Большая вода

Ментосканирование это такой процесс, который никоим образом не зависит от человеческих эмоций, пристрастий или неприязни. Ментосканер возбуждает различные зоны человеческого мозга и считывает электрические импульсы — которые легко поддаются расшифровке. Одни импульсы это слова, в которые человек облекает свои мысли, другие — зрительные образы. Поэтому мы получали самое полное представление о любом преступлении, совершенном человеком. Именно это позволяло нам понять, что побуждало человека к совершению преступления и в итоге выяснили, что психические заболевания это скорее следствие, нежели причина, а раз так, то они не могут служить никаким оправданием.

Вооруженные знаниями, мы приступили к расследованию почти всех преступлений, которые были совершены на планете. Исключением стали только наши собственные преступления, да и то лишь потому, что среди нас не было таких людей, которые убивали или пытали кого-то ради своих собственных амбиций и наживы. Мы были солдатами и выполняли приказы. Комитет Совести начал свою деятельность в две тысячи пятнадцатом году и был распущен в две тысячи восемьдесят втором году. За это время фактически нами, так как Особый Военный Трибунал лишь оформлял дела преступников, было приговорено к смертной казни свыше сорока восьми миллионов человек из почти восьми миллиардов. Некоторые приговоры были отсрочены на шестьдесят семь лет, но даже этого времени так и не хватило иным двуногим особям, чтобы стать нормальными людьми. Они не просто так и остались в душе преступниками, но и вновь взялись за старое, хотя к тому времени мир изменился.

Между тем осенью две тысячи восемнадцатого года, сразу после того, как окончательно утих ураган Святой Корнелий, Комитет Совести чуть было не прекратил своё существование, хотя до того уже не раз доказал свою полезность высшему руководству нашей тайной организации. К тому времени в её Верховный совет уже входило тридцать четыре человека, из которых семнадцать были руководителями региональных организаций, а ещё семнадцать стояли у истоков и принимали активное участие в её создании. В тот раз Верховный совет был созван не в полном составе, как обычно. На то заседание, проходившее в Женеве, не были приглашены пятеро бывших бильдербергов, которые были руководителями Комитета Совести и мне пришлось одному отстаивать нашу правоту.

Семнадцать мужчин и одиннадцать женщин были настроены очень решительно. Не то чтобы им претила сама идея существования такого следственного органа, они были согласны с тем, что Человечество нужно раз и навсегда избавить от самых гнусных мерзавцев, но их не устраивало то, что мы осмелились надеть на себя тоги высших судей и взять в руки карающий меч правосудия. Да, с необходимостью дознания методом ментосканирования они соглашались, но вот то, что смертные приговоры станут самостоятельно выносить дознаватели Комитета Совести, им не просто не нравилось. Это их возмущало, как возмущало то, что ни один из преступников не предстанет перед Особым Военным Трибуналом. Именно это поставил мне в вину Эвин Пири, когда начал заседание с обвинения:

— Борис, мы намерены пересмотреть, как устав твоего Комитета Совести, так и сам подход к его работе. Извини, я понимаю, что тебе будет трудно с этим смириться, но суд над преступниками должен быть гласным, иначе это будет самая настоящая тирания.

Честно говоря, я был готов услышать, какие угодно обвинения в адрес не моего, а нашего всеобщего детища, но только не такие, а потому опешил. Передо мной сидели люди, тщательно скрывавшие своё омоложение, как и я сам, и все они сурово сверлили меня взглядами. Это были отнюдь не ангелы в не таком уж и далёком прошлом, и если останки всех тех людей, которые пали от их рук, собрать вместе, получилось бы довольно большое кладбище. Я обвел всех глазами, усмехнулся и ехидно спросил:

— Дамы и господа, как я должен всё понимать, как внезапное массовое умопомешательство или действие какого-то очень мощного наркотика? Вы, часом, не обкурились чего-либо? Эрвин, кому, вообще, принадлежит идея собрать этот кагал, и кто предложил тебе сказать мне такие слова? Извини, старик, но я всегда считал тебя здравомыслящим человеком.

Вместо нахмурившегося Эрвина Пири, благодаря которому наша организация была создана так быстро, ответила Меллори Робинсон, ставшая в ней руководителем службы контрразведки:

— Боб, попридержи лошадей. Ты прекрасно знаешь, что сам по себе этот ваш Комитет Чистюль нужен, но только не в качестве единственного судьи, выносящего смертные приговоры. Три года назад мы поддались тому давлению, которому вы, шестеро бессовестных шантажистов, оказали на нас, повелись на ваши обещания и посулы, и совершили ошибку. Это была не только наша ошибка, Боб, но и твоя. Впрочем, у нас есть оправдание, вы прекрасно владеете техникой нейролингвистического программирования, а потому и удивляться тут особо нечему. Хотя я не ставлю тебе это в вину, ваш Комитет Совести надо срочно реформировать. В нынешнем виде он представляет для нас очень большую опасность.

Да, про нас шестерых частенько говорили, что мы способны уговорить кого угодно, и что мы используем для этого технику НЛП. Обычно всё, что нам говорили, было не более, чем шутка, но сегодня наши коллеги решили взяться за нас всерьёз и были настроены очень решительно. В ответ на это обвинение я широко улыбнулся и спросил:

— Мэл, девочка, и что же наставило тебя и всю эту банду, стряхнуть с себя наваждение и встать на путь истинный?

Меллори громко воскликнула:

— Представь себе, Боб, главная причина это ураган Святой Корнелий! Он настолько ярко высветил гнилую сущность властей Евросоюза, что мы все ужаснулись, представив ответную реакцию вашего Комитета Совести. Да, ничем иным, как преступлением против народов Европы их действия, а точнее полное и злонамеренное бездействие, назвать нельзя, но мы не думаем, что этих людей нужно немедленно казнить. И не надо говорить о том, что вы намерены дать каждому преступнику время на то, чтобы тот мог осознать всю глубину своих преступлений, покаяться и полностью изменить все свои взгляды на жизнь. Эти господа никогда не покаются и потому рано или поздно вы приговорите их к смерти и хирурги будут просто вынуждены выскрести мозги из их черепов.

Мой друг Пётр Егоров поддакнул главе службы контрразведки:

— Да, Боря, этот ураган хорошо прочистил наши собственные мозги и мы пришли к мнению, что вашей тайной ментовской конторе надо срочно дать укорот, чтобы потом не пришлось пожалеть об этом.

Всё происходящее не стало для меня неожиданностью. Признаться, я и сам не раз думал над тем, как будет выглядеть наша деятельность в глазах общественности. До сих пор мне не удавалось ничего придумать, но в тот момент, меня, словно озарило, и я сказал:

— Хорошо, друзья мои, давайте подумаем над тем, как нам перестроить работу Комитета Совести. Я предлагаю сделать это прямо сейчас, а потому Эрвин, будь добр, позови сюда моих парней. Ты ведь понимаешь, старина, что теперь мы одна команда?

Гирш Ванштейн проворчал недовольным голосом:

— Вот видишь, Эри, я не зря говорил тебе, что нам нужно посадить всю шайку в стальную клетку и заткнуть им рты кляпами. Так что будь готов к тому, что они всё равно добьются своего, но при этом заставят нас попотеть.

Заседание началось в половине десятого утра, и я огрызнулся в ответ:

— Вот именно Гирш. Поэтому даже не надейся выйти из этого зала раньше, чем мы не расставим все точки над "i". Лично у меня уже имеется даже не одно, а несколько предложений, но вы услышите их не раньше, чем сюда войдут мои коллеги. Зато потом, нам будет, о чём поговорить. Поверь, это будет не просто болтовня ни о чём, а серьёзная работа над ошибками.

Ждать долго не пришлось. Мои коллеги находились в комнате рядом с большой гостиной, расположенной на втором этаже роскошной виллы, стоящей на берегу Женевского озера. Едва войдя в гостиную, в которой мы собрались, Билл Флетчер сразу же бросился в бой:

— Идиоты! Неужели вы не понимаете, что открытый гласный суд над самыми отъявленными мерзавцами, будет означать, что они одержали победу над всем Человечеством? Над моралью и нравственностью, над всем, что делает человека человеком! Суд возможен тогда, когда есть хоть какой-то шанс, что преступник раскается и встанет на путь исправления.

— Почему это? — возмутился Эрвин — Билл, объясни, почему ты делишь преступников на две категории? Чем одни из них лучше других?

Мяч был на нашей половине поля, и я немедленно взял игру на себя, громко рыкнув на бывшего адмирала:

— Потому, что есть преступники, у которых для совершения даже тяжких преступлений имелись мотивы, и есть нелюди, каждое деяние которых и вся их жизнь, это одно сплошное преступление. Первыми пусть занимается уголовный суд, в котором им будет предоставлена помощь адвокатов, а вторых должен сурово и беспощадно карать наш Военный Трибунал. Правда, здесь решается не его судьба, а то, что теперь будет с Комитетом Совести и вот тут возможны варианты.

Пётр крепко стукнул кулаком по столу и потребовал:

— Боря, объясни, чем именно одни отличаются от других!

— Хорошо, — согласился я, — приведу вам один весьма яркий пример. Два с лишним года назад мы похитили в Эр-Рияде одного богатого торговца пряностями шестидесяти семи лет от роду. Для всех, кто его знал, и для полиции, этот человек, если про Абдул-Хамида Набила так можно сказать, бесследно исчез, не оставив никаких распоряжений. Наше внимание этот ублюдок привлёк только потому, что на протяжении сорока трёх лет он каждый год брал в жены девочку одиннадцати-двенадцати лет, насиловал её и через год разводился с ней, как ни в чём не бывало...

— Грязное животное, — глухо прорычал Фархад Аббас, старый друг Гирша, — очень жаль, что он не попал в мои руки.

Действующий глава разведки Исламской Республики Иран в таких случаях вполне оправдывал свою фамилию. Поэт и мыслитель помимо всего, имевший три высших образования, два из которых были получены во Франции и в Великобритании, люто ненавидел не только педофилов, но и был ярым противником многоженства. Кивнув, я усмехнулся:

— Не волнуйся, Фархад, этот скот получил по заслугам, и смерть его вовсе не была такой легкой, как ты думаешь, но речь сейчас идет не об этом. Господа Верховный совет, всё дело заключается в том, что Абдул-Хамид был не просто очередным педофилом, а жестоким садистом, который уже не мог жить без того, чтобы не насиловать малолетних девочек. При всём этом в глазах своих соседей он почтенный и всеми уважаемый человек, который каждый год совершал хадж. Ну, и как можно судить такого?

Фархад Аббас шумно вздохнул и сказал, ни к кому не обращаясь:

— К сожалению это правда. Как это ни печально, но в мусульманском мире с женщинами обращаются зачастую хуже, чем со скотом, и вскоре нам предстоит как-то искоренить такие привычки, иначе мы ничего не добьёмся. Вопрос в том, как это сделать?

