Большая вода

Александр Абердин

Большая Вода

Научно-фантастический роман

Глава первая

Красный протокол

Август две тысячи восемьсот восемьдесят девятого года выдался на Колыме необычайно жарким. Вот уже три недели температура воздуха даже ночью не опускалась ниже тридцати двух градусов. Днем термометр и вовсе показывал под сорок градусов в тени. Точно такая же жара стояла в северных районах материка, на полуострове Камчатка и даже на Чукотке.

Из-за того, что в этой части Азии лишь некоторые города были накрыты климатическими зонтиками, огромное число людей направилось в эти жаркие дни на Стену, отгородившую Тихий, а вместе с ним и весь Мировой океан, от Охотского моря. Это циклопическое сооружение защищало от Большой Воды сразу четыре континента — Евразию, Африку и обе Америки. Все примыкающие к ним водные просторы Мирового океана, а вместе с ними моря Северного ледовитого океана, больше почти восемь столетий назад, в две тысяч девяносто шестом году стали Внутренними морями. Сегодня над ними возвышалась Стена высотой в двести пятьдесят семь метров.

Уровень воды Внутренних морей ещё в те далёкие годы был принят за нулевую отметку. Он не превышал уровня Мирового океана две тысячи девятнадцатого года, когда началось строительство Стены, защитившей все континенты планеты от Большой Воды, когда льды только начинали активно таять. Теперь уровень Мирового океана составлял сто сорок семь метров и не повышался вот уже четыреста тридцать четыре года. Как говорили гидрологи, наступил этап водного равновесия, который рано или поздно сменится этапом понижения уровня воды за Стеной. Пока что она защищала континенты от глобального затопления и неисчислимых бед. Впрочем, их и так выпало на долю людей и дикой природы, сверх меры.

Глобальное потепление самым радикальным образом отразилось на облике планеты. Экваториальный пояс стал втрое шире и по большей части превратился в безжизненную пустыню, границы которой подпирали северный и южный тропики. Исключение составляли несколько сотен природных рекреаций диаметром от ста пятидесяти до трехсот километров, накрытых климатическими зонтиками. Только так предки могли сохранить флору и фауну Африки и Азии, обеих Америк и Австралии. За их же пределами солнце выжгло землю дотла. С таким положением вещей было трудно смириться, но бороться с природой, а точнее с глобальным потеплением таких масштабов, Человечество в ту пору не могло. Да и сегодня победить как глобальное потепление, так и Большую Воду, люди не могли и потому такой цели перед собой не ставили.

Предки это прекрасно понимали и потому ни о чём, кроме возведения Стены высотой в двести пятьдесят метров над тогдашним уровнем мирового океана, не помышляли. Зато с этой задачей они справились всего за семьдесят восемь лет и успели построить её за пятнадцать лет до того, как началось стремительное таяние вековых и тысячелетних льдов на всей планете. Человечество успело подготовиться к приходу Большой Воды, а также к тому, что климат на Земле окончательно испортился. Ураганы и штормы в минувшие семьдесят восемь лет сделались, хотя и полностью предсказуемыми, зато куда более мощными и свирепыми, чем раньше. Не радовала погода людей и почти семьсот лет спустя.

Воздушный океан оставался всё таким же бурным и опасным, но уже не мог причинить сколько-нибудь больших бед. Люди научились не просто бороться со стихией, а успешно её побеждать. В первую очередь, благодаря мощи технических средств, таких, как климатические колонны и вихревые генераторы, а также благодаря точным прогнозам. Когда ты знаешь, что ровно через три или тридцать часов начнется ураган, к нему намного легче подготовиться и победить стихию. Это часто вызывало в обществе разговоры о том, что Человечество могло бы качнуть маятник в обратную сторону и заставить глобальное потепление отступить. Увы, но это были всего лишь мечты. Сил и средств на это еще у землян не было.

Вот и сейчас, когда в северо-восточный регион Азии в полном соответствии с долгосрочным прогнозом пришла несусветная жара, никто не стал предпринимать никаких экстренных мер. В этом не было никакой необходимости, ведь она не причиняла большого вреда. Если кому-то хотелось прохлады, то он мог найти её в стенах своего дома. Все остальные люди отправились к берегам Охотского моря и на Стену, ширина которой поверху составляла семь километров, а у основания, на дне, от двенадцати до пятнадцати километров в зависимости от глубины заложения фундамента. За все свою историю люди не строили более грандиозного защитного сооружения, и только благодаря Стене Человечество сумело выжить в условиях глобального потепления и стремительного таяния льдов.

В начале двадцать первого века никто не верил, что уровень воды в Мировом океане сможет подняться так высоко, но этому поспособствовало в основном строительство Стены и то, что гигантские насосные станции перекачали триллионы кубометров воды из внутренних морей во внешние воды. Соленость воды это понизило не сильно, но животный мир океанов и внутренних морей пострадал от перемены климата весьма основательно. Впрочем, и здесь люди сделали все возможное, чтобы природное разнообразие сохранилось. Были спасены даже песцы и полярные медведи, а вместе с ними множество других видов животных и растений.

Семьсот лет спустя, положение окончательно стабилизировалось, но это вовсе не означало, что все проблемы были решены, ведь и сегодня большая часть людей, свыше шестидесяти процентов от двадцати девяти миллиардов, жили в северных районах Евразии, а потому плотность населения там была просто чудовищная. Можно сказать, что это был один огромный мегаполис, правда, застроенный роскошными виллами на одну семью. Исключение составляли административные здания, высотой в пять-семь этажей, а также полутора, двухкилометровой высоты башни промышленных и сельскохозяйственных комплексов с климатическими колоннами внутри. Однако, небольших предприятий, в том числе и сельскохозяйственных ферм, как в Евразии, так и на остальных континентах, было все же значительно больше.

В условиях такой скученности, климатические сюрпризы доставляли людям немало хлопот, но все к ним привыкли с детства и не обращали внимания даже торнадо, которые службы контроля погоды научились "душить" в зародыше. Куда сложнее им было справиться с такой жарой, которой на северо-востоке Азии не было больше двухсот пятидесяти лет. Поэтому, люди просто перебрались поближе к воде, и вот уже три недели на внутренних и внешних пляжах яблоку негде было упасть.

Пляжи южной стороны Стены в районе Камчатки и Курил считались одними из самых лучших курортов во всем мире и всегда пользовались большой популярностью. Оно и понятно, ведь они располагались под хотя и рукотворным, но очень красивым "горным хребтом" высотой всего в сотню метров. Вниз по склонам, поросшим вечнозелёными деревьями, стекало в Тихий океан каскадами водопадов множество ручьёв. Вид на безбрежный, пустынный океан был просто роскошный, не то, что вид на Охотское море, с множеством рыболовецких и прогулочных судов. За это его часто называли Кастрюлей с рыбным супом. Внутренние пляжи выглядели не хуже, чем внешние. Просто они были обыденными и слишком уж привычными.

Вся верхняя часть Стены была застроена роскошными отелями и развлекательными комплексами, стоящими среди живописных холмов, поросших высоченными кедрами, секвойями и прочими вечнозелёными деревьями. У всех, кто приезжал сюда на отдых, был выбор, куда пойти купаться, к морю или океану. Однако, некоторые участки внешних пляжей были закрыты для обычных людей, так как предназначались для отдыха высокопоставленных чиновников Седьмой Директории, в ведении которой находилась огромная территория бывшей России, населённая сегодня почти двенадцатью миллиардами жителей.

Как правило, это были искусственные полукруглые лагуны, имевшие в ширину три километра, которые вдавались в океан на два километра. Это были огромные платформы, снабженные гидравлическими подъемниками. Во время сильного шторма лагуны поднимались на пятьдесят метров вверх, где были недосягаемы для самых высоких волн. К тому же каждая такая лагуна была накрыта климатическим зонтиком и потому даже зимой, когда температура воздуха опускалась ниже десяти градусов тепла, в них можно было купаться точно так же, как и летом. Каждая такая лагуна, а их вдоль Курильской гряды от Камчатки до Японии насчитывалось свыше трёх сотен, была надёжно отгорожена от внешнего мира и укрыта от посторонних глаз густыми непроглядными зарослями бамбука, спускающимися со склона прямо к воде.

Если надвигался сильный шторм, четыре мощных наклонных гидроподъёмника поднимали лагуну вверх, и тогда океанским волнам открывалась рифлёная, тёмно-бурая от времени, стальная поверхность Стены. Во всех остальных местах Стена была сплошь покрыта выросшими на ней кораллами и водорослями. Впрочем, как внутренняя, так и внешняя её поверхность, никогда не была ровной. Ещё во времена строительства, облицованные сталью склоны крутизной в шестьдесят градусов, были оснащены множеством борозд и выступов, террас, арок и аркбутанов. Поверх стальных конструкций и защитных плит, толщиной в тридцать сантиметров, был нанесён слой биопластика, благодаря которому Стена ещё во время строительства стала обрастать кораллами, который в итоге стал очень мощной дополнительной защитой, имеющей прочность гранита.

Линию пляжей защищали от штормов шестидесятиметровой высоты прозрачные экраны, изготовленные из сверхпрочного гласстайла. Когда их поднимали, для купания оставалась полоса мелководья шириной в сто метров. Правда, купаться в то время, когда в экран с грохотом ударяются волны высотой в двадцать, двадцать пять метров, не самое приятное дело. Особенно если за барьером укрылись от шторма моржи или котики. Для них в километре от стены было построено множество небольших островков-лежбищ. Они также были частью защитной системы Стены и играли роль волноломов, перед которыми находился передовой барьер воздушно-пузырьковой защиты. Огромные насосы, спрятанные в теле Стены, нагнетали в трубы воздух, и тот поднимался вверх, создавая кипящий слой, почти идеальную защиту от волн.

Даже во время очень сильных штормов, когда высота волн в открытом океане достигала тридцати метров, воздушно-пузырьковая защита, а её занавес шириной в пятьдесят метров поднимался с полукилометровой глубины, снижала их силу в несколько раз. Не смотря на это, волны всё равно ударяли в экраны, но это была уже не вода, а воздушно-водяная, пенистая субстанция. Хотя её удары были довольно сильными, никакой угрозы она не представляла. Правда, горе было тому судну, которое заплыло бы в эту кипящую зону. Оно моментально пошло бы ко дну, но в том-то и дело, что в открытом океане сегодня редко можно было встретить какое-либо другое судно, кроме тех, на которых выходили за пределы Стены океанологи, гидрографы и китовые пастухи. Про транспортировку грузов по воде люди забыли более семисот лет назад и использовали куда более безопасные транспортные системы.

Особые зоны отдыха были лишены подобного рода неудобств. Их поднимали вместе с лагуной и прилегающим к ней мелководьем, отгороженным от океана молом. При этом защита от волн была в этих местах столь же надёжной, как и повсюду. У каждой такой лагуны была долгая история, ведь всего их насчитывалось во всём мире несколько десятков тысяч штук и все они были построены более семисот лет назад. По большей части именно поэтому никто из жителей планеты не возмущался тем, что для отдыха чиновников высокого ранга созданы особые условия. В основном потому, что никто им не завидовал, ведь они работали раза в три больше, чем все остальные люди. Это от них бесконечно что-то требовали. Они же выполняли все просьбы в самые сжатые сроки, да еще при этом извинялись, что кому-то пришлось к ним обратиться.

Одна из таких лагун находилась на Стене почти посередине между островами Матуа и Шиашкотан, где когда-то находился пролив Крузенштерна. Это было одно из тех немногих мест на планете, где Стена имела в высоту более двух километров над дном океана. По одну сторону находились острова Курильской гряды и Охотское море, а по другую Тихий океан и Курильский желоб, глубина которого местами достигала почти десяти километров. С инженерной точки зрения, Стена здесь представляла уникальное сооружение — практически рукотворный горный хребет, причём невероятно прочный. Неподалеку, на месте бывшего пролива Буссоль, Стена также была очень высокой, но немного пониже, всего полтора километра.

Это было очень живописное место. Не слишком крутая Стена была "задекорирована" плавленым базальтом под горный склон с двумя роскошными каскадными водопадами, поросший кипарисами, самшитом и сплошь увитый плющом, по бокам которого располагались "бамбуковые занавесы". На высоте в сорок метров над изумрудной лагуной на крутом утёсе стояла большая красивая вилла, построенная в древнеримском стиле. Белого мрамора, с тёмно-красной черепичной крышей. За виллой находилась просторная взлётно-посадочная площадка, а позади неё возвышалась стальная колонна с блюдцем устройства магнитной левитации. К нему спускалась, но не доходила метров на пятьдесят, прозрачная конструкция из гласстайла, опиравшаяся на мощный электромагнит. Благодаря опоре над всей лагуной парил на высоте в двести метров голубоватый, прозрачный диск климатического зонтика.

На широкой террасе в это солнечное, безоблачное утро завтракала семья из четырех человек. Глава семьи, моложавый мужчина в пёстрых шортах и рубахе, сидел за столом в расслабленной позе. Загорелый, высокого роста блондин, довольно симпатичный на вид и широко улыбающийся, с мощной мускулатурой. Его супруга, сидевшая напротив, была также высокого роста. Красивая брюнетка с пышной копной сверкающих на солнце волос и характерными восточными чертами лица, одетая в золотистое сари. Их сын, парень лет семнадцати на вид, взял от отца и матери всё самое лучшее — на редкость красивые черты лица и темные волосы, а также высокий рост и широченные плечи. Парень был одет в белое, обтягивающее тело боди с короткими рукавами, закрывавшее ноги до середины бедра. Тонкая эластичная ткань, прекрасно подчёркивала его хорошо развитую мускулатуру. Дочь, одетая в серебристое сари, тоже пошла вся в мать красотой, но при этом была блондинкой. Ещё по-девичьи хрупкой, но также высокого роста и хорошо физически развитой.

Глава семейства не спеша ел стейк из тунца, жаренного на гриле, но при этом, то и дело, зорко поглядывая в сторону океана, тёмно-синяя поверхность которого походила в это утро на стекло. Стоял полный штиль и водную гладь не сминали даже самые малые волны. Поймав очередной взгляд отца, сын сказал строгим голосом:

— Пап, киты подождут. Ты обещал дать мне интервью.

Отец огорченно вздохнул:

— А может быть после обеда, Ник?

Сын упрямо замотал головой:

— Никаких после обеда, пап. Ты ведь сам всегда говоришь — дело прежде всего.

— Дело... — насмешливо фыркнул отец, — Не такое уж это большое дело, Ник, взять интервью у чиновника столь невысокого ранга.

При этих словах его жена чуть заметно улыбнулась, а дочь проворчала вполголоса:

— Не такой у тебя и низкий ранг в Директории, папа. Ты у нас всё-таки главный инспектор санитарной службы всего девятого кластера Семёрки.

Сын энергично закивал:

— И ребятам из нашего класса очень интересно узнать, как ты ответишь на все мои вопросы. Между прочим, мы их всем классом обсуждали.

— Делать вам было нечего, чем заниматься такой ерундой, — с явным огорчением в голосе ответил отец и тоже кивнул — Ты же понимаешь, Ник, что на все твои вопросы я буду отвечать на редкость корректно, не допуская никаких личных оценок, а потому ваши с Лией одноклассники, обязательно, останутся недовольны. Вам же нужно довести меня до белого каления и громких воплей. — Вскоре завтрак был окончен и робот-мажордом принялся убирать со стола, бросив ещё один взгляд на море, отец спросил сына — Где ты намерен провести допрос, Ник? Здесь, на террасе или предложишь мне пройти в гостиную или всё же в кабинет, где я смогу обратиться к информаторию, если ты задашь мне такой вопрос, на который будет невозможно ответить без показа каких-либо схем или графиков?

Лия, выбравшая совсем иное домашнее задание, которое должна была выполнить во время школьных каникул, быстро сказала брату:

— Ники, нам лучше пройти в кабинет. Там трехмерник не намного меньше, чем в гостиной.

Кивнув в знак согласия, Ник, полное имя которого было Николай Донатович Рогов, первым встал из-за стола. Затем поднялся его отец, Донат Григорьевич, и мать Тея-Эриан. Лия — Лилия Рогова, вставать не стала, так как в отличие от брата и родителей, прилетела на террасу на кресле, оснащённом антигравитационной платформой, способном трансформироваться в скутер-антиграв. Хотя Лия и не стала превращать своё кресло в спортивный скутер, оно стремительно помчалось в дом и когда все остальные члены семьи вошли в гостиную, обставленную старинной мебелью, девушка уже заняла своё место за большим низким столиком. Пристально посмотрев на отца, она недовольно покрутила головой и спросила брата:

— Ники, может быть, оденем папика в мундир, чтобы он выглядел хоть немного солиднее?

Дон Рогов немедленно нахмурился, недовольный столь высоким уровнем запросов, но его сын махнул на условности рукой:

— Не стоит, Лия. Чем уговаривать его переодеться, мне будет намного проще поработать над картинкой пять минут. — пристально посмотрев на мать, он спросил — Мам, ты что, тоже хочешь присутствовать при экзекуции?

От таких слов сына, отец огорченно вздохнул:

— Ну, что я тебе говорил, Тея? Это точно будет не интервью, а самый настоящий допрос с пристрастием.

Через пару минут Дон Рогов сел в кресло, позади которого возвышался большой широкоформатный экран трёхмерного телевизора. Справа и слева от его сына появились небольшие видеокамеры и Ник Рогов негромко сказал:

— Уважаемые дамы и господа, сегодня на мои вопросы ответит главный санитарный инспектор Седьмой Директории Дон Рогов...

Пока сын озвучивал свое вступительное слово, его отец сидел спокойный и невозмутимый. Парню вскоре предстояло сдавать экзамен на гражданскую зрелость, и это задание было зачетным. Точно такое же интервью брал когда-то у своего отца и он сам, а потом несколько раз отвечал на зубодробительные вопросы сыновей и дочерей своих друзей и подчинённых. Суть интервью сводилось к одному, задать высокопоставленному чиновнику Директории как можно больше трудных вопросов. Все они относились к числу тех, которые обычно задают те люди, которые недовольны существующим положением вещей в обществе. В данном случае речь шла о таких вопросах, в формулировании которых принимало участие ещё восемнадцать человек, одноклассников его сына и дочери, которые были двойняшками. Наконец Ник покончил с вступлением и задал свой первый вопрос:

— Сэр, как вы знаете, три с половиной месяца назад подпольная организация Движение за права и свободы граждан распространила свой очередной меморандум. В нем было высказано много претензий в адрес всех семи Верховных Администраций. Многие вопросы и я, и мои одноклассники сочли глупыми и наивными, но на некоторые я хотел бы получить исчерпывающие ответы. Вы согласны ответить на эти вопросы, а также на те, которые подготовил я сам и мои друзья?

Дон Рогов слегка улыбнулся, кивнул и ответил:

— Разумеется, Ник, но вместе с этим я хочу заранее сказать, что большинство претензий этого Движения совершенно беспочвенны и сегодня в мою задачу входит доказать это.

Нисколько не смутившись, Ник задал следующий вопрос:

— Господин главный инспектор, объясните нам, почему Верховная Администрация планеты не хочет снова ввести в обращение деньги, чтобы труд людей, наконец, получил куда более существенную оценку, чем опты, в которых нет никакого смысла?

Только благодаря отличной выдержке Дон Рогов не вздрогнул от этого вопроса и не изменился в лице. Признаться, он ожидал от сына, какого угодно вопроса, но только не такого. Слегка вскинув правую бровь, он с легкой улыбкой сказал.

— Ник, оценка полезного труда это не такая уж и бессмыслица. Более того, опты это и есть по сути деньги, только они не играют той роли, как когда-то в древности, зато с каждым годом неуклонно повышают статус человека в обществе.

— Да, это так, — согласился сын Дона, — но вместе с тем опты нельзя накапливать и передавать другим людям. Точнее они как бы накапливаются, но только с одной целью, чтобы повысить социальный статус, в чем, опять же, нет никакого смысла, ведь социальный статус это хитроумный способ связать человека по рукам и ногам. Социальный статус фактически лишает человека свободы. Зато деньги можно накапливать, чтобы потом тратить их, на что угодно и где угодно. Именно в этом заключается главная ценность денег. Они делают человека свободным.

Дон Рогов улыбнулся чуть шире:

— Позволь с тобой не согласиться, парень. Деньги еще никогда и никого не сделали свободным в довольно далеком уже прошлом, и если денежное обращение будет снова введено, не сделают людей свободными в будущем. Есть такое понятие, как власть денег над человеком, которая отравляет его душу и калечит нравственно. Зарабатывать деньги во все времена было трудно, зато куда легче было отнять их, используя хитроумные жульнические уловки, угрозы или физическую силу. Именно деньги в далеком прошлом, были главной причиной самых тяжких преступлений, ведь деньги давали власть над людьми.

Ник насмешливо улыбнулся:

— Господин главный инспектор, после того, как семьсот шестьдесят лет назад был изобретен ментосканер, способный читать мысли людей и заглядывать в их память, стало невозможно скрыть ни одно преступление. Поэтому нашим предкам не имело никакого смысла окончательно отменять деньги за ненадобностью.

— О, нет, — чуть ли не смеясь, замотал головой отец Ника, — невозможность скрыть правду о преступлении и неотвратимость справедливого наказания, вовсе не отменяет преступных наклонностей людей. Как ни крути, но когда у тебя нет никаких причин совершать преступление из корысти, то ты не станешь воровать деньги, совершать мошеннические действия и, тем более, убивать ради денег. Если общество по достоинству оценило твой полезный труд, то ты вправе получать какие угодно блага, соответствующие твоему общественному статусу. В отличие от денег, общественный статус человека невозможно ни украсть, ни отобрать обманным путем.

Внимательно выслушав отца, Ник немедленно возразил:

— Да, это так, господин главный инспектор, но ведь общественный статус это сплошная уравниловка. Ты можешь быть учёным, совершать великие открытия, но при этом твой сосед, самый обычный рабочий коммунальных служб, будет иметь точно такой же общественный статус, как и у тебя, а это несправедливо.

— Это почему же? — притворно удивился Дон Рогов — Да, в имущественном плане учёный практически ничем не отличается по своему статусу от квалифицированного рабочего, отдавшему несколько десятков лет жизни выполнению такой работы, к которой учёного невозможно принудить даже силой. Что мы имеем в итоге? Учёный горд сознанием того, что ему удалось совершить великие открытия, а рабочий удовлетворён тем, что за свою работу, которую мало кто хочет делать, получает от общества точно такие же блага, как и великий ученый. Ник, поверь, я знаю десятки людей творческих профессий, которые, выступая на сцене перед многотысячными аудиториями, тем не менее, не бросают работу в тех же коммунальных службах, благо рабочий день у коммунальщиков длится всего четыре часа. У них остается время и на репетиции, и на то, чтобы петь в опере или танцевать в балете. Зато они имеют такой высокий уровень оценки общественно полезного труда, что им позавидует самый гениальный ученый. Впрочем, хорошо зная ученых, я так тебе скажу, никто из них не гнушается заниматься сборкой экспериментальных установок или ремонтом оборудования, но не в этом главное, Ник. Поверь, парень, отмена денег избавила людей от самого понятия преступление из корысти, а их когда-то совершалось, очень много. Более того, из-за этих проклятых денег было развязано немало войн.

Сын оставался неумолим:

— Сэр, ваши слова не слишком убедительны. Вы говорите о десятках и сотнях людей, которые довольны существующим положением вещей, тогда как возвращение денежной системы коснётся всего Человечества. Деньги, насколько я могу об этом судить, в прошлом были самым мощным стимулом для всех людей без исключения. Именно на товарно-денежных отношениях была построена экономика древних, а сейчас её у нас просто нет. Раньше можно было купить всё, что угодно, зато теперь, даже в том случае, если ты имеешь самый высокий статус в обществе, тебе придётся выбирать в ближайшем центре снабжения только то, что там имеется.

Отец широко улыбнулся и ответил сыну:

— Ник, как чиновник, я позволю себе возразить тебе. Множество людей жалуется, что центры снабжения переполнены самой разной продукцией, и они подолгу не могут определиться с выбором. Не знаю уж почему, но людей возмущает, что одних только флайеров класса "Минитрансформер" в каталоге больше трёхсот штук. Точнее триста восемнадцать и некоторых людей это просто бесит, а ведь всего сегодня выпускается семьдесят три класса флайеров. Более того, в самое ближайшее время их число пополнится ещё пятью классами тяжелых машин и тремя сверхтяжелых, способными выходить в космос и долетать до Луны.

Ник Рогов хмуро проворчал:

— И при этом чиновники не делают ничего, чтобы хоть как-то ограничить производство флайеров. Дело уже дошло до того, что некоторые мастерские предлагают людям два новых флайера взамен одного подержанного. Причём тебе даже не нужно обращаться в центр снабжения. Они сами всё оформят. Сэр, поймите, это только потому, что люди получают флайеры даром. Если бы они их покупали, то не меняли бы каждые два-три года. То, что у нас сейчас происходит в области производства и распределения, это не экономика, а форменный бред!

— Ты прав, Ник, — согласился Дон Рогов, — сегодня никто даже не вспоминает о таком древнем атавизме, как экономика. Вместо этого мы имеем саморегулируемые производственные отрасли во всех сферах. Поверь, те же производители флайеров, а в этой отрасли занято более семидесяти миллионов человек, прекрасно знают, каков реальный спрос на их продукцию и деньги тут не причём. Когда-то очень давно, ещё во времена первых лет Новой эпохи, большинство людей восприняло новость об отмене денег и введении справедливой системы распределения благ с воодушевлением, но и критиков у неё тоже хватало. Все они предрекали крах так называемой мировой экономики. Ничего подобного не случилось. Наоборот, темпы производства резко выросли. Даже не смотря на то, что большая часть людских и материально-технических ресурсов была брошена на строительство Стены. Всё объясняется очень просто, в новых условиях продукция производилась не для того, чтобы продать её с выгодой, а для того, чтобы удовлетворить потребности как можно большего числа людей. Только таким образом производители могли повысить свой общественный статус, хотя его и нельзя было передать по наследству детям. Так что деньги вовсе не так уж важны, как об этом говорит кучка недовольных граждан.

Лия, внимательно слушавшая отца, негромко сказала:

— Никки, с этим вопросом у нас вышел полный провал. Деньги действительно самое большое зло, которое только можно себе представить.

— Ник, не смотря на такую реакцию твоей сестры, я все равно благодарен тебе и твоим друзьям за вопрос о деньгах. С нетерпением жду твоего следующего вопроса.

Прежде чем перейти к следующему вопросу, Ник подвел черту под первым:

— Дамы и господа, я вынужден признаться, что остальные мои аргументы в защиту денежной системы, так же совершенно ничтожны и неубедительны. Поэтому я перейду к следующему вопросу, а он таков. Сэр, почему в конце двадцать восьмого века люди так и не стали полностью свободными? Неужели действительно существует секретное положение, по которому людям запрещено менять место жительства?

Дон Рогов сердито нахмурился или сделал вид, что сердится, а потому не спешил с ответом. После непродолжительной паузы он строго сказал:

— То, что ты говоришь, Ник, фикция. Еще ни одному человеку никто и никогда не запрещал переселяться из одного населённого пункта в другой. Всё объясняется очень просто, люди не желают покидать обжитых, насиженных мест потому, что в случае переезда всей семьи, они потеряют свой дом, построенный их предками ещё в двадцать втором или двадцать третьем веке. Практически все дома это не те жалкие лачуги, которые строились в начале двадцать первого века и раньше, а роскошные виллы, к тому же вечные, построенные из нестареющих материалов.

— Но почему? — возмущённо воскликнул Ник — Ведь все виллы, даже самые большие, можно поставить на транспортную платформу и перевезти куда угодно! Нет, вместо этого нам говорят, что время возвращения в родные места не наступило. Зачем, спрашивается, нашим предкам разрешили строить дома на вырост? Причём из вечных материалов? Чтобы навсегда привязать каждую семью к тому месту, где когда-то их предок, строивший Стену, решил поселиться?

Отец юноши усмехнулся:

— В точку! Именно так всё и есть, Ник. Во всяком случае, я так полагаю. Когда-то наш далёкий предок Сергей Рогов, построил Усадьбу Роговых на берегу Алдана потому, что большую часть своей долгой жизни проработал на строительстве Стены именно здесь, на Курилах, хотя и мог вернуться на берега Кубани. Теперь на берегу Алдана живёт уже двадцать три семьи его потомков и, как ты знаешь, никто не помышляет ни о каком переселении. Для нашей семьи переехать на Кубань, означает потерю главной Усадьбы Роговых, которую мы никому не можем передать, но это вовсе не означает, что все Роговы привязаны к Алдану намертво. Тебе ведь прекрасно известно, что Роговы работали везде, даже в поясе астероидов, не говоря уже о Луне и Марсе, но всегда возвращались в свои родные Усадьбы на Алдане и никто ни разу не жаловался.

Ник насупился, вздохну и сердито огрызнулся:

— Но ведь это несправедливо, сэр. Мне, конечно, нравится и Алдан, и наша Усадьба, но я знаю немало людей, которые хотят перебраться в Африку или Южную Америку потому, что хотят жить именно там, где родились их далёкие предки.

Теперь уже Дон Рогов рыкнул, чуть ли не грозно:

— Слишком многого они хотят, Ник! Тем более, что после ста пятидесяти лет жизни каждого человека ждёт не смерть, а долгий сон в анабиозе. Пойми, одно единственное такое переселение будет слишком затратной операцией. Даже чиновники самого высокого ранга не могут претендовать на такие льготы, а у каждого из них заслуг перед Человечеством больше, чем у всего рода Роговых.

— Если учесть, что все чиновники высшего ранга живут на Южном острове Новой Зеландии, то им, по большому счету, вообще не нужно никуда переселяться. — сердито огрызнулся Ник — Это и так самое райское место на всей Земле. Разве не так, сэр?

Отец ответил в тон сыну:

— Если не считать того, парень, что Южный остров может посетить в любое время каждый житель Земли, чтобы полюбоваться на настоящую девственную природу, сохранённую нашими предками для потомков под самыми большими климатическими зонтиками.

Ник улыбнулся и подытожил:

— Сэр, будем считать, что ваш ответ на мой вопрос не отличается особой убедительностью. На мой взгляд, люди из-за этого ограничены в своих правах, а это неправильно. Тем более, что все технические возможности для этого имеются. Итак, господин главный инспектор, счёт у нас сравнялся и стал один — один, а потому я задам вам, как высокопоставленному чиновнику Седьмой Директории, следующий, ещё более нелицеприятный вопрос. Скажите, почему на нашей планете насчитывается семь Директорий в то время, когда только в трёх из них, Североамериканской и Европейской, живут люди? Зачем нужны Африканская, Западно-Азиатская, Восточно-Азиатская и Австралийская Директории со своими Верховными инспекторами? Почему Русскую Директорию называю Седьмой, а не Русской, хотя русский язык в ней второй федеральный после унилингва?

Отец въедливого парня ехидно ухмыльнулся:

— Ник, ты бы еще спросил, почему все люди уверены, будто нашей планетой только формально правят тридцать четыре Верховных администратора, которые на самом деле являются самыми отъявленными бездельниками. Большинство людей даже не знают их имён и полагают, что все вопросы решаются региональными администраторами, а такие инспекторы, как я, наделены лишь функциями контроля и наблюдения. Нас, администраторов кластеров, они тоже считают бездельниками, но только до тех пор, пока этим гражданам не покажется, что их в чём-то обделили. Вот тут они моментально вспоминают о том, что на свете есть различные федеральные инспекции и бегут туда с жалобами. Точнее связываются с сотрудниками сразу нескольких инспекций через Интернет. Точно также обстоит дело с Директориями, Верховные администраторы которых планомерно готовятся к возрождению биосферы на подведомственных им территориях.

Ник оживился и быстро задал следующий вопрос:

— Сэр, семь Директорий — это семь Верховных администраторов, каждый со своими полномочиями, но чем, в таком случае, занимаются остальные двадцать семь Верховных администраторов? Ведь вы же сами сказали, что они правят нами только формально. Мне что-то не верится, будто они бездельники.

Судя по мимолетной гримасе, этот вопрос, явно, не понравился господину главному инспектору, но он, все же, ответил ровным голосом:

— Ник, поверь, никто из Верховных администраторов не прохлаждается без дела. Просто они не лезут в дела региональных администраций, а работы у них хватает. Ты хочешь знать, чем они занимаются? Что же, отвечу. Находясь на самом верху, они планируют будущее всего Человечества таким образом, чтобы как можно скорее вывести из анабиоза двадцать восемь миллиардов мужчин и женщин. Причем сделать это они должны так, чтобы всем хватило жизненного пространства, и никто не голодал. Так что в их ведении находятся все внеземные колонии в Солнечной системе, наука, тяжелая и добывающая промышленность на Земле и в космосе, а также все вопросы, связанные с обороной планеты на случай внезапного вторжения извне. Надеюсь того, что я сказал, Ник, тебе хватит? Чтобы получить более полную информацию о том, чем занимаются Верховные администраторы, нужно быть федеральным чиновником довольно высокого ранга и иметь допуск соответствующего уровня.

Сын огорченно вздохнул и задал отцу еще один вопрос:

— Сэр, раз уж зашел разговор о федеральных чиновниках, скажите, почему очень многие молодые люди, которые хотят поступить на федеральную службу, даже сдав все экзамены на оценку отлично, не могут поступить в академию управления? С чем связано то, что в эти академии принимают в основном детей федеральных чиновников? У нас что, федеральные чиновники превратились в особую касту?

— Можно сказать и так, Ник, — строгим голосом ответил Дон Рогов и совсем уж мрачно пояснил, — все дело тут в той строгости воспитания, которая принята в семьях федеральных чиновников, а еще в том, что их дети задолго до поступления в академию управления, начиная с двенадцати лет, проходят через процедуру полного ментосканирования. После вступительных экзаменов абитуриенты обязаны пройти ментосканирование и вот тут-то выясняется, что некоторые из них непригодны для государственной службы. Главной причиной является элементарное тщеславие и мечта сделать карьеру. Обычные граждане относятся к ментосканированию неприязненно, как же, ведь его применяют по отношению к преступникам. Зато в семьях федеральных чиновников это норма. Поверь, ни один из них никогда не подпишет разрешение на поступление своего ребенка в академию управления, если по результатам ментосканирования станет ясно, что он мечтает только о карьерном росте, а не о том, чтобы служить людям, как его родители, а вместе с ними деды с бабушками. Точно такое же правило действует в военно-космическом флоте Земли и все федеральные чиновники имеют такую же военную подготовку, что и космодесантники. К тому же не нужно забывать еще об индексе альтруизма.

Сказано все было таким строгим тоном, что у Ника Рогова сразу отпала охота задавать отцу уточняющие вопросы, хотя некоторые одноклассники и просили его выяснить, смогут ли они поступить через три года в академию управления. Впрочем, о том, что академия не место для карьеристов, мечтающих о высоком социальном статусе, они знали и без него, но все же не решались пройти через процедуру ментосканирования, хотя и были отличными парнями и девушками. О том, что индекс альтруизма должен быть не менее ста двадцати пяти пунктов, многие даже и не вспоминали. В основном потому, что никто не знал, как именно он определяется.

Сам он сидел в кресле с шлемом ментосканера на голове уже пять раз и после каждого ментосканирование что-то в его жизни обязательно менялось. Последний раз результаты его и Лии ментосканирования и вовсе стали предметом обсуждения на большом семейном совете. Полгода назад по этому поводу был устроен внеочередной семейный праздник, на котором их обоих поздравили с тем, что они подошли своему семнадцатому дню рождения с такими прекрасными ментальными показателями. Какими именно были эти показатели, ни Ник, ни его сестра Лия толком не знали, но догадывались, что речь идет, прежде всего, не о честности и порядочности, а о индексе альтруизма. Так их воспитали родители, дед с бабушкой, и наставники в школе, но роль семьи в их воспитании, была намного значительнее.

Роговы никогда не кривят душой, Роговы всегда готовы взяться за самое трудное дело, Роговы никогда и ни в чем не ищут выгоды для себя лично, Роговы всегда готовы прийти на помощь, главное для Роговых — служить людям. А еще Роговы никогда не смотрят на людей свысока, и выполняют порученное им дело, молча, не ища наград, и даже в кругу семьи не ведут разговоров о карьере или привилегиях, всегда довольствуясь тем, что доступно абсолютному большинству людей. Единственное, что имела их семья из того, на что не могли претендовать многие из их соседей, это Роговская Лагуна, да и то лишь потому, что она была их вторым домом ещё с тех далёких времён, когда их предок Василий Рогов руководил строительством Курильского участка Стены.

Вопросов Ника заготовил много, вот только задать их отцу все, так и не смог, хотя его мать и сестра с нетерпением ждали продолжения интервью. В отцовском рабочем кабинете внезапно зазвучал тревожный зуммер и стали мигать красным сразу несколько светильников, а вслед за этим в него влетел робот-мажордом. Дон Рогов нахмурился и негромко сказал:

— Вот и все, ребята, кончилось ваше детство.

Его жена встревожено спросила:

— Дон, это то, о чём я думаю?

Тот кивнул:

— Да, Тея, это сигнал, что я должен немедленно привести в действие Красный протокол. После этого у нас будет всего полчаса на сборы. Тэд, старина, подай мне мой кейс связи. Ты остаешься здесь, и также будешь действовать по красному протоколу.

— Пап, что такое красный протокол? — Встревожено спросил Ник — И почему именно ты должен вводить его в действие? Это что-то военное? Но ведь ты гражданский чиновник, никак не связанный с космофлотом.

— Ник, все вопросы задашь потом, когда мы полетим в убежище, — неожиданно строгим голосом сказала сыну мать, — а сейчас, дети, быстро надевайте на себя всю наноодежду, что у вас есть, и возьмите с собой только те вещи, которые вам особенно дороги. Может случиться так, что мы сюда больше никогда не вернемся, а у Тэдди не будет времени упаковать их и отправить на ближайший склад.

Нику и Лие было не привыкать к строгому и непреклонному тону отца. Знали они и то, что отец никогда не бывает строгим без важной причины, а потому бегом бросились из гостиной в свои комнаты и сразу же приступили к сборам. Пугаться какого-то непонятного красного протокола у детей не было никаких причин, зато Тея не то что бы испугалась, но все же сильно встревожилась и спросила мужа:

— Дон, надеюсь, это учебная тревога?

Тот уже открыл кейс специальной правительственной связи и прочитал сообщение, появившееся на экране — "Срочно вводите в действие Красный протокол. Двенадцатый."

— Нет, все очень серьезно. Мне пришло сообщение от двенадцатого Верховного администратором. Он член Верховного совета администраторов и потому имеет право отдать приказ о нашем переходе на особое положение. Скорее всего, он сейчас тоже направляется в свое тайное убежище. Так что я не скоро смогу с ним встретиться.

— Что теперь будет, Дон? — Спросила Тея.

Дон Рогов пожал плечами:

— Будем работать, Искорка, выполнять свои прямые служебные обязанности. Все минувшие годы, а точнее столетия, мы готовились к тому, чтобы в случае необходимости выступить против диктатора, если такой, конечно, объявится. Все, быстро собирай вещи, а я пойду в кабинет, объявлю приказ о переходе на военное положение по Красному протоколу и начну готовить флайер к полету. Поскольку мы отправляемся в убежище и переходим на военное положение, то и вылетать нам придется скрытно, в режиме полной невидимости. Хорошо, что мы не ждем никого в гости.

Ник и Лия быстро собрали самые ценные вещи в дорожные кофры, надели на себя по несколько комплектов наноодежды, способной изменять свой внешний вид, и вышли из виллы на взлетно-посадочную площадку. Там, где четверть часа назад стояло три флайера семьи Роговых, теперь находилась всего одна машина угловатой формы. Из другой двери их робот-мажордом вывел кресло-трансформер, подтолкнул его к флайеру и тот, словно всосал в себя детскую леталку. Из мощной боевой машины вышел отец, облаченный в массивный боескафандр тяжелого класса и протянул детям два широких темно-серых рубчатых пояса:

— Наденьте пояса на себя. Они превратят ваши нанокостюмы в боевые скафандры. Не думаю, что они вам пригодятся, но лучше перестраховаться.

Юноша и девушка, которые не обмолвились между собой ни единым словом, быстро выполнили распоряжение отца. Еще через пару минут из виллы вышла их мать, также одетая в тяжелый боескафандр. Вслед за ней летело целых пять больших кофров, а еще через минуту флайер растворился в воздухе. Это его пилот — Дон Рогов, включил оптическую маскировку. Под её прикрытием флайер быстро вылетел из-под климатического зонтика и направился на запад. Включив автопилот, отец развернулся вместе с креслом и, наконец, сказал:

— Ребята, я не зря сказал недавно, что ваше детство закончилось. То, о чем вы были должны узнать в двадцать лет, вам придётся выслушать сейчас.

Голос отца был спокойным и Ник, быстро успокоившись, немедленно высказал предположение:

— Пап, ты хочешь сказать, что твоя должность главного санитарного инспектора была всего лишь прикрытием? Ты, наверное, на самом деле служишь в контрразведке военного космофлота Земли?

Дон Рогов насмешливо отмахнулся:

— В мирное время военной контрразведке на Земле делать нечего, Ник. Мы с мамой служим в другом секретном ведомстве. В комитете защиты конституционных прав граждан. Сокращенно казэпэ, но мы называем его казп. Я же, ребята, руковожу этой спецслужбой вот уже двадцать один год. О том, что на Земле существует такая секретная спецслужба, как казп, знает всего пятнадцать человек, входящих в Верховный совет администраторов. Негласно я являюсь еще и тридцать пятым Верховным администратором планеты Земля с особыми полномочиями. До этого дня мы если чем и занимались, то только расследованием самых тяжких преступлений, да и то фактически тайно, под видом специальных агентов федеральной службы расследований. Это еще одна наша крыша. На самом же деле мы все эти долгие годы ждали того момента, когда возникнет такая ситуация, при которой конституция окажется в опасности из-за того, что кому-то вздумается узурпировать власть. Сегодня такой момент наступил. Двенадцатый Верховный администратор, который руководит федеральным комитетом по науке и технике, подал сигнал опасности и, по сути, ввел в действие красный протокол, по которому казп должен быстро сменить дислокацию, отправившись всем личным составом в главное земное убежище и несколько внеземных. С этого момента перед нами стоит всего одна задача, выяснить, кто и чем угрожает существующему конституционному порядку.

