Петля Мобиуса

— Вы можете взять его.

Старик посмотрел тусклым взглядом на меня, потом повернул голову в направлении медальона и взял Петлю в ладонь.

— Я хочу знать, — сказал я, — неужели этот предмет стоил жизни Поли и Андрея?

Старик перевел взгляд на меня и проговорил, обращаясь больше в пустоту, чем ко мне:

— Он стоит гораздо больше! Я ищу его уже много лет и вот, наконец, нашел!

— Вы знаете, зачем я вас выследил?

— Отомстить? — скорей утвердительно, чем вопросительно сказал он.

— Да, только прежде я хочу знать, почему вы убили Полю?

— Полю? Вы имеете в виду Гольдфейн? Нет, здесь какая-то ошибка. Данилов был убит, да и то по недоразумению. Перестарались ребята. Они должны были обыскать квартиру, найти Петлю Мобиуса, а Данилов не вовремя вернулся домой, так уж получилось. Гольдфейн же мы не трогали!

— Я вам не верю. Впрочем, теперь уже не важно, что вы скажете, я для себя все уже решил, — и я направил пистолет на его грудь.

— Постойте, — закричал он, выставляя вперед руки, как будто они могли его защитить, — я только хочу рассказать, зачем мне так нужен этот медальон, может быть, вы поймете!!! [Author ID2: at Tue Jun 27 22:30:00 2006 ]Я всего лишь хотел вернуть его!!!

В тишине, лишь изредка прерываемой шумом проезжающих машин, да перезвоном ночных птиц, подобно неожиданному грому поочередно прозвучали пять гулких выстрелов. Через минуту с дороги можно было услышать, как кто-то тяжелый приземляется на землю в темноте между заборами соседних загородных домов, потом послышались шаги, и в проеме появилась фигура человека. Он огляделся по сторонам, отряхнул джинсы и пошел быстрым шагом в направлении города. В кармане у него лежал небольшой медный брелок.

Глава 19

"Finita la comedia. Я сделал все, что мог. Полю вернуть нельзя, впереди — ничего, позади — лишь пустыня, и нужно заканчивать!" — я шел по ночной дороге, отворачивая глаза от света фар едущих навстречу автомобилей. Я точно знал, что сегодня — последняя ночь в моей жизни. Я посмотрел на небо. Какое же оно все-таки красивое! Ни одного облачка, покрытое миллиардами блестящих веснушек — таким оно бывает только в августе. Через двадцать минут я добрался до своего гольфа, завел его и поехал назад — в Москву. У меня было еще одно, последнее дело.

Остаток ночи я по привычке провел в машине, которую поставил на обочине среди других припаркованных машин. Спал совсем чуть-чуть. И когда по улицам пошли первые троллейбусы, вместе с ними пробудился и я.

Утренние улицы были еще пока свободны от пробок, я рулил по ним и наслаждался этим простым действием, практически нигде не задерживаясь. Так я колесил по центру Москвы, делая все новые и новые круги по Садовому кольцу. Изредка я посматривал на датчик топлива, удостоверяясь, что с каждым кругом его все меньше. Для себя я решил, что как только на приборной панели загорится лампочка, предупреждающая о скором окончании бензина, я выеду на третье транспотное кольцо, там разгонюсь настолько, насколько позволит мне машина и врежусь в бетонный отбойник. Это будет мгновенная смерть — а большего мне и не надо.

