, чтоб указкой, которой учитель тыкал в буквы и в грудь Кевина, не стукнуть самого учителя, столько злости и негодования он в ней вызвал. Но вместо такой желанной и жестокой расправы, она решилась лишь жалобно попросить за мальчика.

— Господин учитель, Вы не могли бы еще раз повторить для Кевина названия букв, — учитель раздраженно вздохнул, но выполнил ее просьбу. Вель только это и было нужно. Ей хватило одного раз чтоб запомнить и написание, и название букв.

Вечером она сама занималась с ребенком, ласково и доброжелательно, помогая ему запомнить символы.

— "О" — круглое, как дырка в баранке, "н" — похожа на лесенку, "л" — шалашик.

— Я знаю, — спокойно сказал Кевин и легко назвал все остальные буквы. Мало этого он уже хорошо помнил весь алфавит, правильно называя последовательность букв. Теперь надо было только убедить его не бояться учителя и смело отвечать на его вопросы.

— Почему ты так боишься учителя?

— Он на меня так смотрит, что, кажется, будто хочет меня побить, — жалобно рассказывал Кевин.

— А если ты не будешь на него смотреть? Смотри на стену, на карту, что висит на доске. Знаешь что? — радостно придумала Вель, — А смотри-ка ты на меня! Я буду сидеть в углу рядом с классной доской, вот смотри на меня и отвечай на вопросы!

К следующему уроку, Кевин назвал все буквы. Это был прогресс, он легко и быстро выучился читать, и в этом была огромная заслуга Вель. Она как-то сразу поняла, как надо буквы складывать в слова и слоги, словно когда-то умела так делать, если не с такими буквами, то с какими-то другими точно, а потом легко, на доступном Кевину языке, объяснила, как это делать.

Вель открыла для себя мир книг. Селисия таскала ей из библиотеки родителей все книги, что попадались, скоро Вель хватало вечера или нескольких вечеров, чтобы прочитать даже самые толстые из них. Она садилась к огню и читала вслух, Селисия и дети пристраивались рядом, с огромным удовольствием слушая ее, несмотря на то, что книги были в основном откровенно скучны и однообразны. Жизнеописание святых, благие дела, какие те совершили. Почти все из них часть жизни провели в пещерах отшельниками, и вот описание этого периода их жизни больше всего бесило Вель.

Она без раздражения не могла читать, как этим святым белочки приносили орехи, ежики грибы и ягоды, а медведи рыбу и ветки деревьев для костра, только волков, приносящих ягнят, забыли, наверное, есть ягнят святым было не положено.

Как-то не верилось, что такое могло быть, во всяком случае, ее жизненный опыт говорил обратное. Когда она жила в пещере, все эти дары леса ей приходилось искать самой. И все равно чтение книг, значительно расширило ее кругозор, увеличило словарный запас, и теперь никому бы и в голову не пришло сказать на нее, что она чужеземка. Да, внешность немного отличалась от внешности местных жителей, но мало ли...

Глава 10

Время летело незаметно. Кончилась зима, растаял снег, появилась первая трава и листочки на деревьях. Плащи, подбитые мехом, шапки, меховые сапоги прятались в сундуки, щедро пересыпанные травами, защищающими от моли; взамен их доставались легкие платья и туфли.

Еще когда только Селисия прибыла в дом родителей, она категорически запретила Вель носить одежду, что носили в замке горничные и служанки.

— Я сказала всем, что ты не служанка, а воспитанница моего мужа, дочь его погибшего друга, — внушала ей она, — поэтому держись соответственно. Вот два платья будешь ходить в них, потом еще что-нибудь придумаем. А к этому балахону, подвязанному веревкой, даже не прикасайся.

— Я не смогу ходить в таком платье, — испугалась Вель, — я запутаюсь в длинных и пышных юбках. Подол касается пола, я наступлю на него и запнусь.

— А ты пока потренируйся ходить в комнате. Скажи спасибо, что ты такая худенькая, и тебе не надо затягивать корсет, чтобы зашнуровать лиф, вот тогда бы ты взвыла по-настоящему. Ношение корсета — это просто пытка, в нем тяжело не то, что бегать или ходить, в нем тяжело даже дышать.

— А зачем его тогда дамы носят?

— Так принято. Девочек учат ходить в нем с самого раннего детства. Зато при этом вырабатывается прямая осанка, которая, кстати, и отличает знатных дам от челяди. Не бойся, примеряй вот это темное шерстяное платье, давай я помогу затянуть шнуровку.

Страхи Селисии оказались напрасными, Вель, надев платье и пройдясь по комнате, выглядела так, словно всегда его носила. Она настолько грациозно приподнимала подол, поднимаясь по лестнице, и присаживаясь на стул, настолько спокойно спускалась по ступенькам, почти не глядя под ноги, лишь слегка касаясь перил, держа при этом спину совершенно прямо без всяких напоминаний и замечаний, что Селисия просто диву давалась.

— Ты точно раньше никогда не носила таких платьев? — в который раз спрашивала она.

— Нет! Я жила в поморском поселении, потом в лесной общине, а когда они вынудили меня уйти, жила с Энели и Тэреном, ходила в основном в штанах или юбке, не достающей до лодыжек.

— Странно! Такое умение само собой не приходит. Этому надо учиться, и учиться с самого детства.

— Ну, если только меня этому учили в младенчестве! — со смехом предположила Вель, — Я, ведь помню себя только с десяти — одиннадцати лет, а что до этого было со мной, не помню вообще.

— Может ты дочь какого-то знатного вельможи, наследница огромного состояния? — с загоревшимися от интереса глазами спросила Селисия.

— Вряд ли, когда меня нашли, на мне было одето рубище, никаких медальонов, колец, кулонов не было.

Вель замолчала, ей даже Селисии неприятно было рассказывать, что ее одежда, была одеждой рабыни, которую везли на продажу или наоборот купили, так говорили в поселке знающие люди. Правда в этом случае на ней должно было бы быть клеймо владельца, но когда женщины ее осмотрели никаких клейм, татуировок и других знаков принадлежности кому-либо на ней не было. Конечно, вероятность того, что ее похитили у богатых родителей с целью выкупа, существовала, но Вель, подсчитав, сколько лет, должно было бы быть ее родителям, давным-давно с грустью осознала, что тайну своего рождения она уже никогда не раскроет.

Точно так же Вель удивила Селисию, когда та объясняла ей, как правильно пользоваться столовыми приборами. Вель с первого раза запомнила назначение каждого из них, а потом настолько непринужденно пользовалась ножом и вилкой, что Селисия вновь заговорила о ее благородном происхождении.

Впрочем, очень скоро, эти несомненные достоинства Вель принесли ей первые неприятности. Брат Селисии, сын баронессы Варианны вернулся в родовое гнездо.

Он приехал раздраженный и злой на весь мир. На три дня закрылся в комнате, отказываясь разговаривать даже с родителями. Но Варианна была бы не Варианной, если бы через три дня не выпытала у сына, что случилось.

Оказывается, он обладал самым страшным пороком для представителя дипломатической миссии, то есть был чрезмерно болтлив и хвастлив, а во хмелю, эти неприятные качества, становились просто запредельными.

После первой же шумной попойки, которая одновременно являлась негласной проверкой на лояльность, стало ясно, что или Седрик больше не должен брать в рот ни капли спиртного, или в самом скором будущем его ждет тюрьма, каторга или смерть за выдачу государственных секретов.

Пить он не собирался бросать, в тюрьму тоже не хотел, оставалось вернуться к родителям, с поджатым хвостом.

Варианна, разумеется, упрекнула сына, но потом весь ее гнев обрушился на людей, что окружали его, и спровоцировали на бахвальство и болтливость. Благодаря ее усилиям, очень скоро Седрик вновь стал самим собой: наглым, самоуверенным, самодовольным маменькиным сынком.

После нескольких месяцев жизни в столице, жизнь в замке родителей показалась ему скучной и неинтересной. Охота его не интересовала, работы по благоустройству замка тоже, читать не любил, существование казалось беспросветным.

Осоловелыми от постоянного пьянства глазами он с отвращением рассматривал двор замка, и тут его взгляд натолкнулся на Вель.

Глава 11

Через три минуты он был около нее. Еще раз внимательно осмотрел, решая непосильную в этот момент для своего послепохмельного состояния задачу: "Кто эта девушка?"

От правильного решения зависело многое и самое главное: как себя дальше с ней вести? Если это, например, дочка приехавших гостей, то надо поднапрячь мозги, чтобы поразить ее красноречием и обходительностью, а если — новая прислуга, то понапрасну тратить силы незачем. Ничего не решив, на всякий случай обратился к ней, склонившись к самому ее лицу, дыша сивушным перегаром, при этом искренне считая, что его голос звучит таинственно и интригующе:

-И откуда такая красивая девушка появилась в нашем замке?

Вель отшатнулась от него, и неподвижно замерла, не зная как себя вести, моля, чтобы Селисия, которую она ждала, побыстрее вышла из дома. Седрик же решил, что ее молчание вызвано робостью от мысли, что такой прекрасный мужчина, как он, обратил на нее внимание.

— И как зовут такую милую крошку? — продолжал любезничать он и попытался взять ее за подбородок, чтобы приподнять лицо и взглянуть ей в глаза. Вель резко отпрыгнула от него и в панике оглянулась по сторонам, ища пути для бегства. Такое ее поведение окончательно уверило его в ее подчиненном положении, и он повел себя откровенно нагло.

— Стой, цыпочка. Ты куда? Я не разрешал тебе уходить, — с этими словами он цепко ухватил Вель за руку и подтащил ее к себе, пытаясь заключить в объятия. Вель вытянутыми руками уперлась ему в грудь, не давая прижаться к себе, и в эту минуту Селисия с детьми вышла из дома. Ей хватило секунды, чтобы разобраться в ситуации.

— Седрик, убери руки от Вель, — яростно приказала она. Он посмотрел на сестру и неохотно отпустил девушку, — Вель, воспитанница моего мужа...

— Ты имеешь в виду постельная шлюха твоего мужа-бандита, — грубо перебил Седрик Селисию.

— Вель — дочь его погибшего друга, которую...

— Дочь его бандита-подельника из шайки? — снова перебил ее Седрик, не обращая внимания на детей, которые округлившимися глазами слушали, что дядя говорит об их отце. Селисия ничего не ответила, она быстро развернулась и двинулась к решетке ворот, сегодня они хотели погулять вдоль рва, окружающего замок. Шли, молча, эта неприятная встреча оставила очень тяжелый осадок, тем более, что обе хорошо понимали — это только начало.

Продолжение не заставило себя ждать. Седрик не спускал с Вель глаз, оглядывая ее настолько выразительным взглядом, что сомнений в его намерениях не оставалось.

Селисия старалась не оставлять Вель одну, к сожалению это не всегда было выполнимо. Например, когда Селисия с детьми обедала с родителями, Вель в это время находилась среди прислуги, вот такой момент Седрик и подгадал, чтоб, наконец, удовлетворить свою похоть.

Вель, поужинав со слугами, быстро шла по темному коридору, стараясь быстрее добраться до крыла, в котором жила с Селисией. Она проходила мимо одной из дверей, когда та внезапно распахнулась, и ее мгновенно втащили внутрь комнаты. Одна мужская рука вцепилась ей в волосы, другая зажимала рот, при этом ее куда-то волокли. Вель быстро пришла в себя и стала отбиваться изо всех сил. Нападающий, не ожидавший такого отпора, ослабил хватку, и ей удалось вырваться. Она бросилась назад к двери, но Седрик, а это был он, снова кинулся к ней, снова схватил ее, и уже не пытаясь никуда тащить, бросил на пол, задирая ей юбку.

Но у него снова ничего не получилось в основном из-за того, что он не ожидал, что Вель настолько сильна. По силе она равнялась ему, поэтому, как он не старался, справиться с ней ему не удалось. К тому же шум привлек людей, и первой в комнату вбежала Селисия, за ней вбежали барон и баронесса. Вель быстро поднялась на ноги, рукав платья оторван, волосы разлохмачены.

— Что происходит? — грозно спросил хозяин дома. Он таким взглядом посмотрел на сына, что стало понятно, такая выходка ему даром не пройдет.

— Поймал воровку! — вдруг нагло, на ходу придумал Седрик, — она пыталась украсть у меня деньги, но я вовремя поймал ее.

Вель ахнула от такого несправедливого обвинения, но Варианна, не дав ей раскрыть рта, набросилась с оскорблениями.

— Дрянь, воровка, мы тебя приютили, а ты нас так отблагодарила! — она тараторила и тараторила, стараясь отвлечь внимание и гнев мужа от сына, но Селисия не дала ей этого сделать.

— Отец! — бросилась она к барону, — эту девушку отдали под мою опеку, мы пообещали ее отцу заботиться о ней. Теперь я, а значит и она, находимся под твоей защитой! Если ее обесчестят в твоем доме... — она не успела договорить, потому что барон схватил сына за шиворот, втолкнул его в соседнюю комнату, а там громко, что слышали и Селисия, и Варианна, и Вель грозно сказал:

— Еще раз попробуешь взять девушку силой, клянусь, я выгоню тебя из дома, а наследником моего имени, титула, земель и замка, назначу младшего сына Корина! Ты понял?!

Тихий голос Седрика ответил: "Да, отец"

Варианна бушевала, заботливо заглядывая в грустные глаза несчастного сына:

— Наглая, мерзкая девчонка! Оклеветала моего сына перед всей семьей! Ничего, ничего, через неделю ее и ноги здесь не будет

— Нет! — резко сказал Седрик, — Ты не выкинешь ее из замка. Она будет жить здесь...пока, — при этих словах его глазки плотоядно засверкали, — отец сказал, что я не могу взять ее силой, что ж пусть так и будет. Он не стал делиться матерью своими планами, а они были грандиозны. Он решил взять ее не силою, а соблазнить. Соблазнить, а потом выбросить, как последнюю шлюху. В удаче своих замыслов он не сомневался. Разве эта деревенщина сможет устоять перед ним таким прекрасным кавалером? Он столько месяцев пробыл в столице, и знает как галантно и обходительно ухаживать за девушками. От таких приятных мыслей у него улучшилось настроение, а поскольку он уже несколько дней не пил ни капли, воображение заработало с небывалой силой.

Глава 12

На другой день Седрик приступил к боевым действиям, ни секунды не сомневаясь в успехе, искренне считая, что вера в это — главный залог победы.

Нет, извиняться перед Вель он не стал, решив, что для служанки (так он ее в мыслях называл), много чести. Но в знак примирения захотел подарить ей скромное колечко.

Его он купил по совету собутыльника, чтобы растопить холодное сердце молоденькой жены трактирщика, но вручить которое не решился, поскольку благоразумие взяло вверх, учитывая, что этот трактирщик ранее занимался забоем быков на скотоводческой ферме.

Но Вель не приняла его примирительный подарок, в ужасе убежав, даже не объяснив причину своего отказа. Седрик раздраженно выругался самыми грязными словами, однако первая неудача не сломила его.

На другой день, вернее ночь, Седрик, предварительно ощипав в оранжерее все розы, являющиеся тайной гордостью его матери, обильно усыпал лепестками землю перед дверью Вель.

Ложась спать, он мысленно рисовал себе ее потрясенное лицо, когда выйдя на порог, она увидит эту красоту. Хотел встать пораньше, чтобы лицезреть это самостоятельно, но проспал.

Проснулся от дикого, истошного крика матери, допрашивающей всех слуг, выясняющей, кто посмел так поступить с ее цветами. Но виновного не нашли, также, как и исчезнувшие лепестки. Куда они подевались, Седрик так и не понял.

Вель ни взглядом, ни словом не обмолвилась о его таком невероятно романтическом подарке, но Седрик, стоически пробурчав про себя: "Деревенщина, что с нее взять? Никакого чувства прекрасного и возвышенного!", почти не расстроился, придумав новый способ, как завоевать сердце и тело Вель.

Стихи! Ну, конечно же, стихи! Романтические, чувственные, любовные поэмы — вот прямой путь к сердцу каждой красавицы!

Он поискал несколько стихотворений, но потом мысль самому написать стихи любимой, посетила его голову. Он попробовал, потом еще раз, потом еще...и написал!

Он сам написал любовный сонет! Ну, как сам...в общем, он взял любовную балладу, посвященную другой прекрасной девушке, и заменил ее имя, на имя Вель, безбожно склоняя и искажая его в угоду рифме, вполне справедливо решив, что Вель с оригиналом произведения не знакома, и вряд ли когда познакомиться. Полученное произведение показалось ему просто чудесным.

Но даже такой широкий жест, Вель не оценила, изо всех сил отбиваясь от его рук, которыми он ее удерживал, декламируя с выражением переделанные любовные стихи.

"Деревенщина! Как есть деревенщина!", — с раздражением думал пылкий любовник, огорченный очередной неудачей.

Узнав, что она умеет читать, написал ей любовное письмо, полное пафосных, избитых и совершенно лживых выражений. Вель отказалась взять его в руки, а когда Седрик подбросил письмо между стопками белья, что она несла в дом, то просто порвала его, не читая (ему об этом "любезно" сообщила Селисия).

Но Седрик не сдавался. Обдумав причину своих неудач он решил, что Вель относится к тому типу женщин, которые воспринимают только физическую любовь, а возвышенная и одухотворенная, не вызывает в них отклика. Он радостно потер руки, победа, оказывается, находится гораздо ближе, чем он думал в начале.

Теперь только создать необходимые условия, и он приступил к осуществлению задуманного.

Все последние дни Вель жила точно на вулкане, Седрик не оставлял ее в покое ни на минуту.

Когда он попытался одеть ей на палец кольцо, Вель помня, как бесчестно он обвинил ее в воровстве, и, решив, что в этот раз он хочет предъявить, уличая ее в краже, неоспоримые доказательства, яростно вырвала руку и спрятала ее за спину. Когда Седрик намекнул, что это маленький подарок, в счет их дальнейшей дружбы, Вель просто бросилась бежать, не в силах понять логику человека, сначала так глубоко обидевшего ее, а потом откровенно высказывающего надежду, на любовное продолжение отношений.

Когда рано утром Вель, просыпающаяся чуть ли не раньше всех в замке, увидела двор, усыпанный лепестками любимейших роз Варианны, она чуть не получила разрыв сердца, от мысли, что сделает с ней баронесса за свои цветы. Вель мигом разбудила Селисию и они вдвоем, работая быстро, как только могли, смели несчастные лепестки в кучу, запихали их в старые мешки и утопили, предварительно натолкав в мешки камней, во рву. Потом обессиленные, строили планы, кто такое мог натворить. Сошлись на Седрике. Теперь Вель его не только ненавидела, но еще и смертельно боялась, ожидая от него только неприятностей.

И они не заставили себя ждать.

То он, поймав ее в коридоре и крепко прижав к стене, выкрикивал нараспев, какие-то стихи, не обращая внимания на ехидные ухмылки челяди, с интересом и любопытством выглядывающей из дверей. Вель, представив, как долго ей теперь будут перемывать кости, вспоминая это происшествие, снова грубо оттолкнула Седрика и снова убежала, оставив его в растерянности и непонимании.