Отец сделал паузу, и Лия спросила его:

— Пап, почему ты сказал, что наше детство закончилось?

Детям ответила мать:

— Потому, ребята, что вам уже очень скоро придется сделать выбор, будете вы служить в казпе или нет. Понимаете, милые мои, служба в казпе это своего рода наследный семейный бизнес и ваш папа сменил на той должности, которую он занимает, вашего деда — Грига Рогова. Теперь Григ обычный штабной сотрудник, как и я, но при необходимости он готов встать в строй, как полевой агент.

— Я согласен, — быстро ответил Ник, — тем более, что мне всегда казалось, что отец занимается куда более важным делом, чем федеральная санитарная служба. Сам не знаю почему, но я чувствовал это всегда.

Лия сердито надулась и фыркнула:

— Ники, мог бы и не спешить так. Джентльмены всегда пропускают дам вперед, между прочим. Так, родители, значит, в свою школу мы больше не вернемся, и, скорее всего, в главную Усадьбу Роговых тоже.

Отец посмотрел на сына и дочь с улыбкой и кивнул:

— Нисколько не сомневался в вас, ребята. Сейчас мы летим в сторону архипелага Шпицберген. Неподалеку от него, за стеной находится почти полностью затопленный остров Белый. Именно на нём находится под землёй одно из пяти тайных убежищ казпа. Сейчас я не могу сказать, как долго мы будем находиться в Третьем убежище. Время покажет. Скажу только одно, ребята, скоро там соберется немногим более двухсот пятидесяти восьми тысяч человек со всех концов планеты. Внеземным агентам казпа я отдал приказ скрыться в космических убежищах. В нашем убежище вы будете самыми молодыми юниорами, но не волнуйтесь. Молодежи там соберется свыше сорока тысяч человек и большая часть этих юношей и девушек однажды пополнит ряды оперативников казпа. Обо всём остальном вам расскажет мама, ребята, а мне надо проследить за тем, как идёт эвакуация.

Глава вторая

Исповедь двенадцатого Верховного администратора

Снова повернувшись к жене и детям спиной, Дон Рогов опустил забрало бронешлема и включил полный обзор. Перед ним немедленно появилась такая картинка, словно он снял с себя боескафандр и очутился внутри шара, изготовленного из безбликового стекла. Руки его лежали на широких биосенсорных подлокотниках кресла. Это была единственная система управления. От штурвалов в казпе отказались еще триста семьдесят лет назад, когда ученые из научно-технического отдела довели до ума нейронный акселератор, позволивший оперативникам и штабникам казпа соединять свое сознание с интерфейсом любого компьютерного устройства.

Повинуясь мысленной команде командора Рогова, боевой флайер-невидимка стал быстро набирать высоту и через три минуты вышел в стратосферу. Небо сделалось густо-синего, почти черного цвета и на нем появились звезды. Внизу же был виден огромный участок Охотского моря и уже был виден Сахалин. Небо над морем было совершенно безоблачным, зато над островом Хоккайдо, Японским морем, Кореей и Желтым морем бушевало сразу четыре локальных урагана, которые через трое суток должны были слиться в один и двинуться на северо-восток.

Командор Рогов мысленно запросил отчет о ходе эвакуации и через пару минут убедился в том, что все казповцы уже покинули те места, где они недавно находились, а почти треть уже поднялась в воздух и летела на остров Белый. До тайного убежища не добрался пока что никто, но в нем уже начались работы по расконсервации. В убежище находилось несколько тысяч роботов, которые спешно готовили его к приему людей. Дон выбрал это убежище без особых раздумий. Оно находилось за Стеной, и из него было легче всего тайно отправляться куда угодно, хоть в космос.

В эти минуты Дону Рогову больше всего хотелось уединиться где-нибудь и прослушать сообщение двенадцатого Верховного администратора, с которым встречался всего два раза, за то время, что он находился на руководящем посту, то есть за последние двадцать девять лет. Командору Рогову два с половиной месяца назад исполнилось восемьдесят девять лет и до того, как он сменил своего отца, ему пришлось двадцать пять лет проработать в казпе простым оперативником. Такой порядок смены руководства был заведён ещё в двадцать втором веке и через тридцать три года руководителем их тайной организации, если, конечно, с ним ничего не случится, станет его сын, так как в чём-чём, а в этом ни у кого не было никаких сомнений.

Вскоре пришло подтверждение, что все казповцы находятся в пути, а некоторые уже добрались до Тройки. Ничего тревожного на планете и за её пределами не происходило. Похоже, что никто так и не обратил внимания на то, что некоторые люди внезапно сорвались с места и перестали общаться с кем-либо. Что же, это означало, что внезапного нападения не будет, хотя в числе всех прочих, они неоднократно отрабатывали и такой вариант, но сегодня никто не бросился за ними в погоню.

Не смотря на то, что двенадцатый Верховный администратор фактически передал ему все бразды правления планетой и всеми космическими поселениями, командор Рогов пока что не мог понять, из-за чего это произошло. А ведь он был самым осведомлённым человеком на планете и знал такое, о чём не знали многие Верховные администраторы за исключением двенадцати членов Верховного совета. Выходит, что он всё-таки не был посвящён в какие-то тайны и это настораживало. Он пока что не выходил на связь со своими заместителями, которых у него было семнадцать человек.

В этот момент все они, как и сам Дон Рогов, больше всего на свете хотели знать, почему был введён в действие Красный протокол, но терпеливо ждали, когда их командор примет окончательное решение. В сложившейся ситуации решение могло быть только одно, выслушать и тщательно изучить послание двенадцатого Верховного администратора, и уже потом начинать действовать. Судя по тому, что объём послания составлял почти два с половиной терабайта информации, разбираться с ней аналитикам придётся не один день, и он решил, хранить её втайне бессмысленно. Казп был закрытой кастовой организацией, в которую не брали никого со стороны с момента её создания в две тысячи девятнадцатом году. В нём, как и в любой нормальной семье, не было никаких тайн и разговоров за чьей-то спиной. Подумав ещё пару минут, командор Рогов обратился сразу ко всем казповцам:

— Друзья мои, не торопитесь лететь прямо в Тройку. Давайте встретимся на хребте Ломоносова. Приказ ввести Красный протокол мне передал Двенадцатый и прислал вдобавок большой пакет информации, с которой нам всем придётся разбираться не один день. Поэтому те ребята, которые доберутся до места первые, выберут местечко поудобнее, а мы присоединимся к ним и как только соберёмся все вместе, я запущу трансляцию на все флайеры. Машины у нас надёжные, боевые, так что нам ничто не помешает выслушать исповедь Двенадцатого на дне океана. А теперь полный вперёд!

Если до этого момента боевые флайеры казпа летели к острову Белый на скорости ниже средней, то после этого приказа помчались чуть ли не сломя голову и только благодаря тому, что все машины находились на высоте не менее пятидесяти километров, их никто не смог заметить, хотя у сил самообороны Земли имелись все необходимые средства. Всё объяснялось просто — никто не мог следить за действиями казпа и, тем более, за перемещением его специальных боевых флайеров. Их, словно бы не существовало в природе и даже тогда, когда компьютерные системы слежения засекали флайер, они получали ещё и автоматическое предупреждение, полностью блокирующее средства оповещения. Зато казповцы могли видеть всё.

Те сотрудники казпа, которые добрались до Третьего убежища вместе с теми членами своих семей, которые были допущены к самой большой тайне планеты Земля, немедленно отправились на Северный полюс, но уже под водой и потому не добрались до точке рандеву первыми. Это было подводное плато всего в нескольких десятках километров от Северного полюса. Не долетая до него полусотни километров, флайеры сбрасывали скорость до минимума и плавно, без единого всплеска, погружались в воды Северного ледовитого океана, полностью свободные ото льда. Температура воды на поверхности была плюс девять градусов по Цельсию.

По пути к точке рандеву, командор Рогов снова повернулся к жене и детям, чтобы прочитать им короткое наставление, из которого следовало, что им уже через несколько дней придётся не только приступить к учёбе, но и начать тренироваться по четыре часа в день, занимаясь исключительно боевыми единоборствами. Впереди у них было тридцать три года службы в казпе в качестве простых оперативников, после чего кто-то один сменит отца. Разумеется, о том, чтобы влюбиться в кого-то со стороны, не могло идти и речи, как и нельзя было отказаться от должности полевого агента, чему каждого юниора учили всего пять лет.

Правда, для Ника и Лии срок учёбы был намного дольше, ведь отец должен будет подготовить из них таких преемников, за действия которых ему не будет в дальнейшем стыдно. Дети выслушали его внимательно, сын молча кивнул, а дочь с улыбкой сказала:

— Это именно то, о чём я мечтала больше всего, не становиться матерью раньше, чем мне исполнится хотя бы шестьдесят лет.

Чуть более получаса спустя, когда последний флайер завис над дном, командор Рогов снова вышел в эфир по закрытому каналу связи:

— Леди и джентльмены, приготовьтесь к самым неожиданным вещам. Прошу не делать никаких выводов немедленно и сначала хорошенько обдумать всё, что мы сейчас, скорее всего, услышим. Включаю трансляцию.

Все казповцы расположились в креслах поудобнее, и включили экраны шлемов на широкоугольный обзор. Уже через пару секунд каждый человек, слов бы перенёсся в просторный кабинет, за окнами которого виднелись заснеженные горы Новой Зеландии, и увидели моложавого улыбающегося мужчину с удивительно мудрым и проницательным взглядом серо-стальных глаз. Этот взгляд ставил всё на свои места, так как мог принадлежать только тому человеку, возраст которого близок к ста пятидесяти годам. Мужчина, одетый в летнюю рубаху кремового цвета, сидел в просторном чёрном кресле-антиграве за старинным письменным столом резного дерева со столешницей из малахита. Широк улыбнувшись и слегка кивнув, он насмешливо поприветствовал всех:

— Добрый день, Дон, добрый день, дамы и господа. Дон, если я в тебе не ошибся, то меня сейчас видишь не только ты, но и все наши защитники-казповцы. Не тот ты человек, чтобы корчить из себя всесильного Берию или Андропова. Итак, ребята, вы все сейчас гадаете, почему Двенадцатый потребовал от вашего командора привести в действие Красный протокол, ведь для этого, судя по всему, нет никаких оснований и их ведь действительно нет, или почти нет. Но сначала позвольте мне представиться вам. Вы полагаете, что меня зовут Роберт Денисов и что я потомок самого Боба Денисова, первого двенадцатого Верховного администратора, но это несколько не так. Я и есть тот самый Боб, то есть Борис, Денисов и я, как и ещё несколько десятков господ, самый старый человек на планете Земля, чего по мне не скажешь. Никаких особенных причин вводить в действие Красный протокол у меня не было, но всё дело в том, что мои коллеги из числа тридцати четырёх Верховных администраторов, две недели назад в третий раз саботировали мою просьбу, встреться, чтобы провести тайное совещание. Честно говоря, меня это поначалу всбесило, но я взял себя в руки и принялся обзванивать каждого. Выслушав, невесть какую по счёту пустую отговорку, я решил, наконец, поставить все точки над "i", а попросту решил ввести в действие Красный протокол. Надеюсь, вы поймёте меня правильно, ребята. Если эти старые грымзы не хотят отвечать на мои вопросы, то пусть отвечают на ваши. Это главная причина, по которой введён в действие Красный протокол, но есть и вторая, которая также не даёт мне покоя вот уже добрых полтора столетия. Боюсь, что нам всем грозит какая-то большая опасность, но какова её природа и откуда она может исходить, я не знаю. Возможно, что так называемое Движение за права и свободы граждан из тайной оппозиционной всему и вся силы действительно превратилось в подпольную вооруженную операцию, которая может от слов перейти к действиям, то есть к терактам. Но может быть и так, что кто-то из нашего брата, Верховных администраторов, затеял двойную игру или того хуже, замыслил переворот, но меня уже давно что-то тревожит. Поскольку ваша тайная организация была когда-то создана как раз для того, чтобы бороться со всякими идиотами, если такие, вдруг, появятся, то вам и карты в руки, ребята. Красный протокол введён в действие и теперь вы должны выяснить, что именно заставляло меня просыпаться посреди ночи и не давало потому уснуть до утра. Может быть это было просто несварение желудка, а может что-то куда более серьёзное. Заодно вам предстоит выяснить, с чего это тридцать три старых перечницы, вдруг, стали сторониться тридцать четвёртую. Для того, чтобы вам было легче сделать это, я расскажу всю правду о том, как в двадцать тысяч девятнадцатом году, аккурат вначале ноября, хорошо хоть не в ночь с седьмого на восьмое, силовики сразу семнадцати стран мира заявили, что берут власть на планете в свои руки. Мы сделали всё возможное и невозможное, чтобы в историю было внесено именно эта сказка, но о том, что последовало за этим, как и о том, что предшествовало военному перевороту, современное Человечество ничего не знает, и об очень многих вещах не узнает никогда, если вы не решите иначе. Прежде, чем начать свою долгую исповедь, которая записывалась на протяжении добрых трёх десятков лет, я позволю себе предупредить вас о том, что я являюсь тем самым человеком, благодаря действиям которого вы сегодня живёте именно в таком мире, какой он есть. Причин тому две, во-первых, я родился и вырос в Советском Союзе, тут, конечно, повезло мне, а, во-вторых, самое великое открытие в истории Человечества было сделано в России и тут повезло уже всему Человечеству. А теперь приготовьтесь к тому, чтобы выслушать исповедь двенадцатого Верховного администратора планеты Земля, отвечающего за развитие науки и техники...

Командор Рогов, слушавший Двенадцатого затаив дыхание, облегчённо вздохнул и мысленно похвалил себя за то, что ему в голову пришла идея собрать всех казповцев на Северном полюсе, чтобы выслушать исповедь одного из старейших людей планеты. Судя по всему, в ближайшее время им придётся узнать о таких вещах, которые могут полностью изменить все их представления о далёких предках. Что же, рано или поздно это могло произойти и если что-то или кто-то действительно угрожает Человечество, то они сделают всё, чтобы отвести эту угрозу даже ценой своей жизни и жизни своих детей. На то они и казп, ведь право на жизнь — это самое главное из всех конституционных прав. Картинка между тем изменилось. Вместо чёрного кресла-антиграва появилось самое обычное офисное, хотя, конечно, и роскошное чёрное кресло, зато стол остался всё тем же, но двенадцатый Верховный администратор был одет в чёрный с серебряным позументом полувоенный мундир, в котором имел куда более строгий вид. Слегка кивнув, он начал свой рассказ без малейшей тени улыбки на лице:

— Командор Рогов, господа офицеры, сегодня я начинаю весьма долгий рассказ о том, как в далёком две тысячи девятнадцатом году был совершен отнюдь не бескровный военный переворот, который самым решительным образом изменил мир. Причём, явно, изменил его к лучшему, иначе число людей на планете Земля не достигло бы сорока восьми миллиардов человек, а все пять континентов мы защитили от Большой воды. Итак, позвольте представиться, я генерал-лейтенант Борис Владимирович Денисов, можно сказать, архитектор всех этих перемен, включая, естественно, и военный переворот. Я родился в одна тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, через два с лишним месяца после смерти Иосифа Сталина, которого в наши дни подавляющее большинство людей считает одним из величайших правителей Эпохи Великой Конфронтации, предшествовавшей Эре Единения Народов, хотя он и был жестоким тираном, но тираном победившим фашизм.

Мой отец Владимир Борисович Денисов в то время был лётчиком-истребителем и имел звание майора, а мама, Евгения Дмитриевна, была учительницей физики. В одна тысяча девятьсот шестьдесят пятом году моего отца, к тому времени закончившего военную академию Генерального штаба, перевели в Москву, в штаб военно-воздушных сил. Через два года, закончив школу экстерном, я поступил в Московский государственный университет, причем сдав экзамены сразу на двух факультетах, физическом и биологическом и к восемнадцати годам закончил оба с красным дипломом. После этого я поступил в аспирантуру, но специализировался уже в трёх научных дисциплинах, теоретической физике, биофизике и молекулярной биологии.

Через полтора года я защитил последнюю, третью кандидатскую диссертацию и чуть было не женился, но вовремя выяснил, что мою девушку куда больше интересует то, что мой отец генерал-майор авиации, служащий в штабе, а не то, что я мечтаю создать на Байкале научную лабораторию, чтобы начать разгадывать тайны этого озера. Такую лабораторию, правда, совершенно секретную, я создал гораздо позднее, а вот жениться я смог только почти двести лет спустя.

Буквально через две недели после защиты меня пригласили для беседы в военкомат и майор Круглов, служивший в КГБ, сделал мне весьма интересное и интригующее предложение. Суть его сводилась к тому, что я должен был одновременно возглавить секретную биологическую лабораторию КГБ и стать начальником отдела развития молекулярной биологии в Государственном комитете по науке и технике. Это была, по сути, тема моей кандидатской диссертации. Однако, помимо всего этого я должен был стать ещё и кадровым разведчиком-учёным. К тому времени мне уже довелось прочитать все романы Яна Флеминга о Джеймсе Бонде и перспектива стать рыцарем плаща и кинжала от науки, меня очень увлекла. Надо сказать, что учёба давалась мне очень легко, и потому у меня оставалось сначала на занятия спортом, в котором я выбрал для себя самбо, а затем и девушками. Немалый рост, довольно смазливая физиономия и высокий социальный статус весьма этому содействовали. Попросив у майора Круглова дать мне три дня на размышление и его служебный телефон, я отправился домой.

Когда я завёл разговор с отцом, то выяснилось, что он уже обо всём знал. На мой вопрос, как поступить, отец ответил прямо:

— Боря, хотя решать тебе, я так скажу, КГБ это очень серьёзная организация. Дураков туда не берут, а если и берут, то по большому блату. Думаю, что твои байкальские исследования не так важны, как та служба, на которую тебя приглашают. В общем, решай сам, сын.

И это мне сказал отец, человек, родившийся в Иркутске, то есть почти на берегу Байкала, который привил мне любовь к этому древнейшему на планете озеру с детства. Немного подумав, я наутро первым делом позвонил майору Круглову и спросил, куда мне надо явиться. Тот ответил:

— Вот и замечательно, Борис. Попрощайся с родителями, собери вещи и жди меня дома. Я сам отвезу тебя в разведшколу. Пусть тебя не смущает название, это высшая разведшкола, которая приравнивается к институту.

Отец только из-за моего утреннего звонка не спешил на службу, а у мамы ещё не начался новый учебный год. Через несколько часов я выходил из чёрной служебной "Волги", была когда-то такая машина, на двадцать пятом километре Горьковского шоссе. Так я снова стал студентом, точнее курсантом, но временами подменял преподавателей немецкого и английского языка, которые к тому времени знал в совершенстве. О физике и биологии я только рассказывал своим однокурсникам и убивал некоторых преподавателей тем, что умудрялся читать во время их лекций иностранные журналы по физике и биологии. Оживали же они только тогда, когда я слово в слово повторял всё то, что они говорили. Меня за это даже прозвали Гаем Юлием Цезарем, но потом сократили до Цезаря, это мой оперативный позывной.

Кроме меня в сто первой разведшколе в первый год не было ни одного такого же курсанта, как я, но на второй год их было уже семеро и некоторым было под тридцать лет. Нас так и прозвали — Джеймсы Бонды от науки. Не знаю, чья это была идея, обучить учёных всем премудростям, положенным всякому уважающему себя шпиону, но впоследствии мне пригодились все те знания и навыки, которые я получил в сто первой разведшколе.

В госкомитете же по науке и технике я всё это время числился номинально, но всё же появлялся в его стенах два-три раза в месяц, и хотя времени у меня всегда было в обрез, написал за время учёбы полтора десятка научных статей, которые были немедленно опубликованы. Правда, когда я вернулся в комитет, то стал не начальником, а заместителем начальника отдела. Так я впервые на деле столкнулся с таким явлением советского времени, как блат. Начальник моего отдела был на пятнадцать лет старше меня и, как учёный, был просто безобразно туп в биологии, хотя и закончил биологический факультет МГУ.

Поначалу он пытался меня шантажировать. Ему очень хотелось видеть свою фамилию на моих научных трудах, но я лишь молча покрутил пальцем у виска, и немедленно принялся разрабатывать свою первую операцию противодействия врагу под кодовым названием "Яйцо кукушки". Мой начальник был сыном высокопоставленного партийного чиновника, члена политбюро, но для меня он был просто тупым идиотом с дипломом в кармане, которому не место не то что в науке, но и рядом с ней. Используя полученные в разведшколе знания и фотоаппарат с длиннофокусным объективом, я уже через полтора месяца имел на руках компромат на него, причём весьма пикантного свойства. Как раз шла подготовка к поездке на один научный симпозиум в Цюрихе, когда я, воспользовавшись связями отца, передал руководителю КГБ три десятка снимков, сопровождаемых обширной пояснительной запиской и двумя бобинами магнитофонной записи.

Под суд мой начальник не попал только потому, что его вербовка агентом английской разведки не завершилась. Можно сказать, я спас этого тщеславного типа от тюрьмы и хотя меня это не красило, снова стал начальником отдела и представлял нашу страну ещё вместе с несколькими учёными-биологами на симпозиуме, где мы блестяще выступили. Впоследствии таких командировок было множество, но вместе с тем мне пришлось побывать и в Афганистане, в зоне боевых действий, чтобы на месте проверить слухи о применении биологического оружия. Моё руководство по линии КГБ решило, что направлять в Афганистан, а потом ещё и в Пакистан учёного, не имеющего ничего общего с разведкой, будет глупо.

Для меня же это были очень полезные полгода, в течение которых я, якобы, занимался сугубо научной деятельностью в одной из научных лабораторий в Новосибирске. Моя командировка закончилась успешно в том смысле, что никто из нашей разведгруппы не погиб и не был захвачен в плен, хотя мы не раз находились на волосок от гибели. Сплетни оказались всего лишь сплетнями, но зато я получил настоящий боевой опыт, который пригодился мне в дальнейшем. Моя работа в госкомитете по науке и технике закончилась в одна тысяча девятьсот девяносто первом году вместе с развалом СССР, но не моя служба в разведке. К тому времени ПГУ КГБ, в котором я нёс службу Родине, было преобразовано в Службу внешней разведки.

Так я стал разведчиком "без крыши", а фактически бюрократом от разведки, но зато получил звание генерал-майора, и, вскоре, в интересах СВР, был торжественно уволен в запас с правом выезда за границу. Вот тогда-то в моей жизни и наступил этап жестокого разочарования во властях предержащих, которые сначала развалили СССР, а затем стали внедрять в России капитализм наихудшего пошиба. Однако, понимая, что шилом моря не нагреешь и плетью обуха не перешибешь, я стал задумываться о своём личном будущем и возвращении если не в большую науку, так как настоящим учёным мне так и не удалось стать, то хотя бы в науку прикладную, а для этого мне требовались деньги и немалые. В начале девяностых годов все русские люди, словно бы помешались на деньгах, и это стал для очень многих единственный свет в окошечке.

После распада СССР вся загрансобственность союза досталась России, и её решили продать. Я был одним из тех, кто должен был это сделать, и мне подумалось, что на этом можно поживиться. В то время я был ещё совсем молодым генерал-майором и, одновременно, бывшим партийным функционером, надзиравшим за развитием науки в Советском Союзе. Именно таковым я был в глазах многих западных учёных, которые весьма искренне сожалели, что я не занимаюсь биофизикой и не только ей одной всерьёз. Зато когда я получил в своё управление целых семнадцать весьма дорогостоящих объектов недвижимости в разных странах, которые мне было поручено продать за любые деньги, именно эти люди пришли мне на помощь.

Не знаю уж как, но один мой хороший приятель, учёный-биофизик из Массачусетского технологического института, помог мне и познакомил с прожженным финансовым аферистом, с которым я сумел найти общий язык и тот меня не подвёл. Для начала он нашел таких покупателей, которые согласились купить всю мою недвижимость за очень большие деньги, свыше трёхсот миллионов долларов. Прекрасно отдавая себе отчёт в том, что эти деньги скорее всего разворуют, я перечислил в бюджет только шестьдесят миллионов, сорок оставил себе, а остальные двести передал в управление своему новому знакомому из Майями. Правда, для начала я сначала предложил Мэтью Грину прогуляться по городу, в котором бывал несколько раз раньше, и показал ему, что русский учёный способен поколотить пятерых кубинских бандитов, причём очень быстро и крайне жестоко.

Кубинских гуанос мне не было жалко, зато я моментально вырос в глазах Мэтта, но и он пришел в ужас, когда я вместе с ним отправился на стрельбище и доказал на деле, что мне ничего не стоит попасть из снайперской винтовки в голову человека с расстояния в восемьсот метров. Перед тем, как перевести деньги на указанный счёт, я сказал:

— Мэтт, ты отличный парень, хотя, конечно, и финансовый аферист, но мне именно такой помощник в делах и нужен. Ты получишь от меня двести миллионов, но запомни, если я лишусь денег и той прибыли, что ты обещаешь, то не стану обращаться в полицию, а просто прострелю тебе голову.

Мой новый приятель боязливо поёжился и тихо ответил:

— Боб, но ведь я и сам могу прогореть, хотя то дельце, которое я собираюсь провернуть, сулит огромную прибыль.

Похлопав парня по плечу, я успокоил его:

— Мэтт, если ты прогоришь, значит, прогорю и я, не в этом дело. Поверь, старина, кто не рискует, тот не пьёт шампанское и не спит с королевами. Совсем другое дело, если ты сорвёшь куш и кинешь меня. Вот в этом случае ты точно труп и что самое главное, тебе от меня не скрыться. Ты ведь догадываешься, что за мной стоит русская внешняя разведка.

Американец энергично закивал:

— Догадываюсь, Боб. Профессор Роллинг, у которого моя младшая сестра работает ассистентом, так мне и сказал, что скорее всего ты тесно связан с разведкой советов, раз тебе дозволялись такие вольности. Извини старину Олли, Боб, но он рассказал мне о том, как вы веселились на озере Онтарио, куда ты его затащил после конгресса в Торонто. По-моему, он до сих пор в шоке и никак не придет в себя, но именно поэтому этот очкарик буквально влюблён в тебя. Похоже, что ты открыл для него новую сторону жизни и это благодаря тебе Оливер сумел охмурить мою сестрёнку. Джейн без ума от науки и своего научного руководителя, а он без ума от неё.

Видя, что Мэтью из шкуры вон лезет, пытаясь как можно сильнее расположить меня к себе, я добродушно сказал:

— Вот и не будем их расстраивать, Мэтт. Давай лучше сделаем им шикарный свадебный подарок. У Олли в голове столько отличных идей, что ему только не хватает финансирования для их реализации. Поверь мне, как старому бюрократу от науки, в него можно вкладывать деньги.

Мой американский теперь уже точно партнёр ухмыльнулся:

— Боб, но ведь именно это ты собираешься сделать в России? Зачем тебе конкурент в Америке?

Я развёл руками и благодушно ответил:

— Мэтт, дружище, Оливер мне не конкурент. Я так понимаю, что этот очкарик не спешит вести твою сестру под венец, вот пусть она и выставит ему жесткое условие, а мы с тобой подкрепим его финансово. Обо мне не беспокойся, я собираюсь заняться скупкой научных открытий и русских гениев, причём в самых разных областях науки, но только в тех, от которых можно ожидать прибыли. Может быть, даже поделюсь чем-нибудь с Олли и твоей сестрой Амалией, если они, конечно, поженятся.

Мэтью Грин пристально посмотрел на меня через бокал с отличным коньяком, наш разговор проходил на веранде ресторана, и вздохнул:

— Даже не знаю, что тебе ответить, Боб, ведь ты для меня был всего лишь кошельком с деньгами, или парнем при деньгах, которые я могу заполучить для своего бизнеса. Теперь же выходит так, что ты станешь для меня, чуть ли не родным братом. Амалия это всё, что у меня есть на этом свете и ты, парень, задел меня за живое. Что же, если так, то я буду вести себя втрое осторожнее, но и ты будь готов к тому, чтобы в нужный момент сделать дополнительные инвестиции в наш с тобой бизнес.

Сурово нахмурившись, я ответил:

— Мэтт, я ничего не буду тебе обещать, но постараюсь сделать всё возможное. Когда тебе могут понадобиться деньги?

Финансовый аферист, а на деле просто удачливый биржевой игрок, пожал плечами и задумчиво сказал:

— Точно сказать не могу, но полагаю, что не ранее, чем через год. Если это снова будет недвижимость, меня это вполне устроит.

Проведя в Майями ещё два месяца, но теперь постигая науку финансовых спекуляций на бирже, а также технологию инвестирования, я вернулся в Россию. Начался тысяча девятьсот девяносто шестой год и, похоже, мои деньги пришлись очень кстати. Во всяком случае, мне даже не задали вопрос, за сколько реально была продана госсобственность. Впрочем, с этой стороны мне было невозможно предъявить какие-либо претензии. Мой американский партнёр обставил всё должным образом. Правда, я всё же поделился частью своей прибыли и, улучив удобный момент, поинтересовался у того человека, который поручал мне продать госсобственность, куда могу перевести четыре миллиона двести тысяч долларов.

Как я и предполагал, мой куратор от денег не отказался и даже более того, через три с половиной месяца меня снова попросили продать несколько десятков объектов недвижимости, но на этот раз не в странах третьего мира, а в Западной Европе, отчего я в притворной панике схватился за голову. В итоге куратор чуть ли не умолял меня пристроить эти объекты за любую цену. К тому времени, когда я снова улетел в США, мною была зарегистрирована в Москве инвестиционная компания "Рассвет", за которой, якобы, стояли зарубежные инвестиционные фонды. В штате компании было всего семь человек при одном директоре. Главный бухгалтер и шестеро научных сотрудников, которые должны были ещё на входе отфильтровывать откровенных аферистов, но всё же не отвергать с порога никого, кто пришел с сумасшедшими идеями. Именно на них я и делал ставку.

Когда я снова встретился с Мэтью, тот был, чуть ли не на седьмом небе от счастья. Деньги ему понадобились даже раньше, чем через год, а вся та недвижимость, которую мне предложили срочно сбагрить, могла принести денег вдвое больше, чем в первый раз, но её и было намного больше. Мы провели сделку по её продаже буквально чрез полтора месяца, а ещё через полгода Мэтт вывел прибыль, и выяснилось, что с учётом уплаты всех налогов мы оба стали миллиардерами. Правда, при этом мы разорили несколько банков в Японии и Южной Корее, о чём я не сожалел. Ещё через два месяца Амалия и Оливер поженились и одновременно с этим стали владельцами нового научно-исследовательского центра с весьма солидным бюджетом.

Так я заработал свой первый миллиард с четвертью и даже стал подумывать о том, чтобы завести эти деньги в Россию, вот только Мэтт рассказал мне о том, сколько денег новые капиталисты вывозят из неё, что я моментально насторожился. Делами своей инвестиционной компании интересовался мало, но заработную плату её сотрудникам перечислял исправно. Мой американский партнёр проводил эти деньги, как гранты на поддержку науки в России. Часть этих грантов шла на подкуп чиновников и мой бухгалтер, Дарья Дмитриевна, весьма поднаторела в этом. Однако, узнав о том, что вскоре на наш валютный расчёт поступит пятьдесят миллионов долларов, схватилась за голову и нервно воскликнула:

— Борис Владимирович, миленький, нас же бандиты в клочья разорвут, ведь мы работаем без крыши.

Громко рассмеявшись, я воскликнул:

— Дашенька, золотце моё, не волнуйтесь. Завтра же я представлю вам нашу крышу. Поверьте, она вам очень понравиться.

В тот же вечер я встретился с тем человеком, который сегодня известен вам, как Верховный администратор Седьмой директории, а тогда просто Петькой Егоровым, вместе с которым тайком шастал из Афганистана в Пакистан и обратно целых полгода. В отличие от меня капитан Егоров так и застрял в подполковниках, хотя и был прекрасным офицером из армейской разведки с оперативным позывным Чибис. Хорошо, что ему хотя бы нашлось место в Московском УФСБ и он не бедствовал. Увидев меня, одетого с иголочки, мой друг проворчал:

— Где пропадал, морда буржуйская?

На что я спокойно ответил:

— Куски Родины продавал по заданию Аквариума. В розницу и оптом. Кое-что, как ты сам понимаешь, к рукам и прилипло. Вот, пришел, чтобы поделиться со старым другом.

Пётр вытаращил глаза, быстро затащил меня в квартиру и прорычал:

— А ты часом не брешешь, Цезарь? Ну, тогда твори молитву, я тебя сейчас расстреливать начну.

Крепко обняв старого друга, я честно признался:

— Не брешу, Петя, но расстреливать меня не надо, я ведь теперь долларовый миллиардер и к тому же по-прежнему патриот, а таких надо беречь.

Не знаю почему, но я честно рассказал подполковнику Егорову обо всём, что произошло после моего, так называемого, увольнения в запас. Для него буквально всё, что я рассказывал, было большими пригоршнями соли на свежие раны. Больше всего Чибиса бесили размеры тех капиталов, которые ежедневно вывозились из России. А ещё его очень удивили успехи моего нового друга Мэтью Грина и он удивлённо спросил:

— Неужели этот парень действительно сумел из четырёхсот миллионов баксов всего за каких-то два года сделать больше пяти миллиардов? Ничего не понимаю! По-моему ты брешешь, как сивый мерин, Цезарь.

Я развёл руками и честно признался:

— Петя, я Мэтту чуть ли не иголки под ногти совал, но он так и не раскололся, а лишь сказал мне — Боб, не суй свой нос в мои дела и запомни, чем меньше ты об этом знаешь, тем крепче будешь спать. С тебя вполне хватит того, что у тебя теперь есть гринкарта, правда в чёрном конверте, и полное право тратить свои деньги так, как тебе заблагорассудится. Пойми, я ведь работаю не только на себя лично, но и на свою страну, вот только деньги в свой бизнес я должен привлекать со стороны, но не откуда угодно.

Мой друг нахмурился и рыкнул вполголоса:

— Понятно, откуда растут ноги, и чем они воняют. Прямо из задницы федерального резерва. Ладно, Борька, проехали. Так что ты мне предлагаешь, Цезарь? Неужели снова прикрывать твою задницу? И на хрена ты только выучил в разведшколе пушту?

— Угадал, Чибис, я предлагаю тебе снова быть моим прикрывающим. Не знаю почему, но я не доверяю ни нынешнему президенту, ни будущему, причём авансом не доверяю. Слишком быстро наши политики, банкиры и все прочие бизнесмены ссучились.

— Это точно, — согласился Чибис и поинтересовался, — так ты что, действительно намерен заняться инвестициями в нашу науку?

Я отрицательно помотал головой:

— Теперь уже нет, Петя. Я намерен стать хендхантером и покупать таких учёных, изобретения которых сулят либо что-то очень хорошее, чем надо распорядиться грамотно, либо что-то очень плохое, что нужно держать под надёжным замком. Ты же будешь меня крышевать, и, заодно, думать о том, о чём в России больше никто не хочет думать.

Мой старый друг задумчиво ответил:

— Не думаю, что России нужна военная хунта. Слишком уж много у нас идиотов и дураков, которым нельзя давать в руки оружие и власть.

Мы проговорил почти до утра, обсуждая различные варианты развития внутренней и внешней политики России. Больше всего нас беспокоило то, что наши миллиардеры очень уж быстро стали самыми настоящими компрадорами, на которых, похоже, уже не было никакой управы.

На следующее утро подполковник Егоров выйдя из дома пошел не на службу, а поехал вместе со мной на новеньком "Мерседесе" в мой офис. Внимательно осмотрев его, он сердито прорычал:

— Цезарь, ты совсем одичал в этой твоей Америке! Это же не офис, а какая-то братская могила. Так, парень, я прикажу своим парням подыскать тебе такой офис, в котором можно будет, как в Брестской крепости сидеть хоть полгода, и из которого можно будет незаметно смыться, если кто-то задумает устроить маски-шоу. Я ведь не всесильный.

На это у меня уже был ответ:

— Ничего, Чибис, прикормишь кого надо, станешь всесильным. Ты только сильно не высовывайся и не рисуйся где не надо.

Говоря так, я словно в воду глядел. Уже чрез три недели мы обживались в новом офисе, расположенном в цокольном этаже здания ещё сталинской постройки, причём с такой замысловатой планировкой, что могли войти в него и выйти совершенно незамеченными. Правда, для этого нам нужно было сдать в субаренду надёжным людям ещё два смежных помещения и произвести кое-какую перепланировку. Эти тоже занялся подполковник Егоров, который уже через два месяца получил звание полковника. Как раз за пару дней до того мне впервые повезло.

Как только я вернулся из Америки, сразу несколько человек стали афишировать мою инвестиционную деятельность и к нам потянулись учёные. Мои сотрудники получили чёткие инструкции, кого пропускать ко мне в кабинет, а кого гнать в шею сразу же. Однажды зазвенел телефон, и мне доложили, чуть ли не дрожащим голосом:

— Борис Владимирович, тут у меня трое молодых учёных, которые несут такую ахинею, что я даже не знаю, что им и сказать.

Учёным из троих молодых людей с голодным блеском в глазах, был только один, так как второй оказался программистом, а третий, как он сам сказал, был самым обычным Кулибиным. Попросив молодых людей присаживаться, я стал пристально их рассматривать и как только тот, который представился кандидатом психологических наук, попытался было открыть рот, строгим жестом заставил его умолкнуть, прежде чем сам сказал через несколько минут психологического давления:

— Так, молодые люди, первый тест вы прошли, а теперь давайте, выкладывайте, зачем вам нужны деньги. Только не врите.

Самый молодой парень, ему тогда было двадцать семь лет, назвавшийся Кулибиным, усмехнулся:

— Так, парни, молчите, дайте мне самому все рассказать. — После чего огорошил меня таким известием — Борис Владимирович, мы можем создать такое устройство, которое сможет читать мысли человека.

Не знаю почему, я сразу же поверил парню, но всё же спросил:

— Откуда у тебя такая уверенность, Кулибин?

Парень дёрнул плечом и ответил:

— Да, так, я видел, как работает детектор лжи и подумал, что точно так же, наверное, можно снимать электрические импульсы с коры головного мозга, но потом нужно будет их как-то интерпретировать. Ну, и рассказал вечером Серёге и Вовке, он ведь у нас психолог. Серёга, как вы уже знаете, программер, причём такой, что в Майкрософте обзавидуются, а я хорошо шарю в компьютерном железе и не только в нём одном. Вовка рассказал нам про двадцать пятый кадр, это если... — я снова предупреждающе поднял руку, парень понимающе кивнул и продолжил, — в общем, на одни и те же картинки человек на уровне подсознания должен реагировать одинаково, если их показывать ему всего доли секунды. Таким образом, можно составить своего рода карту эмоций, а эмоции это ведь те же мысли, только зашифрованные. Серёга сразу загорелся и сказал, что можно написать такую программу, которая будет способна проанализировать и расшифровать мысли человека, только для этого нам нужен очень мощный компьютер, а всё остальное я и сам смогу сконструировать и изготовить.

Положив руку на трубку телефона, я спросил:

— Хорошо, Кулибин, кое-что мне стало понятно, а теперь скажи, что вы хотите с этого иметь и понимаете ли вы, во что ввязываетесь? Видите ли, парни, я генерал-майор внешней разведке в отставке, причём к тому же четырежды доктор наук и хотя психология не моя стезя, кое-то в ней понимаю потому, что закончил не только МГУ и три аспирантуры при нём, но ещё и Высшую разведшколу КГБ СССР. Вы хотя бы представляете, что произойдёт с вами, если вы создадите такую установку? Вам не удастся скрыться от ЦРУ или Моссада даже на Марсе.

От моих слов все трое побледнели, а я поднял трубку телефона, чтобы срочно вызвать полковника Егорова:

— Чибис, бросай всё и срочно выезжай ко мне. Есть дело. — после чего с улыбкой пояснил — Вообще-то я ещё и миллиардер, ребята, но вам теперь из-под моей опеки не выбраться никогда. Материально я обеспечу не только вас, но и ваших самых дальних родственников только ради того, чтобы проверить, можно создать такой сканер мыслей или нет. Вам только нужно будет определиться, где вы будете жить и работать. Заниматься разработками в России, я вам категорически не советую. Здесь мне будет намного сложнее вас охранять, а ведь придётся. Впрочем, если вы согласитесь работать где-нибудь в тайге, то сможете остаться и в России. Но всё же будет лучше уехать в какую-нибудь спокойную и тихую страну. Что скажете?

За всех задумчиво ответил Владимир Лыков, который известен вам, как один из трёх учёных, создавших ментосканер, о котором мы объявили только в две тысячи пятьдесят втором году. К тому времени они уже были известны всему миру, как изобретатели гипнопеда, который так ненавидят в наше время. Признаться, я тоже от него не в восторге, а тогда Володя напряженным, чуть ли не дрожащим голосом ответил:

— Борис Владимирович, похоже, что у нас просто нет другого выбора? Но хоть с семьями вы нас не станете разлучать?

— Не буду, — сказал я строгим голосом, — как и не буду брать с вас никаких подписок. Ребята, вы должны понять следующее, если ваша сумасбродная затея увенчается успехом, то мне придётся потратить очень много денег на то, чтобы сохранить сам факт существования этого устройства в тайне. Кстати, как вам понравится перспектива жить и работать в Новой Зеландии? Её не зря называют страной вечной весны.

Когда я через час сам рассказал обо всём Чибису, то почесал затылок и строгим, непререкаемым тоном заявил:

— Так, Цезарь, придётся тебе потесниться в твоём загородном коттедже и принять на постой этих ребят и ещё пятерых моих бойцов, пока мои люди будут готовить для Кулибина и его команды площадку в этой твоей Новой Зеландии. Ты не мог найти места поближе? Например, в Швейцарии или в Австрии? Хотя нет, что Швейцария, что Австрия это ещё та головная боль. Пожалуй, самый лучший вариант это всё же юг Австралии. Там ребята и от жары страдать не будут и к тому же Мельбурн это тебе не какой-то там Веллингтон. Туда даже самолёты летают, а у меня в нём старый кореш живёт. Наш резидент в Австралии. Вот он-то нам всё и устроит.

