Мёртвый-Плохой-Злой

— Так... — наконец, успокоившись, произнес гильдмастер, — пойдем-ка обсудим все... в спокойной обстановке.

— Не пойдем, — сказал я. — Я не Мораг Тонг больше.

— Мы восстановим тебя, — предложил данмер, — в том же ранге. Ты... верно служил Мефале и никогда не нарушал...

Мне стало противно. Я верно служил Мефале и никогда... ну почти никогда не нарушал Устава, а они сломали мое оружие и вышвырнули меня прочь, не желая марать руки о вампира. А теперь этот старый хрыч пытается сделать вид, что все в порядке вещей.

Я, конечно, сам виноват. Доверчивость губительна для ассасина, во всех формах. Я думал, что Мефала расположена ко мне, и руки Ткачихи ведут меня, я верил в нее... но что бессмертным даэдра наша вера и наша любовь? Просто любопытное свойство эльнофеев, наверное, наряду со смертностью и способностью не отчаиваться.

— Нет, — повторил я, перебивая грандмастера Мораг Тонг. — Я пришел только чтобы отдать мои регалии и вернуть дар вашей... Мефале.

Эно Хлаалу что-то пробормотал.

— Так может, вы дадите мне пройти? — осведомился я.

Данмер не сдвинулся с места. Та-ак. Уж не разыграется ли сейчас сцена "он слишком много знал"? Ну уж за свою жизнь я поборюсь. Боец он хороший, но он стар... он стар и — я знаю — слишком цепляется за жизнь для мораг-тонговца. Трусость ли это, не знаю, но это может помешать в схватке на кинжалах. Фехтование короткими клинками — тонкая игра и требует ясной головы.

— Я... мы... — и тут я понял. Он пытался извиниться. И не знал, что сказать, потому что... потому что он сам принял то решение, не слишком жестокое и не противное Уставу, вроде и кагути сыты и гуары целы, а ведь неправильное.

Неправильное.

Лучше бы он отдал на меня Приказ.

— Значит, можно исцелиться от вампиризма? — спросил Эно как бы про себя.

— Значит, можно, — сказал я безрадостно.

— Прецедент, Хальвес, — пробормотал Эно, присаживаясь на ящик, — вернее, это можно сделать прецедентом... если Мефала не будет против, изменить Устав...

— Бесчестье, — прошептал я. Сам не зная, что имея в виду. Наверное то, что Мораг Тонг встала на путь бесчестья — или всегда стояла на нем, сковав себя уставом и при этом слушая богиню, изменчивую настолько, что даже пол был ей не указ — гермафродита Мефалу.

Эно Хлаалу вскочил, словно это слово стало гвоздем под его седалищем.

— Вы подпишете на меня Приказ? — спросил я без околичностей.

— Нет, — сказал данмер слишком поспешно. — Нет, как внутреннее дело — не подпишу.

Уже что-то. Ко мне подошлют убийц, только если их закажет кто-то посторонний. Да и в этом случае, скорее всего, откажутся принимать контракт.

— Но все же... как ты исцелился от...

— Я оказал услугу Молаг Балу, — сказал я, вспоминая печальную и неистовую Молаг Грунду. В нашем ли она мире еще со своим возлюбленным или ее жестокий отец нашел другое средство ввергнуть их души в пекло Забвения? — Я обратился к нему в святилище Бал Ура... выполнил его просьбу... и он исцелил меня.

Незачем тебе правда, старик.

— Бал Ур, — повторил себе под нос грандмастер. — Хм, это важная... информация.

— Я искренне желаю вам ею воспользоваться, — и пока он не понял, что именно я пожелал ему, схватился за амулет возврата — и очутился в гостевой комнате поместья Курио.

Проверил, заперта ли дверь, налил себе флина.

Я не Мораг Тонг, но все еще советник Хлаалу. Не убийца, но дипломат. Не убийца, но шпион... шпион... шпион ли?

— Малакат! — шепотом выругался я. Вот уже который день я не мог решиться на это. Вроде несложно — приехать в Балмору и постучаться в дверь. Но я все оттягивал этот момент, и не мог побороть малодушие.

Флина мне оставили — как на троих.

Но пить я его много не стал. Только чтобы заснуть.

Гилдан, как я разузнал, поместили в Форте Пестрой Бабочки, под присмотр целителя. Маленький, вежливый бретон с фамилией Лирик, чуть смутившись, сказал, что "заколдованная девушка" помещена в одну из камер тюрьмы.

— Ну, вы же понимаете, — говорил он, пока мы шли по форту, — если верить той записке, что нашли около нее, она очнется совсем нескоро, это редкое заклятье замораживания. Она ведь даже не дышит, ее не нужно кормить... и убирать за ней тоже не нужно. Конечно, когда срок подойдет, мы перенесем ее в более комфортные условия. Прошло чуть больше полугода, если я не ошибаюсь... где-то у меня все это записано, вы не волнуйтесь.

Охранник, сочувственно вздыхая, отпер камеру. Гилдан, холодная и неподвижная, лежала на расстеленом на каменных плитах покрывале. Мой сопровождающий тактично увел легионера от двери.

Я сел на краешек покрывала, погладил лед, в который превратились руки моей бедной подруги.

"Ничего, Гилдан, ничего... зато очнешься — а все уже в порядке", — подумал я. Пыли было мало — все же камеру убирали.