То это письмо. Она отказалась его принять, он сунул его в стопку с бельем. Письмо нашла Селисия и, распечатав, полчаса смеялась громко вслух, зачитывая, особенно смешные фразы, передразнивая голос Седрика.

Вель вынуждена была признать, что ее жизнь в замке становилась невозможной, и что ей в скором времени, если все так и будет продолжаться, придется его покинуть.

Но она даже не подозревала о том, что ей готовит Седрик.

Глава 13

Два дня Седрик ее не трогал, Вель уже начала надеяться, что самое плохое позади, но оказалось, он только подготавливал почву для решающего штурма.

В один из дней Варианна заявила Селисии, что ей нужна помощь: и ее, и Вель. Варианна занималась наведением порядка в замке: все горничные и служанки стирали, мыли, чистили, вытряхивали, выбивали, высушивали, ковры, балдахины, пологи, шторы, полы, стены, окна и прочее.

Селисии и Вель Варианна поручила самую деликатную работу: чистить фамильное серебро и протирать сервизы из драгоценного фарфора.

Вель сидела одна в комнате за широким столом и осторожно одну за другой перебирала невесомые чашечки и блюдца. Варианна сто раз повторила ей, сколь ценна эта посуда, и Вель протирала ее со всей осторожностью, на какую была способна.

Вдруг в комнату вошел Седрик. Вель насторожилась, но особенно не испугалась. Несколько минут он, молча наблюдал за ней, открыто и нагло рассматривая, словно пытался просчитать стоит она или нет, затрачиваемых на нее усилий. Под таким оценивающим взглядом, Вель внутренне сжалась, стараясь не показать, насколько ей неприятно внимание мужчины. В комнате повисло тягостное молчание.

Седрик подошел ближе, к самому столу, и, взяв одну из чашечек, стал небрежно крутить ее в руках. Вель с тревогой наблюдала за его манипуляциями, справедливо полагая, что ему ничего не стоит, разбив чашку, обвинить в этом ее, но Седрик придумал нечто другое.

Его глаза как-то, слишком радостно, загорелись, внутри Вель, от нехорошего предчувствия, все захолодело.

Он соорудил небольшую башенку из трех чашечек с блюдцами, поставив их одну на другую, рядом выстроил еще такую же. Потом, приподняв за нижние блюдца протянул Вель, эти хрупкие неустойчивые конструкции и попросил подержать. Она машинально взяла их в руки, и в эту секунду Седрик неожиданно отодвинул стол в сторону.

Вель осталась сидеть на стуле, держа в руках блюдца с чашками. Она хотела подняться, чтобы поставить их на стол, но Седрик не дал ей этого сделать, грубо наступив на подол платья, фактически пригвоздил ее к стулу.

-Так-то лучше, — довольно произнес он, улыбаясь, похабной, масляной улыбкой, — советую не дергаться, иначе, сама знаешь, что будет, если эти чашки разлетятся на осколки, — Вель замерла.

Седрик еще раз, теперь вполне по-хозяйски оглядел ее, весьма довольный ловушкой, в которую угодила его добыча. Наклонился к ней, провел рукой по лицу, приподнял волосы с плеч, обнажая шею, ноздри его раздулись, глаза горели огнем, беззащитность жертвы его возбуждала. Несколько раз, достаточно нежно, едва касаясь, провел кончиками пальцев по ее подбородку, горлу, спускаясь каждый раз все ниже и ниже в вырез платья.

Вель задрожала от отвращения, чашечки жалобно звякнули, напоминая о своей уязвимости, тогда она, словно окаменела, более никак, не реагируя на его прикосновения. Седрика это взбесило, и он взялся за нее по-настоящему.

Медленно, с наслаждением, потянул за узел шнуровки на груди, когда узел развязался, стал растягивать ее, освобождая грудь.

Вель сидела неподвижно, не имея никакой возможности препятствовать ему. Его руки нырнули под лиф и жадно сжали груди, грубо их сминая. Вель не шевелилась. Но Седрик уже не обращал внимания на ее реакцию, происходящее возбудило его, и он сам того не замечая, стал пахом тереться о ее плечо, продолжая тискать ее груди.

Мысли Вель метались в поисках выхода: "Что делать? Что делать?", — и тут она услышала в коридоре шаги. Вель вся превратилась в слух, пытаясь определить, чьи они: "Селисия!", и она изо всей силы выкрикнула имя подруги. Несколько секунд и та ворвалась в комнату, ей хватило одного взгляда, чтобы бросится девушке на помощь. Селисия оттолкнула брата и забрала из рук Вель чашки.

Он яростно дышал, с ненавистью глядя на сестру, но на Вель его ненависть не распространялась. Уходя, он ласково и многозначительно улыбнулся, подтверждая ее подозрения, что это еще не конец.

Варианна попросила Вель вымыть кронштейн, удерживающий полог над ее кроватью. Вель стояла на верхних ступенях небольшой лестницы-стремянки, держа в одной руке чашку с водой, в которую макала тряпку и после отжимания протирала чугунные завитушки.

Седрик неслышно вошел в комнату и остановился за ее спиной, наслаждаясь фигурой девушки, весь в предвкушении будущей игры.

-Мы снова одни, — проворковал он, — ни секунды не сомневаясь, что Вель безумно рада этому обстоятельству, — Селисия в другой части замка, я проверил. Эта дрянь больше не сможет помешать нам.

С этими многообещающими словами он подошел к лесенке. Вель вздрогнула, но тут же замерла, боясь расплескать воду на кровать Варианны.

В этот раз Седрик не собирался ходить вокруг да около, а сразу приступил к решительным действиям. Его рука скользнула Вель под юбку и стала быстро подниматься вверх по ноге, оглаживая внутреннюю часть. Вель сжала ноги, вместе с рукой, что в этот момент находилась между ними.

-Ох, малышка, — замурлыкал Седрик, и запустил под юбку Вель вторую руку. От отвращения ее заколотило. Было ощущение, что по ноге ползет ядовитая многоножка, которую невозможно сбросить. Тело Вель покрылось мурашками, так противно ей еще никогда не было.

А Седрик не унимался. Он был в полной уверенности, что от его прикосновений она возбуждается также как и он; не зная или не понимая по своей тупости, по своей глупости, что такие игры, вызывают и усиливают желание близости, только когда физическое влечение уже существует, сдерживаемое робостью, скромностью, стеснительностью или какими-то моральными путами.

Если такого влечения нет, то такие прикосновения вызывают тошнотворное отвращение и ничего больше. Именно это чувство они и вызвали у Вель.

Ей было настолько плохо, что, оценив ситуацию, и поняв, что сейчас никто не поможет, она решила дать ему отпор.

Весь план Седрика строился на том, что Вель, боясь потерять равновесие на хлипкой лестнице, неподвижно замрет, позволяя ему делать со своим телом, все, что ему заблагорассудится. Но, именно в этом, он жестоко просчитался.

Вель сама поражалась своему умению балансировать на самых неустойчивых поверхностях, она легко могла стоять, даже на одной ноге, на самых тонких ветках, едва удерживающих ее вес.

Вот и теперь; она осторожно приподняла левую ногу, одновременно разворачивая стопу правой по всей длине ступеньки, чтобы не нарушить балансировку лестницы, при этом легко удерживая равновесие, а потом, без размаха ударила левой пяткой Седрика в лицо, очень удачно, попав в нос. Седрик отлетел на два метра, и свалился, оглушенный падением.

Его счастье, что на лестнице Вель стояла босая, иначе простым ушибом он не отделался бы. Вель быстро спустилась вниз и побрызгала на него из чашки, приводя в чувство. С удивлением заметив, что не пролила на кровать ни капли.

Теперь с ненавистью Седрик смотрел уже на Вель, и этот взгляд ничего хорошего не обещал.

Глава 14

Вель рассказала Селисии, что произошло в спальне Варианны. Рассказала, с какой злобой и ненавистью смотрел на нее Седрик. Селисия хорошо знала брата, и как бы ей не хотелось, чтобы Вель оставалась с ней, обе понимали, что это уже невозможно. Вель должна бежать, причем немедленно, в ближайшие дни.

Но неожиданно все изменилось. Как ни странно, благодаря Варианне.

Буквально на другой день после случая с Седриком, баронесса вызвала Селисию в свой кабинет. Такое приглашение, да еще переданное личной горничной, самым доверенным лицом Варианны, ничего хорошего не сулило.

С беспокойством в сердце Селисия отправилась на встречу с матерью.

— Собирайся, — резко приказным тоном сказала баронесса, — через два дня ты уезжаешь.

— Куда? — с дрожью в голосе спросила Селисия.

— Сначала в столицу, потом в свой замок, — и глядя на побледневшее от испуга лицо дочери, нехотя стала рассказывать, — я написала письмо королеве Аннабель, еще в первые дни после твоего приезда.

— Зачем? — только и смогла вымолвить Селисия.

— Я попросила ее о помощи. Написала, что с тобой случилось, написала, что твоего мужа убили неизвестные разбойники, а дом разграбили и разорили. Написала, что тебе едва удалось сбежать с малолетними детьми. Написала, что твоя старшая дочь убита любовником...

— Не любовником, — резко перебила Селисия свою мать, — а графом.

— Нет, о графе я твои домысли и сплетни, полученные неизвестно от кого, сообщать не стала. И чтоб ты знала: я не верю ни одному слову из этих россказней!

Граф знатный и благородный вельможа, приближенный к трону. Его уважает, его мнению доверяет сама королева Аннабель! И чтоб я больше не слышала, как ты порочишь и унижаешь этого человека!

Кстати, чтоб ты знала. Королева мне написала, что о том, как тебе помочь, она советовалась, именно с графом, поскольку твой муж являлся его вассалом. Граф принял к сердцу твои беды, глубоко сочувствуя твоему горю.

Королева пишет, что он выбрал тебе в мужья благородного и честного человека, который станет твоей опорой и возьмет на себя все заботы о замке и землях, — Селисия в ужасе отшатнулась:

— Мама! Это граф послал людей убивших моего мужа, я едва убежала от них, и ты хочешь, чтобы я добровольно вернулась в капкан, из которого вырвалась?!

— Не мели ерунды! — злобно прикрикнула на дочь Варианна, — Граф лично поведет тебя к алтарю, и это будет самая прочная гарантия твоей безопасности!

— Но...но, — Селисия не могла найти аргументов, чтоб отказаться от навязываемого брака, — но, траур еще не закончен. Выходить замуж до окончания траура недопустимо! Меня все осудят!

— Да брось ты, — небрежно махнула рукой Варианна, — тоже мне сокровище — муж-бандит, за ним и плакать не стоит. К тому же пока доедешь до столицы, пока доедешь до своего замка, пока подготовка к свадьбе, вот год и пройдет.

— Муж-бандит? — Селисия глянула матери в глаза, она никогда не упрекала ее, что замуж ее выпихнули за такого недостойного человека, но сейчас насмешка Варианны над ее мужем резанула по сердцу, — А зачем, же тогда вы выдали меня за него замуж, если знали, что он бандит?

Баронесса не сочла нужным отвечать на этот вопрос, но Селисия больше об этом не думала, судьба ее мальчика, вот что ее беспокоило.

— Мама, ты же понимаешь, что за жизнь Кевина, в случае моего повторного брака, никто не даст и ломаного гроша?

Варианна вздохнула, несомненно, она это понимала.

— Успокойся Селисия. Королева написала, что мальчик с тобой в замок не поедет. Он станет пажом у одной из фрейлин королевы. Она не замужем и бездетна и полностью возьмет на себя все затраты на его воспитание. Когда он вырастет, станет офицером, о его будущем она позаботится.

— То есть у меня отнимут сына и отдают другой женщине? — в ужасе закричала Селисия.

— Это единственный выход в такой ситуации, — холодно подтвердила ее слова баронесса.

— Мама, но вы могли бы оставить Кевина здесь!

— И что дальше? Здесь у него не будет ни денег, ни поместья, а в столице он получит и воспитание, и положение в обществе...в общем, разговор окончен, если ты такая дура и не понимаешь, где твоему сыну лучше, то я больше не желаю с тобой разговаривать! — Варианна замолчала, но вдруг вспомнила, что еще было в письме.

— Королева предупредила, что фрейлина никогда не имела детей и не знает как с ними общаться, поэтому на первое время она просила, чтобы с Кевином побыл кто-то из знакомых ему людей. Я думаю, что твоя разлюбезная Вель, может с ним пожить, месяц или два, пока Кевин освоиться и привыкнет к новому дому.

Кстати, — при этих словах голос Варианны стал до невозможности ядовитым, — насчет твоей воспитанницы. О ней я тоже написала. Граф был безмерно удивлен, поскольку, будучи хорошо знаком с бароном ни о каком погибшем друге, а тем более ни о какой воспитаннице и слыхом не слыхивал. Но поскольку у него нет оснований не верить твоим словам, — баронесса испытывающее посмотрела на побледневшую дочь, понимая, что в отношении этой девушки существует какая-то тайна или недоговоренность, о которой дочь умолчала, и выведать которою Варианне не удалось, — любезно согласился подыскать мужа и для Вель среди своих подданных, тем самым, забрав груз ответственности за нее, с твоих плеч.

На негнущихся ногах, Селисия пошла сообщать Вель и детям новость, что изменит им жизнь.

Глава 15

-Мать написала королеве о несчастьях, что на меня обрушились, — сразу с порога стала рассказывать Селисия, — королева решила принять участие в моей судьбе и обратилась за помощью к графу де Ладуэрту, поскольку наши земли находятся под его покровительством. Граф подыскал мне нового мужа, и мать требует, чтобы я согласилась на это замужество, — тихо, едва слышно закончила Селисия свой короткий рассказ. Вель от ужаса зажала рот рукой, без объяснений понимая, что чувствует ее подруга.

Селисия обессилено прислонилась к стене, а потом съехала вниз на пол. Вель бросилась к ней, заботливо обняла и прижала к себе, и вот тогда Селисия заплакала. Она рыдала в голос, с трудом сдерживая себя, чтобы не завыть от безысходности, от беспросветности своей жизни.

Вель, пыталась утешить ее, шепча что-то типа: "Все будет хорошо, все будет хорошо", но Селисию такие слова не успокоили.

— Ничего хорошего не будет, — обреченно шептала она, — все будет очень, очень плохо.

— Подожди, — остановила Селисию Вель, — ты же говорила, что в самом — самом крайнем случае можешь обратиться к самой королеве.

— Мать опередила меня и написала от моего имени, якобы я настолько нервно истощена и напугана, что сама писать не в состоянии.

Вель ахнула

— Ты поедешь к королеве и скажешь, что письмо писала баронесса, причем, не спросив твоего согласия!

— Допустим, я пробьюсь к королеве Аннабель, допустим, я ей это скажу, а дальше? Дальше, что? Я же не просто так до сих пор не обратилась к ней за помощью. Я не знаю о чем ее просить! — с горечью выкрикнула Селисия. — Я-не-зна-ю о чем просить, — по слогам повторила она, — просить, чтобы послали отряд в наш замок и провели расследование кто те люди, что напали на нас? И что это расследование даст? Скажут отряд разбойников, я же не смогу доказать, что этих людей послал граф. Они все мертвы и ничего не скажут, к тому же я думаю, их давно где-то уже захоронили. Сказать королеве, что граф убил мою дочь? А как я это смогу доказать?

— Я буду свидетелем! — воскликнула Вель.

— Не смеши, — резко и даже зло осадила ее Селисия. — Ты никто. У тебя нет ни имени, ни документов, а слова графа подтвердят все его люди. В результате тебя за клевету на высокородного дворянина посадят в тюрьму, а может, еще сначала отрежут язык. За клевету отрезают язык, а если поднимешь на дворянина руку, то могут отрубить и руку, — Вель испугано притихла, понимая, что Селисия права, — к тому же, большинство людей скажут, что граф поступил правильно, наказав жену, предавшую его. А то, что ей было только пятнадцать лет, и она влюбилась в первый раз в жизни, никто и во внимание не примет, — с горечью продолжала Селисия. Знаешь, что мне сказала мать в самый первый день, когда мы только приехали? Что если бы я относилась к дочери, как она относилась к нам, то такого бы не случилось! Сказала, что я плохо и недостойно воспитала свою дочь и что мне в случившемся, нужно винить только себя!

Твоя мать злая ведьма! Черствая и жестокая! — убежденно сказала Вель, — Я уверена, что ты хорошо воспитала Энели. Я же видела ее, общалась с ней. Она была доброй и милой.

— Энели мертва, ей уже ничем не поможешь, но я и еще двое детей живы! Что нам делать? Что нам делать? — монотонно стала повторять Селисия.

— А чего бы ты хотела? — решилась спросить Вель.

— Я бы хотела продать это проклятое поместье, купить дом, и растить детей.

— Так почему ты не можешь так поступить?

— По законам нашего королевства женщина не имеет права распоряжаться имуществом. Поэтому замок и земли могут быть проданы только Кевином, когда ему исполниться шестнадцать лет.

— Так брось этот замок, и попроси королеву подыскать тебе должность при дворе, кастеляншей или хоть прислугой, — при этих словах Селисия задумалась.

— Нет, не получится. За десять лет от замка не останется камня на камне, значит, Кевин не получит ни копейки, да и без хозяина земли никто бросить не позволит. Почему граф так печется о моем замужестве? Чтобы рядом с его землями, все соседи были лояльны и преданы ему. Мне не дадут все бросить. Скорее изведут меня и детей, а когда это произойдет, земли отойдут короне, а потом подарят какому-нибудь человеку, верному графу.

— А если ты замуж выйти откажешься, а поместьем будешь сама управлять? — предложила Вель.

— Я не смогу. Жить одной в том страшном замке. Нет, ни за что! Все-таки мне придется выйти замуж, — с тяжелым вздохом, признавая неизбежное и смиряясь с судьбой, сказала Селисия, но Вель была не согласна с ее решением.

— А как же Кевин? Подумай о нем! Ты сама говорила, что возможный муж не потерпит под своим боком подрастающего наследника.

— О Кевине разговор особый. Он останется в столице и перейдет под опеку одной их фрейлин королевы.

— И ты на это согласишься?!

— Это лучше, чем его смерть, — твердо сказала Селисия, подумав про себя, что мать права, утверждая, что это наилучший выход для всех, как бы цинично это не звучало. — Вель я прошу тебя остаться с ним в столице на некоторое время, пока он привыкнет к новому дому и новым людям.

— Конечно, поживу! А что мне делать потом?

— Об этом нам тоже надо поговорить.

— Мать написала и о тебе. Граф удивился, поскольку ни о какой воспитаннице Берта не слышал. Ну с этим вопросом мы легко уладим. Я скажу, что он привез тебя и представил своей воспитанницей, буквально за несколько дней до смерти. А вот что скажешь ты, когда будут тебя спрашивать о родных и доме? — Селисия задумалась, — Значит так. Скажешь, что жила вместе со старой женщиной, скажем некой Мойрой, в лесу. Берт изредка навещал вас, и ты все время считала, что он твой родственник. А когда Мойра умерла, он забрал тебя и привез в наш замок.