Я засомневался:

— И что ты прикажешь мне ему сказать?

— Говорить буду я, — наставительным тоном заявил Пётр, — а Никита будет исполнять всё, что я ему скажу, а скажу я ему буквально следующее, надо спрятать хороших людей от русской мафии и понадёжнее. Ну, а когда он приедет в отпуск, я ему ещё кое-что скажу. Командировка у него всего три года, как началась, а они у вас, внешников, бывают длинными до жути.

Через полтора месяца я отправил в Австралию тридцать девять человек, из которых пятнадцать составляли научную группу Кулибина, а остальные были членами их семей. Для того, чтобы обставить всё должным образом, мне пришлось прибегнуть к помощи Мэтью и тот поступил очень просто — открыл в Мельбурне филиал своей компании и нанял пятнадцать русских специалистов. Это было даже не финансово-инвестиционное подразделение, а центр изучения австралийского финансового рынка. Все пятнадцать человек бегло говорили по-английски и были предупреждены относительно того, сем им предстоит заниматься, и какими будут последствия предательства. В финансовом плане им не на что было жаловаться.

Так, потратив почти сорок миллионов долларов, я заложил главную основу будущего военного переворота, в котором приняли участие силовики семнадцати ведущих стран мира. Самым удивительным для меня во всей той истории было то, что уже через каких-то полтора года Кулибин прилетел в Москву вместе со своими соседями и привёз не какую-то там опытную установку для чтения мыслей. Это был почти такой же ментосканер, который мы начали открыто использовать в пятьдесят третьем году. Правда, он всё же отличался от первых ментосканеров тем, что не имел кресла, похожего на стоматологическое. Увидев кресло, шлем, как у мотогонщика и самый мощный компьютер того времени, я спросил:

— И как эта штуковина действует, Игорёк?

Парень ответил мне, широко улыбаясь и весьма подробно:

— Очень просто, Борис Владимирович. Помещаем пациента в кресло, пристёгиваем его, затем надеваем специальные силиконовые очки, не дающие векам закрыться, а глазным яблокам закатиться, надеваем на голову шлем со сверхчувствительными электродами и делаем всего один укол амитала-натрия. После этого только и остаётся, что включить компьютерную программу и та начинает бомбардировать мозг пациента визуальными образами. В памяти компьютера записано больше пятнадцати миллионов картинок и каждая действует, как пуля. В шлем встроено семьдесят восемь сверхчувствительных электродов, которые способны зафиксировать даже самые слабые электрические импульсы. Честно говоря, нашим психологам было куда труднее подобрать нужные картинки из Интернета и журналов, чем программерам написать нужную программу. Ментосканирование имеет три степени погружения в память пациента — глубокое, среднее и поверхностное. То есть девять, шесть и три часа, но даже поверхностного сканирования вполне хватает, чтобы получить достоверные сведения о том, чем живёт и дышит пациент на самом деле. Начни я рассказывать о себе всю правду, мне пришлось бы дней пять вспоминать, а наш ментоскоп способен вскрыть, как говорит Серёга, оперативную память всего за три часа и чего в ней только не обнаруживается. Мы это на себе проверяли, а потом читали распечатки и только диву давались. Вот же сволочь, а не машина, ничего от неё не скроешь, всё, о чём ты только подумал, моментально считывает, но это благодаря той программе, которую накатал наш Серёга со своими парнями.

У меня на языке вертелся только один вопрос:

— И что, Кулибин, я могу испытать эту установку прямо сейчас?

Ребята прилетели из Австралии утром и, похоже, ещё не завтракали, но тем не менее, Володя сказал:

— Мы к этому готовы, Борис Владимирович, а вы? Впрочем, не волнуйтесь, как только распечатка будет сделана, тот диск, на который записывалась информация, будет автоматически отформатирован. Так что будьте уверены, кроме вас никто не узнает, что вы за человек на самом деле. Ментосканер ведь не дает никаких оценок, он только считывает мысли.

Пока ещё полковник Егоров хохотнул:

— Как поступим, Цезарь? Кто первый сядет в это кресло?

— Да, уж, точно не ты, — огрызнулся я и стал снимать пиджак, — а что сейчас поделывают остальные ребята, Кулибин?

Загорелый дочерна парень ухмыльнулся:

— Загорают, чуть ли не в самом центре пустыни Виктории, Борис Владимирович, вместе с парнями Петра Васильевича.

— Так всё и есть, Цезарь, — кивнул мой друг, — таков был мой приказ.

В половине пятого вечера, едва придя в себя, я принялся читать свои собственные мысли, справа от которых была приведена крошечная картинка. Они, поначалу, показались мне каким-то бредом, но уже очень скоро я стал вникать в суть. Ёжик в траве, а рядом напечатано — глупыш, днём ежам надо спать. И так кадр за кадром на множестве страниц. В эту ночь я так и не смог уснуть, а наутро Сергей обрадовал меня таким откровением:

— Борис Владимирович, мы можем так переписать основную программу, что она сможет выстроить все мысли в хронологическом порядке и отсечёт побочные шумы. Тогда примерно через полчаса или чуть больше, компьютер распечатает подробное резюме ментосканирования. Если вы не против, то мы уже сегодня вечером улетим обратно в Австралию, но мне обязательно нужно знать, что вы будете с этим делать?

В моём кабинете снова собралась вся наша честная компания и я, немного подумав, ответил вполголоса:

— Серёжа, мы с Петром начнём подготовку к новой революции, но на этот раз бескровной. Ты же сам видишь, что происходит в России.

Чибис от моих слов сначала вздрогнул, а потом так же тихо сказал:

— Отличная мысль и прекрасная цель, Если вложить в это дело большие средства, то можно добиться успеха и в этом, казалось бы, безнадёжном деле. Россию надо срочно спасать.

Ребята облегчённо вздохнули, и Кулибин сказал за всех:

— Это нас полностью устраивает. Если вы сможете сделать так, чтобы в нашей стране жилось не хуже, чем в Австрии или Швейцарии, а в военном отношении мы снова стали не слабее Америки, то тогда можно будет сделать ментосканер достоянием всех людей на планете. Так можно будет навести порядок во всём мире, но, как я подозреваю, уже куда более кровавым путём. — После чего добавил — Борис Владимирович, наши ребята уже создали окончательную версию программы, написанную для людей, говорящих и думающих на русском языке. А ещё мы привезли вам диск со всеми нашими резюме, и вы сможете узнать о нас всё.

— Как привезли, так и увезёте, парни, — сказал Пётр — только тогда, когда я что-то заподозрю, вас усадят в это кресло насильно, а до той поры можете делать всё, что захотите, но в рамках закона.

Глава третья

Неожиданный подарок Байкала

В одна тысяча девятьсот девяносто восьмом году я купил на острове Флиндерс в штате Тасмания пять тысяч гектаров земли и наши австралийцы заложили там большой научно-исследовательский центр по изучению экономики и финансового рынка стран Тихоокеанского бассейна. Разумеется, экономистами в нём даже и не пахло. Зато туда стали приезжать молодые учёные из бывшего Советского Союза. В основном под видом гастарбайтеров-строителей. Попутно мы набирали в свою команду молодых учёных из других стран и все они проходили через процедуру ментосканирования, что позволяло отсеивать проходимцев и негодяев.

В Росси в этот год произошла самая настоящая финансовая катастрофа, правительство объявило дефолт и очень многие люди разорились, но мы с Петром и Мэттом, чего греха таить, буквально утроили наш совместный капитал, но журнал "Форбс" так и не узнал о том, что мы миллиардеры. Кулибин и его команда загорелись идеей создать на базе ментосканера гипнопед, чтобы с его помощью закачивать в голову человека знания и первые же опыты увенчались успехом, но ровно наполовину. Очень уж после гипнопедии лично у меня болит голова, но им на это было наплевать.

Моя компания "Рассвет" несколько увеличилась, но куда больше стала та тайная организация, которую начал активно создавать генерал-майор Егоров. Я набирал в неё молодых талантливых учёных, а он тайно собирал под своим крылом силовиков из разных ведомств, бывших и действующих. Для легализации нашей подпольной деятельности было создано несколько ЧОПов. Самое главное событие в моей жизни произошло в марте девяносто девятого года, когда ко мне в кабинет пропустили очередного соискателя, да и то лишь потому, что тот упомянул в предварительной беседе Байкал.

Когда дверь кабинета открылась, я увидел на пороге кряжистого мужчину моих лет с широким добродушным лицом и шкиперской бородкой. Он сделал несколько шагов и представился:

— Меня зовут Дмитрий Сергеевич Туманов, Борис Владимирович. Сам я родом из Иркутска, по профессии водолаз-глубоководник, а по призванию дайвер и подводный фотограф. Хочу попросить у вас денег на исследование донных растений озера Байкал.

Хотя у меня на душе потеплело, я насупился и сурово спросил:

— Какова цель ваших исследований господин Туманов? И что это будут за исследования, раз вы даже не учёный? Вы присаживайтесь, Байкал имеет для меня особую притягательную силу и мне интересно поговорить о нём.

Дмитрий Туманов радостно заулыбался и подсел к столу:

— В том-то и дело, Борис Владимирович, что я хочу привлечь к своим исследованиям нескольких молодых учёных-биологов. Для этого, как вы понимаете, необходимы деньги. Увы, но сколько я не оббивал порогов, так и не смог нигде найти этих чёртовых денег. Продал квартиру в Иркутске, дачу, машину, но только и смог, что провести небольшой объём подготовительных работ, а дело ведь многообещающее. Вы знаете о том, что в байкальской воде обитает десять вирусов-бактериофагов, которые делают её, воистину, целебным, а сам Байкал уникальнейшим озером в мире?

Слегка хлопнув ладонью по вот этому столу восемнадцатого века, подаренному мне Петром, я строго сказал:

— Знаю, Дмитрий Сергеевич. Мой отец, генерал Денисов, как и вы, иркутянин, так что поверьте, я бывал на Байкале десятки раз. К тому же я учёный-биолог, но какой у вас, подводного фотографа, может быть интерес к сакральным тайнам вод Байкала? Либо вы выкладываете мне всё начистоту, и я не только профинансирую вашу экспедицию, но и сам отправлюсь на Байкал, чтобы создать там частную научно-исследовательскую лабораторию, либо уйдёте из этого кабинета не просто ни с чем, но ещё и огребёте кучу серьёзных неприятностей. Я патриот своей страны и не позволю, чтобы кто-то наживался на её сокровищах.

Позднее выяснилось, что я выбрал единственно верную тактику действий. Дмитрий Туманов выслушал мои угрозы спокойно. Он улыбнулся и, наклонившись вперёд, нахально спросил меня:

— Товарищ генерал, я могу верить в ваш патриотизм? Поймите меня правильно, я действительно открыл самую сокровенную тайну Байкала и теперь хочу хорошенько во всём разобраться. Похоже на то, что я нашел источник тех самых вирусов-бактериофагов, которые превратили это древнее озеро в гигантскую фабрику по производству чистейшей питьевой воды. Это самое дорогое, что только есть в России, но знаете, действительность ведь может и вовсе оказаться настолько потрясающей, что способна свести с ума кого угодно, а не только вас, товарищ генерал, доктора биологических наук.

Слегка улыбнувшись, я кивнул:

— Можете быть в этом уверены, Дмитрий, а теперь выкладывайте, на что вы потратили деньги от продажи квартиры?

— Хорошо, товарищ генерал, я буду с вами откровенен, но учтите, если вы точно такая же сволочь, как те, которые засели в Кремле, вы возьмёте на свою душу тяжелейший грех, если распорядитесь моим открытием в корыстных и неправедных целях. — тихим голосом сказал водолаз-глубоководник и со вздохом продолжил — Меня предупреждали, что вы вцепитесь в мою скромную персону, как клещ. Хорошо, я рискну. Всё произошло в девяносто седьмом году. К нам в Иркутск прилетели японцы, чтобы понырять в Байкал, поснимать его подводный мир. Надо сказать, что двадцать три года назад я уже совершал глубоководные погружения с гелиевой смесью в районе северо-восточной оконечности Академического хребта неподалёку от острова Большой Ушкан и сделал несколько сотен снимков. Водолазом я стал ещё на флоте и имел опыт погружений на трёхсотметровую глубину. Поэтому учёные и пригласили меня в экспедицию на Байкал. Мои снимки тогда разошлись по всему миру, но не все. Некоторые я так никому и не показал. Те японцы, которые вышли на меня, привезли с собой пару аквалангов на гелиоксе, но их испугала температура воды в пять градусов тепла. Вот они и нашли меня, чтобы я сфотографировал для них подводный мир Байкала в том же самом месте. Долго уговаривать меня им не пришлось и через три дня мы уже высадились на острове Большой Ушкан и разбили там лагерь. На следующий день, обвешавшись фотокамерами и прочим снаряжением, я ушел на глубину. Целую неделю я находился под водой по восемь часов и снимал подводный мир на фото и видеокамеры. Была со мной и моя собственная фотокамера для подводных съёмок и во время последнего погружения я добрался до того самого места, где когда-то сфотографировал на глубине двести девяносто три метра небольшую колонию пресноводных байкальских губок любомирский. Этих снимков никто так и не увидел потому, что плёнка затерялась и я обнаружил и проявил её только черед два с половиной года. То место было весьма примечательным, своего рода грот высотой метров в двенадцать, слегка наклонная плоская полка длиной в сорок и шириной в шесть метров под гранитным карнизом. Когда я снова добрался до неё, то буквально онемел от удивления и сразу же выключил все камеры, кроме своей, и отключил связь. Полюбуйтесь, что мне удалось сфотографировать там с промежутком в двадцать один год.

На мой стол легли две больших совершенно одинаковые фотографии, но одна была распечатана обычным способом с аналогового фотоаппарата, а вторая с помощью фотопринтера. На обоих снимках я увидел небольшую колонию любомирский байкальских яркого, сочно зелёного цвета высотой максимум в полметра, отчего сразу же насторожился. Такого не могло быть потому, что в принципе не могло быть. Съёмка проводилась на почти трёхсотметровой глубине на южной стене Академического хребта, место для губок было практически идеальным, но они так и не выросли за двадцать один год, и их как было пятьдесят семь штук, так столько и осталось.

Более того, практически все любомирскии, похожие на ветвистые кораллы, были одинаковой высоты и различались только по своему внешнему виду. Любомирския байкальская растёт медленно, всего пара сантиметров в год, но всё же растёт. Причём только в высоту, но никогда не становится толще. Эти же губки не выросли ни на миллиметр и что самое удивительное, на них не было видно ни одного паразита, они представляли собой какие-то особые, выставочные губки идеальной формы. Едва только я представил себе, что могло быть этому причиной, меня окатило жаром. Пододвинув фотографии к себе поближе, я тихо спросил:

— Дмитрий, кто-нибудь ещё видел эти снимки? Твои наниматели узнали об этой колонии хоть что-нибудь?

Дмитрий Туманов отрицательно помотал головой и спросил:

— Вы, похоже, подумали то же самое, что и я почти три года назад? Нет, никто этих снимков не видел. Поднявшись наверх, я закатил японцам скандал, обвинив их в том, что они подсунули мне бракованный акваланг, и я чуть было не задохнулся на глубине, а ещё сказал, что мой папаша не Нептун, чтобы я мог столько дней подряд совершать глубоководные погружения. Японцы повздыхали пару часов и стали сворачивать лагерь. В любом случае я отснял им огромное количество фотографий и видеозаписей. Они расплатились со мной честь по чести, и я стал думать, почему эти губки не выросли за двадцать один год ни на миллиметр. Место там для них просто роскошное. Сверху постоянно опускается вниз вода, несущая с собой множество микроорганизмов, а форма грота такова, что этот поток постоянно омывает губки. Судя по всему, они куда более ядовитые, чем все остальные любомирскии и потому на них нет ни одного паразита, но самое главное, Борис Владимирович, похоже на то, что они вечные. Мне почему-то кажется, что всё дело тут в каких-то бактериях или вирусах, живущих внутри губок вместе с микроскопическими водорослями. И вот ещё что, эти любомирскии мягкие и упругие, словно резиновые. Вот и всё, что я могу вам рассказать о самой большой тайне Байкала, а что скажете вы?

Пристально посмотрев в глаза мужчине, который был лет на пять семь старше меня, я тихо ответил ему:

— Вот теперь у нас есть такой козырь, что мы сможем с его помощью выиграть игру планетарного масштаба. Дмитрий, извини, но тебе придётся пройти через одну процедуру. Видишь ли, старик, те учёные, в которых я вкладываю довольно большие деньги, лаптем щи не хлебают и еловой шишкой не причёсываются. Они создали ментосканер, с помощью которого мы сначала читаем мысли людей, а потом решаем, что с делать, послать куда подальше, или сделать членами нашей подпольной организации. И учти, никто даже и не подумает спрашивать у тебя согласия. Просто мне надо знать, что ты за человек, чтобы потом было, над чем поработать. Если ты пьяница, то мы тебя отучим пить, если скандалист, отучим скандалить, но теперь тебе суждено работать с нами, бок о бок, очень долго.

Дмитрий Туманов усмехнулся и проворчал:

— А ведь меня предупреждали, что с вами я запросто могу загреметь в Австралию, куда вы уже отправили нескольких парней на ПМЖ. Правда, тот человек, который мне рассказал о вас, решил, что вы просто занимаетесь благотворительной деятельностью. У вас же, как я понял, даже есть какая-то своя подпольная организация. Что же, я согласен, товарищ генерал, хотя и не верю в то, что вы сможете прочитать мои мысли.

В тот же день Дмитрий Туманов убедился в том, что я говорил ему правду, и мы втроём провели небольшое совещание. Первым мне задал вопрос Пётр и он был такого свойства:

— Боря, объясни мне, человеку далёкому от науки, почему вы считаете эти губки бессмертными?

— Петя, эти губки вполне смертные в том плане, что их можно довольно легко уничтожить, — сказал я, — но если этого не допустить, то они действительно будут жить вечно и всё благодаря тому, что внутри каждой губки живёт колония каких-то вирусов, которые обеспечивают постоянную замену старых клеток, на новые. Если мы найдём способ уговорить эти вирусы жить в теле человека, а для этого их сначала нужно обнаружить, то колония вирусов, во-первых, постарается как можно скорее омолодить организм, а, во-вторых, сделает так, чтобы человек жил очень долго, возможно, вечно. Поэтому мы начинаем готовиться к экспедиции на Байкал и, заодно, к созданию секретной биологической лаборатории. Дмитрий, я так полагаю, что на острове Ольхон мы сможем купить большой коттедж? Насколько я в курсе, там сейчас от туристов просто не протолкнуться.

Дмитрий возмущённо замотал головой:

— Только не на Ольхоне, Борис! У меня есть на примете одна здоровенная домина на южном берегу в пяти километрах от Усть-Баргузина. Дом принадлежит местному миллионеру, и я полагаю, что вы сможете уговорить его продать свой дворец о пяти этажах с отдельной пристанью. Но я так и не понял, что вы намерены делать дальше?

Мы с Петром переглянулись и тот неохотно проворчал:

— Если у вас всё получится, то мы будем готовить всемирный военный переворот, иначе эликсир бессмертия станет достояние миллионеров, а всех остальных людей они сделают своими рабами и делаться это будет руками нашего брата, силовиков. Лично меня такая перспектива не устраивает. Зато если мы сможем возвращать молодость проверенным людям и членам их семей, то нам удастся склонить на свою сторону кого угодно, даже самых упёртых мусульман из числа военных и спецслужб. Аллах он конечно акбар, но быть вечно молодым и жить вечно на Земле, а не в раю, это совсем другой разговор. Такая перспектива прельстит кого угодно.

— Так, о демократии, судя по всему, мне лучше и не вспоминать, — со вздохом проворчал Дмитрий, — впрочем, я уже сыт по горло этой демократией. Как по мне, так уж пусть лучше миром вообще никто не правит, чем власть будет принадлежать всяким пройдохам и аферистам от политики.

Через полтора месяца мы уже обживались в огромном пятиэтажном доме общей площадью в две с половиной тысячи метров, а Дмитрий ещё с несколькими водолазами-глубоководниками занялся подготовкой к пересадке бессмертных губок в громадный бассейн, который находился в правом крыле дворца. В нём монтировалось специальное насосное и холодильное оборудование, а также закладывались кирпичом окна, чтобы создать затемнение. В середине июня все губки были перенесены в секретную лабораторию и начались исследования, которые завершились, так толком и не начавшись и всё благодаря отваге и решительности Дмитрия Туманова.

Это ему пришла в голову мысль повысить температуру воды до плюс двадцати четырёх градусов, после чего, убедившись в том, что губки чувствуют себя превосходно, он полез в бассейн в одних плавках и маске с трубкой. В тот момент в зале с бассейном находилось ещё десятка полтора учёных биологов, и я в том числе. Всё происходило в полумраке, и потому никто не увидел, что Дмитрий приблизился к одной из губок вплотную и не только поднёс к ней руку, но и прижал к ней запястье. Через несколько минут этот сумасшедший водолаз громко крикнул:

— Боря, губка вырастила катетер, и он вошел в мою вену или артерию. По-моему, вирусам надоело жить в холоде, и они решили поселиться во мне. Ребята, а ведь губка большая, так что вирусов в ней много. Может кто-нибудь рискнёт присоединиться ко мне?

Я как был одет в костюм, так в нём и прыгнул в воду, и лишь потом снял с себя пиджак, рубаху и обувь. Ощущение, честно говоря, было совершенно фантастическим. Я чувствовал, как в мою кровь вливается что-то прохладное и бодрящее. Ни боли, ни каких-либо других неприятных ощущений не было и в помине. Колония вирусов из первой губки переселилась в тела тридцати семи мужчин и женщин в возрасте от тридцати двух до пятидесяти шести лет. Ни через час, ни наутро никто так и не почувствовал никакого недомогания. Наоборот, мы все ощущали огромный прилив сил, и потому Пётр немедленно погнал в Усть-Баргузин всех наших единомышленников, но даже все вместе, а это почти четыреста человек, мы смогли опустошить всего девять губок.

Зато после того, как вирусы покинули губки, те быстро побурели, но погибать даже и не думали. Мы перенесли их в Баргузинский залив. Наконец, мы смогли разглядеть любомирий, такое название я дал этому вирусу, в электронный микроскоп. Они имели сферическую форму и были впятеро меньше самого малого вируса, но зато оказывали на организм человека просто колоссальное по своей силе воздействие. Я стал молодеть с каждым прожитым мною днём, причём внешне это выражалось не очень сильно, зато моё самочувствие резко улучшилось. Прилетевшие в Россию австралийцы привезли с собой ещё восемь ментосканеров и мы увеличили число членов нашей подпольной организации до конца года в пять раз, а в январе месяце перевезли всё оборудование из Усть-Баргузина в Москву.

В январе двухтысячного года в наших рядах насчитывалось две тысячи сто три донора любомирий со всеми группами крови, хотя для увеличения числа колоний любомирий путём переливания крови годилась любая группа. Мы быстро выяснили, что любомирии обладали способностью устранять любые виды биологической несовместимости, и это было одно из самых важных наших открытий. Благодаря такой способности открывались самые широкие возможности для трансплантологии, но об этом в то время мы почти не думали.

Больше всего нас беспокоило только одно, как сохранить в тайне дар Байкала и что делать с ним дальше. Быть прямыми донорами не составляло особого труда. Любомирии хотя и не выращивали катетеров из человеческих тканей, охотно устремлялись в другой человеческий организм при прямом переливании крови, но этот вариант никого не устраивал. Все те люди, которых мы сначала отобрали с помощью ментосканеров, а затем предложили им воспользоваться даром Байкала, прекрасно понимали, в кого их превратят сильные мира сего. Тем более, что подавляющее большинство подпольщиков были в прошлом сотрудниками ПГУ, ГРУ или МВД.

Далеко не всем из них повезло преуспеть в новой России, зато все до одного были чуть ли не в бешенстве от того, что группа политиканов пошла на развал Советского Союза только для того, чтобы дорваться до власти. То, что творилось не только в России, но и во всём мире начиная с восемьдесят шестого года иначе, как кошмаром, назвать было нельзя. Самое же страшное заключалось в том, что истинными виновниками этого кошмара были не западные спецслужбы, а наши собственные, доморощенные негодяи и с этим нужно было что-то делать.

В наших руках оказался один мощнейший инструмент — ментосканер, и ещё более мощный козырь — древнейший вирус любомирия, однако, в начале двухтысячного года мы не имели даже малейшего о том, как нам следует поступить и потому, решили для начала, уйти в глубокое подполье. Нам нужно было срочно разобраться в том, что представляла из себя любомирия, понять, как она воздействует на организм, и найти способ выделения протоколонии из организма человека и её консервации или гибернации. К тому же нам нужно было начать спасать жизни тех ветеранов, которые могли принять самое непосредственное участие в грядущих событиях. Мы понимали, что нам надо подготовить и провести глобальный военный переворот, но не знали, как это сделать.

Между тем в России и в мире творились страшные вещи. Впрочем, сегодня повсеместно ведется углублённое изучение истории Эпохи Противостояния, и каждый человек знает, сколько людей погибло в той же России по вине властей. Мы же в то время не знали очень многого и по многим вопросам пребывали в полном неведении. Единственная светлая мысль, которая пришла в голову Петру, это разыскивать нужных нам людей и отправлять их в тайгу, чтобы там они могли затаиться до нужной поры. Жаль только, что мы в то время не могли протянуть руку помощи всем людям, которые были её достойны, ведь очень часто ментосканеры выдавали такое резюме, что некоторых людей после этого приходилось выводить в расход. Очень уж много преступлений они совершили, и раскаиваться даже не собирались.

Вернувшись в Москву, я продолжил заниматься поиском гениев, и бывало так, что в иной месяц в Австралию улетало до тридцати человек, и это не считая их родителей и дедов с бабками. В разных городах Австралии стали появляться новые русские "колонии". Между тем начиная с двухтысячного года, мой пристальный интерес привлекали не только молодые, но и пожилые учёные, а вместе с ними глубокие старики. Так я познакомился в две тысячи первом году со старым полярным исследователем из Санкт-Петербурга, профессором Медниковым, который работал ещё с Папаниным. Вот он-то и открыл нам всем глаза на процесс всемирного потепления.

Профессора перевезли из Питера в Москву в инвалидной коляске и поселили в одном из самых глухих углов Подмосковья в небольшом дачном посёлке, полностью выкупленным нашими людьми. Виктор Иванович был к тому времени настолько плох, что его ассистентка, которой было далеко за семьдесят, не поверила, что старика можно вернуть к жизни. Зато профессор Медников в свои девяносто семь лет сохранил полную ясность ума. Его живо заинтересовали как любомирии, так и наши планы по переустройству мира. Его донором был лично я, и уже через двое суток старик мало того, что встал с инвалидной коляски, так ещё и захотел искупаться в проруби при двадцатиградусном морозе, но мне удалось его отговорить и тогда Виктор Иванович, насмешливо глядя на меня, сказал:

— Боренька, поскольку ты собираешься прожить не одну сотню лет, то пользуйся моментом. Поверь, скоро наступят такие времена, что льда будет не сыскать на всей планете. А вообще-то я хотел проверить, возродили эти ваши любомирии уникальные свойства моей крови, которую один мой знакомый врач называл то криопротектором, то просто антифризом. Тебе нужно разыскать этого мужика. Поверь, лучшего гематолога тебе нигде не сыскать. Думаю, он сумеет обуздать любомирий и сделает их послушными. Лена должна знать адрес того дома престарелых, где он обитает.

Мой секретарь, взяв под воображаемый козырёк, немедленно пошел в дом, а я взял молодеющего чуть ли не на глазах старика под локоть, отвёл от большого пруда с прорубью и принялся расспрашивать:

— Виктор Иванович, неужели вы что-то знаете о грядущем всемирном потеплении? Я пару раз читал о нём в Интернете, но не поверил ни единому слову. По-моему это всё досужие домыслы.

— Ошибаетесь, молодой человек, и очень сильно, — насмешливо сказал старый гляциолог и метеоролог, — всемирное потепление началось ещё в конце девятнадцатого века и с той поры постепенно набирает силу. Математическую модель этого процесса я создал ещё в сорок седьмом году, но сразу же положил её под сукно. О таких вещах тогда следовало помалкивать. — внезапно, старик лукаво улыбнулся и спросил, — Боренька, ты, говорят, вроде бы человек не бедный? Не мог бы ты, для меня, старого полярника, организовать научную лабораторию на Северной Земле? Желательно, оснащённую мощными компьютерами. Вот туда-то мы и отправимся вместе с Леной. Поверь, Человечеству грозит огромная опасность, которая будет пострашнее третьей мировой войны. Впрочем, как раз из-за великого потепления она и разразится.

У меня от слов старого учёного мороз по спине пробежал и я спросил:

— Что же оно принесёт людям, Виктор Иванович?

— Так, Боренька, в прорубь ты меня не пускаешь, а раз так, давай вернёмся в дом и пообедаем, — смеясь сказал старик, — Леночка грозилась сварить борща, а я её борщи очень люблю. Она не только прекрасный климатолог, но и кухарка всем на зависть. Если твои любомирии действительно вернут нам молодость, обязательно поведу её под венец.

Направляясь к дому, я негромко сказал:

— На счёт Северной Земли ничего обещать не буду, Виктор Иванович, а вот базу в Северной Гренландии со всем необходимым оборудованием я вам гарантирую. И ещё с личным самолётом, чтобы вы могли летать на выходные в Майями и загорать там. Но сначала вам с Леной нужно будет окрепнуть и имплантировать новые зубы. Научных сотрудников мы вам со всего мира соберём. Точнее вы их сами будете отбирать, а мы сделаем так, чтобы в ваш центр не проник ни один поддонок или негодяй.

Борщ был великолепен. Мы выпили по стопке водки, поели борща, и старый полярник начал меня стращать жуткими ужасами:

— Сейчас, Боря, мир доживает последние спокойные годы, но уже в конце этого десятилетия и затем во втором десятилетии начнётся усиление метеорологической активности. Атмосферу начнут сотрясать сильнейшие ураганы и штормы, по континентам ударят, как из пушки, мощные торнадо и тайфуны. Вплоть до две тысячи тридцатого года они будут усиливаться, а затем, внезапно, затихнут на двадцать пять, тридцать лет, чтобы возобновиться с новой силой. Уже через каких-то десять лет Карское море почти полностью очистится ото льда, начнётся бурное таяние льдов не только в Гренландии, куда я действительно не прочь отправиться, но и в Антарктиде, но это будет только начало. В конце двадцать первого столетия и особенно в двадцать втором веке процесс таяния ледников сделается особенно стремительным и, что самое печальное, необратимым. К середине двадцать второго века температура воздух на планете увеличится на три с половиной градуса и это означает, что на севере станет так же тепло, как и субтропиках. Смерчи станут поднимать в воздух огромные массы океанской воды на экваторе и обрушивать её на Гималаи, Памир и Кордильеры, буквально сдирая ледники. Льды Гренландии и Антарктиды растают и без атак с воздуха. В результате уровень мирового океана повысится примерно на сто сорок метров. Льды перестанут давить на Гренландию и Антарктиду и они поднимутся кверху. Огромные пространства земли на всех континентах окажутся под водой. Страшная жара выжжет всё живое в Индии и большей части Китая, в Пакистане, Иране, Ираке, на всём Ближнем Востоке и в Южной и Средней Европе. Испания превратится в раскалённую сковородку, как и Мексика с Южными Штатами, а вместе с ними Колумбия, Венесуэла, Бразилия. Австралия также превратится в кромешный раскалённый ад и только на севере Канады, на Аляске и русском Севере смогут жить люди, но вся восточная Сибирь и даже Москва, окажутся под водой на многие тысячи лет...

— Не окажутся, — хмуро возразил я профессору, — мы заставим людей объединиться перед грядущей катастрофой и построим огромную стену вокруг каждого континента, которая защитит их от Большой воды. А ещё мы построим гигантские зонтики везде, где только можно, и станем поддерживать под ними нормальную температуру, чтобы спасти всё многообразие живой природы. Но люди там жить не будут, они переселятся в северное полушарие. Если солнце хорошенько согреет тундру, то там можно будет жить, хотя по большому счёту, в Восточной Сибири земли много и если там станет теплее, чем сейчас, то Человечество переживёт великое потепление и при этом ещё и сбережет флору и фауну Земли.

Виктор Иванович усмехнулся:

— С защитной стеной ты хорошо придумал, Боря, но что ты будешь делать с мощнейшим демографическим взрывом? Ты представляешь, что будет, когда к людям снова вернётся молодость? Бабы начнут ведь рожать!

Я небрежно отмахнулся:

— Это всё мелочи жизни. Наши австралийцы работают над созданием гипнопеда, с помощью которого знания можно будет вколачивать даже в самую тупую голову. Если мы дадим всем людям высшее образование, то они поймут, что прожить на Земле целую вечность, cможет только творческая личность. К тому же не надо забывать, что у нас есть Луна и Марс, где можно создать колонии, а также другие звёздные системы поблизости с такими планетами, на которых можно будет произвести терраформирование. Виктор Иванович, если мы сможем заставить людей объединиться, то за счёт всемирного разоружения мы получим такую экономию ресурсов, которых хватит на всё. Уже сегодня есть такие технологии, которые позволяют отказаться от добычи нефти. Интенсивное растениеводство и животноводство, способны прокормить куда больше людей, чем сегодня живёт на планете и всё это реальная альтернатива всемирному потопу и такой третьей мировой войны, которая поставит крест на всём человечестве. К тому же уже сейчас наши учёные, которые занимаются изучением любомирии, говорят, что человека можно будет погрузить в глубокий сон, и он сможет проспать так хоть тысячу лет. Так что не волнуйтесь, прожив сто пятьдесят, сто семьдесят лет люди просто залягут в спячку, твёрдо зная, что после того, как будущие поколения найдут способ остудить атмосферу и снова наморозить ледники, их разбудят. Но сегодня нам нужна ваша математическая модель. В первую очередь для того, чтобы через полтора, два десятилетия, когда начнётся сезон бурь, но власти ничего не сделают для спасения людей, во-первых, сначала прийти людям на помощь, а, во-вторых, свергнуть правительства крупнейших стран и объединить людей в преддверии нового всемирного потопа. Знаете, до встречи с вами я ведь не знал толком, что нужно делать, зато теперь мне стало ясно, куда надо идти и что делать для своего собственного спасения.

— Вот и хорошо, Боренька, что я открыл тебе глаза, — со вздохом сказал профессор пряча улыбку в кулак, — думаю, что Фёдор Тимофеевич Кравец поможет вам разобраться с любомириями. Надо же, какое славное название вы дали этому вирусу долголетия.

Громко рассмеявшись, я воскликнул:

— Виктор Иванович, это он сам так себя назвал. Понимаете, этот вирус прожил на дне Байкала в телах пресноводных губок, которые так и называются любомирския байкальская, миллионы лет.

Через трое суток мы с Петром вылетели из Москвы, я в Майями, а он в Гавану, чтобы мы могли встретиться в открытом море с Мэттом. Теперь я точно знал, что Мэтью Грин кадровый сотрудник АНБ, вхож в ЦРУ, но сфера его интересов, одни только финансовые афёры, с помощью которого он и ещё некоторые финансисты сдерживают рост госдолга США, но тщетно. Увы, то одно, то другое правительство с каким-то идиотским упорством залезало в долги всё глубже и глубже и делалось это в интересах нескольких промышленно-финансовых группировок.

Хотя погода для морских путешествий была не самая лучшая, довольно прохладная, всё же не штормило, Мэтт согласился встретиться с действующим генералом ФСБ Егоровым. Честно говоря, я сразу же, буквально с порога сказал своему американскому другу:

— Мэтью, я знаю, что ты сотрудник АНБ, знаю, что у тебя имеются большие связи в ЦРУ и что ты патриот своей страны, как и я патриот своей. Нам нужно выйти в море, чтобы встретиться там с одним моим старым другом. Он сотрудник ФСБ в чине генерал-полковника.

Мэтт пожал плечами и усмехнулся:

— Мне будет трудно объяснить своему начальству, почему это я решил порыбачить зимой, Боб. У тебя есть какие-нибудь идеи на этот счёт? Пойми, я далеко не так всемогущ, как это может тебе показаться. Надо мной стоит начальник, перед которым я должен отчитываться за каждый свой шаг, а кроме того у на в АНБ порядки даже более жесткие, чем в ЦРУ.

— Два миллиарда долларов, легально выведенных из России, будут считаться достаточно веской причиной, старина? — спросил я Мэтью Грина — Ты так и можешь сказать, что тебе нужно подтвердить свои возможности и что без этой встречи тет-а-тет никаких денег не будет.

Мэтт задумался, взял сотовый телефон и прямо при мне позвонил своему начальству. То было не в восторге, но он строго прикрикнул:

— Ну, и что с того, что генерал Егоров прилетел в Гавану, а не в Майями? Какое тебе вообще дело, откуда я беру эти чёртовы деньги, и потом проворачиваю финансовые афёры? Если ты однажды дал мне добро на работу с генералом Денисовым, хотя тот вышел в отставку фиктивно, то тебе ничто не помешает предоставить мне карт-бланш и сейчас. Такие деньги на дороге не валяются, Генри, а потому избавь меня от своего нытья и запомни, я требую, чтобы нам ни одна собака не стала мешать. Замечу в небе самолёт АВАКС, поверь, сам достану из сейфа "Стингер" и собью его. Пойми, прибыль от этих денег не пойдёт в карманы кремлёвских чиновников или олигархов. — выключив телефон, Мэтью улыбнулся — Бобби, с тебя два миллиарда долларов и это должны быть деньги, переведённые не с твоих счетов.

На следующий день мы встретились с Петром, приплывшим на ржавом рыбацком корыте, посреди Флоридского пролива. Как я и попросил заранее Мэтта, тот безропотно перебрался с борта своей фешенебельной яхты "Амалия" на "Бьянку", а шкипер и двое матросов покинули рыболовный бот и перешли на яхту. Мы уединились в крохотной каюте, и на добрых три часа Мэтью Грин весь превратился в одно сплошное внимание. Когда я закончил, американец нервно хохотнул и воскликнул:

— Джентльмены, я так и знал, что русские найдут, чем удивить весь мир! Если я тебя правильно понял, Боб, то выбор у меня невелик. Или я вступаю в вашу хунту, или меня если и найдут, то в брюхе у акулы. Поэтому будьте добры объяснить, какая роль во всей этой истории отводится мне? Поймите, я и сам не в восторге от того, что творит то один, то другой президент США, но я давал присягу и не хочу её нарушать.

— Мэтт, ты давал присягу не президентам, а своей стране, — задумчиво сказал Пётр, — Мы с Бобом тоже. Какова будет твоя роль? Что ты скажешь, если я предложу тебе возглавить нашу хунту и стать впоследствии Главным верховным администратором всей планеты? Пойми, после того, как тот полярник, о котором тебе рассказал Боб, с цифрами в руках докажет тебе, что грядёт очередной всемирный потоп, всё, что ты сделаешь для объединения народов на Земле, будет сделано во имя Америке, иначе добрая половина твоей страны скроется под водой.

Мэтью поёжился и признался:

— О том, что такой сценарий вполне вероятен, наши спецслужбы уже знают. Знают об этом и в Западной Европе. Впрочем, лишь бы никто не узнал раньше времени, что вирус долголетия и молодости это уже реальность. Сегодня в этом направлении работает не один десяток научных коллективов, но я так понимаю, что все их эксперименты с теломеразой и стволовыми клетками, это жалкий лепет по сравнению с любомирией. Во всяком случае, я хорошо вижу это по твоему лицу, Боб, да и твой друг Пётр тоже выглядит моложе своих лет. Что же, господа, я согласен, но при одном условии, американскую сторону возглавит один мой хороший друг из Ленгли, который имеет куда больший вес в американских спецслужбах, в том числе в ФБР и полиции, чем я сам. Это адмирал Эрвин Пири, бессменный глава аналитического отдела ЦРУ в последние годы. Правда, у него рак и он стоит в очереди на операцию по пересадке печени. Мы можем и опоздать с предложением, если, конечно, любомирия не исцелит его.

Пётр насмешливо сказал:

— Не волнуйся, исцелит. Она уже исцелила от рака многих людей. Так, выдвигай все остальные требования, Мэтт.

Мэтью, не моргнув глазом, сказал:

— Они будут такими, господа. Насколько я понимаю, мы включим в наше сообщество спецслужб кроме России и США, следующие страны: Китай, Индию, Иран, Пакистан, Турцию, Израиль, Германию, Францию, Японию, Мексику, Бразилию, Австралию, ЮАР, Аргентину и Испанию. Эрвин будет на первых порах находиться в тени, а тебе Пётр, придётся взять на себя роль главного, как говорят русские, закопёрщика. Я возьму на себя финансы и сделаю так, чтобы у нас их было на первых порах с избытком, но как только мы осуществим всемирный военный переворот, то первым делом уничтожим всю мировую денежную систему. Господа, деньги это самое большое зло и их нужно уничтожить, иначе наши главные враги нас обязательно сомнут, устроив финансовый коллапс. Убрав же деньги, мы превратим их в жалких ничтожеств, над которыми будут все смеяться.

Мы переглянулись и я, наконец, улыбнулся:

— Мэтт, мы у себя обсуждали возможность введения военного коммунизма на время переходного периода, а ты, судя по всему, хочешь сделать его постоянным фактором жизни.

Наш американский коллега замотал головой:

— О, нет, только не военный коммунизм с его уравниловкой. Мы введём в обращение универсальную квазивалюту, общественно полезный труд, сокращённо опт. Им будет определяться статус человека в обществе, скажем от единицы до семидесяти пяти. Единица, это статус иждивенца общества, то есть заключённого, а семьдесят пять — это статус самого Господа Бога, а попросту нечто недостижимое.

— Кстати, Мэтт, — вклинился в пассаж американского финансиста, решившего уничтожить саму основу свободного рынка — деньги, — всех попов и монахов мы должны объявить бездельниками и заставить работать. Нам ведь нужно будет отгородить от мирового океана не только континенты, но и прибрежные моря, которые послужат буферной зоной.

