Скрамасакс

После обеденного привала, ни разу не заплутав, мы вышли к злополучной поляне — я сразу её опознал, практически ничего за столетия не изменилось. Дуб, правда, немного помолодел — дупла ещё не было, а вот, окружающие его клёны, усыпанные омелой, на вид были всё те же, наверное, в будущем я встречался с ихними правнуками.

Спешившись, вышли на поляну. Узкая тропинка упиралась в основание могучего дерева. Едва отряд пересёк кленовую стену, в корнях дуба что-то зашевелилось и на свет появился худенький, седой старичок с длинной бородой — ни дать не взять — Мерлин без колпака.

— Приветствую тебя, волхв, — поклонившись, выкрикнул учитель, мы последовали его примеру.

— И вам здравствовать, добрые путники, чем могу служить?.. — в ответ гаркнул насторожившийся старец. Дед, показав жестом оставаться на месте, подошёл к тому и завёл разговор. Слов было не разобрать, однако по мере общения жестикуляция всё усиливалась и беседа закончилась не особенно мирно. Оба старика пребывали в бешенстве. Учитель на последок плюнул в лицо огорошенному таким поведением Мерлину, развернулся и попытался уйти. Не тут-то было — волхв, вынув из складок одежды блеснувшее оружие, вероломно бросился в атаку...

Татарин с мальчишкой молниеносно вынули луки, я схватился за скрамасакс, но было уже поздно. Оглушённый дедовой клюкой Мерлин — погрузился в нирвану, а оружие агрессора — золотой серп оказалось в руках у учителя.

— Порождение ехидны, как ты посмел осквернить человеческой кровью священный круг омелы?! — в сердцах кричал Прохор, находящемуся в прострации старцу. Пнув того пару раз и чуть успокоившись, дед, обращаясь к нам, раздражённо буркнул:

— Пойдём отсель, нечего здесь больше делать.

Прошмыгнувший мимо волк, скрылся в корнях дуба. Подойдя ближе, я увидел открытую дверь и теряющиеся в темноте крутые ступени. Дёрнувшегося за Беляшом татарина, остановил учитель:

— Ты оттуда не выйдешь, навсегда там останешься, дерево выпустит только своих, волк как лесной житель имеет на это право.

Клёны стояли лысыми, омела на голых ветках резко выделялась своей зеленью, дуб же ещё не утратил бурую крону и отдельные листики, медленно кружась, падали нам под ноги. Погода была солнечной, на поляне наблюдался полный штиль, а вот, за кленовой стеной макушки елей раскачивались под мощными порывами ветра.

Волк всё не возвращался, волхв лежал без сознания, мы уселись на землю и заинтригованно ждали четвероногого друга. Воспользовавшись паузой, я попытался увидеть ауру поляны и мне это удалось. Омела ярко сияла нежно розовым цветом, поражая контрастом с окутанными серой дымкой деревьями, от дуба распространялось жёлтое свечение, значительно уступающее омеле в своей интенсивности.

Заметив с обратной стороны дерева пятно белого тумана, я подошёл к этому месту и, увидев прозрачное привидение молодой женщины, лежащее прямо на земле, встал как вкопанный. Деревянный кол торчал у неё из груди.

Ни о чём не думая, вынимаю палку и с безотчётной злобой её отбрасываю. Со вздохом облегчения эфемерная фигура растворяется в воздухе, оставив после себя лишь белый туман, который вскоре также рассеялся.

— Ты правильно поступил, ученик, — услышал я голос и от прикосновения вздрогнул — волшебная картинка пропала, передо мной чернел лишь холмик недавно вскопанной земли.

— Это могила той, при непосредственном участии которой, тебя забросило в наш мир. Она, прельстившись ложью своего учителя, пошла на смерть сознательно, — продолжил старик, красноречиво глядя на лежащего без чувств волхва, — А он, воткнув в могилу осиновый кол, навсегда привязал её душу к этому месту, тем самым заполучив в услужение стража. Позже всё расскажу, — прервал он уже срывающийся с моих губ вопрос, — Сейчас же, пойдём — нам надо спешить.

