Александр. Великий поход - 3

Нефтех быстро встал с колен и, прикрыв свою наготу, произнес: — Прощай любимая.

Ох, лучше бы он этого не говорил, потому что сказанные слова возродили к активности опустошенную Анхен. Подняв взлохмаченную голову, она повернула ее в сторону Нефтеха и посмотрела на него пронзительным взглядом. Так смотрит самка богомола на своего кавалера когда, получив нужное наслаждение, и готовиться съесть его. Анхен попыталась подняться, но колени предательски пошатнулись, и она завалилась на бок, продолжая сверлить глазами Нефтеха.

Так продолжалось какое-то время пока жрец, не выдержал этого испытания, и поспешил исчезнуть в ночи, получив в спину короткую фразу из уст женщины: — До встречи.

То была самая страшная кара для Нефтеха, ибо все мужчины имевшие неосторожность надоесть Анхенсенамон кончали свой жизненный путь неестественной смертью.

Глава IX. Восхождение молодого бога.

Фивы встретили второй день пребывания Александра ярким солнечным светом и чистым синим утром. Великий полководец находился в приподнятом настроении, сегодня ночью подошла легкая македонская конница, доставившая его любимого коня Букефала. Истосковавшись по нему за время плавания, Александр был рад встречи со своим верным другом.

— Сегодня Букефал я покажу тебе, великий колосс Мемнона — радостно шутил с конем царь, самолично одевая на своего любимца, золотую сбрую. По согласованию со жрецами, коронация в храме будет произведена завтра, а сегодня предстоит посетить город мертвых.

Столь жуткое название отнюдь не означало, что западная часть Фив была пуста. Как раз, наоборот, в ней бурлила своя жизнь напрямую связанная со смертью. Множество могильщиков, плакальщиков, мастеров бальзамирования и погребальных стел обитали в стенах этого города. Для них всегда была работа, так как очень многие состоятельные египтяне мечтали упокоиться в священном городе.

Солнце уже изрядно припекало, когда гости Фив, переправились через реку и приготовились к встречи с вечным. Зная желание царя, перевозчики направили свои суда к самой южной точке города мертвых дворцу Аменхотепа, возле которого были воздвигнуты две сидящие статуи того же фараона, прозванные греками колоссы Мемнона.

Неизвестно почему и как родилась эта легенда, но все посетившие Египет в один голос уверяли, что этот монумент воздвигли древние эфиопы в память о своем царе погибшего под Троей от руки Ахиллеса. Заинтригованный Александр пожелал в первую очередь увидеть именно это творение древних египтян.

Колоссы предстали огромными изваяниями, сделанные из красно— желтого камня. Фараон вершитель замер в повелительной позе творца, чьей воле все подвластно. В обычном египетском головном уборе, раскрашенном разноцветными полосами, с холодным презрением, величественно смотрел поверх голов тех, кто ничтожно толпился у его ног, пытаясь уловить скользящий вдаль царский взгляд и понять извечную загадку власти.

Александр сразу понял всю тайну данного колосса, уже столкнувшись с этим в Луксоре. Ему было достаточно понять это во время своего приближения к статуям, и царь быстро принял решение. Он не стал почтительно задерживаться перед статуей былого владыки, чье царство он теперь завоевал.

С чувством полного превосходства, он неторопливо подъехал к колоссу на верном Букефале и чуть сдержав коня начал медленно объезжать изваяние. Сегодня он не восхищался творением безвестных мастеров явивших миру очередное чудо, сегодня он с интересом рассматривал свой трофей, всем видом демонстрируя задумчивость о его дальнейшем применении. Неторопливо монарх осмотрел оба монумента, не слезая с коня и несколько дистанцируясь, от остальной свиты остановился, иронично поглядывая на македонцев пытавшихся вникнуть в величие Аменхотепа.

— Это не Мемнон, Филота — насмешливо произнес царь, выбрав сына Пармериона объектом своей насмешки, из-за его торжественно-напыщенного вида.

— Ты в этом уверен? — солидно парировал его пояснение старый друг детства.

— Абсолютно. По сведениям Эвмена это один из семи великих фараонов, чье имя столь трудно произносимо для нашего языка и необычно для слуха. Признаюсь, что сам с трудом запомнил его — Аменхотеп.

Слова Александра вызвали сильное разочарование в душах македонцев желавших самостоятельно прикоснуться к великому прошлому. Однако Филота не хотел сдаваться.

— Давно ли кардиец стал специалистом по Египту, Александр. Сдается мне, что он обманывает тебя и всех нас вместе взятых.

— Увы, мой старый друг, у Эвмена нет причин врать мне, а познания его оттого, что он желает лучше знать Египет, а не просто наслаждаться красотами этой страны.

Александр резко тронул коня и мелкой трусцой поехал к величественному храму, расположившемуся неподалеку от колоссов. Македонцы дружной толпой последовали за своим монархом, оставив без внимания обиженное сопение Филоты. У храма выстроилась длинная шеренга львиных сфинксов с царскими коронами на головах, выкрашенных в белый и красный цвет.