— И что, граф поверит?

— Конечно, поверит. Он решит, что Берт держал тебя для себя, чтобы не разрешить Ладуэрту воспользоваться правом первой ночи. Жаль нет какого-нибудь кулона, медальона, броши, чтобы доказать твое благородное происхождение. Те вещи, что мы забрали у убитых использовать нельзя, граф может их узнать.

— У меня есть медальон! — радостно воскликнула Вель и протянула на ладони украшение, что сняла с мертвеца в своей избушке.

— Откуда он у тебя? — спросила Селисия, разглядывая волосы испачканные кровью, что были, внутри медальона.

— Я нашла мертвого человека, этот медальон был у него.

— Надеюсь, что он не принесет тебе неприятностей. В любом случае можешь сказать, что не знаешь, откуда он у тебя взялся. Был с тобой с самого рождения и точка. Странный какой-то герб на нем выбит, — чуть погодя сказала Селисия, рассматривая крышку. Никогда такой не видела, и все-таки кажется знакомым.

А теперь Вель самое неприятное. Граф и тебе нашел мужа. Если хочешь, можешь согласиться. Будем жить недалеко друг от друга, ездить изредка друг к другу в гости, — пытаясь соблазнить Вель радужными перспективами, начала Селисия, но увидев, как Вель яростно замотала головой, сразу замолчала.

— Я уеду, как только Кевин привыкнет к новому дому. Я не хочу ни за кого замуж, тем более за подданного графа.

— Не хочешь, чтоб он воспользовался правом первой ночи с женой своего вассала? — полуутвердительно, полувопросительно спросила Селисия.

— И это тоже, — серьезно ответила Вель.

Глава 16

Сборы были недолгими: Селисия собрала все вещи, что привезла с собой в дом матери, кое-что добавила Варианна, в основном тканей, для постельного белья. Селисия была этому рада, поскольку помнила об убитых мужчинах, заливших своей кровью кровати в ее замке. Мать добавила еще два серебряных подсвечника, три стопки книг, поскольку в отличие от дочери Варианна читать не любила, но на этом ее подарки и сюрпризы не закончились.

— В столицу вы поедете в нашей карете, — важно сообщила она, словно это не было само собой разумеющимся, — дороги опасны, для охраны нужны минимум двое стражников, а как ты понимаешь, у нас на счету каждый воин, — при этих словах баронессы Селисия резко дернулась, и только хотела сказать, что она обойдется без охраны, как мать жестко ее перебила, — поэтому твой великодушный и благородный брат, мой добрый сын Седрик вызвался лично сопровождать вас в столицу, — в голосе баронессы зазвучали пафосные патетические нотки, но, ни Селисия, ни Вель уже не обращали на это внимания. Они быстро переглянулись, без слов понимая друг друга, и им решение Седрика совсем не показалось ни великодушным, ни благородным.

— Вот гаденыш, — сказала Селисия, совершенно не преисполненная сестринскими чувствами, — как быстро он все просчитал. Конечно, едва ты выедешь из замка, то больше не будешь находиться под покровительством и защитой моего отца, значит, полностью окажешься в его руках Седрика, — увидев, как расстроилась Вель, она бодро добавила, — ничего, как-нибудь выкрутимся.

Во время движения, он тебе точно ничего сделать не сможет, на привалах тоже, вот только во время ночевки в трактирах..., хотя сейчас столько путешествующих...нет, мой братик на пути к столице до тебя не доберется!

Так и получилось.

Бедный Седрик, в некоторые моменты, Селисии было его даже жалко.

Как он галантно и "ненавязчиво" предлагал Вель прогуляться к протекающей недалеко реке, обещая показать какие-то невероятных и удивительных рыб, но тут Кевин с сестренкой, услышав его слова, также захотели идти с ними, а получив отказ, так громко стали плакать, что хоть Седрик с Вель и оказались у реки, но за их руки крепко держались малыши.

Потом, когда Вель отлучилась "в кустики", он попытался подойти к ней, именно в этот неподходящий момент, но получил палкой, что случайно оказалось у Вель под рукой, прямо по злополучному носу.

Теперь злоба и похоть просто переполняли его, какие только издевательства он мысленно не придумывал для Вель, но в реальности она была для него все также недосягаема.

— Ничего, — думал он, дай только добраться до столицы. Там тебя никто не защитит и не спасет.

Седрик знал, о чем он говорит. Столько ходило правдивых историй, о том, как иногда юные, неопытные, глупые девушки, случайно попавшие во дворец, то ли в свите сопровождения, то ли, приехавшие в гости, особенно из провинции, становились объектами издевательств, не только моральных, но и вполне физических.

Молодые, богатые, именитые бездельники находили особое удовольствие, особый шик, в том, чтобы надругаться над ними. Хорошо зная, что никакого наказание им за это не будет. А то, что эти поступки и преступления никак не сочетались с понятием "благородство", так они цинично высказывали уверения, что этим девицам-деревенщинам должно было быть даже лестно, что они побывали в объятиях таких высокородных кавалеров.

Седрик было несколько приятелей, в компанию которых он пытался попасть изо сил. Но пока ему приходилось довольствоваться их рассказами, которые он слушал с горящими от возбуждения глазами, явственно представляя особенно скабрезные и пикантные детали.

Вот к их помощи он и решил обратиться, если ему не удастся затащить Вель к себе в кровать. Седрик мысленно представлял, в каких неприглядных красках он обрисует Вель своим приятелям. Заносчивая гордячка, выбившаяся из грязи и плюющая на своего благодетеля. Да, такую девицу они захотят наказать с радостью. Только вот ему что от этого пиршества достанется? Одни объедки!

От таких мыслей он чуть приуныл. Ему хотелось быть первым, взять ее грубо и жестоко, но как это сделать? Решив, что когда они прибудут в Эль-Тэрру, тогда и будет видно, как ему поступить.

Дорога была дальней и скучной. Селисия с Вель или спали, или тихо разговаривали. Селисия внутренне примирилась со своей участью, и могла достаточно спокойно обсуждать свое будущее замужество. Для нее самым главным было, чтобы отчим не обижал ее маленькую дочку. И еще она очень надеялась, что Вель позаботиться о Кевине, и не оставит его, пока он полностью не освоится в новом для него мире. Слушая ее, Вель не переставала возмущаться:

— Почему в этой стране женщины столь бесправны. Я жила в поморском поселении, в лесной общине, и везде женщин слушали и уважали, ведь именно они рождали и воспитывали детей, следили за домом, готовили еду и ухаживали за животными. И нигде женщинам не запрещали пользоваться оружием, особенно для защиты жизни или чести.

— Когда-то давно и в Эдиэрре так было. Мало этого из женщин готовили воинов-телохранителей, которых нанимали богатые дамы, вот именно из-за одной девушки-телохранителя все и случилось.

— Что случилось?

— Она убила молодого короля, оставив страну без Правителя. Тогда Эдиэрра была могучим, цветущим королевством. Но после его смерти все изменилось. Престол перешел к его родственнику, другой ветви наследования, он был стар, и вскоре умер, трон занял старший сын, слабый и безвольный, но он тоже как-то быстро умер, или погиб, стали подозревать, что его брат, ставший следующим королем, как-то был в этом замешан. Началось расследование, которое прекратилось волевым решением нового короля. Однако нашлись подданные, отказавшиеся присягнуть королю-убийце. Началась гражданская война, страну стали рвать на куски, поскольку соседи, тоже воспользовались моментом, чтобы вспомнить о давних обидах...

— А, что случилось с той девушкой, убившей принца? — заинтересованно спросила Вель.

— Ее казнили, несмотря на то, что у нее был малолетний ребенок, — Селисия чуть помолчала, — внебрачный сын этого самого короля, которого она убила.

— За что она его убила?!

— Не знаю. Об этом не сообщается ни в одном учебнике.

— Наверное, из ревности, — предположила Вель.

-Нет, говорят, он любил ее настолько сильно, что хотел сделать своей женой, а ребенка объявить наследником.

-Какая-то странная, запутанная история, — недовольно поморщилась Вель.

-Странная история или нет, но ее последствия для поданных и особенно женщин, были очень тяжелыми.

Часть 3

Глава 1

Вскоре показались шпили королевского замка, стало не разговоров. Селиссия не могла сразу ехать во дворец, поэтому, сначала она сняла небольшой дом на окраине города, временно поселив в нем Вель с Кевином. Она очень правильно поступила. Как раз в это время королевы Аннабель, не было во дворце, она отдыхала в одной из загородных резиденций. Селиссии пришлось ехать туда одной.

Через четыре дня она вернулась, страшно расстроенная новостями, что привезла с собой. Опекунство над Кевином королева поручила своей фрейлине леди Алиры, молодой, красивой, веселой, взбалмошной и безалаберной, по мнению Селиссии, женщине. Увидев, кому доверено воспитание ее сына, Селиссия страшно огорчилась, теперь вся ее надежда была только на Вель.

-А, как королева решила поступить с тобой? — спросила Вель подругу.

— Как? Да очень просто, она передоверила решение моей участи графу Ладуэрту, и он уверил ее, что подберет мне самого лучшего мужа, какой только может быть. Я уже видела его.

-Ну и как он тебе? — с интересом спросила Вель, но Селиссия так глянула на нее, что Вель больше ничего не спрашивала, и так было понятно, что будущий муж Селисии не понравился, но она не видела другого выхода, кроме как смириться со своей участью.

-Ты с Кевином будешь жить в покоях леди Алиры, а они находятся во дворце, этажом выше покоев королевы. Будешь помогать ей одеваться, причесываться, она даже будет тебе за это платить небольшие деньги. Через неделю королева возвращается во дворец, тогда и переедете к Алире, а пока будем жить здесь.

Неделя пролетела незаметно. Селиссия, Вель и дети много гуляли, Вель, никогда ранее не бывавшая в городах, чувствовала себя неуверенно, но в тоже время внимательно смотрела по сторонам, стараясь запоминать дорогу, названия улиц, переулки, закоулки и тупики, что встречались во время таких прогулок. Почему-то на красоту, домов, дворцов парков ее оставляла совершенно равнодушной. А вот люди ее откровенно пугали. Столько много людей, спешивших по своим делам, кричащих, ругающихся, она никогда также не видела.

Наконец, они смогли перебраться в, отведенные ей с Кевином комнаты. Алира была щедра, Кевин сразу стал заниматься с очень хорошими учителями, Алира купила и ему и Вель много красивой одежды, не обременяла ее работой, была добра и к ней, и к мальчику, жизнь постепенно налаживалась.

Да еще и Седрик куда-то исчез. Едва они приехали в столицу, он тут же отправился к своим друзьям и Вель его больше не видела.

Но она зря успокоилась. Седрик не забыл о ней, наоборот, с каждым днем он все сильнее и сильнее желал ее, только он хотел, чтобы в этот раз все получилось наверняка, и поэтому не торопился, изо всех сил сдерживая свою страсть.

И вот в один из дней, когда Кевин занимался с учителями, а Алира умчалась по своим делам, Вель неожиданно принесли от нее записку с просьбой принести шаль. Вель насторожилась, почерк был не леди Алиры, но служанка объяснила, что эту записку написала по ее просьбе другая дама, и вызвалась проводить Вель. С тяжелым сердцем она подчинилась, и, взяв в руки шаль, отправилась вслед за девушкой.

Вель еще плохо знала дворец, стараясь не покидать покои Алиры, поэтому со все возрастающей тревогой двигалась по каким-то незнакомым переходам и коридорам.

-Вам сюда, — сказала девушка и открыла дверь, пропуская Вель вперед. Едва она зашла в комнату, как дверь тотчас захлопнулась за ее спиной. Вель со страхом обвела комнату глазами и поняла, что попала в ловушку.

В комнате четверо мужчин, один из них Седрик.

-Кто к нам пожаловал! — дурашливо протянул один, — Заходи, заходи куколка, тебя-то мы как раз и ждем, — и все четверо двинулись к девушке. Глянув в их холодные, равнодушные глаза, в которых горел лишь огонь, в предвкушении удовольствия, Вель поняла, что молить их о пощаде бесполезно. Они жаждали получить свое и никакие ее просьбы и слезы, не могли этому помешать. Она стиснула зубы и приготовилась отбиваться, сколько хватит сил.

— Ах, какая милашка, сейчас попробую какие у нее губки, наверно такие же сладенькие, как и она, — приторно-слащавым голосом сказал один из мужчин и двинулся к ней, но едва он коснулся ее, Вель с такой силой отпихнула его, что он отлетел на два метра, сбив по дороге одного из своих друзей, — ах, ты тварь, взревел мужчина, поднимаясь на ноги. Мы хотели не делать тебе слишком больно, но теперь ты получишь сполна! — и он с яростью бросился на нее. Но Вель снова ударила его, и снова ударила настолько сильно, что он вновь отлетел от нее, тогда мужчины все одновременно бросились к ней. Кто-то схватил ее за волосы, кто-то попытался задрать ее юбку ей на голову.

Если бы Вель носила жесткий корсет и платье с кринолином, то у них бы все получилось, а так, Вель ужом вывернулась из их лап, не обращая внимания на боль из-за выдранных волос, и снова стала бить и откидывать от себя насильников.

Они загнали ее в угол, но это оказалось ей только на руку, теперь никто не мог подойти к ней со спины. Она вновь и вновь отбрасывала от себя мужчин, у нее не было даже времени подивиться своей силе и выносливости.

Ни они, ни они уже не обращали внимания ни на звон разбитых стекол, ни на треск, ломающейся мебели. У них была только одна цель: скрутить ее, чего бы это ни стоило, У нее, не дать этого сделать, пусть даже ценой жизни.

И вдруг все прекратилось. Вель глянула на мужчин. Троих держали какие-то незнакомые воины, а к горлу ее "любимого" Седрика был приставлен кинжал. Вель глянула на владельца кинжала и похолодела: граф де Ладуэрт, вот кто это был. А он тем временем отдавал приказы:

-Даю вам час, чтобы убраться из дворца, — говорил он, обидчикам Вель, — если через час кого-то из них поймете — убить, любым способом, каким сочтете возможным,— это он сказал уже своим воинам.

Те кивнули в ответ и по его знаку вышли из комнаты, волоча за собой Седрика и его друзей. После этого граф внимательно посмотрел на девушку. "Скромное, приличное платье, явно не аристократка, но и не служанка. Какая красивая", — подумал он, подходя к ней поближе.

— Граф де Ладуэрт, — вежливо представился он, выжидая, когда Вель представится в ответ.

— Меня зовут Вель, — вынуждена бала сказать она, — я воспитанница барона де Санаэтти, а сейчас я нахожусь вместе с сыном барона Кевином, под покровительством леди Алиры, фрейлины королевы, — добавила она, на всякий случай, потому что ее испугал, откровенно заинтересованный взгляд графа.

— Ого! — радостно оскаблился он, — кого я вижу! Это ты, та малышка, которую хотел захапать барон себе в личное пользование, минуя своего сюзерена? — Вель молчала, — Ты слышала, надеюсь, о праве первой ночи? — доверительно шепнул он.

— Барон не говорил мне о том, что собирается выдать меня замуж.

— А он, по всей видимости, и не собирался. Он хотел сам лакомиться такой вкусненькой девушкой. — Вель сделала вид, что не понимает его грязных намеков, но графу было безразлично ее неведение. — Теперь я сам займусь устройством твоей жизни, — вкрадчивым голосом начал он, — Уверяю тебя, ты не пожалеешь, променяв одного опекуна на другого, — при этих словах он ласково коснулся ее щеки, и поразился нежности ее кожи. — Кожа, словно бархат, — пробормотал он, и еще раз погладил по щеке.

Вель, окаменев, стояла перед ним. Она каким-то внутренним чутьем понимала, что начав бороться с ним, например, откинув его руку, она только еще больше разожжет его похоть, от которой не будет спасения. Ладуэрт не Седрик, он намного страшнее и опаснее.

В этот момент вбежали стражники, привлеченные шумом. Граф на секунду отвлекся от Вель, а когда повернулся, в комнате ее уже не было. Но он нисколько не расстроился. Самое главное он теперь знал, что хотел, знал, где найти желаемое и знал, что он обязательно получит то, что хочет. Так было всегда.

Глава 2

"Бежать! Бежать куда глядят газа!", — только эта мысль билась в голове Вель, когда она, сломя голову, мчалась в свою комнату. Ее накрыла такая волна паники, что она плохо понимала, что делает, бегая по своей комнате, хватая все вещи подряд и запихивая их в мешок.

— Вель, что ты делаешь? — раздался удивленный голос Кевина. Этот вопрос отрезвил ее. Она посмотрела на мальчика.

— Кевин, мне надо срочно уехать, — как можно спокойнее сказала она. Услышав ее слова, он сазу заплакал.

— Вель, не бросай меня, я боюсь без тебя оставаться!

Она крепко прижала к себе ребенка, четко понимая, что не останется здесь, даже ради него. Все равно ее жертва будет напрасной, их все равно разлучат.

— Кевин, не бойся, я сейчас напишу письмо твоей маме, потом поговорю и леди Лирой. Она будет заботиться о тебе, пока не приедет мама.

Мальчик ее не отпускал, пришлось писать письмо, держа его на руках.

— Вот смотри, я пишу: "Селисия, я прошу тебя срочно приехать. Так получилось, что мне надо немедленно покинуть замок. Я попрошу Леди Алиру уделить Кевину больше внимания...", — дальше читать письмо вслух Вель не стала, потому что она откровенно написала в письме, что граф де Ладуэрт "почтил" ее своим вниманием.

В этот момент пришла прислуга и пригласила Вель и Кевина обедать. Эту девушку Вель знала хорошо, поэтому сразу повела мальчика в столовую. Когда она вернулась в свою комнату, то удивилась, увидев недописанное письмо, лежащим на полу, решив, что его сдуло сквозняком, Вель второпях дописала его и запечатав отнесла рассыльному.

Потом, как она и пообещала Селисии, она попросила разрешения поговорить с леди Алирой.

— Леди Алира, я должна срочно уехать, — решительно начала Вель, отказавшись от предложения присесть.

— Что у Вас случилось? — спросила дама. Вель замялась, не зная, что отвечать, но ласковый голос и доброжелательный взгляд леди Алиры, вызывали на откровенность, и она без утайки рассказала обо всем, что произошло некоторое время назад.

-Я должна уехать, — твердила Вель. — Я боюсь графа. Я должна бежать.

-Вы боитесь графа по какой-то особой причине? — уточнила Алира. Вель кивнула, не желая рассказывать, что ее заставляет так к нему относиться, — но... — Алира замялась, девушке вашего положения должно льстить внимание такого высокородного мужчины. Граф щедр, он обеспечит Ваше будущее.

Вель машинально отметила про себя, что леди Алира упомянула о щедрости, но, ни одного слова не сказала, ни о доброте, ни о заботе. Впрочем, ей было наплевать, даже если бы Алира клялась всеми святыми, что граф добр, ласков и нежен, Вель бы это не убедило. Смерть Энели и Тэрина забыть было невозможно.

