Жанна вошла в ванну и, открыв кран, плеснула пены и немного ароматической соли, пока теплая вода наливалась. Потом почистила зубы, а когда вода в ванне поднялась на достаточный уровень, опустилась в благоухающую пену. Теперь она отключила холодную воду, в ванну полился кипяток. Вскоре помещение наполнилось паром, и ей стало настолько жарко, что на лбу выступили капельки пота. Но Жанна наслаждалась теплом. Жарко и влажно — ее любимое состояние. Она снова представила Люка. Вспомнила, как они с ним познакомились...
Тогда был еще теплый ноябрьский вечер. Осень в этом году выдалась на удивление теплая, и Жанна вышла на террасу огромного особняка, где проходила выставка картин молодых художников реалистов. Жанна не особенно любила высокое искусство, но подруга пригласила ее, чтобы та развеялась. Не так давно Жанна рассталась с женихом, провстречавшись почти год, и в последнее время никуда не выходила.
Родители Жанны не жаловались на бедность, потому и отправили дочь в Париж, чтобы та набралась культуры, но, вместо этого, большую часть времени девушка шаталась по модным клубам и веселилась. Там она и повстречала Лорана — завзятого разгильдяя и отчаянного красавчика. Тоже сын богатых родителей и тоже, как и Жанна, любивший повеселиться, он был завсегдатаем всех модных тусовок. Они быстро попали в постель друг к другу — уже на втором свидании Жанна пригласила Лорана к себе и, после второй бутылки шампанского, сдалась. И это, впоследствии, посчитала самой большой ошибкой. Она досталась ему слишком быстро, что подняло его самомнение на невиданные высоты. Как ей потом рассказали, он завел вторую любовницу почти сразу — через неделю после их встречи. Но Жанна думала, что влюблена и это ослепило ее. Она все время придумывала ему отговорки, когда находила на одежде женские волосы, или когда от него пахло чужими духами. Но ведь это Париж, здесь принято целоваться при встрече, и никто не придает этому значения. Потому губную помаду на воротничке можно не брать в расчет. Так продолжалось почти год, пока она не застала Лорана в постели с другой девушкой. Причем в постели ее квартиры. Тогда она, как в тумане, пошла в другую комнату, взяла фотоаппарат и сделала более пятидесяти снимков соития. Получилось очень фотогенично. Ни Лоран, ни его любовница ее даже не заметили. Тогда Жанна вышла из квартиры и пошла гулять. Ту ночь она помнила смутно, и единственное воспоминание, что у нее сохранилось четко, это она, сидящая на берегу Сены, и рассматривающая фотографии с экрана камеры. Потом какой-то бар, там что-то крепкое, и вот она просыпается в постели с каким-то мужчиной. Она не помнила даже, как его зовут. Да что там, она не помнила, что они делали ночью. Она встала и, одевшись, ушла. Незнакомец не проснулся.
Прошел месяц с того страшного скандала, что она закатила Лорану. Вернувшись домой, Жанна обнаружила, что он с той стервой до сих пор в ее постеле. Он пытался оправдываться, говорил, что девица для него ничего не значит, но делал это настолько ненавязчиво и лениво, что привел Жанну в бешенство. Он рассказывал ей глупейшую сказку, и у него еще хватало наглости улыбаться. Лоран ушел из жизни Жанны не слишком расстроенным, а она проплакала почти неделю. Подруга Марта пыталась ее успокоить, но девушка слишком сильно замкнулась. Эта выставка — первое мероприятие, куда она выбралась, после разрыва с Лораном.
Она стояла на террасе и смотрела на людей, проходивших мимо картин. Каждый мужчина казался ей средоточием зла и обмана. Даже глубокие старики вызывали отвращение. И тут она увидела его. Он замер возле картины и внимательно осматривал холст, подпирая подбородок кулаком. Такого красивого молодого человека она еще не видела. Одетый в черное, но с очень бледным лицом, что создавало удивительно странный эффект, он не шевелился, вникая в каждый штрих полотна. А потом, словно почувствовав ее взгляд, он посмотрел на террасу. Но продолжалось это недолго, вскоре он вернул взор на картину.
