"Небесные Воины" Борисова - Беларусь

А битва у ворот Босисовской крепости продолжалась дальше. Расстояние до них, почему то всё ещё открытых, составляло каких то жалких двести — триста шагов и вся масса 'чехов', окрылённая успехом устремилась туда. Некоторые из наёмников останавливались на некоторое время, что бы выстрелить из своих мушкетов, да только невдомёк им было, что защитники устроили за деревянными стенами современные укрытия от вражеских пуль.

Генерал Чернецкий с помощниками, как только очутился в Борисове, сразу выяснил всё о пробивной силе и скорострельности тогдашних мушкетов и придумал способ защиты. На каждой стене твердыни они устроили по пол сотни точек для прицельной стрельбы. Теперь пуля от мушкета, выпущенная даже из ближайшего расстояния, если и пробивала старые деревянные брусья, ещё должна была преодолеть пяти сантиметровый слой песка и железную жесть из переработанных останков бердышей. Благо, — этого материала в округе хватало.

Борисовцы, как на учебных стрельбах, отстреливали одного нападающего за другим, радуясь, что защитная конструкция не позволяет дыму от порох вернуться струёй им в глаза и разрешает спокойно прицеливаться, не загружая весом мушкеты мышцы рук и спины.

— Только заряжай по инструкции, — смеясь, говорили они незнакомое слово своим пахоликам, еле успевающим им подавать мушкеты и пищали.

Сами СОБРовцы употребляли силу своих 'Винтарей' редко. Отстрелили только пару особо запоминающиеся личностей, да и то прислушались к приказу Генерала щадить московских бояр. Все знали, что царскому постельничему был отдан приказ любой ценой взять их крепость до вечера. И чуть за это не поплатились.

В одно время число наступающих и презирающих пули московитов стало таким большим, что стволы старинных мушкетов, кулеврин и остальных пушек начали уходить из строя один за другим. Они не выдерживали скорости перегрузок и начали разрываться прямо в руках. Так погибли ещё несколько ' Небесных воинов'. А Виктора Федосеева вообще шальная пуля прошила на сквозь, отскочив под углом от жестяной преграды.

А генерал всё выжидал и выжидал. Даже крупные потери среди защитников не остановили его. Только поняв, что враг не предпринимает обходного маневра и не хочет штурмовать западную стену, приказал выступить двум ротам штрафников.

— 'Интересно, которая из задумок генерала сыграла решительную роль в этом побоище? То, что этот сброд из холопов и наёмников пошёл на смерть с песней, или то, что сидящие на стенах ветераны отстреливали один за другим любого решившегося сколотить строй обороны у врагов?' — подумал Сергей пренебрегая болью продолжил рассказ.

На всяком случае, эти несколько сотен бродяг попытались изобразить правильное 'каре' и безжалостно смели оказавшихся на их пути нескольких 'чехов'. Они прошли по полю, добывая раненных врагов пиками или саблями и повернули на право, где наблюдалось скопление выживших стрельцов. И, несмотря на отчаянную стрельбу из мушкетов и пищалей последних, заставили их дрогнуть и побежать.

Только тогда генерал разрешил выехать гусарам полковника Поклонского, предупредив, что всем им разрешено удаляться от крепости только до ближайшего леса. На этот приказ гордые шляхтичи не обратили не малейшего внимания и занялись истреблением убегающего противника. Хорошо, что московиты, улепётывая со всех сил, смели татар Якоба Черкаского, а самые умные ветераны довольствовались взятием в плен богато одетых бояр. Остальные, в припадке военного безумства, наскочили на следующий по пятам полк шотландских наёмников, который спокойно принял их ощетинившийся алебардами и расстрелял из далека.

Сергей рассказал девушке, как ругал генерал полковника Констация Поклонского узнав, что из трёх сотен недавно набранных гусаров вернулась только половина. И только вид, когда за ними бегущими из леса, одна за другой, начали выходить и строиться шеренги 'чехов', заставил начальство успокоиться. Сергею признался, что тогда страх обуял многих и его тоже. Что творилось в голове генерала, он не знал, но что тот приказал всем им занять места и подготовить к бою всё своё сооружение, помнил.