Американец пожал плечами:

— Не имею ничего против, Пит. Я агностик, то есть почти атеист и к тому же если мне предстоит жить так долго, пока не надоест, а ведь колония вирусов долголетия в моём организме может просто приказать мне жить вечно, то моя встреча с Богом может и не состояться. Да, парни, я ждал от России чего угодно, но только не таких щедрых подарков. Компьютер, который может прочитать память человека вплоть до его первого слова, гипнопед, который даст высшее образование всем обезьянам и те перестанут завидовать нормальным людям, да ещё и вирус молодости и долголетия. Теперь прибавьте к этому то, что мы уничтожим главный корень зла — деньги, а вместе с этим ещё и дадим людям вечный мир на планете, то скажите, найдётся ли хоть один человек, который откажется последовать за нами? Впрочем, мы это очень скоро проверим на Эрвине.

Прямо на борту бота Пётр сделал прямое переливание крови Мэтью Грину и мы отправились каждый в свою сторону. Утром следующего дня уже наш американский друг рассказал адмиралу Эрвину Пири о том, что он фактически обрёл бессмертие и теперь смотрит на вещи совсем иначе, чем раньше. Мы встретились с адмиралом в его загородном доме. Вид у этого семидесятилетнего мужчины был болезненный, но он держался бодро. Выслушав сначала своего ученика и протеже, а затем меня, адмирал попросить дать ему хотя бы час на размышление и вышел на веранду. Там он долго вглядывался куда-то вдаль. Вернувшись в дом, он сказал:

— Мэтью, я не имею ничего против отмены денег, но мне совершенно не нравится идея генерала Егорова объявить всех священнослужителей тунеядцами. Поверь, эти господа сумеют организовать самое настоящее движение сопротивления и поднимут восстание.

— Эрвин, на это мы и делаем расчёт, — сказал я, пристально глядя на адмирала, — как только они поднимут восстание, мы немедленно их повяжем. Тогда у нас появится огромное количество прекрасных молодых тел, в которые можно будет пересадить мозг парней, ставших калеками из-за того, что они посылали на смерть других молодых парней с поясами смертника, от которых вообще ничего не осталось. Сейчас мы ещё не знаем, как заставить любомирий покинуть искалеченное тело, но обязательно что-нибудь придумаем. Если вирус долголетия и здоровья сам выбрал себе человека в качестве симбиотического организма, значит, его можно будет научить основам элементарного сотрудничества. Мы ведь только начали изучать любомирию, а она уже подарила нам множество чудесных открытий. Ну, что, посмотрим на то, как эти крошечные розовые шарики справятся с вашими раковыми клетками? Мой друг Пётр сказал, что у него ремиссия завершилась буквально на второй день, а ведь у этого парня был рак поджелудочной железы, о чём он мне даже не сказал.

Операция переливания крови заняла всего семь минут. Моя кровь сама отказалась перетекать в организм Эрвина Пири, после чего я приказал американцу прилечь. Адмирал был, как и я, холостяком, а своей прислуге дал выходной, поэтому мы с Мэтью отправились в ближайшую пиццерию и вскоре вернулись тремя самыми большими пиццами. Оба наших союзника сейчас более всего нуждались в усиленном питании. Уже через полтора часа, съев свою пиццу и большую часть моей, Эрвин с улыбкой сказал:

— Джентльмены, это просто какая-то фантастика. По-моему, моя печень в полном порядке. Ладно, примем это к сведению. Борис, хотя я напрочь лишен сантиментов, с сегодняшнего дня я буду считать тебя своим братом, ведь в моих жилах не просто течет твоя кровь. Ты подарил мне новую жизнь, но что самое главное, теперь у меня появилась еще и великая цель. А теперь давай перейдем к делу — сколько ментосканеров ты сможешь мне передать и скольких своих доноров согласишься направить в Штаты? Хотя я полностью согласен с твоим предложением не торопиться с переворотом и дождаться того чёрного дня, когда наши политики докажут свою полную несостоятельность, мне нужно спасти жизни очень многих мужчин и женщин. Они не смогут ждать слишком долго. Зато у нас появятся такие авторитетные персоны влияния, внимания которых не сможет добиться ни одна мартышка, поселившаяся в Белом доме. Да, относительно научно-исследовательского центра в Гренландии можешь не волноваться. У нас имеются там законсервированные объекты повышенной комфортности, о которых правительству ничего не известно.

На этот вопрос у меня имелся точный ответ:

— Оливер, пятьдесят ментосканеров уже упакованы и будут отправлены через DHL по тому адресу, который ты укажешь, но открыть контейнеры смогут только те люди, которые имеют к ним доступ. В противном случае внутри контейнеров вспыхнет термитный заряд и их содержимое сгорит. Так что у нас три проблемы. Первая, как сдать наш груз DHL без его досмотра, вторая, как получить его в Америке, и третья, как триста восемнадцать мужчин и женщин из девяти стран смогут беспрепятственно въехать в вашу страну, чтобы начать работать на тебя и народ Соединённых Штатов.

Адмирал Пири на минуту задумался и кивнул:

— О, кей, Боб. Дай мне список имён получателей груза. Эти люди первыми получат не только визы, но и гринкарты уже через три, четыре дня. С остальными тоже не будет задержки, если они смогут войти в двери посольства США в любой стране. Но с ними мы не будем спешить, а вот первую партию волонтеров мои люди, они все бывшие сотрудники ЦРУ и АНБ, встретят в аэропорте Даллеса уже в самое ближайшее время. Боб, ответь мне на такой вопрос — ты сможешь стать донором ещё для двух парней и одной пожилой леди? Правда, на душе каждого из них висит немало грехов, но они если кого и убивали, то только по приказу. Что ты на это скажешь, парень? Вы ведь не зря назвали этот вирус любомирией. Вы, русские, всегда вкладываете большой смысл в названия.

Эрвин задал мне, пожалуй, один из самых сложных вопросов, который мы не раз обсуждали в своём кругу. Поэтому я ответил честно:

— Всего за сутки я могу стать без каких-либо последствия для себя донором для пяти-шести человек, адмирал, и намерен задержаться в Вашингтоне на месяц, но давайте быть честными друг с другом. Даже мне, разведчику от науки, приходилось не только стрелять во врага, но и пускать в ход нож. У некоторых из тех парней, которые вошли в нашу организацию, так и вовсе руки по локоть в крови, и они тоже выполняли приказы, спущенные с самого верха. Давайте договоримся так, мы не станем корчить из себя чистоплюев, но и не будем иметь дело с откровенными маньяками и садистами, которых уже ничто не способно изменить. Что же касается любомирии, тот ту всё просто. Теперь и вас, Эрвин, поселилась колония этих удивительных вирусов, которые начали бурно делиться, попутно уничтожая раковые клетки и все болезнетворные микроорганизмы. Полезные микроорганизмы они не трогают, но, как бы приручают и делают ещё сильнее. Во всяком случае, вскоре у вас будет такой иммунитет, что даже тиф или чума покажутся вам не страшнее насморка. Мы ещё только начали изучать любомирий, но уже сейчас выяснили, что их колонии сделали нас намного лояльнее по отношению друг к другу. Родными братьями мы точно не станем и каких-то больших перемен в характере ждать не следует. Лично мой характер нисколько не изменился. Он остался всё таким же бойцовским, и если я завтра повстречаюсь в Вашингтоне с пятью, шестью черномазыми хулиганами, то они очень удивятся, увидев, что такие респектабельные джентльмены, как ваш покорный слуга, способны драться так яростно и жестоко. Не в моих правилах отступать перед хулиганьём, а драться я научился ещё в МГУ, но окончательно отточил свои боевые навыки уже в сто первой разведшколе.

Адмирал Пири рассмеялся:

— О, да, Боб, это так. Когда-то я лично написал в досье на тебя следующее: — "При возможном задержании проявлять максимум осторожности. Агент Цезарь прекрасно владеет приёмами боевого самбо, сначала калечит своих противников, а затем, если возникает такая необходимость, добивает. Ножом и другими подручными средствами владеет виртуозно". Надеюсь, тебе не придётся доказывать жителям Вашингтона, что у тебя лучше попросить денег, чем пытаться тебя ограбить. Что же, в таком случае я сейчас вызову сюда четверых человек, которые войдут в состав руководителей нашей хунты и мы проведём совещание. Жаль только, что генерал Егоров будет общаться с нами только по телефону. Зато я позабочусь о том, чтобы этот разговор никто не смог перехватить.

Достав из кармана свой спутниковый телефон "Иридиум", я сказал:

— Наши связисты утверждают, что их скремблеры на порядок лучше тех, которые установлены на телефонах сотрудников ЦРУ и ФСБ, но всё же будет лучше, если система прослушки обойдёт нас стороной.

Через полтора часа приехало трое пожилых мужчин и женщина лет семидесяти на вид. Мы с адмиралом сели по одну сторону большого овального стола в столовой и положили на стол пистолеты, выданные нам Эрвином. Мне достался огромный израильский "Десерт Игл". Друзья будущего Главного верховного администратора планеты сели напротив и он объявил:

— Извините, ребята, но обстоятельства заставляют меня быть жестким. С этого дня я один из руководителей всемирного заговора сотрудников спецслужб, направленного против политиканов всего мира. Это парень мой лучший ученик Мэтт Грин, а это главный архитектор нашего заговора и всего нового мира, генерал Денисов из России. Сначала вы выслушаете меня, потом примете решение, после чего те, кто останется в живых, примет участие в первом международном совещании.

Все трое пожилых мужчин, а это были очень респектабельные господа, приехавшие на дорогих машинах, радостно заулыбались, а симпатичная, но уже весьма увядшая дама захлопала в ладоши и воскликнула:

— Браво, Эрвин! Впервые в жизни я слышу от тебя такой приказ, который выполню с огромным удовольствием. Неужели ты, в самом деле, разрешишь мне задушить то ничтожество, которое наши тупоголовые сограждане избрали очередным президентом? Или подготовка к заговору только началась и мне придётся ждать? Жаль, я могу окончательно состариться.

— Этого нет, Меллори, а того, который будет править Америкой примерно в две тысячи двадцатом году, ты обязательно придушишь. Мне что-то не верится, что американцам предложат проголосовать за действительно мудрого и ответственного политика. Корпорации в очередной раз найдут ручную макаку и сделают её президентом Америки. Что же касается старости, то она тебе не грозит. Теперь не грозит, а сейчас наберись терпения и выслушай меня внимательно. Повторять не буду, но если что пропущу, то мой друг из России Боб меня обязательно поправит. — Поправлять адмирала Пири мне не пришлось. Он коротко рассказал обо всём, о чём только что узнал сам, и подвёл итог — Как вы понимаете, друзья мои, мы не можем допустить, чтобы эти жирные коты, на которых нам пришлось так долго работать, прибрали к своим рукам и любомирий, и ментосканер, и гипнопед. Хотя эта дьявольская установка существует всего в одном экземпляре и все, кто через него прошел, потом по три дня мучились от головной боли. В наши руки вложено самое мощное оружие за всю историю человечества. Перед этим оружием пасуют даже Библия, Коран и "Майн кампф" Гитлера и мы должны привести его в действие таким образом, чтобы, наконец, построить нормальное общество, в котором каждый человек получит то, что он реально заслужил или заработал своим трудом. Давайте поблагодарим Бога за то, что он направил генерала Денисова в этот дом, а его самого за мудрость и за то, что он решил положить конец нашей конфронтации. Теперь мы все члены одной команды.

Мне даже захотелось поаплодировать Эрвину Пири, он и тогда имел склонность к театральности и остался таким до сих пор. Сделав прямое переливание крови ещё четырём американцам, я плотно пообедал, и хотя меня клонило в сон, мы начали совещание. Именно на нём мы приняли решение бороться за сохранность каждого человеческого тела, что впоследствии, когда будет найден способ выбросить из него старый аппарат мыслительной деятельности, нацеленный только на преступную деятельность, вселить в тело мозг нормального человека. Заодно было принято решение проработать вопрос, где нам создать секретные тюрьмы, в которые мы сможем помещать патологических убийц и садистов.

В Вашингтоне я в тот раз в итоге провёл почти три месяца, и нами была проделана огромная работа. Всё-таки в Америке было работать намного легче, чем в России, особенно если речь шла о подготовке всемирного военного переворота. Там не было такого засилья бандитов и сросшихся с ними чиновников, как у нас. Впрочем, трудностей хватало и у наших американских коллег, и труднее всего было хранить в тайне вирус молодости и долголетия, что заставляло нас идти на разные ухищрения, лишь бы не выглядеть намного моложе, чем ты есть на самом деле. Увы, но многим людям приходилось уезжать в другие страны, где их никто не знал. Единственное, о чём нам не пришлось жалеть, это о том, что мы вошли в контакт с Эрвином Пири и стали работать рука об руку с нашими прежними врагами из ЦРУ, АНБ и других спецслужб Америки. Именно это обусловило дальнейший успех нашей тайной операции.

Глава четвертая

Начальный этап подготовки к перевороту

После того, как я вернулся из Вашингтона в Россию, мы почти четыре года занимались всего пятью делами: изучали любомирию, расширяли нашу подпольную организацию, планировали серию операций по вовлечению в нашу деятельность коллег из названных Мэтью Грином стран, накапливали финансовые ресурсы и занимались научной деятельностью. Успешнее всего дела обстояли у наших учёных. Повелитель Бурь, так мы прозвали Виктора Ивановича Медникова, уже через полгода заново пересчитал все данные и создал новую математическую модель, которая выглядела даже страшнее прежней. Особенно пугающей была та компьютерная анимация процессов, которые она предсказывала, и наши климатологи за ними внимательно наблюдали, сравнивая предсказанные явления с действительностью.

Цифры прогнозов, суммирующие энергию ураганов, совпадали с реальностью с поразительной точностью, и поспорить с ними было невозможно. Тем более, что прогнозировались еженедельные атмосферные "выбросы" энергии. Исходя из этих прогнозов, мы должны были прийти к власти не позднее две тысячи двадцатого года и максимум за семьдесят пять лет соорудить защитную стену хотя бы с пятидесятиметровым запасом. Начиная с две тысячи девяносто пятого года, предельная сила штормов должна значительно вырасти, и достичь четырнадцати баллов. Высота волн по его расчётам будет достигать тридцати метров, а ещё через пятьдесят лет сила штормов увеличится до пятнадцати баллов с волнами пятидесятиметровой высоты. Максимальная скорость ветра увеличится до ста восьмидесяти километров в час, а ураганы достигнут седьмой категории.

Подавляющее большинство учёных-метеорологов с Повелителем Бурь были полностью согласны, а остальные лишь расходились с ним в оценках. Зато в одном они все были солидарны, теория глобального потепления профессора Медникова была не только пророческой, но к тому же всеобъемлющей и гениальной. Наградить бы его Нобелевской премией, да он уже получил куда большую награду, помолодев на шестьдесят с лишним лет всего за два полтора года, что позволило ему жениться не его ученице и ассистентке. Наша секретная арктическая лаборатория приютила не только климатологов, метеорологов и гляциологов, но и любомирологов. Правда, любомирологом стал буквально каждый приобщённый к нам человек.

Команда учёных под управлением Кулибина, наконец, довела до ума гипнопед и хотя голова от него стала болеть не намного меньше, это устройство уже можно было использовать на практике. Гипнопеды, конечно, были нужной вещью, но куда больше мы все радовались тому, что ментосканеры уже не показывали никаких картинок, не нуждались в сыворотке правды стали в пять раз эффективнее. Теперь хватало всего двадцати, двадцати пяти минут, чтобы получить довольно полное представление о человеке. За два часа проводилось полное сканирование памяти, но меньше они не стали.

Ментосканер был по-прежнему похож на гоночный шлем-интеграл, но уже без экрана, показывающего картинки. Вместо него в передней части шлема ментосканера были установлены излучатели нейроимпульсов, которые с одной стороны быстро отключали сознание допрашиваемого, а с другой активировали те отделы мозга, которые отвечали за память. От современных ментосканеров, эта модель отличалась лишь материалами и потому весила шесть килограммов. Никакие наркотики уже были не нужны. Достаточно было надеть ментосканер на голову человека и уже через тридцать, сорок секунд он погружался в бессознательное состояние, нечто среднее между глубоким сном и комой, но с интенсивно работающим подсознанием и полностью открытой памятью.

Первая рабочая модель гипнопеда отличалась от ментосканера только тем, что не имела в своей конструкции сканирующих приёмников нейросигналов. Гипнопед имел большее число антенн, излучающих нейросигналы, панорамный экран и динамики. Современные гипнопеды, не чета тем, которые были разработаны научной группой Кулибина. Они практически не подавляют волю человека и не превращают его в овощ, с полностью открытым для восприятия, как аудиовизуальной информации, так и той же самой информации в закодированном виде. С помощью тех гипнопедов мы могли творить чудеса в том смысле, что нашим психологам стало доступно не просто внушить человеку всё, что угодно, но и записать на его сознание кальку новой личности, чего они никогда не делали, так как это могло, кого угодно свести с ума. Правда, если делать это избирательно и крайне осторожно, то можно было практически полностью стереть из памяти человека какие-либо пережитые им ужасы и наложить на сознание куда более приятные воспоминания, а вот это мы делали весьма часто по отношению к жертвам насилия, но гораздо позднее.

Так, уже к две тысячи второму году мы имели в своём распоряжении два мощных инструмента, которые позволяли нам с одной стороны набирать волонтеров в свою тайную организацию, а с другой давать им такие знания, на усвоение которых в обычных условиях ушло бы не менее шести, семи лет. Любой язык можно было изучить всего за полгода, причём на вполне хорошем научно-техническом, а не бытовом, уровне, просиживая со шлемом гипнопеда всего полтора часа в сутки. Всего же наши люди проводили под гипнопедом не более четырёх часов в сутки, но и после этого были вынуждены принимать эйфорин, специально разработанный именно для этих целей лёгкий наркотик, снимающий головную боль и купирующий другие, ещё более неприятные последствия вроде нарушения координации движений и пониженный тонус. Благодаря гипнопедии мы быстро получали новые знания, так нужные очень многим из нас.

В области финансов наша деятельность тоже была весьма успешной, так как Мэтью нашел нескольких финансовых воротил, которые были согласны даже сесть в тюрьму, если потребуется, чтобы в дальнейшем оказаться в высших кругах нового общества за свои былые заслуги. Поэтому мы могли оперировать суммами в десятки миллиардов долларов. При условии, что мы знали обо всём, что творится в ЦРУ, АНБ, других американских спецслужбах, а также в ФСБ, мы могли ничего не бояться, но всё же действовали крайне осторожно и никогда не светились. В результате нам удалось сохранить все наши приготовления в тайне и хотя иногда случались провалы, наших людей даже арестовывали, власти сначала США и России, а затем и всех остальных стран, так ничего и не узнали.

Однако, больше всего мы преуспели в изучении любомирий и всех тех возможностей, которыми колония вируса, поселившаяся в теле человека, наделяла своего симбионта. Первое, что выяснил наш гематолог Фёдор Тимофеевич Кравец, это то, что любомирии не дают человеку замерзнуть даже при очень низких температурах. Считается, что губительной для нас является температура ниже минус девяносто пяти градусов Цельсия. Если остудить тело человека до такого предела, то даже любомирии впадают в "спячку", но на деле этого никто не проверял. Зато с помощью холода можно погрузить любого человека, в теле которого находится колония любомирий, в длительную спячку. Опытным путем Фёдор Кравец выяснил, что самая комфортная температура для гибернации плюс четыре градуса.

Это температура идеального баланса, при которой тело человека уже не нуждается ни в питательных веществах, ни в кислороде для дыхания, но его лёгкие должны быть заполнены перфтораном, да и сам он должен плавать в нём. При этом перфторан должен быть до предела насыщен кислородом. Вам, друзья мои, это неведомо, но я проспал таким образом целых три недели, и даже видел сны при этом, причём весьма интересные. Судя по тому, что те три месяца пролетели для меня, как несколько минут, устать спать просто невозможно.

Самое примечательное заключается в том, что во время гибернации далеко не в каждой клетке остаются любомирии, а примерно в одной из десяти и вот тут-то их можно обмануть. Так как подавляющее большинство любомирий переходит в кровь, отчего она делается розовато-оранжевой и начинает светиться, их можно удалить из тела человека почти полностью. Именно на этом научном открытии и была построена процедура утилизации отживших своё тел, завербованных нами аналитиков бильдербергов. Во время спецопераций по обмену телами происходило следующее. Как только наши агенты завершали процесс вербовки и проходило трое суток, в течение которых любомирии полностью "осваивали" новую территорию и создавали полноценную колонию, за дело брались наши нейрохирурги.

Их пациенты заранее выбирали себе молодые и сильные тела, которые подходили им по антропометрическим показателям. Главный из них был таков, мозг не должен быть меньше черепа выбранного тела. После этого преступника погружали в состояние начальной стадии гибернации, и нейрохирурги аккуратно вскрывали его череп. Рядом находился их пациент, который также находился в гибернации. Ему тоже вскрывали череп, и один мозг заменялся на другой, после чего завербованного нами человека выводили из состояния гибернации и он несколько суток отлёживался, приходя в себя. Хотя нервные ткани срастались очень быстро, на то, чтобы взять новое тело под контроль, уходило от трёх до пяти суток. Попутно пересаживались также тестикулы, которые, как это выяснилось уже через несколько лет, полностью меняли генетический код "старого" тела.

То тело, которое подлежало утилизации, а попросту захоронения после инсценировки гибели завербованных нами аналитиков, охлаждали до плюс четырёх градусов и выкачивали из него всю кровь, попутно вливая кровь той же группы. Эта процедура длилась до тех пор, пока в теле не оставалось любомирий. Процедура была долгой. Вся кровь попадала не в какой-нибудь стеклянный сосуд, а в ёмкость, изготовленную из биопластика на основе кератина, и охлаждалась до плюс четырёх градусов по Цельсию. В результате любомирии начинали делиться и в итоге мы получили от двадцати пяти до тридцати литров "вакцины" долголетия и молодости, которую разливали в ампулы из биопластика по пятьдесят миллилитров в каждую. Так одна колония любомирий разделялась на пятьсот, шестьсот протоколоний. Однако, дело осложнялось тем, что ампулы с любомириями нужно было хранить так, чтобы все они находились рядом. Тогда они ярко светились и на них было приятно смотреть. Создавалось такое впечатление, что ты смотришь не на ампулы, а на детей.

Стоило только отнести протоколонию на несколько метров, как она начинала тревожно мигать и угасать. Поэтому мы решили не рисковать жизнью любомирий и расширяли свою тайную организацию только путем прямого переливания крови. Как выяснилось много позднее, естественное переливание крови для нас было гораздо предпочтительнее, чем инъекция "вакцины", хотя та и действовала намного эффективнее. Надеюсь, ребята, вы теперь понимаете, почему пусть и не так уж сильно, но отличаетесь от других людей. Всё объясняется очень просто, вы прямые потомки тех людей, которые стали вечно молодыми мужчинами и женщинами благодаря прямому переливанию крови. Поэтому-то вы, куда большие альтруисты, чем все обычные люди. Такими вас сделало не только особое воспитание, что тоже немаловажно, но ещё и то, что вы наши прямые потомки. Для вас защищать всё Человечество так же естественно, как и дышать, и вы такие в нашем мире не одни. Подавляющее большинство федеральных чиновников и космодесантников, точно такие же альтруисты. Вроде бы все любомирии одинаковы, однако всё далеко не так просто, байкальская генерация всё же отличается от обезличенных любомирий.

Я так для себя и не решил, плохо это или хорошо, что в итоге мы разделили Человечество на две неравные части, на обычных людей и на тех, кто даже неосознанно взваливает на свои плечи, куда больший груз. Признаться честно, иногда меня так и подмывает послать всех к чёрту и заняться только самим собой, но мои любомирии не дают этого сделать. Мы поняли это очень быстро, буквально через два, три месяца после того, как обзавелись такими удивительными симбиотами. Любомирии сделали нас всех не просто близкими друг к другу людьми, а очень крепко спаянным сообществом, по сути, братьями и сёстрами, и потому ни о каком предательстве не могло идти и речи. Хотя некоторых из нас и арестовывали и даже пытали, никто и словом не обмолвился о том, кем является на самом деле. Правда, находиться в застенках слишком долго никому не пришлось, у нас хватало и сил, и денег, чтобы вызволить друзей откуда угодно.

Что дали нам любомирии помимо омоложения. Мы стали почти вдвое сильнее и выносливее, чем обычные, непривитые люди. Любые наши раны заживали намного быстрее, мы не боялись ни холода, ни жары, но что самое главное, любомирии довольно быстро устраняли все генетические дефекты и делали нас намного более устойчивыми к алкоголю, наркотикам и большинству ядов. Те люди, которые были неуклюжими толстяками, быстро становились стройными атлетами с прекрасно развитой мускулатурой. Так что нам приходилось идти на хитрости, чтобы не выдавать себя излишне моложавым видом. Правда, и здесь любомирии, словно бы шли нам навстречу, и потому моё лицо довольно долго выглядело лет на пятьдесят, хотя мой биологический возраст не превышал тридцати.

Хотя лично я мечтал как можно скорее покончить с бардаком, царившим в России и не только в ней, нам нельзя было торопиться и потому мы действовали по старому доброму правилу, семь раз отмерь, а потом не спеши резать, сначала хорошенько подумай. Да, наша страна и весь мир несли от этого потери, но ошибись мы хоть раз, последствия были бы ужасающими для всего Человечества. То, что даже я считал раньше конспирологией, на деле оказалось правдой. В мире действительно имелись тайные силы, вот только они не вынашивали никаких планов мирового господства, они его к началу двадцать первого века уже достигли полностью, и потому приступили к исполнению куда более страшных планов тотального порабощения людей под видом глобализации.

При этом они избрали весьма странную тактику, направленную на фактическое уничтожение не только России, но и США. Обе великие державы, на их счёт, сделали своё дело и больше не были им интересны. При этом весьма значительная часть этих людей была американцами. Каких-то особо зловещих целей они перед собой не ставили, но разработанная ими технология управляемого хаоса, явно, дьявольское изобретение, давала "прекрасные" результаты и делала все их планы реальными. Им нужно было только запастись терпением и всё свершилось бы само собой, ведь они уже задали нужный вектор. Самое парадоксальное и ужасное заключалось в том, что, зная о надвигающемся глобальном потеплении, они даже не собирались ничего предпринимать. Эти нелюди считали, что природа сама сделает за них всю грязную работу по радикальному сокращению численности населения. Оставшимся в живых придётся стать их рабами добровольно или погибнуть от голода, болезней, вызванных природными катаклизмами.

Всю достоверную и весьма подробную информацию об этом не таком уж и тайном заговоре против всего Человечества, мы получили от нескольких высокопоставленных господ, входивших в число немногих посвящённых в тайны сильных мира сего, которых наши агенты навестили незадолго до их смерти, имея при себе ментосканеры. Перед тем, как покинуть наш бренный мир, естественно не по собственной воле или в силу естественных причин, они поведали нам обо всём, что знали, а их осведомлённость была очень велика. Даже Китай эти люди ни в грош не ставили, так что тогда говорить о России, в которую должны были переселиться если не они сами, то их дети и внуки.

В изучение проблем, связанных с увеличением продолжительности жизни, они вкладывали немалые деньги, но всё же не гигантские суммы. Впрочем, кое-чего они уже смогли добиться, и многие столетние старцы отличались прекрасным здоровьем и великолепным самочувствием, но всё же оставались при всём этом дряхлыми и немощными стариками. Вы спросите, кем они были, раз мы вычеркнули их имена из Истории с большой буквы? Отвечу. Во-первых, это были практически все европейские монархи, вместе с ними представители старейших аристократических родов, а также не все, а лишь некоторые богатейшие люди планеты.

Впервые объединились они еще в начале девятнадцатого века против Наполеона, но только через сто лет сильные мира сего выработали что-то отдаленно напоминающее стратегию, и она была направлена тогда против двух стран — Германии и России. Однако, только после Второй мировой войны эти господа стали действовать почти открыто и даже создали свою собственную организацию — Бильдербергский клуб, в который стали почти сразу же приглашать влиятельных персон, но только с одной единственной целью — доводить до них свои требования. Впрочем, они и помимо этого клуба, которому придали видимость дискуссионного, создали множество весьма специфических организаций. Всё, что они делали, подавалось под лживым соусом стремления к прогрессу и процветанию, хотя на самом деле их цели были совсем иными, и они этого даже не скрывали.

Однако, так или иначе, но на них работали почти все спецслужбы мира и всё благодаря изуверской технологии управляемого хаоса, созданной вместе с множеством террористических групп в конце шестидесятых, начале семидесятых годов в Западной Европе по образу и подобию русских и ирландских террористических организаций. Эти люди не управляли миром вообще. Они просто проводили в жизнь свою политику, оказывая, когда прямое, когда косвенное воздействие на политиков, поставленных во главе государств их слугами, руководителями крупнейших национальных и транснациональных корпораций. В мелкие детали и частные вопросы они, как правило, не вдавались. Их вполне устраивали любые действия кого угодно, которые либо лежали в русле генеральной политики, нацеленной на такое будущее, в котором выжить сумеют только самые сильные и могущественные корпорации, даже тех, кого они объявили своими врагами. Судьбы государств и наций их при этом совершенно не волновали.

Для них также не имело никакого значения, какая держава будет лидировать на планете в наши дни, так как они могли подчинить своим интересам кого угодно. Во всяком случае, так они полагали. Теракты одиннадцатого сентября две тысячи первого года, потрясшие всю Америку, ими не планировались, как не планировались они спецслужбами США, но полностью укладывались в рамки их политики. Поэтому эти господа очень ловко воспользовались ими в своих целях, подтолкнув американского президента и Конгресс к внедрению тотальной слежки, но не для того, чтобы предотвратить последующие теракты, а для нагнетания тревожной обстановки и всеобщей истерии.

В своей деятельности они давно уже не полагались на военную силу США и других стран НАТО. К их услугам были куда более свирепые и безжалостные армии наёмников и исламских террористов. Именно на них они делали главную ставку в не столь уж и далёком будущем. По прогнозам этих господ Америка должна была окончательно растерять всё своё политическое влияние к две тысячи пятидесятому году и фактически распасться на несколько корпоративных государств, которые, по их замыслу, должны были полностью перекроить весь мир. На память о прежних Соединённых Штатах должны были остаться только армия и ещё спеслужбы этой страны. Глобальное потепление к тому времени должно было заставить жителей Юга в массовом порядке двинуться на Север и вот тут-то корпоративные армии должны будут спасти остатки западной цивилизации, причём не где-то, а на территории России, климат в которой станет более приемлемым, и потому привлекательным для народов Китая, Индии и арабских стран.

По их разумению Россия будет сопротивляться довольно долго и при этом нанесёт сокрушительное поражение, как Индии, так и Китаю, не говоря уже об арабах, но в конечном итоге падёт под мощными ударами армий стран НАТО. После того, как корпоративные армии наведут порядок на Юге, можно будет спокойно начать осваивать освободившиеся пространства в России. Однако, победителям, то есть солдатам из США и Западной Европе, была уготована незавидная участь чистильщиков, добивающих остатки, как было прямо сказано, русских банд. По расчетам аналитиков в ходе длительной борьбы с русскими партизанами должна была погибнуть едва ли не большая часть солдат и офицеров.

От спецслужб эти господа также собирались впоследствии избавиться, как и от остатков армии. В преданность солдат корпоративной армии деньгам они верили намного больше, чем в верность долгу и присяге. К тому же в корпоративных армиях такие устаревшие понятия, как мораль и нравственность, отсутствовали полностью. Их с куда большим успехом заменяла жажда наживы, а также упоение собственной вседозволенностью. К тому же это позволяло тем людям, которые уже в конце двадцатого века чувствовали себя истинными хозяевами на планете, дистанцироваться от "армии нового типа" и не вводить главарей банд в свой круг. Им не была нужна военная элита, которая могла в любой момент совершить военный переворот и взять всю полноту власти в свои руки. Этому этих деятелей научил весьма печальный опыт Новой России.

На наших американских коллег предсмертные откровения некоторых их сограждан, а также жителей Великобритании и других стран Западной Европы, произвели очень сильное, хотя и крайне гнетущее, впечатление. Больше всего они негодовали от того, что уже сейчас эти господа считали Америку такой же битой картой, как сначала Советский Союз, а затем и Россию. Нас же угнетало то, что все те процессы, которые погубили ту страну, которой мы присягали, были сугубо общественно-социальными и экономическими, а потому исторически неизбежными.

А ещё нас поражало то, что эти господа, по сути, не делали ничего такого, что можно было прямо поставить им в вину. Они просто лишь слегка подталкивали финансистов, бизнесменов, политиков и толпы народа в нужном им направлении и те сами делали за них всю грязную работу. Этим что-то посулить, тех ошельмовать в глазах всего мира, тем заплатить за очередную лживую компанию в прессе, а кое-кого так и вовсе просто припугнуть и принудить. Именно так они и действовали. Без лишних затей, предельно просто, но при этом очень расчётливо и крайне эффективно. Они всегда умело подводили как политиков, так народные массы к нужным им действиям, которые казались всем спонтанными.

Такую информацию мы получили в конце две тысячи второго года в ходе секретной операции, инициированной лично адмиралом Эрвином Пири, ставшим к тому моменту вторым человеком в ЦРУ, и, надо сказать, это произошло весьма своевременно. Он лично спланировал операцию по ликвидации семи господ из высшего света Западной Европы, среди которых было три представителя правящих монархических режимов. Разумеется, это были не сами монархи, но их ближайшие родственники, которые мало того, что были в курсе всего происходящего, так ещё и принимали посильное участие в разработке столь далеко идущих планов. Их смерть выглядела естественной, без малейших признаков насилия или психотропных веществ, а поскольку все семеро были стариками за семьдесят и не отличались отменным здоровьем, то никто ничего не заподозрил.

Вся информация, полученная таким образом, была нами тщательно изучена и уже мы предложили воспользоваться услугами тех аналитиков, которые работали на бильдербергов. Мы остановили свой выбор на пяти самых компетентных специалистов, которые и без того прославились, как самые выдающиеся учёные-экономисты и социологи. Среди них было даже три лауреата Нобелевской премии. Хотя бильдерберги нам ничем не угрожали и никак не могли повлиять на дальнейшие события, их нужно было жестоко покарать хотя бы за то, что они были прямыми виновниками гибели миллионов людей и вынашивали зловещие планы против всего Человечества. Наша идея, воспользоваться в своих интересах интеллектом тех людей, которые были разработчиками этих планов, показалась Эрвину весьма привлекательной. Он даже задал сам себе такой вопрос: — "Хм, если мы не можем победить своего злейшего врага в открытом бою, так почему бы нам не использовать его самое страшное оружие?"

В результате тщательно спланированной и безупречно проведённой операции по перевербовке, в период с мая по ноябрь две тысячи второго года в США, Великобритании и Бельгии в результате совершенно банальных бытовых несчастных случаев умерло пять человек. Все пять смертей объединяло одно единственное важное обстоятельство. Все пятеро погибших работали на Бильдербергский клуб, были его членами и, вообще, оказывали очень большое влияние на мировую политику, но при этом не являлись ни членамаи королевских семей, ни аристократами, ни, тем более, богатейшими людьми. Не являлись они также влиятельными политиками и максиму, чего достигли, это должностей советников нескольких президентов США. Надо сказать, на сотрудничество с нами все пятеро пошли почти добровольно. Когда наши агенты-вербовщики рассказали им всё о любомирии и ментосканере, а также о том, чем мы заняты и о том, что они смогут обрести и чего достичь, то практически сразу же выразили своё согласие сменить флаги и цели своей интеллектуальной деятельности.

Разумеется, все пятеро прекрасно понимали, что в случае отказа от сотрудничества с нами, в живых их никто не оставит, но далеко не это было самым главным. Полностью изменить направление своей деятельности и бросить вызов даже не истинным хозяевам мира, а самой природе, явилось для них не только вызовом судьбы, но и самым мощным стимулом. Тем более, у нас для этого имелось практически всё необходимое. Впрочем, никто не отказался также от того, чтобы полностью сменить имидж, то есть всё, вплоть до тела. Агенты-вербовщики показали каждому по доброй дюжине красавцев-атлетов, в тела которых наши хирурги пообещали без особых трудностей переселить мозг, да ещё и сделать так, что их дети, которые появятся на свет, будут именно их детьми.

На разработку самой операции в целом ушло почти два года, зато финальная подготовка, заняла считанные дни в каждом отдельном случае, и всё прошло на редкость гладко. Один свалился в пьяном виде с балкона высотного здания и расшибся насмерть, ещё трое погибли в самых обычных автокатастрофах, а пятый поскользнулся в собственной ванной и размозжил себе череп о ванну. Так мы залучили в свою команду пять аналитиков и стратегов из числа самых лучших в мире специалистов в области анализа и планирования. Только раньше они занимались составлением прогнозов для тех, кого в наше время было принято называть мировой закулисой, вынашивающей чудовищные, бесчеловечные планы, которые, так или иначе, поддерживались множеством людей, считавших себя здравомыслящими, а теперь стали работать на нас.

Их имена были всем известны и только то, что мы специально вычеркнули этих господ из истории, предав остракизму, заставляет меня хранить молчание. Впрочем, имена всех тех политиков, которые слепо плясали под их дудку и при этом даже не были чьими-либо прямыми марионетками, мы также предали забвению. Правда, перед этим они все снова стали молодыми, но лишь для того, чтобы уступить свои тела другим людям, которые, в отличие от них, были достойны жить если не вечно, то очень долго. Пока не надоест.

Все пятеро господ, перевербованных нами, предали своих хозяев с удивительной легкостью потому, что, не смотря ни на что, всё же имели совесть. Эта операция стала возможной только благодаря тому, что наши учёные, занимавшиеся изучением любомирий, сделали несколько очень важных открытий. К тому моменту мы уже знали, что любомирии поселяются по десять, двенадцать особей в каждой клетке человеческого организма, а также путешествуют по всему телу вместе с кровью и лимфой. Если начать остужать тело человека, в котором живёт колония любомирий, то ничего страшного не произойдёт до порога в двадцать восемь градусов выше нуля, но при температуре тела в двадцать семь градусов, организм переходит в состояние гибернации.

Внимательно изучив полученную в результате "допроса" с помощью ментосканеров информацию, мы вовремя приняли правильно решение — не торопиться и действовать точно такими же методами, какие были в ходу у бильдербергов. Перевербованные нами аналитики сразу же приступили к работе, и хотя привыкли работать не спеша, всего через два с половиной месяца вызвали нас к себе. Как и многих других учёных, мы поселили их в Австралии, но не на нашем острове, а в Мельбурне. Хотя все пятеро были куда больше похожи на плейбоев не старше тридцати лет, они чуть ли не сутками напролёт сидели за компьютерами и потому вид у них был усталый и помятый. Старший из учёных, англичанин Уильям Флетчер, в прошлом невысокого роста толстяк, страдавший одышкой, который выбрал себе тело одного кровавого ублюдка из колумбийского наркокартеля, из-за чего ему пришлось сделать пластическую операцию, сказал:

— Господа, если мы хотим добиться успеха, нам действительно нельзя торопиться. Борис, вы были полностью правы, говоря о том, что военный переворот нужно устроить на фоне одного из самых мощных ураганов, который обрушится на Европу в конце второго десятилетия. К тому времени весь мир накроет третья, самая мощная волна экономического кризиса, который к тому времени станет системным. Правда, до того дня по северу Африки и Ближнему Востоку прокатится череда локальных войн, а это, как вы сами понимаете, приведёт к большим человеческим жертвам, но этого нам всё равно не избежать. Зато вероятность нашего успеха вырастет в несколько раз, буквально на порядок.

Его коллега, такой же рослый красавец, только блондин, кивнул:

— Да, друзья мои, этого нам не избежать. Мы физически не успеем подготовить всю необходимую нам инфраструктуру быстрее, чем за пятнадцать лет. Если верить математической модели Повелителя Бурь, то именно в две тысячи девятнадцатом году мы столкнёмся с локальным пиком метеорологической активности, после чего в следующие семь лет ураганы будут уже не такими сильными, но зато участятся. Правда, нам всё же не следует торопиться и заявлять о том, что в две тысячи пятом году над Багамами сформируется ураган пятой категории. Именно он явится тем самым предвестником эпохи больших бурь. А вот начиная с две тысячи пятнадцатого года, когда стоит ожидать целой серии таких ураганов, нам нужно будет начать информировать людей о приближающейся опасности.

Адмирал Пири пристально посмотрел на аналитиков и спросил:

— Господа, какие будут ещё предложения? Что нам следует сделать такого, чтобы быть полностью готовыми?

На этот вопрос насмешливо ответил немец Фридрих Циммерман, который благодаря операции стал итальянцем:

— Сэр, вам нужно начинать с Моссада. Вы должны завербовать одного старого еврея, который люто ненавидит бильдербергов потому, что всё о них знает. Правда, американские спецслужбы и особенно КГБ, в застенках которого провёл шесть лет, он ненавидит ещё сильнее.

Пётр насмешливо фыркнул:

— Лишь бы от него была польза, Фриц.

— Польза от Гершеля Вайнштейна будет немалой, Петер, ведь он один из самых старых еврейских шпионов и долгое время провёл в Тегеране, а Иран, как вы с Борисом правильно отметили, вместе с Пакистаном один из трёх главных ключей к мусульманскому миру, это Иран. — стал убеждать нас в своей правоте профессор социологии — У Гирша в Иране до сих пор имеются надёжные контакты. А вот ЮАР нужно вычеркнуть из списка и включить в него Нигерию. Хотя вся эта страна погрязла в воровстве и коррупции, её роль в Африке очень велика. — я попытался было возразить, но немец поднял руку — Боб, даже не пытайся сопротивляться и приводить доводы в пользу ЮАР, евреи и без того поднесут нам эту страну на тарелочке, но только белую часть её населения.