Полководец неторопливо приблизился к ступеням храма, незаметно подбирая возле себя отставшую свиту. Из-за колонн услужливо выбежали жрецы и радостно приветствовали царя на ломаном греческом языке.

— В память о каком фараоне воздвигнут этот прекрасный храм? — спросил Александр у одного из окруживших его египтян.

— В честь блистательного фараона Аменхотепа, кто своими походами покорил Нубию, Сирию и Палестину — радостно ответил жрец в восторге от интереса Александра историей его страны.

Македонец снисходительно улыбнулся в сторону Филоты и произнес: — Я рад иметь в своих предшественниках, столь великого фараона.

Спешившись вместе с царем, гости с восторгом приступили к осмотру шеренги колонн, полностью расписанных сценами военных походов. Перед их глазами разворачивались победоносные битвы египтян и гибель их врагов, триумфальное шествие фараона и горе побежденных идущих в оковах вслед за царем. Зрители видели горы дани привозимой из завоеванных земель и столь же огромное число даров храму от фараона. Такова была жизнь прежних владык Египта, от величия и силы которых ныне остались лишь храмовые росписи и мумия в потаенном от врагов склепе.

Затем следовали храмы Рамсеса, Тутмоса и Сети, высокочтимых фараонов высокого стола, чьи правления составили "золотой век" в истории страны. Своими громкими походами они ограбили и покорили соседние земли, принеся с собой золото и счастье этих стран. Об этом говорили храмовые росписи, эти немые свидетели, об этом рассказывали жрецы, восхваляя безмерную щедрость былых властителей.

Осматривая заупокойные храмы, Александр быстро насытился их однообразной красотой и после второго храма он уже рассматривал в основном сцены походов как военный специалист, стараясь как можно лучше понять военное дело египтян, позволившее им создать столь большое царство.

Царь восхищался штурмом крепости с помощью таранов, крючьев и осадных щитов. Стройностью рядов атакующей египетской пехоты, которая еще тогда знала этот секрет и могла выдержать лобовой удар неорганизованных масс противника. Однако при этом, Александр сделал для себя очевидное открытие. Египтяне навечно застряли на одном уровне и не смогли более продвинуться в своем военном развитии.

Колесницы в сочетании с пехотой были вершиной их военной мысли, далее их лишь хватило на покупку греческих наемников. Эти "железные люди", которые явились в Египет из-за моря, постепенно полностью заменили египетскую пехоту, превратив тем самым грозных фараонов в заложников воли греков. С этого времени история страны понеслась вспять и закончилась персидским покорением.

Македонец с чувством гордости осознавал, что войско, созданное его отцом Филиппом, было лучшим на сегодняшний день, и сочетание фаланги с мощным фланговым ударом тяжелой конницы являются собой вершиной военного искусства.

Солнце, уже давно перевалило за полдень, а не осмотренными остались еще два храма. Они располагались отдельно от остальных, расположившись у самого горного кряжа, и выгодно отделялись от остальных своим белым цветом.

Самым близким, был храм фараона Ментухотепа, полностью объединившего страну, до этого распавшуюся на несколько частей, под ударами врага. В его правлении Фивы стали основной столицей Египта и подчинили своему влиянию Нубию, за что жрецы и боготворили его.

От самого берега реки шла очередная аллея сфинксов, к наличию которых македонцы уже привыкли и воспринимали их как должное. На всем своем протяжении, аллея была обсажена кипарисами и кедрами. Храм Ментухотепа причудливо сочетал в себе элементы самого храма, гробницы и пирамиды. Сам он состояли из двух этажей украшенных колонными портиками и с пирамидой вместо крыши.

Аллея упиралась в красивый пандус, который выводил гостей прямо на второй ярус сооружения, где и располагался сам храм. Больше всего в этом храме, царя поразили его колонны, которые в противовес всем видимым ранее были четырех угольными. На стенах храма не было привычных батальных картин прославляющих деяние фараона. Здесь все было отдано блистательному царскому быту, с обилием танцовщиц и музыкантов, фокусников и жонглеров.

Рассматривая их, чувствовалась любовь к спокойной жизни у изображенного человека.

— Египтянин времени зря не терял, жил в свое удовольствие, не сильно напрягаясь на войне, как предыдущие правители, — со знанием вопроса произнес Филота, осматривая роспись храма. — Баталий то, я совсем не вижу в его жизнеописании.

— По-моему ты и сейчас не сильно напрягаешься, особенно с Антигоной — больно уколол Филоту Кратер. Начальник конницы моментально загорелся и готов был броситься на обидчика, ибо все знали о том яростном сопротивлении, которое оказывает красавица своему хозяину. Македонец часто грозил с позором продать Антигону на торгах, но никак не мог примириться с мыслью, что она достанется кому-то другому.

Только холодный взгляд царя, брошенный на Филоту в упор, утихомирил разошедшегося забияку. Начальник конницы явно не желал дальнейшего похода и мечтал о спокойной жизни с многочисленными танцовщицами и попойками.