Пока я, находясь в шоке, пытался прийти в себя, из-под земли вынырнул Беляш. Волк подбежал к Халу и из его пасти сверкнув что-то вывалилось. По лицу татарина пронеслась целая гамма эмоций, показавшая мне, что тот просто охренел — увидев принесённое зверем.

В стремлении как можно дальше уйти — на ночлег мы встали затемно.

При мерцающем свете костра попивая травный взвар и превратившись в слух, компания наша внимала рассказу:

Учитель, оказывается, надавил на волхва какими-то колдовскими штучками и тем вызвал на откровение. Как поведал, при краткой беседе Мерлин — к нему прилетел ворон и предупредил, что священной поляне угрожает опасность.

"Не мой ли это знакомый", — подумал я.

Ворон сказал — омеле нужен ночной страж. И этот старый дурак, оказавшись под сильным впечатлением от разговора, решился на проведение ритуала инициации духа места, а конкретнее — навки.

Природа его видения, заключил дед — по всей видимости, была галлюциногенной — волхвы омелы, а в Европе их называют друидами, для общения с богами широко используют настойку этого самого растения, добавляя в неё мухомор обыкновенный, но возможно, имело место присутствие говорящего ворона — я уже ничему не удивлюсь.

Итак, за неимением другой кандидатуры, Мерлин запудрил мозги своей ученице — помощнице, вынудив ту добровольно пойти на заклание, что вскорости и произошло. После обряда прямо на поляне волхв похоронил её тело. В могилу он воткнул осиновый кол, который являясь якорем для души, отпускал её лишь по ночам и в пасмурную погоду — когда небесное светило не показывает свой лик на небосводе. Нам повезло, что ярко светило солнце, так, как не известно, чем, в противном случае, могло это кончиться...

Костерок потрескивал, ввысь взмывали мерцающие искры, располагая к неспешной беседе нас окутывала непроглядная тьма.

— Вынув из земли осиновый кол, — после непродолжительной паузы, обращаясь ко мне, продолжил дед, — Ты освободил её мятежную душу.

Думаю, что без навки в этой мутной истории не обошлось. При жизни знаешь, как её звали?.. Валя, а если полным именем — Валентина, Валькирия. Ведаешь ли, кто, согласно легендам, прислуживает Одину в Вальхалле... — правильно, Валькирии. А какой день недели был — когда ты повстречал кабана?..

Я, чуть подумав, ответил:

— Среда.

— Видишь, — заметил старик, — И тут, всё сходится — среда у викингов называется Odinnsdagr — день Одина, не находишь ли, что как-то много совпадений?.. Хоть, они косвенные и кажутся притянутыми за уши, но их полно. Да и с технологией данного ритуала я поверхностно знаком, что также подтверждает мои подозрения. Судя по всему — ворон волхва обманул, душа навки в этом времени, послужила обменом на твою в будущем... — закончил мысль дед и задумчиво уставился на весёлую игру пламени.

"Сложная, блин, комбинация, но поскольку, я ещё здесь, то, по всей видимости, либо опоздал, либо к моему перемещению навка непричастна. Освободив её душу от привязки к конкретному месту, я никак не повлиял на последствия ритуала и мятежный дух Вальки — Валькирии, наверное, где то бродит, затерянный в веках".

Недоумённые лица товарищей, не вызвали у старика желания поведать им мою историю, я также счёл благоразумным — промолчать. Ложиться спать было ещё рановато, и, воспользовавшись затянувшейся паузой, я задал вопрос:

— Что такое омела? понятно — она растение паразит, но на чём основано её почитание? Почему ввели её в культ?

— Не знаешь? А с виду кажешься довольно просвещённым человеком, — поддел меня дед, но, тем не менее, повествование начал:

— Обыкновенно омела растёт южнее, но как видим и у нас она тоже присутствует — вероятно, какой-то морозоустойчивый вид. Ты правильно заметил — она паразит и медленно убивает своих носителей — деревья. Обратил внимание, какие на поляне чахлые клёны?