Ситуацию спасли именно эти самые роты штрафников. Ведомые вечным залётчиком, польским шляхтичем из под Радома, Владиславом Конюшевским, они выстроили правильное каре около ворот крепости. А когда они запели свой гимн, смолкли все.

' Мы Чемпионы,

Мой друг!'

Услышав, как этот сброд горланит незабвенную мелодию легендарных английских рокеров, Сергей чуть не упал на землю от смеха. Но сдержался, как и все его друзья. Они наконец поняли смысл безумной затеи генерала с глупыми маршами под песни в столовую или на утреннюю зарядку. Люди семнадцатого века — они как дети. Всё воспринимали слишком близко к сердцу. Поющие о том, — что они самые лучшие, — штрафники просто самоутверждались в этом жестоком мире.

Именно это поняли и 'чехи'. Увидев перед собой ковёр из мёртвых и раненных людей и лошадей, а за ними стоящие шеренги литвинов, показывающих свою готовность умереть, но не сдаваться, они остановились. И после недолгого совещания решили приступить к правильной осаде крепости.

Сергей закончил свой рассказ в тишине. Он даже не заметил как его раны начала осматривать Ирина. Кристина давно перестал плакать и это было самое главное.

Тут в комнату вошла Эльжбета. На её голове красовался белый платок с вышитым красным крестом, делая её совсем неотразимой. Она втиснула назад непослушную прядь и попросила женщин вернуться в операционную.

— Ну что, мой рыцарь! Ты на столько погряз в войне, что совсем не находишь времени навестить наш лазарет, — выговорила, осматривая царапину на его плече.

Сергей корил себя последними словами. За эту неделю, после первой их встречи, он никак не мог найти свободной минуты, что бы встретиться с спасённой им женщиной. То война, то приказы генерала и длинные ночные марш броски забирали его последние силы и время. Помнил, как не один раз ругал себя, засыпая в казарме, что не смог найти прекрасную польку. Даже все уши прожужжал своим друзьям, расспрашивая о ней.

А тут эта царапина и приказ генерала пойти в полевой лазарет.

Эльжбета медленно сняла с него остатки рубашки и начала прощупывать пальцами его грудь, ища других ран. Глаза у неё вдруг стали такими влажными и отречёнными, что Сергей не нашёл другого способа утихомирить желание, как только обнять и горячо поцеловать её.

**

Вероника Михайловна положила ладонь на живот Алёшки. Как она и предполагала, увидев рану и страдания 'сыночка', он стал плоским как доска. Мышцы напряглись и животик перестал быть мягким.

'Содержимое кишок уже разлилось внутри. Впереди смерть в мучениях, если ничего не придумаю' — решила.

Парень схлопотал ранение глупо до обидного, сняв из-за жары свой бронежилет. Кто знал, что считавшийся спокойным его пост наблюдателя, станет ловушкой, когда недалеко взорвётся маленькая пушка. Осколки от неё выкосили половину защитников восточной стены и ещё стольких праздных зевак.

— Ну что тебе не лежится, всё на подвиги тянет? Смотри, только подняли на ноги, а ты снова у нас валяешься. И даже со сквозным ранением брюшной полости. Ох ты наш миленький! Сейчас укольчик сделаем и ты всё забудешь.

Вероника Михайловна еле сдерживала слёзы. Она уже привязалась к молодому парню, который однажды спас её жизнь. И теперь видела, как он мучается в судорогах смерти и не могла помочь. Только сидеть около раненного и смотреть, как его тело покидает жизнь.

