Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я как мог избегал полемики. Если мне и было интересно с кем-то поспорить, то только с Макгонагалл, а она не выражала своей точки зрения, ограничиваясь управлением дискуссией. Флитвик бы одобрил такой подход. Но иногда профессор все же просила кого-нибудь высказаться, в том числе и меня:
— А что на это скажет мистер Ди? Вы продолжаете настаивать, что сотворенные из неживых предметов существа являются големами?
Не то чтобы я настаивал... просто откуда вдруг у бывшей парты (железной бочки, стула, деревянного ящика) возьмется душа, обитавшая в нормально рожденном живом организме? Или давайте тогда признаем, что душой наделен любой природный или рукотворный предмет.
— Насколько мне известно, вы увлекаетесь тибетской магией. — Еще бы ей это не было известно! — Однако с точки зрения буддизма, души не существует.
Но разве нельзя увлекаться тибетской магией и не быть буддистом?
В общем, философия трансфигурации оказалась неожиданно интересной почти для всех. Радовало и то, что Макгонагалл, в отличие от подлизы Слагхорна, вела себя ровно со всеми нами, независимо от факультета и положения в школьной иерархии. Услышав ее приглашение задержаться, я был почти уверен, что разговор окажется связан с моими должностными обязанностями, и не ошибся.
— Присядьте, мистер Ди, — Макгонагалл указала на переднюю парту и сама села напротив. Последние ученики закрыли за собой дверь, и мы остались одни. — Я хочу поговорить с вами как со старшим префектом, в числе прочих несущим ответственность за то, что происходит в школе. Речь о вашем однокурснике, мистере Флетчере.
По мне, так дальше можно было не продолжать, однако Макгонагалл решила на всякий случай просветить меня по полной программе.
— Мистер Флетчер принимает ставки на все, на что только можно поставить, от собачьих бегов и квиддича и до завтрашней погоды. Он не гнушается брать деньги у младших курсов, ссужает в долг под проценты и принимает в качестве ставок не только кнаты и сикли, но и услуги. Проигравшие пишут победителям контрольные, делают домашние работы, совершают по их прихоти какие-то глупые, нелепые поступки! Я говорила с Горацием... — Макгонагалл помедлила, — но с тех пор ничего не изменилось. Надеюсь, мистер Ди, вы понимаете всю серьезность ситуации. Прежде всего, дети не должны играть в азартные игры, тем более на деньги своих родителей. Студенты, чьи домашние задания выполняют проигравшие, ничему не учатся, и это заметно уже сейчас, хотя только конец октября. Если Гораций не может или не желает принимать ответственность за ученика вверенного ему факультета, в дело пора вмешиваться вам. В любом случае, этому безобразию следует положить конец.
Нельзя сказать, что меня сильно волновало содержимое чужих кошельков или нелепые поступки, на которые кто-то по своей дурости подписывался, но с точки зрения интересов школы Макгонагалл была права.
— В принципе, мне все понятно, — ответил я. — Если существует правило, по которому азартные игры и букмекерство в Хогвартсе запрещены, проблема решается легко и быстро. Если же подобного правила нет, формально я не могу приказывать Флетчеру.
— Существуй такое правило, я бы к вам не обращалась, — недовольно сказала Макгонагалл. — В прошлые века к азартным играм в этих стенах относились не слишком строго, а в новое время интерес сам собой утих. Правила Хогвартса не менялись как минимум два столетия — у нас не было насущной необходимости вносить туда поправки. Разве что... — она чуть выпрямилась, — разве что при Дамблдоре отменили телесные наказания.
"При Снейпе тоже вроде особо не наказывают", подумал я. Со времени нашей встречи Лонгботтом больше не попадал в тюрьму, и за целый месяц я видел там лишь одного сидельца — пятикурсника из Хаффлпаффа, но не стал спрашивать, почему он туда загремел.
— Что ж, мистер Ди, — Макгонагалл поднялась; я тоже встал. — Постарайтесь решить эту проблему. Никто не ждет от вас мгновенного результата, но беспокоюсь о положении дел не я одна.
