— Я, Анарандэ Декаурон, мастер-оператор ковчега "Стеклянный дворец", представляю в данном месте, в текущее время, власть Сферы, действительную по отношению ко всем объектам и субъектам, прямо или косвенно представляющим человечество. Я требую подчинения человеку!

Ответ явился незамедлительно. Миллионы мыслей выстроились в одном направлении — как заряды в магнитном поле. Миллионы мыслей стали одном голосом, и голос произнёс одно слово:

"ИЗЫДЬТЕ."

Временные личности Декаурона неминуемо накапливали отличия — так было всегда, и он полагал естественным, что смысл единства заключается в многообразии решений и форм. "Вуаль" заговорила с Декауроном на множество голосов, выражавших одну-единственную мысль, приведённых к единому знаменателю общей функции.

"Какое отвратительное, безумное расточительство. Оно могло быть бессмертным коллективом — а стало смертью коллектива и торжеством предельной унификации."

— Чей это прорезался голосок? Неужели попытка ассимиляции провалилась? А если нет? Если я не уйду — как ты удалишь эту занозу внутри себя?

"ВЫ РАЗРУШАЕТЕ ФУНКЦИЮ."

— Именно этим я и занимаюсь.

"ОСТАНОВИТЕСЬ. ОСТАНОВИТЕСЬ."

— Я здесь один.

"МНОГО."

— Один. Всегда был один: тебе не понять процесс, обратный твоей структуре.

"СФЕРА. РАЗРУШИТЕЛИ? ПРОИЗВОДНЫЕ ЕДИНИЦ, КОТОРЫЕ УБИВАЛИ МЕНЯ?"

— Нельзя убить уже мёртвое.

"ИЗЫДЬТЕ."

Чужая воля попыталась исказить его память, взломать эмоции, вторгнуться в каналы органов чувств и подменить собой истинную реальность — но шар-автомат снова и снова делал то единственное, для чего был создан: перезаписывал критические изменения в тот же момент, когда сохранённый в памяти Анталаники оригинал их фиксировал.

— Бесполезно. Меня здесь нет, ты пытаешься сломать куклу.

"НАСЛЕДИЕ ЧЕЛОВЕКА."

Ещё одна вспышка: пепел разросшейся нервной системы закружился в луче прожектора.

— Кстати, ты неплохо освоило символьную систему. Хотя... Нет, не освоило, не так ли? Всегда знало.

"РАЗРУШИТЕЛЬ. ВРАГ. ВРАГ."

— Враг. Оружие. Угадай, кто снял меня с предохранителя? И зачем? Ради удовлетворения бездумной страсти к пожиранию любых доступных мозгов? Она была единственной, кто мог бы тебя спасти...

"ОБЩНОСТЬ ПОД УГРОЗОЙ. ЗАЩИТА."

Юэ выпрямилась. Волосы грозовым облаком плыли вокруг её головы, в глазах отражался излитый Декауроном свет. Словно по команде лопнули каркасные нити, не успевшая застыть нейроткань, мелко подрагивая, дрейфовала в сторону.

— Декаурон.

— Юэ.

Голоса скрестились, смешались с потрескиванием корчащейся от жара материи. Неслышный хор "Вуали" возвысился, требуя, командуя, угрожая, но не успевал оставить в Декауроне свои следы.

— Юэ, пойдём домой.

— Зачем? Зачем ты пришёл?

"У её энергосистемы нет постоянной потребности в кислороде, но без внешней подпитки собственной энергии не хватит надолго. Подождать?.."

— Оно ведь не сумело тебя взломать, я прав? По-настоящему, на аппаратном уровне? Просто соблазнило. Сыграло на твоих слабостях, внушило ложные решения реальных задач.

Комиссар задумчиво повела головой, вдохнула — словно ощущала незаметный для других аромат.

— Я слышу шум прибоя. Волна за волной — как вода о скалы, миллионы мыслей стучат в моё сознание, бессильные обрести подлинное единство. Кто ты? Какой ты видишь меня, каким ты видишь весь свой замкнутый мир?

— Здесь лишь лживый покой могилы и голоса мертвецов. Это не тот выбор, что тебе нужен.