Леди Алира, увидев, что Вель ей не переубедить, сказала со вздохом.

— Что ж, отправляйтесь. Я дам Вам немного денег на дорогу, — с этими словами она ушла в будуар и вышла оттуда, неся в одной руке мешочек с монетами, а в другой бокал с вином. — Выпей на дорогу, — сказала она, — вино придаст тебе сил.

Отказаться Вель не могла, понимая, что обидит Алиру, поэтому выпила вино тремя глотками.

-Куда ты собираешься ехать, продолжала ласково расспрашивать Алира. Вель хотела ответить, но язык стал, словно деревянный, и комната поплыла перед глазами. Ее ноги подкосились, и если бы не Алира, она рухнула бы на пол.

Дама бережно опустила девушку на ковер, и, видя, что та еще в сознании, с какими-то надрывными нотками в голосе сказала, ласково погладив ее по голове:

— Прости Вель, прости меня, но я не могла поступить по-другому. Мне приказали остановить тебя, приказали не дать тебе уйти. Я не могу не подчиниться. Но я вот что еще хочу сказать тебе. Хоть ты меня и возненавидишь, и не поверишь, но знай, я так поступаю и ради тебя тоже. Граф не тот человек, что выпустит добычу из рук. Где бы ты ни была, где бы не пряталась, тебя все равно найдут. Гончие будут идти по твоим следам днем и ночью, и тогда твое возвращение к графу станет намного более страшным и намного более болезненным. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. А так есть надежда, что он не будет с тобою чрезмерно жестоким, и, получив свое, наигравшись, быть может, отпустит на свободу. Ты только не зли его неуступчивостью, не оскорбляй и не плач, самое главное не плач. Прими все, как неизбежное, так будет легче.

Глаза Вель закрылись, она провалилась в беспамятство.

Глава 3

Вель несколько раз на короткое время приходила в сознание, и постоянно ощущала какое-то движение: то, как ее несли на руках, то тряску кареты, и каждый раз она слышала, как кто-то чертыхался, увидев, что она проходит в себя, и ей в рот тут же вливали какую-то гадость.

Окончательно очнулась в большой комнате. Она лежала на роскошной кровати под балдахином, рядом с изголовьем стояла ваза с одуряюще пахнущими красивыми цветами. Вель откинула одеяло и спустила босые ноги на пол. Тут же испуганно осмотрела себя. На ней была полупрозрачная ночная рубашка, быстро оглядела комнату: халат или пеньюар лежал на одеяле в ногах кровати. Это ее немного успокоило. Надев халат, подошла к стеклянной двери, ведущей на небольшой балкончик.

В первую секунду, выйдя на балкон, у нее захватило дух от увиденной красоты. А потом отчаяние такой же силы захлестнуло ее. Балкончик, на котором стояла Вель, словно ласточкино гнездо, был прилеплен на огромной высоте к стене башни, нависающей над морем. Вид, конечно, был очень красив, Вель, давно не видевшая моря, даже замерла на несколько секунд, а потом с жадным вниманием стала изучать и балкон, и решетку, которой он был окружен, пытаясь найти хоть какую-то брешь или щель и выбраться на волю.

Прутья решетки были толстыми и прочными, о том, чтобы раздвинуть их, не могло было быть и речи. Примерно до половины высоты роста человека, вертикальные штыри были переплетены поперечными полосами, а дальше взмывались в небо на высоту, оканчиваясь острыми пиками.

Вель вскрикнула от радости, она нашла выход. Она легко сможет перебраться через решетку и спуститься по отвесной стене, тем более что стена была сложена из дикого камня, изобилующего трещинами и уступами.

Вель посмотрела вниз, под башней плескалось море. "Ничего страшного, — подумала она, — по стене можно двигаться и над водой, все равно, где-нибудь стена соприкоснется с берегом". Вель заскочила в комнату, быстро решая, какие из вещей взять с собой, чтобы они могли пригодиться ей в дороге, потом, одумавшись, разделась и снова легла в кровать. Если сейчас кто-то войдет и застанет ее за перелазаньем через решетку, то она потеряет всякую надежду на спасение. И она оказалась права, не прошло и пяти минут, в замочной скважине заскрипел ключ, и дверь открылась.

Вошла пожилая женщина с подносом, уставленным тарелками с едой. Вель закрыла глаза, притворившись спящей. Женщина почти бесшумно поставила поднос на столик и подошла к девушке. Вель подумала, что изображать спящую. Глупо, лучше поговорить и выяснить где она и что ее ожидает. Но женщина ничего не сказала, не потому что не захотела, а потому что не могла, у нее был отрезан язык. Вель вздрогнула, когда поняла это, а еще она поняла, в чьих руках теперь находится.

Женщина жестами стала подзывать ее к маленькой двери, за которой располагалась ванна. Женщина хлопнула в ладоши и тут же несколько девушек прислужниц стали наполнять ванную теплой водой.

"Что делать, что делать?" — мучительно думала Вель. Ей было необходимо, чтобы на несколько часов ее оставили в покое, поэтому, не придумав ничего лучшего, она рухнула на пол, изобразив потерю сознания. Понимая, что сейчас, скорее всего к ней призовут лекаря, который без труда обнаружит ее обман, она стала мысленно пытаться замедлить биение своего сердца, и как ни странно, ей это удалось сделать.

Лекарь подержал ее за руку, потом она слышала, как он отсчитывает капли, потом ей снова стали вливать в рот, какую-то жидкость. Вель положили на кровать и оставили в покое. Едва за посетителями закрылись двери, Вель выбежал на балкон, и, вложив два пальца в рот, выблевала из себя, все выпитое.

Снова вернулась в комнату, и оценивающим взглядом окинула ее. Бежать в прозрачной ночной рубашке и халате, было неразумно, она поискала более подходящие вещи. К сожалению, ничего, вроде дорожной одежды, крепких сапог и теплого плаща, в комнате не оказалось, зато она нашла несколько украшений. Чуть посомневавшись, она уложила в небольшой мешок, который смастерила, вытряхнув содержимое подголовного валика.

Она тогда не понимала, какую страшную ошибку совершает, одно дело, когда девушка в отчаянии бросается в волны моря, надеясь погибнуть, и совсем другое, когда она продуманно и осознанно подбирает необходимые ей вещи, что могут помочь в дороге. Вель не учла главного: граф де Ладуэрт был не только невероятно жесток, он был еще и невероятно умен.

Вель легко подтянулась на руках, босыми ногами уперлась в прутья, медленно перебирая руками, достигла пик, почти легла на них, перебрасывая тело наружу, и стала осторожно спускаться. Ей удалось все.

Стена, упирающаяся в берег, оказалась совсем рядом, ее не было видно из-за закругления башни, а дальше была свобода. Густой лес совсем близко подходил к стене, Вель бросилась к нему, почти не замечая, боли в босых ногах, ели наступала на сучок или колючку. "Подальше, подальше от замка и графа!", — эта мысль заставляла ее нестись вперед на пределе сил.

Глава 4

Когда графу доложили, что Вель бросилась в море, покончив с собой, ярость его не имела границ, наказания посыпались на слуг одно за другим.

Он самолично обыскал ее комнату и от него не укрылся не распотрошенный валик, не исчезнувшие драгоценности. Он не задался вопросом: "Как он умудрилась сбежать?", он сразу озадачился вопросом: "Где ее искать?" и исходя из этого, отдал соответствующие указания.

Разумеется, был проверен берег, ведь девушка могла сорваться со стены. Но ее трупа волны не выносили. Дело в том, что в нескольких десятках метрах от берега, граф уже давным-давно приказал растянуть сеть, прилепленную к буйкам, что поднималась и опускалась вместе с водой прилива и отлива. Он хотел всегда точно знать, удалось ли какому из его пленников бежать, поскольку побегов совершалось немало. Но почти всегда плавающее тело находилось в огороженной территории. Тела Вель не обнаружили — значит, она сбежала.

Граф не сомневался, что ее изловят. Она не знала местности, в то время как ему была знакома каждая тропинка. У Вель не было даже малюсенького шанса спастись.

Это она вскоре поняла и сама, когда услышала лай собак, бегущий по ее следу.

От собак можно уйти или по воде, или сбив им обаяние каким-нибудь вонючим запахом, ядовитого дыма растения. Вель не могла сделать ни того, ни другого. Вскоре загонщики окружили кусты, в которые она забилась, и ее испуганный взгляд встретился со взглядом, полным яростной ненависти, графа де Ладуэрта.

-Ты быстро бегаешь, — медленно цедя слова, произнес он, — что ж, предоставлю тебе возможность, наладится быстрым бегом в полной мере.

Вель связали руки и за длинную веревку привязали к седлу графа, а потом он погнал коня вскачь, выбирая самую каменистую и заросшую самыми колючими растениями тропу.

Ветки хлестали ее по лицу и телу, камни резали стопы. Некоторое время ей удавалось бежать, потом споткнувшись, она упала, граф остановил лошадь, позволяя ей подняться и отдышаться, и все началось заново. Недалеко от замка он пустил лошадь галопом и уже больше не останавливался, даже когда увидел, что Вель упала и волочилась за веревкой по земле.

Потом ее затащили в подвал и бросили на металлический низенький стол.

Ладуэрт не скрывая отвращения, смотрел на нее. Этот окровавленный в грязных лохмотьях, что остались от дорогой одежды, комок мяса, больше не вызывал желания обладания, вызывал только желание рвать его и мучить, стараясь доставить ему, как можно больше боли.

Раны от стесанной кожи пекли и саднили, как же Вель хотелось потерять сознание, но желанное забытье не наступало. Она стиснула зубы и поклялась себе, что не будет кричать и молить о пощаде, какие бы пытки ее не ждали.

А ждало ее многое. Для начала ее опустили в воду с морской водой, в которую еще и добавили соли, чтобы раны стало жечь нестерпимым огнем. Вель молчала. Граф оскалился и с удовольствием посмотрел на очаг, в огне которого разогревалось до красноты тавро, которым клеймили животных. Он приложил раскаленный металл к ее щеке, металл зашипел, завоняло жженой плотью, Вель молчала, тогда клеймо прижалось к груди, потом к животу. Граф выбирал самые нежные участки тела и жег их с наслаждением садиста. Но ему было мало видеть, ему хотелось слышать, но Вель молчала.

Глава 5

Ладуэрт знал, что из пыточной Вель вынесут только в мешке для мертвых, поэтому не сдерживал себя. Но в этот момент его вызвали по неотложному делу, с сожалением оставив Вель, он вышел из подвала, надеясь вернуться через час. Однако случилось так, что ему пришлось покинуть замок, и вернуться он смог только через два дня.

С раздражением ехал обратно, злясь от того, что в подвале его ждет или труп, или тело близкое к состоянию трупа, что уже не сможет страдать в полной мере. Пинком распахнул дверь, шагнул к пыточному столу и замер, пораженный увиденным. Вель лежала там же, где он ее и оставил, вот только вместо трупа он увидел тело, с почти уже зажившими мелкими порезами и синяками, и довольно хорошо заживающими глубокими ранами. Даже вокруг ожогов кожа не была красной и воспаленной. Не было сомнения, что скоро от ран не останется и следа.

-Как такое возможно? — вскричал он, и сдавил лицо Вель, заглянув в ее глаза. Она дернула головой и ничего не ответила, — Если ты не скажешь мне, — прорычал граф, — то через день рядом с тобой в этом подвале будут корчиться и кричать от боли Селисия, Кевин и его маленькая сестра. Ты этого хочешь? — она отрицательно покачала головой, хотела что-то сказать, но лишь бессильно шевелила губами, не издавая, ни звука. Граф схватил кружку с водой, и, приподняв ее голову, помог ей напиться.

-Я...я не знаю, — прошептала она, — меня выбросило на берег, привязанной к двум пустым бочкам... На вид мне было десять-одинадцать лет... Я помню себя только с этого времени.

Ладуэрт с минуту смотрел на нее, взвешивая слова Вель, и решая верить им или нет. Потом, взяв первый попавшийся нож, стал разрезать веревку, удерживающую ее кисти, одновременно громко крикнул слуге, чтобы приготовили ванну с теплой водой в его покоях. Поддев Вель одной рукой под спину, другой под колена, поднял, прижимая к себе. Ему было наплевать, что Вель была мокрой, не только от крови и воды, которой он облил ее, приводя в чувство, было наплевать на грязь и запах, окутававший ее тело.

Руки Вель, долгое время стянутые веревкой так затекли, что болтались, словно плети, и не могли удержаться на его плечах, когда Ладуэрт, пытался закинуть их себе на шею. Он тихо выругался, снова положил ее на стол, и стал растирать кисти, пытаясь, как можно быстрее восстановить в них кровообращение. Потом снова поднял ее на руки и понес в свои покои.

-Лучше, если слуги не будут видеть, как быстро заживают твои раны, — тихо шепнул он ей на ходу, — Нет ничего хуже и страшнее невежества, и, рожденного им страха. Еще решат, что ты ведьма, донесут об этом в Священный Суд, и тогда — только костер.

В ванной он осторожно опустил ее на пол и стал аккуратно срезать остатки одежды, прежде, чем погрузить Вель в воду, в которую перед этим добавил каких-то снадобий, судя по разлившемуся в ванной запаху.

-Потерпи, — ласково и заботливо шептал он, когда Вель дернулась от боли при соприкосновении с горячей водой, тела с содранной кожей, — потерпи, — снова просил он, — сейчас станет легче. Настойка аравника снимет боль и еще больше ускорит заживление тканей.

Вель отказывалась верить своим ушам или глазам: человек, что так заботливо, ничуть не брезгливо ухаживал за ней, не мог быть тем человеком, что с садистким наслаждением прижигал ее кожу, раскаленным металлическим прутом.

Граф подставил еще одну лохань и стал промывать над нею, свисающие волосы Вель. Бережно намылил, бережно сполоснул. Потом также бережно стал протирать их, высушивая полотенцем. С лица Вель, засохшую кровь стирал влажной губкой, осторожно обходя и не задевая ею раны и ожоги. Закутав девушку в большую простынь отнес на свою кровать.

Крикнул слугам, чтобы принесли теплого бульона и кувшин вина. Подложив подушки ей под спину, самолично придерживал чашку у ее губ, пока она пила пахучий, насыщенный бульон, потом также держал у ее губ кубок с вином, заставив сделать несколько глотков. А потом Вель погрузилась в сон, перед этим ощутив, как ее переодели в длинную ночную рубашку и укрыли покрывалом, заботливо подоткнув со всех сторон.

Проснувшись, она чуть пошевелилась, и сразу лицо Ладуэрта сконилось над ней.

-Мне надо в туалет, — покраснев от того, что о таких интимных вещах приходится говорить почти незнакомому мужчине, сказала Вель. Он помог ей подняться, но идти никуда не пришлось, он просто подставил ей горшок, не обращая внимания на ее стеснительный, полный панического ужаса взгляд. Она умоляюще смотрела на него, не представляя, как она будет все делать, под его внимательным испытующим взглядом. Он снизошел на ее молчаливую просьбу и отошел к окну.

Выздоровление Вель шло полным ходом. Руки уже восстановили былую подвижность, и она смогла хотя бы прикрыть горшок крышкой, чуть не сгорая от стыда, за то, что подобное приходится делать, рядом со стоящим всего в нескольких шагах, мужчиной.

-Ванна уже готова, — все также не обращая внимание на ее смущение, сказал Ладуэрт, — сама сможешь дойти, или мне помочь?

-Я сама.

Он неподвижно остался стоять у окна, наблюдая, как Вель пошатывась идет к дверям ванной комнаты. Но Вель переоценила свои силы. На середине пути ее ноги подкосились, и только неизвестно откуда взявшиеся руки Ладуэрта, не дали ей упасть, а потом подняли в воздух и донесли до ванной.

Глава 6

Выздоровление Вель шло просто с невероятной скоростью. На другой день она уже уверенно ходила по комнате, а еше через день, Ладуэрт спокойно и даже как-то небрежно предложил ей прогуляться по парку, что окружал замок.

-Я могу выйти из замка на прогулку? — на всякий случай переспросила Вель.

-Да, ты можешь гулять по парку, причем в полном одиночестве, если тебе никого не захочется видеть. Можешь совершать верховую прогулку, только не отдаляйся далеко от замка, в глухом лесу водятся хищные звери, мне не хотелось бы, чтобы они растерзали или поранили тебя.

Вель непонимающе смотрела на него. Получается, что он предоставляет ей полную свободу?

-А, Вы не боитесь, что я сбегу? — тихо спросила она.

-Ох! — словно случайно вспомнив о чем-то очень важном, хлопнул себя по лбу Ладуэрт, — совсем забыл сказать. Сегодня вечером в замок прибудет Селисия с детьми, чтобы тебе не было скучно здесь жить, ну и на случай, если ты попытаешься сбежать, чтобы мне было чем заняться, пока тебя будут ловить! — голос графа был спокоен, взгляд ласков, а Вель похолодела от ужаса.

Потянулись однообразные тоскливые дни, даже приезд Селисии, не сделал жизнь Вель радостнее. Может из-за того, что сама Селисия была напугана и угнетена, отчетливо понимая, что ее жизнь и жизнь ее детей зависит от уступчивости девушки.

Впрочем, Ладуэрт никоим образом не стремился воспользоваться зависимым положением Вель, принуждая ее к близости с ним. Наоборот, он был вежлив, учтив, заботлив и внимателен.

Это его двуличие бесило и пугало Вель. Она понимала, что он пытается ее приручить, пытается заставить ее привыкнуть к нему и не воспринимать его врагом. Надо сказать Ладуэрт обладал особой харизмой, бывали дни, когда Вель попадала в сети его очарования, порой даже не замечая, что смеется его шуткам и с удовольствием принимает его внимание, после таких моментов, она начинала яростно ненавидеть... себя, за то, что хоть на недолгие мгновения пленяется им. И вот тогда, чтобы навсегда избежать этого, в один из дней, когда Ладуэрт особенно был к ней внимателен, она, чтобы разбить эти чары, что оплетали ее резко и даже жестко сказала.

-Вы много расспрашивали меня о прошлом. Я рассказала почти все, что случилось со мной, почти все... — ее интонация и то как она не закончила фразу, просто вынудили Ладуэрта переспросить.

-Почти все? И что же такого особенного ты от меня утаила?

Вель посмотрела ему в глаза и голосом, в котором прорезалась ярость и ненависть ответила.

-Я знаю, что Вашу жену Энели убил не Тэрин, а лично Вы, поиздевавшись перед смертью над нею вволю. Я видела, что Вы с ней сделали. Видела ее разрезанный живот и вырванные внутренности. Видела и изуродованный труп Тэрина.

К удивлению Вель, Ладуэрт отреагировал совсем не так, как она ожидала. Он не только не испугался, а даже не смутился.

-Неужели ты считаешь, что они этого не заслужили? — искренне удивился он.