Глядя на нас с насмешливой улыбкой, американец Ричард Майлз покрутил головой и весело сказал:

— Господа, ваша главная проблема заключается в том, что вы привыкли выполнять чужие приказы и, не смотря на то, что находитесь на самой высокой вершине в мире, так еще и не научились генерировать собственные политические доктрины. Впрочем, пригласив нас к себе, причём выбрав из всех так называемых аналитиков и стратегов самых компетентных, вы уже очень скоро научитесь и этому делу. — Увидев, что Эрвин и Пётр обиженно насупились, Дик, всё также насмешливо, приструнил их — И не надо дуться, джентльмены. Вы прекрасные стратеги, но как политики ещё не просто далеки от совершенства, вы никто. Мы тоже были такими, кто тридцать, а кто и все сорок лет назад, но со временем, обслуживая интересы тех, кто создал Бильдербергский клуб и реально управляет всей мировой политикой, причем исподволь, почти ни во что не вмешиваясь, научились мыслить широко, вот только не в том направлении. Честно говоря, мы уверовали в главную идеологемму англосаксов — мир несовершенен и ничто не можете этого изменить, а потому нельзя допустить, чтобы людей на планете расплодилось слишком много и они вышли из повиновения. Представьте себе, но до того момента, пока Дмитрий Туманов не обнаружил на дне Байкала любомирий, всё было именно так. У людей, как у биологического вида, просто не было никакого стимула к улучшению своего сообщества и потому все самые великие идеи, ведущие к построению более совершенного и гармоничного общества, отвергались ими подавляющим большинством голосов, а слово утопия стало бранным. То, что мы предложим людям через пятнадцать лет, молодость и ещё сто пятьдесят лет жизни, отданной труду во имя спасению самих себя и всего Человечества, после чего, проспав несколько сотен лет, можно будет проснуться в совершенно новом мире, полном чудес, когда будет открыта дорога к звёздам. Впрочем, куда более фантастическим изобретением лично я считаю ваш гипнопед, хотя и ментосканер тоже весьма полезен. Впрочем, только то, что мы сможем вколотить в головы множества обезьян все так необходимые им знания, намного важнее. Поэтому, джентльмены, давайте, начиная с этого дня смотреть на вещи шире. Мы ведь собрались здесь вовсе не для того, чтобы завоевать весь мир и навсегда закрепить новую форму рабства, а ради построения нового общества, в котором нам будет уготована роль спасителей и учителей всего Человечества.

Не выдержав, я всё же рассмеялся:

— Дик, для этого нам самим сначала нужно многому научиться.

Умом я прекрасно понимал, что Дик Майлз прав совершенно во всём, но такая ответственность, которую нам нужно было взвалить на свои плечи, меня всё же пугала. Американец это понял и сказал с улыбкой:

— Боб, каждый из нас только и делает, что постоянно учится, а потому не нужно сомневаться в своих силах. Вам нужно задержаться в Мельбурне хотя бы на месяц, чтобы мы могли прослушать специальный курс лекций.

Мы прилетели в Австралию вчетвером, я, Пётр и Эрвин с Мэттом. Хотя дел у нас хватало, мы согласились остаться, но задержались на той вилле за городом, которую сняли для наших новых аналитиков не на месяц, а на три с половиной. Те три месяца я никогда не забуду, ведь мы провели их сидя с гипнопедами на голове по двенадцать часов в день, после чего принимали лошадиные дозы эйфорина и вырубались до следующего утра. И так три месяца подряд. Надо сказать, к гипнопедии я так и не смог привыкнуть и обходиться без эйфорина не могу до сих пор. Впрочем, даже не то удивительно, что мы не сошли с ума, а то, что пятеро наших новых друзей смогли всего за два с половиной месяца написать курс лекций для гипнопедии на две важнейшие темы — геополитика и социоинженерия, которые изучают в высшей академии управления и в наше время.

Потом мы пять суток приходили в себя и почти десять дней прошли в одном сплошном диспуте, временами чуть ли не переходившем в драку, так мы распалялись, обсуждая дальнейшую судьбу нашего мира. По мнению наших педагогов, мы, наконец, стали трезво смотреть на вещи, но лично моё убеждение такое — мы все стали просто жуткими циниками. Именно по этой причине я женился только почти через двести лет, но прожил в браке меньше сорока, после чего, вырастив двоих детей, расстался с женой и меня больше не тянет жениться снова. Хотя это и будет звучать выспренне, но я повенчан с одной только наукой и до всего остального мне нет дела, на большее, чем любовные романы продолжительность в год, полтора, у меня просто не хватает терпения, но влюбляться я не перестал.

Признаться честно, до того, как я вник в суть геополитики и куда более сложной социоинженерии, мне, как одному из руководителей той тайной организации, которую мы уже создали, был грош цена. Когда мы начали дискутировать со старыми матерыми волками геополитики, то уже очень скоро выяснилось, что мы разговариваем на одном языке. Вот тогда-то мы и поняли, что бильдерберги в общем-то виноваты только в одном, они никогда не ставили перед собой цели развивать медицину так, чтобы та работала на увеличение продолжительности жизни. Они считали, что старики это балласт, от которого нужно избавляться, как можно быстрее. О себе, естественно, они так не говорили.

И вот ведь что самое странное и поразительное, то, что бильдерберги постоянно равняли Человечество со стаей павианов, импонировало людям весьма образованным и те, вслед за ними, тоже считали, что в среде людей должны действовать те же самые законы. Ну, и какова в таком случае цена образованию? Поэтому мы поставили перед нашими геостратегами такую задачу — разработать курс лекции по социопсихологии совершенно иного толка, направленной на преодоление животных инстинктов. За эту работу они взялись с невероятным азартом, который сами объясняли тем, что их всех полностью изменили любомирии, и теперь самым важным для них стала семья и то сообщество, в котором живёт человек. Именно того, о чём нам говорили эти парни, им сейчас больше всего не хватало, сообщества единомышленников и мы немедленно отправили их на остров Флиндерс.

Правда, вчетвером, так как мы с Фридрихом Циммерманом вылетели из Мельбурна в Телль-Авив, чтобы затем направиться в Хайфу, где жил в небольшой квартире старый еврей Гершель Вайнштейн, друг и соратник Голды Меир. Наша поездка если чем и осложнялась, так это тем, что мы Фрицем оба были ярыми антисемитами. Впрочем, мы не кричали об этом вслух и потому смогли выйти из здания аэропорта, нанять автомобиль и поехать в Хайфу. Гершель Вайнштейн, который в молодости был бойцом "Кидона", после чего, прежде чем отправиться в Тегеран, несколько лет возглавлял отдел спецопераций "Мецада", а после двенадцатилетней командировки, вернувшись на бульвар Шауль Ха-Мелех сначала стал заместителем начальника, а потом и начальником "Цомэта", управления оперативного планирования и координации, даже не имел воинского звания.

Ему было под девяносто, он давно уже, якобы, отошел от дел и жил мирной жизнью еврейского пенсионера в пригороде Хайфы Кирьят-Яме, но за ним присматривало несколько агентов Моссада, одна девушка трижды в неделю прибиралась в его квартире и готовила для старого ворчливого еврея блюда его любимой одесской кухни. Отставного палача Моссада и шпиона довольно часто навещали молодые люди, а также народ постарше, и все они были сотрудниками Моссада или людьми, привлечёнными к деятельности этой самой секретной разведывательной службе. Вот уже три месяца в Хайфе и Кирьят-Яме работала объединённая разведгруппа, состоявшая из самых опытных отставных агентов из СВР и ЦРУ, которым было приказано подготовить операцию по похищению Гершеля Ванштейна.

Наши агенты изучили вдоль и поперек все подходы к объекту, все его связи и привычки, распорядок дня и даже изготовили ключи от квартиры, а также вычислили, где находится его охрана. Въехав в Хайфу, мы сдали арендованный автомобиль, и пересели в другую машину, купленную три дня назад. В ней нас ждало двое молодых на вид парней, прибывших в Хайфу из Канады, один был русским, а второй американцем. Они-то и ввели нас в курс дела. Это был жаркий августовский полдень и потому по улицам если кто и разгуливал, то только туристы. Вскоре мы прибыли на место и нам тут же доложили, что охрана спит крепким, непробудным сном, но нам всё же следует быть осторожными, Старый Гирш был дедом с множеством весьма опасных сюрпризов. Наши проводники вышли из машины и дальше мы поехали сами. Фрицу доводилось бывать в Кирьят-Яме, и потому он сидел за рулём, а я рядом с ним.

Мы оба были одеты, как туристы, в шорты, пёстрые рубашки и сланцы на босую ногу, а в руках только туристическая карта. Сверяясь с ней, мы доехали до трёхэтажного дома, в котором жил интересующий нас субъект, вышли из машины и сразу направились к подъезду. Открыв дверь ключом, полученным из рук агентов, мы поднялись на второй этаж и постучались в стальную дверь, обшитую пластиком. Через минуту послышались за ней шаркающие шаги и надтереснутый бас на иврите:

— Кому ещё неймётся трепаться в такую жару.

Я ответил по-русски:

— Дедушка Гирш, откройте, я привёз вам привет от бабушки Сони. Вы должны помнить Софью Исааковну Розенштейн, которая жила от вашего дома на Ланжероновской в трёхэтажке, что стоит наискосок.

Старик перешел на русский:

— Молодой человек, вы не шутите? Вы действительно привезли мне привет от Софочки? Разве она ещё не умерла?

— Это для вас она Софочка, а для меня бабушка Соня, — ворчливо огрызнулся я и пояснил, — наш сосед, старый Моисей Хейфиц, был в прошлом году у вас в Израиле и видел вас возле этого самого дома. Он даже пытался заговорить с вами, но два каких-то чурбана оттеснили его.

Старик стал торопливо открывать дверь. Как мы и предполагали, то, что была упомянута его первая любовь, которая сейчас жила в Штатах, не оставило его равнодушным. Старый Гирш открыл дверь, и мы вошли в его квартиру. Старик был одет в мешковатые светло серые брюки и майку. В молодости он был почти гигантом двухметрового роста, но хотя и остался крупным стариком, всё было в прошлом. Небритый, он близоруко щурился, пытаясь разглядеть во мне внука своей возлюбленной. Понимая это, мой спутник нахально сказал по-немецки:

— Герр Ванштейн, это была только уловка. Нам нужно было, чтобы вы сами открыли двери квартиры, а теперь давайте договоримся, вы не будете создавать нам трудностей и, поверьте, уже через несколько часов сможете обнять свою первую любовь. Более того, вам сразу же захочется её поцеловать, но я сомневаюсь, что ей захочется сделать то же самое.

Старый еврей сник и попятился назад:

— Кто вы такие, чтобы вас черти побрали?

Сказано было по-немецки и я ответил:

— Гершель Соломонович, это герр Циммерман, вы его должны хорошо знать, он советник Бильдербергского клуба, а я агент КГБ Цезарь. Меня вы тоже должны знать, но сейчас мы представляем совсем другую тайную организацию, и Софья Исааковна Розенштейн действительно ждёт вас на Кипре, в Лимассоле. Мы поселили её на вилле, стоящей на берегу моря и если вы соизволите надеть очки, то увидите её через Скайп, но для этого вам придётся спуститься вниз. В нашей машине на заднем сиденье лежит уже включённый ноутбук, и ваша Софочка хочет с вами поговорить.

У Старого Гирша навернулись слёзы и он прохрипел по-русски:

— Молодой человек, вы не врёте? — махнув рукой, он решительно пробасил — А, чёрт с вами, даже если вы собираетесь меня ликвидировать, но у меня есть шанс увидеть перед смертью Софочку, я рискну.

— Риск дело благородное, — усмехнулся Фриц, тихо говоря по-русски без малейшего акцента, — только будь добр, старик, переоденься и возьми с собой документы. Они понадобятся тебе в Лимассоле.

Старый Гирш сверкнул глазами из-под кустистых бровей:

— Документы, документы... Ах, да, документы. Сейчас я открою сейф и возьму в нём документы. Их у меня много, есть даже греческий паспорт.

За картиной в стену был врезан сейф. Старик быстро открыл его и достал сначала пистолет, это был трофейный "Вальтер ППК". Мы оба громко рассмеялись, и Старый Гирш бросил его обратно в сейф, после чего достал пачку паспортов и две пачки стодолларовых купюр. Тотчас перестав смеяться, мы одобрительно закивали головами. Через десять минут я сел вместе со старым агентом Моссада на заднем сиденье джипа "Тойота-Лендкрузер", где действительно лежал включённый ноутбук. Взяв его трясущимися руками, старый еврей громко ахнул, когда увидел на экране красавицу не старше тридцати лет, жгучую брюнетку, одетую в шикарное платье для коктейля, в ушах и на шейке которой сверкали бриллианты, но та вместо "Здравствуйте", громко закричала:

— Гирш! Копуша! Сколько можно тебя ждать? Я тут вся извелась, пока ты соизволил спуститься. Немедленно бросай все свои шпионские дела, старый негодяй, и приезжай с моими новыми друзьями на Кипр. Они придумают, как доставить тебя в Лимассол. И нечего хлопать глазами, как полоумный, это я, твоя ненаглядная Софочка, которую ты когда-то бросил, мерзавец. Хотя если это правда, что тебя посадили в тюрьму, то я тебе всё прощаю. Гирш, не будь дураком, эти люди и тебе вернут молодость...

Собственно на этом вербовка закончилась. Мы спокойно выехали из Кирьят-Яма, пересели в другую машину и отправились на ней в Галилею, где в укромном месте нас поджидал вертолёт Шестого американского флота, который выполнял секретное задание, согласованное с израильским командованием. На нём мы проделали только треть пути, после чего пересели на борт яхты океанского класса и только там смогли, наконец, продолжить разговор. Софья Моисеевна уже рассказала своему, так и не состоявшемуся, жениху о нас почти всё, и потому ничто не помешало мне строго сказать ему:

— Гирш, как ты понимаешь, у тебя теперь есть только две дороги, одна ведёт в Лимассол, а вторая на морское дно. Главное, что ты должен понять, так это то, что мне плевать как на Россию, так на Германию и Израиль только потому, что с некоторых пор я являюсь гражданином планеты Земля и не совсем обычным человеком. Ну, как раз об этом тебе уже рассказала твоя первая любовь Соня Розенштейн. Твой крестник Фриц собрал на тебя весьма обширное досье, и потому нам не составило большого труда найти её. Не знаю, поверил ли ты в то, что Соня всего за три месяца с небольшим превратилась из древней, полуслепой старухи в молодую красавицу, но это действительно так. Поверь, меньше, чем через пятнадцать лет, всем жителям планеты Земля, американцам, китайцам, эскимосам и в том числе евреям будет предложено снова стать молодыми, чтобы потом прожить очень долгую жизнь. Фактически речь идёт о бессмертии, но люди по-прежнему останутся людьми, такими же уязвимыми, как и сейчас, так что богами они точно не станут. Сейчас ты в смятении, Гирш, ведь ты думаешь, что тебя заставляют предать Израиль, за который воевал с сорок восьмого по сорок девятый год. Это не так. Представь себе, но всего через сто двадцать лет климат изменится настолько, что не только Израиль, но и Турция станут непригодны для жилья. Вместе с ними Италия и Испания, все страны Ближнего Востока, Пакистан, Индия, страны Индостана и добрая половина Китая, также превратятся в выжженную солнцем пустыню, которую, к тому же будут терзать жестокие ураганы. Чтобы не погибнуть, людям придётся перебраться на север, в Россию, ведь к тому времени на Колыме, где ты сидел в сталинских лагерях, установится довольно мягкий климат. Вот и подумай теперь, станешь ты предателем или нет, если станешь одним из семнадцати главных руководителей военного переворота. Ты нам нужен для того, чтобы помочь организовать тайную организацию в Иране, которая точно так же, как и твоя тайная организация в Израиле, возьмёт власть в свои руки. Сделать это смогут только бывшие сотрудники спецслужб, полиции, а вместе с ним бывшие военные, но при условии, что армия и все действующие спецслужбы пойдут за ними. Сегодня нас ещё мало, всего двадцать семь тысяч человек в России и Америке, но через пятнадцать лет нас должно быть не меньше двадцати пяти миллионов, причём не только в тех семнадцати странах, которые выбраны нами в качестве лидеров. У тебя было достаточно времени, чтобы всё обдумать, Гирш, мы специально попросили Софью разговаривать с тобой как можно дольше, поэтому ответ ты должен дать нам, как можно скорее.

Старый еврей не был тугодумом и задал всего один вопрос:

— Цезарь, получается так, что я должен буду стать не только во главе военного переворота в Израиле, но и главой этого государства? — но сразу же стукнул себя кулаком по лбу — Боже мой, я таки выжил на старости лет из ума! Какой Израиль? Ведь речь идёт о создании мирового правительства, в которое я, судя по всему, войду наравне с самыми мудрыми людьми из семнадцати стран. Правда, для этого мне придётся убить множество евреев, особенно тех, которых я буду просто вынужден назвать врагами всего мира.

Хотя тем самым Гершель Вайнштейн дал согласие работать на нас, я не выдержал и возмущенно воскликнул:

— А больше тебе нечем будет заняться, старый хрыч, как устраивать охоту на ведьм? Знаешь, как и Фриц, раньше я был антисемитом, но сейчас вынужден изменить свою точку зрения и встать на защиту евреев. От тебя.

Старый Гирш поднялся из кресла, наш разговор проходил в большой роскошной каюте, оперся на стол и глухо пробасил:

— Можешь считать меня кем угодно, но если мы не перестреляем несколько тысяч господ, которые заправляют всеми банками на планете и проворачивают в них афёры, то ничего не сможем добиться. Большинство из них, как это не прискорбно евреи, но такие, каких я люто ненавижу. Они нас всех просто купят оптом и потом продадут в розницу.

Фриц усмехнулся:

— Не волнуйся, старый вояка, эти парни будут намного хитрее тебя. Они придумали для них такое наказание, о котором ты никогда не думал. Мы уничтожим всю мировую финансовую систему, уничтожим все деньги, начиная от монгольских тугриков и заканчивая израильскими шекелями, а финансистов и биржевиков просто вышвырнем из уютных офисов на улицу, и там им придётся или работать наравне со всеми людьми, или влачить полуголодное существование. Учитывая, что они не умеют ничего делать, им придётся стать самыми обычными чернорабочими.

Бывший высокопоставленный руководитель Моссада вытаращил глаза и недоумевающим тоном спросил:

— Но как мы тогда будем жить? Ведь люди должны получать деньги за свой труд. Если не будет денег, мир рухнет, погрузится в хаос.

Профессор Циммерман рассмеялся:

— Мы будем жить счастливо, Гирш. Старина, однажды люди решили, что деньги помогут им навести порядок, но только не учли того, что вслед за деньгами появятся ростовщики, а затем банкиры, которые будут богатеть только за счет финансовых махинация и подчинят себе весь мир. Деньги, мой друг, это один из инструментов управляемого хаоса, и когда мы их отменим, то тем самым освободим людей из финансового рабства.

Гершель Вайнштейн помотал головой и пробормотал:

— Это выше моего понимания, герр Циммерман, если вы действительно тот самый Циммерман. Но если вы это вы, то я вынужден согласиться с вами. Те господа, на которых вы работали, никогда не ошибались в людях, и если вы говорите, что мир может существовать и без денег, то вам можно поверить на слово. Вообще-то, таким образом мы нанесём банкирам самый страшный удар и многие его просто не переживут. Что же, я согласен не просто работать с вами, господа, но приложу все усилия к тому, чтобы наше общее дело увенчалось успехом. Как за Израиль, так и за Иран вы можете не волноваться. В обеих странах имеется немало людей, которым уже до смерти надоели бесконечные политические игрища.

Глава пятая

Завершающий этап подготовки к перевороту

В следующие пятнадцать лет нам удалось сделать очень многое, причём сама подготовка к всемирному военному перевороту занимала, куда меньшую часть наших всеобщих усилий, хотя число членов нашей тайной организации на планете превысило сорок два миллиона человек. Намного больше сил было отдано развитию науки и тех технологий, которые были призваны помочь нам справиться с Большой Водой. В этом плане мы смогли достичь очень многого, а кое-что даже запустили в производство. Так нам удалось наладить в Белоруссии и не только в ней, выпуск гигантских карьерных самосвалов, но о массовом производстве пока что не шло речи.

Производство ментосканеров было поставлено на поток, и хотя мы изготавливали их в тайне, смогли произвести почти четыре миллиона семьсот пятьдесят тысяч штук. Более того, мы превратили ментосканер в медицинскую кушетку, на которой и должно было происходить преображение человека. Под этим вполне невинным соусом мы решили в считанные месяцы провести массовое сканирование сознания людей. До того, как я внёс предложение соединить ментосканер с футуристического вида медицинской кушеткой, мы пришли к выводу, что Человечеству срочно нужна основательная чистка и жестокая порка. Иначе никаким нашим планам, направленным на его спасение, не было суждено сбыться.

При этом мы вовсе не собирались начинать свою деятельность с массовых показательных судов и казней. Первым делом нам нужно было выбить из людей если не всё, то хотя бы большую часть дерьма. Сделать это мы могли только одним единственным образом — дать людям знания, причём в самые сжатые сроки и как можно более полные. Такие, какие мы вложили в головы членов нашей тайной организации, а им мог бы позавидовать иной нобелевский лауреат. Поэтому гипнопедов мы изготовили почти в десять раз больше и потом увеличили их число более, чем впятеро, доведя число этих устройств до сорока миллионов штук. Очень многие люди сочли наши действия крайне жестокими, граничащими с пытками, и кое-кто, как мне кажется, не простит нам этого никогда.

Зато наша тайная организация отличалась мощью своего интеллекта, ведь каждый человек, завербованный нами, провёл в кресле гипнопеда не один-два месяца, а гораздо больше. Впрочем, мы и без того старались не привлекать к своей деятельности ни глупцов, ни прощелыг, ни мерзавцев, а потому наша организация была ещё монолитной и спаянной, как никакая другая в мире. Признаться, тем самым мы положили начало созданию каст администраторов, федеральных служащих и военных. В дальнейшем они увеличили свою численность за счет привлечения самых ответственных и ответственных людей планеты, движимых альтруизмом.

Ох, уж, этот пресловутый альтруизм! Хотя в наше время о нем не принято говорить в средствах массовой информации, и никто не требует от людей быть альтруистами, только это качество позволяет людям поступать на федеральную службу. Альтруизм — это тот нравственный стержень, на котором мы с самого начала начали строить новую систему управления обществом. Именно альтруизм основа того патернализма, который дал нам возможность изменить вектор развития Человечества без глобальных войн и колоссальных потерь, хотя, конечно, обойтись без жертв мы не смогли, а точнее не смогли переступить через понятия справедливого возмездия за особо тяжкие преступления. Правда, человеческих жертв было крайне мало в том смысле, что ни одно человеческое тело не было уничтожено по приговору Особого Военного Трибунала.

Этот трибунал был создан практически на второй год нашей тайной деятельности и всегда руководствовался в своей деятельности уголовным кодексом. Разумеется, смертные приговоры он выносил очень часто, так как в первую очередь следователи трибунала разыскивали маньяков, садистов и самых кровавых патологических убийц. Доказательную базу следователям предоставляли ментосканеры, а роль палачей отводилась хирургам. Таким образом, мы если кого и уничтожали, то только тех преступников, которым, если на свете есть Бог, место в аду. Убийство убийству рознь, а потому мы практически никогда не казнили убийц, у которых имелись достаточно веские и понятные мотивы, но и они все получили по заслугам.

Если исключить членов нашей тайной организации, мы не простили ни одного преступления, а потому в первые семь с половиной десятилетий через каторжные работы прошло огромное число людей, и для этого нам нужно было создать новую пенитенциарную систему. В ее основу было положено несколько десяток новейших научных разработок, но, как вы это сами понимаете, главным инструментом перевоспитания всех тех людей, которые совершили тяжелые преступления, был гипнопед, который давал им новые знания. Помимо этого мы полагались ещё и на то, что людям после прививки здоровья, молодости и долголетия будет что терять, а также что обретать после того, как окончится срок их наказания.

Однако, если быть полностью честными, то мы закрыли глаза только на прошлые преступления тех людей, которые относились к высшему руководящему составу, а это несколько тысяч мужчин и женщин. Впрочем, некоторое время спустя, лет так через сорок, каждый из нас честно отработал на самых опасных участках Стены свои двадцать пять, тридцать лет во и искупление прежних грехов. Не все сразу, но мы это сделали мало того, что добровольно, так ещё и осознанно. Поэтому мы можем честно смотреть в глаза кого угодно, и если когда-то меня спросят, почему мы получили такую привилегию, как столь долгая жизнь, то я пошлю того идиота куда подальше. И всё потому, что нас уже так достал, этот чёртов альтруизм, что порой хочется выть от тоски, но надо брать себя в руки и продолжать работать.

За год до переворота никто из нас не думал о том, что некоторым из нас предстоит прожить ещё почти восемь столетий и кое-кто станет, чуть ли не умолять друзей дать ему возможность сложить с себя все полномочия, чтобы залечь на несколько столетий в спячку. Тогда мы решали совсем иные проблемы и думали о других, куда более важных делах. Вот уже три года подряд, начиная с две тысячи пятнадцатого года, наши учёные-климатологи регулярно извещали власти всех стран мира о том, что погода начала стремительно портиться и на Земле начинается весьма продолжительный сезон бурь, как предвестник нового всемирного потопа. Разумеется, нам не верили даже не смотря на то, что ураганы начинались в предсказанное время и их сила действительно нарастала с каждым днём. Однако, не одни только ураганы терзали планету, но засухи. Так в две тысячи десятом году засуха охватила больше половины России и продлилась почти два месяца.

Засуха две тысячи восемнадцатого года превзошла засуху две тысячи десятого по своим масштабам почти втрое, после чего в октябре месяце на Южную и Центральную Европу обрушился мощнейший ураган с ливнями тропической силы, и огромные территории оказались под водой. Как во время засухи, так и во время наводнения, мы впервые бросили в бой против стихии миллионы волонтёров. Они оказались куда лучше подготовленными, нежели армия и спасатели. К тому же практически все правительства стран Европы, которые впервые столкнулись со стихийным бедствием такой мощности, фактически бросили народ на произвол судьбы.

Ураган, которому метеорологи дали имя Святого Корнелия, стал первым шестибальным ураганом по шкале Саффира-Симпсона, скорость ветра была свыше трёхсот двадцати и достигала временами трехсот восьмидесяти километров в час. Власти были в шоке, а военные понятия не имели, что делать в таких случаях, и потому число жертв, превысило три с половиной тысячи человек. Жертв было бы больше, не направь мы в зону урагана свыше двухсот тысяч отлично экипированных спасателей с аквалангами, передвигавшихся по бушующим волнам на небольших, но мощных автомобилях-амфибиях. Наши спасатели прекрасно знали, чем им вскоре придётся заниматься буквально изо дня в день и из года в год в течение не то что десятилетий, а столетий. Мы не один год готовили их и учили спасать людей в гиперэкстремальных условиях лесных пожаров и наводнений. И вот, наконец, настал день, когда эти мужественные девушки и парни бросили вызов стихии. Благодаря их отваге и решительности было спасено огромное число людей.

После того, как вода сошла, они объяснили свои действия и особенно подготовку тем, что, в отличие от правительственных чиновников, на них очень сильно повлияли предупреждения молодых ученых-климатологов из Австралии. Поэтому они и стали превращать свои внедорожники в такие амфибии, которым не были страшны ни штормовые волны, ни несущиеся им навстречу вековые деревья, ни все прочие ужасы шестибального урагана. На самом деле всё, конечно же, было по-другому. Тюнинг внедорожников имел под собой мощную научно-техническую базу, но об этом никто не рассказывал журналистам. Не смотря на множество интервью, в которых люди, в том числе военные и даже спасатели рассказывали о том, как их спасали волонтеры, власти так ни о чём не задумались, хотя их и известили о том, что ураганы, подобные Святому Корнелию, отныне будут не просто повторяться, а станут самым обычным явлением. В то, что их мощность будет только нарастать, эти люди отказывались верить наотрез.

Мир к тому времени вообще сошел с ума. Борьба с мусульманским терроризмом велась уже более трёх десятилетий, но их становилось всё больше и больше. Теракты стали, чуть ли не самой главной отличительной чертой всего мусульманского мира. Взрывы гремели не только в России, но и в Западной Европе, Израиль так и вовсе находился на военном положении, экономический кризис даже и не думал заканчиваться, и при всём этом власти всего мира, словно обезумели. Коррупция стала вполне обыденным делом не только в России, но и в Западной Европе, не говоря уже о Соединенных Штатах. Впрочем, удивляться такому положению вещей не приходилось, ведь начало этому процессу было положено в середине восьмидесятых годов двадцатого века, когда сложились все предпосылки для вполне естественного распада Советского Союза. После краха этой мировой державы были не только сброшены все маски, но и полностью отключены тормоза, после чего мир стал скатываться в пропасть.

Бильдерберги сделали Россию одним из своих главных инструментов окончательного разрушения мирового порядка, установленного после того, как закончилась Вторая мировая война. Начавшаяся было в нашей стране перестройка, привела к власти не здоровые политические силы, а самых откровенных проходимцев из числа наиболее молодой части прежней элиты. Их привлекли к себе агенты Бильдербергского клуба, наспех вооружили всеми необходимыми, якобы, знаниями, а точнее просто инструкциями, и те начали с одной стороны нещадно грабить Россию и готовиться к изгнанию русского народа с освоенных им территорий, а с другой разрушать все самые работоспособные международные институты. Уже очень скоро, всего за каких-то десять лет, в России был установлен новый воровской порядок и началась самая настоящая вакханалия грабежа и бандитского беспредела.

Власти на всех уровнях совершали такие преступления, по сравнению с которыми меркли все самые страшные деяния уголовного мира. Во главу угла были поставлены следующие главные задачи: тотальное уничтожение национальных производителей во всех отраслях, делающих нашу страну независимой и самодостаточной, это, во-первых, во-вторых, хищническое эксплуатация недр, в-третьих, вывоз капиталов за границу, где доллары тут же превращались в фантики, в-четвертых, фактически истребление русского народа и вместе с ним изгнание активных граждан, и, в-пятых, развращение политических и финансовых элит Запада. Пример России, в которой власти всех уровней и олигархи могли творить всё, что угодно, оказался весьма заразительным для всего мира. Если раньше коррупция царила в самых отсталых странах, то после "лихих девяностых" поразила развитые страны и даже Китай, где с коррупционерами ещё со времён культурной революции было принято расправляться жестоко и безжалостно.

Русские бизнесмены и олигархи научили в Западной Европе брать взятки практически всех — политиков, финансистов, военных и даже судей. Суммы были такими, что никто не мог устоять против огромного соблазна, даже главы крупнейших европейских государств. Надо сказать, что после этого взятки стали им давать не одни только русские олигархи, а они, в свою очередь, брали деньги даже у тиранов или у тех, кого называли тиранами. В первую очередь это привело к тому, что во всём мире резко выросло число изощрённых финансовых афёр, что в итоге просто не могло не привести к глубокому и затяжному финансовому кризису. Первая такая афёра была раскрыта в Японии, в середине девяностых годов, когда несколько крупных банков оказались на грани банкротство и были спасены государством.

Правда, надо сказать, что финансовый кризис разразился в две тысячи восьмом году, в том числе и с нашей подачи. Зато наши финансисты хорошо "погрели на нём руки", что позволило нам тайно профинансировать целый ряд очень крупных, но в то же время, совершенно тайных проектов. Некоторые из них были полностью нацелены на то, чтобы создать огромные запасы продуктов питания с большим сроком годности. Наши склады размещались на всех континентах и были так тщательно скрыты от глаз посторонних, что бесследно исчезали огромные партии продовольствия и этого никто не смог отследить. Ничего удивительного, ведь к две тысячи пятнадцатому году все крупные спецслужбы были взяты под негласный контроль нашей тайной организацией. Поэтому, начиная с две тысячи десятого года, правительства семидесяти двух стран мира уже не получали достоверной информации о том, что в реальности происходит в мире.

В отличие от бильдербергов, которые никогда не интересовались деталями, мы предпочитали держать всё под своим полным и неусыпным контролем и к середине две тысячи восемнадцатого года были полностью готовы к тому, чтобы взять власть в свои руки. Мы не торопились только по одной причине, осенью две тысячи девятнадцатого года на Западную Европу снова должен был обрушиться ещё один ураган шестой категории, но на этот раз он должен был прийти из Северной Атлантики, и таким странам, как Дания, Германия и Голландия, грозило, чуть ли не тотальное уничтожение. На его фоне мы и собирались устроить всемирный военный переворот, но на этот раз наши волонтеры должны выдвинуться в зону стихийного бедствия заранее, чтобы не допустить гибели множества людей.

В значительной мере все наши планы были продиктованы не нами самими, а теми обстоятельствами, которые складывались на планете и мы, занимаясь их разработкой, шли по пути, проторенному бильдербергами, то есть делали то, что находилось в русле главного потока событий. Правда, бросаясь в этот бурный поток, мы думали о совсем другом месте назначении и собирались привести Человечество отнюдь не в мир золотого миллиарда, с его делением людей на господ и слуг. В первую очередь потому, что такому положению вещей очень уж сильно противились любомирии, изучению которых я посвятил почти пятнадцать лет, остававшихся до переворота. Не один, конечно, а вместе с большой научно-исследовательской группой, но если честно, то любомирий "изучал" в себе каждый из нас и даже писал отчеты о том, что с ним происходит под их влиянием.

В самом начале очень многие из нас считали любомирий разумными созданиями и наделяли их фантастическими возможностями. Почти такими же или даже гораздо большими, какие были у фантастических медихлориан, которых придумал американский режиссер Джордж Лукас. Собственно он как раз доказывал нам всем, что любомирии это и есть медихлорианы и что они также способны наделять людей совершенно особой Силой с большой буквы, как и в его кино-саге "Звёздные войны". Увы, но мы так и не нашли этому никакого подтверждения. Более того, даже сейчас, восемь столетий спустя, природа любомирий не ясна нам до конца.

Мы сошлись во мнении только относительно одного — любомирии прибыли на Землю из космоса в то время, когда образовалось озеро Байкал, то есть двадцать пять, тридцать миллионов лет назад, в конце олигоцена, начале миоцена. Как вы знаете, Байкал сегодня это особая зона, ведь это реликтовое озеро питает чистейшей водой всё Человечество. За минувшие столетия мы исследовали буквально каждый квадратный метр его дна, но так и не нашли того древнего убежища, в котором многие тысячи, если не миллионы лет находились любомирии, прежде чем вселиться в байкальские губки и дождаться того дня, когда их симбионтом стал человек.

Любомирии не оказывают на сознание человека никакого влияния, это я понял уже очень давно. Они только и делают, что "ухаживают" за своим жилищем и делают это очень тщательно, но при этом также очень давно подмечено, что симбиоз с негодяем угнетает любомирий, причём до такой степени, что они перестают исполнять свои прямые обязанности. В таких случаях колония любомирий, стоит только дать ей возможность покинуть тело симбионта, "охотно" вселяется сначала в емкость с донорской кровью, а затем в тела других людей. В донорской крови обязательно находятся любомирии и они, как бы превращаются в маркеры альтруизма. Чем честнее и порядочнее человек, чем более интересным и полезным для общества делом он занимается, чем выше его индекс альтруизма, тем более желанным симбионтом он является для любомирий.

Мы выяснили это задолго до дня переворота, как выяснили то, что человеку дано коренным образом изменить свой образ жизни. Правда, лишь в том случае, если он не превратился в конченного социопата и мизантропа, если не стал в итоге садистом и патологическим убийцей с маниакальными наклонностями. Такие люди не способны ни к раскаянию, ни к духовному перерождению. В наше время на планете Земля было с избытком идиотов любых мастей, в том числе геев и лесбиянок. Далеко не все из них имели преступные наклонности, хотя отказ от своего природного естества это тоже преступление, а потому мы решили провести эксперимент. Для участия в нём мы отобрали несколько десятков самых упёртых геев и лесбиянок из числа тех, которые стояли одной ногой в могиле. Им всем было предложено испытать на себе действие нового препарата, и они согласились отсрочить день своей смерти хотя бы на несколько лет. Единственное условие было довольно жестким, они начинают жить заново в другом месте и под другим именем и не станут встречаться со своими друзьями и близкими.

Когда мы перевезли этих людей в Австралию, то объяснили им, что такое любомирии и что они способны сделать с организмом человека. Мы также объяснили, что любомирии не то что не приветствуют однополой любви, но категорически возражают против неё и выражают это тем, что они перестают лечить своего симбионта. Никто из подопытных лесбиянок и геев не отказался излечиться от рака или какого-либо другого смертельного заболевания и снова стать молодым. Всего через каких-то полгода все они стали людьми с нормальной сексуальной ориентацией и забыли о своих сексуальных перверсиях навсегда, чему никто не удивился.

Этот эксперимент был проведён в начале две тысячи пятнадцатого года, но за несколько лет до этого я стал изучать природу человеческого насилия и глубину нравственного и морального падения. Имея под рукой ментосканер и достаточно большое число преступников и негодяев всех мастей, делать это было не так уж и трудно, но противно. Глубокое сканирование сознания и памяти садистов, убийц и конченых негодяев, на какое-то время стало моим главным занятием. Признаться честно, то, чем мы занимались, не доставляло нам никакого удовольствия, но и эту работу тоже должен был кто-то делать, причём подходя к ней с научными мерками.

Так нами был создан следственный комитет совести — СКС, который просуществовал недолго, всего шестьдесят семь лет и был самой тайной из всех секретных служб, которые когда-либо создавались на нашей планете. Нас было немного, всего тысяча семьсот двадцать три человека и все были учёными. Психологами и философами, биологами и психиатрами, социологами и врачами. Все пятеро бывших аналитиков бильдербергского клуба, также стали дознавателями Комитета Совести. Все вместе мы не только изучали подноготную преступников и природу самых ужасных злодеяний, но и то, что раньше спасало преступников от смертной казни или пожизненного заключения — психических заболеваний разной этимологии.

Ментосканирование это такой процесс, который никоим образом не зависит от человеческих эмоций, пристрастий или неприязни. Ментосканер возбуждает различные зоны человеческого мозга и считывает электрические импульсы — которые легко поддаются расшифровке. Одни импульсы это слова, в которые человек облекает свои мысли, другие — зрительные образы. Поэтому мы получали самое полное представление о любом преступлении, совершенном человеком. Именно это позволяло нам понять, что побуждало человека к совершению преступления и в итоге выяснили, что психические заболевания это скорее следствие, нежели причина, а раз так, то они не могут служить никаким оправданием.

Вооруженные знаниями, мы приступили к расследованию почти всех преступлений, которые были совершены на планете. Исключением стали только наши собственные преступления, да и то лишь потому, что среди нас не было таких людей, которые убивали или пытали кого-то ради своих собственных амбиций и наживы. Мы были солдатами и выполняли приказы. Комитет Совести начал свою деятельность в две тысячи пятнадцатом году и был распущен в две тысячи восемьдесят втором году. За это время фактически нами, так как Особый Военный Трибунал лишь оформлял дела преступников, было приговорено к смертной казни свыше сорока восьми миллионов человек из почти восьми миллиардов. Некоторые приговоры были отсрочены на шестьдесят семь лет, но даже этого времени так и не хватило иным двуногим особям, чтобы стать нормальными людьми. Они не просто так и остались в душе преступниками, но и вновь взялись за старое, хотя к тому времени мир изменился.

Между тем осенью две тысячи восемнадцатого года, сразу после того, как окончательно утих ураган Святой Корнелий, Комитет Совести чуть было не прекратил своё существование, хотя до того уже не раз доказал свою полезность высшему руководству нашей тайной организации. К тому времени в её Верховный совет уже входило тридцать четыре человека, из которых семнадцать были руководителями региональных организаций, а ещё семнадцать стояли у истоков и принимали активное участие в её создании. В тот раз Верховный совет был созван не в полном составе, как обычно. На то заседание, проходившее в Женеве, не были приглашены пятеро бывших бильдербергов, которые были руководителями Комитета Совести и мне пришлось одному отстаивать нашу правоту.

Семнадцать мужчин и одиннадцать женщин были настроены очень решительно. Не то чтобы им претила сама идея существования такого следственного органа, они были согласны с тем, что Человечество нужно раз и навсегда избавить от самых гнусных мерзавцев, но их не устраивало то, что мы осмелились надеть на себя тоги высших судей и взять в руки карающий меч правосудия. Да, с необходимостью дознания методом ментосканирования они соглашались, но вот то, что смертные приговоры станут самостоятельно выносить дознаватели Комитета Совести, им не просто не нравилось. Это их возмущало, как возмущало то, что ни один из преступников не предстанет перед Особым Военным Трибуналом. Именно это поставил мне в вину Эвин Пири, когда начал заседание с обвинения:

— Борис, мы намерены пересмотреть, как устав твоего Комитета Совести, так и сам подход к его работе. Извини, я понимаю, что тебе будет трудно с этим смириться, но суд над преступниками должен быть гласным, иначе это будет самая настоящая тирания.

Честно говоря, я был готов услышать, какие угодно обвинения в адрес не моего, а нашего всеобщего детища, но только не такие, а потому опешил. Передо мной сидели люди, тщательно скрывавшие своё омоложение, как и я сам, и все они сурово сверлили меня взглядами. Это были отнюдь не ангелы в не таком уж и далёком прошлом, и если останки всех тех людей, которые пали от их рук, собрать вместе, получилось бы довольно большое кладбище. Я обвел всех глазами, усмехнулся и ехидно спросил:

— Дамы и господа, как я должен всё понимать, как внезапное массовое умопомешательство или действие какого-то очень мощного наркотика? Вы, часом, не обкурились чего-либо? Эрвин, кому, вообще, принадлежит идея собрать этот кагал, и кто предложил тебе сказать мне такие слова? Извини, старик, но я всегда считал тебя здравомыслящим человеком.

Вместо нахмурившегося Эрвина Пири, благодаря которому наша организация была создана так быстро, ответила Меллори Робинсон, ставшая в ней руководителем службы контрразведки:

— Боб, попридержи лошадей. Ты прекрасно знаешь, что сам по себе этот ваш Комитет Чистюль нужен, но только не в качестве единственного судьи, выносящего смертные приговоры. Три года назад мы поддались тому давлению, которому вы, шестеро бессовестных шантажистов, оказали на нас, повелись на ваши обещания и посулы, и совершили ошибку. Это была не только наша ошибка, Боб, но и твоя. Впрочем, у нас есть оправдание, вы прекрасно владеете техникой нейролингвистического программирования, а потому и удивляться тут особо нечему. Хотя я не ставлю тебе это в вину, ваш Комитет Совести надо срочно реформировать. В нынешнем виде он представляет для нас очень большую опасность.