Ситуация в местном лазарете стала катастрофической. Попавшие в прошлое лекарства экипажа скорой помощи стали только каплей воды на раскалённом песке. Антибиотики и обезболивающие закончились уже через пару дней и, теперь, Вероника Михайловна крыла последними словами самодура Мишу Чернецкого, который запретил производство качественного самогона в самом начале их бед. Он боялся, что солдаты сопьются, а теперь об этом горячо жалел. Ведь для того, что бы приготовить бражку и сварить первые капли вторичного перегона, нужно время, а спирт требовался уже вчера.

Медицинская сестра прощупала ставшим твёрдым как доска живот Алёши:

'Перитонит. Кинжальные боли кончились и теперь, у мальчика шоковое состояние перед смертью. Но скоро мука вернётся!' — отметила механически.

Слёзы у Вероники Михайловны усохли. Вспомнила своё унижение, когда она долго стучала в келью 'монахов' и требовала вернуть их всех домой, где её Алёшку ждала бы нормальная операционная и обезболивающие лекарства. Дверей так никто и не открыл, испугавших наверное. Пришлось вернуться, глотая обиду и проклиная всех на свете.

Старшая медсестра наполнила шприц воздухом.

— Сделаем укольчик и твои мучения скоро закончатся. Вскоре нас всех перенесут назад в родное время, а там доктора вычистят твой животик и сошьют, как будто ничего и не было.

— Тётя Вера, спасибо! — Последним усилием воли, прошипел Алёша.

Ясный взгляд умирающего остановил на некоторое время Веронику. Потом, сдерживая плачь в груди, она всё-таки ввела шприц в вену.

Разрыдаться позволила себе, только когда глаза у её любимчика потухли.

**

— Самым первым террористом был Господь Бог. Достаточно вспомнить Великий Потоп, Содом и Гоморру... Эти террористические акты повлекли за собой массовые человеческие жертвы. Но, поскольку Бога можно отнести к правящей Верхушке, то люди восприняли это не как терроризм, а как Генеральную Линию Партии в Сложившейся Исторической Обстановке.

Евгений Неменко продолжал учить своих похоликов азам полит корректности. Уже пол дня они таскали брёвна от леса до казацкого лагеря. По чистой случайности путь их проходил через обоз немецких пушкарей, где они всегда делали передышку. В начале стражники ещё обращали на них внимание, но, после предложения присоединиться и помочь отнести тяжёлый груз, быстро отстали. Присматривать за работающими и шныряющими по лагерю рабами царя Московского было ниже их достоинства. Тем более, что никто из них бежать не собирался.

Похолики Евгения, литвин Адамек и русин Мыкола полностью согласились с последним доводом своего вожака. Ещё бы, за эту неделю службы у него успели обзавестись уже стольким числом трофеев, что любой шляхтич позавидовал бы. А что пан 'Небесный Рыцарь', по привычке богохульствует, то на то он и наёмник. Солдат удачи.

— Здесь! — поступил его приказ.

Сбросив бревно рядом с пороховой бочкой все устало свалились на землю, усиленно протирая пот.

— Нихт раухен! Я, я!* '— Не курить! Да, да! — нем'. Знаем, знаем, — устало подтвердил Мыкола зло поглядевшему немецкому пушкарю.

Прислонившись спинами о холодные доски лже носильщики начали тереть больные мыши и суставы. Как только чуточку отдохнувший Неменко изобразил зевоту и со всей силы упёрся плечами в бочку, Адамек, привычным движением ладони, подсунул под неё пластиковую взрывчатку с часовым механизмом.

Три раза они проносили тяжёлый брусок от опушки, где майор Конторович со остальными изображал лесорубов, пока не просчитали самые удобные места для закладки мин. Генерал даже не пожалел для такого случая тех нескольких зарядов, которые оказались в стандартном оборудовании СОБРовцев при переносе. Слишком много запасов накопилось у 'Чехов' в одном месте, что бы их можно было захватить безболезненно, потому и решили их уничтожить.

— Всё! Встали! — скомандовал изображавший из себя казака Неменко.