-Вашей жене было всего четырнадцать лет, она была совсем еще ребенком, а Вы так жестоко расправились с ней. Вы зверь! Вы хуже зверя! — выкрикнула ему в лицо Вель. И опять Ладуэрт повел себя совершено непредсказуемо, он не обиделся на ее оскорбления, а только внимательно взглянул ей в лицо и серьезно сказал.

-Я не считаю себя зверем и чудовищем, скорее наоборот, считаю себя добрым и великодушным.

-Добрым и великодушным? — переспросила Вель, не веря своим ушам.

-Именно добрым и великодушным, — еще раз подтвердил Ладуэрт, — ведь я подарил ей почти три месяца счастья. Надеюсь, она была счастливой? — неожиданно спросил он у Вель.

-Была, — тихо подтвердила она.

-Вот видишь! — обрадовался Ладуэтр, — Я подарил ей столько счастливых дней, которых в ее жизни не было бы, и за это она заплатила жизнью. Все справедливо.

А почему Энели не была бы счастливой с Вами? Я понимаю, вы женились на ней из-за приданного...

Ее слова потонули в диком смехе Ладуэрта.

-Вель, сама подумай, что говоришь? Чтобы я связал себя такими узами, с каким-то дитем из захудалого дворянского рода, ради клочка земли? Да я бы нашел сотню способов, как его заполучить, если бы он мне, действительно понадобился, не прибегая к такому радикальному способу решения этой проблемы!

-Тогда, зачем Вы на ней женились?

Ладуэрт с легкой улыбкой смотрел на нее, замечая, что его ответ ей по-настоящему интересен, и не спешил удовлетворить ее любопытство. В этот момент дверь в комнату распахнулась, впуская слуг, которые быстро и почти бесшумно стали сервировать маленький столик для ужина на двоих.

Серебряная посуда, хрустальные бокалы, тарелки, белоснежные, украшенные вышитым графским вензелем салфетки, цветы, свечи. Обстановка просто завораживала.

-Не желаете переодеться к ужину, — тихо шепнула, низко поклонившись, служанка, предоставленная Ладуэртом для Вель. Сам он уже исчез, вероятно также для того чтобы переодеться. Вель неохотно отправилась на эти обязательные переодевания, которые ей приходилось терпеть три раза в день.

Платье, к нему драгоценности, веер и туфли. Потом поправить прическу, капелька духов. И вот Вель снова рядом с Ладуэртом. Понятно, что в присутствии слуг, разговаривать о таких важных вещах невозможно, но граф, когда хотел, мог быть приятным собеседником. Вель против воли даже улыбнулась несколько раз, слушая его и почти не поддерживая разговора.

Глава 7

-Так что же заставило Вас заключить этот брак, — снова напомнила она ему, едва они остались наедине. Ладуэрт понимающе улыбнулся, и, решив более не мучить ее любопытство, начал рассказывать.

-Видишь ли, королева Аннабель досмерти меня боится, справедливо считая, что я не согласен с тем, что на трон взошла ветвь нашего рода, к которой относится королева, когда как, должна править ветвь, к которой принадлежу я. И королева панически боится, что с ее сыном, будущим королем, может что-то случится. Она день и ночь ломала голову, как уберечь себя и своего отпрыска от такой угрозы в моем лице, и как не удивительно придумала, — граф говорил спокойно, словно речь шла не о нем и возможных убийствах, а о совершенно постороннем человеке.

-И что же она придумала? — выдавила из себя Вель.

-Небольшое государство, не имеющее с Эдиэррой границ. Принцесса, достаточно привлекательная молодая девушка, ее отец, понимая, что скоро умрет, стал подыскивать ей достойного мужа, что после его смерти помогал бы его дочери управлять государством.

Так случилось, что я встречался с принцессой нескоько раз на больших приемах. В общем, она влюбилась в меня, как кошка, и жаждала видеть своим мужем. Политическая ситуация на тот момент была такова, что мой прямой отказ мог стоить моей стране нескольких провинций. И хть королеву я ненавижу, но это не относится к моей стране. Лучшим выходом стала женитьба.

-А почему Вы не захотели стать мужем принцессы и будущим Правителем.

-Будущим Со-Правителем, — поправил ее граф, — и то только в том случае, если королева сочла бы меня достойным. Согласись, это очень унизительно ждать вердикт, пока тебя оценивают, словно лошадь, взвешивая положительные и отрицательные качества. К тому же Эдиэрра в два раза больше того государства... Нет, скажу честно, я отказался от этого, достаточно выгодного союза, из-за моего неприятия главенства жены в нашем возможном союзе. Сама мысль об этом была для меня отвратительна.

-Значит, чтобы избежать брака с принцессой Вы женились на Энелли. Но почему на ней? Я думаю, Вы легко смогли бы выбрать и более именитую, и более богатую и даже более красивую? — непритворно удивилась Вель.

— Да, да, да, полностью с тобой согласен. Недостатка ни в именитых, ни в богатых, ни в красивых невестах я не испытывал, но видишь ли, Энели полностью подходила для моих планов.

Мне не нужна была ни богатая, ни красивая жена. На богатой я уже женился один раз для того чтобы вновь собрать земли, когда-то принадлежащие моему роду. А красивая мне не нужна, потому что я не собирался влюбляться...

— То есть, — перебила его Вель, — у Энелли не было ни одного шанса надежды, что Вы со временем полюбите ее и будете счастливы вместе?

— О каком времени ты говоришь? — цинично усмехнулся Ладуэрт, — Этой девочке оставалось жить совсем немного, может чуть больше полгода, и все, больше она мне была не нужна.

-Полгода? — потрясенно прошептала Вель, — Вы отмеряли ей еще всего полгода жизни?!

— Я решил, что это самый оптимальный срок, — спокойно стал объяснять Ладуэрт, — должен же я был получить дивиденды, за годовое воздержание, наложенное на меня священником относительно моей малолетней жены, в то же время мне не нужен был первенец, рожденный ею.

— Как Вы можете так говорить?! — закричала Вель.

— Почему я не должен говорить, если это правда? — удивился он, — Знаешь поговорку: "Хочешь сделать своему ребенку самый дорогой в жизни подарок, выбери ему хорошую мать". Энели никак не подходила для роли матери моего наследника. Самое главное из-за того, что была непроходимо глупа, даже для своего возраста.

Вель поразилась подобному аргументу.

-Причем здесь ее глупость? Просто она была еще молода, у нее не было жизненного опыта.

-Причем тут жизненный опыт? — взорвался Ладуэрт, — Если, нанятые мной учителя, пытались вдолбить ей самые простые, самые элементарные знания о географии страны, о ее истории, а она смотрела на них и, только хлопала глазами, не понимая, что от нее хотят. А когда я попытался объяснить ей, что, будучи хозяйкой в моем доме, она должна учиться управлению и слугами и поместьем, а возможно и землями, что мне принадлежат, у нее вообще была истерика.

Я подумал, что от такой дурры и дети могут родиться такими же дураками. Зачем мне растить, воспитывать наследника, который не поддержит мои начинания? Мои планы грандиозны!

-Ты хочешь стать Правителем, свергнув Аннабель? — догадалась Вель.

-Да, я хочу, чтобы в Эдиэрре правила моя ветвь рода. Ты понимаешь, что мне придется для этого сделать. Так вот я хочу, чтобы мои усилия продолжил мой сын, укрепляя, расширяя, обогащая свою страну. А не какой-то слабый малоумный дурак, не видящей дальше своего носа. Я бы уже давно начал войну за власть, но зачем мне было бороться, если некому передать завоеванное. Теперь все будет по-другому. Теперь я начну борьбу!

Ладуэрт не сказал, но Вель и сама догадалась, что он видит ее в роли матери для своего наследника.

-Подданные не признают ребенка, рожденного вне брака, — быстро сказала она, чтобы хоть как-то отвратить его от этой мысли.

-Мой ребенок будет рожден в браке, обязательно в браке, — значительно подчеркнул он и чуть насмешливо взглянул на нее.

-Если Вы говорите обо мне, то это просто смешно. Вы не сможете жениться на такой безродной нищенке, как я. И Ваши подданные не признают меня. Признают, куда они денуться, морганатические браки существовали всегда, — уверенно ответил он, — к тому же я сильно подозреваю, что это я должен гордиться, взяв тебя в жены, а, учитывая к какому народу ты принадлежишь, то морганатическим этот брак был бы с моей стороны, — уже без улыбки продолжил он.

Вель поёжилась. В словах Ладуэрта был и смысл и логика, а учитывая, насколько могущественным он был, то к его словам следовало отнестись со всей серьезностью.

-И как же ты собираешься свергнуть Аннабель? — осторожно спросила она, — Переворот означает войну, ты к ней готов?

Он вздохнул.

-Наилучшим вариантом было бы, чтобы Аннабель и ее сын сами отказались от престола, признав, что их ветвь незаконно занимает его уже ста лет. И ведь, действительно, незаконно! — в ярости закричал он, смахнув с бешенством со стола посуду и остатки еды, — Из-за одного трусливого ублюдка, что исчез вместе с документами, что ему доверили. Найти бы их! — мечтательно сказал он, тогда можно было бы обойтись без крови и гражданской войны.

-Какой ублюдок? — не удержалась Вель от вопроса.

Он устало посмотрел на нее и покачал головой.

-Это очень длинная, очень запутанная семейная история. Может когда-нибудь я тебе ее и расскажу.

Глава 8

Вель ни минуты не сомневалась, что все, сказанное Ладуэртом о ней, как о матери его будущего ребенка, не шутка. В этом ее убедили и тон, и слова, а самое главное глаза графа, то, как он внимательно и серьезно смотрел на нее, с такой уверенностью, и в его взгляде не было ни капли сомнения.

Мысль о том, чтобы родить ребенка этому чудовищу настолько ужаснула ее, что она решила бороться до конца, а если придется и умереть, но только не допустить этого.

Каждый день, каждый час, каждую минуту она ожидала насилия со стороны графа, но ничего не происходило. Наоборот, с каждым днем он держал себя по отношению к ней все более и более учтиво. Вставал, если она входила в комнату, целовал ей руку при встрече и прощании, постоянно одаривал маленькими знаками внимания: букетами роскошных или маленькими букетиками полевых цветов, коробочками с изысканными лакомствами, украшениями. Портниха и белошвейка постоянно жили в замке, у Вель появилось роскошное постельное белье, украшенное вензелем с первой буквой ее имени, появилось роскошное нижнее белье, появились роскошные аксессуары к платьям, а потом появились...учителя. И не просто какие-то студенты на подработке, настоящие профессора старые и седые.

Чему ее только не учили. У нее должна была бы пойти кругом голова от такого обрушевшегося на нее потока знаний, но Вель справлялась. Выручала феноменальная память, ей стоило один раз прочитать, один раз объяснить, и она сразу запоминала сказанное, прочитанное и услышанное.

С ней занимались танцами, риторикой, учили королевскому этикету. Вель хорошо понимала, для чего все это делается, и начинала, еще больше боятся Ладуэрта. Он ничего не упускал в ее подготовке к будущей роли королевы.

Вель ждала, когда графу надоест изображать из себя благородного рыцаря, когда похоть, словно шелуху, сметет с него сдержанность и уважение к ней, когда он захочет взять ее силой. Вель основательно готовилась к этому дню, к сожалению, оружия добыть не удалось, потому что, несмотря на кажущуюся свободу, за ней пристально следили, и ей не удалось украсть кинжал ни у какого из охранников, ни нож на кухне, но она все равно была уверена, что так просто Ладуэрту с ней не справиться, в спальне стояли стулья и пушетки, и много чего другого, да и вообще любой предмет в сильных руках мог стать оружием.

Вель готовилась к нападению, а Ладуэрт все не нападал и не нападал. Она терялась в догадках, не в силах понять логику этого странного человека.

Этого не могла понять и Селисия, единственная подруга, с которой могла общаться Вель.

-Я думала, он не выпустит тебя из своей спальни, пока ты ему не надоешь, — как-то сказала она. — По слухам он еще никогда не отказывал себе в удовольствии. Которое может получить. Но с тобой он ведет себя совершенно иначе, я даже удивлена, — продолжала она, — если бы ты ему не нравилась, он давно выкинул бы тебя из своего замка, обычно он не церемонится с надоевшими ему женщинами.

Вель молчала.

Во-первых, она не могла рассказать Селисии правду о себе.

Во-вторых, была с ней полностью согласна. Она и сама чувствовала, что очень нравиться Ладуэрту. Он очень часто сопровождал ее на прогулках, не позволяя себе ни одного оскорбительного слова или движения. Разговаривал с подчеркнутым уважением, не пытался ни облапить, ни поцеловать. Очень часто они просто рядом сидели в беседки, но это молчание не было, ни тягостным, ни обременительным. Ладуэрт мог откинуться назад, облокотившись спиной о перила, и молча смотреть в небо, наблюдая за проплывающими облаками, о чем-то мучительно думая в эти мгновения.

"Почему он ее не трогает? — этот вопрос невыносимо мучил Вель, без ответа на него, она не могла чувствовать себя сколь немного комфортно. Ответ на свой вопрос она неожиданно получила в одной из бесед с графом Ладуэртом.

Специально Ладуэрт это делал или нет, но он часто беседовал с Вель на самые разные темы, словно проверяя, как она усваивает знания, полученные от учителей. Во время таких бесед она могла, в свою очередь спрашивать его о чем угодно, он не только запрещал. Но даже поощрял ее в этом.

И вот однажды она снова спросила его, как же так случилось, что ветвь его рода потеряла право на трон. Ладуэрт искоса взглянул на нее, но потом, поняв, что она как никто другой должна знать историю его рода, нехотя начал рассказывать. Вель просто почувствовала, насколько важна, насколько болезненна для него эта тема.

Мой прапрадед, некогда правивший Эдиэррой, официально не был женат. На все уговоры подданных, что ему пора жениться и родить наследника, он отвечал, что ему только тридцать лет, что он еще молод, и что у него все впереди. Но подданных не обманешь, все знали о романе, что вспыхнул между королем и девушкой-телохранителем. Роман, завершившийся рождением ребенка. Король признал сына, но не официально, то есть наградил свою возлюбленную графством с присвоением соответствующего титула своему сыну. Если бы король успел жениться и завести наследника, то понятно, ребенок, рожденный вне брака, не имел бы ни одного шанса претендовать на корону. Но король умер официально неженатым...

-Я слышала, что короля убила эта девушка-телохранитель, его возлюбленная, мать его ребенка, — перебила Вель рассказ графа, не желая, оставлять невыясненным такой важный вопрос.

-Да, — вынужден был признать Ладуэрт, — она его убила. И никто доподлинно не знает почему. Хотя, что я вру! — вдруг, ударив кулаком по скамейке, закричал он, — Один человек знает, вернее знал. Священник, что исповедовал ее перед казнью. Его хотели допросить, чтобы принудить сказать в чем она исповедалась, но он исчез! Мало того, что он сам сбежал, так он еще прихватил рубашку, что была на короле в момент убийства. Эта рубаха вся была залита его кровью.

-А, зачем Вам нужна та рубаха? — удивилась Вель. Ладуэрт грустно усмехнулся.

-Понимаешь, в нашем королевстве действует закон, что если король умирает не оставив законного наследника, то трон занимает тот, в котором, течет кровь, как можно ближе приближенная к королевской.

И вот, исходя из этого закона, трон занял дядя убитого короля. А сын короля и фактически его прямой наследник, был еще так мал, что не смог отстаивать свои интересы, требуя, чтобы в проверке учавствовала и его кровь. И могущественных покровителей у него тоже не было. Хорошо, что его не убили, а это вполне могло бы случиться.

Так вот, если бы сейчас у меня была бы та рубаха, то сравнив мою кровь, и кровь сына королевы, я без войны смог бы занять трон в нашем королевстве, — объяснил Ладуэрт.

Глава 9

-А умершие короли лежат в королевских усыпальницах? — продолжала спрашивать Вель.

-В том-то и дело, — с горечью ответил Ладуэрт, — что в усыпальнице лежит лишь урна с прахом. Простолюдинов в нашей стране хоронят в могилах, а вот особ королевской крови сжигают, чтобы никто не смог после смерти потревожить их останки. За всю историю нашего государства не раз случалось, что король, занявший престол, обычно не совсем законным путем, выбрасывал из усыпальницы останки предшественника, выставляя их на всеобщее поругание. Не жалели даже женщин. И вот именно в те времена и был принят этот закон. Так что рубаха с засохшей кровью была бы единственным свидетельством.

-Но если даже такая рубаха где-то и спрятана, то от нее осталась только сгнившая ткань. Чтобы столько лет сохранить ткань в целостности, о ней надо заботиться и беречь ее, — не удержалась от замечания Вель. Граф с бешенством ударил кулаком по столу. Слова Вель попали в самую точку. Увидев, как девушка испугалась взрыва его гнева, Ладуэрт нежно и успокаивающе поцеловал ей руку.

-Ты права, эта мысль и мне часто приходит в голову. И от этого мне становится еще больнее, — Ладуэрт вздохнул, а потом как-то странно посмотрел на нее, — Твои слова являются лишним подтверждением, что мы думаем по многим вопросам совершенно одинаково, я снова убеждаюсь в том, что ты будешь достойной королевой.

Вель не знала, что ответить на его слова, впрочем, Ладуэрт не ждал никакого ответа, этот вопрос был для него решенным.

-Что в этом альбоме? — спросила Вель, стараясь прервать неловкое, тяжелое молчание, что повисло после слов Ладуэрта.

-Это альбом с реликвиями угасшего королевского рода, которые я должен был бы унаследовать. Наш герб, наши штандарты и знамена, военная форма. Память о них осталась только вот в этих рисунках, — в его голосе явно зазвучали грустные и тоскливые нотки. Вель осторожно стала переворачивать листы, с интересом рассматривая картинки. Вдруг ее внимание привлек рисунок старинного королевского герба. Она с волнением стала всматриваться в него. Сомнений не было! Она его уже видела. Он был изображен на медальоне, что она взяла с собой из дома в лесу, в котором жила одна долгие годы.

-Я видела этот рисунок, — сказала она, проведя рукой по картинке. — У меня был медальон, на крышке которого был изображен этот герб.

-У тебя был медальон с моим родовым гербом? — не веряще переспросил Ладуэрт.

— Я не знаю, чей там был изображен герб, но рисунок на крышке был таким, — и Вель ткнула пальцем в картинку. — Я это точно помню, поскольку много раз рассматривала и медальон, и рисунок, и цепочку.

— Ты открывала медальон? — тут же стал допрашивать ее Ладуэрт, и, дождавшись утвердительного кивка, быстро спросил, — Внутри были портреты? Как выглядели изображенные на них люди?

— Не было никаких портретов! Внутри медальона находилась лишь прядь волос, испачканная засохшей кровью, — услышав это, Ладуэрт схватил ее за руки и грубо встряхнул, не в силах сдержать свое волнение.

-Где этот медальон?! Где он?

