Последний шанс(41-76)

Переговоры шли довольно трудно. Основная проблема заключалась в том, что оба лидера никак не могли решить, насколько можно друг другу доверять, а потому они долго присматривались друг к другу, обсуждали второстепенные проблемы экономического характера, узнавали видение партнера на современную обстановку. Так продолжалось два дня.

Наконец Сталин решил провести встречу с шахом один на один лишь в присутствии своего переводчика фарси. Шах, подумав, согласился на такой вариант. Он понимал, что такая встреча необходима. Что только глядя друг другу в глаза без кучи советников и помощников, без крючкотворов от дипломатии и юриспруденции они смогут к чему-то придти или по крайней мере попытаться понять истинные замыслы друг друга.

Встретившись с шахом в узком кругу, Сталин сразу же предложил поговорить как мужчина с мужчиной, отставив в сторону все дипломатические приемы и увертки. Чтобы сразу расположить шаха к себе, он начал первым. Рассказал, как именно он видит развитие ситуации, и какие угрозы существуют для СССР и для Ирана. Однозначно он выразился и по поводу того, что у СССР совершенно отсутствуют какие-либо планы по присоединению Ирана к СССР. Напротив, отметил он, СССР крайне заинтересован в наличии на своих рубежах независимого, сильного, но дружественного Ирана. Корни родства наших народов, отметил Сталин, уходят в глубокую древность, в эпоху расселения Ариев по Евразийскому континенту. И нет никаких причин для соперничества или враждебности между нашими народами. Но у наших стран существуют одни и те же серьезнейшие угрозы со стороны третьих сил. И если СССР еще может рассчитывать напряжением всех своих сил отбиться и ликвидировать эти угрозы, то Иран в одиночку на это не способен. Казалось бы, СССР может отойти в сторону, сосредоточившись на решении собственных проблем и предоставить Иран своей судьбе. Но есть определенные геополитические факторы, дающие обеим странам в случае их совместных действий возможности, которые ни одна из них не способна реализовать самостоятельно. Дальше Сталин поинтересовался, готов ли шах к откровенному обсуждению вопросов, которые не должны ни при каких условиях выйти за рамки этого кабинета, и принять на себя ответственность за сохранение тайны обсуждения, независимо от того, смогут ли они придти к единому мнению. Шах несколько оторопел от этих слов и глубоко задумался. Уже по тому, как и с каким напором Сталин начал эту встречу, он понял, что обсуждать предстоит гораздо более серьезные вещи, нежели даже присутствие советских войск на территории его страны. Он помолчал, размышляя над тем, не готовит ли его оппонент какой-либо ловушки, предлагая тайные переговоры, но затем пришел к выводу, что в случае согласия теряет он гораздо меньше, чем может приобрести в случае успеха. Сталин не торопил шаха, продолжая спокойно сидеть на своем месте, просматривая лежащие перед ним бумаги. Тем самым он давал понять, что не собирается давить и готов подождать принятия его собеседником взвешенного решения.

Наконец шах внутренне принял решения и заявил, что полностью готов к открытому и серьезному разговору. Он гарантирует, что из его уст никто не узнает ни одного слова, но при этом не гарантирует своего согласия с каким-либо предложением. Все свои решения он будет определять исключительно из интересов Ирана.

Сталин кивнул, показывая, что именно такого ответа он и ждал.

— Вы, господин шах, безусловно, являетесь опытным и мудрым политиком, не разделяющим свои личные интересы и интересы Вашей страны. Скажите, Вам никогда не мечталось о возвращении Ирану величия Персидской империи?

При всем своем опыте и готовности к серьезным темам переговоров шах вздрогнул. Он внимательно посмотрел на Сталина, пытаясь прочитать в его глазах, издевается над ним собеседник или говорит серьезно. Тигриные желтые глаза Сталина смотрели на шаха спокойно и внимательно. Но ни насмешки, ни угрозы в них Пехлеви не увидел.

— О таком, господин Сталин, мечтает всю свою жизнь любой иранский властитель. Но увы, мечты слишком жестко разбиваются о реальность наших скромных возможностей.

Сталин кивнул. — Да, возродить величие Персии одним вам не удастся. Но давайте попробуем абстрагироваться от оценки собственных возможностей и просто оценим те трудности, которые мешают реализации этой мечты. На Западе Иран граничит с Ираком, испытывающим на себе сильное влияние англичан. И хотя в 32-м году Ирак формально стал независимым, фактически им по-прежнему правит Британия. Сирия и Ливан находятся под протекторатом Франции. И хотя между Сирией и Францией в 36-м подписан договор о независимости Сирии, он до сих пор французами не ратифицирован. Севернее мы имеем Турцию, которая формально является союзником Франции, гарантировавшей ее независимость, но фактически мы наблюдаем все большее усиление влияния на Турцию со стороны Германии. Вы пока согласны, господин Пехлеви?

— Да, господин Сталин, пока Вы описываете все точно.