После обеда я поймал Флетчера у дверей школы, когда он отправлялся на занятия по уходу за магическими существами.
— Отойдем на пару слов.
Мы остановились у ближайшего окна, и я без предисловий перешел к делу.
— В общем так, Ник. У тебя есть неделя, чтобы закончить свой бизнес, вернуть деньги и отменить все пари. Не знаю, говорил с тобой Слагхорн или нет, но преподы из-за твоего увлечения на ушах стоят, да и некоторые родители начинают интересоваться, почему это карманные расходы их детей так резко возросли.
— Думаешь, я совсем дурак и не узнавал, можно в школе такими вещами заниматься или нет? — с невинным видом спросил Флетчер. — Я ведь не нарушаю никаких правил.
— Если не перестанешь, то через неделю начнешь нарушать.
— Специально для меня состряпаете? Я польщен.
— Мне плевать, чем ты занимаешься, до тех пор, пока нет пострадавших, — сказал я. — А поскольку я знаю, к чему приводят азартные игры, то рано или поздно пострадавшие будут. И если понадобится правило специально для тебя — состряпаем в лучшем виде.
Флетчер помолчал.
— С тобой говорил Кэрроу?
— Макгонагалл.
Флетчер фыркнул:
— Макгонагалл! Да кто она теперь есть?
— Преподаватель, — ответил я, — и не думай, что Снейп не будет ее слушать.
— Тогда почему она с тобой говорила, а не сразу с ним... или хотя бы с Кэрроу?
Вопрос был резонным, но мне казалось, что я знаю на него ответ.
— Наверное, потому, что я — меньшее зло по сравнению с директором и знакомое — по сравнению с Кэрроу. К тому же, в отличие от нее, мне нет необходимости переступать через свою гордость, чтобы обратиться к любому из них. Так что используй эту неделю с умом, а потом найди себе другое хобби.
— Я подумаю, — криво усмехнулся Флетчер и отправился на урок к Хагриду.
* * *
Через пару дней во время ужина ко мне подошел Кэрроу.
— Доешь — приходи в библиотеку, — сказал он.
Сперва я решил, что мне послышалось.
— Куда?
— Оглох никак? — Кэрроу поднял бровь. — В библиотеку, Ди. Книжки читать будем.
Когда Кэрроу ушел, Нотт начал смеяться, а Пирс взглянул на меня с укоризной.
— Почтительности в тебе ни на грош, — покачал он головой. — Нет чтобы сказать начальству приятное: конечно, профессор, сей момент, даже доедать не буду, а он — куда, чего... Еще бы прямым текстом выдал: удивляюсь, мол, что вы и слово-то такое знаете — библиотека, а уж что там делают и подавно.
— Очень смешно, — пробурчал я.
— А ты посади нас в тюрьму, — нахально заявил Нотт. — За моральный ущерб.
— Идите к черту! — я встал и под хохот своих товарищей начал пихать в рюкзак яблоки и мандарины. — Лучше по дороге поем, чем слушать ваш дурацкий треп.
Поднимаясь в библиотеку, я невольно задумался о том, почему меня вечно притягивает всякая гадость вроде снейповой коллекции тварей, Темной Метки, улыбки Амбридж или, например, Амикуса Кэрроу. Конечно, такие, как он, всегда умели расположить к себе ничего не подозревающую жертву и быстро находили с подростками общий язык — я знал ему подобных по уличному детству и ничего хорошего от них не ждал. Но, вопреки здравому смыслу, я не мог не признать, что общаться с Кэрроу было легко и иногда даже весело. Кэрроу бывал груб, но, в отличие от сестры, не злопамятен и тут же выбрасывал из головы все то неприятное, что слышал на своих уроках, в следующий раз говоря с возмутителями спокойствия так, будто ничего не случилось.
К тому же, в больнице он зря сетовал мне на "остолопов". Энциклопедическими знаниями заместитель директора не обладал, истории заклятий не знал, теории вообще не касался, однако умел завладеть вниманием аудитории не хуже Снейпа. Он был практик, объяснявший работу с любым самым сложным заклинанием так, что оно начинало получаться даже у Крэбба с Лонгботтомом, наших традиционных неудачников по защите. Кэрроу представлял свои объяснения настолько терпеливо и подробно, словно имел дело не с семикурсниками, а с умственно отсталыми шестилетками.