— Еще поработаем, девочка, — вслух сказал я и заставил себя поцеловать замороженную щеку босмерки.

До того, как навестить Гилдан, я спрашивал Юлианоса об этом заклятьи. Он заверил меня, что единственный выход — ждать, пока она очнется. Я ему сказал пару ласковых по этому поводу, на что он только виновато развел руками и сказал, что готов во искупление вины взять ее в жены, чем меня возмутил донельзя. Нужен он ей очень, урод одноглазый.

Отсыпав Лирику сотню золотых, я покинул форт и направился в Альд'рун пешком. У меня было еще одно дело. Пять тысяч золотых для сестры Свелиана Элберта и письмо от охотника на вампиров Джонатуса Харкеруса, которым я как-то прикинулся в самом начале моей идиосткой затеи.

В письме говорилось о том, как ее брат, хоть сам и был вампиром, помог мне, то бишь Харкерусу, отбиться от диких кровососов и погиб в неравном бою с ними. Этот сентиментальный бред сочинил Крассиус, наш графоман, и так долго смолил мне мозги, что я наконец согласился отдать письмо госпоже Эдвинне. "В конце концов, кому станет хуже, если эта бедная женщина будет помнить брата героем, а не чудовищем?" — говорил Курио. "Да просто не буду ей ничего сообщать и все", — сначала говорил я, а потом мне надоело, да и Крассиус начал рассуждать, что если не я, то пошлет он сам, зря он, что ли, это письмо писал полдня.

— Меня просили передать это вам, — сказал я, вручая мешок с золотом и письмо Эдвинне Элберт.

— Мне? Зачем? Кто? — магичка недоуменно взвесила в руках деньги.

— Все в письме. Это... конфидециальная информация, поэтому я прошу вас прочитать его позже, и там, где вам никто не помешает. А я тороплюсь, мне нужно срочно в Балмору.

— Эрраниль! Этого господина телепортируйте за счет гильдии, — крикнула Эдвинна, на которую, очевидно, произвела впечатление сумма.

Меня телепортировали в Балмору бесплатно. И скоро я, заставляя себя не думать о том, какой прием окажет мне Кай, и о том, что вдруг кошмарное видение, что наслала на меня Вермина, окажется пророческим, переходил Одай по знакомому мостику без перил.

У двери Кая я все же замешкался.

Ладно, Хальвес. Как говорит Кай, отставить сопли.

Я понял руку и постучал в дверь — не своим условным стуком, просто так.

— Кто там? — послышался ленивый, нечеткий голос — хотя бы жив и также строит из себя безобидного наркомана! — погодите... сейчас... ох, старость не радость...

Дверь открылась и из нее, сутулясь, выполз Мастер-Шпион Клинков.

— Что вы хо... — начал он скрипуче, еще не узнав меня, а потом отшатнулся, выставляя руки перед собой в "стойке серебряной рыбы".

А я стоял и смотрел ему в лицо, и солнце не обжигало — грело меня. Горло у меня перехватило.

— Хальвес? — выдохнул Кай, опуская руки, а потом сделал два осторожных шага вперед и вгляделся в мои глаза.

Еще шаг. И радость на лице учителя была мне, как Императорская амнистия.

— О боги... Мальчик мой.

И глава Клинков Вварденфелла обнял меня, как отец — сына, вернувшегося из вражеского плена.

А потом он вспомнил о неободимости конспирации и виновато оглядел улицу, к счастью, пустынную.

— Старею, — сказал Косадес своим нормальным резким тоном. — Пойдемте, агент. У меня для вас есть информация. Только тихо — там отдыхает наша коллега.

Кто-то из Клинков, незнакомая мне тощая девушка из данмеров, дрых на кровати Косадеса. На не очень красивом, осунувшемся лице красовались царапины.

— Новенькая, — прошептал Кай, — и в некотором роде виновница твоего перевода.

— Перевода?

— Ну да. Хм. Твоя настоящая фамилия ведь не Венитус?

Ух ты.

— Верно. Не Венитус. Геррол, господин Косадес, — признался я. Осудили меня тогда под фамилией моего бывшего учителя, по легенде я был его племянником (мой тезка, тоже Хальвес, он пропал без вести в Чернотопье), а я и рад был, что мою семью никак это не заденет. При аресте сказал, что не знаю своих родителей... так и записали.

— В общем, теперь, когда в Киродииле выяснилось, что ты не он, и день рождения у тебя не то... короче, теперь у тебя несколько другая работа, поспокойнее, повдумчивее, тем более, что у тебя теперь есть связи с Домом Хлаалу...

— Есть, Мастер-Шпион.

— А вот эта девочка будет продолжать то, что начал ты.

— Как угодно, господин Косадес.

На его слова, равно как и на девушку, я тогда особого внимания не обратил, слишком рад был, да и что я мог иметь против работы поспокойнее? Вроде уж приключений мне на всю жизнь хватило. Поэтому тот день мне запомнился многим, но совсем не тем, что тогда я впервые увидел ту, о которой потом говорила вся Империя, восхищаясь, не веря, завидуя — увидел Ллавелею Фарнлот, сироту, бардессу, осужденную за воровство и освобожденную тайным приказом Императора...

Увидел саму Нереварин.