Когда он закончил просмотр и исчез из виду, Жанна решила взглянуть на произведение, что так заинтересовало этого красавца. Картина изображала полуголую женщину с потрясающе алыми губами, откуда текла капелька крови. Женщина сидела на кресле, позади нее стояло зеркало, где отражалась ее спина. Она очень красива, если посмотреть спереди, но зеркало отражало бледную, покрытую струпьями, спину старухи. Быть может, даже мертвой старухи. Жанна посмотрела на название и прочитала: 'Смерть всегда подходит сзади'. Автором значился некто Люк. Ни фамилии, ни буквы с точкой, что должна имитировать фамилию, нет. Жанну потрясла эта картина. А ведь действительно, смерть является к нам сзади. Ты никогда не ждешь, но она приходит. Единственное, что непонятно, как такая картина попала на выставку реалистов. Ни тогда, ни после Жана так и не узнала, что картина отображала действительно реальность. Люк рисовал ее с натуры.
В тот вечер она еще долго искала картины с короткой подписью 'Люк' и нашла немало. Подруга сказала, что Люк — это как раз тот самый красавец. Все картины Люка обладали неким налетом грусти, восхищая разнообразием сюжета. Единственное сходство, найденное Жанной — на каждой есть кровь. Вот голова Иоанна Крестителя — очень талантливая репродукция. Вот странный мужчина в алом плаще, окруженный тысячью теней, а в его груди зияет страшная дыра. Картина называлась: 'Порог'. Смерть и кровавая тематика находилась на всех картинах, но при этом они оставались на удивление трогательными. У одного такого полотна Жанна и нашла будущего возлюбленного. Люк стоял перед собственным автопортретом. Он почти полностью обнажился на картине, единственное что, клочок полупрозрачного шелка прикрывал гениталии. Но шелк настолько тонок, а тело Люка настолько белое, что казалось, будто он голый полностью.
— А вы смелый человек, если решили показать себя публике таким, — сказала Жанна и сама удивилась, что смогла это произнести. Уже почти месяц она не заговаривала с лицами мужского пола первой.
— Смелость тут не при чем, — ответил Люк, но даже не посмотрел на девушку. Его голубые глаза приковали взгляд к самому себе на портрете. — Наше тело ошибочно отрывают от души, и мы прикрываемся миллионом комплексов, чтобы это подчеркнуть. Но задумайтесь, а не гордыня ли это? Помните, какой был первый признак, за который Еву и Адама изгнали из рая? Они стали носить одежду. Прикрыли срамные места. Можно трактовать это как то, что они узнали понятие греха, но можно и иначе. Не хотели ли они таким образом подчеркнуть свой разум. То, что они умнее животных и природы. То, что способность мыслить ставит их выше, чем остальных тварей. То, что они больше мозг, чем тело. И до сих пор мы стараемся разделить свое тело и свой разум. Посмотрите по сторонам. Вы видите людей, закованных во фраки так, что видны остаются только кисти рук и головы. Этим мы подчеркиваем, что тело ничто, а разум все. И, быть может, наши тела обиделись на нас и поэтому мы выглядим голыми настолько пошло. Гордыня заставляет нас превозносить мозг, но он точно такой же орган, как и все остальное. Но если взглянуть на нас в совокупности, можно увидеть главное.
— И что же главное? — Жанна заворожилась его приятным голосом. Только теперь он посмотрел на нее, и два ледника его глаз взглянули в ее лицо.
— Посмотрите на название картины.
Жанна посмотрел и прочла: 'Суть'.
— Мы есть неразрывны с нашим телом, — продолжил он. — Мы одно и то же. Целое. Вы никогда не думали, что триединство в христианстве может быть всего лишь тонким намеком на то, что мы сами едины в нашей тройственности. Отец сын и святой дух. Тело, разум и душа. И объединенные вместе — человек.