— А то, оценил по полной — когда от разъярённого кабана спасался, — буркнул с ноткой иронии я.

— Так вот, цветёт омела жёлтыми цветами и даёт белые ягоды, вызревают они посередине зимы. В разных традициях, у разных народов она выступает как символ жизни, бессмертия и возрождения. Существует обычай срезать омелу во время летнего и зимнего солнцестояний, соотносимых с жизнью и смертью.

Считается, что она — золотая ветвь древа жизни, которая скрепляет союз божественного и земного. По преданию, именно её ветку сломал Адам и отсюда все наши беды. Омела должна быть срезана без помощи железа — золотым серпом, таким, как этот, — дед вынул из мешка отобранное у волхва оружие, немного повертев, передал по кругу — для ознакомления.

Когда серп попал ко мне, я его взвесив: "Тяжёленький, однако", — вопросительно посмотрел на рассказчика, тот кивнув, произнёс:

— Золото, можешь не сомневаться.

Положив грамм триста драгоценного металла обратно в мешок, дед продолжил:

— Срезанная таким образом омела, оберегает человека от всякого колдовства и с её помощью можно разгадать любую загадку мироздания, конечно, ежели знаешь как.

Повисла тишина, нарушаемая лишь весёлым потрескиванием костра, старик, явно, что-то вспоминал:

— Ах да, — поймал он мысль, — Часто растёт та на дубе, а тут, видишь как — дубок чист, но, тем не менее, окружён ей полностью. Согласно легенде омела родилась от удара молнии. Будучи ни деревом, ни кустом, она олицетворяет всё, что является "ни тем, ни другим". Человек, находясь под омелой, получает свободу от всех запретов, но вместе с тем — теряет защиту и вступает в зыбкий мир сверхъестественного.

Дед вновь замолчал, но поняв по лицам слушателей, что мы ждём продолжения, возобновил повествование:

— Вот ещё... это, как мне кажется, вполне, может быть связано с твоей историей. Загадочно посмотрев на меня, Прохор выдал легенду:

— Фригг супруга Одина, мать Бальдра — почитаемого скандинавами в качестве бога весны и света, пытаясь обезопасить своего сына, взяла обещание с огня и воды, железа и разных металлов, камней, земли, деревьев, болезней, зверей, птиц, яда и змей, что те не тронут его. Только молодые веточки омелы, показались ей столь нежными да беззащитными, что она не стала брать с них клятву. Локи — отвечающий в пантеоне северных богов, за хитрость и обман, прознав об этом, изготовил стрелу из прутика омелы. Когда асы — мелкие божества, забавляясь, рубили мечами неуязвимого Бальдра да стреляли в него из луков, Локи вложил прутик омелы в руку слепого аса Хеда и её побег пронзил сердце бога...

На этом всё, — резко закончив, обломил меня с очередным вопросом старик и, завалившись на лапник, укрылся овчиной.

Мы ещё немного посидели, я осмысливал услышанное, Аника с Халом думали о своём, хоть и было заметно по лицам товарищей, что любопытство тех прямо съедает, однако с вопросами не набросились — сдержались.

Со слов деда — опасность этой ночью нам не угрожала и в дежурстве необходимость отсутствовала. Хал заинтересовавшись самодельным спальником да, посмотрев, как я в нём устроился, констатировал:

— Обязательно себе такой же сделаю.

Надо заметить, размерчик спального мешка соответствовал икс-икс-элю и доверху был зашит лишь один его край, другой же — только на половину — дабы при внезапной побудке иметь место для манёвра.

Утром из грёз меня вырвал моросящий дождик. Вылезая, я потревожил волка, аккуратно через него перелез и, прикрыв овчиной белого засоню, пошёл к ручью — умываться. Там уже находилась вся честная компания. Свинцовые облака, постепенно унося с собой промозглую сырость, медленно проплывали по небосводу, робкие лучи просыпающегося светила гнали их словно стадо баранов на запад — день обещал быть погожим.