Около семи утра лампочка загорелась, и я свернул с кольца направо. Мне пришлось остановиться и пропустить небольшую группу пешеходов, следующих через дорогу. Я не видел их лиц, только лишь силуэты людей. Мне было не до них, я был сосредоточен на другом — все-таки не каждый день приходится умирать. На мгновение, я отвлекся от своих раздумий и увидел, как мимо бампера проходит какой-то человек. Я уже включил скорость и готовился начать движение, а этот человек помешал мне, и заставил вновь выжать сцепление. Что-то в его облике заставило меня забыть про смерть и мои мысли о ней. Я пригляделся: высокий рост, плащ, при ходьбе бьющий невесомыми фалдами по ногам. Тут он повернул голову, и я сразу узнал его глаза, именно глаза, остальные атрибуты лица совсем стерлись из моей памяти, но эти глаза — нет. Я отчетливо вспомнил, как когда-то меня удивила эта несуразность: молодое лицо и умные уставшие глаза много повидавшего человека. Он прошел мимо по зебре. Как-то так получилось, что я вдруг забыл, куда и зачем ехал. Для меня стало очевидно, что не зря он мне повстречался именно в это утро. Я припарковал машину, оставил ее не закрытой (так торопился) и побежал, как и в прошлый раз догонять человека, потерявшего медальон.

К счастью,[Author ID2: at Mon Jun 26 22:03:00 2006 ] за то время, что я парковался, он не успел свернуть в боковые улицы или опуститься в подземный переход. Перебравшись на красный свет через дорогу под яростные гудки машин, я выскочил из-за угла здания на тротуар, и сразу же увидел его — он удалялся легкой, чуть подпрыгивающей походкой. Я стал его догонять. Поравнявшись, я попросил его остановиться и спросил, не помнит ли он меня. Конечно, вопрос был глупый, с какой стати он должен был меня помнить, ведь почти год прошел с того момента, когда я нашел медальон. Он остановился и внимательно посмотрел на меня. Я вдруг опять ощутил себя маленьким безобидным зверьком, которого безаппеляционно рассматривают через решетку зоопарка. После минуты молчания, когда я уже начинал чувствовать всю неловкость положения, к моему крайнему изумлению он сказал совсем не то, что я ожидал услышать. Я думал, что он удивится и так и не вспомнит, но он, улыбнувшись, сказал фразу, которая меня поразила:

— Конечно, я вас помню. Вы мне еще предлагали взять назад Петлю Мобиуса, только я не взял, так ведь?

Он засмеялся, видя, в какое замешательство я пришел. Я и в правду вдруг осознал, что у меня почему-то открыт рот. Я решительно поднял челюсть, но выйти из ступора мне не удалось.

— Пойдемте, посидим где-нибудь, пообщаемся, — сказал человек в плаще и повел меня в направлении небольшого спорт-бара, что оказался неподалеку.

Зайдя внутрь, мы устроились у стойки, он заказал по кружке пива себе и мне. Пиво принесли быстро — других посетителей с утра в баре не было. Он с чувством отпил большой глоток, оставивший на его верхней губе кусочек пены. Я молчал, в предстоящем разговоре мне предоставлялась роль слушателя, а не оратора. Так что, куда торопиться? И я ждал, когда он начнет говорить. Он молчал и пил пиво, и я тоже пил. Потом без предисловия он спросил, явно не ожидая от меня ответа:

— Правда ведь, бесконечно интересно устроен мир, а? Кажется, что все о нем знаешь. Знаешь людей, законы физики, строение атомов, парадигмы обшества и кучу других вещей. А в один прекрасный миг, вдруг понимаешь, что не знаешь даже себя самого. Ведь с вами было такое? — спросил он на этот раз, посмотрев на меня, и стал ждать, что я скажу.

— Да, со мной именно так все и было, — сказал я.

Он как будто только такого ответа и ждал, а, дождавшись, сразу продолжил:

— У вас, наверняка, много вопросов? Я вам расскажу свою историю, может быть, это хоть что-то прояснит. Давно, уже больше пяти лет назал я случайно нашел небольшой медальон в старой сумке, которую не доставал из чулана, наверное, с самого детства. Я не знал, откуда он взялся, и решил, что, наверное, просто не помню, как когда-то давно он мне как-то достался. Подумав так, я вновь о нем забыл. Но вскоре со мной стали происходить разные вещи, которые тогда не казались мне чем-то неестественными. К примеру, однажды мне страшно повезло и, зайдя в казино, я выиграл огромные деньги. Подумав, я решил потратить их на то, чтобы объездить весь мир. Денег было столько, что я мог лет пять ни о чем не думать. Я так и поступил. В течение двух лет я исколесил полмира. Начал с Южной Америки, потом перебрался в Северную. Затем — Африка, Азия, Австралия и, наконец, последним пунктом была Европа.