Последним был храм Хатшепсут, одной из немногих женщин фараонов сумевших доказать свое превосходство над соперниками мужчинами.

В этом храме отличалось все и в первую очередь сфинксы, вытянувшиеся на солнце привычной шеренгой. Все они не имели корон, вместо которых их головы покрывали разноцветные головные платки выкрашенные свежей краской. В синей цвет, были окрашены царские бороды, тело сфинксов было желтым, а постамент ослепительно белым. Храм так же был двух этажным с густо уставленными многочисленными колоннами террасами. По бокам от главной лестнице в кадках росли декоративные заморские деревья, а перед лестницей во дворе были выкопаны пруды, в которых цвели лотосы, шумели заросли папируса и резвились красивые рыбки.

Все это создавало большой уют и приятность глазу на фоне черных каменных глыб горной гряды. Александр с интересом посмотрел сидящие статуи Амона с лицом фараонши, что уничтожила массу людей ради удержания своей власти. Вглядываясь в черты правительницы, царь видел свою мать Олимпиаду, которая легко смогла бы повторить деяние Хатшепсут, будь судьба чуть благосклоннее к ней. Македонец совершил ритуальное возлияние в память столь необычной женщине и покинул ее храм.

Оказавшись на свежем воздухе, гости разом почувствовали чувство голода и с большой радостью приняли приглашение смотрителя дворца Сети, что буквально прикорнул между горами, пустыней и городом мертвых. Маленький он был очень хорош своим видом и полным отсутствием монументальных сооружений. Смотритель дворца усиленно кланялся царю, приглашая Александра вместе со спутниками непременно посетить его, и перекусить чем бог послал. Голод и жара сыграли свою роль соблазнителей и македонцы согласились.

Когда гости насытились и приятно отдохнули под звуки музыки дворцовых музыкантов, расторопный смотритель предложил царю заночевать во дворце, благо на дворе была уже ночь. Александр колебался только секунду но, встретившись с взглядом с Эвменом, решительно отказался, заявив, что сегодня он ночует на кораблях. Филота недовольно ворчал по поводу столь необдуманного решения, но был вынужден подчиниться воле царя.

Речные барки ждали македонцев на пристани расположенной напротив Карнакского храма, ярко освещенного факелами, и был хорошо виден из-за реки на фоне ночи. С противоположной стороны за действиями Александра внимательно наблюдал Манефон вместе со своим верным помощником Ипувером.

— Македонец не стал ночевать во дворце Сети и, к сожалению, избег своей участи — с некоторым разочарованием произнес верховный жрец Ра. — Моя дочь оказалась права, говоря, что македонцы не останутся в городе мертвых из-за страха перед нашими мумиями. Право эти дикари забавляют меня.

Раздосадованный неудачей Ипувер со злостью сверкнул своими ледяными глазами. Жрец с болью в душе принимал любой сбой в его тщательно выверенном плане, устранения Александра руками наемников спрятанных в храмовых каменоломнях вблизи дворца Сети. Как это хорошо сложилось бы останься Александр ночевать на западном берегу реки, лихие греки свели старые счеты с македонцами и никто не виноват.

— Может, их кто-то предупредил, господин?

— Нет Ипувер, ты зря ищешь в наших рядах предателя, его нет, и не будет. Жрецы Фив прекрасно понимают всю важность устранения нами македонца. Видимо сами боги уготовили Александру смерть в храме Осириса.

— Значит, господин я перевожу греков Фимонда на восточный берег для участия их в нашем "молении"?

— Да, Ипувер. Следующей ночью выведешь их из каменоломен и на наших барках доставишь непосредственно к самому храму Осириса, благо идти им будет не особенно далеко.

Ипувер молча склонил свою бритую голову в знак понимания отданного ему приказа, продолжая глядеть немигающим взглядом в огни факелов на речных барках.

Сегодняшняя месть Александру руками греков не удалась, что ж она будет слаще завтра, когда упоенный от счастья коронации македонец примет свою смерть из рук жрецов Ра.

Жрецы бы очень удивились, если бы знали, что примерно в это же время, с противоположной стороны Карнакский храм рассматривали Эвмен с египтянином.

— Сегодняшний день остался за нами Нефтех, — радостно констатировал кардиец, — ты, верно, угадал с дворцом фараона. Пока царь осматривал храмы, я лично ознакомился с предполагаемым местом ночлега и могу сказать одно, дворец идеальное место для скрытого нападения со стороны гор. Любой отряд средней руки может скрытно подойти к стенам дворца и, сняв часовых перебить спящих. Ты гений мой друг и я никогда этого не забуду.

Кардиец с чувством пожал твердое как камень плечо своего тайного помощника.

— Все должно решиться завтра мой господин, — уверенно произнес жрец, не отрывая взгляда от огней Карнаса — это их последняя возможность оставить за собой трон фараона, и они непременно должны ее воспользоваться.

— Ты по-прежнему уверен, что это произойдет не в храме — в голосе Эвмена слышалась огромная тревога и сомнение.