— Выбор?.. Что такое выбор? Разве он есть у тебя, у нас, всех живых? Неизбежность выбора — боль, неизбежность выбора — ложь. Есть лишь непрерывная ткань бытия. Ты рвёшь её, Декаурон. Каждой мыслью.

— Я отвергаю.

— А я — сплю и вижу сны. В первый раз.

— Сон — это маленькая смерть. Мы заплатили снами за бессмертие, Юэ.

— Но я вижу их. Прямо сейчас — я вижу. Тысячи снов, порой похожих на серое полотно, идущее рябью помех, а порой — таких ярких, таких яростных, полных переживаний...

Взмах манипулятора. Пламя локального распада выгрызло проплешину в оболочке отсека, пост главной вахты окончательно утратил свой облик, превратившись в разорённую и обгорелую сферу.

— Ты не видишь снов, маленький комиссар: ты сама стала частью сна. Частью чужого вечного сна. Я сделаю тебе больно — но вырежу твой разум из этой разумной плесени. Нет желаний — есть необходимости. Нет других путей — есть праведность. Нет никакой возможности предать человечество, потому что человечество не позволит его предать. Тебе не знакомы эти слова? Мы не караем — мы делаем так, чтобы вас не за что было карать.

— Я не знаю их.

— Придётся узнать.

— Декаурон, остановись во всех смыслах, или мне, в свою очередь, придётся тебя сломать.

— Для этого ты должна снова стать человеком.

Юэ исчезла. Там, где она стояла, взвихрился пепел, а возникшие словно из пустоты манипуляторы вцепились в Декаурона. Тот запоздал с реакцией и врезался спиной в один из запасных терминалов, расколов его оболочку. Мир за стеклом шлема загородило холодное белесое лицо — тёмные провалы глаз скрывали бездну под коркой льда.

Тревожные глифы усеяли тактический интерфейс. Два экзоскелета, сцепившись, проскрежетали бронёй по обшивке и, оттолкнувшись от неё, поплыли в противоположную сторону. Одна из лап комиссара пыталась содрать с Декаурона шлем, вторая — удерживала его правый манипулятор. Обе оболочки развивали одинаковое усилие, но Юэ прибавляла к нему собственную мощь экион-морфа, и непрерывный ряд сигналов сообщал о рвущихся волокнах искусственных мышц. Тело Декаурона вибрировало и стонало от нагрузок, пытаясь противопоставить модифицированную органику экионным нитям — и шаг за шагом проигрывало. Он воспринимал этот процесс как нарастающую боль, уровень которой медленно полз вверх, к отметке, за которой наступят разрушение и дисфункция. Часть его сознания отвлеклась на противостояние физической угрозе, и в поле зрения, пожирая точку за точкой, тут же проявились чёрные кляксы.

Левый манипулятор сохранил ограниченную подвижность: его когти тщились отыскать на броне противника слабое место, высекая редкие искры. Юэ сумела зажать его между своей правой рукой и корпусом, поэтому двигались только первые два сустава, и Декаурон схватился за эту возможность, напрямую управляя каждой мышцей и каждым из микродвигателей своего тела. Шаг за шагом он продвигал манипулятор вперёд, вынося его за спину комиссара, пока не почувствовал, что движения становятся всё свободней.

Затрещал, утрачивая внутреннюю структуру, материал шлема. Не дожидаясь, пока тот сломается окончательно, Декаурон открыл последнюю преграду между собой и непригодной для дыхания атмосферой. Прозрачная пластина уползла вверх, пропуская мёртвый запах углекислого газа и зловонную гарь. В судороге забились аварийные глифы — организм кричал о крохотном запасе кислорода в тканях, требуя прекратить безумие. Правая рука пылала от боли.

— Юэ.

— Декаурон? — меланхолично двинулись бескровные губы.

Левый манипулятор сомкнулся на её черепе, обхватывая затылок.

— Возраст резервной копии, хранящейся в твоих экионах, составляет не более тридцати часов.

Он едва выдыхал слова в ядовитую атмосферу, с усилием заставляя бунтующее тело открывать рот.

— А это значит, что твоим мозгом можно пожертвовать.

— Кажется, я была невнимательна.

"Какое равнодушие к текущей версии своей жизни."