В каждой стране я проводил от недели до нескольких месяцев — в зависимости от того, нравилось ли мне там или нет. И вот одним погожим апрельским утром такси высадило меня рядом с маленьким двухзвездочным отелем, затерявшимся среди многих других на пересечении с бульваром Клиши в Париже. Недалеко находился Монмартр и Мулен Руж. Шел уже третий год с момента моего шального выигрыша. Бросив сумки в номере, я, опытный путшественник, пошел прогуляться по окрестностям. Париж был прекрасен: эти дома, каждый их которых своеобразен и не похож на любой из соседних; улицы, больше приспособленные для ходьбы, чем для езды на машине, пленили меня с первого взгляда. Я сразу понял, что задержусь здесь на неопределенное время.

Я поднялся по крутой лестнице на Монмартр и бросил один евро в подзорную трубу. Мне хотелось впитать в себя и оставить там навсегда это первое впечатление от нового места. Над утренним Парижем поднималась дымка, правее, скрываясь за молодой зеленью раскинувшего свои ветви тополя, я рассмотрел стрелу Эйфелевой башни. Я вздохнул от удовольствия. Потом, присев на каменные приступки базилики, я стал с чувством вдыхать воздух, чтобы и его навсегда запечатлеть в своей памяти. Я закрыл глаза и сидел так несколько минут. Тот самый медальон, что нашел в старой сумке, я с тех пор носил с собой, используя его в качестве талисмана. В то время, пока я сидел, моя рука привычными движениями играла этим непримечательным медяком, подбрасывая его вверх и вновь ловя. Вдруг я услышал, что рядом со мной устроился на ступеньки кто-то еще. Я открыл глаза и увидел, что на меня неотрывно смотрит пожилой господин, который присел чересчур близко — незнакомые люди избегают по возможности такой близости и всегда стараются занять место подальше от остальных. Он же сел так, что практически касался своим бедром моего. К тому же, он еще и рассматривал меня. Я подумал, что это сумасшедший, либо нищий. И решил встать. Но старик, предвосхищая это движение, схватил мою руку и на чистом русском языке сказал:

— Не уходите, прошу вас, мне нужно с вами поговорить...

Такого я совсем не ожидал и, находясь в прострации, повиновался его просьбе и сел обратно на ступени. Он рассказал мне историю Петли Мобиуса. Он сказал так: "Петля Мобиуса — замечательная вещь, она направляет вашу судьбу в сторону осуществления самых сокровеннх желаний. Все получается как бы само собой. Но есть правило, которое никогда не нарушается и которое каждый новый владелец должен объяснить следующему за собой. Правило такое: медальон находится у человека только до тех пор, пока он ему нужен, и как только человек получает то, что мог получить, медальон сам собой теряется. После этого уже нельзя его вернуть назад — все равно толку не будет. К тому же, медальон нельзя подарить, нельзя отдать, нельзя продать — единственный способ избавиться от него — потерять. А потеряться он может только сам по себе. Так что, медальон играет ведущую роль по отношению к человеку.

На меня, пока он это говорил, накатило старое воспоминание. Оно как бы выплывало из-за толстой стены тумана, за которым покоилось много лет. Оно витало вокруг меня. И я все никак не мог выхватить его на поверхность своей памяти. А потом вдруг вспомнил с кристальной ясностью, как однажды, гуляя с друзьями по парку, нашел этот медальон. Он мне так понравился, что я долго с ним носился, а потом куда-то его задевал. Старик рассказал мне свою историю. Приводить ее нет смысла. А когда закончил, то проговорил, что тот человек, что был носителем Медальона до него, сказал одну фразу. Старик замолчал, как бы собирась с мыслями. Он сказал мне: "Петля — лишь катализатор. Инициатором изменений являешься сам ты! Как только ты это поймешь, то больше не будет преград!" Старик значительно замолчал, и вскоре мы с ним расстались. Я прожил в Париже полгода, а после вернулся в Москву.