-Медальон был зашит в потайной карман одного из моих платьев. Я сейчас не знаю, где он, — Ладуэрту не надо было долго объяснять, этих ее слов хватило, чтобы он быстро вышел из комнаты, на ходу отдавая приказания слугам. Вель не поверила своим глазам, когда через два дня этот медальон оказался в ее руках. Они вместе с графом вновь рассмотрели его. Слушая его объяснения, она, другими глазами взглянула на это украшение.

-Этот медальон женский. Его сделали на заказ, и уже после того, как король подарил графство своей любовнице. В этом медальоне должны были бы быть портреты, возможно короля и его любовницы, а возможно, ребенка, почему их удалили? — задал он сам себе вопрос. — В медальоны вместе с портретами часто клали локон, — он внимательно стал рассматривать, отрезанную прядь, пытаясь определить, кому она принадлежала: ребенку, мужчине или женщине. — Волосы принадлежат мужчине, — вынес он свой вердикт, а потом к ужасу Вель, лизнул засохшую кровь языком. Ладуэрт некоторое время сидел с закрытыми глазами, а когда распахнул их, Вель даже отшатнулась от страха, увидев, сколько ненависти, плескалось в них.

— Эта кровь принадлежит близкому родственнику моего прапрадеда, — спокойным голосом сказал Ладуэрт, но от его спокойствия становилось только еще страшнее.

— Как жаль, что теперь не удастся выяснить, кому принадлежала кровь,— едва слышно сказала Вель, но граф ее услышал.

— Почему же не удастся? — спросил он, и, больше не сказав ни слова, вышел из комнаты. Через некоторое время пришла служанка и передала Вель, что граф просит ее подойти в библиотеку.

Библиотека графа была роскошной и не только из-за огромного количества редких книг, но и из-за самого убранства комнаты. Стены, обитые панелями редчайших пород деревьев, мозаичные окна, пропускающие через себя свет, расцвеченный яркими красками. Роскошный камин, что давал уютное тепло в холодные пасмурные дни. Диваны, кресла, стулья с дорогой обивкой, столы и столики, стоящие рядом с ними, ковры, лежащие на полу, все говорило о том, что хозяин замка любит свою библиотеку, дорожит ею, и проводит здесь немало времени.

Ладуэрт сидел на диване, рядом с ним на маленьком столике лежало несколько книг, обложки которых были украшены золоченым орнаментом, а углы окантованы металлом.

— Иди сюда, — нетерпеливо позвал граф, указав место рядом с собой. — Это воспоминания очевидцев тех страшных событий, — объяснил он, указывая на книги.— Это, конечно, копии, но они деланны с оригиналов, что хранятся во дворце, это точные копии слово в слово, я ручаюсь.

Вель с интересом взглянула на страницы.

— Вы что-то узнали? — догадалась она, заметив, как торжествующе блестели глаза Ладуэрта.

Глава 10

— Я изучил хроники тех событий вдоль и поперек, но я не знал, что искать, куда смотреть. Эта засохшая кровь, открыла мне глаза, теперь все стало ясно и понятно. Вот читай здесь, — и граф пальцем ткнул в какие-то строчки. Это было простое перечисление всех лиц королевской крови, что пришли почтить усопшего.

— И, что тут странного, или необычного, — удивилась Вель.

— А то, что среди перечисленных не упоминалось имя младшего сына будущего Правителя страны! Я на это как-то раньше не обратил внимания, тем более, что в других источниках, — граф похлопал рукой по другой книге, — говорится, что он был тяжело болен, упав на охоте с лошади. Теперь понятно, что убийца — он. Как он напал на короля узнать, конечно, не возможно, но он при этом получил сильное ранение, эта кровь явственно говорит об этом!

— Но почему тогда девушка-телохранитель взяла на себя вину? — удивилась Вель. — Она же могла рассказать о том, что случилось, — граф на минуту задумался.

— А может и не могла! У нее же был маленький ребенок, после смерти отца, оставшийся совершенно беззащитным. Что ели ей пригрозили, смертью ребенка, если она не возьмет вину на себя? Все сходится. Я частенько и сам удивлялся, почему не убили ребенка, который, по сути, являлся законным наследником, и мог представлять опасность для правящей семьи. Теперь все сходится. Его оставили в живых в обмен на ее жизнь и полное признание ею вины.

— Бедная девушка! — Вель чуть не плакала, представив, каково было той всходить на эшафот, зная, что она невиновна. Оболганная, несчастная, оставляющая маленького сына. Зная, что жизнь малыша зависит только от честного слова убийцы. — Как это ужасно, что никто, никто не знает, что она невиновна! — не сдержалась Вель. — Как бы мне хотелось, чтобы ее доброе имя было восстановлено.

— Увы, это невозможно. Единственный, кто предположительно знает правду, это сбежавший или пропавший священник, что ее исповедовал перед казнью. Но он давным-давно умер.

Вель вновь вспомнила умершего мужчину, которого нашла тогда в доме, и которого она похоронила в лесу. Она не сомневалась ни секунды, что это был, именно, этот священник об этом говорили и медальон, и другие вещи, что она нашла в сундуке. Что там еще было? Вель напрягла память. Карты, теперь она знала, что непонятные картинки были картами. Также были книги и бумага, и чистая, и исписанная. А, что если...? Вель посмотрела на графа.

— А, что если этот священник записал последние слова казненной девушки? Это вполне возможно, он же не мог не понимать, насколько они важны, — предположила она.

— Доказательством в суде эти записи, конечно, не были бы. Во-первых, сначала надо было бы доказать, что эти записи сделаны тем священником, во-вторых, что это не больные фантазии, сошедшего с ума, а в-третьих, где их искать?

Вель испытующе посмотрела на графа:

— Почему Вы не спрашиваете, откуда у меня этот медальон?

Граф не отвечал. Он поднялся с дивана, подошел к столику, на котором стояло несколько хрустальных графинов, наполненных винами разных сортов, налил себе в бокал из одного из них, полюбовался рубиновым цветом напитка, и только тогда ответил:

— А, зачем? Ведь и так понятно, что этот медальон попал к тебе случайно, — граф внимательно посмотрел на Вель. — Ведь это так и было? Я не ошибся? — поскольку Вель не отвечала, он продолжил. — Если учесть, сколько прошло лет, а за эти годы и рук, через которые прошел этот медальон, то спрашивая тебя, где ты его взяла, я, лишь воскрешу погасшую надежду, узнать, наконец, правду, о том, что тогда случилось... Или ты можешь рассказать мне нечто особенное? — Ладуэрт не спускал с Вель глаз, и как бы он не притворялся, надежда, помимо воли зажглась в его глазах.

— У меня, действительно, есть, что рассказать Вам. Не знаю, поможет или нет мой рассказ в Ваших поисках, но если Вы готовы меня слушать...

— Готов, — быстро перебил ее Ладуэрт, и одним махом выпив вино из бокала, сел рядом с ней.

...Это произошло, примерно, тридцать лет назад. Так получилось, что я оказалась одна в лесу. Никаких поселений не было на много-много миль вокруг. Я брела по лесу и случайно наткнулась на небольшой домик. Когда я зашла в него, то увидела на деревянном топчане мужчину, умершего много-много лет назад. Вот с его груди я и сняла этот медальон, — при этих словах Ладуэрт вздрогнул, но промолчал, не издав, ни звука. — Под топчаном лежал меч и конская сбруя, еще в доме был сундук. В этом сундуке были карты, книги, много листов чистой и исписанной бумаги.

— Что было записано на этих листках? — не выдержал Ладуэрт.

— Не знаю. Я тогда не умела ни читать, ни писать.

— И где же этот дом?

— Он сгорел в лесном пожаре, заставив меня искать другое место для жилья. Я шла-шла, очень долго, наверное, не один месяц, и вышла к домику, в котором была Энели с Тэрином, — едва слышно, закончила она.

Ладуэрт вскочил на ноги. Упоминание имени его жены, было для него сродни тому, как если бы ему в лицо плеснули ледяной водой. Ладуэрт, несомненно, понимал, что его чудовищная жестокость, проявленная к жене, и к самой Вель, легла непреодолимой пропастью между ними. Ему осознавать это было неприятно, Вель это ясно ощущала. В комнате повисло молчание.

Глава 11

— Вель, — твердо сказал Ладуэрт, — я уже объяснил тебе свои поступки и свои действия по отношению к моей жене, второй раз я это повторять не буду. Я чувствовал себя правым тогда, чувствую и сейчас, я знал, что в той ситуации, я являюсь пострадавшей стороной, и я не изменил и не изменю своего мнения, каким бы чудовищем ты меня не считала, — он еще раз взглянул на нее и вдруг сказал с горечью: — Я не горжусь собой! Но ты не знаешь, что ощущаю я, находясь запертым в моем поместье, как тигр в клетке. А ведь я могу много, очень много. Ты не представляешь, как мне противно осознавать, что властью в этом королевстве наделены люди, не способные управлять страной, не способные воспользоваться своей властью. Королевство гибнет, от него осталась только половина, по сравнению с тем временем, когда убили моего прапрадеда. А знаешь, что будет дальше? Сильные соседи разорвут нас и никто не сможет оказать им сопротивление. Армия, уже давно не армия, а кучка почти не боеспособных мародеров. Королева, понимая, что сама не может и не понимает как управлять народом, собрала вокруг себя кучку идиотов, и слушает каждого из них по очереди, постоянно меняя свое мнение, не доводя никакие начинания, реформы, реорганизации до конца, тем самым еще больше истощая казну и людские ресурсы и разоряя страну. А я могу все изменить. Я чувствую в себе силы. Я знаю это, Я уверен., и главное: я имею на это право! Право, которое у меня отобрали.

— Но тогда почему Вы до сих пор ничего не предприняли, чтобы изменить такое положение? — спокойно спросила Вель, хотя ее слова, на самом деле были ужасны, ведь она фактически спрашивала его, почему он до сих пор не развязал гражданскую войну.

Ладуэрт стиснул кулаки.

— И, что было бы дальше? Допустим, я смог бы сесть на трон, но я один. У меня нет ни братьев, ни сестер, ни племянников. Кто придет после меня? И вот эта бессмысленность всех моих усилий останавливает меня. Знаешь, я не злой человек, и я не получаю наслаждения от чужих страданий, но иногда такая ярость от моего никчемного существования охватывает меня, такой гнев, и нет никакого побудительного мотива пытаться сдержаться, вот тогда... — он не закончил мысль, но Вель и так поняла: в такие самые плохие моменты жизни, он изливает свою ярость на других. Так иногда ведут себя дикие звери, которых долго держат запертыми в тесной клетке, и когда они случайно получают свободу, то убивают всех на своем пути.

В этот момент в библиотеку зашел слуга и куда-то вызвал графа. Вель на несколько минут осталась одна. Она нервно заходила между книжных шкафов, обдумывая свои дальнейшие планы.

Несомненно, граф попросит отвести его к тому сгоревшему дому. Ей придется ехать с ним, без нее же этот дом точно никто не найдет. Дорога будет дальней, займет много времени. Они будут ехать по местам, которые она исходила вдоль и поперек. Сбежать от графа будет проще простого. Вель нетерпеливо потерла руки, план казался вполне осуществимым. Она поможет графу найти бумаги, что она спасла, а на обратном пути сбежит от него. Эти бумаги будут ее платой за побег.

Вскоре Ладуэрт вернулся.

-Вель, а ты можешь, хотя бы приблизительно нарисовать на карте путь, который ты прошла от того сгоревшего дома?

Вель задумалась, потом взяла чистый лист бумаги и поставила крестик, обозначающий дом.

— Ветер, пригнавший огонь, был с востока, значит, я все время шла на восток. На моем пути встретилось озеро. Я вышла почти к тракту, что проходил недалеко от дома, стоящем на перепутье, — граф понимающе кивнул, он понял о каком доме идет речь. — Подойти к дому я не решилась, — Вель не хотела выдавать хозяина, что тогда покормил ее, — и снова ушла в лес. Думаю, если от той усадьбы двигаться на запад, я смогу найти сгоревший дом.

Лицо Ладуэрта сначала очень внимательное, к концу рассказа Вель стало хмурым и даже злым.

— Вель, — тихо сказал Ладуэрт, — если ты решила во время пути сбежать от меня, прошу тебя, не делай этого. Если ты меня бросишь, если ты уйдешь от меня, я не знаю, что сделаю. Ты не представляешь, на что я способен в отчаянии. Я убью страшной, мучительной смертью всех, кто хоть капельку был тебе дорог. Я положу свою жизнь на поиски тебя. И найду, в конце концов, можешь быть в этом уверена. Понимаешь, если ты бросишь меня, я останусь один, вообще один. Вокруг меня нет никого, кому бы я мог довериться, вокруг меня нет никого, кому бы мне хотелось доверять. Вель, я знаю и помню, что я тебе сделал. Это нельзя никак уже исправить, это никак нельзя изменить. Но поверь мне, больше такого не случится. Я смогу сдерживать себя в минуты ярости, я это сделаю ради тебя. Я не прошу от тебя ни клятв, ни уверений, что ты меня не бросишь, хотя я полностью уверен, что именно это ты и решила сделать.

Вель молчала, не зная, что ответить. Такие прямые, откровенные слава Ладуэрта застали ее врасплох, а он, заметив ее сомнения, стал говорить с еще большей убежденностью:

-Вель, ты чужая в нашем мире. Ты совсем одна. Куда ты пойдешь? Снова будешь скитаться? Я предлагаю тебе стать моей женой, моей подругой, моим другом, а если твое отвращение ко мне исчезнет, то и возлюбленной. Вель, кроме тебя мне не нужна больше никакая другая женщина, клянусь! Но и это не все. Я пошлю людей, чтобы они собирали сведения о твоем народе. И когда я умру, ты будешь знать, куда тебе возвращаться, — голос графа дрогнул. — Вель, неужели из своей бесконечной жизни ты не можешь подарить мне несколько десятилетий, чтоб провести их рядом со мной?

Вель молчала, окончательно сбитая с толку. От таких слов Ладуэрта она растерялась, совсем растерялась, и поэтому поступила так же, как многие другие до нее. Она отложила свое решение "на потом", искренне надеясь, что обстоятельства сами подскажут, как ей поступить, но в самой-самой глубине души, отчетливо понимая, что выбора у нее нет.

Часть 4

Глава 1

Сборы были настолько быстрыми, что даже Вель, очень легкая на подъем, этому удивилась. Еще больше она удивилась, насколько продумано были собраны вещи, создавая максимальный комфорт и возможность для отдыха. Вель казалось, что она с трудом сможет отыскать дорогу, но это было не так. Она вела отряд точно по своему следу, находила места своих стоянок, места, где она разжигала костер и готовила пищу, но это было потом. Сначала отряд двинулся к дому-крепости Селиссии, Вель помнила, что недалеко от него она спрятала в дупле меч и некоторые свои вещи. Меч она хотела показать Ладуэрту, возможно на нем сохранилось клеймо мастера, или еще какие-нибудь отличительные признаки, по которым Ладуэрт смог бы определить, кому этот меч принадлежал.

Ладуэрт потребовал, чтобы Вель держалась рядом с ним. Так они и ехали: Вель с Ладуэртом в окружении всадников, в центре колонны, две служанки, обслуга и полтора десятка лошадей, груженных необходимыми вещами, завершали кавалькаду. Вель считала, что повозки проехать по лесу не смогут, граф согласился с ней, поэтому все ехали верхом, ведя на поводу навьюченных лошадей.

Дорога была и легкой, и тяжелой одновременно. Легко переносилисись обычные походные трудности, а тяжело Вель было потому, что она осознала насколько сложно противостоять искушениям, когда тебя соблазняет умный, успешный, привлекательный мужчина, обладающий богатым опытом в делах подобного рода, к тому же совершенно не скрывающий своих намерений. Он постоянно следил за Вель. Хотя, нет, следил не подходящее слово, оно не отображает то пристальное и в то же время ненавязчивое внимание, с каким он наблюдал за ней, изучая ее вкусы, ее желания, ее пристрастия.

Она не понимала, как он догадался, что она предпочитает мед диких пчел с легкой горчинкой, и каким-то особым ароматом, меду с пасек, который казался ей слишком приторно-сладким. Поэтому очень удивилась, когда на второй день, ей подали мед диких пчел. Она только глянула на Ладуэрта и быстро отвернулась заметив его довольную улыбку, вызванную ее изумлением.

Как он догадался, что она привыкла к не соленой пищи, и с трудом ела привычную для окружающих еду, но только ей стали подавать блюда, присоленные самую малость.

Как он догадался, что она не любит сорванные цветы, в глубине души считая, что это несправедливо убивать растения только потому, что они красивы, но только он перестал ее заваливать букетами цветов и стал дарить украшения и другие приятные вещицы.

Она никому никогда этого не рассказывала даже Селиссии, и уж тем более не ему, но он как-то догадывался обо всем. Он понял, что одна из служанок, из-под тишка дергающая ей волосы в момент укладки, Вель неприятна, и ее отослали в замок. Вель никогда не только не жаловалась на девушку, но даже не хмурилась, не делала замечаний, выражая свое негодование, и все равно он это почувствовал.

Временами ей становилось страшно. Поскольку только усилием воли она заставляла себя помнить, насколько он может быть жестоким и беспощадным. Что это именно тот, человек, который убил Энели, что, именно он, сейчас едет рядом с ней, глядя на нее немного насмешливым, но в то же время таким теплым, таким... таким... таким невероятным взглядом. Взглядом, который ей говорил, что он никогда, никому ее не отдаст, что она только его и никого больше. Что ей рядом с ним будет хорошо и спокойно, что пока он жив, никто никогда ее не обидит. Этот взгляд волновал и злил ее одновременно. Уж лучше бы Ладуэрт обижал и мучил, тогда его ненавидеть было бы легко, а так. Ее ненависть уходила из сердца, и она ничего не могла с этим поделать.

Если бы он посматривал на нее липким, раздевающим взглядом, таким, каким смотрел на нее брат Селиссии, когда ей хотелось немедленно встать под душ, чтобы смыть с себя, эти взгляды, ощущаемые почти, как физические прикосновения, тогда другое дело. Продолжать ненавидеть его не составляло бы никакого труда, а так...

Она сидела на краю обрыва, привалившись спиной к камню, бездумно глядя в воду. Ладуэрт бесшумно появился рядом, и улегся на траве у ее ног, подложив руки под голову. Он молчал, она молчала, и было так ... хорошо. Молчание совсем не тяготило, наоборот, молчаливое присутствие соседа придавало молчанию какую-то начимосттьи осмысленность.

Вель как-то незаметно для себя, вместо воды в реке стала рассматривать волосы и лицо Ладуэрта. Она не чувствовала себя при этом смущенной, поскольку глаза Ладуэрта были закрыты и внушали уверенность, что он не подозревает о том, что его так откровенно разглядывают.

— И как я тебе? — неожиданно спросил он. — Нравлюсь?

Вель быстро отвела взгляд, не пожелав отвечать на его нескромный вопрос.