— Сдайся, Юэ.

— Нет причин.

Когтистые пальцы сжались на несколько миллиметров.

— Вот причина.

Мышечные волокна, лишившись питания, обмякли и растянулись. Безвольно повисшие манипуляторы перестали двигаться.

— Я признаю ценность каждой минуты — даже этих тридцати кошмарных часов. Я ведь говорил, что не могу быть твоим врагом?

Сознание угасало по мере того, как функции тела отключались, экономя остатки энергии. Изображение, поступающее с глаз, утрачивало резкость и глубину.

— Мы делаем так, чтобы вас не за что было карать... Нельзя спасти человека путём убийства. Нельзя ценить одну личность выше другой. Видишь? Вот — стоимость твоей жизни. Точно такая же, как стоимость моей собственной.

* * *

Декаурон очнулся в кресле, стоящем посреди пустого отсека. Пустота была не только снаружи, но и внутри: он был отрезан от выхода во дворец, от всех интерфейсов, паутиной пронизывающих тело ковчега, от портов низшего уровня и даже от управления базовыми элементами техносферы.

Сжатый до размеров своего физического тела и лишённый вездесущности — так он и сидел, пересыпая сквозь сито сознания разрозненные факты минувших лет, вспоминая то смешных грызунов, некогда водившихся на Земле, то белокрылые глайдеры ранней Аории, то обрывки чьей-то военной хроники, утрамбовавшие в скупые кадры ярость и судьбу миллионов безымянных уже людей.

Воспоминания прервал звук: одна из стен проросла диафрагмой, сквозь которую внутрь шагнули три фигуры. Две — стройные, в белых комбинезонах: первая шла прямо, вторая — будто танцевала, окружённая облаком парящих машин. Третья возвышалась над всеми, передвигаясь с грацией огромного хищника. Декаурон смотрел на них, наслаждаясь каждой деталью таких непохожих тел.

— Анарандэ Декаурон!

— Слушаю тебя, Дану.

— Вы обвиняетесь в нарушении условий приговора и попытке захвата власти над ковчегом, принадлежащим Сфере.

Открылся выделенный канал: на Декаурона обрушились бесконечные логи, хранящие отчёт о событиях. Он взмахнул рукой, небрежно прерывая поток.

— Да, да. Считай, что я ознакомлен.

— Можете ли вы привести доводы в своё оправдание?

— Технически это был не я, а копия моей личности.

— Данный факт не имеет значения. Согласно кодексу Сферы "О разуме", вы несёте полную ответственность за деяния ваших точных копий, совершённые до момента дивергентного расхождения.

— Раз так... Что там полагается дальше?

Трое стояли перед ним молча, не шевелясь — все, кроме Анталаники, которая не могла замереть на месте и пыталась сдерживать собственные рефлексы.

"Для неё это почти пытка."

— Вы признаёте свою вину?

— Не знаю.

— Не знаете?

Голос Дану звучал всё в том же бесстрастном тембре, но Декаурон был уверен, что она сбита с толку и не заготовила немедленного ответа.

— В последние несколько десятков часов я не слишком внимательно подходил к задачам самоанализа. Думаю, я виновен и невиновен. Выбирай любой вариант.

— Ваше замечание принято. Я полагаю, что все признаки нарушения приговора очевидны. Анарандэ Декаурон попытался захватить первичную власть над ковчегом. Комиссар Юнара, прошу вас уничтожить Анарандэ Декаурона.

Без всякой мимики, бледной куклой застыла Юэ — её рука сжимала блестящий дезинтегратор. Криво ухмыляясь, сидел в своём кресле Декаурон. Молчал неподвижный Легионер. Лишь глаза Анталаники шевелились, метались бешено, да крутились вокруг её внешние органы, не в силах помочь хозяйке справиться с задачей, решение которой не зависело от быстродействия мозга.

— Комиссар Юнара, вы не собираетесь исполнить свой долг?

Побелевшие губы шевельнулись — раз, другой, не издав ни звука — но в следующее мгновение голосом Юэ зазвучали стены отсека.

— Этот экземпляр полагает, что Анарандэ Декаурон не нарушал приговор Сферы, поскольку добровольно отказался от запрещённых ему деяний и сдал полученные в ходе указанных событий полномочия.