Эта встреча заставила меня по-другому взглянуть на события, произошедшие со мной в последние годы. У меня было двоякое ощущение: с одной стороны мне достался счастливый билет, а с другой — мне неприятно было осознавать, что всем этим я обязан медальону. Мне хотелось чувствовать себя властелином своей судьбы, а не быть в роли Петрушки, подвешенного на веревочках и управляемого с помощью них неизвестным кукловодом. Такой уж у меня характер — все должно быть по-моему. Я все думал: старик сказал, что нужно понять, что источник изменений — я сам, а Петля — лишь катализатор. Значит, в принципе, все, что со мной произошло, могло произойти и без Петли. Это успокаивало мою гордость. А однажды я шел по улице куда-то по делам и вдруг на перекрестке меня схватил за плечо какой-то незнакомый человек. Протягивая в руке медальон, он предложил мне его взять, поскольку он думал, что это я его потерял. Я понял тогда, что вот и настал момент, когда пришло время расстаться с Петлей. Этим человеком были вы."

Он замолчал.

— И вы не жалеете, что потеряли Петлю? — спросил я его.

Он долго думал, прежде чем ответить, потом сказал:

— На самом деле, после всего этого, я изменился. Раньше я считал, что судьбы нет, а есть только воля человека. Теперь думаю, что, конечно, все не может быть в наших руках. Человек смертен, в конце концов, а иногда даже внезапно смертен, — он улыбнулся, — и, как во всех ответах на все вопросы, истина где-то посередине. Но главное, я понял, что одной только логикой объять мир невозможно. Вот наша с вами встреча нелогична, но я был уверен, что она состоится так же, как прежде произошла моя встреча с тем человеком в Париже. Так что, когда Петля потерялась, я не расстроился и подумал: "Что ж, дальше как-нибудь сам разберусь".

Он опять замолчал. Я попросил принести еще по кружке пива. Мне захотелось рассказать ему свою историю. Я не мог понять, почему, если Петля имеет такую силу, в моей жизни все так безнадежно? Почему одни получают с помощью Петли все, что они хотят, а я все потерял? Он внимательно меня слушал, изредка прикладываясь к пиву. А я все говорил и говорил, чувствуя, что ему интересно слушать. Я начал с того самого вечера, когда все не мог заснуть и решил, что так жить больше нельзя. Потом рассказал, как нашел медальон и бросил жену. Рассказал про работу в качестве бас-гитариста и подружку-малолетку, Свету. Про встречу с Полей, ее сыном Димой и бесконечно счастливое время, что было у меня в прошедшую зиму. Про Никиту Кузьмича и друга Андрея.

Мне было тяжело вспоминать то, как все вдруг разрушилось, так что приходилось иногда делать паузы, собираясь с духом, прежде чем продолжать. Но мой собеседник меня не торопил, и, сделав несколько глотков холодного пива, я вновь начинал говорить. Про жизнь в психиатрической больнице и добрую сиделку Елену Прокофьевну. Про то, как мысли о мести были единственным якорем, удерживающим меня на плаву, и как я все-таки выследил убийц, а потом вышел на главаря. Я рассказал ему, что когда уже целился в затылок этого человека, стоящего передо мной на коленях, то увидел, как мелко и жалостливо трясутся от страха его пальцы с наманикюренными ногтями, и понял, что все напрасно. Как расстрелял всю обойму в пол и ушел, оставив лежать на полу неподвижное, но живое тело этого жалкого человека, когда-то потерявшего своего единственного сына, и желавшего вернуть его с помощью петли. И как сегодняшняя встреча отсрочила мое самоубийство. И про то, как я не понимал и до сих пор не понимаю, за что мне это все?