Они еще много говорили тем вечером, а потом он отвез ее домой. Но никаких фривольностей, и даже поцеловал ее на прощание не в щеку, как принято у французов, а галантно коснулся холодными губами тыльной стороны ладони. Они встретились через пару дней, и опять просто говорили. Он совершенно не пил спиртного, и этим приятно отличался от Лорана. В одежде Люк предпочитал черные цвета, оттеняющие его бледное тело. На третьем свидании он привел ее в свою мастерскую, и Жанна увидела не меньше пятидесяти картин его коллекции. Некоторые он написал сам, но большинство достаточно старые. Хотя тема — одна и та же. Люку нравились мрачные картины с небольшим философским смыслом. Спустя еще неделю он предложил нарисовать ее обнаженной. Она согласилась. И опять — ничего предосудительного. Она просто сидела на том же кресле, что и женщина из картины, с которой Жанна начала знакомство с его творчеством, а он рисовал ее. Жанна страшно возбуждалась и вскоре заявила, что это нечестно. Ведь он видит ее голой, а она его нет. Он согласился, и теперь рисовал ее, предварительно раздевшись догола. Это было потрясающая по абсурдности ситуация — два весьма красивых молодых человека приходят в мастерскую. Она раздевается, он помогает ей расстегнуть застежки со спины. Она поворачивается и смотрит, как раздевается он. И вот они стоят друг напротив друга. Оба молодые, оба обнаженные, и если бы их кто-то видел, наверняка сказал бы, что они сейчас пойдут в постель. Но вместо этого один идет к холсту, а другая садится в кресло, замирает, но дышит очень-очень часто...
Так прошли еще две недели, и только когда Люк закончил потрет, он овладел ей. Это произошло в мастерской, и стало самым прекрасным моментом в ее жизни. В данном случае, ожидание весьма-весьма проиграло награде...
Глава 3
Люк припарковал черный 'Феррари' напротив мастерской. Он неспешно вылез из машины, рука сняла черные очки, и солнечные лучики весело заиграли в голубых глазах — сегодня желтый круг на небе не доставляет неприятностей. После столь плотного завтрака солнце не может повредить его силе. Он поднялся на третий этаж дома и вошел в квартиру. В действительности этот дом принадлежит ему, но первые два этажа занимают молодые и старые, недостаточно сильные, чтобы гулять днем. А Люку нравилось, что даже проникающий сквозь стеклянный потолок свет не может его ослабить. Его силы сейчас — огромны, Жанна оказалась очень сильна, а ее суть очень вкусна.
Войдя в мастерскую, Люк сразу понял, что не один. Он прошел в комнату, где хранились законченные произведения. Посреди просторного помещения стояла та самая женщина, изображенная на картине 'Смерть всегда подходит сзади'. Она расставила возле стен три десятка полотен и рассматривала их. Самому старому холсту здесь — сто пятьдесят лет. Именно тогда Люк превратился в вампира. Картины изображали молодых красивых девушек, все обнаженные, и во взгляде каждой можно прочесть похоть. Самые лучшие работы относятся к периоду пятидесятых годов двадцатого века. Именно тогда Люк достиг вершин изобразительного искусства. Каждая черточка голых девушек выделена, каждая складочка одежд выверена. Казалось, виден даже каждый волосок. Никогда фотографии не добиться подобного. Только художник, только такой, как Люк, мог передать не просто образ, а саму суть, о которой рассказывал очередной жертве.
— Я не понимаю, — сказала Анабель.
Помимо кровных уз Анабель и Люка связывало и еще кое-что; сестра — первая обращенная им. Сегодня она не настолько красива как могла бы: на лице морщины, в волосах проглядывает седина. Она давно не ела, и приходилось подолгу спать, чтобы не умереть окончательно. Однако этим утром она зачем-то поднялась из гроба.
— Чего? — спросил Люк.
— Зачем ты их рисуешь? Ведь это глупо. И разве ты не можешь нарисовать их по памяти?
— Конечно, могу.
— Но тогда зачем? Пока ты рисуешь и развлекаешься, нам приходится голодать.
— Я притащил вам троих.
— Бродяг? — по некогда гладкому лбу Анабель пробежала четвертая морщина. — Фу. Их суть была противной. И всего трое. Нас ведь там двадцать и сильные забирают большую часть.