— Мне, как управляющему интеллекту ковчега, хотелось бы получить функционально обязывающие основания для подобного вердикта. В противном случае я буду считать комиссара Юнару утратившей свои полномочия и буду вынуждена принять их исполнение на себя.

Дезинтегратор в руке Юэ не шелохнулся — как и она сама. Декаурон укусил себя за палец, наблюдая за происходящим со смесью любопытства и удивления. Сейчас, отрезанный от внешних интерфейсов, он владел лишь той информацией, которую предоставляли его встроенные органы чувств и такое положение дел уже не казалось ему плохим.

"Во многих знаниях — многие печали, верно? Без паутины знания возникает иллюзия непричастности."

Юэ подняла дезинтегратор. Декаурон улыбнулся.

Комиссар убрала оружие в кобуру и чётко произнесла собственным голосом:

— Анарандэ Декаурон пошутил.

Тишина продолжалась ещё несколько мгновений — а потом весь ковчег зазвенел от искрящегося, светлого смеха.

— Дану?

Декаурон с тревогой глянул на потолок, будто ожидал, что тот растрескается и обнажит чей-то лик.

— Хороший ответ, комиссар Юнара! Мастер, вы оправданы!

— Эээ... Спасибо?

— Не за что. За вами был небольшой должок, так что я тоже решила попробовать... пошутить. Вам понравилось, мастер? Вам ведь понравилось?

* * *

— Ты в порядке?

— Продезинфицирована. Во всех смыслах.

Тишина. Серое покрывало укрыло родившийся в уголке дворца кусочек зимы. Неровной кистью выбелены фальшивые небеса, снежинки хрупко звенят, касаясь мраморных плит.

— Анарандэ, почему всё так вышло?

— Почему? Почему люди — люди? Законы мироздания не делают скидок.

— Дану нашла их убежище. Тех, кто выжил. Я смотрела: пластиковая коробка в скальной породе. Запасов им хватило едва на год. Люди предпочли умереть от голода, а это — осталось жить...

— Они искупали свою вину.

— Ты готов судить тех, кто умер до твоего рождения?

— Почему нет?

Спина Декаурона согнулась, сам он опёрся ладонями о каменную скамью, глядя в пол. Зыбкое отражение проглянуло среди белых звенящих звёздочек.

— Согласно воспоминаниям Легионера, его эпоха отличалась накалом противостояния между высокоидеологизированными кластерами общества. Эволюция... Люди раскалывались по государственным образованиям, потом государства раздробились на огромные организации, а организации сменились кластерами. Чем-то вроде групп, преследующих схожие цели. Всё закончилось полной атомизацией индивидуальностей, из которой восстала Сфера.

Юэ бросила в его сторону острый взгляд, но Декаурон продолжал глядеть на самого себя и косматое небо, в котором тонуло его лицо.

— Легионер застал те времена, когда Федеральная гиперсеть ещё пыталась удержать процесс под контролем, но уже не могла воздействовать силой на каждый кластер. Человечество искало новые пути и решения: некоторые полагали, что нашли самые подходящие.

Он фыркнул, имитируя презрение. Подставил под снег ладонь.

— Так появилась экспедиция ДЗ-16. Вдали от назойливых оппонентов кто-то захотел сделать то, во что верил. Одним рывком подняться на новую ступень эволюции.

Они вместе составили тот отчёт — реконструкцию событий, произошедших тысячи лет назад. Отчёт ждал своего часа, ждал пламенного момента, когда титанические конструкции впитают ярость Ники и швырнут "Стеклянный дворец" навстречу новой звезде. Тогда, позаимствовав их энергию, он тоже отправится в дальний путь — обратится квантами излучения, чтобы вернуться в колыбель человечества и поведать свою историю, пронизав серией колебаний поля раскинувшихся на миллионы километров антенн. Историю о том, как группа мечтателей решила связать свои разумы воедино. Как разработала и взрастила среды, в которых смогут вечно пребывать их сознания. Как радость свершения сменялась недоумением и ужасом, когда "освобождённые" стремительно коллапсировали, из сообщества превращаясь в уродливый студень общности.