Да, про нас шестерых частенько говорили, что мы способны уговорить кого угодно, и что мы используем для этого технику НЛП. Обычно всё, что нам говорили, было не более, чем шутка, но сегодня наши коллеги решили взяться за нас всерьёз и были настроены очень решительно. В ответ на это обвинение я широко улыбнулся и спросил:

— Мэл, девочка, и что же наставило тебя и всю эту банду, стряхнуть с себя наваждение и встать на путь истинный?

Меллори громко воскликнула:

— Представь себе, Боб, главная причина это ураган Святой Корнелий! Он настолько ярко высветил гнилую сущность властей Евросоюза, что мы все ужаснулись, представив ответную реакцию вашего Комитета Совести. Да, ничем иным, как преступлением против народов Европы их действия, а точнее полное и злонамеренное бездействие, назвать нельзя, но мы не думаем, что этих людей нужно немедленно казнить. И не надо говорить о том, что вы намерены дать каждому преступнику время на то, чтобы тот мог осознать всю глубину своих преступлений, покаяться и полностью изменить все свои взгляды на жизнь. Эти господа никогда не покаются и потому рано или поздно вы приговорите их к смерти и хирурги будут просто вынуждены выскрести мозги из их черепов.

Мой друг Пётр Егоров поддакнул главе службы контрразведки:

— Да, Боря, этот ураган хорошо прочистил наши собственные мозги и мы пришли к мнению, что вашей тайной ментовской конторе надо срочно дать укорот, чтобы потом не пришлось пожалеть об этом.

Всё происходящее не стало для меня неожиданностью. Признаться, я и сам не раз думал над тем, как будет выглядеть наша деятельность в глазах общественности. До сих пор мне не удавалось ничего придумать, но в тот момент, меня, словно озарило, и я сказал:

— Хорошо, друзья мои, давайте подумаем над тем, как нам перестроить работу Комитета Совести. Я предлагаю сделать это прямо сейчас, а потому Эрвин, будь добр, позови сюда моих парней. Ты ведь понимаешь, старина, что теперь мы одна команда?

Гирш Ванштейн проворчал недовольным голосом:

— Вот видишь, Эри, я не зря говорил тебе, что нам нужно посадить всю шайку в стальную клетку и заткнуть им рты кляпами. Так что будь готов к тому, что они всё равно добьются своего, но при этом заставят нас попотеть.

Заседание началось в половине десятого утра, и я огрызнулся в ответ:

— Вот именно Гирш. Поэтому даже не надейся выйти из этого зала раньше, чем мы не расставим все точки над "i". Лично у меня уже имеется даже не одно, а несколько предложений, но вы услышите их не раньше, чем сюда войдут мои коллеги. Зато потом, нам будет, о чём поговорить. Поверь, это будет не просто болтовня ни о чём, а серьёзная работа над ошибками.

Ждать долго не пришлось. Мои коллеги находились в комнате рядом с большой гостиной, расположенной на втором этаже роскошной виллы, стоящей на берегу Женевского озера. Едва войдя в гостиную, в которой мы собрались, Билл Флетчер сразу же бросился в бой:

— Идиоты! Неужели вы не понимаете, что открытый гласный суд над самыми отъявленными мерзавцами, будет означать, что они одержали победу над всем Человечеством? Над моралью и нравственностью, над всем, что делает человека человеком! Суд возможен тогда, когда есть хоть какой-то шанс, что преступник раскается и встанет на путь исправления.

— Почему это? — возмутился Эрвин — Билл, объясни, почему ты делишь преступников на две категории? Чем одни из них лучше других?

Мяч был на нашей половине поля, и я немедленно взял игру на себя, громко рыкнув на бывшего адмирала:

— Потому, что есть преступники, у которых для совершения даже тяжких преступлений имелись мотивы, и есть нелюди, каждое деяние которых и вся их жизнь, это одно сплошное преступление. Первыми пусть занимается уголовный суд, в котором им будет предоставлена помощь адвокатов, а вторых должен сурово и беспощадно карать наш Военный Трибунал. Правда, здесь решается не его судьба, а то, что теперь будет с Комитетом Совести и вот тут возможны варианты.

Пётр крепко стукнул кулаком по столу и потребовал:

— Боря, объясни, чем именно одни отличаются от других!

— Хорошо, — согласился я, — приведу вам один весьма яркий пример. Два с лишним года назад мы похитили в Эр-Рияде одного богатого торговца пряностями шестидесяти семи лет от роду. Для всех, кто его знал, и для полиции, этот человек, если про Абдул-Хамида Набила так можно сказать, бесследно исчез, не оставив никаких распоряжений. Наше внимание этот ублюдок привлёк только потому, что на протяжении сорока трёх лет он каждый год брал в жены девочку одиннадцати-двенадцати лет, насиловал её и через год разводился с ней, как ни в чём не бывало...

— Грязное животное, — глухо прорычал Фархад Аббас, старый друг Гирша, — очень жаль, что он не попал в мои руки.

Действующий глава разведки Исламской Республики Иран в таких случаях вполне оправдывал свою фамилию. Поэт и мыслитель помимо всего, имевший три высших образования, два из которых были получены во Франции и в Великобритании, люто ненавидел не только педофилов, но и был ярым противником многоженства. Кивнув, я усмехнулся:

— Не волнуйся, Фархад, этот скот получил по заслугам, и смерть его вовсе не была такой легкой, как ты думаешь, но речь сейчас идет не об этом. Господа Верховный совет, всё дело заключается в том, что Абдул-Хамид был не просто очередным педофилом, а жестоким садистом, который уже не мог жить без того, чтобы не насиловать малолетних девочек. При всём этом в глазах своих соседей он почтенный и всеми уважаемый человек, который каждый год совершал хадж. Ну, и как можно судить такого?

Фархад Аббас шумно вздохнул и сказал, ни к кому не обращаясь:

— К сожалению это правда. Как это ни печально, но в мусульманском мире с женщинами обращаются зачастую хуже, чем со скотом, и вскоре нам предстоит как-то искоренить такие привычки, иначе мы ничего не добьёмся. Вопрос в том, как это сделать?

Вот тут-то я и решил поделиться с друзьями своей идеей:

— Коллеги, я по-прежнему считаю, что наш Особый Военный Трибунал должен быть карательной инстанцией, но ни в коем случае не судом, выносящим приговоры. Правда, я вынужден согласиться с вами в том, что Комитет Совести действительно нужно реформировать. Вынесение смертного приговора не должно быть его прерогативой. Мы должны быть всего лишь дознавателями, задача которых заключается в том, чтобы точно определить, как низко пал человек, погрязший в преступлениях. Я позволю себе снова вернуться к делу Абдул-Хамида, за которым мы наблюдали почти два года. После того, как в его кровь были введены путем прямого переливания любомирии, уже через три месяца его было невозможно узнать. К этому ублюдку снова вернулась молодость, а он и в шестьдесят семь лет был довольно крепким мужчиной, и, вместе с ней, все прежние желания, которые его буквально сжигали изнутри. Мы поселили его рядом с тем пансионатом, где жили девочки, спасенные нами из лап точно таких же мерзавцев, и он имел возможность наблюдать за ними, когда они выбегали на площадку для игр. Представьте себе, сидя в одиночной камере с большим пуленепробиваемым окном односторонней прозрачности, этот урод не думал ни о чём ином, кроме как о насилии над девочками, вот только добраться до них не мог. Самое интересное заключается в том, что своими грязными мыслями он угнетал любомирий так, что дай мы им такую возможность, они бы бегом покинули тело этого мерзавца. Мы казнили его несколько необычным образом, пересадив в его тело не мозг, а целиком голову одного искалеченного парня, офицера египетской армии, после чего оставшиеся в голове Абдул-Хамида любомирии гнемедленно покинули её. После этого мы не казнили его немедленно, а дали, благодаря сложной системе поддержания жизни, возможность посмотреть на то, как капитан Бакир Анвар быстро осваивает свое новое молодое и сильное тело после одиннадцати лет страданий. Даже после этого ход мыслей этого негодяя так и не изменился, хотя он и умолял нас о пощаде. Вот и подумайте теперь над тем, как нам сделать так, чтобы смерть каждого жестокого садиста и убийцы была не только заслуженной карой, но ещё и воспитательной мерой. Такое возможно только в том случае, если люди будут знать, что кто-то, с кем они были хорошо знакомы, на самом деле был совсем не тем, кем представлялся, а садистом, насильником и убийцей, давно переступившим ту незримую черту, отделяющую человека от дикого зверя. Людям при этом вовсе не обязательно знать, что в мире есть такая организация, как Комитет Совести, дознаватели которого анализируют каждую мысль и все воспоминания преступника, изучают истинные мотивы его злодеяний. Будет достаточно, если до их сведения доведут информацию о том, что Особый Военный Трибунал не приводит смертный приговор в исполнение сразу же, а дает преступнику время, чтобы одуматься. Если отсрочка не была предоставлена, значит, человек совершил совсем уж страшные преступления. Коллеги, нам нужно строго очертить рамки допустимого и объяснить людям, что за их пределами даже любомирии, и те не могут сотрудничать с негодяями.

— Боб, не хочешь ли ты этим сказать, что судьями в данном случае выступают не люди, а любомирии? — поинтересовалась Меллори Робинсон и добавила, усмехнувшись, — Если подать это должным образом, то люди уже не станут интересоваться деталями, но тебе не кажется, Боб, что так можно довольно быстро прийти к тирании? Пусть даже и из чувства альтруизма, да, ещё и с самыми благими намерения.

На этот счёт у нас имелась хорошо отработанная домашняя заготовка и как только речь зашла о тирании, Дик Майлз строго сказал:

— Дамы и господа, поскольку мы близки к тому, чтобы окончательно договориться, в каком именно режиме будет работать наш Комитет Совести, то есть решили, кто будет пастухом, нам нужно решить еще один вопрос — кто будет стоять над пастухом. Поэтому нам нужно срочно создать главную секретную службу нового общества, которое мы решили построить, всемирный Комитет защиты конституционных прав граждан. Обсудив это важное дело между собой, мы предлагаем сделать так. У нас уже есть кандидатура на должность главы этого комитета и, поверьте, не мы выбрали этого парня. В наших рядах есть такой человек, индекс альтруизма у которого просто зашкаливает и потому рядом с ним даже ангел покажется отъявленным негодяем. Не вам объяснять, что такое индекс альтруизма и как он определяется...

— Я был бы не прочь, чтобы ты просветил кое-кого на счёт индекса альтруизма ещё раз, — с насмешливой улыбкой сказала Меллори Робинсон и добавила, — чтобы у него не возникло даже мысли о том, что он сможет хоть как-то протолкнуть на этот пост другого человека. Это я говорю так потому, что этот комитет должен стать полностью независимой секретной спецслужбой, которой будет по силам предотвратить любой переворот и остановить кого угодно, если этот тип захочет стать диктатором.

Дик Майлз улыбнулся и жестом предложил мне высказаться, чем я не преминул воспользоваться:

— Эрвин, это касается в первую очередь тебя. Тебе, наконец, нужно уяснить, что наши учёные отнюдь не просто так создали эл-сканер, который хотя и помещается в обычном кейсе, всё же обладает возможностями мощного электронного микроскопа, способного наблюдать за тем, как ведут себя любомирии в организме человека. Процесс эл-сканирования долгий и занимает минимум три часа, но зато позволяет видеть всю картину в целом, ведь эл-сканер оснащён пятью дюжинами детекторов. Если человек живёт только для того, чтобы удовлетворять свои собственные потребности, в чём, разумеется, нет, и не может быть состава преступления, то любомирии почти не проникают в его мозг и нервную систему. Им там просто нечего делать, и потому они оставляют в нейронах и синапсах только своего рода команду быстрого реагирования на тот случай, если в мозгу такого типа что-то забарахлит. Но если человек одержим идеей служить людям, если он патриот и настоящий боец с любыми проявлениями несправедливости, то тогда любомирии сами, без какой-либо просьбы, делают всё возможное, чтобы как мозг, так и вся нервная система такого человека содержались в идеальном техническом состоянии и находились в состоянии полной боевой готовности. Хотя ты и альтруист, как и все мы, Эри, твой индекс альтруизма почти втрое ниже, чем у майора российского спецназа "Альфа" Сергея Рогова. Если бы кому-то из вас, ребята, не вздумалось созвать Верховный совет, чтобы разогнать наш Комитет Совести, то мы уже очень скоро собрали бы его для того, чтобы создать всемирный Комитет защиты конституционных прав граждан. Хотя как раз именно этого мы не станем делать. Мы поступим куда проще. Нам только и нужно будет сделать, что утвердить кандидатуры тридцати четырёх помощников командора Рогова, а со всем остальным они разберутся уже сами, и как именно всё будет делаться, нас не должно касаться.

Всегда спокойный и невозмутимый заместитель министра обороны Китая генерал Боджинг Цзэминь, который уже практически полностью подчинил себе не только армию, но и все силовые структуры этой страны, на этот раз не выдержал и взволнованно воскликнул:

— Замечательно! Если мы действительно решили сделать благое дело для всех людей на планете, именно так нам и стоит поступить.

Эрвин Пири покрутил головой:

— И вот ведь что странно, друзья мои, именно нечто подобное я хотел предложить сделать как можно скорее, но эти пройдохи меня опередили. Что же, так нам и стоит поступить. Если ближайшими помощниками Сержа Рогова станут точно такие же мужчины и женщины из всех семи будущих Директорий, которые потом создадут такую спецслужбу, что она сможет выправить практически любую ситуацию, я буду только рад. А ещё полностью спокоен. Главное, всё нужно сделать так, чтобы никто из нас не мог отдавать им приказы и хоть как-либо контролировать их деятельность.

Гирш Ванштейн отрицательно помотал головой:

— Нет, ребята, хотя бы один приказ им можно будет отдать. Сегодня нас собралось здесь тридцать четыре человека и каждый отдаёт себе отчёт в том, чего именно мы хотим добиться. То, что мы собираемся сделать, не имеет никакого иного названия, как военная диктатура и так оно и будет в течение многих десятилетий, а то и нескольких столетий. Разумеется, нас будут за это ненавидеть, но ничего ужасного я в этом не вижу. Если я буду знать, что над каждым из нас висит карающий меч правосудия, который мы сами же и выковали, и он не подвластен никому из нас, мне будет куда легче перенести любую, даже самую несправедливую, критику. Для удобства принятия решения, я предлагаю создать высший управляющий орган из двенадцати человек, в который помимо Верховных администраторов семи Директорий, войдут командующий вооруженными силами планеты Земля, главы служб разведки и контрразведки, Верховный администратор службы безопасности и правопорядка, а также Верховный администратор по делам науки и технологий. В принципе это будет скорее декоративное украшение, нежели рабочий орган, но только член совета Двенадцати, сможет отдать командору Комитета защиты прав приказ немедленно начать расследование, если он только заподозрит, что кто-то из нас начал свою собственную игру. Правда, мне не совсем ясно, чем ребята Сержа Рогова будут заниматься всё остальное время.

Пожав плечами, я успокоил главу разведки:

— Не волнуйся, Гирш. Хотя это будет самая тайная спецслужба Земли, ей обязательно понадобится крыша. К тому же она будет создана Сергеем не из простых обывателей, а из бывших агентов спецслужб, сотрудников полиции и сыскарей экстра-класса, каких в нашей организации немало. Командор Рогов станет тридцать пятым членом Верховного совета, и я так полагаю, что мы обретём ещё одну службу расследования особо тяжких преступлений и будьте уверены, эти ребята сами найдут, чем им заняться. Поэтому я сразу прошу вас согласиться с тем, что бюджет у них будет неограниченным, а теперь давайте поговорим о дальнейшей деятельности такой временной конторы, как Комитет Совести, которая прекратит своё существование сразу после того, как будет покончено с последним из ныне живущих негодяев. Новыми преступниками будут заниматься уже обычные органы правопорядка, суды и пенитенциарные службы.

В итоге мы выработали такой алгоритм работы Комитета Совести, который я возглавлял параллельно с Верховной администрации по делам науки и техники, что довольны остались все, особенно Временный глава Особого Военного Трибунала. Отныне его подчинённые становились всего лишь самыми обычными клерками, которым предстояло оформить бумаги, согласно которых человеку выносился смертный приговор потому, что ничего человеческого в нём уже не осталось, и это было доказано даже не Комитетом Совести, а любомириями. После того, как все жители планеты узнают, что представляют собой любомирии, никто не сможет возразить против их решения. Очень уж большие изменения происходили с теми людьми, в тела которых вселяли колонию этих крохотных лекарей, назвать их вирусами язык у меня не поворачивается.

На посту руководителя Комитета Совести мне довелось столкнуться с великим множеством самых отъявленных негодяев, и вот ведь что самое удивительное, некоторые из них сумели пересилить собственную натуру и стать вполне нормальными людьми. Правда, все они полностью изменили свою внешность, имена и фамилии и даже более того, почти полностью забыли, кем были раньше, и начали жить заново. Словно стремясь искупить все свои прежние грехи, они брались за самую тяжелую работу, связанную с риском для жизни, и трудились самоотверженно. Увы, но таких людей было не так уж и много. Зато куда больше было тех, кто, даже зная о том, что они находятся под неусыпным контролем, постоянно стремились утвердить своё превосходство над кем угодно, кого-то унизить и оскорбить, втоптать в грязь или на худой конец просто оклеветать.

Учить таких людей чему-либо не только бесполезно, но и опасно, ведь любые знания они стремятся обратить во зло другим людям и только то, что они находились в строительных лагерях особого режима, не приводило к тяжелым последствиям. Впрочем, я несколько забегаю вперёд. В тот день, двадцать девятого октября две тысячи восемнадцатого года, мы, по сути, завершили работу по подготовке всемирного военного переворота. Вечером того же дня мы встретились с Сергеем Роговым и поставили перед ним весьма сложную задачу, создать такую спецслужбу, которая стояла бы на страже интересов каждого отдельно взятого человека, а заодно всего Человечества в целом. Майору Рогову было тогда всего тридцать пять лет, но никто из нас не сомневался в том, что он справится.

Не скажу, что он воспринял такое назначение с восторгом. Ему не очень-то понравилось, что комитет защиты прав должен был стать тайной организацией, созданной по типу религиозного ордена, но именно это от него мы и потребовали — возвести новые конституционные права в ранг религии и защищать их истово, со всей страстью души. В принципе на его месте я точно сошел бы с ума, ведь налицо был когнитивный диссонанс между моими прежними представлениями о конституционных правах и тем, что мы собирались фактически ввести военную диктатуру. Впрочем, Сергей быстро выстроил приоритеты и уже примерно через час сказал нам:

— Господа офицеры, я так понимаю, что нам предстоит на начальном этапе не столько заниматься защитой того, что ещё мы сами толком не осознали, а борьбой со стихией. Как вы понимаете, от меня, спецназовца, трудно требовать того, чего я не могу сделать. Например, спроектировать и построить мощное защитное сооружение, но именно такое строительство мы будем должны обеспечить в том плане, чтобы никто не смог ему помешать, а акты саботажа будет происходить ежедневно. Поэтому давайте сразу же договоримся так, вы позволите нам заниматься своим делом так, как мы это сами решим, и не станете спрашивать меня ни о чём. С вас вполне хватит того, что вы будете знать имена тех людей, которых отрядите мне в помощь, а всем остальным мы займёмся уже сами.

Эрвин Пири улыбнулся, кивнул и решительно сказал:

— Парень, всё именно так и будет, но я тебе так скажу, лично меня даже не интересует то, кто из граждан США войдёт в твою команду. С меня за глаза хватит того, что американцы тоже будут её членами. Единственное, о чём я хочу тебя попросить, это поддерживать связь с генералом Денисовым. Он хотя и учёный, тем не менее, тоже имеет самое прямое отношение к разведке и даже успел побывать в шкуре рядового полевого агента. Поверь, хотя в кресле руководителя нашей тайной организации сижу я, именно он приказал мне однажды взять командование на себя. Теперь ты точно такой же член Верховного совета, как и мы все, а потому будешь знать обо всём, что происходит на планете, хотя, как ты понимаешь, тебе придётся хранить это в тайне. — посмотрев на нас, Эрвин спросил — Друзья, вы не против, если вопрос о том, кто войдёт в состав этого комитета, решат Боб и Серж?

— Только в том случае, если будет сохранён уже достигнутый паритет, Эри, — подал голос Старый Гирш, — но я не настаиваю, чтобы первыми членами этого комитета были как мужчины, так и женщины. Вы ведь понимаете, дамы, что таких специальных агентов, как вы, может просто не найтись? Поэтому пусть Боб и Серж сами во всём разберутся.

Майор Рогов сдержанно кивнул и обратился ко мне:

— Товарищ генерал, когда мы сможем приступить с вами к работе?

Посмотрев на будущего командора с прищуром, я ответил:

— Сергей, завтра утром я передам тебе списки, которые состоят как раз из тридцати четырёх разделов. В каждом насчитывается по полсотни имён и к ним прилагаются очень подробные досье. Поэтому давай договоримся так, командор Рогов, ты сам подберёшь себе тридцать четыре первых бойца, а потом вы начнёте планировать и осуществлять всё остальное. Если тебе понадобится какая-то помощь, ты знаешь, к кому нужно обратиться. У каждого из нас имеется своё собственное ведомство, у некоторых их даже два, а потому дел и без тебя хватает. Однако, всё, что вам только может понадобиться из оборудования и техники, будет тут же предоставлено к твоим услугам. Если ты положишь глаз на кого-то из моих людей, то, что же, так тому и быть, но запомни, лично я не потерплю, чтобы в моём ведомстве работали твои глаза и уши. Поэтому давай договоримся сразу, мы обеспечиваем тебя какой угодно крышей, но о том, что происходит в наших собственных улусах, ты будешь узнавать в ходе личной беседы с каждым из нас. Так будет происходить до тех пор, пока кто-то из членов Совета двенадцати не отдаст тебе приказ ввести в действие Красный протокол. Таким будет наш сигнал об опасности и это вовсе не факт, что опасность окажется реальной. Мало ли что может померещиться тому же генералу Егорову от чрезмерной усталости. Твоё назначение на эту должность обусловлено только тем, что у тебя самый высокий индекс альтруизма среди более, чем сорока миллионов человек. В тот список, что я передам завтра, внесены имена точно таких же людей. Так вас всех воспитали родители, но вместе с тем такова ещё и ваша собственная натура. Поэтому мы доверяем тебе полностью и если вы создадите нечто вроде замкнутой касты, в которой дети пойдут по стопам родителей, то так тому и быть, никто не станет возражать. Вы будете страховкой на тот случай, если кто-нибудь из нас в будущем сбрендит, и захочет стать жестоким диктатором и тираном. Мы ведь собираемся прожить, не залегая в спячку, столько лет, сколько уйдёт на то, чтобы проложить дорогу к звёздам и только после этого отойдём от дел, а на это может уйти и тысяча лет. Вы же вольны поступать так, как решите сами. Нас не касаются ваши дела, зато вы вправе совать свой нос во все дела без исключения, но только в том случае, если они в корне расходятся с теми задачами, которые поставили перед нами деятели из Бильдербергского клуба, которые довели дело до глобальной социально-политической катастрофы, природа и грядущие катаклизмы, так что относитесь к нашей работе с пониманием и должным уважением. — обведя всех взглядом, я спросил — Кто-нибудь хочет добавить что-то к моим словам?

Генерал Егоров улыбнулся и громко сказал:

— Хотя ты растолковал всё, как надо, Борис, я скажу пару слов твоему протеже. Сергей, мы не ждём от тебя и твоих людей никаких чудес и великих свершений ни в ближайшие дни, ни в более отдалённое время. Вы наш задел на весьма отдалённое будущее. Хотя у нас уже имеется Комитет Совести, именно вы будете нашей недреманной совестью, а не он, и потому все ваши действия должны быть продиктованы интересами всех людей, а не какой-то группкой заговорщиков, решивших бросить вызов судьбе и тем самым изменить положение вещей к лучшему. Мы верим в то, что на нашей планете хороших людей гораздо больше, чем негодяев, но в вас мы всё же верим гораздо больше, а раз так, то действуйте не взирая ни на что.

Вот так, друзья мои, был создан ваш казп, в дела которого мы никогда не лезли и позволяли вам действовать так, как подсказывает совесть, а также то, что вы все потомки действительно великих людей. Последний год перед всемирным переворотом мало чем отличался бы от предыдущих лет, если бы мы не приняли одно важное решение. Поскольку никакого иного пути у нас уже не было, мы решили немедленно начать прививать протоколонии любомирий всем тем тяжело больным старикам и калекам, которые могли не дожить до осени две тысячи девятнадцатого года. Вместе с ними было решено спасать, также всех тяжелобольных детей.

Этот приказ Эрвин передал за несколько часов до полуночи и тотчас все члены нашей организации, имевшие допуск с любомириям, принялись его исполнять. В данном случае, ни о каком ментосканировании не шло и речи. Приняв такое решение, мы все вместе тотчас спустились в подвал фешенебельной виллы и стали доставать из сейфов большие кожаные саквояжи, оснащённые автономной системой охлаждения. В каждом хранилось по четыреста ампул с любомириями и нам предстояло теперь навестить в Швейцарии тех людей, которые нуждались в куда более действенной помощи, нежели швейцарская медицина, одна из самых лучших в мире в те годы.

На ту виллу я приехал верхом на мощном супербайке и потому был одет, словно мотогонщик. Попрощавшись с друзьями, я сел на мотоцикл и достал из кармана планшет, чтобы определиться с целью. На мой запрос о детских онкоцентрах, находящихся поблизости от Женевы, я получил без малого дюжину адресов и один из них находился не в Швейцарии, а рядом с ней, во Франции, в городе Анси. Это была даже не онкологическая клиника, а своего рода небольшой хоспис для детей, умирающих от самых тяжелых форм рака. Туда я и направился, благо ехать до этого пансионата, который содержала католическая церковь, было всего шестьдесят четыре километра, всего каких-то полчаса, если меня не задержат на границе.

На пограничном посту меня даже не стали толком проверять, так как у меня имелось служебное удостоверение офицера полиции Лозанны. В том приюте, который я нашел рядом со старинной церковью святого Маврикия, меня встретили весьма настороженно. Привратник, пожилой француз, даже после того, как я предъявил ему своё удостоверение оперативника из Сюрте Женераль, не хотел меня впускать минут десять, пока я не сказал:

— Мсье, вообще-то я медик и прибыл в ваш приют с особой целью. В моём кофре находится совершенно новое экспериментальное лекарство, а в вашем приюте доживают последние дни дети, которых ничто не может не то что спасти, а даже ослабить их мучения. Неужели вы думаете, что сможете остановить меня? Итак, болван, или ты немедленно откроешь ворота, или я их протараню, после чего переломаю тебе все кости, но сделаю то, из-за чего ехал в Анси из Парижа. Поверь, полиция после этого даже не станет ничего предпринимать. Думай быстрее, мне нужно посетить ещё несколько мест.

Только после этого привратник засуетился, но вскоре мне пришлось столкнуться нос к носу со старой монахиней, но та, выслушав меня, только вздохнула и сказала вполголоса:

— Господин Велар, хотя я не верю в то, что вы можете спасти всех этих детей, возражать не стану. Некоторые из них могут не дожить до утра.

Не вдаваясь в лишние разговоры, я направился в хоспис, в скромных, но уютных палатах которого, доживали свои последние дни дети в возрасте от четырёх до семнадцати лет. Всего тридцать семь человек. Мы и раньше лечили детей и стариков, но никогда не делали этого так открыто. На то, чтобы сделать инъекцию, у меня уходило в среднем две минуты. То ли это была какая-то особая партия любомирий, то ли ещё почему, но когда через полтора часа я вышел из последней палаты на третьем этаже небольшого дома, из трёх палат на первом этаже уже доносились радостные крики. И это притом, что там лежали уже умирающие дети. Изумлению монахини не было предела, и я строго сказал:

— Мадам, протяните мне вашу руку.

— Мадмуазель, — оторопело возразила мне пожилая женщина, — вы хотите сделать мне инъекцию? Но я же совершенно здорова.

— Нет, мадмуазель, вы тяжело больны, и эту болезнь люди называют старостью. — сделав инъекцию я прибавил, — Запомните, мадмуазель, это секретная операция французских спецслужб. Даже если вы решите дойти до президента, то и он не сможет ответить вам, кто такой капитан Анри Велар и почему приезжал в Анси. Считайте, что меня не было и вовсе, или же можете считать меня хоть призраком, хоть ангелом, что, конечно, очень далеко от действительности. Уже сегодня утром вы сможете вернуть всех детей домой, и будет лучше, если вы не станете болтать об этом исцелении. Поверьте, этой ночью и в самые ближайшие дни, десятки миллионов тяжело больных стариков и детей, а вместе с ними просто умирающих людей во всём мире, навестят таинственные мужчины и женщины, чтобы отвести от них смерть. И никто не даст никому никаких объяснений только потому, что время ещё не пришло. Так что просто наберитесь терпения.

Я всё же не выдержал и заглянул в ту палату, где умирала на редкость красивая девушка лет семнадцати. Её глаза были полны слёз, но она даже не стонала. Теперь же девушка радостно смеялась и подбрасывала, чуть ли не к самому потолку курчавую малышку лет пяти, и та тоже хохотала, но всё же скорее от щекотки, нежели осознания того, что крохотные любомирии вырвали её из когтистых лап смерти. Через пять минут я уже ехал по узким улочкам Анси, а ещё через четверть часа остановился, чтобы навестить несколько дюжин стариков и старух, просто доживающих свои дни в доме для престарелых. Там царила полная тишина, и ничто не помешало мне по-тихому сделать своё дело. И вот ведь что удивительно, в тот момент мне было безразлично, кем были эти старики и старухи в молодости.

Глава шестая

Ураган Далила и его последствия

Приняв решение делать инъекции любомирий тем людям, которые могли не дождаться всемирного военного переворота, мы прекрасно отдавали себе отчет в том, что уже буквально через несколько часов после начала этой акции весь мир буквально взорвется. Так все и произошло, ведь каждый из нас сумел менее, чем за трое суток, сделать до сотни инъекций, а всего почти шестьсот тысяч медсестер и медбратьев поневоле, смогли отвести смерть от пятидесяти трёх с лишним миллионов человек. При этом всем нам, порой, пришлось проявлять, просто чудеся изворотливости. Мне на начальном этапе повезло, ведь я приступил к работе ночью. Потому, как в детском хосписе, так и в доме престарелых города Анси, мне никто толком не мешал. Зато уже ближе к полудню на меня была открыта самая настоящая охота, но к тому времени я сменил мотоцикл на автомобиль и переоделся в серый неприметный костюм.

К тому же в Шамбери ко мне присоединилось трое наших полевых агентов, помолодевших почти до неузнаваемости ветеранов французских спецслужб. К счастью, за нами охотились отнюдь не французские ажаны, а те люди, на руках которых кто-то или умирал, или мог умереть в самое ближайшее время. Вот тут-то и началось самое интересное. В Интернете появились тысячи объявлений такого содержания: — "Умирает отец, мать, сын или дочь? Пошли эсэмэску с адресом по номеру телефона такому-то и к постели умирающего уже очень скоро придет ангел. Оставь для него дверь открытой, а сам выйди от квартиры и прогони прочь всех зевак".

Зевак не то что гнали дубьем, а даже грозились застрелить и потому мы смогли практически беспрепятственно войти в очень многие дома. Надо сказать, что мы показали себя весьма странными ангелами, так как помимо инъекции любомирии, оставляли в некоторых квартирах, а иногда просто в карманах бомжей, крупные суммы денег в евро, долларах, юанях, рублях, йенах и прочей валюте. Ещё мы просили своих пациентов ни в коем случае не "сдаваться" врачам, и, вообще, гнать их в три шеи, чтобы стремительный процесс выздоровления не обратился вспять. Для того, чтобы подстегнуть его, не требовалось ничего, кроме усиленного питания. Именно поэтому мы и оставляли деньги тем, у кого их не было, а зачастую и быть не могло в необходимом количестве, и это при том, что есть первое время хотелось просто неимоверно.

Первое время дальше Интернета информация в обычные средства массовой информации не пошла. Главным образом потому, что мы помешали этому не только предупреждениями, но и всеми доступными нам, способами, а их у нас имелось немало. Мы ведь уже стали куда более могущественной тайной силой, нежели бильдерберги, хотя о нас ничего не было известно. Только через две недели правительственные круги встрепенулись, да и то далеко не во всех странах мира. В частности в США президент лично отдал распоряжение директору ФБР, чтобы тот провел тщательное расследование, но тот, вместо этого взял и немедленно подал в отставку, сказав так:

— Мистер президент, не знаю, как дела обстоят в вашей семье, но моих родителей, как и родителей моей жены и ещё некоторых родственников, в эти три фантастических дня тоже посетили ангелы и теперь их просто не узнать. Поэтому вы можете отдать меня под суд, да хоть к стенке ставьте, но я и пальцем не пошевелю, чтобы найти ангелов в облике самых обычных мужчин и женщин. Этого также не станет делать ни один агент ФБР, ведь и в их семьях или в семьях их друзей тоже случилось нечто подобное.

Вот тут-то политический и весь прочий истеблишмент, а вместе с ним бильдерберги, перепугался не на шутку. Впрочем, ангелы входили не только в квартиры бедняков, где умирали люди, но пробирались на шикарные виллы самых богатых людей. Правда, некоторые из них потом пожалели, что не умерли раньше, будучи глубокими стариками и старухами. После этого почти весь следующий год, а точнее в период с конца октября по конец сентября две тысячи девятнадцатого года, весь мир буквально замер, ожидая наступление так называемого Часа Расплаты, о котором говорилось уже не столько в Интернете, сколько на телевидении. Правда, сначала информация все же появлялась в Интернете, но только в виде статей ведущих блогеров и колумнистов.

Практически все они говорили именно о Часе Расплаты и о том, что кое-кому вскоре точно придётся ответить за все свои преступления. Подогревались же эти страсти фотографиями и видеороликами молодеющих на глазах у родных и близких глубоких стариков. И ни один из них не подпустил к себе не то что врача, а даже санитара с клистиром или больничной уткой в руках. Впрочем, куда как сильнее общественность волновали статьи и репортажи, в которых люди рассказывали о том, что их сын или дочь, которые умирали даже не от СПИДа или гепатита, а от того, что их организм был почти полностью разрушен наркотиками, мало того, что буквально выкарабкались из могилы страшно исхудав при этом, так ещё и навеки зареклись от наркоты. На этом фоне не меркли разве что сообщения о том, что в госпиталях после визита небритого ангела в рваных джинсах, от которого так разило спиртным и табаком, что слезились глаза, выживали люди с почти стопроцентными ожогами. Хотя на них было страшно смотреть, они остались живы и теперь им нужно было дождаться того дня, когда им будет даровано новое тело.

Тем временем метеорологическая активность на планете продолжала усиливаться, но вместе с тем нашим отрядам спасения уже никто не ставил палок в колёса. Наш Повелитель Бурь, прекрасно обустроившийся на мысе Норост-Рунингем в Грендандии, делал очень точные предсказания на счет возникновения тайфунов и ураганов, а потому спасатели выдвигались туда заблаговременно и успевали эвакуировать людей из опасной зоны. Эти мужественные мужчины и женщины отлично знали своё дело и благодаря их умелым действиям были спасены многие сотни тысяч людей. Мы купили почти три сотни военно-транспортных самолётов, и потому высокая степень мобильности была им обеспечена. Зачастую они десантировались из них вместе со своими непотопляемыми амфибиями из углепластика, опережая ураган буквально на считанные минуты, а не то, что часы. Всегда и везде прибывая первыми, они спасали людей совершенно бескорыстно.

А ведь это была только подготовка к самому сильному урагану за весь двадцать первый век. В следующие восемьдесят лет мы пережили много мощных тайфунов, ураганов, штормов и торнадо, но ураган Далила был самым сильным. Только в две тысячи сто шестом году нам пришлось встать против еще более сильного урагана, после чего люди узнали, что могут быть ураганы седьмой, самой высшей категории опасности. Правда, они были очень редки и случались только в тропиках, к тому времени уже полностью опустевших и обезлюдевших. Ориентировочная дата начала урагана, тогда еще не давали имена ураганам грядущих дней, была указана Повелителем Бурь ещё в марте месяце. Опять-таки, через его австралийский рупор.

На этот раз Западная Европа всё же содрогнулась от страха. Ещё бы не бояться, ведь австралийские синоптики предсказывали не просто ураган шестой категории, а категории шесть с плюсом и говорили, что в сумме его мощность будет равна примерно десяти взрывам вулкана Кракатау. То есть эквивалентна примерно двадцати тысячам мегатонн тротила. Это древняя взрывчатка, энергией взрыва которой и сегодня принято измерять мощность термоядерных устройств. Уже сначала лета в Западной Европе началась подготовка к эвакуации населения, но, как всегда, власти делали всё, как попало, и только то обстоятельство, что на Бангладеш обрушился очередной заранее предсказанный Повелителем Бурь и его командой тайфун, наконец, заставило правительства стран Евросоюза зашевелиться.

Однако, делалось всё топорно, тупо и неумело. Мы предсказывали чудовищное наводнение, затопление практически всех польдеров не только в Голландии, но и на южном побережье Балтийского моря, а эти тупые ослы только и делали, что намечали планы эвакуации людей. В середине третьей декады сентября на стыке Гренландского и Норвежского морей, в районе острова Ян-Майнен, внезапно и очень быстро образовалась огромная область аномально низкого давления. Туда сразу же устремился тёплый воздух с юга и начал формироваться пусть и не самый огромный, но зато невероятно мощный внетропический циклон, который по своему поведению был куда больше похож на тропический тайфун. Почти три дня он медленно смещался на восток, а затем стал внезапно усиливаться и, словно, гигантский торнадо, устремился прямиком в Северное море.

Там разразился чудовищный шторм, но нам удалось заблаговременно остановить добычу нефти и газа в этом районе и эвакуировать оттуда всех людей. Останься они там и их гибель была бы неизбежна, ведь этот самый страшный ураган, которому европейские синоптики дали имя Далила, в считанные часы уничтожил все морские нефте и газодобывающие платформы Северного моря. Еще бы, ведь высота волн достигала тридцати пяти метров и весь этот солёный, холодный водяной ужас обрушился на побережье Великобритании, Бельгии, Голландии, Германии, Дании и Швеции. Больше всего досталось Нидерландам, чья территория была на четверть отвоёвана у моря трудом тысяч людей за несколько веков. Гигантские волны в считанные минуты снесли все дамбы и начался Великий европейский потоп две тысячи девятнадцатого года, который хотя и не унёс множество жизней, запомнился людям навсегда.

Скорость ветра достигала трёхсот шестидесяти километров в час, что для этой части Европы было убийственным явлением. Перед таким напором стихии пасовали даже наши спасатели, и было огромным благом, что нам всё же удалось уговорить людей уехать с побережья как можно дальше. Мы только и могли, что смотреть на этот ураган с помощью автоматических видеокамер, которые показывали, как стихия уничтожает целые города на всём побережья Северного моря. К счастью жертв было немного, зато материальные и особенно культурные потери были огромными.

Прокатившись через Северную Европу, Далила хотя и ослабла, всё же с такой силой ударила по балтийским странам, что и там наделала огромных бед. Своими периферийными фронтами ураган потрепал Париж, а также Швейцарию, Австрию и даже Балканы, где пролились тропические ливни ужасающей силы. Реки вышли из берегов, были снесены сотни мостов и размыты тысячи километров дорог, смыт плодородный слой с десятков тысяч гектаров пашни, выкорчеваны с корнем не только сады, но и вековые леса по всей Западной Европе. Докатился ураган и до России. Почти полностью были затоплен Калининград и Санкт-Петербург, очень сильно пострадало финское побережье и через восемь дней, когда ураган затих, настал наш черёд сказать своё слово.

Ровно в полдень по Гинвичу, когда в Москве было пятнадцать часов, в Нью-Йорке и Вашингтоне восемь часов утра, а в Пекине девятнадцать часов, словно ниоткуда, во всех семнадцати странах вышли миллионы бойцов. Командиры воинских частей подняли солдат по тревоге, вместе с ними были приведены в полную боевую готовность все части спецназа, внутренних войск и отряды полиции. Только в России полиция была охвачена нашей тайной организацией лишь частично по той причине, что была практически полностью коррумпирована. Впрочем, очень многие полицейские были членами нашей организации и как только к ним на помощь пришли самым основательным образом помолодевшие ветераны, немедленно взяли все полицейские участки под свой контроль.

Взять под контроль силовые структуры и полностью разоружить неблагонадёжных офицеров и солдат, было самой простой задачей, ведь мы сумели накопить огромное количество оружия и действовали настолько стремительно, что никто не успел дернуться, чтобы объявить тревогу. Так же быстро были арестованы все ключевые фигуры в правительствах всех семнадцати стран. Однако, нам куда важнее было взять под контроль производственные предприятия, склады и торговые центры вплоть до самого последнего магазинчика. Это была для нас самая важная задача. Даже полный паралич транспортной системы нам ничем не грозил, а из всех средств массовой информации нас интересовали один только Интернет и вместе с ним телевидение. Именно над ними и был установлен сплошной, тотальный контроль.

Ровно в полдень по Гринвичу мир узнал, что военные семнадцати ведущих стран мира взяли власть в свои руки и теперь призывают собратьев по оружию, которые также были полностью готовы к тому, чтобы последовать за нами, поступить точно так же. В самые первые часы к нам присоединилось семьдесят два государства и этого вполне хватало, чтобы мы могли объявить военный переворот всемирным. В прямом эфире выступили региональные руководители военного переворота. Они слово в слово, повторили то, что сказал американцам Эрвин Пири. Глава будущего всемирного правительства предъявил обвинения в тяжких преступлениях против своих народов буквально всем руководителям стран, политикам, финансистам, хозяевам транснациональных корпораций, но самое главное, тем, кто ими так ловко управлял — бильдербергам.