— Знаешь, о чем я в последнее время постоянно думаю? — как, ни в чем, ни бывало, продолжил он. — Я думаю о том, что ты сохранишь память обо мне на долгие века. Обо мне настоящем, — добавил он. — Будешь помнить тембр моего голоса, цвет глаз и волос, будешь помнить тысячи мелочей, которые невозможно записать и передать даже в самых подробных хрониках и жизнеописаниях. Скажу откровенно, эта мысль приводит меня в восторг. Ты — мое Бессмертие!

Вель хмыкнула в ответ на такие пафосные и, что скрывать, очень приятные слова, и, не дожидаясь его вопроса, сразу сказала.

— Ты говоришь о памяти, а ты, случайно, не забыл, что свою жизнь я помню только с момента, когда меня выбросило на берег, возле рыбацкой деревушки?

— Это ничего не значит, — уверенно возразил он, — как только ты окажешься у своих, они помогут тебе восстановить память.

Воспользовавшись моментом, она тут же постаралась перевести разговор на нейтральные темы, постаравшись разрушить то незримое обаяние Ладуэртта, что окутывало ее. Обаяние, которое он, несомненно, осознавал и, которым вовсю пользовался.

— Я хочу попросить Вас рассказать все, что Вы знаете о моем народе. И еще хочу спросить: Вы точно уверенны, что я принадлежу Бессмертным, может еще есть другие народы, похожие на них.

— Я приказал своему секретарю найти и собрать любые сведения, о всех народах, живущих на Земле. Я не хотел, чтобы он понял, что меня интересуют только Бессмертные, поэтому пришлось ждать, достаточно долго, пока он соберет сведения о всех расах, о которых есть хоть какие-то сведения.

Ты не гномка, ты не орк, ты не тролль, значит, единственный народ, которому ты можешь принадлежать — это Бессмертные. О них написано много, но сведения слишком противоречивы.

Дело в том, что от наших земель их отделяет океан. Его конечно, можно пересечь, и многие мореплаватели так и сделали, но уж очень те земли неприветливы. Возможно там, где живут Бессмертные получше, вот только они очень зорко охраняют свои границы, не пуская никого, совсем никого.

Люди на том континенте тоже есть, но их не так много. Селятся они в небольших городах, под защитой высоких стен. Они занимаются в основном земледелием и скотоводством, меняя излишки еды на вещи, создаваемые Бессмертными.

— Как же я попала на корабль? — спросила Вель. Честно говоря, этот вопрос не давал ей покоя всю её жизнь.

— Причин может быть несколько. Бессмертные тоже имеют корабли, и тоже иногда переплывают океан, по каким-то своим причинам. Может ты была на корабле с родителями? Еще бывает, что пиратам заказывают каких-нибудь, особенно экзотических рабов, в том числе. Иногда и Бессмертных. В истории описывается несколько случаев, самым ужасным из которых являлось описание, как один ученый проверял на Бессмертном-рабе свои зелья, ядовитые снадобья, пользуясь тем, что органы его раба очень быстро регенерировались и восстанавливались. Еще заказывают женщин-рабынь Бессмертных, в надежде получить о них долгоживущее потомство, — при этих совах Ладуэрт как-то странно посмотрел на Вель. — Вот только женщины Бессмертных рождают детей только по своему желанию. Если мужчина ей неприятен, то детей у них никогда не будет.

Ладуэрт говорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово, и не отрывал взгляда от лица вель. Она густо покраснела, сама не зная отчего, и быстро увела разговор от этой скользкой темы.

Вскоре показался замок Силисии. Заехать внутрь Вель категорически отказалась, хотя люди Ладуэрта уже давным-давно похоронили мертвецов и сожгли вещи залитые кровью. Все равно воспоминания о тех убийствах, были очень неприятными. Граф не стал настаивать на том, чтобы Вель непременно ночевала в стенах башни, и разбил лагерь рядом с крепостью.

Такая уступчивость графа, наряду с тем, что он знал, или, во всяком случае, догадывался, о том, что именно она приложила руку к убийству его людей, и при этом не упрекнул, ни единым словом, расстраивали ее. Уж лучше бы он ей сказал в лицо: мол, ты считаешь меня чудовищем за то, что я убил в припадке ярости свою жену, изменившую мне и сбежавшую с любовником, а сама чем лучше меня? Ты зарезала совершенно спокойно и хлоднокровно больше десятка человек, хорошо осознавая и давая отчет своим действиям. Так кто из нас хуже?

Так вот Ладуэрт молчал, не сказав ни слова, из придуманного ею монолога, и от этого ей, было еще тяжелее.

Глава 2

Вель нашла дерево, в котором спрятала вещи. Ладуэрт с жадностью схватил меч и принялся внимательно его изучать. Увидев, точно такой же герб, как и на крышке медальона, успокоено улыбнулся. Похоже медальон не случайно оказался у того мертвеца. Все-таки существовала небольшая вероятность, что тот человек не имел никакого отношения к пропавшему священнику, заполучив медальон случайно, например, украв его, или, как и Вель, сняв с мертвого тела. Существование меча с таким же клеймом, значительно увеличивало шансы, найти и другие вещи, этого главного свидетеля, особенно, его бумаги.

На другой день они снова двинулись в путь. Вель уверенно вела за собой отряд. Она даже не подозревала, что так хорошо запомнила дорогу. Лес залечивал раны, нанесенные огнем. Зелень травы, веток и листьев кустарников, преобразили места, которые Вель запомнила зловещими из-за черного цвета и мертвой тишины, когда шла этой дорогой.

Они вышли к озеру, которое когда-то поддержало силы Вель, встретившись ей на пути. Разница меду видом озера, что отложился в ее памяти, и тем, что она увидела сейчас, была ощутимой. Тогда вокруг озера был сгоревший камыш, и дохлая рыба, плавающая кверху животами, теперь, озеро оказалось большего размера, чем было в тот засушливый год. Чистая, прозрачная вода, рыба плещущая хвостами. Единственно страшно докучала мошкара и комары, но с этим приходилось мириться, единственным спасением был дым, только он отгонял насекомых.

Утром Вель неслышно выбралась из своей палатки и пошла к берегу озера. От воды поднималась легкая дымка, а вокруг не было ни души. Вель сбросила одежду и несколько минут, совершенно обнаженная постояла на камне, нежась в лучах восходящего солнца. Нагота не была для нее чем-то шокирующим или нескромным. Много лет она провела в подобном состоянии, просто из-за того, что кроме шкур, никакой другой одежды у нее просто не было.

Шагнув с камня в воду, Вель, сделав еще пару шагов, полностью погрузилась в воду. Она доплыла до середины озера, развернулась и поплыла обратно. Вышла из воды и снова встала на камень, расплетя косу, чтобы просушить на солнце волосы.

— Ты специально издеваешься надо мной? — раздался тихий и несколько раздраженный голос Ладуэрта. — Тебе нравятся мои мучения? Ты получаешь удовольствие, зная, как я страдаю и как мне плохо?

Если Дадуэрт ждал, что она с громким писком съежится и станет прикрываться руками, и ее лицо станет от стыда, то он жестоко просчитался. Его страдальческая тирада, не произвела на нее ни малейшего впечатления, лишь заставив слегка повести плечом, как бы говоря, не хочешь страдать и мучится — можешь не смотреть, никто насильно любоваться мной никого не заставляет.

Потом Вель спокойно натянула на тело сорочку, потом платье-балдахон, в котором она путешествовала с графом, затянула широкий пояс, схватила в охапку нижнее белье, которое-то как раз и постеснялась надевать при нем, и босая пошла к своей палатке, спиной, ощущая прожигающий кожу между лопатками, взгляд графа.

И вот с этого дня их отношения очень резко изменились. Теперь Ладуэрт, откровенно демонстрировал, как он хочет ее, как она желанна ему. Он обнимал и прикасался к ней, при каждом удобном случае. Помогая взобраться на лошадь, он на несколько мгновений прижимал ее к себе, и она ясно слышала, как колотится его сердце. Подсадив на лошадь, он неизменно стискивал или поглаживал ее лодыжку, а один раз даже прижался к ней щекой, заставив Вель заалеть от стыда, поскольку граф это проделал на глазах у всех. Протягивая ей руку, помогая подняться, он переплетал ее пальцы со своими. Но, ни одного раза он не зашел за черту, при переходе через которую подобные проявления чувств уже становились назойливыми домогательствами, хотя...

Если бы все это делал то же Седрик, Вель постаралась бы находиться от него вне досягаемости его рук. От прикосновений же Ладуэрта она только краснела, стараясь не показать, как в такие минуты бьется не только его, но и ее сердце, и как волна какого-то неясного чувства окатывает ее с головы до ног.

Еще один переход и они подошли к месту, где когда-то стоял дом, приютивший Вель. Она сразу нашла место, где спрятала вещи мертвеца, оставшиеся после пожара. По приказу Ладуэрта два воина разбили тайник и вытащили сундук с документами.

Теперь, когда Вель умела хорошо читать, она и сама с интересом заглянула внутрь, рассматривая бумаги, что лежали в сундуке, и сразу поняла, что за документы случайно попали ей когда-то в руки. Мелко исписанные страницы — несомненно, дневник, или путевые заметки. Два листа гербовой бумаги, еще сохранившей печать сургуча — какие-то официальные документы, возможно, закрепляющие правовладение, или назначение на должность, а может и дарственные. Карта империи.

Вель пожалела, что в то время не умела читать, сколько бы восхитительных часов она провела, читая эти записки, строя предположения, пытаясь разобраться в путанице фактов и событий, что были описаны на этих страницах.

Ладуэрт приказал разбить лагерь, он собирался остаться здесь, по меньшей мере, на три дня. Вель стало почему-то не по собе, она ощутила, что эти дни станут решающими для дальнейших отношений между ней и Ладуэртом. Она помнила, как перед дорогой твердо решила сбежать, когда они достигнут этого сгоревшего дома. И вот этот час настал. Вель помнила, что Селисия с детьми осталась у Ладуэрта в заложниках, но перед дорогой, когда обдумывала план побега, даже это обстоятельство ее не останавливало. Остаться в когтях жестокого палача, чтобы спасти им жизнь? Но ведь, даже поступив так, не было никакой гарантии, что он все равно не убьет их по первой, же прихоти, или при первой, же вспышке ярости и гнева. Вель понимала это, и поэтому никаких сомнений в побеге не было. И еще тогда ей казалось, что возврат бумаг и документов, будет достойным возмещением за ее побег, теперь же ей так не казалось.

Это путешествие что-то изменило внутри нее. Она уже и графа не считала безмозглым убийцей, и уже оправдывала некоторые его поступки, и ей уже даже было его жалко.

И вот в минуты таких раздумий о своих дальнейших планах, Вель нашла компромисс.

Она решила уступить желаниям графа, а потом уже сбежать от него. Аргументы, которые она сама себе привела для оправдания подобного решения, были весьма убедительны.

Самые жгучие, самые мучительные желания — неутоленные. Именно они толкают людей, не умеющих сдерживать, подавлять и контролировать свои чувства, на самые дикие, самые чудовищные и жестокие поступки.

Граф не был исключением, даже, наоборот, был самым ярким представителем, подтверждающим это.

Вот Вель и подумала, что если граф не будет себя ощущать так, словно у него изо рта вырвали самый лакомый кусок, в тот момент, когда он уже запустил в него зубы, и все его чувства приготовились вкусить наслаждение, то может и его злость не будет такой всепоглощающей и ненасытной.

Однако Вель лукавила. Лукавила и врала самой себе. Она уже насколько дней, засыпая, представляла, как Ладуэрт целует ее. И эти видение были ей ничуть не противны, а наоборот, сладостны и приятны. И еще Вель не признавалась самой себе, что влюбилась в графа, влюбилась так, что находила оправдание даже самым страшным его поступкам.

Глава 3

Они вдвоем стояли у могилы, в которой Вель похоронила мертвеца из дома.

— Ваши предположения и догадки подтвердились? — тихо спросила она, поскольку грустная тишина этого места, не позволяла разговаривать громко, и словно давила на них.

— Да, — так же тихо ответил Ладуэрт. — В этих записках столько мелких подробностей, рассказывающих о том, что тогда случилось. И еще отдельно записан рассказ той женщины, которая была моей прабабкой, кстати, ее звали Ровена. Такие горькие и тяжелые строки. Она очень любила своего мужчину. Не потому что он был королем, а просто, потому что любила. Она не питала никаких надежд, что всегда будет рядом с ним, понимая, сколь различно их положение. Понимала, что когда он женится, будущая королева ни за что не согласится терпеть рядом соперницу. Поэтому она была готова отправиться в замок, который ей подарил ее любимый, и воспитывать там сына, втайне надеясь, что король не забудет о ней, и будет хотя бы изредка навещать ее.

И вот даже таким скромным мечтам, — при этих словах голос графа дрогнул, — не суждено было осуществиться. Реальность оказалась в тысячу раз страшнее. Дальше она рассказывает, как они с королем попали в ловушку, подготовленную кузеном короля. Как они вдвоем бились против нескольких нападавших, и ей даже удалось пробиться к тому ублюдку и вонзить меч ему в живот. Жаль только, что он не сдох от этого ранения, — эти слова Ладуэрт добавил уже от себя, скрипнув при этом зубами.

И снова, в который уже раз, Вель ощутила его нескончаемую боль, и такое сочувствие к нему захлестнуло ее, что она твердо решила сегодня же ночью уступить ему. Для себя же она, разумеется, объяснила свое желание тем, что пусть у него на нее не останется злости в сердце. Пусть он сохранит свое самоуважение и убеждение в том, что ни одна девушка не смогла устоять перед его напором. "Ничего, — убеждала она саму себя, — лишь бы он не гнался потом за мной, подстрекаемый чувством неутоленного желания. Пусть он успокоится от мысли, что получил то, что хотел!", — успокаивая и подогревая свою решимость, таким образом, Вель, когда в лагере все уснули, кроме часовых, скользнула, неслышной тенью, в палатку к Ладуэрту. Он спал на спине, закинув одну руку за голову, до талии укрывшись покрывалом. Она осторожно прилегла рядом с ним, а потом нежно коснулась ладонью его щеки. Ладуэрт проснулся за секунду, и за эту же секунду рука Вель оказалась зажата в железных тисках его ладоней. Она не сомневалась, что он с легкостью сломает ей запястье, если почувствует угрозу, но все обошлось, Ладуэрт узнал ее и отпустил руку.

— Я пришла... я хочу, — тихо и бессвязно стала шептать она, не зная, что делать, не зная, что ему говорить и как объяснять свое присутствие. Честно говоря, она была полностью уверена, что едва Ладуэрт увидит ее рядом с собой, как сразу же сожмет в объятиях, осыплет поцелуями, и все произойдет само собой. Вель не сомневалась, что он опытен и искусен в любовных играх, и ей фактически потребуется просто не мешать ему. Она так думала...

На деле все оказалось совсем по-другому. Ладуэрт, увидев ее рядом с собой, не кинулся душить ее в объятиях и с поцелуями тоже не торопился... он молчал. Вель совсем растерялась, в темноте она не видела его лица, не видела выражения глаз. Немного помявшись, она все же потянулась к нему губами, решив, довести до конца свою миссию, и снова ее ждала неудача. Ладуэрт крепко удерживал ее за плечи, а поскольку руки у него были длинные... Короче говоря, глупее она себя еще никогда не чувствовала. Ей было так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю. Надо бы было немедленно уйти, вот только из лежачего положения уйти с достоинством представлялось весьма сомнительной перспективой, только если отползти. И в этот ужасный момент Ладуэрт сухо, холодно и совершенно бесстрастно спросил:

— Вель, ты меня любишь?

В принципе она ожидала, что такой вопрос будет задан, но надеялась, что в пылу страсти, задыхаясь от поцелуев, она сможет как-нибудь невразумительно пробормотать что-то утвердительное. Но ответить искреннее "да" на этот вопрос, заданный спокойным, холодным тоном, явно не одурманенного страстью мужчиной, было невозможно.

Вель ничего не отвечала. Он правильно истолковал это молчание.

— Что это? — снова бесстрастно и сухо спросил он.

— Что "это"? — не поняла вопроса Вель.

— Ну, что это: подкуп, благодарность, плата, жалость? Что означает эта твоя подачка?

— Подачка? — задохнулась от обиды Вель.

— Да, подачка, — жестко и зло бросил Ладуэрт. — Ты не любишь меня, ты это только что сама подтвердила, так что ты тогда делаешь в моей палатке?

От такого прямого, жестокого и страшного вопроса Вель сжалась в комок, а потом, словно побитая собака выбралась из палатки Ладуэрта и бегом бросилась к своей. Утром она не могла смотреть ему в лицо, стараясь избегать его, как только возможно. Поведение Ладуэрта также изменилось, больше он не пытался прикасаться к ней, смотрел на нее, как на пустое место, разговаривал сухо, практически только отдавая приказы. Так прошел еще один день.

Глава 4

Когда первая волна стыда и позора за свое поведение схлынула, Вель страшно разозлилась на Ладуэрта.

— Вот, гад, — с возмущением думала она, — любовь ему подавай, иначе он не согласен! А как же те девушки, которых он брал без малейшего чувства не то, что любви, а даже симпатии с их стороны? Почему тогда это его не останавливало? Это же надо, какая скотина, — с бешенством шептала она себе под нос. — К нему добровольно в палатку пришла красивая девушка, казалось бы, бери ее и радуйся, так нет же! Вот, урод. Столько гадостей наговорил, а уж как смотрел, словно она ему не себя, а какую-то склизкую, холодную змею предлагает. В душе у Вель кипел такой гнев, такое возмущение, что попадись ей Ладуэрт в одиночестве на темной дорожке, она столько бы гадостей ему наговорила!

Вель не хотела признаваться самой себе, как больно ее ранило такое холодное, равнодушное отношение графа, особенно после тех дней, когда он так нежно, так тепло, так ласково общался с нею.

И все же они столкнулись наедине, вернее, Вель подкараулила его, неожиданно для него перегородив ему дорогу.

— я хочу поговорить с Вами, — вежливо начала она. Ладуэрт сложил руки на груди, всем своим видом выражая полнейшее внимание. Вель смутилась и все, приготовленные заранее слова, вылетели у нее из головы.

— Вы умышленно опозорили меня, выставив в меня в таком свете, словно я девица легкого поведения, соглашающаяся лечь в постель с любым мужчиной, — тихо сказала Вель.

— Ты сама себя выставила в таком свете, — жестко оборвал ее граф.

— Других женщин, насколько я знаю, Вы не требовали признаваться Вам в любви, перед тем, как взять их! — зло и торжествующе, что нужные слова нашились, почти выкрикнула Вель.

— И какие же выводы ты из этого сделала? — с интересом спросил Ладуэрт.

— То, что Вы... — Вель замялась. Ей очень хотелось сказать, что он негодяй, но так оскорбить этого человека было слишком страшно, Ладуэрт не тот, мужчина, который стерпит оскорбление, поэтому она умолкла на полуслове, и уже хотела тихо исчезнуть, когда он резко схватил ее за руку.