Диверсанты дружно навалили на свои плечи брусок и со стонами понесли дальше. Войдя к казацкому лагерю со вдохом облегчения его сбросили и тут же упали.

— Зверь у вас, а не куренной атаман — ту же услышали полный сострадания голос Емели Беспалого. — Не гоже таких правильных казаков холопской работой нагружать.

— Да мы сами виноваты. Напились во время марша и теперь даже рады, что нам разрешили искупить свою вину трудом, — простонал Адамек. — Могли и голову отрубить. Потому отработаем кару, а там и снова в бой.

Евгений краешком уха слушал разговор своих похоликов о полной опасности жизни казацкой, о том, почему они не жнут и не сеют, сплетни о начальстве, пока его взгляд не зацепился за одной из полонянок.

— 'Даша' — взрывы воспоминании о прошлой жизни пронеслись в его голове. — 'Ведь она же погибла?'

Беременная на пятом — шестом месяце женщина сбросила с плеча большой комок постиранных тряпок и начала их развешивать на ветках. Именно такой запомнил свою жену Евгений, перед тем, как пьяный мальчик мажор на своём Ламборджини сбил её около троллейбусной остановки.

То же лицо, та же осанка, те же движение. Евгений сжал до крови кулаки и постарался невинно спросить.

— Что за полонянки тут работают? Наверно местные?

— Да нет. Местных мы тут мало нахватали. Все или в крепости, или уже давно угнаны на продажу в Крым. В основном это полон ещё с Могилёва и Старо Быховца. Позабавились во время похода и теперь ждём, когда на Минск с Вильно пойдём. Литвинки, говорят, на много красивее будет.

— А, что с этими?

— Ну, некоторые из нас тут уже и жён себе нашли и с повозками домой отправили. А тех, кто слишком глупые или гордые, в расход пустили. Таскать личные рты, за которых и выкупа не дождёшься? За чем нам это надо?

— И беременных? — спросил Евгений словоохотливого казака.

-Ах, то ты об этой, — улыбнулся добряк. — Обычно мы такой груз с собой не берём. Но тут особый случай. Паненку эту, шляхетскую, сначала взял для себя сам гетман Иван Золоторенко и забавлялся с ней аж три месяца. Потом он отдал её нашему полковнику, да только тот вскоре понял, что она носит чадо этого выкреста и скинул её нам, простым казакам. Не хотел связываться с этой проклятой фамилией.

— А что вы с ней сделали?— еле сдержал комок в горле Евгений.

— Чё, чё! Балуемся по тихому, да и боимся. А вдруг, этот жидовский выкрест переменит своё отношение к своему бастарду. Только когда стемнеет, забираемся ей под подол, пригрозив, что зарежем. Она же теперь за своё зародившиеся дитё всё готова сделать. Лишь бы оставили её в живых.

— Но, ничего. Завтра наконец прибудет сам гетман и решит её судьбу. Прикажет, утопим, прикажет, на руках носить будем! Но только на последнюю ночь с ней я с друзьями наметился. Уж больно красивая паненка и горячая. Другого такого случая может и не случиться.

— И сколько вас будет? — как более отречённым голосом спросил Евгений.

— Трое. Но за хорошую плату, мы можем уступить вам всем эту честь. Вижу какими взглядами её провожаете. Довелось встретиться раннее?

Евгений еле сдержался, что бы не убить на месте этого угодливого казака. Ситуацию спас Мыкола.

— Это дочь соседа нашего бывшего пана. Тогда внимания на нас не обращала, лебедем ходила. А теперь в грязи валяется. Отдайте её нам, до завтра!

Казак подумал, прикинул в уме и начал торговаться.

— А у вас хоть деньги то есть?

Евгений ничего не слушая вытащил из-за голенища серебряную ложку.

— Этого хватить? Нашёл у одного покойного шляхтича.

Казак недоверчиво повертел её в руках и ухмыльнулся.

— Последнее отдаёшь! Видно давно бабы не имел? А сам чем есть будешь?