— Перейдем на Восток. Афганистан является на сегодня независимым королевством, поддерживающим хорошие отношения с СССР. После того, как афганцы выгнали англичан, из ведущих держав ими особенно никто не интересуется. А вот еще дальше, соприкасаясь на юге с Ираном, лежат земли Британской Индии. Таким образом, если мы рассмотрим ситуацию в целом, то основными препятствиями для возрождения Персии в полном объеме являются Англия и Франция. Причем, Англия в первую очередь.

По нашим прикидкам Франция окажется в состоянии войны с Германией в течение одного, максимум двух лет. Рейх уже сумел с помощью бряцания оружием и политическими маневрами захватить все, что было легкодоступным. Следующая большая цель именно Франция. А теперь давайте немного пофантазируем и представим себе, что Англия не сумела остаться в стороне от бойни и также увязла в войне с набирающей мощь Германией. Турция выступает на стороне Германии, а параллельно с этим в Индии разворачивается вооруженная борьба за независимость от колониального ига. — Сталин внимательно посмотрел на напряженно слушающего его шаха. — Как Вам расклад сил в этой ситуации?

— То есть Вы хотите сказать, что в течение ближайших лет в Европе может создаться такая ситуация, когда ни одна из европейских держав не сможет даже физически вмешаться в ситуацию в Южной Азии?

— Именно это я и имею в виду.

— И насколько такой вариант развития событий вероятен?

— Более чем. Это совсем не фантазии, а здравый расчет. Гитлер заявляет, что его главным врагом является коммунизм. А потому все ждут от него крестового похода на Восток. Идиоты, они даже ради этого активно финансируют его и снабжают оружием. Но к счастью для себя и к несчастью для этих ростовщиков Гитлер совсем не идиот. Даже если у него и есть в планах война с СССР, что, кстати, более, чем вероятно, то он никогда не решится на это прежде, чем не завоюет Европу. Еще можно предположить, что он не станет все силы тратить на захват Англии, а предпочтет лишь блокировать ее на острове, но континентальную Европу он обязан подчинить себе всю. В противном случае в любую секунду он будет опасаться кинжального удара в спину.

— И подразумевая возможность через несколько лет войны между Германией и СССР, которая никак не может быть легкой, Вы всерьез изучаете ситуацию к югу от себя, считая себя в силах на нее повлиять?

— Именно так.

— СССР настолько силен?

— Дело даже не в этом, хотя мы уверенно смотрим в будущее. Любые действия на Юге, в Индии даже близко не потребуют от нас тех усилий, которые придется приложить на Западе. Не более десяти процентов. И этого будет вполне достаточно для гарантированного освобождения Индии. Разумеется, если Иран сделает свою часть работы. Причем, мы предлагаем Ирану лишь освободить братьев по вере, мусульман от колониального ига. Вам совершенно незачем лезть в индуистские районы, где сражаться уже придется не вместе, а против населения. Там народ освободит себя сам. Мы лишь немного поможем советниками и оружием.

— Вы упомянули про национально-освободительное движение в Индии. Насколько оно реально, если не считать отдельных столкновений и акций протеста, о которых информация иногда просачивается в прессу или доходит до ушей дипломатов в Дели?

— Оно более, чем реально и намного более массовое и мощное, чем это может показаться. Мы находимся с их лидерами в постоянном контакте и нам даже приходится их сдерживать изо всех сил, дожидаясь развития обстановки в Европе.

— Все сказанное Вами, товарищ Сталин, более, чем серьезно. А СССР располагает силами для того, чтобы помочь Ирану в перевооружении нашей армии? Сегодня она, увы, находится не в самом лучшем своем состоянии.

— Безусловно. Более того, мы готовы предложить Вам помощь в строительстве железной дороги между Кумом и Захеданом через Зеренд. Это позволит Вам перебрасывать войска на границу с Британской Индией на порядок быстрее. Кстати, поставки оружия и помощь в строительстве железных дорог будет отличным обоснованием для Вас разрешения нашим войскам встать на западных границах Ирана.

— А где Вы хотели бы разместить войска и какой численности?

— Мы думаем, что для гарантированного предупреждения возможного нападения Турции или англичан из Ирака будет достаточно двух армий. Одна с базой в Тебризе, вторая с базой в Ахвазе. Этого должно хватить. Но в случае, если все пойдет, как показывают прогнозы Вы должны будете определиться, господин Пехлеви. Если брать под свое крыло Ирак и Сирию будете Вы, то и войска, которые пойдут туда, должны быть Ваши. Если же Вы оставите это нам, то в результате получите гарантированно дружественные, но советские Ирак и Сирию. Впрочем, мы готовы предоставить Вам право преимущественного выбора. И в любом случае мы готовы решать все возникающие вопросы на основе взаимности и дружественности. В будущем СССР видит Иран своим надежным партнером и союзником.

Услышанное повергло иранского хана почти в состояние нокдауна. Объем и важность информации, полученной от Сталина, были таковы, что мысли начинали путаться. При всей своей готовности к серьезным переговорам и жесткому отстаиванию иранских интересов, к такому хан оказался элементарно не готов. Ему крайне требовалось время на то, чтобы осмыслить все услышанное и принять решение. То, что Сталин только что предложил ему грандиозные возможности, которые в случае успеха навсегда впишут его имя в ряд самых славных властителей Ирана всех времен, он не сомневался. Но вот так сразу он был попросту не готов к ответу.