— Вот так встань, вытяни руку — смотри на меня, Лаванда, — и ме-е-едленно поворачивай ее вслед за моей... правильно... И залп!
Лаванда Браун повторяла за Кэрроу все нужные движения, однако из его палочки вылетала молния, врезалась в большой костяной шар на подставке и оплетала его сверкающими нитями, а из ее палочки появлялось круглое серое облако, которое неспешно устремлялось к своей цели, но рассеивалось под действием сквозняка.
— Господь всемогущий, Лаванда! — качал головой Кэрроу. — Считай, что тебя съели, детка. Живого наклави я вам, конечно, не достану... может, мне боггарта притащить, чтобы вы немного собрались? А лучше инфернала! — вдруг осеняло его. — Заодно поучитесь их создавать...
— Мы уже учимся говорить с мертвецами, — недовольно замечал Майкл Корнер. — Из нас тут что, некромантов хотят сделать?
Кэрроу смеялся:
— Вы такие серьезные, совсем шуток не понимаете! Давай еще раз, — оборачивался он к Лаванде, заметно напуганной мыслью об испытании заклинания против наклави и других морских чудовищ на инферналах. — Повторяй все мои движения и не забывай о заклятье!
Сейчас Кэрроу вместе с мадам Пинс ждали меня в читальном зале у стола, на котором лежало несколько пачек книг, завернутых в плотную коричневую бумагу.
— Значит, так, — сказал Кэрроу, как только я остановился рядом и бросил свой рюкзак на ближайший стул. — Вот эти... — он опустил руку на четыре пачки прямо перед ним, — раздашь завтра старостам факультетов, пусть выложат в гостиных на видном месте. Вечером приду, сам проверю. А вот эти... — он указал на две пачки побольше, — оформишь прямо сейчас и поставишь пару экземпляров на смотровой стенд, чтобы издалека было заметно.
"Там что, биография Волдеморта?", подумал я. Кэрроу направился к выходу, но у дверей обернулся:
— И сам не забудь взять! В ваш подвал тоже загляну.
Оставшись вдвоем с мадам Пинс, я вскрыл первую из предназначенных факультетам пачек и невольно усмехнулся. На ярко-розовой обложке небольшой брошюры изображался цветок, стебель которого оплетал зеленый клыкастый сорняк, готовый задушить и сожрать благородное растение. Выше рисунка стояла надпись: "Грязнокровки, и чем они опасны для мирного чистокровного сообщества". Судя по избранной автором цветовой гамме, передо мной вполне могло быть детище Долорес Амбридж.
— Их нужно оформлять?
Мадам Пинс отрицательно покачала головой. Вытащив из открытой пачки пять экземпляров, я предложил мадам Пинс все же оформить их и оставить в библиотеке, что называется, "для истории". Запихнув оставшиеся брошюры в рюкзак, я принялся распечатывать пачку тех книг, что следовало выставить на стенд. Добравшись до обложек, я на секунду остолбенел: с них на меня смотрел Альбус Дамблдор, бородатый, в шляпе и с улыбкой на губах. Над шляпой было написано: "Жизнь и жуть Альбуса Дамблдора". Внизу — имя автора: Рита Скитер.
Усевшись за парту и получив от мадам Пинс формуляры, я принялся наклеивать их на "Жизнь и жуть...", воодушевленный мыслью о том, что наконец-то у меня появился шанс подробнее разузнать об Аберфорте. Поставив два экземпляра на стенд и сложив остальные на полку за спиной мадам Пинс, листавшей уже оформленную брошюру об опасности грязнокровок, я попросил:
— Запишите мне, пожалуйста, — и протянул ей одну из биографий Дамблдора.
— Вы действительно хотите это? — с выражением брезгливости мадам Пинс приоткрыла книгу и пролистала несколько страниц. — Летом в "Пророке" публиковались главы... Скитер не умеет писать объективно и очень любит дешевые сенсации.