После этого Эрвин Пири, а вслед за ним все остальные мои друзья, положили конец мировой финансовой системе, сказав, что отныне деньги заменяются их куда более надежным эквивалентом, единицами общественно полезного труда. При этом в своих правах они уравняли всех людей, но не преминули особо отметить, что священнослужители, финансовые воротилы, брокеры и прочие клерки, отныне объявляются бездельниками и теперь им всем нужно будет подумать о новом роде занятий. И только потом было, наконец, сказано о самом главном. О даре озера Байкал, которое люди не зря называли Священным, о крохотных байкальских любомириях, способных сделать всех людей без исключения фактически бессмертными. Так люди узнали о том, что начиная с этого дня сотни тысяч мобильных пунктов бессмертия, молодости и здоровья, готовы немедленно принять каждого.

Разумеется, Эри рассказал всему миру, что чуть более года назад члены нашей тайной организации уже сделали инъекции многим миллионам смертельно больных людей, и тем самым им была подарена как вторая молодость, так и фактически бессмертие. А вот после этого началось самое интересное, миру было объявлено о том, что Человечество стоит на грани губительной катастрофы и что всем людям придётся объединиться, чтобы построить гигантскую Стену, которая не даст Мировому океану затопить сушу. Для того, чтобы людям было понятно о чём идёт речь, был показан пятнадцатиминутный ролик, показывающий, как будет прибывать вода. Главным виновником нового всемирного потопа в нём называлось не само глобальное потепление, а те метеорологические катаклизмы, которые оно уже принесло в мир вместе с собой.

Каких-то паршивых два и восемь десятых градуса вскоре приведут в действие механизмы чудовищной разрушительной силы и во время Эпохи Великих Бурь, которая продлится чуть больше двух с половиной столетий, растают все ледники на планете. Точнее их смоет тёплыми дождями. Для того, чтобы выжить во время Эпохи Великих Бурь, Человечеству нужно будет построить не только Стену, как раз на это у него будет относительно спокойное время, ведь ураган Далила был последним ураганом шестой категории в двадцать первом веке, но и подготовиться к тому, что всем людям придётся переселиться поближе к Северному ледовитому океану, вокруг которого установится относительно спокойная климатическая зона с весьма тёплым морским климатом, который ещё совсем недавно был так характерен для Западной Европы.

Под занавес Эрвин Пири, а с ним все шестнадцать региональных руководителей всемирного военного переворота, снова появились на экранах, и объявили о введении нового мирового порядка, то есть особого военного положения и национализации всей мировой промышленности. Правда, они особо подчеркнули, что никакой уравниловки не будет и в помине, и каждый человек отныне сможет достичь своим трудом, научной и технической деятельностью, а также творчеством каких угодно социальных высот и имущественных благ, начиная с нулевого и вплоть до высшего, семьдесят пятого, социального класса. Эри так и сказал:

— Дамы и господа, администраторы такого уровня, как у меня, будут иметь все блага, положенные тридцать пятому классу. Семьдесят пятого может удостоиться один только Бог, а нулевой класс — это удел заключённых на каторжных работах, а они не будут сколько-нибудь изнурительными. Восьмичасовой рабочий день, питание, как в офицерской столовой, четыре часа обязательного обучения в течение первых десяти лет, причём не такого, к которому вы привыкли, а гипнопедического, четыре часа на приём пищи и развлечения, а потом восемь часов сна. Смертная казнь, как таковая, отныне отменяется, но кое-кому придётся провести на каторге лет сто или больше. Первый же социальный класс гарантирует каждому болвану сытую и вполне безбедную жизнь нахлебника, сидящего на шее общества, но на весьма непродолжительный период. Если человек не начнет трудиться в течение десяти лет, он будет отправлен на каторгу сроком на пятнадцать лет, где станет работать из-под палки. Равные права и равные стартовые условия отныне гарантированы всем, и если кто-то захочет посвятить себя науке, то может учиться, хоть сто лет подряд ни о чём не беспокоясь, но в любом случае каждый человек обязан проработать на строительстве Стены свои пятьдесят лет. Это поднимет его минимум на пятнадцать классов вверх по социальной лестнице, после чего он может вообще не работать и заниматься чем угодно. Для некоторых категорий федеральных служащих этот срок может быть снижен до двадцати пяти лет, но для этого нужно будет иметь особые заслуги перед обществом и единым планетарным государством...

Лукавства и недоговоренностей в речи Эрвина и речах остальных моих коллег было, хоть отбавляй, но никто при этом не сказал ни единого слова откровенной лжи. Долгая эпоха тотального вранья, и беспринципного обмана людей канула в Лету. Отныне было решено говорить людям только правду, или же молчать до тех пор, пока не настанет нужное для неё время. При этом мы были обеспокоены не столько своими политическими позициями, сколько интересами самих же людей. Эрвин Пири и остальные Верховные администраторы еще чесали языками, а на улицах более, чем половины из двух миллионов шестисот тысяч городов планеты появились наши мобильные медицинские центры. Это были не только большие автобусы и фургоны, но и мощные тяжелые бронетранспортеры, некоторые из которых сопровождало до взвода охраны с тяжелым вооружением.

В каждом мобильном медицинском пункте стояло удобное кресло-кушетка с шлемом ментосканера, раскладывающимся на две створки, словно раковина моллюска. Так, вводя в тела людей протоколонии любомирий, мы попутно сканировали сознание и большую часть памяти людей. Проведя в медицинском пункте не более трети часа, каждый гражданин планеты получал новенький электронный паспорт. Поначалу это были устройства, напоминающие обычный смартфон с экраном, имеющим диагональ в четыре дюйма, но куда более мощным компьютеров с самой высокой степенью защиты, которую можно было обеспечить на тот день.

После того, как гражданин выходил из медицинского пункта, с ним немедленно проводилось собеседование, длившееся иной раз больше часа. Некоторым людям приходилось подробно объяснять, что теперь им уже не нужны деньги, и что с помощью своего электронного паспорта они смогут получить продукты питания, товары первой необходимости и многое другое, включая жильё. Нами уже были учтены все материальные блага и ресурсы. Поэтому практически все бездомные в тех странах, где работа началась в первый же день, а это было всего восемьдесят девять стран, обрели кров над головой, нормальное питание, одежду и всё необходимое для жизни. Людей поразила та деловитость и оперативность, с которой работали сотрудники новой военной администрации.

Как мы и предполагали, люди были настолько поражены известием о возможности излечиться от всех болезней и обрести бессмертие, что никто, повторяю, никто даже не вздумал возмущаться нашими действиями. После того, как люди становились гражданами планеты Земля и узнавали, что для них больше не существует границ, они и вовсе приходили в восторг. Когда же они начинали донимать первых администраторов своими вопросами, те советовали им включить телевизор или компьютер и получить информацию там. Так началась наша работа по переустройству мира. Получая в ходе ментосканирования информацию из первых рук, администраторы сразу же предлагали некоторым людям поступить на работу в федеральные службы.

Зато другим господам компьютеризированная медицинская кушетка имплантировала в тело крохотный маячок, чтобы их можно было легко найти и арестовать через несколько дней, месяцев или даже лет. Об этой стороне нашей деятельности мы пока что помалкивали, но зато всё остальное показывали в прямом эфире. Тем самым мы готовили почву для завоевания власти во всех остальных странах планеты, среди которых были такие, как Северная Корея, а также Сомали, Афганистан, Ирак, Ливия и ряд им подобных. Там продолжались если не боевые действия, то, по крайней мере, спокойствием даже и не пахло. Вторгаться туда без предварительной обработки населения не имело никакого смыслы, как и во многие другие страны с низким уровнем жизни и тотальной безграмотностью.

Если бы не тот бардак, который устроили в мире бильдерберги, мы точно смогли бы распространить любомирий среди людей максимум за три месяца, но из-за того, что нам пришлось сначала наводить порядок, на это ушло почти два года. А ведь нам в первые же дни пришлось иметь дело с огромными толпами разъяренных менеджеров, ранее работавших в сфере финансов, на биржах, в страховых компаниях и тому подобных конторах, созданных для ограбления людей. Эти господа первыми столкнулись с тем, что на заправочных станциях им перестали отпускать горючее. Рабочих и служащих это не коснулось. Стать в одночасье людьми третьего сорта для этих господ было большой неожиданностью, как и для тех, кто ещё совсем недавно чувствовал себя, чуть ли не властелином мира.

Марши протеста проходили даже в той части Европы, где ещё не схлынула вода, а коммунальщики разгребали завалы мусора и распиливали стволы деревьев. Надо сказать, что при этом как все представители истеблишмента поголовно, так и пресловутый средний класс, даже и не думали отказываться от любомирий. В основном благодаря той массовой акции, которую мы провели почти год назад. Теперь они знали, что именно исцелило миллионы людей на всей планете, и потому, едва подходила их очередь, войти в мобильный медицинский пункт, стремительно покидали ряды протестующих. Думать же о том, чем заняться в будущем, они начали гораздо позднее, несколько месяцев спустя. Примерно такая же обстановка сложилась и в России, в нашей стране куда больше народа всё же ликовало.

Как это ни странно, но в Москве даже вчерашние миллионеры были настроены очень оптимистично, и если в США только месяца через три граждане стали буквально атаковать офисы новой военной администрации, то у нас в стране народ проснулся куда быстрее. Правда, не весь, но зато все те люди, которые имели высшее образование, сразу после обретения любомирий хотели получить информацию, чтобы определиться с выбором. Особенно в этом плане были активны люди старшего возраста. Впрочем, очень многие крутые бизнесмены, вчерашние банкиры и хозяева торговых компаний, чуть ли не мгновенно вспоминали, что когда-то заканчивали МИСИС, Керосинку или Бауманку, так в наше время назывались некоторые высшие учебные заведения, буквально брали за грудки первого попавшегося временного администратора-распорядителя и спрашивали:

— Так, уважаемый, быстро отвечай, кому я могу сдать под роспись всё своё барахло, чтобы немедленно заняться каким-нибудь стоящим делом? У меня тут появилась парочка идей, так что я хочу первым застолбить это невероятно хлебное место.

И им давали такую возможность, ведь мы почти полтора десятилетия строили великие планы, и теперь настало время начать претворять их в жизнь. В Россию стали стремительно возвращаться все те люди, которые покинули эту страну за минувшие двадцать пять, тридцать лет. Именно мы, русские люди, первыми поняли, что вскоре нам предстоит принять на своей территории добрую половину всех людей, живущих на планете. Поэтому, едва выслушав с очень большим вниманием обращение Верховного администратора Седьмой планетарной директории, и просмотрев к тому же видеоролик со сценарием грядущего Всемирного потопа, очень многие мои сограждане поняли, что мешкать нельзя, настало время быстро принимать решение. Мало ещё где на планете люди были готовы начать свою жизнь с нуля. В этом плане только Белоруссия, Украина, Китай, Индия, ещё Япония с Южной Кореей, и, пожалуй, Индонезия, сразу же включились в работу.

Во всех остальных странах нам предстояла довольно долгая и нудная работа по разъяснению наших позиций. В Москве уже на следующий день начали паниковать гастарбайтеры из Средней Азии, которые решили, что новая власть их всех вышвырнет вон. Вот к ним-то и был обращен второй призыв Петра Егорова, гласивший, что Седьмой директории срочно нужны добровольцы для работы на тех предприятиях, которые немедленно начнут изготавливать строительные блоки для возведения огромной Стены. По нашему плану было заранее предначертано спасти огромные территории Средней Азии, чтобы они остались пригодными для жизни людей.

Гастарбайтерам так и было сказано, что за пятьдесят лет работы они смогут подняться по социальной лестнице так высоко, что и сами тому удивятся, но для этого им придётся многому научиться. Было и третье обращение, но уже адресованное людям старшего поколения, которым снова предстояло сделать Россию индустриальной державой в самые сжатые сроки, но на совершенно иной технической основе. После этого обращения к народу ликовали жители Урала, а также крупных промышленных городов, ведь это на деле говорило о серьёзных намерениях новой власти. Правда, люди всё же озадаченно хмурились, когда видели на улицах вооруженные патрули в форме солдат и офицеров китайской армии. У нас в стране на тот момент просто не хватало собственных сил на то, чтобы поддерживать режим военного положения на деле, а не на словах.

В Западной Европе происходило, почти то же самое, только туда были направлены через пять дней отряды стражей исламской революции, но с совершенно иной целью, для того, чтобы обуздать исламское население стран Евросоюза. Отлично вооруженные, при поддержке армии и полиции, они быстро загнали мусульман в рабочие отряды, объясняя это тем, что до тех пор, пока правоверный мусульманин не станет, на худой конец, инженером, а ещё лучше учёным, то грош ему цена, как человеку. Иран стремительно выбирался из-под власти аятолл и мулл, как, впрочем, и все остальные мусульманские страны, участницы военного переворота.

Однако, далеко не всё было окрашено в столь радужные цвета. Так, лично мне с первых же не то что дней, а часов, пришлось заняться большой работой в Комитете Совести. Как и во всех остальных странах, в России так же были взяты под стражу члены администрации президента, правительства, чиновники, военные и политики, только вот в куда большем количестве, нежели где-либо ещё. Очень многих из них мы арестовали в качество особой превентивной меры. Уде через час с четвертью я встретился со своим самым высокопоставленным заключенным, бывшим президентом России, которого сдала нам в целости и сохранности его собственная охрана. Мы ещё толком не въехали в свой главный офис, здание ФСБ на Лубянской площади, а нам уже доставили этого престарелого господина, который так долго не хотел расставаться с властью.

Извините, друзья мои, но вы не узнаете подробностей этого дела, как не узнаете имени того человека, который был в то время президентом России. Он, а вместе с ним очень многие другие власть имущие люди, военные, политики и бизнесмены, были преданы нами остракизму. Но кое-что я вам всё же расскажу. В тот день, едва я вошел в здание ФСБ, как мне позвонили по телефону и сказали, что чрез десять минут задержанный будет доставлен на Лубянку. Не мешкая, я направился во внутреннюю тюрьму и вошел в первый же попавшийся мне на глаза кабинет. Вскоре в него ввели испуганного пожилого и слегка помятого человека, руки которого были скованы наручниками. Велев их снять, я строго сказал:

— Спасибо, парни, вы свободны, продолжайте работать, а вы, господин бывший президент, присаживайтесь. Много времени я вам уделить не смогу, мне предстоит много работы, но мы всё же побеседуем. Правда, для начала я сделаю вам одну инъекцию. Вы слышали что-нибудь о любомириях?

Бывший президент России сел на стул, слегка приободрился и спросил меня вместо ответа:

— Кто вы такой? Новый руководитель ФСБ?

Я представился и пояснил:

— Нет, я руководитель другой организации, Комитета Совести, который будет отныне вести дознание в отношении всех преступлений, совершенных на планете в прошлом. Вы далеко не первый человек, в отношении которого мы будем проводить мероприятия по установлению истины. — взяв руки пневмошприц с вложенной в него ампулой с протоколонией, я снова спросил арестованного — Так вы знаете, что такое любомирии? — бывший президент отрицательно помотал головой и я пояснил — это те самые крохотные существа, которые в прошлом году спасли от смерти миллионы тяжело больных стариков и прочих людей, которым грозила смерть. О том, что потом произошло, вы, как я полагаю, прекрасно наслышаны.

Как только инъекция была сделана, бывший президент спросил меня:

— Зачем вы сделали мне эту инъекцию? Ведь вы же не собираетесь оставлять меня в живых.

Спрятав пневмошприц в саквояж, я сел за стол в довольно неудобное кресло, пристально посмотрел арестованному в глаза и ответил:

— Видите ли, вас не будет никто допрашивать. Ещё более двух десятков лет назад наши учёные, это были русские учёные, создали замечательный прибор, ментосканер, который способен не только читать мысли человека, но и погружаться в глубины его памяти. Поэтому уже очень скоро мы будем знать, что вы совершили в своей жизни и в зависимости от того, кем вы являетесь, вас ждёт либо очень долгая жизнь, как свободного человека, либо приговор к каторжным работам на какой-то срок. Но может случиться и так, что вы будете приговорены к смертной казни, но ваше тело при этом не умрёт, мы просто передадим его другому человеку. Это будет либо полная ампутация головы, либо ампутация головного мозга. Так что успокойтесь, по отношению к вам, мы не станем применять ни пыток, ни наркотиков. Всё это с лихвой заменяет ментосканер. Правда, я заранее предупреждаю вас, мы, Комитет Совести, никогда не осудит на казнь человека, если тот был поставлен в такое положение, что был вынужден подчиниться чужой воле. Мы не собираемся мстить тем людям, которые не смогли или не нашли в себе сил бороться. В противном случае мы ничем не будем отличаться от вас. Как человек, господин президент, вы мне крайне неприятны, но я не могу ставить свою неприязнь к вам выше тех законов, которые мы приняли пусть и в тайне, но зато в интересах всего человечества. Мы, Комитет Совести, а потому обязаны поступать по совести, то есть должны быть абсолютно справедливы. Так что если вы того хотите, мы можем поговорить об отвлечённых материях или наших дальнейших планах.

Арестованный понурил голову, глубоко вздохнул и ответил:

— Нам не о чем говорить, генерал Денисов. О ваших дальнейших планах я всё узнаю и из передач по телевидению, а остальное, как я это теперь понимаю, будет зависеть уже не только от вас одного, но и от мнения многих других людей. Поэтому я предпочту разговору с вами, камеру во внутренней тюрьме. Снаружи я ее видел не раз, так что теперь смогу посмотреть на это место изнутри.

Это был наш первый, но не последний разговор.

В тот день мне пришлось встретиться ещё с несколькими десятками чиновников самого высокого ранга и даже политиками, которых иначе, как продувными бестиями, нельзя было назвать. Лично меня от них просто тошнило. Хотя если судить их совершенно беспристрастно, а мы именно так и делали, то все они были виновны только в непомерном властолюбии, жуткой алчности и множестве прочих грехов, но всё же не были отпетыми преступниками, место которых в аду. Однако, в наши руки попали также господа совершенно иного сорта.

Всего через трое суток мы имели абсолютно полную картину того, что происходило в мире, начиная со второй половины девятнадцатого века. Да-да, именно тогда, а не во второй половине двадцатого века, как об этом написано в учебниках истории нынешнего времени, сильные мира сего стали подумывать о грядущих временах и о том, что миром можно править даже не завоевывая его целиком. Тем не менее, именно с кровавых войн началась их деятельность, итогом которых мыли две глобальные, мировые войны, а вместе с ними и третья мировая война. Она началась уже в одна тысяча сорок шестом году и длилась ровно до дня того военного переворота, который мы устроили.

После этого наши лучшие психо и социоаналитики засели за работу, которая длилась почти полгода. Лично я в этой работе не принимал не то что участия, а даже не интересовался ею. Моя должность председателя Комитета Совести была чисто номинальной. Я создал эту контору, сломив упрямство нескольких деятелей, после чего тотчас переложил все заботы о дознании и анализе данных на тех людей, которых сумел увлечь своими чуть ли не пламенными речами. Фактически работой Комитета Совести руководил Мэтью Грин, который давно охладел к финансам, они ему просто обрыдли, и стал самым ярым борцом с несправедливостью.

Именно из рук Мэтта я и получил резюме, составленное относительно судьбы бывшего президента России. Прочитав его, я весьма удивился, так как выяснилось, что этот господин был всего лишь пешкой, которую ловко продвинули в ферзи только для того, чтобы он прикрывал деятельность того короля, который фактически руководил нашим государством. При этом он даже не был гражданином России и никогда не был в нашей стране. Зато он был одним из виднейших деятелей Бильдербергского клуба и происходил из монархического семейства, правившего одной из самых развитых стран Западной Европы. Вот это было самое настоящее чудовище, но в той семье он был такой не один. Да и сама монархическая семья также не скучала в одиночестве и имела соратников среди остальных монархических фамилий.

На изучение резюме у меня ушло два дня. Мои коллеги почему-то решили, что именно я должен был довести до сведения бывшего президента России, что его не приговорили к смерти, лишь фактически. Приговаривать его к каторжным работам также не имело никакого смысла, и потому было принято решение приговорить его к гражданской смерти. Самое неприятное заключалось в том, что именно на меня навесили обязанность не только сообщить ему об этом, но и довести дело до логического завершения. Хотя после внимательного ознакомления с резюме, этот человек стал для меня ещё более неприятным и омерзительным, я отправился из своего офиса в Москва Сити на Лубянку. Наш второй разговор состоялся в том же самом кабинете, что и первый, но на этот раз в него ввели молодого, хорошо сложенного мрачного мужчину. Указав рукой на стул, я сказал:

— Приободритесь, мы не собираемся вас казнить в прямом смысле этого слова, но сегодня вы всё же умрёте, как бывший президент России. Вы понимаете, о чём я говорю?

Мой собеседник шумно вздохнул и ответил:

— Вынося мне официальный смертный приговор, вы хотите тем самым подвести черту под прошлым. Что же, это весьма правильное решение. Как говорил когда-то Сталин, есть человек, есть проблема, нет человека, нет и проблемы. Но вы почему-то решили всё же помиловать меня, хотя я бы, на вашем месте, не стал этого делать. Почему?

Пристально посмотрев бывшему президенту в глаза, я ответил:

— Потому, что в качестве осуждённого даже на пожизненную каторгу, вы бы представляли собой большую опасность. Вы даже не представляете себе, сколько людей хотят вашей смерти. И им ведь не объяснить, что ваша вина заключалась только в том, что вы алчный трус и поддонок, который пошел на то, чтобы служить заведомым врагам нашей страны. Вы всегда искали оправдание своему предательству и нашли его в том, что они могли найти людей и похуже, чем вы, в чём я очень сомневаюсь. Эти господа нашли идеального слугу. Так что теперь вам будет сделана пластическая операция, после чего вы очень долгое время будете жить под надзором, но это вовсе не означает, что вы будете лишены свободы передвижения. Новое имя и изменённая внешность дадут вам все права гражданина планеты, ну, а всё остальное вы и так прекрасно знаете. Первое время раз в полгода, а затем реже, вы будете проходить обязательное ментосканирование. Ради вашей же собственной безопасности, я советую вам сразу же забыть, кем вы были. На всякий случай, чтобы вам было легче вписаться в новую жизнь, вы проведёте три месяца в центре специальной подготовки. Там вам вложат в память, специально разработанную для вас легенду, но вы при этом не забудете о том, кем вы были. Во всяком случае, в первые тридцать, сорок лет, а потому вас будет совершенно новая жизнь, и вы проживёте ровно сто пятьдесят лет, прежде чем уснёте на неизвестно какой срок и проснётесь уже в совершенно ином мире. То же самое ждёт практически всех людей. Вы хотите сказать мне что-либо на прощание?

Надо сказать, к тому времени по телевидению уже прошла серия передач, в которых мы подробно рассказали о том, как был задуман, затем подготовлен и осуществлён всемирный военный переворот. Даже то, как прошла вербовка Эрвина Пири, люди увидели вживую, как и услышали из его собственных уст, что он проклинает тот день, когда согласился стать всемирным козлом отпущения, то есть Верховным администратором всей планеты. Правда, Эри сразу после этого громко рассмеялся, но значительная доля правды в его словах была. Этим мы хотели доказать всем людям на планете, что не отступимся от принятого нами однажды решения полностью и самым коренным образом изменить мир.

Так генерал Егоров, нисколько не стесняясь, обозвал всех русских пьяницами и скотами, пообещав, что он не поленится взять в руки палку и выбить дурь и дерьмо из каждого. Ещё сильнее на счёт своих сограждан и, вообще, мусульман всего мира, высказался Верховный администратор Шестой, мусульманской директории Фархад Аббас, который пригрозил всем мусульманам такими страшными карами, что те онемели. И ведь он вовсе не шутил, когда сказал, что все мужчины, взявшие когда-либо себе в жены несовершеннолетних девочек и принудившие их к сексу, уже очень скоро будут оскоплены и отправлены на каторгу сроком на пятьдесят лет. Если за это время они не раскаются и не станут мыслить по-другому, то не увидят своих гениталий ещё пятьдесят лет.

Так Фархад раз и навсегда освободил женщин планеты зависимости мужчина. Уже только потому, что женщина способна дать новую жизнь, она имела большие права, чем мужчина. Однако, при этом Фархад Аббас сказал, что в этой жизни ни одна женщина не сможет родить больше двух детей и если какая-то тупая овца сделает это, то сразу после родов отправится на каторгу, где будет работать наравне с мужчинами, но уже не как женщина, а как бесполое существо. Так всё и было потом, ведь любомирии позволяли проделывать с человеческим телом и не такие вещи. Законы были резко ужесточены, и мы постарались довести до сведения людей, что сможем с помощью гипноза и наркотика правды вытрясти правду из каждого, кто хоть раз преступил закон и совершил тяжкое преступление.

Я не ждал от бывшего президента России каких-либо добрых слов, как и не ждал благодарности за то, что ему сохранили жизнь. Меня вообще не стоило за это благодарить, так как я считал его виновным во всём, что только произошло с Россией плохого за годы его правления, и сам привёл бы приговор в исполнение, но только в мыслях. Дойди дело до реальных действий при полном карт-бланше, я бы тоже приговорил его к гражданской смерти и не более того. Ведь что ни говори, но это не он взрывал дома в русских городах, а те люди, которые прокладывали ему путь наверх, и это не он принимал решения по самым важным вопросам. В конечном итоге для меня было большим удивлением услышать такие слова:

— Генерал Денисов, хотя вас это вряд ли интересует, но я благодарен вам за всё, что вы сделали. Раньше моей единственной мечтой было только одно, как можно скорее уйти на покой, забыть о Кремле навсегда и пожить вдалеке от всех тех людей, которые меня окружали. По-другому я просто не смог бы дожить до смерти спокойно и мирно. Теперь мне предстоит начать жить заново вместе со всеми людьми, и я очень благодарен вам за то, что вы именно так распорядились такой удивительной находкой. Желаю вам удачи, генерал, и, поверьте, я не доставлю вам никаких неприятностей.

Мы попрощались и этого человек увели. Вскоре он был доставлен в подмосковный центр специальной подготовки, а через три месяца с новой внешностью и отлично разработанной легендой уехал из Москвы в Киль, который очень сильно пострадал от Великого европейского потопа. Мне лишь известно, что свою новую трудовую деятельность этот человек начал, как водитель тяжелого грузовика. И всё же я думаю, что ему повезло куда больше, чем множеству тех людей, которым мы вернули молодость, а потом отняли у них жизнь потому, что они были подлинными виновниками всех тех неисчислимых бедствий, которые выпали на долю человечества за то время, что он незримо руководили всем миром.

Прошло всего каких-то восемь месяцев, а в мире уже произошли огромные перемены, хотя и не повсеместно. Самый неожиданный подарок нам преподнесла Северная Корея, причём всего через полтора месяца после военного переворота. В этой стране у нас было менее трёхсот агентов, но и им не пришлось ничего делать, так как высшее руководство страны приняло решение присоединиться к свободному, как они сказали, миру. Как и везде, в этой стране всё население также прошло чрез ментоскопирование, но его результаты оказались поразительными. В тяжких преступлениях мы смогли обвинить ничтожно малое число людей. В тупости и бездарности многих, но только не в преступлениях против человечности и всего Человечества.

Северные корейцы повели себя очень странно. Едва став гражданами планетарного государства, больше половины населения всего за три месяца покинуло страну. При этом люди разъехались буквально кто куда, в чём не было ничего плохого. Рабочие руки и талантливые головы были нужны везде. Зато мы заполучили себе практически всю корейскую армию вместе с её спецназом, имеющим просто фантастическую подготовку, и это был, на мой взгляд, самый ценный подарок Северной Кореи. Прекрасно обученные, умеющие стойко переносить любые лишения, не знающие усталости и не ведающие страха, солдаты и офицеры органично влились в наши отряды правопорядка и тем самым сослужили всему миру очень большую службу.

Режим военного положения продлился сорок семь лет, до две тысячи шестьдесят седьмого года и всё это время присутствие вооруженных людей было одной из главных примет нового мира. Правда, практически все бойцы службы правопорядка, были вооружены шоковым и останавливающим оружием. Наряду с Китаем и Ираном, Северная Корея дала нам самых лучших стражей порядка, которых панически боялись даже самые отъявленные хулиганы и нарушители дисциплины, а вместе с ними преступники, осуждённые на каторжные работы. Однако, друзья мои, вам может показаться, что я, то ли очень уж сильно сгущаю краски, то ли нам действительно пришлось загонять людей в новый мир палками.

На самом деле обстановка в мире стала куда более спокойной, если, конечно, не считать те регионы, куда мы ещё не пришли. Мы не хотели проливать кровь понапрасну, причём ни чужую, ни свою. Если у нас в самом начале и были опасения, то только в отношении Северной Кореи, которая была отгорожена от всего остального мира несколькими рядами колючей проволоки. Афганистан, Сомали, Ливию и ряд других стран, в которых по лесам и горам пряталось множество вооруженных людей, таких границ не имели и потому оттуда, нескончаемым потоком, шли люди, добирались до сопредельных стран и там, после инъекции либо возвращались обратно, либо брали курс на север. Как одни, так и другие находились под нашим полным контролем. Правда, очень многих боевиков Аль-Каиды мы брали под стражу уже через пару недель, не давая им разгуляться.

Первые восемь месяцев оказались весьма показательными. Так у нас в России порядок был наведён очень быстро, а в Белоруссии его так и вовсе не пришлось наводить, как и в некоторых странах Западной Европы, таких, как Швейцария, Австрия и некоторые другие страны. То ли после той суровой выволочки генерала Егорова, толи потому, что люди стали трезвее, но у нас с порядком было всё же лучше, чем в США и большинстве стран Европы. В стране более, чем ударными темпами строилось множество новых заводов, нацеленных на производство тяжелого горнодобывающего оборудования, цемента и громадных бетонных блоков.

Одновременно с этим строились автотрассы, ведущие с юга на север, строились новые порты, закладывались верфи и металлургические заводы. В первую очередь нам была нужна тяжелая и сверхтяжелая техника, включая такую, которая могла работать на очень больших, свыше двух километров, глубинах. Такая уже была спроектирована и всего за полгода в России были построены пять огромных заводов по производству тяжелых подводных машин с атомными реакторами. Это были монстры на гусеничном ходу высотой в сто восемьдесят метров, длиной в двести пятьдесят, при ширине в сто шестьдесят метров. Машины были двух видов, подводные бульдозеры и подводные укладчики бетонных блоков. Для их производства строилось множество полимероцементных заводов. Начало выпуска таких блоков было намечено, на конец декабря две тысячи двадцатого года, после чего первые отряды строителей должны были начать возводить Стену.

На новых цементных заводах должны были производить специальный полимеризирующийся цемент, в состав которого входили тяжелые фракции нефти. Именно благодаря этому связующему веществу была достигнута колоссальная прочность бетонных блоков, которые легли в основание стены. Параллельно в США, Франции и Италии точно такими же ударными темпами шла модернизация авианосцев, которые спешно превращали в гигантские баржи. Одновременно на острове Сёр-Квалёй в Норвегии, рядом с городом Тромсё строилась первая опорная база строительства Стены. В Китае, Японии и Южной Корее строились такие же заводы, но у нас в России работы шли с опережением, хотя если честно, то без поставок из Европы и Китая мы не смогли бы развернуть такого строительства.

Однако, далеко не это было самым главным. Вся Россия помимо того, что началось большое строительство, села за парту, а если точнее то очень многие русские люди после работы шли в кабинеты гипнопедии, благо мы смогли разработать для гипнопедии сотни учебных программ, самая продолжительная из которых была рассчитана всего на полтора года. Народ чуть ли не зверел от такой формы обучения, матерился, но упрямо шел после работы в классы, так как все прекрасно понимали, без новых знаний можно надолго застрять на пятом уровне рабочего низкой квалификации. Зато, проучившись пять лет, можно автоматически получить двенадцатый социальный класс, а с ним такие блага, которые раньше были доступны только менеджерам высокого уровня. Жить стало намного легче, ведь наша новая распределительная система работала чётко и без сбоев, а сделанные впрок запасы позволяли целых четыре года не беспокоиться ни о чём, и это существенно облегчало нам жизнь.

Русские люди снова нашли, чем удивить весь мир, изобрели самый надёжный способ, как быстро привести мозги после гипнопеда в порядок. Мы синтезировали несколько видов наркотиков, поднимающих людям настроение и снимавших тупую, ноющую головную боль, но они не давали того эффекта, как "мозговая бомба". Это была адская смесь крепкого, плохо очищенного самогона, кофе, жженого сахара и трёх таблеток эйфорина, красного, синего и зелёного цвета, которую ещё называли "дискотекой". Даже после восьми часов гипнопедии, "мозговая бомба" уже через пять минут приводила человека в самое благодушное настроение, снимала даже самую сильную головную боль и при этом хмель никому не бил в голову. Единственное, что несколько портило впечатление, так это сильный запах перегара изо рта, с которым было не так уж и трудно бороться.

Благодаря "дискотеке", миллионы людей старшего возраста стали в России самыми прилежными студентами вечерних отделений множества институтов без преподавателей. Впрочем, преподаватели, а точнее даже не они, а инструкторы, были всё же нужны, ведь знания, закачанные в голову с помощью гипнопедии, нужно было ещё освоить. Надо сказать, что молодые люди также "потянулись к знаниям", но уже по корыстным причинам, так как быстро поняли простую истину — на строительстве Стены всем придется отработать свои пятьдесят лет. Раз так, то лучше для этого стать рабочим или техником высшей квалификации и получить за это весьма высокий социальный статус, нежели вкалывать разнорабочим или подсобником. На общее качество жизни это не влияло, разнорабочим было гарантировано, что питаться, одеваться и отдыхать они будут ничуть не хуже инженеров, но не смогут иметь ни роскошного отдельного жилья, ни автомобилей, ни дорогих предметов роскоши, доступных начиная с десятого класса.

Более того, в России и некоторых других странах, в которых граждане уже поняли, что деньги потеряли свою цену и отныне нужно трудиться с пользой для общества, чтобы иметь все имущественные блага, так оно и было. Первыми это оценили коммунальщики, так как новая безденежная экономическая система была очень строга к качеству всех видов работ. Если ты только делаешь вид, что работаешь, но в итоге от твоей работы никому нет никакой пользы, то и число единиц ОПТ на твоем счете расти не будет, а значит в пункте распределения, который по-прежнему называли магазином, ты получишь только то, что положено бездельникам. То есть продуктовый набор без деликатесов и самый обычный ширпотреб.

Работники предприятий, которые и раньше выпускали так называемые товары народного потребления, так же поняли, что они в конечном итоге тоже не прогадают, и если их продукция будет пользоваться устойчивым спросом, а не пылиться на складах, то и волноваться не о чем. Правда, их также поставили в жесткие рамки и отныне они должны производить только продукцию самого лучшего качества в том количестве, в котором та будет заказана распределительной системой. Поскольку одеть, обуть и накормить предстояло более двух третей населения планеты, то пока что о снижении объемов производства не шло и речи, как и о сокращении штатов. Оно если кого и коснулось, то только тех сотрудников, которые были связаны с финансовой отчетностью, но и они быстро нашли себе работу, ведь новая система электронного учёта нуждалась в операторах.

Мы не зря вложили огромные деньги в создание этой инфраструктуры и запаслись впрок всем, чем только можно. Единицы ОПТ люди, не долго думая, назвали опдолларами и поскольку их можно было получить только двумя путями, начав учиться или работать, то были просто вынуждены так поступить. Тем самым мы заложили сами основы социальной стабилизации. Гипнопед только закачивал в голову человека знания, но ими нужно было ещё научиться пользоваться и получить необходимые трудовые навыки, а для этого вполне хватало самых обычных компьютеров и инструкторов, которые давали все необходимые наставления своим ученикам.

В экономически развитых странах было, где трудиться, а потому там люди и работали, и учились. Зато в отсталых странах первое время люди только и делали, что учились, а по всем расчётам выходило так, что на то, чтобы вчерашнего пастуха превратить в квалифицированного рабочего, должно было уйти не менее четырёх лет даже при условии гипнопедии. Тем более, что мы одновременно повышали культурный уровень людей. Так что на ближайшие четыре года нам было чем их занять, но после этого им всем придётся отправиться на производственные предприятия, которые будут построены в их странах. Кроме того к тому времени мы собирались начать строить Стену практически вокруг всех континентов, для чего нам будут нужны миллиарды рабочих рук.

Обстановка в России была спокойной ещё и потому, что люди поняли, в случае нового всемирного потопа большая часть страны окажется под водой, а на то, чтобы отгородиться от Большой Воды ещё большей Стеной, усилий русского народа точно не хватит. К тому же в России, как в никакой другой стране мира, было заключено под стражу очень много людей. Ради предосторожности, почти все политики, все коррумпированные чиновники, а вместе с ними бандиты и уголовники. Были также арестованы члены всех экстремистских организаций, но что самое главное, мы загнали в несколько монастырей и медресе всех значимых религиозных деятелей. Так что мы так основательно "почистили" страну, что бунтовать было просто некому.

Однако, больше половины арестованных сидели не в тюрьмах, а были заключены под стражу в отелях. Зато из тюрем было выпущено на свободу огромное число людей. Возможно, что именно поэтому у народа и не было каких-то особенных претензий к новой власти. Практически никто не стал возмущаться, когда мы объявили о том, что весьма большое число самых высокопоставленных чиновников, а вместе с ними некоторые олигархи и богатейшие люди страны, не говоря уже о президенте и некоторых членах правительства, были казнены. О том, что в ряде случаев это были условные казни, мы не распространялись. Куда больше мы были вынуждены казнить бандитов и уголовников, а также вполне обычных, на взгляд обывателей, преступников, которые в других странах в иные времена вполне могли рассчитывать на снисхождение.

Порой мы казнили даже молодых людей, причём за те преступления, за которые они отбыли наказания в колониях для малолетних преступников и поступить иначе просто не могли. Вот как вы, друзья мои, отнеслись бы к негодяям, которые в возрасте пятнадцати, шестнадцати лет от безделья убили за три дня одиннадцать человек и при этом даже не чувствовали за собой никакой вины? Хотя после совершения преступления прошло более двадцати лет, они были приговорены к смертной казни за то, что них не было ничего человеческого и ждать, когда в этих мерзавцах проснется совесть, мы сочли излишним.

Вспоминая те первые месяцы, я все больше убеждаюсь в том, что нам тогда удалось сделать самое главное, избежать страшных ошибок, которые были бы неминуемы, прими мы решение завоевать весь мир силой оружия. Во всех тех странах, которые присоединились к нам практически сразу, мы имели широко разветвлённые тайные организации, и потому там было кому возглавить военных, чтобы взять власть в свои руки. Туда же, где мы просто физически не могли иметь сильных позиций, нас было и палкой не загнать, а потому в те страны мы вошли только тогда, когда нам уже никто не то что не мог, но и не хотел оказывать сопротивления. Это вовсе не говорило, что преступники в тех странах остались безнаказанными. Поэтому если сам военный переворот был, по сути, почти бескровным, то впоследствии на всё же пришлось казнить множество людей, но только преступников, которых нельзя было оставлять в живых.

Глава седьмая

Наши первые крупные успехи

Мэтт Грин всего-то и сделал, что заменил деньги очень простой, но в то же время необычайно эффективной системой учёта и оценки трудовой и творческой деятельности человека. Самым парадоксальным для нас было то, что за точку отсчёта он взял не труд учёного или рабочего высокой квалификации, а труд малограмотного чернорабочего-землекопа, весь смысл работы которого описывается простейшей формулой, копай глубже, бросай подальше, отдыхай, пока летит. Умственные затраты минимальные, зато физические — максимальные, но при этом социальный статус в глазах окружающих, гораздо ниже плинтуса. Да, но при этом работа землекопа не только очень ответственна, особенно при прокладке коммуникаций в парке или сквере, где растут особо ценные виды деревьев, но и нужна, ведь только опытные землекопы способны с должным качеством завершить сооружение котлована для закладки особо сложного фундамента.

Компенсировать низкий социальный статус землекопа, по мнению уже не Мэтта, а подавляющего большинства психологов, можно было только очень существенным повышением заработной платы. Именно этот постулат мой друг и положил в основу оценки общественно полезного труда. Как вы все знаете, друзья мои, самого высокого, семьдесят пятого социального класса с тех давних пор, и до настоящего времени, не достиг никто. Даже у Джонатана Пири, настоящее имя которого Эрвин, нашего Верховного Администратора Федерации Планеты Земля, всего лишь пятьдесят первый класс. У нас, членов Верховного совета Федерации — пятидесятый, а у вас он с сорокового по сорок пятый, но вы это совершенно особый разговор. Вы ведь даже не землекопы, вы мусорщики, санитары нашего общества, и ваша задача бороться с его отбросами, а это требует как больших физических, так и огромных умственных усилий. При этом вы должны быть движимы не азартом охотника и не ненавистью к злу, а альтруизмом. Как вам удаётся это, лично мне неизвестно, хотя я имею доступ ко всем научным данным всех тех исследований, которые проводили ваши штатные психологи.

Для подавляющего большинства граждан планеты пока что достижим сороковой социальный класс. Однако, если сравнивать имущественные и социальные блага граждан этого класса с имущественным цензом двадцать первого века, то он сравним с тем, что имели одни только миллиардеры. Их в двадцать первом веке к началу переворота насчитывалось менее трёх тысяч, зато в наше время граждан тридцать пятого социального класса куда больше, свыше двадцати пяти миллионов человек. Миллиардеры в наше время не отличались высоким уровнем морали и нравственности, а потому не удивительно, что очень многих пришлось ликвидировать. Зато все наши сограждане, достигшие тридцать пятого класса, заслуживают любви и уважения в обществе. И это всё благодаря Мэтту Грину.

Мой друг, таким образом, уравнял в социальном статусе, как высококвалифицированного токаря-универсала, способного выточить сложнейшую деталь, так и простого землекопа, определив как одному, так и другому одинаковую заработную плату в размере ста единиц общественно полезного труда за час работы. Таким образом, за год выходило двести тысяч оптов, покупательная способность которых им была приравнена к доллару, потраченному в США в две тысячи девятнадцатом году. Двести тысяч долларов на руки чистыми, без налогов, да еще и без любого рода выплат, были в то время очень большие деньги. На столь высоком уровне мы установили базовую оценку общественно полезного труда, в результате которого производилась такая работа, которая шла на пользу всем людям, и он стал серединой нижней части социальной шкалы с её начальными тридцатью классами. Затем вводились коэффициенты, повышающие и понижающие, в зависимости от сложности выполняемых видов работ или произведенных человеком ценностей, а они могли быть не только материальными.