— Ну как? Сны не беспокоят? — будто читая мысли, задал вопрос сердобольный старик.

— Нет, всё нормально, — солгал я ему — не хотелось обсуждать при друзьях мои грёзы, они вчера и так изрядно наслушались, от любопытства едва ли не лопнули.

* * *

А рассказать имелось что. Сверкающего смерча, в этот раз не было, видимо, он появляется только тогда, когда я переношусь в свой мир во время бодрствования.

Снилась мне — всё та же палата, ночь, дежурный свет и моргание лампочек медицинских приборов. Сильно напоминающий Прохора Алексеевича дед — примостившись на кресле — дремал, я, всё так же лежал без сознания.

Неожиданно пискнувший прибор — привлёк внимание. Веки больного — то есть меня, дёрнулись да распахнулись. Старик вскочил и оказался у койки:

— Ты меня слышишь? — задал он вопрос, вышедшему из комы человеку. Именно человеку, поскольку, я уже больше не отождествлял себя с телом, как будто это вовсе и не моё, а кого-то другого.

Моргнувший мужчина дал понять, что слышит. Дед отключил пищащий агрегат и повисла тягучая тишина. Взгляд пришедшего в себя остановился на том месте, где я сейчас находился, похоже, что он меня видел.

— Если ты можешь встать, то нам лучше отсюда побыстрее убраться, здесь не безопасно, — продолжил вещать ему дед.

— Да, я смогу, — проговорил тот моим голосом и вынул из вены катетер капельницы.

— Спасибо тебе, добрый человек, — обращаясь в мою сторону хрипло промолвил он, — Не переживай — я сохраню твоё тело. А придёт время, заново его займёшь, не печалься — делай, что должен...

На этих словах я проснулся.

* * *

— Такой вот сон, — закончив повествование, пристально посмотрел в глаза едущему рядом Прохору, Аника с Халом о чём-то болтая несколько подотстали ... — Так что там... — продолжил я мысль, мотнув головой, — В моё тело вселился некто посторонний и, думаю, ты сможешь объяснить, как такое возможно?..

— Понял, кто занял пустую оболочку твоего организма? — задал вопрос размышляющий дед.

— Догадываюсь, но всё-таки просвети — хотелось бы сравнить наши мнения.

— Думаю, это тобой освобождённая навка — Валькирия... не переживай — ничего плохого из-за того не случится, скорей наоборот — данное обстоятельство поможет избежать фатальных неприятностей.

— А что скажешь по поводу дедушки, из моих снов? — в очередной раз я озвучил условие всё ещё не решённой задачки.

— Могу только предположить, — после минутной паузы, наконец проборматал собеседник, — Вероятно, я-таки дожил до вашего времени и взял тебя, так сказать, на поруки. Определить освободившуюся душу в пустующее тело — дело не хитрое, тут главное выйти на контакт и указать дорогу.

— Что же ты, старый, не предотвратил всё это? — тяжело вздохнув, имея в виду перемещение во времени, поинтересовался я, — Ведь мог же...

На мою кручинушку дед хмыкнув, ответил:

— Сложно судить, наверное, просто не решился столь грубо вмешаться в канву истории, поскольку, последствия, вполне могли стать намного трагичнее...

— Да... куда уж трагичнее... — посетовав, я сменил тему, — Как устроен потусторонний мир, где, до недавнего времени, пребывала эта самая навка?

— Она пребывала не в потустороннем, а в нашем мире, и от осознания неправильности да никчёмности прожитой жизни испытывала невыразимые муки. Душа после гибели организма, постигает всё свершённое ей при земном существовании, причём, в истинном свете. Сам посуди — узнать, что большую часть нахождения в теле ты поклонялся растению-паразиту и сознательно пошёл на смерть лишь ради его спасения — это, согласись, перебор.