Вот тут-то я и решил поделиться с друзьями своей идеей:

— Коллеги, я по-прежнему считаю, что наш Особый Военный Трибунал должен быть карательной инстанцией, но ни в коем случае не судом, выносящим приговоры. Правда, я вынужден согласиться с вами в том, что Комитет Совести действительно нужно реформировать. Вынесение смертного приговора не должно быть его прерогативой. Мы должны быть всего лишь дознавателями, задача которых заключается в том, чтобы точно определить, как низко пал человек, погрязший в преступлениях. Я позволю себе снова вернуться к делу Абдул-Хамида, за которым мы наблюдали почти два года. После того, как в его кровь были введены путем прямого переливания любомирии, уже через три месяца его было невозможно узнать. К этому ублюдку снова вернулась молодость, а он и в шестьдесят семь лет был довольно крепким мужчиной, и, вместе с ней, все прежние желания, которые его буквально сжигали изнутри. Мы поселили его рядом с тем пансионатом, где жили девочки, спасенные нами из лап точно таких же мерзавцев, и он имел возможность наблюдать за ними, когда они выбегали на площадку для игр. Представьте себе, сидя в одиночной камере с большим пуленепробиваемым окном односторонней прозрачности, этот урод не думал ни о чём ином, кроме как о насилии над девочками, вот только добраться до них не мог. Самое интересное заключается в том, что своими грязными мыслями он угнетал любомирий так, что дай мы им такую возможность, они бы бегом покинули тело этого мерзавца. Мы казнили его несколько необычным образом, пересадив в его тело не мозг, а целиком голову одного искалеченного парня, офицера египетской армии, после чего оставшиеся в голове Абдул-Хамида любомирии гнемедленно покинули её. После этого мы не казнили его немедленно, а дали, благодаря сложной системе поддержания жизни, возможность посмотреть на то, как капитан Бакир Анвар быстро осваивает свое новое молодое и сильное тело после одиннадцати лет страданий. Даже после этого ход мыслей этого негодяя так и не изменился, хотя он и умолял нас о пощаде. Вот и подумайте теперь над тем, как нам сделать так, чтобы смерть каждого жестокого садиста и убийцы была не только заслуженной карой, но ещё и воспитательной мерой. Такое возможно только в том случае, если люди будут знать, что кто-то, с кем они были хорошо знакомы, на самом деле был совсем не тем, кем представлялся, а садистом, насильником и убийцей, давно переступившим ту незримую черту, отделяющую человека от дикого зверя. Людям при этом вовсе не обязательно знать, что в мире есть такая организация, как Комитет Совести, дознаватели которого анализируют каждую мысль и все воспоминания преступника, изучают истинные мотивы его злодеяний. Будет достаточно, если до их сведения доведут информацию о том, что Особый Военный Трибунал не приводит смертный приговор в исполнение сразу же, а дает преступнику время, чтобы одуматься. Если отсрочка не была предоставлена, значит, человек совершил совсем уж страшные преступления. Коллеги, нам нужно строго очертить рамки допустимого и объяснить людям, что за их пределами даже любомирии, и те не могут сотрудничать с негодяями.

— Боб, не хочешь ли ты этим сказать, что судьями в данном случае выступают не люди, а любомирии? — поинтересовалась Меллори Робинсон и добавила, усмехнувшись, — Если подать это должным образом, то люди уже не станут интересоваться деталями, но тебе не кажется, Боб, что так можно довольно быстро прийти к тирании? Пусть даже и из чувства альтруизма, да, ещё и с самыми благими намерения.

На этот счёт у нас имелась хорошо отработанная домашняя заготовка и как только речь зашла о тирании, Дик Майлз строго сказал:

— Дамы и господа, поскольку мы близки к тому, чтобы окончательно договориться, в каком именно режиме будет работать наш Комитет Совести, то есть решили, кто будет пастухом, нам нужно решить еще один вопрос — кто будет стоять над пастухом. Поэтому нам нужно срочно создать главную секретную службу нового общества, которое мы решили построить, всемирный Комитет защиты конституционных прав граждан. Обсудив это важное дело между собой, мы предлагаем сделать так. У нас уже есть кандидатура на должность главы этого комитета и, поверьте, не мы выбрали этого парня. В наших рядах есть такой человек, индекс альтруизма у которого просто зашкаливает и потому рядом с ним даже ангел покажется отъявленным негодяем. Не вам объяснять, что такое индекс альтруизма и как он определяется...