Чем меньше умственных и физических усилий требовала работа, тем дешевле стоил труд, но даже за самую простую работу, которая не требовала почти никаких усилий, человеку невозможно начислить, меньше, чем сорок процентов базовой оценки общественно полезного труда. Сорок процентов это первый социальный класс, который присваивается детям в момент рождения, а затем повышается каждый год сначала на один пункт до пяти лет. После этого, как только ребёнок начинает обучение в школе начальной ступени, социальный класс повышается на один пункт каждые два года, хотя дети и не трудятся. Тем не менее, именно общество, а не родители, обязано давать детям всё, что требуется им для полноценной жизни. Труд матери, ухаживающей за своим чадом до того дня, как ему исполнится четыре года и она отдаст его в дошкольную подготовительную группу, было принято оценивать точно так же, как и труд высококвалифицированного рабочего. На женщину при этом налагались большие обязанности, да и стать матерью она уже не могла из-за пренебрежения противозачаточными средствами.

Самый низкий, первый социальный класс, мы ввели для бездельников, не желающих заниматься общественно полезным трудом, назначив им содержание из расчета четверти опта, что означало вполне безбедную жизнь тунеядца. Второй социальный класс, это даже не полноценная работа, а подработка в течение одного, полутора часов. Путь до пятого социального класса, это также лёгкий труд, подработка для студентов средней и высшей школы. Сегодня, пожалуй, не найти человека с пятым социальным классом. Социальные классы с шестого по десятый, это школа начальной ступени в наше время, а тогда, начиная две тысячи девятнадцатого года, полный курс гипнопедического обучения, после окончания которого каждому человеку, как правило, присваивался минимум десятый, максимум двенадцатый социальный класс, и стремились учиться по двум причинам. Во-первых, в период обучения тебя обеспечивали всем необходимым для полноценной жизни, начиная от продуктов питания и одежды, до комфортабельного жилья, а, во-вторых, ты мог иметь легковой автомобиль или мотоцикл и моторное топливо к нему из расчета сто километров в сутки.

Когда мы полностью отменили деньги и ввели опты, люди творческих профессий впали было в панику, но им быстро объяснили, что отныне их творчество получит достойную оценку независимо от того, в каком именно виде оно дойдет до конечного потребителя. В форме живого выступления, в классическом виде печатных изданий, или будучи сохранённым в цифровом виде. Как и сегодня, в то далёкое время, большая часть художественных произведений литературы, музыкально-песенного искусства, театра и кино скачивалась из Интернета. Первое, что мы сделали, это почистили Интернет, заявив, что не допустим паразитирования на чужих талантах, но вместе с тем разрешили самым увлеченным людям оказывать помощь людям любых творческих профессий, но только на основании контракта. Одновременно мы ввели ограничение авторских прав, но не бесцеремонное и грубое, а гибкое и плавное. Если какое-то произведение искусства выкладывалось в сеть и привлекало к себе внимание хотя бы сотни человек в день, то его автор на целый год становился обладателем пятнадцатого социального класса. Чем выше была популярность любого произведения, тем больше оптов за него начислялось. Однако, во второй год его цена в оптах за это произведении снижалась сначала до семидесяти пяти, на третий год до пятидесяти процентов и потом шло снижение по десять процентов в год, пока опт не иссякал полностью.

Однако, некоторые произведения были настолько популярны, что опт на них снижался до тридцати процентов и оставался таким на несколько десятилетий. Это зависело не только от популярности, но и художественной ценности произведения, которая определялась на основании выводов специальной комиссии по формирования культурного и научного наследия планеты. Внести свой вклад в мировую сокровищницу культуры, искусства, и науки, стало для творческих людей самой высокой наградой, но вместе с тем немногим более полумиллиона самых выдающихся учёных, писателей, художников, композиторов и артистов, как и Верховные администраторы, достигли пятидесятого социального класса. Правда, мы трудились намного дольше их, но если честно, никого из нас это не волнует.

Наши коллеги из мусульманских стран поначалу требовали, чтобы мы запретили эротику, но мы не пошли даже на запрет порнографии. Правда, за съемки детского порно наказание было максимально жестоким, вплоть до смертной казни. Порнография же, как вы сами это прекрасно знаете друзья, жива по сей день, но находится под строжайшим запретом не то, что для детей, но и для молодежи в возрасте до восемнадцати лет, о чём нами и было заявлено, как только мы пришли к власти, уже на следующий день. Поначалу это вызвало в обществе гомерический хохот, но после того, как была создана полиция нравов, юмористам стало не до смеха. Мы даже пошли на то, что ввели раздельное обучение в школах, и к тому же обязали детей в возрасте старше десяти лет носить на руке электронный браслет безопасности. Без него ни один ребёнок не мог выйти из дома. Воспитатели детских садов и учителя автоматически получали двадцатый социальный класс и ставились в привилегированное положение. Уже через несколько месяцев, если кто и ездил на дорогих автомобилях марки "Мерседес" или "Лексус", то в основном учителя, а автомобили "Майбах", "Бентли" или "Ролс-Ройс", стали заслуженной наградой самым выдающимся профессорам университетов, но и требовать с них стали куда больше.

Благодаря ментосканированию мы прекрасно знали, с каким именно человеческим материалом, извините меня за такие слова, мы имели дело, а поскольку все ментосканеры планеты были изначально соединены между собой и подключены к сотням суперкомпьютеров, то наши лучшие научные кадры, состоящие их учёных-психологов, сразу же взялись за работу. Надо сказать, что Комитет Совести принимал самое непосредственное участие в составлении программы массовой коррекции поведения. Почти двадцать лет мы изучали поведение человека в семье и социальной среде, открывали новые направления в социальной психологии личности и разрабатывали прикладные компьютерные программы для того, чтобы как можно быстрее разобраться практически в каждом конкретном человеке.

Благодаря этому уже через два-три месяца, на основе информации, полученной в ходе двадцатиминутного сканирования сознания человека и его памяти, мы получили весьма полную картину реального положения дел с моралью и нравственностью в обществе. Оно было весьма удручающим, так более шестидесяти процентов людей специальные программы оценили, как склонных к преступлениям. Из них почти треть так и вовсе была самыми настоящими преступниками самых разных мастей и это была огромная цифра, почти миллиард человек, а ведь речь шла ещё не обо всех людях на планете. Зато ментосканирование дало нам возможность привлечь к своей деятельности множество честных и порядочных людей, а мы дали им возможность проявить себя, раскрыть весь свой потенциал до конца. До половины всех учителей и воспитателей было отстранено от работы, но им на смену пришли новые люди. Мы хотели как можно скорее начать процесс перевоспитания хотя бы детей и потому не жалели на это материальных ресурсов. Благо запасы позволяли.

То, что социальный статус даже простого детсадовского воспитателя, вдруг, взлетел так высоко, подействовало не только на родителей, но на их детей, хотя, как одни, так и другие не понимал, зачем мы так поступаем, если все вопросы с обучением можно решить с помощью гипнопеда. Ну, а мы, в свою очередь, именно так и поступали, когда начали учить учителей и воспитателей новой педагогике, в основу которой были положены совсем иные доктрины, построенные на альтруизме, социальном партнерстве во имя всеобщего блага и полном, всеобъемлющем равноправии. Социальный статус в новой системе координат был всего лишь той оценкой заслуг людей перед обществом, которая ни от кого не зависела. Ты получал только то, что заработал сам и этого у тебя никто не мог отнять. Если ты не смог вписаться в социум или он тебя почему-то отверг, это не означало, что став изгоем, ты был обращён на нищету, голод и холод.

Мы сразу же, буквально в первые часы, стали объяснять людям, что отныне не деньги, являются мерилом всех общечеловеческих ценностей, а тот социальный статус, которого ты достиг благодаря своему труду, причём не абы какому труду, а общественно полезному, продукты которого будут востребованы другими людьми. Как метко высказался по этому поводу Пётр, одесский шум, похожий на работу, оцениваться не будет, и если ты не захочешь это понять сразу, то больше десяти лет тебе не удастся сидеть на шее у общества. Опты невозможно присвоить мошенническим путём, их невозможно украсть или получить обманом. Поэтому лучше даже не думать о том, как им и дальше сидеть на чьей-то шее, а сразу идти работать.

Самой большой ценностью мы объявили человеческую жизнь, но при этом сказали, что наивысшую ценность для нас представляют дети и они получат от федерального правительства всё самое лучшее. Поскольку мы уже через три месяца доподлинно знали, кто и как относится к детям, то сразу же начали спасать тех из них, которые в этом нуждались. В те семьи, которые ещё можно было выправить, мы направили команды психологов, заставили родителей учиться, причём буквально вколачивали некоторые особо тупые головы, что наказание за ненадлежащее воспитание детей будет очень суровым. Мы вернули в школы воспитательный процесс, и положили именно его в основу обучения. Знания мы ведь могли дать и так, с помощью гипнопедии, а вот научить детей быть людьми могли только учителя.

Изо дня в день мы твердили, что первые два-три года будут периодом мягкого вхождения в Новую Эру, но потом мы начнём так туго закручивать гайки, что очень многие люди пожалеют о том, что они вообще родились на свет и стали такими, какие они есть на самом деле. А ведь всё происходило на фоне военного положения со всеми его прелестями, такими, к примеру, как комендантский начиная с одиннадцати часов ночи, военные патрули на улицах практически всех городов, а вместе с ними фильтрационные лагеря, недостатка в которых мы не испытывали. Нам ведь нужно было отделить козлищ от агнцев, и мы это сделали, нисколько не сомневаясь в своей правоте. Разумеется, в фильтрационные лагеря попали в первую очередь те люди, относительно которых и так хватало доказательств их преступной деятельности. За остальными преступниками был установлен негласный надзор, и мы начали их "вычислять" обычными детективными методами.

До той поры, пока под нашей властью не окажется вся планета, нам не имело смысла делать громких заявлений. Мы не хотели ввергнуть людей в панику и потому только говорили о таких вещах, как централизованное управление мировым хозяйством и всеобщая трудовая мобилизация. В этом плане нам очень помогло, что нам удалось заразить чуть ли не всеобщим энтузиазмом русский народ. После нескольких десятилетий беспредела и вакханалии вседозволенности чиновников, бандитов и силовиков, как только большая и самая опасная их часть оказалась за решеткой, русский народ воспрянул духом. Не смотря, на скептицизм, переполнявший умы и души людей, наш народ быстро сообразил, что возврата к старому точно не будет, а грядущее обещает стать для всех настоящим горнилом испытаний. Тем более, что не мы, а сама природа, точнее ураган Далила, показала, что такое стихия во всей её грозной силе.

Хотя в северном полушарии планеты ураганы достигли своего пика и теперь должны были ослабнуть, в южном полушарии они показали свою всё нарастающую мощь уже в ноябре две тысячи девятнадцатого года, а затем сделались ещё более мощными. Метеосводки стали походить на отчёты о ходе кровопролитной войны, но мы, благодаря команде Повелителя Бурь, были всегда на несколько шагов впереди стихии. Только поэтому мы смогли не допустить многочисленных жертв. Надо сказать, что с каждым годом прогнозы научной команды Виктора Медникова, становились всё точнее. От них мы теперь получали уже не общие, а детальные прогнозы с указанием координат тех мест, где следует ждать самых больших неприятностей.

Прогнозы не клались под сукно, а немедленно становились известны всем людям на планете. Мы точно знали, когда начнется очередной тайфун или ураган, знали его маршрут, силу ветра и энергию, а также время, когда он образуется и когда затихнет. И это было не гадание на кофейной гуще, а научный прогноз, построенный на точном знании предмета. Человек не был виноват в том, что климат так испортился. Техногенное влияние на климат очень ничтожное. Просто именно такова была судьба Человечества, в самый разгар процесса самоуничтожения, столкнуться ещё и с силами природы, для которых человек, как биологический вид, не имел какого-то особого значения, о чём мы также говорили очень часто, но уже с другой целью. Нам нужно было постепенно отучить людей от самой мысли полагаться хоть в чём-то на Господа Бога, и начать спасать себя и свой дом самим.

Идея Мэтта Грина отменить деньги и ввести опты, заставила людей всей планеты, всё Человечество, поверить в социальную справедливость. То, что мы, объединившись на севере, вместо того, чтобы и дальше грабить юг, посадили всех людей в кресла гипнопедии и обеспечили им безбедное существование, быстро изменило их отношение к лидерам переворота. Ну, а то, что в их числе были представители Ирана, Турции, Пакистана и Индии, так и вовсе настроило людей на позитив. Человек юга более ленив по своей природе, чем северянин. Дай ему хорошо поесть и возможность кейфовать с шлемом гипнопеда на голове, а потом поиграть в забавную игру — угадай, что ты видишь на экране компьютера, и он уже не станет надевать на себя пояс шахида. Тем более, что жена и дети сыты, обуты и не плачут по углам.

Впрочем, так длилось недолго и ровно через два года после начала переворота, все семнадцать его главарей снова обратились к своим народам и их соседям, но уже не с призывами. Первое, о чём они всех известили, это о том, что мысли каждого человека не являются для Комитета Совести ни тайной, ни секретом. Благодаря тому, что практически каждый человек прошел через процедуру ментосканирования, нам немедленно стали известны имена всех преступников на планете и найти их не составляло никакого труда. Каждому преступленику было обещано справедливое возмездие и поэтому им нужно было смириться и даже не пытаться оказать сопротивление. Населению было объяснено, что все те люди, за исключением самых жестоких палачей и убийц, которые состояли в различных террористических организациях, или совершали преступления по приказу военного руководства, не будут казнены. Зато все прочие садисты, убийцы и жестокие насильники, а вместе с ними маньяки, понесут такое наказание, которое заслужили.

Ни одно преступление, совершенное против личности, не должно остаться без наказания. Таким было наше заявление миру, но при этом даже самые кровавые преступления, совершенные по воле обстоятельств, нами не рассматривались, как заслуживающие смертной казни, если человек в них раскаялся и готов к тому, чтобы полностью переродиться. Поэтому мы заявили, что в ряде случаев не будем спешить со смертной казнью и дадим людям осмыслить всё ими содеянное. Только после этого людям было сказано о том, что любомирии, живущие в телах закоренелых преступников, находятся в таком подавленном состоянии, что уже не могут сдерживать процессы старения. Это выступающие подчеркнули особо и подали так, что не Комитет Совести, а сами любомирии выступают судьями. Надо сказать, что именно это подействовало на людей более всего.

Нам пришлось бы ликвидировать чуть ли не впятеро большее число преступников, если бы не это заявление. Уже очень скоро ментосканеры показали, что некоторые преступники буквально молили любомирий дать им последний шанс и были готовы пойти на что угодно, лишь бы у них не отнимали вечность. Надо сказать, что на протяжении всех двух лет, как я сам, так и очень многие учёные подробно разъясняли людям, что, судя по всему, любомирии способны творить настоящие чудеса. Медицина ведь и в наше время никуда не делась, а тогда хирургам в огромных количествах требовались внутренние органы для пересадки и мы дали их, взяв у свиней.

Свинья по своей физиологии очень похожа на человека, но ни один из её внутренних органов не годился для пересадки, пока в теле человека не поселялась колония крохотных докторов-любомирий. Уже на третий день после инъекции, хирурги могли пересадить человеку сердце свиньи или её печень, а также почки и даже лёгкие. Если для мусульманина или еврея это звучало дико, то для всех остальных людей пересадка почек свиньи была самым лучшим выходом из очень сложной жизненной ситуации. Отпадала нужда в гемодиализе крови. Но это ещё не всё, уже через семь-восемь месяцев после пересадки, в груди человека билось человеческое, а не свиное сердце и то же самое происходило с любым внутренним органом.

Когда Фархал Аббас два года назад говорил своим соотечественникам, что все педофилы расстанутся со своими гениталиями на пятьдесят лет, он не шутил и не преувеличивал. Хирурги действительно могли изъять любой орган человека, поместить в биоконтейнер, после чего он мог в нём жить отдельно от своего хозяина. Более того, человек получил возможность усилием мысли заставить своё тело измениться к лучшему, и на это уходило не так уж и много времени. Во всяком случае, лично я, таким образом, смог сделать своё лицо ещё красивее и подрасти не восемь сантиметров, а мой друг Пётр Егоров всего за полгода свёл с тела все свои татуировки. Об этом мы тоже очень много говорили, приучая человека к мысли о том, что мы даровали всему Человечеству то, что ему не смог дать сам Господь Бог.

Поэтому после такого выступления Эрвина Пири и его помощников, Человечество, хотя и вздрогнуло, всё же не завопило от ужаса и не забилось в припадке падучей. Зато наши органы правопорядка получили от всего мира негласный карт-бланш и немедленно арестовали всех, кого вычислили ментосканеры, а они вычислили всех. В итоге у членов Комитета Совести начались горячие деньки. Во-первых, им нужно было срочно заново провести ментосканирование сознания арестованных людей, а во-вторых, как можно скорее рассортировать народ. Правда, результаты второго ментосканирования привели к тому, что чуть ли не трети преступников пришлось сделать самую суровую выволочку, после чего дать пинка под зад, поскольку уложение о телесных наказаниях ещё не было принято.

Делалось это с очень большой оперативностью и всё потому, что программа ментосканера не находила в сознании человека преступных наклонностей на сегодняшний день. Естественно, об этом было заявлено едва ли не громче, чем о грядущих казнях, которые нам всё же пришлось свершать над теми, кого было уже не исправить. Исправляться же сами они не желали никоим образом. Такова была их натура и я, честно говоря, нисколько не сожалею, что скальпель хирурга прервал их жизнь, но при этом оставил жилым тело, которое досталось другому человеку. Вот тут надо обязательно сказать, что при этом обязательно нужно было сделать ещё и пересадку двух важных органов — сердца и тестикул у мужчин, либо сердца и яичников у женщин. В таком случае уже через каких-то восемь лет тело полностью меняло свою генетику. Удивительно, но факт.

О том, что я вам сейчас рассказал, друзья мои, в новой редакции истории Человечества не сказано ни слова. Мы специально сохранили эти факты в тайне, хотя далось нам это с большим трудом. Так началась Новая Эра. Прошло всего два года, а мы уже подвели черту под прошлым, чтобы забыть обо всех прежних обидах и взаимных претензиях. Не скажу, что в дальнейшем всё шло гладко, да и в то время проблем хватало, причём не с отдельными людьми, а с целыми народами, но об этом я не стану вам ничего говорить. Если захотите узнать, как мы приводили в чувство цыган, а также чеченцев и некоторые другие народы, можете прочитать отчёты тех времён, которые я специально приложил к своему рассказу.

Главное, чего мы смогли достичь за первые два года, заключалось в следующем — люди окончательно уверовали в три объективные данности. С любомириями внутри себя, карлик может стать великаном, уродец писаным красавцем, а задохлик атлетом и это будет закреплено на генетическом уровне навсегда. Причём именно на генетическом, так как любомирии могли изменять даже гены, а не то, что хромосомы. Увы, друзья мои, но вы в этом плане очень сильно проигрывает нам, первым носителям любомирий, хотя с другой стороны, где вы сегодня встретите карлика, уродца или, на худой конец, задохлика? Вам просто нет никакой нужды работать над собой с целью улучшения своего тела, а мы в те годы имели настолько убогие и несовершенные тела, что многих людей это очень сильно мучило.

Второй объективной данностью было то, что новый мировой порядок не допускал никакой несправедливости в отношении личности и давал каждому человеку подняться так высоко, как он того желал, но только не в системе административного управления единым планетарным государством. Мы уничтожили политику и ввели на всей планете систему местного самоуправления, которая на деле была частью общей административной системы, то есть частью единого социального организма. Но при этом все люди знали, что каждый человек независимо от того, мужчина это или женщина, обязан отработать свои пятьдесят лет на строительстве Стены и тут уже никто не мог ничего поделать.

Третья объективная данность имела несколько удручающий характер, новая власть, объявив военное положение, даже не собиралась отменять его не то, что в обозримом будущем, но и после него. Все люди, которые были живы в две тысячи девятнадцатом году, должны были прожить положенные им сто пятьдесят лет перед тем, как залечь в капсулы гибернации неизвестно на какой срок. Кому-то тогда стукнет всего сто пятьдесят лет, а кому-то будет под двести пятьдесят. Перспектива прожит лет двести, волновала каждого человека и, что самое главное, давала неплохие шансы пожить в своё собственное удовольствие, так как военное положение было не таким уж и строгим. Даже комендантский час был обязательным только для людей моложе двадцати пяти лет, но они уставали к десяти часам вечера так, что ни о чём, кроме сна, уже и не думали.

И всё благодаря тому, что в каждом муниципалитете было столько видов работ, что только успевай зарабатывать себе опдоллары. Даже в самых отсталых странах работы теперь хватало всем, но учёба там всё же была превыше всего. Благодаря русской "мозговой бомбе", даже после восьми часов, проведённых в кресле гипнопеда, любой человек, если он был старше восемнадцати лет, уже через пятнадцать, двадцать минут чувствовал себя настолько хорошо, что мог заниматься чем угодно. Для тех же, кому не исполнилось восемнадцати лет, сеанс гипнопедии не превышал четырёх, а то и двух лет и был разрешен, только начиная с четырнадцати лет, хотя дети восьми, десяти лет переносят гипнопедию намного легче, но только чисто физиологически. Такая ранняя гипнопедия категорически противопоказана человеку по психологическим противопоказаниям.

Поначалу мы хотели запретить коктейль "Дискотека", но бороться с ним было бессмысленно и потому, поднимаясь из кресла, любой человек, будь то мужчина или женщина, шел в бар, где ему подавали стакан этого напитка, похожего по виду на креозот, только с более приятным запахом. В мусульманских странах его называли "Шурави" и пили ледяным так же, как и у нас в России, залпом. В Западной Европе, наоборот, цедили через трубочку для коктейля, а в Великобритании и Соединенных Штатах делили на четыре двойных дринка и выпивали подряд, без перерыва. Там этот коктейль был назван просто и без затей "Крейзи рашенз". В России было построено чуть ли не три десятка заводов, на которых, гнали из ржи и сахарной свеклы самогон с повышенным содержанием сивушных масел, разливали в стеклянные емкости объемом в шесть литров и отправляли во все концы планеты Земля.

В Штатах тоже гнали самогон, точнее пытались гнать, но ни на что иное, как растопить печь зимой, он не годился. Любомирии восставали против него все разом и потому в желудке он мгновенно "сгорал". Зато коктейль "Дискотека", он же "Шурави" или "Крейзи рашенз", прекрасно делал своё дело, причём некоторое время спустя, даже без трёх таблеток эйфорина разной ударной силы. И вот ведь что самое удивительное, после него мы снова смогли начать пить другие спиртные напитки, но только благородные, такие, как коньяк, бренди, виски самого лучшего сорта, а также хорошие вина, вот только надраться в хлам, до поросячьего визга, не удавалось уже никому. Любомирии допускают только лёгкое опьянение, а по отношению к наркотикам они и вовсе заняли непримиримую позицию. Они вообще не оказывали на человека никакого воздействия, как и табак.

Люди всего за два года стали намного трезвее, вот только доброты в них, в целом, не сильно-то прибавилось. Однако, самое главное мы видели в том, что люди стали спокойнее относиться друг к другу, что не могло нас не радовать. Добавилась в характер людей ещё одна, пусть и не черта, а пока что чёрточка — способность к сплочению. Но это уже потому, что с одной стороны мы постоянно нагнетали страсти, а с другой, природа, раз за разом, метала в нас свои громы и молнии. Да так сильно, что мы были вынуждены эвакуировать людей из нескольких островных государств. Так на Мальдивы должен был обрушиться тайфун такой силы, что мы были вынуждены провести тотальную эвакуацию и вывезти с этих островов все исторические и культурные ценности.

После тайфуна Кентавр жителям Мальдивских островов уже некуда было возвращаться. Некоторые из островов вообще были смыты почти полностью. Такая же участь постигла такие островные государства в Тихом океане, как Тувалу и Кирибати, но над ними "поработали" тайфуны Борей и Зефир. Хотя там разрушения были существенно меньше, затраты на то, чтобы восстановить инфраструктуру, существенно превышали те, которые требовались для строительства новых городов в Австралии. Так природа давала людям понять, что любые наши действия оправданы, и выступать против нового порядка означало отныне только одно, накликать гибель на всё Человечество. Именно природа заставила людей стать сплочённее.

Уже в марте месяце две тысячи двадцать первого года, в основание гигантской Евроафроазийской Стены были заложены первые блоки. Несколькими месяцами раньше, в Норвегию, на остров Сёр-Квалёй, в порт Тромсё, были доставлены морем детали подводных строительных машин, трёх бульдозеров и двух укладчиков с огромными кузовами, что делало их похожими на самосвалы. Это были самые огромные гусеничные машины, когда-либо построенные человеком, которые показали себя в работе так хорошо, что в их конструкции если были позднее внесены изменения, то самые небольшие. Ходовая часть у них была одинаковой и состояла из двенадцати пар сдвоенных гусениц, расположенных под днищем силового агрегата. В передней части возвышалась цилиндрическая надстройка, на которой находился командный модуль, он же спасательный отсек, в котором могло с комфортом разместиться семьдесят шесть членов экипажа.

За надстройкой располагался кузов, только у подводного бульдозера он был поменьше, в нём находился балласт, а у самосвала намного больше и у него имелось ещё два громадных крана-манипулятора. Корпуса подводных гигантов были изготовлены из танковой брони толщиной в триста пятьдесят миллиметров. Каждую гусеницу высотой в восемнадцать метров, длиной в пятьдесят два и шириной в четырнадцать, приводили в движение восемь огромных электромоторов мощностью в два с половиной мегаватта каждый. Суммарная мощность четыреста восемьдесят мегаватт или почти шестьсот двадцать тысяч лошадиных сил, что превосходило мощность двигателей трёх авианосцев. Под водой эти монстры могли двигаться со скоростью в сорок восемь километров в час, и при этом бульдозеры были оснащены лопатой шириной в сто восемьдесят и высотой в сорок пять метров, изготовленной из прочнейшей стали.

Проехав от сборочного цеха до берега острова Сёр-Квалёй, машины спустились в Норвежское море и направились к границе континентального шельфа. Мы с самого начала планировали отгородить от мирового океана не только континенты, но и континентальный шельф, причём в значительной мере полярный. Мы должны были отвоевать у мирового океана шельф по двум причинам. Во-первых, чтобы сохранить в неприкосновенности запасы рыбы, особенно в Охотском море, а, во-вторых, сохранить соленость воды на прежнем уровне хотя бы в прибрежных морях. В остальном же Мировом океане, не смотря на его огромные глубины, солёность воды должна была понизиться весьма значительно, но только не раньше, чем через двести лет.

После того, как начнётся стремительное таяние ледников, к чему нам тоже предстояло подготовиться, построив гигантские гидротехнические сооружения для сброса пресной воды в Мировой океан, Гольфстрим мог прекратить своё существование, но этого всё же не случилось. Для того, чтобы быстрее согреть российскую часть Арктики, мы собирались возвести Стену таким образом, чтобы оставить в неприкосновенности Карибское море, где зарождался Гольфстрим, а затем оставить широко открытыми ворота на восток, отгородив шельфовые моря от больших глубин Северного ледовитого океана. Таким образом, мы могли резко изменить климат во всём российском Заполярье, сделав его в конечном итоге, подобным климату Западной Европы, что у нас и получилось.

Уже первые месяцы работы на шельфе показали нам, что строительство гигантской Стены, такое дело, которое будет вполне по силам объединённому Человечеству. Лица подводных строителей не сходили с экранов телевизоров и компьютеров, их имена стали известны всем людям Земли, но ведь на них работали сотни тысяч людей в Европе и Азии. Повсюду разворачивалась большая стройка, в ходе которой создавались не то что новые производственные мощности, но и закладывались принципиально новые индустрии. Особенно большие задачи ставились перед металлургией, которая переводилась с выплавки чугуна на выплавку железа методом прямого восстановления металла. Для этого требовался в больших объемах не только природный газ, но ещё и огромное количество электроэнергии, так что учёные принялись разрабатывать новые проекты мощных атомных электростанций.

Наши подводные гиганты оснащались каждый четырьмя атомными реакторами самой последней конструкции, и впоследствии не случилось ни одной сколько-нибудь серьёзной аварии, что и понятно. Во главу угла отныне ставилось только наивысшее качество. Лишь два года спустя мы открыто рассказали о всех своих планах. В том числе о том, что уже довольно скоро подавляющее большинство людей на планете будет пользоваться не личными автомобилями, а исключительно общественным транспортом. Автопрому было срочно приказано перестроиться и начать выпускать тяжелую строительную технику, а автомобили делать такими, чтобы их можно было эксплуатировать не менее сорока-пятидесяти лет. Зато в отношении маломощной трёх и четырёхколёсной мототехники, не было введено никаких ограничений, даже для той, которая была оснащена кузовом.

Впрочем, автомобили пошли на переплавку не сразу. Программа ведь была рассчитана на десять лет, зато начиная с две тысячи тридцать первого года уже было не встретить на дорогах шикарных лимузинов. Но это было тогда для меня пусть и ближайшее, но всё же будущее. В начале октября две тысячи двадцать первого года, хотя меня и манил к себе норвежский участок Стены, я вылетел в Австралию, где сразу же поднялся на борт нового океанографического судна. Это был разоруженный авианосец "Джеральд Форд", который после реконструкции получил новое имя — "Нептун".

Ещё совсем новый авианосец был спешно превращён в плавучий научно-исследовательский океанологический институт. Меня ещё в две тысячи семнадцатом году осенила одна оригинальная идея, но я не спешил ею ни с кем делиться. Как вы все знаете, друзья мои, начиная с того момента, когда Стена была нами построена всего на треть, она стала быстро обрастать кораллами с невероятно прочными скелетом. Для этого мы покрыли наружную стальную защиту толстым слоем биопластика. Да, но помимо этого мы ещё и создали с помощью генной инженерии несколько новых видов кораллов, которые росли в двадцать пять, тридцать раз быстрее, чем самые быстрорастущие кораллы Барьерного рифа и это нам очень помогло.

Благодаря этим кораллам, Стена сделалась местами толще почти на целых шестьсот метров и что самое главное, стала кормовой базой для огромного количества морских существ. Для того, чтобы достичь столь впечатляющего успеха, множеству учёных-океанологов пришлось провести в океане свыше двадцати лет. Не скажу, что я всё это время находился на борту "Нептуна", ставшего в конечном итоге одним из множества морских музеев, у меня ведь были и другие дела, моя каюта никому не передавалась. Это были прекрасные годы, о которых мне сегодня очень приятно вспоминать. Первый, кого я встретил в Австралии, был мой старый друг — Дмитрий Туманов. Он приехал встретить меня в аэропорту вместе с сыном. Дмитрий-младший был точной копией своего отца, только на голову выше, а ведь мой старый друг уже имел рост больше метра девяноста и догонял меня. Увидев их, я воскликнул:

— Богатыри! Настоящие былинные богатыри!

Мы с Дмитрием-старшим обнялись и тот рассмеялся:

— Да, ничего не скажешь, Митька, шельмец, обогнал меня просто так, за счёт природы, и я чую, что мне его уже не догнать. — расцепив медвежьи объятья, он подтащил ко мне сына — Боря, принимай научное пополнение. Из Митьки вышел чертовски толковый биолог. Думаю, он скоро и меня, и тебя за пояс заткнёт. Не голова у парня на плечах, а настоящий Дом советов.

Слегка похлопав рослого атлета по широченным плечам, я согласился:

— Да, Митёк, прочитал я его кандидатскую. Ничего не скажешь, голова у твоего сына действительно светлая.

Голубоглазый гигант смущённо опустил глаза:

— Ага, как же, дядя Боря, вас с батей после того, как вы любомирий открыли, уже никто в науке не сможет обойти. Поэтому я хочу заняться спасением океанской флоры и фауны.

Беря отца и сына под руки, я не преминул сказать:

— Допустим, Митя, любомирий открыл не я, а твой батя, так что тут все лавры только ему принадлежат. А то, что удалось сделать на Байкале мне, мог легко сделать любой другой учёный-биолог. Тем более, что я ничего не открыл, а лишь помог твоему отцу, но надеюсь, что у меня ещё всё впереди.

Дмитрий сразу требовательным голосом спросил:

— Боря, хватит отмалчиваться, рассказывай, зачем тебе понадобилось сразу четыре глубоководных спускаемых аппарата? Что будем искать на дне океана?

Поскольку уже через четыре часа "Нептун" должен был отправиться в свою первую научную экспедицию, которую я решил возглавить, то молчать уже не имело никакого смысла, и я ответил так:

— Ребята, мы отправляемся на поиски таких глубоководных кораллов, которые можно будет видоизменить и научить строить свой скелет не из одного только карбоната кальция, но и упрочняли его оксидом кремния. Их нужно не только найти, но и заставить расти намного быстрее, чтобы они сделали нашу Стену ещё прочнее. Теоретически это возможно.

Теоретически это действительно было вполне возможно, но нам пришлось положить на это немало трудов, ведь одни только поиски подходящих кораллов, которые смогли бы жить в полярных морях, заняли почти десять лет. Из аэропорта мы отправились в морской порт, и вскоре я поднялся на борт "Нептуна". На судне уже собрались все члены долгосрочной научной экспедиции и потому через десять минут были отданы швартовые канаты и четыре огромных буксира стали отводить бывший авианосец от причала. Через час мы шли полным ходом, взяв курс на Новую Зеландию, чтобы начать у её берегов океанологические изыскания.

Собраться все вместе мы могли только на взлётно-посадочной палубе, где и был поставлен прямо посередине стол президиума с огромным проекционным экраном позади, трибуна, а перед ней множество стульев и кресел. Учёным было самим принести мебель из помещений научных лабораторий. Поднявшись на трибуну, я первым делом поставил перед народом задачу по созданию нового вида кораллов, после чего сказал:

— Грядут большие перемены, господа. Солёность воды изменится, а вместе с ней будет стремительно меняться морская флора и фауна. Наша задача заключается в том, чтобы сохранить её разнообразие, ведь создавая внутренние моря, мы сможем сохранить биоресурсы моря, а возможно даже и преумножить их.

Моё выступление было коротким, всего каких-то десять минут, после чего на трибуну стали подниматься другие учёные и объявлять о характере своих исследований. Погода нам благоприятствовала, и мы почти до полуночи вели дельный и обстоятельный разговор обо всём, что только могло нам помочь справиться с грядущими бедами. Хотя в то время ситуация вовсе не выглядела такой уж безнадёжной, как раз именно учёные всё прекрасно понимали без лишних слов. Над нами уже не стояли политиканы и транснациональные корпорации, всякие там национальные интересы и прочие прежние условности. Мы были полностью независимы даже от общества, которому служили, и, тем более, независимы от так называемого общественного мнения. Всем нам хозяйкой была только одна дама, Её Величество Наука.

Как раз именно это все прекрасно понимали, и потому буквально каждый учёный говорил о том, что отныне нам некого и нечего бояться, а потому нам уже ничто не мешает выдвигать самые смелые гипотезы. Именно учёные первыми поняли, какими преимуществами обладает то мироустройство, которое мы предложили людям Земли, поняли и сразу же приступили к работе. Никто не ставил никому задач, они появлялись сами в ходе научных исследований. Если кому-то из учёных требовалось научное оборудование, то он просто шел на склад и брал его там. Если оборудования не было на борту "Нептуна", то учёный шел в отдел снабжения и объяснял, что ему нужно, а вот если оказывалось, что такого оборудования ещё не существует, то связывался с профильным предприятием и заказывал его.

Экипаж "Нептуна" был таким же интернациональным, как и его научный коллектив. Это были опытные моряки, но все они взяли за правило ещё и изучать те дисциплины, которые были востребованы на борту авианосца. "Нептун" был флагманом нашей научной флотилии, которая состояла из семи авианосцев, восемнадцати бывших круизных лайнером, девяти атомных подводных лодок и сорока двух судов куда меньшего размера. Благодаря энтузиазму учёных и нашему научному флоту, который был создан очень быстро, менее, чем за год, открытия посыпались, как из рога изобилия.

Мы жили на "Нептуне" очень насыщенно и весело. Буквально каждый день к нам прилетали артисты, чаще всего это были старые и новые рок-группы, которые давали по вечерам концерты, а днём набирались впечатлений. Прилетали к нам и другие музыкальные коллективы, даже симфонические оркестры, которые часто выступали вместе. Кроме них на борту "Нептуна" чуть ли не сразу получили постоянную прописку несколько съёмочных групп и это были отнюдь не кинодокументалисты. В Голливуде сразу смекнули, что теперь нам всем нужны совсем другие блокбастеры, а тут им даже не были нужны декорации, огромный научный авианосец и океан были под рукой. Фильм можно было снять на основе работы любой группы учёных, превратив всё хоть в мелодраму, хоть в подводный боевик, в котором учёные сражаются с огромными кальмарами.

Как и учёные, люди из области искусства и культуры также очень быстро всё переосмыслили и поняли главное, раз люобомирии так капитально переделали нас изнутри физиологически, то, значит, и психология человека тоже должна измениться, причём в лучшую из всех возможных сторон. Продавать своё творчество стало невозможно, деньги ведь отменили, пропала необходимость приковывать к себе внимание скандалами и сплетнями, так как за это нечем было платить, а потому оставалось одно единственное, либо ты занимаешься чистым творчеством и радуешь своих поклонников всё новыми и новыми произведениями, либо находишь себе другую работы. Многие певцы, музыканты и артисты именно так и поступили.

Самым трудным делом стало привлечь внимание людей к своим произведениям, исполняемым со сцены, если какой-то коллектив никому не интересен. Однако, людей искусства очень сильно выручил Интернет и то, что теперь фиксировался каждый просмотр файла, его скачивание на свой компьютер, а затем воспроизведение. Только благодаря этому нововведению нам удалось не дать людям искусства, причём очень многим, уйти из профессии. Впрочем, то, что мы почти их всех дотировали на начальном этапе и всячески помогали войти в новые условия, тоже нельзя сбрасывать со счетов. С людьми искусства хорошо поработали наши психологи, объясняя им, что социальный заказ общества на художественные произведения уже изменился.

Быстрее всего это поняли продюсеры кинематографа. Если мир изменился, и в нём больше нет солдат, прежних полицейских, а вместе с ними детективов старой школы, то нет никакого смысла снимать детективы и боевики. Так про кого тогда снимать фильмы? Где найти интересную историю? Ответ был ясен всем с первых же дней — надо снимать фильмы про стихию, про спасателей, про строителей Стены, тем более, что натурные съёмки засчитывались всему коллективу, как работа на Стене, и про учёных. Ещё в запасе оставались фантастика, но уже космическая, и старое, доброе фэнтези. Просто всё нужно было поднять на самый высокий художественный уровень и тогда интерес публики будет автоматически обеспечен. Тем более, что производство дало любителям кинозрелищ стереоэкраны для планшетов, а вместе с ними отличные виртуальные шлемы, которые также были отличным подспорьем в учёбе.

Мы сделали всё возможное, чтобы люди искусства могли начать творить по-новому, и они стали это делать, причём с энтузиазмом ничуть не меньшим, с которым работали учёные, конструкторы и инженеры, а вместе с ними большая часть рабочих, занятых на самых важных и ответственных производствах. Тем самым люди искусства оказали нам огромную помощь, но иногда нам всё же приходилось налагать "вето" на некоторые их произведения, которые прославляли насилие и жестокость, религиозные культы и извращения. В таких случаях мы больно били по рукам и правильно делал. Не в наших интересах было поощрять в людях низменные страсти.

При этом мы вовсе не стремились загнать искусство в жесткие рамки пуританства и даже фильмы для взрослых продолжали снимать, но с целым рядом ограничений. Даже такой вид искусства в первую очередь должен был оставаться искусством. Труднее всего нам было с литературой, ведь мы не ставили перед собой цели ввести цензуру в литературе, но и не могли допустить, чтобы некоторые писатели под видом литературных произведений проталкивали в Интернет плоды своего больного воображения и извращённого мышления. Поначалу мы даже не знали, что этому противопоставить, но и тут жизнь вскоре сама дала всему оценку и расставила на свои места. Стоило только нескольким читателям совершить преступления под влиянием таких книг, как к ним на скамье подсудимых присоединялись писатели.

Так крылатая фраза Тютчева "Нам не дано предугадать, чем слово наше отзовётся..." обрела в судах своего правового антипода "Вам надо было заранее подумать, чем могут обернуться ваши литературные домыслы". После нескольких очень громких судебных процессов, в результате которых на скамье подсудимых вместе с самыми оголтелыми экстремисты оказывались некоторые писатели, признанные их идейными вдохновителями, после чего тысячи других литераторов невольно задумались. Правда, бывало и так, что какие-то идеи писателя грубо извращались и тогда их не просто оправдывали, но ещё и объявляли жертвами преступников. В любом случае каждое подобное разбирательство было тщательным, и никто из писателей не был обвинён в экстремизме огульно. Зато иной раз случалось так, что исторические исследования некоторых авторов становились причиной куда более масштабных процессов, но уже не судебных, а несколько иных, называемых "Суд общественности" и тогда виновными называли целые социальные группы, а иногда даже отдельные народы или какую-то их часть.

Общество того времени нужно было отмывать от грязи, причём без малейшего снисхождения к трудностям существования отдельных народов. Мы делали это целенаправленно и стремились только к тому, чтобы люди сами поняли необходимость этого процесса, в котором чего никогда не было, так это требования покаяться. Осознать, что твои отцы и деды были неправы, что твой народ жил за счёт других народов, что это было преступно и несправедливо, ещё не означало, что ты сам в чём-то виновен. Просто это надо было признать, причём принять объективную данность без озлобления и жить дальше, зная, что никто не имеет права укорять тебя за то, что факты истории были именно такими, а не другими. Так мы решили однажды, и долгое время шли именно таким путём, пока не настали иные времена.