— Как только пройдет моя выставка, у нас будет достаточно денег, чтобы уехать и вы наедитесь всласть.
Анабель приложила ладонь к подбородку, как это любил делать он.
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала она, рассматривая портрет Жанны.
— Ты помнишь отца? — Люк подошел к креслу, где когда-то сидело как минимум сорок его жертв. Анабель размышляла, издевается ли он над ней или нет. Их отец умер от ее клыков.
— На вкус?
— Нет. До того, как ты его выпила.
— Смутно.
— А ты помнишь наш дом? — не отставал Люк.
— Да.
— Его спальню?
— Да.
— Детскую?
— Да.
— Галерею?
— Д-да.
Он знал, что причиняет ей боль. Именно в таком порядке он брал ее тогда. Сначала в спальне отца, потом в детской, потом в гостиной. После этого он остановился, и она превратилась в то, чем является и по сей день. Его служанкой.
— Гостиную?
— Да.
Он встал с кресла и подошел к ней сзади. От сестры распространялся легкий запах могилы. Он провел красивыми ладонями по ее груди. Она смотрела на кисти брата и чувствовала его силу. Люк почти полон, он мог разорвать ее на части хоть сейчас. Он развернул ее и расстегнул свою рубашку. Позволил полюбоваться идеальностью собственного тела. Потом он снял с нее платье и опять повернул, теперь к большому зеркалу. Ее облик в зеркале ужасал. Струпья покрывают тело, по левой груди пробежала трещина, показывая ребра, по бедру сочился гной из язвы. Он расстегнул ремень, брюки упали на пол, обнажая его до ее состояния. Вот только в зеркале Люк не изменился. Идеальный красавец полный сил настолько, что даже отражение не могло показать его суть. Контраст оказался велик. Страшное чудовище и прекрасный принц. Он провел ладонью по ее телу, и на миг раны со струпьями пропали, кожа приобрела молочный цвет, волосы почернели. Но продолжалось это всего секунду, потом она вернулась к состоянию ходячего кошмара. Он улыбался, по ее щекам текли слезы. Он наклонился к ее лицу и слизал их. Люк сжал ее руку так, что треснули кости. Слезы побежали двумя маленькими ручейками. Он наслаждался властью над ней. Его красный язык слизывал и напивался ее унижением, а она не могла остановиться. Все ее лицо заляпалось его слюной, губы брата оказались рядом с почерневшим ухом и прошептали:
— Ты помнишь, что висело в гостиной на стенах?
— Головы, — ответила Анабель безразлично. — Головы зверей. Охотничьи трофеи.
— Вот и для меня эти картины, как трофеи.
Люк сломал ей вторую руку. По ее щекам опять побежали слезы, а он принялся их слизывать. Он знал, в ее состоянии кости будут срастаться не меньше суток, причем, это будет очень болезненно.
Глава 4
Решар приехал в Париж к утру. Он вышел из вагона и двинулся к метрополитену. По дороге его никто не трогал, разве что полицейские подозрительно косились. Решар взял в дорогу лишь один чемодан, а из оружия только пять метательных бритв, но инквизитор считал, этого достаточно. Что с колдунами, что с вампирами у него все равно будет только один шанс. Если не убьешь колдуна сразу, он метнет в тебя треклятье. Даже если Решар сможет его разрушить, пока его скрючит от боли в животе, колдун просто подойдет и убьет его. Колдуны физически в несколько раз мощнее обычного человека, и пусть в основной массе они не могут двигаться быстро и поднимать тяжести дольше нескольких минут, этого все равно будет достаточно. С вампирами та же петрушка. Если не убьешь сразу, разорвет на части. Вампир тоже быстр и силен, вот только это никак не ограничено временем. И все же, если выбирать, с кем драться: с колдуном или с вампиром, Решар, не задумываясь, предпочел бы второе. Вернее, предпочел бы он первое, но только потому, что ненавидел колдунов намного сильнее, нежели вампиров. А так тот, кто управляет самой удачей, гораздо опасней кровососов.