— Господин Сталин, я очень ценю Вашу откровенность и грандиозность сделанных предложений. Я очень надеюсь, что Вы с пониманием отнесетесь к моему желанию взять некоторую паузу для принятия решения и ответа. Кроме того, я прошу Вашего согласия частично посвятить в детали нашего обсуждения некоторых своих людей, без которых в последующем все равно не сможет обойтись реализация планов, если они будут согласованы.

— Хорошо, господин Пехлеви, — Сталин строго взглянул в глаза хана, — только Вы должны понимать, что несете за своих людей и возможную утечку информации всю полноту ответственности. Если наш разговор сегодня станет в будущем достоянием любой третьей стороны, Советский Союз однозначно воспримет это как предательство нашей дружбы и доверительных отношений.

— Конечно, господин Сталин. Мы полностью понимаем свою меру ответственности.

— Ишь, жук, — подумал Сталин, — как он про свою долю ответственности намекнул, дескать, утечка может быть с двух сторон.

— За нашу сторону можете не переживать, господин Реза-хан-Пехлеви. Мы гарантируем соблюдение конфиденциальности.

От этих слов переводчика пробил легкий озноб, при всем том, что он уже довольно давно вращался в Наркоминделе и был не раз проверен органами ГПУ-НКВД вдоль и поперек.

Через три дня СССР и Иран подписали Договор о дружбе и сотрудничестве. Сам договор предусматривал лишь советскую помощь в строительстве железной дороги рельсами и специалистами, а также участие советских войск в защите западных границ Ирана. Секретный протокол к этому предусматривал и поставки в Иран советского вооружения разных видов, достаточных для оснащения шести полевых армий. Оплата за эти поставки была предусмотрена с десятилетней рассрочкой. Все остальные договоренности остались за кадром и на бумагу не попали, хотя принципиальных разногласий на данном этапе не возникло ни по одному пункту.

Глава 54. Внешние и внутренние маневры.

В середине марта состоялось знаменательное событие. Территория СССР увеличилась на полтора миллиона квадратных километров, что явилось полнейшей неожиданностью для всего мира. В начале марта 39-го года Великий народный Хурал Монгольской Народной Республики единогласно принял решение просить СССР о включении Монголии в состав Союза. В Москву это решение доставил сам неофициальный монгольский правитель Хорлогийн Чойбалсан. Подтолкнули монголов к такому решению начавшиеся с января японские провокации на монгольско-маньчжурской границе. И хотя советские войска стояли в Монголии давно, а после информации о возможных столкновениях на Халкин-Голе контингент войск в Монголии был увеличен, Сталин совершенно не хотел полномасштабных действий с Японией накануне европейской войны. Тем более, что Япония в стратегических планах Сталина занимала далеко не последнее место. А потому монгольским товарищам мягко намекнули на возможные варианты. Все всё поняли правильно и оперативно отразили свое понимание в решении Хурала. В Москве Сталин хоть и благосклонно отнесся к пожеланиям монгольских товарищей войти в состав СССР всячески показывал, насколько это обременительная просьба. Разумеется, концерт был адресован в первую очередь сторонним державам, но и самим монголам надо было указать на место. Ведь в их представлении все перемены должны были быть лишь формальностью и закончиться подписанием договора, а на практике все планировалось оставить на своих местах. Пришлось товарища Чойбалсана немного поставить на место. Сразу же после подписания договора и утверждения его срочно созванным Верховным советом СССР. Никакого особого статуса для Монгольского Советского Округа, как теперь слала называться эта территория, не предусматривалось. Более того, компанию монгольским товарищам по возвращению на родину составила значительная делегация уполномоченных советских товарищей, представлявших различные органы и Наркоматы СССР и спешно назначенных на соответствующие должности. Впрочем, лицо монгольских товарищей также было сохранено. Чойболсан получил сразу два высших региональных поста — Секретаря окружного комитета ВКП (б), куда дружными рядами мгновенно вступила вся монгольская народно-революционная партия, а также председателя Исполкома МСО.

Мир в целом спокойно отнесся к такому событию, поскольку для него по сути мало, что изменилось. Монгольская Народная республика давно по факту воспринималась советской вотчиной. Единственный, кто позволил выразить себе неудовольствие, был японский посол. Он передал Молотову ноту протеста Токио по поводу незаконной аннексии Советским Союзом части исторической территории Манчьжурии, случайно отнесенной к Монголии. Впрочем, все понимали, что никаких законных прав на эту территорию у Японии нет, а потому стороны, обменявшись нотами, признали объективную реальность. Воевать с СССР всерьез Токио никак не хотело, тем более, что в НКИДе послу достаточно прозрачно намекнули, что развитие отношений СССР с Японией может быть различным и не стоит загонять себя в угол различными мелкими укусами.