— Значит, ты предпочла бы, чтобы я взял тебя, как брал других женщин, когда мне надо было только самому получить наслаждение, не обращая внимания, на чувства и желания, выбранных мною? Ты этого хотела? — Вель испугано отрицательно замотала головой. — Так чего же ты хотела? — зловеще прошипел Ладуэрт, больно стиснув ее руку. Его лицо стало таким страшным. Глаза совершенно черными, из-за расширившихся зрачков, челюсти сжаты, губы превратились в тонкую полоску. Он за секунду превратился в то страшное чудовище, что видела тогда в подвале, когда он пытал ее. Он отшатнулась от него, замерев от ужаса. За эти месяцы, она как-то забыла, какой зверь живет внутри него, и что он может творить, когда вырывается на волю. Она беспомощно смотрела ему в глаза, понимая, что он сейчас ее убьет. Однако Ладуэрт, увидев ее глаза, пришел в себя. С трудом взяв себя в руки, горько сказал: — Что мне сделать, чтобы ты полюбила меня? Что мне сделать, скажи? Я чувствую, я знаю, ты нужна мне. Если ты будешь рядом, я сверну горы, я смогу все! Но я не хочу держать тебя пленницей, не хочу, чтобы ты ненавидела меня. Я хочу... я хочу... я хочу, — он запнулся, не зная как выразить, как объяснить, что он хочет видеть ее одобрение, поддержку, хочет ощущать ее тепло, ее любовь, и тогда он не побоится идти к своей мечте, тогда все его планы, все его чаяния и надежды сбудутся.

Но Вель молчала. Ее чувство к нему еще только зарождающееся, такое слабое и хрупкое исчезло и растворилось, увидев того страшного человека, каким он уже был когда-то. Ладуэрт несколько мгновений с надеждой вглядывался в ее лицо, а потом глухо сказал:

— Ты будешь рядом со мной пока я жив, потом можешь убираться куда хочешь.

Резко развернувшись, он ушел, оставив ее одну, с мыслями о том, что надо бежать и бежать немедленно. Свой план побега она стала претворять в жизнь этой же ночью.

Лошади паслись около озера, так, что украсть лошадь она смогла без проблем. Все вещи оставила в палатке, чтобы не вызвать никаких подозрений. Вместо себя оставила скрученные тряпки, накрыв их покрывалом, и никем не замеченная покинула пределы лагеря. Она знала, где ей укрыться, пока Ладуэрт будет рыскать по окрестностям в поисках ее. Здесь был ее дом целых тридцать лет, здесь она знала каждый укромный уголок, и не сомневалась, что сможет сбежать от графа. Сначала она ехала той же дорогой, по которой они ехали к сгоревшему дому. Следы двухсот коней и нескольких повозок отлично маскировали и ее следы. Потом она поднялась на скалистый уступ горы, ведя за собой коня в поводу, потом спустилась в небольшую долину, о существовании которой люди графа и не подозревали, потом поднялась еще на одну гору, и застыла... На всем пространстве, сколько видел глаз, горели небольшие костерчики, разожженные столь мастерски, что дыма от них совсем не было заметно. Вель в страхе стала считать: один, два, три, десять, пятьдесят. Если представить, что около каждого костра было минимум десять человек, то получалось где-то около тысячи. Тысяча воинов, идущих следом за ними! В том, Что они шли за ними, или наоборот, ждали, когда отряд Ладуэрта будет возвращаться назад, Вель не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что эти воины ждут графа не для того, чтобы выразить ему свое восхищение, а для того, чтобы убить.

Вель не раздумывая ни секунды, развернула лошадь, и той же дорогой, что добиралась сюда, вернулась в лагерь Ладуэрта. И снова, как в прошлый раз, неслышно проскользнув в палатку, прикоснулась рукой к его щеке. Только Ладуэрт вместо того, чтобы грубо схватить за руку, мгновенно подмял ее под себя и шепнул ей в ухо счастливым голосом:

— Ты все-таки меня любишь! Ты хочешь быть со мной!

На секунду Вель расслабилась, не пытаясь вырываться из его рук. Она не понимала себя, у нее было такое чувство, что она вернулась после долгой разлуки, хотя, ни граф, и никто в лагере даже не заметили ее отсутствия. Ладуэрт сразу ощутил, это ее другое к нему отношение, он стиснул ее в обьятиях, и замер на несколько секунд, просто наслаждаясь ее близостью. Но когда он потянулся к ней за поцелуем, вель закрыла ладонью ему рот и тихо взволнованно зашептала:

— В нескольких часах езды отсюда, разбит лагерь. Примерно, тысяча воинов. Ведут себя очень осторожно. Думаю, они идут за Вами, или ждут, когда Вы будете возвращаться.

Ладуэрт снова замер, но только на этот раз не для того, чтобы обдумать ее слова. Потом быстро поцеловать Вель в висок и выскользнул из палатки, а уже через минуту лагерь пришел в движение, причем не раздавалось ни громного звука, и не вспыхнуло ни одного дополнительного огонька. Быстро свернули палатки, быстро собрали и упаковали все вещи. Через полчаса все были. Вель подошла к Ладуэрту.

— Вон там в скалах, — и она показала рукой на обрывистые утесы, что, находились, примерно, в миле от лагеря, — есть проход. По нему смогут пройти даже лошади, но повозки придется оставить.

Граза графа сверкнули благодарностью, он чмокнул ее в макушку и дал сигнал к началу движения. Вель повела отряд. Расщелина между скал оказалась, действительно, достаточно просторной, и по ней вполне можно было провести лошадей. С повозок стали снимать вещи, которые можно было забрать с собой. А самими повозками (предварительно разбив их), решено было заблокировать проход, как можно дольше задерживая преследователей. Небо стало сереть, темнота отступала, скоро должно было взойти солнце. Вель с тревогой смотрела на восток, понимая, что на счету каждая минута. Люди могли двигаться только цепочкой, поэтому как они не торопились, двигаться быстрее было просто невозможно. Ущелье длиной было больше трех километров, и если преследователи застанут их, то лучше ловушки нельзя и придумать. Их всех перебьют, как мух. Но вель не хотела думать о плохом. Она старалась быстро подсчитать, сколько у них есть впемени. Пока преследователи доберуться до места их бывшей стоянки, пока догадаются, куда они делись, пока организуют погоню. Взбираться на отвесные скалы не так-то легко. По всему выходило, что надежда на спасение есть. Вель беспокойно наблюдала, как один за другим всадники исчезают в ущелье. Ладуэрт почему-то не торопился следовать за ними, Вель не понимала, почему он медлит, и постоянно посматривала на него в страшном нетерпении, стоя рядом с лошадью, и, готовясь в любое мгновение вскочить в седло.

В какой-то момент Ладуэрт перехватил ее взгляд, как-то грустно усмехнулся, а потом, схватив за руку, почти силой потащил в сторону густых зарослей. Когда кусты заслонили их, он прижал ее к стволу ближайшего дерева, и ничего не объясняя, жадно впился поцелуем в ее губы. И был этот поцелуй не страстным, не возбуждающим, а каким-то... горьким. Словно Ладуэрт прощался с ней, прощался навсегда. Вель так поразилась ощущению безысходности, которое она почувствовала, что даже не стала сопротивляться этим поцелуям. И тогда он шепнул:

— Я отпускаю тебя...

— Что? — не поняла Вель.

— Я ТЕБЯ ОТПУСКАЮ, — четко разделяя каждое слово, повторил Ладуэрт. — Ты не хочешь быть со мной... не хочешь, — медленно и тоскливо сказал он. — Ты не хочешь быть рядом со мной, чтобы я не делал, как бы я не старался, — Вель на секунду показалось, что он говорит сам с собою, просто констатируя факты и, расписываясь в собственном бессилии, что-либо изменить. — Ты же хотела от меня убежать, ведь так? Ты потому и увидела тот отряд, что бросила меня, сбегая, — Вель молчала, не зная, что ему ответить. Врать не хотелось, а сказать правду в такой момент ей показалось жестоко. Но графу не нужны были ее слова, он и так знал правильный ответ, вот только расстаться с Вель было очень трудно. Но он смог взять себя в руки. Тыльной стороной ладони еще раз погладил ее лицо, потом несколько секунд перебирал пальцами пряди волос, словно хотел запомнить это ощущение. — Бери лошадь, запас еды и уезжай, — тихо сказал он. Они пока еще не заметили нашего маневра, думаю, несколько часов у тебя в запасе есть. Отправишься на северо-запад. Будешь искать крупный порт. Спрашивай осторожно, лучше хозяев гостиниц, это безопаснее. Будешь ждать или искать корабль. Вот тебе деньги, — с этими словами он сунул ей в руку увесистый кошелек, — но, на всякий случай возьми и вот это. — Ладуэрт снял три перстня, что украшали его пальцы, сорвал с шеи медальон и поотрывал золотые пуговицы, которыми была украшена его куртка. — Помни меня, я очень прошу, помни, — едва слышно, сказал он. — Ты мне обещаешь?

Его слова были такими безнадежно горькими, что у Вель сдавило горло от подступивших слез. Ладуэрт развернулся и быстро пошел к своим людям. Вель села на лошадь и помчалась прочь.

Глава 5

Она гнала и гнала коня с каждой минутой, удаляясь все дальше и дальше, и от графа, и от своей прежней жизни. Чтобы не столкнуться с преследователями Вель пришлось делать огромный крюк, обходя их по огромной дуге. Она ехала вперед и вперед, ни разу не оглянувшись назад, потому что знала, что если оглянется, то вернется. Как же это было мучительно. Чтобы не думать о Ладуэрте, Вель старалась представить, что ждет ее дальше. Вот доберется она до порта. Ладуэрт сказал, что портовый город должен быть очень крупным. Что дальше? Документы, какие-никакие у нее есть, вот только будут ли они иметь силу в другй стране? Как она будет разговаривать, не зная языка, как объяснит, куда ей надо плыть и главное зачем? А подобные вопросы ей наверняка будут задавать. А если она встретит мошенников или работорговцев, в соседних странах работорговля процветала вовсю. Вель стало страшно. И тут такая злость, такая обида на графа всколыхнулась в ее душе, что боль от расставания с ним растаяла, как дым.

"Он не должен был меня отпускать! — со яростью думала она. — Если он меня любит, как он говорит, то он должен был знать, как опасно мне отправляться одной в незнакомую страну. Шанс, что я останусь живой, почти ничтожен. Неужели он этого не понимал?! — и тут же, совершенно непоследовательно она подумала: — А может он просто хотел от меня избавиться? — от этой мысли такая ревность полыхнула в ее душе, что Вель сама поразилась этому. — Нет, нет, нет, — успокоила она саму себя, — если бы он хотел от меня избавиться, то не говорил бы о том, что хочет, чтобы я его всегда помнила. К тому же он не тот человек, способный расстаться с кем-то, не получив желаемое, — от этой мысли она покраснела, и с раздражением дернула головой. — Что это я, в самом деле? Он меня отпустил. Я этого хотела, значит, я должна радоваться свободе и идти вперед!"

Смеркалось. Вель решила сделать остановку. Она расседлала лошадь, взобралась на дерево, решив переночевать, устроившись на одной из ветвей. И вот тогда, впервые с момента, как покинула Ладуэрта, она посмотрела в ту сторону. Только ее глаза смогли заметить легкие отсветы пожара. Вель догадалась, что это горят повозки, которыми люди Ладуэрта заблокировали проход сквозь скалу. Это пламя ее порадовало, ведь оно означало, что Ладуэрт выиграет достаточное количество времени, чтобы уйти от погони. Спать на ветке было неудобно, наверно, поэтому Вель крутилась, вертелась, пристраиваясь так и этак, а мысли все время возвращались к прощальному разговору с графом. "Ты помни меня, очень прошу, помни!", эти слова не давали Вель покоя.

— Если он хотел, чтобы я его помнила, зачем он меня прогнал? — бурчала она себе под нос. — Зачем отправил с глаз долой? — она тяжело вздохнула. Свобода ее почему-то не радовала. Одно дело, когда тебя удерживают силой, и ты все-таки вырываешься, и совсем другое — когда тебя прогоняют с глаз долой. Нет, Вель решительно не понимала графа, и даже попыталась поставить себя на его место. Он столько сделал, чтобы удержать ее рядом с собой (теперь, когда Вель стала свободной, она ясно это видела), и вот когда осталось совсем чуть-чуть, только добраться до дома — он ее отпустил. Вель незаметно для себя стала представлять, что было бы, если бы она в этот момент находилась рядом с ним.

... Вот они прошли на другую сторону горы, преследователи остались за спиной. Они несутся во весь опор... Стоп! А почему она решила, что вся тысяча наемников будет стоять у скалы и любоваться горящими повозками. И с чего она решила, что в лагерь Ладуэрта не отправят только маленький отряд на разведку, оставив основные силы в лагере? И с чего она решила, что разведчики не подадут какой-нибудь сигнал, позволяющей основному отряду двинуться на перехват жалкой кучке воинов во главе с графом?

Вель похолодела от ужаса, до нее, наконец, дошло, что в тех густых зарослях Ладуэрт прощался с ней, прощался навсегда. Не потому, что она уедет и вернется к своему народу, а потому, что он не вырвется из кольца, живым не вырвется. Она, кошка спрыгнула с ветки на землю. Торопливо собрала вещи, трясущимися руками оседлала лошадь и в полной темноте помчалась назад. У нее было немного времени, чтобы обдумать, как ей поступить, и она решила, что возвращаться назад к провалу в скале нет никакого резона, если она хочет по-настоящему помочь Ладуэрту, то ей надо ехать к лагерю его преследователей. И Вель развернула лошадь, интуитивно, определив нужное направление. Сначала она хотела оставить лошадь на достаточном расстоянии, и остальной путь проделать пешком, чтобы не нарваться на сторожевые посты охраняющие лагерь врагов, но потом она решила, что сейчас преследователям не до охраны своего лагеря, они готовятся к погоне, не опасаясь ударов с тыла. Оставив лошадь в полукилометре от лагеря, она легко подобралась почти вплотную к палаткам, и могла слышать и отдаваемые приказы, и разговоры воинов.

Вель оказалась права во всем, и в том, что основные силы не покидали лагерь, ожидая возвращения разведчиков, с тем, чтобы выступить на перехват отряда Ладуэрта. Вель неслышной тенью взобралась на дерево, чтобы с высоты определить, где находится шатер командира наемников. Выяснить это, не составило никакого труда, только около одной, самой большой и просторной палатки постоянно дежурили часовые. Вель внимательно присмотрелась к тени, что двигалась внутри шатра. Вот очень четкий силуэт мужчины склонился, очевидно, он рассматривал карту, лежащую на столе. Вот он выпрямился, сделал несколько шагов в одну сторону, потом в другую. Вот он бросил какое-то отрывистое приказание и дежурный, сидевший у входа, бегом помчался выполнять распоряжение командира. Вель прищурив глаза, наблюдала за командиром, обдумывая, как ей поступить.

Она не сомневалась, что все происходящее случилось из-за тех записей, оставленных мертвым мужчиной, которого она нашла когда-то в заброшенном доме. Поэтому вполне вероятно, что наемников направила королевская рука. Если эти предположения взять за основу, то можно сделать несколько выводов. Во-первых, о настоящей цели этой охоты за Ладуэртом знает, скорее всего, один единственный человек, возглавляющий этот отряд. Лишком опасно доверить такую тайну еще кому-либо. Значит, уничтожив человека, что ведет отряд наемников можно добиться того, что преследование Ладуэрта будет прекращено. Но даже если это не так, и наемники будут продолжать охоту за графом, паника и переполох, которые неизменно при этом подниматься после убийства командира, изрядно замедлят движение отряда, подарив Ладуэту несколько лишних часов для ухода от погони.

Вель не сомневалась, что она права, осталось только решить, как убить командира, да еще по возможности остаться самой в живых. Решать надо было быстро, совсем скоро небо посереет и наступит рассвет. Днем она ни за что не сможет сбежать незаметно. Вель неотрывно смотрела на палатку. Подобраться вплотную к этому шатру не было никакой возможности, он находился почти в центре лагеря. Единственной возможностью убить с такого расстояния — был выстрел из лука. Вель понимала, насколько это ненадежно. Она видела только силуэт образованный пламенем свечи, что горела на столе в палатке. Понятно, что отбрасываемая тень была искажена. Если ее выстрел не будет смертельным, то за жизнь Ладуэрта, а возможно и за ее, никто не даст и медного гроша. Но выбора у нее не было. Времени придумать что-то другое совсем не осталось. И Вель решилась. Она соскользнула дерева, оглянулась по сторонам, лишний раз, убеждаясь, что не привлекла ничьего внимания. Выбрала удобную позицию, несколько долгих минут стояла неподвижно, прицелившись в мелькающую фигуру, и когда тень ненадолго замерла, Вель выстелила, потом опрометью бросилась в лес к своей лошади. Большего для Ладуэрта она сделать не могла.

Небо светлело с каждой минутой, и с каждой минутой все легче и легче было передвигаться по лесу. Вель боялась погони, постоянно останавливалась, настороженно прислушиваясь к звукам. Но все было спокойно, за Вель никто не гнался, никто ее не преследовал. Она остановилась под большим деревом, рядом с которым протекал небольшой ручей. Расседлала лошадь, позволив ей отдохнуть, а сама присела у корней дуба не в силах решить, что же ей теперь делать. Она страстно хотела свободы — она ее получила. Теперь она должна прыгать от счастья, так почему у нее на душе так тоскливо?

Вель резко встала, кинжалом срезала со ствола дерева небольшой участок коры и выцарапала лезвием:

Я НЕ МОГУ ПРОСТИТЬ ТЕБЯ.

Я УХОЖУ.

Она снова присела между корней и вдруг поняла, что она самая настоящая лгунья. Она нацарапала то, что должна была чувствовать, на самом же деле ее чувства были совсем другими, и ей тало так противно, что она притворялась даже перед самой собой. Вель снова вскочила на ноги и, словно боясь, что ее кто-то остановит, торопливо нацарапала:

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

ЕСЛИ ТЫ МЕНЯ НАЙДЕШЬ Я, ОСТАНУСЬ С ТОБОЙ НАВСЕГДА.

ВЕЛЬ

Она снова села на землю и невесело усмехнулась. Вот же она лицемерка. Ладуэрт никогда не прочтет ее письмо, даже если останется жив. Не прочтет по той причине, что не будет ее искать, он же сам отпустил ее, да и вообще найти в густом лесу это дерево было просто невероятно. И все же Вель стало легче. Словно то, что она написала правду, сбросило с ее души тяжелый камень. Этот камень давил ее и душил все-то время, что она была рядом с Ладуэртом. С одной стороны поступки Ладуэрта, которым она была свидетелем, да и то, как он поступил лично с ней, заставляли ненавидеть его. С другой стороны, Вель и сама не заметила, как влюбилась в него, но не в того изверга, которого когда-то видела, а в совсем другого Ладуэрта не имеющего ничего общего с тем чудовищем.

Вель вдруг подумала, что если он ее и вправду найдет, то она выполнит обещание, что накарябала на стволе дуба. И еще она подумала, что она мечтает об этом.

ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ОБ ОЦЕНКАХ И КОММЕНТАРИЯХ!!!!!