— Но там ведь есть хоть какая-то правда? — спросил я.
— Какая-то есть, — мадам Пинс вздохнула и начала заполнять мой формуляр. — Будьте так добры, Линг, положите их мне под стол... — она указала на три запечатанные пачки с брошюрами для Равенкло, Хаффлпаффа и Гриффиндора. — Что за пакость.
Я пролевитировал пачки, немного удивленный ее последними словами, произнесенными в присутствии человека, формально являвшегося Пожирателем Смерти, однако ничего не сказал, забрал книжку про Дамблдора и обещал придти утром за остальными экземплярами "Грязнокровок..." вместе со старостами.
Добравшись до гостиной Слизерина, я вывалил брошюры на стол, и пока немногочисленные присутствовавшие с любопытством рассматривали министерскую агитку, подошел к Балстроуд, в одиночестве сидевшей у камина спиной ко входу.
— Слушай, собери мне завтра утром старост седьмых курсов... — начал я и осекся. По лицу Миллисент текли слезы; она даже не пыталась их скрыть, уставившись невидящими глазами в огонь и не обращая на меня никакого внимания. Представить плачущую Балстроуд было невозможно, как невозможно было представить Дамблдора, идущего под руку с Темным Лордом и ведущим мирную беседу о пользе зеленого чая. Мне стало не по себе от мысли, что именно могло вызвать в нашей непробиваемой злюке такие эмоции.
— Миллисент, что случилось? — Я опустился в кресло рядом с ней.
— Кот... — сдавленным голосом прошептала она. — Мой кот...
— Что твой кот?
— Кажется, он умирает, — Балстроуд провела ладонями по щекам, вытирая слезы.
— Отнеси его к мадам Помфри.
— Я носила, она сказала, что не лечит животных.
— Тогда к Хагриду!
— Я пошла, а там Филч... запирал двери и отказался выпускать.
— Твой кот случайно не ухаживал за миссис Норрис? — попытался я разрядить обстановку, но получилось неудачно: Миллисент снова расплакалась, закрыв лицо руками.
— Ладно, тащи сюда своего кота, пойдем к Хагриду вместе, — сказал я. Балстроуд подняла голову:
— Ты сможешь открыть дверь?
Я кивнул. Миллисент вскочила и бросилась в спальню, а я пошел к выходу из гостиной, оставив рюкзак в кресле. Часть розовых книжек уже растащили; кто-то листал их прямо здесь, кто-то забрал с собой. Балстроуд вернулась через минуту с взъерошенным черным котом на руках. Кот лежал без сознания: его длинная шерсть свалялась, голова запрокинулась, рот раскрылся, дыхание было быстрым и неглубоким.
Запертые двери Хогвартса подчинились мне без возражений. В здание ворвался ночной морозный воздух и запах приближающейся зимы. Мы направились к берлоге Хагрида, чьи окна горели уютным желтым светом. Нам повезло, что Хагрид оказался дома, а не где-нибудь в лесу или в теплицах профессора Спраут. Поднявшись на крыльцо, я громко постучал в дверь:
— Хагрид, открой, это Линг! У нас кот умирает!
Долго ждать не пришлось — Хагрид отпер засов и молча пустил нас внутрь. Забрав у Миллисент кота, он положил его на стол и принялся осматривать.
— Давно это с ним? — спросил он. — Чего раньше не несла?
— Он только сегодня такой стал, — ответила Балстроуд, утирая слезы платком. — Я вернулась с ужина, а он лежит...
— Значит, раньше здоров был? — Хагрид перевернул кота на спину и осторожно начал ощупывать живот.
— Здоров.
Лесничий выпрямился.
— Что? — в голосе Балстроуд послышалось отчаяние.
— Дай-ка вон ту бутылку, — Хагрид указал мне на высокую коричневую бутыль, одиноко стоявшую на полке рядом с пакетом сушеных яблок. Найдя маленькую плошку, Хагрид плеснул в нее из бутыли немного прозрачной маслянистой жидкости, разбавил водой и сказал:
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |